Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
"Если бы я был рэпером, я бы покончил с собой" — Хаски опубликовал 20-минутное интервью. Интервью хаски
Господин Собака. Интервью с Хаски — Сноб
Прошел год с тех пор, как Хаски назвали новой надеждой русского рэпа. За это время он объездил с концертами всю страну, выступил в качестве хедлайнера на нескольких фестивалях, засветился в глянце, получил выстрел в живот — к счастью, ранение не было тяжелым. Теперь многие смотрят ему в рот как человеку, который не просто правильно понял Россию, но и сумел рассказать об этом другим
Фото: Игорь Клепнев
На выступлениях Хаски, в миру Дмитрий Кузнецов, направляет микрофон в зал, и публика может исполнить за него хоть всю песню. Его можно назвать инфлюенсером, но от звука этого слова Дима закрывает ладонью глаза.
Прошлый год принес нам не только надоедливое слово «хайп», но и понятие «инфлюенсер», смысл которого раздражает не меньше, чем звучание. Некоторое время назад инфлюенсеры назывались лидерами мнений в соцсетях, но сегодня им необязательно иметь мнение: чтобы оказывать влияние, достаточно выглядеть круто и убедительно в любых предложенных обстоятельствах — например, круто носить спортивные штаны, круто играть со своим ребенком под объективом фотокамеры, записывать видео с оскорблениями оппонентов или до смешного искренне сообщать о том, что в похмелье ты мечтаешь только об одном — съесть доширак.
Мы сидим на кухне съемной однушки в центре. Дима говорит, что так и не понял, хочет он быть известным или нет. Он писал свой рэп, половину в стол, и не помнит, в какой момент его стали знать все. Он говорит, что популярность на него никак не повлияла, «Разве что раньше, когда я кого-то посылал, я был просто Дима, и мне говорили: “Сам иди”. А сейчас говорят: “Ну да, ты же Хаски, ты такой вот, да?”» Все принялись копаться в его голове, в его прошлом. Левый он или правый? Оппозиционер или лоялист? Что значат его дружба с Прилепиным и поездки в Донбасс? Истории, рассказанные в его песнях, не дают прямых ответов на эти вопросы — скорее рисуют карту бессознательного. Если прослушать все песни разом, можно заметить, как из одного альбома в другой перемещается образ собаки. Собаки на фоне архетипического русского пейзажа.
Кузнецов объясняет: «Собака — способ уйти от своей личности. Я мог бы быть и человеком-кошкой в конце концов — смысл в том, чтобы выразить себя через нечеловеческий образ. Впрочем, я сам не до конца осознаю, откуда что берется в песнях». Ему нравится песня «Крот»: в ней речь идет о кроте, который живет в животе лирического героя. Что это значит и почему именно крот, Хаски уже не помнит.
Зачем ко мне повернулась проплешинойЛуна — эта сука помешанная?Внутри меня живет крот,Он изнутри меня жрет, помешивая,И он шепчет, мне шепчет: «Хозяин!Все эти … тебе врут, Хозяин!Хочешь, я через пупок высунуПистолет — в каждого выстрелю?Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу,Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу,Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу,Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу...»
«Давай только не будем обсуждать Гнойного. Пей чай. Он хороший — не знаю, шу это или шен — у меня смешались пакетики». Гнойного и правда стало слишком много: он, в отличие от Хаски, решил использовать свой инфлюенсерский потенциал по максимуму и согласился посидеть в жюри телепрограммы «Успех». Дима говорит, что телевизионщики и к нему приходили. «Если пойти на шоу “Успех”, то можно и ипотечку раскидать. Частично», — он курит и задается вопросом о том, как многие к сорока годам естественным образом вселяются в свои квартиры. Он отверг предложение телеканала и решил, что обойдется пока без собственного жилья. Рэпер для рынка — золотая жила: любой маркетолог мечтает о том, чтобы музыкант, словно гамельнский крысолов, привел молодежь за своей дудочкой в нужный магазин. Что уж говорить о Хаски, который хорош тем, что его могут слушать даже люди, рэп не выносящие.
Слово «инфлюенсер» бесцеремонно вошло в русский язык, когда разные пласты культуры стали смешиваться друг с другом. Каждый школьник знает, что такое медиевистика, благодаря паблику «Страдающее Средневековье», молодая российская интеллигенция фетиширует приметы постсоветского периода, Иван Ургант пародирует героев интернета, один из лидеров телекома привлекает к рекламе своих продуктов YouTube-фрика Big Russian Boss и певицу Манижу, «выросшую» в инстаграме. Все смешалось: онлайн и офлайн, попса и андеграунд, треш и люкс. Появление Хаски тоже в некотором роде результат этого смешения. Его встречали в прямом смысле по одежке — тот самый, воспетый группой «Кровосток» «адидасовский тренкостюм» отлично работал, культурные обозреватели пищали от восторга: смотрите, внешность шпаны, а речь интеллигентного мальчика!
Он не понимает, от чьего лица говорит: «Когда человек затрагивает в своих песнях социальные проблемы, он может сказать, какую группу представляет. А я не могу. И вообще, попытка взять ответственность за того, кто на тебя ее не возлагал, довольно высокомерна». Он посмеивается над исповедальностью, в которую ударились мировые звезды, а за ними каждый второй слушатель. «Человек вытаскивает наружу свои травмы и несет их перед собой как знамя. Рэперы поют о том, какие они трагические персонажи, — выгодно быть романтическим героем. Хочется думать, что я это перерос, поскольку перестал чувствовать разницу между собой и кем-то еще».
Больше всего Кузнецов не любит быть неточным, поэтому разговоры с журналистами — процедура, заставляющая нервничать. Он привык неделями шлифовать строчки до тех пор, пока они не превратятся в монолит совершенной формы. «Рэп — музыка живая, она меняется с космической скоростью, — говорит он. — И все герои в этой музыке тоже постоянно сменяют друг друга. Каждый месяц появляется новый рэпер, который приковывает к себе внимание, и я не думаю, что обустроил свое будущее, став одним из них».
