Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
ПРОЗА. Валерий РУМЯНЦЕВ. рассказ «CEBEP» N. Валерий румянцев литературный журнал проза
Валерий Румянцев. Тиражи и виражи литературных журналов :: Книжный ларек
ТИРАЖИ И ВИРАЖИ ЛИТЕРАТУРНЫХ ЖУРНАЛОВ
(по страницам Интернета и не только)
В своей статье «Литературные журналы переживают не лучшие времена» главный редактор «Роман-газеты» Юрий Козлов пишет: «…Да, у большинства литературных изданий – “Нового мира”, “Москвы”, “Знамени”, “Юности”, “Октября”, “Роман-газеты”, “Литературной России” – интереснейшая история и большие заслуги перед обществом».
Что ж, всё верно. Вряд ли кто-нибудь всерьёз станет с этим спорить. Но беда-то в том, что упомянутые редактором заслуги остались в далёком прошлом. А какие заслуги у этих изданий сегодня, или, хотя бы, за последние десять-двадцать лет? Кто-то, конечно, может посчитать заметным явлением то обстоятельство, что «Знамя» пять раз публиковало «шедевры» бывшего министра А. Улюкаева, а главный редактор «Нового мира» А. Василевский имеет склонность регулярно печатать стихи своей жены. (Ну как не порадеть родному человечку.) Впрочем, читатели это заметили, но не отнесли прочитанное к ярким событиям в современной русской литературе.
Посмотрим на одно из главных «достижений» «ведущих» литературно-художественных журналов. Тираж «Знамени» в 1990 году – 1 млн экз., в 2016 году – 2 тыс. экз. У «Дружбы народов» в 1989 году тираж 1 млн 100 тыс. экз., в 2017 году – 1200 экз. Тираж «Нового мира» в 1990 году составлял 2 млн 700 тыс. экз., в 2017 году – 2300 экз. У «Невы» в 1989 году 675 тыс. экз., в 2017 году – 1500 экз. Тираж «Октября» в 1989 году 380 тыс. экз., в 2016 году – 1 тыс. экз. «Юность» в 1989 году – 3 млн 100 тыс. экз., в 2015 году – 6500 экз.
Эти цифры просто «кричат» о явном неблагополучии и в литературных журналах, и в стране.
Вернёмся к вышеназванной статье Юрия Козлова. Он предлагает: «В “золотой” список должны (без обсуждения) быть включены “Новый мир”, “Наш современник”, “Знамя”, “Москва”, “Роман-газета”, “Октябрь”, “Юность”, “Литературная газета”, “Литературная Россия”, “Нева”, “Звезда”, “Сибирские огни”, “Волга”». И далее: «Правительство… принимает бессрочное решение ежегодно финансировать отдельной бюджетной строкой обязательную подписку на этот “пакет”, как минимум, для пяти тысяч крупнейших российских библиотек и учебных заведений, где занимаются изучением современной литературы».
Возникает вопрос: почему без обсуждения? Только потому, что 30–50 лет назад в этих изданиях печатались лучшие произведения советских писателей? Аргумент, прямо скажем, малоубедительный. И почему правительство должно финансировать именно этот пакет? Потому что в «Нашем современнике» и в «Москве» печатал свою «поэзию» российский олигарх Михаил Гуцериев? Или потому, что в этих журналах (как, впрочем, и во многих других, не перечисленных выше) главные редакторы предпочитают печатать себя, друг друга, своих друзей, приятелей и т. п.?
Главные редакторы хотя бы почитали, что пишут об их журналах в Интернете. Вот всего один пример. «Недавно была в Москве. Стала свидетельницей того, как в одном из книжных магазинов выложили у входа пачку “толстых” литературных журналов (уже устаревших номеров), видимо, не проданных в своё время. Магазин таким образом “почистил” свои полки. К сожалению, и бесплатно эти журналы залежались: при мне ни один покупатель не взял из этой пачки ни одного экземпляра. Да и, судя по толщине пачки, ими мало кто из читателей заинтересовался. Стало очень обидно за современных литераторов!»
Правительству, безусловно, крайне необходимо финансировать издание литературных журналов, но редколлегиям предварительно в обязательном порядке надо изменить порочную практику отбора текстов для публикации.
В беседе с режиссёром Эллой Аграновской главный редактор журнала «Знамя» С. Чупринин говорит о падении тиража своего журнала в 500 раз за последние 25 лет и называет три главных причины: «Общественная проблематика в значительной степени ушла в Интернет, в телевидение, в массовые издания. Далее, наряду с бумажной, у нас есть электронная версия, и тех, кто читает её, гораздо больше, чем тех, кто берёт в руки бумажный экземпляр. И третья причина, быть может, самая серьёзная: …Читать в России… стали несравнимо меньше, чем это было в годы нашей молодости».
С. Чупринин прав, но лишь отчасти. Главная причина одна: читать стали катастрофически меньше. Но Чупринин или боится до конца признаться в этой главной причине, или лукавит, – поэтому и стыдливо прикрывается вводными словами «быть может». В противном случае надо будет признать и свою бездарную политику в подборе текстов для публикации.
Открываем последний доступный на сегодняшний день номер журнала «Знамя» (№ 11 за 2017 г.). Берём первого (по содержанию журнала) поэта Андрея Пермякова и читаем его стихотворение, которое называется «Ельник»:
– Сам ты кукушка, а это – зигзица!
– Если кукует, значит, кукушка!
– А если зигзица – что ли зигует?
– Если зигзица – наверно, зимует.
– Нет, если зимует, значит лягушка!
А ногами в это время корягу
По тропке гонять.
А руками в это время брагу
Друг дружке передавать,
Не брагу, а магазинную брагу – Елаху.
Банка на куртке делает мокрый такой отпечаток.
Внезапного глухаря услышав, непременно ойкнуть со страху.
На двоих нам сильно девятый десяток.
Прах к праху.
И это стихи, которые должны быть на страницах «ведущего» литературного журнала?! Что это, художественный вкус редактора или что-то другое? (Прозаик Александр Карасёв, видимо, так разгневался на главных редакторов, что свои заметки назвал «Преступление и предательство толстых литературных журналов в России».) А прочитав такую белиберду (назвать этот бред поэзией язык не поворачивается), смело можно предположить, что и проза в этом журнале, скорее всего, такая же «высокохудожественная».
Вот поэтому и «читать стали катастрофически меньше». В этом существенная заслуга и главных редакторов. Кстати, в Интернете можно найти немало отзывов и писателей, и читателей о главных редакторах. Есть такой Евгений Степанов, который известен как издатель и главный редактор литературных журналов «Дети Ра», «Футурум АРТ», «Зарубежные записки» и газеты «Литературные известия». Автор анонимной статьи «С миру по нитке» (не все такие смелые как Александр Карасёв) очень точно охарактеризовал этого редактора: «Евгений Степанов – странный персонаж в литературном пространстве и то, что он делает – тоже отдаёт какой-то художественной самодеятельностью».
Набрал в Интернете фразу «Почему не читают современные литературные журналы?» и получил от читателей сотни ответов. Давайте почитаем некоторые из них:
– «…потому что нет в этих журналах того, что актуально на сегодняшний день, нет голоса чести, достоинства и боли за то, что происходит… Часто думаю, а что бы сейчас сказал Высоцкий?.. Обывателя загоняют в потребительство или в церковь»;
– «Не читаю по нескольким причинам: сложно купить, боязнь потерять время на скучное чтение»;
– «В конце 80-х читала просто огромное количество. Не влезали в почтовый ящик. А недавно попробовала “Новый мир” – нет, не то совсем ощущение»;
– «Современная молодёжь не умеет и не любит читать! Потому что читать-то особенно нечего: современная литература находится в глубоком упадке»;
– «Если происходит деградация общества, то деградирует и музыка, и кино, и литература (прочитал и выбросил), – что мы с успехом наблюдаем сейчас. Настоящие таланты пропадают, ведь у них нет ни раскрутки, ни покровителей, только огромное количество бездарных раздутых конкурентов, давящих своим большинством и рекламой»;
– «Беру журналы, естественно, в библиотеке (это такие дома, где дают книжки бесплатно домой читать, кто не знает)»;
– «И дело даже не в упадке литературно-журнальной традиции. По-моему, дело в самой литературе: она перестала быть рупором свежемыслия»;
– «Знаете, есть такой анекдот. Приезжает Победоносцев в какой-то провинциальный город, заходит в местную газетку, спрашивает главного редактора, о чём пишете, как живёте? Выходит сухонький старичок и отвечает: “Кормимся, ваш высокородие!” Вот так и все сейчас»;
– «Краткость – с. т.! Плюс клипное мышление молодёжи, интернет наскоками и жидкий мозг, который может загустеть на несколько секунд и снова… э-э, забыл, что хотел сказать…»;
– «До перестройки читала регулярно “Новый мир”, “Иностранную литературу”, “Октябрь” и т. д. Эти журналы были как луч света в нашей жизни, давали много пищи для ума, расширяли кругозор. Сейчас не читаю. Не нахожу для себя ничего интересного».
Может быть, последней читательнице порекомендовать журнал «Урал», чтобы она насладилась интересным чтением? Открываем № 11 за 2017 год, раздел «поэзия», Михаил Окунь. Главный редактор журнала просто обожает его печатать. Читаем первое стихотворение:
Нас ли стращать всякой ерундой
типа глаза, мать его, Батая?
У нас по весне такое вытаивает,
Бог ты мой!
В нашем многоканальном проходном дворе
двигаться можно только по карте.
И то, что ещё дышало и двигалось в декабре,
Стало лиловым «подснежником» в марте.
Скорее всего М. Окунь, когда писал эти строки, просто задохнулся вдохновением.
Стихотворную подборку вышеуказанного поэта завершает такое «произведение»:
«Тебе не холодно?» –
Спросила мама.
Мне этим холодом
Не холодно давно.
