Этическая мысль. 2016. Т. 16. № 1. Этическая мысль журнал

Этическая мысль. 2016. Том 16. № 1.

Весь номер в формате PDF (1,24 MБ)

СОДЕРЖАНИЕ

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

К.-Х. Гренхольм. Теологическая и философская этика

В статье анализируются отношения между теологической этикой и философской этикой и утверждается взаимная дополнительность этих академических дисциплин. Предмет теологической этики как части религиоведения отличается от предмета исследований моральной философии. Ее основная задача – изучение отношений между этическими моделями и религиозными традициями. У христианской этики как критической рефлексии морали внутри христианской традиции могут по-разному складываться отношения с моральной философией. Выдвигая возражения против теории контраста, согласно которой содержание христианской этики совершенно отлично от содержания этических моделей в моральной философии, и против теории тождественности, согласно которой христианская этика не может добавить ничего особенного к этике, автора высказывается в пользу смешанной теории, согласно которой христианская этика может быть связана с моральной философией и, более того, может предложить свой подход к анализу базовых моральных принципов и ценностей.

Ключевые слова: теологическая этика, философская этика, этический контекстуализм, теория естественного права, теория контраста, теория тождественности, смешанная теория, Андерс Нюгрен, Стэнли Хауэрвас, Бруно Шюллер, Джеймс Густафсон

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-5-18

А.И. Бродский. О книжниках и лесниках. Этический смысл архи-письма

В статье утверждается, что предпринятое в конце прошлого века Жаком Деррида противопоставление устной и письменной речи является лишь одной из форм выражения двух пониманий функции языка. Согласно первому пониманию, характерному для европейской культуры, основной функцией языка является коммуникация. Согласно второму пониманию, характерному для традиций Ближнего Востока, основной функцией является организация и структурирование мира. Хотя Деррида придерживается второй традиции, он, вслед за европейской лингвистической философией XX в. (философской герменевтикой, структурализмом, лингвистической философией и т. п.), считает, что человеческая субъективность полностью определяется «анонимной» речевой практикой, которую называет Архи-письмом. Однако традиция, на которую опирался философ, сохраняла независимость человека от языка, т. к. соотносила его с творцом и языка и бытия, т. е. с Богом. Этот аспект традиции стал центральным для современника Деррида – Э. Левинаса. Автор считает, что диалог в понимании Левинаса имеет мало общего с «коммуникацией», о которой идет речь, например, в философии языка Хайдеггера, или с «речевыми актами», о которых идет речь в аналитической философии. Речевой акт, имеющий целью воздействовать на собеседника, в корне противоположен этическому признанию Другого, т. к. превращает его в вещь, объект манипуляции. Поэтому диалог у Левинаса предполагает скорее молчаливой «гостеприимство», а не коммуникативное взаимодействие. В статье предпринята попытка продолжить начатую Деррида деконструкцию европейской культуры, дополнив идею Архи-письма этической идеей «абсолютно Другого», лежащей в основе философии Левинаса.

Ключевые слова: язык, речь, письмо, речевой акт, субъект, этика

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-19-30

 

 

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

 

С.Н. Кочеров. Римский стоицизм как соединение этической теории и моральной практики

Представление о том, что сначала возникает теоретическая доктрина, а затем складывается основанная на ней практика, на наш взгляд, не вполне корректно характеризует эволюцию Стои и стоицизма в римский период. Учение, принесенное греческими стоиками в Рим, стало импульсом для появления известного образа мыслей и стиля жизни, но появление Поздней Стои не предшествовало римскому стоицизму, а последовало за ним. Их взаимное влияние было обусловлено тем, что стоическая этика оказалась конгениальна морали римской гражданской общины, что обусловило популярность учения стоиков в Риме. Идеал стоического мудреца наложился на идеал «доблестного мужа» римских преданий, что в итоге привело к появлению в качестве нормативного образца (vir bonus) сначала «достойного человека», затем «мужа добра». Римский стоицизм отличался от греческого тем, что придавал большее значение обязанностям человека перед государством и обществом. В то же время он, как это ни парадоксально, имел более самоуглубленный характер, будучи обращен к моральному переживанию и осмыслению экзистенциальных основ человеческого бытия. При этом в морально-политических реалиях древнего Рима образ «мужественной красоты» стоического учения часто проявлялся не в «искусстве жизни», а в принятии смерти. На наш взгляд, наиболее органично стоическую этическую традицию и мораль римского стоицизма соединил Марк Аврелий, философия которого далеко не так пессимистична, как полагают многие исследователи. В его учении можно найти синтез служения Риму и Миру, умозрительных добродетелей Древней Стои и римских гражданских обязанностей, стоического морализаторства и нравственной практики.

Ключевые слова: Поздняя Стоя, римские добродетели, доблестный муж, муж добра, служение Миру и Риму

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-31-45

М.Л. Гельфонд. Проблема смысла жизни в нравственно-религиозной философии Л.Н. Толстого

В статье рассматривается специфика понимания Л.Н. Толстым смысла человеческого существования. Проблема смысла жизни является ключевой в нравственно-религиозном учении великого русского писателя. Вопрос о ценности и назначении человеческой жизни имел для него не только фундаментальный теоретический характер, но и конкретный экзистенциально-практический смысл. Именно утрата последнего стала причиной глубокого духовного кризиса, который оказался катализатором масштабного процесса идейных исканий Толcтого. Их прямым следствием явилось создание им оригинальной системы религиозно-философского синтеза в качестве оригинальной доктрины «истинной жизни». Автор статьи проводит реконструкцию и анализ идейных истоков и категориально-методологических оснований толстовской философии жизни и обнаруживает их в концепте «разумной веры». В ходе осмысления ее предмета и значения автор обращается к классической для европейской философии теме соотнесения истины и блага, что позволяет выявить характерную для нравственно-философских построений Толстого тенденцию к их фактическому отождествлению. Этот прием позволяет Толстому создать гносеологические предпосылки и этико-аксиологические условия, необходимые нашему мышлению для установления универсальной ценности и позитивного смысла человеческого бытия. Тем самым вера Толстого аккумулирует в себе «сознание жизни» и «силу жизни», обеспечивая достоверность и непрерывность существования человеческого Я. В результате относительно самостоятельной задачей настоящего исследования становится определение ключевых особенностей и типологического статуса толстовской версии веры, что позволяет квалифицировать ее как способ непосредственного постижения подлинной сущности жизни и, одновременно, нормативно-практическую стратегию осмысленного и целесообразного человеческого существования.

Ключевые слова: Лев Николаевич Толстой, этика, мораль, религия, философия, смысл жизни, разум, вера, истина, благо

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-46-65

Е.В. Демидова. Проблема познания Другого в философии поступка М.М. Бахтина

Статья посвящена проблеме познания Другого в философии поступка М.М. Бахтина. В первой части осуществляется попытка прояснить некоторые неясности и противоречия, связанные с познанием Другого в рамках нравственного поступка, встречающиеся в работах Бахтина, а именно обсуждается противоречие, возникающее между указанием Бахтина на ненужность знания о Другом в процессе совершения этического поступка и его идеями о необходимости понимания Другого, которое невозможно вне познания его. Задача познания Другого возникает только при определенном специфицированном понимании и определении нравственного поступка. Делается вывод о том, что нравственный поступок может иметь различный характер. Если он осуществляется непосредственно, практически автоматически, то никакое глубокое знание Другого нам не нужно. Если же поступок затрагивает сущностные основы человека или же человек находится в сложной ситуации и поступок совершается с полной степенью осознанности, то познание Другого необходимо. Производится рассмотрение действующего Я у Бахтина по аналогии с Я, действующим в соответствии с Золотым правилом морали. Это служит прояснению того, почему Бахтин в эссе «К философии поступка» фиксирует все свое внимание на Я-для-себя, на том, как происходит осознание Я своей единственности в событии бытия, своей участности и, главное, своей ответственности за принятие ситуации, выбор поступка и само «поступление». Делается вывод о симметричности этих действий относительно фигуры Другого, на которого они направлены: и там, и там личность и индивидуальность Другого не имеют значения.

Ключевые слова: Михаил Михайлович Бахтин, философия поступка, Золотое

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-66-76

 

О ПРАВЕ ЛГАТЬ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИСКУССИИ

К.Е. Троицкий. Запрет на ложь как условие вечного мира

Дискуссия, которая развернулась в книге «О праве лгать» представляет большой интерес. Небольшое эссе Канта стало лакмусовой бумажкой для обозначения на первый взгляд кардинально различающихся позиций, которые оспаривают друг у друга право на звание этической позиции. В течение своей жизни Кант наблюдал немало ученых диспутов и предлагал свой критический подход в качестве платформы для решения конфликтов и установления мира. Но он не предполагал, что причиной одной из самых ожесточенных полемик в этике может стать его собственное небольшое эссе. В первом разделе статьи представлена попытка продемонстрировать две пары оппозиций, которые просматриваются при обсуждении эссе Канта. Они состоят из двух формальных и двух содержательных подходов. Во втором разделе исследуется место понятий насилия и лжи в работах Канта, а также их связь и отличие запретов на их применение. Наконец, в третьем разделе запрет на ложь рассматривается как важное и необходимое условие для установления «вечного мира».

Ключевые слова: Иммануил Кант, вечный мир, ложь, право, этика

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-77-92

Б.С. Шалютин. Мораль, право и ложь

Автор утверждает, что право и мораль дают противоположные ответы на вопрос о допустимости лжи во благо. Это обусловлено фундаментальным различием природы моральной и правовой регуляции поведения. Исследуя генезис права, автор показывает, что оно базируется на рациональных процедурах договора и разрешения конфликта. В силу этого внутри права ложь недопустима ни при каких обстоятельствах, ибо противоречит самой его природе. В понимании морали автор продолжает традицию А. Шопенгауэра, признающего в ней рациональную составляющую, однако обнаруживающего в качестве ее основы и сущности феномен сострадания. Из этого, в частности, следует, что моральная регуляция задается оппозицией добра и зла. При этом добро представляет собой высшую и абсолютную ценность, тогда как оппозиция истины и лжи оказывается хотя и важной, но подчиненной. Таким образом, если в некоторой ситуации поведение, детерминируемое ценностью добра, противоречит поведению, детерминируемому ценностью истины, моральная регуляция допускает возможность лжи. Ложь при этом остается злом, но оказывается наименьшим из зол. Поскольку сферы моральной и правовой регуляции пересекаются, возможны ситуации конфликта между моралью и правом. Для разрешения таких конфликтов следует понимать, что, в отличие от правовых обязательств, которые или есть, или нет, моральные обязательства градуируются по степени, в частности, в зависимости от отношения между субъектами по шкале «ближний – дальний». При этом, согласно аргументации автора, высшие моральные обязательства приоритетны в сравнении с правовыми.

Ключевые слова: мораль, право, ложь, сопереживание, договор

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-93-111

М.М. Рогожа. Запрет на ложь в этике поступка. Опыт прочтения эссе И. Канта «О мнимом праве лгать…» сквозь призму философии Х. Арендт

В статье кантовский запрет на ложь анализируется на материале полемики Р.Г. Апресяна и А.А. Гусейнова о природе морали. Возможность различения сфер индивидуальной и общественной морали обусловливает различные подходы к рассмотрению запрета на ложь как фактора морального действия. В статье этико-философские идеи И. Канта рассматриваются сквозь призму социально-политической позиции Х. Арендт. Арендт предложила рассматривать три вектора кантовских рассуждений о «человеческих делах»: род человеческий и его прогресс, человек как моральное существо и цель в себе, люди во множественном числе, целью которых является общительность. Просвещение дает возможность человеку освободиться от предрассудков и следовать Разуму, требования которого задают моральный закон. Моральный закон обязывает человека поступать по долгу, одной из конкретизаций которого и является запрет на ложь. На уровне действия кантовского автономного субъекта запрет на ложь конкретизируется в сознательных усилиях деятеля следовать абсолютному долгу. В ситуации с домохозяином следовать долгу – значит не лгать злоумышленнику о местонахождении друга. Альтернативой этому поступку является признание собственной моральной несостоятельности при любом другом выборе, который неизбежно продиктован склонностью. Однако абсолютный запрет на ложь в предельном своем воплощении устраняет способность деятеля различать добро и зло, снимая с него ответственность и позволяя укрыться за моральным законом. В пространстве человеческого взаимодействия люди выверяют правильность своих действий посредством суждений. В ситуации конфликтующих обязанностей деятель способен осознать все противоречия, вынести суждение и принять ответственность за сделанное, становясь в положение «не-алиби в бытии».

