Возникновение и развитие гуманистической психологии. Журнал гуманистической психологии

Гуманистическая психология Archives - Журнал "Психология"

Ловушки для интеллекта

Всем нам знакомы выражения: «вы так расстроены, возьмите отгул, все равно наделаете много ошибок», «в ярости он не владел собой», «от страха я ничего не соображала», «он обезумел от боли», «я была как в тумане».

Эти выражения довольно точно описывают состояние выключенности интеллекта или довольно явного сбоя его работы в условиях острого стресса.

Интеллект можно определить как механизм, принимающий, обрабатывающий поступающую информацию и принимающий решение о том, как поступить.

В вышеописанных ситуациях острых переживаний этот механизм давал сбой. Когда человек испытывает острый стресс, он перестает понимать, осмысливать, дифференцировать чувства и ощущения. Большая часть резерва психики направляется на обеспечение выживания и обретение равновесия. И способ переработки информации в таких острых ситуациях кардинальным образом меняется. Информация из окружающего мира продолжает поступать, и человек продолжает ее воспринимать, но захваченность собственными переживаниями не позволяет поступающую информацию адекватно обрабатывать, «раскладывать по полочкам», «разжевывать». Информация поступает в виде «информационного кома». Ситуация перестает быть тем материалом, из которого человек способен извлечь выводы и найти адекватный способ решения проблемы.

В таком состоянии весь непереваренный ком информации, со всеми событиями, неприятными ощущениями и тягостными чувствами (со всем комплексом внутренних переживаний) воспринимается без обработки, как будто записывается на пластинку. И информация поглощается человеком, остается в его пользовании в таком вот недифференцированном виде и сложна к осознаванию. А жизнь движется дальше. Запутанный клубок мыслей, действий, ощущений и чувств остается запутанным клубком не разлепленного комплекса внутренних переживаний и картины внешней действительности.

И следующее столкновение с похожей по каким-то параметрам ситуацией происходит по уже воспринятому сценарию – пластинка проигрывается вновь и человек вновь испытывает весь комплекс отрицательных переживаний, хотя ситуация может быть иной, она всего лишь похожа, но несмотря на это она снова становится травматичной для человека. И теперь уже эта, по сути новая ситуация вкладывается в уже имеющийся ком, клубок запутывается еще больше.

Эти ситуации внеинтеллектуальны, так как когда человек целиком поддается переживаниям, захвачен ими, у него не работает механизм переработки информации и решения проблем – интеллект. А ком становится больше благодаря способности мозга образовывать ассоциативные связи. К не пережитой и не переработанной до конца ситуации добавляется похожая, к ней еще похожая и так далее. Что-то смутное внутреннее выбирает за человека, решает его проблемы. И такое положение дел не добавляет уверенности, еще больше увеличивает тревогу, а тревога подавляется, ведь человеку нужно жить дальше, функционировать, решать проблемы, несмотря на наличие стрессов – жизнь требует этого.

Таким образом в интеллектуальной деятельности человека возникают своеобразные ямы и выбоины, такие части внутренней картины мира, которые человеку не известны доподлинно, не разъяснены, не пережиты, не прочувствованы, не осмыслены. Это и есть своеобразные ловушки для интеллекта – такая реакция человека на события внешнего мира, когда включается внеинтеллектуальный способ решения проблем. И способ этот стереотипен, не гибок, похож на своеобразный костыль, при помощи которого человек преодолевает сложный для себя участок жизненного пути.

Но неужели это так серьезно мешает интеллектуальной деятельности?

По оценкам американских психологов, среднестатистический взрослый человек, добившийся в жизни успеха, использует всего 10% исходных ресурсов своего интеллекта. Остальные 90% расходуются на поддержание и воспроизведение стереотипов поведения и чувствования, сложившихся благодаря не переработанной интеллектом информации о прошлых неприятностях и перегрузках.

Испытав стресс, человек создает модель поведения не столько решающую проблему как таковую, сколько избавляющую от тягостных переживания и мыслей. Модель при столкновении с реальностью со временем становится стереотипом. Человек перестает чувствовать стресс, включая созданный стереотип, автоматически защищающий от перегрузок и привычно решающий проблему. И таким образом человек раз за разом воспроизводит прошлый опыт, контактируя с ситуацией не как с новой, а как со старой.

Причем большая часть готовности к стереотипному действию скрыта, пластинка ждет своего часа, чтобы включиться. А запутанный ком пребывает внутри, принося привычный и уже не ощущаемый дискомфорт, но еще больше запутываясь год от года.

Стереотипные действия блокируют потенциал человека, снижают его интеллектуальную активность, но не определяют его поведение, пока ситуация не напомнит предыдущие (и изначальную) стрессовые. Например, запись «страх перед публикой» или «боязнь близких отношений» включаются лишь локально – в присутствии стрессогена. Только тогда, когда нечто внутри нас опознает ситуацию как похожую. И пластинка определяет поведение в сходной ситуации.

Признаки такого состояния интеллекта можно косвенно определить как:

• От решения проблемы человек не получает удовольствия
• Не испытывает интереса к проблеме
• Не возникает состояние творческой активности и желания решать проблему
• Мысли, чувства, ощущения и другие проявления интеллекта замораживаются, какое-то из них или несколько отключаются, реакции теряют живость.

Состояние нетворческой реактивности в противовес творческой активности с присущей ей инициативой в поиске решения и обработке информации до обретения ясности, к счастью, не является фатальным. Хотя от стрессов уберечься невозможно.

Но подчиняют стереотипам свою жизнь, свое поведение далеко не все люди. У всех нас есть свои стереотипы, свои погружения в туман, но у кого-то их больше, у кого-то меньше; у кого-то они лишь мешают интеллекту совершенно свободно творить или закрывают часть информации (не давая возможности получать целостную картину происходящего), а у кого-то серьезно блокируют весь интеллект (человек воспринимает информацию искаженной, соответствующей набору собственных стереотипов).

Процесс наращивания кома не переваренных событий и упрочения стереотипного, непроизвольного поведения (Ф.Перлз) может быть обратим. Интеллект и способность к творчеству могут быть восстановлены, если человек проделает определенную работу.

Если он научится распознавать те пластинки, о которых было рассказано выше; если захочет научиться переживать до конца свои чувства и ощущения, отделять их от мыслей, а мысли от действий. Если создаст благоприятные условия для работы своего интеллекта. Отнесется к себе с вниманием и заботой, поверит, что жить можно с удовольствием, воспринимать проблемы как интересные задачи, искать свои способы их решения. Если обнаружит те ситуации, которые служат выключателями для интеллектуальной активности. И взглянет на них по-новому, создав себе для этого подходящие условия.

Отдельно хотелось бы сказать о внешних факторах, способствующих формированию активной интеллектуальной жизненной позиции. А так же о тех факторах, которые эту активность способны заблокировать.

Первый из могущественных факторов, влияющих на способность человека пользоваться собственным интеллектом – переживание эмоций до конца.

Социальные стереотипы воспитания послушных, управляемых детей не позволяют детям спонтанно выражать эмоции и познавать их. Родители тут же бросаются или утешать, или ругать, или каким-то образом вмешиваться в процесс эмоционального реагирования, прерывая его, лишая ребенка возможности увидеть и почувствовать конец этого процесса. Узнать, что чувства имеют не только начало, но и конец. Научиться опираться на чувства как на необходимую часть информации, поступающую для работы интеллекта. Научиться использовать чувства для оценки ситуации и выбора решения.

Взрослые люди не менее настойчиво не позволяют друг другу выплакаться или рассердиться. И это одна из причин, по которой мы, цивилизованные культурные люди, не находимся в контакте с чувствами. Мы постоянно вынуждены их прерывать. Что приводит к необходимости давиться эмоциями, проглатывать их, заталкивать внутрь себя как нечто грешное, запрещенное, неприятное окружающим. Но подавленные чувства не исчезают бесследно, освобождают человека только лишь чувства пережитые до конца. Естественно закончившиеся и столь же естественно регулируемые (перерабатываемые и используемые) человеком. Принимаемые окружающими. Людей, не боящихся собственных эмоций и позволяющих другим открыто выражать чувства, к сожалению, довольно мало. И практически в каждом из нас есть ком, частично состоящий из не пережитых чувств, накрепко соединенный с недодуманными мыслями, не пережитыми ощущениями и недоделанными делами.

Ну а если мы не научаемся чувствовать, тогда стресс для нас – слишком серьезное испытание. Ведь мы сталкиваемся не только с неприятной ситуаций, но и с неизвестным собой. Чувства захватывают, страшат и мы стремимся подавить их. Не научившись с детства взаимодействовать со своими чувствами, мы спешим чувства подавлять, не дожидаясь обретения внутреннего равновесия, комфорта, и избегать ситуации, способные принести чувственный дискомфорт. А ведь это именно те ситуации, которые развивают интеллект. Но вместо этого привычнее включить старую заезженную пластинку, сведя новую ситуацию к травматично окрашенной старой.

