Андрей КрузРейтар. Журнал рейтар читать онлайн

Рейтар читать онлайн - Андрей Круз

Андрей Круз

Рейтар

Вольный

1

Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.

— Это кто там в галоп скачет? — спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которую собирался закинуть в кормушку гнедой.

— Я гляну! — крикнул Олвин и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.

Сын пробежал мимо меня, встал в воротах, от чего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру — мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.

— Отец, вестник!

И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загона, размахивая желтым флажком на тонкой пике.

— Сел, что за шум? — крикнул я.

— Сбор на площади всех вольных! Опять степняки близко!

Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от неожиданного баска до визгливого фальцета.

— Ты уже обратно?

— Да, мастер Арвин! — крикнул он. — К Толстому Бэллу загляну, и все.

— Буду! — крикнул я.

Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Кочевники не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они возникают неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербило в середине груди, нечто смутное.

— Отец, седлать? — подскочил ко мне с вопросом Олвин.

— Давай, сынок, Шутника седлай, — кивнул я и направился к дому.

Шутник — конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого мерина, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может, выступим завтра, а может, и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи не начудили. Впрочем, какие они соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.

Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон по наружной стене. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.

— Папа! — вскочила на ноги семилетняя Лиана. — Возьмешь нас завтра в город?

— В город? — сделал вид, что озадачился, я. — А ты маме помогала?

— Я с Димом сижу! — Она обличающим жестом указала на малыша. — И обед готовить помогала.

— Ну, тогда подумать надо, — развел я руками. — А вообще, княжна моя, не знаю я точно, сбор объявили.

Что такое «сбор», знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городках веселье, все отдыхают. Но долг есть долг, от степняков всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда беда, все сожгут, все разграбят, всех, кого смогут, в плен угонят.

Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, отдал короткий поклон алтарю — маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.

Жена возилась у стола, собираясь накрывать стол. Я глянул на нее исподтишка — словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали в младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины.

Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.

— Полдничать не останешься?

— Заверни что-нибудь, по дороге поем, — сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла.

— Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.

— Сбор? — спросила она. — Я коня слышала.

— Сбор, — кивнул я. — Но пика желтая, особой тревоги нет.

Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел на двор, отполировал ваксой так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику — рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашенный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.

Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.

Я снова поцеловал жену, взяв из рук ее сумку с едой, и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даже знойный. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.

— К темноте вернусь, — сказал я ему, забирая поводья. — Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?

— Бать, Ворчуна на продажу? — сморщился Олвин.

— А куда же еще? — удивился я. — Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.

Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему наверняка придется. Такая уж судьба у нас, жителей Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов ни молили.

Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи — Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл тоже лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые, разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.

Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол «присоединяйся». Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он, как и я в свое время, в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими степняками и населенными землями княжества, прорваться куда кочевники спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак — вольные поселенцы не пускают.

— А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?

— Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха, — ответил тот, хмыкнув в бороду. — Поднимают вольных на поход в Степь.

— А почему они? — удивился я.

Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды степняков разъезды вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие набеги, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил может не хватить. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества… Это уже странно.

— Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе, а пора сотню собирать. В степи сушь, степняки для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.

— Это верно, мастер Бэлл, — согласился я. — Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.

— А что, верно, старосте сказать надо бы.

— Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник, — усмехнулся я.

— Верно говоришь, мастер Арвин, — солидно кивнул Бэлл.

Пыльная дорога вела нас к городку, виляя между пологих холмов, обходя выветренные балки, окруженная сухой травой, шумящей на тихом ветру. Бешено стрекотали кузнечики, целые стайки мотыльков кружились в непонятном танце над кустами голубых цветов майского глаза, и где-то высоко-высоко, в самом небе, кувыркался и заливался песней жаворонок.

2

Собрание толпилось перед храмом на просторной базарной площади. Запах пыли, конского навоза и пота, шум голосов, запах табака из трубок, треск разгрызаемых тыквенных семечек, засыпавших своей кожурой всю землю, и теперь эта кожура трещала под крепкими подошвами кавалерийских сапог. Городок вольных собрался на зов.

Староста, а теперь уже сотник, при шнуре, стоял на крыльце храма, о чем-то разговаривая с двумя княжескими офицерами. Один из них в чине первого сотника, второй — просто сотник. Оба в серых мундирах с рыжими кожаными портупеями и красными погонами, в кожаных кавалерийских касках с большими валашскими позолоченными орлами.

В дальнем конце базарной площади возле лошадей стояли солдаты их сопровождения, кавалерийский десяток. Они окликали проходивших девушек и пытались заигрывать, но вполне невинно. Это же не городишко в княжестве, где солдат княжеского войска власть немалая, а городок вольных, тут власть своя, местная, в былые времена добытая боем и кровью, когда поселенцы на окраине Великой Степи противостояли как натиску кочевников, так и жадных владетелей. И, в конце концов, кочевников отвадили без ума нападать, а владетели тоже сочли за благо не вмешиваться в жизнь поселенцев, удовлетворившись тем, что они прикрывают и берегут границу заселенных земель.

— Вольный люд! — обратился к толпе сотник. — К нам от князя с вестями посланцы прибыли, надо выслушать!

— Давай! Давай! — загомонила толпа, предоставляя слово гостям.

— Спасибо, господа вольный люд! — вежливо обратился к толпе один из прибывших начальных. — Я первый сотник Фарин, из славного войска князя Валашского Орбеля Второго, владыки течения Быстрой и дельты Широкой, владыки двух Забытых городов и земель Междуречья, да благословят его Брат и Сестра на долгую жизнь и новые свершения.

— Давай! Давай дальше! — закричали несколько голосов, подразумевая, что сотник Фарин в своем верноподданническом восторге начал уже кота за хвост тянуть.

— Господа вольный люд! — Зычный сотниковский голос перекрыл крики толпы. — От союзников нам дали знать, что степняки готовят большой набег. Хотят прорвать границу городков и дойти до самой Быстрой. Штаб войска княжеского полагает, что вольным в одиночку не выстоять, а если не выстоите вы, то воевать придется уже на земле княжества, от чего ему разорение и ущерб ожидается. Поэтому Его Княжеское Высочество приказали войску присоединиться к вам и укрепить границу. Если степняки прорвутся, то войско встретит их на рубеже городков.

— Ишь, умные, — аж крякнул Толстый Бэлл. — Мы воюй, а они в тылу «укреплять» будут.

— А чего им на рожон лезть? — спросил скотовод Аржи. — Если мы не остановим, так ослабим, им же проще. А остановим, так все равно в поход ходили, врага побили, извольте всем орденов отписать.

— Да тут дело такое, — почесал в затылке Бэлл, — товарищ у меня гостил, с верховьев, так говорит, что княже Орбель многоумный что-то там мудрить начал. Скалы взрывает, рабов нагнал на работу.

— И чего? — насторожился я.

— Подозревает народ, что князь задумал Вертлявую в другое ущелье повернуть, она тогда в Быструю пойдет.

— Погодь, погодь, — нахмурился Аржи. — Пастбища наши от Вертлявой питаются, вся вода в колодцах от нее, небось, тоже. Высохнет степь, если ее отвести. Чем князь думает?

— Головой он думает, — мрачно сказал я. — Если степь сохнуть начнет, то и степняки сюда избегать ходить будут, и нас с земли сгонит. Даже не сгонит, а сами уйдем. Что делать будем, когда ни земля родить не будет, ни трава сок не возьмет.

— Это точно, — подтвердил Бэлл. — Князю мы что зуб больной, и спать не дает, и тронуть страшно. К нам бегут, а мы не выдаем. Издольщики землю бросают и к нам перебираются. В общем, без нас ему лучше было бы.

— А нас куда? — возмутился Аржи.

— На кудыкину гору. И с горы в обрыв. Так лучше всего, — ответил Бэлл. — Орбель монофизитствующим первая опора, а мы сами знаете кто, обновленцы. Первосвященник валашский нашу ересь проклятию еще когда предал? Терпят нас тут, связываться не хотят просто.

Это уж точно, любовью к нам княжеская власть никогда не пылала. А после церковного раскола, что с каждым годом все заметней становится, к этому княжья набожность примешиваться начала. Другое дело, что не будь нас тут, то целое войско на рубеже держать придется и содержать, а вот если так, с засухой… а пойдут тогда степняки сюда вообще? Вообще-то пойдут, но никто же не говорит, что князь у нас умный. Поблазнилось дураку, что так он одной стрелой двух уток собьет, вот он и суетится в верховьях.

— А может податью обложит такой, чтобы у нас шкура полопалась, — усмехнулся Бэлл. — Если он по своему желанию сможет воду давать сюда или не давать.

— Так прямо на вражду с вольными и пойдет? — удивился Аржи.

— Пойдет или не пойдет, дело десятое, а вот в тех краях ему у плотины крепость поставить с сильным гарнизоном, и демоны ведают, что мы тогда сделать сможем, — сказал Бэлл, сотворив знак богов при упоминании демонов. — Да и горцев нанять никто не мешает в помощь.

С горцами верно, они за деньги служить будут, причем с радостью. Вроде и одного языка с нами люди, а внутри совсем другие. В горах земли бедные, жил народ всегда скудно, вот и грабили друг друга и соседей или на службу нанимались. Воины они хорошие, да народ плохой — и переметнуться могут, и в спину ударить, только своя выгода их заботит. И если возьмутся охранять предгорья, то тогда все, нам и соваться туда нечего, можно в горах и ущельях с ними до скончания времен резаться.

