Онлайн чтение книги Герой нашего времени Журнал Печорина. Журнал печорина

Читать онлайн электронную книгу Герой нашего времени - Журнал Печорина бесплатно и без регистрации!

Предисловие

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!

Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.

Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток, что он читал ее своим друзьям.

Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о которых в нем говорится, вероятно себя узнают, и, может быть, они найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем.

Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребывания Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.

Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? – Мой ответ – заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» – скажут они. – Не знаю.

I. Тамань

Тамань – самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще в добавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «Кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем – занята. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. «Веди меня куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!» – закричал я. «Есть еще одна фатера, – отвечал десятник, почесывая затылок, – только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед и после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате на самом берегу моря.

Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. «Суда в пристани есть, – подумал я, – завтра отправлюсь в Геленджик».

При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить извозчика, я стал звать хозяина – молчат; стучу – молчат… что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет четырнадцати.

«Где хозяин?» – «Нема». – «Как? совсем нету?» – «Совсим». – «А хозяйка?» – «Побигла в слободку». – «Кто же мне отопрет дверь?» – сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.

Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с небольшим сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…

«Ты хозяйский сын?» – спросил я его наконец. – «Ни». – «Кто же ты?» – «Сирота, убогой». – «А у хозяйки есть дети?» – «Ни; была дочь, да утикла за море с татарином». – «С каким татарином?» – «А бис его знает! крымский татарин, лодочник из Керчи».

Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю его мебель. На стене ни одного образа – дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи, поставил в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.

Так прошло около часа. Месяц светил в окно, и луч его играл по земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал мимо его и скрылся Бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега; однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты; навстречу мне слепой мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но осторожной поступью прошел мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел, и повернув к пристани, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. «В тот день немые возопиют и слепые прозрят», – подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять его из вида.

Между тем луна начала одеваться тучами и на море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего корабля; у берега сверкала пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить. Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что казалось, сейчас волна его схватит и унесет, но видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин. Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал за его движениями, спрятавшись за выдавшеюся скалою берега. Спустя несколько минут с противоположной стороны показалась белая фигура; она подошла к слепому и села возле него. Ветер по временам приносил мне их разговор.

– Что, слепой? – сказал женский голос, – буря сильна. Янко не будет.

– Янко не боится бури, – отвечал тот.

– Туман густеет, – возразил опять женский голос с выражением печали.

– В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов, – был ответ.

– А если он утонет?

– Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты.

Последовало молчание; меня, однако поразило одно: слепой говорил со мною малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски.

– Видишь, я прав, – сказал опять слепой, ударив в ладоши, – Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей; это не вода плещет, меня не обманешь, – это его длинные весла.

Женщина вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства.

– Ты бредишь, слепой, – сказала она, – я ничего не вижу.

Признаюсь, сколько я ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие лодки, но безуспешно. Так прошло минут десять; и вот показалась между горами волн черная точка; она то увеличивалась, то уменьшалась. Медленно поднимаясь на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние двадцати верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая! Думая так, я с невольном биением сердца глядел на бедную лодку; но она, как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги; но она ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима. Из нее вышел человек среднего роста, в татарской бараньей шапке; он махнул рукою, и все трое принялись вытаскивать что-то из лодки; груз был так велик, что я до сих пор не понимаю, как она не потонула. Взяв на плечи каждый по узлу, они пустились вдоль по берегу, и скоро я потерял их из вида. Надо было вернуться домой; но, признаюсь, все эти странности меня тревожили, и я насилу дождался утра.

Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.

Но, увы; комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все – или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дня через три, четыре придет почтовое судно, сказал комендант, – и тогда – мы увидим». Я вернулся домой угрюм и сердит. Меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом.

– Плохо, ваше благородие! – сказал он мне.

– Да, брат, Бог знает когда мы отсюда уедем! – Тут он еще больше встревожился и, наклонясь ко мне, сказал шепотом:

– Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника, он мне знаком – был прошлого года в отряде, как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за слепой! ходит везде один, и на базар, за хлебом, и за водой… уж видно, здесь к этому привыкли.

– Да что ж? по крайней мере показалась ли хозяйка?

– Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь.

– Какая дочь? У нее нет дочери.

– А Бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вон старуха сидит теперь в своей хате.

Я взошел в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в ней варился обед, довольно роскошный для бедняков. Старуха на все мои вопросы отвечала, что она глухая, не слышит. Что было с ней делать? Я обратился к слепому, который сидел перед печью и подкладывал в огонь хворост. «Ну-ка, слепой чертенок, – сказал я, взяв его за ухо, – говори, куда ты ночью таскался с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.

Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая вдаль; передо мной тянулось ночною бурею взволнованное море, и однообразный шум его, подобный ропоту засыпающегося города, напомнил мне старые годы, перенес мои мысли на север, в нашу холодную столицу. Волнуемый воспоминаниями, я забылся… Так прошло около часа, может быть и более… Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух. Точно, это была песня, и женский, свежий голосок, – но откуда?.. Прислушиваюсь – напев старинный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой. Оглядываюсь – никого нет кругом; прислушиваюсь снова – звуки как будто падают с неба. Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье с распущенными косами, настоящая русалка. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она пристально всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню.

Я запомнил эту песню от слова до слова:

Как по вольной волюшке –

По зелену морю,

Ходят все кораблики

Белопарусники.

Промеж тех корабликов

Моя лодочка,

Лодка неснащенная,

Двухвесельная.

Буря ль разыграется –

Старые кораблики

Приподымут крылышки,

По морю размечутся.

Стану морю кланяться

Я низехонько:

«Уж не тронь ты, злое море,

Мою лодочку:

Везет моя лодочка

Вещи драгоценные.

Правит ею в темну ночь

Буйная головушка».

Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там уж не было. Вдруг она пробежала мимо меня, напевая что-то другое, и, пощелкивая пальцами, вбежала к старухе, и тут начался между ними спор. Старуха сердилась, она громко хохотала. И вот вижу, бежит опять вприпрыжку моя ундина: поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно обернулась и тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый день она вертелась около моей квартиры; пенье и прыганье не прекращались ни на минуту. Странное существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.

Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы… порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции[10] Юная Франция – группа молодых французских писателей романтического направления (30-е годы XIX века).. Она, то есть порода, а не Юная Франция, большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более восемнадцати лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос – все это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гетеву Миньону[11] Гетева Миньона – героиня романа Гете «Ученические годы Вильгельма Майстера»., это причудливое создание его немецкого воображения, – и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни.

Под вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор.

– «Скажи-ка мне, красавица, – спросил я, – что ты делала сегодня на кровле?» – «А смотрела, откуда ветер дует». – «Зачем тебе?» – «Откуда ветер, оттуда и счастье». – «Что же? разве ты песнею зазывала счастье?» – «Где поется, там и счастливится». – «А как неравно напоешь себе горе?» – «Ну что ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко». – «Кто же тебя выучил эту песню?» – «Никто не выучил; вздумается – запою; кому услыхать, тот услышит; а кому не должно слышать, тот не поймет». – «А как тебя зовут, моя певунья?» – «Кто крестил, тот знает». – «А кто крестил?» – «Почему я знаю?» – «Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей все, что видел, думая смутить ее – нимало! Она захохотала во все горло. «Много видели, да мало знаете, так держите под замочком». – «А если б я, например, вздумал донести коменданту?» – и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние мои слова были вовсе не у места, я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться.

Только что смеркалось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я заканчивал второй стакан чая, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, – то была она, моя ундина! Она села против меня тихо и безмолвно и устремила на меня глаза свои, и не знаю почему, но этот взор показался мне чудно-нежен; он мне напомнил один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моею жизнью. Она, казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по столу, и я заметил на ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала меня надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чая, как вдруг она вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», – и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес-девка!» – закричал казак, расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.

Часа через два, когда все на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я выстрелю из пистолета, – сказал я ему, – то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «Слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.

«Идите за мной!» – сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в лодку», – сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по морю; но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» – сказал я сердито. «Это значит, – отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками, – это значит, что я тебя люблю…» И щека ее прижалась к моей, и почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс – пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову!.. Оглядываюсь – мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу ее оттолкнуть от себя – она как кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» – закричал я, крепко сжав ее маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.

«Ты видел, – отвечала она, – ты донесешь!» – и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды: минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.

Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал…

На дне лодки я нашел половину старого весла и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих; мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась вдали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, – сказала она, – все пропало!» Потом разговор их продолжался так тихо, что я ничего не мог расслышать. «А где же слепой?» – сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», – был ответ. Через несколько минут явился и слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.

– Послушай, слепой! – сказал Янко, – ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул; а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит! – После некоторого молчания Янко продолжал: – Она поедет со мною; ей нельзя здесь оставаться; а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит.

