Ход боевых действий (22 июня — 9 июля 1941 года). Журнал боевых действий вермахта 1941

Немного о танковых потерях вермахта летом 1941-го

Многие, наверное, уже видели, но пусть ещё тут будет.

Рудольф Фолькер, обер-фельдфебель штабной роты 35-го танкового полка [цитируется по Ганс Шойфлер. Танковые асы вермахта. Воспоминания офицеров 35-го танкового полка. 1939–1945]:

"Ситуация с танками тем вечером сложилась катастрофическая. Число боеспособных танков во 2-м батальоне 35-го танкового полка, задействованном в Кричеве, составляло 8 Pz III и 5 Pz II. Батальон вступил в войну 22 июня 1941 года с 90 танками. Теперь его боевая мощь не превышала полной роты.

Хотя боевая группа нанесла русским значительные потери, ей не удалось взять под контроль пути снабжения. Даже штаб дивизии подвергся нападению прорывающихся из окружения русских.

Русские появились у командного пункта дивизии в 17:00, пытаясь прорваться через магистраль снабжения с севера на юг. Все имевшиеся при штабе наличные силы, включая батальон связи, зенитный дивизион и только что прибывшую передовую группу разведывательного батальона, сплотили для того, чтобы отразить атаку.

После долгой перестрелки русские выдвинули вперед по лесному бездорожью два 122-мм артиллерийских орудия. Разведке батальона связи удалось вывести из строя одно из этих орудий. Но другое заняло позицию прямо у дороги и стало бить по машинам штаба дивизии и пустым машинам привлеченных сил с дистанции чуть более 100 метров.

В наступившем замешательстве нескольким сотням русских удалось прорваться на юг. Орудие, устроившее бойню, в конце концов обезвредили как раз в тот момент проходившие по дороге легкая зенитка и танк".

Разбитые немецкие танки и противотанковая пушка

"Сражения в лесу стоили больших потерь. Потери понесли 1-й батальон 394-го пехотного полка, приданный из 3-й танковой дивизии. Во время боя русские вклинились между 2-м батальоном 12-го пехотного полка и 1-м батальоном 394-го пехотного полка, выйдя на главный путь подвоза в Александровке.

Затем танки приказали задействовать вдоль дороги для исправления ситуации. В ходе этой операции русским бутылками с зажигательной смесью удалось полностью вывести из строя 6 танков на пересеченной лесной местности.

Бутылка с зажигательной смесью представляла собой смесь фосфора, масла и бензина, залитую в пустую водочную бутылку. При соприкосновении с кислородом, когда бутылки разбивались, смесь возгоралась и давала мощное пламя.

С точки зрения ситуации с танками потеря еще 6 танков оказалась тяжелым ударом. Положение танковой дивизии нельзя было назвать иначе как катастрофическим".

Разбитый средний танк Pz.IV

Донесение, составленное 21 июля в 16:15, рисует следующую картину:

"Боевая мощь бронетанковой дивизии основывается главным образом на числе боеспособных танков. Этот список говорит сам за себя. После четырех недель боев полк безвозвратно потерял 42 танка, большая часть из них Pz III. 40 из 143 оставшихся танков - включая пять ценных Pz IV - на тот момент были небоеспособны. И еще нехватка запчастей! Кроме того, недоставало моторов и трансмиссий на замену.

Для того чтобы справиться наконец с дефицитом, полк с разрешения дивизии послал майора фон Юнгенфельда в Германию "достать" запчасти в соответствующих организациях. По обычным каналам поставки получить что-то было просто невозможно. И отнюдь не из-за нехватки транспорта. Это происходило только потому, что запчасти скапливались на складах, и по воле вышестоящего командования.

На тот момент танковый полк по боевой мощи равнялся половине танкового батальона. Полное списание боевых машин происходило в результате понесенных боевых потерь".

Разбитые немецкие танки. Рядом стоит красноармеец с винтовкой

Разбитый немецкий средний танк Pz.IV. На заднем плане, за красноармейцами, похоже, лёгкий советский Т-50 - довольно редкая машина

Разбитые Pz.III и БТР Sd.Kfz.250

Красноармейцы рассматривают покоцанный "панцер"

Немцы на штабной машине объезжают уничтоженные и ещё не убранные с дороги Pz.III

Разбитый средний танк Pz.III

PS В тему о 1941 годе.

Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата":

"Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат. Генерал фон Гейер снова обратился ко мне с просьбой ускорить доставку зимнего обмундирования. Не хватало, прежде всего, сапог, нательного белья и носков. Серьезность этого сообщения заставляла задумываться. Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боев 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь".

....

"11 октября русские войска предприняли попытку вырваться из "трубчевского котла", наступая вдоль обоих берегов р. Навля. Противник устремился в брешь, образовавшуюся между 29-й и 25-й мотодивизиями и занимаемую лишь 5-м пулеметным батальоном. Одновременно в районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска северо-восточное Орла развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой, для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком Т-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем.

Свой доклад я закончил предложением направить немедленно на наш фронт комиссию, в состав которой должны войти представители от управления вооружения, от министерства вооружения, конструкторы танков и представители танкостроительных фирм. Вместе с этой комиссией нам надлежало на месте осмотреть подбитые на поле боя танки и обсудить вопрос о конструкции новых танков, Я также потребовал ускорить производство более крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка Т-34. Комиссия прибыла во 2-ю танковую армию 20 ноября".

немецкая САУ Stug III

Увидел у ув.

skaramanga_1972 здесь - http://skaramanga-1972.livejournal.com/563682.html.--------------------------------------------См. также:Бои на территории Винницкой области летом 1941-го;"Нас извлекут из-под обломков..."

ruhm80.livejournal.com

ТАНКОВЫЕ ПОТЕРИ ВЕРМАХТА. 1941 Г.

Рудольф Фолькер, обер-фельдфебель штабной роты 35-го танкового полка.

          Ситуация с танками тем вечером сложилась катастрофическая. Число боеспособных танков во 2-м батальоне 35-го танкового полка, задействованном в Кричеве, составляло 8 Pz III и 5 Pz II. Батальон вступил в войну 22 июня 1941 года с 90 танками. Теперь его боевая мощь не превышала полной роты.

         Хотя боевая группа нанесла русским значительные потери, ей не удалось взять под контроль пути снабжения. Даже штаб дивизии подвергся нападению прорывающихся из окружения русских.

Русские появились у командного пункта дивизии в 17:00, пытаясь прорваться через магистраль снабжения с севера на юг. Все имевшиеся при штабе наличные силы, включая батальон связи, зенитный дивизион и только что прибывшую передовую группу разведывательного батальона, сплотили для того, чтобы отразить атаку.

       После долгой перестрелки русские выдвинули вперед по лесному бездорожью два 122-мм артиллерийских орудия. Разведке батальона связи удалось вывести из строя одно из этих орудий. Но другое заняло позицию прямо у дороги и стало бить по машинам штаба дивизии и пустым машинам привлеченных сил с дистанции чуть более 100 метров.

      В наступившем замешательстве нескольким сотням русских удалось прорваться на юг. Орудие, устроившее бойню, в конце концов обезвредили как раз в тот момент проходившие по дороге легкая зенитка и танк.

Сражения в лесу стоили больших потерь. Потери понесли 1-й батальон 394-го пехотного полка, приданный из 3-й танковой дивизии. Во время боя русские вклинились между 2-м батальоном 12-го пехотного полка и 1-м батальоном 394-го пехотного полка, выйдя на главный путь подвоза в Александровке.

Затем танки приказали задействовать вдоль дороги для исправления ситуации. В ходе этой операции русским бутылками с зажигательной смесью удалось полностью вывести из строя 6 танков на пересеченной лесной местности.

Бутылка с зажигательной смесью представляла собой смесь фосфора, масла и бензина, залитую в пустую водочную бутылку. При соприкосновении с кислородом, когда бутылки разбивались, смесь возгоралась и давала мощное пламя.

       С точки зрения ситуации с танками потеря еще 6 танков оказалась тяжелым ударом. Положение танковой дивизии нельзя было назвать иначе как катастрофическим.

Донесение, составленное 21 июля в 16:15, рисует следующую картину:

        "Боевая мощь бронетанковой дивизии основывается главным образом на числе боеспособных танков. Этот список говорит сам за себя. После четырех недель боев полк безвозвратно потерял 42 танка, большая часть из них Pz III. 40 из 143 оставшихся танков - включая пять ценных Pz IV - на тот момент были небоеспособны. И еще нехватка запчастей! Кроме того, недоставало моторов и трансмиссий на замену.

 Для того чтобы справиться наконец с дефицитом, полк с разрешения дивизии послал майора фон Юнгенфельда в Германию "достать" запчасти в соответствующих организациях. По обычным каналам поставки получить что-то было просто невозможно. И отнюдь не из-за нехватки транспорта. Это происходило только потому, что запчасти скапливались на складах, и по воле вышестоящего командования.

На тот момент танковый полк по боевой мощи равнялся половине танкового батальона. Полное списание боевых машин происходило в результате понесенных боевых потерь."

p.s

В тему о 1941 годе:

Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата":

"Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат. Генерал фон Гейер снова обратился ко мне с просьбой ускорить доставку зимнего обмундирования. Не хватало, прежде всего, сапог, нательного белья и носков. Серьезность этого сообщения заставляла задумываться. Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боев 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь."

....

" 11 октября русские  войска  предприняли  попытку  вырваться  из "трубчевского котла", наступая вдоль обоих берегов р. Навля. Противник устремился в брешь, образовавшуюся между 29-й и 25-й мотодивизиями и занимаемую лишь 5-м пулеметным батальоном. Одновременно в районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска северо-восточное Орла  развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой, для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком Т-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем.

 Свой доклад я закончил предложением направить немедленно на наш фронт комиссию, в состав которой должны войти представители от  управления вооружения, от министерства вооруже-ния, конструкторы танков и представители танкостроительных фирм. Вместе с этой комиссией нам надлежало на месте осмотреть подбитые на поле боя танки и обсудить вопрос о конструкции новых танков,  Я  также  потребовал  ускорить  производство  более  крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка Т-34. Комиссия прибыла во 2-ю танковую армию 20 ноября"

skaramanga-1972.livejournal.com

Лето 1941-го глазами врага | Историк

Какими запомнились немецко-фашистским оккупантам те, кого нацистская пропаганда презрительно именовала «недочеловеками»? «Не было чувства, что мы входим в побежденную страну» – так писали гитлеровцы о первых сражениях Великой Отечественной войны

Войну против Советского Союза нацисты рассчитывали завершить быстро и без больших потерь – так, как это было в Польше и Франции. Генерал-полковник Гейнц Гудериан, летом 1941 года командовавший 2-й танковой группой, писал в книге воспоминаний: «Верховное командование думало сломить военную мощь России в течение 8–10 недель, вызвав этим и ее политический крах… Думали даже с началом зимы вывести из России 60–80 дивизий, решив, что оставшихся дивизий будет достаточно для того, чтобы в течение зимы подавить Россию».

