Пушкин - издатель и редактор. Пушкин журнал
Пушкин – Журнал «Сеанс»
По словам Ираклия Квирикадзе, продюсеры, затевая проект, отнюдь не имели в виду пушкинский юбилей, и, может быть, не подозревали о нем вовсе. Они желают получить Большое Романтическое Американское Кино, на создание которого будет выделен Большой Американский Бюджет. Квирикадзе, как и положено всякому уважающему себя сценаристу, с продюсерами немного поругался. Заявил без обиняков, что если им нужна мыльная опера, то они обратились не по адресу. Продюсеры не обиделись, и работа продолжается. На роль Пушкина предполагается пригласить Тима Рота. Одна из возможных кандидатур на роль Натали — Мила Йовович. Режиссер пока не известен. Квирикадзе заканчивает работу над сценарием.
…Oткуда ни возьмись появился «ХХ век Фокс» с предложением написать об «африканце» — Александре Сергеевиче Пушкине. Я испугался. Конечно, я понимал, что если сценарий Пушкин, дай Бог, будет написан, это будет моим по-настоящему большим голливудским контрактом. Но как рассказать о Пушкине?.. Это как гора Эверест, на которую надо взобраться. А я не альпинист, и нет снаряжения. Есть только домашние тапочки. То, что вы прочтете — не окончательный вариант. Эти отрывки, может, и не войдут в него. Я все еще меняю, тасую эпизоды…
Ираклий КВИРИКАДЗЕ
Фрагменты сценария
Графика Нади Васильевой
Провинциальный русский город. День.
Лето. Цветут яблоневые сады. На городской площади стоит большой чугунный памятник Александру Пушкину, великому русскому поэту. Камера внимательно разглядывает лицо поэта: чугунные бакенбарды, цилиндр, который он держит в руках. На постаменте надпись: Александр Сергеевич Пушкин 1799-1837. Одна странность — вокруг поэта кружит рой диких пчел. Они влетают и вылетают из чугунной головы, где небольшая трещина и течет струйками мед. Видимо, дикие пчелы устроили в глубине пушкинской головы улей.
ГОЛОС РАССКАЗЧИКА: Пушкин не дожил до изобретения Дагера всего несколько лет… Жалко, что мы не имеем его фотографии. Зато памятников, скульптур, бюстов множество. Сотни на территории России, десятки — в других странах, даже в Эфиопии стоит черный Пушкин… ведь в жилах великого русского поэта текла африканская кровь…
На экране как в хорошем старом кино листается книга. Гравюры, портреты предков поэта, его генеалогическое древо.
ГОЛОС РАССКАЗЧИКА: Капитан Джеймс Коллинз в своей книге «Малоизвестный Пушкин», изданной в 1888 году, сообщает, что Абрам Ганнибал, черный прадед поэта, был сыном эфиопского князя. Девятилетнего мальчика захватили в плен турки и продали на стамбульском базаре. Купил его друг русского царя Петра Первого. Привез в Россию и подарил царю. Петр арапчонка крестил и послал учиться в Париж. Оттуда Абрам Ганнибал вернулся с большими знаниями по математике, механике, артиллерии… Он был любимцем Петра, жил долго, дослужился до генерал-аншефа, души не чаял во внучке, которая родила гения русской поэзии…
Артиллерийская батарея. День.
На холме стоят восемь пушек. Вокруг них бегают солдаты. Молодой офицер поднимает руку, весело улыбается, отхлебывает из стакана ром и досказывает товарищу анекдот.
ОФИЦЕР: Заяц кричит: теперь я тут хозяин!
Он опускает руку. Раздается залп.
ТОВАРИЩ ОФИЦЕРА: В честь кого салют?
Офицер смотрит на пушки, окутанные густым пороховым облаком.
ОФИЦЕР: Родилась внучка…
ТОВАРИЩ ОФИЦЕРА: У кого?
Пушки заряжены вновь. Офицер поднимает руку. Вдалеке загудели церковные колокола. Их много: все большие, малые московские колокола поднимают над городом радостный перезвон. Офицер подает знак. Гремит пушечный залп.
ОФИЦЕР (отвечает запоздало): Родилась внучка у императора Павла.
Дом Пушкиных. День.
Туалет. Кафельные стены разрисованы цветными пейзажами с пастухами и пастушками. На медном крючке висит большая стеклянная клизма. Конец ее тянется к голому заду здоровенного мужчины, стоящего на коленях на кафельном полу. Это Михей Хохлов, конюх из Болдинского имения, принадлежащего Пушкиным. Над ним стоит аккуратная, чистенькая медицинская сестра. Она смотрит на стеклянную клизму, которая опорожняется. Слышны колокола и выстрелы пушек. А также громкие стоны роженицы, Надежды Осиповны Пушкиной, урожденной Ганнибал. Лицо конюха, красное от натуги, смотрит снизу вверх на фарфоровую медсестру.
МЕДСЕСТРА: Голубчик, когда все это вольется в тебя, сядешь на стул, очистишься… и подождешь доктора…
Коридор. День.
Слышны громкие крики роженицы. Медсестра идет по коридору. Столкнулась с Марьей Алексеевной — бабушкой будущего поэта. Она из тех, которые командиры всего дома.
МАРЬЯ АЛЕКСЕЕВНА: Как Михей?
МЕДСЕСТРА: Чистит желудок, потом доктор его осмотрит…
Этот разговор слышит Сергей Львович — отец будущего поэта, он поднимается по лестнице на второй этаж, там господские комнаты.
СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ: Самое время заниматься желудком Михея.
Комната роженицы. День.
Молодая, красивая Надежда Осиповна стонет, кричит под звуки артиллерийских залпов. Рядом с постелью стоят два врача. Они пытаются облегчить тяжелые роды. Сергей Львович обращается к жене с улыбкой.
СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ: У императора внучка родилась!
НАДЕЖДА ОСИПОВНА: Я не хочу девочку.
Туалет для прислуги. День.
Кончилась вода в стеклянном баллоне клизмы. Конюх встал с колен, оглянулся, увидел сундук и сел на него. Он дословно понял медсестру: после клизмы на стул. Сидит на сундуке, игнорируя стульчак, и ждет врача.
Артиллерийская батарея. День.
Пушки стреляют. Солдаты подносят снаряды. Нетрезвый офицер со стаканом рома смешно пританцовывает. Его товарищ очищает вареное яйцо.
Комната роженицы. День.
Надежда Осиповна вся в горячих каплях пота. Стонет.
Туалет для прислуги. День.
Конюх сидит на сундуке, стонет, смотрит на стульчак, скрипит зубами, но терпит. Входит доктор, велит встать, нагнуться. Все это без слов, жестами. Доктор вынул из своего саквояжа что-то вроде воронки, вставил конюху в зад. Тот застонал. Доктор повернул конюха к свету из окошка, приложил к глазу увеличительное стекло, наклонился…
Комната роженицы. День.
Надежда Осиповна в крике. Врачи держат ее тело, которое бьется, дергается… Медсестра помогает движению невидимого нам дитяти. И вдруг раздался слабый писк и тут же громкий крик. Родился Пушкин Александр.
МЕДСЕСТРА: Мальчик. Чудесный. Большой!
Туалет для прислуги. День.
Из двери выскакивает, как очумелый, конюх Михей. Он бежит по коридору со спущенными штанами, не замечая радостных лиц прислуги. За ним, также никого не замечая, с криком выбегает весь испачканный доктор. Доктор лупит конюха по заду и спине поленом. Конюх почему-то бежит вверх по лестнице, доктор за ним. В это время медсестра выносит из комнаты роженицы малыша, завернутого в одеяло. Огромный конюх натыкается на них. Младенец выпадает из рук фарфоровой медсестры, и… конюх успевает поймать его у самого паркетного пола. Конюх растянулся во всю свою длину, но Пушкина держал на руках. Бабушка Марья Алексеевна, отец Сергей Львович, доктор видят, как улыбается, точнее, смеется в голос крошечный Александр Сергеевич Пушкин. Гремят колокола. Грохочет пушечный салют.
Двор дома Пушкиных. День.
Михей Хохлов запрягает семейную карету. Двое парней, из прислуги, обвязывают дорожные чемоданы широкими ремнями.
