Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Журнал «Филантроп». Журнал филантроп
«Надо постоянно учиться у тех, кому ты помогаешь»
Оксана Орачева возглавляет один из первых частных фондов в современной России — благотворительный фонд Владимира Потанина. Фонд ведет масштабные социально значимые долгосрочные проекты в области образования и культуры, у фонда много долгосрочных стипендиальных и грантовых программ для студентов, преподавателей вузов России, сотрудников музеев, в том числе Государственного Эрмитажа. Ежегодно фонд выплачивает более 400 грантов и 2000 стипендий. Фонд является членом Европейского центра фонда и учредителем и членом Форума Доноров. Генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина Оксана Орачева в интервью журналу «Филантроп» рассказала, что меняется в работе российского третьего сектора за последние годы, как построить эффективную работу НКО, а также о профессионализме и личной мотивации.
— Что изменилось в работе российского третьего сектора за последние годы? В чем его особенность?
Сейчас благотворительность в хорошем смысле слова становится модой. Мы уходим от узкого понимания помощи людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, к возможности сделать это своей профессией.
Сейчас можно помогать не только деньгами, но и временем или собственным примером. То, что про благотворительность стали писать и говорить — это тоже признак развития. Она перестает быть чем-то странным. Хотя необходимость объяснять мотивацию присутствует, потому что стереотипное восприятие благотворительности все равно есть. Объяснять надо, потому что человек по природе недоверчив.
— Какие основные тренды развития благотворительности еще не пришли в Россию?
— В целом, мы двигаемся в примерно в том же направлении, что и благотворительность всех развитых стран. У нас меньше развито то, что принято называть impact investment, когда интересы бизнеса соединяются с социальным эффектом. Но и это у нас сегодня есть. Возможно, не используются какие-то самые последние технологии из западного опыта, но они и не всегда необходимы к использованию. Чего не хватает? Не конкретных инструментов и механизмов, а формирования некой общности с реальной повесткой и пониманием того, что следует делать. В этом плане сектор находится в стадии становления. Меньше развиты различного рода партнерства и совместная деятельность. Но это должно возникнуть органично, сверху это насадить нельзя.
— Как в России развивается культура благотворительности? Что можно оценить, как позитивное?
— Тенденция последних лет: люди все более активно участвуют в благотворительности. Пользуются популярностью различные благотворительные акции − марафоны, ярмарки, другие совместные действия.
Люди не просто тратят деньги, они реализуют при этом собственные интересы (спортивные, культурные, кулинарные) и получают удовольствие.
Мне это кажется очень позитивным. Конечно, в процентном отношении все не так хорошо, как хотелось бы: недавно опубликован новый мировой рейтинг благотворительности CAF, Россия в нем занимает 126 место. Тем не менее, вдвое больше россиян стали делать пожертвования в НКО – таких стало на 11 миллионов больше, а в процентном отношении доля благотворителей составила 18%.
— Как тогда лучше вовлекать людей в благотворительность? Есть какие-то свежие интересные примеры?
— Активно развивается все, что связано с корпоративным волонтерством, некоторое время назад даже был создан Национальный совет в этой сфере. Идея взаимопомощи и поддержки превратилась в движение и стала частью жизни очень многих людей. Эти инициативы находят массовую поддержку со стороны работодателей и становятся частью корпоративной социальной ответственности практически любой современной бизнес-компании.
Другая тенденция – отказ от иждивенческой модели взаимодействия с благополучателями в пользу партнерской. Благотворители стремятся выявить источник проблемы и воздействовать на него, а не просто помочь людям в беде. Мы видим, как в здравоохранении фандрайзинговые фонды все чаще не просто собирают деньги для конкретных больных, а пытаются изменить ситуацию на более высоком уровне: сделать так, чтобы люди своевременно получали медицинскую помощь, чтобы она была качественной (в ситуациях с обезболиванием или допуском родственников в реанимацию).
Мы перешли от стадии, когда проблемы решаются точечно, к более высокой, когда выявляются корни проблемы и ищется ее решение.
— В этом году в России впервые пройдет #ЩедрыйВторник. В чем особенность этой инициативы?
— Щедрый вторник – одна из тех инициатив, которые позволяют лишний раз обратить внимание на то, что происходит в благотворительности. Показать, как много мы можем сделать вместе − как отдельные люди, так и организации. Это возможность сделать простые и важные вещи и сказать: «Делай, как я». Здорово, что у нас появляются такие праздники, как Европейский день фондов 1 октября или День мецената, инициированный Государственным Эрмитажем (15 апреля — «День Спасибо», как называет его директор Эрмитажа Михаил Пиотровский). Щедрый вторник – следующий шаг в этом направлении.