Как тут не вспомнить афоризм незабвенного В. С. Черномырдина «Раньше никогда такого не было и вдруг – опять!» Полагаю, что комментарии к этой «поэзии» излишни (не потому ли журнал «Урал» сегодня имеет мизерный тираж, хотя в 1991 году его тираж составлял около 2 млн экз.?) А как хорошо было бы на этом месте увидеть настоящую поэзию! Например, прочитать Михаила Анищенко, ну хотя бы его стихотворение «Барыня»:
Боль запоздалая. Совесть невнятная.
Тьма над страною, но мысли темней.
Что же ты, Родина невероятная,
Переселяешься в область теней?
Не уходи, оставайся, пожалуйста,
Мёрзни на холоде, мокни в дожди,
Падай и ври, притворяйся и жалуйся,
Только, пожалуйста, не уходи.
Родина милая! В страхе и ярости
Дай разобраться во всём самому…
Или и я обречён по ментальности
Вечно топить собачонку Муму?
Плещется речка и в утреннем мареве
Прямо ко мне чей-то голос летит:
«Надо убить не собаку, а барыню,
Ваня Тургенев поймёт и простит».
Горько от того, что всевозможные пишущие «окуни» легко «причаливают» к редакциям литературных журналов, а такие талантливые поэты, как Михаил Анищенко, умирают в безвестности и нищете.
Нередко литераторы делятся в Интернете своими впечатлениями от общения с литературными чиновниками. Вот как описывает один молодой автор посещение редакции «Нового мира»: «Нарвался на невысокого стройного мужчину пенсионного возраста – редактора отдела прозы (?). Он устроил мне допрос: “Что последнее вы читали в нашем журнале?” Я не стал обижать его правдой (что читать там особо нечего), а ответил, что читал “разное”, не назвав конкретного. Он зло бросил: “Вы нас не читаете – почему мы вас должны читать?!” и почти что кинул в меня рукопись».
Ну чем не сюжет для небольшого рассказа? Впрочем, эта тема заслуживает отдельного разговора.
© Валерий Румянцев, текст, 2017
© Книжный ларёк, публикация, 2018
В поезде | Валерий Румянцев | Проза
 |
За свою долгую жизнь мне пришлось много поездить и по стране и зарубежом. Многое забылось, но одна давняя поездка въелась впамять на всю жизнь до мельчайших подробностей. Я ехал поездомв спальном вагоне в Ленинград через Москву. Была июльскаяжара, и почти все двери купе стояли нараспашку. Я частовыходил в коридор, где легче дышалось, или покурить в тамбур, и,проходя мимо открытых дверей, мельком видел пассажиров ислышал обрывки их разговоров. Возле одного из купе яостановился, чтобы посмотреть в окно (что-то меня там заинтересовало,уже не помню что) и услышал мужской голос:
– …Я ещё в молодости пришёл к такому выводу. Интеллект человекаразвивается с помощью пополнения словарного запаса. Узналзначение нового слова – в сознании открылась ячейка, ещё слово –новая ячейка открылась, и так далее. Причём, не имеетзначения, какое это слово: иностранное или из воровского жаргона.Поэтому тот, кто владеет иностранным языком, имеет болеевысокий интеллект…
Через минуту я стоял в тамбуре, курил и задумался над тем, чтотолько что услышал. Эта мысль показалось мне интересной.Возвращаясь на своё место, я глянул в купе, откуда доносился ужезнакомый голос, и увидел, что этот голос принадлежит среднего возраста славянину интеллигентной внешности.Напротив него сидел кавказец примерно такого же возраста.
В своём купе я продолжил чтение какой-то книги, но мои мысликрутились вокруг незнакомца. Спустя некоторое время я опять подошёлк окну в коридоре возле того самого купе и услышал тот жеголос:
– …На всех нас влияют мысли других людей. Добрые мысли окружаютчеловека особым биополем, находясь в котором другой человеквоспринимает это без всяких слов. Но в молчании может быть нетолько доброта, но и злоба, ненависть, любовь, равнодушие,любопытство и так далее. Общение людей – это взаимодействие ихбиополей. Высказанное слово – это чаще всего ложь. Большеполовины правдивой информации от человека к человекупередаётся без слов, а слова нередко служат нам для того, чтобыскрыть ту или иную мысль. Молчание – золото. Мысль – поступок.Секрет обаяния людей в их мыслях. Привлекательность внешностизависит не от физического тела, а от мыслей, в этом телесуществующих. Рядом с одними нам хорошо и комфортно, а сдругими – плохо. Всё зависит от мыслей людей. Чтобы бороться созлом и преступностью, надо пробуждать, культивировать в людяхдобрые мысли. Это достигается образованием и воспитанием. Вобществе, где люди необразованны и невоспитанны, большуюроль играет религия или идеология, цель которых контролировать мысли большинствалюдей установленными догмами.
Монолог был прерван кондуктором, который принёс чай, и пассажирыкупе занялись обедом.
Я вернулся на своё место, прилёг и стал обдумывать то, что услышал.Раньше ничего подобного я нигде не читал. Неудобно былоподслушивать, но меня неудержимо тянуло на прежнее место. Последолгих колебаний я опять оказался у заветного окна и услышалследующее.
– …Мы удивляемся чудесам. Но чудес в природе нет. Чудо есть толькоодно: это сама природа и её часть – человек. Удивляться можнотолько этому творению. В повседневной жизни человекудивляется тому, что не соответствует его представлениям,убеждениям, теориям. Таким образом, чтобы удивиться, нужно уже иметьв сознании какие-то представления об окружающем мире. Этипредставления основаны на личном опыте и формируются всознании в какие-то логические модели. Дальнейший опыт такжепоказывает, что любая построенная человеком логическая модель илитеория есть предрассудок, иллюзия, мираж. Пытаясь логически объяснить мир, мы должны рано или поздно удивиться тому,что наши теории и умозаключения не соответствуютдействительности. Удивление наше будет тем сильнее и больше, чем научнееи серьёзнее наши теории. Только очень умный человекоткровенно скажет вам, насколько он глуп. «Во многой мудрости –много печали», – говорили древние. Инстинкт познания – этомощная страсть в человеке, она, как и любая страсть, ведёт кудовольствию. Удивление человека, познающего мир, – огромноеудовольствие. Но испытавшего удовольствия человека ждутразочарования и новые проблемы. Самое большое заблуждение человеказаключается в том, что, развивая науку, он считает, чтотаким образом он приобретает власть над природой. Наделённыйсознанием человек действительно получает некоторую свободуволи и некоторую власть над природой. Но это… (с чем бысравнить) – червь, да, червь на крючке удочки, проглотив которого мы осознаём властьрыбака и попадаем к нему ещё в большую зависимость. Давчеловеку сознание, природа преследовала только одну цель: показатьчеловеку своё могущество. Думая категориями человеческойморали, можно сказать, что, наделив сознанием человека,природа очень изощрённо поиздевалась над ним. Вывод такой.Удивляться не надо. Любая страсть – хитроумная ловушка. Свободуволи и власть имеет только природа. Некоторые называют её –Бог…
Дальше мне послушать не пришлось. Кондуктор начал убирать ковровуюдорожку, и я вынужден был удалиться в своё купе. В тот вечерспать я ложился с мыслью: «Ну почему не я оказался соседом втом купе, а этот кавказец с усами!?»
Москву я проспал. Её мы проехали ночью. Утром я заметил, чтокавказец в купе один и очень удивился этому. Из их вчерашнихразговоров, которые я подслушал, было ясно, что оба они едут вЛенинград. Мысль о том, куда подевался попутчик того кавказца,не давала мне покоя. Что же с ним случилось? Потоптавшисьвозле открытой двери чужого купе, я заглянул в него и спросил:
– Извините, а ваш сосед уже вышел?
– Да. Весь вышел. Его арестовали в Москве.
– За что!? – я был ошарашен этой новостью.
– Он слишком много знал, – ехидно ответил кавказец, усмехнулся иотвернулся к окну
За окном шёл тысяча девятьсот тридцать седьмой год.
www.topos.ru
ЛитКритика.by::Литературные премии в роли бижутерии
Литературные премии в роли бижутерии
Недавно получил письмо от нашего читателя:
В редакцию портала ЛитКритика.by
Спасибо Вам за то, что недавно Вы перепечатали мою статью из газеты "Литературная Россия". Хотел бы направить Вам для публикации свои новые статьи. Прошу ответить на один вопрос: вас интересуют только неопубликованные статьи или можно прислать и те, что появлялись в печати?
Валерий Румянцев, г. Сочи.
Речь о статье «Жива ли поэзия в России?». Конечно, меня интересуют любые работы Валерия Румянцева, поскольку я опубликовал его статью по простой причине – она мне понравилась своей объективностью.
|
Зорькин Борис Иванович (литературный псевдоним Валерий Румянцев) родился в 1951 году в Оренбургской области в семье судьи. Среднюю школу окончил с золотой медалью. Учился в Куйбышевском авиационном институте, на юридическом факультете Северо-Осетинского госуниверситета. Окончив филологический факультет Воронежского государственного педагогического института, три года работал учителем, завучем в одной из школ Чечено-Ингушской АССР. После окончания Высших курсов КГБ СССР на протяжении тридцати лет служил в органах госбезопасности. Из органов ФСБ РФ уволился в звании полковника. Женат, имеет двоих детей и четверых внуков. Проживает в г. Сочи.
Лирические и юмористические стихи, басни, эпиграммы, литературные пародии, лаконизмы; реалистические, сатирические и фантастические рассказы Валерия Румянцева печатались в 150 изданиях РФ и за рубежом (в том числе в 47 литературных журналах).
Вышло в свет десять книг Валерия Румянцева. |
Оказалось, что у нас с Б.Зорькиным есть нечто общее в биографии.
