Откуда происходит практика сверхчастого причащения и куда она может привести. Благодатный огонь журнал актуальные статьи

Актуальные статьи / Опасность прелести

20.08.2016Епископ Арсений (Жадановский)

Не только люди, предающиеся порокам и страстям, находятся в вражиих сетях, являются врага нашего спасения пособниками, но и те, которые поставляют себе задачею жить благочестиво, не оставляются в покое тем же врагом; он и этих христиан старается завлечь в свои сети, но уже на почве их благочестия, — именно вовлекает в так называемую прелесть. Прелесть — это извращенное, неправильное внутреннее наше настроение, якобы высокое, духовное, но на самом деле фальшивое, обманчивое, поддельное, показное, — это то внутреннее наше состояние сердца, о котором святой апостол Павел говорит, что можно иметь только образ благочестия и быть лишенным силы его.

Уже каждый человек при своей немощной, греховной природе бывает в большей или меньшей степени подвержен этой прелести. Ты подумал, что хорошо сказал, хорошо сделал, — вот уже и прелесть. Размечтался о своих дарованиях, способностях — опять прелесть. Принял похвалу, усладился ею — и это прелесть. Святые отцы различают при этом два рода духовной прелести в ее крайнем развитии. Первый вид — это когда человек начинает воображать, что он видит Господа, Божию Матерь, Ангелов, духов и считает себя достойным таких видений. Второй род прелести — это когда человек возомнит о себе, что он высокой духовной жизни, что он необычайный постник, прозорливец, чудотворец, что он способен нести большие подвиги, что он призван учить и руководить людьми. Этот род прелести называется мнением, потому что в этом случае человек мнит о себе.

Всякий род духовной прелести есть, однако же, пагубнейшее состояние нашего духа. Оно основывается на духовной гордости человека, то есть на том самом грехе, коим пал и первый ангел. Вот почему вовлекать в духовную гордость сатана так стремится и всех рабов Божиих. Духовная гордость — его грех. Возгордившись, сатана удален был от Господа и низвержен в преисподнюю. То же падение ожидает и всех нас, если мы будем вовлечены, чего не дай Бог, в духовную прелесть. Жизненный опыт и писания духовных отцов указывают массу тому примеров; при этом тех, которые вовлекаются в прелесть видения духов, обыкновенно ожидает постыдное посрамление, а вторых, возмечтавших о себе, — нравственное падение и часто даже самоубийство.

Приведем пример того и другого случая. В одной келий молился инок, и вот, ему начинает казаться, что с иконы выходит ангел и говорит ему: если ты хочешь быть бесстрастным, выжги огнем с лампады свои глаза, чтобы тебе не видеть уже суеты мира сего. И прельщенный инок делает это: выжигает сначала один глаз; тогда голос повторяется и велит ему выжечь второй глаз; но тут инок приходит в чувство: в нем пробуждается мысль, что он, как грешный, немощной человек, и без глаз может быть борим грехом, если не поможет ему Господь. И как только инок так смиренно о себе подумал, прелесть о своем совершенстве быстро у него рассеялась, а вместе с этим исчезло видение, и он услышал только как бы вдали громкий смех и обонял необыкновенный смрад.

А случаев нравственного падения и самоубийств от прелести духовной, когда человек возомнит о себе, необычайное множество. Есть сектанты, так называемые хлысты и т.п., которые впадают именно в эту бесовскую прелесть и — знаете ли, чем дело их иногда оканчивается? — нравственным падением, развратом. Например, у хлыстов так называемые радения, как доказано, оканчиваются нередко повальным грехом. Или вот пример. Одна женщина говорила нам: «В настоящее время я нахожусь в сильной плотской брани, которая началась у меня после моего падения, тогда как до падения я была религиозна, часто посещала храм, исповедовалась и причащалась». — «А скажите: до падения, когда вы были религиозны, не мечтали ли вы о себе?» — «Да, было. Я по ночам, бывало, долго молилась и воображала себе: какая я счастливая — молюсь и не имею греха, тогда как, быть может, в эту самую ночь сколько совершается разврата, и мыслию о своей чистоте я услаждалась». — «Так вот и причина вашего падения: это — духовная гордость, или так называемая прелесть».

В одной пустыни жил схимонах, который отличался строгим образом жизни и был среди братии за это уважаем. Однажды он явился к настоятелю и объявил ему, что он был восхищен в рай, но, к сожалению, там увидел только себя и никого из братии. Настоятель по своей простоте не обратил внимания на то, что с этим иноком началась духовная прелесть, созвал братию и, передавая им видение схимонаха, убеждал их жить добродетельно, чтобы не лишиться рая. Но что потом случилось с схимонахом, вообразившим одного себя только достойным рая и никого из братии? Через несколько времени его нашли удавившимся в своей келий. Дело в том, что подвергшийся духовной прелести, будучи лишен благодати Божией, временами начинает испытывать страшное уныние, тоску, отчаяние, которое и увлекает прельщенных к самоубийству, а то и враг рода человеческого наталкивает на это самоубийство. Например, одному прельщенному отшельнику вообразилось, что ему хорошо себя распять на кресте, по примеру Христа Спасителя; другому показалось, что на нем могут осуществиться слова Святого Писания: яко Ангелом Своим заповесть о тебе... На руках возмут тя (Пс. 90:11-12), и вот он однажды, доказывая правоту своих религиозных убеждений, бросается из окна, заявляя, что он останется при падении невредим, но к несчастию разбивается.

Да, желающим проходить духовную жизнь крайне нужно остерегаться прелести. Следует при этом помнить, что прелесть начинается часто незаметно для тебя самого. Не дай Бог возомнить о себе что-либо высокое, что ты, например, выделяешься от других, что на твои подвиги удивляются, что ты влияешь на людей и т.п. Поддаться этому чувству — это значит открыть дверь для прелести, которая потом пойдет быстро развиваться, и вот, ты скоро вообразишь, что тебя уже окружает сияние, что ты изгоняешь бесов, и выйдет, таким образом, что ты возведешь сам себя в особенного человека, посланника Божия, духоносца, чудотворца и т.п. Чтобы избежать этой духовной прелести, надо твердо помнить, что только покаянное чувство, смирение, соединенное со страхом Божиим, создает в нас здоровое, духовное настроение, спасает нас.

Правда, нелегко достигается такое настроение. Мы иной раз желаем сокрушаться, смиряться, а нас борет самомнение. Пусть борет, а мы все-таки будем усиленно искать покаяния и смирения, будем молиться, укорять себя, плакать, что у нас нет покаяния. Помни всегда, что только потом и трудами можно достигнут смиренного чувства. И пока мы не проломим стены гордости, самомнения, нет нам спасения. Будем так воспитывать свое сердце, чтобы все наши подвиги казались нам ничтожными и что они нужны для изглаждения нашей неимоверной душевной скверны. Тогда мы не будем замечать их и ими услаждаться, а станем считать их малыми и ничего не значащими.

Держи также в сердце своем такое чувство: все доброе, тобою совершаемое, ты делаешь не потому, чтобы заслужить венец у Господа, стать у него на первом плане, ибо у тебя тогда будет всегда опасность вообразить, что ты, кажется, уже достаточно потрудился и заслужил награды, но должен трудиться, чтобы не огорчить Господа, твоего Благодетеля, должен трудиться для спасения души. И знай: если мы имеем такое настроение, то у нас вырабатывается сильная чувствительность к своим грехам, так что всякое греховное пятнышко нам будет казаться уже тяжелым и глубоко огорчающим Господа делом. А так как ты никогда не будешь в состоянии избавиться от этих греховных пятнышек — греховных помыслов и чувств, то у тебя сама собой будет развиваться и укрепляться надежда только на Господа, могущего всю твою скверну очистить, себя же ты будешь представлять неключимым рабом, слабым и немощным.

Об авторе: Арсений (Жадановский Александр Иванович; родился 6.03.1874, слобода Писаревка Волчанского у. Харьковской губ. — расстрелян 27.09.1937, полигон Бутово Московской обл., ныне в черте Москвы), епископ Серпуховской, викарий Московской епархии.

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / О лжеучениях протоиерея Алексия Уминского

28.12.2017Алла Тучкова

 

Как известно, многие российские либералы ненавидят и Христову Церковь, и священников Истинного Бога. Но есть один священник, которого либералы очень любят и охотно зовут на «Эхо Москвы» и в «Новую газету». Это модернист протоиерей Алексий Уминский, который постоянно транслирует в мир все новые и новые лжеучения. А недавно этот человек и вовсе совершил духовное преступление – люди, поверившие ему, обречены не только на вечные загробные страдания, но и на жизнь, омрачаемую душевными муками.

Восстание протоиерея против церковных таинств

Уже давно отец Алексий начал выступать за то, чтобы в Русской Православной Церкви взяли пример с Элладской Православной Церкви и разрешили причащаться без предварительной исповеди. Как будто обязательность исповеди перед причастием – это не благо, а наказание для нас. Иеромонах Василий (Росляков), убитый в Оптиной пустыни в 1993 году, по молитвам которого сейчас совершаются чудеса, не считал участие в таинстве покаяния тяжкой и бессмысленной повинностью, и исповедовался каждый день даже тогда, когда уже был в сане священника.

А теперь протоиерей Алексий Уминский уже настолько осмелел, что заявил на встрече с молодежью, о которой во всех подробностях рассказали в статье модернистского портала «Православие и мир», что таинство покаяния (исповедь) – это вообще сомнительное таинство. Из соответствующей статьи «Правмира» выяснилось, что отец Алексий не сомневается только в трех таинствах – таинстве крещения, таинстве священства (которое он при этом смешивает с таинством миропомазания) и таинстве причастия. Это просто нонсенс, что священник, не запрещенный в служении, идет против православного Катехизиса, которым признается наличие семи таинств.

Сначала этот известный модернист подробно рассказал молодежи, почему таинство покаяния и таинство брака сомнительны. Например, отец Алексий заявил: «А таинство покаяния только у христиан существует? А царь пророк Давид в Ветхом Завете 50-й псалом оставил, который является образом покаяния». При этом почему-то он не сообщил, что пророк Давид даже несмотря на этот псалом после смерти ушел в ад, где его Христос и встретил после Своей крестной смерти, а затем уже отправил в рай, тогда как люди, чьи грехи снимаются с души во время исповеди, после своей кончины отправляются в Царство Небесное.

А затем отец Алексий сказал: «И поэтому я бы хотел сосредоточиться на трех таинствах, которые, без сомнения, являются таковыми, потому что они по-настоящему меняют человеческую жизнь и приобщают человека к Богу. Таинство крещения – это таинство, которое делает человека христианином. Таинство рукоположения, хиротонии, которое является таинством миропомазания первым. Потому что миропомазание как образ хиротонии появилось достаточно поздно, а изначально Дары Святого Духа подавались апостолами через рукоположение. Миропомазание по смыслу ничем не отличается от рукоположения. И таинство Евхаристии».

Тут, конечно, не содержится прямых фраз о том, что я, дескать, презираю четыре таинства из семи, а два таинства смешиваю в одно. Но в этом нет ничего удивительного. Еретики всех веков отличались лживостью и изворотливостью. Архимандрит Рафаил (Карелин) так говорит о повадках современных нам еретиков-модернистов: «Модернисты, высказывая свои мысли, стараются не раскрывать их до конца, чтобы не выдавать свою антиправославную сущность. Поэтому у модернистов чувствуется отрывочность и незаконченность концептуальных взглядов».

При этом следует вспомнить, что протестанты отвергают все таинства кроме таинства крещения. Так что протоиерей Алексий Уминский идет в этом вопросе по стопам еретиков-протестантов.

Что ждет после смерти поверивших отцу Алексию людей

Как бы человек ни каялся, но если он не расскажет о каком-либо грехе на исповеди, и если священник не отпустит ему его, то после смерти душа человека встретит этот грех. И если грех большой, он воспрепятствует душе войти в Царство Небесное и низведет ее в ад.