— Почему до сих пор многие люди, в том числе бизнесмены, скрывают свое участие в благотворительности?
— Вопрос открытости, на мой взгляд, очень тесно связан с вопросом доверия. Невозможно поддерживать то, о чем ты не знаешь и чего не понимаешь. Если организация закрыта, то и доверия к ней не будет. В основе любого доверия – знание. Без открытости нельзя сформировать репутацию организации и сектора. Люди помогают фондам своим временем и знаниями, доверяют им свои деньги, которые затем тратятся на помощь нуждающимся. Закрывая информацию, мы ограничиваем возможность их вклада.
Действительно, нередко меценат не хочет рассказывать о том, что он тратит деньги (порой достаточно большие) на благотворительность. Я говорю о другой открытости, имеющей отношение к следующему, институциональному уровню развития благотворительности. Как и что делает организация, с какой целью, кто в ней работает? Это должно быть известно и понятно. Донор может оставаться анонимным, но в любом случае он должен четко формулировать, на что дает средства. Есть очень хороший пример в лице Чарльза Фини, о котором мало кто знал на протяжении почти всей его жизни, хотя всем был известен фонд Atlantic Philanthropies. Я бы резюмировала это так: человек, который жертвует, имеет право оставаться анонимным, но должно быть понятно, сколько он жертвует, как и на что именно.
— Как и когда вы сами начали заниматься благотворительностью и работать в этом секторе?
— В секторе я работаю с конца 1998 года. Первый волонтерский опыт был во время учебы в университете, когда студентами мы работали с детьми в детдомах. Затем я издавала Российский региональный бюллетень, перейдя от этого занятия к работе в стипендиальной программе Фонда Форда – там можно было соединить знания образовательного рынка с собственным интересом к регионам. Я всегда занималась регионами, а здесь можно было посмотреть, как вопрос доступа к образованию представлен на разных территориях. Не было ярких переломных моментов, приведших к работе в некоммерческом секторе, скорее, это был постепенный переход, который всегда был косвенно связан с образованием и профессиональной деятельностью в высшей школе.
— Есть ли какие-то критерии отбора управленцев именно в НКО сфере? И к чему должен быть готов человек, который идет работать в эту область?
— Человек, который приходит на работу в НКО должен понимать, что в этой сфере есть некоторые ограничения. Большинство некоммерческих организаций небольшие по численности, в них сложно продвигаться по карьерной лестнице. В НКО обычно очень небольшая текучесть кадров и, соответственно, редко освобождаются вакансии. Поэтому человек должен быть ориентирован не столько на карьерные возможности, сколько на содержательные – перспективу заниматься интересными делами, решать новые задачи. Логическим следствием этого являются критерии отбора управленцев: у человека должна быть другая мотивация – он должен понимать, зачем идет работать в некоммерческий сектор, быть готовым к ограничениям: уровень зарплат здесь ниже, чем в бизнесе, стабильности меньше (впрочем, это сейчас относится к любой отрасли экономики). В некоммерческом секторе остро нужны профессионалы, при этом найти их крайне сложно: возможностей получить специальное образование мало, и основная часть людей проходит путь самообразования. Поэтому нужны люди, готовые и умеющие учиться.
— Как вы считаете, может ли фонд вырастить хорошего управленца «с нуля«?
— Я считаю, что управлять надо эффективно, и это не зависит от того, коммерческая организация или нет. Вырастить управленца «с нуля» можно, главное – увидеть потенциал человека и дать ему возможность раскрыться. Для этого нужна система поддержки, позволяющая развивать потенциал, когда люди имеют возможность пробовать, совершать ошибки и двигаться дальше. Мы в фонде применяем это на практике, у нас есть случаи, например, когда за время работы у нас люди вырастали до директоров программ.
— Как не перегореть, работая в НКО?
— Когда есть сомнения — за тобой не идут. Нужно верить в ту идею, которую ты несешь в массы. Как не перегореть? Это вещь сложная. Здесь не будет одного рецепта.
В первую очередь — надо уметь вовремя поставить барьер. Нужно разделять работу и жизнь.
