Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Мозговой штурм. Штурм журнал
Реферат Штурм (журнал)
Реферат на тему:
Der Sturm (нем. «Штурм») — немецкий литературный журнал, издававшийся в 1910—1932 годах писателем Гервартом Вальденом. Вместе с «Die Aktion» журнал был одним из двух главных изданий немецких и австрийских экспрессионистов.
История издания
Первый номер журнала вышел 3 марта 1910 года с подзаголовком «Еженедельник культуры и искусства». Журнал задумывался как издание в поддержку разнообразных авангардных направлений искусства: кубизма, дадаизма, футуризма и экспрессионизма. К литературным сотрудникам «Der Sturm» принадлежали Эльза Ласкер-Шюлер, Сельма Лагерлёф, Кнут Гамсун, Карл Краус, Генрих Манн и многие другие. Постепенно вокруг журнала сложился так называемый «штурмовский круг» (нем. «Die Sturmkreis»). В издательстве при журнале публиковались пьесы, искусствоведческие статьи и монографии, репродукции картин и эстампы. Главная книжкная серия называлась «Sturm-Bücher». Наряду с книгами издательство выпускало почтовые открытки с картинами молодых, малоизвестных художников, многие из которых впоследствии стали знаменитостями: Василий Кандинский, Франц Марк, Оскар Кокошка и др.
Герварт Вальден в открытом письме к подписчикам сформулировал основную концепцию журнала так:
«„Der Sturm“ — это издание независимых. Культура и искусство современности будут оцениваться критически. В этом журнале выражают себя только личности, имеющие схожие взгляды и воззрения. Исключены любая журналистика и фельетоны. Еженедельник „Der Sturm“ в каждом номере будет издавать эссе по вопросам искусства и культуры. Продуктивное искусство появится в виде романов, новелл и стихов значимых современных авторов. Полемика и критика, выраженная в слове и линии, получит широчайший простор».
Оригинальный текст (нем.)
«Der Sturm ist das Blatt der Unabhängigen. Kultur und Kunst der heutigen Zeit werden kritisch bewertet. In dieser Zeitschrift äußern sich nur Persönlichkeiten, die eigene Gedanken und eigene Anschauungen haben. Ausgeschlossen ist jede Art von Journalismus und Feuilletonismus. Die Wochenschrift DER STURM enthält in jeder Nummer Essays über Fragen der Kunst und Kultur. Die produktive Kunst erscheint in Romanen, Novellen und Gedichten bedeutender zeitgenössischer Autoren. Der Polemik und der Kritik in Wort und Linie wird weitester Raum gewährt».
Постепенно «Der Sturm» стал не просто журналом, но «торговой маркой» нового искусства. Появилась одноименная галерея (нем. «Sturm-Galerie»), проводились «штурмовские вечера» (нем. «Sturm-Abende») и т. д. Особенное значение для истории европейского искусства имел Первый Немецкий осенний салон (нем. «Erster Deutscher Herbstsalon»), организованный Г. Вальденом в 1913 году.
Среди прочего, до начала Первой мировой войны «Der Sturm» играл важную роль в культурном обмене между Германией и Францией, наладив сотрудничество между авангардными деятелями искусства обеих стран.
Литература
Издание, посвящённое Первому Немецкому осеннему салону
- Barbara Alms: Der Sturm im Berlin der zehner Jahre. Hauschild, Bremen 2000, ISBN 3-89757-052-1
- Hubert van den Berg: “… wir müssen mit und durch Deutschland in unserer Kunst weiterkommen.” Jacoba van Heemskerck und das geheimdienstliche „Nachrichtenbüro ‚Der Sturm’“. In: "Laboratorium Vielseitigkeit". Zur Literatur der Weimarer Republik. Festschrift für Helga Karrenbrock zum 60. Geburtstag. Petra Josting u. Walter Fähnders (Hrsg.), Aisthesis, Bielefeld 2005, S. 67-87, ISBN 3-89528-546-3
- Georg Brühl: Herwarth Walden und "Der Sturm". DuMont, Köln 1983, ISBN 3-7701-1523-6
- Hermann Essig: Der Taifun. Wolff, Leipzig 1919.
- Walter Fähnders: Flämische und niederländische Avantgarde in Berlin und im Berliner 'Sturm'. In: Literatur zum Gebrauch. Friedrich Hollaender und andere. Beiträge zu einer Kulturgeschichte der Weimarer Republik. Walter Delabar u. Carsten Würmann (Hrsg.), Berlin 2002, S. 161-182.
- Lothar Schreyer: Erinnerungen an Sturm und Bauhaus. Was ist des Menschen Bild? Langen/Müller, München 1956.
- Petra Jenny Vock: "Der Sturm muß brausen in dieser toten Welt" - Herwarth Waldens 'Sturm' und die Lyriker des 'Sturm'-Kreises in der Zeit des Ersten Weltkriegs. Kunstprogrammatik und Kriegslyrik einer expressionistischen Zeitschrift im Kontext. WVT, Trier 2006 ISBN 978-3-88476-825-9
- Herwarth Walden: Einblick in die Kunst. Der Sturm, Berlin 1924.
- Nell Walden u. Lothar Schreyer (Hrsg.): Der Sturm. Ein Erinnerungsbuch an Herwarth Walden und die Künstler aus dem Sturmkreis. Klein, Baden-Baden 1954.
Категории: Журналы по алфавиту, Журналы прошлого, Печатные издания возникшие в 1910 году, Экспрессионизм, Журналы Германии, Журналы на немецком языке, Исчезли в 1932 году, Литературные журналы Германии.
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike.wreferat.baza-referat.ru
Реферат Штурм (журнал)
Реферат на тему:
Der Sturm (нем. «Штурм») — немецкий литературный журнал, издававшийся в 1910—1932 годах писателем Гервартом Вальденом. Вместе с «Die Aktion» журнал был одним из двух главных изданий немецких и австрийских экспрессионистов.
История издания
Первый номер журнала вышел 3 марта 1910 года с подзаголовком «Еженедельник культуры и искусства». Журнал задумывался как издание в поддержку разнообразных авангардных направлений искусства: кубизма, дадаизма, футуризма и экспрессионизма. К литературным сотрудникам «Der Sturm» принадлежали Эльза Ласкер-Шюлер, Сельма Лагерлёф, Кнут Гамсун, Карл Краус, Генрих Манн и многие другие. Постепенно вокруг журнала сложился так называемый «штурмовский круг» (нем. «Die Sturmkreis»). В издательстве при журнале публиковались пьесы, искусствоведческие статьи и монографии, репродукции картин и эстампы. Главная книжкная серия называлась «Sturm-Bücher». Наряду с книгами издательство выпускало почтовые открытки с картинами молодых, малоизвестных художников, многие из которых впоследствии стали знаменитостями: Василий Кандинский, Франц Марк, Оскар Кокошка и др.
Герварт Вальден в открытом письме к подписчикам сформулировал основную концепцию журнала так:
«„Der Sturm“ — это издание независимых. Культура и искусство современности будут оцениваться критически. В этом журнале выражают себя только личности, имеющие схожие взгляды и воззрения. Исключены любая журналистика и фельетоны. Еженедельник „Der Sturm“ в каждом номере будет издавать эссе по вопросам искусства и культуры. Продуктивное искусство появится в виде романов, новелл и стихов значимых современных авторов. Полемика и критика, выраженная в слове и линии, получит широчайший простор».
Оригинальный текст (нем.)
«Der Sturm ist das Blatt der Unabhängigen. Kultur und Kunst der heutigen Zeit werden kritisch bewertet. In dieser Zeitschrift äußern sich nur Persönlichkeiten, die eigene Gedanken und eigene Anschauungen haben. Ausgeschlossen ist jede Art von Journalismus und Feuilletonismus. Die Wochenschrift DER STURM enthält in jeder Nummer Essays über Fragen der Kunst und Kultur. Die produktive Kunst erscheint in Romanen, Novellen und Gedichten bedeutender zeitgenössischer Autoren. Der Polemik und der Kritik in Wort und Linie wird weitester Raum gewährt».
Постепенно «Der Sturm» стал не просто журналом, но «торговой маркой» нового искусства. Появилась одноименная галерея (нем. «Sturm-Galerie»), проводились «штурмовские вечера» (нем. «Sturm-Abende») и т. д. Особенное значение для истории европейского искусства имел Первый Немецкий осенний салон (нем. «Erster Deutscher Herbstsalon»), организованный Г. Вальденом в 1913 году.
Среди прочего, до начала Первой мировой войны «Der Sturm» играл важную роль в культурном обмене между Германией и Францией, наладив сотрудничество между авангардными деятелями искусства обеих стран.
Литература
Издание, посвящённое Первому Немецкому осеннему салону
- Barbara Alms: Der Sturm im Berlin der zehner Jahre. Hauschild, Bremen 2000, ISBN 3-89757-052-1
- Hubert van den Berg: “… wir müssen mit und durch Deutschland in unserer Kunst weiterkommen.” Jacoba van Heemskerck und das geheimdienstliche „Nachrichtenbüro ‚Der Sturm’“. In: "Laboratorium Vielseitigkeit". Zur Literatur der Weimarer Republik. Festschrift für Helga Karrenbrock zum 60. Geburtstag. Petra Josting u. Walter Fähnders (Hrsg.), Aisthesis, Bielefeld 2005, S. 67-87, ISBN 3-89528-546-3
- Georg Brühl: Herwarth Walden und "Der Sturm". DuMont, Köln 1983, ISBN 3-7701-1523-6
- Hermann Essig: Der Taifun. Wolff, Leipzig 1919.
- Walter Fähnders: Flämische und niederländische Avantgarde in Berlin und im Berliner 'Sturm'. In: Literatur zum Gebrauch. Friedrich Hollaender und andere. Beiträge zu einer Kulturgeschichte der Weimarer Republik. Walter Delabar u. Carsten Würmann (Hrsg.), Berlin 2002, S. 161-182.
- Lothar Schreyer: Erinnerungen an Sturm und Bauhaus. Was ist des Menschen Bild? Langen/Müller, München 1956.
- Petra Jenny Vock: "Der Sturm muß brausen in dieser toten Welt" - Herwarth Waldens 'Sturm' und die Lyriker des 'Sturm'-Kreises in der Zeit des Ersten Weltkriegs. Kunstprogrammatik und Kriegslyrik einer expressionistischen Zeitschrift im Kontext. WVT, Trier 2006 ISBN 978-3-88476-825-9
- Herwarth Walden: Einblick in die Kunst. Der Sturm, Berlin 1924.
- Nell Walden u. Lothar Schreyer (Hrsg.): Der Sturm. Ein Erinnerungsbuch an Herwarth Walden und die Künstler aus dem Sturmkreis. Klein, Baden-Baden 1954.
Категории: Журналы по алфавиту, Журналы прошлого, Печатные издания возникшие в 1910 году, Экспрессионизм, Журналы Германии, Журналы на немецком языке, Исчезли в 1932 году, Литературные журналы Германии.
Текст доступен по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike.www.wreferat.baza-referat.ru
Только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым (Пс 90,8)
| |||||||||
| ||||
| ||||||||||||||
| |||||||||
| ||||||||||||||
Сергей в верхнем ряду второй cлева.
|
botter.livejournal.com
Мозговой штурм | Журнал Esquire.ru
Мозг Генри Молесона перед тем, как он был помещен в желатин, заморожен, а затем разрезан на 2 401 слоев, по 70 микрон толщиной.