– А я? – сказал слепой жалобным голосом.

– На что мне тебя? – был ответ.

Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». – «Только?» – сказал слепой. – «Ну, вот тебе еще», – и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал парус между темных волн; слепой мальчик точно плакал, долго, долго… Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!

Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и пошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал – подарок приятеля – все исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?

Слава Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым – не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..

librebook.me

Краткое содержание «Герой нашего времени»

Содержание

О произведении

Над романом «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтов работал в 1838-1840 гг. Идея его родилась еще во время ссылки писателя на Кавказ в 1838 году. Первые части романа были изданы в течение одного года в журнале «Отечественные записки». Они вызывали интерес со стороны читателей. Лермонтов, видя популярность этих произведений, объединил их в один большой роман. В названии автор стремился обосновать актуальность своего творения для современников. В издание 1841 года было включено также предисловие писателя в связи с теми вопросами, которые возникали у читателей. Предлагаем вашему вниманию краткое содержание «Герой нашего времени» по главам.

Главные герои

Печорин Григорий Александрович – центральный герой всего повествования, офицер царской армии, натура чувствительная и возвышенная, но эгоистическая. Красив, великолепно сложен, обаятелен и умен. Тяготится своим высокомерием и индивидуализмом, но не хочет преодолеть ни того, ни другого.

Бэла – дочь черкесского князя. Вероломно похищенная своим братом Азаматом, становится возлюбленной Печорина. Бэла красива и умна, чиста и прямодушна. Погибает от кинжала влюбленного в нее черкеса Казбича.

Мери (княжна Лиговская) – знатная девушка, с которой Печорин случайно познакомился и приложил все силы для того, чтобы влюбить ее в себя. Образованна и умна, горда и великодушна. Разрыв с Печориным становится для нее глубочайшей трагедией.

Максим Максимыч – офицер царской армии (в чине штабс-капитана). Добрый и честный человек, начальник и близкий приятель Печорина, невольный свидетель его любовных похождений и жизненных коллизий.

Рассказчик – проезжий офицер, ставший случайным знакомым Максима Максимовича и выслушавший и записавший его рассказ о Печорине.

Другие персонажи

Азамат – черкесский княжич, неуравновешенный и корыстолюбивый юноша, брат Бэлы.

Казбич – молодой черкес, влюбленный в Бэлу и ставший ее убийцей.

Грушницкий – молодой юнкер, человек самолюбивый и несдержанный. Соперник Печорина, убитый им на дуэли.

Вера – бывшая возлюбленная Печорина, появляется в романе как напоминание о его прошлом в Петербурге.

Ундина – безымянная контрабандистка, поразившая Печорина своей внешностью («ундина» – это одно из имен русалок, настоящего имени девушки читатель так и не узнает).

Янко – контрабандист, друг Ундины.

Вернер – доктор, умный и образованный человек, знакомый Печорина.

Вулич – офицер, серб по национальности, молодой и азартный человек, знакомый Печорина.

Краткое содержание

Предисловие

В предисловии автор обращается к читателям. Он указывает на то обстоятельство, что читатели поразились негативным чертам главного героя его произведения и упрекают в этом автора. Однако Лермонтов указывает на то, что его герой – есть воплощение пороков его времени, поэтому он современен. Автор также полагает, что нельзя все время кормить читателей сладкими историями и сказками, они должны видеть и понимать жизнь такой, какая она есть.

Нами сокращенно представлено произведение автора.

Действие произведения происходит на Кавказе в начале XIX века. Частично на этой территории Российской империи ведутся боевые операции против горцев.

Часть первая

I. Бэла

Начинается эта часть с того, что рассказчик-офицер встречает по пути на Кавказ немолодого штабс-капитана Максима Максимовича, который производит на него положительное впечатление. Рассказчик и штабс-капитан становятся приятелями. Попав в буран, герои начинают вспоминать о событиях своей жизни, и штабс-капитан рассказывает о молодом офицере, которого он знал около четырех с половиной лет назад.

Звали этого офицера Григорий Печорин. Был он красив лицом, статен и умен. Однако характер имел странный: то жаловался по пустякам как девица, то бесстрашно скакал на лошади по скалам. Максим Максимович в то время был комендантом военной крепости, в которой под его началом и служил этот таинственный молодой офицер.

Вскоре чуткий капитан заметил, что его новый подчиненный стал тосковать в глуши. Будучи человеком добрым, он решил помочь своему офицеру развеяться. В то время его как раз пригласили на свадьбу старшей дочери черкесского князя, который жил недалеко от крепости и стремился наладить хорошие отношения с царскими офицерами.

На свадьбе Печорину приглянулась младшая дочь князя – прекрасная и грациозная Бэла.

Спасаясь от духоты в помещении, Максим Максимович вышел на улицу и стал невольным слушателем разговора, который состоялся между Казбичем (черкесом с внешностью разбойника) и братом Бэлы Азаматом. Последний предлагал Казбичу любую цену за его великолепного коня, доказывая, что за коня он даже готов украсть для него свою сестру. Азамат знал, что Казбич неравнодушен к Бэле, однако гордый черкес Казбич лишь отмахивался от назойливого юноши.

Максим Максимович, выслушав этот разговор, ненароком пересказал его Печорину, не зная, что задумал в своем сердце его молодой сослуживец.

Оказалось, что Печорин позже предложил Азамату украсть Бэлу для него, обещав взамен способствовать тому, что конь Казбича станет его.

Азамат выполнил уговор и провез красавицу-сестру в крепость к Печорину. Когда же Казбич пригнал баранов в крепость, Печорин отвлек его, а Азамат в это время украл его верного коня Карагеза. Казбич поклялся отомстить обидчику.

Позже в крепость пришли известия о том, что Казбич убил черкесского князя – родного отца Бэлы и Азамата, подозревая его в соучастии в похищение своего коня.

Тем временем Бэла стала жить в крепости у Печорина. Он обращался с ней необыкновенно бережно, не обижая ни словом, ни делом. Печорин нанял черкешенку, которая стала прислуживать Бэле. Сам же Печорин ласкою и приятным обхождением покорил сердце гордой красавицы. Девушка влюбилась в своего похитителя. Однако, добившись расположения красавицы, Печорин потерял к ней интерес. Бэла почувствовала охлаждение со стороны своего возлюбленного и стала сильно тяготиться этим.

Максим Максимович, полюбив девушку как родную дочь, пытался всеми силами ее утешить. Однажды, когда Печорин уехал из крепости, штаб-офицер предложил Бэле прогуляться с ним за стенами. Издалека они увидели Казбича верхом на коне отца Бэлы. Девушке стало страшно за свою жизнь.

Прошло еще некоторое время. Печорин общался с Бэлой все реже, она начала тосковать. В один из дней Максима Максимовича и Печорина не было в крепости, когда они вернулись, то издалека заметили лошадь князя и в седле Казбича, который вез на ней какой-то мешок. Когда офицеры погнались за Казбичем, то черкес раскрыл мешок и занес над ним кинжал. Стало понятно, что в мешке он держал Бэлу. Казбич бросил свою добычу и стремительно ускакал прочь.

Офицеры подъехали к смертельно раненной девушке, бережно подняли ее и отвезли в крепость. Бэла смогла прожить еще два дня. В бреду она вспоминала Печорина, говорила о своей любви к нему и жалела, что они с Григорием Александровичем находятся в разных верах, поэтому, по ее мнению, не смогут встретиться в раю.

Когда Бэлу похоронили, Максим Максимович больше не говорил о ней с Печориным. Потом пожилой штабс-капитан пришел к выводу, что смерть Бэлы была лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ведь Печорин в конце концов оставил бы ее, а она не смогла бы пережить такого предательства.

После службы в крепости под началом Максима Максимовича Печорин уехал для продолжения ее в Грузию. Никаких вестей он о себе не подавал.

На этом рассказ штабс-капитана закончился.

II. Максим Максимович

Рассказчик и Максим Максимович расстались, каждый отправился по своим делам, однако вскоре они неожиданно встретились вновь. Максим Максимович с возбуждением рассказал, что вновь совершенно неожиданно встретил Печорина. Он узнал, что тот вышел теперь в отставку и решил поехать в Персию. Пожилой штаб-капитан хотел пообщаться со старым другом, которого не видел около пяти лет, однако Печорин вовсе не стремится к такому общению, чем сильно обидел старого офицера.

Максим Максимович не мог всю ночь уснуть, но на утро опять решил поговорить с Печориным. Но тот проявил холодность и показное равнодушие. Штаб-капитан сильно опечалился.