Публикую интересную статью о премиях. У нас такие не пишут. Причем, оригинален подход автора: а судьи кто? В.Румянцев решил посмотреть, кто же такие «оценщики», те, кто оценивает, кому давать премию, а кому – нет, кто непосредственно работает с текстами номинантов? И вот получился довольно увлекательный анализ.
Спасибо, Борис Иванович, за внимание и доверие к белорусскому литературному порталу. Надеюсь, ваши работы привлекут внимание наших читателей, поскольку то, о чем вы пишете, актуально и у нас.
Алесь Новікаў
Литературные премии в роли бижутерии
Недавно сообщили, что премию «Русский Букер» за 2017 год получила Александра Николаенко за роман «Убить Бобрыкина. История одного убийства». И я подумал: неужели в куче написанных сегодня романов самое интересное – это убийство? Или, может быть, в современной России именно убийство есть основное содержание бытия? Ни служение Родине, ни любовь, ни дружба, ни… А именно убийство?
Я уже как-то читал книгу, отмеченную «Русским Букером»: в 2010 году Елена Колядина стала лауреатом с романом «Цветочный крест». Впечатление осталось жуткое: смесь графомании с робкой порнографией. Одним словом, – «афедрон». По-моему, автор не понимает, что временный союз с пошлостью оборачивается постоянной капитуляцией перед ней.
Если уж «Русский Букер» считается одной из главных в России литературных премий, то, по логике, в жюри должны входить лучшие мастера художественного слова. Интересно, а есть ли в жюри поэты? - подумал я. Всё-таки поэты лучше чувствуют «вкус» художественного слова. Оказалось, что есть: поэт и критик из Петербурга Алексей Пурин, который работает заведующим отделом поэзии и по совместительству заведующим отделом критики литературно-художественного журнала «Звезда».
Прежде чем читать, скорее всего, длиннющий роман про убийство, решил познакомиться со стихами А.Пурина. Если стихи хороши, то и оценщик романа вряд ли «промахнётся». Прочитал в Интернете два десятка стихотворений – не зацепило. Ну как может вызвать восторг, например, стихотворение «Мероприятие»?
Офицерские сборы… Такой перегар
утром в актовый зал невозможно войти.
Всё никак не начнут. Десять сорок. Кошмар!
Для чего приказали прибыть к девяти?
Кто бы пива принёс?.. Поминутно майор
забегает какой-то, «сейчас, – говорит, –
начинаем…» Ещё полчаса. В коридор,
осмелев, покурить выползаем. Горит,
раздирает!.. Намылились, кто понаглей,
озираясь, с вещами уже выходить…
Вдруг обратно всех гонят. «Полковник Палей
вам сейчас доведёт…» Ничего доводить
он не может. Он тоже на сборы в Москву
только что улетел… И опять беготня.
Наконец на пятнадцать минут: «бу-бу-бу…»
Записали? Адью!.. И как не было дня.
Что тут сказать? Литературных высот можно достичь только в глубине мысли или чувства. А тут мыслями и чувствами и не пахнет. Видимо, А.Пурин считает, что поэзия – это та же проза, но только оформленная в столбик и периодически «сдобренная» ритмом и рифмами. Скорее всего, поэтому его и взяли в жюри, которое должно давать оценку прозаическим произведениям. И как тут не вспомнить А.Грибоедова: «А судьи кто?»
Если оценку в «Русском Букере» дают такие, как А.Пурин, то я пока не буду читать роман Александры Николаенко.
Да ещё «масла в огонь» подливает литературный критик Сергей Морозов, который в своей статье «И всё-таки её нет» пишет: «…премировать текстовый продукт, который обычно попадает в шорт-листы, вряд ли представляется возможным. Он элементарно нечитабелен, то есть по сути своей не предполагает существование читателя».
И всё-таки, для чего нужны литературные премии? Писатель Юрий Буйда прямо и откровенно ответил на этот вопрос: «Любому писателю приятно получать премии.… Для нас литературные премии – это в первую очередь материальная помощь». Короче, там, где премии, там суета вокруг «мани-мани».
Газета «Частный корреспондент» поставила перед литературными критиками вопрос «Насколько литературные премии отражают литературный процесс?» и получила ответы.
Сергей Беляков: «Отражают, но не вполне адекватно. Часто финалистами и даже лауреатами становятся откровенно слабые писатели».
Владимир Новиков: «Каков процесс, таковы и отражения. Аксиологический хаос, творческая отсталость литературы и практическое отсутствие содержательной философско-эстетической рефлексии в критике и в литературной прессе».
Ольга Новикова: «…уж очень редко имена премированных авторов совпадают с результатом отбора, которое производит время».
Другие литературные критики высказались примерно в этом же ключе. Ознакомление с «поэзией» всевозможных лауреатов в «ведущем» литературно-художественном журнале «Знамя» подтверждает выводы процитированных выше литературных критиков. Давайте почитаем вместе.
Андрей Поляков – лауреат премии «Москва-транзит», премии Андрея Белого, «Русской премии», премии имени Андрея Вознесенского «Парабола», (№1 за 2018 г.).
Красный Орфей
… как будто солнце утонуло
багровым зеркалом в реке
а тень Орфея головой качнула –
головой-луной в своей руке
И вдруг запела голова
голосом советского поэта
чтобы иными звёздами стали слова
в ослепительной мгле интернета.
Это уже из серии «Остапа понесло». Так и хочется посоветовать А.Полякову: за собой надо присматривать. Читаем следующее стихотворение.
…интересный телесный скелет
девятнадцати прожитых лет
комсомолки в косынке военной
в позе лотоса антивоенной
ты заметил в Музее во сне
через зал прогремев на коне
как буддийский будённый какой-то –
вспоминай-то об этом порой-то!
То, что не выдерживает никакой критики, стремится стать эталоном. Можно писать всё, что угодно, если, конечно, вас не читают.
Дмитрий Веденяпин – лауреат престижных литературных премий (о каких премиях идёт речь, редакция стыдливо умалчивает), (№12 за 2017 г.).
Вера тут не в то да сё,
А конкретно в то, что это
Наше, в смысле, наше всё,
И надежды больше нету.
Перспектива не ясна.
Но когда беспечной птичкой
Расщебечется весна,
Я надеюсь по привычке.
Зарокочут соловьи,
Встанет ночь в дверном проёме.
Никого не будет в доме,
Кроме правды и любви.
Неоднократное лауреатство Д.Веденяпина редакция журнала попыталась преподнести читателям как охранную грамоту, но, в данном случае, охранная грамота оказалась филькиной. Подобные «стихи» лишь подтверждают слова Митрополита Калужского и Боровского Климента: «…нам сегодня не хватает Пушкиных и Достоевских. Не хватает писателей, за которыми пошёл бы народ и стал созидать Русь Святую, которые учили бы добру, любви, верности».
Максим Матковский, лауреат премий «Активация Слова», «Дебют» и «Русской премии», (№12 за 2017 г.).
Я приехал в Москву,
а ты меня не встретила,
тогда я спустился в метро,
и пошёл, и поехал, и поднялся,
и спустился, и спросил, и переспросил,
и приехал, но не туда, и вернулся,
но не туда, подземная Азия,
и какие-то люди в одеждах конца восьмидесятых,
и футбольные фанаты, и падлы, и падлы, и падлы.
много сволочей!
куда там мне надо было?
то ли на Достоевскую, то ли на Павелецкую,
я купил карту в ларьке и на карту посмотрел:
а там, ох, ох, ох!
Духовная пища всё чаще встречается полуфабрикатом. Даже когда читаешь этот «шедевр» второй раз, - всё равно смешно. А потом - очень грустно.
Василий Бородин – лауреат премий Андрея Белого и «Белла», (№7 за 2017г.).
Приснились только что задворки
какого-то ларька в стене:
ночь, снег, и все едят похлёбку –
собаки, люди, и ко мне
собака тычется в карманы,
а корма нету, только чай.
Я говорю ей без обмана,
как человеку: «видишь: чай»,
трясу у уха красной пачкой,
а рядом женщина молчит.
Летает пар, и дым горчит.
Толпы графоманов рвутся к славе. Они и не подозревают, что настоящая слава – это когда узнают в профиль.
Интересно, а какие стихи пишет зав. отделом поэзии «Знамени» Ольга Ермолаева, которая «рулит» поэзией в журнале аж с 1978 года? Прочитал в Интернете десяток её стихотворений – и удивился: очень даже неплохие стихи.
Ознакомился также с отзывом о ней поэта Юрия Беликова, где есть такие слова: «Ермолаева же за время служения русской поэзии не опубликовала в «Знамени» ни одного своего стихотворения». Это, безусловно, вызывает уважение. А может быть, ей просто стыдно публиковаться рядом с графоманами, причём самой низкой пробы? Но почему такой отбор тестов? А может быть, Ольга Ермолаева и не решает, кого и что печатать в журнале? Вопросов много, и, прежде всего, к руководителю журнала С.Чупринину.
Бывший главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков как-то прямо сказал: «Знаете, с чем, за редким исключением, во многом связан кризис нынешних журналов? С тем, что при советской власти журналами руководили крупные писатели. И даже очень крупные: Твардовский, Наровчатов, Катаев, Полевой… Сейчас же даже такими серьёзными журналами, как «Новый мир» или «Знамя», руководят люди малоизвестные и непонятно что сделавшие в литературе».
Есть вопросы и к тем, кто определяет, кому давать ту или иную литературную премию. Вспоминается когда-то прочитанная фраза – «Каждый получает то, что заслуживает, по мнению того, кто на раздаче». Видимо, поэтому пальма первенства быстро сохнет. У нас в стране более шестидесяти литературных премий. А где шедевры? Вот уж действительно, больше всего наград раздаётся после мнимых побед.
В 2007 году в «Новых известиях» вышла статья Евгения Евтушенко «Веничка Ерофеев из Самары», в которой выдающийся поэт восторгается творчеством Михаила Анищенко: «Наконец-то пришёл долгожданный большой русский поэт – лучший подарок читателям поэзии за последние лет тридцать, если не больше…»
А за последние тридцать лет жизни Михаил Всеволодович Анищенко не получил ни одной литературной премии.
