Значение русской журналистики эпохи Екатерины II. Сатирический журнал екатерина 2

Полемика сатирических журналов при Екатерине II

Журнал Екатерины II «Всякая всячина»

На волне Просвещенного абсолютизма Екатерина II в конце $60$-х гг. $XVIII$ в. начала реформу в вопросах издательства литературы. Реформа была либеральной, т.е. дала возможность практически любому человеку заняться издательской деятельностью.

Например, императрица организовала собственный журнал сатирического жанра под названием «Всякая всячина», в котором высмеивались различные пороки и слабости общества того времени. Этот журнал издавался на протяжении $150$ номеров. В целом, он очень походил на журнал Аддисона Дж. «Spectator», издававшийся в начале века в Лондоне. Кстати, следуя правилам, в журнале не указывалось, что его издателем была императрица, он был анонимен.

Противостояние «Всякой всячины» и «Трутня» Новикова Н.И.

Однако разрешив издаваться, Екатерина II столкнулась с серьезными изданиями, поднимающими глубокие общественные проблемы, например, несправедливость и уродливость крепостного строя. К таким журналам относились издаваемые Новиковым Н.И.:

• «Трутень»,
• «Живописец».

Николай Иванович Новиков происходил из дворянской семьи среднего достатка. Служил в Измайловском полку, но быстро проявил себя как мастер слова. Новиков принимал участие в работе Уложенной комиссии – вел протоколы заседаний, что раскрыло ему глаза на действительность российского общества и отношение власти и элиты к его проблемам.

Замечание 1

Новиков Н.И. поднимал проблему крепостничества очень остро, оценивая ее негативно как с экономической, так и с морально-этической точки зрения. Так, эпиграфом «Трутня» были такие строки:

«Они работают, а вы их труд едите».

Екатерину II выпады Новикова разозлили, затем его высмеяли во «Всякой всячине», что положило начало противостоянию этих журналов. Невероятно смелым стал в одном из номеров «Трутня» сатирический портрет издателя «Всякой всячины» по имени «прабабка», который не знает ни русского языка, ни культуры, а также готов растерзать всякого, кто его не превозносит. После этого Новиков осмелел еще больше и написал пародию на некоего коронованного писателя. Это было слишком, ведь все понимали, что речь об императрице. Ответы в журнале «Всякая всячина» прекратились и он закрылся. Однако в $1770$ г., через некоторое время после смелых статей о Екатерине II закрыли и «Трутня».

«Живописец» Новикова Н.И.

Отметим, что смелость Новикова Н.И. поразила общество. Многочисленные журналы его поддерживали, например, «Смесь», «Адская почта». Он имел много сторонников, его поддерживавших. Поэтому издатель не сдался и в $1772$ г. начал выпускать журнал «Живописец». В нем крепостничество подвергалось уже более взвешенной, но не менее суровой критике. Известные отрывки из «Живописца», например «Письма дяди к племяннику», «Отрывок из путешествия» рисуют весь ужас и извращенность крепостного строя. В итоге «Живописец» тоже закрылся. Но в обществе уже многие успели познакомиться с его злободневными текстами, и зерна раздумий были посеяны.

В связи с разразившимся восстанием Емельяна Пугачева и его масштабами императрица быстро охладела к либеральным идеям Просвещенного абсолютизма. Кроме того, в целом то, что она планировала сделать в рамках этой политики, было уже осуществлено.

В целом же, либерализация издательского дела привела к огромному количеству пустых пересуд, склок и пустозвонства, т.к. несерьезные темы негласно поощрялись, а острые вопросы за этим ворохом было разглядеть сложно.

Замечание 2

Однако Новиков Н.И. стал одним из тех, кому удалось донести серьезные проблемы до общественности. После его «дебюта» началось постепенное осмысление и изменение отношения общества к крепостному праву как к отвратительному явлению, унижающему человека.

spravochnick.ru

Полемика сатирических журналов при Екатерине II

Журнал Екатерины II «Всякая всячина»

На волне Просвещенного абсолютизма Екатерина II в конце $60$-х гг. $XVIII$ в. начала реформу в вопросах издательства литературы. Реформа была либеральной, т.е. дала возможность практически любому человеку заняться издательской деятельностью.

Например, императрица организовала собственный журнал сатирического жанра под названием «Всякая всячина», в котором высмеивались различные пороки и слабости общества того времени. Этот журнал издавался на протяжении $150$ номеров. В целом, он очень походил на журнал Аддисона Дж. «Spectator», издававшийся в начале века в Лондоне. Кстати, следуя правилам, в журнале не указывалось, что его издателем была императрица, он был анонимен.

Противостояние «Всякой всячины» и «Трутня» Новикова Н.И.

Однако разрешив издаваться, Екатерина II столкнулась с серьезными изданиями, поднимающими глубокие общественные проблемы, например, несправедливость и уродливость крепостного строя. К таким журналам относились издаваемые Новиковым Н.И.:

• «Трутень»,
• «Живописец».

Николай Иванович Новиков происходил из дворянской семьи среднего достатка. Служил в Измайловском полку, но быстро проявил себя как мастер слова. Новиков принимал участие в работе Уложенной комиссии – вел протоколы заседаний, что раскрыло ему глаза на действительность российского общества и отношение власти и элиты к его проблемам.

Замечание 1

Новиков Н.И. поднимал проблему крепостничества очень остро, оценивая ее негативно как с экономической, так и с морально-этической точки зрения. Так, эпиграфом «Трутня» были такие строки:

«Они работают, а вы их труд едите».

Екатерину II выпады Новикова разозлили, затем его высмеяли во «Всякой всячине», что положило начало противостоянию этих журналов. Невероятно смелым стал в одном из номеров «Трутня» сатирический портрет издателя «Всякой всячины» по имени «прабабка», который не знает ни русского языка, ни культуры, а также готов растерзать всякого, кто его не превозносит. После этого Новиков осмелел еще больше и написал пародию на некоего коронованного писателя. Это было слишком, ведь все понимали, что речь об императрице. Ответы в журнале «Всякая всячина» прекратились и он закрылся. Однако в $1770$ г., через некоторое время после смелых статей о Екатерине II закрыли и «Трутня».

«Живописец» Новикова Н.И.

Отметим, что смелость Новикова Н.И. поразила общество. Многочисленные журналы его поддерживали, например, «Смесь», «Адская почта». Он имел много сторонников, его поддерживавших. Поэтому издатель не сдался и в $1772$ г. начал выпускать журнал «Живописец». В нем крепостничество подвергалось уже более взвешенной, но не менее суровой критике. Известные отрывки из «Живописца», например «Письма дяди к племяннику», «Отрывок из путешествия» рисуют весь ужас и извращенность крепостного строя. В итоге «Живописец» тоже закрылся. Но в обществе уже многие успели познакомиться с его злободневными текстами, и зерна раздумий были посеяны.

В связи с разразившимся восстанием Емельяна Пугачева и его масштабами императрица быстро охладела к либеральным идеям Просвещенного абсолютизма. Кроме того, в целом то, что она планировала сделать в рамках этой политики, было уже осуществлено.

В целом же, либерализация издательского дела привела к огромному количеству пустых пересуд, склок и пустозвонства, т.к. несерьезные темы негласно поощрялись, а острые вопросы за этим ворохом было разглядеть сложно.

Замечание 2

Однако Новиков Н.И. стал одним из тех, кому удалось донести серьезные проблемы до общественности. После его «дебюта» началось постепенное осмысление и изменение отношения общества к крепостному праву как к отвратительному явлению, унижающему человека.

spravochnick.ru

§ 7. Полемика сатирических журналов

В конце 60-х годов, следуя политике «просвещенного абсолютизма», императрица инициирует «либерализацию» издательского дела, предоставляя полную свободу частной инициативе в издательском деле. Сама Екатерина II основывает сатирический журнал с небрежно-ироническим названием «Всякая всячина». Таким способом августейшая особа решила сама разоблачать пороки общества, нести свет разума «в народные массы». Надо сказать, что в личной жизни Екатерина II была большая охотница до всякого рода шуток, сочиняла эпиграммы, пародии и т.д. Теперь государыня стала писателем-сатириком. Всего с 1769 г . вышло около 150 номеров журнала. Его форма и характер материалов весьма напоминали лондонский журнал Аддисона, выходивший в начале XVIII в. Сатира анонимного издателя (т.е. Екатерины II) была легковесной. Это была так называемая улыбательная сатира.

Но, разрешив анонимные издания журналов, Екатерина II оказалась втянутой в игру с огнем. Среди десятков различных журнальчиков, таких же пустых и легких, как и «Всякая всячина», появились и иные, в которых зазвучали нотки гнева против крепостного строя России. В первую очередь ими являлись журналы «Трутень», «Смесь», «Адская почта» и «Живописец». В них, а особенно в «Трутне» и «Живописце», которые издавал выдающийся русский просветитель Н.И. Новиков, была развернута с морально-нравственных позиций острейшая критика крепостничества. Эпиграфом «Трутня» были многозначительные слова «Они работают, а вы их труд ядите».

Разгневанная жужжанием «Трутня», августейшая писательница резко прикрикнула на Новикова со страниц своей «Всякой всячины». Мужественный издатель принял вызов, и началось беспримерное единоборство двух журналов, двух мировоззрений. Отчаянно рискуя, Новиков создает в одном из выпусков «Трутня» прозрачно-сатирический портрет издателя «Всякой всячины», скрывающейся под именем «прабабки». Он анализирует стиль произведений «Всякой всячины» и всему миру отчетливо показывает, что «пожилая дама» не знает русского языка, но «так похвалами избалована, что теперь и то почитает за преступление, если кто ее не похвалит». Все узнали в этих намеках портрет государыни-императрицы. Полемика обострилась. Тираж «Трутня» постоянно увеличивался. В сентябре 1769 г . Новиков уже открыто пишет о некоем коронованном авторе, открыто пародирует этого автора, изображая его как «неограниченного самолюбца». Было более чем очевидно, что полемика с издателем «Трутня» превращается в позор для Екатерины. Больше она во «Всякой всячине» не отвечает. «Всякая всячина» закрылась. Но власть имущие так дело не оставили, и в начале 1770 г . «Трутень» был закрыт.

Мужественная полемика Н.И. Новикова в «Трутне» имела большой резонанс. Его открыто поддержали такие журналы, как «Смесь» и «Адская почта». Сам Новиков не сложил оружия, и в 1772 г ., незадолго до Крестьянской войны появляется новый сатирический журнал «Живописец». Критика крепостничества на страницах новиковского журнала была более зрелой и более острой, чем в «Трутне». «Живописец» Уже не разменивался на описание деталей, подробностей, а давал критику крепостничества в целом. В знаменитых публикациях журнала — «Отрывке из путешествия», «Письмах к Фалалею», «Письмах дяди к племяннику» показана аморальность, бесчеловечность господствующего в России крепостного права. В конце концов «Живописец» был так же, как и «Трутень», закрыт. Однако с обличающей сатирой но-виковских журналов ознакомились довольно широкие круги тогдашнего общества. В 1770 г . Новикову удалось предпринять второе издание «Трутня», в 1773 г . — появилось второе, а в 1775 г . — третье издание «Живописца».

К середине 70-х годов наиболее крупные акты идеологической политики «просвещенного абсолютизма» были завершены. Разумеется, во всех этих конкурсах, комиссиях, дебатах, журнальных перепалках было немало шумихи, пустозвонства и откровенной демагогии. Однако при всем этом «в рамках дозволенного законами» происходила неуклонная трансформация общественного мнения в сторону критического отношения к крепостным российским порядкам.

studfiles.net

Сатирическая публицистика 1769 - 1774 гг. Журналы Новикова "Трутень" и "Живописец" в полемике с журналом Екатерины II "Всякая всячина" -Русская литература XVIII века -История русской литературы

Общественно-политическая и культурная ситуация первых лет царствования Екатерины II

В 1762 г. произошел последний в XVIII в. государственный переворот: благодаря отсутствию установлений о порядке престолонаследия со времен Петра I к власти пришла Екатерина II, убравшая с дороги мужа и так и не отдавшая престол его законному наследнику – своему сыну. Но в то же время 1760-е гг. – вплоть до начала Пугачевского восстания – первая эпоха гласности в истории русской общественной мысли XVIII в.: духовную ауру эпохи определили попытка создания русской конституции (знаменитый «Наказ» Екатерины) и первый опыт парламента (Комиссия для сочинения проекта Нового уложения), а также мощная дворянская оппозиция самодержавной власти, не стесняющаяся в публичном выражении своего мнения об этой власти (сатирическая публицистика 1769-1774 гг.). И что самое парадоксальное: инициатором этих антиправительственных мероприятий, клонящихся к введению русского абсолютизма в правовые конституционные рамки, выступил не кто иной, как сама императрица Екатерина II.