Хаски видит взаимосвязь между стилем исполнителей и тем, как развиваются каналы передачи информации: «Оксимирон — персонаж из соцсети “ВКонтакте”, рэпер Фараон — из Tumblr напополам с инстаграмом. Вот сейчас эпоха телеграма, но я пока не понимаю, как он влияет на музыку. Сначала я подписался на кучу каналов, а потом читал и представлял, как люди всю эту туфту пишут, узнавал по стилю письма своих однокурсников, схематичных квадратноголовых людей. А за двухсотлетним противостоянием славянофильства и западничества тоже уже невыносимо наблюдать, оно поперек горла стоит».
Дима в третий раз заваривает чай и говорит, что ему неинтересно обсуждать новости. «Медиа — паразит, важнейшее из искусств сегодня — умение абстрагироваться от информационного потока, лучшая новость — отсутствие новостей. Потому что помимо них есть много информации, которую мы с тобой не знаем, а надо бы. Я про концептуальные знания о мире. Сначала надо их освоить, а потом уже в информационном потоке разбираться». Изоляция от внешних раздражителей — не его метод: он предпочитает переключать внимание на свой мыслительный процесс. «Для меня важнее не чувство почвы под ногами, а убежденность в том, что я способен разобраться в хаосе вокруг». Кипяток опять льется на заварку.
Фото: Игорь Клепнев
Время переваливает за полночь, внутренний редактор в голове Кузнецова засыпает. «Раньше ощущение почвы человеку давала религия — нам важно иметь концептуальное знание о своей роли в системе жизни. Религия дискредитировала сама себя, вместо нее ничего не предлагают, и люди мечутся. В наши дни по-настоящему религиозным человеком невозможно быть, но есть альтернатива — например, взять и воспринять за чистую монету какое-нибудь политическое учение. Мои предки были старообрядцами, но я как человек культуры не могу, как они, верить до конца. В некотором смысле религия закрепощала человека гораздо меньше, чем ее отсутствие». Он говорит, настало время пострелигии: можно перенять обряды, оценить культурную значимость веры и религиозный символизм, но невозможно просто поверить.
«Заметь такую штуку, — вдруг говорит Дима. — Есть личности, имидж которых интересен всем, но тем, что они собственно делают, интересуется гораздо меньше людей. Такая Ольга Бузова, например. Я тут как-то сходил на ее концерт, чисто из антропологического интереса. Думаю, тех, кто пришел ее послушать, занимает медийный образ Бузовой, а ее музыка им не особо нужна. Зато есть примеры музыкантов, которые не нуждаются в том, чтобы их новые фотографии мелькали каждый день».
Законы музыкальной индустрии ужесточаются. Некоторые рэперы раз в полгода выпускают альбомы из пяти треков, чтобы поддерживать к себе интерес. По Кузнецову, это «полная хрень» — невозможно за год прожить новую жизнь, набрать столько впечатлений и знаний, чтобы этого хватило для сочинительства: «Главный способ избежать повторов — жить, делать разные вещи и глупости. Когда мысли закончатся, я замолчу. Писатели Сорокин, Пелевин сейчас неактуальны, потому что Россия изменилась, а их писательские методы и интонации не изменились. Хотя это важнейшие авторы девяносты
snob.ru
"Если бы я был рэпером, я бы покончил с собой" — Хаски опубликовал 20-минутное интервью
Ясно одно: все, что артист сейчас делает, приближает нас на шаг ближе к пониманию перфоманса с уничтожением старого альбома и поиском нового себя.
Ночью на YouTube-канале Хаски вышло 20-минутное интервью с ним.
Это продолжение вчерашнего перфоманса, в рамках которого рэпер час свисал с балкона гостиницы "Ритц". Видео снято там же, в номере отеля, на Дмитрии тот же спортивный костюм.
В ходе интервью артист дает несколько подсказок о том, что сейчас с ним происходит. Неделю назад он выложил видео, в котором удаляет горячо ожидаемый альбом "Евангелие от собаки", объяснив это желанием "снова стать хозяином самому себе".
Потом у Хаски вышла песня "Человек в интернете".
Артист создает вокруг себя нарратив, в котором удаление альбома — это необходимый акт для свободного творчества (в цитатах ниже этот мотив — один из центральных). Ну или это просто элемент промо какого-то другого релиза Хаски, о котором мы пока не знаем. Элемент лучшего промо, встречавшегося на нашей сцене за долгое время.
Хаски показывает себя не только художником в поиске, но и умелым трикстером. В пользу последнего говорит то, что на фото с треклистом, опубликованном в день якобы удаления альбома, есть список блокнотных заметок. В названии одной из них — слово "Mash". Такое же имя носит телеграм-канал, одним из первых давший вчера новость о "повешении" в "Ритце".
Видеоинтервью, вероятно, получит продолжение, поскольку в нем так и не прозвучал фрагмент о "жертвоприношении", выложенный артистом позавчера в инстаграме.
Мы транскрибировали большую часть прозвучавшего на видео.
О ПОПЫТКАХ СОЗДАТЬ АКТ ИСКУССТВАОчевидно, что я один из самых сильных лириков сейчас. Наверное, это интервью будут смотреть и через 5 лет. Есть некая степень ответственности. И сейчас я пытаюсь создать некий акт искусства. Как регалии сильного лирика в хип-хопе — это сомнительная штука, так и этот акт искусства существует в некоем компромиссном регистре. Пока я все еще существую в этом регистре, я все еще нахожусь не в своей тарелке. И главная задача, которую я сейчас хочу решить, это выход из компромиссного поля.
Творческие задачи, которые я перед собой ставлю, не ставят другие. Это скорее связано с общим уровнем и подходом, чем с моими какими-то выдающимися делами.
ОБ ИСТОРИИ СТУДЕНТА БАУМАНКИ, КОТОРЫЙ УБИЛ ПОДРУГУ, А ПОТОМ СЕБЯ
Меня до глубины души тронула история студента Бауманки, который убил свою бывшую девушку, и потом надругался над трупом. Но дело в том, что мы точно не знаем, действительно ли он сделал то, о чем написал потом в записке. Мы не знаем, действительно ли он дважды изнасиловал труп. Не знаем, с каким лицом он это делал. Не знаем, получал ли он удовольствие. Возможно, он прописал некий скрипт — скажем, запустим в медиасферу историю про маньяка, которым он, может быть, и не является. Но история эта вполне реальна. И почему-то мне кажется, что именно эта история очень характерна для нашего времени.