Далее Фаррелл Уильямс записал песню, которую можно будет услышать только через 100 лет
Далее В галерее Triumph прошла церемония вручения премии Cosmopolitan Beauty Awards
В лаборатории темно, свет погашен. Доктор Джакопо Аннезе сидит за столом с небольшой кисточкой в руке и расправляет скукожившийся срез человеческого мозга. Срез плавает в соляном растворе и поначалу выглядит совсем как кусочек имбиря в хорошем суши баре, из тех, где имбирь не подкрашивают в розовый цвет. Аннезе помещает срез на кусок стекла и разглядывает его со всех сторон, чтобы увериться, что все сделано правильно. Для того, кто смотрит на слайд, левое полушарие должно находиться справа, как если бы он заглядывал в мозг сквозь глазницы его обладателя. Мозг почти симметричен, но не до конца, и Аннезе уже выучил особенности этого образца, со слегка неправильными желудочками.
Иногда Аннезе смотрит на цифровую фотографию мозга на экране компьютера. На фотографии — криомикротом, напоминающий машинку для нарезания ветчины в супермаркете, а в нем зажат блок замерзшего желатина, внутри которого — мозг. Аннезе разрезал мозг на 2401 слоев, по 70 микрон толщиной, и сделал по снимку на каждый взмах лезвия микротома. Фотография на экране изображает срез, который лежит у него на столе.
В ночь, когда изготовлялись срезы, в лаборатории было шумно. За операцией наблюдали и ассистенты, и тысячи зрителей, смотревших прямую трансляцию в интернете. Коллега признавался потом, что следил за операцией с беспокойством, надеясь, что Аннезе не станет вторым врачом, прославившимся порчей этого конкретного мозга.
Еще несколько движений, и Аннезе начинает медленно стягивать стекло с подноса. Прежде, чем стать ученым, он работал поваром, и до сих пор использует кулинарные аналогии, рассказывая про свою работу. Искусство гистологии, говорит он, напоминает пекарное ремесло: все, начиная от температуры и заканчивая инструментами, должно быть тонко настроено. Для импровизации остается мало места. Он гордится, и по праву, своим мастерством. Вскоре идеально размещенный срез отправляется в сушку, где он проведет следующую ночь.
Аннезе берет следующий образец, № 451, но прежде, чем расправить его на столе, он поворачивается ко мне и улыбается: «Видите, сколько работы приходится делать, чтобы поправить бардак, оставленный вашим дедушкой?»
Генри любил жизнь. Он любил играть с домашними животными. В Бикфордском центре здоровья — «райском» приюте для стариков — жили три кошки, несколько птиц, рыбки, кролик и собака по имени Сейди. Генри мог часами сидеть в инвалидном кресле с кроликом на коленях и Сейди у ног. Еще он любил рассматривать проходящие поезда: окна его комнаты выходили на железнодорожные пути. Он любил игры в слова. В научных статьях, посвященных Генри, описана легкость, с какой он решал кроссворды. В последние годы, правда, он их уже не тянул и выбирал себе игры попроще. Он любил старое кино времен Хамфри Богарта. Мы бы назвали их классикой, но для него они, конечно, никакой классикой не были. Он просил показать ему какую-нибудь старую картину, медсестра ставила кассету и нажимала play. Телевизоры не были для него в диковину — он успел их застать в прошлой жизни, а вот с пультом и видеомагнитофоном управляться так и не научился.
Генри был исключительно милым человеком. Вежливым, веселым, уступчивым. Он практически никогда не отказывался принимать лекарства, которые давали ему медсестры. А в те редкие моменты, когда он строптивился, они знали, как добиться своего. Этот секрет передавался десятилетиями от сестры к сестре. «Генри, — говорили они, — доктор Сковилль настаивает, чтобы вы это приняли».
И он всегда подчинялся.
Трюк работал до самой его смерти. Тот факт, что доктор Уильям Бичер Сковилль давно уже умер, не имел никакого значения. Он оставался для Генри высшим авторитетом на всю жизнь, потому что жизнь Генри не слишком продвинулась с того дня, когда доктор Сковилль, мой дед, удалил небольшой кусочек его мозга.
Исследователь: Как давно у вас начались проблемы с запоминанием? Генри: Я и сам не знаю. Не могу вам сказать, потому что не помню. И: Но как вы думаете, это длится дни, недели, месяца, годы? Г: Ну, понимаете, я не могу сказать — дни это, недели или годы. И: Но как вы думаете, это длится больше года? Г: Ну да, может быть, около того. Где-то год. Или больше. Потому что, кажется, у меня… Кажется, у меня могла быть операция или что-то в этом роде. И: Ага. Расскажите об этом. Г: Да, я помню, я просто не помню, где ее делали… И: Вы помните имя врача? Г: Нет, не помню. И: Имя Сковилль вам о чем-нибудь говорит? Г: Да. И: Расскажите о докторе Сковилле. Г: Ну, он… он путешествовал. Проводил медицинские исследования людей. Самых разных людей. И даже в Европе! Изучал и богачей, и даже кинозвезд. И: Верно. Вы с ним когда-нибудь встречались? Г: Да. Кажется, несколько раз. И: В больнице? Г: Нет, первый раз в его офисе. До того, как я попал в больницу. А там… То, что он узнал про меня, помогло другим людям. Я рад этому.
Дом моего деда был полон любопытных вещей. Он много путешествовал и отовсюду привозил сувениры — такое у него было хобби. В середине 1920-х он предпринял путешествие в Китай — и заплатил за обучение в колледже деньгами, вырученными от продажи купленных там украшений.
В коллекции деда были доисторические нейрохирургические инструменты. Меня с детства привлекали эти ножи и топоры, не потому, что они были старыми, а потому, что использовались для вторжения в человеческий мозг. Нейрохирургия в любую эпоху требует двух качеств: готовности вскрыть чужой череп и уверенности, что это может привести к успеху.
Дед любил рисковать. Студентом он на спор залез по растяжке на строившийся тогда в Нью-Йорке мост Джорджа Вашингтона. Во время нейрохирургической конференции в Испании он посетил тренировку тореадоров, снял пиджак и вышел на арену. Он любил машины, всегда гонял и говорил, что не стань он нейрохирургом, работал бы автомехаником.
В 1939 году, спустя год после окончания ординатуры в Массачусетском госпитале, он возглавил отдел нейрохирургии в Хартфодской больнице. Для молодого нейрохирурга время было как нельзя лучшим. Только что изобрели новый вид операций на мозге — будущую международную сенсацию. Придумал ее португальский хирург Эгас Муниж, позже получивший за нее Нобелевскую премию. Он называл ее «лейкотомией», но более известна она стала под названием лоботомия. Операция весьма жестока: хирург вводит нож для колки льда в мозг сквозь тонкую кость над глазом пациента и шарит там ею, разрезая комиссуры между лобными долями мозга. Лоботомия показала себя весьма эффективной, поскольку превращала сложных и неконтролируемых больных в мирных, безразличных овощей.
Мой дед не возражал против самой идеи лечить психиатрических больных хирургическим путем. Он верил, что нейрохирургия со временем, как он говорил, «отправит психоанализ в небытие». Но и лоботомия ему не нравилась — слишком грубая, слишком неточная, она уничтожала хорошее наряду с плохим. «Лоботомия делает людей послушными, — говорил дед. — Но, господи, какой ценой!» Должны же был быть способ успокоить пациентов, не превращая их в зомби.
Он начал экспериментировать на больных из близлежащих психбольниц, проводя «частичную лоботомию» — удаляя лишь мозговые структуры, ответственные, по его мнению, за проблемы пациента. Вскоре ему удалось добиться «существенного улучшения депрессивных и невротических состояний без отупения личности». Он верил, что когда-нибудь прогресс хирургии позволит лечить и понять эпилепсию.
Как раз тогда к нему на консультацию пришел Генри Молесон.
Когда Генри было семь лет, он попал под мотоцикл и повредил голову с левой стороны. У него начались припадки. Поначалу они не слишком беспокоили, но со временем становились все хуже. К 16 годам у него начались припадки того типа, который в те времена называли «grand mal», а теперь — тоникоклоническими. Он ходил в школу, и был одним из лучших учеников, но одноклассники, видя, как он корчится на полу по десять раз в день, издевались над ним без жалости.
Припадки становились все хуже. В двадцать с небольшим Генри жил с родителями, не имея друзей и едва справляясь с работой слесаря. Тогда он впервые встретился с моим дедом.
Дед прописал ему максимальные дозы всех известных антиконвульсантов, но они не помогали. Эпилепсия была страшна и неуправляема. Когда дед предложил попробовать что-нибудь еще, Генри и его родители согласились: они были готовы на все, что угодно.
Красным цветом отмечены области, в которых находился гиппокамп.
25 августа 1953 года. Генри лежит на операционном столе в нейрохирургическом отделении госпиталя Хартфорд. Ему сделали локальную анестезию и убрали кожу со лба, но он в сознании. У его изголовья стоит мой дед и держит в руке трепан, инструмент вроде широкого зубчатого сверла. Этот, как и многие инструменты моего деда, сделан им лично из купленной за доллар кольцевой пилы и ручки от бура. Доктор приставляет трепан к черепу Генри, прямо над глазницей, и сверлит, удаляя кусок черепа размером с фишку для покера.В свете яркого фонаря видны фронтальные доли Генри. Под ними дед находит то, что искал: напоминающий морского конька гиппокамп, который следует удалить. Ему приходилось уже проводить эту операцию на обитателях приюта, но никогда на эпилептиках. Тем не менее, он знает, что гиппокамп, функции которого пока неизвестны ни ему, ни кому другому, может иметь отношение к эпилепсии, и другие хирурги успешно боролись с приступами, удаляя его с одной стороны. В данном случае он хочет посмотреть, что будет, если удалить его полностью. Генри лишается нескольких чайных ложек мозговой ткани.
Исследователь: Вы знаете, что вы делали вчера? Генри: нет. И: А сегодня утром? Г: Я даже этого не помню. И: А что вы ели на обед? Г: Честно говоря, не знаю.
25 апреля 1955 года, ночь. Бренда Милнер, молодой нейробиолог из Университета МакГилл, пытается заснуть в поезде из Монреаля в Хартфорд. Она едет исследовать необычный случай амнезии. Уже год как она занялась изучением человеческой памяти. Большинство ее коллег считают, что память нельзя локализовать — то есть приписать к конкретному отделу мозга, но она знает, что пациенты, у которых пострадал гиппокамп, запоминают с особенным трудом. Она подозревает, что гиппокамп играет роль в образовании воспоминаний, и пациент, к которому она едет, позволит ей проверить эту гипотезу как никто другой. Его гиппокамп не поврежден — он полностью отсутствует. Ей сказали, что хирург, проводя экспериментальную операцию, начисто удалил его.
На следующее утро, в офисе моего деда, Милнер знакомится с Генри. Он молод и хорош собой, у него карие глаза, он добродушен, вежлив и остроумен. Пока они разговаривают, она понимает, что в иной ситуации, поболтав с ним пять минут, она никогда бы не подумала, что с ним что-то не так. Она выходит ненадолго налить себе кофе, возвращается — и снова знакомится с Генри.
Позже мой дед рассказал Милнер о 30 пациентах, которые прошли через ту же операцию, что и Генри. Большинство из них — «глубоко запущенные случаи» — были шизофрениками. Он не слишком усердно следил за их судьбой и не уверен, что они страдают такими же нарушениями памяти. Милнер посещает их одного за другим — они живут в приютах по всей стране. Она делает записи: пациент А.З. «Женщина 35 лет, параноидальная шизофрения. Агрессивна, сексуально озабочена».пациент И.С. «Женщина 54 лет. Звуковые галлюцинации, эмоциональная неустойчивость».пациент А.Л. «Мужчина 31 года, шизофреник. Звуковые и зрительные галлюцинации».