Из каждого случая надо уметь извлекать урок. Для это следует подниматься над эмоциями. Конечно всем хочется помочь и всех обогреть, но лучше подумать о том, откуда взялась текущая проблема. Нужно помнить, что очень часто в стремлении помочь ты можешь предложить не то решение, которое будет оптимальным, потому что слишком увлечен.
— Какая у вас мотивация в работе? Какие основные личные цели?
— Моя работа может изменить жизнь людей в лучшую сторону – мне повезло, у меня много таких примеров. Это и мотивирует, и ограничивает. Есть желание помочь, но главное – не навредить. Здесь очень тонкая грань, нельзя полагаться на собственный опыт, надо постоянно учиться у тех, кому ты помогаешь. Держать глаза и уши открытыми, видеть, что происходит вокруг. В нашем случае, когда мы говорим про образование, культуру и развитие филантропии, особенно заметно: если человек получает поддержку в нужный момент, он становится гораздо сильнее. Как не пропустить этот момент, когда человека нужно поддержать (студент ли это, преподаватель или музейщик), и как не навязать при этом свою помощь. Наша задача – вовремя подставить плечо.
philanthropy.ru
Журнал «Филантроп» — Блоги — Эхо Москвы
1 декабря 2015 года Роспотребнадзор сделал официальное заявление: распространение ВИЧ-инфекции в России приняло характер эпидемии, что подразумевает более 1% зараженных от всего населения страны. Масштабы эпидемии и сравнительно невысокая осведомлённость жителей России о методах приобретения ВИЧ-инфекции породили два полярных явления: ВИЧ-диссидентство и спидофобию. Первые отрицают существование болезни, а вторые видят признаки ВИЧ во всех недомоганиях и стараются ограничить любой контакт с ВИЧ-положительными людьми. Тем не менее есть люди, которые готовы принять ВИЧ-положительный статус своего партнера и строить отношения вопреки медицинским показаниям.
На игле
Несоответствие иммунных статусов партнеров или дискордантность – нередкое явление не только в мире, но и в России. Пары, где один из партнеров инфицирован ВИЧ, а другой нет, встречаются чаще, чем когда оба партнера положительны. Это обусловлено тем, что найти среди 1% людей с ВИЧ-положительным статусом свою вторую половинку труднее, чем среди остальных 99%.
Такие пары, на первый взгляд, ничем не отличаются от других, которые ведут совместный быт, воспитывают детей, вместе встречают праздники и просят бабушек посидеть с внуком в выходные.
Денис и Мария живут в браке 3 года, снимают квартиру в Ростове и воспитывают 2-летнего сына Егора. Денису 37 лет, но синяки под глазами, царапина на щеке и бледный цвет лица прибавляют ему еще лет 5. Мария – девушка приятной наружности с русыми до плеч волосами и уже заметной округлостью в области живота. Денис и Марина ждут второго ребенка. Пара познакомилась в 2010 году в центре реабилитации в Ростове, где вместе лечились от наркозависимости. Денис на протяжении 15 лет потреблял наркотики внутривенно, именно в этот период жизни он «в подарок» получил ВИЧ-инфекцию.
— По моим подсчетам заболел я примерно в 2000 году, а узнал о диагнозе в 2005-м. На тот момент мне было в принципе все равно. У меня жизнь скорее делится «до наркотиков» и «с наркотиками». Диагноз на мой образ жизни никак не повлиял.
Передача ВИЧ-инфекции через шприц приняла характер эпидемии после проникновения вируса в среду инъекционных потребителей наркотиков в 1996 году, в это время наблюдается значительный рост зарегистрированных с ВИЧ положительным статусом. Денис попал под гребень набирающего популярность наркопотребления в 17 лет, тогда в 1995 году многие баловались героином и другими тяжелыми наркотиками, с каждым годом число больных наркоманией росло.
Для Дениса, как и для его родственников и друзей, сообщение о том, что он ВИЧ-положительный, не привнесло в жизнь ничего нового.
— Друзья все были такие же, как и я. Они сказали: «В нашем полку прибыло». Пришел домой, сказал матери, а она: «А мне-то что, быстрее сдохнешь». На этом и разошлись.
Рождение
Денис и Мария познакомились в период жизненных перемен. Переезд из Твери в Ростов, 3 года реабилитации, официальная регистрация брака, рождение ребёнка – за 5 лет жизнь повернулась на 180 градусов. Сейчас Денис вспоминает о «бурной молодости» раз в 2 месяца, когда едет за новой порцией пилюль для поддержания в норме своей вирусной нагрузки.