Оставляя в стороне проблему искренности или лицемерия ее подлинных побуждений в этих начинаниях, отметим факт: время наиболее очевидно-беззастенчивого беззакония и поистине абсолютного произвола русской власти на всех ее уровнях – от неограниченной монархии и судопроизводства, состояние которого потребовало специального екатерининского указа о взятках, до специфических форм поместного землевладения, подстегнутого указом о вольности дворянской, – это время было и эпохой наибольшего за весь XVIII в. массового свободомыслия, возможность свободного высказывания которого облегчалась отсутствием официальной цензуры и указом о вольных типографиях.

Таким образом, русская действительность 1760-1770-х гг., особенно очевидно расколотая на два реальностных уровня либеральным словом и деспотическим делом, оказалась парадоксальной. Четвертая подряд женщина на русском престоле, который от века был исключительно мужским, самим фактом своего на нем присутствия усугубляла это ощущение абсурдной, вывернутой наизнанку и поставленной с ног на голову действительности в условиях прочности традиционного домостроевского уклада жизни, отнюдь не отмененного в массовом быту западническими реформами начала века. В пределах одной исторической эпохи оказались сведены лицом к лицу полярные категории идеально-должного и реально-сущего, закон и произвол, высокая идея государственной власти и человеческое лицо самодержца, неплотно прикрытое маской идеального монарха – все это придало царствованию Екатерины II доселе невиданную духовно-идеологическую концентрацию.

За тридцать четыре года ее пребывания у власти Россия по второму кругу пробежала свой роковой путь, смоделированный еще правлением Петра I и его ближайших преемниц: от революции сверху (законодательные инициативы) через гражданскую войну (пугачевский бунт) к застою и репрессивной политике прямого насилия над общественной мыслью и ее конкретными выразителями («Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространявший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь, Княжнин умер под розгами – и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность").

Эти факторы – предельная концентрация событий во времени, вполне исчерпываемом сознательной жизнью одного поколения, и вторичный характер, особенно остро акцентирующий закономерность, скрытую при ее первом осуществлении, – привели к тому, что эпоха Екатерины II стала первой эпохой сознания для русского общества XVIII в. Царствование Екатерины зеркально отразило в компактных временных границах все предшествующие царствования нового времени; эпоха-зеркало закономерно породила литературу-зеркало, в котором впервые отразилось лицо России во всей сложности своего «необщего выражения». Эта первая возможность самосознания и самоотождествления и привела к качественному скачку русской литературы, ознаменованному творчеством русских писателей 1770-1790-х гг.

Главный результат, достигнутый эпохой гласности и сознания непосредственно в литературе, – это ее совершенно новый идеологический пафос, сопровождаемый и стремительным ростом чисто эстетических факторов, чья роль заметно расширяется в литературе своеобразного «смутного времени» эстетики и философии XVIII в., когда рационалистическая идеология, еще вполне жизнеспособная и действующая, встретилась с зарождающимся сенсуализмом, а четкая жанровая иерархия классицизма дрогнула и заколебалась под натиском разного рода смешанных жанров.

Если говорить об идеологии, то русская профессиональная литература и ранее находилась в самых тесных отношениях с русской властью в том смысле, что она пыталась каким-то образом эту власть реформировать и усовершенствовать, пропагандировать и научать: именно таков публицистико-социальный посыл высоких жанров оды и трагедии. Что же касается сатиры и комедии, то эти живописательные картины порочного русского быта достаточно демонстративно замыкали мирообраз порока в сферу частной жизни, допуская власть в смеховой образ реальности лишь как идею высшей справедливости, правопорядка и закона, лишенную какого бы то ни было личностного воплощения в образе власть предержащего. При этом русские литераторы могли сколько угодно обижаться, проклинать, негодовать, благословлять и даже учить властителя без малейшего ущемления монаршего достоинства. Трагедия – высокий жанр, власть – высокий удел; властитель – персонаж трагедии и образ оды может вызвать какие угодно эмоции, но только не смех, который самим своим актом порождает интимный контакт между осмеиваемым и смеющимся.

"Всякая всячина"

В 1760-1770-х гг. произошла первая перемена мест слагаемых, радикально изменившая и сам облик суммы – идеологического и эстетического пафоса русской литературы применительно к монарху и частному лицу, причем катализатором этого процесса стала сама власть, в лице Екатерины II прикрывшая свой официальный облик маской частного анонимного издателя сатирического журнала «Всякая всячина».

Инициатива издания сатирического журнала принадлежала императрице. Сам замысел периодического издания был продиктован неуспехом работы «Комиссии о сочинении проекта нового уложения» (1767): вместо желательной для Екатерины II унификации русских законов по всей территории России депутаты от Смоленской губернии и Украины, а также депутаты недавно присоединенных прибалтийских территорий (Лифляндия, Эстляндия) потребовали сохранения самоуправления и старых местных законов. Депутаты от демократических слоев населения – однодворцы, мелкие казаки, свободные («государственные») крестьяне вступили в конфликт с депутатами от дворянства, духовенства и купечества по поводу института крепостного права. А поскольку в работе Комиссии принимали участие многие писатели (депутаты М. М. Щербатов, И. П. Елагин, протоколисты Н. И. Новиков, М. И. Попов. А. О. Аблесимов), дебаты в Комиссии имели широкий общественный резонанс. Поэтому в конце 1768 г. Комиссия была распущена, что вызвало еще более оживленные толки, чем ее работа. Необходимо было срочно успокоить общественное мнение и одновременно изложить основные принципы правительственной политики. В результате и возникла идея периодического издания – сатирического журнала, который и начал выходить со 2 января 1769 г. под названием «Всякая всячина». Формально издателем журнала считался секретарь Екатерины II, Г. В. Козицкий, но фактически направление журнала определяла Екатерина II; программные публикации «Всякой всячины» тоже принадлежат ей.

Чтобы журнал не слишком выделялся своей единичностью на фоне полного отсутствия литературных журналов в периодике конца 1760-х гг., Екатерина намеком в первом номере «Всякой всячины» разрешила всем желающим издавать сатирические журналы, причем, поскольку сама она издавала «Всякую всячину» анонимно, от будущих издателей тоже не требовалось выставлять на титульном листе своих имен. Риск подобного мероприятия был велик: состояние общественного мнения в конце 1760-х гг. было таково, что появление оппозиционных журналов было более вероятным, чем появление верноподданнических изданий:

‹…› мой дух восхищен до третьего неба: я вижу будущее. Я вижу бесконечное племя Всякия всячины. Я вижу, что за нею последуют законные и незаконные дети; будут и уроды ее место со временем заступать. Но вижу сквозь облака добрый вид и здравое рассуждение, кои одною рукою прогоняют дурачество и вздоры, а другою доброе поколение Всякой всячины ведут.

Вслед за «Всякой всячиной» один за другим начали выходить сатирические журналы аналогичного профиля: «И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Поденщина», «Смесь», «Адская почта» и, наконец, журнал Н. И. Новикова «Трутень», резко отличающийся от других смыслом своего названия («Трутень» – нерабочая пчела, бездельник,) и полемическим эпиграфом, почерпнутым из басни Сумарокова «Жуки и Пчелы»: «Они работают, а вы их труд ядите». По отношению ко «Всякой всячине» журнал Новикова сразу же занял полемическую позицию; и если учесть, что «Всякую всячину» издавала императрица – лицо, облеченное официальной властью, а «Трутень» был изданием частного человека, литератора и публициста, то эта полемическая стычка власти с подданным обретает не только политический, но и эстетический смысл и чревата не только идеологическими, но и художественными следствиями: особенно заметными эти следствия стали во втором издании Новикова, журнале «Живописец», который издавался в 1772-1773 гг.

До тех пор, пока Екатерина II не взялась за перо публициста и комедиографа, литературная деятельность в России была прерогативой частного человека. Выступая на поприще русской литературы и публицистики, императрица поставила себя в эту позицию – и коль скоро сам монарх взялся за деятельность, бывшую доселе прерогативой частного человека, тем легче было сатире – устоявшейся форме воплощения сферы частной жизни в русской литературе – взяться за тему власти, очень быстро рассмотреть за высокой идеей обычный человеческий облик и применить к нему весь арсенал уже накопленной в русле этого направления живописательно-бытовой словесной пластики. В результате образ Екатерины II на страницах сатирических изданий 1769-1774 гг., особенно в «Трутне» и «Живописце» Новикова, стал возмутительно бытовым: эвфемизм, введенный самой Екатериной для обозначения старшинства ее журнала «Всякая всячина» – «бабушка» или даже «прабабушка» обратился против своего автора издевательским образом «устарелой кокетки» со страниц новиковских изданий.

Спустив диалог власти с литературой на уровень бытовой сатиры, Екатерина II сама спровоцировала смеховую интимность контакта частного человека и монарха, в ходе которого они поменялись атрибутами: власть упала до быта, частный человек вознесся до идеологических высот. Сквозные персонажи сатирических журналов Новикова определяются эпиграфом «Трутня»: «Они работают, а вы их труд ядите». «Вы» – это хозяева, тираны своих рабов – от низшего уровня власти – помещика, до высшего – императрицы, и эти образы имеют подчеркнуто бытовой характер. «Они» – это. крестьяне и их заступники – частные люди, корреспонденты «Трутня». Облики этих людей совершенно лишены каких бы то ни было примет быта и телесности, а образы формируются только их публицистическим словом и полностью совпадают с этико-социальной идеей, в этом самоценном слове заключенной.

Сатирические журналы своей откровенной публицистичностью вывели на поверхность скрытую тенденцию всей предшествующей русской изящной словесности нового времени: сатиры Кантемира, оды Ломоносова, трагедии и комедии Сумарокова, комедиография Лукина, как и многие другие явления этой словесности, были художественной литературой лишь в конечном счете. В первом же и главном – они были публицистикой моралистического или политического толка в своей ориентации на прямую социальную пользу, цель принести которую они и преследовали прежде всего, в художественной, конечно, форме, но художественной вполне факультативно и всецело подчиненной важнейшим задачам формирования общественного мнения, воспитательного эффекта, искоренения порока и насаждения добродетели на всех уровнях русской жизни – от быта частного человека до устройства основ государственного общественного бытия.

Тем временем в недрах чистой публицистики неприметно нарастало новое эстетическое качество будущей русской изящной словесности. Сатирические издания Новикова в прямой стычке дворянских идеологов правового государства с самодержавной властью не просто перебрали заново весь арсенал уже накопленных русской литературой эстетических способов воздействия искусства на действительность посредством отрицания пластического порока и утверждения идеала в его словесно-ораторской модели – но и совместили эти способы в пределах одного макроконтекста, каковым является полный комплект того или иного журнала. Так журнал, соединяющий в своих листах-номерах все без исключения жанры русской словесности на равных правах публикации этого издания, стал естественным горнилом выработки принципиально нового эстетического качества: универсального, синтетического, сводящего в ближайшем соседстве диаметрально противоположные установки, понятия и жанровые ассоциации целостного литературного мирообраза.

В результате скрытые за эстетикой идеологические факторы предшествующей литературы, постепенно нарастая от сатир Кантемира до комедий Екатерины II, дали качественный взрыв публицистики в новиковских изданиях; в недрах же их чистой публицистики, небывало смелой по понятиям XVIII в., таится неприметное накопление эстетических факторов, которым предстоит такой же качественный взрыв в литературе 1780-х гг.

Спор о сатире и крестьянский вопрос как идеологическая и эстетическая категории сатирической публицистики

Центральные проблемы дискуссии новиковских изданий с журналом императрицы связаны с принципиально важными факторами своеобразия русской словесности XVIII в., которая являет собой сложный сплав идеологии и эстетики. В качестве центральной эстетической проблемы на страницах «Трутня» выступает вопрос о сатире как форме литературного творчества, ее социальной функциональности, допустимых рамках, характере и приемах; проблема сатиры возникает в журнале Новикова в ходе дискуссии с изданием Екатерины II «Всякая всячина». Центральной же идеологической проблемой новиковских изданий становится крестьянский вопрос, острозлободневный и, безусловно, очень болезненный в период 1769 («Трутень») – 1772 («Живописец») гг., непосредственно предшествующий пугачевскому бунту.