Из сказания о мытарствах блаженной Феодоры православные христиане знают, что во время прохождения посмертных мытарств Феодора услышала от ангелов: «Нет иного пути для душ, восходящих на небо, все идут этой дорогой, но не все бывают так истязаемы, как ты и подобные тебе грешники, которые творят неполное исповедание своих грехов, из ложного стыда утаивая перед духовником срамные дела свои. Кто же чистосердечно рассказывает на исповеди все свои злые дела и жалеет о содеянном, того грехи невидимо заграждаются Божиим милосердием. И когда всякая покаявшаяся душа приходит сюда, воздушные истязатели, раскрыв свои книги, не находят в них ничего записанного, и такая душа, радуясь, восходит к престолу Божию».

Прижизненные страдания презрителей исповеди

Когда во время таинства покаяния человек освобождается от перечисленных им грехов, с души снимается их тяжесть. И если было исповедано много серьезных грехов, христианин даже может почувствовать после разрешительной молитвы душевную легкость. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) как-то раз сказал: «Тяжесть кома греховного, который мы успеваем накатать в душе, будет давить до тех пор, пока над головой искренне покаявшегося грешника во время таинства исповеди (покаяния) не будет прочитана священником, имеющим по благодати священства власть разрешать грехи, разрешительная молитва».

Кроме того, благодаря таинству покаяния люди избавляются от страстей. Если человек будет все время исповедовать один и тот же грех (пусть даже незначительный и мысленный – например, осуждение), к которому его приводит какая-либо страсть, сила этой страсти будет ослабляться с каждой исповедью. Архимандрит Рафаил (Карелин) пишет про это свойство таинства покаяния: «Грех, перешедший в природу, подобен дереву, где одному человеку вряд ли по силам справиться с ним. Здесь нужны молитвы Церкви, духовное руководство, подчинение всей жизни строгим правилам и частая исповедь».

А если христианин, наслушавшись протоиерея Алексия Уминского, будет увиливать от частой исповеди, он может проиграть в войне с наиболее сильными страстями. И они будут толкать его на дикие поступки (например, человек от неуправляемой злости будет устраивать побоища в своей семье и на производстве, в результате которых будет и сам страдать от ответной агрессии окружающих). Кроме того, страсти помрачают ум, и человек все видит в неправильном свете – подозрительному везде мерещатся враги, ревнивому – несуществующие любовники жены, честолюбивому – несуществующие заговоры несуществующих претендентов на его место, а завистливый видит даже в глубоко несчастных людях счастливчиков. Все это не только портит настроение омраченному той или иной страстью, но и отражается на его поведении, навлекая на его голову массу неприятностей.

Кроме того, неисповеданные грехи, даже несмертные, привлекают к людям бесов. Когда к преподобному Нектарию Оптинскому приехала его духовная дочь, он ей сказал: «Тебе надо исповедаться, над тобой туча бесов!»

А вот как преподобномученик Кронид (Любимов) избавился от нечистых духов, внушавших ему хульные помыслы. Эти помыслы наводили на него страшную тоску. Через какое-то время преподобномученик Кронид, по его словам, «поведал свои душевные помыслы» духовнику. Тот подвел его к кресту и Евангелию и прочитал разрешительную молитву, которую читают во время таинства исповеди. И вот как преподобномученик Кронид описывает то, что произошло после таинства покаяния: «После этого на душе у меня стало так легко, что я от духовника не шел, а летел на крыльях радости. Все страшные помыслы исчезли».

А уж вместе со смертными грехами бесы могут и войти в человека, и тогда он станет бесноватым. Выгнать же нечистых духов из человека можно будет только после того, как он покается в своих смертных грехах на исповеди.

Соответственно, поверившие отцу Алексию люди обрекаются на уже пожизненное сосуществование с бесами-наставниками, действующими на душу при помощи мысленных внушений, а также на душевные муки и жалкую жизнь рабов страстей.

Другие лжеучения протоиерея Алексия Уминского

Перечислить все лжеучения известного модерниста невозможно – мне вообще кажется, что это открытый список, который отец Алексий постоянно пополняет. Назову лишь некоторые из них.

Той же несчастной молодежи, которой этот протоиерей впаривал басни о том, что есть сомнительные таинства, он объявил, что все православные христиане – это священники: «И поэтому, дорогие миряне, это надо очень хорошо понять: мы все рукоположены в священный сан. Через миропомазание. А все дальнейшие рукоположения – это следующие ступени священства. Первая ступень священства – быть христианином».

Это просто неприкрытое протестантство. Как известно, Мартин Лютер сделал такое «открытие» – что каждый христианин является священником. Тут отец Алексий фактически отрицает священство, потому что если все мы священники, то зачем нам еще нужны священники в рясах? То же самое делают протестанты – они отвергают священство. У них всеобщее священство. Пасторы протестантов это не священники.

В Катехизисе говорится, что миропомазание – это таинство, во время которого верующим подаются Дары Святого Духа, возращающие и укрепляющие в жизни духовной. А в таинстве священства человек получает благодать духовно возрождать и воспитывать других посредством учения и таинств. Существует три степени священства: епископ, пресвитер и диакон. Из этого видно, что протоиерей Алексий Уминский вступает в противоречие с Катехизисом.

Также во время выступления перед молодежью протоиерей Алексий Уминский попрал догмат о святости Церкви, заявив: «Церковь – Богочеловеческий организм, который подвержен в том числе и болезням, и трансформации». По Катехизису, Церковь свята, кающиеся грешники не препятствуют ей быть святой, а нераскаянные грешники, через которых может быть внесена болезнь, отсекаются от Церкви или видимым образом – действием церковной власти, или невидимым образом – Самим Богом. Таким образом Церковь никогда не теряет своей святости и в ней никогда не появляются болезни. И трансформации Церковь не подвержена – в ней лишь иногда меняются некоторые частности. Например, если лет сто назад в Русской Поместной Православной Церкви причащались один или четыре раза в год (в те времена люди, в отличие от наших современников, не были облеплены со всех сторон грехами и страстями), то теперь причащаются раз в месяц и чаще, но это нельзя назвать трансформацией.

Также отец Алексий призывает переводить богослужение с церковнославянского на русский язык, хотя это значительно обеднит великие тексты великих отцов и выхолостит из них половину глубоких мыслей.

Кроме того, он как-то раз говорил, что можно отпевать подростков, доведенных до самоубийства через соцсети. Это прямое нарушение канонов Церкви, которые запрещают отпевать самоубийц – исключение делается только для психически больных людей со справками, которые не соображали, что делали – грубо говоря, выходили в окно, думая, что это дверь. К тому же о самоубийцах опасно молиться даже дома, потому что, как показывает практика, такие молитвенники сами в итоге совершают суицид.

Помимо этого отец Алексий призывал православных самостоятельно вырабатывать для себя устав поста, и допускал, что человек может признать постной курицу и поститься курицей. За 2000 лет существования Церкви Христовой в ней еще никто и слыхом не слыхивал о том, что мясо является постным продуктом.

А недавно в интервью порталу «Православие и мир» протоиерей Алексий Уминский высказал такую богохульную мысль, что это не то что копировать, а даже читать стыдно, противно и страшно. Но чтобы люди знали, что это за человек, я скопирую сюда эту богохульную мысль отца Алексия. Рассуждая об интимных отношениях в браке, о которых другому священнику, может быть, и неудобно было бы разглагольствовать, этот протоиерей неожиданно заявил: «Церковь – это тоже форма соития, только совершенно иного. Соития, когда мы становимся единым телом со Христом, когда мы и Он буквально друг в друга проникаем… Это наибольшее пронзение любви, через которое ты наконец-то можешь другого до конца принять в себя – так, что уже невозможно отделиться друг от друга, вы совершенно вместе. Это любовь, которая делает единым существом». Я не знаю, к чему относится фраза после многоточия, поставленного редакцией «Правмира», – к Христу или к интимным отношениям в браке, но это просто какой-то кошмар.

Не зря святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душою, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелию. Ересь – грех более диавольский, нежели человеческий; она – дщерь диавола, его изобретение, нечестие, близкое к идолопоклонству. Отцы обыкновенно называют идолопоклонство нечестием, а ересь – злочестием. В идолопоклонстве диавол принимал себе божескую честь от ослепленных человеков, ересию он делает слепотствующих человеков участниками своего главного греха – богохульства».

Что говорится в Катехизисе святителя Филарета Московского о лжеучениях отца Алексия Уминского

А там говорится следующее: «Важное преимущество Кафолической Церкви в том, что ей, собственно, принадлежат высокие обетования (обещания), что врата адова не одолеют ей, что Господь пребудет с ней до скончания века, что в ней пребудет слава Божия о Христе Иисусе во вся роды века, что, следовательно, она никогда не может ни отпасть от веры, ни погрешитъ в истине веры или впасть в заблуждение. “Несомненно исповедуем, как твердую истину, что Кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться и изрекать ложь вместо истины, ибо Дух Святый, всегда действующий чрез верно служащих отцев и учителей Церкви, предохраняет ее от всякаго заблуждения” (Послание Восточных Патриархов о православной вере, чл.12)».

Из этого следует, что учение Церкви – истина. Отдельные люди и группы людей, вступающие в противоречие с этим учением, отраженным в Катехизисе, называются у православных еретиками. У святителя Филарета написано, что ересь – это когда люди «к учению веры примешивают мнения, противоречащие Божественной Истине».

А апостол Павел говорит в послании апостолу Титу: «Еретика, после первого и второго вразумления отвращайся». 

 

Благодатный Огонь

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / Мечты обновленцев сбываются: в Москве стали строить храмы с низкими иконостасами

31.01.2018Николай Каверин

 

В последнее время модернизм стал проникать не только в сферу богословия и литургики, но и в область церковной архитектуры и внутрихрамового убранства. В стольном граде России стали возводить храмы в византийском стиле, чуждые московской архитектурной традиции, с низкими, а нередко и просто отсутствующими иконостасами.

Так, например, 21 января 2018 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил чин великого освящения храма иконы Божией Матери «Воспитание» в Некрасовке г. Москвы (Влахернское благочиние Юго-Восточного викариатства) и возглавил Божественную литургию в новоосвященном храме.

Как видим, это вообще храм без иконостаса. Согласно традиции справа от Царских врат полагается размещать икону Господа нашего Иисуса Христа (или Святой Троицы, если храм посвящен Ей). Вместо этого мы видим справа и слева от «царских врат» иконы Благовещения (Богородицы и архангела Гавриила), которые по канонам полагается размещать на царских вратах. А вместо таковых в этом новосооруженном храме – черная металлическая решетка, которую трудно назвать «царскими вратами».

А 6 марта 2015 года патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм Александра Невского при МГИМО (настоятель – прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нетрадиционно: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Не понятно правда, а что это даст для цели миссионерства? То, что люди смогут подсматривать, что делается в алтаре? Не вытворяют ли там священнослужители чего-то неподобающего во время совершения литургии?

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали обновленцы в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие?

С точки зрения обновленцев, в том числе и современных, традиционный высокий иконостас не нужен, ибо он недемократично отделяет одно священство, которое у престола в алтаре, от другого «священства», которое не у престола. Везде должно сохраняться равноправие, с которым наличие в Церкви иерархии, иконостаса, «секретных» молитв и прочего – несовместимо и недопустимо, ибо недемократично!

Помимо канонических соображений, в этом характерном для многих обновленцев стремлении служить с низким иконостасом или же с открытыми царскими вратами содержится духовная болезнь. Они явно не понимают значение иконостаса, и потому искажают в своей литургической практике его значение как духовно-материальной границы между пространством алтаря (местом особого Божественного присутствия) и храма (местом собрания народа Божьего). Фактически обновленцы (как старые, так и современные), упраздняя иконостас и царские врата, оказываются, в известном смысле, практикующими иконоборцами.

Если же ради туманных «миссионерских целей» изменять всё, для того чтобы всё было видно и понятно, то нужно служить, как католики мессу – без иконостаса и лицом к народу (так, кстати, в 20-х гг. ХХ века служил обновленческий епископ Антонин Грановский в Заиконоспасском монастыре). Но тогда мы лишимся того великого богословского и символического смысла всех литургических действий, который вложен в наше богослужение.