ГОЛОС РАССКАЗЧИКА: Дядя Василий Львович предложил определить Александра в только что открытый Императорский Лицей.
У кареты собрались провожающие. Вышел Василий Львович Пушкин, рядом с ним Александр — курчавый мальчик одиннадцати лет: худой, полногубый, со смешной, подпрыгивающей походкой. В руках у него большой желтый барабан.
НАДЕЖДА ОСИПОВНА: Александр, зачем в Лицее барабан? Там тебя встретит сам император. А ты с барабаном…
АЛЕКСАНДР: Император поймет, зачем я с барабаном.
Сергей Львович встал на сторону сына.
СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ: Император сам любит бить в барабаны.
НАДЕЖДА ОСИПОВНА: В Лицей с желтым барабаном… Как в желтый дом…
СЕРГЕЙ ЛЬВОВИЧ: Я твою логику не понимаю.
Дядя поманил Александра. Тот, прервав объятья, поцелуи сестры, младшего брата, няни, забрался в карету вместе с барабаном. Карета тронулась.
Дорога. День.
Александр смотрит на поля, где под легким ветром волнами колышутся травы. Он что-то тихо шепчет. Дядя сидит с закрытыми глазами.
АЛЕКСАНДР (шепчет): Ты много обещаешь… Исполнишь ли?
Карета переезжает вброд широкую реку. Едет сквозь стадо коров. Медленно плывет в густом тумане. Восходит солнце. Рядом с каретой бежит кабан, за которым гонятся охотники. Слышны выстрелы.
ГОЛОС РАССКАЗЧИКА: Капитан Джеймс Коллинз, автор популярных книг о знаменитых европейских дуэлянтах: Джакомо Казанове, Морелли, Роджере Ортоне, был восхищен, узнав, что Пушкин тринадцать раз дрался на дуэли. Коллинз написал биографию великого русского поэта-дуэлянта. Если верить автору «Малоизвестного Пушкина», первая дуэль произошла в Лицее.
Петербург. Утро.
Карета Пушкиных едет по петербургским улицам. Александр смотрит на огромные роскошные дворцы, на чугунную решетку Летнего сада, разглядывает прохожих, спешащих по Невскому проспекту. Люди на улицах совсем другие, не такие как москвичи. На перекрестке карета остановилась. Василий Львович выглянул в окно и изменился в лице. Александр, заинтересовавшись тем, что увидел дядя, потянулся к его окну и заметил мужчину, переходящего улицу. Это был император Александр I, имевший привычку по утрам гулять в одиночестве по улицам своей столицы.
ВАСИЛИЙ ЛЬВОВИЧ: Александр, это император!
Мальчик перебрался к другому окну кареты. Император шел посередине улицы легкой, чуть покачивающейся походкой. Казалось, что он ничего не видит вокруг. На самом деле, Александр I был сильно близорук, что и создавало впечатление его отрешенности от всего окружающего. Маленький Пушкин смотрел на удаляющуюся лысину императора, пока подъехавшая карета не закрыла его. В ней сидели высокая красивая женщина с голубыми перьями на шляпке и чернокожий мальчик-слуга в голубом шелковом наряде. Пушкин разинул рот от изумления: император был не так интересен, как этот черный мальчик.
АЛЕКСАНДР: Кто это, дядя?
ВАСИЛИЙ ЛЬВОВИЧ (смеется): Это ты.
Демутов трактир. Ночь.
Дядя храпит за стеной в соседней комнате. Александр встал со своей скрипучей кровати, тихо прошел через комнату Василия Львовича и еще одну, маленькую, где за перегородкой спали прислуга и дядин повар Блез, и вышел в коридор. Демутов трактир был знаменитым местом в Петербурге. Здесь останавливались иностранцы, тут были богатые номера-люкс с внутренними бассейнами, в которых плавали рыбы. Сюда приезжали светские проститутки. Европейские жуаны кутили с ночи до рассвета. Маленькому мальчику нравились крупнотелые горничные в белых плиссированных чепцах.
Коридор трактира. Ночь.
Александр ходит по коридорам в поисках одной из горничных по имени Соня. На втором этаже он столкнулся с ней. Большеглазая полногрудая Соня улыбнулась ему. Александр протянул руку, раскрыл кулачок. На ладони лежит мелкая золотая монета. Соня удивленно смотрит, оглядывается. В коридоре пусто.
СОНЯ (шепотом): Ты что, серьезно?
АЛЕКСАНДР: Ты же сказала: за золотой поцелуешь по-настоящему…
СОНЯ: Украл у дяди?
АЛЕКСАНДР: Нет, это мой.
Из номера напротив выходят какие-то люди. Александр стоит с раскрытой ладонью, на которой сверкает монета. Глаза его горячо смотрят на девушку. Он не замечает шумную компанию. Соня двинулась в глубь коридора, обернулась и тихо сказала мальчику…
СОНЯ: Завтра поцелую…
Номер Пушкиных. День.
Дядя, радостный, оживленный, проходит по комнатам, кричит…
ВАСИЛИЙ ЛЬВОВИЧ: Александр Сергеевич Пушкин!.. Вы приняты, за номером четырнадцатым, в Императорский Лицей!
В комнате Александра пусто.
Императорский Лицей. День.
Царское Село. Загородная резиденция императора. 19 октября 1811 года. Император Александр пришел на открытие Лицея пешком. От дворца до Лицея всего сотня шагов. По замерзшему озеру ходят расстроенные лебеди. Их примерно двадцать. Они сердито шипят. Двое бросились на императора, словно он виноват, что озеро замерзло. Зима в этом году началась необычно рано. Множество карет прибыло из Петербурга. Это почетные гости, учителя, родители и их дети — тридцать счастливых лицеистов. В синих вицмундирах, белых жилетах и белых панталонах, в высоких ботфортах с треугольными шляпами в руках стоят лицеисты, построенные в три шеренги. По залу плывет сизый дым от благовоний и курений, дышать которыми любит император. Дамы в черных платьях с высокими талиями, голыми плечами, гладкими прическами — тоже любимый стиль императора. Мужчины в черных и синих фраках, белых панталонах. Генералы в орденах и лентах, при осыпанных алмазами портретах императора на груди. Александр I в центре залы, между двумя императрицами — матерью и супругой. Тридцать мальчиков смотрят на своего государя. Тот милостиво им улыбается, с любопытством разглядывает юные лица. Вот, в очках, маленький барон Антон Дельвиг. Длинный, неуклюжий мальчик — Кюхельбекер. Князь Саша Горчаков, красавец, будущий канцлер Российской Империи. Вот еще будущая знаменитость — барон Модест Корф, он напишет книгу о восшествии на престол Николая I. Вот Александр Пушкин. Рядом с ним — Ваня Пущин, они сдружились с Пушкиным с первого дня, видимо, из-за схожести фамилий. Здесь граф Сильверий Броглио. Он погибнет в Греции, рядом с лордом Байроном. В окнах валит снег, такой густой, что не видно парка, разбитого по плану Версаля. Куницын, молодой профессор, произносит речь.
КУНИЦЫН: …Вы ли захотите смешаться с толпой людей обыкновенных, пресмыкающихся в неизвестности и каждый день поглощаемых волною забвения? Нет! Любовь к Славе, Любовь к Отечеству должны быть вашими руководителями! Вы сохраните сию невинность, которая блистает на лицах ваших…
Александр Пушкин вздрогнул от холодных брызг. Митрополит, слушая речь, кропил святой водой то лицеистов, то императора. Пушкину захотелось в туалет, но можно ли выйти из этого строгого построения?.. Он стоял в задней шеренге, рискнул и, беззвучно пятясь, вышел из актового зала. Император смотрел в лорнет на профессора. Императрицы дремали. Куницын говорил громко. Когда речь закончилась, император захлопал первым. Проснулась вдовствующая императрица. Она властно подозвала сына. Тот наклонился к ней и услышал…
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА: Я только сейчас поняла, зачем тебе этот Лицей. Хочешь, чтобы братья учились у тебя под боком. Ты боишься их… Вырастут на стороне неизвестно чему обученные и сделают с тобой то, что сделал ты…
Вдовствующая императрица выдержала паузу. Лицо ее налилось кровью, она часто задышала.
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА: …со своим отцом.