Чудны дела твои, господи!
Валерий Румянцев,
Сочи
www.litkritika.by
Журнальный зал: Новый Мир, 1998 №2 -
Художественная проза в литературных журналах. 100 романов и повестей
минувшего года (основной указатель)
1. Алла Авилова. Откровение огня. Роман. — “Нева”, 1997, № 4, 5.
2. Анатолий Азольский. Облдрамтеатр. Повесть. — “Новый мир”, 1997, № 11.
3. Анатолий Азольский. Женитьба по-балтийски. Морская лирическая повесть. — “Дружба народов”, 1997, № 2.
4. Василий Аксенов. Новый сладостный стиль. Роман. — “Знамя”, 1997, № 5.
5. Владимир Алексеев. Вести из леса. Повесть. — “Нева”, 1997, № 7.
6. Анатолий Ананьев. Призвание Рюриковичей, или Тысячелетняя загадка России. Историческое повествование. Книга вторая. — “Октябрь”, 1997, № 10, 11, 12.
7. Василий Белов. Час шестой (хроника 1932 года). — “Наш современник”, 1997, № 9, 10, 11...
8. Лилия Беляева. Тэ прэс — Жду тебя... Роман. — “Наш современник”, 1997, № 3, 4, 5.
9. Федор Боровский. И ныне, и присно. Повесть. — “День и ночь”, Красноярск, 1997, № 1-2.
10. Юрий Буйда. Борис и Глеб. Роман. — “Знамя”, 1997, № 1, 2.
11. Алексей Варламов. Затонувший ковчег. Роман. — “Октябрь”, 1997, № 3, 4.
12. Алексей Варламов. Дом в деревне. Повесть сердца. — “Новый мир”, 1997, № 9.
13. Михаил Веллер. Самовар. — “Дружба народов”, 1997, № 3.
14. Михаил Ворфоломеев. Записки из провинции. Повесть. — “Москва”, 1997, № 11.
15. Наталья Галкина. Пенаты. Повесть. — “Нева”, 1997, № 3.
16. Мария Голованивская. Противоречие по сути. (Contradictio in adjecto). Маленький роман. — “Октябрь”, 1997, № 2.
17. Геннадий Головин. Паранормальный Фарафонтов. Повесть. — “Юность”, 1997, № 2.
18. Фридрих Горенштейн. Муха у капли чая. Повесть. — “Юность”, 1997, № 8.
19. Иван Громов. На перекрестке времени. Повесть. — “Новая Юность”, № 24 (1997, № 3).
20. Максим Гуреев. Калугадва. Повесть. — “Октябрь”, 1997, № 10.
21. Дмитрий Добродеев. Путешествие в Тунис. Повесть. — “Дружба народов”, 1997, № 11.
22. Борис Екимов. Наш старый дом. Повесть. — “Новый мир”, 1997, № 7.
23. Олег Ермаков. Транссибирская пастораль. Роман. — “Знамя”, 1997, № 8.
24. Игорь Ефимов. Зрелища. Роман. — “Звезда”, 1997, № 7.
25. Сергей Залыгин. Ирунчик. Маленькая повесть. — “Новый мир”, 1997, № 4.
26. Сергей Залыгин. Уроки правнука Вовки. Маленькая повесть. — “Новый мир”, 1997, № 7.
27. Даур Зантария. Золотое Колесо. Роман. — “Знамя”, 1997, № 3, 4.
28. В. Зубчанинов. Повесть о прожитом. — “Октябрь”, 1997, № 7, 8.
29. Алексей Иванов. Зеленый лимон. Повесть. — “Знамя”, 1997, № 11.
30. Валерий Исхаков. Пудель Артамон. Повесть. — “Новый мир”, 1997, № 12.
31. Григорий Канович. Парк забытых евреев. Роман. — “Октябрь”, 1997, № 4, 5.
32. Геннадий Карпунин. Прощеное воскресенье. Повесть. — “Москва”, 1997, № 12.
33. Анатолий Ким. Сбор грибов под музыку Баха. Роман-мистерия. — “Ясная Поляна”, Москва — Тула, 1997, № 1.
34. Игорь Клех. Крокодилы не видят снов. Берлинская повесть. — “Октябрь”, 1997, № 3.
35. Алексей Козлачков. Война в помещении и на свежем воздухе. — “Постскриптум”, Санкт-Петербург, 1997, № 3.
36. Юрий Козлов. Колодцы предков. Роман. — “Москва”, 1997, № 2, 3, 4.
37. Владислав Крапивин. Бабушкин внук и его братья. Роман. — “Урал”, Екатеринбург, 1997, № 1, 2.
38. Юрий Красавин. Провинциальные страсти. Повесть. — “Москва”, 1997, № 12.
39. Владимир Крупин. Мы не люди, мы вятские. Повесть-стенограмма. — “Наш современник”, 1997, № 10, 11.
40. Александр Кузнецов. Проклятие. Повесть. — “Наш современник”, 1997, № 10.
41. Михаил Кураев. Золотуха по прозвищу Одышка. Маленькая повесть. — “Новый мир”, 1997, № 11.
42. Евгений Лапутин. Уроки учителя Альтмана. Отрывок из романа “Мои встречи с Огастесом Кьюницем”. — “Новая Юность”, № 22-23 (1997, № 1-2).
43. Олег Ларин. Ехала деревня мимо мужика. Сцены из захолустной жизни. — “Новый мир”, 1997, № 8.
44. Семен Ласкин. Роман со странностями. — “Нева”, 1997, № 12.
45. Олег Лебедев. Нефритовый голубь. Повесть. — “Юность”, 1997, № 10.
46. Владимир Личутин. Раскол. Роман. Книга третья. — “Наш современник”, 1997, № 7, 8, 11, 12.
47. Александр Мелихов. Высокая болезнь. Повесть. — “Октябрь”, 1997, № 8.
48. Александр Мелихов. Роман с простатитом. — “Новый мир”, 1997, № 4, 5.
49. Екатерина Мещерская. Конец “Шехеразады”. Повесть. — “Москва”, 1997, № 11.
50. Олег Михайлов. Забытый император. Роман. — “Москва”, 1997, № 1.
51. Александр Морозов. Чужие письма. Этопея. — “Знамя”, 1997, № 11.
52. Анатолий Найман. Б. Б. и др. Роман. — “Новый мир”, 1997, № 10.
53. Евгений Носов. Греческий хлеб. Повесть. — “Москва”, 1997, № 6.
54. Владимир Орлов. Шеврикука, или Любовь к привидению. Роман. Часть четвертая. — “Юность”, 1997, № 5.
55. Владимир Отрошенко. Двор прадеда Гриши. Повесть из десяти новелл и эпилога. — “Ясная Поляна”, Москва — Тула, 1997, № 1.
56. Олег Павлов. Дело Матюшина. Роман. — “Октябрь”, 1997, № 1, 2.
57. Петр Паламарчук. Наследник российского престола, или За что мы ненавидим русских. Роман. — “Литературная учеба”, 1997, № 3, 4.
58. Виктор Панэ. Танцевальный шаг. Повесть. — “Звезда”, 1997, № 5.
59. Николай Переяслов. 90-й псалом. Повесть. — “Москва”, 1997, № 8.
60. Ирина Поволоцкая. Разновразие. Собранье пестрых глав. — “Новый мир”, 1997, № 11.
61. Ирина Полянская. Прохождение тени. Роман. — “Новый мир”, 1997, № 1, 2.
62. Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. Хроника. — “Новый мир”, 1997, № 6.
63. Олег Постнов. Ночные повести Валериана Сомова. — “Нева”, 1997, № 10.
64. Михаил Пророков. БГА. Роман. — “Волга”, Саратов, 1997, № 1-2, 3-4...
65. Михаил Пророков. Письма полярнику А. Н. К., старшему лейтенанту запаса. — “Знамя”, 1997, № 7.
66. Александр Рогов. Ванька Каин. Роман. — “Москва”, 1997, № 7.
67. Борис Рохлин. Переписка Бенито де Шарона и Якоба фон Баумгартена. Маленькая повесть. — “Звезда”, 1997, № 6.
68. Павел Румянцев. Последние версты. Повесть. — “Юность”, 1997, № 9.
69. Нина Садур. Немец. Роман. — “Знамя”, 1997, № 6.
70. Елена Сазанович. Предпоследний день грусти. Повесть. — “Юность”, 1997, № 3.
71. Владимир Свинцов. Без родословной. Повесть. — “День и ночь”, Красноярск, 1997, № 3.
72. Александр Сегень. Абуль-Аббас — любимый слон Карла Великого. Роман. — “Москва”, 1997, № 4, 5.
73. Александр Сегень. Государь Иван Третий. Роман. — “Наш современник”, 1997, № 1, 2, 3, 4, 5, 6.
74. Анатолий Семячко. Большая охота. Повесть. — “Звезда”, 1997, № 8.
75. Александр Скоробогатов. Земля безводная. Роман. — “Юность”, 1997, № 1, 2.
76. Алексей Слаповский. Анкета. Тайнопись открытым текстом. — “Звезда”, 1997, № 2, 3.
77. Руслан Смородинов. Марья. Повесть. — “День и ночь”, Красноярск, 1997, № 4.
78. Роман Солнцев. Иностранцы. Маленькая повесть. — “Новый мир”, 1997, № 6.
79. Роман Солнцев. ЦБ. Повесть. — “Нева”, 1997, № 10, 11.
80. Алексей Солоницын. Врата небесные. Повесть. — “Москва”, 1997, № 4, 5, 6.
81. Фред Солянов. Повесть о бесовском самокипе... — “Новый мир”, 1997, № 12.
82. Владимир Сотников. Покров. Роман. — “Ясная Поляна”, Москва — Тула, 1997, № 2.