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:

«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:

«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Другая обновленческая организация «Свободно-трудовая церковь» – СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни при том, что «Церковь должна принять великий смысл мировой революции, имеющей целью... создание единого бесклассового общества, что отвечает евангельскому идеалу» («Известия ВЦИК». 2.12.1922), требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Священник А.Борисов:

«Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, с. 175–176).

Священник Г.Кочетков:

«...Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен... Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса...» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996, V, с.146) заявлял:

«Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практиковалось в монастыре известного иконописца).

Церковь призывает каждого верующего, взирая на традиционный иконостас, созерцать всё домостроительство нашего спасения, начиная от времен пророческих и вплоть до раскрытия новозаветных истин после воплощения Господа нашего Иисуса Христа, и тем самым возвышать наш ум и сердце от земного к небесному. Слежение же за спиной священнослужителя и за его перемещениями в алтаре не способно оторвать ум и сердце от земных реалий к восприятию небесных откровений; и сама молитва из области внутреннего сосредоточения переходит в область обычного наблюдения, т.е. как таковая упраздняется. То же самое происходит при взирании на модернистский «иконостас» без икон.

Можно услышать возражение: «ну ведь в древности не было иконостасов, а если были – то только низкие, и это не считалось обновленчеством!» Во-первых, в традиции Русской Церкви иконостасы были всегда. А во-вторых, такой лукавый прием имеет целью добиться желаемых церковных реформ, хитро осуществляемых под благовидным предлогом возвращения к древней традиции. В основу реформы полагается древняя, уже отжившая, форма или традиция церковной жизни. Этот приём носит наименование «модернизм через традицию». Ну, например, давайте снесем Московский Кремль в его нынешнем виде ради благого дела сохранения исторического облика центра Москвы: ведь при Иване Калите Кремль выглядел совсем иначе, чем сегодня. Вот и давайте восстановим его в первозданном виде! Итак, под лозунгом «возвращения к практике Древней Церкви» обновленцами проводятся все богослужебные реформы.

Чтобы не потакать распространению порочной обновленческой литургической практике под видом «миссионерства», можно порекомендовать православным верующим воздерживаться от посещения храмов с низкими иконостасами, по сути своей иконоборческих.

Церковь в честь Феодоровской иконы (Феодоровский собор) в Санкт-Петербурге 

 Церковь свмч. Серафима (Чичагова) Отдела религиозного образования и катехизации СПб епархии

Благодатный Огонь

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / Откуда происходит практика сверхчастого причащения и куда она может привести

23.01.2018Николай Каверин

В чем опасность для мирян сверхчастого, иногда даже ежелитургийного причащения? При таком причащении, на котором настаивают иные либеральные священники и практикуемом ныне в обновленческих общинах, – невозможно выполнить принятые в Русской Церкви правила традиционной подготовки к причастию. Современные прихожане обновленческих общин из-за сверхчастого причащения не постятся перед принятием Св. Таин; подготовительные молитвы (не говоря уже о трех канонах) перед причастием или сокращены до неприличного минимума, или отсутствуют в обновленческой практике вообще. Они утверждают, что сама литургия с ее песнопениями и чтениями является наилучшей подготовкой к причастию; исповедь перед причастием или носит формальный характер, а по сути совсем упраздняется и отсутствует вообще. В своих «Дневниках» авторитетный для всех обновленцев американский протопресвитер Александр Шмеман так прямо и пишет: «Лично я вообще бы отменил частную исповедь» (с. 35). Оправдывается подобная практика ежелитургийного причащения мирян протестантским по своей сути тезисом «возврата к евхаристической практике Древней Церкви».

Под благовидным предлогом «возврата к практике Древней Церкви», «возвращения к древней традиции» в настоящее время хитро маскируется ползучая обновленческая реформация в области богослужения (и в евхаристической практике), т.е. когда в основу передела или реформы полагается древняя и уже отжившая форма или по каким-то причинам утраченная традиция. Этот приём носит наименование «модернизм через традицию». Ну, например, давайте снесем Московский Кремль в его нынешнем виде ради благого и святого дела сохранения исторического облика центра Москвы: ведь при Иване Калите Кремль выглядел иначе и совсем не так, как сегодня. Вот и давайте восстановим его в первозданном виде!

В наше постсоветское время, когда Церковь в своем большинстве состоит из неофитов, можно часто слышать из уст священников и мирян высказывания о необходимости как можно более частого причащения Св. Христовых Таин, т.к. по их мнению в частом, «непрерывном причащении Св. Таин», даже за каждой литургией, и заключается дело нашего спасения.

Приведем примеры из истории Церкви.

Основатели монашества преподобные Павел Фивейский, Антоний и Макарий Великие не остались жить в Александрии, где можно было бы причащаться хоть каждый день, но ушли в Фиваидскую пустыню и пребывали в ней неотступно в посте и молитве десятки лет. Никаких храмов там не было, и причастие их было весьма редким. Следовательно, дело нашего спасения заключается не в «непрерывном причащении Св. Таин», а в христианском подвиге и аскетической жизни. Без такого подвига само по себе причащение не спасает, эта приверженность может стать равносильным протестантскому учению о спасении одной верой.

Напомним эпизод из жития прп. Марии Египетской.

«...Так прошло много времени, и приблизилась святая Четыредесятница. В монастыре существовал обычай, ради которого и привел сюда Бог преподобного Зосиму. В первое воскресенье Великого поста служил игумен Божественную литургию, все причащались Пречистого Тела и Крови Христовых, вкушали затем малую трапезу и снова собирались в церкви. Сотворив молитву и положенное число земных поклонов, старцы, испросив друг у друга прощения, брали благословение у игумена и под общее пение псалма “Господь просвещение мое и Спаситель мой: кого убоюся? Господь Защититель живота моего: от кого устрашуся?” (Пс. 26, 1) открывали монастырские ворота и уходили в пустыню.

Каждый из них брал с собой умеренное количество пищи, кто в чем нуждался, некоторые же и вовсе ничего не брали в пустыню и питались кореньями. Иноки переходили за Иордан и расходились как можно дальше, чтобы не видеть, как кто постится и подвизается. Когда заканчивался Великий пост, иноки возвращались в монастырь на Вербное воскресенье...»

Если бы дело нашего спасения заключалось исключительно в частом причащении Святых Таин, то иноки не уходили бы из монастыря в пустыню, а пребывали в обители, причащаясь каждые субботу и воскресение за каждой литургией.

Литургическая практика первых веков Церкви, когда верные приступали к Святым Тайнам часто, была связана с несравненно более высоким нравственным состоянием христиан того времени, и, в частности, поэтому практика эта не может автоматически распространяться на все последующие века.

Вот что пишет о частом Причащении протоиерей Андрей Правдолюбов:

«Чем страшно частое Причащение? Потерей благоговения и усердия в подготовке к Причащению. Говорят, как ни готовься, все равно готов не будешь. Поэтому поститься не надо, исповедоваться не надо. Это в корне неверно! Вполне понятно, что если Царь пожелает быть в доме у нищего, Он будет видеть все его убожество – и нищий это понимает. Но все же старается все что возможно сделать – и пол помыть, и пыль обтереть, и паутину смести, и скатерочку, хоть изношенную и в пятнах, но постиранную, постелить. Иначе он рискует навлечь на себя гнев Высокого Гостя... Страшная беда – привычка к святыне. Нашей главной заботой должно быть сохранение, а где-то – и восстановление норм церковной жизни, завещанных нам нашими святыми предками, чтобы современная Россия смогла восстановить свое право называться Святой Русью!» (http://www.blagogon.ru/digest/114/).

Церковь – развивающийся в истории богочеловеческий организм. Проведем некоторую аналогию. Маленьким детям требуется принятие пищи много раз в день. Взрослые же вкушают пищу обычно три раза в сутки. Если взрослый человек, желая уподобляться младенцам, будет принимать пищу чуть ли не каждый час, то он в скором времени несомненно заболеет ожирением или сахарным диабетом. Поэтому практика причащения в древней Церкви (свт. Василий Великий и др.) не может бездумно переноситься в наше время. Возврат к первоапостольской практике церковной жизни так же невыполним, как невозможно сжать дерево в семя, из которого оно выросло.

Следует помнить, что со времени принятия христианства на Руси и вплоть до XIV века миряне Русской Церкви причащались три раза в год, а после XIV века – четыре раза в год с обязательной исповедью перед Причащением.

На протяжении последующих веков в Русской Церкви установилась определенная практика частоты причащения для мирян. В XIХ веке она была зафиксирована в Православном христианском Катехизисе свт. Филарета (Дроздова; †1867), который был принят всей полнотой Православия:

«Древние христиане причащались каждый воскресный день; но из нынешних немногие имеют такую чистоту жизни, чтобы всегда быть готовыми приступить к столь великому таинству. Церковь материнским гласом завещевает исповедоваться перед духовным отцом и причащаться Тела и Крове Христовых ревнующим о благоговейном житии – четырежды в год или каждый месяц, а всем – непременно однажды в год» (ч. 1. О вере, п. 340).

Таким образом, любой призыв возврата к первохристианской практике в отношении евхаристической дисциплины есть не что иное, как по существу неверие в 9-й член Символа Веры «О Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви». Неверие в то, что и в наше время Церковь руководствуется Духом Святым, как в апостольские времена или в первые века. Поэтому сакраментальная практика Синодального периода (норма, зафиксированная в Катехизисе свт. Филарета) не может рассматриваться в качестве какой-то «ущербной» по сравнению, например, с древнеапостольской, ибо такие утверждения есть не что иное, как хула на Духа Святого, вечно пребывающего в Церкви Христовой.

Почему же в Русской Православной Церкви именно в ХХ веке так резко изменилось отношение к практике причащения мирян: от умеренного – к сверхчастому?

Основной причиной на наш взгляд является следующее. В древности христиане причащались часто, за каждой литургией, но связано это было с гонениями: древние христиане не знали, доживут ли они до следующего воскресного дня, ибо слишком много у них было оснований сомневаться в этом. Каждая литургия могла стать последней для любого из верующих.

Также и в Русской Церкви практика сверхчастого причащения Святых Христовых Таин установилась в 1920–1930-х годах, когда православные не знали, не приедет ли ночью за ними «черный воронок», или не арестуют ли завтра батюшку и храм будет закрыт на амбарный замок. И в то время, давшее Русской Православной Церкви огромное число новомучеников и исповедников российских, такая практика была абсолютно пастырски оправдана. Но когда гонения на верующих во второй половине ХХ века закончились – в нашей Церкви по инерции сохранилась практика причащения периода большевистских гонений. Было бы поэтому естественным вернуться ныне в мирное для Русской Церкви время к традиционной на Руси практике причащения (естественно, избегая крайностей).

Целью современной модернистской практики сверхчастого причащения (в обновленческих храмах в настоящее время практикуется причащение мирян несколько раз в неделю, а таинство Покаяния, по утверждению некоторых священников-модернистов, должно происходить только один-два раза в жизни!) является отнюдь не возврат к древнеапостольской церковной практике, а просто-напросто упразднение таинства исповеди перед Причащением, упразднение традиционной дисциплины постов и молитвенного приготовления к этому великому таинству, т.е., по существу – приближение к католической практике причащения.

В конце XIX и начале ХХ века в Католической церкви появляются богословы, ратующие за «литургическое возрождение», «возврат к литургической практике Древней Церкви», а также за те реформы, что предлагают и нынешние неообновленцы. В XIX в. в Католической церкви появляются апостолы частого Приобщения. 19 апреля 1880 г. монсеньёр де Сегюр написал вдохновительнице Евхаристических конгрессов мадемуазель Тамисье такие слова: «Мне кажется, что будь я Папой, главной целью моего понтификата стало бы возвращение практики ежедневного Приобщения». Наряду с литургическими реформами в Католической церкви начала ХХ века стоят декреты Папы Пия Х о Евхаристии. 20 декабря 1905 г. был опубликован декрет «Sacra Tridentina Synodus», провозглашавший: «Иисус Христос и Цepковь желают, чтобы верные каждый день приступали к священной Трапезе». Вероятно, именно католический пример «евхаристического возрождения» XIX–XX вв., равно как и ранее движение колливадов, оказали определенное влияние на изменение многовековой практики причащения в Греции, а затем и в России. Именно из католических модернистских богословских теорий XIX–XX вв. произрастают корни так называемого «евхаристического возрождения» в православных Церквях, суть которого – ежелитургическое причащение без предварительной исповеди.