Александр I улыбнулся широкой актерской улыбкой. Играл оркестр. Продолжая улыбаться, император пошел мимо дам, кавалеров, услышал свое прозвище «ангел» — так его звали женщины, и оказался в коридоре. Распорядитель и кто-то еще зашагали за ним, но он жестом отослал их. Зашел в туалет.
Туалет в Лицее. День.
Император подошел к большому инкрустированному зеркалу. Пустил воду в рукомойник. Посмотрел на себя и заплакал. В высшем свете было известно, что император не может сдерживать слез. Они текли непроизвольно, в любой волнительный момент. Маленький лицеист смотрел в щелку полуоткрытой дверцы туалетной кабинки на большого, красивого человека, из глаз которого текли ручьи. Александр I услышал шорох, оглянулся. Пушкин вышел.
ИМПЕРАТОР: Это болезнь моих глаз… Стань доктором… Вылечишь меня…
Мальчик молча смотрит на императора.
ИМПЕРАТОР: Ты кем хочешь быть?
АЛЕКСАНДР: Поэтом.
ИМПЕРАТОР: Жаль…
Отвлекшись разговором с мальчиком, император успокоился. После злых материнских слов слезы высохли.
ИМПЕРАТОР: Как тебя звать?
АЛЕКСАНДР: Александр Пушкин, Ваше Императорское Величество.
Классная комната лицея. День.
В классе тишина, только слышно, как скрипят перья. В открытые окна влетает тополиный пух. На доске аккуратным почерком написана математическая задача. В тетради Пушкина многократно перечеркнутый столбик стиха и рисунок: горничная Соня из Демутова трактира, с гофрированной короной в волосах. Рука Александра выводит слова: «стать сильным!»
Комната Пушкина в лицее. Вечер.
На полу лежит мешок, полный песка. Александр взваливает его на плечи, приседает — поднимается, приседает — поднимается… Нательная рубашка взмокла от пота. В комнату заглядывает мальчик, живущий в соседней комнате, — Пущин. Он смотрит на упражнения Александра.
ПУЩИН: Ты что — верблюд?
Александр продолжает приседать. Но вот он остановился, сбросил мешок на пол.
АЛЕКСАНДР: Я не верблюд, но у меня есть одно дурное качество — я обижаюсь любой насмешке, самой невинной.
Пущин сел на стул, смотрит на Александра.
ПУЩИН: Это ты о верблюде?
АЛЕКСАНДР: Да.
Пущин взглянул на листы, разбросанные на конторке.
ПУЩИН: Пишешь стихи? Хотел сказать: и ты стихами балуешься, но подумал — вдруг слово «балуешься» тебя обидит.
АЛЕКСАНДР: А кто еще балуется?
ПУЩИН: Дельвиг, Горчаков, Малиновский, Кюхельбекер… У Дельвига стихи самые лучшие. И еще, он может съесть одиннадцать яиц всмятку…
Александр снова взвалил мешок с песком на плечи и начал приседать.
ПУЩИН: А зачем ты это делаешь?
АЛЕКСАНДР: Хочу быть самым сильным.
ПУЩИН: Зачем?
АЛЕКСАНДР: Чтобы съесть двенадцать яиц.
Пущин рассмеялся, с любопытством смотрит на лицейского товарища.
Комната Александра. Ночь.
На кровати, на полу сидят человек пять лицеистов, в ночных рубашках, с колпаками на головах. В комнате идет спор. Корф, высокий, сильный мальчик, говорит, с трудом сдерживаясь, тихим голосом…
КОРФ: Все ты врешь!
Говорит он это Пушкину. Тот, бледный, с бешенством в глазах, смотрит на Корфа.
КОРФ: То Соня, горничная в трактире, теперь Наташа, горничная старой Волконской, ждет тебя по ночам.
АЛЕКСАНДР: Я никогда ничего не вру.
ПУЩИН (смеясь): Я свидетельствую: он два раза выходил в окно и по трубе спускался вниз.
КОРФ: В кустиках покакал, листиком подтерся и… по трубе вверх. Вот, мол, полакомился Наташей.
Лицеисты громко рассмеялись, но тут же приглушили голоса.
ПУШКИН: Барон Корф, я вызываю вас на дуэль!
Сказал он это тихо, но так жестко, что все напряглись. Только Корф продолжает держать шутливый тон.
КОРФ: На чем будем драться?
ПУШКИН: Выбор оружия за мной.
Бильярдная Лицея. День.
Гувернер Фома сидит у стены просторного зала с бильярдными столами и следит, как лицеисты развлекаются в бильярдный час. Александр Пушкин разговаривает с кем-то, высунувшись в окно. Закончив разговор, подходит к гувернеру.
АЛЕКСАНДР: Вас господин инспектор вызывает. Он в теплицах…
ФОМА: В теплицах?
АЛЕКСАНДР (указывает на окно): Человек сказал: там что-то срочное.
Фома встал, подошел к дверям. Александр взял со стола, на котором играл Корф, бильярдный шар.
АЛЕКСАНДР: Барон, я выбрал оружие, достойное дуэли с вами. Мы будем драться бильярдными шарами.
КОРФ: Это как?
Кюхельбекер смотрит в окно на спешащего к теплицам гувернера. Пушкин стоит у стены. Корф у противоположной. Лицеисты смотрят, как Александр метнул бильярдный шар. Шар с силой ударился о стену, оставив вмятину, Корф тоже промахнулся. Еще раз обменялись бросками — пока что страдают стены бильярдной. Зрелище смешное, но жуткое… Третий шар попал Корфу в плечо. Он взвыл. Дуэль закончилась.
Кабинет директора Лицея. День.
В кабинете Василия Федоровича Малиновского идет учительский совет. Докладывает инспектор Пилецкий…
ПИЛЕЦКИЙ: …Пушкин Александр Сергеевич, проницателен, даже умен. Жарок, порывист, вспыльчив… Читает множество книг, но без разбора. Пишет стихи. Приставленный к нему гувернер по моему указанию переписывает их и доставляет на рассмотрение.
Инспектор делает паузу, во время которой открывает портфель и кладет на стол кипу листков, заполненных стихами.
ПИЛЕЦКИЙ (продолжает): Хотелось бы знать, когда Пушкин успевает их писать? Все время он в центре всевозможных проказ… Никак не удается выяснить, что же произошло в бильярдной. Разбитая ключица барона Корфа…
Директор Малиновский поморщился.
МАЛИНОВСКИЙ: Я уже просил не упоминать титулов. Все они пока ученики нашего Лицея.
ПИЛЕЦКИЙ: Разбитая ключица ученика Корфа, вмятины в стене и всеобщее молчание… но пахнет…
Инспектор потянул носом воздух.
ПИЛЕЦКИЙ (продолжает): …пахнет Пушкиным…
МАЛИНОВСКИЙ: Я бы закрыл эту бильярдную. Там все время кипят нездоровые страсти.
ПИЛЕЦКИЙ: Но бильярд любимая игра Его Императорского Величества…
Императорская бильярдная. День.
Посреди цветущей поляны стоит просторный навес. От легкого ветра шуршит парусиновая ткань. Под навесом — бильярдный стол. Император Александр I играет со своими двумя младшими братьями. Стройные, в военных мундирах, юноши смеются тонкими голосами. Тут же их мать, вдовствующая императрица, в окружении старых дам, похожих на часовых-гренадеров. Император нервничает, он считает себя непобедимым в бильярде, но видит, что на этот раз может проиграть. Великий князь Николай счастливо смеется, вбивая шар в лузу. Император положил кий и прервал игру.
ИМПЕРАТОР: Лицей собрал замечательных молодых людей…
Вдовствующая императрица покосилась на старшего сына, взяла из рук камеристки веер.
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА: Твои замечательные молодые люди совершают безнравственные поступки… я даже не могу произнести вслух…
ИМПЕРАТОР: Маман, что же это такое, что Вы не можете произнести вслух?
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА (решительно): Скажу. Ночью к дворцу подошел мальчишка. Я смотрела в окно, не спалось. Мальчишка этот оголил зад, постоял так с минуту и бегом в кусты, а оттуда еще четверо выскакивают и к лицею… Я долго думала, что это значит…
Фрейлины заволновались. Одна из старых дам, невероятно толстая немка, высказывает свое предположение.