Рассказчик, увидев Печорина лично, решил передать читателям свои впечатления от его внешности и манеры держаться. Это был человек среднего роста с красивым и выразительным лицом, которое всегда нравилось женщинам. Он умел держаться в обществе и говорить. Печорин одевался хорошо и без вызова, его костюм подчеркивал стройность его тела. Однако во всем его облике поражали глаза, которые смотрели на собеседника холодно, тяжело и проницательно. Печорин в общении практически не использовал жестикуляции, что являлось признаком скрытности и недоверчивости.

Уехал он стремительно, оставив о себе только яркие воспоминания.

Рассказчик сообщил читателям о том, что Максим Максимович, видя его заинтересованность личностью Печорина, передал ему его журнал (то есть дневник). Некоторое время дневник лежал у рассказчика без дела, однако после смерти Печорина (а умер тот скоропостижно в возрасте двадцати восьми лет: неожиданно заболев по дороге в Персию) рассказчик решил опубликовать некоторые его части.Рассказчик, обращаясь к читателям, попросил их о снисхождении к личности Печорина, ведь тот, несмотря на свои пороки, был хотя бы искренен в подробном описании их.

Журнал Печорина

I. Тамань

В этой части Печорин рассказывал о забавном (по его мнению) приключении, которое произошло с ним на Тамани.

Приехав в это малоизвестное место, он в силу свойственной ему подозрительности и проницательности понял, что слепой мальчик, у которого он остановился на ночлег, что-то скрывает от окружающих. Проследив за ним, он увидел, что слепец встречается с красивой девушкой, которую сам Печорин называет Ундиной («русалкой»).

Девушка и мальчик ждали человека, которого они называли Янко. Янко вскоре появился с какими-то мешками.

На следующее утро Печорин, подстрекаемый любопытством, попытался выяснить у слепца, что за узлы привез его странный приятель. Слепой мальчик молчал, делая вид, что не понимает своего гостя. Печорин встретился с Ундиной, которая попыталась заигрывать с ним. Печорин сделал вид, что поддался ее чарам.

Вечером вместе со знакомым казаком он пошел на свидание с девушкой на пристань, приказав казаку быть начеку и, если случится что-то непредвиденное, спешить к нему на помощь.

Вместе с Ундиной Печорин сел в лодку. Однако их романтическое путешествие вскоре оборвалось тем, что девушка попыталась столкнуть в воду своего спутника (при этом Печорин не умел плавать). Мотивы поведения Ундины понятны. Она догадалась, что Печорин понял, чем занимается Янко, слепой мальчик и она, и поэтому он мог бы донести в полицию о контрабандистах. Однако Печорину удалось одержать победу над девушкой и сбросить ее в воду. Ундина при этом умела плавать достаточно хорошо, она бросилась в воду и поплыла на встречу Янко. Тот забирал ее к себе на борт своей лодки, и вскоре они растворились в темноте.

Вернувшись, после столь опасного плаванья, Печорин понял, что слепой мальчик украл у него его вещи. Приключения прошедшего дня развлекли скучающего героя, однако он был неприятно раздосадован тем, что мог бы и погибнуть в волнах.

Утром герой навсегда уехал из Тамани.

Часть вторая

(окончание журнала Печорина)

II. Княжна Мери

Печорин рассказал в своем журнале о жизни в городе Кисловодске. Тамошнее общество ему наскучило. Герой искал развлечения и нашел их.

Он познакомился с молодым юнкером Грушницким, горячим и пылким юношей, влюбленным в красавицу княжну Мери Лиговскую. Печорина потешало чувство молодого человека. Он в присутствии Грушницкого стал говорить о Мери так, как будто это не девушка, а скаковая лошадь, имеющая свои достоинства и недостатки.

Поначалу Печорин раздражал Мери. При этом герою нравилось злить юную красавицу: то он стремился первым купить дорогой ковер, который хотела приобрести княжна, то высказывал в ее адрес злые намеки. Печорин доказывал Грушницкому, что Мери принадлежит к породе тех женщин, которые будут кокетничать со всеми подряд, а замуж выдут за человека никчемного по воле своей маменьки.

Тем временем Печорин познакомился в городе с Вернером, местным доктором, человеком умным, но желчным. Вокруг него в городе ходили самые нелепые слухи: кто-то даже считал его местным Мефистофелем. Вернеру нравилась такая столь экзотическая слава, и он всеми силами ее поддерживал. Будучи проницательным человеком, доктор предугадал будущую драму, которая может произойти между Печориным, Мери и юным юнкером Грушницким. Однако он особо не распространялся на эту тему.

События тем временем шли своим чередом, внося новые штрихи в портрет главного героя. В Кисловодск приехала светская дама и родственница княжны Мери – Вера. Читатели узнали, что Печорин когда-то был страстно влюблен в эту женщину. Она также сохранила в своем сердце светлое чувство к Григорию Александровичу. Вера и Григорий встретились. И здесь мы увидели уже другого Печорина: не холодного и злого циника, а человека больших страстей, ничего не забывшего и чувствующего страдание и боль. После встречи с Верой, которая будучи замужней женщиной, не могла соединиться с влюбленным в нее героем, Печорин бросился в седло. Он скакал по горам и долам, сильно измучив своего коня.

На изможденном от усталости коне Печорин случайно встретился с Мери и испугал ее.

Вскоре Грушницкий с пылким чувством стал доказывать Печорину, что после всех его выходок его никогда не будут принимать в доме у княжны. Печорин поспорил со своим приятелем, доказывая обратное.Печорин пошел на бал к княгине Лиговской. Здесь он стал вести себя необыкновенно учтиво по отношению к Мери: он танцевал с ней как прекрасный кавалер, защищал от подвыпившего офицера, помогал справиться с обмороком. Мать Мери стала смотреть на Печорина другими глазами и пригласила его в свой дом на правах близкого друга.

Печорин стал бывать у Лиговских. Он заинтересовался Мери как женщиной, однако героя все равно притягивала Вера. На одном из редких свиданий Вера сказала Печорину, что она смертельно больна чахоткой, поэтому оно просит его пощадить ее репутацию. Также Вера добавила, что всегда понимала душу Григория Александровича и принимала его со всеми его пороками.

Печорин, тем не менее, сошелся с Мери. Девушка призналась ему, что ей наскучили все поклонники, включая Грушницкого. Печорин, используя свое обаяние, от нечего делать влюбил в себя княжну. Он даже сам не мог себя объяснить, для чего это ему нужно: то ли, чтобы поразвлечься, то ли для того, чтобы позлить Грушницкого, а, может быть, показать Вере, что он тоже кому-то нужен и, тем самым, вызывать ее ревность.

Григорию удалось то, чего он хочет: Мери влюбилась в него, однако поначалу она скрывала свои чувства.

Тем временем Веру стал беспокоить этот роман. На тайном свидании она попросила Печорина никогда не жениться на Мери и пообещала ему взамен ночную встречу.

Печорин же стал скучать в обществе как Мери, так и Веры. Ему надоел и Грушницкий с его страстью и мальчишеством. Печорин специально стал вести себя вызывающее на людях, чем вызывал слезы со стороны влюбленной в него Мери. Людям он казался безнравственным безумцем. Однако юная княжна Лиговская понимала, что тем самым он только больше привораживал ее.

Грушницкий начал всерьез ревновать. Он понимал, что сердце Мери отдано Печорину. Того же забавляло то, что Грушницкий перестал с ним здороваться и стал отворачиваться при его появлении.

Весь город уже говорил о том, что Печорин скоро сделает предложение Мери. Старая княгиня – мать девушки – со дня на день ждала к себе сватов от Григория Александровича. Однако тот стремился не делать предложения Мери, а подождать, когда девушка сама признается ему в любви. На одной из прогулок Печорин поцеловал княжну в щеку, желая посмотреть на ее реакцию. На следующий день Мери призналась в любви Печорину, но он в ответ холодно заметил, что не испытывает к ней любовного чувства.

Мери почувствовала себе глубоко униженной словами любимого ей человека. Она ждала чего угодно, но только не этого. Героиня поняла, что Печорин от скуки посмеялся над ней. Она сравнила себя с цветком, который злой прохожий сорвал и бросил на пыльной дороге.

Печорин же, описывая в своем дневнике сцену объяснения с Мери, рассуждал том, почему поступил столь низко. Он написал, что не хочет жениться потому, что гадалка когда-то сказала его матери, что ее сын погибнет от злой жены. В своих записях герой заметил, что ценит собственную свободу превыше всего, боится быть благородным и казаться окружающим смешным. И просто-напросто полагает, что не способен никому принести счастье.

В город приехал знаменитый фокусник. Вся образованная публика поспешила на его представление. Отсутствовали там только Вера и Мери. Печорин, движимый страстью к Вере, поздним вечером пошел в дом Лиговских, где та проживала. В окне он увидел и силуэт Мери. Грушницкий же выследил Печорина, полагая, что у того назначено свидание с Мери. Несмотря на то, что Печорину удалось вернуться к себе в дом, Грушницкий полон обиды и ревности. Он вызывал Григория Александровича на дуэль. В качестве секундантов выступили Вернер и малознакомый ему драгун.