Ключевые слова: Иммануил Кант, Ханна Арендт, ложь, Просвещение, моральный закон, абсолютный запрет, способность суждения, общее чувство, общительность, обязанность

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-112-129

Г.Н. Мехед. Моральный абсолютизм и ложь во благо

В данной статье автор рассматривает проблему лжи через призму модельной ситуации, предложенной Кантом в трактате «О мнимом праве лгать из человеколюбия», обсуждение которой в 2008 г. стало катализатором непрекращающейся в российском этическом пространстве дискуссии. В повседневной жизни мы обычно руководствуемся логикой здравого смысла, в рамках которой мы постоянно нацелены на поиск компромисса. Поэтому бывает очень трудно переключиться на другую логику, логику бескомпромиссной морали, когда это необходимо для сохранения морального достоинства личности. Тем не менее демонстрировать бескомпромиссность в повседневной жизни может быть не тактично или даже бессердечно. Поэтому требование Канта и его сторонников говорить правду, и ничего кроме правды, в любой ситуации, даже тогда, когда злоумышленник, преследующий спрятавшегося в вашем доме друга, спрашивает о его местонахождении не соответствует обычным моральным интуициям. Для Канта главной ценностью является внутренняя цельность и моральная автономия субъекта, замкнутого лишь на самого себя, на свое ноуменальное, всеобще-человеческое основание. Краткий экскурс в спецификацию и типологию нормативно-этического абсолютизма, предпринятый автором, позволяет определить позицию Канта и его сторонников как абстрактный абсолютизм. В то же время, по мнению автора, отказ от жесткой позиции абстрактного абсолютизма по проблеме лжи не обязательно ведет к отказу от абсолютизма вообще, что продемонстрировано в рамках анализа альтернативных кантовской нормативно-этических позиций А. Гевирта и Н. Гейслера. В заключение автор касается вопроса о возможности совмещения негативно-абсолютистской и позитивно-консеквенциалистской позиции в рамках единой и непротиворечивой нормативно-этической доктрины.

Ключевые слова: этика, моральный абсолютизм, деонтология, консеквенциализм, ложь, Иммануил Кант, Абдусалам Гусейнов, Алан Гевирт, Норман Гейслер

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-130-143

 

КРУГЛЫЙ СТОЛ

Феномен универсальности в этике. Участники: Р.Г. Апресян, Д.О. Аронсон, О.В. Артемьева, Е.В. Демидова, Л.В. Максимов, Б.О. Николаичев, А.В. Прокофьев, К.Е. Троицкий

В докладе Р.Г. Апресяна и полемике вокруг него феномен моральной универсальности предстает в различных образах – как характеристика наиболее общего ценностно-императивного содержания различных моральных форм, противопоставляемого партикулярности обстоятельств и конкретных ситуаций, как особенное качество ценностей, обращенных посредством выражающих их требований к каждому, как особенное свойство суждений быть универсализуемыми, т. е. высказываться в предположении, что любой морально вменяемый человек в аналогичных обстоятельствах высказал бы аналогичное суждение. В разных контекстах и в разных интерпретациях универсальность может ассоциироваться с абсолютностью, объективностью, беспристрастностью, даже униформизмом, что, с одной стороны, вытекает из того или иного понимания морали, а с другой – становиться условием отношения к морали. Участники обсуждения стремятся к достижению большей терминологической точности в дискурсе универсальности и в более строгом определении границ понятий, используемых для отображения спектра значений проблемы универсальности. Их точная предметная фокусировка и концептуальная, в рамках этики (т. е. в соответствии с определенным пониманием морали) контекстуализация непременны, поскольку без соотнесения с понятием морали понятие универсальности не может обрести содержательно определенный вид. Как неоднородна мораль в своих проявлениях, так неоднородна и универсальность, по-разному проявляющаяся в разных сферах морали; в различных коннотациях универсальности отражается реальная разнородность и множественность самого этого феномена. Предлагаемые материалы круглого стола могут способствовать актуализирующему переосмыслению проблематики универсальности и ее специальному освоению в исследованиях морали и преподавании этики.

Ключевые слова: универсальность, универсализуемость, мораль, этика, беспристрастность, ценности, императивы, нормативно-дискурсивная коммуникация

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-144-173

iphras.ru

Этическая мысль. 2016. Т. 16. № 2.

 

Весь номер в формате PDF (1,91 MБ)

СОДЕРЖАНИЕ

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Р.Г. Апресян. Источники моральной императивности

В этической литературе доминирует представление о морали как сфере общих, надперсональных, надситуативных требований, которые принимаются и осуществляются личностью в качестве автономного субъекта, и эта характеристика морали трактуется как определяющая, а то и исчерпывающая все содержание морали. При таком восприятии теряется неоднородность феномена морали, многосложность морального опыта. Мораль по-разному функционирует на уровне личности, межличностного взаимодействия и на уровне группы и общества, она по-разному обнаруживает себя как пространство индивидуального выбора, вины или ответственности и средство регулирования поведения, осуществляемого посредством социальных механизмов; как инструмент коммуникации и взаимного дисциплинирования и как стезя личного совершенствования и т. п. Эти различия прослеживаются и в разных источниках моральной императивности, т. е. природы той силы, которой обладают моральные требования. То, что личность на развитых ступенях морального развития осознает себя в качестве суверенного субъекта морального требования, автора морального закона, не снимает вопроса об объективном источнике требований и их ценностной основы. В качестве таких источников в статье называются (а) общие культурные представления, (б) социально-групповые нормы (в) ситуативные требования, возникающие в межличностном общении.

Ключевые слова: мораль, императивность, требование, норма, санкция, Локк, Мандевиль, Дидро, Кант, Дюркгейм, Джеймс, Левинас, Рикёр, Хабермас, Бенхабиб, Корсгаард

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-5-19

Л.В. Максимов. О некоторых стереотипах теоретической этики

Цель статьи – показать, что некоторые хорошо известные концепты, широко используемые в этических исследованиях, могут быть квалифицированы как стереотипы, т. е. упрощенные, стандартные идеи и подходы, фактически заимствованные из обыденного сознания и часто воспринимаемые самими исследователями как самоочевидные. Стереотипы обычно несут в себе давно отжившие, устаревшие представления, препятствующие развитию этической мысли, поэтому устранение этих препятствий было и остается актуальной задачей метаэтики как методологической дисциплины. Под этим углом зрения они и рассматриваются в статье. Особое внимание уделено самому древнему и наиболее деструктивному для этики когнитивистскому стереотипу, суть которого состоит в трактовке моральных принципов, норм, оценок и императивов как особого рода знаний, поверяемых на истину и ложь; тем самым проблемы происхождения и функционирования морали фактически отдаются целиком на рассмотрение эпистемологии, а нравственное воспитание подменяется «обучением» морали. Предметом критического исследования стали также два стереотипа, дающих неверное представление о ментальных механизмах морального выбора: это, во-первых, популярная, принятая большинством гуманитариев идея «свободной воли» как способности человека к автономному полаганию целей и совершению поступков и, во-вторых, модель разума и чувств как двух разных по своим интенциям «субъектов», живущих в «душе» человека и руководящих его поведением. Все упомянутые идеи многократно подвергались в литературе аргументированной критике, но не как именно стереотипы, а как ошибочные концепции. Такая критика, однако, недостаточно эффективна, поскольку стереотипы держатся не на рациональных доводах, а на интуитивной (нерефлексивной) уверенности в их истинности. Осознание этого факта самими носителями стереотипов может, по мнению автора, способствовать их преодолению.

Ключевые слова: стереотип, этическая теория, нормативная этика, метаэтика, мораль, когнитивизм, свобода воли, детерминизм, ответственность, разум и чувства

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-20-33

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

О.П. Зубец. Что презирает и что превосходит добродетельный человек

Статья посвящена аристотелевскому описанию добродетельного человека (Величавого) как стремящегося к превосходству и презирающему. Речь идет о превосходстве с точки зрения действия, выражающемся в возведении начала поступка к самому себе, к господствующей части души, то есть о превосходстве бытия в качестве субъекта. Аристотель решает в первую очередь задачу, как совершить благодеяние, а не претерпеть его: то есть как «совершать поступок самому»: для него это вопрос о бытии самим собой. В этом обнаруживается содержательное единство аристотелевской этики и метафизики – оно выражено в понятийном единстве δύναμις и ἐνέργεια, которые непосредственно присутствуют и в метафизике и в этическом рассмотрении, с понятиями ἕξις и πρᾶξις, устойчивое состояние души и поступок. В метафизике Аристотель описывает ἐνέργεια, действительное бытие, через имманентность цели и бытия действующего в действии, но именно так он определяет и поступок в этике. Два возведения (ἀνάγω): начала поступка к самому себе и возможности к действительности – раскрывают абсолютное превосходство человека как морального субъекта. Возведение начала (не причины, а решения властвующего) к самому себе разрывает и отменяет причинно-следственные связи эмпирического мира и задает возможность самодостаточного поступка как способа бытия добродетельного человека. Он является презирающим по праву, в силу своего подлинного превосходства, его презрение не оценочного толка, но подобно отстраняющему жесту, оно есть исключение всего, что является препятствием к бытию самим собой, то есть абсолютным началом поступка (благодаря ему Величавый парресиен). Можно сказать, что Аристотель создает цельный образ, являющийся воплощением идеи морального субъекта, отвечающий на вопрос о человеческом бытии.

Ключевые слова: Аристотель, этика, поступок, превосходство с точки зрения действия, возведение (anago) начала к самому себе, energeia, dunamis, hexis, презирающий, бытие

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-34-50

Р.С. Платонов. Проблема императивности в этике Аристотеля

Цель статьи показать, что моральная императивность является значимым элементом этики Аристотеля, а также проверить выводы Н. Уайта о ее роли в развитии добродетелей.

В первой части статьи проводится анализ употребления Аристотелем слова deon (должное). Делается вывод, что императивная модальность не просто присутствует в текстах его Этик на лексическом уровне как проявление обыденного словоупотребления, не несущего какого-либо этического смысла, и что она также не сводима к выражению стандарта принятого в полисе поведения, а представляет собой часть описания процесса развития добродетелей. Она лишена конкретного содержания, не служит для формулирования норм, но раскрывает моральную императивность функционально, т. е. как соответствие человека своей природе.

Во второй части статьи такая функциональная роль императивности в философии Аристотеля конкретизируется как на уровне возможного знания о моральном аспекте бытия человека (этики), так и на уровне самого бытия человека. Делается вывод: 1) на уровне знания императивность представляет собой функциональную связь эпистемы (науки) и практики посредством принципа «человек – это хороший человек»; 2) на уровне бытия она есть: а) принуждающее воздействие рассудительности на этические добродетели и наоборот (что можно трактовать как эффект формирования добродетельного склада души, т. е. воздействия формальной причины), б) проявление экзистенциального приоритета добродетели над пороком в воздействии на поступки человека (что обеспечивает устойчивость правильного развития и, соответственно, может трактоваться как воздействие целевой причины).

Ключевые слова: моральная императивность, этика, добродетель, должное, рассудительность, deon, sophrosyne, Аристотель, Макинтайр, Уайт

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-51-69

П.Е. Матвеев. Философия поступка М.М. Бахтина (опыт этической интерпретации)

Статья посвящена анализу учения М.М. Бахтина о поступке, изложенному в очерке «К философии поступка». Особое внимание обращено на этические аспекты учения Бахтина и на методологию исследования сложной и остающейся актуальной в этике проблеме индивидуального поступка. В статье отмечается, что Бахтин был не единственным в России того времени, кто задавался подобными вопросами. Его работа «К философии поступка» была подготовлена определенными историческими, культурными факторами. Показывается, что при анализе поступка согласно Бахтину следует отталкиваться от конкретного живого человека, единственного и единого. Такого человека отличает прежде всего ответственность, а затем уже рациональность, долженствование. В статье отмечается, что Бахтин выделяет несколько видов ответственности. Однако основной пафос очерка Бахтина не в исследовании ответственности. Основной пафос «К философии поступка» состоит в том, чтобы представить в едином плане поступок, который, с одной стороны, связан с единым и единственным ответственным субъектом, а с другой – с объективной культурой. В статье анализируется критика Бахтиным этики как философского учения о морали. Создать философию поступка можно только изнутри поступка, и для этого теоретической философии, традиционной этики недостаточно. Здесь лучше работает феноменология, аксиология, ценностный подход. Показано, что Бахтин не только не отрицал значимости ценностного подхода в учении о человеке, его жизни, поступках, но старался учить о человеке и его поступках, используя понятие ценности. Анализируется методология Бахтина на примере его анализа художественных произведений. Отмечается, что идеи Бахтина, его методологию следует использовать при этанализе (этическом анализе) поступков людей.

Ключевые слова: поступок, этика, феноменология, аксиология, ответственность, долг, контекст, правда, ценность

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-70-83

И.Р. Насыров. Об «этическом волюнтаризме» ашаризма как о «традиционной этике ислама

В научной литературе бытует представление об этической концепции ашаритов, представителей одной из школ калама (исламская рациональная/философская теология) как о традиционной этике ислама. Данное представление основано на тезисе об ашаризме как официальной доктринальной школе суннитского ислама.

В статье излагается другой подход в оценке «этического волюнтаризма» ашаритов. Рассмотрены доводы, ставящие под сомнение утверждение об ашаритской этической концепции как традиционной этике суннитского ислама. Согласно авторскому подходу, этическое учение ашаритов, отвергнутое ханбалитами, наиболее последовательными исламскими традиционалистами-суннитами, не может рассматриваться как традиционная этика в суннитской ветви ислама. Ашаризм не был официальной доктринальной школой в суннизме, соответственно, этическое учение ашаритов не может считаться общепринятым среди мусульман-суннитов. В последние годы отмечается усиление влияния современного исламского фундаментализма (салафизм), опирающегося на традиции мусульманского традиционализма в лице ханбализма, что подтверждает ошибочность тезиса об ашаризме как ведущей доктринальной школе в суннитском исламе, равно как и ошибочность интерпретации ашаритского этического учения как традиционной этики в исламе.

