Это интересно

  • ОКД
  • ЗКС
  • ИПО
  • КНПВ
  • Мондиоринг
  • Большой ринг
  • Французский ринг
  • Аджилити
  • Фризби

Опрос

Какой уровень дрессировки необходим Вашей собаке?
 

Полезные ссылки

РКФ

 

Все о дрессировке собак


Стрижка собак в Коломне

Поиск по сайту

Пропаганда научно популярный журнал


Еще раз о «советском интернете»

Еще раз о «советском интернете»

2013-02-02  Василий Пихорович Версия для печати

Еще раз о «советском интернете»

Употребление слов «еще раз» в заглавии этого материала нуждается в объяснении. Они стоят здесь только потому, что автору уже один раз приходилось критиковать подобный подход к оценке проекта ОГАС и идеям академика В.М. Глушкова. На самом деле, статья, которую мы разберем сегодня, написана гораздо раньше. Она была опубликована в  №7 журнала "Родина" за 2007 год, называется «Почему не заработал советский Интернет?» и написана кандидатом экономических наук Виктором Бондаревым.

Мы решили подробнейшим образом разобрать эту статью отнюдь не потому, что представленная в ней критика проекта ОГАС и идей Глушкова кажется нам более глубокой, чем в статье В.Геровича, а потому, что сам характер этой, с позволения сказать, критики таков, что оставлять ее без ответа нельзя, несмотря на то, что «срок давности» ее, казалось бы истек.Принимая во внимание то, что предполагается обильное цитирование, в целях сделать чтение более удобным, цитаты будем выделять курсивом.  

Итак, первая длинная цитата призвана продемонстрировать сам характер критики:

«Сегодня многим кажется, что объявленная Никитой Сергеевичем Хрущёвым в 1961 году программа строительства коммунизма была просто глупостью. Но давайте вспомним, что уже весной 1961 года в космос отправился Гагарин, а осенью на Новой Земле была взорвана самая мощная в истории человечества 50-мегатонная водородная бомба. И вовсю летали пассажирские Ту и Илы. Тогдашние советские компьютеры и особенно БЭСМ практически не уступали заморским, более того, они были оригинальны по своим технологическим решениям. СССР проявил себя реальным лидером в сфере самых высоких технологий! А темпы экономического роста СССР на рубеже 1960-х составляли 8-10 процентов (сейчас такие у Китая). И если бы экономика в последующие 20 лет развивалась по прежней траектории, то уж Америку-то и впрямь бы догнали...

Однако наряду с этим было и другое: при социализме постоянно возникали разного рода сложнейшие проблемы, а власть изобретала разные панацеи от них. Одна из самых известных - попытка Хрущёва поднять сельское хозяйство с помощью тотальных посадок кукурузы, «царицы полей». В брежневское время подобной «царицей» (она же панацея) стала кибернетика - во всех ведомствах и министерствах, союзных республиках и крупных городах, на всех крупных предприятиях создавались АСУ - автоматизированные системы управления, которые и стали материализацией идей кибернетики».

Подобного рода «критика» очень распространена в Интернете и носит название «троллинга». Точнее, в данном случае лучше говорить о «кащенизме», последователи которого, в отличие от обычных «троллей», не используют ненормативную лексику, отчего кому-то может показаться, что они ведут серьезный разговор по делу, а имеют целью развалить этот разговор и устроить «травлю» (специальный термин «кащенитов») того, кто (или что) им по каким-то причинам не нравится. Передергивания, наклеивание ярлыков, противопоставление «окащеняемых» между собой по совершенно побочным признакам с целью представить их как врагов и сделать таковыми, авторитетное изречение глупостей, намеренное смешение истины и лжи - это только некоторые из их приемов.

Вот и здесь мы имеем дело с такими же методами, хотя автор, возможно, и слова «кащенит» никогда не слышал. В данном случае он избрал объектом своей, с позволения сказать, критики проект ОГАС, кибернетику и В.М. Глушкова. Для начала он перечислил реальные достижения СССР, чтобы смешать с грязью кибернетику, сравнив ее  с «попыткой поднять сельское хозяйство с помощью тотальных посадок кукурузы».

Уже в самом начале статьи идет фраза:

«Коммунизм, Кукуруза, Космонавтика, Кибернетика» - эти слова в советской истории взаимосвязаны».

Как они взаимосвязаны? Что плохого видит автор в любом из них, в том числе и в кукурузе? Это не объясняется. Потому, что автора не интересует, в чем суть истории с кукурузой. Она ему понадобилась исключительно для того, чтобы сформировать у читателя негативное отношение к кибернетике в СССР, поэтому он их и сравнивает настоятельно.

«Триумф советской кибернетики произошёл на XXIV съезде КПСС в 1971 году. В докладе Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина была поставлена задача, не уступавшая по масштабу кукурузосеянию: «Благодаря преимуществам социалистической системы хозяйствования, позволяющей управлять экономическими и социальными процессами в масштабе всей страны, широкое применение электронно-вычислительной техники поможет усилить обоснованность наших планов и найти оптимальное для них решение. Вычислительные центры созданы в Госплане, Госснабе, ЦСУ, ряде других ведомств. За пятилетие намечено ввести в действие более 1600 автоматизированных систем управления предприятиями и организациями промышленности и сельского хозяйства, связи, торговли и транспорта. Наше плановое хозяйство позволяет создать общегосударственную систему сбора и обработки информации для учёта, планирования и управления народным хозяйством на базе государственной системы вычислительных центров и единой автоматической сети связи страны» (сокращённо её называли 0ГАС).

В техническом отношении это, по сути, была задача создания советского Интернета - в единое информационное пространство объединялись все административные и хозяйственные объекты».

На самом деле, не нужно быть большим специалистом, чтобы даже из приведенной автором цитаты из доклада А. Н. Косыгина увидеть, что задача, поставленная в нем, не имеет ничего общего с Интернетом. Где и когда перед Интернетом ставилась задача «усилить обоснованность наших планов и найти оптимальное для них решение»?  Кому придет в голову мыслить Интернет как «общегосударственную систему сбора и обработки информации для учёта, планирования и управления народным хозяйством»? Да и вообще, какое отношение может иметь Интернет к системам «управления предприятиями и организациями промышленности и сельского хозяйства, связи, торговли и транспорта»?

С другой стороны, что плохого видит автор во внедрении автоматизированных систем управления предприятиями и организациями промышленности и сельского хозяйства, связи, торговли и транспорта? Что такого ужасного он увидел, скажем, в автоматизированной системе резервирования билетов на авиалиниях «Сирена-1», которая была внедрена через год после доклада Косыгина? Или он серьезно готов утверждать, что автоматизированные системы управления движением на железнодорожном транспорте ухудшили его работу? Или он считает, что не нужно было вводить автоматизированные системы управления дорожным движением, перевести светофоры в городах обратно на ручной режим управления или вообще вернуть на перекрестки регулировщиков? Или он может оспорить показатели экономического эффекта от внедрения АСУ на предприятиях и в отраслях?