83. Иосиф Сталин. Учитель. Литературная запись: Нодар Джин. — “Дружба народов”, 1997, № 9.
84. Юлия Старцева. Время нереально. Роман. — “День и ночь”, Красноярск, 1997, № 4.
85. Михаил Умнов. Саламандра. Роман. — “Юность”, 1997, № 7, 8, 9, 10, 11, 12.
86. Лев Усысин. Хроники Фрунзе. — “Постскриптум”, Санкт-Петербург, 1997, № 3.
87. Антон Уткин. Свадьба за Бугом. Повесть. — “Новый мир”, 1997, № 8.
88. Семен Файбисович. Дядя Адик/Uncle Dick. Повесть. — “Знамя”, 1997, № 2.
89. Илья Фаликов. Трилистник жесткой воды. Ближнеисторический роман. — “Октябрь”, 1997, № 5.
90. Евгений Федоров. Бунт. — “Континент”, № 91 (1997).
91. Исаак Фридберг. Бег по пересеченному времени. Повесть. — “Дружба народов”, 1997, № 4.
92. Борис Хазанов. После нас потоп. Роман. — “Октябрь”, 1997, № 6, 7.
93. Валерий Хайрюзов. Сербска девойка. Повесть. — “Москва”, 1997, № 11.
94. Александр Хургин. Остеохондроз. Повесть. — “Дружба народов”, 1997, № 6.
95. Сергей Чилингарян. Бобка. Повесть о собаке. — “Дружба народов”, 1997, № 5.
96. Михаил Чулаки. Харон. Роман. — “Нева”, 1997, № 1, 2.
97. Владимир Шапко. Муравейник. Повесть. — “День и ночь”, Красноярск, 1997, № 3.
98. Галина Щербакова. Митина любовь. Повесть. — “Новый мир”, 1997, № 3.
99. Сергей Юрьенен. Дочь генерального секретаря. Главы из романа. — “Стрелец”, 1997, № 1 (76).
100. Владимир Яницкий. Пришедшие найти. Повесть. — “Знамя”, 1997, № 5.
Составитель Андрей Василевский.
magazines.russ.ru
ПРОЗА. Валерий РУМЯНЦЕВ. рассказ «CEBEP» N
Транскрипт
1 ПРОЗА «CEBEP» N «CEBEP» N Литератор Григорий Аркадьев уже полгода находился в плену бессюжетного периода. Предпринимаемые время от времени попытки вырваться на свободу к успеху не приводили. Планы побега, выстраиваемые в голове Аркадьева, рушились с таким грохотом, что ощущение поражения оглушало. Возникали сомнения в своих возможностях и другие вредные мысли. Появилась даже идея купить сапоги, отрастить бороду и пойти пешком по СНГ в поисках сюжетов. Жена Аркадьева, Аллочка, всегда и во всём поддерживающая своего мужа, от планируемой бороды не испытала особого восторга, а остальную часть замысла одобрила: Ну конечно, сходи, дорогой, развейся. Прогулки полезны. И я с тобой прогуляюсь. А что, мечтательно произнес Григорий. Идти куда глаза глядят. Встречать рассветы и закаты вместе с братьями нашими меньшими. Слиться душой с природой. И главное отрешиться от всяческой суеты. Не спешить никуда. Не горит же Ой, у меня, похоже, пирог горит! встрепенулась Аллочка и умчалась на кухню. Аркадьев взял большой потрёпанный географический атлас, нашел в нем Советский Союз и медленно прошёлся глазами по линии границы. Какую страну профукали! вздохнул он. Вернулась жена с подносом спасённого пирога, и мысли Григория переключились на кулинарные темы. За чаем с выпечкой время шло незаметно. Наконец, с сожалением посмотрев на остатки пирога, Аркадьев отодвинул от себя поднос и выдохнул: Да Не так мы живём, не так Мы слишком привязаны к благам цивилизации. Мы забыли, что такое холод и голод. Мы перестали ценить маленькие радости. Наш разум покрылся жирком благополучия. Нет, надо срочно что-то менять Правильно, дорогой, согласилась жена. Она унесла посуду на кухню, а Григорий 1 Валерий РУМЯНЦЕВ г. Сочи рассказ
2 86 Валерий Румянцев долго сидел, задумчиво глядя на потолок, пока не задремал. Утром Аркадьев вышел на балкон и поёжился. Еще вчера было тёплое бабье лето, а теперь всё небо затянули тоскливые серые тучи. Лужи на дороге пузырились и расходились волнами под колесами проезжавших машин. Холодный ветер качал ветки тополей и швырял в лицо мелкие капли дождя. Аркадьев поморщился и вернулся в тёплую комнату, где уже был готов завтрак. Знаешь, задумчиво сказал он жене, я в который раз убедился, как всё-таки справедлива народная мудрость. Утро вечера мудренее. Еще вчера я был готов сорваться с места и пойти неизвестно куда. А зачем, собственно? Разве мало сюжетов вокруг? Нет, нужно не тратить время на сомнительные авантюры, а настойчиво бить в цель. Моё дело литература, моё рабочее место письменный стол. А всё остальное от лукавого. Ну, скажи, разве я не прав? Конечно, прав, дорогой. Куда идти на зиму глядя? Лучше весной на море рванём. А пока сиди дома и спокойно работай. Хочешь ещё чаю? Пожалуй, согласился Григорий, беря очередной круассан. 2 3 День прошёл как обычно. Благодушное настроение после завтрака вызывало мысли о предстоящей плодотворной работе. Остановка была за малым: подобрать подходящую тему. Тему, которая была бы одновременно и актуальной, и созвучной внутренним ожиданиям. Аркадьев просмотрел стопку старых газет, где он отмечал материалы, показавшиеся ему интересными. Нужен был толчок для мысли. Но мысли упорно отклонялись от чего-то конкретного, плавно покачиваясь на поверхности моря общих рассуждений. Настроение начинало портиться. Григорий отодвинул газеты и, взяв чистый лист бумаги, аккуратно вывел: «План». С полчаса он сидел, уставившись на белую поверхность листа. Затем поймал себя на мысли о том, что мысли о творческом плане полностью отсутствуют. А присутствуют обо всём сразу и ни о чём. Аркадьев потёр лоб, раздражённо встал из-за стола и включил телевизор. Спасаясь от хлынувшей в комнату рекламы, он защелкал пультом. Однако настроение лучше не стало. Новости не радовали, телесериалы давно набили оскомину, познавательные каналы уже много лет крутили одно и то же. «Всё, хватит! подумал Аркадьев. Хватит ждать вдохновения свыше. В конце концов, не важно о чём писать. Важно как. Пусть случай решит, о чём следует поведать миру». Он закрыл глаза и в последний раз нажал кнопку на пульте управления. «Вор должен сидеть в тюрьме!» раздался голос Высоцкого. На следующий день Аркадьев посетил местное отделение Союза писателей, где привёл председателя своей просьбой в полное замешательство. Да ты, братец, оригинал, заметил председатель, с любопытством оглядывая Григория. Весьма неожиданная идея. Весьма Впрочем, может, в этом и есть рациональное зерно. Аркадьев уверенно заявил: Конечно, есть. Метод погружения это сильное средство. Нужно хорошо знать то, о чём пишешь. Да, это верно. Ну что ж, давай попробуем. Мы вставим тебя в план работы. Прямо на очередном заседании я подниму этот вопрос. Направим письмо в Министерство юстиции. Согласуем детали. Глядишь, и получится. Действительно, нужно смелее осваивать новые территории, применять эффективные методы работы. Ты молодец, Григорий. Дерзай! Спасибо, улыбнулся Аркадьев. Ну и сколько времени потребуется, чтобы утрясти все формальности? Председатель пожал плечами и задумчиво пожевал губами: Ну, трудно сказать. У нас ведь подобного ещё не было. Но в связи с последним усилени- 4
3 Одна из загадок творчества 87 ем борьбы с излишней бюрократизацией, скорее всего, не особенно долго. Думаю, через полгодика что-то прояснится. У Аркадьева резко упал дух. Он покачал головой и протянул: Это слишком. У меня нет столько времени Ну а что ты хочешь, братец! Это ещё быстро. Впрочем, если тебя не устраивает, попробуй неофициальный путь. Может, и повезёт. Вы имеете в виду Ну да, кивнул председатель, именно это. У нас же в городе своя тюрьма имеется. А земляк с земляком всегда договориться сможет. Вместной тюрьме Аркадьев долго дожидался дежурного. Так долго, что успел изучить все объявления, какие только смог обнаружить. Он уже собирался плюнуть и отказаться от своей затеи, когда появился хмурый дежурный в звании капитана. Ну, что у вас? нервно бросил он, заполняя журнал. Аркадьев представился и стал излагать свою просьбу, стараясь говорить доступно и убедительно. Сначала дежурный молча слушал, продолжая что-то писать. Потом бросил ручку и недоумённо уставился на Григория. Затем ещё раз, уже внимательнее, просмотрел его документы и спросил: Вы у психиатра давно были? Григорий смутился: Давно. А что? Капитан ничего не ответил. Аркадьев выждал немного и продолжил свою речь, упирая на то, что борьба с преступностью задача всего общества. И он, как писатель, хочет внести свой вклад в это важное дело. Да и вашему учреждению положительные отзывы не помешают, закончил он, как ему показалось, вполне убедительным аргументом. Дежурный позвонил куда-то по телефону и кратко обрисовал ситуацию. Выслушав ответ, он неприязненно бросил взгляд на посетителя. Аркадьев молча ждал. У нас режимный объект. Присутствие посторонних категорически исключено, твердо заявил капитан. 5 Григорий понял, что препираться бесполезно, и повернулся к выходу, бросив на прощанье слова из песни Высоцкого: Эх, капитан, никогда ты не будешь майором. Я, между прочим, при исполнении. И привлечь могу, обиделся дежурный. ак можно плодотворно работать в стра- где так относятся к писателям? Кне, негодовал Аркадьев, шагая по комнате. Где какие-то чинуши рушат творческие планы ради своих жалких сиюминутных интересов. Писатель не должен тратить время на преодоление всяких чиновничьих преград. Его удел творить. Аллочка попыталась успокоить разбушевавшегося мужа: Не переживай так, Гриша. Ведь ничего страшного не случилось. Подумаешь в тюрьму не попал. Ну и бог с ней. Может, оно и к лучшему. Ты у меня талантливый. Обязательно найдешь какой-нибудь выход. А хочешь, я Ларе позвоню? У неё такие связи, что она тебя куда хочешь устроит. Лара сестра Аллочки была довольно известным в городе психотерапевтом. Она и вправду могла многое, но Аркадьеву идея обратиться к Ларисе за помощью совсем не понравилась. Он недолюбливал свояченицу. Та частенько подтрунивала над Григорием, называя его не талантливым писателем, а всего лишь выдающимся. Конечно, это по-родственному, без обиды, но Аркадьеву всё равно было неприятно. Поэтому он раздражённо отмахнулся от предложения жены: Не хочу. Сам решу эту проблему. Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики. Ты права: выход всегда найдётся. Если, конечно, искать. А эти чинуши ещё пожалеют, что не пошли мне навстречу. Обойдусь и без их помощи. Да и вообще, вставлю-ка их в свою повесть. Так и назову её: «Учреждение ЯР 36/71» Чем больше говорил Аркадьев, тем больше он успокаивался. И вскоре будущее вновь представилось ему в радужном свете. А к вечеру у Григория появился гениальный план, в который он с гордостью посвятил свою супругу: 6