Начало спору о сатире положила публикация в 53 листе «Всякой всячины», подписанная псевдонимом «Афиноген Перочинов», в которой журнал императрицы попытался задать критерии образа сатирика, его нравственной позиции, объекта сатирического обличения (что нужно считать достойным осмеяния) и характера самой сатиры:

Я весьма веселого нрава и много смеюсь; признаться должно, что часто смеюсь и пустому; насмешником же никогда не бывал. Я почитаю, что насмешки суть степень дурносердечия; я, напротив того, думаю, что имею сердце доброе и люблю род человеческий. ‹…›

Был я в беседе, где нашел человека, который для того, что он более думал о своих качествах, нежели прочие люди, возмечтал, что свет на том стоит ‹…›. Везде он видел тут пороки, где другие ‹…› на силу приглядеть могли слабости, и слабости, весьма обыкновенные человечеству ‹…›.

Но после ‹…› расстались, обещав друг другу: 1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения. ‹…› Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить» (47-48).

В характерном для текстов Екатерины приказном тоне здесь отчетливо сформулирована концепция так называемой «улыбательной сатиры»: сатирик – добродушный остряк, снисходительный к человеческим слабостям, сатира – безличная, легкая ирония по поводу несовершенства человеческой природы, не претендующая на серьезное исправление нравов. Впрочем, в своих собственных сатирических выпа дах «Всякая всячина» своих правил не придерживалась: рекомендация «от бессонницы лекарства» – прочитать «шесть страниц Тилемахиды" имеет характер вполне личного выпада против Тредиаковского. Что же касается тона публикаций «Всякой всячины», направленных против «Трутня», то они являются просто грубыми; здесь и речи быть не может об использовании каких-либо художественных приемов сатирического творчества:

На ругательства, напечатанные в Трутне под пятым отделением, мы ответствовать не хотим, уничтожая оные; ‹…› Думать надобно, что ему хотелось бы за все да про все кнутом сечь. ‹…› мы советуем ему лечиться, дабы черные пары и желчь не оказывались даже и на бумаге, до коей он дотрогивается» (49-50).

Диаметрально противоположную позицию в полемике о сатире занял «Трутень». Корреспонденции «Трутня», посвященные проблемам сатиры, подписаны псевдонимом «Правдулюбов», который принадлежит самому Новикову. В 5-м листе «Трутня» за подписью Правдулюбова появился ответ на правила «Всякой всячины»:

Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. ‹…› По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки, нежели тот, который оным снисходит или (сказать по-русски) потакает. ‹…› Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия. Слабость и порок, по-моему, все одно, а беззаконие дело иное (540).

Уже этот полемический выпад характеризуется совершенно иной направленностью: в самой теоретической формулировке принципов сатиры на лицо заключен выпад против «Всякой всячины», поскольку текст Новикова оперирует почти точными цитатами из журнала Екатерины; о том же, что Новиков знал, с кем он имеет дело, свидетельствуют два намека: отсылка к идиоматике русского языка и мотив беззакония прямо указывают на императрицу, плохо владевшую русским языком и претендовавшую на роль не только юридической законодательницы, но и законодательницы нравов. В следующей корреспонденции Правдулюбова эта личная адресация еще заметнее:

Госпожа Всякая всячина на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами, но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писателей обстоятельно разуметь не может ‹…›.

Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист Трутня уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово, самовластию свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична ‹…»› (68-69).

Наконец, недвусмысленная теоретическая формулировка принципов сатиры на лицо содержится в одной из последних корреспонденции Правдулюбова в 24-м листе «Трутня»:

Критика на лицо больше подействует, нежели как бы она писана на общий порок. ‹…› Я утверждаю, что критика, писанная на лицо, но так. чтобы не всем была открыта, больше может исправить порочного. ‹…› Критика на лицо без имени, удаленная, поелику возможно и потребно, производит в порочном раскаяние; он тогда увидит свой порок и, думая, что о том все уже известны, непременно будет терзаем стыдом и начнет исправляться» (137-138).

Нельзя не заметить, что эта декларация принципов сатиры является по природе своей эстетической: в том, чтобы сделать очевидным объект сатиры, не называя его прямо, как раз и заключается литературное мастерство сатирика. Таким образом, новиковская концепция сатиры на лицо, в конечном счете, оказывается концепцией художественного творчества, а концепция сатиры на порок Екатерины II, при всей своей эстетической видимости, все-таки является идеологией и политикой по существу. Поэтому одинаково личный характер сатирических выпадов в журналах «Всякая всячина» и «Трутень» существенно различается формами своего выражения. Если сатира «Всякой всячины» имеет характер прямого личного оскорбления, то Новиков придает своим сатирическим пассажам статус художественного приема: одним из излюбленных способов неявной сатиры на лицо становится пародийная цитация и перелицовка текстов «Всякой всячины», придающая пародиям «Трутня» смысл насмешки и над литературной личностью, и над отраженным в тексте реальным лицом императрицы:

«Всякая всячина»:

Некогда читал некто следующую повесть. У моих сограждан, говорит сочинитель, нет ни одной такой склонности, коя бы более притягала мое удивление, как неутолимая их жажда и жадность ко новизнам. Обыкновенно задача к тому дается одним словом или действием ‹…›.

Если бы сие любопытство было хорошо управляемо, оно бы могло быть очень полезно для тех, кои теперь оным обеспокоены. ‹…›

Читав сие, понял он причину, для чего в великом множестве наши листы охотно покупают. Хотите ли оную знать? Боюся сказать, прогневаетесь. Одно любопытство и новизна вас к сему поощряет. ‹…›

Ему пришло на ум еще новое. Со временем составлять он хочет ведомости, в которых все новизны напишет всего города, и надеется получить от того великий барыш.

«Трутень»:

Некогда читал некто следующую повесть; у некоторых моих сограждан, говорит сочинитель, нет ни одной такой склонности, коя бы более притягала мое удивление, как неограниченное их самолюбие. Обыкновенный к тому повод бывает невежество и ласкательство. ‹…›

Если бы сие самолюбие было ограничено и хорошо управляемо, оно могло бы быть очень полезно для тех, кои теперь оным обеспокоены. ‹…›

Читав сие, понял он причину, для чего сперьва тысячами некоторых листы охотно покупали. Боюся сказать, прогневаются; одно желание посмеяться самолюбию Авторскому к сему поощряет. ‹…›.

Ему пришло на ум еще новенькое, со временем составлять он хочет книгу, всякий вздор, в которой все странные приключения напишет всего города, и надеется получить от того великий барыш.

Таким образом, в полемике о сатире как форме литературного творчества между журналами «Трутень» и «Всякая всячина» эстетическая проблематика приобрела политическую подоплеку, поскольку в конфликте столкнулись властитель и подданный. С другой стороны, идеологический конфликт между властителем и подданным реализовался в том, что власть как идея и личное воплощение стала объектом сатирического рода творчества не только в этическом, но и в эстетическом смысле понятия «сатира», тогда как все предшественники Новикова поднимали проблему власти только в высоких жанрах. Отсюда – новые критерии художественности и новые способы выражения идеологических взглядов посредством приемов чисто художественного словесного творчества, особенно очевидных в материалах «Трутня» и «Живописца», посвященных крестьянскому вопросу.

И здесь инициатива постановки проблемы принадлежала «Всякой всячине»: крестьянский вопрос был центральным в работе Комиссии о сочинении проекта нового уложения, и именно возможный поворот дебатов о крепостном праве потребовал роспуска Комиссии. Поэтому понятно, насколько важно было правительственному изданию задать тон и аспект обсуждения крестьянского вопроса.

Центральная публикация «Всякой всячины» по крестьянскому вопросу – аллегорическая сказка о мужике и кафтане, принадлежащая перу императрицы, представляет проблему крепостного права как нравственную, а злоупотребления неограниченной властью над крепостными – как проблему частного порока. Смысл сказки сводится к следующему. Жил да был мужичок, и был у него кафтан. Со временем кафтан износился, мужику понадобился новый. Но «свирепый приказчик» вместо нового кафтана велел мужика высечь, другой «от скорости не молвил, кому и из чего шить мужику кафтан». Наконец, «по смене разных приказчиков сыскался один добрый человек, велел шить мужику новый кафтан», но портные «зачали спорить о покрое, а мужик между тем на дворе дрожит, ибо тогда случилися крещенские морозы». Дворецкий попробовал дать в помощь портным четырех мальчиков, «коих хозяин недавно взял с улицы, где они с голода и с холода помирали». Однако вместо помощи вышла лишняя неразбериха, поскольку «мальчики умели грамоте, но были весьма дерзки и нахальны», и начали требовать себе те кафтаны, которые у них были, когда им было по 5-и лет, а сейчас им по 15-и лет. В результате «мужик без кафтана на улице почти замерз".

Смысл этой аллегории заключается в попытках Екатерины II объяснить причины неуспеха Комиссии о сочинении проекта нового уложения: мужик – русский народ, кафтан – свод законов (уложение, конституция), приказчики и дворецкий – русские монархи вплоть до Екатерины, спорящие портные – Комиссия, четыре мальчика – депутаты от четырех территорий с традиционным местным самоуправлением (Украина, Смоленщина, Лифляндия и Эстляндия). И неуспех всего мероприятия по пошиву кафтана мужику объясняется каждый раз именно нравственными свойствами его участников – свирепостью приказчика, несговорчивостью портных, дерзостью и наглостью четырех мальчиков, с которыми не в силах справиться добрый дворецкий. В качестве основной политической проблемы русской жизни крестьянский вопрос во «Всякой всячине» принципиально не рассматривается.

Совершенно иначе подошли к нему новиковские журналы «Трутень» и «Живописец». При том, что подспудно именно крестьянский вопрос является лейтмотивным в обоих изданиях, специально ему посвящены следующие публикации: в «Трутне» «Рецепт для г-на Безрассуда» и так называемые [Копии с отписок] – имитация документа, переписки помещика со старостой и крестьянами своей деревни; в «Живописце» – [Письма к Фалалею] – переписка провинциального помещика с сыном, служащим в Петербурге и «Отрывок путешествия в *** И. Т.». Поскольку эти публикации подписаны псевдонимами, вопрос атрибуции их текстов является до сих пор дискуссионным. «Рецепт для г-на Безрассуда» бесспорно принадлежит Новикову, тексты же Копий с отписок и Писем к Фалалею наиболее распространенное исследовательское мнение атрибутирует Д. И. Фонвизину, а текст «Отрывка…» – А. Н. Радищеву.

Первая же публикация, открывающая обсуждение крестьянского вопроса в журналах Новикова, «Рецепт для г-на Безрассуда», придает ему характерный правовой разворот:

Безрассуд болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но ‹…› крепостные его рабы. ‹…› Безрассудный! разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою во образе крестьян, рабов твоих? ‹…› От сей вредной болезни рецепт: Безрассуд должен всякий день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до тех пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином (135-136).

Новиков переводит крестьянский вопрос из сферы частных нравственных извращений на более высокий философско-идеологический уровень естественного права, которым каждый человек обладает от рождения: права на жизнь и средства к поддержанию жизни. Естественное право предполагает свободу человека во всем, что касается удовлетворения его естественных потребностей. Понятно поэтому, что общефилософский аспект рассмотрения проблемы крепостного права был чреват серьезными политическими выводами.

Оригинальный поворот крестьянского вопроса – экономический – предлагают Копии с отписок. Переписка крепостных с барином насквозь пронизана мотивом денег. Первая отписка, от старосты Андрюшки государю Григорию Сидоровичу, целиком посвящена отчету о взимании оброка:

Указ твой господский мы получили и денег оброчных со крестьян на нынешнюю треть собрали: с сельских ста душ сто двадцать три рубли двадцать алтын; с деревенских пятидесяти душ шестьдесят один рубль семнадцать алтын; ‹…› а больше собрать не могли: крестьяне скудные, взять негде ‹…› (141).