— Моя жизнь отличается от других людей только тем, что утром я выпиваю 3 таблетки и вечером 3 таблетки. Когда начинал только пить, были какие-то побочные эффекты первые 2 недели, а потом адаптировался и все нормально.
Жена Мария добавляет:
— Мой наблюдающий врач спокойно отреагировал на ВИЧ-положительный статус мужа. В моем случае нет никаких противопоказаний и дополнительного обследования, потому что я абсолютно здорова, к тому же у Дениса вирусная нагрузка ноль. Я просто кровь сдаю на один или на два раза больше, чем положено.
Вирусная нагрузка – это один из основных показателей состояния иммунной системы ВИЧ-положительного человека. Во время терапии количество вирусов на 1 миллилитр крови может достигать неопределяемого уровня (менее, чем 40 копий на 1 мл), это значит, что риск передачи ВИЧ снижается до 2% при половом контакте. Хотя экспериментальным путем было доказано, что при нулевой вирусной нагрузке партнер не получает ВИЧ-положительный статус. Такое исследование проводили американские ученые на протяжении шести с половиной лет, в эксперименте участвовали 1738 дискордантные пары со всего мира. В результате был установлен лишь один случай приобретения ВИЧ-инфекции половым путем. Тем не менее врачи предупреждают, что меры предосторожности все же необходимо соблюдать, например, использовать барьерные контрацептивы. Сам Денис скептически относится к такому рода осторожностям:
— Какие у меня с женой могут быть меры предосторожности? – недоумевает Денис. – Как и у всех людей, у меня отдельная зубная щетка и ножницы, чтобы малой не схватил, и больше ничего.
Денис убежден, что заразиться ВИЧ не так-то просто, должно совпасть несколько благоприятных для развития вируса факторов, для этого надо либо их искать, либо просто быть «везунчиком». Сам вирус иммунодефицита человека, действительно, крайне неустойчив к окружающей среде. Это значит, что ВИЧ чувствителен к любого рода дезинфицирующим средствам, погибает при температуре 56 градусов в течение 30 минут и не переносит солнечное и искусственное излучения. По статистике, вероятность передачи ВИЧ-инфекции при незащищённом половом акте не больше 0,2%. Наибольший риск заражения ВИЧ, а именно 100%, возникает при переливании инфицированной ВИЧ крови и при пересадке органов и тканей.
«Жизнь с ВИЧ»
Сейчас Денис активно помогает другим людям принять свою болезнь и продолжать жить полноценно. В 2014 году он с женой организовал группу в социальной сети «Вконтакте» «Жизнь с ВИЧ», которая на сегодняшний день насчитывает более двух тысяч подписчиков.
— Когда я закончил реабилитацию и ушел из центра, желание общаться и помогать другим людям осталось. Мне нравится, когда люди описывают свои жизненные ситуации, когда я могу им чем-то помочь, посоветовать что-то действенное. Скидываю людям какие-то медицинские разработки, истории про людей, которые 20–30 лет живут с диагнозом. Я считаю, что в течение 5–7 лет лекарство уже будет и накладывать на себя руки незачем.
Многие годы ведутся разработки лекарства от ВИЧ-инфекции, но пока вакцины нет, существует лишь антиретровирусная терапия, которая не позволяет полностью избавиться от ВИЧ, но способна остановить размножение вируса, предотвратить развитие вторичных заболеваний и сохранить трудоспособность ВИЧ-носителя. Каждый человек с ВИЧ-положительным статусом может рассчитывать на медицинскую помощь в СПИД-центрах.
— Терапию, которую мы получаем бесплатно, по сравнению с Западом — это каменный век. Она поддерживает нашу основную болезнь, но очень влияет на другие органы. То есть попутно приходится лечить печень, почки. Ведь очень часто ВИЧ сопряжен с гепатитом и липодистрофией. То есть вылезают какие-то дополнительные болячки, с которыми приходится бороться. А дорогостоящие лекарства, конечно, есть в резерве, но их в основном детям дают, или тем, кто совсем в плохом состоянии, или кто с врачами на короткой ноге. Я знаю, что многие заказывают терапию в Индии, у которых есть такая возможность. У меня финансовой возможности такой нет, поэтому приходится обходиться тем, что есть.
Денис лишь первое время боялся своего диагноза. Преодолеть страх ему помог равный консультант.