Ключевые слова: этический волюнтаризм, аль-Ашари, традиционная этика в исламе, этический объективизм, калам

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-84-105

НОРМАТИВНАЯ ЭТИКА

А.В. Прокофьев. О моральном значении стыда

В статье предпринята попытка показать, что стыд остается центральным феноменом морального опыта, несмотря на то, что это переживание является реакцией на реальную или воображаемую внешнюю оценку. Первый шаг исследования состоит в реконструкции той традиции понимания стыда, которая видит в нем страдание от бесчестья или предвосхищения возможного бесчестья. Эта традиция берет начало в трудах Аристотеля и довольно широко распространена в современной культурной антропологии (концепция «культур вины» и «культур стыда»), социологии (интерпретация стыда как ответа на угрозу социальным связям у Т. Шефа) и психологии (представление П. Гилберта о неразрывной связи стыда с управлением социальной привлекательностью). В этической теории стыд интерпретируется как такая моральная санкция, которая хотя и имеет идеальный характер, но не является в полном смысле слова внутренней. Вытеснение стыда за пределы значимых для морали явлений происходит в том случае, если все моральные санкции признаются внутренними. Этот вывод опирается на предположение о том, что только на основе сугубо автономного выбора возможно достижение подлинного нравственного совершенства (в другой версии: моральное совершенство и состоит в достижении подлинной автономии). Для защиты морального статуса стыда автор статьи обращается к двум стратегиям: 1) доказательству того, что переживание стыда не настолько гетерономно, чтобы собственные ценностные представления морального субъекта не играли в его генезисе существенной роли, 2) созданию такого понимания морали, которое допускало бы частично гетерономные мотивы действующих субъектов.

Ключевые слова: нравственная самооценка, моральные эмоции, стыд, моральные санкции, моральная автономия, гетерономная мотивация в морали

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-106-122

В.И. Бакштановский. Этика успеха: от идейно-нравственной доктрины – к проектно-ориентированной конкретизации в ценностях высоких профессий

Проблематизация этики успеха в двух ее форматах – идейно-нравственной доктрины и проектно-ориентированной конкретизации – актуализирована ситуацией кризиса ценности успеха. С одной стороны, масштаб и острота патоса (негативного этоса) достижительности. С другой – массовизация «бегства от успеха». Наглядность кризиса – в безысходной альтернативе выбора: стремление к успеху любой ценой – «бегство от успеха» ради уклонения от гонки за ним любой ценой. Рационально ли в такой ситуации актуализировать этику успеха (в этико-праксиологическом и мировоззренческом аспектах), призванную морально оправдывать мотивацию на успех, стремление к вершинам успеха, культивировать чувство гордости за достигнутое, задавать достойные ориентиры (но одновременно формулировать необходимые запреты)? Сегодня этика успеха стремится стать драйвером развития нормативно-ценностных систем разных профессий, которое, в свою очередь, должно стать драйвером развития общественной морали.

В статье представлены этапы пути отечественной доктрины этики успеха. Первый: возникновение доктрины, связанное со стартом постперестроечной модернизации России, с амбицией возвысить роль ценности успеха до ее участия в формировании ценностно акцентированных вариантов общенациональной идеи. Второй: концептуальное становление доктрины в процессе ее приложения-конкретизации к новым для постсоветской ситуации нормативно-ценностным подсистемам рациональной морали: этика профессионального успеха, этика успеха в политике, бизнесе и т. д. Третий: развитие доктрины, связанное с этическим освоением достижительской ориентации в таких профессиональных сферах, как научно-образовательная деятельность, воспитание, журналистика, инженерное дело. Четвертый: сегодня активирован инновационный потенциал доктрины – проектно-ориентированная конкретизация этики успеха в высоких профессиях. Опыт такого рода приложения-внедрения в практику культивирования ценности успеха показан через разработку этики профессора и этики инженера. Один из способов такого рода конкретизации – разработанная в инновационной парадигме технология гуманитарной экспертизы в формате ректорского семинара.

Ключевые слова: этика успеха, инновационная парадигма прикладной этики, моральный выбор, профессиональная этика, этика инженера, технология гуманитарной экспертизы

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-123-141

СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРИИ СПРАВЕДЛИВОЙ ВОЙНЫ

Л.В. Якушев. Современные трансформации теории справедливой войны

В статье проанализированы два существенных изменения, происходящих в современной теории справедливой войны: частичное оправдание превентивных военных ударов и разработка принципов, регулирующих военные действия с участием негосударственных структур. Существенный вклад в разработку этих проблем был внесен американскими этиками Дэвидом Любаном и Николасом Фоушином. Основная цель данной статьи – реконструировать историко-этический и теоретический контекст исследований данных авторов. Проблема оправданности превентивной войны имеет большую предысторию. Средневековые теологи (и их наследники неосхоласты) признавали превентивную войну заведомо несправедливой. Напротив, многие мыслители Нового Времени считали ее оправданной в силу необходимости поддержания мирового баланса сил. К середине XX в. в политической этике вновь сложился консенсус по поводу недопустимости таких военных действий. Однако некоторые военно-технологические и политические процессы привели к его размыванию и возобновлению дискуссии. Концепция «ограниченной теории» превентивной войны Любэна является ярким примером такого размывания. Похожая ситуация складывается при разрешении конфликтов с участием негосударственных структур. Тезис о невозможности обоснования военных действий со стороны любых негосударственных акторов получил широкое распространение в теории справедливой войны, отражающей реалии Вестфальского международного порядка. Моральное обоснование этого тезиса мы находим у Сэмюэля фон Пуфендорфа и Эмера де Ваттеля. Однако данный подход является избыточно ограничительным, поскольку блокирует использование эффективных средств противодействия репрессивным политическим режимам. Вместе с тем применение принципов справедливой войны к гражданским вооруженным конфликтам ведет к ряду парадоксальных результатов. Выход из ситуации предложил Фоушин: его неклассический вариант теории справедливой войны исключает симметричное применение этих принципов к разным сторонам подобных конфликтов. Тем самым создается система правил, которая позволяет воюющим сторонам разного типа преследовать свои цели, но при этом обеспечивает минимизацию использования вооруженной силы и его последствий.

Ключевые слова: мораль, теория справедливой войны, превентивная война, упреждающий удар, негосударственные субъекты, Дэвид Любэн, Николас Фоушин

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-142-154

Дэвид Любэн. Превентивная война (перевод Л.В. Якушева, под редакцией А.В. Прокофьева)

Естественной стартовой точкой для обсуждения проблемы превентивной войны является теоретическое обоснование легалистской парадигмы, предложенное Майклом Уолцером. Автор перерабатывает ее в духе консекцвенциализма правил и использует для решения вопроса, может ли быть морально оправданной общая доктрина превентивной войны, позволяющая предотвращать любые сравнительно удаленные во времени угрозы. Его ответ отрицателен. Следуя за Уолцером, он опасается, что, дав зеленый свет превентивной войне, общая доктрина сделает войны слишком частыми и неотделимыми от нормальной, повседневной политики. Однако он считает также, что более ограниченная доктрина превентивной войны, позволяющая применять вооруженную силу против государств-изгоев в случае серьезной угрозы с их стороны, является вполне здравой. Хотя в ее отношении имеется небольшой подвох. Только сама страна, подвергающаяся угрозе, а не какие-то третьи стороны имеют право вести такую превентивную войну (и это значит, что ограниченная доктрина, скорее всего, не покрывает случай Иракской войны 2003 г.). Затем автор подробно рассматривает другие ограничения, присутствующие в морально обоснованной доктрине превентивной войны. Если превентивные военные действия против государств-изгоев, создающих серьезные угрозы, допустимы, то вполне естественно расширить доктрину на государства-изгои, связанные с террористическими организациями. Однако это расширение касается только тех случаев, когда такие организации представляют крупномасштабные угрозы. Так, сосредоточенность Стратегии национальной безопасности США на вопросе об оружии массового уничтожения создает разумное ограничение для возможных войн против государств, связанных с террористами. Число допустимых превентивных войн должно быть ограничено теми ситуациями, в которых имеется физическая угроза народу и отечеству. Ответ на угрозы экономическому интересу в повышении уровня жизни в эту категорию не попадает. Не попадает в нее и ответ на угрозы, тяжесть которых не связана с намеренными действиями потенциального объекта превентивного удара. В противном случае доктрина превентивной войны будет оправдывать слишком большое количество войн.

Ключевые слова: политическая этика, консеквенциализм правил, общая доктрина превентивной войны, ограниченная доктрина превентивной войны, государства-изгои

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-155-168

Николас Фоушин. Две теории справедливой войны (перевод О.В. Артемьевой)

Традиционно считается, что теория справедливой войны подходит исключительно для войн между государствами и не подходит для войн между государствами и группами, не обладающими статусом государства (какими-либо повстанческими или партизанскими организациями). Поэтому для осмысления таких войн и формулирования ограничивающих их принципов важно создание второй теории справедливой войны. В данной статье рассматриваются сходства и различия двух теорий. Первая теория содержит принципы, которых равным образом должны придерживаться воюющие стороны как перед вступлением в войну, так и в ходе войны. Это принципы правого дела, крайнего средства, соразмерности, вероятности успеха, легитимной власти, а также принцип различия. Вторая теория справедливой войны допускает и обосновывает несимметричность соблюдения данных принципов государствами и группами, не обладающими статусом государства, которые ведут войну между собой. Она фактически отменяет действие принципов легитимной власти и вероятности успеха для стороны мятежников. Она трансформирует принцип правого дела, допуская возможность для государства наносить превентивный удар по стороне противника, неприемлемый в войне между государствами, а также ослабляет для государства принцип крайнего средства. При этом принцип различия, не допускающий применения силы в отношении мирных граждан, медицинских работников, духовенства и т. п., а также в отношении госпиталей, школ, домов гражданского населения, религиозных учреждений  т. п., должен соблюдаться неукоснительно всеми воюющими сторонами. В статье подчеркивается, что обе теории справедливой войны сталкиваются с разными рода проблемами, но они не являются непреодолимыми. Здесь также анализируются возможности применения двух теорий справедливой войны на примерах реальных событий.

Ключевые слова: теория справедливой войны, принцип правого дела, принцип вероятности успеха, принцип легитимной власти, принцип крайнего средства, гуманитарная интервенция

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-2-169-186

Информация для авторов

iphras.ru

Этическая мысль. 2015. Т. 15. № 1.

 

Весь номер в формате PDF (2,98 MБ)

СОДЕРЖАНИЕ

 

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Кочеров С.Н. Парадоксы моральной свободы

Проблема свободы в морали принадлежит к числу самых сложных вопросов этики. С одной стороны, свобода является основанием морали – как условие выбора между должным и сущим, добром и злом. С другой стороны, свобода есть принятие должного решения, которое, будучи произвольным по форме, по сути своей направлено на совершение добра, содействие благу других людей. Значительный вклад в решение данной проблемы внес И. Кант, указавший на различие между свободой как условием и как высшим выражением морали. В этой связи он ввел понятие моральной свободы как такого состояния и уровня развития морального субъекта, который можно определить как моральную автономию, нравственное законодательство, моральный суверенитет личности. В статье анализируются история этого понятия, формы его проявления, основные противоречия. Рассматриваются исторические условия появления морально свободной личности. Формулируются парадоксы, связанные с осуществлением моральной свободы, разрешение которых представляется важным не только в теоретическом, но и в практическом отношении. Делается вывод, что как способность к нравственному законодательству моральная свобода характеризует меру овладения человеком своей нравственной «природой».

Ключевые слова: моральная свобода, свобода воли, нравственный суверенитет, автономия личности, моральное законодательство

Мехед Г.Н. Моральный абсолютизм: общая характеристика и современные подходы

В данной статье автор затрагивает проблему определения морального абсолютизма, а также выявления его наиболее специфических черт. Анализ показывает, что специфика морального абсолютизма состоит в особой трактовке морального долженствования, придании ему сверхценного статуса, что ведет к радикальному противопоставлению морально-должного и сущего, утверждению дуалистической онтологии. Некоторые характерные особенности абсолютизма проиллюстрированы на примере тех дискуссий, которые ведутся начиная с конца 1960-х гг. в современной англоязычной этике вокруг морального абсолютизма. Можно сказать, что эти дискуссии, остро выявившие различия между абсолютистским и консеквенциалистским подходами, подспудно оказывают влияние на весь современный нормативно-этический дискурс. В статье кратко проанализированы и рассмотрены концепции двойного эффекта Филиппы Фут, деонтология Алана Донагана и «конкретный абсолютизм» Алана Гевирта.

Ключевые слова: этика, моральный абсолютизм, деонтология, консеквенциализм, доктрина двойного эффекта, Алан Донаган, Филиппа Фут, Алан Гевирт

 

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

Серегин А.В. Два аргумента против гедонизма в платоновском «Горгии»

В статье рассматриваются некоторые логические и концептуальные проблемы, связанные с двумя формальными аргументами против гедонизма, которые платоновский Сократ выдвигает в беседе с Калликлом в диалоге «Горгий». Согласно первому аргументу (495е–497а), благо и зло не могут быть тождественны удовольствию и страданию, потому что удовольствие совместимо со страданием в одно и то же время и в одном и том же месте, а благо и зло – несовместимы друг с другом. Но сама несовместимость блага со злом выводится Сократом из несовместимости противоположностей вообще, к числу которых он относит также удовольствие и страдание, впадая тем самым в противоречие. Второй аргумент (497е–499a) включает в себя утверждение, что если допустить гедонистическое отождествление блага с удовольствием, а зла со страданием, то испытывающих удовольствие людей надо будет признать хорошими, а страдающих – плохими, потому что именно присутствие благ в человеке делает его хорошим, тогда как присутствие в нем зол делает его плохим. Однако эти последние тезисы предполагают перфекционистскую концепцию блага как того, что «делает хорошим» определенное сущее, которую разделяет сам Сократ (506c–507a), но вовсе не обязаны разделять гедонисты.