Во второй отписке неплательщика Филатки тема денег тоже является главной: «По указу твоему господскому, я, сирота твой, на сходе высечен, и клети мои проданы за бесценок, также и корова, и деньги взяты в оброк ‹…›»; в «Копии с помещичьего указа» ей подводится окончательный итог. В каждом из шестнадцати пунктов указа так или иначе присутствует отсылка к этой основе взаимоотношений помещиков с крестьянами:

Приехав туда, старосту ‹…› высечь нещадно за то, что он ‹…› запускал оброк в недоимку ‹…›; а сверх того взыскать с него штрафу сто рублей. ‹…› неплательщиков же при собрании всех крестьян сечь нещадно. ‹…› По просьбе крестьян корову у Филатки оставить, а взыскать за нее деньги с них ‹…› За грибы, ягоды и проч. взять с крестьян деньгами (155-157).

Так проблема крепостного права предстает в Копиях с отписок в качестве основной экономической проблемы русской жизни. Характерно, что экономическая невыгода крепостного землепользования, которой впоследствии Радищев посвятит целую главу в своем «Путешествии из Петербурга в Москву», уже в публицистике сатирических журналов Новикова приобретает свои первичные очертания. Оголтелое вымогание денег не дает помещику Григорию Сидоровичу понять простейшую экономическую истину, хорошо внятную его крестьянам: прежде чем получить п" ибыль, нужно вложить капитал. Эту истину, в отличие от своего барина, хорошо понимает крепостной Филатка:

Прикажи, государь, в недоимке меня простить и дать вашу господскую лошадь: хотя бы мне мало-помалу исправиться и быть опять твоей милости тяглым крестьянином. Ты сам, родимый, человек умный, и ты сам ведаешь, что как твоя милость без нашей братии крестьян, так мы без детей да без лошадей никуда не годимся (155).

Если учесть, что автором Копий с отписок скорее всего является Фонвизин (предположить это позволяет псевдоним &laquo Правдин&raquo , которым подписана корреспонденция), то в переписке помещика с крестьянами отчетливо просматриваются истоки одного из политэкономических афоризмов комедии "Недоросль"

Простаков. То правда, братец: весь околоток говорит, что ты мастерски оброк собираешь.

Г-жа Простакова. Хотя бы ты нас поучил, братец батюшка а мы никак не умеем. С тех пор, как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда! (Д. I, явл. 5).

О блаженная добродетель любовь ко ближнему, ты употребляешься во зло: глупые помещики сих бедных рабов изъявляют тебя более к лошадям и собакам, а не к человекам! (295)

Если бы автор &laquo Отрывка&hellip &raquo остановился на этом описании, изображение трех покинутых в избе младенцев осталось бы просто бытовой картинкой, которая, безусловно, вызывала бы сочувствие читателя к обездоленным, но не превышала бы статуса частного жизненного факта. Но те размышления, на которые путешественника наводит зрелище мучений невинных младенцев, поднимают этот частный факт до высоты идеологического тезиса и философского обобщения:

Смотря на сих младенцев и входя в бедность состояния сих людей, вскричал я: - Жестокосердный тиран, отъемлющий у крестьян насущный хлеб и последнее спокойство! посмотри, чего требуют сии младенцы! У одного связаны руки и ноги: приносит ли он о том жалобы? Нет: он спокойно взирает на свои оковы. Чего же требует он? - Необходимо нужного только пропитания. Другой произносил вопль о том, чтобы только не отнимали у него жизнь. Третий вопиял к человечеству, чтобы его не мучили (296).

Так бытописательная картинка приобретает у Радищева смысл аллегорический: три младенца, лишенные средств к поддержанию жизни, становятся символом русского крепостного крестьянства, лишенного своих естественных прав русским гражданским законодательством. Юридическое, гражданское право - это гарант права естественного, законодательное обеспечение его осуществления для каждого члена общества. Но русское законодательство, отдающее жизнь и смерть, тело и душу крестьянина в полную власть помещику, лишает огромную часть нации ее естественного права.

Одический и сатирический мирообразы в публицистике "Трутня" и "Живописца"

Эта контаминация двух разных эстетических сфер (ибо образ тирана находился до сих пор в компетенции высокой трагедии, а помещик безраздельно принадлежал сатирико-комедийной традиции) появляется уже в листе 6 "Трутня" :

Характерной приметой этого образа является постоянная акцептация атрибутов высшей, почти божественной власти, ставящая между помещиком и царем, помещиком и божеством знак почти полного равенства:

Такое совмещение бытового и бытийного статусов властителя в одной литературной маске дает неограниченные возможности их ассоциативного варьирования и столь же неограниченную способность их к взаимной подмене, ибо полное тождество принципа самовластия и абсолютного произвола открывает над низшим уровнем власти высший и наоборот. Любопытно, что в развитии образа тирана-помещика на страницах "Трутня" и "Живописца" задействованы и обе стилевые традиции, с которыми он ассоциативно связан: сатирико-комедийный бытописательный и одо-трагедийный риторический мирообразы в равной мере окружают персонажей, воплощающих образ-контаминацию.

Ориентация на ораторское слово явственно обнаруживается в стилистике "Отрывка путешествия в *** И. Т." , в котором по правилам риторики выстроен ряд фрагментов, непосредственно касающихся проблемы тиранической власти помещика над крестьянами: в повествование о путешествии автора в деревню Разоренную вклинивается стилизованная под звучащее слово прямая монологическая речь, сложенная из риторических вопросов и восклицаний, обильно уснащенная аллегориями, архаизмами, инверсиями и повторами, не оставляющими никаких сомнений относительно той стилевой традиции, к которой она тяготеет:

Напротив, бытовой аспект проблемы дает на страницах"Трутня" и "Живописца" многочисленные пластические образы тиранов-помещиков, которые явно ориентированы на устное разговорное просторечие:

Совет ее ["Всякой всячины" ] чтобы мне лечиться, не знаю, мне ли больше приличен, или сей госпоже. Она, сказав, что на пятый лист "Трутня" ответствовать не хочет, отвечала на оный всем своим сердцем и умом, и вся желчь в оном письме сделалась видна. Когда же она забывается и так мокротлива, что часто не туда плюет, куда надлежит, то кажется, для очищения ее мыслей и внутренности небесполезно ей и полечиться (69).

Констатация патологического состояния верховной власти в "Трутне" и "Живописце" влечет за собой естественную попытку постановки диагноза:

Для чего человек, который заражен самолюбием, " не берет он книги в руки? Он бы тут много увидел, чего ласкатели никогда не говорят (119-120).

Тут описан помещик, не имеющий ни здравого рассуждения, ни любви к человечеству, ни сожаления к подобным себе, и, следовательно, описан дворянин, власть свою и преимущество дворянское во зло употребляющий (327).

Так в публицистике новиковских журналов снова сталкиваются и противостоят друг другу два мирообраза, созданные разными художественными средствами: портретное бытописание факультативным изобразительным словом и ораторское говорение словом самоценно значимым.

Если теперь попытаться определить основное значение сатирических журналов Новикова для дальнейшей эволюции идеолого-эстетических факторов русской литературы XVIII в., то оно будет заключаться в следующем:

Во-вторых, для подготовки поэтики русской литературы последующих лет неоценимое значение имел особенный, ассоциативно-непрямой способ выражения публицистической мысли специфически художественными средствами: компоновкой разнородных материалов, рождающей на стыке разных частных смыслов новый и обширнейший,  -  принцип, основанный на игре прямого значения высказывания с косвенно подразумеваемым, которая нередко превращается в игру утверждения и отрицания, обнаруживающую за одой и панегириком сатиру и хулу, претворяющую смех в слезы и творящую из жизнеподобной реальности абсурд, где все не то, чем кажется. Во многом подобная эстетическая изощренность - результат не зависящей от намерений редактора умственной эквилибристики, продиктованной социальным статусом и неограниченными репрессивными возможностями оппонента. Но своего эстетического смысла этот результат, тем не менее, не теряет: оба издания Новикова представляют собой текстовые единства абсолютно нового для русской литературы XVIII в. качества: не прямое декларативное высказывание, а косвенно-ассоциативное выражение авторской мысли, которая нигде не высказана, но с математической неизбежностью рождается в сфере рецепции, вне журнального текста и над ним из столкновения смыслов разных публикаций.

Однако до того как станет очевидна эта эстетическая преемственность поздней прозы XVIII в. по отношению к сатирической публицистике 1769-1774 гг., аналогичный процесс взаимопроникновения бытового и бытийного мирообразов развернется еще в двух новых жанровых моделях русской литературы переходного периода: романе и лиро-эпической поэме, которые далеко не случайно оказываются параллельными на этой стадии жанрового развития русской литературы XVIII в. До того как русская литература обогатилась оригинальными романом и лиро-эпической поэмой в своих чистых жанровых разновидностях, синкретическая идея стихотворного эпоса, соединяющего роман со стихотворной формой, нашла свое воплощение в "Тилемахиде" Тредиаковского, открывшей эту линию жанровой эволюции русской литературы в первой половине 1760-х гг.

08.03.2016, 2027 просмотров.

www.myfilology.ru

Екатерина II и русская журналистика 1769 г.