— У меня был знакомый парень, мы с ним вместе травились в свое время. Он работал в СПИД-центре в Твери. Он шприцы на улице раздавал, презервативы. Выписывал журнал «Шаги» и меня на него подписал. Я с ним общался и психологически он мне помогал.
Первые шаги
Кирилл один из равных консультантов, которые оказывает поддержку людям, узнавшим о своем ВИЧ-положительном статусе. Сейчас Кирилл руководит программами фонда «Шаги». Равный консультант – это профессионально обученный человек, который сам живет с ВИЧ-статусом. Он готов обсудить все стороны жизни с ВИЧ от приема терапии до обсуждения вируса с родными. Сейчас равных консультантов принимают как специалистов в ряде СПИД-центров страны.
Кирилл много улыбается и смеётся, его телефон постоянно обрывают звонки людей, желающих посетить центр. Ему в свое время тоже пришлось столкнуться со страхами, переживаниями, предрассудками, как и тем, кто сейчас приходит в центр взаимопомощи.
— Я пришел на группу и увидел 30 человек каких-то слишком жизнерадостных, веселых, а когда я услышал, что кто-то уже 20 лет с ВИЧ-статусом, то у меня в голове «Ты еще жив?», но я-то думал, что мне осталось жить лет 5. Мне это общение помогло очень быстро встать на рельсы принятия диагноза и понять, что все далеко не так плохо и можно прекрасно жить с ВИЧ-статусом.
Деятельность фонда «Шаги» направлена на помощь ВИЧ-положительным людям, тем, кто находится в группе риска, и профессионалам, работающим с ВИЧ-положительными пациентами. Для обладателей ВИЧ-статуса здесь организованы три группы взаимопомощи: «Позитив», «Позитивные парни» и «Малина».
Разделение на группы обусловлено спецификой обсуждаемых тем. На встречи «Позитивных парней» приходят МСМ — мужчины, практикующие секс с мужчинами, а на встречи «Малины» — женщины, которые хотят отдельно от остальных обсудить вопросы взаимоотношений, беременности, семьи. «Позитив» же открыт для всех ВИЧ-положительных.
Любопытным и агрессивно настроенным людям вход в центр воспрещён. Для того чтобы обеспечить безопасность и конфиденциальность участников встреч, здесь есть несколько степеней защиты. Во-первых, центр не так просто найти, гуляя по улицам города, на здании даже вывески не весит. Во-вторых, на сайте центра нет адреса места проведения встреч, только контактные данные организаторов и администраторов. В-третьих, гостям центра при входе задают уточняющие вопросы, чтобы убедиться в их статусе.
Территория равных
В центре есть несколько отдельных комнат. Холл – это первое помещение, куда попадает посетитель. В центре комнаты на столике стоит миска с презервативами — любой желающий может их взять. Рядом лежат брошюры со всей необходимой информацией для людей с ВИЧ-статусом: о болезни, центре, принятии терапии, беременности и жизни со статусом. В брошюре «Если я положительный» написано:
«В сообществе людей живущих с ВИЧ, вообще-то не принято спрашивать, как кто заразился. Это – удел медиков, проводящих эпидрасследование. А нас с вами, узнай мы даже точно каким образом заразились, это все равно не избавит от вируса».
Для тех, кто готов обсуждать свои проблемы со всеми, есть общая группа «Позитив». Ее встречи проходят в большой комнате, по периметру обставленной яркими диванами. В комнате приглушён свет и стоит чайник – атмосфера располагает к спокойной беседе.
— Здесь люди делятся опытом о том, как они живут с ВИЧ-статусом, — рассказывает Кирилл. — Сидит, например, 40 человек и один из них говорит «Мне назначают терапию, я очень боюсь, я ничего об этом не знаю», кто посчитает необходимым, тот рассказывают свой личный опыт. Когда люди делятся этим опытом, происходит чувство сопряжения, сопереживания, мы все равны здесь.
В комнате рядом проходят встречи группы «Малина», здесь весь пол усыпан игрушками, а за ней помещение для группы «Позитивные парни». Эти комнаты значительно меньше, здесь в тесном кругу обсуждаются более интимные темы.
Дальше располагается кабинет администрации. Раньше у центра была горячая линия по вопросам ВИЧ и СПИДа «Равный – равному», но сейчас на её содержание нет денег.
Группы взаимопомощи не зависят от центра «Шаги», — если группе «Позитив» уже 20 лет, то центр «Шаги» существует только 10.