Многие случаи вызывают у нее интерес — особенно пациент Д.С., блестящий врач, который пытался убить свою жену. Но в конце путешествия она убеждена, что ей нужен Генри. Многие страдают от похожих симптомов амнезии, но только в нем сочетается практически полное отсутствие обеих долей гиппокампа с полноценным — в остальном — психическим здоровьем. Единственная пациентка, которая прошла через идентичную операцию, настолько плоха, что в течение года после процедуры никто даже не замечал у нее амнезии.Генри — тот, кто ей нужен. Она начинает исследования.
В 1848 году, в результате взрыва, стальной лом пролетел сквозь голову 25-летнего железнодорожного рабочего по имени Финеас Гейдж, повредив ему участки лобных долей. Он поправился и вроде бы восстановил все свои способности, за одним исключением: прежде мягкий и вежливый Гейдж превратился в неуправляемого задиру. Значит, лобные доли должны играть роль в сдерживании наших звериных инстинктов.
В 1861 году французский нейрохирург Пьер-Поль Брока объявляет, что он нашел в мозгу речевой центр. Открытием он обязан своему пациенту, мужчине с повреждением левого полушария лобной доли. Пациента называют Месье Тан, потому что, хотя он и понимает все, что ему говорят, в ответ он может произнести только нечленораздельное «тан».
Тринадцатью годами позже немецкий невролог Карл Вернике описывает пациента с повреждением левой височной доли, мужчину, который хорошо произносит фразы, но они лишены смысла: он неспособен ни создать связанное предложение, ни понять чужое. Если «зона Брока» (так стали называть участок мозга, поврежденный у месье Тана) отвечала за артикуляцию речи, то зона Вернике должна была отвечать за понимание языка.
Так и пошло. Глядя на сломанные детали, исследователи мозга понимали, как работают нетронутые.
Описывая Генри, нейробиологи используют слово «чистый». Это не имеет отношения к его моральным качествам, это сугубо анатомическое описание. Скальпель моего деда породил живой, дышащий объект исследований, пациента H.M. (Henry Molaison), позволившего ученым, как писала Милнер, иcследовать работу памяти с точностью «спланированного эксперимента». И маловероятно, чтобы пациент вроде Генри появился в отсутствие сознательного действия хирурга. Генри — чистейший образец, и это делает его таким ценным объектом исследований.
Вскоре после первого визита к Генри, Милнер и мой дед пишут статью «Потеря недавней памяти в результате билатерального удаления гиппокампа». Она выходит в 1957 году в «Журнале неврологии, нейрохирургии и психиатрии». Статья, представившая миру пациента H.M., заканчивается обманчиво простым выводом: поскольку у Генри удален гиппокамп и он не может больше образовывать воспоминаний, гиппокамп должен играть важную роль в этом процессе. Впервые функция памяти убедительно локализована в мозге. Статья кладет начало целой науке о памяти.
Милнер продолжает навещать Генри в Хартфорде, и проводит с ним дни напролет. Сначала она хочет узнать, насколько глубока потеря памяти, как быстро новый опыт ускользает от него, не оставив следа. Затем она пытается понять, существует ли такой опыт, который он может запомнить.
Однажды она кладет перед Генри лист бумаги. На нем изображена большая пятиконечная звезда. Бумага отгорожена от него ширмой, и он видит только ее отражение в зеркале. Милнер просит его обвести звезду. Даже для обычного человека это непростое задание, но по мере тренировки справиться с этим все проще. Первый раз у Генри не выходит. Но удивительно — в следующий раз он справляется уже лучше. Не помня о том, что он уже это делал, Генри делает прогресс. Даже его это удивляет. «Мне казалось это сложно, — говорит он. — Но выходит неплохо».
В 1962 Милнер публикует описание эксперимента со звездой. Ее вывод революционен: если Генри не способен ничего запомнить, но может подсознательно тренировать определенные навыки, значит, человеческий разум должен содержать по меньшей мере два типа памяти. Исследования памяти делают еще один скачок вперед.
Со времени операции прошло меньше десяти лет, а мозг Генри уже обеспечил два крупнейших прорыва в исследованиях памяти. Милнер нашла свой розеттский камень.
Сам Генри, естественно, не подозревает о своей исключительной важности для науки. Частота и сила припадков после операции ослабли, и теперь он способен справляться с делами по дому. Он может стричь газоны, потому что высота травы подсказывает ему, где он уже был, а где не был. В 1967 году умирает его отец, электрик. Через десять лет его мать отправляется в дом престарелых, 51-летний Генри живет у тети. Когда и тетя становится слишком стара, он переезжает в Бикфордский центр. Его опекуном становится двоюродная сестра, которая, как и прочие родственники до нее, подписывает очередное разрешение на проведение научных исследований.
Исследователь: Вы счастливы? Генри: Ну, да. Я так понимаю, когда они узнают что-то обо мне, им удается помочь другим. Это куда важнее. Я тоже об этом думал. Стать доктором. И: Правда? Г: Нейрохирургом. И: Расскажите-ка поподробнее. Г: Но как только я стал носить очки, я отказался от этой идеи. И: Почему? Г: Потому что во время операции все так ярко освещено, я подумал, ободок очков будет отсвечивать. Как раз когда захочешь сделать разрез, самый важный разрез, ты можешь зайти слишком далеко.
Джакопо Аннезе
Обычно Аннезе ездит за рулем своего Porshe Cayenne, но сегодня он — пассажир небольшого седана. Он едет на встречу с Генри и слегка удивлен, что ему на голову не надели пакета. На водительском сиденье Сьюзан Коркин, бывшая студентка Бренды Милнер и глава Лаборатории поведенческой неврологии в Массачусетском технологическом университете. С 1970-х годов она возглавляет все исследования, связанные с Генри. Коркин яростно оберегает свой драгоценный научный материал, дотошно проверяет исследователей, заставляет их писать подписку о неразглашении и не позволяет делать диктофонные записи. Ее карьера во многом построена на спецдоступе к Генри, и она не желает им делиться. Тем не менее, когда Аннезе попросил ее хотя бы об одной прижизненной встрече с Генри, она не отказала ему, и даже согласилась его подвезти.
Впервые Сьюзан встретилась с Генри в лаборатории Милнер в Монреале, в 1962 году. Все годы, что она с ним работала, Генри продолжал оставаться кладом для исследователя памяти. Но среди россыпи наблюдений есть и такие, которые никто не способен объяснить, по меньшей мере, пока.
Например, казавшаяся абсолютной амнезия Генри допускала, как выяснилось позже, странные исключения. Какие-то события умудрялись отложиться в его памяти. Генри знал, что в Далласе убили президента США, хотя это случилось через десять лет после операции. Или мог, услышав «Боб Ди…», произнести «Дилан», хотя в 1953 году Роберт Циммерман был 12-летним подростком в богом забытом городке в Миннесоте.
Коркин открыла еще множество странных, аномальных и необъяснимых свойств Генри. Она изучала его чувствительность к боли, прикладывая к его плечу долориметр — стоваттную лампочку на ручке. Генри терпел боль гораздо дольше, чем обычные люди. Другая его странность: он различал силу запахов, но не сами запахи. Это врожденное свойство, или чувствительность к запахам и к боли исчезла после удаления гиппокампа?
Можно потратить полвека на изучение пациента, шутить с ним, исследовать его и кормить (Генри с радостью съедал два обеда подряд, если вторая смена появлялась через пару минут после исчезновения первой), можно даже поместить его в томограф и изучить цифровые изображения на экране компьютера, но в конце концов, мозг — это черный ящик. И его нельзя понять, не вскрыв черепную коробку.
Машина останавливается на парковке Бикфордского центра, где живет Генри, и Аннезе с Коркин входят в дом. Генри их ждет. Втроем они обедают в кафетерии. Он уже стар, он располнел, он привязан к креслу и не слишком разговорчив. Его внешний вид подсказывает Коркин новый эксперимент: после встречи она спрашивает его, сколько ему лет. Он отвечает, что, наверно, за тридцать. Тогда она дает ему зеркало.
«А на сколько вы выглядите?» — спрашивает она.«Я уже не мальчик», — отвечает он, помолчав.
Несмотря на плохое состояние Генри, Аннезе рад, что им удалось повстречаться. Со студенческих времен ему было труднее всего вскрывать анонимные трупы. Почему-то куда проще работать, если был знаком с человеком. На пути назад Аннезе замечает фотографию Генри, прилепленную к доске объявлений у входа. Никто не смотрит, и он с трудом борется с соблазном сунуть ее в карман.
Где-то в 1969 году, выполняя очередные тестовые задания, Генри внезапно останавливается и смотрит на исследователя. «У меня такое чувство, — говорит он, — что я что-то пропустил. Сейчас я вроде все понимаю, но что было раньше? Это меня беспокоит. Как будто ото сна просыпаюсь».
Он мог бы сказать ту же фразу и в 1979, и в 1989, и в 1999 году. Каждый день, каждый час. Мир снаружи не переставал меняться и расти, а мир внутри бесконечно ходил по кругу. Память тянет нашу жизнь, без нее человек не движется. Как будто проснулся ото сна.
Однажды исследователи решили проверить, что будет, если действительно пробудить Генри ото сна. Несколько ночей он провел в лаборатории сна, оцепленный датчиками. Как только он засыпал (входил в «фазу быстрого сна»), его будили и спрашивали, что ему снилось. Как правило, он говорил о том же, о чем говорил и в остальное время: воспоминания детства, поездка во Флориду с родителями, стрельба по мишеням или рыбалке с отцом. В конце концов, исследование решили не публиковать, потому что никто не понимал, спит ли Генри вообще, способен ли он к этому. Но сохранились некоторые записи: — Генри, Генри, Генри! — А? — Вам что-нибудь снилось? — Да. — Что же? — Я спорил сам с собой. — О чем? — Что случилось бы… Мне снилось, что я живу в Пенсильвании, что я доктор. Нейрохирург. Это было быстро, как вспышка. Я успешный, к моему дому ведет аллея.
Мой дед вырос в Пенсильвании и учился в Пенсильванском университете. И конечно, он был успешен. Можно наверно говорить, что своей карьерой, как и многие другие люди, он обязан Генри. Благодаря Генри его фамилия появилась на одной из важнейших научных статей того времени. Он стал в результате профессором в Йеле и был президентом Американской академии нейрохирургии и Мировой федерации нейрохирургических ассоциаций.
В отличие от Генри он двигался вперед. Новые пациенты, новые процедуры, новые события. Поступательное повествование. Но все же он никогда больше не проводил той операции, от которой пострадал Генри. Мне хочется верить потому, что стал лучше понимать риск, таящийся во вскрытой черепной коробке.
В 1973 году он присутствовал на конференции по этике нейрохирургии. Молодой коллега, Хосе Дельгадо, выступает с докладом о пользе использования корректирующих мозговых имплантов. Незадолго до этого Дельгадо привлек всеобщее внимание, когда остановил разъяренного быка, активировав на расстоянии электроды, вживленные в его мозг. «Мы должны спрашивать не «что есть человек», — говорит он со сцены, — а «что за человека мы хотим создать».