Ключевые слова: античная философия, гедонизм, «Горгий» (диалог), добро и зло, перфекционизм, Платон, Сократ, удовольствие

 

Платонов-Поляков Р.С. Бытие к счастью: эвдемония в этике Аристотеля

В статье ставится цель представить счастье в этике Аристотеля в качестве понятия, раскрывающего состояние возможного для человека развития как в его предельной стадии, где человек полностью актуализирует свои способности и находится в максимальной близости к богу, так и в правильно направленном его движении, когда природа человека проявляется во всем своем телесном, рациональном и социальном многообразии. Развитие, таким образом, определяется не редукцией человека к какому-либо аспекту его природы, а рационально найденной и выраженной в добродетелях гармонией; само бытие человека при этом оказывается нацеленным на счастье.

Рассмотрение сути счастья Аристотель проводит через «назначение» или «дело» (ergon) человека. Здесь «бездельник» (argos) – это тот, кто лишен дела как смысла, бессмысленный, существующий ни за чем, а счастье уже не дар богов или случай, а то зависимое от деятельности человека состояние жизни, которое определяется как совершенная деятельность.

Соответственно, добродетели в самом общем смысле допустимо назвать параметрами актуализации человека, где задается модель идеала как того, что может быть осуществлено. Именно в этот момент мы получаем не действие вообще и не разумное действие, отличающее человеческое существование от животного, а этическое действие – «поступок» (praxis) как действие, раскрывающее самого человека. Подлинно счастливым оказывается полноценно развивающийся человек, то есть человек, находящийся в процессе правильного развития.

Ключевые слова: счастье, бытие, благо, цель, развитие, дело, добродетель, мудрец, Аристотель, evergeia, entelecheia, eudaimonia, kalokagathia

Зубец О.П. 94-й сонет Шекспира и фрагмент о Величавом Аристотеля: загадка сходства

На основе выявления сходства содержания и судьбы двух текстов – Фрагмента о Величавом из «Никомаховой этики» Аристотеля и 94-го Сонета Шекспира – в статье анализируется философский идеал (противопоставленный социологическому), заданный взглядом субъекта морали, совпадающим с оптикой самой философии. Содержанием такого идеала может быть только идея самой субъектности, полагание себя началом поступка и мира. Именно эта идея составляет основу содержания рассматриваемых текстов, что определило и сходство их судьбы: сложность перевода, неприятие их содержания, неприемлемого для обыденного морального сознания и языка, приводящее к искажениям в переводе и в интерпретации, их раздражающий характер, нескончаемые споры интерпретаторов о положительном или отрицательном характере образов, попытки смягчить наиболее неприемлемые суждения, дискредитация посредством подозрения в ироничности, поиски прототипов (совпадающих на Сократе), желание критиков изъять их из корпуса произведений, негативная оценка самих авторов данных текстов.

Схожесть судьбы определена в большой степени тем, что идеал, воспроизведенный в сонете, является аристотелевским аристократическим образом Величавого. Шекспир хорошо знал «Никомахову этику», на что указывает как прямая ссылка на Аристотеля, так и часто буквальное воспроизведение его понятий и идей (этики, добродетели, поступка). И образ Величавого встречается во многих его произведениях, в частности в «Кориолане». Но именно в 94-м сонете Величавый есть тот, кто полагает себя абсолютным началом – недвижный двигатель, субъект морали, господин, а не распорядитель собственного совершенства.

Ключевые слова: Аристотель, Никомахова этика, Величавый, Шекспир, 94-й сонет, субъект морали, недвижный двигатель, философский идеал

Гаджикурбанов А.Г. Коллизия натурализма и морализма в понимании Спинозой нравственных начал

Идея природы занимает особое место в доктрине Спинозы, зачастую отождествляясь с фундаментальными началами его системы – Богом и субстанцией. Понятие природы является важнейшим инструментарием его философского дискурса как в сфере метафизики, так и в моральной философии. Представление о натуралистическом характере методологии Спинозы разделяется многими исследователями его творчества. Между тем, предлагаемая им своеобразная моральная экзегетика некоторых значимых событий из Священной истории обнаруживает, что натуралистическая диспозиция оказывается не всегда соразмерной моральным задачам его доктрины. Это позволяет говорить о наличии в этической доктрине Спинозы определенной коллизии между натурализмом и морализмом. Ее определяющим основанием является семантическая неоднозначность используемого Спинозой понятия природы, включающей себя метафизический, теологический, натуралистический, этический, геометрический и многие другие смыслы.

Ключевые слова: природа, доктрина Спинозы, Бог и субстанция, натурализм, натуралистическая диспозиция, моральные задачи, коллизия между натурализмом и морализмом; семантическая неоднозначность понятия природы; метафизический, теологический, натуралистический, этический, геометрический смыслы

 

Прокофьев А.В. Организационные потребности общества как исток морали в этике Бернарда Мандевиля

В статье рассматриваются этические воззрения Бернарда Мандевиля как пример такого объяснения морали, которое видит в нравственных нормах элемент комплексной системы, с помощью которой сообщества поддерживают свою внутреннюю упорядоченность и внешнюю конкурентоспособность. В «Исследовании о происхождении моральной добродетели», входящем в первый том «Басни о пчелах», Мандевиль связывает возникновение нравственных убеждений с воздействием риторики политиков и моралистов, эксплуатирующей природную гордость и природную стыдливость человека. Наряду с этим он указывает на некоторые истоки морали, относящиеся к сфере прагматической коммуникации и несводимые прямо к воздействию политиков и моралистов. Однако все они начинают действовать только после того, как «был сломлен дикарь в человеке» и была заложена «основа политики». В позднейших произведениях Мандевиля эта упрощенная и очень уязвимая для критики картина превращается в более сложную концепцию эволюционного развития нормативного содержания морали и ее психологических механизмов за счет множества изобретений, сделанных участниками вертикальных и горизонтальных общественных коммуникаций. Политики и моралисты играют в этом процессе существенную роль, но исключительно на последних его стадиях. Данное обогащение снимает некоторые из критических аргументов, выдвинутых против Мандевиля Д. Юмом. Юм утверждал, что, с точки зрения Мандевиля, «все моральные различия являются следствием искусства и воспитания», однако описание эволюции хороших манер, чести и моральной добродетели, содержащееся во втором томе «Басни о пчелах» и в «Исследовании о происхождении чести и полезности Христианства на войне», показывает, что это не так. Как и у Юма, политики и моралисты лишь корректируют уже имеющиеся образцы поведения и способствуют закреплению тех правил, которые вырастают из прагматических коммуникативных стратегий.

Ключевые слова: этика, мораль, общественный порядок, человеческая природа, социальная эволюция, Бернард Мандевиль, Дэвид Юм

Апресян Р.Г. Понятие морального чувства в этике Френсиса Хатчесона (ранний период)

Понятие «моральное чувство» составляет один из основных фокусов морально-философских рассуждений Фрэнсиса Хатчесона, что хорошо видно в его раннем произведении «Исследование о происхождении наших идей красоты и добродетели» (1725), на материале которого построена статья. Моральное чувство обосновывается Хатчесоном через противопоставление разуму, который представляется им способностью, направленной на восприятие пользы, и социальным факторам принятия решений – обычаю, образованию, традиции, религии и т. д., которые по-своему тоже ориентируют человека в конечном счете только на пользу. Cпецификация Хатчесоном морального чувства как способности восприятия и оценки, независимой от соображений о частном благе, и противопоставление морального чувства разуму, который ассоциируется с анализом средств, годных для достижения необходимых целей, позволяет рассматривать учение о моральном чувстве как один из примеров докантовского обоснования автономии моральной способности. Заслуга Хатчесона – в развернутом описании (произведенном с помощью различных теоретических средств) возможных внешних факторов, ограничивающих самостоятельность морального агента. Обоснование Хатчесоном самостоятельности личности в моральных мотивах и суждениях, ее независимости от внешних факторов и, соответственно, специфики морали демонстрирует один из способов концептуализации феномена морали, без чего невозможно проследить формирование философского понятия морали в Новое время.

Ключевые слова: моральное чувство, благожелательность, польза, моральная автономия, Хатчесон, Шафтсбери, сентименталистская этика, Кант

 

Троицкий К.Е. Моральная теория Иммануила Канта и идея императивности в философской мысли Германии конца XIX – начала XX вв.

Статья обращается к видоизменению идеи императивности в кантианской традиции c акцентом на ее связи с вопросами войны и мира. Автор демонстрирует переход от категорического императива И. Канта к идее ценности в Баденской школе неокантианства, затем к критике универсального морального закона и провозглашению индивидуального закона у Г. Зиммеля и, наконец, к постулированию «вечной борьбы богов» как выражению неустранимого конфликта ценностей в работах М. Вебера. Тот факт, что речь идет именно о единой традиции, подтверждается большим вниманием и разработкой идей через оппозицию к системе И. Канта. Эта трансформация совпадает с отходом от идеалов поступательного развития провозглашенного эпохой Просвещения к постулированию перманентного экономического и военного конфликта. В XX и XXI вв., в эпоху опасности ядерной войны, мировоззрение «вечной борьбы» становится не только нереалистичным, но и недопустимым. Для нахождения путей к окончательному преодолению сложившийся установки и возобладанию стремления к согласию над разделением требуется осмысление того пути, который привел к настоящему положению вещей.

Ключевые слова: Кант, Виндельбанд, Зиммель, Вебер, категорический императив, ценности, универсальный моральный закон, индивидуальный закон, вечный мир, вечная борьба, разум

Рогожа М.М. Этические импликации смыслов тоталитаризма в исследованиях Ханны Арендт

Арендт была одним из первых исследователей, кто обосновал беспрецедентность тоталитаризма как явления ХХ в. В статье представлены этические импликации смыслов тоталитаризма на основе рассматриваемых Арендт проблем человеческого способа жизни, человечности в темные времена, банальности зла, радикального зла, вины и ответственности. В творческом наследии Арендт тоталитаризм представляет собой систему массового террора, которая формируется в условиях разрушения политического пространства человеческого взаимодействия при обеспечении пропаганды и идеологической обработки масс отчужденных индивидов. Арендт обосновывает, что в сфере морали успех тоталитаризма возможен в результате некритического следования требованиям и нормам на уровне морали-этикета. Бездумно воспринимая требования, повинуясь преступным приказам, человек способен делать зло приемлемым и незаметно для себя становиться соучастником масштабных преступлений. По Арендт, человеческие качества наиболее полно проявляются в публичной сфере, где человек во взаимодействии с другими людьми обустраивает мир речью и действием для себя и будущих поколений. Действуя свободно, творчески, активно в публичном пространстве, он развивает способность суждения, актуализирует вопросы нравственности и этим может предотвратить повторение тоталитаризма.

Ключевые слова: Арендт, тоталитаризм, банальность зла, радикальное зло, человечность, ответственность, суждение, мораль, этикет

 

Гельфонд М.Л. Этика Л.Н. Толстого: дилемма свободы и закона

Автор обращается к творческому наследию Л.Н. Толстого – великого русского писателя, философа, моралиста и оригинального религиозного мыслителя. В статье исследуется дилемма закона и свободы – ключевая для понимания нравственно-религиозного учения Л.Н. Толстого. Автор проводит реконструкцию и анализ соотношения деонтологических и перфекционистских аргументов в этико-философских построениях великого русского писателя. Этика любви Толстого рассматривается как путь преодоления традиционной антиномии свободы и необходимости.

Религиозно-нравственные искания Л.Н. Толстого автор статьи рассматривает в широком идейном контексте ведущих направлений отечественной и европейской философской мысли конца XVIII – начала ХХ столетий. Особое внимание в статье уделяется сопоставлению толстовской и кантовской трактовок морального долга и нравственного закона. Одной из важных проблем в рамках настоящего исследования является также вопрос о специфике восприятия и оценки Л.Н. Толстым метафизической и этической составляющих христианской доктрины как учения, сочетающего в себе черты этики закона и этики милосердной любви.

Автор приходит к выводу о том, что нравственный закон у Л.Н. Толстого есть императивная формула подлинной свободы человека – свободы разумного существа, устремленного к идеалу абсолютного совершенства.

Ключевые слова: Л.Н. Толстой, этика, мораль, религия, философия, разум, истина, свобода, моральный закон, Бог, идеал, благо

Демидова Е.В. Появление Другого у раннего М.М. Бахтина

Бахтин известен как один из тех мыслителей ХХ в., кто обратил свой взор на диалог, проблематизировал этот феномен и произвел его аналитическую реконструкцию. Однако в раннем эссе «К философии поступка» Бахтин еще как будто бы ничего не знает о диалоге. Здесь Другой не представлен как личность, он – один из окружающих Я объектов. Анализ ранних работ Бахтина позволяет проследить процесс рождения или выявления Другого для Я, описать специфику этого процесса, определить его этапы, выявить роль Я в конституировании Другого и его мира. Воссоздавая архитектонику события, Бахтин выделяет следующие структурные компоненты: два участника – Я и Другой как два ценностных центра и три «мира» – пространство, время и смысл. Первым шагом к Другому будет его увидение-замеченность, затем восприятие его телесности с ее окружением, конституирование ее – это человек во внешнем мире, в пространстве; затем восприятие душевных движений, протекающих во времени, ведущих к конституированию души Другого – это внутренний мир человека, а также внесмысловое любовное принятие и утверждение его, архитектонически отличное от осененности Я своим собственным смыслом. Показывается недостаточность недиалогического взаимодействия между Я и Другим для полноты познания и конституирования Я и Другого.