Освоить русский алфавит

Подобные настроения были распространены и среди рядового состава вермахта и СС. Горный егерь Зигфрид Эрт признавал: «Мы думали, что война быстро закончится. После наших успехов во Франции и в других местах мы не думали, что она долго продлится».

Еще более оптимистично выглядели прогнозы адъютанта командира танкового полка лейтенанта Гельмута Ритгена, планировавшего жениться по окончании войны. Будучи профессиональным математиком, он, по его собственным словам, «попытался вычислить продолжительность данной кампании исходя из продолжительности предыдущих кампаний в Польше и во Франции, исходя из имеющихся у нас сил, а также расстояний и ряда других факторов». «В результате получилось, что война должна завершиться к концу июля. Так что на 2 августа вполне можно назначать свадьбу», – полагал он.

Хотя планы предстоящего нападения на Советский Союз долгое время держались в строгой тайне, подготовка к операции шла полным ходом. Офицер танковых войск гауптман Александр Штальберг свидетельствовал: «В июне поступил приказ, ясно дававший понять, чего нам следует ожидать… Каждый солдат, от простого рядового до командира соединения, должен был освоить русский алфавит. Каждый обязан был уметь читать надписи на картах и дорожных указателях на русском языке. Это, разумеется, говорило само за себя…»

Генерал-полковник Гейнц Гудериан (справа) летом 1941 года командовал 2-й танковой группой. Его солдаты уже с первых дней войны преодолевали упорное сопротивление русских

«18 июня 1941 года командиров батальонов известили о том, что через несколько дней начинается операция против России в соответствии с планом «Барбаросса». Три дня прошли в напряженном ожидании важного события», – отмечал в мемуарах офицер Ганс Киссель. Похожими были воспоминания лейтенанта Готтфрида Эверта: «Вечером, за несколько часов до начала войны, нам зачитали обращение Гитлера. Было сказано, что завтра в три утра мы наступаем, были выданы боеприпасы, и дело началось. Все было очень быстро. Возможности о чем-то подумать не было. Помню, вечером ко мне подошел старый фельдфебель и как-то очень неуверенно и удивленно спросил: «Скажите, господин лейтенант, может, вы мне можете объяснить, почему мы нападаем на Россию?» Что я мог объяснить?! Такой приказ! Мы были очень удивлены».

Удивлены, правда, были далеко не все. Переброска войск к советской границе началась задолго до 22 июня. А планов по завоеванию «жизненного пространства» на востоке Европы для немецкого народа Адольф Гитлер никогда и не скрывал.

Все средства хороши

Воевать с СССР нацисты готовились с неслыханной доселе жестокостью. Именно такая установка содержалась в приказе командующего 4-й танковой группой генерал-полковника Эриха Гёпнера, зачитанном перед вторжением гитлеровцев в Советский Союз: «Война против России является важнейшей частью борьбы за существование немецкого народа. Это давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московско-азиатского нашествия, отпор еврейскому большевизму. Эта борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью…»

Генерал-полковник Эрих Гёпнер летом 1941 года командовал 4-й танковой группой. В его приказе о наступлении подчеркивалось, что война против России «должна вестись с неслыханной жестокостью»

Так она и велась. Многие гитлеровские вояки без тени смущения рассказывали о совершенных ими преступлениях в письмах и дневниках. Рядовой Эмиль Гольц, воевавший в составе 29-й моторизованной пехотной дивизии 2-й танковой группы, отразил в своем дневнике такой эпизод: «28 июня. На рассвете мы проехали Барановичи. Город разгромлен. Но еще не все сделано. По дороге от Мира до Столбцов мы разговаривали с населением языком пулеметов. Крики, стоны, кровь, слезы и много трупов. Никакого сострадания мы не ощущали. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки. Хочется пострелять из пистолета по толпе. Надеюсь, что скоро сюда придут отряды СС и сделают все, что не успели сделать мы».

А вот что писал в июле 1941 года ефрейтор 25-го саперного батальона Ганс Хайль: «Русские – настоящие скоты. Приказ – в плен никого не брать. Любое средство для уничтожения противника правильно. Иначе нельзя справиться с этим сбродом». Он же зафиксировал в дневнике такое признание: «Мы отрезали русским пленным подбородки, выкололи глаза, отрезали зады. Здесь существует один закон – беспощадное уничтожение. Все должно протекать без так называемой гуманности».

Ее не было и в помине. Свидетельством тому служит дневник боевых действий 322-го полицейского батальона. Он дает представление о «трудовых буднях» этого подразделения:

«2 августа 1941 г.

В результате быстро проведенной батальоном специальной акции по аресту коммунистов в Беловеже и окрестностях из 72 перечисленных в списке коммунистических функционеров удалось арестовать и расстрелять 36 чел., в том числе 5 евреев, 6 женщин, в их числе 1 еврейка. 2 арестованных еврея были расстреляны за попытку к бегству.

15 гражданских пленных, которые были изобличены в коммунистической деятельности, сегодня также были расстреляны батальоном.

Одновременно 1-я рота сегодня была направлена на подавление вспыхнувшей забастовки на лесозаводе в Беловеже (Городок). При этом за подстрекательство к забастовке 19 зачинщиков, в том числе 4 женщины, были расстреляны. Таким образом, сегодня батальоном расстреляно 72 чел.»

Происходили вещи, которые казались немыслимыми в ХХ веке. Писатель Илья Эренбург в статье «Фриц-нарцисс» процитировал попавшее к нему в руки письмо гитлеровца Иоганна (фамилия неизвестна) его приятелю обер-ефрейтору Генриху Рике: «Я скальпировал русских. Я отнес скальпы, как трофеи воина, к себе. Хо-хо, нож убивающего заговорил! Надеюсь, милый Генрих, тебе это понравится».

Упорное сопротивление русских

Впрочем, расчеты нацистов и их сателлитов на легкую прогулку по бескрайним российским просторам не оправдались. Пулеметчик Михаэль Загер вспоминал: «22 июня мы в боях не участвовали… У меня есть фото, сделанное в этот день. Далеко впереди мы видели большой взрыв. Говорили, что там взорвался русский склад боеприпасов. Запомнился первый сильный русский артиллерийский обстрел. Он пришелся по месту, где мы еще полчаса назад спали в сене. Деревня, из которой мы только что вышли, была практически уничтожена. Это очень сильно на меня подействовало».

Колонна немецких танков Т-III на марше

Потрясен был и лейтенант Губерт Бекер: «Это был знойный летний день. Мы шли по полю, ничего не подозревая. Вдруг на нас обрушился артиллерийский огонь. Вот так и произошло мое боевое крещение – странное чувство. Тебе сказано идти туда-то, и в следующую секунду ты слышишь звук, который уже ни с чем не перепутаешь. Тебе кажется, еще секунда – и тебя продырявят насквозь, но тебе каким-то образом везет. Рядом со мной находился мой командир, офицер, поэтому и нужно было показать себя героем в его глазах. Можно, конечно, и упасть на землю, это проще всего. И тут ты замечаешь лежащего впереди немецкого солдата: рука неуклюже задрана и на пальце поблескивает обручальное кольцо, голова – кровавое месиво, а рот забит жужжащими мухами. Вот так я увидел первого убитого на этой войне».

Сводка Верховного командования вермахта (OKW) подвела итог первого дня войны: «Создается впечатление, что противник после первоначального замешательства начинает оказывать все более упорное сопротивление». Вечером 23 июня отдел разведки и контрразведки штаба 9-й немецкой армии донес: «Русские сражаются до последнего, предпочитают плену смерть (приказ политкомиссаров). Большие потери личного состава, мало пленных».

А для этих немецких танков война уже закончилась…

Хорошо информированный начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Франц Гальдер констатировал в своем «Военном дневнике»: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо». Вскоре Гальдеру «стало ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам».

Особая раса

Танкист 12-й танковой дивизии Ганс Беккер не скрывал изумления: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть».

Настоящее потрясение испытал и командир 3-го батальона 18-го пехотного полка группы армий «Центр» майор Нойхоф. Это случилось в тот момент, когда 800 его вояк были обстреляны пятью красноармейцами. Срывающимся от волнения голосом Нойхоф признался батальонному врачу: «Я не ожидал ничего подобного. Это же чистейшее самоубийство – атаковать силы батальона пятеркой бойцов».

Если солдатам одних немецких частей первые недели войны запомнились беспрерывными пешими маршами в изнуряющий летний зной, то участь других подразделений вермахта оказалась иной. Старший ефрейтор 5-й роты 35-го мотополка 25-й мотодивизии Герман Шварц так изложил в дневнике события восьмого, девятого и десятого дней войны:

«29 июня. На рассвете мы достигли реки Буг. Пограничный городок полностью разрушен. Гражданское население, очевидно, было выброшено из кроватей выстрелами. Я полагаю, что большая часть из них сгорела. Видны многие немецкие могилы, даже массовые могилы с 5–7 убитыми солдатами. Русские здесь хорошо оборонялись…

30 июня. К обеду мы достигли города Луцка. Город сильно пострадал. Целые кварталы почти полностью сожжены. Если до обеда можно было говорить о немецком господстве в воздухе, то после обеда видны были исключительно русские самолеты. Самое интересное началось за Луцком. Мы, а также находящиеся рядом зенитные позиции подверглись вторичному налету вполне современных, похожих на Do 17 тяжелых бомбардировщиков. Мы совершенно не могли подумать, что это могут быть русские самолеты. Только тогда, когда они сбросили свои яички над нашими головами, наши сомнения улетучились…

1 июля. Наступаем вдоль шоссе. За ночь русские укрепились в отдельных домах и обороняются из них. Пытаемся отогнать их обратно в лес. Дошли до одного хутора. Дальнейшее продвижение невозможно. Со всех сторон сыпят по нам. Несколько часов лежим на хуторе. Больше там продержаться не могли. Вынуждены были отступить. Русские стреляют как бешеные. Орудийные снаряды разрываются слева и справа от нас. Мы себя почувствовали неважно. Русские продвинулись далеко вперед к лесу, находящемуся на расстоянии примерно 1 километра левее нас. Если им удастся пробраться правее, то они окажутся в тылу у нас.

Мы уже вырыли себе окоп, когда получили приказ: прекратить рытье окопов, рота переходит на новую, главную оборонительную линию. За 50 метров до главной оборонительной линии нас внезапно обстреляли. Огонь усилился. Мы не верили своим глазам: это русские занимают нашу главную оборонительную линию, к которой мы приближались. И вот наступил настоящий ад. Стреляют со всех сторон – спереди, справа и слева. Настоящая адская котловина. Русские преследуют нас по пятам…

Батальон собирается, вернее, собираются остатки. Из 7-й роты осталось только 16 человек. У нас не хватает 50. Идем дальше, мы составляем резерв, никто из нас, пожалуй, больше недееспособен. Ни одного живого офицера».