Не может и не собирается, поскольку его не интересует, что происходило в  сфере внедрения автоматизированных систем управления в действительности. Он уже придумал слово для обозначения этого процесса, которое, на его взгляд, исчерпывающе его характеризует. Это слово «асунизация». Не исключено, что ради этого «красного словца» вся статья и писалась. Под него будут подгоняться факты, истолковываться идеи, характеризоваться участники событий.

Притом все это автор будет делать крайне грубо, топорно, не заботясь даже о том, чтобы не противоречить самому себе, не говоря уж о том, чтобы заботиться об исторической правде. Вот первый пример.

«Что ещё существеннее - реализация всего перечисленного означала построение коммунизма, поскольку, в отличие от Интернета с его свободой и сетевыми структурами, здесь предполагалась жёсткая централизация. «Всё общество будет одной конторой и одной фабрикой», - указывал вслед за Энгельсом Ленин в «Государстве и революции»».

Как введение в действие «более 1600 автоматизированных систем управления предприятиями и организациями промышленности и сельского хозяйства, связи, торговли и транспорта» (а больше ничего ни в докладе Косыгина, ни в статье перечислено не было) могло означать построение коммунизма - одному автору известно. К слову сказать, как раз никакой централизации эти АСУ не предполагали, о чем автор прекрасно знает и несколько позже в этой же статье напишет, что даже к 1980 году «уровень унификации был невысок, каждая АСУ была, по сути, уникальной системой». Но это будет потом, а пока автор пеняет создателям советских АСУ, что ими «в отличие от Интернета с его свободой и сетевыми структурами, здесь предполагалась жёсткая централизация». И ему неважно, что в 1971 году не было Интернета с его «свободой и сетевыми структурами», а поэтому и отличия никакого быть не могло.

Но дальше - больше:

«Появление компьютеров, как казалось некоторое время советским технарям, создаёт условия для того, чтобы эта фабрика действительно заработала как единое целое. Асунизация всей страны была, наверное, последней коммунистической утопией, которую восприняли всерьёз.

Основные задачи, перечисленные выше, были повторены в документах XXV и XXVI партийных съездов! Три пятилетки мы строили кибернетический коммунизм».

Дальше идет сноска, в которой сообщается, что автор принимал в «строительстве кибернетического коммунизма» непосредственное участие, работая во ВНИИ проблем организации и управления ГКНТ СССР.

Нам сложно судить, что там строил автор, работая во ВНИИ проблем организации и управления ГКНТ, но то, что сейчас он пишет на одной странице одно («предполагалась жесткая централизация»), а на другой ровно противоположное («уровень унификации был невысок, каждая АСУ была, по сути, уникальной системой») - очевидно.  

Не знающий особенностей психики типичного бывшего советского интеллигента читатель мог бы даже заподозрить, что у автора нечто вроде раздвоения личности, осложненное потерей даже краткосрочной памяти. Но мы то знаем, что у него совершенно другой «диагноз» - патологическая ненависть ко всему советскому, которая застилает глаза, отшибает память и просто затмевает рассудок. Такому критику совершенно неважно, в чем обвинять советскую власть - в предполагаемой жесткой централизации автоматизированных систем или в отсутствии таковой. Главное - обвинять. Кстати, это всего лишь обратная сторона многолетней привычки все той же интеллигенции хвалить советскую власть за все подряд. Как было метко подмечено в одной карикатуре 90-х годов, «Прошла весна настало лето - спасибо партии за это» поменялось на «Прошла весна, настало лето - позор компартии за это». То есть, ничего, по сути, не поменялось.  

Разумеется, что человек с таким «диагнозом» в статье о кибернетике не мог не повторить ритуальных обвинений в адрес партийного руководства и, в частности, идеологов по поводу гонений на эту самую кибернетику. На время он просто позабыл, что его собственная статья имеет своей целью не что иное как развенчание этой самой кибернетики. Но ему, разумеется, можно.   

Когда ругаешь СССР, вообще можно все. Например, в этой статье мы встречаем подзаглавие «ИЗ «ПРОДАЖНЫХ ДЕВОК» - В ФАВОРИТКИ». Поскольку я привык, что обычно «продажную девку» вспоминают, когда говорят о «гонениях на генетику», решил проверить свои знания в этой специфической области. И вот что я обнаружил в Википедии:

««Генетика - продажная девка империализма» - фраза, принадлежащая писателю-сатирику Александру Хазину, содержится в его пьесе «Волшебники живут рядом» (1964).[1]

В СМИ можно встретить утверждения,[2][3] что данная фраза была сказана Т. Д. Лысенко. Иногда «уточняют», что произошло это на сессии ВАСХНИЛ 7 августа 1948 года. Примером может служить статья[4] обозревателя «РИА Новости» Татьяны Синицыной «Генетика: „прекрасная дама" вместо „продажной девки"»:

«...Трофим Лысенко бросил в зал такие слова: «Генетика - продажная девка империализма... Настоящая сессия показала полное торжество прогрессивного мичуринского направления над реакционно-идеалистическим морганизмом-менделизмом». Его речь, громившую генетику, зал поддержал бурными аплодисментами. И только немногие склонили головы от стыда и отчаяния. Генетика была провозглашена «лженаукой» и скрылась с научного горизонта страны на целое десятилетие.Аналогичные фразы встречаются и в адрес кибернетики».

То, что эти фразы были были выдуманы не противниками генетики и кибернетики, а приписаны им ее будто бы защитниками десять лет спустя, никакого значения, конечно, не имеет.

Да и какое значение могут иметь фразы, если даже с общеизвестными фактами автор обращается крайне своеобразно? Например, он пишет:

«Кибернетику всегда связывали с компьютерами. Напомню, однако, что книга Норберта Винера «Кибернетика или управление и связь в животном и машине» появилась в 1948 году и была опубликована в СССР в 1958-м».

На самом деле, книга Винера была переведена в СССР в 1949 году (то есть, очень оперативно), и советские специалисты имели возможность познакомиться с ней, о чем автор мог легко узнать из статьи Д.А. Поспелова, на которую он ссылается. Но этот факт автор легко обходит употреблением слова «опубликована». Ведь в 1949 она и впрямь не была доступна широкой публике, а только специалистам.

Дальше идет перечисление советских успехов в области вычислительной техники:

«В нашей же стране первую вычислительную машину - МЭСМ (на основе которой появился БЭСМ) разработал коллектив, возглавляемый С. А. Лебедевым, в Киеве в 1951 году. Стоит отметить, что Институт точной механики и вычислительной техники АН СССР был организован в 1948-м. А через четыре года в МГУ создаётся кафедра вычислительной математики, для студентов и аспирантов которой в 1952/53 учебном году выдающийся математик А. М. Ляпунов впервые прочитал курс «Принципы программирования». По сути, ещё до появления кибернетики в стране активно развивались исследования в той же сфере. Чаще их связывали с «прикладной математикой»».

И буквально сразу за этим победным списком положенная «ложка дегтя»:

«В «Кратком философском словаре» (1954) в статье «Кибернетика» эта отрасль была определена как «реакционная лженаука, возникшая в США после Второй мировой войны и получившая широкое распространение и в других капиталистических странах; форма современного механицизма».