Тем временем слово снова перешло к нашему сотнику. Он крикнул:

— Господа вольный люд! Властью, данной мне собранием, а также согласно приказу полковника объявляю назавтра сбор и поход. Сотня, обоз и батарея, с полным припасом, сбор и строевой смотр у городка на выгоне к пятому колоколу. В городке остается два десятка нести дозорную службу и инвалидное ополчение. Как с семьями быть на время похода — пусть каждый сам решает, большой опасности пока не вижу.

Опасности я и сам не видел особой, степняков мы и раньше отбивали, с помощью княжьего войска и подавно отобьем, но вот что-то покою не давало. Словно нечто нужное взять забыл, да вспомнить не получается, что именно.

Вид у княжьих офицеров был довольный, как будто и не на войну, а на праздник собираются. У сотника усы как у кота торчат, руки за спину заложил, глаза из-под каски блестят, как пуговицы на мундире. Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы лошадей, собираясь в путь. Интересно, а драгуны-то из «Серых Воронов», отборные части, княжеский конвой, можно сказать, не к лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже странно. А все, что странно и при этом касается княжеской власти, скорее всего, еще и опасно. Знать бы только, с какой стороны опасность эта самая подкрадывается.

3

— Ты понял меня, сын? — еще раз спросил я, глядя Олвину в глаза. — Если даже покажется тебе, что неправильно что-то вокруг, уходи в городок сразу. Не жди ничего.

— Но что может показаться, отец? — упорно не понимал он.

На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как появилось вчера чувство, зудящее где-то в глубине души, так и не отпустило по сей момент.

— Я не ведаю, — честно ответил я ему. — Ты за старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не случалось, семью в фургон и гони за стены.

— Я понял, — кивнул он.

— Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему есть. Ты за главу семьи, тебе семью и защищать.

Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с каким мне сейчас в поход идти. Темное, почти бурое дерево, синеватая сталь, восьмигранный ствол. На прикладе кожаные петли патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками. Красивый карабин, рюгельской работы, не поскупился я на деньги, когда покупал, и бой у него точный. Рядом с ним еще один, деревом посветлее, и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как награда за службу, помимо медали. Он и перешел теперь в распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним уставная шашка в наседельных черных ножнах, тоже принесенная мной со службы.

— С шашкой каждый день тренируйся, — снова взялся я наставлять Олвина. — Болвана слепи из мокрой глины и на нем. Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было, так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть охоться, хоть просто по цели. День пропустил — снова наверстывай. Вольный не столько рубака, вольный в первую очередь стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает. Нам даже рейтары не соперники в этом деле.

Сын снял с ковра простенький с виду однозарядный карабин, открыл затвор.

— И патроны к нему крути, чтобы свободных гильз не было, понял?

— Понял, отец. Кроликам сезон, охотиться буду, мать закоптит.

— Охотиться-то охоться, — усмехнулся я. — Ты до охоты жадный, но про работу не забывай. Помощников тебе нет, городок весь на службе, так что ты один за всех.

knizhnik.org

Рейтар читать онлайн

Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.

— Это кто там в галоп скачет? — спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которое собирался закинуть в кормушку гнедой.

— Я гляну! — крикнул Олвин, и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.

Сын бегом пронесся мимо меня, встал в воротах, отчего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру — мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.

— Отец, вестник!

И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загоны, размахивая желтым флажком на тонкой пике.

— Олвин, что за шум? — крикнул я.

— Сбор на площади всех Вольных! Опять степняки близко!

Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от ломающегося баска до визгливого фальцета.

— Ты уже обратно?

— Да, мастер Арвин! — крикнул он. — К Толстому Бэллу загляну, и все.

— Буду! — крикнул я.

Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Появление кочевников не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они появляются неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербело в середине груди, нечто смутное.

— Отец, седлать? — подскочил ко мне с вопросом Олвин.

— Давай, сынок, Шутника седлай. — кивнул я и направился к дому.

Шутник конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого мерина, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может, выступим завтра, а может и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи чего-то не начудили. Впрочем, что они за соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.

Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон, выходящими наружу. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.

— Папа! — вскочила на ноги семилетняя Лиана. — Возьмешь нас завтра в город?

— В город? — сделал вид, что озадачился я. — А ты маме помогала?

— Я с Димом сижу! — она обличающим жестом указала на малыша. — И обед готовить помогала.

— Ну, тогда подумать надо, — развел я руками. — А вообще, княжна моя, не знаю я точно, сбор объявили.

Что такое «сбор» знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное, осень начинается. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского, за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городках веселье, все отдыхают. Но, долг есть долг, от степняков всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке, да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда все, беда, все сожгут, все разграбят, всех кого смогут, в плен угонят.

Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, дал короткий поклон алтарю — маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.

Жена возилась у стола, собираясь накрывать на обед. Я глянул на нее исподтишка — словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали в младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины, словно не четыре десятка лет ей, а в два раза меньше.

Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.

— Полдничать не останешься?

— Заверни что-нибудь, по дороге поем, — сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла.

— Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.

— Сбор? — спросила она. — Я коня слышала.

— Сбор, — кивнул я. — Но пика желтая, особой тревоги нет.

Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел с ними на двор, отполировал ваксой, так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику — рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашеный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.

Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди и калибром в четыре линии, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.

Жена, успевшая собрать поесть в дорогу, подала полотняную сумку, которую я через плечо повесил. Я снова поцеловал ее и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даром, что уже осень на дворе. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.

— К темноте вернусь. — сказал я ему, забирая поводья. — Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?

— Бать, Ворчуна на продажу? — сморщился Олвин.

— А куда же еще? — удивился я. — Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.

Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему точно придется. Такая уж судьба у нас, жителей Великой Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов не молили.

1

Загрузка...

bookocean.net

Рейтар (Андрей Круз) читать онлайн книгу бесплатно

Века назад по этим землям прокатилась страшная война, почти истребившая людей и отбросившая тех, кто выжил, от космических ракет к тележному колесу. Но не усвоив урок, люди снова готовы грызться друг с другом за пашню и выгон, чистую реку или торговый тракт. Поверив союзнику, полки Вольных вышли на бой с кочевниками и попали в западню – когда князь Орбель Валашский задумал извести под корень целый народ, для спокойствия власти и удобства торговли. Сотник Арвин остался жив, но в одночасье потерял все: дом, жену, детей, родичей и товарищей. И поклялся отомстить: добраться до Орбеля и воздать ему за злодеяния. Теперь его путь – это дорога наемника, готового на все для осуществления задуманного. Черная дорога крови и боли…

О книге

• Название:Рейтар
• Автор:Андрей Круз
• Жанр:Боевая фантастика
• Серия:-
• ISBN:978-5-699-62327-3
• Страниц:115
• Перевод:-
• Издательство:Эксмо
• Год:2013

Электронная книга

Вольный 1

Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.

– Это кто там в галоп скачет? – спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которую собирался закинуть в кормушку гнедой.

– Я гляну! – крикнул Олвин и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.

Сын пробежал мимо меня, встал в воротах, от чего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру – мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.

– Отец, вестник!

И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчи...

lovereads.me

Читать онлайн книгу «Рейтар» бесплатно — Страница 1

Андрей Круз

Рейтар

Вольный

1

Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.

– Это кто там в галоп скачет? – спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которую собирался закинуть в кормушку гнедой.

– Я гляну! – крикнул Олвин и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.

Сын пробежал мимо меня, встал в воротах, от чего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру – мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.

– Отец, вестник!

И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загона, размахивая желтым флажком на тонкой пике.

– Сел, что за шум? – крикнул я.

– Сбор на площади всех вольных! Опять степняки близко!

Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от неожиданного баска до визгливого фальцета.

– Ты уже обратно?

– Да, мастер Арвин! – крикнул он. – К Толстому Бэллу загляну, и все.

– Буду! – крикнул я.

Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Кочевники не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они возникают неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербило в середине груди, нечто смутное.

– Отец, седлать? – подскочил ко мне с вопросом Олвин.

– Давай, сынок, Шутника седлай, – кивнул я и направился к дому.

Шутник – конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого мерина, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может, выступим завтра, а может, и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи не начудили. Впрочем, какие они соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.

Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон по наружной стене. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.

– Папа! – вскочила на ноги семилетняя Лиана. – Возьмешь нас завтра в город?

– В город? – сделал вид, что озадачился, я. – А ты маме помогала?

– Я с Димом сижу! – Она обличающим жестом указала на малыша. – И обед готовить помогала.

– Ну, тогда подумать надо, – развел я руками. – А вообще, княжна моя, не знаю я точно, сбор объявили.

Что такое «сбор», знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городках веселье, все отдыхают. Но долг есть долг, от степняков всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда беда, все сожгут, все разграбят, всех, кого смогут, в плен угонят.

Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, отдал короткий поклон алтарю – маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.

Жена возилась у стола, собираясь накрывать стол. Я глянул на нее исподтишка – словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали в младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины.

Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.

– Полдничать не останешься?

– Заверни что-нибудь, по дороге поем, – сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла.

– Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.

– Сбор? – спросила она. – Я коня слышала.

– Сбор, – кивнул я. – Но пика желтая, особой тревоги нет.

Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел на двор, отполировал ваксой так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику – рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашенный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.

Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.

Я снова поцеловал жену, взяв из рук ее сумку с едой, и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даже знойный. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.

– К темноте вернусь, – сказал я ему, забирая поводья. – Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?

– Бать, Ворчуна на продажу? – сморщился Олвин.

– А куда же еще? – удивился я. – Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.

Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему наверняка придется. Такая уж судьба у нас, жителей Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов ни молили.

Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи – Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл тоже лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые, разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.

Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол «присоединяйся». Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он, как и я в свое время, в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими степняками и населенными землями княжества, прорваться куда кочевники спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак – вольные поселенцы не пускают.

– А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?

– Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха, – ответил тот, хмыкнув в бороду. – Поднимают вольных на поход в Степь.

– А почему они? – удивился я.

Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды степняков разъезды вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие набеги, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил может не хватить. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества… Это уже странно.

– Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе, а пора сотню собирать. В степи сушь, степняки для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.

– Это верно, мастер Бэлл, – согласился я. – Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.

– А что, верно, старосте сказать надо бы.

– Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник, – усмехнулся я.

– Верно говоришь, мастер Арвин, – солидно кивнул Бэлл.

Пыльная дорога вела нас к городку, виляя между пологих холмов, обходя выветренные балки, окруженная сухой травой, шумящей на тихом ветру. Бешено стрекотали кузнечики, целые стайки мотыльков кружились в непонятном танце над кустами голубых цветов майского глаза, и где-то высоко-высоко, в самом небе, кувыркался и заливался песней жаворонок.

2

Собрание толпилось перед храмом на просторной базарной площади. Запах пыли, конского навоза и пота, шум голосов, запах табака из трубок, треск разгрызаемых тыквенных семечек, засыпавших своей кожурой всю землю, и теперь эта кожура трещала под крепкими подошвами кавалерийских сапог. Городок вольных собрался на зов.

Староста, а теперь уже сотник, при шнуре, стоял на крыльце храма, о чем-то разговаривая с двумя княжескими офицерами. Один из них в чине первого сотника, второй – просто сотник. Оба в серых мундирах с рыжими кожаными портупеями и красными погонами, в кожаных кавалерийских касках с большими валашскими позолоченными орлами.

В дальнем конце базарной площади возле лошадей стояли солдаты их сопровождения, кавалерийский десяток. Они окликали проходивших девушек и пытались заигрывать, но вполне невинно. Это же не городишко в княжестве, где солдат княжеского войска власть немалая, а городок вольных, тут власть своя, местная, в былые времена добытая боем и кровью, когда поселенцы на окраине Великой Степи противостояли как натиску кочевников, так и жадных владетелей. И, в конце концов, кочевников отвадили без ума нападать, а владетели тоже сочли за благо не вмешиваться в жизнь поселенцев, удовлетворившись тем, что они прикрывают и берегут границу заселенных земель.

– Вольный люд! – обратился к толпе сотник. – К нам от князя с вестями посланцы прибыли, надо выслушать!

– Давай! Давай! – загомонила толпа, предоставляя слово гостям.

– Спасибо, господа вольный люд! – вежливо обратился к толпе один из прибывших начальных. – Я первый сотник Фарин, из славного войска князя Валашского Орбеля Второго, владыки течения Быстрой и дельты Широкой, владыки двух Забытых городов и земель Междуречья, да благословят его Брат и Сестра на долгую жизнь и новые свершения.

– Давай! Давай дальше! – закричали несколько голосов, подразумевая, что сотник Фарин в своем верноподданническом восторге начал уже кота за хвост тянуть.

– Господа вольный люд! – Зычный сотниковский голос перекрыл крики толпы. – От союзников нам дали знать, что степняки готовят большой набег. Хотят прорвать границу городков и дойти до самой Быстрой. Штаб войска княжеского полагает, что вольным в одиночку не выстоять, а если не выстоите вы, то воевать придется уже на земле княжества, от чего ему разорение и ущерб ожидается. Поэтому Его Княжеское Высочество приказали войску присоединиться к вам и укрепить границу. Если степняки прорвутся, то войско встретит их на рубеже городков.

– Ишь, умные, – аж крякнул Толстый Бэлл. – Мы воюй, а они в тылу «укреплять» будут.

– А чего им на рожон лезть? – спросил скотовод Аржи. – Если мы не остановим, так ослабим, им же проще. А остановим, так все равно в поход ходили, врага побили, извольте всем орденов отписать.

– Да тут дело такое, – почесал в затылке Бэлл, – товарищ у меня гостил, с верховьев, так говорит, что княже Орбель многоумный что-то там мудрить начал. Скалы взрывает, рабов нагнал на работу.

– И чего? – насторожился я.

– Подозревает народ, что князь задумал Вертлявую в другое ущелье повернуть, она тогда в Быструю пойдет.

– Погодь, погодь, – нахмурился Аржи. – Пастбища наши от Вертлявой питаются, вся вода в колодцах от нее, небось, тоже. Высохнет степь, если ее отвести. Чем князь думает?

– Головой он думает, – мрачно сказал я. – Если степь сохнуть начнет, то и степняки сюда избегать ходить будут, и нас с земли сгонит. Даже не сгонит, а сами уйдем. Что делать будем, когда ни земля родить не будет, ни трава сок не возьмет.

– Это точно, – подтвердил Бэлл. – Князю мы что зуб больной, и спать не дает, и тронуть страшно. К нам бегут, а мы не выдаем. Издольщики землю бросают и к нам перебираются. В общем, без нас ему лучше было бы.

– А нас куда? – возмутился Аржи.

– На кудыкину гору. И с горы в обрыв. Так лучше всего, – ответил Бэлл. – Орбель монофизитствующим первая опора, а мы сами знаете кто, обновленцы. Первосвященник валашский нашу ересь проклятию еще когда предал? Терпят нас тут, связываться не хотят просто.

Это уж точно, любовью к нам княжеская власть никогда не пылала. А после церковного раскола, что с каждым годом все заметней становится, к этому княжья набожность примешиваться начала. Другое дело, что не будь нас тут, то целое войско на рубеже держать придется и содержать, а вот если так, с засухой… а пойдут тогда степняки сюда вообще? Вообще-то пойдут, но никто же не говорит, что князь у нас умный. Поблазнилось дураку, что так он одной стрелой двух уток собьет, вот он и суетится в верховьях.

– А может податью обложит такой, чтобы у нас шкура полопалась, – усмехнулся Бэлл. – Если он по своему желанию сможет воду давать сюда или не давать.

– Так прямо на вражду с вольными и пойдет? – удивился Аржи.

– Пойдет или не пойдет, дело десятое, а вот в тех краях ему у плотины крепость поставить с сильным гарнизоном, и демоны ведают, что мы тогда сделать сможем, – сказал Бэлл, сотворив знак богов при упоминании демонов. – Да и горцев нанять никто не мешает в помощь.

С горцами верно, они за деньги служить будут, причем с радостью. Вроде и одного языка с нами люди, а внутри совсем другие. В горах земли бедные, жил народ всегда скудно, вот и грабили друг друга и соседей или на службу нанимались. Воины они хорошие, да народ плохой – и переметнуться могут, и в спину ударить, только своя выгода их заботит. И если возьмутся охранять предгорья, то тогда все, нам и соваться туда нечего, можно в горах и ущельях с ними до скончания времен резаться.

Тем временем слово снова перешло к нашему сотнику. Он крикнул:

– Господа вольный люд! Властью, данной мне собранием, а также согласно приказу полковника объявляю назавтра сбор и поход. Сотня, обоз и батарея, с полным припасом, сбор и строевой смотр у городка на выгоне к пятому колоколу. В городке остается два десятка нести дозорную службу и инвалидное ополчение. Как с семьями быть на время похода – пусть каждый сам решает, большой опасности пока не вижу.

Опасности я и сам не видел особой, степняков мы и раньше отбивали, с помощью княжьего войска и подавно отобьем, но вот что-то покою не давало. Словно нечто нужное взять забыл, да вспомнить не получается, что именно.

Вид у княжьих офицеров был довольный, как будто и не на войну, а на праздник собираются. У сотника усы как у кота торчат, руки за спину заложил, глаза из-под каски блестят, как пуговицы на мундире. Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы лошадей, собираясь в путь. Интересно, а драгуны-то из «Серых Воронов», отборные части, княжеский конвой, можно сказать, не к лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже странно. А все, что странно и при этом касается княжеской власти, скорее всего, еще и опасно. Знать бы только, с какой стороны опасность эта самая подкрадывается.

3

– Ты понял меня, сын? – еще раз спросил я, глядя Олвину в глаза. – Если даже покажется тебе, что неправильно что-то вокруг, уходи в городок сразу. Не жди ничего.

– Но что может показаться, отец? – упорно не понимал он.

На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как появилось вчера чувство, зудящее где-то в глубине души, так и не отпустило по сей момент.

– Я не ведаю, – честно ответил я ему. – Ты за старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не случалось, семью в фургон и гони за стены.

– Я понял, – кивнул он.

– Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему есть. Ты за главу семьи, тебе семью и защищать.

Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с каким мне сейчас в поход идти. Темное, почти бурое дерево, синеватая сталь, восьмигранный ствол. На прикладе кожаные петли патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками. Красивый карабин, рюгельской работы, не поскупился я на деньги, когда покупал, и бой у него точный. Рядом с ним еще один, деревом посветлее, и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как награда за службу, помимо медали. Он и перешел теперь в распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним уставная шашка в наседельных черных ножнах, тоже принесенная мной со службы.

– С шашкой каждый день тренируйся, – снова взялся я наставлять Олвина. – Болвана слепи из мокрой глины и на нем. Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было, так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть охоться, хоть просто по цели. День пропустил – снова наверстывай. Вольный не столько рубака, вольный в первую очередь стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает. Нам даже рейтары не соперники в этом деле.