Перед дуэлью Печорин долго не мог успокоиться, он размышлял о своей жизни и понимал, что мало кому принес хорошее. Судьба уготовила ему роль палача для многих людей. Кого-то он убивал своим словом, а кого-то и делом. Он любил ненасытной любовью только самого себя. Он искал человека, который смог бы его понять и все ему простить, но ни одна женщина, ни один мужчина не смогли это сделать.

И вот он получил вызов на дуэль. Быть может, его соперник убьет его. Что останется после него в этой жизни?

Ничего. Только пустые воспоминания.

Следующим утром Вертер старался примирить Печорина и его оппонента. Однако Грушницкий был непреклонен. Печорин хотел проявить великодушие к сопернику, надеясь на его взаимность. Но Грушницкий был зол и обижен. В итоге дуэли Печорин убил Грушницкого. Чтобы скрыть факт дуэли, секунданты и Печорин дали показания, что молодого офицера убили черкесы.

Однако Вера понял, что Грушницкий погиб именно на дуэли. Она призналась мужу в своих чувствах к Печорину. Тот увез ее из города. Печорин, узнав о скором отъезде Веры, сел на лошадь и попытался догнать свою возлюбленную, понимая, что дороже ее у него никого нет на свете. Он загнал лошадь, которая погибла на его глазах.

Возвратившись в город, он узнал, что слухи о дуэли просочились в общество, поэтому ему назначено новое место службы. Он пошел проститься в дом к Мери и ее матери. Старая княгиня предложила ему руку и сердце дочери, но Печорин отверг ее предложение.

Оставшись наедине с Мери, он унизил гордость этой девушки так, что самому стало неприятно.

III. Фаталист

В завершающей части романа рассказывается о том, что Печорин по делам службы оказывался в станице казаков. Среди офицеров однажды вечером произошел спор относительного того, существует ли в жизни человека роковое стечение обстоятельств. Человек – волен сам выбирает себе жизнь или его судьба заранее записана «на небесах»?

Во время жаркого спора слово взял серб Вулич. Он заявил, что по своим убеждениям является фаталистом (человеком, который верит в судьбу). Поэтому он придерживался мнения, что если ему сегодня ночью не дано умереть свыше, то смерть не заберет его, как бы он сам к ней не стремился.

В доказательство своих слов Вулич предложил пари: он выстрелит себя в висок, если он прав, то останется жив, а если неправ, то умрет.

Никто из собравшихся не хотел соглашаться на такие странные и страшные условия пари. Согласился лишь Печорин.

Посмотрев в глаза своему собеседнику, Печорин твердо произнес, что тот сегодня умрет. Тогда Вулич взял пистолет и выстрелил себе в висок. Пистолет дал осечку. Тогда он же сделал второй выстрел в сторону. Выстрел был боевой.

Все стали громко обсуждать случившееся. Но Печорин настаивал на том, что сегодня Вуличу предстоит умереть. Никто не понимал его настойчивости. Раздосадованный Вулич покинул собрание.

Печорин пошел домой переулками. Он увидел лежащую на земле разрубленную напополам шашкою свинью. Очевидцы рассказали ему, что так «чудит» один из их казаков, который любит прикладываться к бутылке.Утром Печорина разбудили офицеры и рассказали ему, что Вулича ночью зарубил этот самый пьяный казак. Печорину стало не по себе, однако он тоже захотел испытать судьбу. Вместе с другими офицерами он пошел ловить казака.

А тем временем казак, протрезвев и поняв, что натворил, сдаваться на милость офицеров не собирался. Он заперся в своей хате и грозит убить каждого, кто туда проникнет. Смертельно рискуя, Печорин вызывался наказать буяна. Он через окно забирался в его хату, однако остался живым. Казака связали подоспевшие офицеры.

После такого происшествия Печорин должен был стать фаталистом. Однако он не спешил с выводами, полагая, что в жизни все не так просто, как кажется со стороны.

А добрейший Максим Максимович, которому он пересказал эту историю, заметил, что пистолеты часто дают осечки, да и что кому на роду написано, то и будет. Пожилой штабс-капитан также не захотел стать фаталистом.

На этом роман заканчивается. Читая краткий пересказ «Героя нашего времени», не забывайте о том, что само произведение куда интереснее, чем рассказ о его основных эпизодах. Поэтому читайте это знаменитое произведение М. Ю. Лермонтова и получайте наслаждение от прочитанного!

Заключение

Произведение Лермонтова «Герой нашего времени» сохраняет свою актуальность для читателей на протяжении почти двухсот лет. И это неудивительно, ведь в произведении затронуты важнейшие смысложизненные проблемы бытия человека на земле: любви, предназначения личности, судьбы, страсти и веры в высшие силы. Это произведение никого не оставит равнодушным, поэтому оно и входит в сокровищницу классических произведений русской литературы.

Тест по роману

После прочтения краткого содержания произведения Лермонтова – попробуйте пройти тест:

Правильных ответов:  

Ваш результат:  

obrazovaka.ru

Каково значение «Журнала Печорина» в романе М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени»?

Бессмертное произведение М.Ю. Лермонтова снискало славу первого русского социально-психологического романа. И, безусловно, во многом благодаря тому самому «журналу Печорина», которому посвящена данная работа.

Подобно пушкинскому «Евгению Онегину», «Герой нашего времени» — роман, если можно так выразиться, многослойный. В данном случае можно говорить о трех кругах: внешним является Лермонтов, как автор (предисловие), средним — персонажи, от имени которых ведется повествование (попутчик Максима Максимыча и, собственно, сам штабс-капитан в частях «Бэла» и «Максим Максимыч») и внутренним — сам Печорин как автор дневника («журнала Печорина»).

И именно этот внутренний круг является основанием для того, чтоб считать роман психологическим. Он придает определенную завершенность повествованию, предоставляя читателю возможность анализировать происходящие в нем события с разных точек зрения. Он создает своего рода интимные отношения между произведением и тем, кто держит его в руках.

Не будь в романе этих «дневниковых» частей («Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), картина была бы неполной и не особенно занимательной: две другие истории характеризуют главного героя несколько однобоко и, возможно, мало заинтересуют. Каким мы видим Печорина в «Бэле»? Я приношу извинения за откровенность — подонком, сгубившим девушку из-за собственной прихоти, не сказать — похоти. Мы открываем часть «Максим Максимыч» — и видим равнодушного и черствого человека, не способного даже мало-мальски оценить радушие старшего товарища, бывшего сослуживца. Поневоле возникает ощущение, что в центре романа находится подлинный антигерой. Но едва ли есть человек, за спиной которого — крылья. Так нет и тех, кто является воплощением абсолютного зла. Впрочем, вторые, допущу, существуют, но это уже скорее к психиатрии, чем к психологии. И автор приоткрывает завесу сомнений, предоставляя слово самому Печорину.

И тут «вдруг» выясняется, что не все так просто. Что не злость является основным мотивом его действий — зачастую бессмысленных и беспощадных, подобно русскому бунту в понимании Пушкина. Что во главе угла — разочарование, страдание, скука.

В «Фаталисте» Печорин рассуждает, в сущности, о судьбе всего человечества, о его роли в мироздании: «… были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними <…>. Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки <…> не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды… <…>».

Вероятно, эти строки можно трактовать по-разному, хотя мне ближе всего прямая аналогия с присутствием и отсутствием веры в жизни человеческой. Речь даже не столько и не только о религии, как таковой, сколько о некоем нравственном стержне, который является основой цельной личности.

Я не хочу сейчас говорить о политике, но параллель напрашивается сама собой. Во времена СССР у нашей страны была идеология? Была. Насколько она была человечной, разумной и правильной — вопрос другой. Но жить во многом было проще. Была та самая пресловутая уверенность в завтрашнем дне, была осмысленность получения образования, например. Сейчас оно вроде для кого-то и лучше: в прошлом остались времена дефицита, у нас есть определенная свобода слова — и полное отсутствие единой государственной идеи. С одной стороны, борьба за свободу личности etc. А с другой — полная расхристанность. Свобода это, прежде всего, огромная ответственность, и нечасто простому смертному удается в условиях порой неоправданно больших свобод сохранять человеческое лицо. Перед нами непрерывно встают один за другим вопросы нравственного характера, и у нас есть право принять любое решение. И в известном смысле проще, когда хотя бы какие-то ответы регламентированы законами государства.