Отражать атаку красноармейцев летом 1941 года довелось и рядовому Менку из роты 20-миллиметровых зенитных орудий полка «Великая Германия». Позже он рассказывал: «Орудие приходилось заряжать постоянно, только мелькают руки заряжающего. Приходилось периодически менять перегретые стволы орудия, для этого расчет вынужден был вылезать за бронированный щиток. Раскаленный ствол вытаскивали голыми руками, отчего ладони покрывались волдырями ожогов. Повсюду мелькали руки, эти постоянные крики подать заряды, люди не слышали их, оттого что глохли от выстрелов… За всем этим времени на страх уже просто не хватало – мы были вынуждены вести огонь беспрерывно, потому что русские метр за метром неудержимо приближались».

Города не сдаются без боя

Далеко не все советские города немцам удавалось захватывать без боя и потерь. Воевавший в Прибалтике лейтенант Готтфрид Эверт вспоминал: «Когда брали Ригу, я был в передовом отряде, составленном из моторизированной части и нашей роты. Нашей целью были мосты под Ригой. Тяжелейшие бои. Мост, который мы должны были захватить, взлетел на воздух прямо передо мной. Я не добежал до него 15 метров. В тот день у нас в роте погибло более 30 человек. При взятии Риги моя рота потеряла всех офицеров. Командир роты погиб, двое взводных были ранены».

Советские войска контратакуют противника

Передовые части 18-й немецкой армии ворвались в Ригу 29 июня, однако решительной контратакой 10-го стрелкового корпуса генерал-майора Ивана Фадеева враг был выбит из столицы советской Латвии. Причем существенную помощь красноармейцам оказали рижане – факт, о котором нынешние правители Латвии предпочли забыть. Только 1 июля ценой больших потерь гитлеровцы захватили город.

Пауль Карл Шмидт, в годы войны работавший в Министерстве иностранных дел Германии, после ее окончания написал книгу, которую опубликовал под псевдонимом Пауль Карелл. Вот какой на страницах этой книги предстала оборона Лиепаи:

«Вечером 24 июня полковник Ломайер со своим 505-м пехотным полком находился в 12 километрах от Лиепаи. 25 июня он попытался с ходу овладеть городом. Пехотинцы и матросы штурмового батальона военно-морских сил под командованием капитан-лейтенанта фон Диста, подчиненного Ломайеру, на узкой полоске суши штурмовали крепостные укрепления, но безуспешно… 27 июня русские предприняли внезапное наступление, сумев даже прорвать кольцо немецкого окружения, их ударные группы прорвались к побережью, создав тем самым угрозу на этом участке немецкого фронта. Лишь ценой огромных усилий немцам удалось ликвидировать возникшую брешь. В полдень батальоны 505-го пехотного полка и ударные подразделения пехоты смогли прорваться в южную оконечность крепости. В последующие дни начались уличные бои.

Битва не утихала в течение двух суток. Хитроумно замаскированные пулеметные гнезда русских в забаррикадированных домах подавили, лишь применив против них тяжелые полевые орудия, гаубицы и минометы.

Бойцы Красной армии при поддержке танков Т-34 отбивают у врага один из населенных пунктов

Оборона Лиепаи была блестяще организована. Каждого солдата отличала высокая выучка и фанатичная храбрость. Подразделения без раздумья жертвовали собой ради того, чтобы обеспечить своему командованию время на перегруппировку и подготовку наступления. И вообще, готовность пожертвовать малыми подразделениями ради спасения более крупных явилась неотъемлемой составной частью советского военного искусства – именно это и стало причиной тяжелых потерь немцев».

После недели боев генерал-полковник Франц Гальдер констатировал: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека…» Ему, сам того не ведая, вторил капитан 18-й танковой дивизии: «Несмотря на огромные пройденные расстояния, не было чувства, которое у нас было во Франции, не было чувства, что мы входим в побежденную страну. Напротив, здесь было сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадежным оно ни было». О том же говорил позднее и начальник штаба 4-й армии генерал Гюнтер Блюментритт: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои».

Городов и деревень, за которые с переменным успехом шли ожесточенные бои, с каждым днем становилось все больше и больше. И это не сулило гитлеровцам ничего хорошего.

«Настоящая война началась только сейчас»

Столь неприятное для себя открытие летом и осенью 1941-го сделали миллионы немецких солдат и офицеров, которые 21 июня были уверены в том, что война долго не продлится. Общее настроение точно передал ефрейтор Конрад Думлер в письме к брату:

«Четыре года я в армии, два года на войне, но мне начинает казаться, что настоящая война началась только сейчас. Все, что было до сих пор, – это учебные маневры, не больше. Русские – отчаянные смельчаки, они дерутся как дьяволы. В роте не осталось уже почти никого из старых товарищей. Кругом новички, но и они не задерживаются. Каждый день составляются длинные списки убитых и раненых. Командование убаюкивает нас, как маленьких детей, уверяя, что мы близки к победе. Эта самонадеянность опротивела, ибо собственными глазами солдаты видят, что делается».

Осенью 1941 года у немцев вошла в обиход поговорка «Лучше три французских кампании, чем одна русская». Вскоре сравнения с победным шествием вермахта 1939–1941 годов по Европе утратили смысл: на Восточном фронте шла принципиально иная война. Со стороны Третьего рейха и его сателлитов это была война на уничтожение, со стороны советского народа – Великая Отечественная война до полной победы над беспощадным и ненавистным врагом. Компромисс был невозможен.

23 июня 1940 года Гитлер посетил поверженный Париж. Такой же вояж фюрер мечтал совершить в Москву

События и факты, зафиксированные военнослужащими вермахта и СС, опровергают «теорию» о поголовном бегстве Красной армии. Символично, что уже на четвертый день войны один из разработчиков стратегии блицкрига генерал-лейтенант Эрих Маркс попал под обстрел, был тяжело ранен и в итоге остался без ноги.

Провалился и сам план молниеносной войны. Подтверждением тому стал приказ Гитлера, отданный им 3 января 1942 года. Нацист номер один потребовал: «Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты… Каждый занимаемый нами пункт должен быть превращен в опорный пункт. Сдачу его не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойден противником».

Время бравурных маршей для нацистов закончилось…

Автор: Олег Назаров, доктор исторических наук

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Карелл П. «Барбаросса»: от Бреста до Москвы. Смоленск, 2003

Кершоу Р. 1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных. М., 2010

Драбкин А.В. Я дрался в СС и Вермахте. Ветераны Восточного фронта. М., 2013

xn--h1aagokeh.xn--p1ai

Беларусь » В боевых донесениях вермахта доходило до истерики

За эту стопку бумаги наша фронтовая разведка дорого бы дала. Немецкие журналы боевых действий, приказы, донесения, отчеты относятся к промежутку с июля 1941–го по весну 1944–го — от начала боев за Рогачевский район до изгнания гитлеровцев. Место действия пределами района не ограничивается. Описаны бои с регулярной армией, столкновения с партизанами, подготовка к уничтожению Рогачева — так, как это виделось с обратной стороны фронта. Диапазон настроений: от прагматизма успешно наступающих — до истерики судорожно обороняющихся, которая прорывается даже сквозь машинописный текст. По сей день эти документы мало кто видел, не говоря уже об их изучении. Хотя они позволили бы более полно понять происходившее, уточнить детали, устранить белые пятна.

Глазами противника

Военная бюрократия породила огромные залежи бумаг, которые чем дальше — тем интереснее. Несколько килограммов документов, скопированных в военном архиве Германии, сейчас находятся в рогачевском музее «Лёс салдата», подразделении районного центра туризма и краеведения. Больше трех лет назад все это передал энтузиаст–историк, гуманитарий, бывший начальник полиции Гамбурга, ныне пенсионер Франц Массер. Дело было за малым — грамотно перевести, разобравшись в терминологии, сокращениях, названиях подразделений.

Директор центра Геннадий Титович упомянул о проблеме давно, когда я готовил публикацию о наших воздушных потерях в этих краях («В небе над Рогачевом», «СБ» за 24 февраля 2009 г.). Мы написали, что нужна помощь. Люди отозвались.

Что–то пытались переводить с помощью компьютерной программы (без большого успеха), что–то — вручную, с помощью энтузиастов. Какие–то куски мне пришлось перевести самому. Результат того стоит.

Самый активный добровольный помощник — гомельский пенсионер Юрий Жихарев. Недавно передал в Рогачев партию переводов. Кусок работы большой и интересный. Тем более что Жихарев сам застал войну еще ребенком — помнит, как ехали из эвакуации, разруху, сложенные на станциях трупы…

Переведенные и ожидающие перевода документы интересны, помимо прочего, тем, что именно на этом участке происходили знаковые события. Тут Красная Армия впервые перешла в наступление — еще летом 41–го, когда наши дела были совсем плохи, а о победах не мечтали. Войскам генерала Петровского удалось вернуть Жлобин и Рогачев, отвлекая немцев от наступления на Москву. Мемуаров и воспоминаний на этот счет много. Но до сих пор оставалось загадкой, что думал и предпринимал в тот момент противник.

«Полная паника. Атака невозможна…»

Среди вороха бумаг натыкаюсь на любопытнейший результат деятельности вражеской разведки. Сначала не понял — почему под немецким документом стоят славянские фамилии. Командир 61–й стрелковой дивизии Прищепа, начальник штаба Кувшинников… Потом дошло — да это же наш приказ, перевод! Как попал к противнику, остается догадываться. Дата — 13 июля 1941–го. Приказано в 3 ночи 14 июля форсировать Днепр и Друть, указаны места. То есть гитлеровцы все знали.

Как бы то ни было, удержать местность им не удалось. Собственно, немцы в эти дни непохожи сами на себя. Вместо обычных для начального отрезка войны отчетов о продвижении на восток, количестве взятых пленных и потерях неприятеля — приказы: «Остановить наступление противника и удерживать его с помощью артиллерии», «Захватить переправу через Друть» (ранее потерянную. — А.Н.).

Все это перемежается сетованиями на сильный артиллерийский огонь русских, тревожными докладами о замеченных советских танках и «шпионских группах», просьбами авиационной поддержки. Запись от 17 июля: «21.00. Продвижению мешает сильное противодействие противника. Большие потери в людях и материалах». (Примечательно, что конкретные данные о своих потерях немцы указывают редко.)

Ситуация меняется порой с частотой 15 минут: взяли населенный пункт — оставили населенный пункт — снова взяли — оставили… Запись от 18 июля: «19.00 — Противник после артналета взял Стренки. Командир 3 батальона мгновенно оценил положение и успел сжечь деревню, ничего не осталось. 20.00 — Вытеснили противника из н. п. Стренки…» 19 июля: «Сильный артогонь, огромные потери, боеприпасы кончаются. Не решен вопрос питания. Оставили Заполье».

Дальше вовсе что–то новое для «железного» вермахта. 28 июля: «05.55 — Сильный артиллерийский, минометный и автоматный огонь в Пересеке. Полная паника. Атака невозможна. 06.35 — Противник атакует».