Однако наступала оттепель, и вместе с генетикой, которая фигурировала «как продажная девка империализма» (оказывается, автор знает, что «продажной девкой» именовали отнюдь не кибернетику; не удивлюсь, если окажется, что он знает и то, кто именно ее так поименовал, но, тем не менее, употребляет эти привычные «мантры» - В.П.) кибернетика образовала весьма сильную связку. Но, в отличие от ситуации в биологии, с новой наукой получилось всё-таки иначе».

Спросить бы автора, какая это «отрасль» была определена как «реакционная лженаука»? Неужели та, успехи которой он только что перечислил? Выходит, что у руководство СССР всячески содействовало развитию «реакционной лженауки»?! Видимо, у него тоже была шизофрения?

Нет, автор сам это не утверждает. По всем правилам кащенизма, он предоставляет такой вывод сделать читателю самостоятельно. Вот как он подводит его к такому выводу:

«Впрочем, главная причина последующей борьбы и победы кибернетики всё-таки материальная: потребности оборонки в новой технике были огромны, расчёты по атомной бомбе, ракето- и самолётостроению, космическим полётам объективно требовали других, более совершенных информационных технологий, чем арифмометры. Идеологи могли запрещать, но не могли ничего предложить. Не случайно все первые публикации по кибернетике делались представителями оборонной науки, а крёстным отцом советской кибернетики стал адмирал, инженер, академик Аксель Иванович Берг, занимавший пост замминистра обороны».

Мы здесь не будем останавливаться на утверждении о том, что «все первые публикации по кибернетике делались представителями оборонной науки», хотя на самом деле, кроме А.И. Китова, представителей «оборонной науки» среди авторов первых публикаций о кибернетике в СССР будет раз-два и обчелся. Мы рассмотрим более детально утверждение о том,  что «идеологи могли запрещать, но ничего не могли предложить». Автор не указывает, о каких идеологах идет речь, а также, что именно они запрещали. Он, видимо, не чувствует необходимости указывать, поскольку уверен, что идеологи в СССР во всем виноваты изначально. Но если мы возьмем и прочитаем самую знаменитую «антикибернетическую» статью в СССР «Кому служит кибернетика», опубликованную в майском номере «Вопросов философии» за 1953 год, то мы обнаружим на этот счет следующее:

«Применение подобных вычислительных машин имеет огромное значение для самых различных областей хозяйственного строительства. Проектирование промышленных предприятий, жилых высотных зданий, железнодорожных и пешеходных мостов и множества других сооружений нуждается в сложных математических расчетах, требующих затраты высококвалифицированного труда в течение многих месяцев. Вычислительные машины облегчают и сокращают этот труд до минимума. С таким же успехом эти машины используются и во всех сложных экономических и статистических вычислениях...».  

А в самой первой строчке этой статьи объясняется, что критикуется здесь кибернетика как социологическая теория. Выходит, что В. Бондареву разоблачать кибернетические, как он их называет, «утопии» можно, а «советским идеологам» - ни-ни.

А теперь о самих этих «идеологах». Вот свидетельство Э. Кольмана - одного из самых видных борцов против «запрета кибернетики», впоследствии эмигрировавшего из СССР и писавшего эти строчки далеко за его пределами:

«В 53 году мы отдыхали на Северном Кавказе, в милом приморском селении Архипо-Осиповке, "дикарями". Избрали мы это место по рекомендации моего старого друга, порядочного и добрейшего человека, Колбановского. Он проводил здесь уже не одно лето. Мы сняли комнату у местных жителей. И вот однажды вечером, проходя мимо дома, в котором поселился Колбановский, я услышал оттуда характерный стук пишущей машинки. Встретив на следующий день Виктора Николаевича, я спросил его, над чем это он работает. Он принес мне свое произведение. Это был острый памфлет, направленный против "некой" новейшей "лженауки" американского происхождения. По его словам, дело шло о "дезинформации", сплошной мистификации". Из этой статьи, предназначенной для "Вопросов философии", я впервые узнал о существовании этой дисциплины, названной "кибернетикой"...

Прочитав эту статью, я сказал Колбановскому примерно следующее: "Виктор, как же ты написал такое? По образованию ты медик, психолог, и работу Винера не читал. И неужто ты серьезно думаешь, что американские дельцы стали бы тратить миллионы на создание электронных машин, являющихся одной лишь фальшивой бутафорией? ...Нет, дорогой Виктор, послушайся меня, не публикуй эту статью".Но он не прислушался к моему предупреждению. Статью "Кому служит кибернетика?" он напечатал в "Вопросах философии", №5 за 53 год, но все же, должно быть, осторожности ради, не поставил под ней свою подпись, а псевдоним "Материалист"...»

Таким образом, злым «идеологом» на самом деле оказался медик, психолог по образованию, «старый друг, порядочный и добрейший человек».

Если бы уважаемый критик интересовался вопросом, о котором он пишет, он очень легко мог бы найти эти строчки в воспоминаниях Э. Кольмана. Но ему не нужно знать, как было на самом деле. Он и сам прекрасно знает, что никто кибернетику в СССР не запрещал, а уж вычислительную технику и подавно. Мало того, очень быстро запретили высказываться против кибернетики, о чем, автор сам же и пишет:

«В борьбу за кибернетику сразу же включились крупные учёные-математики, выдающиеся специалисты А. А. Ляпунов, А. А. Марков, А. Н. Колмогоров, Л. В. Канторович. Уже через год агрессивный текст статьи «Кибернетика» при допечатке в 1955 году тиража «Философского словаря» был исключён. Борьба против кибернетики была в основном закончена, люди, отстаивавшие новую науку, победили.

В Московском, Ленинградском и Киевском университетах началась подготовка специалистов по вычислительной математике, а в ряде технических вузов появились курсы по вычислительной технике. Затем стали открываться кафедры вычислительной техники или вычислительных машин. Свидетельством окончательного официального признания кибернетики стала статья «Кибернетика» в 51-м томе второго издания Большой советской энциклопедии, написанная Колмогоровым. Затем пошёл просто поток литературы на кибернетическую тематику.

В 1959 году увидело свет Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об ускорении и расширении производства вычислительных машин и внедрении их в науку и народное хозяйство...»

Но все это была, так сказать, присказка. Главным героем разбираемой «сказки» является академик Виктор Михайлович Глушков.В лучших традициях современной публицистики он называет подраздел, посвященный деятельности этого великого ученого с мировым именем, члена четырех иностранных академий, удостоенного медали «Пионер кибернетики» - самой престижной награды в области компьютерных наук - «ГЕНИЙ АСУНИЗАЦИИ».

Не правда ли, остроумно, демократично? И, главное ... вполне безопасно. Ведь мертвые не только «сраму не имут», они и по морде не могут съездить. А живым что? Им наплевать. Редактору «Родины», видимо, даже понравилось.