Человек верующий реже тяготится проблемами неопределенности. Да, мы все подвержены сомнениям, но христианин всегда найдет ответ на свой вопрос в Библии, мусульманин — в Коране и т.д. Печорин — атеист в высшем понимании этого слова. Как, наверное, и сам Лермонтов — впрочем, об этом не здесь и не сейчас. Он в душе не верит ни в бога, ни в черта, выражаясь проще — сам для себя является и высшем судьей, и преступником, и палачом. Вполне естественно, что ему от этого нехорошо, он сам себе изрядно надоел. А отвязаться – невозможно. Это свойство натуры. Он прекрасно все понимает, обладая незаурядной интуицией и проницательным умом. Но Богом быть, как известно, трудно…

«Журнал Печорина» объясняет, почему он является всюду лишним человеком, нигде не находит покоя. Потому что состояние покоя обусловлено обстоятельствами не внешними, но внутренними. И если человек не имеет собственной точки опоры в жизни, некоего душевного равновесия — увы, ни ему самому, ни людям, к нему приблизившимся, ничего хорошего это не сулит. Роль «журнала Печорина» сводится к тому, что история, носящая поначалу сугубо повествовательный характер, приобретает исповедальную окраску. И, конечно, служит основой для постепенного глубокого раскрытия образа главного героя. Мы смотрим на происходящее уже не извне: ведь дневник изначально рассчитан не столько на постороннего читателя, сколько на самого себя через некоторое время…

bacenko.ru

Герой нашего времени. "Журнал Печорина. Тамань"

• М.Ю.Лермонтов - Герой нашего времени
• "Журнал Печорина. Тамань"

• Исполнитель: Вадим Цимбалов
• Тип: mp3, текст
• Продолжительность: 00:27:36
• Скачать и слушать online

Your browser does not support HTML5 audio + video.

Читать: М.Ю.Лермонтов - Герой нашего времени. "Журнал Печорина. Тамань": 

 I

 

ТАМАНЬ

 

     Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России.  Я

там чуть-чуть не умер с голода, да еще в  добавок  меня  хотели  утопить.  Я

приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую  тройку

у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой,  черноморский

казак, услышав звон колокольчика, закричал  спросонья  диким  голосом:  "Кто

идет?" Вышел урядник и  десятник.  Я  им  объяснил,  что  я  офицер,  еду  в

действующий  отряд  по  казенной  надобности,  и  стал  требовать   казенную

квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем - занята.

Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. "Веди  меня

куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!" - закричал  я.  "Есть

еще одна фатера, - отвечал десятник,  почесывая  затылок,  -  только  вашему

благородию не понравится; там нечисто!" Не поняв точного значения последнего

слова, я велел ему идти вперед и после  долгого  странствования  по  грязным

переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к

небольшой хате на самом берегу моря.

     Полный месяц светил на камышовую  крышу  и  белые  стены  моего  нового

жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника,  стояла  избочась  другая

лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом  спускался  к  морю  почти  у

самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие  волны.

Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог  различить

при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти,  подобно

паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. "Суда в пристани

есть, - подумал я, - завтра отправлюсь в Геленджик".

     При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить

чемодан и отпустить извозчика, я  стал  звать  хозяина  -  молчат;  стучу  -

молчат... что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет четырнадцати.

     "Где хозяин?" -  "Нема".  -  "Как?  совсем  нету?"  -  "Совсим".  -  "А

хозяйка?" - "Побигла в слободку". - "Кто же мне отопрет дверь?" - сказал  я,

ударив в нее ногою. Дверь сама  отворилась;  из  хаты  повеяло  сыростью.  Я

засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она  озарила  два  белые

глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы.  Он  стоял  передо  мною

неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.

     Признаюсь, я имею сильное предубеждение  против  всех  слепых,  кривых,

глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я  замечал,  что  всегда

есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как

будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

     Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на

лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него  с  небольшим  сожалением,

как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его,  и,  не  знаю

отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление.  В  голове  моей

родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется;  напрасно

я старался уверить себя, что бельмы  подделать  невозможно,  да  и  с  какой

целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям...

     "Ты хозяйский сын?" - спросил я его наконец. - "Ни". - "Кто же  ты?"  -

"Сирота, убогой". - "А у хозяйки есть дети?" - "Ни; была дочь, да утикла  за

море с татарином". - "С каким татарином?"  -  "А  бис  его  знает!  крымский

татарин, лодочник из Керчи".

     Я взошел в хату: две лавки  и  стол,  да  огромный  сундук  возле  печи

составляли всю его мебель. На стене  ни  одного  образа  -  дурной  знак!  В

разбитое стекло врывался морской  ветер.  Я  вытащил  из  чемодана  восковой

огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи,  поставил  в  угол  шашку  и

ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке,  казак  свою  на

другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной  во

мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.

     Так прошло около часа.  Месяц  светил  в  окно,  и  луч  его  играл  по

земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей  пол,  промелькнула

тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то  вторично  пробежал  мимо  его  и

скрылся Бог знает куда. Я не мог полагать,  чтоб  это  существо  сбежало  по

отвесу берега; однако иначе ему  некуда  было  деваться.  Я  встал,  накинул

бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо  вышел  из  хаты;  навстречу  мне  слепой

мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но  осторожной  поступью  прошел

мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел,  и  повернув  к  пристани,  стал

спускаться по узкой и крутой тропинке. "В тот день немые возопиют  и  слепые

прозрят", - подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять  его

из вида.

     Между тем луна начала одеваться тучами и на море поднялся  туман;  едва

сквозь него светился фонарь на корме ближнего  корабля;  у  берега  сверкала

пена валунов, ежеминутно грозящих  его  потопить.  Я,  с  трудом  спускаясь,

пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой  приостановился,  потом  повернул

низом направо; он шел так близко от воды, что  казалось,  сейчас  волна  его

схватит и унесет, но видно,  это  была  не  первая  его  прогулка,  судя  по

уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин. Наконец

он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел  на  землю  и  положил

возле себя узел. Я наблюдал за его  движениями,  спрятавшись  за  выдавшеюся

скалою берега. Спустя несколько минут с противоположной  стороны  показалась

белая фигура; она подошла к слепому и села возле  него.  Ветер  по  временам

приносил мне их разговор.

     - Что, слепой? - сказал женский голос, - буря сильна. Янко не будет.

     - Янко не боится бури, отвечал тот.

     - Туман густеет, - возразил опять женский голос с выражением печали.

     - В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов, - был ответ.

     - А если он утонет?

     - Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты.

     Последовало молчание; меня, однако поразило  одно:  слепой  говорил  со

мною малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски.

     - Видишь, я прав, - сказал опять слепой, ударив в  ладоши,  -  Янко  не

боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых  сторожей;  это  не  вода

плещет, меня не обманешь, - это его длинные весла.

     Женщина вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства.

     - Ты бредишь, слепой, - сказала она, - я ничего не вижу.

     Признаюсь, сколько я ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие

лодки, но безуспешно. Так прошло минут десять; и вот показалась между горами

волн черная точка; она то увеличивалась, то уменьшалась. Медленно поднимаясь

на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен

был пловец, решившийся в такую ночь пуститься  через  пролив  на  расстояние

двадцати верст, и важная должна быть причина, его к тому  побудившая!  Думая

так, я с невольном биением сердца глядел на бедную лодку; но она, как  утка,

ныряла и потом, быстро взмахнув  веслами,  будто  крыльями,  выскакивала  из

пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег

и разлетится  вдребезги;  но  она  ловко  повернулась  боком  и  вскочила  в

маленькую бухту невредима. Из нее вышел человек среднего роста, в  татарской

бараньей шапке; он махнул рукою, и все трое принялись вытаскивать что-то  из

лодки; груз был так велик, что я до сих пор не понимаю, как она не потонула.

Взяв на плечи каждый по узлу, они пустились  вдоль  по  берегу,  и  скоро  я

потерял их из вида. Надо  было  вернуться  домой;  но,  признаюсь,  все  эти

странности меня тревожили, и я насилу дождался утра.

     Казак мой был очень удивлен, когда,  проснувшись,  увидел  меня  совсем

одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени

из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на  дальний  берег

Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине  коего

белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию,  чтоб  узнать  от

коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.

     Но, увы; комендант  ничего  не  мог  сказать  мне  решительного.  Суда,

стоящие в пристани, были все - или сторожевые, или купеческие,  которые  еще

даже не начинали нагружаться. "Может быть,  дня  через  три,  четыре  придет

почтовое судно, сказал комендант, - и тогда - мы увидим". Я  вернулся  домой

угрюм и сердит. Меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом.

     - Плохо, ваше благородие! - сказал он мне.

     - Да, брат, Бог знает когда мы  отсюда  уедем!  -  Тут  он  еще  больше

встревожился и, наклонясь ко мне, сказал шепотом:

     - Здесь нечисто! Я встретил  сегодня  черноморского  урядника,  он  мне

знаком - был прошлого года в отряде, как я ему сказал, где мы  остановились,

а он мне: "Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!.." Да и в  самом  деле,  что

это за слепой! ходит везде один, и на базар, за хлебом,  и  за  водой...  уж

видно, здесь к этому привыкли.