— Группа — это самостоятельный организм, мы даем время, место, методологию и поддержку, если это необходимо. Если кто-то хочет провести какую-то акцию, мы им помогаем, но группа существует сама по себе.
В группе надо придерживаться ряда правил, например, нельзя употреблять алкоголь, надо уважать друг друга и не перебивать. На каждой встрече выбирается один «фасилитатор». «Фасилитатор» – это не ведущий, который строит беседу, а голос правил, который следит за тем, чтобы каждый мог высказаться.
Страх несоответствия
В центр, в частности, приходят и дискордантные пары.
— На практике могу сказать, что дискордантные пары, к сожалению, долго не держатся. Если у человека нет этого качественного принятия, если он не может со своим партнером детально проговорить какие-то нюансы жизни с ВИЧ-инфекцией, то, как правило, отношения становится шаткими. Потому что у ВИЧ-отрицательного партнера все равно закрадываются страхи. Если ВИЧ-отрицательный партнер не прорабатывает их, если у него нет желания пообщаться со специалистами, понять всю природу ситуации более подробно, то, как правило, потом начинаются семейные ссоры. Причем эти ссоры происходят на бытовой почве, а когда психологи начинают разбирать эти ситуации, выясняется, что это всего лишь поводы, а причина – страх получить ВИЧ-инфекцию.
Половые партнеры ВИЧ-положительных людей внесены Роспотребнадзором в особо уязвимую к заражению ВИЧ-инфекцией группу населения. Хотя Кирилл с этим не согласен, несмотря на то, что теоретически шанс заражения в дискордантной паре есть, он снижается до минимума, если партнер принимает терапию. Тем не менее спидофобия и истерия, связанная с ВИЧ-инфекцией, порождает ряд стереотипов, которые остаются в головах людей хотя безопасность таких союзов доказана не только медиками, но и парами, которые уже построили отношения, несмотря на ВИЧ-положительный статус одного из партнеров.
Слово дискордантность происходит от латинского discordare – несоответствие. То есть дискордантность – это просто наличие некоторых различий у партнеров, они могут быть как биологическими, так и культурными, например, пару, где один исповедует православие, а другой католицизм, можно назвать дискордантной.
— Здесь еще история про то, насколько партнер в принципе готов к отношениям. Дискордантность — это вообще разница, а если в отношениях люди начинают идти к чему-то общему, то вероятность, что эта пара будет долго и счастливо жить, очень высока. У нас много и таких примеров: они рожают здоровых детей и все у них здорово. Если они не будут искать чего-то общего, то тут не будет иметь значение наличие или отсутствие ВИЧ-инфекции.
Не единое мнение
В России и мире есть две полярные точки зрения на профилактику ВИЧ-инфекции. Всемирная организация ЮНЭЙДС пропагандирует использование презервативов для защиты от ВИЧ-инфекции. Согласно исследованиям ЮНЭЙДС использование презервативов помогло снизить уровень ВИЧ-инфекции там, где она уже широко распространилась. Для дикордантных пар презерватив остается основным средством защиты ВИЧ-отрицательного партнера от инфекции.
Многие российские политики считают распространение презервативов аморальным и ратуют за возрождение традиционных ценностей. Например, депутат Московской Городской Думы Людмила Стебенкова была инициатором социальной программа «Безопасного секса не существует» высказалась следующим образом о рекомендациях ЮНЭЙДС:
— Не все знают, что организация ЮНЭЙДС уже долгое время под прикрытием борьбы с ВИЧ навязывает России угрожающие нашим национальным интересам программы: раннее сексуальное образование для детей, пропаганду гомосексуализма, раздачу бесплатных шприцев и презервативов, а наркозависимым — бесплатные таблетированные наркотики.
Следует отметить, что и ЮНЭЙДС выступает за коррекцию сексуального поведения. По результатам их анализов эпидемию СПИДа в Уганде удалось предотвратить благодаря использованию барьерных контрацептивов, более позднему началу половой жизни и сокращению числа сексуальных партнеров.
Несмотря на весьма противоречивые высказывания политиков в адрес профилактики ВИЧ-инфекции, Роспотребнадзором и Федеральным научно-методическим центром по профилактике и борьбе со СПИДом были разработаны рекомендации по эффективному противодействию распространения ВИЧ заболевания. В том числе в программу было включено использование барьерных контрацептивов, как единственного надежного способа защиты от ВИЧ-инфекции.