Восстановительная процедура здесь заключается в обретении контакта с чувствами, обретении умения различать собственные чувства и лояльно к ним относиться. Чувства способны возродить взрослого человека, придать интерес его интеллектуальным занятиям, оживить творческую активность.

Второй важный фактор, способствующий активности интеллекта, — контакт со своими телесными проявлениями.

В этот аспект человеческого бытия культура так же привнесла свои запреты и ограничения. Современный человек лишен возможности испытывать весь спектр ощущений, который был доступен нашему не столь отдаленному предку. Например, ощущения холода до дрожи или сколько-нибудь продолжительного чувства голода практически исчезли из опыта повседневной жизни. Нам не хватает движений. Приучение к гигиене отторгает нас от естественных запахов человеческого тела, а так же от естественных физиологических ритмов. Мы с самого раннего детства вынуждены приспосабливаться под общий режим, следовать моде, нося не слишком удобные вещи, дышать загрязненным воздухом и глотать таблетки при малейшем телесном дискомфорте. И все эти приметы цивилизации, с одной стороны, дают нам стабильность и ощущение безопасности, защищенности, но с другой, — не додают нам ощущений такого количества и качества, которые могли бы научить нас ориентироваться в мире и слышать себя. И благодаря такой своеобразной недостаче впечатлений многие из нас совершенно беспомощны перед стрессом. А большинство из нас не знакомы со своими телесными реакциями на отличающиеся от привычных внешние и внутренние раздражители.

Психологическая напряженность, возникающая от вынужденной работы над поддержанием общественно заданных стереотипов, настолько высока, что встреча с немного изменившимися внешними условиями, вызывает тревогу, повышенный уровень которой выключает, а не включает интеллект.

И поэтому в интересах живой и активной деятельности интеллекта – не удовлетворяться тем стереотипным набором ощущений, который предоставляет цивилизация. И если вам удастся познакомиться ближе с ощущениями и состояниями телесного комфорта и дискомфорта, научиться отличать одно от другого, научиться выбирать свое: свой режим, свою пищу, удобную вам одежду, необходимые вам (а не только социально приемлемые) ощущения — количество стрессогенных факторов уменьшится. И тот барьер, за которым наступает выключение интеллекта, для вас будет существенно более высоким. Устойчивость к стрессу увеличится. И одна из ниточек, составляющих ком не переваренных событий станет нитью, указывающей путь и помогающей выбирать поведение. Ощущения принесут свою часть информации интеллекту и помогут обработать ее, не прерывая контакта с телесной жизнью. Пять чувств будут работать на обеспечение гибкости и активности вашего интеллекта.

И последний фактор, на который хотелось бы обратить внимание – это фактор сугубо социальный. Он связан с тем способом, которым мы обучаемся интеллектуально функционировать.

В этом отношении у нас тоже образуется своеобразный стереотип. Начиная со школы, интеллект работает в основном на поглощение информации. Мы привыкаем глотать куски информации. Которые всего лишь необходимы. И это глотание порой связано и с сопровождающими негативными эмоциями, с неприятными ощущениями, со стрессами, обусловленными вынесением и проставлением оценок. Все это присуще процессу обучения, является социальной нормой, оправдано существующей системой образования и привычно. Но часть интеллектуального процесса остается без применения и, следовательно, с ней большинство из нас тоже мало знакомо. Речь идет о самостоятельном «пережевывании», т.е. переработке информации и принятии решения как с ней поступить, нужна она или не нужна.Учащиеся запоминают информацию, мыслят, решают задачи, но им эта информация предоставляется в виде заданий, выполнение которых затем оценивается. Свободный, произвольный контакт с информацией остается малодоступен, время загружено заданным. Информационные события стандартизированы, стереотипны. Интеллекту не на чем развернуться произвольно. Основная задача — не переваривать, а поглощать. Нет возможности выбирать и отказываться. Приходится заставлять себя изучать все предметы без выбора, без разбора.

И несмотря на то, что стрессы при обучении чаще всего не являются острыми, но их постоянный характер способствует формированию привычки к фиксированию стереотипа.Удовольствия от живой интеллектуальной деятельности маловато, желания решать задаваемые проблемы еще меньше, возможности к самостоятельной активной интеллектуальной работе учащийся практически не имеет (если учится в обычном учебном заведении системы среднего и высшего образования). И с таким багажом многолетней привычки человек выходит в жизнь, туда, где ему предстоит столкновение с ситуациями острого стресса. А способ интеллектуальной обработки поступающей информации в таких условиях не освоен. Поэтому нет ничего удивительного в том, что большинство людей мыслят стереотипно, не пользуясь всем потенциалом своих интеллектуальных способностей и избегают ответственности за выбор решения.

Зная о механизме формирования стереотипов поведения, чувствования и мышления, можно изменить привычный подход к получению и переработке информации. И сделать это можно в любом возрасте, при любом уровне образования, независимо от того, как долго действовали стереотипные подходы.

Познакомившись с только вам присущими чувствами, ощущениями, научившись отделять их от мыслей, освобождая мысль для творческого поиска, подключив эти резервы, можно обнаружить живейший интерес к проблемам вместо привычной необходимости. Можно получать большое удовольствие от растущих проявлений собственной творческой активности и в конечном итоге решать проблемы не только интеллектуальные, но и житейские — эффективнее, с минимум попаданий в ловушки для интеллекта. Радоваться новому, незнакомому и уверенно чувствовать себя в процессе творческой интеллектуальной деятельности.

Автор — Елена Заманская

Обсудить статью на Социофоруме

www.psychology.su

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ • Большая российская энциклопедия

• 
• Родственные статьи:
• 

  В книжной версии

  Том 8. Москва, 2007, стр. 150

• 

  Скопировать библиографическую ссылку:

Авторы: Д. А. Леонтьев

ГУМАНИСТИ́ЧЕСКАЯ ПСИХОЛО́ГИЯ, на­прав­ле­ние пси­хо­ло­гии, по­ста­вив­шее сво­ей це­лью изу­че­ние че­ло­ве­ка в его выс­ших про­яв­ле­ни­ях, та­ких как раз­ви­тие и са­мо­реа­ли­за­ция лич­но­сти, её цен­но­сти и смыс­лы, лю­бовь, твор­че­ст­во, сво­бо­да, от­вет­ст­вен­ность, ав­то­но­мия, глу­бин­ное об­ще­ние, транс­цен­ден­ция и т. п. Сфор­ми­ро­ва­лась в США к нач. 1960-х гг., полу­чив назв. «треть­ей си­лы» в амер. пси­хо­ло­гии в свя­зи с тем, что её пред­ста­ви­те­ли про­ти­во­пос­тав­ля­ли се­бя как би­хе­вио­риз­му, рас­смат­ри­вав­ше­му че­ло­ве­че­ское по­ве­де­ние по ана­ло­гии с по­ве­де­ни­ем жи­вот­ных и как пол­но­стью за­ви­ся­щее от внеш­них сти­му­лов, так и пси­хо­ана­ли­зу, под­верг­ну­то­му кри­ти­ке за пре­уве­ли­че­ние ро­ли не­осоз­на­вае­мых вле­че­ний и ком­плек­сов в жиз­ни че­ло­ве­ка. С 1961 из­да­ёт­ся «Жур­нал гу­ма­ни­сти­че­ской пси­хо­ло­гии» («Journal of Huma­nistic Psychology»), в 1962 ор­га­ни­зо­ва­на Амер. ас­со­циа­ция Г. п., в 1970 со­сто­ял­ся 1-й Ме­ж­ду­нар. кон­гресс гу­ма­ни­стич. пси­хо­ло­гии.

В це­лом Г. п. пред­став­ля­ет со­бой кон­гло­ме­рат разл. школ, раз­де­ляю­щих об­щие цен­но­сти и об­раз че­ло­ве­ка как це­ло­ст­но­го, ак­тив­но­го, твор­че­ско­го су­ще­ст­ва, на­де­лён­но­го по­тен­ция­ми к раз­ви­тию и са­мо­реа­ли­за­ции, об­ла­даю­ще­го оп­ре­де­лён­ной сте­пе­нью сво­бо­ды от внеш­ней де­тер­ми­на­ции, ру­ко­во­дствую­ще­го­ся смыс­ла­ми и цен­но­стя­ми в сво­бод­ном вы­бо­ре сво­его от­но­ше­ния к внеш­ним об­стоя­тель­ст­вам, спо­соб­но­го транс­цен­ди­ро­вать ус­ло­вия сво­его су­ще­ст­во­ва­ния и да­же се­бя са­мо­го. Осн. па­фос ра­бот пред­ста­ви­те­лей Г. п. (А. Мас­лоу, Р. Мэй, К. Род­жерс, Ш. Бю­лер, Дж. Бюд­жен­тал и др.) об­ра­щён про­тив гос­под­ства в пси­хо­ло­гии сци­ен­ти­ст­ско­го, ме­ха­ни­стич. под­хо­да к че­ло­ве­ку, пе­ре­не­сён­но­го из ме­то­до­ло­гии ес­теств. на­ук.