ТОЛСТАЯ НЕМКА: Первый поспорил с остальными, что покажет зад…
ИМПЕРАТОР: Кому?
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА: Дворцу, императору, всем нам… Сейчас вольнодумство в моде. В Европе и не такое показывают… Наполеон Бонапарт, которого ты изволил назвать братом…
ИМПЕРАТОР (уклоняясь от неприятной темы): Маман, но вам уже мерещилась девушка с бородой. Она тоже, помнится, подходила к окнам дворца.
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА: Она мне приснилась. А этот наяву… Я решила пойти в Лицей, посмотреть на героя.
ИМПЕРАТОР: А вы узнаете его, маман, вы же видели только его… (смеется).
Столовая Лицея. День.
Тридцать лицеистов сидят за длинным столом. Разносят обед. Вдоль стола медленно шествует вдовствующая императрица, рядом с ней толстая немка. Они улыбаются мальчикам, которые застыли над тарелками с супом в ожидании, когда можно будет приступить к еде. Императрица пристально разглядывает лицеистов. Пушкин смотрит на старых дам и приветливо улыбается. Неожиданно старая императрица останавливается возле Александра, жестом требует у сопровождающего ее повара подать ложку.
ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА (Пушкину): Кароши суп?
Ложка императрицы потянулась к тарелке с супом. Александр, желая помочь императрице, приподнял тарелку. Но вечная его порывистость привела к тому, что весь суп вылился ей на платье.
ГОЛОС РАССКАЗЧИКА: 12 июня 1812 года армия Наполеона вторглась в пределы России. Можно сказать, что Наполеон спас Пушкина, так как Александр I собирался провести серьезное расследование дела о голой заднице. Но началась война. Лицей готовился к эвакуации. Пушкин жил войной и стихами. Прошло три года. Победоносная русская армия вступила в Париж. Наполеон отрекся от престола. Пушкин написал свое знаменитое произведение «Воспоминания в Царском Селе» и прочел его на лицейском экзамене.
Комната Пушкина. Ночь.
Александр дремлет на кровати, зажав в руке гусиное перо. На конторке красного дерева разбросаны листы, исписанные стихами. В окне, сквозь снег, видны темные окна дворца, где живут фрейлины императорского двора. На втором этаже появился силуэт девушки со свечой. Это Наташа, горничная княгини Волконской. Александр открыл глаза, вскочил и подбежал к окну. Он видит, как девушка поднимает с постели старую даму, набрасывает ей на плечи теплую шаль и нагнувшись достает из-под кровати фаянсовый ночной горшок. Александр садится за конторку, пишет…
АЛЕКСАНДР: …часы беспечности я тратил золотые…
Свеча на конторке догорает и гаснет. В темноте Александр пытается найти новую свечу, не находит и выбегает в коридор.
Гардеробная лицея. День.
С улицы в открытую дверь влетел вихрь снега. В лицей вошла Наташа, горничная княгини Волконской. Она растеряно огляделась… Мраморная лестница вела на верхний этаж, откуда доносился громкий голос Александра Пушкина. Он читает «Воспоминания в Царском Селе». Вокруг Наташи — вешалки с шубами, пальто, шляпами, цилиндрами. Швейцар, гардеробщики, лицейский врач Дементьев, сгрудились вокруг княгини Волконской, которая сидит в кресле и нюхает флакончик с нашатырем. Наташа поспешила к княгине. Та подняла на нее глаза.
КНЯГИНЯ ВОЛКОНСКАЯ: Там жарко, мне стало дурно. Но сейчас…
Княгиня с благодарной улыбкой посмотрела на врача.
КНЯГИНЯ ВОЛКОНСКАЯ (продолжает): …я немного отошла.
НАТАША: Мария Павловна, я отведу вас домой…
КНЯГИНЯ ВОЛКОНСКАЯ: Нет, я еще посижу, а ты поднимись, послушай… Этот мальчишка — настоящий поэт. Я же говорила тебе (смеется) — не рви его любовные записки… Иди, иди.
Наташа поднимается по мраморной лестнице. Голос Александра приближается.
Актовый зал. День.
Двери актового зала открыты настежь. Множество гостей. Петербургский свет устремил свои взоры на юношу, который виден Наташе, через спины, эполеты, страусовые перья шляп. Александр Пушкин стоит возле стола, покрытого зеленым сукном. Знаменитый поэт Державин слушает юношу, приложив к уху ладонь.
АЛЕКСАНДР: И там, где роскошь обиталаВ сенистых рощах и садах,Где мирт благоухал и липа трепетала,Там нынче угли, пепел, прах…Веселье шумное туда не полетит,Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:
Наташа приподнялась на цыпочках и больно стукнулась носом о чей-то эполет.
АЛЕКСАНДР: И струны гордые посыплют огнь в сердца,И ратник молодой вскипит, и содрогнетсяПри звуках бранного певца.
Александр закончил свою поэму. Раздался гром аплодисментов. Поэт Державин обходит стол, чтобы обнять мальчика. Но тот побежал к выходу сквозь толпу аплодирующих генералов, князей, придворных дам… Наткнулся на Наташу, не узнал. Лицо его было раскаленное. Он вырвался в пустой коридор. Наташа позвала…
НАТАША: Александр!
Он не оглянулся, побежал вниз по лестнице, открыл дверь и исчез в снежной пурге…
Царскосельский парк. День.
Александр бежит по заснеженному парку, сквозь кусты… Он в белых панталонах, в синем вицмундире. Александр выскочил на замерзшее озеро. В центре него стоит зимний домик для лебедей. Неожиданно падает, поскользнувшись на льду, смотрит на дом лебедей и вползает в него. Ветер крутит снежные хлопья. Александра ищут, не могут найти.
Лос-Анджелес — Москва1998
Материалы по теме
seance.ru
Пушкин - издатель и редактор
Введение
Русская журналистика во второй половине 1820-х годов и в 1830-е годы
Журналистская деятельность А. С. Пушкина
Журнал "Современник"
Заключение
Список использованной литературы
Вторую петербургскую школу журналистики тех лет представлял Александр Сергеевич Пушкин. Гениальным журналистом назвать его нельзя. Он был ярким и заметным журналистом. При жизни он опубликовал около пятидесяти фельетонов, памфлетов в периодике, и столько же осталось в рукописях. Первое выступление Пушкина-журналиста в периодической печати относится к 1824 г. В мае этого года в "Сыне отечества" (№ 18) появилась присланная из Одессы полемическая заметка Пушкина – его "Письмо к издателю "Сына отечества". Этой заметкой Пушкин начал борьбу с реакционной прессой, выступив против журнала Каченовского "Вестник Европы" и его ведущего критика Михаила Дмитриева.
В 1825 г. Вяземский привлекает Пушкина к сотрудничеству в "Московском телеграфе" Н. А. Полевого; здесь Пушкин напечатал несколько своих стихотворений. Самое острое из них – эпиграмма "Жив, жив, курилка!", направленная против "Вестника Европы", не была пропущена цензурой. Одновременно Пушкин выступает в "Московском телеграфе" с критическими статьями.
В 1830 году Дельвиг и Пушкин создают "Литературную газету", которая не пользовалась популярностью. "Литературная газета" выходила один раз в пять дней, на восьми полосах; каждая полоса была разбита на две колонки. "Цель сей газеты – знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы европейской, и в особенности российской", – заявляла редакция, подчеркивая литературный характер газеты и ее ориентацию преимущественно на просвещенного ("образованного") читателя. "Литературная газета" отказывалась от "критической перебранки" и допускала на свои страницы только "критики, имеющие в виду не личные привязки, а пользу какой-либо науки или искусства". О составе участников газеты в редакционном сообщении говорилось следующее: "Писатели, помещавшие в продолжение шести лет свои произведения в "Северных цветах", будут постоянно участвовать в "Литературной газете" (разумеется, что гг. издатели журналов, будучи заняты собственными повременными изданиями, не входят в число сотрудников сей газеты)". Фраза в скобках касалась Булгарина и Греча: они единственные из участников "Северных цветов" имели собственные периодические издания. Так "Литературная газета" сразу же противопоставила себя "Сыну отечества" и "Северной пчеле". Рабочая редакция "Литературной газеты" состояла из трех человек: издателя-редактора Дельвига, его помощника, литератора и журналиста Сомова, и секретаря редакции В. Щасного, который, помимо технической работы, занимался переводами и переложениями научных статей. Выпустив два номера "Литературной газеты", Дельвиг по делам уехал из Петербурга, и руководство газетой на два месяца перешло к Пушкину. В отсутствие Дельвига Пушкин совместно с Сомовым издал десять номеров (с 3 по 12-й). За 1830 г. он поместил в "Литературной газете" более двадцати своих статей, рецензий, полемических заметок и свыше десяти подготовил, но не опубликовал.