Отсутствие единого мнения и политики в вопросах борьбы с ВИЧ-инфекцией между организациями в России отражается на жизни ВИЧ-положительных людей. Но Денис продолжает верить, что через 5 лет все же появится лекарство, способное победить ВИЧ, а Кирилл надеется, что признание Россией эпидемии ВИЧ приведет к эффективным мерам по борьбе с вирусом.
Оригинал статьи
echo.msk.ru
Что сделал «Филантроп» за первые пять лет
В марте 2010 года фонд CAF Россия открыл электронный журнал о благотворительности «Филантроп». Наша главная цель — собрать на одной площадке сообщество профессионалов и просто неравнодушных людей для обсуждения и продвижения идей филантропии в России.
Мы работаем для тех, кто помогает, — даём полезную информацию волонтёрам, сотрудникам НКО, социально ответственным предпринимателям и всем людям, готовым жертвовать своё время и деньги на благотворительность. Именно они — наша основная аудитория. Аудитория небольшая, но такая, которой можно гордиться.
Мы рассказываем о лучших практиках в благотворительности, чтобы наши фонды становились всё более эффективными и результативными, а жертвователи — лучше ориентировались в этой сфере и были уверены, что их деньги будут потрачены с пользой.
Мы уверены, что отбираем именно лучшие практики: среди авторов журнала «Филантроп» — признанные эксперты в благотворительной сфере. Кроме того, мы получаем постоянную экспертную поддержку фонда CAF, крупнейшей организации, занимающейся развитием филантропии в России.
Несколько цифр о «Филантропе» мы собрали в небольшой инфографике:
Мы хотим быть лучше, намного лучше. Поэтому к своему пятилетию «Филантроп» начал сбор пожертвований на развитие ресурса.
Дополнительные средства — возможность для количественного и качественного роста. Но главное даже не это. Мне кажется, что сбор пожертвований заставит нас лучше прислушиваться к информационным запросам благотворительного сообщества: ведь чтобы получить поддержку, мы должны соответствовать ожиданиям.
Если «Филантроп» уже сейчас соответствует вашим ожиданиям, вы можете сделать пожертвование с помощью сервиса Благо.Ру. Это будет лучшим подарком в день рождения!
А ещё вы можете оставить нам свои пожелания в комментариях к этой записи. Спасибо, что вы с нами.
philanthropy.ru
Помощь на каникулах
- Как устроены летние лагеря в США, какие у них особенности?Кейтлин: В США много видов лагерей: для детей и для подростков, спортивные и научные, частные и созданные НКО. Дети приезжают туда на неделю, две или все лето.- Все ли лагеря являются инклюзивными и принимают детей и подростков с аутизмом?Кейтлин: Нет. Лагеря для детей с аутизмом найти труднее. Однако, они есть. Дети с легкой формой аутизма, например, могут поехать в лагеря для скаутов. Наш лагерь "Восходящее солнце" (Rising Sun) в штате Нью-Мексико – первый и единственный в стране лагерь, куда приезжают люди с аутизмом в тяжелой форме.
- В каком возрасте лучше посещать лагерь и почему?Кейтлин: В наш лагерь ребята приезжают с восьми лет. Дети в этом возрасте уже могут быть в лагере без родителей и получать навыки самостоятельной жизни, что, безусловно, очень важно.
- Даже дети с тяжелой формой аутизма способны научиться самостоятельности?Кейтлин: Каждому человеку важно быть самостоятельным. Лагерь - один из способов научиться этому, находится среди сверстников и иметь возможность общаться и строить отношения.
То есть дети в таких лагерях живут самостоятельно, без родителей?Кейтлин: Хотя в США есть и семейные лагеря, в большинство лагерей дети приезжают без родителей.
- Насколько сложно для ребенка адаптироваться к летнему лагерю и как ему в этом помочь?Кейтлин: Ребенку бывает сложно приспособиться к новому расписанию, новым людям, еде, спальному месту. Люди с аутизмом предпочитают привычные рутины, любят однообразие. При этом они способны к адаптации. Если правильно применять стратегии помощи с доказанной эффективностью, использовать визуальные способы поддержки, необходимые рутины и позитивное подкрепление, то дети способны адаптироваться. Например, 12-летняя девочка с тяжелым аутизмом всего после двух объяснений смогла усвоила все новые рутины и правила лагеря.