Ключевые слова: М.М. Бахтин, Другой, самопознание, тело, душа, дух, смысл, этическое, эстетическое

 

 

КРУГЛЫЙ СТОЛ

Обсуждение книги А.В.Прокофьева «Воздавать каждому должное… Введение в теорию справедливости». Участники: Р.Г.Апресян, Б.Н.Кашников, Л.В.Максимов, О.В.Артемьева, Г.Ю.Канарш, М.Л.Гельфонд, К.Е.Троицкий, Г.Н.Мехед, А.В.Прокофьев.

В данную публикацию вошли выступления, сделанные на круглом столе, который был посвящен обсуждению книги А.В. Прокофьева «Воздавать каждому должное… Введение в теорию справедливости» (М.: Альфа–М, 2013). Выступающие затронули следующие проблемы. Есть ли возможность и необходимость применять к этическим исследованиям критериев справедливости и их практического применения понятие «теория»? Какова наилучшая методология нормативной этики в целом и теории справедливости в частности? Должна ли справедливость рассматриваться в качестве центральной нравственной ценности или ее следует вывести за пределы морали – в область права? Является ли обязательным противостояние этики любви и этики справедливости и если оно все же неизбежно, то насколько глубоко? Допустимо ли использование традиционного словосочетания «справедливая война» по отношению к вопросу о моральном обосновании военных действии recourse to war? Насколько релевантна аристотелевская концептуализация понятия «справедливость» для современного дискурса справедливости? Оправдана ли привязка нормативного содержания справедливости к понятию «честность»?

Ключевые слова: мораль, нормативная этическая теория, этика справедливости, этика любви, честность, справедливая война

iphras.ru

Правила представления рукописей для публикации в журнале «Этическая мысль»

 

Научно-теоретический журнал «Этическая мысль / Ethical Thought»

 

 

Правила направления научных статей в журнал

1. К рассмотрению принимаются рукописи статей в электронном виде в формате MS Word, присланные по электронной почте редакции: [email protected], соответствующие тематике журнала (см. Основные рубрики журнала) и оформленные в соответствии с требованиями к оформлению рукописей (см. Требования и Примеры оформления литературы). Отсутствие оформления статей согласно требованиям издания может стать причиной отказа в публикации.
2. К рассмотрению принимаются научные статьи и переводы научных статей, обзор научных мероприятий и актуальной литературы, рецензии на книги. Материалы, написанные в иных жанрах кроме научного, рассматриваться не будут.
3. Объем принимаемых статей:Научные статьи и переводы статей: 0,75–1 а.л. (включая сноски, списки литературы и аннотации)Обзоры: от 0,5 до 1 а.л.Рецензии: от 0,3 до 1 а.л.(1 а.л. = 40 000 знаков, включая пробелы и сноски).Статьи другого объема рассматриваться не будут.Аннотации требуются для всех указанных видов публикаций.
4. Языки публикаций: русский и английский.
5. Статьи должны быть подготовлены к процедуре анонимного рецензирования. Информация об авторе должна быть представлена в отдельном файле.
6. Автор гарантирует, что текст не был опубликован ранее и не был сдан в другое издание.Представленные материалы должны являться оригинальными текстами. К публикации не принимаются разделы диссертаций, главы из книг или фрагменты каких-либо других опубликованных материалов.
7. Научные переводы печатаются только при наличии авторских прав и с разрешения правообладателей. Авторы переводов самостоятельно согласовывают с правообладателями передачу прав на перевод.
8. Ссылка на «Этическую мысль» при использовании материалов статьи в последующих публикациях обязательна. Автор берет на себя ответственность за точность цитирования, правильность библиографических описаний, транскрибирование имен и названий.

 

Правила рецензирования

1. Все статьи, планируемые к публикации в журнале «Этическая мысль», проходят процедуру анонимного рецензирования и утверждения на редколлегии.
2. При поступлении в редакцию рукописи сотрудниками редакции проводится ее первичное рассмотрение и проверка на соответствие тематике издания и требованиям к оформлению рукописей. В случае несоответствия этим требованиям статья не принимается к рассмотрению, автору направляется уведомление об этом.
3. При соответствии рукописи формальным требованиям, проводится проверка работы на наличие некорректных заимствований (плагиата). В случае обнаружения некорректных заимствований, а также в случае обнаружения, что материал был опубликован ранее в других изданиях, статья снимается с рассмотрения, автору направляется уведомление об этом.
4. В случае соответствия публикации вышеперечисленным формальным требованиям издания статья в течение двух недель после поступления в редакцию направляется на отзыв двум рецензентам. Автору сообщается о том, что его статья отправлена на рецензирование. Рецензирование статей выполняется на добровольной и безвозмездной основе. Срок подготовки рецензии  не может превышать один месяц с момента поступления рукописи к рецензенту. Рецензент вправе отказаться от рецензирования в течение одной недели с момента поступления рукописи к нему и уведомить об этом редакцию журнала.
5. Процедура рецензирования является анонимной и для рецензента, и для автора.
6. Рецензирование проводится конфиденциально. Рецензенты и члены редколлегии должны хранить рецензируемый материал в тайне. Рецензенты и члены редколлегии не должны показывать материалы, присланные в редколлегию для экспертной оценки, третьим лицам.
7. Все рецензенты являются признанными специалистами по тематике рецензируемых материалов и имеют в течение последних 3 лет публикации по тематике рецензируемой статьи. Рецензентами могут быть как члены редколлегии, так и другие эксперты из различных научных учреждений и вузов страны. В некоторых случаях в качестве экспертов могут выступать ученые из других стран. В случае если статья носит междисциплинарный характер, возможно привлечение экспертов из других областей наук.
8. Рецензентом не может быть автор или соавтор рецензируемой работы, а также научные руководители соискателей ученой степени и сотрудники подразделения, в котором работает автор. Рецензент обязан поставить в известность редакцию о любом возможном конфликте интересов.
9. Рецензия должна содержать квалифицированный анализ материала рукописи, его объективную аргументированную оценку и обоснованные рекомендации. В заключительной части рецензии должно содержаться итоговое решение о целесообразности публикации статьи: рекомендуется к публикации; рекомендуется с учетом исправления отмеченных рецензентом недостатков; не рекомендуется к публикации в журнале.
10. В случае положительных отзывов от обоих экспертов, статья должна быть утверждена на редколлегии, после чего автору по электронной почте посылается согласие на публикацию статьи с указанием изменений, которые автору необходимо внести в статью (если такие рекомендации поступили от экспертов). Редколлегия оставляет за собой право не утвердить статью даже при наличии двух положительных отзывов от рецензентов. Автору отсылается мотивированный отказ в публикации.
11. В случае отрицательных отзывов от обоих экспертов, автору отправляется мотивированный отказ в публикации данной статьи в журнале. При поступлении двух противоположных отзывов от обоих экспертов решение о публикации принимается на редколлегии либо непосредственно главным редактором журнала. В спорных ситуациях статья может быть отправлена третьему независимому эксперту. Выбор рецензентов определяется на редколлегии или главным редактором и его заместителем.
12. По запросу автора редакция журнала направляет ему анонимные копии рецензий на предоставленную им статью.
13. Рецензии хранятся в редакции издания в течение 5 лет.
14. Редакция обязуется направлять копии рецензий в Министерство образования и науки Российской Федерации при поступлении в редакцию издания соответствующего запроса.

 

Правила опубликования научных статей

1. Решение о публикации принимается в течение трех месяцев с момента предоставления рукописи. Материалы, полученные в летние месяцы, отправляются на рассмотрение в сентябре. Соответственно срок их рассмотрения отсчитывается с сентября.
2. Номер журнала, в котором будет опубликована принятая к печати статья, определяется на редколлегии. Принятие статьи к публикации не означает ее публикацию в ближайшем номере издания.
3. После принятия решения о публикации, с автором заключается авторский договор установленного образца.
4. Плата за опубликование рукописей не взимается.

 

iphras.ru

Этическая мысль. 2015. Т. 15. № 2.

 

 

Весь номер в формате PDF (3,20 MБ)

СОДЕРЖАНИЕ

 

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Л.В. Максимов. Концепт «свобода воли» в этике

Объектом исследования и критического анализа в данной статье является понятие «свобода воли», обычно употребляемое в философской литературе для обозначения самодетерминации человеческого сознания, т. е. способности человека принимать решения совершенно произвольно, независимо от каких-либо внешних факторов. Убеждение в том, что указанная способность действительно свойственна человеку как разумному существу, широко распространено в этике, правоведении, теологии и обыденном сознании; свобода воли рассматривается при этом как необходимое условие ответственности индивида за его решения и действия. В статье приводится ряд аргументов в поддержку альтернативной позиции, признающей фиктивность понятия свободной воли и универсальность принципа детерминизма. Показано, что представление о реальности свободной воли базируется на неверном понимании психических механизмов мотивации, на неправомерном отождествлении понятий «свобода воли» и «свобода действий», а также на отрицании детерминизма как фундаментального методологического принципа, без которого вообще немыслимо человеческое познание. Кроме того, концепция свободной воли внутренне противоречива: защищая социальный институт ответственности, она тем самым фактически подрывает собственный методологический фундамент, т. е. индетерминизм, поскольку ответственность есть фактор, детерминирующий волю. Вообще, признание реальности свободной воли несовместимо с очевидным фактом каузальной зависимости моральных и иных ценностей людей, их целей и поступков от социальных условий, в которых формируется их духовность. Поэтому философия морали не нуждается в использовании понятия свободной воли. Происхождение морали, ее социальные функции и психологические механизмы, содержание ее принципов и норм, их исторические изменения могут быть адекватно описаны и объяснены исключительно в рамках детерминистической картины мира.

Ключевые слова: этика, мораль, свобода воли, свобода действий, ответственность, теодицея, компатибилизм и инкомпатибилизм, детерминизм и индетерминизм, пандетерминизм, самодетерминация

 

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

Р.С. Платонов. Семантика слова «ἦθος» в древнегреческой культуре VIII–IV вв.

Целью статьи является определение того общего смыслового пространства представляемого словом «ἦθος», которое дает возможность Аристотелю в «Никомаховой этике» положить в основу нравственных добродетелей привычку, что делает связь нрава и привычки условием результативности этики как науки практической. Данная связь устанавливается в первую очередь через тождество понятия нрав (ἦθος) понятию привычка (ἔθος), что совершенно не очевидно вне древнегреческого языка и культуры и требует дополнительного разъяснения.

В статье проводится анализ употребления слова «ἦθος» в древнегреческих текстах до Аристотеля. Дополнительно оговариваются методологические ограничения проводимого анализа: 1) отказ от использования лингвистических концепций, задающих самодовлеющие схемы объяснения развития языка; 2) использование только хорошо сохранившихся текстов, повествование в которых не нарушено. Первое ограничение позволяет избежать усложнения исследования мультипликацией концепций и минимизировать деформацию смыслов слова при рассмотрении его употребления. Второе ограничение также страхует от усложнения исследования, требуя, чтобы текстуальный контекст употребления слова был максимально свободен от реконструкции. Сам метод определяется как наблюдение за словом в тексте.

По итогам анализа делаются следующие выводы, в рамках которых можно описать смысловое пространство слова «ἦθος»: 1) понимание порядка устроения жизни группы уточняется через дифференциацию внешнего и внутреннего, что показывает сходства и отличия понятий «ἦθος»и «όμος»; 2) понимание внутреннего порядка (ἦθος) уточняется через дифференциацию общего и частного, что показывает развитие сходства понятий «ἦθος» и «ἔθος»”; 3) именно такое функционирование слова «ἦθος» в древнегреческой культуре дало возможность Аристотелю включить привычку/привыкание в этическую концепцию, делая акцент на внутреннем, постепенно формирующимся порядке.

Ключевые слова: ethos, nomos, нрав, закон, обычай, привычка, Аристотель, этика, метод

А.В. Бабанов. Творчество Льва Шестова как философская этика

Статья представляет собой попытку интерпретировать мысль Льва Шестова как философскую этику. Цель статьи наглядно показать, что сверхморальная перспектива и идея морального субъекта составляют теоретическое ядро философии Шестова. Отталкиваясь от определения философской этики, данной А.А. Гусейновым, автор выявляет двухуровневую структуру этико-философской мысли Льва Шестова. Эта двухуровневая структура представляет собой различение веры как сверхморальной перспективы и морального разума. Сверхморальная перспектива и сама мораль не могут быть поняты вне этого различения. Мораль является объектом критики Шестова: в его философии она выступает коррелятом принуждающего разума, воплотившегося в нормах и законах. Преодолеть принуждение морали и разума может вера – второе измерение мышления и сфера свободы. В статье анализируются такие важные для творчества Шестова темы, как проблема подмены Бога добром и его понимание человека. В рамках первой темы мораль интерпретируется и отвергается как идол, занимающий в сознании людей место живого Бога. Понимание Шестовым человека осмыслено через встречающихся в его работах героев: подпольного человека, Иова и Авраама. Эти важные персонажи философствования Шестова воплощают нерациональную внутреннюю сущность человеческого Я, которое может в вере отбросить свой разум. Вера или сверхморальная перспектива философии Шестова содержит идею морального субъекта: верующий человек становится подобным Богу, полагает мир своим и имеет власть отменить однажды бывшее зло. Вера может быть понята как парадоксальный «экстатически-личностный» поступок, т. е. одновременно личный и превышающий любые личные усилия. Наличие сверхморальной перспективы и идеи морального субъекта в философии Шестова позволяет охарактеризовать его творчество как философскую этику.