В 1831 году они уходят из газеты. Далее Пушкин участвует в журнале "Телескоп" - там он опубликовал ужасные памфлеты на Булгарина. Одна из литературных масок Пушкина носила имя Феофилакт Косичкин - огромный и робкий человек, восторгающийся Булгариным и Гречем. Частенько Пушкин так издевался в периодике над Булгариным, что тот боялся выйти из дома, - все тыкали пальцем и смеялись.
А как-то в одном из памфлетов Пушкин написал фразу: "В этом здании куда ни ступи, везде наступишь в Булгарина". В 1836 году Пушкин основал журнал "Современник", который выходил раз в три месяца, и при жизни поэта вышло четыре тома. "Современник" пользовался успехом преимущественно у просвещенного, вдумчивого читателя, умевшего видеть "между строк" и правильно оценивать позиции сторон в журнально-политической борьбе. Но сделать "Современник" массовым изданием Пушкину так и не удалось. Тираж его падает: первые два тома были отпечатаны в количестве 2400 экземпляров, третий – 1200 экземпляров, а тираж четвертого снизился до 900. Широкому распространению журнала мешали его форма альманаха, редкая периодичность, отсутствие политического отдела, а также злобные выпады изданий "журнального триумвирата".
Подавив восстание дворянских революционеров 14 декабря 1825 г., Николай I заявил: "Революция на пороге России. Но, клянусь, она не проникнет в Россию, пока во мне сохранится дыхание жизни". Так была определена программа царствования. Все действия правительства были подчинены одной цели – не допустить повторения событий на Сенатской площади.
Уже в 1826 г. Николай I распорядился усилить надзор за "направлением умов". Он ввел новый род полиции, учредив корпус жандармов ("вооруженную инквизицию", по словам Герцена), а Особую канцелярию министерства внутренних дел преобразовал в Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии. Так возникла в России высшая тайная государственная полиция, ведавшая делами политического сыска, "центральная контора шпионажа" (Герцен). Начальником Третьего отделения и шефом корпуса жандармов был назначен А. X. Бенкендорф, который пользовался огромным доверием царя и по сути дела встал над всеми государственными учреждениями.
Цензоры получили предписание "принять за правило и строго наблюдать, дабы ни в одной из газет, в России издаваемых, отнюдь не были помещаемы статьи, содержащие в себе суждения о политических видах его величества". Допускалась только перепечатка некоторых сообщений политического характера из "Санкт-Петербургских ведомостей" и "Санкт-Петербургской газеты", которая издавалась на французском языке министерством иностранных дел.
Запрещение писать о политике и о "современных правительственных мерах" выдвинуло в журналистике второй четверти XIX в. на передний план научно-литературные интересы. Русским журналистам – Полевому, Пушкину, Белинскому и другим – нужно было проявлять тонкую изобретательность, чтобы в обход цензуры касаться вопросов внутренней политики. Не случайно в это время широкое распространение в журналистской практике получили разного рода политические намеки, иносказания, т. е. средства "эзоповского языка".
В 1830 г. произошли революции во Франции и Бельгии, началось восстание в Польше, перекинувшееся потом в Литву и Белоруссию. Неспокойно было в это время и в самой России – повсеместные холерные бунты, военное восстание в Севастополе, борьба кавказских горцев с захватнической политикой царизма, восстание новгородских военных поселений ("работных людей"). Опасаясь, как бы брожение умов не проникло на страницы периодической печати, правительство издает ряд распоряжений, касающихся непосредственно журналистики. По требованию Бенкендорфа, с 1830 г. в Третье отделение начали доставляться обязательные экземпляры всех выходящих в России периодических изданий для дополнительного контроля. В 1831 г. цензорам предписали "рассматривать периодические издания с особым вниманием и в пропуске назначаемых для них статей соблюдать крайнюю осмотрительность и осторожность".
На издателей градом сыпались обвинения и доносы в неблагонадежности. В конце 1830 г. была приостановлена "Литературная газета" А. А. Дельвига, в 1832 г. запрещен журнал И. В. Киреевского "Европеец", в 1834 г. – журнал Н. А. Полевого "Московский телеграф", в 1836 г. – издания H. И. Надеждина: журнал "Телескоп" и газета "Молва".
Выпуск новых частных газет и журналов, и притом только специальных, а не энциклопедических, требовал разрешения императора. Право на издание общественно-литературных или научно-литературных журналов выдавалось в виде исключения лицам, известным своей политической "благонадежностью". С 1837 по 1846 г. появилось только четыре новых журнала общего характера, и три из них были открыто реакционными изданиями: органы "официальной народности" – "Маяк" и "Москвитянин", журнал "Русский вестник", возобновленный в 1841 г. Н. И. Гречем. Четвертый журнал – "Финский вестник" (1845–1847), один из передовых органов 1840-х годов, был позволен как специальный журнал, посвященный финской теме. Заслуга издателя Ф. К. Дершау и сотрудников состояла в том, что они сумели выйти за эти узкие пределы и освещали в "Финском вестнике" вопросы жизни русского общества.
Правительство поощряло возникновение казенных научно-литературных изданий, призванных конкурировать с частными. Учреждаются "Ученые записки Московского университета" (1833), "Журнал министерства народного просвещения" (1834) и другие журналы, не имевшие, впрочем, успеха у читателей.
Всем частным газетам строго запрещалось касаться политики. Исключение из общего правила представляла только газета Ф. В. Булгарина "Северная пчела", которая начала выходить в 1825 г. как "газета политическая и литературная". Булгарин, ставший в 1826 г. агентом Третьего отделения, единственный из всех издателей получил право помещать в своей газете политическую информацию, что вызывало негодование передовых журналистов и литераторов.
В 1830-е годы заметно умножается провинциальная газетная периодика, правда, пока носящая официальный характер. Выходят "Одесский вестник" (1828–1893), "Тифлисские ведомости" (1828–1831), "Литовский вестник" (1834–1840), "Закавказский вестник" (1837–1855), "Официальная газета Царства польского" (1838–1861).
После 14 декабря 1825 г. ведущая роль в периодической печати России принадлежала уже не петербургской, а московской журналистике. Это отмечали все современники. Пушкин, например, писал в "Путешествии из Москвы в Петербург" (1835): "Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургский. Московская критика с честию отличается от петербургской". Ту же мысль высказал Гоголь в "Петербургских записках 1836 г.": "Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и проч., и проч.; в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности. В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками; в Петербурге журналы нейдут наравне с веком, но выходят аккуратно в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются".
mirznanii.com
10 Пушкин - журналист и редактор
§ 5. А. С. Пушкин — журналист и редактор («Литературная газета», «Современник»)
Об Александре Сергеевиче Пушкине написаны тысячи книг и статей. Во много раз больше, чем сочинил сам поэт. И все же сказано о нем мало. «Пушкин, — но словам Белинского, — принадлежит к вечно живущим и движущимся явлениям, не останавливающимся на той точке, на которой застала их смерть, но продолжающим развиваться в сознании общества. Каждая эпоха произносит о них свое суждение, и как бы ни верно поняла она их, но всегда оставит следующей за нею эпохе сказать что-нибудь новое и более верное, и ни одна и никогда не выскажет всего». Таков секрет неувядаемости творений Мастера. «Вечно тот же, вечно новый» — эти пушкинские слова можно, без сомнения, отнести к его собственному наследию.
Поэтоткликался на самые животрепещущие вопросы современности, остро чувствовал противостояние молодых сил России рабству и тирании, тормозившим развитие общества. Он не мог и не хотел молчать, когда попирались законы и права человека, и брался за журналистское перо, чтобы пробудить и укрепить в душах людей нравственность и милосердие.