В начале августа немцы собираются с силами для наступления. Эмоции прорываются на бумагу: «Всем стоять, держаться»… 15 августа: «В 7.55 Рогачев захвачен. В результате смелого броска целыми взяты мосты у города». 16 августа: «За 5 дней взято в плен 95 офицеров, 1 комиссар, 21.367 солдат и сержантов. Захвачено 201 орудие, 108 минометов, 5 самолетов, 1.085 лошадей, стрелковое оружие, 1 знамя… Потери противника убитыми и ранеными — предположительно 25 — 30 тысяч. Собственные потери (5.154 убитыми, ранеными и пропавшими) в сравнении с этими результатами представляются незначительными».

Стоит, впрочем, отметить, что эти цифры выглядят не слишком реально, — выходит, что только в плен попало едва ли не больше, чем участвовало в боях. Проверить достоверность — как раз задача для историков.

Поэты из штабов

1942 и 1943 годы для оккупантов прошли под знаком напряженного противостояния с партизанами. Свои операции гитлеровцы именуют с выдумкой. Вот кто–то из штабистов «сделал приятное» возлюбленной — назвал рейд «Урсула». Вот в ком–то взыграл сарказм: очередной выход карателей проходит под названием Freundschaft — «Дружба». А вот отметился любитель индейских романов Карла Мая, задумав план «Виннету»…

Партизаны, впрочем, демонстрируют большие успехи в боях с регулярными войсками, в том числе СС. Любопытно, с каким плохо скрываемым скепсисом немцы упоминают в своих отчетах полицейские части. 7 января 1943 года: «…Плотной цепью бандиты атаковали гарнизон в Горках. Захватили 13 человек и бургомистра, 22 винтовки и 3 ящика патронов. Предполагается предательство внутри гарнизона…»

В тот же день досталось и подразделению СС — паническое бегство уже не считается чем–то сверхъестественным. «…У Каменичей снова дошло до многочасового тяжелого боя. Причем к бандитам пришла поддержка из Городянки. Потери бандитов, по словам местного жителя, около 100 человек. Сами в Каменичах насчитали 45 трупов. После сворачивания нами операции — снова более сильный налет шайки. Паническое бегство предотвратить не удалось. Убита лошадь полевой кухни, сама кухня попала в руки бандитов».

Примечательно, что в донесении опять нет данных о собственных потерях (помимо лошади). Чем объясняется такая скромность — не совсем ясно. К примеру, в советских полковых журналах обычно указывались потери обеих сторон. Если же верить немецким, то, уничтожая и захватывая противника сотнями, за два года оккупанты потеряли несколько десятков человек.

Трагедия Рогачева

Конец 1943–го и начало 1944–го годов в документации знаменуются попытками взять ситуацию в руки с перерывами на откровенную панику. Красная Армия близко.

«Бандиты» не дают жизни. Большие силы отвлекаются на лесные операции. Охране частей и объектов приказано повысить бдительность. Местное население направляется на строительство укреплений.

Чем дальше — тем хуже. К концу февраля некогда сухой, канцелярский язык донесений обильно разбавлен эмоциональными оборотами вроде «упорство гренадеров», «несмотря на превосходство противника», «в героической борьбе»…

22 февраля 1944 года немецкие саперы получили приказ о разрушении Рогачева. Доставлена взрывчатка. Все аккуратно, по расписанию — начиная с утра 23 февраля в течение 48 часов город должен быть заминирован. В течение этого времени Рогачев необходимо удерживать, чтобы позволить войскам эвакуироваться.

Немцам, однако, пришлось поторопиться — двух суток Красная Армия не дала. Запротоколирована беседа с участием коменданта города и других офицеров, в которой обсуждается план уничтожения. (Кстати, при этом фигурирует некий оберлейтенант Каллиновский (Kallinowsky), без указания должности. Что за персонаж? Еще одна загадка.) 23 февраля в 19.20 — взорван мост через Друть. Разрушены железнодорожные стрелки. В 20.15 начат подрыв других построек, в 21.30 — завершен.

Рогачев освобожден 24 февраля 1944 года. Кстати, советские саперы рассказывали, что немногочисленные оставшиеся строения оказались заминированы мощными зарядами с 2–суточной задержкой. Некоторые сработали, но к тому времени люди покинули это место.

…Напоследок Титович показал мне немудреную схему, нарисованную немцами по памяти. Это план лагеря военнопленных, который располагался после войны на территории местной школы. Именно пленным пришлось восстанавливать железнодорожный мост через Друть. После они же отправились отстраивать уничтоженный в 1941 году «Гомсельмаш». Но это уже другая история.

Фото автора и архивное.

Автор публикации: Андрей НОВИКОВ

belarus.russiaregionpress.ru

Журнал боевых действий (ЖБД) 2-й танковой дивизии вермахта от 16.11.41 г. — Викитека

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Перейти к навигации Перейти к поиску

ЖБД 2-й тд вермахта от 16.11.41 г.автор KTB 2 PzDiv, пер. S.m.46

Язык оригинала: немецкий. Название в оригинале: Kriegstagebuch der 2.Panzer-Division (KTB 2 PzDiv). — Дата создания: 16 ноября 1941 года. Источник: , NARA T315 R90 (2 PzDiv)

Начало дня[

ru.wikisource.org

Журнал боевых действий 29-й мотопехотной дивизии: 20-24 ноября 1941 года

bewölkt, teilweise Schneefall Verlauf der Nacht ruhig. 8.00 Uhr treten die Vorausabteilung und 9.00 Uhr I.R.15 ohne II.Btl., das bis zum Eintreffen eines Btl.I.R.71 die Sicherungen in Bhf.Jepifan und Alexejewka beibehält, zum weiteren Vorstoß nach Norden an. 8.20 Uhr stellt die V.A. starke Feindbesetzung von Infanterie und Kavallerie am Ostrand von Nowossjolki fest. Um zu verhindern, daß sich die Vorausabteilung hier festbeißt und aufgehalten wird, befiehlt die Division. 9.30 Uhr nach Eingang dieser Meldung: "Wenn möglich Feind ostwärts umgehen und Ssawina erreichen." Gleichzeitig erhält I.R.15 Befehl, diesen Feind zu vernichten. Das Regiment meldet, daß 10.00 Uhr der Angriff bereits eingeleitet sei. 9.00 Uhr I.R.71 hat die Brückensicherung in Murawljanka von Pi.Btl.29 übergenommnen. I./I.R.71 ist auf dem Marsch nach Jepifan. Weitere Teile des Regiments können erst nach Zuführung von Kraftstoff in Marsch gesetzt werden. Die V.A. hat der Befehl, den Feind bei Nowossjolki zu umgehen, nicht mehr rechtzeiting erreicht und befindet sich 10.10 Uhr bereits im Angriff auf das Dorf. 10.55 Uhr ist Nowossjolki genommen und die Abteilung geht weiter gegen die Höhen südwestl. Dudkina vor, auf die sich der Gegner zurückgenommen hat. 10.20 Uhr spricht der Ia mit dem Ia des Korps: Die Division hat die Absicht, mit allem verfügbaren Teilen nach Norden vorzustoßen. Den Flankenschutz nach Westen soll I.R.71 übernehmen. Das Korps ist jedoch der Ansicht, daß erst der Gegner vor dem LIII. Korps vernichtet werden müsse und dann nach Norden vorzustoßen sei. Die Division bittet um Entscheidung was vordringlich ist. 11.15 Uhr kommt die Antwort mit folgender Entscheidung: "Hauptaufgabe der Division nach Erreichen von Ssawina Vernichtung des Gegners vor LIII.A.K. Hierzu Eindrehen nach Westen und angriffweises Vorgehen. Für Vorausabteilung bleibt Vorstoß nach Norden bestehen." 10.45 Uhr ist der Divisionskommandeur nach vorn gefahren. In Bhf.Jepifan orientiert er den Kdr.II./I.R.15 über Lage und Absichten. Gegen 12.15 Uhr trifft der Divisionskommandeur bei I.R.15 auf den Höhen von Karkadinowo ein. Das Regiment ist mit I.Btl. rechts an der V.A. über Sokolowka vorbeigestoßen, hat 11.40 Uhr Karkadinowo genommen und ist im Vorgehen über Jersowka auf Pustoschi. Der Gegner weicht vor dem mit großen Schwung geführten Angriff nach Norden und Nordosten aus. Das III./I.R.15 ist über Alexandrowka auf Pronja angesetzt, das 12.00 Uhr genommen wird. Die Vorausabteilung ist ebenfalls gut vorwärts gekommen und hat 11.45 Uhr die Höhen südwestl. Dudkina und 12.00 Uhr Dudkina selbst genommen. Die Abteilung geht gegen das Höhengelände nördl. Dudkina vor. Aus Gefangenenaussagen geht hervor, daß es sich bei dem Gegner um Teile der Regimenter 168, 170 und 172 der 41.K.D. handelt, die sich in diesem Raum versammeln sollte. 11.40 Uhr hat die Division durch den Chef des Stabes des Korps den Befehl übermittelt bekommen, mit der Masse der Division nicht über Nowaja Jakowlewka hinauszugehen. Aus der dann erreichten Linie soll zum Angriff nach Westen und Südwesten umgegliedert werden. Lediglich die Vorausabteilung soll weiter nach Norden vorstoßen. 12.15 Uhr. Durch Aufklärung von Jepifan aus durch I.R.20 (mot) hat die 10.Div.(mot) in Ljutoritschj starke Feindbesetzung festgestellt. Ostrolenka ist schwach feindbesetzt. Die 10.Div.(mot) wird morgen über Gorlowo auf Michailow antreten. Die A.A.10 steht im Kampf um Michailow. 12.30 Uhr trifft Kdr.I.R.71 in Jepifan ein und wird über Lage und Auftrag der Division orientiert. Das Regiment muß mit 1 Btl. unbedingt heute noch Bhf.Jepifan erreichen. Weitere Teile sind sobald wie möglich nachzuziehen. Es ist vorgesehen, daß das Regiment den Südabschnitt der Division übernimmt. Die Vorausabteilung hat 12.30 Uhr die Höhen westl. Pustoschi erreicht. 12.50 Uhr nimmt I.R.15 Pustoschi gegen schwachen Feindwiderstand. Der Feind weicht nach Nordwesten aus. Etwa 40 Gefangene, zahlreiche Pferde und verschiedenes Gerät werden eingebracht. Die V.A. ist im Zuge der festen Straße (entgegen der Karte) gegen das stark feindbesetzte Lichatschewka vorgegangen und hat es 13.55 Uhr genommen. Die Abteilung erhält Befehl unter allem Umständen noch heute Ssawina zu erreichen. 14.30 Uhr vernichtet die Vorausabteilung in überholender Verfolgung über G.-Matowo eine bespannte fld. Kolonne und erreicht der festen Straße folgend 15.10 Uhr Gremjatscheje. Dabei werden westl. Gremjatscheje 4 von Jazkowo kommende mit Infanterie besetzte Lkw. und 1 Panzerkampfwagen vernichtet. Nach Säuberung von Gremjatscheje bekämpft die Abteilung eine nach Butyrki entweichende bespannte Kolonne wirkungsvoll mit Artillerie. Mehrere Fahrzeuge, 1 I.G. und einige Granatwerfer werden erbeutet oder vernichtet. Um 16.00 Uhr zieht die Abteilung mit Sicherung nach allen Seiten in Ssawina unter. Das vorderste Btl. I.R.71 (I.Btl.) ist um 14.45 Uhr in Bhf.Jepifan eingetroffen. Das I./I.R.15 hat von Pustoshi nach Westen vorgehend ohne Feindwiderstand 15.20 Uhr Spasskoje erreicht. 15.30 Uhr trifft der Divisionskommandeur wieder auf dem Gef.Stand ein. Das Pi.Btl. ist zum Schutz der linken Flanke nach Belo-Osero verlegt worden, wo es 16.00 Uhr die Sicherung nach Westen übernommen hat. Auf Anfrage der V.A., wo die vordersten Teile I.R.15 stehen, wird ihr 16.45 Uhr mitgeteilt, daß sich das III./I.R.15 seit 16.00 Uhr in Nowaja-Jakowlewka befindet. Zur besseren Tarnung der Fahrzeuge und der Männer befiehlt die Division weißen Farbenstrich und Schneehemden, die vom Gegner auch bereits getragen werden. Die A.A.10 hat im Laufe des Nachmittags Michailow genommen und dort sehr große Beute gemacht, darunter 7 Flugzeuge. 17.40 Uhr meldet Adjutant Pi.Btl. Ostrolenka feindrei. Ahjutant I.R.15 meldet 18.40 Uhr das I.Btl bleibe in Spasskoje, das III.Btl. sei nach Isbitschi herangezogen worden. Da die Fernsprechleitung zum Korps gestört ist, stellt die Division durch Funkspruch 19.00 Uhr den Antrag, die Vorausabteilung in Ssawina zu belassen, um sie ebenfalls in süwestl. Richtung einsetzen zu können, falls der Gegner nach Norden ausweicht. 19.15 Uhr meldet die Vorausabteilung Gesamtzahl der Gefangenen 42, 3 Lkw., 1 Kampfwagen, 1 I.G. und 1 Pak wurden erbeutet. 19.30 Uhr ergeht durch Fernspruch Befehl an I.R.15 und I.R.71 für morgen: Das III./I.R.15 soll auf Ssokoljinki antreten, Aufklärung gegen Sadonskaja. I.R.71 erreicht mit unterstelltem II./15 Granki, mit 1 Btl. Michajlowka. Ein weiteres Btl. mit Masse der Artillerie ist als Div.Reserve nach Nowaja-Jakowlewka in Marsch zu setzen. Auf Anforderung des Korps erhält das Pi.Btl. 21.00 Uhr den Auftrag, einen stehenden Spähtrupp nach dem Südteil von Ljutoritschj zu entsenden. 21.45 Uhr ist Fernsprechverbindung mit dem Korps wieder hergestellt. Oberstlt. Franz orientiert den Ia des Korps über die Lage bei der Vorausabteilung in Ssawina (wie Funkspruch 19.30 Uhr) und bittet um Genehmigung, die V.A. in Ssawina belassen zu dürfen. Das Gen.Kdo. lehnt ab, erst auf den Einwand, daß die z.Zt. vorhandenen Kräfte zu schwach sind, wird zugesagt, die V.A. solange dort zu belassen, bis I.R.71 heran ist. 21.50 Uhr. Die V.A. erhält sofort Befehl, am 25.11. einen kampfkräftigen Spähtrupp nach der Brücke Sserebrennyje Prudy zu entsenden. Masse der Abteilung bleibt in Ssawina. Verbindungaufnahme mit 4.Pz.Div. in Oserki, von der ebenfalls ein Spähtrupp nach Norden vorgeht. Der Zug der 2./Pi.29, der den Auftrag hatte, die Brücke in Nikitskoje zu sprengen hat 13.25 Uhr in Baschkowa Feindberührung, geht aber weiter auf Nikitskoje vor. Nach Brechen des Fiendwiederstandes wird die Don-Brücke 16.00 Uhr nachhaltig zerstört. Auf Anfrage, ob die Brücke in Kulikowo ebenfalls zerstört werden soll, erhält der Zug Befehl hierzu. Nach Durchfüchrung dieses Auftrages bleibt der Zug als Sicherung in Ustje-Brjukowka.