«При всем уважении, — заметил мой дед, — я работаю с людьми и знаю, как страшны бывают результаты работы нейрохирурга».
Он умер в автокатастрофе 11 лет спустя. Ему было 78, и до последнего дня он оперировал, по меньшей мере, раз в неделю.
Зима 2008 года. Когда в Бикфордский центр приходят новые сотрудники, им сразу рассказывают о Генри и его специальных обстоятельствах. Им запрещено обсуждать Генри с кем-либо за пределами госпиталя, потому что сам факт его пребывания здесь — страшная тайна. Если о Генри спросят по телефону, надо не ответить ни да, ни нет и тут же перезвонить опекуну. Завеса секретности, опущенная над Генри, работает: за десятилетия, проведенные в больнице, самого знаменитого неврологического пациента так никто и не разыскал. Помимо этого, сотрудники проинструктированы, как действовать в случае смерти Генри. Инструкции, сочиненные Коркин, прикреплены к его медицинской карте.
Поэтому утром 2 декабря, когда 82-летний Генри пускает пену и хватает ртом воздух в агонии, Коркин, согласно инструкции, постоянно держат в курсе происходящего.
Когда его сердце наконец останавливается, кто-то бежит к морозильнику за заранее припасенными криопакетами. Ко времени прибытия катафалка голова Генри надежно укутана мешками со льдом.
Все идет по плану. Через два часа и 170 километров похоронная процессия паркуется у центра биомедицинской томографии в Бостоне. Коркин уже ждет.
В течение ночи она наблюдает, как Генри сканируют мозг, а наутро присутствует при извлечении органа. Стоя на стуле около патологоанатомического кабинета, Сьюзан смотрит через окно, как Джакопо Аннезе и двое его ассистентов, отрезав верхушку черепа и с осторожностью повитух извлекают из головы мозг. Большую часть своей жизни Коркин изучала его внутреннее устройство — теперь, она может осмотреть его снаружи.
Высвобожденный мозг содержится некоторое время в холодильнике, в консервантах, подвешенный кулинарной нитью за базилярную артерию. Когда он достаточно охлажден, Сьюзан едет с ним в аэропорт и провожает на рейс до Сан-Диего. Ее сопровождают операторы: Коркин подписала контракт на книгу и фильм. Она ставит контейнер на землю, и Аннезе берет его в руку. Она провожает Аннезе взглядом. Ей трудно расстаться с мозгом Генри Молесона.
В Обсерватории мозга при Университете Сан-Диего над рабочим столом Джакопо Аннезе на полке стоит тоненькая книжка — «Локализация функций в коре больших полушарий» Корбиниана Бродманна. Эта книга, опубликованная в 1909 году, содержит множество нарисованных от руки карт человеческого мозга, разделенных на «зоны Бродманна», 52 участка, различающихся структурой и функциями. Этот классический атлас головного мозга настолько хорош, что нейробиологи и нейрохирурги используют его по сей день.
Как коллега-анатом, Аннезе восхищается Бродманном, и даже написал про него почтительную статью, опубликованную в Nature. Но смысл его ежедневной работы состоит в том, чтобы сделать книгу Бродманна ненужной.
Ради этого и создана Обсерватория мозга. Если Корбиниан Бродманн рисовал атлас мозга, то Джакопо Аннезе создает его Google Maps.
Неподалеку от офиса Аннезе, если пройти мимо кофе-машины и отпереть дверь, вдоль стены стоят морозильники со стеклянными дверьми. В пластиковых контейнерах на полках можно различить мозги, большей частью человеческие, но не только. Мозг дельфина много крупнее человеческого, но Аннезе не рекомендует придавать объему слишком много значения.
Это касается и объема собрания. В своей обсерватории мозга Джакопо пытается собрать не самую большую, но самую полезную коллекцию мозгов. Каждый образец по специально разработанной Аннезе процедуре будет сохранен и в гистологической форме, и в цифровой — с невиданным доселе разрешением. В отличие от ручных набросков Бродмана, карты Аннезе будут трехмерными и масштабируемыми — вплоть до отдельных нейронов. По мере того, как коллекция будет разрастаться, надеется Аннезе, прояснятся общие и индивидуальные свойства мозга, и в конце концов физиологи смогут обрести свой Грааль — построить атлас, связывающий разделы мозга с функциями. В обсерватории мы впервые сможем осмысленно сравнить множество мозгов, и быть может понять, почему некоторые из них проявляют меньше эмпатии, более склонны к математике или скорее заболеют болезнью Альцгеймера.
И что может быть лучшим краеугольным камнем для обсерватории, чем мозг пациента H.M. Мозг Генри, разрезанный на куски, лежит в своем собственном морозильнике, запертый на замок, в окружении сенсоров, которые запрограммированы звонить Аннезе на домашний и мобильный телефон в случае нештатной ситуации.
Генри уже помогает Джакопо реализовывать свои амбиции. Люди, прочитавшие о нем в газетах, звонят и предлагают завещать обсерватории свой мозг. Одна из них, сварливая 80-летняя Бетт, исполнительница роли летающей обезьянки в «Волшебнике из страны Оз», скоро приедет на очередную томографию. Аннезе очень рассчитывает на публичность, поскольку она привлекает жертвователей. Он пытался раздобыть мозг Кима Пика, прототипа героя Дастина Хоффмана в «Человеке дождя», но затея не выгорела. Ему нужна крупная добыча, кто-то вроде Билла Клинтона.
Но мозг Генри — это не только аттракцион для публики, но и объект исследования — теперь уже 2401 объект, — скрывающий множество загадок.
Однажды посреди рождественского ужина, кажется, последнего в его жизни, дед встал со стула, ушел в свой кабинет и вернулся с покореженной пулей. Положив ее возле своей тарелки, он рассказал нам, как в начале века в Стэнфорде, штат Коннектикут, грабитель ворвался в дом молодого холостяка. На прикроватной тумбочке у хозяина был пистолет, но он дал осечку. Пистолет грабителя сработал. Пуля скользнула по ребру холостяка и отклонилась от сердца. Счастливо избежавший смерти хозяин сохранил пулю, и завещал ее своему сыну.
Пуля так и лежала весь вечер возле тарелки деда — и это было завораживающее и ужасное зрелище. Попади она в цель, ни моего деда, ни его детей — большинства из сидевших за столом, — не было бы на свете. Несколько сантиметров дали жизнь целым поколениям.
Нетронутый человеческий мозг лежит под пленкой на зеленой мраморной подставке. Аннезе, одетый в халат, резиновые перчатки и очки, снимает пленку, берет скальпель и начинает снимать сосудистую оболочку мозга. Он никогда не встречался с владелицей, пока она была жива, но поскольку он сам извлекал мозг из черепа, он, по крайней мере знает, как она выглядела — маленькая 70-летняя старушка, похожая на одну его знакомую. Ему нравится думать, что и характер ее был таким же.
На этом же столе Джакопо разделывал мозг Генри. В одиночестве, под музыку «Битлз», он удалил окислившиеся зажимы, поставленные некогда моим дедом, затем пленки, кровеносные сосуды, соединительные ткани — пока не остался лишь голый мозг. Эта процедура длится обычно три или четыре часа, но на Генри он потратил целых пять — ему хотелось все сделать идеально.
Он до конца не мог поверить, что все получится. Когда Коркин собирала совещание, чтобы решить, как поступить с мозгом Генри после смерти, Аннезе принимал в нем участие. Он знал, что все договорились передать мозг в обсерваторию, но не верил, что так и будет, до тех пор, пока не поднялся по трапу самолета с холодильником в руках.
Он предъявил на регистрации два билета, поднялся на борт заранее и уступил Генри место у окна. На контейнере было написано: «ДИАГНОСТИЧЕСКИЙ ОБРАЗЕЦ. ХРУПКИЙ. ПРИ ОБНАРУЖЕНИИ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ОТКРЫВАЙТЕ И НЕМЕДЛЕННО СВЯЖИТЕСЬ С ДОКТОРОМ АННЕЗЕ».
Потом все прошло гладко. После разделки, Джакопо поместил мозг Генри в желатин и заморозил — мастерски, по собственному признанию. Несмотря на давление, усталость и 400 000 зрителей онлайн-трансляции, он сразу же принялся его нарезать — и это тоже прошло, как по маслу.
Предстоит еще много работы — смонтировать и покрасить больше двух тысяч слайдов. Но конец не за горами. Скоро, через несколько месяцев, Аннезе создаст-таки трехмерную модель мозга Генри. Она будет вдесятеро подробнее любого изображения, которое до сих пор получали с помощью томографа, и к тому же собрана из настоящих изображений мозга, а не компьютерных интерпретаций. А затем специальный микроскоп оцифрует каждый из слайдов на таком увеличении, что можно будет ясно различить отдельные нейроны. И все это будет доступно в интернете исследователям по всему миру. В течение 50 лет Генри могли изучать только несколько ученых, но даже они узнали про него больше, чем когда-либо можно было узнать про одного человека. А теперь всю эту тьму данных будет интерпретировать весь мир, при помощи невиданной ранее нейроанатомической карты.
Ассистентка Аннезе просовывает голову в дверь, чтобы сообщить, что новая партия слайдов готова к покраске. Через несколько минут Джакопо стоит, держа в руке слайд, с которого капает пурпурная жидкость. Для меня снимок выглядит как клякса или пятно Роршаха, но Аннезе устраивает мне экскурсию. «Здесь, — говорит он, указывая на темный участок с частыми нейронами, — ваш дед раздвинул лобные доли».
Мы смотрим на следующий слайд, и он указывает на участок позади лобных долей, — часть слайда, которая не окрасилась, потому что красителю было не за что уцепиться. Это поврежденная часть, тот кусочек пустоты, который изменил жизнь Генри. И хотя Аннезе не хочет пускаться в детали до тех пор, пока его наблюдения не будут опубликованы, он сообщает мне театральным шепотом, что он сделал удивительные открытия по поводу того, что именно разрушил — и сохранил — мой дед. В течение долгих лет исследователи были уверены, что кусочек гиппокампа, оставшийся у Генри в голове, был полностью атрофирован. Аннезе считает, что это не так. Подобные открытия могут еще многое изменить в науке о человеческой памяти. Может ли это объяснять удивительные свойства амнезии Генри? Огромная часть наших знаний о памяти основывается на понимании того, как работал его мозг.
Неужели десятилетиями мы понимали не все и не так?
Аннезе кладет слайд сушиться, и я снова смотрю на пятно посередине, небольшую пустоту, маленькую лакуну.
Несколько сантиметров ткани.