     - Да что ж? по крайней мере показалась ли хозяйка?

     - Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь.

     - Какая дочь? У нее нет дочери.

     - А Бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вон старуха сидит теперь  в

своей хате.

     Я взошел в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в  ней  варился  обед,

довольно роскошный для бедняков. Старуха на все мои  вопросы  отвечала,  что

она глухая, не слышит. Что было с ней делать? Я обратился к слепому, который

сидел перед печью и подкладывал в огонь хворост. "Ну-ка, слепой чертенок,  -

сказал я, взяв его за ухо, - говори, куда ты ночью  таскался  с  узлом,  а?"

Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал:  "Куды  я  ходив?..  никуды  не

ходив... с узлом? яким узлом?" Старуха на этот раз услышала и стала ворчать:

"Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам  сделал?"  Мне

это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.

     Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая вдаль; передо

мной тянулось ночною бурею  взволнованное  море,  и  однообразный  шум  его,

подобный ропоту засыпающегося города, напомнил мне старые годы, перенес  мои

мысли на  север,  в  нашу  холодную  столицу.  Волнуемый  воспоминаниями,  я

забылся... Так прошло около часа, может быть и более... Вдруг что-то похожее

на песню поразило мой  слух.  Точно,  это  была  песня,  и  женский,  свежий

голосок, - но откуда?.. Прислушиваюсь -  напев  старинный,  то  протяжный  и

печальный,  то  быстрый  и  живой.  Оглядываюсь   -   никого   нет   кругом;

прислушиваюсь снова - звуки как будто падают с  неба.  Я  поднял  глаза:  на

крыше хаты моей стояла девушка в полосатом  платье  с  распущенными  косами,

настоящая русалка. Защитив глаза ладонью от  лучей  солнца,  она  пристально

всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама  с  собой,  то  запевала

снова песню.

     Я запомнил эту песню от слова до слова:

 

     Как по вольной волюшке -

     По зелену морю,

     Ходят все кораблики

     Белопарусники.

     Промеж тех корабликов

     Моя лодочка,

     Лодка неснащенная,

     Двухвесельная.

     Буря ль разыграется -

     Старые кораблики

     Приподымут крылышки,

     По морю размечутся.

     Стану морю кланяться

     Я низехонько:

     "Уж не тронь ты, злое море,

     Мою лодочку:

     Везет моя лодочка

     Вещи драгоценные.

     Правит ею в темну ночь

     Буйная головушка".

 

     Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот  же  голос;  я  на

минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там уж не  было.

Вдруг  она  пробежала  мимо  меня,  напевая  что-то  другое,  и,  пощелкивая

пальцами, вбежала  к  старухе,  и  тут  начался  между  ними  спор.  Старуха

сердилась, она громко хохотала. И  вот  вижу,  бежит  опять  вприпрыжку  моя

ундина: поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в

глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно  обернулась  и

тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый  день  она  вертелась  около

моей квартиры; пенье и прыганье  не  прекращались  ни  на  минуту.  Странное

существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с

бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были

одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы  ждали

вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.

     Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была  далеко  не

красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В  ней  было

много породы... порода в женщинах,  как  и  в  лошадях,  великое  дело;  это

открытие принадлежит Юной Франции. Она, то есть порода, а не  Юная  Франция,

большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно  нос  много

значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье  казалось

не более восемнадцати лет. Необыкновенная гибкость ее стана,  особенное,  ей

только  свойственное  наклонение  головы,  длинные  русые  волосы,  какой-то

золотистый отлив ее слегка  загорелой  кожи  на  шее  и  плечах  и  особенно

правильный нос - все это было для меня обворожительно. Хотя в  ее  косвенных

взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то

неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный  нос  свел  меня  с

ума; я вообразил, что нашел Гетеву Миньону,  это  причудливое  создание  его

немецкого воображения, - и точно, между  ими  было  много  сходства:  те  же

быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности,  те  же

загадочные речи, те же прыжки, странные песни.

     Под вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор.

     - "Скажи-ка мне, красавица, - спросил я, - что  ты  делала  сегодня  на

кровле?" - "А смотрела, откуда ветер дует". - "Зачем тебе?" - "Откуда ветер,

оттуда и счастье". - "Что же? разве ты  песнею  зазывала  счастье?"  -  "Где

поется, там и счастливится". - "А как неравно напоешь себе горе?" - "Ну  что

ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко". -

"Кто же тебя выучил эту песню?" - "Никто не выучил; вздумается - запою; кому

услыхать, то услышит; а кому не должно слышать, тот не  поймет".  -  "А  как

тебя зовут, моя певунья?" - "Кто крестил, тот знает". - "А кто  крестил?"  -

"Почему я знаю?" - "Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал". (Она  не

изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не  об  ней  дело).  "Я

узнал, что ты вчера ночью ходила на берег". И тут я очень  важно  пересказал

ей все, что видел, думая смутить ее - нимало! Она захохотала во  все  горло.

"Много видели, да мало знаете, так держите под замочком". -  "А  если  б  я,

например, вздумал донести коменданту?" - и тут  я  сделал  очень  серьезную,

даже строгую мину. Она  вдруг  прыгнула,  запела  и  скрылась,  как  птичка,

выпугнутая из кустарника. Последние мои слова были вовсе не у места, я тогда

не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться.

     Только что смеркалось, я  велел  казаку  нагреть  чайник  по-походному,

засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я  заканчивал

второй стакан чая, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох  платья  и  шагов

послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, - то была она, моя ундина!  Она

села против меня тихо и безмолвно и устремила на меня глаза свои, и не  знаю

почему, но этот взор показался мне чудно-нежен; он мне напомнил один из  тех

взглядов, которые в старые годы так самовластно  играли  моею  жизнью.  Она,

казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее

было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без

цели бродила по столу, и я заметил на ней легкий трепет; грудь ее то  высоко

поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала меня

надоедать, и я готов был прервать молчание самым  прозаическим  образом,  то

есть предложить ей стакан чая, как вдруг она  вскочила,  обвила  руками  мою

шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В  глазах  у  меня

потемнело, голова закружилась, я сжал ее  в  моих  объятиях  со  всею  силою

юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими  руками,  шепнув

мне на ухо: "Нынче ночью, как все уснут,  выходи  на  берег",  -  и  стрелою

выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник  и  свечу,  стоявшую  на

полу. "Экой бес-девка!"  -  закричал  казак,  расположившийся  на  соломе  и

мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.

     Часа через два, когда  все  на  пристани  умолкло,  я  разбудил  своего

казака. "Если я выстрелю из пистолета, - сказал я ему, - то беги на  берег".

Он выпучил глаза и машинально отвечал: "Слушаю, ваше благородие". Я  заткнул

за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была

более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.

     "Идите за мной!"  -  сказала  она,  взяв  меня  за  руку,  и  мы  стали

спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо

и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым.  Месяц  еще  не

вставал, и только две звездочки, как два  спасительные  маяка,  сверкали  на

темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва

приподымая одинокую лодку,  причаленную  к  берегу.  "Взойдем  в  лодку",  -

сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных  прогулок

по морю; но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за  ней,  и  не

успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. "Что это значит?" - сказал

я сердито. "Это значит, - отвечала она, сажая меня на  скамью  и  обвив  мой

стан руками, - это значит, что я тебя люблю..." И щека ее прижалась к  моей,

и почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в

воду: я хвать за пояс - пистолета нет. О, тут ужасное  подозрение  закралось

мне в душу, кровь хлынула мне в голову!. Оглядываюсь - мы  от  берега  около

пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу ее оттолкнуть от себя - она  как

кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня  в

море. Лодка закачалась, но я справился,  и  между  нами  началась  отчаянная

борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю  моему

противнику в ловкости... "Чего ты хочешь?" -  закричал  я,  крепко  сжав  ее

маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная  натура

выдержала эту пытку.

     "Ты видел, - отвечала она,  -  ты  донесешь!"  -  и  сверхъестественным

усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее  волосы

касались воды: минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил  ее

одной рукой за косу,  другой  за  горло,  она  выпустила  мою  одежду,  и  я

мгновенно сбросил ее в волны.

     Было уже довольно темно; голова ее мелькнула  раза  два  среди  морской

пены, и больше я ничего не видал...

     На дне лодки я нашел половину старого весла  и  кое-как,  после  долгих

усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к  своей  хате,  я  невольно

всматривался в ту сторону, где накануне  слепой  дожидался  ночного  пловца;

луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то  в  белом  сидел  на

берегу; я подкрался,  подстрекаемый  любопытством,  и  прилег  в  траве  над

обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что

внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.