В пушкинской публицистике документальность соседствует с причудливой фантазией, глубокие философские раздумья — с наивно-простодушными откровениями журнальной маски. Мистификация, к которой часто прибегал публицист, помогает читателю понять жизненные реалии. Пушкинский гений художника слова, мыслителя и гражданина, воплотившийся в газетных и журнальных статьях, способствовал в прошлом и содействует ныне возвышению престижа журналистской профессии.
Каким хотел видеть Пушкин журналиста? Об этом он недвусмысленно заявил в небольшой статье «Обозрение обозрений», написанной в 1831 г. и опубликованной посмертно. «Сословие журналистов, — писал он, — есть рассадник людей государственных — они знают это и, собираясь овладеть общим мнением, они страшатся унижать себя в глазах публики недобросовестностью, переметчивостью, корыстолюбием или наглостью. По причине великого конкурса невежество или посредственность не может овладеть монополией журналов, и человек без истинного дарования не выдержит Tepreuve (испытания. — Авт.) издания».
Отвечая на вопрос о назначении журналистики, Пушкин в «Обозрении обозрений» писал, что она управляет общим мнением русской публики. С этой точки зрения он рассматривал русскую периодику. Пушкин не признавал монопольного права «указателей общественного мнения» за официозными газетами и журналами, потому что сами эти издания не являлись голосом общественного мнения. «Спрашиваю, — писал он, — по какому праву „Северная пчела" будет управлять общим мнением русской публики; какой голос может иметь „Северный Меркурий"?»
Пушкин противопоставлял европейскую периодику русской и указывал на качества, которых лишена последняя, — широкий спектр политических направлений, свобода мнений: «Журнал в смысле, принятом в Европе, есть отголосок целой партии, периодические памфлеты, издаваемые людьми, известными сведениями и талантами, имеющие свое политическое направление, свое влияние на порядок вещей».
В согласии с признанием просветительской и нравственно-воспитательной роли журналистики находились его высказывания о
-
свободе творчества, о правовой защищенности авторов, о цензурном законодательстве.
Современники обратили внимание на своеобразие пушкинской литературной критики и публицистики, на их художественную основу. В. Ф. Одоевский восхищался удивительным умением Пушкина «в немногих словах заковать много мыслей». По словам И. В. Киреевского, Пушкин «открыл средство в критике, в простом извещении о книге быть таким же необыкновенным, таким же поэтом, как в стихах».
В статье 1822 г., впервые опубликованной в 1884 г. иод заглавием «О русской прозе», Пушкин иронически комментировал прозу современных писателей, которые видели главную задачу в том, чтобы выразиться «поэтичнее», и насыщали свои произведения пестрыми эпитетами, надуманными сравнениями. «Но что сказать об наших писателях, — замечал Пушкин, — которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами?.. Должно бы сказать: рано поутру — а они пишут: Едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба — ах, как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее». Приведя несколько подобных примеров, Пушкин определил основные требования к прозе: «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат».
Чутко улавливая специфику журнальной прозы, Пушкин в 1827 г. так отозвался в письме к М. П. Погодину о статьях П. А. Вяземского: «Его критика поверхностна или несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны, он мыслит, сердит и заставляет мыслить и смеяться: важное достоинство, особенно для журналиста!» Новая свежая мысль журналиста должна побудить читателя мыслить. Сатирическая направленность журналистики вызывала искренние симпатии поэта.
Примечательная черта пушкинской журнально-кри гической прозы — полемичность. Привлекает сдержанный тон его полемики, точность в передаче мыслей оппонентов. Пушкинская критика шла под девизом, сформулированным впоследствии В. Г. Белинским: «Критика не есть брань, а брань не есть критика». Пушкину импонировала боевая целеустремленная журнальная полемика. Сам Пушкин отвечал на брань и клевету журналов той неумолимой насмешкой, которая, как писал В. Одоевский, «не прощала ни одной торговой мысли... и которой многие из рыцарей-промышленников, против воли, одолжены бессмертием».
Пушкину-журналисту чужды ложный пафос, «кудрявый слог», наукообразие, вычурность письма. Журналистские труды Пушкина — произведения художника слова. Они вобрали в себя мудрость народной речи, ее образность, лукавый юмор, пословицы и поговорки. «Изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка», — писал поэт. Он видел в живой речи народа истинную школу совершенствования языка сочинителя: «Вслушивайтесь в простонародное наречие, молодые писатели, — вы в нем можете научиться многому, чего не найдете в наших журналах».
В статьях, письмах к друзьям, редакторских заметках на полях рукописей Пушкин высказал свое понимание журналистики и роли журналиста в общественной жизни, определил главные гребования к содержанию, языку и стилю журнальной прозы, которыми руководствовался, уточняя, дополняя и развивая свои мысли, поверяя теорию практикой.
Первые пушкинские статьи появились на с границах журналов «Сын Отечества», «Московский телеграф», альманаха «Северные цветы». Поэт откликался на новинки отечественной и европейской словесно-СТИ, определял их место и значение в литературном процессе.
В 1825 г. «Московский телеграф» напечатал небольшую статью «О г-же Сталь и о г. А. М-ве», подписанную буквами Ст. Ар., т. е. Старый Арзамасец. Поводом к выступлению Пушкина послужила статья в «Сыне Отечества» под названием «Отрывки г-жи Сталь о Финляндии. С замечаниями» за подписью А. М-в. Автором публикации был А. Муха-нов— адъютант финляндского генерал-губернатора. Муханов перевел отрывки из изданной во Франции и запрещенной в России книги Ставь «Десятьлет изгнания», в которых высланная Наполеоном писательница делилась своими впечатлениями о России, и отрицательно оценил их. С этой оценкой Пушкин не согласился.
Пушкин стремится доказать, что г-н А. М-в недобросовестно отнесся к своим обязанностям переводчика и рецензента. Он цитирует признание самого Муханова: «Пробегая снова книжку г-жи Сталь, набрел...» и курсивом подчеркивает знаменательность этих слов. Далее он иронически комментирует наивный довод Муханова, призванный подтвердить мысль о том, что Сталь свойственны «ветреное легкомыслие», «отсутствие наблюдательности» и «пошлое иустомельство». Муханов обращает внимание на мрачные пейзажи Финляндии в книге воспоминаний Сталь. Пушкин психологически убедительно объясняет причины этого: «Из России г-жа Сталь ехала в Швецию но печальным пустыням Финляндии. В преклонных летах, удаленная от всего милого ее сердцу, семь лет гонимая деятельным
деспотизмом Наполеона, принимая мучительное участие в политическом состоянии Европы, она не могла, конечно, в сие время (в осень 1812 года) сохранить ясность души, потребную для наслаждения красотами природы. Не мудрено, что почернелые скалы, дремучие леса и озера наводили на нее уныние».
Муханов противопоставляет описаниям Сталь собственные или, как говорит поэт, «ставит в пример самого себя». Пушкин не приводит полностью этих описаний, так как уже первые строчки дают о них ясное представление, и лишь насмешливое резюме поэта намекает на «дистанцию огромного размера» между прозой г-жи Сталь и г-на А. М-ва: «„Нет! никогда, — говорит он (Муханов. — Авт.), — не забуду я волнения души моей, расширявшейся для вмещения столь сильных впечатлений. Всегда буду помнить утра... и пр." — Следует описание северной природы слогом, совершенно отличным от прозы г-жи Сталь».
Пушкин подмечает логические неувязки в статье Муханова, который распространяет свои замечания о записках Сталь на все ее творчество. «Какое сношение имеют две страницы Записок с „Дельфи-ною", „Коринною", „Взглядом на французскую революцию" и пр.?» — резонно спрашивает поэт. Он указывает на оскорбительный характер некоторых обвинений критика и заявляет о необходимости «говори гь языком вежливым образованного человека».
Возражая Муханову, Пушкин излагает свой взгляд на творчество Сталь, на обязанности рецензента. Краткий заключительный вывод его таков: журнальная статейка г. А. М-ва — не весьма острая и весьма неприличная; уважен хочешь быть, умей других уважить.