Приведем краткую биографию игумена Пантелеймона Суджакского (1793 – 25 февраля 1868), болгарского православного монаха, впоследствии греко-католика, основателя религиозного движения пантелеймоновцев. При чтении этого материала следует помнить, что биография составлена католиком.

Пантелеймон родился в болгарской православной семье в 1793 году в деревне Суджак, недалеко от Адрианополя (современный Эдирне). Так как семья была очень бедной, Пантелеймону пришлось с детства работать в мелкой лавке. Ребёнок самостоятельно выучился чтению настолько, что мог читать Евангелие. В это время в стране свирепствовала чума, каждый день множество трупов отправлялось на кладбище. Устрашённой мыслью о смерти ребёнок сбежал из города и скитался по Фракии в поисках места, где бы люди не умирали. На его расспросы об этом месте, все отвечали одно и тоже: «Везде люди умирают, такого места, где бы можно было найти защиту от смерти, нет». Но одна старуха сказала мальчику, что монахи на горе Афон как бы стары они ни были, никогда не умирают. Пантелеймон тут же отправился на Афон, где просил принять его в число монахов.

Пантелеймон был принят старым монахом по имени Дамаскин в число своих учеников. Одного не хватало Пантелеймону в монашеской жизни: он жаждал частого причастия, однако, монахи в то время причащались один раз в сорок дней. В Евангелии Пантелеймон читал: «ядущий его не умрет» (Ин. 6:50) и «ядущий хлеб сей будет жить во век» (Ин. 6:51). Вспомнив прежний страх, который заставил его бежать из Адрианополя, юноша стал расспрашивать Дамаскина, верны ли эти слова и о каком хлебе идёт речь? В то время он жил в полном неведении о догматах веры, как и большая часть болгарских православных, причащавшихся не зная ничего о сущности этого Таинства. Узнав от Дамаскина, что под видом вина и хлеба скрыт Спаситель, и что это таинство даёт человечеству бессмертие, Пантелеймон стал стараться причащаться как можно чаще. Но иеромонахи лавры, заметив эту ревность, стали порицать её, и в конце концов изгнали настойчивого юношу из монастыря.

Пантелеймон стал причащаться то в одном, то в другом монастыре Афона. Но вскоре это раскрылось и возмущённые монахи сначала заковали его в цепи, а потом совсем изгнали с Афона. Скитаясь Пантелеймон просил причастие как милостыню. Вскоре к нему стали присоединяться сторонники, которых привлекала его набожность и благочестие. Вокруг Пантелеймона собирались его ученики, ежедневное причастие было их правилом, во время путешествий они носили с собой Святые Дары в ларцы по примеру древних христиан.

Последователи Пантелеймона жили в полной нищете, довольствуясь хлебом и водой, одевались в рубище и не имели личной собственности. Они тщательно изучали Священное Писание и творения Отцов Церкви. Вскоре слух о святости Пантелеймона разнёсся по всей Фракии и Македонии, верные стекались к нему ото всюду. Это народное движение возбудило зависть у греческого духовенства, по приказу Адрианопольского епископа Пантелеймон был заключён сначала в тюрьму, а затем содержался в разных монастырских застенках Афона.

Наконец, после долгих странствий и гонений Пантелеймон смог обрести мир в родном Суджаке, где основал женский монастырь, несколько позже он основал мужской монастырь в Мостратли. В это время в Болгарии набирало силу униатское движение. Игумен Пантелеймон, к которому стекался народ, сначала относился к этому движению враждебно, не зная как и большая часть его соотечественников, что это за католические христиане, и считая их еретиками. Но позднее, будучи в Адрианополе, он смог побеседовать с главой Болгарской греко-католической церкви Рафаилом Поповым, после чего признал истинность католического вероучения и вместе со своими монахами и монахинями числом около 400 присоединился к Католической церкви.

Присоединение Пантелеймона к Католической Церкви произошло в декабре 1863 года. Ему было тогда семьдесят лет. Он прожил еще 4 года, преследуемый всё время греками за проповедь единения с Католической Церковью. Четырнадцатого октября 1865 года Пий IX прислал ему приветственные и ободряющие грамоты.

Пантелеймон скончался католиком в Адрианополе 25 февраля 1868 года, и тело его было погребено там же, при большом стечении народа; позднее прах его был перенесён в Суджакский монастырь, где покоится и поныне (http://cyclowiki.org/wiki/).

Приведем отрывок из книги «Духовный дневник» епископа Арсения Жадановского (†1937), причисленного к сонму новомучеников и исповедников Российских, духовного сына св. прав. Иоанна Кронштадтского:

«Мне, однажды, передавали по поводу частого причащения следующий случай. Одна особа привыкла каждый день причащаться. На неё обратило внимание духовное начальство. Поручили духовнику проверить её. Духовник, соображаясь с устроением указанной особы, предложил ей каждый раз исповедоваться и, когда считал неудобным, советовал ей не подходить к Св.Чаше. Но было уже поздно для неё такое духовное руководство. Она не смущалась и каждый день продолжала причащаться, переходя с одной церкви в другую. За ней, далее проследили и нигде не допускали до причащения. И эта особа не стала стремиться в церкви причащаться, а вообразила, что ей уже дано божеское право самой благословлять хлеб и вино, и причащалась дома ежедневно, совершая якобы литургию над просфорами и вином. Дело её однако кончилось печально. Она сошла с ума и в настоящее время находится в лечебнице умалишённых. Так к Св. Причастию нужно относиться с глубоким благоговением, иначе на почве частого и недостойного принятия Св. Таин может возникнуть самообольщение».

И в заключение приведем очень значимое поучение знаменитого глинского старца ХХ века преподобного схиархимандрита Андроника (Лукаша; †1974), которое должны помнить все православные христиане: «Те, кто причащается каждый день, это люди в прелести. Это не нужно, это от лукавого. Причащаться надо только один раз в месяц. Нужно приготовиться к Причащению, отсекать своеволие, чтоб Причастие было во спасение, а не во осуждение. Каждый день причащаться может схимник, монах больной, седмичный священник...» (Из книги схиархимандрита Иоанна (Маслова) «Глинская пустынь». М., 1994. С. 467).

Итак, за любыми демагогическими разглагольствованиями о «возврате к древней литургической практике», о «евхаристическом возрождении», о «более открытом богослужении» и т.п. скрывается простая цель – мутация традиционного русского Православия в модернистское неохристианство, или протестантизм «восточного обряда». Вопреки всем усилиям неообновленцев по реформированию и обновлению якобы «застывшего в средневековье», «темного, тупого и мракобесного Православия», наша миссия должна, как и во все времена, заключаться в сохранении церковных преданий, которые заповедовали нам святые Отцы и подвижники Православной веры.

 

Благодатный Огонь

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / Пагубность церковного модернизма

20.05.2018Святитель Серафим (Соболев)

Верность святоотеческому учению как залог истинного духовного просвещения

Слово в день святителя Николая

Ныне за Божественной литургией на Апостольском чтении Святая Церковь предлагает нашему вниманию, мои возлюбленные о Христе чада, такие слова апостола Павла из его послания к Евреям: Повинуйтеся наставникомъ вашимъ и покоряйтеся (Евр. 13, 17). А немного выше в том же послании Апостол говорит: Поминайте наставники ваша... подражайте вере их (Евр. 13, 7).

 Здесь под наставниками разумеются апостолы, а затем их преемники, святые отцы Церкви. Указывая нам на эти апостольские слова, Святая Церковь хочет, чтобы мы во всем слушались св. отцов, и в особенности в области веры, без которой мы не можем угодить Богу и спастись. И это понятно. Святые отцы преподают нам веру спасительную – ту, о которой некогда сказал Господь: Иже веру иметъ и крестится, спасенъ будетъ; а иже не иметъ веры, осужденъ будетъ (Мк. 16, 16). Наставляя нас в этой спасительной истинной вере, святые отцы тем самым предохраняют нас от впадения в самый великий и пагубный грех — от впадения в веру еретическую, за которую апостол Павел налагает анафему, или проклятие, в словах: Аще мы, или ангелъ съ небесе благовеститъ вамъ паче еже благовестихомъ вамъ, анафема да будетъ (Гал. 1, 8). Да и сами святые отцы Церкви предохраняют нас от всякого изменения догматов веры, установленных ими на св. Вселенских соборах, ибо они проклинают на все века тех, которые допускали, допускают и будут допускать догматические изменения.

 О, если бы мы всегда слушали святых отцов согласно данному апостольскому призыву! Тогда Господь скоро превращал бы все наши скорби в радости, ибо послушание Богу есть источник райского блаженства. А слушать святых отцов как преемников апостолов — это значит слушать Самого Бога. Вот почему Господь сказал: Слушаяй васъ, Мене слушаетъ: и отметаяйся васъ, Мене отметается (Лк. 10, 16).

 Это послушание было отличительным свойством наших предков, русских православных людей. Раньше в каждой церкви, городской и сельской, имелся годовой круг Четьих-Миней (то есть Жития святых) святителя Димитрия, митрополита Ростовского. Во всей духовной красоте в них изображается чистая святая жизнь угодников Божиих и преподается святоотеческое учение, основанное на Божественном Писании. Русский народ зачитывался Четьими-Минеями и руководился ими в своей вере и жизни. Кроме того, в церквах, и особенно в монастырях, во время богослужений всегда предлагались верующим спасительные чтения из творений св. отцов Церкви, по преимуществу св. Феодора Студита и св. Ефрема Сирина, которые так любил слушать русский православный народ. Но больше всего он любил чтения из творений св. Иоанна Златоуста – его избранные писания, известные под названием "Золотая струя", или "Златоструй".

 Однако с течением времени эти благодатные просветительные источники были оставлены и забыты в нашей Русской Церкви. Их заменили духовно-учебные заведения во главе с нашими Духовными академиями. Последние давали тон и направление всем прочим духовным школам в России и были главными рассадниками у нас духовного просвещения для распространения и утверждения православной веры в жизни русского народа.

 Увы! Этого великого своего назначения наши Духовные академии не осуществили. В последнее время в них стало преобладать стремление не к святым отцам, а к немецким ученым богословам. Профессора наших академий писали огромные тома своих богословских сочинений, добрая половина содержания коих падала на бесчисленные цитаты или ссылки на инославных ученых богословов, по преимуществу немецких.

 А эти немецкие богословы не имели, не имеют и никогда не будут иметь никакого понятия о самом главном в нашей вере и жизни – о спасительной возрождающей благодати Святаго Духа. Этой благодати здесь нет, так как лютеранство отвергает Таинство Св. Миропомазания и не имеет апостольского преемства, через которые изливается сия благодать. А так как в лютеранстве нет благодати, то у немецких богословов нет и спасительной истины, которая источается из той же благодати Святаго Духа. Только Дух Святый является Источником этой истины. Недаром Господь наш, Спаситель, назвал Его Духом Истины.

 Как далеко немецкое богословие удалилось от истины, об этом свидетельствует то обстоятельство, что все лютеранство погружено в непроницаемый мрак бесчисленных заблуждений, почему оно и раскололось более чем на 500 сект. Самые главные учителя и духовные вожди лютеранства – их пасторы, как показала недавняя анкета, в своем большинстве не веруют во Христа как Бога.

 Конечно, такое раболепное преклонение перед немецкими богословами в высшей мере достойно сожаления. Наш великий ученый богослов и праведник Русской Церкви епископ Феофан Затворник даже видел в этом преклонении профессоров наших Духовных академий причину страшного наказания нас Богом посредством войны России с Германией. В одном из своих писем он пророчески предсказал эту войну, ибо писал: "...Жаль смотреть, как у наших богословов... все немчура да немчура. Вот пошлет за это на нас Господь немчуру, чтоб она пушками и штыками выбила из головы всякое немецкое (неправославное) мудрование".