Сын снял с ковра простенький с виду однозарядный карабин, открыл затвор.

– И патроны к нему крути, чтобы свободных гильз не было, понял?

– Понял, отец. Кроликам сезон, охотиться буду, мать закоптит.

– Охотиться-то охоться, – усмехнулся я. – Ты до охоты жадный, но про работу не забывай. Помощников тебе нет, городок весь на службе, так что ты один за всех.

– Ну почему за всех, ты уж обо мне не забывай, – вмешалась, наконец, в разговор жена. – Лиана за братом доглядит, а я с лошадьми помогу.

Вот у степняков женщин к коням не подпускают, кочевники считают, что женщина коня испортить может. Даже кобыл доят мужчины у них, а потом сами делают вонючее хмельное пойло из этого молока. А у вольных женщины всему обучены, надо будет, и в седло сядет, и стрелять сумеет, и за конями присмотрит. Арина, половина моя любезная, и из револьвера палить умеет так, что с двадцати шагов шесть яблок с ограды загона сбивает за четыре секунды, так что, случись дурное, не на одного Олвина надежда. Нельзя у нас по-другому, богато живут вольные, сытно, но немного нас, каждый боец на счету.

Ну, семье наставления все дал, какие в голову пришли. Да и семейные у меня опытные, сколько раз я уже в походы ходил – не счесть. Привыкли. Портупею с шашкой пока на плечо, потом на седло перевешу. На груди в ножнах короткий и крепкий кинжал висит, последний шанс. Им и ударить можно, и даже метнуть его, метать дети вольных его с младенчества учатся. На поясе спереди, наискосок, по-кавалерийски револьвер. И к нему двадцать четыре патрона в самом ремне и еще тридцать в чересседельной сумке. За спиной карабин в чехле, в патронташе к нему пятьдесят патронов, да еще столько же в запасе. Голову замотал красным шемахом, это уже наш цвет, нашей сотни. Он у каждой свой, в полку шесть сотен всего, а значит, и шесть цветов шемахов на поле видны.

– Ну, присядем на дорожку, – вздохнула жена.

Сели. Даже маленький Дим притих, прижимая к груди кота. Встали. Я семье поклонился, сказал:

– Удачи вам и покоя, пока ждете.

– Дорог тебе бархатом и в бою удачи, – сказала жена.

Лиану с Димом на руках подержал, Арину расцеловал, Олвина по плечу похлопал и на двор пошел.

Оседлал я на этот раз шестилетнего Кузнеца, коня обученного и сильного. Навьючил его сзади сумами переметными, саквой с овсом и сеткой с сеном, пледом и арканом, в кольца свернутым, взобрался в седло, да и повел коня к городку от поднимающегося из-за холмистого степного горизонта красного, словно кровавого, солнца. Тоже ведь примета так себе, такой рассвет.

4

На выгоне было шумно, пыльно и суетно. Сотня собиралась к походу, пушкари впрягли в передки бомбометов коренастых коней, сильных в тяге и выносливых в беге, и теперь батарея уже строилась вдоль дороги, как раз перед обозом из десятка телег, которыми правили все больше старички-ветераны из тех, для кого воевать в седле уже непосильно было.

Сотник, держа в поводу рослого коня соловой масти, стоял у самой стены форта. Рядом с ним в седлах возвышались знаменный с красным флажком и трубач с маленьким сверкающим горном, висящим на груди. Увидев поднятый флажок, я сразу направил коня к ним, сотник собирал командиров.

– Здравия тебе, мастер сотник! – поприветствовал я его, слезая с коня.

– Здравия, взводный Арвин, – кивнул тот. – Смотри на карту. Полковник сбор полка объявил в Длинной балке, сто верст от нас, завтра к ночи там будем.

– Сами идем или с третьей сотней?

Третья сотня собиралась в следующем городке, до которого от нас двадцать две версты. Случалось нам до места сбора и самим добираться, а случалось и совместным походом.

– С третьей пойдем, – ответил сотник. – Дальше полковник задачу поставит, но так скажу: степняки идут, если верить княжьим людям, вот отсюда, хотят пройти между Хитрой балкой, где черт ногу сломит, и течением Веретенки. Вот в этом месте нас княжье войско будет дожидаться.

– Велико войско-то? – спросил Бэлл, скрестивший могучие ручищи на не менее могучем пузе.

– Драгунский полк подойдет, полк лейб-драгун и три батареи пушек, – ответил сотник.

– Немало, – с удивлением задрал густую черную бровь Бэлл. – Похоже, что княженька и вправду опасается набега, раз такие силы в поход послал.

– Это только там, – усмехнулся Ван. – Еще драгунский полк подходы в эту сторону будет прикрывать, и пехота завтра прибудет. Или набега очень большого ждут, или его высочество решили степняков надолго отвадить.

– А чего вдруг? – поинтересовался я. – Они в последние годы вроде как по-крупному и не баловали, после того, как мы их у Серой балки прижали.

– Не знаю, того мне не ведомо, – ответил сотник. – У полковника спросишь. Ладно, стройте взводы к смотру.

Взводные поскакали к своим местам, на ходу отдавая команды, трубач звонко заиграл сигнал построения. Раздался одновременный топот множества копыт, фырканье, и бесформенная до сего момента куча людей и коней вдруг вытянулась в две шеренги, выровнялась, кони подобрались, ну и я, выпрямившись, занял свое место перед вторым взводом, которым в походе командовал.

– Командиры взводов! К осмотру приступить!

Что у меня в сумках спрятано и на мне висит, то же самое у каждого бойца с собой быть должно. Высокие сапоги с узким голенищем. Серые галифе, изнутри обшитые кожей. Плотная рубаха из серой холстины, а поверх нее парусиновый, с кожей, жилет с подсумками. На плече у меня на этом самом жилете витой алый шнур звания взводного, портупея, патронташ, кобура с револьвером, у седла шашка, всего сто десять патронов к карабину, шестьдесят патронов к револьверу, если больше у кого – не беда, кинжал, плеть витая, ну и всякого походного припасу должно хватать, от овса до мыла. И все это боец должен купить сам, равно как и коня, на котором в поход собирается, и коня этого еще и обучить. Или не быть ему среди вольных, а предложат такому вскоре земли эти покинуть и идти куда глаза глядят, хоть в крепостные в княжество, хоть к свободным городам работу искать, а тут ему не место.

Во взводе кроме меня двадцать четыре человека. Два десятника и четверо звеньевых. Три звена сабельных, а одно – поддержки, у них вместо карабинов гранатометы, похожие на короткие охотничьи ружья с переломными стволами. И у каждого на груди и на поясе по гирлянде толстеньких гранат с хвостами оперения и подсумки с холостыми патронами. Хороший стрелок такой гранатой на триста аршин стрелять может, а кони кочевников, кстати, взрывов пугаются. Артиллерии у тех нет, вот и не умеют приучить взрывов не бояться.

– Десятники, сумки проверить, – скомандовал я уже своим подчиненным.

Одного десятника, длинного, жилистого, одноглазого, звали Пармом в глаза и Циклопом за глаза. Однако его единственного глаза хватало вполне, чтобы замечать любой непорядок в отделении. Второго звали Симером, и был он невысок, кругл, тонок голосом, и борода у него почти не росла, однако переведаться с ним на шашках хоть конному, хоть пешему я бы не пожелал. Мало кто по опыту в нашей сотне мог с ним сравниться, а в скольких он походах участвовал, небось уже и сам счет потерял.

– Первое отделение в порядке, – доложил Парм.

Ну и второе, Симерово, тоже не отстало. И припас, и экипировка, все у всех в порядке было.

– Ковку проверьте еще раз, – добавил я. – У кого конь на походе захромает – на плечах его дальше понесет, а я еще и плетью подгоню.

Передав поводья коня молодому бойцу Барату, я побежал с докладом к сотнику.

– Мастер сотник, второй взвод к походу готов!

– Хорошо, мастер взводный, спасибо, – кивнул сотник Ван. – Идите к людям, выступаем.

Взвод мой сидел в седлах спокойно, все были готовы, выражение лиц даже умиротворенное какое-то, одному мне все как-то нервно было. Горнист сыграл «Внимание!», затем послышался голос Вана.

– Первому взводу выставить головную заставу! Удаление от основных сил – одна верста, удаление до головного дозора – тоже верста. Сотня! Стройся по три! За мной, шагом, марш!

«Маяк», как по уставу звали сотника с «присными», встал во главе колонны, затопали подкованные копыта по высушенной солнцем земле, первый взвод сразу перешел на рысь, стремясь оторваться от основных сил, а я, возглавив взвод, оказался рядом с маяком, то есть сотником с его неизменными спутниками, горнистом, знаменщиком и двумя посыльными. Сзади загрохотали колеса обоза, где-то неожиданно заржал конь, в общем, выступили. На глинобитных стенах форта остались стоять домашние тех, кто жил в городке, и маленький караул на высокой вышке.

Утро наступало жаркое, это чувствовалось сразу. Пока до первого большого привала дойдем, а его планировали устроить у речки Овражки, кони упарятся. А там уже главное не опоить их, не простудить в походе. Конь на самом деле куда нежнее человека и заботы требует больше. Это человеку все равно, где угодно проживет и как угодно.

Над строем гудели тяжелые жирные оводы, от которых лошади отмахивались хвостами, а иногда и самому приходилось отбиваться. Такой укусит в лицо, в ту часть, что шемах открытой оставляет, и на неделю окривеешь.