Пе­ре­жи­ва­ние че­ло­ве­ком ми­ра и се­бя в ми­ре рас­смат­ри­ва­ет­ся в Г. п. как гл. пси­хо­ло­гич. ре­аль­ность, при­чём сам мир по­ни­ма­ет­ся фе­но­ме­но­ло­ги­че­ски – как дей­ст­ви­тель­ность, дан­ная субъ­ек­ту в его опы­те, пе­ре­жи­ва­нии, пре­лом­лён­ная че­рез приз­му смы­слов и цен­но­стей субъ­ек­та. Уни­каль­ность ка­ж­до­го че­ло­ве­ка, де­лаю­щая ана­лиз отд. слу­ча­ев столь же пра­во­мер­ным ме­то­дом ис­сле­до­ва­ния, как и ста­ти­стич. обоб­ще­ния, вы­во­дит­ся пред­ста­ви­те­ля­ми Г. п. не из ин­ди­ви­ду­аль­ных раз­ли­чий, обу­слов­лен­ных на­след­ст­вен­но­стью и ус­ло­вия­ми сре­ды, но пре­ж­де все­го из уни­каль­но­сти жиз­нен­ных це­лей и смы­слов, реа­ли­зуе­мых че­ло­ве­ком. Че­ло­ве­че­ская жизнь рас­смат­ри­ва­ет­ся как еди­ный про­цесс ста­нов­ле­ния и бы­тия: че­ло­век яв­ля­ет­ся од­но­вре­мен­но тем, кто он есть, и тем, кем он стре­мит­ся быть.

Г. п., опи­раю­щая­ся на идей­ные тра­ди­ции гу­ма­низ­ма Но­во­го вре­ме­ни, ис­пы­та­ла влия­ние разл. ва­ри­ан­тов фи­ло­со­фии эк­зи­стен­циа­лиз­ма, а так­же фе­но­ме­но­ло­гии и ря­да вос­точ­ных фи­лос.-ре­лиг. уче­ний (ин­те­рес Г. п. к рас­ши­ре­нию воз­мож­но­стей че­ло­ве­ка и из­ме­нён­ным со­стоя­ни­ям соз­на­ния, ус­та­нов­ка на цен­ность пе­ре­жи­ва­ния «здесь и те­перь» и др.). Идеи, близ­кие Г. п., со­дер­жа­лись в позд­них ра­бо­тах А. Ад­ле­ра и К. Г. Юн­га, а так­же у ря­да др. пси­хо­ло­гов 1930–1960-х гг. (Г. Ол­порт, Г. Мюр­рей, Г. Мёр­фи, Дж. Кел­ли, Э. Фромм).

Воз­ник­но­ве­ние Г. п. бы­ло свя­за­но с куль­тур­ной си­туа­ци­ей в по­сле­во­ен­ной Аме­ри­ке, с ши­ро­ким рас­про­стра­не­ни­ем стра­ха пе­ред бу­ду­щим, оди­но­че­ст­ва и от­чу­ж­дён­но­сти. Раз­ру­ше­ние тра­диц. сис­те­мы цен­но­стей и праг­ма­ти­за­ция жиз­ни по­ро­ди­ли кон­фликт ме­ж­ду стрем­ле­ни­ем к ис­крен­ним и глу­бо­ким че­ло­ве­че­ским от­но­ше­ни­ям и не­воз­мож­но­стью их ус­та­но­вить. Г. п., явив­шись од­ной из по­пы­ток ос­мыс­ле­ния этих кри­зис­ных яв­ле­ний, ока­за­ла влия­ние на мо­ло­дёж­ную контр­куль­ту­ру 1960-х гг., в ча­ст­но­сти на дви­же­ние хип­пи с его ори­ен­та­ци­ей на са­мо­рас­кры­тие лич­но­сти «здесь и те­перь» и т. п.

Гл. об­лас­ти прак­тич. при­ло­же­ния Г. п. – пси­хо­те­ра­пия, в кон­тек­сте ко­то­рой за­ро­ди­лись и бы­ли раз­ви­ты мно­гие из идей, об­ра­зую­щих фун­да­мент Г. п., и пе­да­го­ги­ка, ос­но­ван­ная на прин­ци­пе не­ди­рек­тив­но­го взаи­мо­дей­ст­вия учи­те­ля с уче­ни­ком, ко­гда учи­тель не пы­та­ет­ся фор­ми­ро­вать лич­ность, а соз­да­ёт ус­ло­вия для её са­мо­реа­ли­за­ции и раз­ви­тия творч. спо­соб­но­стей. Од­ним из по­пу­ляр­ных при­ло­же­ний Г. п. ста­ли тре­нин­ги, на­прав­лен­ные на лич­но­ст­ный рост и меж­лич­но­ст­ное об­ще­ние. В рус­ле Г. п. бы­ли раз­ра­бо­та­ны по­лу­чив­шие ши­ро­кое рас­про­стра­не­ние по­ня­тия са­мо­ак­туа­ли­за­ции (А. Мас­лоу), лич­но­ст­но­го рос­та (К. Род­жерс), са­мо­рас­кры­тия (С. Джу­рард), ау­тен­тич­но­сти (Дж. Бюд­жен­тал) и др.

bigenc.ru

Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник) ( Коллектив авторов, 1997)

Об экзистенциальной психологии у нас известно крайне мало. Несколько лет назад вышла книга В.Франкла (1990), являющегося пока единственным широко известным у нас представителем экзистенциальной психологии. Недавно были изданы философские работы М.Бубера, в том числе ставшая уже классической его книга “Я и Ты”, которая хоть и не является собственно психологической, но служит одним из основных “писаний” для экзистенциальных психологов (1993, 1995), и столь же основополагающая философская книга П.Тиллиха “Мужество быть”(1992). Наконец, совсем недавно мы получили возможность прочесть одну из первых книг Р.Мэя (1994) – блестящее пособие по психологическому консультированию, написанное с позиций экзистенциального подхода к человеку. Этим пока исчерпывается перечень доступных источников по экзистенциальной психологии.

Говоря о том, что представляет из себя это направление в психологии, чаще всего начинают ссылаться на экзистенциальную философию: наМ.Хайдеггера, К.Ясперса, Ж.-П.Сартра и других. Однако экзистенциальная психология представляет собой достаточно самостоятельный пласт материалов, совершенно отличный от экзистенциальной философии и имеющий свои собственные теоретические традиции, т. е. теоретическим обоснованием экзистенциальной психотерапии является не философия экзистенциализма, а обширные разработки именно в рамках психологии. В настоящее время дискутируется вопрос о том, в какой мере возможна экзистенциальная психология в чистом виде, существует ли специфическая экзистенциальная психотерапия, имеет ли она свои специфические психотехники или же она – это нечто непротиворечиво стыкующееся с другими видами психотерапии, в частности, с гештальттерапией. Некоторые гештальт-терапевты приходят к выводу, что экзистенциальная психология скорее является чем-то вроде теоретического и мировоззренческого обоснования для гештальт-терапевтических техник, потому что в гештальттерапии существует большой дефицит собственных теоретических и мировоззренческих обоснований. Поэтому попытки состыковать конкретные техники, разработанные в гештальттерапии и теоретические идеи, разработанные в экзистенциальной психологии, оказываются достаточно успешными, и многое в них оказывается принципиально общим, но просто названным по-разному, разными “именами”. Подобный ход рассуждений демонстрирует Р.Мэй, ведущий представитель экзистенциальной психологии. Он также считает, что экзистенциальная психотерапия не противостоит другим психотерапевтическим школам, так как она не предлагает альтернативных техник, а стремится дать анализ структуры человеческого существования, который будет способствовать более глубокому пониманию человека в любых кризисных ситуациях (May, 1983, p.44).

Существует и такое понятие, как “экзистенциально-гуманистическая психология”. Мне кажется, что при написании через дефис (как обычно его и пишут) смысл передается не вполне точно, поскольку “гуманистическая психология” – понятие, охватывающее целый ряд достаточно разных школ, направлений, движений и подходов. Поэтому попытку определения экзистенциальной психологии стоит начать с истории ее вычленения из гуманистической психологии.