 Спрашивается, чему же могли профессора наших Духовных академий научить своих студентов? Какую они могли преподать им веру? Так как авторитет св. отцов Церкви был ими отодвинут на задний план и даже заменен авторитетом немецких ученых богословов, то студенты естественно могли сделать отсюда вывод, что эти немецкие ученые богословы заслуживают особенного внимания в своих богословских воззрениях. А эти воззрения отрицали наши праздники и посты, иконопочитание, наше монашество, иноческий епископат и наши св. каноны.

 Поэтому редко кто выходил из академии с православным настроением. В своем большинстве студенты оканчивали академический курс с нецерковным и даже противоцерковным миросозерцанием. Такие-то студенты после окончания академии рассылались церковною властью по всему лицу русской земли преподавателями в наши многочисленные духовные семинарии.

 Оторванные от живительных, благодатных источников просвещения – от св. отцов Церкви, большинство преподавателей наших семинарий вместо истинного святоотеческого богословия преподавали семинаристам убивающую дух схоластику или богословский либерализм. Этим они отталкивали воспитанников духовных семинарий от Православной Церкви и от веры в Бога.

 Вот почему способные из них по окончании семинарского курса уходили в университеты; немногие из них поступали в Духовные академии, а малоспособные становились чиновниками, сельскими и городскими священниками. К этому надо добавить, что самая главная богословская наука – патрология, которая знакомила бы семинаристов с дивною жизнью и благодатным учением св. отцов Церкви, давным-давно была исключена из числа семинарских наук.

 Вот где корень церковного модернизма с его стремлением к уничтожению наших св. канонов, к искажению православной веры и к ослаблению чистоты и строгости истинной христианской жизни. Вот где корень того модернизма, который причинил, и так еще недавно, столько бедствий нашей Русской Церкви и который продолжает наносить величайший вред в жизни других Православных Церквей.

 Будем верить, возлюбленные, что пророческое вразумление епископа Феофана о наказании нас Богом войною с Германией окажет на нас спасительное воздействие и наши богословы престанут наконец преклоняться перед инославными богословскими авторитетами и в своем богословии как высшим авторитетом будут руководствоваться только святыми отцами Церкви. И тем более надо отметить, что данное пророчество епископа Феофана было за двадцать лет до первой войны с Германией, а мы пережили уже вторую с ней войну.

 Правда, всероссийские и мировые бедствия не смирили гордых умов профессоров Парижского богословского института. Там даже свила себе гнездо ужасная по своей пагубности софианская ересь, которая быстро распространилась по всему миру посредством издания ее основателем, протоиереем о. Сергием Булгаковым, огромных печатных его софианских трудов. Мы считаем эту ересь самой ужасной ввиду ее безумного учения о Софии как о втором Боге, даже высшем, чем Сама Божественная Троица.

 Зато к нашему утешению в самом центре России, в Москве, появился Богословский институт, профессора и преподаватели коего, будем надеяться, поймут свое назначение и высшим авторитетом в преподавании богословия будут считать святых отцов Церкви. Это возвращение русского богословия к святым отцам будет залогом возрождения нашей Церкви во всех отраслях ее жизни.

 Ныне Святая Церковь празднует память одного из самых великих своих святых отцов — святителя Николая. Своею ревностною исповедническою защитою Православия на Первом Вселенском соборе в борьбе с еретиком Арием он призывает нас с вами, возлюбленные о Христе братия и сестры, слушать святых отцов в догматах веры, установленных ими на семи Вселенских соборах. Да не будет сей святоотеческий призыв для нас тщетным. Ни на одну йоту не будем отступать от сей веры. И ради одного этого Господь будет радовать и утешать нас и осуществит над нами Свои слова: ...вся, елика аще воспросите въ молитве верующе, приимете (Мф. 21, 22).

 Молитвами св. Николая Чудотворца да спасет нас Господь от всех бед и зол и навеки да соединит нас с Собою для вечной радости в Своем неизреченном Небесном Царствии. Аминь.

1946 г.Благодатный Огонь № 3

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / О православной и ложной мистике

17.12.2017Архимандрит Рафаил (Карелин)

Вопрос: Что такое православная мистика, каковы ее свойства? Можно ли назвать мистику особым духовным даром или “религиозной гениальностью”?

Ответ: Слово “мистика” имеет широкий спектр; это познание духовного мира в непосредственном общении с ним через духовные интуиции; это вхождение в иную сферу бытия; это путь от соприкосновения с высшей Реалией к единству с Ней. Начало мистики – смирение и чувство величия тайны, перед которой в безмолвии предстоит душа. Но безмолвие мистики это не бессловесность, – а состояние души, когда исчезают противоречия и рвутся психические комплексы. Это выход из рабства в свободу, из смерти – в жизнь, из темницы – на свет. Мистичной может быть молитва и, я бы сказал, что всякая внимательная молитва, с которой соединено сердце, уже мистична. Православный мистик – тот, кто любит Христа больше всего на свете и стремится к постоянному богообщению, как сказано в Псалтири: “Ищу лица Твоего, Господи”.

Мистика – свидетельство о будущей жизни и славе святых. Духовный мир не имеет аналогов с материальным миром. Поэтому, когда мистик хочет описать свое состояние, то он не находит адекватных выражений; чтобы он не сказал – сердце шепчет: это, не то. Человеческое слово представляется ему чем-то грубым, жестким, окаменевшим. Он пробует передать свою мысль через символы и ассоциативные образы, – это единственно, что возможно; но это далеко от действительности, как солнечный свет в небе, от изображенного красками на полотне. Лучшее выражение мистической встречи с Христом, по нашему мнению, содержат гимны Симеона Нового Богослова, которого можно также назвать “новым боговидцем”. Тот свет божественной феофании, которыми были озарены апостолы на Фаворе, который сиял на лице Моисея, сходившего с Синая, – отблеском отразился в книге божественных гимнов преподобного Симеона. Но, если можно так сказать, это была тень света. Другие мистики боялись поведать свое состояние слову, как мы боимся доверить тайну лжецу. Мы родились в тюрьме, даже не подозревая, что за ее стенами есть другой мир. Мы заняты только тем, что хотим благоустроить свою темницу. Мистик тот, кто увидел свет, проникший в подземелье – этот луч, идущий от Бога к сердцу человека; и он тоскует об этом свете, он живет надеждой, что увидит его вновь.

То, что я сказал, далеко от переживания мистики. Если бы я больше понимал, что такое мистика, то наверно молчал бы о ней. Но так как мистика подверглась искажениям и гонениям, то мне приходится говорить своим немощным языком.

Православная мистика – это Фиваида и Нитрийская пустыня, это творения Макария Великого и Григория Синаита, напоенные благоуханием благодати; это подземные келии Печерского монастыря, стены которых источают духовное миро; это Лавра преподобного Саввы, похожее на жерло вулкана; это горы Гареджи, озаренные багряным отблеском заката; это безмолвие Афона; это “Святая святых” Иерусалимского храма, где Пресвятая Дева наедине молилась Богу. Мистика – это биение сердца того, кто творит Иисусову молитву.

В душе человека заложено стремление к прекрасному, – это как бы воспоминание о потерянном Эдеме, когда мир был юн и наши праотцы безгрешны, когда небо и земля не были разлучены друг с другом. Человек ищет красоту вокруг себя – в стране смерти и тления, но видит только исчезающие тени в этом мире рождений и смерти; в мире перемен, где все, к чему прикасается своим перстом время, превращается в прах. Мистик тот, кто очами сердца видит метафизическую, невидимую красоту духовного мира.

Вопрос: Существует выражение: “Мистика творчества”, чем она отличается от религиозной мистики?

Ответ: В православной мистике нет чувственных восторгов, она отстоит далеко от того эмоционального состояния, которое обычно называют вдохновением. “Творческая мистика” – это особый накал эмоций, когда человек ощущает себя медиумом каких-то неведомых для него самого сил. В этом состоянии его переживания становятся особо тонкими и пластичными; он, как бы получает способность перевоплощаться в других людей, жить их душевным миром, смотреть их глазами, чувствовать их сердцем. В античное время слова “поэт” и “пророк” были почти синонимами. Если можно сказать, то “мистика творчества” это суррогат мистики, это искание космической красоты, это упоение космосом. Поэтому в творениях великих поэтов явно присутствует пантеистическое восприятие мира. Часто этот восторг сменяется разочарованием, и “одержимость духом космоса”, – я употребляю эти слова условно, – сменяются одержимостью духом смерти. Мистика творчества – это мистика эмоций, где подъему должен следовать спад. Она бессильна проникнуть в область духа и в самых высоких своих порывах оказывается только тоской по идеалу.

Вопрос: Я слышал слова одного ученого, что существует “мистика науки”. Что это такое?

Ответ: Как я помню, эти слова принадлежат Эйнштейну. Надо сказать, что у него особый язык тонкой, я бы сказал врожденной иронии, которым он как бы играет со своим собеседником. Нередко, утверждая, он на самом деле осмеивает то, что утверждает; а, отрицая, – скрывает то, во что верит. Однако попробуем ответить.

Мистика ученого это восприятие мира как тайны, которая никогда до конца не будет раскрыта, как море, которое невозможно исчерпать. Для “мистиков науки” каждый лабораторный опыт это недопетая песня, а каждая гипотеза – это сорванный цветок, который в его руке начинает увядать. Мистическое чувство ученого – это чувство закономерности и гармонии вселенной, а исследование этого мира может вызвать особый экстаз, назовем его рассудочным экстазом. Вера Эйнштейна – это вера в рациональность мира, который познаваем, но не может быть познан до конца. Это “высший разум” Спинозы; это Бог, который не живит, а мертвит, – холодный, как северное сияние. Мистику Эйнштейна я назвал бы мистикой нигилизма.

Наука имеет дело с материей, поэзия – с чувствами и страстями, религия – с метафизическим миром.

Православная мистика это соприкосновение с тайной духовного мира, который открывается как сверхреальность, и человек видит насколько глубоко его собственное сердце. Мистика – это особое чувство любви к Богу, захватывающее человека, любви, в которой исчезает, как бы расплавляется мир, и остаются двое – Бог и он. В мистическом переживании человеческое сердце превращается в одно сплошное око, обращенное к Богу, которое непосредственно воспринимает метафизический мир и себя, как частицу этого мира. Мистическое чувство не имеет аналогов с другими психическими свойствами и способностями, оно лежит глубже них.

Вопрос: Вы говорили, что мистика это созерцание божественной красоты. Что можно сказать об этом?

Ответ: Об этом нельзя сказать, – это нужно пережить. Апостол Петр сказал на Фаворе: “Хорошо нам здесь быть”. Божественная красота открывается человеку как нечто совершенно новое и невыразимое, как духовный свет, который преображает самого человека, и тогда душа хочет только одного: всегда пребывать с Христом, образно говоря, укрыться в Его светоносной тени. Любовь нетерпелива, и поэтому мистик ищет не абстрактных, даже богословских знаний о Боге, а встречи с Самим Богом через благодать, и тоскует о разлуке, когда мистический мрак, в который во время богообщения погружается, как бы тонет земной материальный мир, рассеивается, и он снова входит в низшую визуальную реальность. Но он уходит не пустым, а уносит собой как сокровенное богатство, отблеск невидимого света, которое таит в своей душе от всех.

Вопрос: Можно ли назвать мистику “очевидностью религии”?