Ван вытащил большие карманные часы, глянул на них, отодвинув подальше от глаз.

1 2 3 4 5 6 7

www.litlib.net

Книга Рейтар читать онлайн бесплатно, автор Андрей Круз на Fictionbook

Вольный

1

Стук копыт донесся с улицы, частый, быстро приближающийся.

– Это кто там в галоп скачет? – спросил я, вскинувшись и откладывая в сторону охапку сена, которую собирался закинуть в кормушку гнедой.

– Я гляну! – крикнул Олвин и бросился к воротам конюшни, откуда в пыльное ее нутро врывался беспощадно поток солнечного света.

Сын пробежал мимо меня, встал в воротах, от чего свет словно трафаретом вырезал из действительности его тощую и жилистую мальчишескую фигуру – мускулистый торс, узкие бедра, с которых съезжали широкие штаны и свалились бы, если бы не помочь через плечо.

– Отец, вестник!

И действительно, с улицы донеслась визгливая трель свистка, вынудившая меня броситься следом за сыном. Сел, смуглый и темноволосый сын старосты, мальчишка четырнадцати лет, ровесник моего Олвина, уже гарцевал на тонконогой серой кобыле прямо перед воротами загона, размахивая желтым флажком на тонкой пике.

– Сел, что за шум? – крикнул я.

– Сбор на площади всех вольных! Опять степняки близко!

Голос у него ломался по возрасту, поэтому всю эту короткую речь он умудрился прокричать на разные голоса, от неожиданного баска до визгливого фальцета.

– Ты уже обратно?

– Да, мастер Арвин! – крикнул он. – К Толстому Бэллу загляну, и все.

– Буду! – крикнул я.

Сел толкнул лошадь ногами, и та с места пошла рысью, поднимая облачка пыли копытами. Я посмотрел ему вслед, чувствуя какое-то смутное беспокойство. Кочевники не такой уж большой сюрприз, пару раз в год они возникают неподалеку и нападают далеко не всегда, и то, когда уверены в безнаказанности, но вот сейчас словно что-то засвербило в середине груди, нечто смутное.

– Отец, седлать? – подскочил ко мне с вопросом Олвин.

– Давай, сынок, Шутника седлай, – кивнул я и направился к дому.

Шутник – конек молодой, еще с норовом, ему полезно лишний раз под седлом пробежаться, привыкнуть к хозяйской руке. А вот как привыкнет, тут ему цены не будет, таких коней в окрестностях ни у кого нет. Если бы флажок на пике красным был, то тогда не до выучки было бы, оседлал бы гнедого Кузнеца, мощного и зрелого мерина, обученного и строю, и бою, и сразу на сбор бы отправился, но раз флажок был желтым, то срочности нет. Может, выступим завтра, а может, и вовсе не выступим, а только разъезды отправим, следить, как бы беспокойные наши соседи не начудили. Впрочем, какие они соседи? Перекати-поле, приходят и уходят, разве что приход их обычно мало радости доставляет.

Широким шагом, торопясь, прошел через двор, к дому, большому, низкому, с бойницами вместо окон по наружной стене. Толкнул тяжелую деревянную дверь и очутился во внутреннем дворе. На плетеных травяных циновках, под навесом, играли с кошкой двое детей, девочка и маленький мальчик, дочка и младший сын.

– Папа! – вскочила на ноги семилетняя Лиана. – Возьмешь нас завтра в город?

– В город? – сделал вид, что озадачился, я. – А ты маме помогала?

– Я с Димом сижу! – Она обличающим жестом указала на малыша. – И обед готовить помогала.

– Ну, тогда подумать надо, – развел я руками. – А вообще, княжна моя, не знаю я точно, сбор объявили.

Что такое «сбор», знают даже дети, поэтому Лиана погрустнела и принялась возиться с кошкой. А ведь время самое ярмарочное. Мы коней продали закупщикам армии князя Валашского за хорошую цену, все вокруг торгуют и расторговываются, в городках веселье, все отдыхают. Но долг есть долг, от степняков всего можно ждать. Могут попасти свои табуны и стада вдалеке да и уйти, а могут, если слабину заметят, напасть. И тогда беда, все сожгут, все разграбят, всех, кого смогут, в плен угонят.

Толкнув дверь, вошел в полумрак горницы, отдал короткий поклон алтарю – маленькой плошке с горящим фитилем, плававшей в чаше с водой, Брату с Сестрой уважение от нашего дома.

Жена возилась у стола, собираясь накрывать стол. Я глянул на нее исподтишка – словно и не было ей сорока лет и пяти детей, из которых боги двоих прибрали в младенчестве. Все такое же гибкое и сильное тело, все так же густы ее светлые волосы, собранные в длинный конский хвост на затылке, и шея до сих пор без единой морщины.

Обернулась, насторожилась. Сразу чувствует, когда что-то не так.

– Полдничать не останешься?

– Заверни что-нибудь, по дороге поем, – сказал я, обняв ее за плечи и поцеловав в пахнущую ванилью щеку. Она еще и булочки испекла.

– Вот булочек закинь пару, их и съем по дороге.

– Сбор? – спросила она. – Я коня слышала.

– Сбор, – кивнул я. – Но пика желтая, особой тревоги нет.

Быстро переоделся из рабочего, пахнущего конским потом, в обычное платье. Натянул сапоги до колена, вышел на двор, отполировал ваксой так, чтобы в них смотреться можно было. Рабочий жилет, что на голое тело носится, сменил на холщовую рубаху, с вышивкой по воротнику – рукоделием дочери. А наверх уже натянул жилет из холстины грубой, почти дерюги, в серо-зеленый цвет крашенный. Без него из дому выходить плохо. В карманах и часы, и платок, и всякие мелкие принадлежности.

Ну и как венец всему, на пояс-патронташ револьвер повесил. Хороший револьвер, кавалерийский, с длинным восьмигранным стволом в две пяди, с рукояткой из дорогого дерева, на котором мастер вырезал символы Брата справа, а Сестры слева, язык пламени и каплю воды. Вроде как пусть боги направляют руку стрелка.

Я снова поцеловал жену, взяв из рук ее сумку с едой, и вышел из дому, на ходу наматывая шемах. День был жаркий, даже знойный. Когда подошел к конюшне, сын уже заканчивал седлать Шутника.

– К темноте вернусь, – сказал я ему, забирая поводья. – Ты, пока кони в загоне будут, гнедой кормушку перевесь повыше, по грудь, она вроде как прикусывать начинает. Не дело это, со скуки ведь. И дверь денника креозотом помажь сверху, чтобы ей противно было. Затем возьми Ворчуна и учи. Сегодня поворот на месте, а потом на вольтах погоняй, понял?

– Бать, Ворчуна на продажу? – сморщился Олвин.

– А куда же еще? – удивился я. – Для того и растили, к весне в реестровый возраст войдет, надо, чтобы уже учен был. А тебе волю дай, так ты всех себе оставишь, с голоду помрем. Ладно, давай, за старшего остаешься.

Закинув поводья за голову и вцепившись заодно и в гриву, я забрался в седло, чуть толкнул ногами конька. Тот неожиданно резво рванул с места сразу в рысь, застоялся, и я чуть придержал его, заставляя перейти на шаг. До городка десять верст, пусть первую шагом пройдет. Это ведь тоже военная наука, а Шалун хоть и не на продажу предназначен, а повоевать ему наверняка придется. Такая уж судьба у нас, жителей Степи, мирная жизнь нам не суждена, сколько бы мы о ней богов ни молили.

Степь была пуста, хоть за ближайшим холмом у нас соседи – Толстый Бэлл со своим многочисленным семейством. У Бэлла аж пять сыновей, таких же крупных и сложением на быков похожих, как и он сам. Бэлл тоже лошадей разводит, как и я, и еще коров держит. А вот и он сам как раз показался из-за увала с двумя своими старшими. Идут клином, красномордый и бородатый папаша впереди, на массивном жеребце вороной масти, а сыновья, такие же осанистые да усадистые, бородатые, разве что чуток пожиже, по бокам и сзади, все в бледно-желтых шемахах, это у них такой цвет семейный.

Помахав рукой, я свистнул, и сразу же ветер принес ответный сигнал. Три всадника осадили коней, ожидая меня. Поравнялся с ними, поздоровался первый. Сыновья Бэлла поклонились мне, а сам Бэлл руку протянул и показал место справа от себя, мол «присоединяйся». Так и поехали дальше уже строем, в колонну по два. Все определяется правилами или уставом, уж для чего что применится. Мы вот с Бэллом в ополчении взводные, он, как и я в свое время, в кавалерии в Валашском княжестве служил, разве что я чуть позже, он на десять лет меня старше. А в отставку уйдя, подписал обязательство осесть на рубеже Великой Степи, за что освобожден пожизненно и наследственно от всех налогов и податей, взамен лишь выступая буфером между лихими степняками и населенными землями княжества, прорваться куда кочевники спят и видят, вот там бы грабеж был хоть куда. Спят и видят, а наяву никак – вольные поселенцы не пускают.

– А что, мастер Бэлл, не слышал, что за шум?

– Да вроде из Валаша какие-то люди прискакали, слышал тут краем уха, – ответил тот, хмыкнув в бороду. – Поднимают вольных на поход в Степь.

– А почему они? – удивился я.

Такое редко бывает. Обычно нашествия и рейды степняков разъезды вольных первыми обнаруживают, и уже затем мы гонцов шлем в княжество, предупредить о возможной опасности. Рейды мы отбиваем, но ведь иногда бывают и такие набеги, которые иначе как Нашествием не назовешь, и тут уже наших сил может не хватить. А вот так, чтобы известие о кочевниках шло из княжества… Это уже странно.