Начало и конец.
esquire.ru
Мозговой штурм - Журнал обо всём
Очевидно, что до выборов чуть больше 3-х месяцев, а никакой предвыборной борьбы что-то не видать. Очевидно, что делить места в основном будут ЕР и КПРФ, и кое что ухватят ЛДПР и ЕР (ну может ещё Яблоко). Есть ли в России гражданское общество? Думаю оно у нас становящееся (общество). То есть никак не войдёт в зрелый возраст (несмотря на довольно приличный возраст государства). Ну не хотят они (партии) борьбу вести, ну и Бог с ним. Нам-то за них борьбу вести никто же не мешает. Ограничимся пока двумя ЕР и КПРФ. Очевидно, что есть сторонники у ЕР (в этом блоге в пределах 10%), есть сторонники у КПРФ (в этом блоге где-то 30-40%) и те кто скорее всего любят кандидата ПРОТИВ ВСЕХ. Вот и устроим креативную борьбу. Проголосуем опрос и..... И я поставлю какие-то плакаты ЕР и КПРФ, а вам в комментариях предлагаю сделать соответствующие надписи к ним (кто-то как японец может быть негатив стравит), кто-то свою партию положительно выделит. Кто-то наоборот отрицательный слоган выдаст. В общем всё можно кроме нецензурщины. Желательно творчески и не стандартно высказаться. Ну кто картинки хочет поставить или видео, можно в комментарии встроить и картинки с видео. То что интересно буду переводить в основной текст. Если наберётся много, то может заведём дополнительный пост. В общем устроим предвыборную борьбу в информационном пространстве. Сейчас наибольший эффект имеет пока пиар по ТВ, но интересно, как это будет выглядеть в интернете и не перебьёт ли интернет ящик? Что интернет уже действенное средство убеждался не раз. Удавалось решать какие-то местные проблемы. Даже раз удалось затруднить очередное сокращение с одного из предприятий. И это при нашей чрезвычайно неактивной и неотзывчивой публике. Да, бабушка сертификат видимо получит с вероятностью 99%: http://kolybanov.livejournal.com/14565175.html Петиция за бабушку фронтовика уже набрала 130000 голосов (как я понял - пинок для местных властей 100000 голосов), а ведь с моей подачи подписало наверное около 15 человек всего. А если бы подписали все увидевшие? То есть интернет уже становится средством давления гражданского общества на власть и средством формирования этого общества (и увы обратных процессов тоже - хаотизации и атомизации общества например). То есть важно кто этим сильнейшим средством пользуется.
ВАсиль Петрович, не высовывайтесь, вас же нет!Поскольку я к ЕР отношусь отрицательно, то попробую слоган Навального расшифровать по своему (у него это уж совсем какое-то безальтернативное оскорбление и обвинение)ПЖИВ (Партия Жирных и Волосатых (рук):-)))
А можно и так ПАРТИЯ ЖАДНЫХ и ВЛАСТНЫХ
Бывший губернатор Коми Вячеслав Гайзер из ЕР уже исключённый, но явно он был Жадным и Властным.Ну вот и первая ласточка пришла к ЕР
Какая партия из 2-х мне нравится ?
Единая Россия
2(4.8%)
Обе не нравятся
24(57.1%)
Другое в комментариях
4(9.5%)
Затравим для примера:-)))Все партии в России явный блефПоддержим же друзья КПРФ
Если бы у меня были бабосики премию выписать лучшему слогану или плакату, было бы АХ. Но и так может получиться ничего. (Ну и если запись широко разойдётся, то может спонсоры отыщутся:-))) (мечтать не вредно) В общем прошу высказываться.
НАЖМИЖенщины, так как партия женского рода,а до мордобития не дошло, так как пока на самом деле не дошло:-)))kolybanov.livejournal.com
Устный журнал "Штурм рейхстага"
Государственное образовательное бюджетное учреждение начального профессионального образования
Воронежской области
«Профессиональное училище № 34 г.Борисоглебска»
Устный журнал
«Штурм Рейхстага»
Борисоглебск 2015
Оборона Берлина
Берлин был одним из крупнейших городов мира, уступая в Европе по площади (88 тыс. гектаров) только Большому Лондону. С востока на запад он протянулся на 45 км, с севера на юг — более 38 км. Большую его территорию занимали сады и парки. Берлин являлся крупнейшим промышленным центром (2/3 электротехнической промышленности страны, 1/6 машиностроения, много военных предприятий), узлом шоссейных и железных дорог Германии, крупным портом внутреннего судоходства. К Берлину сходилось 15 железнодорожных линий, все пути были соединены окружной дорогой в черте города. В Берлине насчитывалось до 30 вокзалов, более 120 железнодорожных станций и других объектов железнодорожной инфраструктуры. Берлин располагал большой сетью подземных коммуникаций, включая метро (80 км путей).Районы города были разделены крупными парками (Тиргартен, Трептов-парк и др.), которые занимали большую часть Берлина. Большой Берлин был разделен на 20 районов, 14 из них были внешними. Внутренние районы (в черте окружной железной дороги) застроены наиболее плотно. Планировка города отличалась прямыми линиями, с большим количеством площадей. Средняя высота зданий 4-5 этажей, но к началу Берлинской операции большая часть домов была разрушена бомбардировками союзной авиации. В городе много естественных и искусственных препятствий. Среди них река Шпрее, шириной до 100 метров, большое число каналов, особенно в южной и северо-западной частях столицы. В городе много мостов. Городские дороги проходили по стальным эстакадам и насыпям.Город начали готовить к обороне с начала 1945 г. В марте был сформирован специальный штаб обороны Берлина. Командование обороной города возглавлял генерал Рейман, 24 апреля его сменил командир 56-го танкового корпуса Гельмут Вейдлинг. Имперский комиссаром обороны Берлина был Йозеф Геббельс. Министр пропаганды был гауляйтером Берлина, отвечая за органы гражданской власти и подготовку населения к обороне. Общее руководство обороной осуществлял сам Гитлер, ему помогали Геббельс, Борман, начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Ганс Кребс, начальники отдела кадров немецкой армии Вильгельм Бургдорф и статс-секретарь Вернер Науман.Командующий обороной и последний комендант Берлина Гельмут ВейдлингВейдлинг получил приказ Гитлера обороняться до последнего солдата. Он решил, что разбивка Берлинского района на 9 секторов обороны непригодна и сосредоточился на обороне восточной и юго-восточной окраин, где были расположены наиболее боеспособные части гарнизона. На усиление 1-го и 2-го секторов (восточная часть Берлина) была направлена танковая дивизия «Мюнхенберг». 3-й оборонительный сектор (юго-восточная часть города) был подкреплен танковой дивизией «Нордланд». 7-й и 8-й сектора (северная часть) были усилены 9-й парашютной дивизией, а 5-й сектор (юго-западный) — частями 20-й танковой дивизии. В резерве была оставлена наиболее сохранившаяся и боеспособная 18-й моторизованная дивизия. Остальные участки обороняли менее боеспособные войска, ополченцы, различные части и подразделения. Кроме того, Гитлер возлагал большую надежду на помощь извне. С севера должна была прорваться армейская группа Штейнера, с запада подойти 12-я армия Венка, с юго-востока прорваться 9-я армия. Гросс-адмирал Дёниц должен был привести на выручку Берлина войска военно-морского флота. 25 апреля Гитлер приказал Дёницу приостановить, при необходимости, все остальные задачи флота, сдать противнику опорные пункты и перебрасывать все имеющиеся силы к Берлину: воздухом — в сам город, морем и по суше на фронты, сражающиеся в районе столицы. Командующий ВВС генерал-полковник Ганс Юрген Штумпф получил приказ ввести для обороны столицы Рейха все наличные силы авиации. Директива германского верховного командования от 25 апреля 1945 г. призывала все силы бросить «против большевизма», забыть о Западном фронте, не обращая внимания на то, что англо-американские войска захватят значительную территорию страны. Главная задача армии была в деблокировании Берлина. В войсках и среди населения велась широкая пропаганда, людей запугивали «ужасами большевизма» и призывали к борьбе до последней возможности, до последнего патрона. Берлин был подготовлен к длительной обороне. Наиболее мощной частью Берлинского оборонительного района был центр города, где располагались крупнейшие правительственные здания, основные вокзалы и наиболее массивные городские строения. Здесь располагалась большая часть правительственных, военных бункеров, наиболее развитая сеть метро и других подземных коммуникаций. Здания, включая разрушенные бомбардировками, были подготовлены к обороне, стали опорными пунктами. Дороги и перекрестки закрыли мощными баррикадами, некоторые из которых с трудом поддавались разрушению даже огнем орудий крупных калибров. Улицы, переулки, перекрестки и площади находились под косоприцельным и фланкирующим огнем. Каменные здания были превращены в сильные опорные пункты. В зданиях, особенно в угловых, размещали автоматчиков, пулеметчиков, фаустников, пушки калибром от 20 до 75 мм. Большую часть окон и дверных проемов заделывали, оставляли только под амбразуры. Состав и численность гарнизонов таких опорных пунктов был различен, и зависел от тактической значимости объекта. Наиболее серьёзные пункты защищали гарнизоны численностью до батальона. Подходы к такому опорному пункту прикрывались огневыми средствами, которые располагались в соседних зданиях. На верхних этажах обычно размещались наблюдатели, корректировщики, пулеметчики и автоматчики. Основные огневые средства размещали на первых этажах, в полуподвальных и подвальных помещениях. Там же под защитой толстых перекрытий располагалась большая часть гарнизона. Несколько таких укрепленных зданий, обычно объединявших целый квартал, образовывали узел сопротивления. Большинство огневых средств располагалось в угловых зданиях, фланги прикрывались мощными баррикадами (толщиной 3-4 метра), которые сооружали из бетонных блоков, кирпича, деревьев, трамвайных вагонов и другого транспорта. Баррикады минировали, прикрывали огнем пехоты и артиллерии, готовили окопы для фаустников. Иногда позади баррикады закапывали танки, тогда в баррикаде делали бойницу, а под нижним люком готовили окоп для хранения боеприпасов, соединенный с ближайшим подвалом или подъездом. В результате достигалась большая живучесть танка, чтобы до него добраться, нужно было разрушить баррикаду. С другой стороны, танк был лишен маневра, мог бороться с танками противника и артиллерией только в полосе своей улицы. Промежуточные здания узлов сопротивления оборонялись меньшими силами, но подступы к ним прикрывались огневыми средствами. В тыловой части узла сопротивления часто вкапывали в землю тяжелые танки и САУ, чтобы вести огонь по советским войскам и пресечь просачивание нашей пехоты в свой тыл. Широко использовались подземные коммуникации — метро, бомбоубежища, коллекторы, водосточные каналы и т. д. Многие опорные пункты были связаны подземными ходами, когда наши войска врывались в один объект, немецкие гарнизоны могли уйти по ним в другой. Выходы из подземных сооружений, которые выходили в сторону наших войск минировали, заваливали или ставили посты из автоматчиков и гранатометчиков. Местами у выходов установили железобетонные колпаки. В них располагали пулеметные гнезда. Они также имели подземные ходы и при угрозе захвата или подрыва железобетонного колпака, его гарнизон мог уйти. Кроме того, благодаря развитой сети подземных коммуникаций немцы могли атаковать тылы советских войск. В наш отправляли группы снайперов, автоматчиков, пулеметчиков и гранатометчиков, которые благодаря хорошему знанию местности, могли причинить серьёзный вред. Они устраивали засады, расстреливали бронетехнику, автотранспорт, орудийные расчёты, уничтожали одиночных солдат, офицеров, посыльных, разрушали линии связи, и могли быстро свернуться и отступить по подземным ходам. Такие группы были весьма опасны.Особенностью центра города было наличие значительного количества железобетонных убежищ. Наиболее крупными были железобетонные бункера, вмещавшие гарнизон из 300-1000 человек, и несколько тысяч гражданских лиц. Зенитные башни люфтваффе были большими наземными бетонными бункерами, которые размещали около 30 орудий калибром до 150 мм. Высота боевой башни достигала 39 метров, толщина стен составляла 2-2,5 метра, толщина крыши составляла 3,5 метра (это позволяло выдерживать попадание бомбы массой до 1000 кг). Башня имела 5-6 этажей, на каждой боевой платформе было по 4-8 зенитных орудий, которые могли вести огонь и по наземным целям. В Берлине было три таких боевых башни — в Тиргартене, Фридрихсхайне и парке Гумбольдтхайн. Всего в городе было около 400 железобетонных бункеров. Наличие развитой подземной сети кабельно-телефонной связи позволяло сохранять управление войсками даже во время самых тяжелых боев, когда большая часть средств связи была выведена из строя. Слабым местом гарнизона Берлина было обеспечение его боеприпасами и продовольствием. Столица была обеспечена запасами на один месяц осады. Однако из-за опасности воздушных ударов запасы были рассредоточены по пригородам и окраинам Берлина. В центре города складов почти не осталось. Быстрое падение окраин привело к потере большей части складов. По мере сужения кольца окружения припасов становилось все меньше. В результате в последние дни битвы за Берлин ситуация со снабжением немецких войск стала катастрофической.