Если подвести под это некую теоретическую базу и выбрать правильные линзы, то можно сказать, что его послание и дальнейшая судьба является актом искусства. И прямо сейчас, когда я говорю, что это могло быть актом искусства, я являюсь соавтором этого акта.
ПОЧЕМУ БЫТЬ РЭПЕРОМ СЕЙЧАС — "УНИЗИТЕЛЬНО И ОТВРАТИТЕЛЬНО"
Я не ставил для себя задач [стать частью рэп-эстеблишмента]. Если бы я действительно был рэпером сейчас, то я бы, наверное, покончил с собой. Быть рэпером очень унизительно и отвратительно. Рэпер, по большому счету, ничего не выражает. Ни себя, ни собственную личность, через него в определенном смысле говорит рынок. Поэтому все рэперы так друг на друга похожи и делают приблизительно одно и то же. Потому что они — всего лишь зеркало, через которое отражается некий луч. Через них говорит рынок. И журналист, и рэпер — это самые главные слуги, самые рабские рабы. Потому что рэпер как любой современный языческий божок, как селебрити, создает некий образ, его эксплуатирует и, в конечном итоге, ему подчиняется. И образ уже эксплуатирует самого рэпера. А журналист подыгрывает всему этому спектаклю, является слугой в системе распространения образов. Поэтому ничего радостного в этих ролях я не вижу.
ЕГО КУМИР — ХРИСТОС
В нынешней ситуации крайне важно абстрагироваться от сложившейся системы ролей. Но для этого необходимо быть экстремистом. Я недавно понял, что у меня есть только один кумир и идеал. Он существует, правда, в несколько странном регистре — наполовину в домыслах, наполовину в поле трансцендентном. Мой кумир — это Иисус Христос, который и являлся экстремистом в годы своей жизнедеятельности. Это человек, который говорил абсолютно неудобные вещи. не как политик или кто-то еще, а в каком-то другом смысле. Ту кашу, которую он заварил, получается, мы расхлебываем до сих пор.
Если говорить о современном экстремизме, то я думаю, что это не политического рода экстремизм. Все, что лежит в поле политики, это спекуляция на некоем трупе. Если бы Иисус жил прямо сейчас, он бы распространял не политические идеи. Мне кажется, он бы распространял некую мысль о завершении человеческой цивилизации. Учение, основанное на том, что человечество не удалось. И все, что может изменить цивилизацию к лучшему, это безболезненный уход. Люди не оставляют потомства, просто исчезают, забирают с собой все, что оставили. Разрушают дома, дороги, оставляя планету нетронутой. Эта идея наиболее адекватно решила бы все вопросы, которые стоят перед человечеством на сегодняшний момент.
ХУДОЖНИК — ЭТО ТОТ, КТО ЭКСПЕРИМЕНТИРУЕТ
Я постоянно испытываю ужас. Мне кажется, что это не какая-то моя проблема как человека или субъекта творчества, это, в принципе, то состояние, в котором живут люди. Но оно явно или не явно себя являет постоянно. И есть ощущение, что если нет никакого выхода из этой ситуации, может быть, ситуацию стоит как-то закруглить, завершить. Ситуация должна уступить место другой ситуации. Если эксперимент не удается, может быть, пора поставить новый эксперимент.
Если относиться к своей жизни как к эксперименту, ее можно прожить более-менее честно. По крайней мере, есть система координат, с которой соотносишь все, что делаешь. В любом другом случае все это может закончиться плохо. Все задачи, которые меня интересуют в творчестве, если не экспериментальные, то достаточно... Все актуальные задачи, которые может решать для себя художник или человек, который себя им считает, всегда экспериментальны. Художник всегда должен по краю ходить. Все, что не относится к этой категории, не является искусством. Если я сделаю то, что уже было, или даже лучше, чем то, что было, я не буду художником. Человек, который рисует 20 лет один и тот же голландский натюрморт, не является художником. Какие задачи мне интересны в рамках того, что я говорю? Мне кажется, слово утратило некую роль, регистры, в которых оно существовало когда-то. Я имею в виду некие заклинания, заговоры, такие вещи. Что-то, что больше, чем слово. Подобное мы можем видеть на судебных заседаниях или читая записку бауманского студента. Задача, которую я хочу решить сейчас в рамках слова, это создание заклинания. Конкретно — заклинания, которое может вызвать усопших.
the-flow.ru
Хаски — об общежитии МГУ и одиночестве — The Village
Про Москву
Сначала я увидел богатую Москву — ту, что на витринах, или ту, что на журфаке. А потом понял, что здесь огромное количество плохо живущих людей — в Алтуфьеве, на «Пражской», в Чертанове.
Я люблю просто гулять по улицам, но Москва к этому не особенно располагает. Однажды я уехал в Питер и несколько месяцев постоянно гулял. А здесь выйдешь — дома все одинаковые, *** (зачем) на них смотреть.
Центр Москвы меня не привлекает. Ну, разве что на Китай-городе вроде ничего. Но вообще в центре меня ничего не цепляет так, чтобы я мог сказать, что вот мое любимое место, здесь я часто хожу с кофейком. Я и кофеек-то не пью.
Конечно, мне нравятся дикие московские парки: Царицыно, Коломенское, Лосиный Остров. Но, наверное, нет таких людей, которые бы их не любили.
Мне нравится сталинская архитектура. Однажды я даже бухал на 20-м этаже Котельнической высотки. Одно время я часто бывал в «Москва-Сити», когда работал в конторе, где мы снимали рекламные ролики про колбасу — на волне импортозамещения.
Ем я обычно дома, а пью иногда в барах, но очень редко, конечно. Одно время я жил в Бутове, мне нравилось ходить в местную «Кружку». Столько историй там произошло! Вообще, Бутово — замечательный, очень чистый и спокойный район. А вот район «Пражской» — просто мрак. Помню, гулял там, и мне стало очень страшно.