– Не знаю, мастер Арвин, сам поражаюсь. Но послушаем, что скажут. Все равно дело к учениям, так или иначе, а пора сотню собирать. В степи сушь, степняки для табунов корм ищут, так что от них что угодно ждать можно.

– Это верно, мастер Бэлл, – согласился я. – Думаю, что и разъезды бы в Степь дополнительные послать надо, и молодым опыт, и нам уверенность дополнительная.

– А что, верно, старосте сказать надо бы.

– Если о разъездах говорить, то он уже не староста, а сотник, – усмехнулся я.

– Верно говоришь, мастер Арвин, – солидно кивнул Бэлл.

Пыльная дорога вела нас к городку, виляя между пологих холмов, обходя выветренные балки, окруженная сухой травой, шумящей на тихом ветру. Бешено стрекотали кузнечики, целые стайки мотыльков кружились в непонятном танце над кустами голубых цветов майского глаза, и где-то высоко-высоко, в самом небе, кувыркался и заливался песней жаворонок.

2

Собрание толпилось перед храмом на просторной базарной площади. Запах пыли, конского навоза и пота, шум голосов, запах табака из трубок, треск разгрызаемых тыквенных семечек, засыпавших своей кожурой всю землю, и теперь эта кожура трещала под крепкими подошвами кавалерийских сапог. Городок вольных собрался на зов.

 

Староста, а теперь уже сотник, при шнуре, стоял на крыльце храма, о чем-то разговаривая с двумя княжескими офицерами. Один из них в чине первого сотника, второй – просто сотник. Оба в серых мундирах с рыжими кожаными портупеями и красными погонами, в кожаных кавалерийских касках с большими валашскими позолоченными орлами.

В дальнем конце базарной площади возле лошадей стояли солдаты их сопровождения, кавалерийский десяток. Они окликали проходивших девушек и пытались заигрывать, но вполне невинно. Это же не городишко в княжестве, где солдат княжеского войска власть немалая, а городок вольных, тут власть своя, местная, в былые времена добытая боем и кровью, когда поселенцы на окраине Великой Степи противостояли как натиску кочевников, так и жадных владетелей. И, в конце концов, кочевников отвадили без ума нападать, а владетели тоже сочли за благо не вмешиваться в жизнь поселенцев, удовлетворившись тем, что они прикрывают и берегут границу заселенных земель.

– Вольный люд! – обратился к толпе сотник. – К нам от князя с вестями посланцы прибыли, надо выслушать!

– Давай! Давай! – загомонила толпа, предоставляя слово гостям.

– Спасибо, господа вольный люд! – вежливо обратился к толпе один из прибывших начальных. – Я первый сотник Фарин, из славного войска князя Валашского Орбеля Второго, владыки течения Быстрой и дельты Широкой, владыки двух Забытых городов и земель Междуречья, да благословят его Брат и Сестра на долгую жизнь и новые свершения.

– Давай! Давай дальше! – закричали несколько голосов, подразумевая, что сотник Фарин в своем верноподданническом восторге начал уже кота за хвост тянуть.

– Господа вольный люд! – Зычный сотниковский голос перекрыл крики толпы. – От союзников нам дали знать, что степняки готовят большой набег. Хотят прорвать границу городков и дойти до самой Быстрой. Штаб войска княжеского полагает, что вольным в одиночку не выстоять, а если не выстоите вы, то воевать придется уже на земле княжества, от чего ему разорение и ущерб ожидается. Поэтому Его Княжеское Высочество приказали войску присоединиться к вам и укрепить границу. Если степняки прорвутся, то войско встретит их на рубеже городков.

– Ишь, умные, – аж крякнул Толстый Бэлл. – Мы воюй, а они в тылу «укреплять» будут.

– А чего им на рожон лезть? – спросил скотовод Аржи. – Если мы не остановим, так ослабим, им же проще. А остановим, так все равно в поход ходили, врага побили, извольте всем орденов отписать.

– Да тут дело такое, – почесал в затылке Бэлл, – товарищ у меня гостил, с верховьев, так говорит, что княже Орбель многоумный что-то там мудрить начал. Скалы взрывает, рабов нагнал на работу.

– И чего? – насторожился я.

– Подозревает народ, что князь задумал Вертлявую в другое ущелье повернуть, она тогда в Быструю пойдет.

– Погодь, погодь, – нахмурился Аржи. – Пастбища наши от Вертлявой питаются, вся вода в колодцах от нее, небось, тоже. Высохнет степь, если ее отвести. Чем князь думает?

– Головой он думает, – мрачно сказал я. – Если степь сохнуть начнет, то и степняки сюда избегать ходить будут, и нас с земли сгонит. Даже не сгонит, а сами уйдем. Что делать будем, когда ни земля родить не будет, ни трава сок не возьмет.

– Это точно, – подтвердил Бэлл. – Князю мы что зуб больной, и спать не дает, и тронуть страшно. К нам бегут, а мы не выдаем. Издольщики землю бросают и к нам перебираются. В общем, без нас ему лучше было бы.

– А нас куда? – возмутился Аржи.

– На кудыкину гору. И с горы в обрыв. Так лучше всего, – ответил Бэлл. – Орбель монофизитствующим первая опора, а мы сами знаете кто, обновленцы. Первосвященник валашский нашу ересь проклятию еще когда предал? Терпят нас тут, связываться не хотят просто.

Это уж точно, любовью к нам княжеская власть никогда не пылала. А после церковного раскола, что с каждым годом все заметней становится, к этому княжья набожность примешиваться начала. Другое дело, что не будь нас тут, то целое войско на рубеже держать придется и содержать, а вот если так, с засухой… а пойдут тогда степняки сюда вообще? Вообще-то пойдут, но никто же не говорит, что князь у нас умный. Поблазнилось дураку, что так он одной стрелой двух уток собьет, вот он и суетится в верховьях.

– А может податью обложит такой, чтобы у нас шкура полопалась, – усмехнулся Бэлл. – Если он по своему желанию сможет воду давать сюда или не давать.

– Так прямо на вражду с вольными и пойдет? – удивился Аржи.

– Пойдет или не пойдет, дело десятое, а вот в тех краях ему у плотины крепость поставить с сильным гарнизоном, и демоны ведают, что мы тогда сделать сможем, – сказал Бэлл, сотворив знак богов при упоминании демонов. – Да и горцев нанять никто не мешает в помощь.

С горцами верно, они за деньги служить будут, причем с радостью. Вроде и одного языка с нами люди, а внутри совсем другие. В горах земли бедные, жил народ всегда скудно, вот и грабили друг друга и соседей или на службу нанимались. Воины они хорошие, да народ плохой – и переметнуться могут, и в спину ударить, только своя выгода их заботит. И если возьмутся охранять предгорья, то тогда все, нам и соваться туда нечего, можно в горах и ущельях с ними до скончания времен резаться.

Тем временем слово снова перешло к нашему сотнику. Он крикнул:

– Господа вольный люд! Властью, данной мне собранием, а также согласно приказу полковника объявляю назавтра сбор и поход. Сотня, обоз и батарея, с полным припасом, сбор и строевой смотр у городка на выгоне к пятому колоколу. В городке остается два десятка нести дозорную службу и инвалидное ополчение. Как с семьями быть на время похода – пусть каждый сам решает, большой опасности пока не вижу.

Опасности я и сам не видел особой, степняков мы и раньше отбивали, с помощью княжьего войска и подавно отобьем, но вот что-то покою не давало. Словно нечто нужное взять забыл, да вспомнить не получается, что именно.

Вид у княжьих офицеров был довольный, как будто и не на войну, а на праздник собираются. У сотника усы как у кота торчат, руки за спину заложил, глаза из-под каски блестят, как пуговицы на мундире. Сотник же своим солдатам что-то командовал, размахивая рукой с зажатым в ней стеком. Те спешно закидывали поводья на головы лошадей, собираясь в путь. Интересно, а драгуны-то из «Серых Воронов», отборные части, княжеский конвой, можно сказать, не к лицу вообще-то им каких-то обычных вестников сопровождать. Это тоже странно. А все, что странно и при этом касается княжеской власти, скорее всего, еще и опасно. Знать бы только, с какой стороны опасность эта самая подкрадывается.

3

– Ты понял меня, сын? – еще раз спросил я, глядя Олвину в глаза. – Если даже покажется тебе, что неправильно что-то вокруг, уходи в городок сразу. Не жди ничего.

– Но что может показаться, отец? – упорно не понимал он.

На этот вопрос я и сам толком ответа не знал, просто как появилось вчера чувство, зудящее где-то в глубине души, так и не отпустило по сей момент.

– Я не ведаю, – честно ответил я ему. – Ты за старшего остаешься, ты и соображай. Как увидишь что-то, что заставит тебя подумать, что так не бывает и раньше такого не случалось, семью в фургон и гони за стены.

– Я понял, – кивнул он.

– Старый мой карабин я тебе оставляю. Сотня патронов к нему есть. Ты за главу семьи, тебе семью и защищать.