Ответ: Я думаю, что в своем вопросе вы сформулировали в сжатой форме суть моего ответа. Религия не доказывается силами одного рассудка, а при всех доводах в ее защиту остается только гипотезой, хотя и с высокой степенью вероятности. Голый разум, отторгнутый от других сил души и духа, похож на компьютер с заложенными программами. Тем более никакие рационалистические доводы о существовании Бога и истинности религии, без внутреннего мистического опыта, не могут вдохнуть животворящей веры в сердце – орган духа. Вся история религии и философии свидетельствует о том, что путем логизаций невозможно доказать истину религиозных и философских систем, иначе они интегрировались бы в единое мировоззрение. Религия – это включение конечного и ограниченного в бесконечное и безграничное, в котором конечное приобретает свойства бесконечного. Философия, напротив, пытается посредством силлогизмов постигнуть абсолютное, то есть ограничить бесконечное через конечное. При таком интеллектуальном иллюзионизме силы души человека сводятся к логикону, а Божество абстрагируется в отвлеченную идею, похожую на глыбу льда, нависшей над землей.

Вопрос: Что происходит с религией, когда мистика заменяется рационализмом?

Ответ: Религия искажается и разрушается, когда рассудок становится не слугой веры, а ее путеводителем и наставником, не послушником Откровения, а его судьей. Так деградирует и рушится страна, когда взбунтовавшиеся рабы становятся узурпаторами царской власти. Религия без мистики превращается в сумму понятий и представлений, оторванных от жизни сердца, и засыхает как растение, лишенное корней. Рационалистичекая религия – это “кладбищенская” религия.

Вопрос: Какая связь между догматикой и мистикой?

Ответ: Обычно под православием человека мы подразумеваем его непререкаемую веру в истинность догматов, исполнение заповедей и включенность в ритмы церковной жизни. А мистика дает созерцание истины, как встречу с живой Истиной в сердце. Великие святые: Николай Чудотворец, Григорий Богослов, Иоанн Кронштадтский и другие, имеющие глубокую мистическую одаренность, были особенно чутки к догматической чистоте. Крупинки песка, попавшие в глаз, причиняют острую боль, но их не ощущает затвердевшая кожа подошвы. Во время арианских смут составлялись униональные символы, в которых преграда между Православием и ересью становилась тонкой и как бы прозрачной, трудно различимой одним рассудком, опиравшимся на зыбкую, еще не отвердевшую терминологию. И здесь на помощь православию рассудка приходило православие сердца.

Отступление от догматической истины, хотя на волосок, святые чувствовали своей мистической интуицией как потерю благодати Духа Святого, как затмение духовного солнца – Христа в душе. Ложный догмат, образно говоря, – пробоина в корабле, через который устремляется поток воды, грозящий потопить мореплавателей в могиле моря. Граница между Православием и ересью проходит не только через область догматики, но также через область мистики.

Вопрос: Кто из современных богословов выступает против мистики?

Ответ: У профессора МДА Осипова в книге “Путь разума в поисках истины” есть глава “Мистицизм”. Прибавив к своему собственному разуму разум еще двух западных религиоведов, – католика Ганса Кюнга и протестанта Ф.Гейлера, – он пришел к выводу, что мистика проявляет себя “…в христианстве как болезнь, ненормальность, искажение веры и основ жизни. Истоки мистицизма всюду одни и те же – это гордость человека, его страстное стремление проникнуть в тайны духовного бытия и получить власть над ними – сладострастие, искание высших наслаждений, экстаза” (“Путь разума в поисках истины”, с.280).

Здесь профессор путает православную мистику, основанную на аскетизме, с ложной мистикой – “духовной прелестью” и даже магизмом. Достаточно прочитать творения преподобного Григория Синаита, чтобы убедиться, что такие определения истины являются инсинуациями или непониманием. Профессор-рационалист не мог уловить разницы между христианской мистикой и пантеистической, между преподобным Макарием Великим и Мейстером Экхартом, между святителем Игнатием Брянчаниновым и Беме и, спутав феофанию с демоноявлением, извратил и опошлил само слово “мистика”. Похоже, что г-н Осипов хочет вообще изъять слово “мистика” из православного лексикона как нецензурное слово.

Вопрос: Имеются ли в настоящее время серьезные исследования о православной мистике?

Ответ: Серьезные имеются, но серьезность не всегда ручается за истину, – я имею в виду исследования исихазма оо. Мейендорфа, Керна и других. Там много фактического материала и тонких наблюдений, но они, по моему мнению, имеют скорее психологический, чем пневматический характер. Их книги похожи на картины живописца, который не видел своими глазами Кавказ, а руководствовался сведениями, почерпнутыми из географических справочников и пособий. Может ли он почувствовать и изобразить красоту Кавказских гор? Мне кажется, что упомянутые исследователи исихазма – нервные, издерганные жизнью люди, которые “беспокойно” пишут о бесстрастии. Несколько особняком стоит Владимир Лосский. Он является эрудированным и добросовестным исследователем; в нем чувствуется, если не духовный покой, то душевное спокойствие. Но, все-таки, он не смог победить в себе интеллектуализма, тяготеющего к абстрактным выводам. Его заслуга в том, что в своей работе “Мистическое богословие” он провел четкую границу между православной и пантеистической мистикой. Но, описывая мистический опыт неоплатоников, Лосский, по нашему мнению, не вполне понял его; он считал, что в этом опыте упрощения душа созерцает саму себя и восхищается своей сотворенной красотой. Движение души извне – к себе, и от себя – к Богу, изображенное святым Дионисием Ареопагитом, Лосский считал у неоплатоников только неоконченным, и как бы прерванным на первом этапе. Но он упускает из виду, что интеллектуально нельзя абстрагировать душу от поразившего ее греха и даже увидеть свою душу без света благодати. Он игнорирует ту опасность, что душа, в попытках выйти через экстаз упрощения из своей ограниченности, “скорлупы” чувственности и рассудочности, не зная Личного Бога, встречает на своем пути космических духов, с их люциферианским светом и созерцает не себя, а этот свет, от которого она приходит в состояние изумления.

Вопрос: Значит, о мистике может писать только мистик?

Ответ: Вы угадали мою мысль. Я посоветовал бы вначале прочитать творения преподобного Макария Великого, а затем Добротолюбие, которое является антологией византийской мистики. Прибавлю, что для того, чтобы понять творения мистиков, надо самому иметь, хоть небольшой, но правильный мистический опыт, который приобретается через борьбу с грехами, очищение сердца от страстей, включением в литургическую жизнь Церкви и послушанием к духовному наставнику, который имеет познание в делании Иисусовой молитвы. Надо быть в русле мистического предания, назовем его условно традицией, а здесь большое значение имеет преемственность. Надо стараться быть на одной духовной волне с православными мистиками, хотя бы это волна, проходя через внутренние препятствия, как через огромные расстояния, звучала в нашем сердце едва слышным шепотом.

Вопрос: Существует ли связь между экуменизмом и мистикой?

Ответ: Я отвечу, несколько изменив вопрос: существует ли связь между экуменизмом и антимистикой – ложной мистикой и мистикофобией?

По моему мнению, одной из причин существования экуменизма и атмосферой, необходимой для его развития, является притупление и потеря у современных христиан, – я имею в виду православную сторону, – мистического чувства, способности не только богословски, но непосредственно воспринять Бога как Абсолютную Личность, как Живую Сверхреальность. Без внутреннего свидетельства истины – без правильного мистического опыта, религиозный гносис может распасться на фиксацию душевной эмпирии (религиозный экзистенциализм) и на построение абстрактных вероисповедальных формул, на пиетизм и рационализм. При таком состоянии христиан, экуменизм, не встречая внутренних преград в секуляризированном сознании, может показаться плоскому менталитету человека расширением самосознания и открытием новых богословских горизонтов. Борьба против православной мистики неизбежно ведет к религиозному индифферентизму – одному из основ экуменизма. В последние века этот натиск усилился, но уже в обреченной Византии, незадолго до ее падения, мистикам-исихастам, в лице святого Григория Паламы и его учеников, приходилось защищаться от нападок и клеветы рационалистов и фомистов.

Вопрос: Как я понял, мистическое чувство, корректируемое опытом Церкви, давало возможность православным непосредственно ощутить сладость божественного учения и гнилую примесь ереси. Не будет ли дерзновенно назвать Святых Отцов не только философами в богословии, но и “дегустаторами” догматов?

Ответ: Метафорические сравнения вряд ли подлежат строгому анализу. Вера логически не доказуема, поэтому агностики-атеисты, лишенные религиозного чувства, презрительно называют ее “слепой верой”. Мистика дает человеческому сердцу свидетельство достоверности. Свою книгу г-н Осипов назвал “Путь разума в поисках истины”. Но разум может только анализировать, описывать и систематизировать предоставленный ему материал, особенно знания, касающиеся метафизического мира. В отрыве от сердца он теряет ориентиры и его путь превращается в бездорожье. Если нет православия сердца, созидаемого правильным мистическим опытом и включенностью в церковную жизнь, то православие одного рассудка становится ненадежным – его можно поколебать или сбить с пути пучком выдернутых цитат. Не ослепив сердце нельзя ослепить разум. Слепота сердца – это поле для сорняка реформаторства и модернизма.

Вопрос: Укажите на признаки демонической мистики, чтобы не принять духа тьмы за ангела света.

Ответ: Лжемистика похожа на азарт игры с неизвестным, который прячет свое лицо под маской. Там нет благоговения, а накал чувств, как предвосхищение чего-то неожиданного, которое вольет новые силы в существо человека. В лжемистике нет любви к Богу, хотя порой проявляется какое-то, похожее на страсть влечение, к неведомому духу, как бы к энергетической субстанции космоса. Человек погружен в мир своих чувств и переживаний. Это какой-то накал темного вдохновения. В лжемистике встреча, назовем ее условно с космическим духом, похожа на борьбу. Здесь или душа растворяется в некоем призраке, воспринимаемом как универсум, или вбирает его в себя, становится как бы одержимым им. Человек бросается в неведомое ему тайноведение, закрыв глаза ума и сердца. Он останавливается в преддверии или предвкушении не столько тайны, сколько скрытых, как бы засекреченных для него наслаждений в царство “крылатых змей”, с их пронизывающими тело и подавляющими душу энергиями, похожими на заряд электричества и фосфорический свет, образно говоря, на мертвый свет потухших звезд. Здесь прыжок в бездну, как полет, где вертикальное измерение перевернулось, и то, что казалось находившемся на верху, очутилось внизу, а бездна заняла место неба. Здесь нет общения, а поглощение: либо человек ощущает себя божеством и как бы заглатывает мир, который воспринимается как иллюзия, или безликий универсум поглощает человека и он исчезает в нем без остатка. Этот экстаз можно назвать “дионисийстким”. Другой вид ложной мистики условно назовем “аполлонизмом”; это экстаз ума, совлекшего с себя, как одеяние, все проявления душевной жизни: мыслей, чувств, образов и представлений. Наиболее четко он выражен в неоплатонизме. Аполлон значит “губитель”. Здесь не экстаз страстей, вырвавшихся из недр души, а интеллектуальная бездна – погружение души в метафизическую пустоту, лишенную каких либо предикатов, даже жизни и смерти. Там открывается великое ничто, как все, и все – как ничто.

Вопрос: Значит, есть мистика пустоты?

Ответ: Да. Наиболее полно она выражена в ламаизме.

Вопрос: Что можно сказать о практическом дионисийтстве?

Ответ: Это упоение космосом, вернее, воображаемым духом космоса и познание через темный экстаз. Какому божеству не обращался бы экстатик, в его молитве будет звучать зов “Эвое Эрос! Эвое Пан!”.

Вопрос: Вы говорили о лжемистике, в которой присутствует демонизм. А существует ли мистика непосредственного сатанизма?

Ответ: Существует. Чаще всего это мистика гностического дуализма. Бог представляется как злое начало, который, создав человека, затем заключил его в темницу своих запретов. А сатана это добрый дух, который хочет дать человеку свободу и радость бытия. Здесь происходит обожествление собственной эмпирики: все, что имеется в человеческой природе – свято, а так как имеется грех, то и грех свят. Главные заповеди сатанизма: 1) исполняй немедленно все свои желания; 2) никогда не считай себя грешным и виновным – это предрассудок, который отравляет жизнь человека и унижает его достоинства.