«Всякая всячина»   Российское общество второй половины XVIII столетия было продуктом петровских реформ. Государство активно участвовало в процессе культурного строительства. Именно оно основало первые газеты и журналы, способствовало распространению гражданского книгопечатания. В конце 1760-х гг. верховная власть проявила инициативу в пробуждении интереса читателей к периодическим изданиям, способствовав появлению сатирической журналистики. Это был один из политических жестов императрицы Екатерины II (годы правления 1762–1796). Захватив власть в результате дворцового переворота, Екатерина II стремилась править в духе европейского Просвещения и предпринимала попытки убедить в этом окружающих. В частности, она состояла в многолетней переписке с Вольтером и Дидро и созвала в 1767 г. Комиссию по составлению Нового уложения, для которой сама написала «Наказ», составленный на основе идей Монтескье и Беккариа. 2 января 1769 г. Екатерина II организовала выпуск еженедельного журнала, который выходил в Петербурге по пятницам, полулистами, по 4 страницы, форматом в 1/8 листа. Первый выпуск состоял из 6 страниц, он распространялся бесплатно и назывался: «Всякая Всячина. Сим листом бью челом, а следующие впредь изволь покупать». Данное издание за 1769 г. составляет книгу в 408 страниц; каждая статья имеет особый №, всего №№ 150, а общее число выпусков 52 (то есть в каждом выпуске было примерно 3 статьи). В 1770 г., с 53 по 70 выпуск, издан «Барышек Всякой всячины», продолжавший нумерацию страниц «Всякой Всячины» (411-552) и ее статей (№№ 151–176). Тираж первого номера превышал 1500 экземпляров, впоследствии постепенно сократился до 500 экземпляров[82]. Издателем журнала, равно как и главным редактором и сотрудником, как теперь доказано, была сама Екатерина II; ближайшим помощником ее состоял секретарь Г.В. Козицкий. Цель издания объяснялась в журнале таким образом: «Я хотел показать, первое – что люди иногда могут быть приведены к тому, чтобы смяться самим себе; второе, открыть дорогу тем, кои умнее меня, давать людям наставления, забавляя их, и третье – говорить русским о русских и не представлять им умоначертаний, кои оные не знают». В издаваемом Екатериной журнале, предположительно, участвовали И.П. Елагин, А.П. Сумароков, А.В. Храповицкий, А.П. Шувалов и другие литераторы. Фактом издания «Всякой Всячины» Екатерина II попыталась перенести на русскую почву формы европейского литературного процесса. За образец для издания она приняла английский журнал Аддисона и Стила «The Spectator» («Зритель»), которым в молодости зачитывалась. «Всякая Всячина» широко заимствовала из него форму и характер сатиры и даже прямо пользовалась его статьями, сокращая или дополняя их и приближая к русской жизни. Заимствования производились из французской редакции Аддисоновского журнала. Форма сатирических статей «Всякой Всячины» – большей частью письмо постороннего лица в редакцию, аллегория, восточная повесть, сон, случайно найденные записки и т.д. Характер сатиры «Всякой Всячины» был самый безобидный, потому что она поставила себе правилом «не целить на особ, а единственно на пороки». Даже и эта скромная цель еще больше суживалась тем, что журнал предполагал только «изредка касаться пороков, чтобы тем под примером каким не оскорблять человечества». Таким образом, он обращал главное внимание на смешные, мимолетные явления жизни, а из общественных зол лишь однажды коснулся только взяточничества, да и то лишь по отношению к «подьячим». Прежде всего Екатерине было важно сохранить идеологический контроль над умами подданных. При помощи журнала, в котором легкая, ни к чему не обязывающая сатира перемежалась с назидательными поучениями, и манипулируя мнениями многочисленных корреспондентов своего журнала, зачастую мнимых, императрица стремилась руководить общественным мнением, навязывая читателям выг­одное ей понимание стоявших перед правительством проблем, путей их решения. При этом она приглашала соотечественников к сотрудничеству в деле исправления недостатков. Так, уже во втором листке «Всякой всячины» всем желающим предлагалось присылать свои материалы – «как стихи, так и прозу» – для публикации в журнале. «Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было», – так заявляли издатели.«Всякая всячина» постепенно приучала читателей к нравоучительно-развлекательному тону своих листков. Стараясь быть ненавязчивой в намеках, Екатерина в иносказательной форме предпринимала попытки разъяснить некоторые аспекты своей внутренней политики. Так, в статье под № 62 ею была помещена аллегорическая «Сказка о мужичке», в которой императрица искусно снимала с себя ответственность за провал работы Комиссии по составлению нового Уложения. В ней рассказывалось о мужичке, которому стал тесен старый кафтан, и о добром приказчике, решившем сшить мужичку новый. Созвав портных, приказчик велел дворецкому дать им новое сукно и даже сделал раскрой. Нерадивые портные и капризные мальчики, пришедшие со стороны, помешали сшить кафтан и мужичок остался мерзнуть на улице. Здесь «мужичок – русский народ; кафтан – новое Уложение, портные – Комиссия депутатов» и т.д.. В номерах «Всякой всячины» печатались статьи, косвенно направленные против распространения среди придворных таких страстей, как властолюбие и корысть, против досаждавших императрице многочисленных любителей всяких утопических проектов. Все это было облечено в форму дружеских наставлений, предназначавшихся строптивым домочадцам или непослушным детям. Однако основное место в екатерининском издании занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство, бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим – таковы основные объекты сатиры на страницах «Всякой всячины». Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях, «Всякая всячина» брала на себя роль «бабушки», видя в периодических изданиях своих «внучат»: она журила одних, подбадривала других, советовала третьим. В первом листке «Всякой всячины» содержалось разрешение издавать подобные же издания частным порядком. В столице начинают выходить новые периодические издания. В середине января появился журнал «И то, и сио», за которым тотчас последовал журнал «Ни то, ни сио». В феврале список пополнил журнал «Полезное с приятным», в марте – «Поденщина», в апреле – «Смесь», лишь с начала мая начал выходить «Трутень» – самый боевой сатирический журнал, вступивший в полемику со «Всякой всячиной». Список этих изданий дополнил начавший печататься с июля 1769 г. журнал «Адская почта». Можно сказать, что «Всякая Всячина» породила отечественные сатирические журналы, поскольку Екатерина стремилась начать с обществом диалог, который должен был развиваться так, как ей казалось выгодным для государства. Однако попытка создания в России журнальной полемики привела к нежелательным результатам, хотя поначалу ничто не предвещало грозы. Первые несколько месяцев своего существования «Всякая всячина» доминировала в русской сатирической журналистике. Ее номера пользовались несомненной популярностью у читателей ввиду новизны подобного рода изданий. Но скоро, особенно с момента появления таких журналов, как «Трутень» и «Адская почта», литературный процесс начал выходить из-под контроля императрицы, и гегемонии «Всякой всячины» наступил конец. Шутливой снисходительности ее домашней сатиры и развлекательной болтовне была противопоставлена талантливая и необычайно богатая по форме сатира, представленная в журналах Н.И. Новикова и Ф.А. Эмина. Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между новиковским «Трутнем» и екатерининской «Всякой всячиной», стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенности осмеяния конкретных носителей пороков или виновников общественных злоупотреблений. Проблематика полемики свелась к выбору между обобщенной «сатирой на порок» и индивидуализированной «сатирой на лицо». Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, ее издатели поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. «Снисхождение и человеколюбие» – объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему». Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы, нетерпимости, несовместимых с законами любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова (корреспонденции, возможно, написанной самой императрицей) предлагались правила, которыми следует руководствоваться тем, кто желает критиковать человеческие недостатки: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения». При таком понимании характера сатиры допустимость критики в литературе социальных пороков практически сводилась на нет. Не довольствуясь предложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить письмо Перочинова и постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить»[83]. Стиль правил, особенно двух последних, позволяет с уверенностью говорить о причастности Екатерины к их сочинению, а может быть, и об ее авторстве. Позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V этого журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме изложенные «Всякой всячиной» правила подвергались критике: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан, но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки... Любить деньги есть та же слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия. Слабость и порок, по моему, все одно... Правильнее быть Трутнем... нежели такою пчелою, которая по всем местам летает и ничего разобрать и найти не умеет»[84]. Публикация в «Трутне» этого письма означала выход полемики на поверхность, ибо здесь впервые было свободно и открыто изложено мнение, противоположное точке зрения «Всякой всячины». Ее позиция здесь объявлялась сродни позиции человека, наделенного «слабой совестью и к тому же выступающего защитником пороков». Автором письма, подписанного фамилией Правдулюбов, был, по всей вероятности, сам Н.И. Новиков. В его лице Екатерина II столкнулась с решительным и убежденным противником. Она ответила «Трутню» в резких тонах в статье № 66 своего журнала. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она обвинила его в желании «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая якобы на человеколюбие и терпимость, издательница «Всякой всячины» в своем раздражении явно теряла самообладание. Новикова не смутили выдвинутые в адрес «Трутня» обвинения. В листе VIII cвоего журнала он поместил второе письмо Правдулюбова, из которого можно сделать вывод, что высокое положение издателей «Всякой всячины» не было для него секретом. Он очень остроумно «простил» «Всякую всячину», объясняя ее нападки на «Трутень» недостаточно хорошим владением русским языком. Учитывая немецкое происхождение императрицы, намек был достаточно язвительным. Но Новиков не ограничился замечаниями по поводу стиля автора материалов «Всякой всячины». В его рассуждениях он увидел также черты «самовластья», чего как огня боялась Екатерина II: «Госпожа «Всякая всячина» написала, что пятый лист «Трутня» уничтожает. И это как-то сказано не по-русски: уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична»[85]. Екатерине II было не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического лидерства ей приходилось защищаться, отбиваясь от нападок остроумного и язвительного противника. Союзником «Трутня» в отстаивании права не обличать абстрактные пороки, а выводить перед читателем их конкретных носителей, выступил журнал «Адская почта», издававшийся Ф.А. Эмином. В ноябрьском номере журнала он писал: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое»[86]. Вопрос об исправлении пороков решался различно: «внучата» полагали, что воспитания мало для искоренения их, необходимы и социальные реформы. Полемика дошла до того, что «Смесь» замечала, яко бы бабушка «изображает слабость своего разума», не сходясь с внучатами, которые могли ее спросить: «почто же называться роднею? Или она уже выжила из ума?» Встретить такое сопротивление было неожиданным для императрицы. Свою концепцию незлобивой сатиры, пропагандировавшуюся на страницах «Всякой всячины», Екатерина II восприняла из английских сатирико-нравоучительных журналов начала XVIII века, таких как «Зритель» и «Опекун», издававшихся Стилом и Аддисоном. Популярность этих журналов в Европе была огромной, и русская императрица не хотела выглядеть отсталой. Но в ее стремлении привить на русской почве традиции английской журналистики следует видеть и политический смысл. Екатерина постепенно освободилась от увлечения идеями французских просветителей и отдала предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации Стюартов 1702–14 гг. Споры о предназначении сатиры велись на страницах указанных английских журналов. И именно оттуда Екатерина II заимствовала устраивавшее ее решение проблемы в данном вопросе. Но она не учла одного обстоятельства. В условиях английской действительности начала XVIII века и той исторической обстановки, которая сложилась в Англии после «славной» революции 1688 г., требования доброжелательной сатиры с подчеркнутым в них отказом от обличения конкретных лиц диктовались самой ситуацией политического компромисса, в сохранении которого журналисты-сатирики эпохи Реставрации видели свою цель. Этим обеспечивалась нужная победившей буржуазии консолидация общественного мнения. Но в условиях России проповедование подобного понимания сатиры, учитывая к тому же, что оно исходило от печатного органа, тайно руководимого самой императрицей, объективно служило целям ограничить возможности какой-либо серьезной критики снизу и навязать обществу выгодное для правительства понимание происходящего в стране. И, как можно видеть, этой своей цели Екатерина II не достигла. Необходимых социальных предпосылок для повторения английского опыта в условиях императорской России не было[87]. В Англии XVIII века развитие газетной и журнальной прессы явилось порождением парламентской демократии, с ее практикой обсуждения политических вопросов в печати. Журналы откликались на текущие события, информировали о новостях культуры и науки, одновременно оставаясь платформой литературной борьбы. В эссе Аддисона и Стила возможность сатиры «на лица» отменена с самого начала. Но узнаваемы не лица, а типы, хотя и представленные с подробностью мелких и дорогих для читателя черт. Разработка характеров – черта нового стиля мышления в английской журналистике XVIII века. Но именно эта черта и оказалась чужда русским переводчикам. В российской действительности проявился интерес больше к нравоучительному аспекту английской журналистики, а не к сатирическому[88].   В конце 1769 г. Екатерина решила прекратить выпуск «Всякой всячины». Заключая поприще своей деятельности, издатель высказался в так: «прощайте, господа, я с великим терпением слушал ваши осуждения и смеялся от чистого сердца всему тому, за что другой бы сердился, и не переставал писать, пока мне самому не вздумалось окончить «Всякую Всячину»; и сие оканчивая, объявляю вам, что я приемлю другое ремесло, где достанутся от меня многим щедрые милости». Последние слова служат одним из опорных пунктов доказательству, что издателем была императрица Екатерина II[89].   