Тем более, что дальше автор принимается даже как бы хвалить своего героя:

«Виктор Михайлович Глушков - ключевая фигура отечественной кибернетики. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР. Главным материальным результатом его интеллекта и воли была мощнейшая волна - создание АСУ всех видов и направлений».

На самом деле - это очевидная ложь. «Всех видов и направлений» АСУ в Советском Союзе было сотни, и сам автор позже напишет, что занимались ими «около 500» научных и конструкторских учреждений, в которых работало «не менее 200 тысяч человек».

Понятно, что и эти цифры вряд ли имеют под собой документальное основание, но нужно быть очень смелым писателем, чтобы на одной и той же странице приводить эти цифры и объявлять создание «АСУ всех видов и направлений» материальным результатом интеллекта Глушкова. Или, второй вариант, нужно быть «кащенитом». Специально похвалить - и чем более бессмысленно, тем лучше, пусть «окащеняемый» сам потом оправдывается - чтобы потом удобнее было облить грязью.

Притом, грязь, которую автор в следующих строках выльет на академика В.М. Глушкова тоже весьма характерна:

«Высокопрофессиональный математик, Глушков оказался гениальным пиарщиком и продюсером», пишет В. Бондарев».Напиши он нечто такое о современном деятеле - это была бы необычайная похвала, означающая, что этот деятель есть великий организатор. Но, поскольку это сказано о деятеле советском, то эти же слова - клеймо, означающие, что он подлец.  И В. Бондарев прекрасно понимает эту тонкость, поэтому и употребляет именно эти слова, а не слова «великий организатор», которые были бы в данном месте очень подходящими и полностью подтверждались бы тем, что он дальше пишет о В.М. Глушкове«Работы по созданию АСУ на базе отечественных универсальных цифровых вычислительных машин были начаты по его инициативе в 1963-1964 годах. Первой в СССР системой для предприятия с крупносерийным характером производства стала АСУ «Львов», внедрённая на Львовском телевизионном заводе «Электрон». В конце 1960-х - начале 1970-х под руководством академика была создана типовая система «Кунцево», внедрённая на Кунцевском радиозаводе. Благодаря его инициативе принимаются решения о том, чтобы 600 систем, разрабатывавшихся для машиностроительных и приборостроительных предприятий девяти оборонных министерств СССР, были построены на основе «Кунцево»».

Нужно заметить, что система «Кунцево» на самом деле так и не была полностью внедрена на Кунцевском радиозаводе, хотя на ее основе действительно был построен целый ряд АСУ для предприятий оборонного комплекса.

«Новый этап в развитии АСУ пришёлся на вторую половину 1970-х годов и 1980-е годы. Началась эпопея с созданием вышеупомянутого ОГАС на основе Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 8 октября 1970 года. Это был грандиозный по масштабам социально-научный эксперимент, длившийся три пятилетки, главным мотором, идеологом и руководителем которого и стал Глушков. К 1980 году были введены в строй 5097(!!!) АСУ организационного типа, в том числе и для высших органов управления. В Госплане был АСПР, в ЦСУ - АСГС, в ГКНТ - АСУНТ и т. д. Практически все предприятия с численностью более 5000 работающих имели свои автоматизированные системы. Около 500 НИИ и КБ специализировались на разработках в области автоматизации; поскольку уровень унификации был невысок, каждая АСУ была, по сути, уникальной системой. В этом (как потом оказалось сизифовом) труде участвовало не менее 200 тысяч человек. Сформировалась также система подготовки кадров всех уровней - от высшего образования до подготовки специалистов высшей категории.Конечно, были получены кое-какие новые результаты. Но реального, не бумажного эффекта не было. Номенклатурный советский чиновник, подключённый к компьютеру, был столь же неэффективен, как и его коллега без ЭВМ...»

Это просто великолепное место: «Конечно, были результаты, но реального эффекта не было».

Еще лучше обоснование этой мысли: «Номенклатурный советский чиновник, подключённый к компьютеру, был столь же неэффективен, как и его коллега без ЭВМ...» Неэффективен по сравнению с кем? Наверное, по сравнению с мечтой автора. Вряд ли кто-то рискнет утверждать, что сегодняшний российский чиновник эффективней советского. Я не знаю, в каких единицах автор измеряет эффективность чиновников, но фактом остается то, что «неэффективний советский чиновник» худо-бедно обеспечивал СССР прочное второе место в мире по промышленному производству, в то время как сегодня при увеличившемся в несколько раз чиновничьем аппарате Россия скоро будет вытеснена из первой десятки.

Но автора это мало волнует. Он продолжает клеймить тех советских ученых, которые, тоже считая существующую в то время в СССР систему управления экономикой  недостаточно эффективной, пытались ее улучшить путем внедрения последних достижений науки и техники:

«По своим прямым результатам асунизация управления промышленностью в конечном итоге оказалась такой же «кукурузой», как и затея Хрущёва. Были затрачены колоссальные средства, а эффект от совершенствования управления отсутствовал полностью - экономика тормозила от года к году, и в 1980-е рост остановился вообще».

Автор, к сожалению, не указывает, какие именно средства были затрачены на внедрение АСУ и откуда у него данные о том, что эффект от совершенствования управления отсутствовал полностью. Есть подозрение, что с никакими данными он даже не пытался познакомиться. Ведь достаточно ему было бы заглянуть хотя бы в Википедию, чтобы увидеть, что его утверждения не соответствуют действительности. Так, согласно этому ресурсу, среднегодовой рост национального дохода в СССР за 1981-1986 годы составил 3,5%. Рост ВВП США в 80-е годы составил в среднем 3,0% в год. Если же взять те годы, о которых пишет автор, то есть когда действительно массово внедрялись АСУ, то мы получим нечто ровно противоположное его утверждениям: в 1966-1979 гг. среднегодовые темпы роста национального дохода в СССР составляли 6,1 % (США 3,1 %, Японии 7,4 %, ФРГ 3,4 %, Франции 4,4 %, Великобритании 2,2 %).

Но скажу честно, что вряд ли бы стоило тратить время на эту статью, если бы в ней не было и довольно ценных мыслей и фактов, далеко выходящих за пределы рутинной антисоветчины. Вот одна из таких мыслей:

«Кибернетика стала брэндом, под которым в СССР внедрялась западная экономическая теория. В ответ на претензии по поводу «отхода от марксизма» здесь явно или неявно звучало обвинение в мракобесии, - мол, это при Сталине были «лженауки» и «продажные девки», а вот теперь происходит прогресс. «Метастазы» кибернетики поражали одну отрасль за другой. Лидировали экономика и биология.

В 1963-м создаётся целый институт - Центральный экономико-математический (ЦЭМИ). Именно здесь под флагом экономической кибернетики разрабатывается С0ФЭ - система оптимального функционирования экономики, то есть определённая теория с развитым математическим аппаратом, позволяющим оптимизировать экономические решения. Неслучайно в числе ведущих экономистов перестройки оказались академики Станислав Шаталин и Николай Петраков, работавшие именно в этом институте. ... Кстати, одна из ведущих неформальных организаций - клуб «Перестройка» - тоже базировалась в ЦЭМИ.