* * *

В конце 1980-х годов в американском журнале Aссоциации гуманистической психологии развернулась дискуссия. Открывалась она статьей под названием “Две гуманистических психологии или одна?” Дж.Роуэна (Rowan, 1989). Он обратил внимание на то, что даже взгляды основателей гуманистической психологии характеризуются существенными расхождениями. Например, К.Гольдштейн, А.Маслоу и К.Роджерс говорят о том, что человеку присуща некая внутренняя сила – тенденция к самоактуализации, направляющая его развитие в сторону наиболее полного раскрытия, разворачивания заложенных в нем возможностей, сил и способностей. Это как бы основная идея ведущего гуманистического подхода к личности. Но в рамках этого же движения есть авторы, такие как Р.Мэй, О.Марер, Р.Лэнг, считающие, что такой силы нет, а направление развития человека определяется исключительно выборами, которые он делает. Это противопоставление является, может быть, одним из наиболее ключевых противоречий, так как различие взглядов, отмеченное Дж.Роуэном – наиболее важный критерий, по которому можно отличить экзистенциальное направление в рамках гуманистической психологии от другого, условно обозначаемого как “личностно-центрированное”.

Представители экзистенциального направления утверждают, что неправильный выбор, плохое осознание альтернатив, бегство от ответственности за свой выбор – это предпосылки “нездорового” развития, т.е. какой-то однозначно заданной направленности или сущности у человека нет. Дж.Роуэн справедливо констатировал методологическую несовместимость этих двух точек зрения на детерминанты развития личности (все предзадано – все начинается с ноля). Возникает закономерный вопрос: насколько едина гуманистическая психология в своих теоретических основаниях, и не правильнее было бы говорить о двух разных гуманистических психологиях?

Очевидно, что гуманистическая психология представляет собой конгломерат достаточно отличающихся взглядов, а упомянутая дискуссия всего лишь заострила этот вопрос. В этой дискуссии выступили Р.Мэй (May, 1989) и О.Марер (Mahrer, 1989), представители экзистенциалистского направления, подтвердившие, что речь идет именно о двух разных психологиях, говоря о которых в рамках гуманистической психологии, следует прежде всего систематизировать их основные позиции и расхождения.

Личностно-центрированный подход, который представлен прежде всего такими авторами как А.Маслоу и К.Роджерс, а также Ш.Бюлер и С.Джурард, приписывает человеку некоторые заданные потенции, некую заданную природу, позитивную по своей сути, которая актуализируется в процессе развития. Развитие – это разворачивание того, что уже в человеке заложено. Самый экстремальный вариант таких взглядов мы находим у К.Роджерса. Он приписывает определение направленности развития, которое называет “тенденцией к актуализации”, биологической природе человека, содержащей определенный набор потенций. Существует заданная биологическая природа человека, в нее заложены определенные возможности, потенции, в частности, – определенная тенденция, задающая направление развертывания этих потенций. По мере формирования личности в процессе жизни и общения у человека возникает еще одна структура – Я (Self), и еще одно стремление – к реализации этого Я. Но это другая тенденция, не совпадающая с исходной биологической тенденцией, и эти две тенденции могут противоречить друг другу. В тех случаях, когда тенденция к самоактуализации организма, с одной стороны, и стремление к реализации Я, с другой, оказываются противоречащими, решение однозначно – организм всегда прав, хотя не всегда побеждает. Поскольку то, что человек приобретает в ходе социализации, не может улучшить, но только исказить его истинную природу. Выход из конфликта – только в возврате к исходной биологической мудрости (Rogers, 1963).

А.Маслоу не столь акцентирует биологическую предзаданность развития личности (в поздних работах (1968; 1976) он делает явственный дрейф в сторону экзистенциализма), но и ему не удается избежать преформизма в понимании природы человека. И хотя А.Маслоу говорит о значимости культурных влияний, которые могут перевесить инстинкты, точнее инстинктоидные потребности, но тенденция к самоактуализации также, по его мнению, изначально заложена. По поводу неясностей, встречающихся у А.Маслоу, можно вспомнить сказанную по другому поводу реплику Л.С.Выготского (1982, с.410): “Одно из двух: или Бог есть, или его нет… Ответы вроде того, что Бог есть, но очень маленький… анекдотичны”. У Маслоу инстинкт самоактуализации есть, но очень маленький. Видимо поэтому один из его американских критиков Д.Янкелович назвал убеждение в том, что с каждым днем мы становимся лучше, нравственнее, духовнее, автоматически эволюционируя к более высоким ступеням развития – “эскалатор Маслоу”. Но наша жизнь доказывает, что она – не эскалатор.

Экзистенциалистская позиция, альтернативная личностно-центрированной, исходит из ключевой для нее идеи, афористично и наиболее явно сформулированной Ж.-П.Сартром (1989, с.323): “Существование предшествует сущности”. Другими словами, в человеке нет никаких предзаданных сущностей или нет никакой “природы человека”, которая бы определяла, что разовьется на ее основе в дальнейшем. Человек в каждый момент своей жизни сам решает, чем он будет дальше и куда он будет развиваться. Человек творит самого себя и он “есть лишь то, что сам из себя делает” (там же). Это является квинтэссенцией экзистенциалистской позиции в первом приближении – акцент на самотворчестве, отсутствие предзаданности. Наша жизнь выступает как некий “личностный тест”, точнее тестирование. Все, что в жизни есть: тревога, вина, страх, отчаяние, с одной стороны, и надежда, свобода, ответственность и любовь, с другой – все это не сваливается на человека неизвестно откуда, не заложено в него изначально, а порождается его собственными выборами и его собственными усилиями.

Периодически делаются попытки сгладить выявленное противоречие взглядов. Т.Грининг, например, писал, что нет непреодолимого противоречия между личностно-центрированным психологом и экзистенциальным: сущность человека создается его экзистенциальными выборами в процессе становления, однако тенденция к самоактуализации не единственная тенденция, заложенная в человеке, и ей приходится конкурировать с другими в процессе делания человеком его собственной природы. Человек может выбрать путь отказа от самоактуализации, снижения своего человеческого потенциала, а может выбрать путь, при котором этот потенциал будет сохраняться и развиваться (Greening, 1971). Здесь опять не получается компромисса, так как принципиально этот подход не отличается от личностно-центрированного, в нем лишь подчеркивается то, что реализация человеческой сущности не обязательно должна быть успешной, что она может осуществляться с разной степенью успеха самим человеком. И ключевой вопрос о существовании предзаданной сущности Т.Гринингу также не удается обойти.

Следующее расхождение между личностно-центрированным и экзистенциалистским направлениями может быть описано в категориях, введеных Ф.Е.Василюком (1984): “онтология изолированного индивида” и “онтология жизненного мира”. “Онтология изолированного индивида”, на которой основывается, в частности, личностно-центрированный подход, исходит из того, что человек вступает во взаимодействие с миром уже будучи наделенным определенным набором качеств. Соответственно, в качестве единицы анализа выступает отдельно взятая личность с присущими ей потенциями. Так, например, в работах К.Гольдштейна, К.Роджерса и А.Маслоу 1940 – 1960-х годов присутствовала мысль, что внешние социальные влияния больше препятствуют, чем способствуют самоактуализации. Эта “асоциальность” личностно-центрированного подхода была своего рода отголоском фрейдистского противопоставления эго и суперэго как внешней давящей на эго силы. И лишь в последнее время стало высказываться мнение, что другие люди являются непременным условием самоактуализации индивида, и что культура может оказывать на самоактуализацию не только ограничительное, но и позитивное влияние. Такие взгляды стали разрабатываться и в личностно-центрированном подходе, однако внешние факторы рассматриваются при этом лишь как условия, как предпосылки развития. Но гораздо раньше в рамках экзистенциализма была сформулирована принципиально противоположная личностно-центрированная диалогическая позиция, суть которой заключается в том, что, наоборот, условием самореализации является некий конструктивный диалог, общение, контакт с другим человеком, воспринимаемым во всей его целостности. Из западных авторов эта позиция наиболее четко представлена у М.Бубера (1993), а также у В.Франкла (1990), для которого это, правда, не единственный путь развития, но один из принципиально важных путей. Из отечественных авторов аналогичный подход мы находим у М.М.Бахтина, во многом очень близкого по сути своих взглядов М.Буберу.

“Онтология жизненного мира” исходит из посылки, что только во взаимодействии с миром человек обретает свои сущностные характеристики, или, как хорошо было сказано В.Франклом (1990): “Если человек хочет прийти к самому себе, его путь лежит через мир” (с.120). Эта посылка, позиция предельно четко присутствует во всех вариантах экзистенциальной психологии. Человек с момента рождения находится в постоянном взаимодействии с миром, в котором находятся потенциальные смыслы его существования, которые он должен открыть, найти для себя. Мир несет в себе как определенную угрозу и опасность, так и позитивные возможности и альтернативы, из которых человек должен делать выбор, и в процессе этих выборов он себя самого “строит”. Предметом практической работы экзистенциально ориентированного терапевта или консультанта является не столько личность клиента, сколько экзистенциальные проблемы, порожденные ее взаимодействием с миром. Здесь в качестве единицы или узлового момента анализа выступает именно взаимодействие с миром, и вне этого взаимодействия никакой экзистенциальный анализ невозможен.