Погода: облачно, временами снег. В течение ночи было спокойно. В 8:00 передовой отряд и в 9:00 15-й пехотный полк без 2-го батальона, который до прибытия батальона 71-го пехотного полка остается для прикрытия станции Епифань и Алексеевки, продолжают наступление на север. В 8:20 передовой отряд обнаружил сильный гарнизон противника из пехоты и кавалерии на восточной окраине Новоселки. Дивизия ставит задачу передовому подразделению не завязнуть здесь и не останавливаться. В 9:30 после получения этого донесения: «По возможности обойти противника с востока и достичь Савино» Одновременно 15-й пехотный полк получает приказ уничтожить это гарнизон противника. Из полка докладывают, что будут готовы к атаке в 10:00. В 9:00 71-й пехотный полк сменил 29-й саперный батальон на мосту в Муравлянке. 1-й батальон 71-го пехотного полка на марше в Епифань. Остальные части полка после подвозки топлива смогут наконец продолжить движение. Передовой батальон своевременно не получил приказ об обходе противника в Новоселки и с 10:10 уже начал атаку на деревню. В 10:55 Новоселки взяты, и подразделение продвигается дальше в направлении высот юго-западнее Дудкино, на которые отошел противник. В 10:20 начальник оперативного отдела [штаба дивизии] разговаривает с начальником оперативного отдела корпуса: перед дивизией стоит задача всеми доступными силами наступать на север. Оборону фланга с запада должен взять на себя 71-й пехотный полк. Тем не менее, по мнению штаба корпуса, что сначала потребуется уничтожить противника, противостоящего 53-му армейскому корпусу [речь о 239-й стрелковой дивизии, которая держит оборону в Сталиногорске и Донском против 112-й и 167-й пехотных дивизий 53-го армейского корпуса], а затем наступать на север. Дивизия запрашивает о решении, что является первоочередным. В 11:15 приходит ответ со следующим решением: «Основная задача дивизии после прибытия в Савино — уничтожение противника, противостоящего 53-му армейскому корпусу. Для этого развернуться на запад и продвигаться путем активных наступательных действий. Для передового отряда по-прежнему остается задача наступления на север.» В 10:45 командир дивизии выехал вперед. На станции Епифань он разъяснил обстановку и задачи командиру 2-го батальона 15-го пехотного полка. Примерно в 12:15 командир дивизии прибывает в расположение 15-го пехотного полка на высотах в Каркадиново. Полк силами 1-го батальона прорвался справа от передового отряда через Соколовку, в 11:40 взял Каркадиново и продвигается на Ерзовку и Пустоши. Противник отходит перед стремительным натиском на север и северо-восток. 3-й батальон 15-го пехотного полка наступает через Александровку на Пронь, которая захвачена в 12:00. Аналогичным образом, передовой отряд продвинулся хорошо вперед и в 11:45 занял высоты юго-западнее Дудкино, а в 12:00 — и само Дудкино. Подразделение наступает в направлении возвышенности севернее Дудкино. Из показаний пленных следует, что речь идет о подразделениях 168-го, 170-го и 172-го полков 41-й кавалерийской дивизии, которая должна была сосредоточиться в этом районе. В 11:40 дивизия получила приказ, переданный через начальника штаба корпуса, основными силами дивизии не выдвигаться далее Ново-Яковлевки. С достигнутого рубежа перегруппироваться для атаки на запад и юго-запад. Исключение составляет передовой отряд, которому следует продвигаться дальше на север. 12:15. 10-я мотопехотная дивизия силами 20-го пехотного полка провела разведку от Епифани и выявила сильный гарнизон противника в Люторичи. Остроленко занято небольшими силами противника. 10-я мотопехотная дивизия выступает завтра через Горлово на Михайлов. 10-й разведывательный батальон ведет бой за Михайлов. В 12:30 командир 71-го пехотного полка прибывает в Епифань и принимает доклад об остановке и задачах дивизии. Полк со своим 1-м батальоном должен непременно еще сегодня добраться до станции Епифань. Остальные части продвигаются следом как можно скорее. Полку следует занять место на южном фланге дивизии. Передовой отряд в 12:30 достиг высоты западнее Пустоши. В 12:50 15-й пехотный полк занимает Пустоши после слабого сопротивления противника. Противник отходит северо-запад. Захвачено около 40 пленных, множество лошадей и разнообразного снаряжения. Передовой отряд действует по твердой дороге (в отличие от того, как обозначено на карте) против сильно обороняемой Лихачевки (ныне Березовка) и в 13:55 захватывает ее. Отряд получает приказ любой ценой еще сегодня добраться до Савино. В 14:30 передовой отряд при параллельном преследовании в Матов Сад уничтожает моторизованную колонну противника и выходит по твердой дороге в 15:10 в Гремячее. При этом западнее Гремячего были уничтожены следующие из Яцкое 4 грузовика с пехотой и один танк. После зачистки Гремячего отряд с помощью эффективного артиллерийского огня уничтожил моторизованную колонну, уходившую на Бутырки (ныне Беломестное). Захвачено или уничтожено множество автомашин, одно пехотное орудие и несколько минометов. В 16:00 отряд входит в Савино, занимая круговую оборону. Передовой батальон (1-й) 71-го пехотного полка в 14:45 прибыл на станцию Епифань. 1-й батальон 15-го пехотного полка выдвинулся из Пустоши на запад и, не встречая сопротивления противника, в 15:20 достиг Спасское. В 15:30 командир дивизии снова прибывает на командный пункт. Саперный батальон передислоцирован для защиты левого фланга в Белоозеро, где в 16:00 он прикрыл дивизию с запада. На запрос передового отряда о местонахождении передовых подразделений 15-го пехотного полка в 16:45 было доведено до сведения, что 3-й батальон 15-го пехотного полка находится в Ново-Яковлевке с 16:00. Для лучшей маскировки автотранспорта и личного состава штаб дивизии распорядился о камуфляже белого цвета и белых маскировочных халатах, который также уже применялись противником. В течение второй половины дня 10-й разведывательный батальон [10-й мотопехотной дивизии] взял Михайлов, где захватил очень большие трофеи, в том числе, 7 самолетов. В 17:40 адъютант саперного батальона докладывает, что в Остроленке нет противника. Адъютант 15-го пехотного полка в 18:40 докладывает, что 1-й батальон остался в Спасском, а 3-й батальон подтянулся в Избищи. Так как телефонная линия в штаб корпуса повреждена, в 17:00 дивизия предлагает по радио оставить в Савино передовой отряд, чтобы его также можно было задействовать в юго-западном направлении в случае, если противник будет отступать на север. В 19:15 передовой отряд докладывает об общем количестве пленных — 42, также были захвачены 3 грузовика, 1 броневик, 1 пехотное орудие и 1 противотанковая пушка. В 19:30 по телеграфу отдан приказ 15-му и 71-му пехотным полкам на завтра: 3-й батальон должен следовать в Сокольники, ведя разведку в направлении Задонское. 71-му пехотному полку с подчиненным 2-м батальоном 15-го пехотного полка достичь Гранки, а 1-м батальоном — Михайловки. Оставшемуся батальону с основной частью артиллерии следовать в Ново-Яковлевку в качестве резерва дивизии. По требованию штаба корпуса в 21:00 саперный батальон получает задачу выслать пеший дозор в южную часть Люторичи. В 21:45 восстановлена телефонная связь со штабом корпуса. Подполковник Франц докладывает начальнику оперативного отдела корпуса обстановку по передовому отряду в Савино (как в радиограмме в 19:30) и просит разрешения оставить передовой отряд в Савино. Командир корпуса, хотя и соглашается с возражением, что имеющиеся в данный момент силы слишком слабы, отклоняет предложение оставить там передовой отряд, пока не подойдет 71-й пехотный полк. 21:50. Передовой отряд сразу же получает приказ: 25 ноября выслать усиленный дозор к мосту в Серебряных Прудах. Основные силы подразделения оставить в Савино. Установить связь с 4-й танковой дивизией в Озерках, откуда также выслать передовой дозор на север. Взвод 2-й роты 29-го саперного батальона, у которого был приказ взорвать мост в Никитское, в 13:25 имел соприкосновение с противником в Башково, однако взвод продолжил движение в Никитское. После того как сопротивление противника было сломлено в 16:00 мост через Дон был основательно уничтожен. После запроса, должен ли быть также взорван мост в Куликовке, взвод получает соответствующий приказ. После выполнения этой задачи взвод остается в Устье-Брюковка в качестве прикрытия.