Другие журналы 1769 г. Для более полной характеристики журналистики XVIII века следует хотя бы коротко рассказать о других журналах, выходивших в 1769 г. Обычно они, как и «Всякая всячина», были еженедельными («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Полезное с приятным», «Смесь», «Трутень»), но некоторые журналы выходили в виде листков ежедневно («Поденщина») или книжками ежемесячно («Адская почта»). Продолжительность их существования была от одного месяца («Поденщина») до одного года («И то, и сио», «Трутень»). Издателями обычно выступали литераторы («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Смесь», «Адская почта»), преподаватели Сухопутного шляхетного корпуса («Полезное с приятным») и только один недолго существовавший журнал «Поденщина» выпускал «обер-офицер полевых полков», в литературном мире никак себя не зарекомендовавший. Все журналы 1769 г. издавались в Санкт-Петербурге. Расцвет московской журналистики после недолгого подъема в начале 1760-х гг. повторно произошел несколько позже, в 1780-е гг. Первым откликнулся на призыв «Всякой всячины» издавать новые журналы Михаил Дмитриевич Чулков (1743–1792) – писатель, выходец из разночинной среды, получивший образование в разночинской гимназии при Московском университете и прославившийся сборником «Пересмешник, или словенские сказки» (четыре части вышли в 1766–1768 гг.). С января 1769 г. он начал издавать журнал «И то, и сио», выходивший еженедельными листами в течение года вплоть до декабря (всего вышло 52 листа). Будучи единоличным издателем, Чулков являлся и основным автором журнала. Его название было подсказано примером «Всякой всячины», хотя в то же время в нем заключался намек на социальную ориентированность журнала – симпатии издателя «И то, и сио» в пользу невзыскательного читателя. Чулков не захотел потворствовать вкусам социальных верхов или обслуживать высокообразованные слои читателей. «Читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов; ибо и я сам человек неважный, и когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состоянием моим похожу на самое сокращенное животное. Я предпринял увеселять тебя столько, сколько силы мои позволят, единственно для той причины, чтобы заслужить твою благосклонность», – так писал Чулков в первом листе своего журнала. Заискивание перед читателем согласовалось с отказом от наставлений и обличений общественных пороков. Лицо журнала определяла установка на балагурство и развлечение – листки заполнялись разнородными материалами развлекательного характера (бытовая новелла, анекдоты, сказки, пословицы, басни, элегии и шутливые поэмы). На страницах «И то, и сио» были представлены описания народных обычаев, обрядов, суеверий. Позднее Чулков издал «Словарь русских суеверий», и можно предположить, что материалы славянской мифологии, опубликованные в журнале, были подготовительной частью его собирательских трудов в в этой области. Несмотря на свою политическую индифферентность и непритязательность, журнал Чулкова не мог остаться в стороне от общественных проблем своего времени. Это прежде всего проявилось в рассмотрении на страницах «И то, и сио» темы денег. Проповедник счастливой умеренности и философского спокойствия Херасков в своей лирике 1760-х гг. не единожды касался темы денег, не заметить ее он не мог, однако он говорил о «злате» всегда с отвращением. Однако бедняк-разночинец Михаил Чулков чувствовал себя вполне удовлетворительно в мире рыночных отношений, купли-продажи, и в «И то, и сио» писал о том, что «всякая вещь свою имеет цену», что «прибыток имеет силу и все перевершит». Перед «неопрятным», но имеющим деньги крестьянином, тщеславный гражданин примет на себя образ крестьянина, а крестьянин станет равным боярам – «будет боярином перед боярином». Связующим стержнем, формировавшим структуру журнала и объединявшим все его материалы в единое целое, была фигура автора – издателя – рассказчика, балагура и шутника. Речь его была усыпана прибаутками, народными пословицами и поговорками. В «И то, и сио» выработалась повествовательная манера Чулкова, которая свойственна его роману «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», изданному в 1770 г. Хотя Чулков был больше писателем, чем журналистом, но он внес определенный вклад и в развитие журналистики. Его творчество, героями которого становились бесцеремонные содержанки, взяточники-подъячие, развратные дворянки, обманутые мужья, самолюбивые бездарные поэты, ловкие нахальные любовники, было направлено против эстетики эпохи классицизма, против академичности, которая была свойственна периодическим изданиям того времени. Михаил Чулков старался сделать публикуемые им материалы доступными для понимания читателей. Неудивительно, что сам себя Чулков называл «мелкотравчатым сочинителем». Журнал «И то, и сио» иногда нападал на другие периодические издания. Особенную ненависть его вызывал «Трутень»[90]. «Потом попалось мне в руки сочинение Г. «Трутня». Сей человек показался мне, что он объявил себя неприятелем всего рода человеческого. Тут кроме язвительных браней и ругательства я не нашел ничего доброго; для чего послал я к одному моему приятелю попросить еще несколько листков... тут грубость и злонравие в наивысочайшем блистали совершенстве; его ведомости [здесь – журнал, «ведомостями» в то время называли газеты – прим. авт.] соплетены были из ругательства и поношения ближним, и если бы ему верить, то бы надлежало возыметь совершенное от всех людей отвращение; но я подумал, что и он есть человек же и что, может быть, пороки, которыми он язвит других, ему еще более всех свойственны» (№28). Такая позиция роднила журнал Чулкова с изданием Екатерины II, однако по поводу «Всякой всячины» как «прабабки» сатирических журналов он высказывался более язвительно: «Древность почитать всем нам свойственно, почему «Всякая всячина», как праматерь, овладела было моим желанием; но забыл, что старость имеет свои слабости и что с уменьшением телесных сил ослабевают вместе и душевные дарования... Чрез несколько лет и я «Всякой всячине» подобен буду, потерявши то, что украшает человечество, возненавижу может быть и я так же людей, как и она возненавидела... Сего уже довольно было переменить мое намерение и от старости ослабевающий разум оставить в покое [то есть не читать «Всякую всячину»]». В мае 1770 г. Чулков предпринял издание нового, на этот раз ежемесячного, журнала «Парнасский щепетильник», который выходил до конца года. Названием своего издания Чулков подчеркивал стремление выступить примирителем в литературных баталиях того времени. Слово щепетильник в России XVIII века означало торговца мелкой галантереей. Издатель как бы брал роль продавца «парнасской мелочевки» отечественной литературы. В первых номерах «Парнасского щепетильника»главное место отводилось сатирическим статьям, посвященным литературной среде. Позже Чулков вернулся к испытанной ранее практике развлечения читателей, наполняя издание переводными материалами, а также публикациями фольклорных источников. Ко времени выхода в свет последних номеров этого издания ясно обозначилась его бесполезность в литературной жизни, и Чулков его прекратил. В 1772 г. он поступил на службу в Коммерц-коллегию, затем перешел в Сенат. Ему принадлежат семитомное «Историческое описание российской коммерции» (1781–1788) и «Словарь юридический, или Свод российских узаконений» (1791–1792). Служба дала разночинцу Михаилу Чулкову возможность получить дворянское звание, приобрести под Москвой несколько имений. Но прожил он совсем не долго: умер в 1792 г., не дожив даже до 50 лет. Следующим после Чулкова к изданию своего литературного еженедельного журнала приступил поэт и переводчик Василий Григорьевич Рубан (1742–1795). Образование он получил в Киевской духовной академии, Московской славяно-латинской академии, потом в университетской гимназии и в Московском университете. Литературные труды Рубана поначалу представляли собой переводы с латинского, немецкого и французского языков – с ними он выступал на страницах журналов «Доброе намерение», «Трутень», «Парнасский щепетильник». Он служил в коллегии иностранных дел переводчиком турецкого языка, был секретарем при князе Григории Потемкине и директором Новороссийских училищ. Название журнала Рубана – «Ни то, ни сио» – было явно спровоцированно изданием Чулкова. Журнал печатался в типографии Академии наук (вероятным соиздателем Рубана был академический переводчик Башилов) тиражом 600 экземпляров. Цель этого журнала, по словам самого издателя, была «услужить публике»; статей сатирического содержания почти не было; выбор статей был случайным. Подавляющую часть публикаций в «Ни то, ни сио» составляли переводные материалы и стихотворения Рубана. Но оригинальные его сочинения были лишены какого-либо серьезного значения и являлись стихами на случай. В похвальных гимнах, написанных Рубаном, не было искреннего чувства; господствовала риторика. Например, в оде на привитие оспы императрице, Рубан сравнивал Екатерину II со змием, которого Моисей вознес на древо для спасения народа. Особенную известность Рубан приобрел среди современников своими похвальными надписями в стихах. Но в этих надписях было столь же мало оригинальности, как и в одах; большая их часть воспевала благодеяния покровителей Рубана. Из переводов следует отметить фрагменты из Овидия и философский диалог Вольтера «Разговор дикого с бакалавром». В целом журнал Рубана «Ни то, ни сио» не пользовался успехом у читателей, и просуществовал только 5 месяцев: с 21 февраля по 12 июля 1769 г.; в 1771 г. он вышел вторым изданием. В 1771 г. Рубан издавал журнал «Трудолюбивый Муравей», еще менее замечательный. В 1772–1773 гг. он издал две книжки, под заглавием «Старина и Новизна» – нечто в роде альманаха; статьями и материалами по русской истории это издание выгодно отличалось от всех его прежних журналов. Рубан был автором большого количества сочинений, справочников, календарей и путеводителей, некоторые из которых представляют библиографическую ценность. Судьбу «Ни то, ни сио» в какой-то мере разделил журнал «Полезное с приятным», издававшийся около четырех месяцев (с 13 февраля по 25 июня 1769 г.) еженедельно, но не очень регулярно. Издателями были преподаватели Сухопутного кадетского корпуса – И.Ф. Румянцев и И.А. де Тейльс. Общее направление этого журнала, учитывая специфику интересов его издателей, носило воспитательный характер. Печатались главным образом переводные материалы, в том числе из английского «Зрителя». Значительно более серьезным журналом, составившим оппозицию«Всякой всячине», был журнал «Смесь». Он начал выходить с 1 апреля 1769 г. еженедельно, и в течение года вышло 40 листов. Тираж составлял 600 экземпляров. В журнале сотрудничали известные авторы – В. Майков, Н. Новиков, Ф. Эмин и другие. Издатель журнала точно не известен. В «Предуведомлении» он признался, что вздумал издавать «Смесь», «набравшись чужих мыслей». Свою «Смесь» он считал «дочерью тех сочинений, коих видны в ней переводы». Журнал действительно на три четверти представлял собой подборку переводов из самых разных источников, но в основном из французских сатирико-нравоучительных журналов. Оригинальные материалы составляли всего треть текстового корпуса журнала, но именно здесь обозначилось лицо «Смеси», ее отношение к полемике между «Всякой всячиной» и «Трутнем» о сущности и предназначении сатиры. В этой полемике «Смесь» поддерживала «Трутень», резко критикуя позицию, занятую «Всякой всячиной»: «Бабушка в добрый час намеревается исправлять пороки, а в блажной дает им послабление». В журнале «Смесь» печатались материалы, высмеивавшие мелочность сатиры «Всякой всячины». Некоторые из них носили социальный характер: автор памфлета «Речь о существе простого народа», ссылаясь якобы на мнение «искусного анатомиста», исследовавшего голову крестьянина и голову дворянина, опровергал тезис о том, что простой народ вряд ли обладает разумом и более походит на животных, нежели на людей. Последним из группы сатирических изданий 1769 г. было «ежемесячное издание» «Адская почта, или Переписка хромоногого беса с кривым». Первая книжка журнала вышла из печати в июле, и до конца года появилось шесть книжек. Издателем был Федор Александрович Эмин – писатель и переводчик. Все попытки установить его подлинную биографию были безуспешны, он создал о себе столько легенд, так запутал вопрос о своем происхождении, что отличить выдумку от правды крайне затруднительно. Существуют, по крайней мере, четыре версии его биографии. Родился он около 1735 г. не то в Польше, не то на Балканах. Служил янычаром в Турции, бежал, скитался по Азии, Африке, Европе. Документирован только один пункт, а именно: в 1761 г. к русскому посланнику в Лондоне князю А.М. Голицыну явился некий Магомет Емин, заявивший о своем желании принять греческо-русскую веру и вступить в русское подданство. Магомет был окрещен в домовой церкви посольства и наречен Федором. Вскоре он пожелал выехать в Санкт-Петербург, и 11 октября 1761 г. ему был выдан на проезд паспорт, в котором значилось, что Магомет Емин рожден от российских родителей, приехал из Константинополя, по своему желанию направляется в Россию. В Петербурге он с 1762 г. преподавал в Сухопутном шляхетном корпусе, а также был принят переводчиком в Коллегию иностранных дел, поскольку знал 15 иностранных языков. Свою литературную деятельность Федор Эмин начал с того, что перевел множество романов с португальского, испанского, итальянского языков (поскольку первоисточники не найдены, исследователи полагают, что по крайней мере некоторые из этих «переводов» были его собственного сочинения). В дальнейшем написал очень много: первый русский роман – «Письма Ернеста и Доравры» (1766), «Российскую историю» в трех томах (1768–1769), – став одним из самых популярных и плодовитых писателей. Замысел журнала «Адская почта» возник у Эмина еще в апреле 1769 г. В обращении к читателю он писал, что, оставшись однажды ночевать в трактире, «увидел пред собою двух господ, одного Хромоногого, а другого Кривого», представившихся бесами, которые, «верно служа долгое время в республике адской, наконец отправлены в посольство в свет; каждый из них будет жить в особливом месте, и [они] будут уведомлять друг друга о всем виденном». Эти бесы попросили издателя, прослышав о его знакомстве с типографиями, печатать их письма: «Теперь пошла мода на сочинителей: все пишут; так для чего же и нашему брату не стараться о приобретении почтенного имени авторства?» Испугавшись якобы отказать бесам, зная, «как опасны эти господа», издатель обещал сообщать публике все их письма. «Но как они денег на типографию не оставили, сказав, что свет, которому они много благодеяний делают, за них заплатит, то экземпляр ежемесячного издания, кто полюбопытствует читать оное, будет продаваться за двадцать копеек у переплетчика Веге, живущего в Малой Миллионной»[91]. Таким образом, журнал представлял собой переписку якобы бесов, и все его материалы, имевшие сплошную нумерацию (до №103) назывались либо «От Хромоногого к Кривому», либо «От Кривого к Хромоногому». «Адскую почту» трудно назвать журналом, поскольку это было сочинение, принадлежавшее одному автору и лишь по характеру своего издания могущее считаться периодикой. Правильнее было бы считать это издание книгой из нескольких частей[92]. Эмин использовал традицию жанра философско-сатирической переписки, распространенного в литературе века Просвещения. Непосредственным источником сюжетной основы «Адской почты» явились сатирические памфлеты французского писателя конца XVII века Ленобля, имевшие форму разговоров между Хромым и Кривым бесами, гуляющими по Парижу и обменивающимися своими впечатлениями о жизни французов. Идеологически Эмин как бы стоял на стороне «Всякой всячины»: «Нам, друг, нужно писать поосторожнее, и никого в лицо не трогать». Однако в действительности он от лица бесов очень остро критиковал нравы современного ему российского общества и обсуждал литературную жизнь Петербурга. Итоговым для «Адской почты» можно считать помещенное в декабрьском номере письмо к Правдулюбову (единственное в журнале не от имени бесов), где Эмин разъяснил свой взгляд на предназначение сатиры: «Знаю я, что многие нынешнего века люди все то почитают либо за ложь, или за брань, что не в их похвалу сказано. Ведаю..., что родилось в свете такое человеколюбие, которое не только о падении пороков обильные проливает слезы, но еще и о участниках оных соболезнует. Славный у многих автор [имеется в виду «Всякая всячина»], написавший: должно ненавидеть пороки, а сожалеть о порочных есть толь великий упомянутого человеколюбия подкрепитель, что множество людей... на свою обратил сторону. Но я сказать отважусь, что сие странное человеколюбие, сию нынешнего света добродетель, произвела... привычка видеть часто людей порочных, о них нередко слышать, а иногда с ними и общаться; а воспитало оную нежное сложение человеческих сердец, которые и самой справедливости ужасаются»[93]. Литературная карьера Федора Эмина оказалась такой же короткой, как и его жизнь. Весной 1770 г. он скончался в возрасте 35 лет. Уже после его смерти была опубликована его последняя книга «Путь к спасению, или разные набожные размышления», написанная в духе масонских нравственно-религиозных исканий. Издательская деятельность Н.И. Новикόва   Издательская деятельность Н.И. Новикова – один из ключевых вопросов в истории отечественной журналистики второй половины XVIII века. Николай Иванович Новиков (1744–1818) – значительный деятель русской культуры, просветитель, писатель, который, по словам В.Г. Белинского, «распространил изданием книг и журналов всякого рода охоту к чтению и книжную торговлю и через это создал массу читателей». За четверть века он издал больше тысячи книг по самым различным отраслям знаний – истории, педагогике, медицине, сельскому хозяйству, издавал сочинения русских и иностранных писателей, учебники, детские книги, книги для народа, выпускал газету «Московские ведомости» и одиннадцать журналов, опубликовал памятники русской исторической литературы. Одно время в 1780-х гг. в контролируемых им типографиях печаталось около половины всех выходивших в России книг и периодических изданий. Н.И. Новиков (ударение на последний слог) родился 27 апреля 1744 г. в Московской губернии в семье 60-летнего статского советника И.В. Новикова, служившего при Петре I корабельным секретарем, а потом капитаном. Родители его имели приличное состояние – у отца было 700 душ (крепостных крестьян).