Наконец, последнее расхождение касается сферы этики, проблемы добра и зла. Оно нашло отражение в дискуссии на страницах того же журнала между Р.Мэем и К.Роджерсом. Суть этой дискуссии заключается в следующем. К.Роджерс настаивал, что природе человека присуще изначальное добро, а источник зла лежит вне природы человека, где-то во внешней реальности (Rogers, 1982). Р.Мэй достаточно убедительно возразил ему, что зло вообще нельзя объяснить, если считать, что в природе человека заложено только добро. С точки зрения экзистенциалистского подхода человек не предрасположен априори ни к добру, ни к злу. Он выбирает или то, или другое, а тем самым и творит и то, и другое. Он открыт тому и другому (May, 1982). В частности, В.Франкл, критикует концепцию самоактуализации А.Маслоу, основанную на идее врожденных потенций, говорит о том, что в нас заложены возможности как для хорошего, так и для плохого, приводя в пример Сократа, который говорил, что у него были все задатки, чтобы стать талантливым преступником, но он этот путь отверг. Хорошо или плохо, что он не реализовал эту свою возможность? Наверное, хорошо, потому что не каждую возможность стоит реализовывать, и на человеке лежит ответственность за решение, за выбор, какие из возможностей реализовывать, а какие оставить нереализованными (Frankl, 1979).

Нам с нашей историей и социальной реальностью легче согласиться с экзистенциалистской позицией, легче признать, что в человеке заложены потенции и возможности, ведущие в такой же степени к злу, как и к добру. Замечательный остроумец Станислав Ежи Лец, автор многих глубоких афоризмов, как-то сказал, что у человека, нет иного выбора, кроме как быть человеком. Увы, согласиться с этим нельзя. К сожалению, оказывается, что у человека есть такой выбор – “не быть человеком”. И слишком часто мы сталкиваемся с ситуацией, когда человек делает такой выбор. Человек может выбрать “не быть человеком”, может отказаться от собственной возможности быть им, от своей человеческой сущности. Грубо говоря, человек может стать людоедом. Например, по Э.Фромму (1995) человека характеризует стремление к самотрансценденции, стремление как-то утвердиться среди людей, подняться над ними, и позитивная специфически человеческая форма реализации этого стремления – творчество. Через творчество человек доказывает свою власть над реальностью, свое влияние на нее. Но если человек по той или иной причине оказывается неспособным самореализоваться позитивно, через творчество, то сохраняющаяся базовая потребность реализуется другим образом – через разрушение. Путем разрушения он также доказывает свою власть над окружающим миром, свое присутствие в мире. И здесь содержится момент выбора: пойдет ли человек человеческим путем или нет. Выбор, к сожалению, есть.

* * *

Вышесказанное в достаточной степени обосновывает правомерность различения в рамках гуманистической психологии двух основных, хотя и внутренне разнородных, подходов: личностно-центрированного и экзистенциального. Теперь стоит очертить проблемное поле экзистенциального подхода. Один из наиболее авторитетных авторов этого направления, знаменитый также тем, что его книги, посвященные анализу клинических случаев, стали бестселлерами, И.Ялом (Yalom, 1980; 1989), выделяет четыре основных узла экзистенциальных проблем, пути решения которых изучает экзистенциальная психология. Это 1) проблемы времени, жизни и смерти; 2) проблемы свободы, ответственности и выбора; 3) проблемы общения, любви и одиночества; 4) проблемы смысла и бессмысленности существования. Уже из перечня этих проблем видна связь экзистенциальной психологии с философской проблематикой и с “вечными” вопросами. Это во многом объясняет то, почему экзистенциальная психология никогда не была и никогда не будет такой распространенной, как психоанализ, транзактный анализ, бихевиоральная терапия. Экзистенциальная психология сложна, а сложное никогда не сможет стать популярным. Чтобы сделать идею популярной, ее надо упростить, а с экзистенциальной психологией это не очень получается. Поэтому сообщество экзистенциальных психологов и психотерапевтов небольшое, стабильное. Если традиционный личностно-центрированный подход сейчас теряет своих приверженцев, популярность трансперсонального подхода, напротив, растет, то уровень интереса к экзистенциальной психологиии стабилен и затрагивает достаточно постоянное число людей. Причем в Европе экзистенциальные взгляды более разработаны, более развернуты и популярны, чем в США, что объясняется большей способностью европейского менталитета воспринимать философские идеи. И большинство идей, разработанных в американской экзистенциальной психологии, также пришли из Европы. Можно вспомнить аналогию, проводимую В.Франклом. Он говорил о том, что психоанализ – это по сути дела, психология ребенка, поскольку З.Фрейд никогда не рассматривал взрослого человека как действительно взрослого. Психология А.Адлера – это во многом психология подростка с центральной идеей самоутверждения и проблемой социализации. Личностно-центрированный подход А.Маслоу, К.Роджерса – это тоже психология ребенка, но счастливого ребенка, у которого нет никаких особых проблем, кроме как развиваться, развиваться и развиваться. А экзистенциальная психология – это психология взрослого.

Т.Грининг описывает проблематику экзистенциальной психологии схоже с И.Яломом, причем более подробно раскрывает различные варианты интерпретации проблемных областей человеческой жизни, которые называет “вызовами” (Greening, 1992). Первый – это проблема жизни и смерти. Cуть ее заключается в том, что мы живы, но мы умрем. И мы живем в мире, который одновременно и поддерживает и отрицает жизнь. Второй – проблема смысла и абсурда. У нас есть некая осознанная способность и желание обрести смысл, но мы живем в таком странном, иногда хаотичном мире, который предлагает много разных систем осмысления, а иногда и вообще отрицает смысл. Третий – это проблема свободы и детерминизма. Мы свободны и детерминированы, и мы живем в мире, который дает нам возможность свободы и одновременно ограничивает ее. Четвертый – проблема общения и одиночества. Мы испытываем нормальное желание общаться и мы способны к аутентичным межличностным отношениям, но этим аутентичным отношениям противостоит засилье отчуждения и одиночества. Каждый из этих вызовов, как пишет Т.Грининг, – это одновременно и благословение, и проклятие, и возможность бытия, и возможность небытия, открытость, которая ограничена конечностью. Здесь возникает сложная диалектика: то, что жизненно важно для нас, у нас есть, но этого недостаточно, и мы должны решить, как быть с тем, что есть и одновременно с его недостаточностью. Для каждого из четырех “вызовов” Т.Грининг описывает по три возможных “реакции”: 1) упрощенно оптимистическая с акцентом на позитивном аспекте – триумф, ложная победа над трудностями; 2) упрощенно пессимистическая – фаталистическое отношение к негативным сторонам вызовов; 3) экзистенциальная – диалектическая конфронтация негативного и позитивного аспектов проблем, творческая реакция и трансценденция, преодоление оппозиции.

Первый вызов – проблема жизни и смерти. Возможная реакция на эту проблему – это оптимистический акцент на жизни, поиск бессмертия, отрицание смерти, утверждение жизненности, витальности или тела, или духа, отказ признавать конечность человеческого существования, культ юности, культ красоты, культ здоровья, культ знаний (не мудрости, а именно знаний), культ чувственности. Противоположный вариант, – это пессимистическая одержимость смертью, фатализм, капитуляция, даже движение к смерти, суицидальные тенденции, подверженность несчастным случаям, отрицание и игнорирование здоровья. Здесь Т.Грининг цитирует Уильяма Блейка: “полувлюбленность в легкую смерть”. И собственно экзистенциалистский вариант – это радость принятия жизни со всеми ее фазами и стадиями, зная при этом, что они образуют собой некоторую историю, у которой есть свой конец, (во всяком случае у той жизни, о которой мы знаем). Это осознание и принятие жизненного цикла, признание и принятие факта смерти и эфемерности телесного существования. Это значит жить “со смертью за левым плечом”, т. е. не бояться, не впадать в депрессию, но осознавать и выбирать жизнь перед лицом смерти.