Она  выжимала  морскую  пену  из  длинных  волос   своих;   мокрая   рубашка

обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась  вдали  лодка,

быстро приблизилась она; из нее, как накануне,  вышел  человек  в  татарской

шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой

нож. "Янко, - сказала она, - все пропало!" Потом разговор их продолжался так

тихо, что я ничего не мог расслышать. "А где же слепой?"  -  сказал  наконец

Янко, возвыся голос. "Я его послала", - был  ответ.  Через  несколько  минут

явился и слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.

     - Послушай, слепой! - сказал Янко, - ты береги то место... знаешь?  там

богатые товары... скажи (имени я не расслышал), что я ему больше  не  слуга;

дела пошли худо, он меня больше  не  увидит;  теперь  опасно;  поеду  искать

работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи,  кабы  он

получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул; а мне  везде  дорога,

где только ветер дует  и  море  шумит!  -  После  некоторого  молчания  Янко

продолжал: - Она поедет со мною;  ей  нельзя  здесь  оставаться;  а  старухе

скажи, что, дескать. пора умирать, зажилась, надо  знать  и  честь.  Нас  же

больше не увидит.

     - А я? - сказал слепой жалобным голосом.

     - На что мне тебя? - был ответ.

     Между тем моя ундина вскочила в лодку  и  махнула  товарищу  рукою;  он

что-то положил слепому в  руку,  примолвив:  "На,  купи  себе  пряников".  -

"Только?" - сказал слепой.  -  "Ну,  вот  тебе  еще",  -  и  упавшая  монета

зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел  в  лодку,  ветер

дул от берега, они подняли маленький парус и  быстро  понеслись.  Долго  при

свете месяца мелькал парус между темных волн; слепой мальчик  точно  плакал,

долго, долго... Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в  мирный

круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в  гладкий  источник,  я

встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!

     Я возвратился домой. В сенях  трещала  догоревшая  свеча  в  деревянной

тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал  крепким  сном,  держа  ружье

обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и пошел в  хату.  Увы!  моя

шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал - подарок приятеля

- все исчезло. Тут-то  я  догадался,  какие  вещи  тащил  проклятый  слепой.

Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его,  посердился,  а

делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой

мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?

     Слава Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил  Тамань.  Что

сталось с старухой и с бедным слепым - не знаю.  Да  и  какое  дело  мне  до

радостей и бедствий человеческих, мне,  странствующему  офицеру,  да  еще  с

подорожной по казенной надобности!..

 

     Конец первой части.

 

chudo-kit.ru

Журнал Печорина — фанфик по фэндому «Лермонтов Михаил «Герой нашего времени»»

5 Января Эту тетрадь я завёл только для того, чтобы записывать сюда лишь разумные и значимые для меня мысли. И когда я состарюсь и, не приведи бог, меня схватит беспамятство, чтобы я смог вспомнить все события моей скучной и однообразной жизни – я буду стараться ежедневно, а может и ежечасно, о ней повествовать, дабы никогда не забывать все неудачи, и лиховства, и оказии, случающиеся со мной. Почему же именно пятое января я выбрал датой моей первой запаси? Всё очень élémentaire(1)! Во-первых, наступил новый год. А это считается поводом начать новую жизнь. Хотя я считаю, что это ещё один повод наделать глупых ошибок. Конечно, никто не признаёт моего мнения, горячо споря и утверждая обратное. И многие при таких заявлениях просто желают скорее уйти, избегая неприятного обсуждения, пересесть на другое место или сразу от меня отвернуться. Я уже привык к этому глупейшему ярлыку злосмешника, который на меня здесь навесили, как и на всех прочих. Но перейдём ко второй причине, которая в большей степени побудила меня на создание этих рукописей. Так как сейчас все от мала до велика в преддверии Рождества готовятся к празднику, а высшие сословия ещё и к балу в Елисаветинском дворце, то можно полагать, что именно в эти дни будут происходить невероятные метаморфозы со всеми людьми. Но меня эти странные происшествия обойдут стороной, ибо я всегда считал себя далеко не глупцом, как все остальные, а разумным и видящим всё наперёд человеком. Перейдём к описанию моего утра до того самого момента, как я уселся за стол и начал всё записывать сюда. Проснулся я сегодня невероятно поздно, в отличие от моего обычного пробуждения, как если бы я только к рассвету вернулся домой после утомительного бала. За моим окном уже царствовало утро. На улице кипела жизнь, в той её самой очевидной форме, в которой нет ещё места богатству и роскоши дня или, в особенности, вечера. Но я всё равно заметил несколько карет, которые принадлежали явно не обедневшим, когда-то знатным, родам. Но в основном это были институтки, вышедшие на утреннюю прогулку для того, чтобы купить себе что-то перед предстоящим праздником, или простые горожане, спешащие на работу. С большим усилием я поднялся с кровати, так как разум мой ещё не проснулся до конца, и позвонил в колокольчик. Ко мне сразу же прибежал Сенька, мой дворецкий, и принёс мне новую, запечатанную рубашку. Я оделся и спустился в свою столовую, где меня уже ожидал завтрак из всевозможных блюд. Я решил слишком долго не задерживать с завтраком, и приказал сразу распечатать вино, садясь, я услышал, как пробка отскочила вверх, и тысячи пузырьков оказались в моём бокале. Завтрак мой был однообразным и скучным, как молодые кокетки, не думающие ни о чём кроме собственного вида. Позавтракав, я решил отправиться на прогулку. Время уже было за полдень, и на улице я уже мог увидеть кого-то из своих знакомых, которые, завидев меня, приветственно улыбались или же скорее отворачивали от меня своё лицо. Так, прогуливаясь, я не заметил, как очутился в Екатерининском сквере. Это было прекрасное место! Одно из тех, куда хочется возвращаться снова и снова. Время здесь замирает, и это помогает сосредоточиться после шумных, беспорядочных и turbulent(2) улиц. Я присел на одну из многочисленных скамеек с коваными спинками и подлокотниками, но они не слишком занимали моё внимание, хотя и были этого достойны. Я стал осматриваться по сторонам в поисках кого-то из своих знакомых, так как друзей у меня не было. Я просто считал это бесполезной тратой своих личных времени и сил. Но в этот момент я заметил молодую девушку лет двадцати. Она была среднего роста, блондинка, с правильными чертами. Девушка развернулась в другую сторону, показавшись мне правой стороной своего миловидного личика. На этой стороне у неё была небольшая родинка, что так élégamment(3) дополняла её образ. Лицо этой девушки просто поражало своей неповторимой выразительностью, а глаза отражали всю глубину её души. Я хотел бы тут же подскочить к ней и познакомиться, но правила высшего света запрещали мне это делать, считая это mauvais ton(4). Но внезапный порыв ветра подсказал мне, как именно воплотить моё желание в реальность. Нужно только дождаться момента… Вот он, мой шанс! Сильный порыв ветра сдёрнул шляпку с белокурой красавицы и стал уносить всё дальше и дальше. Я, не растерявшись, бросился ловить несчастную шляпку. Наконец-таки поймав её, я направился к её хозяйке, которая смотрела на меня с благодарностью. Грациозно поклонившись, я вручил ей головной убор, и делая наиболее наивное лицо, спросил: - Это Ваша шляпка? - Да, моя, - её голос был прекрасен. Он был подобен маленьким колокольчикам, что переливаются звонкой, весёлой трелью в музыкальных шкатулках, даря людям упоение и радость от своей музыки. - Ну что же… Будьте более внимательны в следующий раз, - думаю мои наставления ей и гримаса, которую при этом я изобразил, были очень смешны красавице, но она не подала на это совершенно никакого виду. - Непременно. Благодарю Вас за помощь, - глаза девушки как будто светились изнутри, привлекая к себе, словно гипнотизируя, не позволяя отвести глаза в сторону при разговоре. Думаю, глядя в них, я не смог бы никогда соврать. Да мне это было и без надобности. Светловолосая девушка, казалось, понимала меня всегда, как будто мы всю жизнь были знакомы. - Не стоит меня переоценивать. Я всего лишь поймал Вашу очаровательную шляпку, - говоря это, я, конечно, льстил шляпке. Нет, она была красивая, но на этой девушке она смотрелась ещё лучше. Поэтому теперь, не на голове своей хозяйки, она мне не казалась какой-то особенной. - Ну что Вы! Эта шляпка мне очень дорога как память о матери, поэтому я очень благодарна Вам! - Тогда я рад, что поймал и отдал её Вам. Я, пожалуй, представлюсь. Григорий Александрович Печорин. - Очень приятно. Вера Дмитриевна Лиговская.

(1) Элементарно (фр.)(2) Хаотичных (лат.)(3) Элегантно (фр.)(4) Дурным тоном (фр.)

ficbook.net

Журнал Печорина - это... Что такое Журнал Печорина?