В сатанизме действуют две силы: грех, живущий в человеке, который достигает огромных размеров, как бы захватывает всего человека, и пронизывает насквозь силы его души; и второе, – непосредственное действие демона, который хочет сделать человека инструментом в своих руках, медиумом и проводником своей воли. Здесь происходит нечто подобное гипнозу наяву: человека охватывают какие-то странные, нелепые желания; в исполнении их он видит свою горькую и мрачную радость, – это мистика вседозволенности. Ему кажется, что Бог обещал, но не дал, отнял и наложил запреты, а сатана хочет вернуть то, что отнял Бог. Что это такое, – человек сам не понимает, но считает, что под словом “нельзя” скрывается какое-то неведомое наслаждение, как утаенное богатство. В этом смысле, сатанинская мистика – уничтожить слово “нельзя”.

Сатанинская мистика – это мистика страстей, ярких снаружи и пустых внутри; там нет ни цели, ни перспективы. Если сравнить переживания сатаниста с каким-нибудь видом искусства, то это будет экзистенциализм, когда единственной реалией становится текучее содержание души. Это жизнь без цели, это постоянное погружение в душевный эмпиризм, в область ощущений и настроений. Бред параноика это тоже эмпиризм, поэтому здесь стирается грань между действительным и иллюзорным миром, между реальностью и безумием.

Господь назвал сатану “человекоубийцей искони”, то есть с самого начала, и “лжецом”. Сатана духовно убил наших праотцев в Эдеме, явившись им в виде змея. Он убил рукой Каина его брата, сделав старшего сына первозданной четы своим жрецом, совершившим мистерию крови.

Сатанинская мистика – это мистика разрушения. Демон – дух смерти, поэтому сатанисты, пришедшие к власти, становятся некроманами; поэтому в жертвоприношениях сатане присутствует ритуальная жертва. Теперь приоткрывается роль тайных сатанинских обществ в тех изощренных и, по сути, бессмысленных пыток, истязаний и убийств, которые происходили в застенках и лагерях смерти; тех гекатомб, где миллионы людей были садистическим образом замучены и убиты адептами сатаны.

Демон назван в Евангелии “нечистым” духом. Сатана ненавидит образ и подобие Божие в человеке, поэтому он стремится опозорить и испоганить человека. Стыд – это невидимая одежда, в которой облечен человек. Сатана хочет уничтожить эту одежду. Демоническая мистика – это мистика наготы. Слово “безобразие” означает потерю некого образа, в духовном значении – образа Божьего, и здесь сатанинская мистика проявляется как непонятное и неудержимое влечение к нечистоте, скверне, пороку, – к тому, что извращает саму природу человека.

Сатана – дух лжи и лукавства. Он обещал нашим праотцам свободу от запретов, равенство с Богом, а дал им то, что имел сам – сделал их изгнанниками из рая, рабами тления и смерти.

Одним из видов духовной лжи являются наркотики. Человек погружается в ирреальный мир демонических фантазий и причудливых фантасмагорий. Может быть, это прорыв в ад, который видится через земные образы.

Сатанинская мистика это борьба против благодати. Человек хочет изгнать, как бы вытравить из своей души благодать, полученную в крещении, поэтому сатанинский мистицизм включает в себе кощунство и осквернение святыни. В обыденной жизни он проявляет себя как потеря стыда. Брань и кощунство занимают место в “молитве” сатанистов, а порнография – их “икона”. Впрочем, есть “молитвы”, обращенные прямо диаволу. Индусский сатанист Вивекананда обращался к богине Кали со словами: “Имя твое – смерть и ужас”. Сатанист чувствует как материализируется его душа, как тяжелеет его тело, как будто притяжение земли увеличивается во много раз.

Нередко сатанист чувствует какое-то влечение, вроде любви, к змею. В глазах у сатаниста отражено то, что в его душе: уныние, какое-то метафизическое безумие и, вместе с тем, мертвенное равнодушие к миру. А, иногда, у них взгляд становится похожим на взгляд змеи.

Вопрос: Скажите кратко, в чем суть демонической мистики?

Ответ: В темной, непонятной любви к демону, подобной любви раба к своему злому тирану.

Вопрос: Однако вернемся к главному предмету беседы. Какая связь между православной мистикой и аскетикой?

Ответ: Мистика – это сердце религии и высшая ступень в аскезе, когда вера переходит в достоверность. Аскеза – это приготовление души к встрече с Богом; мистика – сама встреча. Аскеза – путь на Фавор, а мистика – созерцание Фаворского света и Божественной красоты, как предвосхищение тайны будущего века.

 

Сайт архимандрита Рафаила (Карелина)

www.blagogon.ru

Актуальные статьи / Современное единоверие – путь к единению или расколу?

4.02.2018Александр Шунин

«Кто Ти, Спасе, ризу раздра?»

Свщмч. Петр, архиепископ Александрийский

 

Краткая историческая справка

Годом учреждения единоверия как формы примирения «старообрядцев» с православной Церковью принято считать 1800, хотя уже в 1766 году известно «Увещание раскольникам», составленное в то время иеромонахом, а впоследствии митрополитом Платоном (Левшиным). В ХIX столетии единоверие выполняло возложенную на него функцию, а именно – возвращение раскольников в Православную Церковь. Как известно, в утвержденных Синодом «11 пунктах единоверия» митрополита Платона принятие Святых Таин чадом Греко-Российской Церкви от единоверческого священника допускалось только «в крайней нужде, в смертном случае» (пункт 11). Т.е фактически исключалось окормление православных христиан в единоверческих приходах, что, по сути, отвечало цели единоверия, с которой оно было учреждено. Предполагалось, что со временем, раскольники, присоединяясь к Церкви через единоверие, постепенно оставят свои заблуждения и во всей полноте примут Предание православной Церкви. Этого направления твердо держался бывший «беспоповец-федосеевец» архимандрит Павел (Леднев) Прусский (1821–1895), настоятель Никольского единоверческого монастыря в Москве, перешедший в единоверие в 1867 году. Когда в 1885 году обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев предложил возвести его в епископский сан, архимандрит Павел (Леднев) в письме профессору Н. Субботину, писал, что «принять сан епископа, оставаясь в том же Никольском единоверческом монастыре, опасаюсь, чтобы не проложить дорогу для единоверцев стужать правительству об учреждении единоверческих архиереев и тем не подать повода к разделению иерархической власти, что я не нахожу полезным и даже считаю вредным. Об этой опасности вы сами знаете не хуже меня».

Диаметрально противоположной точки зрения придерживались сторонники иного направления в единоверии – обособленности, противопоставления себя Церкви с одной стороны, и преклонения пред раскольническими сообществами – с другой. Ярким представителем данного направления в единоверии являлся Иван Тимофеевич Верховский (1818–1891), священник Русской Православной Церкви, сын единоверческого протоиерея Тимофея Верховского. Он выступал за избрание единоверческого епископа, печатал свои статьи в защиту «старообрядцев», выдвигал на место «платоновского единоверия» «соединенство святое и без упрека православное». В итоге в 1885 году он оставил свою паству и перебрался к раскольникам в Белую Криницу, где активно помогал известному белокриницкому деятелю Онисиму Швецову составлять и печатать сочинения в защиту «старообрядчества», хотя , как отмечают церковные историки, в частности Н.Тальберг, «чиноприятию их себя не подвергнул».

Как известно, Поместный собор 1917–1918 г. утвердил право единоверцев на особых епископов, имеющих статус викарных. К 1918 году на территории России действовало около 600 единоверческих приходов и даже несколько единоверческих монастырей, но в 1920-х годах большинство из них было закрыто. В 1937 году в связи с арестом единоверческого епископа Вассиана (Веретенникова) управление единоверческими приходами было передано местным архипастырям, т.е должность особого епископа в единоверии фактически была упразднена.

Дальнейшие благоприятные решения в отношении единоверцев (Постановление Временного Патриаршего Священного Синода 1929 года о «равноспасительности старого обряда» и признание недействительными постановления Большого Московского Собора 1666–1667г.г. в отношении раскольников, подтвержденное затем на Поместном Соборе РПЦ 1971 года) развитию единоверия не способствовало.

В настоящее время согласно официальной информации, размещенной на сайте «Патриаршего центра древнерусской богослужебной традиции» количество единоверческих («старообрядных» ) приходов не достигает и тридцати, и те из них, в храмах которых, мне привелось побывать, на воскресных утренних службах оказываются полупустыми (не говоря уже о всенощных, где количество молящихся (например, в Куровском и Рубцове) порой ограничивается служащим священником и клиросом).

Современное положение единоверия

Что же в настоящее время представляет собой единоверие? Выполняет ли оно изначально поставленные при его основании задачи, а именно – приводить заблудших словесных овец в ограду Церкви из душепагубного раскола? Уже в середине ХIХ столетия святитель Игнатий (Брянчанинов) в своей работе «О расколе» указывал, что «расколом называется нарушение полного единения со Святою Церковию, с точным сохранением, однако, истинного учения о догматах и таинствах. Нарушение единения в догматах и таинствах – уже ересь. Собственно раскольническими церквами могут быть названы в России только единоверческие церкви и церкви, находящиеся в ведомстве главных священников (бывших обер-священников)».

Опыт показывает, что в своем современном состоянии единоверческие (или как их еще называют «старообрядные») приходы выполняют как раз противоположную функцию: по сути являются своего рода переходной ступенью к раскольническим сообществам. Современное единоверие в принципе не может вести к единству Веры, будучи само раздроблено на несколько разнородных (а порой даже «враждующих» между собой) групп, имеющих отличия во внешних обрядовых проявлениях. Так одна из этих групп как образец для подражания избрала для себя Рижскую Гребенщиковскую старообрядческую общину, т.е беспоповщину с характерным для нее «хомовым» пением, разведением рук в стороны молящимися при каждении, другие являются кальками с Белокриницкой и Новозыбковской «иерархий», третьи умудряются совмещать в себе то и другое.

О каком единстве Церкви может идти речь, когда на официальном сайте «Патриаршего центра древнерусской богослужебной традиции» в разделе «Старообрядные приходы РПЦ» читаем: «Храм святителя Николы в Кузнецах (Казанской иконы Богородицы). Адрес: 109004, г. Москва, ул. Таганская 20а. Телефон: (495) 9125243, 9127329. Клир: игумен Петр (Васильев) – настоятель. К молитве допускаются только единоверцы и старообрядцы» (выделено мной. – А.Ш.) Т.е. в храм, находящийся в юрисдикции Русской Православной Церкви, вход православным чадам, в отличие от «старообрядцев» и единоверцев, попросту запрещен. Парадокс состоит еще и в том, что этот храм был построен в 1672–1673 гг., т.е. когда рекомые «старообрядцы» уже отпали от Церкви. Вот такое проявление «искренней любви» и стремление к единству.

Каждый год в день святых Жен-мироносиц белокриницкие «старообрядцы» устраивают грандиозный праздник в честь дарования свобод веротерпимости указом императора Николая II в 1905 году. Так вот на этом празднике Вы всегда можете лицезреть «единоверческих» священников, прогуливающихся между торговыми рядами ярмарки или на службе в «старообрядческом» храме, или в качестве зрителей концерта «старообрядческих» певческих коллективов. Но уверяю Вас, что на подобных мероприятиях, проводимых «новообрядцами», Вы не найдете их, если даже очень постараетесь.

Книга «Розыск о раскольнической брынской вере» свт. Димитрия Ростовского последний раз переиздавалась в 1877 году, наверное, из-за соображений «толерантности и политкорректности», дабы не раздражать «старообрядцев», в том числе находящихся в Русской Церкви. А вот книга «Пустозерские узники-свидетели истины», включающая произведения известных расколоучителей, содержащая явные хулы на Предания Русской Православной Церкви, переиздана в 2009 году, а икону «святого» Аввакума Петрова вы можете увидеть даже в одном из единоверческих храмов. Факты говорят сами за себя.