Второй вызов – проблема смысла и абсурда. Оптимистическая реакция – это истинная вера, экзальтация, триумф рациональной мысли или эмпирической науки, или слепой веры, или интуитивного осознавания как некоторые пути, которые позволяют дать ответ вызову. Обожествление разума, “человек есть мера всех вещей”, отстаивание утверждения, что жизнь имеет смысл, что мы определяем его, что он неизменный, приверженность всяким культам и гуру. Негативный, пессимистический ответ: антиинтеллектуализм, отрицание любого смысла и его поиска, презрение к обучению, мышлению, к системе веры, воинствующий атеизм и нигилизм, насмешка над верующими, отчаяние и бессмысленность, уход в действие, приобретательство, наркотики, догмы или в смерть, чтобы избежать осознания и желания смысла, постоянная декларация, что существование не имеет смысла, жизнь абсурдна, и что Вселенная хаотична. Есть еще и такой выход: наслаждение и эффективное использование сознания без фиксации на любой конкретной форме осознания или понимания как решения какой-то проблемы, гибкая способность смещаться с одного уровня сознания на другой, переходить от одной формы сознания к другой, даже иногда терять сознание в зависимости от обстоятельств и целей, открытость к разным смыслам и системам верований, любопытство, способность воспринимать одновременно противоречивые идеи, способность выбирать и утверждать их, действовать в соответствии с определенными данными и теориями, оставляя при этом за ними способность к изменению, обратной связи, пересмотру.

Третий вызов – проблема свободы и детерминизма. Оптимистическая реакция – это утверждение свободы без границ, требование самовыражения и неограничения моего самовыражения другими людьми, социальными и прочими системами, “ничто не может ограничивать самовыражение личности”. Сюда вписывается миф об Икаре, идея естественного человека Ж.-Ж.Руссо. Здесь налицо как бы смешение свободы со вседозволенностью. Этот подход – индивидуалистская идея самоактуализации, превращенная в некую религию, в культ без учета интересов других. Пессимистический вариант – бегство от свободы и выбора. Разные варианты этого описывал, в частности, Э.Фромм (1990): самопорабощение, подчинение тирану, фатальность, зависимость, уход в наркотики, акцент на том, что сама жизнь или другие люди, экономические, физические или другие ограничения делают нашу жизнь тюрьмой, предопределяют нас. И, наконец, – вариант исследования и расширения свободы через осознание межличностного и физического контекста и условий свободы, самоутверждение с одновременным признанием собственной конечности, уважение к другим людям и к их возможностям, пусть даже ограниченным.

Четвертый вызов – общение и одиночество. Оптимистический вариант – это отрицание изоляции, акцент на отношениях, гиперобщительность, сверхвовлеченность в массовые организации и движения, самоотверженное мазохистическое служение другим. Другая реакция – уход в одиночество, мизантропическое отвержение людей, снобизм как способ дистанцироваться от других, чтобы избежать риска разочарования в контактах. Одиночество идеологизируется как добродетель, т. е. строится теоретическая система, обосновывающая то, что одиночество есть добродетель. Образ Степного волка ГенрихаГессе – пример этого. Защитные барьеры против непредсказуемой, но возможной интимности. И вариант, когда готовность рискнуть, вступив в отношение “Я – Ты” в этом мире, (хотя этот мир в большей мере сплетен из отношений “Я – Оно” в терминах М.Бубера), готовность аутентично общаться с другими людьми, несмотря на осознание всех возможных препятствий и рисков интимности.

Это выборы, которые достаточно содержательно обрисовывают на психологическом уровне сущность позиции, которую занимает экзистенциальная психология (Greening, 1992).

* * *

Ключевое понятие экзистенциальной психологии – понятие “существования”, “экзистенции”. Процитирую дословно определение экзистенции М.К.Мамардашвили: “Экзистенция – это то, что ты должен сделать сейчас, здесь. Она исключает откладывание на завтра, или перекладывание на плечи другого, на плечи ближнего,на плечи нации, государства, общества. Ты должен сам. А человек не склонен это делать” (Мамардашвили, 1995, с.20). Вопрос “кому должен?” – вопрос достаточно закономерный. Ответ здесь может быть такой: “себе, потому что больше некому”. У меня всегда есть разные варианты того, как вести себя в данной ситуации в данный момент времени. Я выбираю то, что я выбираю. Например, я читаю лекцию, и из аудитории меня спрашивают, почему я не прерву речь на середине и не уйду. Неэкзистенциалистская позиция выглядела бы так: “Я не могу, потому что я еще не закончил, или потому что я обещал кому-то прочесть эту лекцию, или потому что я получаю за это зарплату” и т.д. С точки зрения экзистенциалиста, главное в том, что я выбрал это – быть здесь и читать лекцию и принял за это ответственность перед самим собой. Более того, каждый момент времени я подтверждаю этот выбор, отвергая возможность прервать лекцию и уйти. Точно так же каждый из слушающих эту лекцию сделал свой выбор. Кто-то выбрал прийти попозже, кто-то выбрал прийти вовремя, кто-то выбрал прийти заблаговременно, кто-то может выбрать уйти раньше, кто-то записывает, кто-то просто слушает, кто-то одновременно занимается другими делами – каждый сам решает. Говорить о долженствовании правомерно применительно лишь к долженствованию перед самим собой, ради сохранения собственной аутентичности. Понятие аутентичности, означающее верность человека самому себе, его внутреннюю цельность и определенность, наиболее глубоко разработано в экзистенциальной психологии в работах Дж.Бьюдженталя (Bugental, 1981).

Главное в понятии экзистенции – это идея отсутствия предзаданности, отсутствия детерминированности того, что происходит сейчас, здесь-и-теперь, в данный настоящий момент. Я уже говорил о некоторых параллелях и тесных связях, в частности, между экзистенциальными идеями и идеями гештальттерапии. Достаточно очевидно, например, что сама идея “здесь-и-теперь”, популярная в психотерапии – идея чисто экзистенциалистская. Суть в том, что вне этой ситуации нет никаких детерминант, которые бы заставили меня “здесь-и-теперь” поступить таким образом, а не иным. Очень существенным моментом этой идеи является такая характеристика экзистенции как ее открытость. Эта характеристика противостоит идее о том, что человек как некий завершенный процесс как бы вгрызается в какое-то бытие и начинает его только “бурить”. Здесь сложным образом переплетаются несколько моментов. Ключевой момент – отсутствие предзаданности. Реальные взаимодействия человека с миром всегда первичны по отношению к каким-то конкретным характеристикам человека.

Отдельные моменты противопоставления реальных взаимодействий человека с миром и предзаданных характеристик человека уже присутствовали в других подходах, которые нельзя назвать экзистенциалистскими, но они содержали некоторые идеи и предпосылки этого подхода. Первая содержится в том, что было сформулировано наиболее четко применительно к психологии К.Левином – это идея противоположности аристотелевского и галилеевского способов мышления (Левин, 1990). Аристотелевский подход – это подход, при котором атрибуты, свойства, черты (в данном случае человека, личности, а вообще чего угодно) считаются внутренне присущими ему самому. Галилеевский подход исходил из того, что эти свойства не есть некоторые внутренние атрибуты самого рассматриваемого (в данном случае человека), хотя это можно отнести и к любому явлению. Галилей в рамках физики пришел к пониманию того, что многие физические свойства тел, например вес, не являются внутренне присущими телу, а раскрываются при взаимодействии тела с другими телами. Если до Галилея вес рассматривался исключительно как внутренний атрибут самого тела, то точно так же до К.Левина многие психологические явления рассматривались тоже как внутренние, связанные с определенной личностью, определенной организацией сознания или чего-либо еще. В психологии галилеевский способ мышления означает, что свойства, которые мы приписываем другому человеку – это только те свойства, которые раскрываются при взаимодействии с другими людьми. Это как бы первый шаг по пути к конструированию экзистенциального образа человека, один элемент этого образа – отказ от аристотелевского взгляда, выход в “онтологию жизненного мира”.

Вторая – это идея о том, что какие-то сущностные характеристики не заложены в человеке изначально, они формируются в процессе реального взаимодействия человека с миром, в процессе жизни. Это положение экзистенциализма близко некоторым другим подходам. Например, основная идея деятельностного подхода заключается в том, что реальная практика определяет формирование конкретных психологических структур, процесс взаимодействия с миром первичен по отношению к структуре (А.Н.Леонтьев, 1983). Отличие же деятельностного подхода в том, что в традиционном его варианте взаимодействие человека с миром все же завершается некой структурой, выступающей как результат генетического процесса, и хотя процесс взаимодействия с миром является первичным, его цикл конечен. Кроме того, экзистенциальная психология делает больший акцент на то, что Л.С.Выготский (1982) и В.Франкл (1990) называли “вершинной” психологией личности, т. е. на сущностные специфически человеческие свойства, на их развитие, на их проявление в отношениях с миром. А в традиционном варианте деятельностного подхода в рамках генетического анализа акцент больше делался на те психологические и личностные характеристики, которые больше связаны с инструментальным уровнем.

Очень близкие взгляды на сущность человека, мнение, что у человека вообще нет никакой предзаданной сущности и сущность человека проявляется в открытости самым различным возможностям, излагал Э.Фромм (Фромм, Хирау, 1990), у которого вообще можно встретить много идей и положений, близких экзистенциалистской позиции. При этом он в гораздо большей мере учитывает и прорабатывает проблему психологических механизмов связей человека с социальной реальностью, социальной данностью его жизни и не только социальной. Это автор, чрезвычайно близкий экзистенциалистской позиции, хотя о приверженности ей он нигде явно не говорит.