Ключевые слова: философия, мораль, сверхморальная перспектива, двухуровневая структура, моральный субъект, философская этика, разум, вера, Бог

 

НОРМАТИВНАЯ ЭТИКА

О.П. Зубец. Боги не лгут

Статья посвящена обоснованию невозможности лжи в пространстве морали и ее оправдания в философско-этическом рассмотрении. Автор обращается в Сократу и Канту, совпадающих в двух важнейших вещах: во-первых, для них мораль и ложь сущностно связаны с отношением человека к самому себе, и, во-вторых, они категорически отказывают лжи в праве быть избранной в качестве их собственного поступка. Автор формулирует основной этический вопрос античности как вопрос о бытии самим собой: ответ на него дается в понятии поступка, начало которого возводится к самому себе – так вопрос о допустимости лжи оказывается вопросом о возможности предпочтения бытию небытия. Автор подходит к нему через три взаимосвязанных мыслительных сюжета: о поступке как ответе, о божественном нелжении и о речи как поступке. Описывая разнообразные примеры лжи ради благих целей, Сократ не дает определенного ответа на вопрос о ее моральной санкции, но дает его в абсолютном смысле, указывая, что сам он никогда не лжет и считает свой поступок самым веским доказательством. Поступок философа оказывается решающим и абсолютно неоспоримым ответом на неустранимую незавершенность мышления и его сущностную неспособность перейти в поступок.

Возведение начала поступка к самому себе есть избрание в себе божественного: поэтому, если человек лжет в логике предметной деятельности и политики, то в моральном пространстве он уподобляется богу, который не лжет в силу самодостаточности. Речь есть поступок: в этом качестве она является моральным явлением и предметом философско-этического рассуждения. Самодостаточность речи как морального поступка исключает ее гносеологическое понимание, а запрет на ложь (невозможность лжи) является условием самого существования как речи, так и человека, «живого существа, обладающего речью». Выбор между правдивостью и ложью невозможен, но возможен выбор между речью и молчанием, кантовской «сдержанностью».

Ключевые слова: мораль, моральная философия, поступок, ложь, бытие, самое себя, начало (архэ), бог, Сократ, Кант, сдержанность

Ю.В. Синеокая. Право на обман (К вопросу о пользе и вреде лжи в воспитательных практиках)

В центре внимания автора статьи дискуссионный вопрос о пользе и вреде лжи для жизни. Формирование ценностей и социальных стереотипов является одним из самых непрозрачных процессов. С одной стороны, СМИ, формируя общественное мнение в национальном масштабе, открыто и повсеместно используют маленькую ложь во имя победы великой правды. С другой стороны, одним из самым эффективных, а потому и распространенных методов воспитания детей, оказывается родительская ложь. Так существует ли разница между обманом и правдой, ложью и истиной, и в чем она заключается? Насколько хорошо работает ложь как воспитательный инструмент, средство социализации и постановки максимальной цели личности? А может быть, правда – это просто лишь изнанка лжи? Чтобы ответить на вопрос о пользе и вреде лжи в мире взрослых, нужно понять, есть ли правда в родительской лжи. Действительно ли родительская ложь способствует детскому послушанию и формированию у детей понимания этической ценности правды? Каково долгосрочное влияние родительского обмана на восприятие ребенком себя самого и своих родителей? Может ли быть оправдана родительская ложь и что вместо обмана может помочь родителям в воспитании детей? Ища ответ у Монтеня, Канта и Ницше, а также опираясь на результаты анализа новейших социологических, антропологических и психологических исследований, автор отстаивает точку зрения, согласно которой, ни полуправда, ни ложь не являются эффективными методами утверждения нравственных принципов.

Ключевые слова: Этика, нравственные принципы, философская антропология, переоценка ценностей, формирование идеалов, социальные стереотипы, детская ложь, родительский обман, правда

А.В. Прокофьев. Проблема применения силы в утилитаристской этике

Существуют три основных нормативных теории в отношении применения силы: этика ненасилия, деонтологическая этика силы, консеквенциалистская этика силы. Цель статьи – реконструировать самую простую версию консеквенциалистской этики силы, которая присутствует в утилитаризме. Современные утилитаристы критикуют обе основных посылки этики ненасилия: 1) тезис об абсолютной недопустимости такого обращения с человеком, которое не вызывает его одобрения, и 2) тезис об отсутствии ответственности за непредотвращеный ущерб, если его предотвращение требует применения силы. Аргументы против первого тезиса серьезно отличаются в гедонистическом утилитаризме и утилитаризме предпочтений. Утилитаризм предпочтений больше соответствует той серьезности, с которой общераспространенная мораль относится к насильственным действиям, в особенности, к убийству. Критика второго тезиса, построена на выявлении сомнительных мотивов, ведущих к абсолютизации запрета, и демонстрации того, что ни один из выдвинутых на настоящий момент доводов не может обосновать однозначный приоритет требования не причинять вред над требованием предотвращать вред. В статье сделан вывод, что в дополненном и систематизированном виде утилитаристская критика этики ненасилия является вполне убедительной. В отношении деонтологической этики силы, опирающейся на тезис о недопустимости нарушения прав и разные версии доктрины двойного эффекта, утилитаристами используются две полемические стратегии. Первая демонстрирует внутреннюю противоречивость деонтологической этики силы. Вторая указывает на то, что служащие основой деонтологической этики интуиции являются продуктом эволюционной истории человечества и не имеют моральной значимости. В статье сделан вывод, что утилитаристская критика деонтологической этики силы не является столь же убедительной, как критика этики ненасилия, в силу чего возникает потребность формирования синтетической позиции: системы норм, имеющей консеквенциалистскую структуру, но учитывающей некоторые разграничения, обсуждаемые этиками-деонтологами.

Ключевые слова: Мораль, этика ненасилия, деонтологическая этика силы, консеквенциалистская этика силы, современный утилитаризм

В.И. Бакштановский. Прикладная этика как проектно-ориентированное знание (теория и опыт нового освоения Ойкумены прикладной этики)

В статье продолжается исследование пути современной отечественной прикладной этики от ее первоначального образа, привязанного к метафоре «этика – практическая философия», к «смене имени», звучащем сегодня как «инновационная парадигма прикладной этики». На первом этапе еще неявный образ будущей прикладной этики укладывался в банальную идею практичности этико-философского знания, сосредоточенную на праксиологии морального выбора, обеспечиваемой технологией профессионально-этического образования в виде метода этического практикума. В этом методе доминировало приложение наличного, уже созданного, готового этического знания, к учебным ситуациям выбора. Этапы жизни собственно инновационной парадигмы отличались сосредоточенностью на освоении моральных ситуаций модернизующегося общества с характерной для него неопределенностью выбора и, соответственно, с направленностью этики на проектно-ориентированное освоение новых ситуаций публичной морали становящегося гражданского общества. Ключевое ноу-хау инновационной парадигмы, определяющее тип ее практичности, – испытание ситуацией морального выбора.

Мотив настойчивой идентификации направления как инновационной парадигмы – в прогнозном обнаружении ограниченной практичности появившегося множества иных парадигм прикладной этики и в легитимации проектно-ориентированного знания, не позволяющего довольствоваться аппликацией готового этико-философского знания. Проектно-ориентированное знание подчиняет познание «малых» систем задаче их развития. Ноу-хау проектно-ориентированного знания – формирование особого стиля проектной деятельности, предполагающего опору на моральное творчество субъекта, технологии создания и применения проектно-ориентированного этического знания, обеспечивающие полноценный КПД такого творчества.

Инновационная парадигма дает возможность целенаправленной рефлексии потенциала проектно-ориентированного знания в исследовании университетской этики в целом, ее повестки дня и кодекса университетской этики – в том числе. Автор представляет потенциал проектно-ориентированного знания на материале университетской этики, модельном опыте проектирования Профессионально-этического кодекса Тюменского государственного нефтегазового университета. А в рамках этого опыта выделяет этап разработки «концептуального техзадания», предполагающего идентификацию Кодекса как (а) феномена прикладной морали и (б) предмета этико-прикладного знания.

Ключевые слова: прикладная этика, инновационная парадигма прикладной этики, проектно-ориентированное знание, ситуация морального выбора, университетская этика, профессионально-этический кодекс университета

 

 

ПЕРЕВОДЫ И ПУБЛИКАЦИИ

Ж.-Ж. Руссо. Письмо о добродетели и счастье (перевод, предисловие и комментарии А.И. Кигай)

Я.А. Мильнер-Иринин. Категория «чистота» в науке этики

Статья посвящена всестороннему анализу понятия чистоты, которое автор считает одним из центральных в этике, наряду с понятиями добра, зла, долга, идеала и пр. Оно значимо как для самой человеческой жизни, так и для этического знания. Автор отделяет понятия чистоты от понятий нравственного принципа и правила, показывая, что «чистота» первична, исходна и определяет нравственное качество как принципа, так и правила. Категория чистоты рассматривается в трех основных проекциях: а) человеческого поступка; б) этики как науки; в) нравственных принципов и правил. В первом случае под «чистотой» понимается чистота намерений, побуждений и помыслов, сообщаемая совестью. Во втором – свобода этики от внешних вторжений: ненаучных и антинаучных, а также политических, социологический и т. п., обеспечивающая точное соответствие этике своему определению как науке о должном. В третьем случае под «чистотой» понимается адекватность познания нравственных принципов и правил, а также способов их реализации.

Ключевые слова: «чистота», этика, мораль, принципы, правила, совесть, поступок, свобода, природа человека

 

КРУГЛЫЙ СТОЛ

Обсуждение книги В.К. Шохина «Агатология: современность и классика» (материалы «Круглого стола»). Участники: Р.Г. Апресян, О.В. Артемьева, А.А. Гусейнов, А.Г. Гаджикурбанов, А.М. Гагинский, А.В. Серёгин, А.Р. Фокин, В.К. Шохин

Термин агатология («учение о благах») был инаугурирован лет за семьдесят до аксиологии (в «Руководстве по христианскому нравственному учению» Кристофа Фридриха фон Аммона – 1823), но ему значительно меньше повезло, т. к. до начала XXI в. его упоминали только составители некоторых философских лексиконов. Владимир Шохин, открывший его заново около двадцати лет назад (не подозревая о существовании труда Аммона) предпринял попытку не только его реабилитации, но и определенного переформатирования теории и истории «практической философии» под углом зрения учения о благах. Появившаяся в результате монография (Шохин В.К. Агатология: современность и классика. М.: Канон+, 2014. 359 с.) решала задачи 1) агатологического восполнения дефицитов современной этики и антропологии, 2) реконструкции учений о благе и благах в Древней Индии и Китае, в ранней античной мысли, во всех греко-римских философских школах (каждая из которых должна была определиться по отношению к «таблицам благ» Аристотеля и участвовала в общеэллинской агатологической полемике), в патристике и схоластике, 3) измерения «античными весами» современной «практической философии» и постановки вопроса о том, было ли в средневековых учениях о благах специфически христианское содержание. Монография стала предметом обсуждения на презентации книги в ноябре 2014 г. Соображения участников этого обсуждения публикуются здесь в последовательности их выступлений на презентации, и в них были подняты такие вопросы, как: должна ли агатология быть именно специфически этической программой? можно ли считать этику добродетели непоследовательно агатологической? правомерно ли автор книги уделяет лишь скромное внимание «высшему благу» у Аристотеля? действительно ли мы должны отказываться от попытки дефинирования блага? каково сущностное соотношение благ и ценностей? в какой мере средневековая теология допускала «субъективные блага»? и другие. Публикация завершается ответами Шохина.

Ключевые слова: этика, благо, блага, ценности, Аристотель, Кант, Мур, этика добродетели, определение, античность, средневековье

iphras.ru

Новый номер журнала «Этическая мысль» : Портал Богослов.Ru

26 августа 2016 г.

На сайте Института философии РАН опубликована полнотекстовая версия нового номера журнала «Этическая мысль» (2016. Т. 16. № 2). Обратите внимание на дискуссию о праве на ложь, развернувшуюся на страницах журнала. Так же в номере есть статьи  сравнивающие теологическую  и филосовскую этику и раскрывающие проблему смысла жизни в нравственно-религиозной философии Л.Н. Толстого

Весь номер в формате PDF (1,24 MБ)

 

СОДЕРЖАНИЕ

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

 

К.-Х. Гренхольм.Теологическая и философская этика

В статье анализируются отношения между теологической этикой и философской этикой и утверждается взаимная дополнительность этих академических дисциплин. Предмет теологической этики как части религиоведения отличается от предмета исследований моральной философии. Ее основная задача – изучение отношений между этическими моделями и религиозными традициями. У христианской этики как критической рефлексии морали внутри христианской традиции могут по-разному складываться отношения с моральной философией. Выдвигая возражения против теории контраста, согласно которой содержание христианской этики совершенно отлично от содержания этических моделей в моральной философии, и против теории тождественности, согласно которой христианская этика не может добавить ничего особенного к этике, автора высказывается в пользу смешанной теории, согласно которой христианская этика может быть связана с моральной философией и, более того, может предложить свой подход к анализу базовых моральных принципов и ценностей.