stalinogorsk.ru

Ход боевых действий (22 июня — 9 июля 1941 года). Запад — Восток

Ход боевых действий

(22 июня — 9 июля 1941 года)

Соотношение сил в полосе действий Северо-Западного фронта на 22 июня 1941 года

Силы и средства	Северо-Западный фронт*	Группа армий «Север» и 3 тгр	Соотношение
Личный состав, тыс. чел.	379,5	655	1:1,7
Орудия и минометы (без 50-мм), шт.	4938	7673	1:1,6
Танки**, шт.	1274	1389	1:1,1
Боевые самолеты**, ед.	1078	1070	1:1

* Без сил Балтийского флота.

** Учтены только исправные.

Образованный с началом войны Северо-Западный фронт под командованием генерал-полковника Ф. И. Кузнецова был значительно слабее фронтов, действовавших в Белоруссии и на Украине, так как имел всего лишь 3 армии и 2 механизированных корпуса. Между тем противник сосредоточил на этом направлении крупные силы. В первом ударе против Северо-Западного фронта приняла участие не только группа армий «Север» под командованием фельдмаршала В. Лееба, но и 3-я танковая группа из соседней группы армий «Центр», то есть войскам Кузнецова противостояли две немецкие танковые группы из четырех.

Противник превосходил фронт по числу людей, артиллерии и танков. Главный удар 3-й танковой группы генерал-фельдмаршала Гота пришелся по 128-й и 23-й (двум батальонам) стрелковым дивизиям, прикрывавшим границу на вильнюсском направлении. Наступавшие здесь 4 пехотные и 3 танковые дивизии превосходили советские войска в 8 раз, а действовавшая на шяуляйском направлении 4-я танковая группа генерала Гепнера — в 5 раз. Генерал-фельдмаршал Лееб имел задачу быстро овладеть Прибалтикой, а затем захватить Ленинград с базами Балтийского флота.

Уже в первый день войны оборона Северо-Западного фронта была расколота. Танковые клинья пробили в ней основательные бреши. На левом крыле фронта соединения 3-й танковой группы смяли так и не успевшие развернуться части 128-й и 184-й стрелковых дивизий 11-й армии генерала В. И. Морозова.

Севернее, в полосе 8-й армии генерала Собенникова, 4-я танковая группа и 18-я армия вермахта также имели успех. В журнале боевых действии группы армии «Север» отмечалось, что сопротивление на границе было очень незначительным, противник был застигнут врасплох, а потому все пограничные мосты оказались в полной сохранности[4].

Из-за систематического нарушения связи командующие фронтом и армиями не сумели организовать управление войсками. Войска несли большие потери, но остановить продвижение танковых групп не могли. В полосе 11-й армии 3-я танковая группа, преодолевая разрозненное сопротивление стрелковых соединений, устремилась к мостам через Неман. И хотя здесь дежурили специально выделенные команды подрывников, они вовремя не сориентировались в обстановке, ибо из-за отсутствия связи приказ о взрыве мостов в нужный момент не поступил.

В итоге вместе с отходившими частями армии по мостам, где царили полная неразбериха и хаос, проскочили и вражеские танки. «Для 3-й танковой группы, — писал ее командующий генерал Гот, — явилось большой неожиданностью, что все три моста через Неман, овладение которыми входило в задачу группы, были захвачены неповрежденными»[5].

Переправившись через Неман, танки Гота устремились к Вильнюсу, но натолкнулись на отчаянное сопротивление. «Вечером 22 июня, — доносил генерал Гот в штаб группы армий „Центр“, — 7-я танковая дивизия имела крупнейшую танковую битву за период этой войны восточное Олита (Алитус. — Примеч. авт.) против 5-й танковой дивизии РККА. Уничтожено 70 танков и 20 самолетов (на аэродромах) противника. Мы потеряли 11 танков»[6].

К исходу дня соединения 11-й армии оказались расчлененными на части. Между Северо-Западным и Западным фронтами образовалась большая брешь, закрыть которую оказалось нечем.

Верно определив направление ударов противника на Шяуляй и Вильнюс, командование Северо-Западного фронта результаты действий своих войск сильно преувеличило. Так, подводя итоги первого дня войны, начальник штаба фронта генерал П. С. Кленов докладывал в Генеральный штаб, что враг сдерживается на всех направлениях, хотя в действительности войска фронта под натиском превосходивших сил отходили, а на отдельных направлениях бежали на восток. За первый день германские соединения вклинились на глубину до 60 км. «Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками противника в целом, — указывалось в отчетных документах танковой группы Гота. — Непосредственное управление войсками отличалось малоподвижностью, схематичностью. Отсутствовали быстрая реакция и быстрое принятие решений в связи с меняющейся боевой обстановкой. Ни один советский начальник не принимал самостоятельного решения уничтожать переправы и мосты»[7].

65-летний генерал-фельдмаршал фон Лееб, начавший службу в германской армии еще в 1895 году, был вполне доволен развитием событий: танковым группам удалось быстро преодолеть Неман, Дубису и Юру, открывалась перспектива скорого выхода к Западной Двине. Запись в журнале боевых действий группы, отражавшая итоги за 22 июня и ее дальнейшие планы, гласила: «Группа армий наступает в прежнем порядке, имея своей целью завязать с противником сражение еще до подхода к Западной Двине и уничтожить его»[8]. Сухая и теплая погода вполне способствовала выполнению такого замысла.

В то время как глубокое вклинение противника требовало ответных энергичных мер, и командование фронта, и командование армий проявили явную пассивность. Генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, которому в ту пору шел 43-й год, имел за плечами военную академию, потом свыше десяти лет он занимался подготовкой офицерских кадров и лишь за три года до войны был назначен на командную должность, сначала в качестве заместителя 28 командующего округом, затем начальника Академии Генерального штаба и, наконец, командующего войсками округа.

Вечером 22 июня генерал Кузнецов получил директиву наркома № 3, в которой фронту приказывалось: «Прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунаса во фланг и тыл сувалковской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки»[9]. Однако составители директивы совершенно не учитывали ни реальное состояние войск, ни их возможности. В то время как стрелковые соединения отходили под натиском врага, дивизии 12-го мехкорпуса, розданные генералом Собенниковым стрелковым корпусам, были рассредоточены на 90-километровом участке. 5-я танковая дивизия 3-го мехкорпуса, потерпев поражение, в беспорядке отходила. Вскоре ее остатки (3 танка, 12 бронеавтомобилей и 40 грузовых автомашин) оказались в полосе соседнего Западного фронта. В целом реальных сил для нанесения удара 23 июня Северо-Западный фронт не имел.

Однако еще до получения директивы, в 10 часов утра, генерал Кузнецов отдал приказ армиям и механизированным корпусам о нанесении контрудара по тильзитской группировке врага. Поэтому войска выполняли его приказ, а командующий решил не менять задач, по существу не выполнив требований директивы № 3.

Шести дивизиям предстояло атаковать танковую группу Гепнера и восстановить положение по границе.

Против 123 тысяч солдат и офицеров, 1800 орудий и минометов, более 600 танков противника Кузнецов планировал выставить около 56 тысяч человек, 980 орудий и минометов, 950 танков (в основном легких). Несмотря на полуторное превосходство в танках, силы советской группировки были явно недостаточными, особенно в условиях безраздельного господства вражеской авиации.

Из 12-го механизированного корпуса генерала Н. М. Шестопалова только 28-я танковая дивизия полковника И. Д. Черняховского к 10 часам 23 июня сумела занять исходное положение. Остальные соединения, будучи связаны боями, — только к вечеру. Дивизии 3-го механизированного корпуса генерала A. B. Куркина противник опередил в выходе в исходный район. Командованию фронта пришлось назначать новый район, куда соединения выдвинулись лишь в середине дня и с ходу перешли в наступление. Спустя 3 часа нанесла удар 28-я танковая дивизия 12-го мехкорпуса. Иначе говоря, одновременного удара не получилось: после длительного марша соединения вступали в бой с ходу, чаще всего разрозненными группами. Артиллерия при остром недостатке боеприпасов надежной поддержки танкам не оказала. Задача осталась невыполненной. Дивизии, потеряв значительную часть танков, в ночь на 24 июня вышли из боя. Больше всех пострадала 48-я стрелковая дивизия: она лишилась штаба и 70 % личного состава. Командир ее генерал П. В. Богданов попал в плен. Согласившись сотрудничать с немцами, он был назначен начальником контрразведки 1-й русской национальной бригады. После перехода бригады на сторону партизан Богданов был арестован и передан советским властям, казнен как предатель в 1950 году. По другим данным, на немецкую сторону перешел М. В. Богданов — начальник артиллерии 8-го стрелкового корпуса РККА, имевший звание комбрига и попавший в плен 10 августа 1941 года, а генерал-майор П. В. Богданов пропал без вести.

На рассвете 24 июня бои разгорелись с новой силой. С обеих сторон в них участвовало свыше 1 тысячи танков, около 2700 орудий и минометов, более 175 тысяч солдат и офицеров. Командование 4-й танковой группы в 18 часов сообщило в штаб группы армий «Север», что атаки тяжелых танков и пехоты противника вынудили правый фланг 41-го моторизованного корпуса перейти к обороне.