- Почему так важно детям с аутизмом и другими нарушениями посещать подобные лагеря?Кейтлин: Детям с аутизмом нужны такие же возможности, как и любым детям. Им нужно общаться и учиться у других, как это делают типично развивающиеся сверстники. Они узнают многое о себе, становятся самостоятельнее и больше уважают себя.
- А каково главное различие с другими летними лагерями?Кейтлин: Мы должны мыслить как люди с аутизмом и понимать, каким образом им проще учиться новому. Мы должны обучать детей, используя стратегиям с доказанной эффективностью и знать, как они применяются. Ключевые методы, которые мы используем в лагерях, – это подкрепление, визуальная поддержка, Специальная организация среды, мы также разрабатываем собственные программы.
- Не могли бы вы привести пример такого рода лагерей и рассказать какие-нибудь истории о детях, которые уже посетили лагерь, и как это на них повлияло?Кейтлин: Мне вспомнилась такая история: девятилетний мальчик приехал в лагерь в первый раз. Сначала ему было трудно перестроиться. Потом он понял, что такое визуальное расписание и что означают картинки, которые показывают ему специалисты. После смены он забрал домой это расписание, сохранил до следующего года, и привез обратно. Он был так счастлив вернуться в лагерь. Расписание помогло ему. В итоге получается, что мы говорили на его языке. Часто у люди не могут разглядеть ребенка сквозь аутизм, увидеть, какой он на самом деле. А в лагере мы раскрываем его.
- Вы были в других летних лагерях в России? На что нужно обратить внимание специалистам, которые работают с людьми с аутизмом?Кейтлин: В 2015 году я вместе с экспертами Фонда «Обнаженные сердца» клиническим психологом Татьяной Морозовой и детским неврологом Святославом Довбней посетила лагерь в Челябинске. Организаторы с точностью скопировали формат нашего лагеря и его организацию: у них были такие же бутылки для воды, как у нас, такие же рюкзаки. Они сделали все так же, как в Rising Sun. Меня поразило, насколько сильно они старались для своих подопечных.На следующий год мы поехали в Нижний Новгород, где фонд ведет активную работу с семьями детей с аутизмом. Там специалисты переняли наши идеи и внедрили их в работу лагеря, который уже существовал раньше. Этот лагерь мне тоже очень понравился.В этом году мы встретились здесь, в Туле, где также проходит смена в рамках проекта "Обнаженных сердец" "Лето со смыслом".Мы смотрим, как здесь можно применить то, чему специалисты научились в Нью-Мексико во время стажировки, и внедрить то, что сработало бы в вашей культурной среде, смотрим, как помогать людям с аутизмом по всему миру. Мы надеемся изменить мир, меняя жизнь каждого отдельного ребенка.
- Как вы оцениваете результаты проекты "Лето со смыслом" Фонда «Обнаженные сердца»?Кейтлин: Я 30 лет обучаю специалистов стратегиям помощи с доказанной эффективностью. Я работала в школах, в сообществах, на социальных проектах и в лагерях. Быстрее всего новые знания освоили именно специалисты, участвующие в проекте «Лето со смыслом», который реализует Фонд "Обнаженные сердца". Для того, чтобы получить новые знания и понять основные принципы организации лагеря, специалистов отправляют на стажировку в лагерь Rising Sun, в котором они учатся в течение недели в очень интенсивной обстановке. С ними работают требовательные педагоги. Сразу после теоретического курса российские специалисты переходят к практике, работают с ребятами с аутизмом в нашем лагере. Мы сразу же даем им обратную связь, помогаем и отвечаем на все вопросы, вместе работаем над ошибками. После этого они применяют новые знания уже в России. Их взгляды на работу с детьми с аутизмом меняются. Когда эти специалисты уже учат коллег, волонтеров и родителей в организациях, в которых они работают, мы точно знаем, что все уроки, полученные на стажировке, были ими усвоены.
- Как, на ваш взгляд, опыт работы в летнем лагере помогает специалистам в будущем?Кейтлин: Я пошла учиться в университет, чтобы стать эрготерапевтом. Сначала я работала в школах, а потом поехала в лагерь. Там я работала с ребятами с нарушениями развития и научилась большему, чем за все годы в университете. Интенсивное обучение помогает педагогам, специалистам в области поведения, родителям, логопедам, психологам, специальным педагогам. Ты учишься понимать, каково быть родителем особого ребенка, как думает человек с аутизмом. Тогда ты становишься самым лучшим педагогом для людей с аутизмом.
special.philanthropy.ru