Много общего с этой статьей в композиции и направленности имеет другая — «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова», также напечатанная в 1825 г. на страницах «Московского телеграфа». При всем уважении к трудам французского историка Лемонте Пушкин вынужден признать, что его предисловие к парижскому изданию басен Крылова изобилует неточностями и ошибками. В частности, Лемонте утверждает, что «владычество татар оставило ржавчину на русском языке». Пушкинское возражение точно, кратко, афористично: «Чуждый язык распространяется не саблею и пожарами, но собственным обилием и превосходством».
Пушкин опровергает слова Лемонте, будто Крылов не знает иностранных языков, кроме французского: «Крылов знает главные европейские языки и, сверх того, он, как Альфиери, пятидесяти лет выучился древнему греческому». В других странах этот факт, по словам поэта, был бы прославлен во всех журналах, «но мы ■ биогра-
г
фи и славных писателей наших довольствуемся означением года их рождения и подробностями послужного списка».
Высказывания Лемонте о М. В. Ломоносове побуждают Пушкина в немногих словах глубоко и полно оценить деятельность «великого сподвижника великого Петра»: «Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник: первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, дает законы и образцы классического красноречия, с несчастным Рихманом предугадывает открытия Франклина, утверждает фабрику, сам сооружает махины, дарит художества мозаическими произведениями и наконец открывает нам истинные источники нашего поэтического языка».
Пушкин переходит от частных вопросов к общим, от меткой харакгерисгики творчества поэтов и прозаиков к животрепещущим проблемам развития отечественной словесности и языка. Его краткий экскурс в историю русского языка отличается масштабностью и диалектичностью мысли, художественным проникновением в существо национальной традиции и иностранного заимствования: «Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими; судьба его была чрезвычайно счастлива. В XI веке древний греческий язык вдруг открыл ему свой лексикон, сокровищницу гармонии, даровал ему законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи; словом, усыновил его, избавя таким образом от медленных усовершенствований времени. Сам по себе уже звучный и выразительный, отселе заемлет он гибкость и правильность. Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного; но впоследствии они сблизились...»
В заключение Пушкин возражает тем критикам, которые видели в баснях Крылова, «истинно народного поэта», подражание Лафонте-ну: «Некто справедливо заметил, что простодушие (naivete bonhomie) есть врожденное свойство французского народа; напротив того, отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться: Лафонтен и Крылов представители духа обоих народов».
Пушкинским разборам свойственны логическая стройность, острая и яркая иолемичность. Чаще всего он вступает в сиор в связи с тем или иным словом, фразой оппонента и от их характеристики переходит к общей оценке высказывания. При этом он активно цитирует автора, выделяет курсивом отдельные слова, использует в скобках вопросительные знаки, тем самым сразу же, в процессе цитирования, вступая
в полемику. Краткое заключение подготовлено всем ходом его рассуждений, является концентрацией основной мысли поэта.
В 1820-е годы Пушкин проявляет себя как незаурядный памфлетист. Одно из замечательных сатирических произведений «Воображаемый разговор с Александром I» написано в тяжелые дни Михайловской ссылки 1824 г. и осталось в рукописи. Поводом к переводу поэта из одесской ссылки в Михайловскую послужило его письмо к приятелю, распечатанное полицией, в котором прозвучали атеистические ноты.
Никакое другое из его публицистических произведений не имеет гакого личного характера, как этот «Разговор», в котором поэт и царь касаются исключительно событий жизни и творчества Пушкина. Поэ! с иронией выслушивает царскую похвалу, с которой начинается беседа: «Когда б я был царь, то позвал бы Александра Пушкина и сказал ему: „Александр Сергеевич, вы прекрасно сочиняете стихи". Александр Пушкин поклонился бы мне с некоторым скромным замешательством...» Вопросы, задаваемые царем, содержат обвинительный подтекст, на который остро реагирует поэт, отстаивая свой образ мыслей, нравственные позиции. Упрек в атеизме вызывает с его стороны протест против полицейского вмешательства в личную жизнь, в чем фактически признается царь: «Но вы же афей? Вот уж никуда не 1 одится». — «Ваше величество, как можно судить человека по письму, писанному товарищу, можно ли школьную шутку взвешивать как преступление, а две пустые фразы судить как бы всенародную проповедь?»
На вопрос, почему он, ладивший с Инзовым во время кишиневской ссылки, не смог ужиться в одесской ссылке с графом Воронцовым, Пушкин дает убийственную оценку последнему, которая имеет косвенное отношение к личности самого царя. При этом он использует оригинальный прием теневого портрета. Отрицая определенные черты в характере и поведении одного человека (Инзова), он изобличает другого (Воронцова): «Скажите, как это вы могли ужиться с Инзовым и не ужились с графом Воронцовым?» — «Ваше величество, генерал Инзов добрый и почтенный старик, он русский в душе, он не предпочитает первого английского шалопая всем известным и неизвестным своим соотечественникам. Он уже не волочится, ему не 18 лет от роду; страсти, если и были в нем, то уж давно погасли. Он доверяет благородству чувств, потому что сам имеет чувства благородные, не боится насмешек, потому что выше их, и никогда не подвергнется заслуженной колкости, потому что он со всеми вежлив, не опрометчив, не верит вражеским пасквилям».
Общая шутливая форма беседы не означает сама но себе миролюбия в вопросах царя, так же как и раскаяния в ответах поэта. Царь искусно ведет обвинение. Он говорит о пушкинской вольнолюбивой оде «Вольность» и оставляет без внимания предложение поэта прочитать его романтические поэмы. Финал воображаемого разговора имеет две редакции. Счастливая развязка в первой редакции («Я бы тут отпустил А. Пушкина») соответствует сказочной фабуле «Разговора», с первых строк («Когда б я был царь...») выдержанного в этом стиле. В новой редакции «Разговор» заканчивается решением царя сослать поэта в Сибирь, которое, хотя и написано в шутливой форме, значительно усиливает его общественное звучание. Такая развязка подготовлена логикой всей беседы и не противоречит жизненной реальности: «Но тут бы Пушкин разгорячился и наговорил мне много лишнего, я бы рассердился и сослал его в Сибирь, где бы он написал поэму „Ермак" или „Кочум", разными размерами с рифмами».
В «Воображаемом разговоре с Александром I» Пушкин говорит о времени и о себе, о судьбе поэта в деспотическом государстве. Характерен сам прием воображаемого разговора — счастливая творческая находка Пушкина.
Новые грани пушкинского сатирического таланта раскрылись в памфлете «Отрывок из литературных летописей», написанном в связи с доносом редактора «Вестника Европы» М. Т. Каченовского на редактора «Московского телеграфа» Н. А. Полевого и опубликованном в альманахе А. А. Дельвига «Северные цветы на 1830 год». Первые пушкинские памфлеты отличались злободневностью, такими оригинальными приемами, как воображаемый разговор, теневой портрет, перечень трудов литературной посредственности без всякого комментария и пр.
Важный этап журналистской деятельности Пушкина связан с «Литературной газетой», которую издавал А. А. Дельвиг. В ней сотрудничали П. А. Вяземский, П. А. Катенин, Сомов. Во время отсутствия Дельвига непосредственное участие в редактировании первых номеров «Литературной газеты» (с 3-го по 12-й на 1830 г.) принимал Пушкин. Газета Дельвига и Пушкина познакомила читателей с прозой и стихами лучших отечественных и зарубежных писателей. В них отчетливо выступала тенденция к основательной разработке характеров, к правдивости и народности. В «Литературной газете» были опубликованы отрывки из VIII главы «Евгения Онегина» и очерка «Путешествие в Арзрум» («Военная Грузинская дорога») Пушкина, повестей «Учитель» и «Успех посольства» Гоголя, произведений А. Погорельского «Монастырка», П. Яковлева «Удивительный че-
ловек», а из зарубежных авторов — сочинения В. Скопа («Сокровище»), Манцони (введение к роману «Обрученные») и др.
Существенное значение для выявления общественной позиции «Литературной газеты» имела опубликованная в первом номере без заголовка и без подписи пушкинская библиографическая заметка о «Некрологии генерала от кавалерии Н. Н. Раевского». В десятистрочном известии о выходе новой книги Пушкин с искренней симпатией отозвался о ее авторе: «Сие сжатое обозрение, писанное, как нам кажется, человеком, сведущем в военном деле, отличается благородною теплотою слога и чувств».