Ключевые слова:теологическая этика, философская этика, этический контекстуализм, теория естественного права, теория контраста, теория тождественности, смешанная теория, Андерс Нюгрен, Стэнли Хауэрвас, Бруно Шюллер, Джеймс Густафсон

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-5-18

 

А.И. Бродский.О книжниках и лесниках. Этический смысл архи-письма

В статье утверждается, что предпринятое в конце прошлого века Жаком Деррида противопоставление устной и письменной речи является лишь одной из форм выражения двух пониманий функции языка. Согласно первому пониманию, характерному для европейской культуры, основной функцией языка является коммуникация. Согласно второму пониманию, характерному для традиций Ближнего Востока, основной функцией является организация и структурирование мира. Хотя Деррида придерживается второй традиции, он, вслед за европейской лингвистической философией XX в. (философской герменевтикой, структурализмом, лингвистической философией и т. п.), считает, что человеческая субъективность полностью определяется «анонимной» речевой практикой, которую называет Архи-письмом. Однако традиция, на которую опирался философ, сохраняла независимость человека от языка, т. к. соотносила его с творцом и языка и бытия, т. е. с Богом. Этот аспект традиции стал центральным для современника Деррида – Э. Левинаса. Автор считает, что диалог в понимании Левинаса имеет мало общего с «коммуникацией», о которой идет речь, например, в философии языка Хайдеггера, или с «речевыми актами», о которых идет речь в аналитической философии. Речевой акт, имеющий целью воздействовать на собеседника, в корне противоположен этическому признанию Другого, т. к. превращает его в вещь, объект манипуляции. Поэтому диалог у Левинаса предполагает скорее молчаливой «гостеприимство», а не коммуникативное взаимодействие. В статье предпринята попытка продолжить начатую Деррида деконструкцию европейской культуры, дополнив идею Архи-письма этической идеей «абсолютно Другого», лежащей в основе философии Левинаса.

Ключевые слова:язык, речь, письмо, речевой акт, субъект, этика

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-19-30

 

 

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

 

С.Н. Кочеров.Римский стоицизм как соединение этической теории и моральной практики

Представление о том, что сначала возникает теоретическая доктрина, а затем складывается основанная на ней практика, на наш взгляд, не вполне корректно характеризует эволюцию Стои и стоицизма в римский период. Учение, принесенное греческими стоиками в Рим, стало импульсом для появления известного образа мыслей и стиля жизни, но появление Поздней Стои не предшествовало римскому стоицизму, а последовало за ним. Их взаимное влияние было обусловлено тем, что стоическая этика оказалась конгениальна морали римской гражданской общины, что обусловило популярность учения стоиков в Риме. Идеал стоического мудреца наложился на идеал «доблестного мужа» римских преданий, что в итоге привело к появлению в качестве нормативного образца (vir bonus) сначала «достойного человека», затем «мужа добра». Римский стоицизм отличался от греческого тем, что придавал большее значение обязанностям человека перед государством и обществом. В то же время он, как это ни парадоксально, имел более самоуглубленный характер, будучи обращен к моральному переживанию и осмыслению экзистенциальных основ человеческого бытия. При этом в морально-политических реалиях древнего Рима образ «мужественной красоты» стоического учения часто проявлялся не в «искусстве жизни», а в принятии смерти. На наш взгляд, наиболее органично стоическую этическую традицию и мораль римского стоицизма соединил Марк Аврелий, философия которого далеко не так пессимистична, как полагают многие исследователи. В его учении можно найти синтез служения Риму и Миру, умозрительных добродетелей Древней Стои и римских гражданских обязанностей, стоического морализаторства и нравственной практики.

Ключевые слова:Поздняя Стоя, римские добродетели, доблестный муж, муж добра, служение Миру и Риму

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-31-45

 

М.Л. Гельфонд.Проблема смысла жизни в нравственно-религиозной философии Л.Н. Толстого

В статье рассматривается специфика понимания Л.Н. Толстым смысла человеческого существования. Проблема смысла жизни является ключевой в нравственно-религиозном учении великого русского писателя. Вопрос о ценности и назначении человеческой жизни имел для него не только фундаментальный теоретический характер, но и конкретный экзистенциально-практический смысл. Именно утрата последнего стала причиной глубокого духовного кризиса, который оказался катализатором масштабного процесса идейных исканий Толcтого. Их прямым следствием явилось создание им оригинальной системы религиозно-философского синтеза в качестве оригинальной доктрины «истинной жизни». Автор статьи проводит реконструкцию и анализ идейных истоков и категориально-методологических оснований толстовской философии жизни и обнаруживает их в концепте «разумной веры». В ходе осмысления ее предмета и значения автор обращается к классической для европейской философии теме соотнесения истины и блага, что позволяет выявить характерную для нравственно-философских построений Толстого тенденцию к их фактическому отождествлению. Этот прием позволяет Толстому создать гносеологические предпосылки и этико-аксиологические условия, необходимые нашему мышлению для установления универсальной ценности и позитивного смысла человеческого бытия. Тем самым вера Толстого аккумулирует в себе «сознание жизни» и «силу жизни», обеспечивая достоверность и непрерывность существования человеческого Я. В результате относительно самостоятельной задачей настоящего исследования становится определение ключевых особенностей и типологического статуса толстовской версии веры, что позволяет квалифицировать ее как способ непосредственного постижения подлинной сущности жизни и, одновременно, нормативно-практическую стратегию осмысленного и целесообразного человеческого существования.

Ключевые слова:Лев Николаевич Толстой, этика, мораль, религия, философия, смысл жизни, разум, вера, истина, благо

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-46-65

 

Е.В. Демидова.Проблема познания Другого в философии поступка М.М. Бахтина

Статья посвящена проблеме познания Другого в философии поступка М.М. Бахтина. В первой части осуществляется попытка прояснить некоторые неясности и противоречия, связанные с познанием Другого в рамках нравственного поступка, встречающиеся в работах Бахтина, а именно обсуждается противоречие, возникающее между указанием Бахтина на ненужность знания о Другом в процессе совершения этического поступка и его идеями о необходимости понимания Другого, которое невозможно вне познания его. Задача познания Другого возникает только при определенном специфицированном понимании и определении нравственного поступка. Делается вывод о том, что нравственный поступок может иметь различный характер. Если он осуществляется непосредственно, практически автоматически, то никакое глубокое знание Другого нам не нужно. Если же поступок затрагивает сущностные основы человека или же человек находится в сложной ситуации и поступок совершается с полной степенью осознанности, то познание Другого необходимо. Производится рассмотрение действующего Я у Бахтина по аналогии с Я, действующим в соответствии с Золотым правилом морали. Это служит прояснению того, почему Бахтин в эссе «К философии поступка» фиксирует все свое внимание на Я-для-себя, на том, как происходит осознание Я своей единственности в событии бытия, своей участности и, главное, своей ответственности за принятие ситуации, выбор поступка и само «поступление». Делается вывод о симметричности этих действий относительно фигуры Другого, на которого они направлены: и там, и там личность и индивидуальность Другого не имеют значения.

Ключевые слова:Михаил Михайлович Бахтин, философия поступка, Золотое

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-66-76

 

 

О ПРАВЕ ЛГАТЬ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИСКУССИИ

 

К.Е. Троицкий.Запрет на ложь как условие вечного мира

Дискуссия, которая развернулась в книге «О праве лгать» представляет большой интерес. Небольшое эссе Канта стало лакмусовой бумажкой для обозначения на первый взгляд кардинально различающихся позиций, которые оспаривают друг у друга право на звание этической позиции. В течение своей жизни Кант наблюдал немало ученых диспутов и предлагал свой критический подход в качестве платформы для решения конфликтов и установления мира. Но он не предполагал, что причиной одной из самых ожесточенных полемик в этике может стать его собственное небольшое эссе. В первом разделе статьи представлена попытка продемонстрировать две пары оппозиций, которые просматриваются при обсуждении эссе Канта. Они состоят из двух формальных и двух содержательных подходов. Во втором разделе исследуется место понятий насилия и лжи в работах Канта, а также их связь и отличие запретов на их применение. Наконец, в третьем разделе запрет на ложь рассматривается как важное и необходимое условие для установления «вечного мира».

Ключевые слова:Иммануил Кант, вечный мир, ложь, право, этика

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-77-92

 

Б.С. Шалютин.Мораль, право и ложь

Автор утверждает, что право и мораль дают противоположные ответы на вопрос о допустимости лжи во благо. Это обусловлено фундаментальным различием природы моральной и правовой регуляции поведения. Исследуя генезис права, автор показывает, что оно базируется на рациональных процедурах договора и разрешения конфликта. В силу этого внутри права ложь недопустима ни при каких обстоятельствах, ибо противоречит самой его природе. В понимании морали автор продолжает традицию А. Шопенгауэра, признающего в ней рациональную составляющую, однако обнаруживающего в качестве ее основы и сущности феномен сострадания. Из этого, в частности, следует, что моральная регуляция задается оппозицией добра и зла. При этом добро представляет собой высшую и абсолютную ценность, тогда как оппозиция истины и лжи оказывается хотя и важной, но подчиненной. Таким образом, если в некоторой ситуации поведение, детерминируемое ценностью добра, противоречит поведению, детерминируемому ценностью истины, моральная регуляция допускает возможность лжи. Ложь при этом остается злом, но оказывается наименьшим из зол. Поскольку сферы моральной и правовой регуляции пересекаются, возможны ситуации конфликта между моралью и правом. Для разрешения таких конфликтов следует понимать, что, в отличие от правовых обязательств, которые или есть, или нет, моральные обязательства градуируются по степени, в частности, в зависимости от отношения между субъектами по шкале «ближний – дальний». При этом, согласно аргументации автора, высшие моральные обязательства приоритетны в сравнении с правовыми.

Ключевые слова:мораль, право, ложь, сопереживание, договор

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-93-111

 

М.М. Рогожа.Запрет на ложь в этике поступка. Опыт прочтения эссе И. Канта «О мнимом праве лгать…» сквозь призму философии Х. Арендт

В статье кантовский запрет на ложь анализируется на материале полемики Р.Г. Апресяна и А.А. Гусейнова о природе морали. Возможность различения сфер индивидуальной и общественной морали обусловливает различные подходы к рассмотрению запрета на ложь как фактора морального действия. В статье этико-философские идеи И. Канта рассматриваются сквозь призму социально-политической позиции Х. Арендт. Арендт предложила рассматривать три вектора кантовских рассуждений о «человеческих делах»: род человеческий и его прогресс, человек как моральное существо и цель в себе, люди во множественном числе, целью которых является общительность. Просвещение дает возможность человеку освободиться от предрассудков и следовать Разуму, требования которого задают моральный закон. Моральный закон обязывает человека поступать по долгу, одной из конкретизаций которого и является запрет на ложь. На уровне действия кантовского автономного субъекта запрет на ложь конкретизируется в сознательных усилиях деятеля следовать абсолютному долгу. В ситуации с домохозяином следовать долгу – значит не лгать злоумышленнику о местонахождении друга. Альтернативой этому поступку является признание собственной моральной несостоятельности при любом другом выборе, который неизбежно продиктован склонностью. Однако абсолютный запрет на ложь в предельном своем воплощении устраняет способность деятеля различать добро и зло, снимая с него ответственность и позволяя укрыться за моральным законом. В пространстве человеческого взаимодействия люди выверяют правильность своих действий посредством суждений. В ситуации конфликтующих обязанностей деятель способен осознать все противоречия, вынести суждение и принять ответственность за сделанное, становясь в положение «не-алиби в бытии».

Ключевые слова:Иммануил Кант, Ханна Арендт, ложь, Просвещение, моральный закон, абсолютный запрет, способность суждения, общее чувство, общительность, обязанность

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-112-129

 

Г.Н. Мехед.Моральный абсолютизм и ложь во благо

В данной статье автор рассматривает проблему лжи через призму модельной ситуации, предложенной Кантом в трактате «О мнимом праве лгать из человеколюбия», обсуждение которой в 2008 г. стало катализатором непрекращающейся в российском этическом пространстве дискуссии. В повседневной жизни мы обычно руководствуемся логикой здравого смысла, в рамках которой мы постоянно нацелены на поиск компромисса. Поэтому бывает очень трудно переключиться на другую логику, логику бескомпромиссной морали, когда это необходимо для сохранения морального достоинства личности. Тем не менее демонстрировать бескомпромиссность в повседневной жизни может быть не тактично или даже бессердечно. Поэтому требование Канта и его сторонников говорить правду, и ничего кроме правды, в любой ситуации, даже тогда, когда злоумышленник, преследующий спрятавшегося в вашем доме друга, спрашивает о его местонахождении не соответствует обычным моральным интуициям. Для Канта главной ценностью является внутренняя цельность и моральная автономия субъекта, замкнутого лишь на самого себя, на свое ноуменальное, всеобще-человеческое основание. Краткий экскурс в спецификацию и типологию нормативно-этического абсолютизма, предпринятый автором, позволяет определить позицию Канта и его сторонников как абстрактный абсолютизм. В то же время, по мнению автора, отказ от жесткой позиции абстрактного абсолютизма по проблеме лжи не обязательно ведет к отказу от абсолютизма вообще, что продемонстрировано в рамках анализа альтернативных кантовской нормативно-этических позиций А. Гевирта и Н. Гейслера. В заключение автор касается вопроса о возможности совмещения негативно-абсолютистской и позитивно-консеквенциалистской позиции в рамках единой и непротиворечивой нормативно-этической доктрины.