Тактика советских войскСражение в городе требовало особых методов боя, которые отличались от полевых условий. Фронт был кругом. Советские и немецкие войска могла отделять только проезжая часть улицы, площадь, стена здания или даже этаж. Так, на первом этаже могли быть наши войска, а в подвале и на верхних этажах — немцы. Однако советские войска уже имели богатый успешный опыт ведения уличных боев. Пригодился опыт боев в Сталинграде и Новороссийске, пополненный в Познани, Бреслау, Будапеште, Кёнигсберге и других городах. Основной формой городского боя, уже испытанного в других городах, были практически самостоятельные действия штурмовых групп и отрядов, усиленных огневыми средствами. Они могли находить слабые места и бреши в обороне противника, штурмовать здания, превращенные в опорные пункты. Советские штурмовики старались двигаться не по главным магистралям, хорошо подготовленным к обороне, в промежутках между ними. Так снижался урон от вражеского огня. Штурмовые отряды двигались от здания к зданию, через дворы, проломы в стенах зданий или заборах. Штурмовые отряды рассекали оборону противника на отдельные части, парализовали управление. Они могли самостоятельно глубоко вклиниваться во вражескую оборону, обходя наиболее мощные узлы сопротивления. На них нацеливали артиллерию, авиацию, дополнительные силы пехоты и танков. Это позволяло советским войскам сохранять высокие темпы наступления, изолировать целые городские районы, а затем «зачищать» их от гитлеровцев. Боевой порядок штурмового отряда, обычно, строился так: пехоту поддерживали танки и САУ; их в свою очередь охраняли стрелки, контролирующие чердаки, оконные и дверные проемы, подвалы; танки и пехоту поддерживали самоходки и артиллерия. Пехота боролась с гарнизонами противника, очищала дома и кварталы от гитлеровцев, осуществляла ближнюю противотанковую оборону, в первую очередь от гранатометчиков. Танки и САУ брали на себя задачи уничтожения огневых средств противника. Затем пехота завершала очистку района, уничтожая уцелевших солдат врага. Штурмовой отряд состоял из нескольких штурмовых групп, огневой группы и резерва. Штурмовые группы непосредственно штурмовали здания. В огневую группу входила артиллерия, включая орудия крупных калибров, минометы, танки и САУ. Резерв составлял стрелковый взвод или роту, заменял действующие штурмовые группы, закреплял успех и отражал контратаки противника. Атакуя укрепленное здание, штурмовая группа делилась обычно на несколько частей: одна часть уничтожала гитлеровцев в подвальных и полуподвальных помещениях с помощью огнеметов, гранатометов, гранат и бутылок с горючей смесью; другая группа — вела зачистку верхних этажей от автоматчиков и снайперов противника. Обе группы поддерживала огневая группа. Иногда ситуация требовала разведку боем, когда мелкое подразделения — 3-5 наиболее храбрых и подготовленных солдат незаметно пронимали в здание, которое обороняли немцы и внезапной атакой вызывали переполох. Затем подключались основные силы штурмовой группы. Обычно в начале каждого дня перед атакой штурмовых отрядов и групп проходила артиллерийская подготовка длительностью до 20-30 минут. В ней участвовали дивизионные и корпусные орудия. Они вели огонь с закрытых позиций по заранее разведанным целям, огневым позициям противника и возможным скоплениям войск. Огонь артиллерии накладывали по всему кварталу. Непосредственно при штурме опорных пунктов применяли залпы реактивных установок М-31 и М-13. «Катюши» также били по объектам противника в глубине его обороны. В ходе городских боев широко применялись реактивные установки для стрельбы прямой наводкой. Это делалось непосредственно с земли, с простейших устройств, или даже с оконных проемов и проломов. Так разрушали баррикады или крушили оборону зданий. При небольшой дальности стрельбы — 100-150 метров, снаряд М-31 пробивал кирпичную стену толщиной до 80 см и разрывался внутри здания. При попадании нескольких реактивных снарядов внутрь здания, дом сильно разрушался, а гарнизон погибал. Артиллерия в составе штурмовых отрядов вела огонь по зданиям противника прямой наводкой. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня штурмовики подбирались к опорным пунктам врага, врывались в них, заходили в тыл. Артиллерия играла огромную роль в уличных боях. Кроме того, в штурмах вражеских объектом использовали танки и САУ, которые давили огневые средства противника. Тяжелые САУ могли уничтожать баррикады, создавать проломы в зданиях, стенах. Большую роль играли саперы, которые под прикрытием огня подтаскивали взрывчатку, уничтожали препятствия, создавали бреши, снимали мины и т. д. При штурме некоторых объектов могли поставить дымовую завесу. Когда на пути штурмового отряда возникала баррикада, советские воины сначала овладевали зданиями, которые прилегали к препятствию, затем крупнокалиберные орудия, в том числе самоходки, крушили завал. Если артиллерии не удавалось это сделать, то саперы под прикрытием огня и дымовой завесы подтаскивали заряды взрывчатки и подрывали препятствие. В проделанные проходы прорывались танки, за ними протаскивали орудия. Стоит также отметить, что в уличных боях широко использовали огнеметно-зажигательные средства. Штурмуя дома, советские воины широко применяли бутылки с зажигательной смесью. Применялись подразделения фугасных огнеметов. Огнеметы были весьма эффективным средством борьбы, когда было необходимо «выкурить» врага из подвала или поджечь здание и заставить гитлеровцев отступить. Также широко использовались пехотные дымовые средства, чтобы установить небольшие маскирующие и ослепляющие дымовые завесы.
Советские артиллеристы готовят к залпу реактивный миномет БМ-13 «Катюша» в Берлине
Гвардейский реактивный миномет БМ-31-12 в Берлине
Советские танки и другая техника у моста через реку Шпрее в районе Рейхстага. По этому мосту советские войска под огнем обороняющихся немцев шли на штурм Рейхстага. На фото танки ИС-2 и Т-34-85, САУ ИСУ-152, пушки
Ствол орудия советского тяжелого танка ИС-2, направленный на здание рейхстага
Бои на других направлениях. Прорыв к центру городаБитва за Берлин была жестокой. Советские войска несли большие потери, в стрелковых ротах осталось по 20-30 бойцов. Часто приходилось в батальонах сводить три роты в две, чтобы повысить их боеспособность. Во многих полках три батальона сводили в два. Преимущества в живой силе у советских войск во время штурма германской столицы было незначительным — около 460 тыс. человек против 300 тыс. немецкого войска, но имелось подавляющее превосходство в артиллерии и бронетехнике (12,7 тыс. орудий минометов, 2,1 тыс. «катюш», до 1,5 тыс. танков и самоходок), что позволяло громить вражескую оборону. При поддержке артиллерии и танков Красная Армия шаг за шагом шла к победе. Перед началом боев за центральную часть города бомбардировщики 14-й и 16-й воздушных армий нанесли мощные удары по комплексу правительственных зданий и основным узлам сопротивления Берлина. Во время операции «Салют» 25 апреля самолеты 16-й воздушной армии совершили два массированных налёта на столицу Рейха, в них участвовало 1486 самолетов, которые сбросили 569 тонн авиабомб. Мощный обстрел города вела артиллерия: с 21 апреля по 2 мая по столице Германии было сделано около 1800 тыс. артиллерийских выстрелов. После сильных авиационных и артиллерийских ударов начался штурм центральных районов Берлина. Наши войска форсировали водные преграды — канал Тельтов, канал Берлин-Шпандауэр, реки Шпрее и Даме. 26 апреля берлинская группировка была расчленена на две отдельные части: в самом городе и меньшую часть, в районе предместья Ваннзе и Потсдама. В этот день состоялся последний телефонный разговор между Гитлером и Йодлем. Гитлер ещё надеялся «спасти» положение южнее Берлина и приказал 12-й армии вместе с войсками 9-й армии резко повернуть фронт наступления на север, чтобы облегчить положение Берлина.
Советская 203-мм гаубица Б-4 ведет огонь в Берлине в ночное время
Расчет советской 100-мм пушки БС-3 ведет огонь по противнику в БерлинеНемцы яростно дрались. В ночь на 26 апреля командование окруженной франкфуртско-губенской группировки, окруженной юго-восточнее столицы, выполняя приказ фюрера, сформировало сильную группировку из нескольких дивизий, чтобы прорвать боевые порядки 1-го Украинского фронта и соединиться в районе Луккенвальде с наступающей с запада 12-й армией. Утром 26 апреля немцы перешли в контрнаступление, нанеся сильный удар в стык 28-й и 3-й гвардейской армий. Немцы пробили брешь и вышли к городу Барут. Но здесь противника остановила 395-я дивизия 13-й армии, а затем немцев атаковали части 28-й, 3-й гвардейской и 3-й гвардейской танковой армий. Большую роль в разгроме противника сыграла авиация. Бомбардировщики и штурмовки практически безостановочно атаковали боевые порядки немецкой группы. Немцы понесли большой урон в живой силе и технике. Одновременно наши войска отразили удар 12-й армии Венка, которая атаковала в полосе Белиц — Трёйенбрицен. Части 4-й гвардейской танковой армии и 13-й армии парировали все вражеские удары и даже продвинулись на запад. Наши войска захватили часть Виттенберга, южнее него форсировали Эльбу и захватили г. Пратау. Напряженные бои с 12-й армией и остатками 9-й армии, пытавшимися вырваться из окружения, продолжались ещё несколько дней. Войска 9-й армии ещё несколько смогли продвинуться на запад, но врываться из «котла» смогли только небольшие разрозненные группы. К началу мая окруженная вражеская группировка была полностью уничтожена. Не добилась успеха и гёрлицкая группировка. Она не смогла опрокинуть левый фланг 1-го Украинского фронта и прорваться к Шпрембергу. К концу апреля все атаки вражеских войск были отбиты. Немецкие войска перешли к обороне. Левое крыло 1-го Украинского фронта смогло перейти в наступление. Наступление 2-го Белорусского фронта также успешно развивалось. 27 апреля наши войска продолжали наступление. Была уничтожена потсдамская группа противника и взят Потсдам. Советские войска овладели центральным железнодорожным узлом, завязали сражение за 9-й сектор Берлинского оборонительного района. В 3 час. ночи 28 апреля Кейтель разговаривал с Кребсом, который сообщил, что Гитлер требует немедленно оказать помощь Берлину, по словам фюрера осталось «самое большее 48 часов времени». В 5 час. утра связь с имперской канцелярией была нарушена. 28 апреля территория, которую занимали немецкие войска сократилась до 10 км с севера на юг и до 14 км — востока на запад.Берлине немцы особенно упорно защищали 9-й сектор (центральный). С севера этот сектор был прикрыт рекой Шпрее, на юге располагался Ландвер-канал. Большинство мостов немцы уничтожили. Мост Мольтке был прикрыт противотанковыми препятствиями, хорошо защищен. Берега Шпрее и Ландвер-канала были одеты в гранит и возвышались на 3 метра, являясь дополнительной защитой для немецких войск. В центральном секторе располагалось несколько мощных узлов обороны: рейхстаг, Кроль-опера (здание имперского театра), здание МВД (гестапо). Стены зданий были очень мощными, их не пробивали снаряды крупнокалиберных орудий. Стены нижних этажей и подвальных помещений достигали 2-метровой толщины, и были дополнительно укреплены земляными насыпями, железобетоном и стальными рельсами. Площадь перед рейхстагом (Кенигсплац) также была подготовлена к обороне. Здесь располагались три траншеи с пулеметными гнёздами, они соединились с ходами сообщения с рейхстагом. Подходы к площади были прикрыты противотанковыми рвами с водой. В систему обороны входило 15 железобетонных дотов. На крышах зданий располагались зенитки, на площадках и в парке Тиргартен позиции полевой артиллерии. Дома на левом берегу Шпрее были превращены в опорные пункты, которые защищали гарнизоны от взвода до роты. Улицы, ведущие к германскому парламенту, были перекрыты баррикадами, завалами и заминированы. Мощная оборона была создана в Тиргартене. К юго-западу центрального сектора примыкал узел обороны в Зоологическом саду. Центральный район обороняли солдаты из различных элитных частей СС и батальон фольксштурма. В ночь на 28 апреля в центральный сектор с транспортных самолетов сбросили три роты моряков из морской школы в Ростоке. В районе рейхстага защищался гарнизон из 5 тыс. солдат и офицеров, который поддерживали три дивизиона артиллерии.