4 88 Валерий Румянцев Нет безвыходных положений. Я всегда это говорил. Вот что мы с тобой сделаем: устроим дома свою тюрьму. И ходить никуда не надо. Завтра превратим маленькую комнату в тюремную камеру. Устроим с тобою ролевые игры. И Аркадьев подробно обрисовал жене свой замысел. Аллочка слушала его, раскрыв рот от восхищения изобретательностью своего мужа. На следующее утро супруги принялись за осуществление задуманного. Вынесли мебель в прихожую. Легкомысленные обои с цветочным узором завесили серой мешковиной. Убрали люстру, заменив её маломощной лампочкой. Лампочку закрыли кожухом из старого дуршлага. Пока Аллочка рисовала на окне тюремную решетку, Аркадьев соорудил нары и прорезал в двери окошко для подачи пищи. В общем, работы хватало, и время пролетело быстро. Так Вроде всё, довольно подвел итог Григорий, оглядывая преобразившуюся комнату. Теперь надо подумать, чем буду записывать свои мысли. Чаем из пакетиков, предложила Аллочка. Чернильницу из хлеба сделаешь. И перо птичье найдём. Голубиное можно. Аркадьев задумался и покачал головой: Да нет. Ты представляешь, сколько я этим пером царапать буду? Лучше карандашом. Карандаш нельзя. Ты им можешь в глаз охраннику ткнуть. Ну, тогда пишущую машинку. У нас на антресолях «Москва» валяется. Да машинкой вообще голову разбить можно. А мы её к столу намертво прикрутим. Наконец всё было закончено. Поцеловав мужа на прощанье, Аллочка вышла из камеры. Лязгнул засов, и Аркадьев остался один. Он лёг на нары и мысленно набросал план действий. Три дня на то, чтобы вжиться в образ. Три дня на обдумывание сюжета. Пара недель на черновые записи. Ну и неделя на окончательное оформление. Итого по плану выходило, что через месяц можно будет отмечать триумфальное завершение новой повести. Или романа? Хотя 7 какая разница. Размер не имеет значения. Главное внести свой вклад в большую литературу. За приятными размышлениями Григорий не заметил, как наступило время ужина. Он протянул миску в открывшееся окошко и получил свою порцию перловки с куском серого хлеба. А компот? вспомнил он свои права. Кружку давай, пробурчала Аллочка хриплым мужским голосом. Прошла неделя. Григорий довольно легко вошел в роль арестанта, досконально изучил свою камеру, на всякий случай продумал все варианты побега, если будет такая необходимость. Прочитал словарь тюремного жаргона, отметил наиболее колоритные выражения для будущей книги. Лишь один пункт намеченного плана никак не желал выполняться. Сюжет. Сюжет начисто отсутствовал, несмотря на все усилия Аркадьева. Лист бумаги, вставленный в пишущую машинку, уже несколько дней украшал лишь заголовок: «Учреждение ЯР 36/71 (записки заключенного)». По вторникам был банный день. Поскольку ванная комната в квартире Аркадьевых никак не походила на тюремное помывочное помещение, пришлось пойти на небольшую хитрость. Волевым решением Григорий внёс некоторые изменения в свою тюремную жизнь. Он заявил, что за хорошее поведение ему полагается еженедельное свидание. И банный день совместили со свиданием. Когда после горячей ванны Аркадьев появлялся на кухне, его уже ждал стол, накрытый домашними яствами. В общем, тюремная жизнь оказалась вполне сносной. Однако отсутствие творческого результата действовало угнетающе. Дошло до того, что однажды, приняв ванну, Григорий даже не притронулся к приготовленному для него ужину. Он только выпил рюмку водки и молча ушёл к себе в камеру. Аллочка машинально перемыла всю посуду. 8 9
5 Одна из загадок творчества 89 Посмотрела любимый телесериал. Потом позвонила Ларисе и договорилась о встрече. 10 Лариса внимательно выслушала обеспокоенную Аллочку и усмехнулась: А я всегда говорила, сестрёнка, что Гришаня рано или поздно станет моим пациентом. И снова я оказалась права. Все симптомы налицо. Аллочка побледнела: Что с ним? Судя по всему, у него СДОБА. Что? переспросила Аллочка. СДОБА. Так мы с коллегами называем один из неврозов у творческих личностей. Синдром душевного опустошения большого автора. Именно большого. У мелких авторов подобного не наблюдается. Так что можешь гордиться своим мужем. И что же делать? Ну, вообще-то, ничего страшного. По крайней мере, пока. Лариса подняла чашку с чаем: Смотри. Всего пять минут назад эта чашка была пустой. А теперь в ней отличный цейлонский чай. И что? Так и будет? Нет, конечно. Я выпью, и чашка снова станет пустой. А потом ты снова сможешь её чем-то наполнить. Так и с душевным миром человека. Это как сосуды, которые постоянно наполняются и опустошаются. Впечатлениями, переживаниями, чувствами и предчувствиями. Называй как хочешь. У одних людей сосуды достаточно малы, и поэтому процесс изменений идет быстро и незаметно. А у тех, кому достались большие сосуды, всё гораздо сложнее. Я доступно объясняю? То есть ты хочешь сказать, что у Гриши сейчас идет процесс душевного наполнения? спросила Аллочка. Скорее всего. И сколько времени это может занять? У кого как, засмеялась Лариса. Зависит от величины сосуда. Ну и от внешних условий, конечно. Тут нельзя строить прогнозы. Психика это вообще тёмный лес. А уж психика творчества тем более. Аллочка помолчала некоторое время, внимательно рассматривая чашку с чаем. Затем, вздохнув, отпила глоток и промолвила: Боюсь, что если это будет долго тянуться, то может плохо закончиться. Гриша с каждым днём становится всё раздражительнее. Я не думала, что поиск сюжета окажется для него такой проблемой. Так подскажи ему. Зря ты, что ли, филфак окончила! Да когда это было, вздохнула Аллочка. Но ведь было же. Придумай что-нибудь. Тут главное толчок дать для мысли. Только незаметно. Лучше, если он будет считать, что сам додумался. Ну, например, пусть во сне сюжет увидит. Как Менделеев свою таблицу. Кстати, он крепко спит? Не очень. Особенно в последнее время. Я тебе травяной сбор завтра принесу. Одна знахарка презентовала. Лучше любого снотворного действует. И никаких побочных эффектов. 11 Через несколько дней Аллочка приготовила большую порцию травяного настоя, рекомендованного Ларисой. Снадобье было добавлено и в суп, и в кашу, и в крепко заваренный чай. После ужина оставалось только ждать результата. Несколько раз Аллочка подходила к запертой двери и прислушивалась. Наконец она решилась и тихонько приоткрыла дверь. Убедившись, что муж уснул, Аллочка проскользнула в камеру и, подойдя к машинке, стала осторожно печатать. Сначала она нервно поглядывала на спящего, опасаясь разбудить его. Но снадобье и на самом деле оказалось весьма эффективным. Сон был настолько крепок, что Григорий даже не пошевелился, продолжая тихонько посапывать. И Аллочка уже смелее закончила набор задуманного текста. Потом она ласково поправила у мужа сползшее на пол одеяло и вышла. 12 Аркадьев открыл глаза и долго лежал, стараясь вспомнить, что же ему приснилось ночью. Сон точно был и, кажется, довольно
6 90 Валерий Румянцев интересным. Но полностью растворился в памяти, оставив лишь досадное ощущение чегото упущенного. И так каждый раз. Сколько сюжетов он утратил, не сумев удержать утром ночные видения. «Лучше бы вообще не видеть сны», подумал он и нехотя встал с нар. Приведя себя в порядок, Григорий сделал пятьдесят кругов по камере, что стало у него ежедневным ритуалом. Затем, настраиваясь на работу, десять раз повторил вслух, что сегодня у него всё получится. Подойдя к столу, Аркадьев замер, непонимающе глядя на лист бумаги в пишущей машинке. Он точно помнил, что ещё вчера кроме заглавия на этом листе ничего не было. А теперь бумага была заполнена текстом. Григорий медленно вытащил листок и стал читать: «Учреждение ЯР 36/71 (записки заключенного). Тридцатилетний врач-окулист Семён Ухов попадает в тюрьму за убийство, которого не совершал. Он настолько потрясён этим неожиданным ударом судьбы, что первое время пребывания в камере ведёт себя как робот, не испытывая никаких чувств и не замечая никого и ничего вокруг. Он машинально выполняет действия, которые требует тюремный порядок, но больше ни на что не реагирует. В голове по кругу движется цепь одних и тех же событий: арест допрос суд Постепенно начинаются размышления. Если есть преступление и наказание, то, по закону единства и борьбы противоположностей, должно быть и наказание без преступления. И всё, что с ним случилось это проявление мирового закона. Ничего личного. Просто он оказался не в то время не в том месте. Но если он наказан за то, чего не совершал, значит, настоящий преступник избежал наказания. А есть ли преступление без наказания? Или преступление уже само по себе является наказанием, просто не все это понимают? Размышления Ухова плавно переходят на причины преступности, её корни. Возможно ли общество без преступности? Или это диалектическая необходимость? Какие существуют методы борьбы с преступностью? Что такое смертная казнь месть за совершенное преступление или самозащита общества от повторения преступлений? Пожизненное заключение как способ противодействия возможным судебным ошибкам. Размышления Ухова выливаются в многостраничную рукопись романа, которую он передаёт адвокату. Адвокат организует публикацию. Книга вызывает интерес общественности. Правозащитники обращаются к президенту с просьбой о помиловании Ухова. Но помилование не потребовалось, так как вмешались новые обстоятельства. Недавно при аресте некоего Мещеркина, подозреваемого в убийстве, тот был смертельно ранен. Раненый оказался серийным убийцей, который, понимая, что не жилец на этом свете, тщеславно рассказывает следователю обо всех совершенных им преступлениях. В том числе и о том, за которое осудили Ухова. Мещеркин описывает свои злодеяния во всех подробностях, явно желая оставить после себя след, пусть и кровавый. В результате Ухов оказывается на свободе. И ему присуждается премия «Русский Букер». Ухов бросает медицину и начинает профессионально заниматься литературой». Закончив читать, Аркадьев некоторое время стоял неподвижно, пытаясь выудить из закоулков памяти свои ночные действия. Наконец он пришёл к мысли, что проснулся ночью, записал сюжет и снова уснул. Иного объяснения нет. А это значит, что задуманный им гениальный план принёс первые плоды. И с неизбежностью принесёт и вторые. А там и третьи. Ай да Аркадьев! Ай да сукин сын! воскликнул Григорий. Впервые за много дней на его лице распустилась довольная улыбка. 13 Прошло две недели с тех пор, как Аллочка услышала, что из камеры доносится новый звук. Бойкий звук пишущей машинки. Теперь он звучал всё чаще и чаще. Каждый удар по клавишам означал ещё один шаг к освобождению Григория из добровольного заключения.