 Журнал Печорина

Подзаголовок второй части "Героя нашего времени", куда вошла трилогия: 1) Тамань; 2) Княжна Мери и 3) "Фаталист". Лермонтов предпослал трилогии особое предисловие с извещением о смерти Печорина и обещанием "когда-нибудь" отдать "на суд света" всю жизнь его героя.

Словарь литературных типов. - Пг.: Издание редакции журнала «Всходы». Под редакцией Н. Д. Носкова. 1908-1914.

• Исповедь (Лермонтова)
• Кавказский пленник, поэма (Лермонтова)

Смотреть что такое "Журнал Печорина" в других словарях:

• Манга-журнал — На этой странице есть текст на японском языке. Без поддержки восточноазиатской письменности вы можете видеть знаки вопроса или другие знаки вместо японских символов. Слово «манга», написанное кандзи …   Википедия

• Лермонтов М.Ю. — Лермонтов М.Ю. Лермонтов Михаил Юрьевич (1814 1841) Русский поэт, писатель. Афоризмы, цитаты Лермонтов М.Ю. биография • Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при …   Сводная энциклопедия афоризмов

• Переводы и изучение Лермонтова за рубежом — ПЕРЕВОДЫ И ИЗУЧЕНИЕ ЛЕРМОНТОВА ЗА РУБЕЖОМ. Степень известности Л. в той или иной стране во многом зависит от интенсивности культурных связей этой страны с Россией в прошлом, а затем с СССР. Наибольшую популярность его стихи и проза приобрели во… …   Лермонтовская энциклопедия

• Проза Лермонтова — ПРОЗА Лермонтова. Лит. путь Л. начался в конце 1820 х гг. в период господства поэтич. жанров в рус. лит ре. Начав как поэт, Л. приходит к прозе сравнительно поздно; его прозаич. опыты, отразив процесс становления рус. прозы в целом, явились одним …   Лермонтовская энциклопедия

• "Герой нашего времени" — «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» (1837 40), роман Л., его вершинное творение, первый прозаич. социально психологич. и филос. роман в рус. лит ре. «Герой нашего времени» впитал в себя многообразные творчески трансформированные на новой историч. и нац.… …   Лермонтовская энциклопедия

• Герой нашего времени — Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей …   Википедия

• Автор. Повествователь. Герой — АВТОР. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ. ГЕРОЙ. В прозе и поэмах Л. значит. место принадлежит повествователю, ведется ли повествование от имени безымянного рассказчика или от первого лица. Повествователь у Л. или излагает сюжет или вводит в действие, воссоздавая… …   Лермонтовская энциклопедия

• Натуральная школа — НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА, этап развития реализма в рус. лит ре 40 х гг. 19 в., характеризующийся критич. и демократич. направленностью, сознат. осуществлением реалистич. принципов, интересом к проблемам обществ. среды (и соотношения с нею природы… …   Лермонтовская энциклопедия

• ирония(судьбы) — насмешка (в виде кажущейся похвалы участия) Иронический. Ср. В этом кружке (Элен) иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивала московский восторг... Граф Л.Н. Толстой. Война и мир. 3, 2, 6. Ср. Пизарро отвечал в ласковом тоне, но с… …   Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

• Дневник —         подневные записи одного лица или коллектива, ведущиеся синхронно событиям их жизни (ср. Мемуары). Внешняя, но более других обязательная примета Д. обозначение дат. Реальные Д. (впервые получившие широкое распространение в Англии 17 в.)… …   Большая советская энциклопедия

literary_types.academic.ru

«Журнал Печорина», как «роман в романе» (Герой нашего времени Лермонтов)

В 1838 году Михаил Юрьевич Лермонтов начал работу над «Героем нашего времени», опираясь на свои кавказские впечатления. В процессе создания произведения «Бэла» и «Тамань» были опубликованы в виде отдельных повестей. При публикации «Фаталиста» в «Отечественных записках» редакция поместила извещение о том, что автор предполагает в ближайшее время издать «собрание своих повестей и напечатанных и ненапечатанных». Завершился анонс многообещающими были опубликованы в виде отдельных повестей. При публикации «Фаталиста» в «Отечественных записках» редакция поместила извещение о том, что автор предполагает в ближайшее время издать «собрание своих повестей и напечатанных и ненапечатанных». Завершился анонс многообещающими словами: «Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе». Итак, читатели ждали сборник повестей и автор изначально, видимо, не задумывал своё произведение как целостное и связное повествование. В 1840 году роман «Герой нашего времени» увидел свет. Повести, вошедшие в него, имели сплошную композиционную структуру.

Психологическая сложность центрального образа определила композиционное строение произведения. Лермонтов постепенно знакомит читателя со своим героем, всё глубже раскрывая перед нами душу Печорина, всё сильнее нас заинтересовывая.

Композиция кроме сюжета вбирает в себя и другие составляющие произведения. Важным моментом в раскрытии композиции «Героя нашего времени» является и то, кто рассказывает о происходящем. Смена рассказчика позволяет Лермонтову более глубоко и всеобъемлюще раскрыть внутренний мир героя.

Мы знакомимся с Печориным в «Бэле». Рассказывает о герое Максим Максимыч - штабс-капитан, прослуживший с ним год на Кавказе. Максим Максимыч человек добрый, но понять Печорина он не в состоянии. Единственное, что он может сказать о нём, это: «славный малый», «но с большими странностями». Максим Максимыч и Печорин чужды друг другу. Перед нами люди разных эпох, разного мироощущения. Максим Максимыч - старый служака, беспрекословно выполняющий любые приказы начальства, не умеющий и не желающий рассуждать.

Иное дело Печорин. В «Бэле» он скрытен, потому непонятен штабс- капитану. Печорин напоминает романтического героя. История его трагической любви, разочарованность, тоска поражают добродушного Максима Максимыча, но разгадать душу своего подчинённого он не может. Читатель заинтересован, но делать выводы о характере героя ещё рано. Автор передаёт право рассказать о Печорине проезжему офицеру, от лица которого ведётся повествование романа. Это человек, явно понимающий Печорина, они люди одного поколения, люди одного круга. Мы вполне доверяем его суждениям и потому внимательно вчитываемся в его слова.

Перед нами предстаёт психологический портрет героя. Подробно описывая внешность, повествователь пытается понять характер Печорина. Особое внимание рассказчик уделяет глазам: «Они не смеялись, когда он смеялся!..» Он хочет узнать, что скрывают они, и потому с радостью берёт у Максима Максимыча записки Печорина.

Ореол таинственности не исчезает, хотя мы уже многое узнали о герое. Автор предоставляет самому Печорину рассказать о себе. Роман продолжает «Журнал Печорина», его предваряет предисловие повествователя. Здесь мы читаем важные слова: «Может быть, некоторые читатели захотят узнать моё мнение о характере Печорина? Мой ответ - заглавие этой книги». Итак, Печорин - герой своего времени, личность типичная, лицо эпохи. Однако глубоко понять его поможет только исповедь самого героя.

«Журнал Печорина» - это своего рода «роман в романе». «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист» - «история души человеческой, следствие наблюдений ума зрелого над самим собою». Исповедальный характер дневниковых записей роднит роман Лермонтова с его лирикой. Жажда жизни, поиск истинных ценностей, смысла человеческого существования порой приобретает в личности Печорина жёсткие и жестокие формы. Разочарованность, скука, страдание - спутники его жизни и жизни людей, связавших с ним свою судьбу.

Заключительная глава «Фаталист» на первый взгляд кажется лишней, выпадающей из закономерного развития романа. Но на самом деле в «Фаталисте» заключена важнейшая мысль повествования, к ней постепенно вёл нас автор. Печорин переходит от самооценки к размышлению о своём поколении. Каковы же его мысли? Здесь Лермонтов говорит о том, о чём кричал он в «Думе», что не давало ему покоя всю жизнь, - о горькой судьбе своего поколения: «… мы… жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха… мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению…»

«Фаталист» возвращает нас в крепость, где произошла трагедия с Бэлой. Круг замкнулся. «Кольцевая» композиция подчёркивает обречённость героя. Печорин пытается решить самый сложный вопрос: насколько человек волен распоряжаться своей судьбой. «И если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля, рассудок?» Таким образом, в романе рассматриваются социальные, нравственные и философские проблемы. Психологически точно даётся картина взаимоотношений общества и личности.

www.allsoch.ru

---

Смотрите также

• 
  Татарские журналы
• 
  Путешествий журнал
• 
  Априори журнал
• 
  Стм журнал
• 
  Журнал стм
• 
  Чайка журнал
• 
  Журнал компетенции
• 
  Журнал свиноводство
• 
  Ста журнал
• 
  Журнал ста
• 
  Футбольный журнал