Начало штурма рейхстагаВедя упорные бои, советские войска к 29 апреля очистили большую часть города от гитлеровцев. На некоторых участках советские войска прорвали оборону центрального сектора. С севера наступали части 79-го стрелкового корпуса С. Н. Переверткина 3-й ударной армии. К вечеру 28 апреля войска 3-й ударной армии, захватив район Моабит, прорвались в район рейхстага, у моста Мольтке. Здесь пролегал кратчайший путь к рейхстагу. Одновременно части 5-й ударной, 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта пробивались к центру с востока и юго-востока. 5-я ударная армия захватила Карлхорст, форсировала Шпрее, очистила от немцев Ангальтский вокзал и государственную типографию. Её войска прорывались к площади Александерплац, дворцу Вильгельма, ратуше и имперской канцелярии. 8-я гвардейская армия двигалась вдоль южного берега Ландвер-канала, приближаясь к южной части Тиргартен-парка. 2-я гвардейская танковая армия, овладев районом Шарлоттенбург, наступала с северо-запада. Войска 3-й гвардейской танковой армии и 28-й армии 1-го Украинского фронта пробивались к 9-му сектору с южного направления. 47-я армия 1-го Белорусского фронта, часть сил 4-й гвардейской танковой и 13-й армий 1-го Украинского фронта прочно обеспечивали внешний фронт окружения Берлина с запада.
Положение Берлина стало полностью безнадежным, боеприпасы были на исходе. Командующий обороной Берлинского района генерал Вейдлинг предложил спасти войска и собрать оставшиеся силы для прорыва на запад. Генерал Кребс поддержал замысел прорыва. Гитлеру также не раз предлагали самому покинуть город. Однако Гитлер не согласился с этим и приказал продолжать оборону по последнего патрона. Он посчитал, что войскам нет смысла прорываться из одного «котла» в другой. Войска 79-го стрелкового корпуса не смогли с ходу взять мост Мольтке. Однако в ночь на 29 апреля решительными действиями передовых батальонов 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Василия Шатилова (батальоном командовал капитан Семён Неустроев) и 380-го стрелкового полка 171-й стрелковой дивизии под командованием полковника Алексея Негоды (батальоном командовал старший лейтенант Константин Самсонов) мост был занят. Немцы вели шквальный огонь и предпринимали контратаки. Ситуация усугублялась тем, что правый берег реки Шпрее ещё не был полностью очищен от немецких войск. Советские воины заняли только улицу Альт-Моабит-Штрассе, которая выходила к мосту и прилегающие кварталы. Ночью немцы перешли в контратаку, пытаясь окружить и уничтожить наши войска, которые переправились на левый берег реки и разрушить мост Мольтке. Однако вражеские атаки были успешно отбиты. На левый берег Шпрее были переброшены подразделения 380-го полка, 525-й полк 171-й дивизии, 756-й полк 150-й дивизии, а также танки и орудия сопровождения, огнеметы 10-го отдельного моторизованного огнеметного батальона. Утром 29 апреля после короткого огневого налета наши войска продолжили наступление. Весь день наши солдаты вели упорные бои за здания прилегающие к Шпрее, особенно тяжело было брать здание МВД (наши солдаты называли его «дом Гиммлера»). Только после ввода в бой второго эшелона 150-й дивизии — 674-го стрелкового полка, ситуацию удалось переломить в нашу пользу. «Дом Гиммлера» взяли. Было захвачено ещё несколько зданий, и советские воины оказались в 300-500 метрах от рейхстага. Но сразу развить успех и взять рейхстаг не получилось. Советские войска провели предварительную подготовку к штурму рейхстага. Разведка изучила подходы к зданию и огневую систему противника. В район боев подтянули новые огневые средства. Всё новые танки, САУ и орудия переправлялись на левый берег реки. На близкую дистанцию в 200-300 метров от здания подтянули несколько десятков орудий, включая 152- и 203-мм гаубицы. Подготовили реактивные установки. Подвезли боеприпасы. Из лучших воинов сформировали штурмовые группы для водружения знамени над рейхстагом. Рано утром 30 апреля кровопролитные бои возобновились. Первую атаку наших войск гитлеровцы отразили. Отборные части СС дрались насмерть. В 11 час. 30 мин. после артподготовки наши войска пошли на новый штурм. Особенно упорный бой шел в полосе наступления 380-го полка, которым руководил начальник штаба майор В. Д. Шаталин. Немцы неоднократно переходили в яростные контратаки, которые переходили в рукопашные схватки. Наши войска несли серьёзные потери. Только к концу дня полк пробился к противотанковому рву у рейхстага. Тяжелый бой шёл и в полосе наступления 150-й стрелковой дивизии. Подразделения 756-го и 674-го стрелковых полков пробились к каналу перед рейхстагом и там залегли под ураганным огнем. Наступила пауза, которая была использована для подготовки решительного штурма здания. В 18 час. 30 мин. под прикрытием артиллерийского огня наши солдаты поднялись в новую атаку. Немцы не выдержали, и наши воины прорвались к самому зданию. Немедленно на здании появились различные по форме и величине красные стяги. Одним из первых появился флаг бойца 1-го батальона 756-го полка младшего сержанта Петра Пятницкого. Вражеская пуля сразила советского воина на ступенях здания. Но его флаг подхватили и установили над одной из колонн главного входа. Здесь же взвились флаги лейтенанта Р. Кошкарбаева и рядового Г. Булатова из 674-го полка, сержанта М. Ерёмина и рядового Г. Савенко из 380-го полка, сержанта П. С. Смирнова и рядовых Н. Беленкова и Л. Сомова из 525-го полка и т. д. Советские солдаты в очередной раз проявили массовый героизм. Начался бой за внутренние помещения. Немцы продолжали оказывать упорное сопротивление, обороняли каждую комнату, каждый коридор, лестничную клетку, этажи и подвалы. Немцы даже переходили в контратаки. Однако остановить наших бойцов было уже нельзя. До Победы осталось совсем немного. В одной из комнат был развернут штаб капитана Неустроева. Штурмовая группа под началом сержантов Г. Загитова, А. Лисименко и М. Минина прорвалась на крышу и закрепила там флаг. В ночь на 1 мая группа бойцов под началом лейтенанта А. П. Береста получила задачу по водружению на рейхстаг знамени, который был вручен Военным советом 3-й ударной армии. Ранним утром Алексей Берест, Михаил Егоров и МелитонКантария водрузили Знамя Победы — штурмовой флаг 150-й стрелковой дивизии. Штурм же рейхстага продолжался до 2 мая. В этот же день, когда советские знамена появились на рейхстаге (30 апреля), покончил с собой Адольф Гитлер.
infourok.ru
МОЗГОВОЙ ШТУРМ | Журнал На Невском
В конце мая в Петербурге состоялась первая региональная навигация «Форсайт-флота» Агентства стратегических инициатив при президенте России.
Более 200 человек – лидеры предпринимательского сообщества, научных структур, чиновники эксперты и СМИ – отправились на корабле в пятидневное путешествие из Северной столицы по маршруту Петербург – Мандроги – Петербург. Но отнюдь не отдыхать. Каждое утро с 9 до 12 они совместно придумывали образ будущего Петербурга. Перед участниками «Форсайт-флота» стояла задача определить несколько ключевых проектов и разработать дорожные карты по девяти ключевым направлениям – от фабрик будущего и цифровой экономики до «умного» туризма и общественных пространств.Мы встретились с тремя участниками интеллектуального вояжа и узнали, чего нам ждать.
Антон ФИНОГЕНОВ,генеральный директор Института территориального планирования «Урбаника», лидер трека «Пространственное развитие Санкт-Петербургской агломерации в условиях нового технологического уклада»
– Почему, на ваш взгляд, возникла потребность в региональных форсайтах? – Во-первых, потому что есть запрос на стратегическое планирование в Санкт-Петербургской агломерации: новый Генеральный план, актуализация стратегии, единый план градостроительного развития с Ленобластью. Всем этим сейчас занимаются власти. А во-вторых, возникла потребность в более высокой детализации планов будущего, чем были на федеральных форсайт-флотах в прошлые годы, в формировании более конкретных задач. И мне кажется, судя по итогам «Форсайт-флота», это удалось – территория Петербурга благодатная для различных инициатив. В ситуации развития нового технологического уклада важно, что в нашем городе находятся инновационные компании из различных секторов, готовые стать лидерами на глобальных рынках, ведущие университеты, работающие в логике национальной технологической инициативы. – Как проходит работа в рамках самого «Форсайт-флота»? – Всегда сложно посмотреть на будущее из будущего. Обычно все планируют из логики настоящего, где будущее – это продолженное настоящее. Как видели конец 20-го века в конце 19-го? Рисовали людей, которые летают с помощью крыльев, повозки, запряженные не лошадьми, а паровыми двигателями с ногами. Это яркий пример того, что человек планирует будущее из настоящего.
А на «Форсайт-флоте» создаются условия, которые позволяют его участникам нестандартно подойти к созданию образа нашего общего будущего. Специально смоделирован сложный процесс, который требует нескольких дней, а не нескольких часов просто разговора. И такой формат приводит к необходимой для создания прорывных проектов синергии. В первый день говоришь о своих текущих представлениях, скажем так: «выговариваешь» свои знания, компетенции. На второй день понимаешь, что всего этого недостаточно, – проблематизируешься. На третий день осуществляются поиски новых ориентиров. На четвертый можешь сформировать не просто какие-то общие цели, но и конкретные задачи. На «Форсайт-флоте» было 9 треков – и значит, 9 взглядов на будущее из разных областей и знаний. Эти группы постоянно взаимодействуют, обмениваются информацией. И в итоге ты начинаешь собирать калейдоскоп нового представления нашего будущего, из логики которого ты уже разрабатываешь детально конкретный свой вопрос. Так в результате интенсивной пятидневной групповой работы в рамках нашего трека родились три проекта: «Платформа управления градостроительным развитием», «Новая многоформатная городская недвижимость» и «Территория опережающего развития нового типа ТОР 2.0».