Уже в 1964-м появляется на русском языке, правда только для научных библиотек, содержащий основы математической экономики и популярнейший американский учебник Пола Самуэльсона, своего рода «Капитал» для экономистов-математиков».

А вот еще одна цитата в том же роде:

«Победа кибернетики в общественном сознании позволила советским экономистам постепенно уходить от марксизма или, по крайней мере, производить некие теоретические гибриды. Появление вычислительной техники объективно потребовало формализации экономических знаний, и, поскольку на Западе математические методы в экономике, прежде всего в теории, использовались очень давно, они стали осваиваться в советских НИИ и на кафедрах.

В отличие от философии и других гуманитарных наук, где идеологическая цензура ограничивала зарубежные публикации, под вывеской «экономико-математические методы» было опубликовано большинство ведущих западных работ XX века».

Вряд ли это отличие можно назвать таким уж кардинальным. Если даже труды западных философов печатали в СССР чуть меньше, чем экономистов (хотя на самом деле печатали, особенно, представителей так называемой логики и методологии науки, не говоря уж о философских писаниях известных западных ученых типа Гейзенберга), то под видом так называемой критики буржуазной философии их взгляды популяризировали гораздо шире, чем это делалось у них на родине.   

«Другим направлением, родственным кибернетике, стало широчайшее распространение теорий, связанных с управлением: сетевое планирование, теория управления, прогнозирование, системные исследования, исследование операций и т. п. Особую же роль сыграли научные разработки в военном секторе экономики Запада. Ими зачитывались и их активно цитировали как образец передовой науки. В СССР практически на всех руководящих постах трудились инженеры по образованию, и им был чрезвычайно близок технократический проектный подход. Казалось, что если заменить «план» «программой», если заимствовать у Запада систему постановки целей с последующим развёртыванием их в систему задач, где возможны поиски оптимума, то что-то изменится, станет обоснованней и эффективней. Последние двадцать лет советского времени широко использовались такие инструменты управления, как «программы» - научно-технические, комплексные, а то и просто общенародные (типа продовольственной и жилищной). И всё это, подчёркиваю, было напрямую связано с кибернетикой. Те же авторитеты, те же технологии».

Здесь автор очень верно отмечает, что в СССР, особенно в среде руководства, в том числе и научного, в последние десятилетия господствовала мода на западные теории управления. Но с кибернетикой это можно связать разве что путем «подчеркивания». К этому времени на Западе кибернетики или уже давно не существовало как отдельной науки или она перешла на маргинальное положение. Что же касается СССР, то здесь далеко не все сторонники кибернетики были приверженцами западных теорий управления. И уж точно не был таковым В.М. Глушков, которому автор безапеляционно приписывает роль примирителя этих западных теорий и советской практики планирования:

«Правда, возникали трудности. У Мольера Журден обнаруживает, что он говорит прозой. После появления кибернетики те, кто изучал экономику, а также продвинутые начальники узнали, что они занимаются УПРАВЛЕНИЕМ. Это слово сегодня кажется обычным и затёртым от частого употребления. Но в советских условиях главным всё-таки было ПЛАНИРОВАНИЕ, и вовсе не случайно главным хозяйственным органом был ГОСПЛАН: руководство народным хозяйством означало составление плана, организацию его выполнения, контроль и учёт. Появление «западных» методологических кунштюков создало проблему. Надо было как-то примирить ведущую роль ГОСПЛАНА и планирования с кибернетическим УПРАВЛЕНИЕМ как главной теоретической функцией. Те, кто работал на Госплан и разрабатывал автоматизированную систему для этого комитета, не могли признать никакой общей функции под названием «Управление» - потому-то здесь и разрабатывали Автоматизированную систему плановых расчётов (в АСПР нет слова управление!). Потому-то и вышеупомянутая ОГАС создавалась для «управления и планирования». Только так удалось совместить привычные термины и практику, только так можно было изъясняться в системе, где ведущим всё-таки был ГОСПЛАН».

Сравните сами, насколько это «совместимо» с точкой зрения самого Глушкова:

«Трезво говоря, АСУ в масштабе предприятия - и для нашей, и для мировой практики - уже не диво. Действуют и более крупные автоматизированные системы: у нас - отраслевые, за рубежом - обслуживающие суперконцерны, которые по объемам производства сравнимы с некоторыми нашими отраслями. Однако на Западе нет ничего, что было бы сравнимо с поставленной съездом задачей создать государственную, общесоюзную систему автоматизированного управления всем народным хозяйством. Нигде, ни в одной капиталистической стране об этом не может быть и речи. Невозможно практически. Несовместимо с частной собственностью, коммерческой тайной. Сами посудите... Какой предприниматель откроет национальной информационной системе свои планы и расчеты? «Секрет фирмы!» Откроешь его в интересах планирования, а взлелеянную тобой идею украдет конкурент. Предприниматели недаром стараются свои планы засекретить, а чужие секреты выслеживают, крадут - тоже с помощью электроники, но только это уже электроника не информационная, а диверсионная».

Здесь мы пропускаем большой кусок статьи, поскольку он не имеет непосредственного отношения к нашему предмету и приведем только окончание:

«Кибернетический бум оказался строительством пирамиды, которая рухнула, не оставив следов. ОГАС стал новой Вавилонской башней.

Сегодня есть только ИНФОРМАТИКА. Но вот исторический парадокс - АСУ вновь в моде, как и тридцать лет назад.«Волна автоматизации накрывает всё новые предприятия самых разных отраслей. Компании переходят к автоматизации более специальных задач», - читаем в «Коммерсанте» от 27 февраля 2007 года.

А может, и не зря был весь этот кибернетический бум?»

Вот в этом вся суть современного либерального подхода к оценке научных и технических достижений советской эпохи. Сначала будто бы признать, что они были, поскольку нельзя же не признать очевидное. Потом все эти достижения и люди, их добившиеся, обильно поливаются грязью, и делается вывод о том, что все это было напрасно, поскольку ничего хорошего в Советском Союзе быть не могло в принципе. Мало того, если что-то было на Западе, то это хорошо, а если такое же, или даже лучшее, было в СССР, то это очень плохо.

Ну и в самом конце, когда основная задача по «окащенению» выбранного предмета выполнена, можно снова вернуться к действительности, с точки зрения которой критика кибернетики выглядит не слишком адекватно, и с деланным удивлением, со ссылкой на какой-нибудь «Коммерсант», заявить:«А может, и не зря был весь этот кибернетический бум?»

Мы с огромным удовлетворением ответим им на этот, в общем-то, риторический вопрос - не беспокойтесь, «кибернетический бум» был не зря, и академик Глушков, и тысячи его единомышленников, и миллионы людей той эпохи трудились не зря.

Зря стараются те, кто пытается рассматривать то великое время, когда рождались великие мечты и делались великие дела, со своей весьма специфической точки зрения, которая требует все великое принижать, а все мелкое раздувать до непомерных масштабов.