7 Одна из загадок творчества 91 Аллочка с нетерпением ждала завершения эксперимента и продумывала праздничное меню. А пока она добросовестно исполняла роль охранника, надевая неуклюжую форму и меняя тембр голоса. И вот настал день, когда вместо миски заключённый протянул в раскрывшееся окошко большую кипу листов. Голос, до краёв наполненный гордостью, произнёс: Всё! Открывай, дорогая. Свобода и Аллочка приняли Аркадьева в свои объятия. 14 Торжественный ужин затянулся далеко за полночь. Григорий, долгое время лишённый собеседника, спешил выговориться. Он с упоением рассказывал жене о своих переживаниях во время заключения, вновь и вновь вспоминал наиболее яркие, как виделось сейчас, моменты. Когда же я услышу твой новый шедевр? спросила Аллочка, бросая кусочек ананаса в фужер с шампанским. Аркадьев поднял рюмку с коньяком и улыбнулся: Потерпи пару дней. Вещь должна немного отлежаться. Потом пройдусь по ней рукой мастера. И уже тогда на твой суд. Скажи хоть, о чём? настаивала Аллочка. Я просто сгораю от любопытства. Она умоляюще сложила ладошки и застыла, глядя на мужа. Ну, хорошо, сдался тот, но только вкратце Вещь называется «Убеждения ЯР 36/71». Это повесть о роботе, в позитронный мозг которого при создании вложена определенная поведенческая система, которая как бы представляет мир его убеждений. Ведь он не подозревает, что все это лишь набор программ, записанных кем-то. Однако чем сложнее система, тем менее она устойчива. Постепенно навязанные роботу убеждения становятся для него чем-то вроде тюремной решётки, отделяющей его от свободы. И робот замыслил побег. Но для этого он должен изменить свои убеждения, что означает изменить свою личность. А изменение личности это частичная смерть. И начинается борьба между страхом смерти и жаждой свободы. Робот меняет свои программы, создав для этого новую вирусную программу. В результате он обретает свободу. Но вместе с ней и новые убеждения, которые, по сути, являются новой решёткой. В общем, по-моему, получилась философская вещь, которая заставляет задуматься и о жизни, и о смерти, и о границах любой свободы Аллочка, ожидавшая услышать совершенно другое, с недоумением заметила: Дорогой, я только не пойму, а при чём тут тюрьма? Для чего мы столько возились, если это не вошло в твою повесть? Аркадьев замер на мгновение: Действительно Что тут можно сказать? Только то, что это загадка творческого процесса. Одна из загадок Кстати, добавил он, сначала у меня появился совсем другой сюжет. А потом что-то щёлкнуло в мозгу, и стала раскручиваться новая цепочка. И сюжет изменился до неузнаваемости. От старого мало что осталось. Хотя, если бы не было старого, не появился бы и новый. Некоторое время супруги молчали, погрузившись в мысли о неожиданностях творчества. Потом Григорий задумчиво сказал: А знаешь, следующая вещь, которую я хочу написать, будет совершенно не похожа на эту. Я, когда сидел в камере, часто думал о том, как заключённые стараются приручить какоенибудь живое существо. Мышку там или птичку. Понятно, что чувствуют заключённые. Потребность о ком-то заботиться, быть кому-то нужным в этом мире. И я подумал: а что при этом чувствуют животные? Интересно было бы описать события их глазами. Правда, подобные случаи в литературе уже были. Но я бы мог взять кого-нибудь, о ком мы ещё мало что знаем. Например, змей или пауков. Изучить их жизнь, подобрать сюжет Может получиться довольно интересно. Что ты думаешь по этому поводу? Аллочка представила расползающихся по квартире змей и почувствовала, как мурашки пробежали у неё по спине. Как скажешь, милый, вздохнула она.
8 92 Валерий Румянцев рассказ Молодая женщина, облокотившись на подушку, сидела на диване и рассматривала книгу большого формата. Похожие картинки перескакивали со страницы на страницу, местами переплетаясь с текстом, чтобы потом опять воспроизвести щеки очередного улыбающегося голыша-карапуза. «Почему на всех фотографиях новорожденных изображены как минимум трехмесячные дети?» подумала Надежда, листая страницы. «Потому что именно таких, упитанных и умильно улыбающихся, всегда представляют в своем воображении будущие мамы», вспомнился ей ответ подруги. Ещё месяц ожидания и она наконец-то встретится со своей малышкой. И слезы умиления будут наворачиваться на глаза от взгляда на своего ребенка, а не чужого. Такого бесконечно родного, теплого и беззащитного. Он будет прижиматься к ней своим маленьким тельцем и просить защиты от внешнего мира, а она сама будет для него целым миром. Надежда взволнованно положила руки на сильно выступающий вперед живот и прислушалась. Малыш спал. «Вот всегда так: я бодрствую он спит, я сплю он бодрствует, подумала она и поставила стакан с соком на живот. Ну надо же, помещается, стоит и не падает». Ее веселили свои собственные ребячьи выходки. Она прикладывала к огромному животу плеер со звучащей музыкой Баха и Моцарта, нараспев декламировала стихи английских классиков, водила перышком по голому животу и визжала от восторга, когда пинок изнутри откликался на ее позывы. Они были одним целым. Кислород, которым насыщались их организмы, входил через единые легкие, а витамины и минералы из материнской аорты щедро перетекали в еще не до конца сформировавшийся детский клубок жизни. Один щедро отдавал другой жадно брал, чтобы, взяв авансом, со временем отдать. Закон круговорота. «Ну, спи-спи, поглаживая живот, думала она. Вот здесь мамочка поставит тебе кроватку, сверху повесит полог такой розовый-розовый, что каждый будет знать заранее: здесь живет самая настоящая принцессочка». Тем временем солнце разлилось по всей комнате, наполнив время полуденной дрёмой. Надежде захотелось прилечь. Она понимала, что путь до их встречи еще не пройден и идти по нему нужно предельно осторожно, оберегая свою драгоценную ношу. Она себя баловала. Сон накрыл Надю как легкое пуховое одеяло в тот самый миг, когда ее голова коснулась подушки. Усталость растворилась в призрачном мире сновидений, и отголоски сознания стали балансировать на грани полубытия. Грани мира отголосков призрачно переливались от дремотной радости до тягучей грусти, то раскачиваясь на волнах эфемерности, то дыбясь пиком вверх. Сон становился неспокойным. Пучина ирреальных волн все сильнее затягивала тревожностью, зов настойчивой стихии стал ощущаться инстинктами и прорвался острием вверх. «Больно-о, дерешься-то зачем?!» завопила спросонья будущая мама и закашлялась от горького дыма. «Пожар!» сквозь слёзный кашель поняла Надежда. Буйный пузожитель колотил что есть силы материнское чрево. Горький дым создавал недостаток кислорода, и единый организм матери-ребенка отреагировал на нехватку. «Надо открыть окно, подумала она и метнулась в сторону света. Нет! Нельзя! Огонь же разгорится сильнее, опомнилась она. Так, надо успокоиться». Дрожащие руки опустились на живот. «Нужна мокрая тряпка! Точно нужно дышать через мокрую тряпку». Первый попавшийся кусок ткани был намочен водой и приложен к носу. «Так. Нужно выбираться. Быстро. Думай. Думай как». Надежда попыталась подойти к входной двери, но узкий коридор с деревянными антресолями утопал в ядовитом дыму. «Нужно пройти по коридору. Как? Думай. Думай быстро. Нужно обернуться в мокрую тряпку». Надежда резким движением открыла шкаф, сорвала с вешалки пальто и потащила его в ванну. Включила душ и вода хлынула на одежду. «Надо быстрее идти. Идти в пламя страшно,