Его глаза перескочили на стену, где на ковре висели, поблескивая полированным деревом, несколько винтовок. Посередине мой карабин, с каким мне сейчас в поход идти. Темное, почти бурое дерево, синеватая сталь, восьмигранный ствол. На прикладе кожаные петли патронташа на пять патронов, пробитые по сгибам медными гвоздиками. Красивый карабин, рюгельской работы, не поскупился я на деньги, когда покупал, и бой у него точный. Рядом с ним еще один, деревом посветлее, и ствол круглый, серой стали. Этот попроще, я с ним вернулся со службы в Первом полку легкой кавалерии, отдан был как награда за службу, помимо медали. Он и перешел теперь в распоряжение старшего сына, равно как и висевшая рядом с ним уставная шашка в наседельных черных ножнах, тоже принесенная мной со службы.

– С шашкой каждый день тренируйся, – снова взялся я наставлять Олвина. – Болвана слепи из мокрой глины и на нем. Все помни, чему учил. Как с одного удара от плеча до пояса его срубишь, да так, чтобы в срез как в зеркало смотреться можно было, так и научился, считай. Каждый день стреляй из малой винтовки, хоть охоться, хоть просто по цели. День пропустил – снова наверстывай. Вольный не столько рубака, вольный в первую очередь стрелок лихой, тот, что с седла на скаку в цель попадает. Нам даже рейтары не соперники в этом деле.

Сын снял с ковра простенький с виду однозарядный карабин, открыл затвор.

– И патроны к нему крути, чтобы свободных гильз не было, понял?

– Понял, отец. Кроликам сезон, охотиться буду, мать закоптит.

– Охотиться-то охоться, – усмехнулся я. – Ты до охоты жадный, но про работу не забывай. Помощников тебе нет, городок весь на службе, так что ты один за всех.

– Ну почему за всех, ты уж обо мне не забывай, – вмешалась, наконец, в разговор жена. – Лиана за братом доглядит, а я с лошадьми помогу.

Вот у степняков женщин к коням не подпускают, кочевники считают, что женщина коня испортить может. Даже кобыл доят мужчины у них, а потом сами делают вонючее хмельное пойло из этого молока. А у вольных женщины всему обучены, надо будет, и в седло сядет, и стрелять сумеет, и за конями присмотрит. Арина, половина моя любезная, и из револьвера палить умеет так, что с двадцати шагов шесть яблок с ограды загона сбивает за четыре секунды, так что, случись дурное, не на одного Олвина надежда. Нельзя у нас по-другому, богато живут вольные, сытно, но немного нас, каждый боец на счету.

Ну, семье наставления все дал, какие в голову пришли. Да и семейные у меня опытные, сколько раз я уже в походы ходил – не счесть. Привыкли. Портупею с шашкой пока на плечо, потом на седло перевешу. На груди в ножнах короткий и крепкий кинжал висит, последний шанс. Им и ударить можно, и даже метнуть его, метать дети вольных его с младенчества учатся. На поясе спереди, наискосок, по-кавалерийски револьвер. И к нему двадцать четыре патрона в самом ремне и еще тридцать в чересседельной сумке. За спиной карабин в чехле, в патронташе к нему пятьдесят патронов, да еще столько же в запасе. Голову замотал красным шемахом, это уже наш цвет, нашей сотни. Он у каждой свой, в полку шесть сотен всего, а значит, и шесть цветов шемахов на поле видны.

– Ну, присядем на дорожку, – вздохнула жена.

Сели. Даже маленький Дим притих, прижимая к груди кота. Встали. Я семье поклонился, сказал:

– Удачи вам и покоя, пока ждете.

– Дорог тебе бархатом и в бою удачи, – сказала жена.

Лиану с Димом на руках подержал, Арину расцеловал, Олвина по плечу похлопал и на двор пошел.

Оседлал я на этот раз шестилетнего Кузнеца, коня обученного и сильного. Навьючил его сзади сумами переметными, саквой с овсом и сеткой с сеном, пледом и арканом, в кольца свернутым, взобрался в седло, да и повел коня к городку от поднимающегося из-за холмистого степного горизонта красного, словно кровавого, солнца. Тоже ведь примета так себе, такой рассвет.

fictionbook.ru

Рейтар читать онлайн

Глава 7

Еще на одну ферму завернули, и нашли следы, что людей свели. Захватили ее неожиданно, не сумели там отбиться или даже в бой вступить. На стене поганый рисунок углем для хозяина, только хозяин покойный уже, тоже в бою пал.

Моя ферма, по ходу следующая, оказалась разорена, но пуста. Видно было, что люди с нее ушли, что подтверждал свежий след колес фургона, когда тот по мокрой глине у колодца проехал. Разорили же степняки, но уже пустую, ограбив подчистую и изгадив все, что можно. В святилище Сестры и Брата чья-то злобная рука конского навоза набросала. Даже так, богов оскорбили.

— Мастер Арвин, живы твои? — робко спросил Барат.

— В городок ушли, как я велел, — пробормотал я. — Толстого Бэлла проверим ферму. Раненого тяжелого оставьте, потом заберем. И кто-то один с ним пускай, из легких раненых. Сотня, вперед.

Мы пока еще сотня, наш флажок с нами, пусть нас и полтора десятка всего. И поэтому командовать я ей буду как сотней. Товарищи наши в бою погибли, как вольным и подобает, никто слабины не дал.

Растянулись в колонну по два, перешли на рысь. Лица у всех бледные, мрачные, в глазах огонь и злоба, руки, что поводья сжимают, аж побелели на костяшках. На ферму ворвались на галопе, даже без разведки уже, и застали такую же картину — семья Толстого Бэлла ушла. Тоже все изгажено и изломано, но люди могли еще живы быть, Бэлл их таким же образом наставлял.

К городу ближе уже с рыси на галоп перешли, неумно утомляя коней. И едва вымахали на увал, как разом закричали в отчаянии. Городка не было, лишь остатки глинобитных стен форта торчали из земли сломанными и сточенными зубами. Следы орудийного огня ни с чем не спутаешь, это не кочевники были. И в доказательство того же — взвод княжьей пехоты на выгоне, у телег, на которые грузили какое-то имущество. Увидев нас, схватились за винтовки, пыхнули первые дымки выстрелов, бесполезно свистнули выпущенные в панике первые пули, потерявшись в пустой степи.

— К бою! В атаку — марш-марш! — заорал я, выхватывая револьвер.

Двести шагов до врага, до тыловых обозников-грабителей в серых мундирах и рыжих кожаных гетрах, суетливо дергающих затворы. Рванули кони в карьер. Близкая пуля рванула шемах на шее, чуть не размотав его, но поздно. Я с ходу всадил пулю в середину лица бледному испуганному стрелку, поднял на дыбы Кузнеца, прикрываясь им, застрелил еще одного, затем конь, рванув вперед, сбил грудью на землю третьего, в которого я всадил две пули, свесившись из седла.

Огляделся. Все. Всех перебили. В глазах пелена красная, руки трясутся от предчувствий. Ни на кого не глядя, дал Кузнецу шенкеля, погнал его в разрушенные ворота форта, но тот остановился, захрапев, испугавшись переломать ноги на обломках. Спрыгнул я с седла, побежал внутрь.

Форт защищался, но не долго. Никто не ждал нападения от княжьих войск, так что едва успели запереться. Ударили по ним артиллерией, ворвалась пехота, расстреляла всех, переколола штыками. Так и лежали люди, где их смерть застала. Кто на стене, кто на пороге дома, кто где.

Своих нашел не сразу, а лишь тогда, когда сознание начало проваливаться в черную яму. Они отбивались дольше других, запершись в кузне, что у дальней стены. Маленькие окошки исклеваны пулями, на полу полно блестящих гильз. Сколько-то продержались. Олвин погиб от пули, ударившей между ключиц. Жену убили несколькими выстрелами, когда уже в дверь ворвались. Рука у нее в следах копоти револьверной, тоже стреляла. Лиану и трехлетнего Дима закололи штыками. Затем кто-то поднял младшего и прибил его к дверям, пробив длинным стальным штырем горло. Поглумился. Степняки бы всех в рабство свели, а княжьи воины… вот так только.

Как хоронил своих, даже вспомнить не могу. Вместе с другими сносили их в сухой ров, что под самой стеной, с той стороны, где она стоять осталась. Сначала на телеги укладывали, везли, а потом в могилу общую. Кто плакал, кто молчал, четверо ускакали к своим фермам, да так и не вернулись. Не нашли они там никого, наверное.

Потом все резали кинжалами левую ладонь, размазывая кровь по камням, набросанным могильным холмом, клялись отомстить. Потом скакали по следам ушедшего отряда, которые вели на запад, дальше в Степь. Догнали его через сутки, выследили, подошли балкой скрытно, те маршем шли по дороге без всякого тылового охранения.

Затем была атака на пехотную полуроту, с тыла, с гиканьем и свистом, и помню только чьи-то головы под лезвием шашки, испуганные до паники лица солдат, сверкающие штыки, выстрел откуда-то сблизи и словно удар киркой в ребра, от которого померк свет.

А потом было высокое-высокое небо в степи и спотыкающийся конь подо мной. Открыл я глаза, уставился на сидящую на конском трупе черную птицу. Та смотрела на меня круглым глазом, наклонив набок уродливую голову.

— Ты кто, а? — спросил я сипло, разлепив спекшиеся губы. — Сдох я, думаешь? А вот смотри.

Болтавшаяся на темляке окровавленная шашка не помешала. Отяжелевший от падали стервятник даже крыльями взмахнуть не успел, как тяжелая револьверная пуля выбила из него облако перьев, сшибив с добычи. А затем револьвер выпал из ослабевшей руки, повиснув на длинном ремешке.

— Нет, плохой я, — сказал, закашлявшись. — Ничего в руках не держится.