Это не значит, что та эпоха, или, скажем, наследие Глушкова, не подлежит критике. Не только подлежит, но и крайне нуждается в ней, как и все, что нуждается в продолжении и дальнейшем развитии. Но критика должна быть достойной своего предмета, иначе она автоматически превращается в самокритику, точнее - в саморазоблачение.   Для того, чтобы критиковать, нужно подняться (хотя бы в теории) до уровня того, что (или кого) критикуешь, и даже пройти немножко дальше.

Увы, то чего «достигли» мы за последние десятилетия как на практике, так и в теории, делает наследие В.М.Глушкова неуязвимым для критики с нашей стороны на ближайшее время.

история наука дискуссия общество

propaganda-journal.net

Закончится ли кризис в науке?

Закончится ли кризис в науке?

2009-10-22  Надежда Жолобак Версия для печати

Наука является продуктом развития общества и очень четко отражает в себе все этапы становления понимания и взаимодействия человечества с окружающим его миром. И тогда, когда общественное развитие тормозится, наука тоже не может двигаться вперед. Остаточные инерционные тенденции еще могут сохраняться определенное время, но ничего нового возникнуть не может. Наблюдаемый сегодня кризис в науке является только частью всеобщего системного кризиса.

Формы, которые принимают отношения в мире науки, поскольку они являются надстройкой, снятыми формами сложившихся общественных отношений, в своем превращенном виде являются еще более уродливыми, чем то общество, которое породило их.

Во-первых, нужно отметить, что существующие общественные отношения требуют даже не развития науки как таковой, а максимальной выгоды от результатов научных изысканий при минимуме капиталовложений. Этот подход в своей сущности содержит, как обязательное и необходимое условие, закономерное возникновение различных лженаучных течений, обещающих именно все то, что от них требуют, лишь бы получить за это «всеобщий эквивалент». Растут как грибы после дождя различные «открытия», обещающие энергетику из вакуума или чудесные лекарства из воды.

Во-вторых, институт науки, точно так же, как и все современные общественные институты, является глубоко корпоративным объединением. Наиболее яркое выражение это находит в распределении денег и прочих материальных благ. В науке, точно так же, как и в любой другой сфере человеческих отношений, оно происходит не по принципу возмещения затрат тех, кто вложил наибольшее количество труда. Максимальные дивиденды и вливания получает та часть научной братии, которая «рулит» - это проявляется при финансировании проектов, присвоении ученых званий, присуждении премий. Коррумпированность, местничество, кумовство, взаимообязывающие услуги, даже возраст (кто постарше, может не дожить до следующей премии, поэтому ему надо дать вознаграждение «вне очереди»!) - все играет роль в борьбе за выигрышную позицию. А кто не умеет или не хочет играть в игры этого общества, прозябает. Кроме того, таких бессеребренников науки, если они хоть что-то делают, пытаются максимально облапошить, украсть результаты, чтобы выдать их за свои. Как воровство, обман и нажива в обществе, в науке процветает плагиат. В таких условиях происходит ее естественная дискредитация, что невозможно скрыть от окружающих.

Ввиду незнания, неумения и нежелания применять действительные методы познания, вместо реального движения вперед в науке происходит тупое накопление вала, фактажа, который никому, кроме пишущего, не нужен. Продуктивность научного труда оценивается по количеству печатных работ, индексу цитирования, который является такой же фикцией, как и все остальное. Частное объединение ученых способно организовать такой вал взаимоцитирования, что отдельным научным работникам и «не снилось». Отсутствие реальных результатов научного труда является еще одним толчком общественного мнения в сторону более простого решения проблем - через целительство, экстрасенсорику и прочую мистику.

Но наука как часть общественного познания, находящаяся на переднем рубеже понимания реальной действительности, закономерно порождает и понимание необходимости изменения сложившихся обстоятельств. Являясь средством познания мира, наука способна найти и нашла формы выхода из сложившихся обстоятельств. Явившийся итогом развития всей европейской науки и философии диалектический метод познания действительности позволяет разрешить сложившиеся противоречия между целями науки и способом их достижения. Этот метод отрицает отношения, существующие и в современной науке, и в обществе, породившем ее.

И задачей ученых всех направлений является применение диалектического метода, неоднократного подтверждавшего свою действенность. Создание материалистической физической картины мира, вскрытие периодической зависимости свойств химических элементов, объяснение закономерностей развития органического мира, материалистическое понимание истории - вот только самые фундаментальные открытия, сделанные на основе этого метода.

Но задачей современного общества является только потребление, использование, без углубления в понимание сущности. Именно потому на фоне высочайшего развития теории, научных и технических достижений в головах людей уживаются реакционные взгляды как на действительность, так и на науку. Манипулирование общественным сознанием, культивирование идеализма и религиозности на почве снижения образовательных стандартов - вот современная общественная действительность.

Способом борьбы с таким положением является возрождение материалистической и диалектической традиции в научном мышлении. В каждой конкретной области знаний необходимо находить то единственно верное решение, которое даст возможность превратить существующее собрание людей, именуемое работниками науки, в реальную силу преобразования общества, поскольку выход науки из кризиса возможен тогда и только тогда, когда будет кардинально изменено общество, в котором она живет.

наука

propaganda-journal.net

Больше, чем популяризация / Newtonew: новости сетевого образования

Научная коммуникация (научком, scicomm) охватывает множество направлений работы. Это не только популяризация — научком подразумевает связь исследователя с аудиторией, которой нужно эти знания передать. Коммуникация возникает между группами учёных, между учёными и государством, учёными и широкой публикой.

Сегодня помогать в распространении знаний могут создатели онлайн-курсов, ведущие научно-популярных каналов на YouTube, сотрудники научных музеев. Научной коммуникацией занимаются издатели, авторы и переводчики, задействованные в публикации научно-популярной литературы. Учёные, читающие популярные лекции в аудитории, в баре («Научные бои», Science Slam, Stand-up Science) или даже в перерывах концерта («НаучРок»). Организаторы фестивалей научно-популярного кино, научных выставок, и многие другие.

Мы предлагаем вместе пройтись по основным вехам истории отечественной научной коммуникации, отметив ключевые персоны, события и достижения.

Ориентир на Европу

Конец XVII — начало XVIII века

Петр Великий

Прорубил окно в Европу, откуда хлынул свет просвещения

Это время, когда широкая европейская аудитория получила доступ к знаниям о природе, публика знакомилась с научными открытиями. Россия пропустила этот тренд, но активно включилась на его следующей стадии — промышленном просвещении, когда научные знания стали практичными, их использовали для обучения рабочих.

Первой значимой персоной масштабного научного просвещения можно считать Петра Великого. Он учредил Академию наук, позаботился об открытии общедоступного музея Кунсткамеры. Для новых книг Пётр велел использовать гражданский шрифт — упрощённый кириллический алфавит, который проще было выучить. Масштабное строительство заводов при Петре потребовало специалистов, а для них нужны были книги. На русский язык переводили необходимые европейские издания, создавали новые книги. Доля технической литературы в гражданской печати того времени составляла 23 %. Император сам активно участвовал в редактировании книг, боролся за их точность, ясность и доступность.