Мне часто бывает неуютно в Москве, здесь невозможно остаться одному. А метро похоже на один большой лифт, где люди стоят нос к носу. Хотя порой бывает любопытно поразглядывать пассажиров.
Очень своеобразный район — Патриаршие пруды. Раньше я любил гулять в этом месте: можно лечь на газон и просто пялиться на уток. Но особенно меня этот район заинтересовал после того скандала. Помните, когда местные жители возмутились, что там все пьют? И я подумал — с какой стати эти люди вообще считают себя хозяевами этой земли? Почему не я? Или мой друг Гриша?
Я не питаю никакого особенного уважения к благосостоянию — это наша страна, она для всех. Захочу — упаду в этот Патриарший пруд и утону. Пора честно признать — что-то не так с людьми, которые считают себя Преображенскими, а всех остальных — Шариковыми. Они очень много думают о себе, это омерзительно. Я бы всех их посадил на пароход и куда-нибудь сплавил.
Я слышал про московские сквоты, но это полный бред. Какие-то причесанные чувачки сидят с макбуками и занимаются ****** (ерундой). Это поза. Настоящие московские сквоты только там, где таджики живут. Например, неподалеку от ДАСа они занимают весь дом, и это мрак, а не жизнь. Гастарбайтеры — чрезвычайно напуганные люди, так что я никогда их не боюсь, когда хожу ночью по улицам. Здесь они настоящие рабы.
Сейчас я живу в районе станции метро «Проспект Вернадского», это очень хорошее место. Такое ощущение, что я кого-то обманул, когда начал снимать эту квартиру. Мы втроем арендуем однушку — я, мой брат и друг. Живем как в общежитии.
По большому счету я не хочу находиться в Москве. Но у меня нет другого выхода: в нашей стране не развиты региональные центры, есть только одна точка притяжения — Москва. Ну, Питер еще. Я бы с удовольствием жил дома в Улан-Удэ, но там нечего делать, да и не смотаешься лишний раз куда-то из-за дорогих авиабилетов: перелет туда стоит тысяч 20. Денег там тоже особо не заработаешь. Но если будет возможность уехать домой и при этом тотально не потеряться в жизни, я ей воспользуюсь.
На мой взгляд, нужно активно инвестировать в Сибирь и Дальний Восток. А из Москвы хорошо бы всех расселить, все имущество экспроприировать. Можно с меня начать, я не против!
www.the-village.ru
«Я никогда не думал, что буду заниматься музлом вплотную»: интервью Хаски для GQ
Обстоятельная беседа с, пожалуй, самым интересным новичком за последнее время
О творческом процессе
В какой-то момент стало понятно, что надо делать музыку самостоятельно. Рэперы работают с битмейкерами в основном. В какой-то момент мы с моим приятелем Толей по прозвищу QT стали делать production самостоятельно, все как-то пошло-поехало по-другому. Я изначально текстовик, а не музыкант. Я никогда не думал, что буду заниматься музлом вплотную. Мне казалось, что достаточно просто текста, а музыка фоном играет. Потом я понял, что это не совсем правильный подход, не самый интересный. Сейчас мне гораздо интереснее заниматься вещами, связанными с музыкой, со звуком, чем с текстом, но я себя заставляю пописывать.
О клипе «Черным-черно»
Мы сняли это видео за час утром за 500 рублей. Костюм мы взяли напрокат, у меня не было денег на него, мы его обратно сдали. В итоге это получилось интересно. Это был эксперимент. Мы вообще в тот день снимали другой клип на другую песню. Мы его снимали, но он просто не получился. На студии остался час свободного времени, и мы сняли этот клип, его и выпустили.
Об Улан-Удэ
Улан-Удэ – это глушь по здешним меркам, а эта деревня так вообще. Потом я переехал в город к матери, чтобы учиться в школе. Это была одна из окраин Улан-Удэ. Вообще, это один из самых удивительных регионов в стране, там удивительное сочетание всяких культур. Помимо коренного населения – бурятов, которые делятся на приверженцев ламаизма-буддизма и шаманизма (более традиционных верований), – там живут потомки русских беглых крестьян, да и не только русских. Каторжники, раскольники. Плюс другие народы – энки, сойоты. Я этому вообще не придавал значения, пока там жил.
О планах
Я не знаю, что я буду делать в ближайшее время. Может быть, вообще с музыкой завяжу. Пока я сам получаю удовольствие, мне это интересно. Я отдаю себе отчет, что это не вторично. А писать альбом, чтобы прокатиться в тур, потому что от тебя его ждут, – это полная туфта. Может быть, есть музыканты, у которых пять детей и восемь родственников, которых нужно обеспечивать, иждивенцы, для них, наверное, это нормально.
О работе на телеканале «Россия»
В мои обязанности входило отсматривать украинские и европейские каналы и искать в их репортажах ляпы, чтобы потом в эфире выдать. Действительно, ляпов там предостаточно. И мне было интересно, что там происходит на самом деле. У меня крыша поехала по этой теме – я же постоянно на это смотрел. И я поехал, чтобы разобраться для себя, мнение составить.
С полной версией интервью можно ознакомиться здесь.
www.rap.ru
"Поэзия – это всегда политика". Большое интервью с Хаски о музыкальном снобизме, поколении "панелек" и внутренней свободе
— Привет, Хаски. Дима, здравствуй. Ты давно в Москве?
— Шесть лет.
— Тебе нравится?
— Наверное, да.
— Почему "наверное"?
— Что-то нравится, что-то не нравится.
— А что не нравится?
— Людей много очень.
— Интересно. Почему ты новый Есенин, как про тебя говорят?
— Я не знаю, это не я придумал.
— Но ты согласен с этим?
— Нет, я не уверен. Я как-то знаком с Есениным, и мне кажется, что это за уши притянуто. Но мне приятно, даже несмотря на то, что я понимаю, что не совсем истина, точнее, вообще не то.
— Как ты пишешь стихи? Ты же понимаешь, что их стали публиковать отдельно, как стихи. Расшифровывают твой рэп, публикуют как текст, серьезные критики его разбирают и говорят: "Это поэзия, это очень здорово". И он вообще без музыки живет. Я первые тексты твои прочитал, а не услышал.
— Но я так не планировал делать. Я за это ответственности не несу, короче.