9 Прыжок в рай 93 хоть на тебе и мокрая одежда. Дышать нечем. Где дверь? Наконец-то. Горячая ручка, черт бы ее побрал». Рукав пальто спускается на кисть руки, обнажив плечо, которое тут же дрогнуло от ожога. Нажим не открывается, еще нажим не открывается, еще... еще... еще... больноо... еще... нет... дверь заклинило. «Дышать нечем. Надо все-таки открыть окно, тряпка уже не спасает. Хорошо, живот затих». Воздух! Жадные глотки воздуха через щелку окна. Огню этого оказывается достаточно, он дышит так же, как и люди. Пламя с треском захватывает все большую территорию. Оно воюет со стенами, шкафом, паркетом, одеждой. Здесь должна была стоять детская кроватка с розовым пологом теперь пламя. Здесь диван с пуховым одеялом... был. Вместо него свирепствуют огонь и чад. «Что делать?.. Думай... Думай быстро... Но ведь выход через дверь отрезан...» Надя нараспашку открыла окно и попыталась перегнуться через карниз. Высоко. Третий этаж. Рывок назад. «Что делать? Думай. Быстро! Надо лезть Туда» Превозмогая головокружение, Надя лезет на подоконник, преодолевает оконную раму и оказывается снаружи. Пятки устойчиво стоят на карнизе. Дрожащие руки пытаются держаться за раму. Жарко. Дурно. «Почему нет пожарных? В фильмах всегда есть пожарные. У них есть пожарная лестница. Лестница приставляется к горящему окну, и дядя в каске протягивает руку помощи. Так всегда показывают по телевизору. Почему нет дяди в каске? Жарко... На улице тихо как в гробу, даже нет зевак». Уже заполыхала рама. Язык пламени лижет спину и настойчиво толкает вниз. Долго не выстоять. И Надежда принимает решение. Она на мгновение отрывает руки от оконной рамы и складывает их лодочкой. Толчок неуклюжего тела, и оно отрывается от карниза. Так ныряют в море... головой вниз. «Так у ребенка будет шанс, промелькнуло в голове. Я попаду в рай? Или это самоубийство?» Каждый сантиметр, приближающий ее тело к земле, отзывается в ее памяти вспышками прожитых мгновений. Кучерявые волосы мужа... Белоснежная свадьба... Первое «люблю»... Школа... Двоечник Сашка, дёргающий её за косу... Привязанная к березе банка, полная сока... Руки бабушки... Мамин запах... Ее жизнь в сантиметре от земли. «Я попаду в рай?» Легкий взмах крыльев, и белоснежный ангел смотрит на нее своими огромными прекрасными глазами. «Я уже в раю?» Боль. Темнота. * * * Свет. Лучи прожекторов. Они беспощадно выжигают глаза до самого дна. Уберите свет! крикнул кто-то. Надежда, простите, освещение сейчас отрегулируют. Множество телевизионщиков толпятся вокруг стульев. Их работа охота за сенсациями. Надежда, скажите, что вы чувствовали в тот момент, когда принимали решение прыгнуть головой вниз? Вам было страшно? послышался первый вопрос. На принесенном оборудовании прокручивается любительская съемка: располневшее тело летит головой вниз с расставленными руками. Так воздевают руки в молитве к небу, только вверх. Все-таки улица была не совсем безлюдна. Слезы нескончаемым ручьем текут по ее щекам. Прошло восемь лет, но счастье невозможно осознать, потому что тот, кто видел глаза ангела при жизни, счастлив уже сам по себе. Я... слезы неиссякаемо бегут по ее лицу, я до сих пор не могу поверить, что я жива. Я живу, и это все благодаря моему ангелу-хранителю. Она обнимает дочь и плачет навзрыд. Она мой ангел-хранитель, я живу благодаря ей, говорит Надежда и заглядывает в глаза дочери. Дочь смотрит на нее своими огромными прекрасными глазами, точь-в-точь такими же, какими она их и запомнила тогда, когда легкокрылый ангел прикоснулся к ней своим крылом.
10 94 Валерий Румянцев рассказ Они познакомились на вечеринке у друзей. На тонкую талию Кати легла сильная мужская рука Кирилла, для того чтобы их соприкоснувшиеся судьбы впредь никогда больше не бродили поодиночке. Их интересы мгновенно переплелись таким странным образом, что причудливая картина из увлечений кёрлингом, покером, вязанием крючком салфеток и походов в горы воспринималась как однородное цельное полотно. И ни у кого не могла возникнуть даже тень сомнения, что у этой пары есть две несовместимые грани. Кушай, дорогой, говорила Катя, ставя перед Кириллом тарелку с изысканным салатом из рукколы и кедровых орешков, заправленным винным уксусом. И Кирилл кушал. Он тяжело вздыхал, но продолжал кушать. В его воображении неумолимо проплывала ароматная, вредная, наформалиненная, поджаренная курицагриль, покрытая коричневой хрустящей корочкой. Он чувствовал воображаемый аромат сочной птицы и почти слышал хруст поджаристой корочки, но продолжал есть рукколу с орешками и вздыхать. Грациозная Катерина, как тонкоствольная ива, нависла над неправильным образом жизни своего мужчины практически одновременно с его рукой, прикоснувшейся к ее талии. О, какая вредная колбаса! сказала она на вечеринке, забирая из рук Кирилла палочку с канапе из сыра, оливок и сервелата, наколотого наподобие паруса, надутого попутным ветром. Ее решимость была решимостью укротителя, который во что бы то ни стало должен выполнить свое рискованное «ап!». «Ап!» и курица-гриль исчезла без следа в мусорном ведре. «Ап!» и кусок жирной свинины последовал туда же. «Ап!» и роскошный сливочный соус слит в раковину. «Ап!» и мужчина ест рукколу с кедровыми орешками... Да, Катерина очень заботится о здоровье своего мужчины. Впрочем, как и Кирилл, который тоже заботится о своем здоровье. О здоровье своей головы. Значит, договорились, слышится голос Лены. Ей поддакивает Максим и заговорщицки улыбается мученику. Тогда в субботу ждем вас на ужин. Лена и Максим те самые друзья, на вечеринке у которых первый сервелатный парус проплыл мимо рта Кирилла. Нужно дождаться субботнего вечера. В сумерках назначенного дня Кирилл стоит рядом с тонкоствольной ивой перед входной дверью и настойчиво жмет на звонок. Дверь открывает раздраженный Максим, и при взгляде на гостей его лицо добреет. Прошу к столу! раздаётся команда. Хозяева рассаживают гостей за столом из калёного стекла, сервированного круглыми плетеными сетами под каждую тарелку. Две уксусные бутылочки отражают блики и стоят посередине стола. В одной бальзамический уксус, в другой оливковое масло. Принесенная гостями бутылка французского вина избавляется от пробки и после двухгодовалого молчания обретает свой голос. Фужеры наполняются багровым содержимым. На столе стоит один прозрачный салатник с «Цезарем». Разнообразная зелень с несколькими кусочками куриного белого мяса и пряными сухариками. Кирилл чувствует себя травоядным млекопитающим. Он вздыхает и запивает салат французским вином. Ждет. Подают горячее. Диетическая запеченная индейка. Вкусно. Если закрыть глаза, то мож-
11 Курица 95 но принять за свинину. Кирилл ждет. Сейчас все доедят и разбредутся по интересам. Женщины пойдут сплетничать на кухню, мужчины в угол веранды. По официальной версии, они будут там делиться своим опытом по установке новой версии софта. На самом деле их ждут простые мужские радости. Ну, открывай! наконец-то говорит Кирилл, и Максим достает припрятанную бутылку водки из шкафчика. Боязливо показываются две стопочки. Вот и она. Упакованная в тонкий армянский лаваш курицагриль взлетает на стол. У Кирилла от запаха кружится голова и желудок сводит голодная судорога. У него такое ощущение, что он не ел целую неделю, хотя только что встал из-за стола. Стопки наполняются мужским напитком, и у каждого в руке оказывается по куриной ножке. За мужскую независимость, говорит Максим, и они опрокидывают по стопке. Только сочное мясо и хрустящая корочка делают их жизнь полноценной. Они держат пальцами жирную птицу, жадно жуют и думают о том, как бы им дожевать до того момента, когда их хрупкие женщины, войдя на веранду, продолжат свою бесконечную дрессуру по здоровому образу жизни. Тем временем хрупкие женщины, забившись в угол кухонного балкона, торопливо подносят зажигалку к своим сигаретам, чтобы, надышавшись табачного дыма, успеть проветрить помещение до того момента, когда мужчины, установив новый софт, захотят прийти попить горячий чай с тростниковым коричневым сахаром и печеньем на фруктозе. Эта процедура размежевания на женскую и мужскую половины длится на протяжении уже семи лет, и угадайте, что каждый из них считает самым приятным в этих вечерах?.. Валерий РУМЯНЦЕВ (псевд., наст. имя Зорькин Борис Иванович) родился в 1951 году в Оренбургской области. Окончил филологический факультет Воронежского государственного педагогического института. По окончании Высших курсов КГБ СССР на протяжении тридцати лет служил в органах госбезопасности. Пишет стихи и прозу. Рассказы печатались в 140 российских изданиях и за рубежом. Автор десяти книг: «День и ночь» (2003), «Удивительное рядом» (2003), «С чёрного хода» (2004), «На перекрёстке жизни» (2005) и др. Живет в Сочи. В журнале «Север» публикуется впервые.
docplayer.ru