– В отличие от треков, посвященных фабрикам будущего, новой экономике, ваш трек предполагает взаимодействие с обычными горожанами. На ваш взгляд, они готовы стать стейкхолдерами? – Мы сейчас в первую очередь говорим не о том, что непосредственно наша группа должна взаимодействовать с населением, а о том, что должна быть выработана система взаимодействия власти, бизнеса и населения с точки зрения обсуждения всех значимых градостроительных решений. Качество решений всегда от дискуссий выигрывает. Но нужен диалог не ритуальный, как сегодня, достаточно жестко формализованный, а в формате нормальной обратной связи.
Да, конечно, есть инертность процесса, и в том числе инертность населения, это абсолютно закономерно: градостроительные темы обсуждаются мало, повлиять на решения крайне сложно. Чего ожидать от населения?
Если вести постоянную дискуссию, то появится больше людей, которые в состоянии решать компетентно, за они или против. Все дело в информированности людей. Многие голосуют против только потому, что не владеют информацией.
Кроме того, очень важно развивать в городе сообщества, объединяющие горожан по разным принципам: территориальному, конфессиональному, профессиональному – какому угодно. Все-таки одно дело общаться с 4 миллионами взрослого населения, а другое – с тысячью сообществ. Это гораздо более доступные субъекты для коммуникации. В мире именно между ними и властью, бизнесом идет конструктивная коммуникация. Исходя из этого, нам как раз хотелось бы сформировать систему, когда горожанин, у которого есть позиция, находит себя в каком-то сообществе. Он необязательно должен активно в нем участвовать, но, по крайней мере, готов делегировать своему сообществу право принимать решения. А если человек видит, что группа, которая представляет его интересы, заявляет себя в медиасфере, коммуницирует с властью, то у него не возникнет желания выражать тотальное несогласие и неприятие во всем и всегда или быть просто безразличным. Эта система сообществ уже формируется, и сейчас ей только надо дать определенный толчок для более ускоренного развития. Именно поэтому нашим треком были предложены контуры Платформы управления градостроительным развитием города, основная задача которой – обеспечить эффективное вовлечение всех стейкхолдеров – и бизнес, и представителей органов исполнительной власти и городских сообществ, – в процесс принятия комплексных и долгосрочных градостроительных решений.Цитата: «Многие голосуют против только потому, что не владеют информацией.
Юлия АФАНАСЬЕВА, руководитель регионального отделения МЭОО «ЭКА», член Общественного экологического совета при губернаторе Ленинградской области, один из лидеров трека «Культура. Туризм. Медиа»
– Почему, на ваш взгляд, именно сейчас стал актуален разговор об образе Петербурга будущего, создание дорожной карты?
– Стратегические планы появлялись всегда. Но мне кажется, что сейчас возник запрос на экспертный общественный форсайт. А объясняется это тем, что стало очевидно: и экономика, и финансы, и политика, сама наша жизнь стремительно меняются. Многие понимают, что будущее строится на каких-то иных принципах. Мы видим в экономике, например, что за последние пять лет транснациональные корпорации потеряли 25 процентов рынка. Мы видим в туризме, что групповые туры отходят в прошлое, люди предпочитают пользоваться приложениями, самостоятельно бронировать билеты, отели. И такие принципиальные изменения очевидны в каждой сфере. Они диктуют необходимость переосмысления парадигмы и выстраивания планов на будущее с учетом всех этих вводных. И об актуальности такого разговора экспертов говорит то, что если прежде «Форсайт-флот» существовал в рамках федерального проекта, то сейчас он тиражируется по регионам. Все чаще звучит мнение, что надо задействовать общественный потенциал и коллективно брать ответственность за будущее в целом, не уповая на государство, власть.
– Расскажите пожалуйста, о проектах, с которыми вы выступали на «Форсайт-флоте».
– На нашем треке было выделено 4 основных проекта. Один из них, важный для развития туризма, направлен на создание интерактивной карты города, которая позволяла бы видеть не только где что находится, но и что там происходит.
Очень активно на нашем треке обсуждалось, как противодействовать таким негативным трендам, как упрощение культуры в целом и потеря качества человеческого общения из-за развивающихся технологий. В результате появился проект под названием «Когнитивный космодром». Иначе говоря, это фабрика не просто мыслей, а смыслов, которые могут ретранслироваться на широкую аудиторию. Это позволит перейти от технологического уклада кибернетической парадигмы к совершенно новому – посттехнологическому – укладу.
– Но лично вы выступали на «Форсайт-флоте» с проектом «Зеленый Петербург – мировой экополис»?
– Да. Речь идет о том, чтобы более эффективно использовать рекреационный потенциал города как для горожан, так и для туристов. Хочется, чтобы в Петербург приезжали для оздоровления, снятия стресса и достижения гармонии. В Ленобласти по поручению губернатора разрабатывается новая рекреационная концепция, которая предполагает два вида рекреационных зон, в основном, в лесных массивах. Первый вариант – места для «диких» туристов, где можно ставить палатки, жечь костры. А второй вариант – трансформация пространства под парковые зоны.
– По типу ЦПКиО?
– Да. И, с одной стороны, это позволит разгрузить центр, а с другой – показать, что Петербург – это не только культурная столица, но и зеленый город.Здесь важный компонент – развитие экологической культуры и просвещение. В прошлом году закон об этом был принят и в Петербурге и в Ленобласти, Общественный экологический совет при губернаторе и я в том числе принимали участие в его разработке. А в феврале законодательные власти Петербурга создали единый экологический кодекс, что, безусловно, тоже шаг вперед, потому что демонстрируется уже комплексный подход к решению проблемы. Сейчас важно продвигать идею стратегического фермерского сознания, а не потребительского: сегодня у нас есть ресурсы, а что будет завтра – неважно.
– И у нас есть шанс стать «зеленой столицей», как Стокгольм, в котором успешно решена проблема шума и очистки воды, отличное качество городского воздуха. Плюс удачная коллаборация бетонного ландшафта и природных зон.
– Да, всем известны опыты и Стокгольма и Копенгагена – городов, максимально эффективно использующих свои ресурсы. Но в отношении Петербурга надо все-таки учитывать, что это огромный мегаполис со своими нюансами. 29 июня как раз будет совместное заседание Общественного экологического совета при губернаторе Петербурга и губернаторе Ленобласти, и, помимо других острых вопросов, там мы будем обсуждать итоги «Форсайт-флота» и конкретные предложения по развитию Петербурга как мирового экополиса. У нашего города есть шанс занять свою нишу.Цитата: «Хочется, чтобы в Петербург приезжали для оздоровления, снятия стресса и достижения гармонии.
Алексей ИЛЬИН, директор «Школы будущих президентов», один из лидеров трека «Санкт-Петербург – глобальный город-университет»
– Когда решили поехать на «Форсайт-флот», чего вы ожидали?
– Я давно слежу за проектами Агентства стратегических инициатив, за развитием Национальной технологической инициативы, и когда узнал о проведении форсайта в Петербурге, сразу же оплатил участие. Конечно, от «Форсайт-флота» ожидал хорошего рывка в формировании перспективного образа Петербурга, потому что при всех прелестях нашего города в нем есть толика музеефикации. Петербургу тяжеловато отринуть прошлое и устремиться в будущее.
– Ожидания оправдались?
– Наверное, на 80 процентов. Как я и опасался, оказалось тяжело отринуть весь тот опыт, который накоплен в Петербурге, и попробовать пофантазировать. Но все же на третий день мы смогли создать новые проектные решения. Это случилось благодаря тому, что ежедневно разные треки, группы координировали друг с другом, проекты обсуждались с позиции госаппарата, бизнеса, простых горожан. Нам очень важно было получить обратную связь от разных стейкхолдеров, понять их психологию. Как бы фантазийно наши проекты не звучали, включаться в них должны люди с улицы, и как можно быстрее. Вообще, те проекты, которые были буквально рождены на «Форсайт-флоте», можно выстроить в некую стратегию: один проект будет вытягивать другой, изобретения изобретают изобретения, проекты проектируют проекты. Система самораспаковывается.
– На вашем треке какие проекты стали такими локомотивами?
– Это Уберситет, Детский уберситет, ТОП СПб и Сетевой центр компетенций. Речь идет о переформатировании в принципе образования, как высшего, так и дополнительного детского. Предполагается некое платформенное решение, когда у человека формируется набор компетенций, которые он может получить вне вуза: на работе, на открытых лекциях, онлайн и так далее. И которые будут верифицироваться, а значит, признаваться работодателями в том числе. Это означает, что система образования расширяется. Все городское пространство становится пространством образования, и любой профессионал становится носителем этого образования. Это, конечно, вынуждает изменить подход к педагогике. Потому что я могу быть классным плотником, но не иметь педагогического образования. А раз так, значит, для меня закрыт путь в техникум. Но если я классный плотник, я могу передать свои умения какому-нибудь молодому человеку. И вот эту идеологию профессионализма, не ограниченного рамками сертификатов, мы продвигаем. Более того, понятие профессии как таковое уходит, его заменяет понятие компетенции. Каждый человек, освоив какую-то одну компетенцию, в течение жизни может увеличивать их количество и легко менять сферы деятельности.По большому счету, Уберситет – это новый подход к работе с человеческим капиталом.
– Сдвинуть такую махину, как образование, будет непросто.
– Да, если говорить о большом Уберситете, потому что он завязан на больших институциях, которые инертны при принятии решений: на вузах, комитетах по образованию, науке, высшей школе, на министерствах. А что касается детского проекта, то после «Форсайт-флота» мы не раз собирались, и уже запланировано открытие пробных детских образовательных специализированных центров в логике профессий будущего. Думаю, первый стартует в конце июля. Причем открываем его, не дожидаясь особого государственного финансирования или софинансирования. Мы пытаемся тестовые вещи запускать с имеющимся ресурсом. Просто участники «Форсайт-флота» собрались и сказали: «Мы, конечно, должны ждать реакции чиновников, но это дело долгое, так что надо начать делать что-то самим». Поэтому сейчас мы складываем ресурсы – деньги, время, силы – и запускаем эту историю. Почему? Потому что если мы этого не будем делать, то, может быть, это будет делаться очень нескоро. А хочется жить в хорошей стране с хорошими детьми и с хорошими перспективами.
– Почему потребовался «Форсайт-флот», чтобы сдвинуть с мертвой точки ваши идеи?
– В Петербурге, как и в любом другом городе, есть много талантливых, классных компаний, как в коммерческом, так и в некоммерческом секторе. И, к сожалению, рыночная экономика построена таким образом, что компании друг для друга являются конкурентами, поэтому им сложно найти общий язык. «Форсайт-флот» обладает очень важной функцией – он дает такую высокую планку стратегического планирования, что ты вдруг понимаешь: твои вчерашние конкуренты ни разу не конкуренты, а твои друзья и партнеры. Вы вместе формируете карту нового мира, в котором места, рынка, возможностей хватит всем. И тогда все вспоминают о по-настоящему главных ценностях.
Цитата: «Хочется жить в хорошей стране с хорошими детьми и с хорошими перспективами.
К сведению:В переводе с английского foresight – видение будущего. На сегодняшний день форсайт – это наиболее эффективный метод, который применяется для формирования приоритетов в сфере экономики, науки, технологий и общества. По его результатам создаются специальные дорожные карты, которые позволяют решать вопросы формирования будущего.
nanevskom.ru