Вот цитата одной из императорских резолюций: «Трактат о хлебопашестве выправил и для примера посылаю, дабы по сему книги переложены были без излишних рассказов, кои время только тратят и чтущим охоту отъемлют».

После смерти Петра популяризацией научного знания практически единолично занялась Академия наук. К газете «Санкт-Петербургские ведомости» Академия выпустила приложение «Примечания к ведомостям», куда заметные учёные писали статьи по философии, астрономии, математике, геологии и другим наукам. У организации был и другой журнал «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», который задумывался  как популярное издание о науке для широкого читателя и выходил с 1755 по 1764 год.

Михаил Ломоносов

Пришел из деревни и придумал сам язык российской науки

Членство в Академии обязывало всех профессоров помимо научной работы читать лекции при её университете. Так, философию на русском языке вместо традиционной латыни впервые стал преподавать профессор Николай Поповский. В продвижении естественных наук отличился Михаил Ломоносов, по его инициативе открыли публичный лекторий по физике, где демонстрировались опыты. Академия стремилась заинтересовать публику, чтобы привлечь к обучению или помочь получить ремесло, но для многих посетителей лекций наука оставалась развлечением.

Ломоносов демонстрирует императрице возможности нового девайса (картина Ивана Фёдорова «Императрица Екатерина II у М.В. Ломоносова»)

Источник: Artcyclopedia.ru

Наука в народ

Конец XVIII — начало XIX века

Илья Мечников

Когда его жена умерла от туберкулеза, посвятил жизнь изучению свойств организма и пропаганде науки, получил Нобелевскую премию.

В образованной среде этого времени распространились материалистические взгляды писателей и литературных критиков Виссариона Белинского, Николая Чернышевского, опубликованы знаменитые «Письма об изучении природы» Александра Герцена. Публицисты пытались осмыслить путь России, понять причины возникающих в стране проблем. Научная популяризация стала элементом прогрессивной культуры, в ней оформились правила: популяризатор не может позволить себе изложить тему сложным научным языком, потому что стремится достичь понимания у аудитории, при этом нельзя шутить, чтобы не опошлять и не принижать научное достоинство.

 

 

Массовому распространению текстов мешала низкая грамотность населения. Российские революционеры-демократы стремились просвещать простых людей. Знаменитое студенческое движение, прозванное «Хождением в народ», ставило целью не только поделиться общими знаниями с крестьянами, но и рассказать о научных достижениях, чтобы освободить от суеверий.

Ликвидация безграмотности

Середина XIX — начало XX века

Константин Циолковский

Самоучка, писатель-фантаст и школьный учитель, ставший пионером теоретической космонавтики

Цель научного просвещения этого времени — показать людям прикладную ценность науки. В 1860-х сообщества естествоиспытателей, которые состояли из преподавателей учебных заведений, проводили публичные курсы лекций для широких масс по физике, химии, ботанике, зоологии, сельскому хозяйству, геогнозии, палеонтологии, технологии, механике и другим наукам.

В это же время ряд выдающихся российских учёных выпустил крупыне научные труды, которые одновременно являются учебно-просветительскими: «Рефлексы головного мозга» и «Элементы мысли» физиолога Ивана Сеченова, «Этюды о природе человека» и «Этюды оптимизма» биолога Ильи Мечникова. Естествовед Дмитрий Менделеев выпустил несколько учебников, его «Органическая химия» не имела аналогов в Европе.

 

 

Огромный вклад в образование и увлечение наукой среди рабочего класса внесла «культурная революция» в СССР, одним из основных лозунгов которой стала ликвидация безграмотности (откуда вошло в язык слово «ликбез» — так и сегодня называют краткую просветительскую справку). Наука и культура стали законодательно неразделимы: новая Конституция гарантировала свободу научного, технического и культурного творчества. В век научно-технической революции поощрялись знание научных основ, самообразование и повышение квалификации.

Новым читателям пришлась по вкусу лёгкая и интересная подача материала. Например, в научно-популярном журнале «Природа и люди» публиковались научно-фантастические повести основоположника космонавтики Константина Циолковского, а каждое издание журнала «Знание для всех» было монографией на определённую тему, например, «Картина доисторической жизни человека» медика Александра Елисеева или «Далёкие миры» математика и мироведа Якова Перельмана.

Типичные научно-популярные книги того времени — серия «Занимательная наука» издательства «Время», выпуск которой начался после успеха первой «Занимательной физики» Перельмана. По данным выпуска печатной продукции, в 1922 году научно-популярные издания в процентном соотношении занимали четвёртое место, а научные были на втором.

Советская пропаганда науки

Середина XX века

Научное знание при советской власти стало обязательным элементом жизни: к 1977 году из тысячи человек около 600 имели среднее или высшее образование, среди рабочего класса показатель достигал почти 800 человек на тысячу. Для развития науки требовались энтузиасты, поэтому основная цель популяризации этого времени — поднять престиж советских учёных.

Научная пропаганда играла большую роль в творчестве писателей и работе учёных. В 1917 году по инициативе Максима Горького в просветительских целях создана Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук. Ассоциация работала на улучшение качества жизни крестьян. А в конце 1940-х годов появилось Всесоюзное общество «Знание», объединившее около 300 тысяч научных работников от академиков до преподавателей высших школ, целью которых была пропаганда научного знания.

Яков Перельман

Физик, математик и автор популяризаторских книг, имя которого знал каждый советский школьник

Горький также ввёл цикл книг об учёных — «Жизнь замечательных людей». Яков Перельман выступил одним из создателей научно-популярного журнала «В мастерской природы». Геохимик и минеролог Александр Ферсман писал увлекательные книги «Воспоминания о камне», «Занимательная минералогия», «Рассказы о самоцветах», «Занимательная геохимия». В 1943-м физик Сергей Вавилов выпустил книгу «Исаак Ньютон» к 300-летию знаменитого учёного.

К популяризации подключилась самая влиятельная в стране ежедневная газета «Правда», где ещё до открытия научного отдела публиковались статьи крупнейших ученых, включая опровержение мифов о Бермудском треугольнике от выдающегося физика Леонида Бреховских.

Расцвет популяризации

1970—1980-е года XX века

Эти два десятилетия — время, когда заниматься наукой наконец-то стало престижно, хотя по-прежнему не очень доходно. Ещё Михаил Ломоносов отмечал несправедливость зарплат, назначаемых согласно чину в Табели о рангах: учёный в России получал и меньше военного, и меньше европейского коллеги. Долгое время плохое финансирование отталкивало энтузиастов от науки, поэтому развивалась она медленнее и качественно уступала западной.

Сначала российская наука надолго лишилась финансирования из-за Гражданской войны. Талантливые учёные массово эмигрировали сначала во время смены власти, после — во время сталинских репрессий. Некоторые из них были насильно возвращены в Советский Союз до Великой Отечественной войны, как физик Пётр Капица, работавший в Кембридже. Понадобилось два десятилетия спокойной работы, чтобы внимание и расположение широкой публики пришли к учёным.