Еще один момент, принципиально важный для понимания специфики экзистенциалистского подхода, – это понятие “жизненного мира”, занимающее существенное место во многих вариантах этого подхода. Самое главное содержание данного понятия, состоит в том, что в каждый момент времени, в каждой ситуации человек противостоит не данной конкретной ситуации и не среде, его окружающей, а миру в целом. Взаимодействие человека с каким-то фрагментом мира в конкретной ситуации – это некоторая “голограмма”, в которой отражается мир в целом. И этим человек отличается от животного. В.Франкл писал о том, почему животное не может быть личностью: у животного нет “мира”, которому “противостоит” человек, для животного существует только “среда” (Frankl, 1982, p.116). Об этом же писал и Р.Мэй (May, 1983).

Особая ситуация с животными, живущими в человеческом мире – с кошками и собаками. Они во многом очеловечены и их уже нельзя считать чисто животными. И если говорить о попытках найти какие-то черты личности у животных, то их надо искать не у приматов, а у тех, кто живет рядом с человеком, у тех, кто живет по законам, во многом установленным человеком, т. е. прежде всего у собак. Очевидно, что психика домашних животных сдвинута, потому что они созданы, чтобы жить по одним законам, а реально живут по другим. Конечно, частично законы биологического существования в их жизни сохраняются, но в очень значительной мере их реальное существование структурировано человеком, т. е. совершенно другими принципами жизни. Кошки и собаки – это маргинальный случай, который трудно сразу полностью осмыслить. Главное в том, что у человека действия в каждой ситуации регулируются не непосредственными импульсами, а переживанием смысла различных альтернатив, существующих в данной ситуации. А в смысле каждого конкретного действия для человека сходятся все его жизненные отношения, самые разные жизненные контексты и то, к чему данный выбор, данное конкретное действие приведет, не только с точки зрения удовлетворения здесь-и-теперь насущной потребности, а одновременно и с точки зрения всех, на первый взгляд и не связанных меж собой, жизненных контекстов. Для человека в каждый данный момент присутствует, отражается весь мир.

* * *

Таким образом, экзистенциальная психология представляет собой оригинальное направление в теоретической и прикладной психологии, обладающее четко очерченной спецификой, своей теорией и методологией и отличающееся философской глубиной и ориентированностью на анализ ключевых проблем и ситуаций человеческой жизни. Экзистенциальная психология не противопоставляет себя другим подходам в психологии, а стремится конструктивно взаимодействовать с ними, и хотя приверженцев у нее не слишком много в силу ее глубины и сложности, положение ее как научной школы представляется весьма устойчивым, а влияние, оказываемое ею не только на профессионалов, но и на непсихологов, многократно превышает круг собственно экзистенциальных психологов. Недаром В.Франкл, Р.Мэй, И.Ялом относятся к популярным далеко за пределами профессиональной среды авторам. Экзистенциальная психология – это сегодняшний день психологии, ее живой нерв. И она в состоянии дать очень много любым направлениям академической и прикладной психологии, которые не закрывают глаза на сложные и болезненные вопросы человеческого существования.

kartaslov.ru

Гуманистическая психология - «Энциклопедия»

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ, направление психологии, поставившее своей целью изучение человека в его высших проявлениях, таких как развитие и самореализация личности, её ценности и смыслы, любовь, творчество, свобода, ответственность, автономия, глубинное общение, трансценденция и т. п. Сформировалась в США к началу 1960-х годов, получив название «третьей силы» в американской психологии в связи с тем, что её представители противопоставляли себя как бихевиоризму, рассматривавшему человеческое поведение по аналогии с поведением животных и как полностью зависящее от внешних стимулов, так и психоанализу, подвергнутому критике за преувеличение роли неосознаваемых влечений и комплексов в жизни человека. С 1961 года издаётся «Журнал гуманистической психологии» («Journal of Humanistic Psychology»), в 1962 организована Американская ассоциация гуманистической психологии, в 1970 году состоялся 1-й Международный конгресс гуманистической психологии.

В целом гуманистическая психология представляет собой конгломерат различных школ, разделяющих общие ценности и образ человека как целостного, активного, творческого существа, наделённого потенциями к развитию и самореализации, обладающего определённой степенью свободы от внешней детерминации, руководствующегося смыслами и ценностями в свободном выборе своего отношения к внешним обстоятельствам, способного трансцендировать условия своего существования и даже себя самого. Основной пафос работ представителей гуманистической психологии (А. Маслоу, Р. Мэй, К. Роджерс, Ш. Бюлер, Дж. Бюджентал и др.) обращён против господства в психологии сциентистского, механистического подхода к человеку, перенесённого из методологии естественных наук.

Реклама

Переживание человеком мира и себя в мире рассматривается в гуманистической психологии как главная психологическая реальность, причём сам мир понимается феноменологически - как действительность, данная субъекту в его опыте, переживании, преломлённая через призму смыслов и ценностей субъекта. Уникальность каждого человека, делающая анализ отдельных случаев столь же правомерным методом исследования, как и статистические обобщения, выводится представителями гуманистической психологии не из индивидуальных различий, обусловленных наследственностью и условиями среды, но прежде всего из уникальности жизненных целей и смыслов, реализуемых человеком. Человеческая жизнь рассматривается как единый процесс становления и бытия: человек является одновременно тем, кто он есть, и тем, кем он стремится быть.

Гуманистическая  психология, опирающаяся на идейные традиции гуманизма Нового времени, испытала влияние различных вариантов философии экзистенциализма, а также феноменологии и ряда восточных философско-религиозных учений (интерес гуманистической психологии к расширению возможностей человека и изменённым состояниям сознания, установка на ценность переживания «здесь и теперь» и др.). Идеи, близкие гуманистической психологии, содержались в поздних работах А. Адлера и К. Г. Юнга, а также у ряда других психологов 1930-1960-х годов (Г. Олпорт, Г. Мюррей, Г. Мёрфи, Дж. Келли, Э. Фромм).

Возникновение гуманистической психологии было связано с культурной ситуацией в послевоенной Америке, с широким распространением страха перед будущим, одиночества и отчуждённости. Разрушение традиционной системы ценностей и прагматизация жизни породили конфликт между стремлением к искренним и глубоким человеческим отношениям и невозможностью их установить. Гуманистическая  психология, явившись одной из попыток осмысления этих кризисных явлений, оказала влияние на молодёжную контркультуру 1960-х годов, в частности на движение хиппи с его ориентацией на самораскрытие личности «здесь и теперь» и т.п.

Главные области практического приложения гуманистической психологии - психотерапия, в контексте которой зародились и были развиты многие из идей, образующих фундамент гуманистической психологии, и педагогика, основанная на принципе недирективного взаимодействия учителя с учеником, когда учитель не пытается формировать личность, а создаёт условия для её самореализации и развития творческих способностей. Одним из популярных приложений гуманистической психологии стали тренинги, направленные на личностный рост и межличностное общение. В русле гуманистической психологии были разработаны получившие широкое распространение понятия самоактуализации (А. Маслоу), личностного роста (К. Роджерс), самораскрытия (С. Джурард), аутентичности (Дж. Бюджентал) и др.

Лит.: Challenges of humanistic psychology / Ed. J.F.Т. Bugental. N.Y., 1967; Readings in humanistic psychology / Ed. А. J. Sutich, М. А. Vich. N. Y., 1969; Buhler Ch., Allen М. Introduction to humanistic psychology. Monterey, 1972; Quitmann Н. Humanistische Psychologie. Gött., 1985; Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990; Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под редакцией Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М., 1997; Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. 2-е изд. М., 1998; Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М., 1999; The handbook of humanistic psychology: leading edges in theory, research, and practice / Ed. К. Schneider, j. F. Т. Bugental, J. F. Pierson. Thousand Oaks, 2001. Смотри также литературу при статьях Маслоу А., Роджерс К., Франкл В., Экзистенциальная психология.

Д. А. Леонтьев.

knowledge.su

ПСИХОЛОГИЯ: ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ И ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ | Сайт журнала Просветление и других журналов

Харидас Чаудхури – профессор интегральной философии и психологии, президент Калифорнийского Института Исследований Азии, и Культурного Общества Интеграции Сан-Франциско. Он также директор Ашрама Сан Франциско, где преподавались различные дисциплины по само-исследованию и медитативным техникам. Основная цель его жизни была прояснить универсальные человеческие ценности, находя общее между наукой и религией, логикой и мистицизмом, экзистенциализмом и трансцендентализмом, гуманизмом и трансперсонализмом, психотерапией и духовными дисциплинами на базисе интегрального мировоззрения. Он автор: ”Философии Интегрализма”, “Мастерски справлясь в проблемами жизни”, “Религия современного человека”, “Шри Ауробиндо: Пророк Божественной жизни”, “Интегральной Йоги”, “Философии Медитации” и других.