— Хорошо. Ты хочешь, чтобы это была книга?
— Я сам никаких пока не буду усилий предпринимать, чтобы это вышло в печатном виде или чтобы вообще хотя бы собрать это все. Мне неинтересно.
— Ты продаешь все время одну и ту же страшную сказку про Россию. Это правда или нет, как ты считаешь? Она довольно простая.
— Я не знаю. Это уже спекуляции, мне кажется. Я все время стараюсь сказать о разном, не повторяться.
— Ты видел то, о чем ты пишешь, или ты так себе представляешь страну, в которой ты живешь?
— Я стараюсь писать о том, что я сам знаю, лично сталкивался как-то. Это видно, когда человек выдумал, а когда он срисовал просто, все видно.
— Почему в "Панельке" твой лирический герой непременно без отца?
— Мы много с друзьями на эту тему разговаривали, такая общая проблема поколения людей, которое выросли в 90-х и нулевых, это типичная история.
— Эти люди обречены искать отца всю жизнь?
— Не знаю. Это психотерапевты должны на эти вопросы отвечать. Но мне кажется, что в какой-то степени да.
— А как ты считаешь, классовый Холокост – это политика?
— Это поэзия.
— Только?
— Я считаю так. Ну нет, поэзия – это всегда политика. Но прежде всего это поэзия.
— Должен ли человек, который послушает твою песню, пойти, я не знаю, на митинг против коррупции?
— Он ничего не должен.
— Но он может это сделать, как ты считаешь?
— Он может сделать все что угодно.
— А ты бы пошел?
— Если бы я счел нужным, я бы пошел на любой митинг, который мне хочется поддержать.
— Есть такой, ради которого ты бы пошел?
— Сейчас мне очень нравится идея митинга против коррупции. Но я не очень понимаю, кто собирает там людей и с какими целями, и действительно ли такой лозунг отражает истинные побуждения людей, которые занимаются организацией такого рода митингов.
— А ты никогда не думал (у меня мысль такая появилась, когда я слушал твою "Панельку"), что в России люди очень влиятельные и богатые, вроде Дмитрия Медведева, живут в абсолютно таких же панельках, как и те, кто живет в настоящих панельных домах, только у них там все очень шикарно, но на самом деле они типичные абсолютно.
— Это точно, абсолютно так и есть.
— А они одинаковые?
— Абсолютно.
— Это поменяется как-то или не надо, чтобы это менялось?
— Ну это человеческая природа, но у нас она свой извод имеет. Я не знаю, поменяется это или нет, я думаю, что мое поколение и люди помладше уже несколько по-другому рассуждают, думают. В связи с интернетом. Не факт, что они лучше, кстати говоря, но они, мне кажется, иначе смотрят на вещи. Мне кажется, изменения неизбежны, но какие – я не могу сказать.
— Правда, что люди, которые родились в нулевые и в 90-е, не повторяют, не воспроизводят своих родителей?
— Они воспроизводят. Все люди воспроизводят своих родителей. Просто дело идет, типа, об информационном воспитании, о культуре потребления и о других вещах, которые относятся к культуре в целом. Но что касается жизненных сценариев, еще как повторяют, как всегда и было. Это общечеловеческая такая история, что дети повторяют сценарий родителей.
— Я хотел одну вещь понять: у тебя в кадре образ или это правда. Парень с окраины, на треничках то есть, может быть, даже гопничек и, возможно, в школе прогуливал, наверное, рано начал употреблять что-то – я имею в виду, что такая рисуется картинка. При этом ты используешь в стихах сложные слова. Сейчас в разговоре ты просто так говоришь слово "извод". Объясни мне, люди, которые в окраине в треничках, они глупые или умные?
— Они, скорее всего, такие же, как и все остальные люди. Просто ввиду того, что у людей с малых лет не воспитывают именно тягу к знаниям, к образованию, грамотно не настраивают их фильтр потребления информации, они могут плохо говорить или быть не очень далекими в плане каких-то общекультурных вещей. Но я не думаю, что это прямо какая-то пропасть. А что касается природного ума, то все одинаковые.
— А им с этим образованием что делать? Что вообще им дальше делать?
— Образование – не самое важное.
— Я хочу тебя спросить за все поколение. Что делать поколению, чтобы добиться успеха, у них какие вообще есть механизмы? У тебя своя история, у тех людей, с которыми ты вместе рос.
— Я думаю, что самые большие враги людей – это они сами, и если человек считает, что он не может добиться того, чего он хочет, то он и не добьется. Я уверен, что главная проблема у людей – в неуверенности в собственных силах. Особенно у людей, как ты сказал, сакральных. Агрессия и какое-то неприятие чаще всего идут от неуверенности в себе. Многие мои знакомые хотели бы чего-то одного, но почему-то всегда останавливаются на чем-то меньшем.
— А чего они боятся? Они боятся позора, ошибки? Из-за чего агрессия, в чем ее особенность?
— Они просто боятся выйти из зоны комфорта.
— Какой там комфорт, слушай? Люди действительно живут очень небогато, прямо совсем небогато.
— Но люди все равно живут, каждый живет так, как он хочет. Вот у женщины пьющий муж, она его бросает и уходит к другому пьющему человеку. И жалуется уже на него. Наверное, дело все-таки в ней... То есть люди, в основном, просто привыкли к какому-то порядку вещей и в нем себя чувствуют хотя бы кем-то. А если они собираются его покинуть… Что-то я, в общем, загнался.
— На самом деле ты не загнался, ты очень здорово это описал. Я хотел перескочить немножко на другую тему, хотя они связаны. Ты стал сейчас знаменитым, в общем-то, уже чуваком. Что было бы, если бы не интернет? Вообще как ты раскрутился в интернете?
— Я не знаю, я никогда не раскручивался в интернете.
— Как так получилось? Почему ты стал известным?
— Просто я понял, что мне надо сделать, чтобы самому быть довольным и при этом привлечь какое-то внимание к себе.
— Скажи мне, это важный момент. Вот ты первый ролик на ютубе записал в какой-то момент, ты юный поэт, и у тебя есть наверняка какие-то амбиции. Ты хотел стать известным или тебе было важно, чтобы что то, что ты начитал, кто-то услышал?