Части полковника Черняховского, вклинившиеся в боевые порядки врага на 5 км, уничтожили 14 танков, 20 орудий и до батальона пехоты. Заместитель командира 55-го танкового полка майор Б. П. Попов огнем только одного своего танка уничтожил 4 противотанковые пушки и несколько десятков немецких солдат. Даже когда его машина загорелась, отважный танкист не покинул поле боя. Указом Президиума Верховного Совета Союза СССР от 25 июля 1941 года Попову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза — одному из первых на Северо-Западном фронте.

Воины 9-й артиллерийской противотанковой бригады под командованием полковника П. И. Полянского 24 июня подбили 30 танков. Однако боеприпасы кончились, и бригаде вместе с 202-й моторизованной дивизией пришлось отойти.

Попытка возобновить контрудар на следующий день свелась к поспешным, плохо согласованным действиям, к тому же на широком фронте, при низкой организации управления. Вместо того чтобы наносить сосредоточенные удары, командиры корпусов получили приказ действовать «небольшими колоннами с целью рассредоточить авиацию противника». Танковые соединения понесли огромные потери: в обеих дивизиях 12-го мехкорпуса осталось всего 35 танков.

Если в результате контрудара удалось на какое-то время задержать продвижение 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта на шяуляйском направлении, то 56-й корпус Манштейна, обойдя контратаковавшие соединения с юга, получил возможность осуществить стремительный бросок на Даугавпилс.

За три дня боев Северо-Западный фронт потерял 921 самолет, то есть почти всю свою авиацию, огромны были потери в артиллерии, но особенно в танках. Войска беспорядочно отходили. Вместе с ними устремились на восток почти 60 тысяч строительных рабочих, которые еще совсем недавно возводили укрепленные районы у границы. Дороги были забиты толпами беженцев из приграничной полосы. Немецкие авиадесанты и диверсионные группы сеяли панику в тылу, выводили из строя проводные средства связи. Все это еще больше усугубляло неразбериху.

Трагическим было положение 11-й армии: она оказалась зажатой в клещи между 3-й и 4-й танковыми группами. Основным силам 8-й армии повезло больше: они остались в стороне от бронированного кулака врага и относительно организованно отходили на север. Никакого взаимодействия между армиями не существовало. Почти полностью прекратился подвоз боеприпасов и горючего. Обстановка требовала решительных мер по ликвидации прорыва противника. Однако, не имея резервов и потеряв управление, командование фронта предотвратить отступление и восстановить положение не могло.

К вечеру 24 июня немцы захватили Каунас и Вильнюс. Германские генералы пришли в восторг от собственных успехов, а Гальдер сделал многозначительную запись в своем дневнике: «Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейданы (Историческая справка: Наполеон занял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня)»[10].

Главнокомандующий сухопутными силами вермахта генерал-фельдмаршал фон Браухич приказал повернуть 3-ю танковую группу Гота на юго-восток, в сторону Минска, как это было предусмотрено планом «Барбаросса», поэтому с 25 июня она действовала уже против Западного фронта. Используя разрыв между 8-й и 11-й армиями, 56-й моторизованный корпус 4-й танковой группы устремился к Западной Двине, перерезая тыловые коммуникации 11-й армии.

Военный совет Северо-Западного фронта счел целесообразным отвести соединения 8-й и 11-й армий на рубеж по рекам Вента, Шушва, Вилия. Однако в ночь на 25 июня он принял новое решение: нанести контрудар 16-м стрелковым корпусом генерала М. М. Иванова, чтобы вернуть Каунас, хотя логика событий требовала отвода частей за реку Вилия. Первоначально корпус генерала Иванова имел частный успех, но задачу он выполнить не смог, и дивизии отошли в исходное положение.

В целом основную задачу — задержать агрессора в приграничной полосе — войска фронта не выполнили. Не удались и попытки ликвидировать глубокие прорывы немецких танков на важнейших направлениях. Войска Северо-Западного фронта не смогли удержаться на промежуточных рубежах и откатывались все дальше на северо-восток.

И без того тяжелое положение войск усугубили действия националистов. Удар в спину готовился в глубоком подполье еще до войны. Об этом, в частности, свидетельствуют документы немецкого 800-го полка «Бранденбург», подчиненного абверу и предназначенного для диверсионных действий. В них говорится, что в Литве «организованы активисты на территории противника. Это бывшие граждане прибалтийских стран, обученные специально для подрывных акций, саботажа и для охраны объектов. По данным руководителей, в настоящее время в каждом литовском населенном пункте существует такая группа. В Латвии и Эстонии такое же положение»[11].

При общем отходе войск Северо-Западного фронта упорное сопротивление враг встретил у стен Лиепаи. Немецкое командование планировало захватить этот город не позднее второго дня войны. Против немногочисленного гарнизона, состоявшего из частей 67-й стрелковой дивизии генерала H. A. Дедаева и военно-морской базы капитана 1-го ранга М. С. Клевенского, действовала 291-я пехотная дивизия при поддержке танков, артиллерии и морской пехоты. Лишь 24 июня немцы блокировали город с суши и моря. «В Лиепае, — отмечал немецкий историк П. Карелл, — солдат Красной армии впервые показал, на что он способен, когда опирается на подготовленные позиции, действует под командованием хладнокровных и энергичных командиров»[12]. Вместе с войсками сражались жители Лиепаи, руководимые штабом обороны. Только по приказу командования Северо-Западного фронта в ночь на 27 и 28 июня защитники оставили Лиепаю и начали пробиваться на восток.

25 июня Северо-Западный фронт получил задачу отвести войска и организовать оборону по Западной Двине, куда из резерва Ставки выдвигался 21-й механизированный корпус генерала Д. Д. Лелюшенко. При отходе войска попали в тяжелое положение: после неудачного контрудара управление 3-го механизированного корпуса во главе с генералом A. B. Куркиным и 2-я танковая дивизия, оставшаяся без горючего, оказались в окружении. Лишь немногим удалось прорваться к своим. По данным противника, здесь было захвачено и уничтожено свыше 200 танков, более 150 орудий, а также несколько сот грузовых и легковых автомашин. От 3-го механизированного корпуса осталась лишь одна 84-я моторизованная дивизия, а 12-й мехкорпус из 750 танков потерял 600.

В трудном положении оказалась 11-я армия. Отходу за реку Вилия помешала авиация противника, разрушавшая переправы. Враг угрожал окружением, а переброска войск на другой берег продвигалась очень медленно. Генерал Морозов буквально умолял командующего фронтом о помощи. Так и не получив ее, он гневно упрекал Кузнецова в бездействии, хотя в обычных обстоятельствах отличался выдержкой и дисциплинированностью. Поэтому в штабе фронта посчитали, что Морозов попал в плен и «работает под диктовку врага». Генерал Кузнецов приказал прекратить радиосвязь с 11-й армией именно в тот момент, когда она больше всего в ней нуждалась. А наркому обороны командующий фронтом докладывал 26 июня: «11 армия — штаб и Военный совет армии, по ряду данных, пленен или погиб. Немцы захватили шифродокумент, 5, 33, 188, 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много отставших и убежавших, задерживаемых (на) направлении Двинск (Даугавпилс. — Примеч. авт.). Много брошено оружия. 11-я армия не является организованным боеспособным соединением. На вильнюсском направлении необходимо развертывание новой армейской группировки немедленно». Сам Военный совет фронта принял решение выдвинуть туда из Риги управление 27-й армии во главе с генералом Н. Э. Берзариным.

Морозов задумал отходить на северо-восток, но только 27 июня выяснилось, что противник, захвативший накануне Даугавпилс, перерезал и этот путь. Свободным оставалось лишь восточное направление, через леса и болота на Полоцк, куда, в полосу соседнего Западного фронта, 30 июня и вышли остатки армии. Вечером того же дня начальник Генерального штаба Жуков сообщил командующему Северо-Западным фронтом о местонахождении 11-й армии, оставшейся без горючего, боеприпасов, продовольствия, а главное — в полном неведении, что ей делать дальше. К этому времени она потеряла почти всю технику и около 60 % личного состава, имевшегося к началу войны.

Войска генерал-фельдмаршала фон Лееба быстро продвигались в глубь территории Прибалтики. Организованное сопротивление им оказывала лишь армия генерала Собенникова. В приказе от 28 июня командование 1-го немецкого армейского корпуса отмечало, что 8-я армия красных сильными арьергардами сражалась храбро и стойко. В то же время полоса обороны 11-й армии осталась неприкрытой, чем тут же не замедлил воспользоваться Манштейн, направив по кратчайшему пути к Западной Двине свой 56-й моторизованный корпус.

Чтобы стабилизировать обстановку, войскам Северо-Западного фронта было очень важно закрепиться на рубеже Западной Двины. К сожалению, 21-й механизированный корпус, которому предстояло здесь обороняться, к реке еще не вышел. Не сумели своевременно занять оборону и соединения 27-й армии. А основной целью группы армий «Север» на этот момент являлся именно прорыв к Западной Двине с направлением главного удара на Даугавпилс и севернее.

Утром 26 июня 8-я танковая дивизия вермахта подошла к Даугавпилсу. В составе передового отряда действовало переодетое в форму Красной армии подразделение 800-го полка «Бранденбург». Приблизившись вплотную к ничего не подозревавшей команде подрывников, охранявших переправу через Западную Двину, диверсанты обезоружили саперов и захватили мост. Дивизия устремилась в город, создав очень важный для развития наступления на Ленинград плацдарм. Помощник командующего Северо-Западным фронтом генерал С. Д. Акимов получил приказ возглавить войска, действовавшие в районе Даугавпилса, и освободить город. Однако наспех организованная атака успеха не принесла. Акимов докладывал Военному совету фронта: «Наступление захлебнулось… Основные причины нашего неуспеха — полное отсутствие с нашей стороны танков и очень малое количество артиллерии — всего 6 орудий»[13].

Во второй половине следующего дня в район Даугавпилса прибыл корпус генерала Лелюшенко. Из имевшихся у него совсем недавно 107 машин и 129 орудий осталось всего 28 танков. Утром 27 июня корпус атаковал противника. К вечеру немцы, подтянув свежие силы, вынудили соединения Лелюшенко отойти, но и сами оказались основательно потрепанными. «…Цель — Ленинград — отодвигалась от нас в далекое будущее, — вспоминал Манштейн, — а корпус должен был выжидать у Двинска (Даугавпилс)»[14].

Штаб 27-й армии Берзарина только вечером 28 июня вышел в район Резекне, где принял под свое управление 5-й воздушно-десантный и 21-й механизированный корпуса.

21-й механизированный корпус, который нанес под Двинском немцам мощный удар, формировался с весны 1941 года в районе Идрица — Опочка с плановым сроком укомплектования новой техникой в середине 1942 года.