Юбилейная марка, посвященная Петру Капице

 

В 1970-е годы журналист Элеонора Лазаревич выпускает книгу «Искусство популяризации науки». Лазаревич обращает внимание просветителей на то, что недостаточно просто привести данные научного открытия. Усвоение нового происходит, когда эти факты становятся иллюстрацией популярно изложенных мыслей и принципов. Требованием, предъявляемым к данным, становится их достоверность — все факты должны быть проверены. Другой особенностью популяризации этого времени стало появление синтетических наук вроде молекулярной биологии, как следствие появилась потребность в поиске новых максимально точных и ёмких терминов.

Научное просвещение достигает невиданных масштабов и разнообразия, в народе популярны переводы иностранных статей. К середине 1980-х каждая двадцатая книга в СССР — научно-популярная. Научпоп-литература была настолько востребована, что занимала более трети (36 %) всей печатной продукции. В 70-е развивается научно-популярный кинематограф, радио и телевидение становятся трибуной для учёных. В 1973 году выходит в эфир цикл передач о науке и технике «Очевидное — невероятное», её ведущий — физик Сергей Капица, не менее знаменитый сын уже упомянутого отца.

Сергей Капица

Физик и главный представитель научного просвещения на телевидении.

Художественная литература также во многих ипостасях ассоциировалась с популяризацией. Спросом пользовалась научная фантастика, включая переводную, художественные биографии научных деятелей и литература предвидения — например, как «Алмазная труба» Ивана Ефремова или «Голова профессора Доуэля» Александра Беляева.

Массово выходили научные серии. Например, в издательстве «Знание» до 60% продукции приходилось на рубрику «Новое в жизни, науке и технике», серии книг «ЖЗЛ», «Творцы науки и техники», «Наука и прогресс», «Прочти, товарищ!», на ежегодники «Наука и человечество» и «Будущее науки». Политиздат выпускал специализированные серии «Философская библиотечка для юношества» и «Над чем работают, о чём спорят философы». Издательству «Молодая гвардия» принадлежала серия «Эврика». Серии «Философы прошлого» и «Социология и жизнь» готовило издательство «Мысль». Научные серии также выпускали издательство «Просвещение», «Наука», «Мир», Атомиздат и многие другие.

Обложка журнала «Квант», 1970 г.

Источник: kvant.mccme.ru

Публика читала охотно, большим спросом пользовались научно-популярные журналы, которые распространялись преимущественно по подписной модели. «Наука и жизнь» в это время выходил тиражом около 3 млн экземпляров. «Знание — сила» в 1968 году передали под руководство упомянутого выше союза «Знание». Журнал «Юный натуралист» достиг отметки 4 мнл экземпляров и был награждён орденом Почёта за высокие достижения в научно-просветительской деятельности. Развивались «Вокруг света», «Техника — молодёжи» и многие другие журналы, ещё в Советском союзе ежемесячно выходило издание Scientific American под русским названием «В мире науки».

Упадок научного просвещения

Рубеж веков: 1990—2010 года

Хотя 70-80-е годы принято считать «тучными» в области научного просвещения, это то же самое время, когда в интеллигентной среде, к которой относились и учёные, стало расти неверие в социальный строй. Партия призывала учёных «участвовать в распространении научного мировоззрения и способствовать народному образованию», но народный интерес к науке угасал в условиях невысокого качества жизни.

В период перестройки приоритеты Михаила Горбачёва оказались не в пользу масштабного научного просвещения. На времена руководства Бориса Ельцина пришлись Чеченские войны, прекращение существования Советского союза. В это время граждан заботили жизненно важные вопросы, а не абстрактная наука. А учёные, особенно математики и исследователи естественных наук, старались уехать туда, где у них была бы возможность работать. 1990-е и первые годы 2000-х прочно ассоциируются с «утечкой мозгов».

Таким образом, к 1990-м научпоп в России почти полностью исчез. Резко упали тиражи журналов: подорожали материалы и значительно сократилось количество подписчиков — у людей не хвтало денег на самообразование. Но оставались читатели, которые интересовались наукой.

В конце XX века из-за рубежа пришла мода на нон-фикшн литературу. В России переводом и выпуском популярных изданий этого жанра занялось издательство «Колибри». В 2001 году российская фундаментальная наука получила поддержку в виде фонда Дмитрия Зимина «Династия». Через десять лет по лицензии BBC в стране стал выпускаться журнал «Наука в фокусе», в это время определился новый вектор развития научпопа — совершенствование формы подачи материала.

Упадок научной популяризации в стране привёл к тому, что лжеучёные стали популярнее учёных. Отсутствие научной критики помогало шарлатанам процветать: телевидение показывало обещания Григория Грабового излечить от рака и сотворить многие другие чудеса, а псевдоучёному Виктору Петрику даже удалось заручиться поддержкой политиков. В 1997 году по инициативе физика Виталия Гинзбурга при Академии наук создана Комиссия по борьбе со лженаукой, она до сих пор занимается публичной критикой астрологов, уфологов, специалистов по нетрадиционной медицине, выявляет фальсификации научных исследований. Научный скептизим и разоблачения лжеучёных — важное направление популяризации, которое должно помочь избавить людей от опасных иллюзий и заблуждений.

SciComm: The Force Awakens

Начало XXI века

Огромное влияние на распространение информации, в том числе научной, оказало повсеместное подключение к интернету в 2000-х. Это повлияло на скорость и качество статей, которые публиковались в прессе. Читатели заинтересовались графеном, адронным коллайдером, чёрными дырами, гравитационными волнами. Благодаря читательскому спросу снова оформилась профессия научного журналиста. В научных компаниях специалисты по коммуникациям всё чаще стали общаться с журналистами, чтобы транслировать через них результаты проводимых исследований. Все эти люди стали основой для возрождения научной популяризации в России.

Поддержку фонда «Династии» до его закрытия в 2015 году получило множество проектов популяризации науки, которые касались библиотек, музеев, издательской деятельности. В 2008 году фондом была учреждена премия «Просветитель», она до сих пор вручается отличившимся авторам научно-популярной литературы. Сегодня эстафету перенял фонд «Эволюция», совет которого составляют учёные, в том числе лауреаты премии «Просветитель».

Описанные в статье примеры — только видимая часть того айсберга, который мы изучаем в профильной магистратуре. Спустя полгода мы видим потенциал научкома в России: в его подводной части скрывается множество путей и способов коммуникации, весь мировой опыт. Наша цель — освоить этот опыт. Хорошо, если как можно больше людей убедится, что знания о науке и её достижениях важны и полезны: используя их, можно улучшить качество своей жизни. Нам придётся преодолевать равнодушие и суеверия, показывать, что научная информация не менее интересна, чем очередной сериал (зачастую основанный на достижениях науки) или сводки новостей. Мы только в самом начале пути, но история России показывает, что люди в целом интересуются наукой и тянутся к знаниям, а значит, у нас всё получится.

 

30 января 2017, 12:00 Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

newtonew.com


Смотрите также

KDC-Toru | Все права защищены © 2018 | Карта сайта