stydopedia.ru

Значение русской журналистики эпохи Екатерины II.

 

Получив такое интенсивное развитие в период правления Екатерины II и значительно расширив сферу своего воздействия, русская журналистика стала предметом осмысления литературных критиков следующего столетия. Но прежде чем осуществить анализ наиболее важных отзывов, необходимо отметить, что значение русской сатирической журналистики екатерининской эпохи определяется в основном двумя факторами: ролью в последующем развитии публицистики и степенью влияния на искоренение зла и пороков в обществе. В трудах критиков ХIХ столетия деятельность журналистов оценивается преимущественно с точки зрения исправления общественных недостатков.

Повышенный интерес и внимание Белинского, а позднее Добролюбова к сатирической публицистике ХVIII века можно также объяснить её существенным вкладом в развитие реалистических традиций.

Выделяя из всей предшествующей литературы область сатиры, революционно-демократическая критика видела в ней прямое доказательство своего тезиса о высокой ответственности литературы в деле осмысления царящих в обществе несправедливостей, хотя и подчёркивала известную ограниченность возможностей сатиры ХVIII века в выполнении этой функции.

В. Г. Белинский усматривает значение деятельности журналистов этой эпохи главным образом в создании определённого общественного мнения о человеческих пороках и административных злоупотреблениях столетия. Так, по его мнению, критические нападки сумароковской сатиры, если и не ''исправляли нравов, зато поддерживали в обществе сознание, что порок есть всё-таки порок, хотя бы он был и неизбежным злом, следовательно, благодаря может быть, заслуге одной только литературы, у нас зло не смело называться добром, а лихоимство и казнокрадство не титуловалось благонамеренностью.'' [17, с.14-15].

Более критическая оценка сатирической журналистки эпохи Екатерины высказана Н. А. Добролюбовым, особенно интересовавшимся именно этой областью литературного наследия эпохи. Написанная им статья ''Русская сатира в век Екатерины'' представляла собой обстоятельное и всестороннее исследование вопроса с привлечением документальных материалов и всех возможных литературных источников. В этой статье Добролюбов практически полемизировал с А. Н. Афанасьевым, автором книги ''Русские сатирические журналы 1769-1774 годов'', утверждавшим, что русская сатира в царствование Екатерины добилась благотворных результатов, успешно искореняя общественные пороки. Выступая против этой книги, Добролюбов пользовался случаем обнажить опасность либерального прекраснодушия. Этим объясняется и его резкая оценка недостатков русской сатиры ХVIII века, а в частности выпадов сатирических журналов: ''…Никогда сатирики не добирались до главного, существенного зла, не разражались грозным обличением против того, отчего происходят и развиваются общие народные недостатки и бедствия. Характер обличений был частный, мелкий, поверхностный – писал Добролюбов. – И вышло то, что сатира наша, хотя, по-видимому, и говорила о деле, но в сущности постоянно оставалась пустым звуком…''. [17, с.16]. Таким образом, по мнению Добролюбова, результаты деятельности сатириков той эпохи были очень незначительными. Им не удалось что-либо исправить в обществе и оказать на него сильного влияния. С этой точки зрения особенно интересной представляется его оценка деятельности Н. И. Новикова. Критик выделяет его среди других журналистов и особенно отмечает ''Отрывок'': ''Гораздо далее всех обличителей ушёл г. И. Т., которого ''Отрывок из путешествия'' напечатан в ''Живописце''. В его описаниях слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зла в народе… …тогдашнее благочиние вообще строго посмотрело на эту статью. Некоторых мест из неё даже нельзя было напечатать''. [7, с.56]. Но несмотря на положительный отзыв о Новикове и о его журналах ''Трутень и ''Живописец'', Добролюбов заявляет: ''Сатира его, как и вообще русская сатира, не произвела своего влияния…''. [16, с.48].

В целом, не всё в оценке Добролюбова справедливо. Нельзя забывать о том, что русская журналистика только начинала своё активное развитие, и то, как она это делала, было уже знаменательно и серьёзно. Издателям необходимо было обладать немалой смелостью, чтобы осуществить свои замыслы. Риск, на который они шли, печатая свои материалы, трудно недооценить. Тем более, что сам Добролюбов замечал: ''Он (Новиков) затрагивал такие вопросы и интересы, которые только ещё в настоящее время находят своё разрешение…''. [16, с.49]. Хотя критик и намекал на отсутствие ''прямоты'' и ''откровенности'' в освещении этих вопросов, сам факт обращения к ним говорит о прогрессивном и смелом взгляде Новикова на задачи журналистики.

Также важно отметить, что в поле зрения Добролюбова находилась в основном журналистика 1769-1770 годов, поэтому многие факты, связанные с обстоятельствами литературной полемики, развернувшейся в дальнейшем, оставались для него неизвестными. Кроме всего прочего, предъявляя к сатире ХVIII века требования, вытекавшие из задач революционно-демократической критики второй половины ХIХ века, Добролюбов практически игнорировал специфику эстетического сознания ХVIII века, требуя от литературы той эпохи решения таких вопросов, которые перед ней и не могли стоять.

Выводы по главе.

1.К началу правления Екатерины II были созданы определённые условия для начала развития русской журналистики. Деятельность императрицы, в частности её культурная политика, способствовала появлению новых серьёзных предпосылок для успешного продолжения этого процесса.

2.Благодаря появлению первых частных изданий и их развитию в рамках Московского университета, к 70-м годам ХVIII столетия русская журналистика прошла важный путь своего развития и заняла определённое место в общественной жизни, хотя эти журналы не были ещё приспособлены к обсуждению серьёзных социальных вопросов.

3.Постоянная ориентация Екатерины на общественное мнение привела к выходу её собственного журнала, а также к отмене цензуры, что стало мощным толчком к возникновению целого ряда изданий.

4.Период 1769-1774-х годов был ознаменован появлением сатирических журналов Н. И. Новикова ''Трутень'' и ''Живописец'', в которых впервые была так серьёзно затронута тема крепостничества.

5.Полемика императрицы с издателем стала незаурядным явлением: появились первые признаки свободы выражения, возможность пусть и с большим риском, но высказать своё мнение, и даже критиковать политику первого лица государства.

6.Исследование показало, что вопреки распространённому мнению, название журнала ''Трутень'' не было связано с проблемой взаимоотношений помещиков и крестьян, чего, однако, нельзя с уверенностью сказать об эпиграфе. Таким образом, возникло предположение о том, что Новиков изначально не был настроен против императрицы.

7.Сатирические журналы Новикова, в особенности ''Трутень'' и ''Живописец'', затронув острые социальные вопросы, стали важнейшим этапом в процессе развития русской журналистики. А их издатель, – одним из родоначальников сатирической периодики. Новиковым введены новые, принципиально важные жанры, созданы основы и традиции, сыгравшие впоследствии очень важную роль в становлении публицистики в России.

8.Период 1780-х начала 1790-х годов стал вторым важным этапом в развитии русской журналистики, связанным с издательской деятельностью Фонвизина, Крылова и Радищева. Они продолжили основные сатирические традиции Новикова, использовали его опыт, а также создали новые жанры и направления. Их выступления в периодической печати отличались резко критическим отношением к крепостному праву и сатирическим обличением общественных недостатков.

9.В журналистике екатерининской эпохи преобладало сатирическое направление, в частности жанр сатирических писем, что отчасти было вызвано особенностями развития России в этот период.

10.В период правления Екатерины II сфера влияния журналистики значительно расширяется, возрастает её роль в формировании общественного мнения. Наблюдается резкий рост периодических изданий, увеличение тиражей. Интенсивно распространяются типографии, печатаются книги.

11.Основными участниками литературной и публицистической деятельности становятся представители либерально настроенной дворянской интеллигенции, что обусловлено культурной политикой императрицы.

12.Самые значительные и серьёзные выступления журналистов екатерининской эпохи были связаны с обострением противоречий феодально-крепостнического строя.

13.Екатерина II внимательно следила за процессом развития журналистики и принимала в нём активное участие, что было обусловлено желанием императрицы влиять на общественное мнение.

14.В целом, русская журналистика екатерининской эпохи, интенсивно развиваясь, добилась значительных результатов. Были развиты разнообразные жанры, созданы ярчайшие образцы антикрепостнической публицистики.

 

Заключение.

 

Успехи, достигнутые Петром I в разрешении задач, вставших перед Россией в начале ХVIII столетия получили своё продолжение и были окончательно закреплены в эпоху ''Золотого века''. Недаром из всех представителей русского престола только Пётр и Екатерина были названы Великими. Екатерина II продолжила политику европеизации России и со своей стороны попыталась реформировать её в либерально-просветительском духе. На основе идей и принципов западноевропейских философов императрицей была сформулирована собственная концепция политики ''Просвещённого абсолютизма'', в основе которой лежали приспособленные к российским условиям идеи западных просветителей. Также был разработан механизм управления государством на началах законности и разума: ''просвещённый монарх'', издающий ''правильные законы''. Но многие либеральные проекты и замыслы оказались неосуществимыми в ещё крепостнической России с привилегированным дворянским сословием, наметились противоречия между устремлениями императрицы и внешними обстоятельствами, которые были разрешены в пользу последних. Таким образом, Екатерина II стала государственным деятелем, полностью поддерживающим дворянство и охраняющим основы абсолютной монархии путём ликвидации наиболее консервативных и устаревших атрибутов строя. Но, тем не менее, были сделаны очень серьёзные успехи в области экономики, культуры и общего развития страны – открылись новые возможности и перспективы. Одной из главных черт и достижений эпохи правления Екатерины II стало внедрение тех теоретических основ и идей, воплощение которых в будущем привело к значительным преобразованиям и мероприятиям. Период царствования Екатерины стал одним из самых значительных в русской истории. В результате сформировалось понятие ''Золотой век'', состоящее, как уже говорилось, из трёх основных характеристик: ''Просвещённый абсолютизм'', личность монарха и культура второй половины ХVIII века. Каждая из этих составляющих оказала своё определённое влияние на развитие и начало расцвета русской журналистики екатерининской эпохи.