— Я вообще не очень тщеславный человек. Поскольку я выступаю скорее в качестве ретранслятора, мне хотелось бы, чтобы то, что я говорю, какой-то отклик нашло у людей.
— Тебе не кажется, что это тоже шансон немного – то, что ты делаешь?
— Нет, это абсолютно точно не шансон. Хотя шансон…
— Ритм другой, текст другой. А сюжет похож.
— Нет, это неправда. Просто шансон бывает разный, я не знаком глубоко. Но мне кажется, что он работает с подсознанием людей, потому что там такие очень архетипичные вещи все время поднимаются – мать, икона, все дела.
— Прости меня, мама.
— Да-да, и это всем понятно, широким слоям населения. Потому что это реально. Я считаю, что русский шансон – это по большей части работа с подсознанием. Я тоже работаю с подсознанием, на мой взгляд. И тоже использую какие-то архетипы, в принципе понятные русским людям. Но при этом у меня нет никакой цели говорить именно так или делать что-то нарочито, или сознательно идти на сближение с кучей народа, с этой аудиторией шансона.
— Это значит, что ты не хочешь, чтобы люди, для которых ты работаешь с подсознанием, слушали шансон.
— Я ничего не хочу от них вообще. Пусть слушают что хотят. Как бы это такой слегка снобизм. Если человек слушает шансон, это не значит, что он как бы моральный урод. Это же неправда. Он может быть кем угодно. Так же, как человек, который слушает классическую музыку, может быть конченым, а может быть абсолютно светлым человеком.
— Да, просто забавно то, что твои герои, которых можно себе представить в клипе, как бы слушают шансон. А ты про них рассказываешь кому-то.
— Нет, они однозначно не слушают шансон. Я говорю, скорее, о людях, которые слышали шансон, поскольку выросли в обществе, где его слушают, но по возрасту они больше, наверное, относятся к аудитории рэп-музыки. Не знаю, хорошо это или плохо. Если аудитория 70-60-х годов рождения слушает, условно, радио "Шансон" и покупает билеты на Ваенгу, когда она приезжает куда-то, то молодежь в таких же объемах слушает хип-хоп. Он же очень разный, очень много его.
— Ну это интеллектуальный вид... Чуть не сказал, спорта. Хотя это искусство, безусловно.
— Нет, хип-хоп – это не интеллектуальный вид вообще. Это изначально танцевальная музыка. У нас в России она тоже имеет свой извод, как я уже сказал. Но в целом это никогда не было интеллектуальной музыкой.
— Но в России появились баттлы, Oxxxymiron, ты, и люди стали вслушиваться в слова. И очень образованные люди тащатся и просто сходят с ума от рифм, и это опять превратилось на самом деле в литературу.
— Ну, может быть. Не знаю.
— Разве не так? Это какая-то магия языка, я не знаю, почему это произошло.
— Есть определенная тенденция. В России в итоге всегда появляются какие-то люди, которые текстоцентричны, которые именно об этом – о тексте, о поэзии.
— Это значит, что просто много непроговоренного, что необходимо проговорить в тексте. Иначе можно было бы про вечеринки, и все были бы счастливы.
— Ну, про вечеринки тоже же должен кто-то петь на самом деле.
— Это-то да, но если все время появляются люди, которые проговаривают текстами какие-то проблемы, а у тебя тексты прямо проблемные, то значит, это необходимо.
— Ну наверное. Я не знаю. Мне хочется верить, что да.
— Я просто спрашиваю тебя, почему ты пишешь об этом. Откуда эти проблемные тексты? Потому что так круто продаваться? Но ты говоришь, что это проблемный текст, потому что ты не можешь по-другому.
— Ну потому что мне просто неинтересно писать другие. Вот и все. Я пишу такие. Не более того. Тут очень простая история. Кому-то интересно писать про вечеринки. Кому-то – про маньяков-убийц. Кому-то – еще про что-то.
— У тебя есть фраза "голодным еретиком" – помнишь? В "Пуле-дуре", кажется. Это цитата из Oxxxymiron? Из "Горгорода" слово? Вы слушаете друг друга?
— Я слушал, конечно, "Горгород". Но это не оттуда. Это слово, в принципе, достаточно распространенное. Я не думаю, что тут вообще какое-то заимствование может иметь место. То есть мне как бы не в лом, и если бы мне что-то понравилось у Oxxxymiron, я мог бы процитировать в рамках какой-то дискуссии, в рамках, как это сказать…
— Такая игра с другим.
— Ну да. Поэты пользовались этим постоянно, во все времена. Ничего плохого в этом не вижу, но в данном случае скорее нет. Но если бы это было так, то почему бы нет. Ну ты понял, о чем я.
— Скажи, ты слышал когда-нибудь "ДНР"-овский рэп?
— Что-то слышал.
— И как тебе?
— Не помню. Не зацепило, наверное.
— Почему на войне он вдруг появился, как ты думаешь?
— Потому что рэп сейчас есть везде – на войне, не на войне, в любом городе, в любом дворе практически существует сейчас рэп. Поэтому ничего удивительного. Просто это какой-то такой простой язык, все его понимают. Он…
— Качает.
— Ну как бы да. Это, прежде всего, музыка, которая заставляет танцевать или как-то подгружает.
— А ты с Захаром когда познакомился? С Прилепиным.
— Достаточно давно, года четыре назад.
— Вы прямо близко сошлись.
— Ну, мы хорошо общаемся в принципе, можно так сказать.
— Ты его не зовешь вернуться назад с войны или, наоборот, тебе кажется, что он нормально, на своем месте? (Российский писатель Захар Прилепин с октября 2016 года работает замкомандиром батальона спецназа в так называемой "ДНР" – НВ)
— Я вообще не советую никогда никому ничего, тем более Захару советовать – это как бы…
— А почему он там, как ты думаешь?
— Ну потому что это его природа как бы.
— Но это же очень странная война, друг друга убивают люди, говорящие на одном языке.
— Я думаю, вопрос, почему Захар принял такое решение, надо ему задавать. Для меня это вполне себе логичный шаг. В рамках того, что Захар делал до этого, мне кажется, что весьма и весьма логично.