Конь медленно нес меня дальше в степь. Он не был ранен, повезло, но истомлен был до последнего предела сил. А за нами трусила лейб-драгунская серая кобылка, непонятно откуда здесь взявшаяся.

— Стой, — натянул я поводья. — Стой, Кузнец. Некого нам здесь больше боятся.

Полуроту мы вырезали подчистую в нашей бешенной атаке. Никто не ушел, все так и лежали серыми тушами на земле. И наши все пали, до единого. Барата помню, как прикрыл он меня от выстрела собой, завалился назад, а затем я зарубил пехотинца. А как я единственный из боя вышел, того не ведаю. Конь меня вынес.

Спешиться нормально не получилось, свалился, схватившись за бедро и застонав. У меня не только пуля в боку, мне еще и штык в бедро воткнули.

— Ты, Кузнец, отдыхай, ты свое дело сделал, — сказал я коню. — Сейчас я, себя немного в кучу соберу, да и поедем с тобой, куда-нибудь. И ты с нами, кобыла трофейная, как бы назвать тебя… Голубкой, хочешь? Серая, быстрая. Тебе имя носить недолго, все равно тебя продавать, клеймо на тебе куда как приметное.

Рана в бедре была с виду чистой, штык насквозь не прошел, воткнувшись на ладонь, примерно. Залил ее крепким вином, замотал чистыми бинтами, больше ничего сделать не смогу. Бок же хуже выглядел, куда хуже. Пуля в патронташ сперва ударила и от него в ребро, и где она там застряла, не ведает никто. Потроха-то целые, иначе кровью бы истек, но дышать еле-еле могу, и шевелиться с трудом. Как в седло садиться, и не пойму уже. А дальше куда мне?

Закашлялся и заорал от боли в боку. Выругался, сплюнул на землю огромный сгусток пыли. Наглотался. Открыв флягу, напился жадно, плеснув туда чуток лейб-драгунского вина, для утоления жажды.

11

Загрузка...

bookocean.net

Рейтар читать онлайн

— Прощай, мастер Арвин, — ехидно ухмыльнулся цыган, и табор тронулся с места.

А я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что здесь правда, а что мне приснилось. А потом решил, что неважно, потому что в глубине души я знал, с кем я провел ночь на самом деле, и мне совсем не было стыдно.

Тронул затем Кузнеца и конь понес меня шагом к городской границе, к шлагбауму, у которого стояли несколько ландскнехтов в песочного цвета мундирах и серых гетрах, в кепи с полотняными назатыльниками, прикрывающими от жары. На плечах у них увесистые новые винтовки с ложами словно смазанными маслом, штыки отомкнуты и покоятся в ножнах на поясе. Сержант еще и револьвером вооружен.

С ландскнехтами стоял лысый и пузатый человек в потертом зеленом вицмундире, невооруженный, но с большой медной бляхой на шее, указывавшей на то, что он тут главный и решает, кого в город пускать, а кого и не надо.

— Стой, вольный человек, — сказал лысый с бляхой. — Откуда и куда путь держишь?

— В город, — ответил я коротко. — Из Вольных земель.

— До нас слух дошел, что Вольных земель больше нет, — хмыкнуло чиновное рыло. — Да видать, поэтому ты и пришел. А что в городе делать думаешь?

— Дело себе искать.

— Это возможно, взводный, — сказал чиновник, бросив взгляд на шнур у меня на плече. — Ваших бойцов много где ценят. Подойди и в здешние казармы, спроси рекрутера, возможно, что хорошего кавалериста и у нас нанять захотят. Но с тебя серебряная монета за въезд в город, раз уж ты сюда по делу. И медная полтина, если камень не привез.

— Не взял камня, заплачу.

Кошелек у меня не пропал, к счастью, и какие-то деньги там звенели. Нашлась и серебряная монета оплатить пошлину за вход, нашлась и полтина «каменного сбора», монеты перескочили в руки чиновника, а оттуда в большой кожаный кошель у него на поясе, опечатанный сургучом и со щелью вроде как у копилки, чтобы обратно ничего не вытащить было.

Один из солдат отомкнул шлагбаум, сделал жест рукой: «Проезжай».

— И вот еще, добрые люди, вопрос у меня к вам, — спохватился я. — Где на ночлег остановиться можно и так, чтобы коня хорошо пристроить?

— По левой стороне рынка езжай, вольный, — ответил чиновник. — Там одни постоялые дворы, и при них коновязи хорошие. А в ином месте и почистят коня за плату, доволен останешься.

— Благодарствую.

Толкнул ногами Кузнеца, и направились мы дальше, к шумному рынку в шумном городе. Сперва, правда, по правую руку попалось место печальное. Длинная виселица, на которой болтались четыре тела в разной степени разложения, от которых несло смрадом и над которыми вились мухи, а у самой дороги на кольях торчали головы, а под головами — таблички, описывающие, за какие грехи суд Свободного города Рюгеля счел необходимым отделить их от туловищ.

В глубине же площади возвышался каменный эшафот с колесом и железными столбами, сейчас пустовавшими. Там казни совершались редко, лишь над большими злодеями и с изобретательным живодерством. Чаще всего там оказывались разбойники с большой дороги, случись им попасться ландскнехтам или городской страже.

Чем ближе к базару, тем суетнее и теснее становилось на улице, много было телег, повозок, двуколок с впряженными в них мулами. Везли какие-то тюки, корзины, ящики, кувшины, бутыли. Шум, гам, крики, свист, призывные вопли торговцев. На меня косились, но ничего не говорили, тут Свободный город, заходи кто угодно, покупай что хочешь. Это в княжестве Валаш с оружием ходить в городах нельзя.

Чуть дальше пришлось спешиться и вести коня в поводу, потому что стало совсем тесно и я боялся, что Кузнец занервничает и кого-нибудь придавит. Не привычен конь вольных к таким толпам народу.

Оглядевшись, увидел вывеску «Постоялый двор „Старый сундук“. Обеды и ужины, для конных еще и конюшня имеется». Ну вот, примерно то, что мне и нужно. Зашел в распахнутые ворота, в которых топтался туповатого вида здоровенный детина с дубинкой на поясе, спросил его:

— А что добрый человек, места на дворе вашем есть?

— Вроде есть, — затруднился тот с ответом, нахмурившись. — У хозяина спрашивайте, в трактире он сейчас.

— Благодарствую.

У коновязи, вытянувшейся вдоль фасада длинного каменного дома стояло с десяток лошадей, из которых пара «горянок» выглядела весьма даже не дешевыми. Пристроил Кузнеца и направился в дом, сам чуть брезгливо принюхиваясь к запаху конского пота, которым от меня разило нещадно. Все же две недели по степи, и всего дважды искупаться и коня искупать удалось, мало там воды.

На входе в трактир была чаша с плавающей свечой, у которой я сотворил знак Сестры и Брата. Это хорошо, если здесь верующие люди живут, особенно если моей веры. Иной веры так и даром не надо, кое-где зверям хищным поклоняются, или духам мертвых. Тьфу, простите боги. Впрочем, и с моей верой не все ладно в последнее время, раскол в ней пошел… да ладно, не до этого мне сейчас.

Хозяин, маленький, толстенький, лицом неуловимо похожий на покойного десятника Симера, к тому же еще и рыжий.

— Чем помочь могу, вольный человек? — спросил он меня.

— На постой определи. С конем. Вот вся и помощь.

— Ну не скажи! — широко заулыбался он. — А кормить тебя с конем и не надо, скажешь?

— Ну да, моя ошибка, — усмехнулся и я. — Конь овса заслужил, две недели травой питался, да и я не откажусь. А нет ли у тебя еще и баньки здесь, добрый человек?

— Как не быть? — удивился он. — Через двор пройди и в дальнем углу. Хорошая банька, никто не жаловался. По крайней мере, как ты оттуда выйдешь, никто не догадается, сколько дней ты верхом проскакал.

— А комнаты хороши ли? — спросил я уже просто так, приняв решение.

— А ты сними да посмотри, — засмеялся хозяин. — Хорошие за те деньги, что прошу. И коня обиходить могут, мальчишки мои зарабатывают. Да не бойся, никто не жаловался, они дело знают, — добавил он, перехватив мой сомневающийся взгляд.

Цена не поразила, но лишь потому, что я примерно такой и ожидал. Дешевым постоялый двор не был, равно как и дорогим. Самая серединка в этом ряду. Коня я самолично отвел на конюшню, где он получил просторное стойло и двое расторопных мальчишек немедля бросились его сноровисто обтирать, получив от меня по монете, а затем пошел обратно, в дом, где и поднялся на второй этаж по пыльной и рассохшейся деревянной лестнице. Нашел нужную дверь, грубо, но крепко сколоченную из толстой доски, которую не каждая пуля пробьет, открыл ее.

— Ну, попросторней видал, — честно сказал я, оглядевшись в клетушке. — Но жить можно.

Сундук напротив кровати, полки над ним на стене, маленький столик, за каким можно поесть или написать письмо, сидя на кровати, ну и сама койка с соломенным матрасом, застеленным грубым, но чистым и свежим бельем.

14

Загрузка...

bookocean.net

---

Смотрите также

• 
  Журнал радио 1983 4
• Журнал пчеловодство последний номер
• Журнал пространственная экономика архив
• 
  Журнал проведения осмотров мкд
• 
  Журнал прикладной спектроскопии архив
• 
  Журнал пригород санкт петербург
• 
  Журнал плюс один дгту
• 
  Журнал плюс один дгту
• 
  Журнал петрострой официальный сайт
• 
  Журнал петрострой официальный сайт
• 
  Журнал пародонтология электронная версия