21-й мехкорпус состоял из 42-й и 46-й танковых дивизий, которые были укомплектованы отборным личным составом из 1-й Московской Пролетарской стрелковой дивизии и расформированной в 1941 году Особой кавалерийской бригады, 185-й стрелковой дивизии МВО.

К 22 июня 1941 года учебно-боевой парк корпуса имел в своем составе 98 танков типа Т-26, БТ-7, Т-37/38. 24 июня 1941 года в состав корпуса влилось 2 батальона БТ-7 из академии (ВАММ) РККА (107 танков: 105 БТ-7 и 2 Т-34). С этой техникой 21-й механизированный корпус и выдвинулся на фронт.

Кроме того, корпус имел 2 дивизиона 37-мм зенитных автоматических пушек, мотоциклетный батальон. Полки дивизии 16 июня 1941 года кроме имеющейся матчасти в собственных артиллерийских полках дополнительно получили 95 противотанковых орудий калибра 76,2-мм Ф-22УСВ.

Юго-восточнее Риги, в ночь на 29, передовой отряд 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта с ходу форсировал Западную Двину у Екабпилса. А на следующий день передовые части 1-го и 26-го армейских корпусов 18-й немецкой армии ворвались в Ригу и захватили мосты через реку. Однако решительной контратакой 10-го стрелкового корпуса генерала И. И. Фадеева противник был выбит, что обеспечило планомерный отход 8-й армии через город. В боях за Ригу наилучшим образом проявила себя 22-я мотострелковая дивизия НКВД, оперативно подчиненная 10-му стрелковому корпусу РККА. Эта дивизия стала формироваться с началом войны и согласно мобплану в нее включались 1, 3-й и 5-й мотострелковые полки. Но, так как 1-й и 3-й полки уже вели боевые действия на территории Литвы, в состав 22-й мотострелковой дивизии НКВД были включены 83-й железнодорожный полк, 5-й мотострелковый полк и 155-й конвойный батальон НКВД, а также Красногвардейский полк из рижских рабочих батальонов. Таким образом, 22-я мотострелковая дивизия НКВД фактически состояла из трех полков и отдельного батальона.

В состав каждого мотострелкового полка НКВД была включена танковая рота (17 БТ-7), а также бронепоезд железнодорожных сил НКВД.

В 7.40 29 июня немецкие танки прорвались к мосту через Западную Двину, а 5 танков прорвались на правый берег. Там их контратаковали танки 5-го мотострелкового полка НКВД.

В результате боя противник потерял 2 танка, а 3 танка отошли на левый берег реки. В бою был подбит один БТ-7 из состава 5-го мотострелкового полка.

В 12.00 пехота 185-го полка вермахта прорвалась в город через Рижский мост.

Для уничтожения неприятеля был выброшен отряд из трех танков БТ-7 5 мсп НКВД, рота рабочей гвардии и до роты 83-го железнодорожного полка НКВД. Они действовали методами уличной борьбы. 4 танка противника и свыше взвода пехоты были уничтожены, остальные отошли на исходные позиции. Было взято в плен 4 немецких солдата. Это были первые пленные на Северо-Западном фронте.

Однако город удержать уже было невозможно. 1 июля немецкие войска вновь овладели Ригой. Еще 29 июня Ставка приказала командующему Северо-Западным фронтом, одновременно с организацией обороны по Западной Двине, подготовить и занять рубеж по реке Великой, опираясь при этом на имевшиеся там укрепленные районы в Пскове и Острове. Из резерва Ставки и Северного фронта туда выдвигались 41-й стрелковый и 1-й механизированный корпуса, а также 234-я стрелковая дивизия. 1-й механизированный корпус, переданный из состава Северного фронта 30 июня 1941 года, двигался в район Псков — Остров ускоренным маршем. Так как 1-я Краснознаменная танковая дивизия корпуса была оставлена в составе Северного фронта (за исключением 10 БТ-7 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии, 27 июня 1941 года согласно распоряжению командующего фронтом отправленных в состав 8-й армии в Эстонию), в район Псков — Остров выдвигались управление корпуса, 3-я танковая дивизия, 163-я моторизованная дивизия и части корпусного подчинения. Впереди основной группы двигалось около 20 бронеавтомобилей БА-10 и БА-20.

3-я танковая дивизия, на 22 июня 1941 года имевшая в своем составе 40 Т-28, 70 Т-26, 227 БТ-7 и 95 бронемашин, в результате неразберихи и постоянных маршей, по причине технических неисправностей «потеряла» много единиц боевой техники. Вместе с танками 163-й моторизованной дивизии (на 22 июня — 229 Т-26, 25 БТ-5) вся мощь 1-го механизированного корпуса к 29 июня 1941 года составляла 26 Т-28, 225 БТ, 171 Т-26 и 46 огнеметных (химических) танков ОТ-26/ОТ-130.

30 июня корпус вошел в состав Северо-Западного фронта, и на следующий день 163-я моторизованная дивизия была передана 27-й армии.

Неправильно поняв задачу фронта, генерал Кузнецов 30 июня приказал войскам, оборонявшимся вдоль Западной Двины, отходить в Псковский, Островский и Себежский укрепленные районы, и они немедленно приступили к выполнению приказа. Генеральному штабу об этом стало известно лишь вечером. Жуков срочно направил Кузнецову телеграмму: «Вами приказ Ставки не понят. Сложившаяся обстановка требует в течение ближайших 3–4 дней задержать противника на рубеже реки Западная Двина. Примите все меры, чтобы не допустить распространения противника на северном берегу»[15]. Командование фронта, отменив свои предыдущие распоряжения, потребовало от войск с утра 2 июля восстановить оборону по Западной Двине.

Во фронте в это время насчитывалось всего 150 танков и 154 самолета. К тому же быстрая и неожиданная смена решений, причем без учета времени, привела к тому, что войска оказались не готовыми ни к отходу, ни к обороне. Воспользовавшись этим, противник с утра 2 июля нанес удар в стык между 8-й и 27-й армиями и прорвался в направлении Острова и Пскова. За неумелое управление войсками Кузнецов был снят с занимаемой должности; такая же участь постигла члена Военного совета П. А. Диброва и начальника штаба П. С. Кленова. С 4 июля в командование фронтом вступил командующий 8-й армией генерал Собенников. Членом Военного совета был назначен корпусной комиссар В. Н. Богаткин, а начальником штаба стал генерал Н. Ф. Ватутин — заместитель начальника Генерального штаба, находившийся на фронте с 22 июня 1941 года.

Угроза прорыва противника в районе Острова и Пскова и далее на Ленинград заставила командование Северного фронта создать Лужскую оперативную группу во главе с генералом К. П. Пядышевым, чтобы прикрыть юго-западные подступы к городу на Неве. 7 июля 1941 года из состава 10-го механизированного корпуса Северного фронта прибыла колесная группа 24-й танковой дивизии под руководством командира соединения полковника М. И. Чеснокова в составе: 18 БА-10, 1 БА-20 и 6 ФАИ. Это было первое бронетанковое подразделение, вошедшее в Лужскую оперативную группу.

К исходу 3 июля противник захватил Гулбене в тылу 8-й армии, лишив ее возможности отходить к реке Великая. Армия, в командование которой только что вступил генерал Ф. С. Иванов, была вынуждена отходить на север, в Эстонию. Между 8-й и 27-й армиями образовался разрыв, куда и устремились соединения танковой группы врага. Утром следующего дня 1-я танковая дивизия вермахта достигла южной окраины Острова и с ходу форсировала реку Великая. Попытки отбросить ее не увенчались успехом. 5 июня части 1-го механизированного корпуса после тяжелого боя заняли город Остров, но к вечеру были вынуждены оставить его. 6 июля немцы полностью захватили Остров и устремились на север, к Пскову. Спустя два дня передовые части германской танковой группы подошли к древнему русскому городу. Все мосты в Пскове были взорваны.

Только к вечеру следующего дня немцы ворвались в город. Командование 4-й танковой группы, отмечая отсутствие у советских войск «плановой обороны» под Псковом, одновременно было вынуждено признать их «отчаянное сопротивление» и «самопожертвование передовых частей», обеспечивавших отход главных сил. Тем не менее к 10 июля создалась реальная угроза прорыва немцев к Ленинграду.

Чтобы использовать успех на псковском направлении, противник повернул часть сил 18-й армии на восток, в направлении Острова. На север наступало лишь 2 армейских корпуса. В результате натиск на 8-ю армию ослаб, что позволило ей 10 июля остановить врага на рубеже Пярну, Тарту.

В целом же первая оборонительная операция Северо-Западного фронта закончилась неудачей. За 3 недели боевых действий его войска отступили в глубину до 450 км, оставив почти всю Прибалтику. Фронт потерял свыше 90 тысяч человек, более 1 тысячи танков, 4 тысячи орудий и минометов и более 1 тысячи самолетов. Его командованию не удалось создать оборону, способную отразить удар агрессора. Войска не сумели закрепиться даже на таких выгодных для обороны преградах, как реки: Неман, Западная Двина, Великая. Непрерывный отход деморализующе воздействовал на личный состав. Появилась боязнь окружения. Некоторые части оставляли позиции и отходили даже в том случае, когда противник наступал равными или даже меньшими силами. Уже 4 июля политуправление Северо-Западного фронта в своем донесении признало соединения 22-го стрелкового корпуса «не являющимися в полной мере боеспособными»[16]. По причине низкой боеспособности частей командованию 24-го стрелкового корпуса пришлось уже 7 июля убрать всех без исключения офицеров и 1445 человек рядового состава, главным образом латышской национальности. Это объяснялось тем, что 22, 24-й и 29-й стрелковые корпуса были укомплектованы в основном личным составом эстонской, латышской и литовской национальности.

Серьезные трудности создавали перебои в снабжении боеприпасами и горючим. Но главную опасность для советских войск представляли самолеты и танки противника. Недостаток эффективных средств борьбы с ними вызывал зачастую самолето- и танкобоязнь. В пехоте решили создавать группы истребителей танков, вооружая их гранатами и бутылками с горючей смесью или бензином. При ударе о танк бутылка загоралась от прикрепленной к ней и подожженной еще перед броском пакли. На Северо-Западном фронте была разработана специальная инструкция, подписанная 5 июля Ватутиным, утвержденная Собенниковым и Богаткиным. Один из ее пунктов рекомендовал: «Израсходовав гранаты и бутылки с горючей смесью, бойцы-истребители заготавливают грязь-глину, которой забрасывают смотровые щели»[17]. Однако «грязь-глина» остановить танки противника никак не могла.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru

---

Смотрите также

• 
  Вакансии вести колонку в журнале
• 
  Вип шоппинг журнал нижний новгород
• 
  Анджелина джоли для журнала elle
• 
  Windows 7 журнал планировщика заданий
• 
  100 величайших певцов журнал q
• 
  Пяти па журнал официальный сайт
• 
  Электронный журнал школа 26 адлер
• 
  Вестник института госзакупок журнал 2017
• 
  Вестник института госзакупок журнал 2017
• Просвещение интернет журнал гордость казахстана
• 
  Современная наука серия познание журнал