— Прагматичный?
— Зная Захара, я не уверен, что он такой прямо прагматик совсем. Но не знаю, тут как бы все гадание. Не знаю, почему так. Но я не удивился.
— А вы когда-нибудь трете за политику с украинской стороной, с теми, кто приезжает оттуда? Они же приезжают, вы все равно как-то встречаетесь. Нет?
— Я ни разу не был свидетелем таких разговоров, никогда.
— Для тебя важно, что во "ВКонтакте" не авторизован твой аккаунт? Кстати, почему он не авторизован?
— Я как бы не палю контору. Кто-то знает, что он у меня есть, но я не хотел бы из этого делать какой-то инструмент. Меня вообще нет в соцсетях, потому что я не вижу надобности. Мне процесс общения с людьми, которых я не знаю, дается непросто.
— Мирон, знаешь, приезжает куда-нибудь на гастроли и пишет: "Привет, пишите мне, кто хочет встретиться. Преимущество молодым девушкам, потому что жизнь – несправедливая штука".
— Он так пишет, да?
— Бывает, да, играется. Он часто пишет в социальных сетях. Ты не пишешь или мы просто не знаем?
— Нет, я не пишу, меня просто нет. Я есть только во "ВКонтакте", но там даже моей фотографии нет.
— В Москве сейчас, вот именно сейчас, ты живешь, наверное, чуть более сыто, чем шесть лет назад. У тебя больше, наверное, денег.
— В целом общем да, я думаю, да.
— Чуть подрос. Такая ловушка есть у многих – я по Земфире сужу. Она менялась по мере того, как жила в Москве и становилась все более известной. И в какой-то момент написала альбом, который я уже не послушал, хотя первый послушал с удовольствием. У тебя есть ощущение, что у тебя поменяются тексты и ты не сможешь больше писать про панельки?
— Если меняется жизнь, то тексты тоже должны меняться.
— А как сделать, чтобы это было органично, ты себе представляешь?
— Да, представляю. Я просто честно буду писать – и все как бы. Это очень просто, тут же нет никакой истории. Ты просто пишешь о том, о чем тебе хочется рассказать.
— Жизнь человека на чуть более высоком социальном уровне обеспеченности кажется менее драматичной. Она тоже может быть интересна?
— Поверь, моя жизнь не стала менее драматичной. Просто драмы другие появились.
— Какие?
— Я не знаю, я пока сам не понял, какие. Но свои, как бы. Такие заморочки по поводу того, надо ли мне это вообще и так далее. Я говорю не очень хорошо, тем более в интервью, мне гораздо проще и интереснее будет сказать это в песнях, я думаю.
— Ты сейчас взялся бы продюсировать молодого артиста?
— Я думаю, что в принципе уже не за горами такая ситуация. Просто потому что это очень интересно: сделать что-то, что не совсем отражает мои мысли, может быть, но при этом помочь другому человеку правильно выразиться, помочь ему оформить его мысль.
— А как ты его найдешь?
— Не знаю пока, но думаю вот, приглядываюсь.
— Есть приметы?
— Не знаю, но дело не в продюсировании, наверное, а дело просто в помощи какой-то, в поддержке. Просто не всегда человек на начальных стадиях творчества понимает, как это оформить, у него не всегда хватает терпения доделать что-то до конца. У меня не было, допустим, я подвяз с клипами и прочим. Возможно, я этим займусь.
— Скажи, ты хотел бы уехать из России?
— Я не знаю, зачем мне уезжать из России. Но ничего плохого не было бы, если бы я уехал, пожил бы где-то еще. И я даже не вижу ничего плохого в том, что человек хочет уехать, потому что ему нравится, скажем, в Китае, или в Швейцарии, или в Штатах.
— А плохо, когда люди болезненно реагируют на этот вопрос?
— Ну хочешь ехать – езжай, это твоя жизнь. Это правильно. Каждый должен делать то, что ему по душе. Просто не нужно превращать это в цирк, в карнавал, в представление из разряда того, что вот я уехал в Прагу, как здорово в Праге, не то что в Новосибирске.
— Смотрите, да, у нас тут полицейский самый модный, у вас такого нет.
— Да, а в Новосибирске какой ужас, жить нельзя. То есть езжай, да будь счастлив, где хочешь, какая разница. Просто без этого… Это же театр человеческих комплексов, каких-то обид, поэтому очень часто это некрасиво выглядит со стороны. А люди, которые реально хотят быть счастливыми и счастья другим хотят, не тратят столько энергии на эти вот провокации, заявления какие-то, ругань, сплетни, дрязги. Они просто живут, где хотят, и делают, что хотят. Мне так кажется.
— Спасибо тебе большое. Хотел бы задать тебе еще один вопрос, но про актуальные новости, не про музыку. Ты вообще знаешь о том, что в России идет забастовка дальнобойщиков?
— Я слышал о таких забастовках в последние годы, они возникали с какой-то периодичностью, но я не знаю, что происходит именно сейчас.
— А вообще как ты считаешь, имеет ли смысл сейчас выходить и бороться за свои права, бодаясь с властью?
— Естественно, имеет. Имеет, более чем имеет. Если бы все люди умели группироваться и коллективно отстаивать свои права, мы бы все жили лучше.
Настоящее Время благодарит Дмитрия Семенушкина за фото.www.currenttime.tv
Хаски выпустил интервью — продолжение вчерашнего перфоманса с «повешением»
Вчера Хаски час провисел на балконе верхнего этажа отеля Ritz Carlton. Рэпер свисал на снаряжении для альпинизма, а его друг страховал его, находясь в номере отеля. В итоге обоих забрала полиция. В отделении музыканты написали объяснительную, аргументировав свой поступок творческим самовыражением.
Позже в сети появилось интервью Хаски, записанное в том же отеле — на видео рэпер в том же спортивном костюме, в котором свисал с балкона.
Сказать, что после выхад этого интервью ситуация стала яснее, нельзя — скорее, всё ещё больше запуталось. В любом случае, очевидно, что Хаски сейчас вовсю использует библейские мотивы — есть мнение, что он всё-таки выпустит альбом в воскресенье, проведя параллель между релизом и воскрешением Иисуса (как бы он не оскорбил ничьих чувству подобными сравнениями!).