Единоверие по-своему уникальное явление, ни в одной поместной Церкви мы не найдем ничего похожего (к слову сказать, нет даже намеков о существовании «старых обрядов» и их отстаивании). Ни один из прославленных преподобных и святителей не был единоверцем. Так что же привлекает к этому явлению чад Русской Православной Церкви (не говорю об обратном процессе, ибо единоверие в настоящее время не ставит перед собой задачи возвращения в Церковь из раскола, как это было в начале ХIХ столетия)? Несомненным является то, что видимые нестроения в обычных «новообрядных» приходах являются причиной обращения к единоверцам.

Единоверие и мнимое благочестие

Интересующийся церковной литургикой и не теплохладный православный христианин, присутствуя на обычных приходских богослужениях, начинает тяготиться нарушениями Устава, выражающимися прежде всего в сокращении церковных служб, чувственным оперным пением, небрежением служащих священников и некоторыми обновленческими нововведениями. Такой христианин в поисках благочестия прежде всего обращает свой взор на приходы, в которых всего вышеуказанного пытаются избегать. Хорошо, если он найдет нужное и полезное душе в монастырях и подворьях монастырей, где более трепетное отношение (к сожалению, далеко не во всех) к исполнению Устава и к строю самого богослужения без изменения внешней обрядовой стороны. Но многие в поисках идеального сообщества уходят к единоверцам и хорошо, если после них они не направят свои стопы дальше от Церкви. Однако стоит посмотреть, что представляет собой это самое единоверческое и «старообрядческое» благочестие. Приведу несколько примеров.

Многие отмечают одновременность совершения поклонов всеми молящимися в определенные моменты богослужения. Земные поклоны совершают все находящиеся в храме одновременно и одновременно попирают правила, предложенные святыми Отцами на Вселенских Соборах. Как известно, в «старообрядчестве» есть обязательные земные поклоны (например, на «Достойно есть»), которые совершаются в воскресные дни, во все Двунадесятые Праздники, на святки, на Светлой седмице, т.е. когда земные поклоны полностью отменяются. Чем руководствуются при этом единоверцы и «старообрядцы» совершенно не понятно, но только не Канонами и Правилами святых Отец.

Другой пример: когда служащий священник выходит с Дарами после первой части «Херувимской», присутствующие за Литургией кладут два поясных и один земной поклон. Но земной поклон еще не пресуществленным Дарам всегда расценивался не иначе как «хлебопоклонная ересь». Комментарии излишни.

В настоящее время, к большому сожалению, очень распространено обливательное Крещение. Единоверцы ратуют за то, чтобы Таинство Крещения, как заповедовали святые Отцы, было трехпогружательным. И это стремление похвально. Однако существует одно «но». Если Вы крещены обливательно, то в некоторых единоверческих приходах Вам предложат пройти так называемое «довершение», либо креститься заново (чем руководствуются единоверческие священники – опять не понятно). По крайней мере, история не знает, когда в пределах одной поместной Церкви происходили подобные случаи.

Что касается пения… То, что мы слышим в большинстве современных православных храмов вызывает, к сожалению, у многих отрицательные эмоции. «Чувственное» оперное пение, «итальянщина» в принципе не могут настраивать человека на молитву. Эта тенденция является характерной только для Русской поместной Церкви (например, у тех же греков или болгар вы не услышите подобного «козлогласования»). Климент Александрийский пишет: «Надобно употреблять гармонии скромные и целомудренные, а нежных гармоний, которые страстными переливами голоса располагают к жизни изнеженной и праздной, надобно сколь возможно избегать. Потому хроматические гармонии должны быть предоставлены бесстыдной дерзости, музыке нецеломудренной».

Существует мнение, что в единоверческих приходах повсеместно введено унисонное молитвенное пение, не играющее на чувствах и эмоциях молящихся. Теоретически это так и должно быть. На практике мы наблюдаем следующую картину. В московских единоверческих («старообрядных») приходах преобладает так называемое «наонное» («хомовое») пение. Его сторонники утверждают, что именно подобное пение было распространено в древней Руси. Не будучи знатоком певческих традиций, я не берусь оспаривать данную точку зрения, но когда чтец или певец возглашает «Молитвами святых Отэц» или «Господи, помилýй» с ударением на последнем слоге (возникает ассоциация со словом «помело» – так и хочется, простите, сказать: «помелом бы из храма Божьего подобных ревнителей “древнего” пения»), то я начинаю сомневаться в истинности слов летописца: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького» (Повесть Временных Лет). Разве могло поразить русских послов заунывное монотонное пение? Разве русские люди когда-то «экали» подобно акценту представителей прибалтийских стран? Может и есть в каких-то единоверческих приходах правильное знаменное унисонное пение, настраивающее на молитву, но слышать подобное мне лично не приходилось.

Что касается самих богослужений, то здесь всё также неоднозначно. Почему-то большинство единоверцев любят начинать всенощное бдение примерно в 14:00–15:00 часов по московскому времени.(хотя стоит отметить, что в некоторых приходах совершаются ночные всенощные). Это, конечно, дело вкуса, но по крайней мере странно звучат молитвы «Павечерницы» в сей ранний час (фактически молитвы на сон грядущим). Кстати, эту практику единоверцы переняли (как практически и всё остальное) у своих единомышленников, находящихся в расколе. Службы, как правило, не сокращаются, но почему-то из них исключено чтение поучений, которые читали даже во времена ненавистного ими Святейшего патриарха Никона. Чинопоследование девятого часа у единоверцев, так же как и у «старообрядцев», совершается непосредственно перед Литургией. Хотя по свидетельству святителя Симеона Солунского: «Под конец же дня совершаются последования девятого часа, вечерни и повечерия, соединенные вместе, но особые и поющиеся одно за другим в одно время» («О священнодействиях и таинствах церковных»).

Т.е. благочестие, предлагаемое единоверцами, на поверку оказывается мнимым. Я даже не касаюсь вопроса так называемых «старых» обрядов – это тема для отдельного изучения.

Единоверие и неообновленчество

Стоит сказать несколько слов об ассоциациях единоверия с движением так называемого «неообновленчества» в Русской Церкви, которые напрашиваются сами собой. Обновленцы в Церкви во все времена стремились и стремятся к возврату к «богослужебной практике древней Церкви» («реконструкции древней богослужебной практики»), т.е. к старому, по их мнению, свободному от всего наносного и ненужного, что превносилось в Церковь в различные периоды своего развития. И в этом они сходны с единоверцами и раскольниками. Ревнители «старых обрядов» фактически выступают за реконструкцию древнего богослужения и уклада жизни, что на самом деле не представляется возможным, т.к. во-первых очень мало письменных источников, касающихся данных вопросов, во-вторых, отвергать 300-летнюю церковную практику – значит сомневаться в действии Святого Духа (да не будет!) в жизни Церкви Христовой. Также и некоторые внешние проявления роднят современных старообрядцев с церковными модернистами и обновленцами. Так, например, практически все единоверческие и обновленческие священники носят короткие стрижки, объясняя наличие длинных волос у священства поздней традицией. А отказ от ношения наперсных крестов единоверческим духовенством роднит их с приверженцами неуставной литургии апостола Иакова.

Стоит коснуться и некоторых персоналий, которые тем или иным образом симпатизировали единоверию и «старообрядчеству»:

1.   Антон Владимирович Карташёв (1875–1960) – последний обер-прокурор Святейшего Синода; министр исповеданий Временного правительства, либеральный теолог был одним из основателей и профессором модернистского Свято-Сергиевского богословского института в Париже (1925–1960), участник экуменического движения. Учениками его являлись: Иван Мейендорф, П. Ковалевский, Александр Шмеман. В своих статьях и книгах неоднократно выступал как противник реформы Святейшего Патриарха Никона и защитник «старообрядцев».

2.   Александр Исаевич Солженицын (1918–2008) – писатель, диссидент, раскольники любят повторять его фразу, в которой революцию 1917 года называет следствием реформы ХVII века.

3.   Митрополит Никодим (Ротов) (1929–1978) – председатель ОВЦС Московской патриархии, инициатор вступления РПЦ во Всемирный совет церквей, известный экуменист и филокатолик, сторонник обновленческих богослужебных реформ. На Поместном Соборе 1971 года он выступил с докладом  «Об отмене клятв на старые обряды», который был одобрен участниками Собора и следствием этого были отменены «клятвы» (которые, кстати, в 1666–1667 гг. никто не возлагал на «обряды», а только на людей, не подчиняющихся Церкви), а также было дозволено преподавать Святые Тайны не только единоверцам, но и «старообрядцам», как «имеющим с нами единство в таинствах». Участникам Поместного Собора 1971 г., наверное, не были знакомы слова преп. Паисия (Величковского): «Клятва или анафема на противящихся Соборной Церкви, т.е. на крестящихся двумя перстами или в чем-нибудь ином противящихся и не покоряющихся, будучи соборно наложена восточными патриархами, имеет оставаться благодатию Христовой твердою, непоколебимою и неразрешимою до скончания века».

Как известно, современные иерархи РПЦ также благосклонно (если не сказать больше) относятся к единоверцам и «старообрядцам». Одно время в Успенском соборе Кремля, в самом сердце православной Москвы, проходили единоверческие службы, вход на которые был по пригласительным билетам (в голове трудно укладывается, что ко Христу можно попасть по некоему «пригласительному билету»). Возглавлял эти богослужения (а также службы в небезызвестной Михайловской слободе) известный поклонник протоиерея Александра Меня и покровитель секты «кочетковцев» митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий (Поярков). В последнее время полюбил совершать Литургию «древним» чином в одном из единоверческих храмов Москвы митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев), для которого благотворители даже пошили облачение в древнерусском стиле. О личности митрополита Илариона писать излишне…

Послесловие

Так что же представляет собой единоверие в своем современном состоянии и необходимо ли оно в Русской Церкви? На мой взгляд, единоверие ведет в определенном смысле к единению. Но к единению отнюдь не с полнотой Православной Церкви Христовой , а с раскольническими самочинными сообществами на основе их общих заблуждений. Ни одна уния (а с тем, что единоверие представляет собой унию, согласны не только рекомые «старообрядцы», но и чада Православной Церкви) не может устоять в Истине. Как могут чада одной Церкви держаться разных Символов Веры? Как можно, будучи в Церкви, осуждать и сторониться ее 300-летнего Предания?

В последнее время с подачи «единоверцев» активно началось обсуждение возможности признания австрийской старообрядческой «иерархии» (резиденция на Рогожском кладбище). Если это произойдет, то мы получим, например, на одной канонической территории двух епископов. Не говорю о том, что признание действительности Таинств у раскольников приведет к попранию церковных канонов. В принципе, это соответствует экуменической направленности деятельности неформального лидера «единоверия» митрополита Илариона (Алфеева), которого прочат в «официальные» единоверческие епископы: http://ruvera.ru/news/...a.

С практической точки зрения признание старообрядческой австрийской «иерархии» может привести к тому, что «узаконенные» раскольники станут требовать себе храмы, построенные до церковной реформы XVII века (прецеденты уже имеются: Коломна, Новгород).

И в заключение приведем слова свт. Феофана Затворника: «Истина же Божия ясна. Она не прячется, а идет открыто, и предъявляет все свидетельства своей истины. Мы стоим на твердом камени: наздани быша на основании Апостол и Пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Еф. 2, 20). Сие ведяще мужественно стойте в вере, и с дерзновением свидетельствуйте истину ее, и не только не поддавайтесь раскольникам, а, напротив, их старайтесь привлечь на свою сторону, искренно убеждая, что они впали в ложь и заблуждение и стоят на пути погибельном, держась новин, которые, по обману, считают стариною. Аминь.»

 

Благодатный Огонь

 

www.blagogon.ru

---

Смотрите также

• 
  Журнал философия права официальный сайт
• 
  Зр ру журнал читать онлайн
• 
  Парламентская газета журнал рф сегодня
• 
  Журнал рф сегодня парламентская газета
• 
  Гаилә һәм мәктәп журналы сайты
• 
  Журнал армия беларусь последний выпуск
• Электронный журнал образование алтайский край
• 
  Анна семенович в журнале плейбой
• 
  Салымская сош 2 электронный журнал
• 
  Современные технологии в медицине журнал
• 
  Журнал дефектов тепловых сетей образец