Ключевые слова:этика, моральный абсолютизм, деонтология, консеквенциализм, ложь, Иммануил Кант, Абдусалам Гусейнов, Алан Гевирт, Норман Гейслер

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-130-143

 

 

КРУГЛЫЙ СТОЛ

 

Феномен универсальности в этике. Участники: Р.Г. Апресян, Д.О. Аронсон,О.В. Артемьева, Е.В. Демидова, Л.В. Максимов, Б.О. Николаичев,А.В. Прокофьев, К.Е. Троицкий

В докладе Р.Г. Апресяна и полемике вокруг него феномен моральной универсальности предстает в различных образах – как характеристика наиболее общего ценностно-императивного содержания различных моральных форм, противопоставляемого партикулярности обстоятельств и конкретных ситуаций, как особенное качество ценностей, обращенных посредством выражающих их требований к каждому, как особенное свойство суждений быть универсализуемыми, т. е. высказываться в предположении, что любой морально вменяемый человек в аналогичных обстоятельствах высказал бы аналогичное суждение. В разных контекстах и в разных интерпретациях универсальность может ассоциироваться с абсолютностью, объективностью, беспристрастностью, даже униформизмом, что, с одной стороны, вытекает из того или иного понимания морали, а с другой – становиться условием отношения к морали. Участники обсуждения стремятся к достижению большей терминологической точности в дискурсе универсальности и в более строгом определении границ понятий, используемых для отображения спектра значений проблемы универсальности. Их точная предметная фокусировка и концептуальная, в рамках этики (т. е. в соответствии с определенным пониманием морали) контекстуализация непременны, поскольку без соотнесения с понятием морали понятие универсальности не может обрести содержательно определенный вид. Как неоднородна мораль в своих проявлениях, так неоднородна и универсальность, по-разному проявляющаяся в разных сферах морали; в различных коннотациях универсальности отражается реальная разнородность и множественность самого этого феномена. Предлагаемые материалы круглого стола могут способствовать актуализирующему переосмыслению проблематики универсальности и ее специальному освоению в исследованиях морали и преподавании этики.

Ключевые слова:универсальность, универсализуемость, мораль, этика, беспристрастность, ценности, императивы, нормативно-дискурсивная коммуникация

DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-144-173

Источник iphras.ru

www.bogoslov.ru

Этическая мысль. 2014. Вып. 14.

 

Весь номер в формате PDF (2 MБ)

СОДЕРЖАНИЕ

 

ЭТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ

Максимов Л.В. Мораль в единственном числе

В статье отстаивается идея морального монизма, т. е. фактической единственности, безальтернативности кодекса норм и правил, содержание и функции которых обладают сущностными признаками морали. Показано, что концепция морального плюрализма, противостоящая монизму, зиждется главным образом на неоправданно расширительном понимании самого феномена морали, т. е. на произвольном включении в эту область множества иных, внеморальных ценностных принципов и регуляторов поведения.

Ключевые слова: мораль, этос, этика, единственность и множественность, монизм и плюрализм, абсолютизм и релятивизм, объективность и общезначимость

Гельфонд М.Л. К вопросу о соотношении морали и цивилизации

Статья посвящена осмыслению фундаментальной проблемы соотношения морали и цивилизации. Автор проводит классификацию и сравнительный анализ основных способов ее решения в истории европейской философии. Предметом исследования являются также современное состояние и перспективы развития человеческой цивилизации и нравственной культуры.

Ключевые слова: культура, цивилизация, философия, этика, мораль, моральный закон, нравственный идеал, наука, религия, идеология, общество, рациональность

Сыродеева А.А. Малое и большое: открывая другую сторону

Провоцируя вопрошание относительно большого и однозначного, неизменного и универсального, принцип малого время от времени упирается в собственные границы применимости и нуждается в поддержке со стороны большого, ибо сам зависим от случаев и контекстов, от исторического фона, на котором разворачивается. Как увидеть в малом большое, а в большом малое, как научиться жить с разным, тем самым расширяя поле возможного? Книга Натальи Автономовой «Философский язык Жака Деррида» помогает в поиске ответов на эти вопросы, обращая внимание на значимость апорийного напряжения и индивидуального жизненного опыта.

Ключевые слова: малое, конкретное, универсальное, всеобщее, разное, Другой, деконструкция, космополитизм, философия, права человека

Прокофьев А.В. Моральный абсолютизм и доктрина двойного эффекта в контексте споров о допустимости применения силы

В статье реконструирована история становления и подвергнута анализу нормативная релевантность доктрины двойного эффекта. В качестве основы анализа выступают этические споры о допустимости применения силы. Автор рассматривает доктрину двойного эффекта как одно из возможных оснований абсолютистской (деонтологической) этики силы. Последняя, с его точки зрения, представляет собой результат осмысления теоретиками-абсолютистами противоречий между общераспространенным нравственным опытом (моральным чувством) и ригористичной этикой ненасилия. Разграничение между намеренными и ненамеренными, хотя и предвиденными, дурными следствиями тех поступков, которые ведут к достижению блага, позволяет абсолютистам сузить сферу действия запрета на применения силы, то есть утверждать допустимость одних случаев причинения смерти, увечий и страданий, сохраняя за другими случаями статус абсолютно запрещенных. Однако, так как данное разграничение не является строгим и качественным, абсолютистская (деонтологическая) этика силы, опирающаяся на доктрину двойного эффекта, оказывается внутренне противоречивой.

Ключевые слова: мораль, этика, моральный абсолютизм, доктрина двойного эффекта, запрет на применение силы

ИСТОРИЯ МОРАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ

Апресян Р.Г. Проблема Другого в философии Аристотеля

Хотя Аристотель указывает на самодостаточность как существенный признак счастья-эвдемонии, Другой лице добродетельного друга признается им в качестве необходимого условия счастья.

Ключевые слова: Аристотель, Другой, philia, дружба, добродетель, счастье, самодостаточность

Зубец О.П. Об одном месте из «Никомаховой этики»

Статья посвящена отрывку из «Никомаховой этики» Аристотеля, вызывающему много споров: «…люди величавые помнят, кому они оказали благодеяние, а кто их облагодетельствовал – нет (облагодетельствованный-то ниже благодетеля, а они жаждут превосходства), притом величавые с удовольствием слушают о благодеяниях, которые они оказали, и недовольно – об оказанных им». В центре рассмотрения аристотелевское понятие поступка, основанное на идее полагания себя началом и своего поступка, и поступка друга.

Ключевые слова: Аристотель, поступок, благодеяние, Величавый, самодостаточность, дружба, полис

Гечмен Д. Концепция беспристрастного наблюдателя и проблема души–тела в философии Адама Смита

В статье анализируется рассмотрение Адамом Смитом проблемы души–тела в качестве социальной проблемы в то время, как традиционно ее исследуют в эпистемологическом контексте. В статье же показано, что в ходе исследования данной проблемы Смит, не игнорируя теоретического аспекта, использует также социальные и этические понятия. Объяснение Смитом интеллектуальных и телесных способностей в статье соотнесено с некоторыми философскими концепциями XX в. Показано использование Смитом концепции «беспристрастного наблюдателя», или совести как способности понимания и суждения, выступающей в качестве опосредующего звена между душой и телом. Однако для того, чтобы совесть могла выполнять данную роль, она должна быть свободной. В «коммерческом обществе», с точки зрения Смита, к этому существуют препятствия. В связи с этим в статье высказано предположение, идущее вразрез с доминирующей в философии интерпретацией творчества Смита, о том, что его мысль предполагает социально-утопическую перспективу, выходящую за рамки «коммерческого общества», в которой и люди и их совесть свободны. Такое общество (Смит отчетливо представлял его себе) описано как «открытое общество» «свободной коммуникации» и взаимного «доверия».

Ключевые слова: Смит, беспристрастный наблюдатель, душа, тело, совесть, «коммерческое общество», «открытое общество», социальная утопия

Аванесов С.С. Автономия воли: Кант и Шопенгауэр о бесцельности нравственного действия

В статье исследованы моральные учения Канта и Шопенгауэра о бесцельности нравственного действия как два «проекта» имперсональной этики, общей сутью которых является фундаментальная идея экзистенциальной автономии воли. Эта идея искажает суть нравственности и ставит под сомнение реальность субъекта нравственного действия. Это особенно очевидно, когда идея автономии индивида (у Канта) разворачивается в концепцию автономности мировой основы (у Шопенгауэра). Отрицая подлинность аксиологической мотивации человеческого поступка, данные «проекты» с необходимостью оказываются в оппозиции ко всем вариантам персоналистической этики.

Ключевые слова: этика, моральный субъект, автономия нравственной воли, мировая воля, Кант, Шопенгауэр

Сочилин А.А. Этический смысл различения Гегелем «моральности» и «нравственности»

В статье производится попытка прояснить этико-теоретические основания разделения Гегелем «морали» и «нравственности». Поскольку это разделение было произведено в рамках более общего проекта «абсолютной нравственности», формирование и детализация концепции «морали» и «нравственности» реконструируются в контексте идейных инвариантов этических взглядов Гегеля.

Ключевые слова: этика, этическая теория, понятие морали, нравственность, должное и сущее, философия Гегеля, немецкий идеализм, провиденциализм, религиозная этика

Белов В.Н. Этика в системе философского критицизма Германа Когена

Статья посвящена этическим построениям основоположника марбургской школы неокантианства Германа Когена. Опираясь на этические взгляды Канта, марбургский философ пытается преодолеть недостатки его этики: отсутствие морального закона и непроясненность характера связи логики и этики, теоретического и практического разума. Интерпретацией вещи самой по себе как идеи и добавлением к трансцендентальному методу метода чистоты Коген стремится установить более тесную связь логики и этики в своей философской системе, а также найти практическое априори и вывести основные этические понятия.

Ключевые слова: этика, Кант, Коген, система философии, трансцендентальный метод, практическое априори, моральный закон

Троицкий К.Е. Макс Вебер как Анти-Толстой

Работа ставит цель показать тесную связь формирования этической мысли Макса Вебера с его осмыслением жизни и работ Льва Толстого. Автор при этом ни в коем случае не утверждает доминирующее влияние Льва Толстого в формировании тех или иных этических идей Вебера. Автор делает утверждение относительно наличия связи между идеями Вебера и творческим наследием Толстого. Он дает также возможную идейную, биографическую и историческую перспективу, которая может быть более или менее полезной. Надо отметить, что Вебер полемизировал с тем Толстым, который был для него во многих отношениях идеальным типом или примером идеального типа. Это выражается в тех упрощениях и искажениях, которые допускает немецкий мыслитель по отношению к идеям Толстого. Отчасти это был спор Вебера с самим собой.

Ключевые слова: Макс Вебер, Лев Толстой, этика, ценности, этика ответственности, этика убеждения, акосмическая любовь, война, пацифизм, смысл жизни

Кашуба М.В. Этика в философских курсах профессоров Киево-Могилянской академии

В статье рассматриваются разделы этики философских курсов профессоров Киево-Могилянской академии первой половины XVIII ст. – Ф.Прокоповича, С.Калиновского, С.Кулябки, М.Козачинского и Г.Конисского. Выделены основные элементы этических разделов, проанализировано определение этики. В статье показано, что профессора Академии в своих курсах отталкивались от этического учения Аристотеля, что расценивается как проявление академического профессионализма.

Ключевые слова: этика, Киево-Могилянская академия, курсы философии, Аристотель, Прокопович, Калиновский, Кулябка, Козачинский, Конисский, профессионализм

Плотников Н.С. Очерк о феноменологической этике Д.И.Чижевского

В статье предпринята реконструкция основных аргументов, которые формулирует Д.И.Чижевский в своей незавершенной работе о критике формализма в этике. В центре внимания этической концепции Чижевского находится проблема онтологии индивидуального морального субъекта, которую он разбирает, опираясь на феноменологию Гуссерля. Этический формализм, т. е. обоснование этики на идее всеобщего закона, Чижевский подвергает критике с онтологической и логической точек зрения как учение, игнорирующее конкретное бытие личности в ситуации морального решения.

Ключевые слова: Зиммель, Гуссерль, Кант, Аристотель, этика, индивидуализм, личность, история понятия, персоналистическая онтология, формализм в этике, моральное сознание, всеобщий закон, индивидуальный поступок, принцип субсумации, габитус

Демидова Е.В. Отсутствие Другого в философии поступка М.М.Бахтина

 

Статья посвящена исследованию проблемы Другого в ранней додиалогической работе «К философии поступка» М.М.Бахтина. Раскрываются некоторые созвучия бахтинских прояснений человека мировым тенденциям в философии (не столько антропологии, но эпистемологии). Диалог невозможен в условиях сконцентрированности Бахтина на монологичности и эгоцентризме поступающего. Невыявленность и необособленность Другого из окружающего предметного мира не-Я позволяет говорить об отсутствии Другого в данной работе Бахтина.

Ключевые слова: М.М.Бахтин, поступок, Другой, монологичность, диалог, мораль, долженствование, единственный, Г.Коген

 

Об авторах

iphras.ru

---

Смотрите также

• 
  Уфимский журнал кушнаренково
• 
  Журнала искусство войны
• 
  Журнал кухонной мебели
• 
  Золотоордынское обозрение журнал
• 
  Журнал новости материаловедения
• 
  Журнал онлайн грузоперевозки
• 
  Теннис плюс журнал
• 
  Журнал робб репорт
• 
  Журнал подмосковный краевед
• 
  Душевный журнал манга
• 
  Журнал ева онлайн