В рамках политики ''Просвещённого абсолютизма'', в частности, в ''Наказе'', были выдвинуты самые передовые и либеральные идеи того времени, что привело к формированию нового восприятия российской действительности и к обострению социальных вопросов, требующих общественного внимания (выдвижения в периодической печати). Возникли противоречия, связанные с намерениями императрицы и воплощением их в жизнь, что привлекло внимание некоторой части интеллигенции, готовой сделать эти несоответствия достоянием широкой публики, поместив их на страницах периодических изданий.

Но помимо обострения социальных вопросов, при появлении либеральных принципов и идей происходит общая демократизация литературного сознания, и периодическая печать приобретает особое значение. Роль журналов возрастает в культурно-идеологической жизни страны, они становятся необходимостью. Поэтому, художественная насыщенность и значение журнальной сатирической прозы непосредственно связаны с теми последствиями, которые имело для России усвоение образованными слоями её общества передовых идей европейского Просвещения.

Личное участие императрицы в издании журналов и в формировании общественного мнения, также, безусловно, сказалось на процессе развития публицистики. Издательская деятельность Екатерины, выпуск собственного журнала, отмена цензуры, стали огромным стимулом для возникновения и распространения периодических публикаций. Начавшийся с помощью императрицы процесс формирования русской журналистики, продолжался под её постоянным наблюдением, и часто испытывал её значительное влияние.

Культурная политика второй половины ХVIII столетия, наряду с другими характеристиками ''Золотого века'', оказала сильное влияние на развитие русской публицистики. Прежде всего, имея классовый характер, культура периода правления Екатерины II определила основных участников издательской и журналистской деятельности, которыми стали дворяне. Тем самым была выявлена закономерность развития русской журналистики той эпохи: преобладание представителей дворянства.

Повышение уровня образования, безусловно, входившее в культурную программу Екатерины II, вызвало значительный рост русской интеллигенции, пополнившей ряды талантливых журналистов. Также характерным явлением для культурной политики эпохи ''Золотого века'' стало значительное расширение сферы воздействия литературы на общественное мнение, что способствовало ещё более активному распространению периодических изданий.

Таким образом, есть основания сделать вывод о том, что совокупность приведённых выше процессов определила прогрессивное развитие и начало расцвета русской сатирической журналистики, для которой было характерно создание новых художественных методов, разработка прежде не существующих жанров, выдвижение острых социальных вопросов и жесткая полемика с властями. По сочетанию всех перечисленных характеристик наиболее значительным в истории развития русской публицистики стал период 1769-1774-х годов, когда появились такие издания как ''Трутень'' и ''Живописец'', ставшие результатом деятельности одного из самых выдающихся журналистов – Н. И. Новикова. Именно этот период следует считать главным с точки зрения начала расцвета русской сатирической журналистики, что обусловлено внедрением абсолютно новых жанровых форм, созданием основополагающих традиций и первым столь смелым выступлением против крепостного права в печати, закончившегося полемикой с императрицей. Следующий этап развития русской журналистики 1780-х начала 1790-х годов, связанный с деятельностью Фонвизина, Крылова и Радищева, сыграл важную роль и оставил богатое наследие, но журналистика этого периода стала уже закономерным продолжением деятельности Новикова, развитием его идей и жанров. Появившиеся нововведения также были основаны на достижениях сатирической публицистики 1769-1774 годов.

В годы правления Екатерины II литература тесно переплелась с журналистикой, что подтверждается издательской деятельностью многих выдающихся писателей второй половины ХVIII века.

В эпоху ''Золотого века'', по сравнению с предшествующим и последующим периодами правления, произошло резкое увеличение числа периодических изданий. Результатом деятельности виднейших журналистов эпохи стало формирование тех передовых умонастроений, которые привели к декабризму.

Таким образом, сущность влияния эпохи ''Золотого века'' на развитие и начало расцвета русской журналистики заключается в формировании благоприятных условий и предпосылок, активном непосредственном участии в этом процессе Екатерины II, а также в противоречивости ёё личности и государственной деятельности. Императрица, отстаивая принципы абсолютной монархии, тем не менее оказалась у истоков русской сатирической журналистики, которая, начав бурное развитие в период её правления, стала основой для своего дальнейшего становления и оказала серьёзное влияние на журналистику следующих столетий.

 

Список использованной литературы.

1. Гуковский Г. А. Русская литература ХVIII века. –М.: Аспект Пресс, 1998. – 453с.

2. Заичкин И. А., Почкаев И. Н. Русская история от Екатерины Великой до Александра III – М.: Мысль, 1994. – 709 с.

3. Изосимов Ю. Ю., Меламед С. М. Отечественная история в кратком изложении. – М.: Лист – Нью, 1998. – 448 с.

4. История России IХ – ХХ веков. – С.- П.: Образование – Культура, 1995. – 371 с.

5. История России с начала ХVIII до конца ХIХ века. – М.: АСТ, 1998. – 540 с.

6. История России с древности до наших дней./ И. В. Волкова, М. М Горинов, А. А. Горский. – М.: Высшая школа, 1998. – 640 с.

7. История русской журналистики ХVIII-ХIХ веков./ В. Г. Березина, А. Г. Дементьев, Б. И. Есин, А. В. Западов, Н. М. Сикорский.- М.: Высшая школа, 1973.- 520 с.

8. Кириллов В. В. Курс истории России ХVI – ХХ веков. – М.: Аквариум, 1998. – 256 с.

9. Кургатников А. В. Русская старина: путеводитель по ХVШ веку. – М.: РИК Культура; СПБ.: ЛИК, 1996. – 380 с.

10. Лукутин А. В. Экзаменационные вопросы и ответы. История. – М.: АСТ – ПРЕСС, 1999. – 640 с.

11. Мир русской истории. Энциклопедический справочник. – М.: Вече, 1998. – 608 с.

12. Никуличев Ю. Воцарённое слово: Екатерина II и литература её времени. // Вопросы литературы. – 2000. - № 1. – 384 с.

13. Новиков Н. И. Трутень. – 1853. – 350 с.

14. Россия ХVIII века глазами иностранцев. – Л.: Лениздат, 1989. – 544 с.

15. Русская литература ХVIII века. – Л.: Просвещение, 1970. – 831с.

16. Сборник материалов к изучению истории русской журналистики. – М.: 1952. – 367 с.

17. Стенник Ю. В. Русская сатира ХVШ века. – Л.: Наука, 1985. – 361 с.

18. Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. – 1630 с.

19. Энциклопедия для детей. Т. 5. История России и её ближайших соседей. – М.: Аванта +, 1997. – 702 с.

20. Энциклопедия для детей. Т. 9. Русская литература. Часть первая. От былин до летописей до классики ХIХ века. – М.: Аванта +, 1998. – 669 с.

21. Юрганов А. Л., Кацва Л. А. История России ХVI – ХVIII веков. – М.: Мирос, 1998. – 544 с.



infopedia.su

Полемика сатирических журналов при Екатерине II

Полемика сатирических журналов

В конце 60-х годов, следуя политике «просвещенного абсолютизма», императрица инициирует «либерализацию» издательского дела, предоставляя полную свободу частной инициативе в издательском деле. Сама Екатерина II основывает сатирический журнал с небрежно-ироническим названием «Всякая всячина». Таким способом августейшая особа решила сама разоблачать пороки общества, нести свет разума «в народные массы». Надо сказать, что в личной жизни Екатерина II была большая охотница до всякого рода шуток, сочиняла эпиграммы, пародии и т.д. Теперь государыня стала писателем-сатириком. Всего с 1769 г . вышло около 150 номеров журнала. Его форма и характер материалов весьма напоминали лондонский журнал Аддисона, выходивший в начале XVIII в. Сатира анонимного издателя (т.е. Екатерины II) была легковесной. Это была так называемая улыбательная сатира.

Но, разрешив анонимные издания журналов, Екатерина II оказалась втянутой в игру с огнем. Среди десятков различных журнальчиков, таких же пустых и легких, как и «Всякая всячина», появились и иные, в которых зазвучали нотки гнева против крепостного строя России. В первую очередь ими являлись журналы «Трутень», «Смесь», «Адская почта» и «Живописец». В них, а особенно в «Трутне» и «Живописце», которые издавал выдающийся русский просветитель Н.И. Новиков, была развернута с морально-нравственных позиций острейшая критика крепостничества. Эпиграфом «Трутня» были многозначительные слова «Они работают, а вы их труд ядите».

Разгневанная жужжанием «Трутня», августейшая писательница резко прикрикнула на Новикова со страниц своей «Всякой всячины». Мужественный издатель принял вызов, и началось беспримерное единоборство двух журналов, двух мировоззрений. Отчаянно рискуя, Новиков создает в одном из выпусков «Трутня» прозрачно-сатирический портрет издателя «Всякой всячины», скрывающейся под именем «прабабки». Он анализирует стиль произведений «Всякой всячины» и всему миру отчетливо показывает, что «пожилая дама» не знает русского языка, но «так похвалами избалована, что теперь и то почитает за преступление, если кто ее не похвалит». Все узнали в этих намеках портрет государыни-императрицы. Полемика обострилась. Тираж «Трутня» постоянно увеличивался. В сентябре 1769 г . Новиков уже открыто пишет о некоем коронованном авторе, открыто пародирует этого автора, изображая его как «неограниченного самолюбца». Было более чем очевидно, что полемика с издателем «Трутня» превращается в позор для Екатерины. Больше она во «Всякой всячине» не отвечает. «Всякая всячина» закрылась. Но власть имущие так дело не оставили, и в начале 1770 г . «Трутень» был закрыт.

Мужественная полемика Н.И. Новикова в «Трутне» имела большой резонанс. Его открыто поддержали такие журналы, как «Смесь» и «Адская почта». Сам Новиков не сложил оружия, и в 1772 г ., незадолго до Крестьянской войны появляется новый сатирический журнал «Живописец». Критика крепостничества на страницах новиковского журнала была более зрелой и более острой, чем в «Трутне». «Живописец» Уже не разменивался на описание деталей, подробностей, а давал критику крепостничества в целом. В знаменитых публикациях журнала — «Отрывке из путешествия», «Письмах к Фалалею», «Письмах дяди к племяннику» показана аморальность, бесчеловечность господствующего в России крепостного права. В конце концов «Живописец» был так же, как и «Трутень», закрыт. Однако с обличающей сатирой но-виковских журналов ознакомились довольно широкие круги тогдашнего общества. В 1770 г . Новикову удалось предпринять второе издание «Трутня», в 1773 г . — появилось второе, а в 1775 г . — третье издание «Живописца».

К середине 70-х годов наиболее крупные акты идеологической политики «просвещенного абсолютизма» были завершены. Разумеется, во всех этих конкурсах, комиссиях, дебатах, журнальных перепалках было немало шумихи, пустозвонства и откровенной демагогии. Однако при всем этом «в рамках дозволенного законами» происходила неуклонная трансформация общественного мнения в сторону критического отношения к крепостным российским порядкам.

Связанные материалы:

 

alpan365.ru

---

Смотрите также

• 
  Журнал учета перевязочного материала
• Журналы по прямой ссылке
• 
  Журнал для девочек мода
• 
  Картинки моды из журналов
• 
  Журнал приготовления дезинфицирующих растворов
• 
  Арабские журналы на арабском
• 
  Эйвон журнал 12 2017
• 
  Журнал эйвон 12 2017
• 
  Журнал будуар читать онлайн
• 
  Будуар журнал читать онлайн
• 
  Журнал работы оборудования образец