Отдельного внимания заслуживает отрывок про студента Бауманки (помните, который убил и изнасиловал девушку?).
Что меня взволновало в последнее время? Меня до глубины души тронула история про студента Бауманки, который убил свою девушку бывшую и потом надругался над трупом. Но дело в том, что мы точно не знаем, действительно ли он сделал то, о чем он написал потом в записке. Мы не знаем, действительно ли он два раза изнасиловал труп, мы не знаем, с каким лицом он это делал, мы не знаем, получал ли он удовольствие. Возможно, он прописал некий скрипт. Скажем, запустил в медиасферу некую историю про маньяка, которым, может быть, и не является. Но история эта вполне реальна. И почему-то мне кажется, что именно эта история очень характерна для нашего времени. Интересен такой момент: скажем, если подвести под всё это некую теоретическую базу и выбрать правильные линзы, то вполне можно сказать, что его послание и его дальнейшая судьба являются актом искусства. И прямо сейчас, когда я говорю о том, что это могло быть актом искусства, я являюсь соавтором.
www.rap.ru
"Может быть, вообще с музыкой завяжу"
Рэпер дал интервью журналу GQ о своем детстве и свалившемся на него внимании.
«Черным-черно»
До клипа «Черным-черно» я вообще не очень был уверен в том, что мне стоит в кадре появляться. Потом я подумал: когда нет других ресурсов для каких-то вещей, нужно использовать то, что есть. А у каждого из нас есть какая-то энергетика, харизма. Я решил этим тоже поиграть. Мы сняли это видео за час утром за 500 рублей. Костюм мы взяли напрокат, у меня не было денег на него, мы его обратно сдали. В итоге это получилось интересно. Это был эксперимент. Мы вообще в тот день снимали другой клип на другую песню. Мы его снимали, но он просто не получился. На студии остался час свободного времени, и мы сняли этот клип, его и выпустили.
Детство
Я занимался всем, чем занимаются обычные дети-подростки в таких районах. Мне повезло, года в три меня тетя научила читать, мне постоянно подсовывали книги, и у меня выработалась привычка. Я поэтому не хочу покупать себе смартфон, я бы начал там залипать, например, в метро, а так я книжку читаю. Полезно, и я получаю удовольствие. Это существенно повлияло на то, что мне всегда было интересно художественное слово. <...> Я читал то, что было. Русскую классику. Мне просто было интересно в этом, хотя окружение мое этому никак не способствовало. Единственное – у меня были хорошие учителя всегда в школе, и мама меня поощряла, хотя никто меня не заставлял.
Внимание Люди относятся ко мне как к обезьянке: сейчас он спляшет. Или как к гопнику. Мне это смешно, потому что я любого могу раскидать на любую тему – о культуре, о чем угодно. Это забавляет немного. И тусовочка вся, медиа и так далее, склонна ко всякого рода обобщениям. Есть разные люди. Есть такие, которые говорят, что ничего хорошего не будет, если тебя кто-то узнает помимо тех, кто тебя понимает. Есть знакомые, которые считают, что своим поведением в медиа и вообще всей этой ерундой я пытаюсь толкнуть сознательно образ такого типа гопника. Но огламуренного чуть-чуть. Один человек мне так сказал и перестал со мной общаться.
Я не так много сделал, чтобы ко мне проявляли весь этот интерес. Но раз проявили, что я могу сделать? Что касается медиатусовки, мне вообще нечего сказать о ней. Тут такая тема: сейчас со мной так возятся, но пройдет год, и всем будет параллельно. И рэп такая музыка, и музыка вообще такая штука. Тем более в нашем медиапространстве, которое весьма серое, беспонтовое, все может быть. Я готов к тому, что сейчас вокруг меня пляшут, поют соловьем, а потом все.
Я не знаю, что я буду делать в ближайшее время. Может быть, вообще с музыкой завяжу. Пока я сам получаю удовольствие, мне это интересно. Я отдаю себе отчет, что это не вторично. А писать альбом, чтобы прокатиться в тур, потому что от тебя его ждут, – это полная туфта. Может быть, есть музыканты, у которых пять детей и восемь родственников, которых нужно обеспечивать, иждивенцы, для них, наверное, это нормально. Условно говоря, вот кто-то из артистов Тимати украл у него песню, а можно же просто украсть деньги – это проще и честнее получается. Так ты сразу крадешь деньги, а так ты крадешь песню, чтобы заработать деньги. Зачем усложнять?
Контракты
Мне по фигу. Даже если есть контракт или что-то подобное, мне кажется, всегда есть способ увильнуть от всех, затеряться просто: сломал телефон, выкинул его и ищи-свищи. Человек существует так, как хочет. Если он не хочет чего-то, он не делает этого, заставить человека сложно. У жены пьющий муж бьет ее, если она живет с ним, это ее устраивает. Бывает, она уходит к другому пьющему человеку, который делает то же самое. Я думаю, все живут, плюс-минус, как им удобно. Кому-то удобно быть женой пьющего мужа, потому что она сможет жаловаться соседкам, она получает удовольствие от этих жалоб. Так часто бывает. <...> Не секрет, есть предложения. Мне нужно знать, как это работает, чтобы понять, что это предложение собой являет. Самый простой пункт – это вмешательство в творческий процесс. Очевидно, что это никуда не годится. Все остальные пункты не такие серьезные для меня.
Деньги
Что касается вечеринок, то комично выглядит, когда люди из-за таких вещей переживают. Я был бы смешнее, если бы меня пригласили выступать за какие-то деньги, а я бы не пошел. Мне деньги не нужны, что ли? Никто ж не знает, для чего они мне нужны. <...> я скромно живу, не умею по-другому и не хочу уметь. Если их будет слишком много, возможно, у меня возрастут аппетиты. Деньги нужны еще и для того, чтобы помогать. У каждого из нас есть люди, которым они хотели бы помочь, – я имею в виду и самых близких: семью и так далее. Нет в этом ничего плохого – если ты можешь помочь, помогай.
Полную версию интервью Хаски можно прочитать здесь
the-flow.ru