Фамилию автора изданной анонимно «Некрологии» Пушкин знал, но не мог объявить читателям. Прославленный участник Отечественной войны 1812 г. генерал-майор М. Орлов, названный Пушкиным среди имен близких ему декабристов сразу после восстания, был известен как один из руководителей Союза благоденствия и, хотя избежал Сибири, находился под надзором полиции в собственном калужском имении. Свою книгу он посвятил герою войны 1812 г. генералу от кавалерии Николаю Николаевичу Раевскому, с семьей которого дружил Пушкин. Дочь генерала Раевского Екатерина вышла замуж за Орлова. Другая дочь Мария, вышедшая замуж за Сергея Волконского, сосланного в числе других заговорщиков на каторгу, отправилась вслед за ним в Сибирь. Оставленный на попечение родных маленький сын Марии скончался, скорбную надпись на его могиле составил Пушкин.
Доброжелательный отзыв о «Некрологии» Пушкин завершил упреком в адрес ее автора: «С удивлением заметили мы непонятное упущение со стороны неизвестного некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом 1812-м году!.. Отечество того не забыло». Поэт имел в виду сражение при Дашковке 11 июля 1812 г., в котором Раевский участвовал вместе с сыновьями — одиннадцати и шестнадцати лет. После событий на Сенатской площади сыновей Раевского арестовали, но вскоре освободили.
Пушкинская заметка о «Некрологии» касалась памятных имен и событий Отечественной войны 1812 г. и декабрьского восстания 1825 г. Заключительные слова «Отечество того не забыло» звучали в этой связи символически. Мария Волконская получила в Сибири номер «Литературной газеты» с пушкинской статьей, и ее слова о «Некрологии» в ответном письме оказались созвучны с пушкинскими.
Небольшая заметка Пушкина о «Некрологии генерала от кавалерии Н. Н. Раевского» в нервом номере «Литературной газеты» заверяла читателей, что двенадцатый и двадцать пятый годы получат
освещение на страницах нового издания. Подтверждением служили опубликованные в «Литературной газете» произведения: ссыльных декабристов А. Бестужева и А. Одоевского, отважных защитников отечества Ф. Глинки и Д. Давыдова, пушкинское стихотворение «Ари-он» («Я гимны прежние пою...»). Однако замысел поэта не мог реализоваться полностью. В «Литературной газете» он сотрудничал около года. Прежнюю идею Пушкин возродил на страницах созданного им журнала «Современник».
В «Литературной газете» пушкинские статьи публиковались в отделах «Смесь» и «Библиография», чаще всего без подписи и без заглавия, и являлись откликом на животрепещущие факты литературной жизни. Их примечательная особенность — частое обращение к первоисточнику — с тем чтобы процитировать и одобрить свежую, оригинальную мысль того или иного автора. В отклике на альманах «Денница» он относит к числу замечательнейших «Обозрение русской словесности 1829 года» И. Киреевского, цитирует и комментирует его суждения о писателях, цитаты составляют большую часть его заметок О «Карелии» Ф. Глинки, о стихотворениях Делорма.
В других случаях цитата необходима Пушкину, чтобы показать абсурдность, несуразность публичного высказывания, нелогичность доводов его автора. В заметке «Г-н Раич счел за нужное отвечать...» Пушкин полностью процитировал заявление Раича. Гот, отвечая оппонентам, напечатал в «Галатее» список своих сочинений, до смешного малый, и выразил удивление: где критики нашли у него «вялость воображения», «щепетильную жеманность чувств», «недостаток воображения»? Пушкин в «Литературной газете» воспроизвел этот ре-естр и признал неоспоримость возражений Раича.
В «Литературной газете)» проявились особенности пушкинской журнальной статьи: экономность словесных средств, логически безупречная выстроенноеть сюжета, многофункциональность цитирования источника. Вывод, как правило, касался, нередко в иносказательной форме, проблем нравственности, норм общественного поведения, профессиональной этики журналиста. В заключительной фразе звучала раскрывающая смысл всей статьи остроумная сентенция, нередко подкрепленная цитатой из басни или притчи.
В газете Дельвига Пушкин впервые разоблачил литератора и журналиста Булгарина как агента Третьего отделения тайной полиции. Поляк по происхождению, Булгарин получил в Ревеле военное образование. Во время войны Наполеона с Испанией Булгарин сражался на стороне французов и даже заслужил орден I [очетного Легиона. Как свидетельствовали современники, в кампании 1812 г. он уча-
ствовал в станс неприятеля. г>гм факты биографии Булгарина Пушкин обыграл в своих памфлетах и фельетонах.
В 1820-е годы Булгарин объявился в Петербурге с намерением ица-вать журнал, утвердиться в литературных кругах. С 1822 г. он редактировал журнал истории, статистики и путешествий под названием «Северный архив». В столице он сблизился с известными писателями, в частности с Грибоедовым, дружбой с которым похвалялся всю жизнь. Вслед за событиями на Сенатской площади Булгарин открыто поддержал карательные меры правительства и сделался тайным агентом Третьего отделения. Газета «Северная пчела», которую он издавал с 1825 г., удостоилась привилегии публиковать политическую информацию и тем самым обеспечила себе широкий круг читателей.
Другом и союзником Булгарина стал Греч — издатель журнала «Сын Отечества». Общественная позиция Греча, журнал которого до восстания декабристов относился к числу либеральных и будущие участники заговора в нем активно сотрудничали, после известных событий претерпела существенные изменения. В 1829 г. журнал Греча «Сын Отечества» слился с «Северным архивом» Булгарина, а с 1831 г. они совместно издавали «Северную пчелу». Греч и Булгарин, став монополистами в журналистике, «вкупе и влюбе» (А. Пушкин) преследовали неугодных им литераторов.
В 1829 г. Булгарин опубликовал роман «Иван Выжигин». Персонажи этого и других авантюрных произведений Булгарина — мелкие плуты и разбойники, которых в конце концов настигает возмездие. В. Г. Белинский с насмешкой констатировал, что характеры этих героев написаны у них на лбу: Зарезины, Вороватины и пр. По поводу его исторического романа «Дмитрий Самозванец» Белинский едко заметил: «Кто мастер изображать мелких плутов и мошенников, тот не берись за изображение крупных злодеев». В своем романе устами Шуйского Булгарин объявлял казни залогом спокойного царствования, расписываясь геы самым в верноподданнических чувствах к Николаю I.
Вокруг этого произведения началась полемика между «Литературной газетой» и «Северной пчелой». В анонимной рецензии 1830 г. Дельвиг дал объективную оценку псевдоисторическому роману Булгарина. Тот решил, что автор рецензии — Пушкин, и напечатал в «Северной пчеле» пасквильную заметку о некоем французе, который более ревностно служит Бахусу и Плутусу, чем музам. Когда же в печати появилась седьмая глава «Евгения Онегина», Булгарин провозгласил «совершенное падение» пушкинского таланта. Он дал понять к тому же, что Пушкин заимствовал некоторые описания московской жизни из «Ивана Выжнгина».
В № 20 «Литературной газеты» на 1830 г. Булгарину ответили Дельвиг и Пушкин. Дельвиг отмел клевету Булгарина о якобы имевшем место плагиате, напомнив, что описание Москвы из седьмой главы «Евгения Онегина» было опубликовано в «Северной пчеле» за год до появления «Пиана Выжигина». Пушкин напечатал свой памфлет «О записках Видока».
Поэт использует форму библиографической заметки, чтобы известить читателей об изданных во Франции записках начальника полицейского отряда, а до того уголовного преступника Видока. Однако пушкинское выступление — это не столько библиографическая заметка о новой книге, сколько памфлет, в котором раскрывается истинное лицо Булгарина. Разоблачение последнего как полицейского сыщика в литературе и журналистике — гражданский подвиг Пушкина.
Современники, знавшие биографию Булгарина, смогли без труда разглядеть его под личиной Видока. В прошлом солдат, осужденный за измену и воровство, Видок после отбытия наказания предложил свои услуги парижской полиции в качестве сыщика, дослужился до начальника полицейского отряда и, выйдя в отставку, стал сочинять мемуары. Пушкин раскрывает одну за другой отрицательные черты морального облика Впдока и добивается большой напряженности сюжета, предполагая активное участие читателя в узнавании биографии Булгарина. Перед нами портрет доносчика, предателя отечества.
studfiles.net