 

перевод с английского - Нина Адрианова, редакторская правка - Татьяна Гинзбург

 

Последние несколько лет я пытался понять – где пролегает точная граница между гуманистической и трансперсональной психологией. Ответы, которые я находил в публикациях, не приносили мне удовлетворения. Предлагалось, что трансперсональная психология идет за пределы «само-актуализации», «бытия человеком», или «бытия завершенным человеком». Она решается на трансчеловеческий уровень чисто трансперсонального переживания. Но разве, трансперсональные переживания не являются специфическим типом переживаний, человека? Разве они не представляют высшие измерения личного опыта индивидуума?

 

Жан Поль Сартр (1956) говорил о сознании, как сутевой структуре человеческой реальности. Он описывал его, как элемент трансценденции человека. С его точки зрения, сознание способно трансцендировать не только сквозь детерминизм физиологический или психосоциальный, или среды окружения, или исторический, но еще и за пределы эго и личности. Он различал трансцендирующее эго-сознание от ментальных процессов и психических состояний, и обозначал его как внеличностное. (Sartre 1956,pp.102-103, x, xiii)

Чистое индивидуальное сознание, являющееся в частности тем, что можно обозначить словом «ничто»,  трансцендирует даже за пределы Трансцендентального Эго Гуссерля, не говоря уже о Боге из различных теологических систем. Сознание выходит за пределы (трансцендирует) за эго, бога, духа, поскольку с точки зрения Сартра они ничто иное, как «гиганские проекции суперэго».

 

На самом деле, это не так уж и далеко от того как Будда, Шанкара и Капила относились к эго, богу, или духовной субстанции, а именно, как к образу или символу чистого неопределяемого «бытия» или «пустоты». Все это интеллектуальные конструкции, описывающие  бессознательное стремление к завершенности (проекции Майя, Авидья, космическое неведение или иллюзия).  Веданта, для называния чистого сознания использует имена Атман, Пуруша. Согласно недвойственности Веданты бог, дух, вселенский разум и др., не что иное, как самость чистого неоформленного сознания (Атмана). Они описываются как феноменальные явления или явления неопределяемого бытия.

 

 

Нужно очень хорошо понимать, что самость (Атман) здесь не обозначает ни постоянную духовную субстанцию, ни вечную транперсональную сущность, существующую отдельно от человеческого сознания. Самость есть не более чем, чистое сознание как таковое (недвойственность). Вне сознания самость - ничто. Понимаемая, как независимая сущность или субстанция, самость - это чистая иллюзия (Майя),  тень неведения (Авидья).

 

 Если предположить, что транперсональная самость оказывается одним из состояний чистого человеческого сознания, то где тогда проходит разница между гуманистической и трансперсональной психологией? Или, другими словами, способна ли психология распознать  какой-либо трансперсональный слой сознания (субстанцию) находящийся за пределами человеческого сознания?

Я был приятно удивлен, получив ответ на этот вопрос из журнала «Трансперсональная психология» (1973, т.5, nо.1). Ни кто иной, как сам его главный редактор Энтони Сутич прояснял  эту тему с чрезвычайной точностью. Но, мне печально признаваться, что его пояснения немного остудили мой энтузиазм и  несколько разочаровали меня в отношении понятия «трансперсональный».

Меня беспокоит то, что под эгидой трансперсональной психологии, может случится бессознательное возрождение метафизического транцендентализма и статичного ультиматизма, бывших  некогда составляющей частью восточного средневекового мистицизма. Вместо того, чтобы рассеивать иллюзии, лежащие на поверхности невротического поведения, средневековый мистицизм старается поддержать  и закрепить невротические импульсы человеческой психики, доводя ее до завершающей стадии блаженной, но иллюзорной самореализации.

В Индии процесс духовного возрождения связан с именами Вивекананда, Тагора, Ганди, Ауробиндо и начался он с обширного протеста против мистицизма средневековья, во всех его проявлениях, уводящего от креативного потока истории и глобальной эволюции. Вызывает грусть, что многие монахи Индии, Тибета и Японии продолжают жить и мыслить как в древние времена, не принимая  современные теории о духовном возрождении человечества.

Теперь я хочу вернуться к статье из журнала «Трансперсональная Психология». Для начала, разрешите мне определить различия между гуманистической и трансперсональной психологией в свете, мной прочитанных, редакторских замечаний. После чего, я изложу мои опасения и критические замечания по-поводу его трансперсональной ориентации.

 

 Гуманистическая психология вдохновлена идеями о человеческой природе, как о некоем «незавершенном произведении», как процессе, находящемся в постоянном развитии. В широком смысле, этот развивающийся процесс состоит из двух важных стадий:

а) стадия свободного развития в попытке достигнуть некоей чудесной вершины (это придает смысл недавней концепции «психологии высшего», предложенной Роберто Ассаджиоли), и

б) стадия свободного творчества через спонтанное и наполненное смыслом самовыражения. Конечно, каждая из стадий имеет свои спады и взлеты, расширение и сжатие,  активное впитывание нового и последующая спокойная  ассимиляция.

 

Среди главных постулатов  трансперсональной теории, выделяется акцент на идее «предельной стадии». Сутич утверждает, что «импульсы по направлению к предельной стадии живут в каждом человеке.» Затем, он добавляет, что трансперсональная терапия «прямо или косвенно занимается распознанием, принятием и реализацией «предельной стадии». В  списке примеров для описания этого состояния или стадии, приводятся  такие понятия, как  «экстаз», «мистическое единение», «трансценденция», «космическое единство». В восточном мистицизме этому давались именанирвана, самадхи, сатори, мукти, турийя, мокша, турийятита (пятое измерение сознания), пурна вьянана ( полностью расцветшее сознание) (Ауробиндо, 1953).

Я должен признаться, что был сбит с толку описанием харатеристик  мистического опыта, как предельных состояний. Подобная оценка, конечно, была в средние века, как на Востоке, так и на Западе. И результатом этого, как рассказывает нам история, в религиозном догматизме и оккультизме, возникла духовная однобокость и мистическая всепоглощающая экзальтированность.  Результатом сего явилась метафизическая дихотомия

предельного и подготовительного,

трансцендентного и феноменального.

В теологии, возникла дихотомия низшего и высшего я (самости), плоти и духа

относительного и абсолютного знания, условной экзистенции и безусловного совершенства.

            Несомненно, для любой современной психологической школы, будет явным шагом в прошлое, заново обращаться к  мистическому ультиматизму и абсолютизму, и это создаст новый тип метапсихологического дуализма. Абсолютизм, во все времена, был наиболее плодотворной почвой для резко конфликтующих религиозных верований и обычно напрямую вел к фанатизму. А дуализм, в свою очередь, постоянно вдохновлял двойственную жизнь, двойственное мышление, и двуличия. Ультиматизм тоже будет контрастировать со здоровой и полезной тенденцией в  современной мысли, направленную на холистическую  и интегральную парадигму. Это будет печальной инверсией эволюционной перспективы современной мысли, также как высшей философской традиции, принадлежащей  недуалистическому Востоку.

 

 

Слово ultimate (предельный) означает завершение, т.е. конец процесса, состояние, при котором невозможно движение вперед, последняя фаза в серии. Когда озарение или мистическое единение рассматриваются как заключительная стадия, то мы, по умолчанию, понимаем это как состояние  абсолютного совершенства, без какого-либо изьяна. Практическое применение этого - закрытая жизнь в монастыре или ашраме, при тотальной концентрации над достижением  мистического или трансперсонального единения с высшим духом, являет собой завершающую и высшую стадию. Такого рода ориентация логически ведет или к сверхъестественности потустороннего мира (что произошло в средневековой Европе), или к трансцендентальности потустороннего мира (что произошло в средневековой Индии). Это приводит ко все возрастающему безразличию к социальным, экономическим, политическим, научным, гуманистическим и международным явлениям, происходящим в мире. А также провоцирует состояние апатии в физическом, инстиктивном, социоэтическом, интеллектульном и чисто экзистенциальном аспектах человеческой личности.

 

 Это безразличие и апатия в дальнейшем усиливаются за счет осознания, что мир или нереален и фальшив (Индия), или в нем господствует зло и недоброжелательность (Европа).  Если в поисках предела вы вступаете на путь отречения,  который есть тотальный, но блаженный отказ от любых проявлений либидо, то мир покажется вам фальшивым, нереальным или иллюзорным. Вы достигаете благостного слияния с высшим духом (Сатчиттананда), с трансцендентной иллюзией. Если же в поисках предела вы идете по пути умервщления плоти, то мир вам покажется злым, ужасным и сатаническим и вы закончите благочестивым общением со вселюбящим Всевышним, со свехъестественной иллюзией.

 

Причина, по которой возникнут оба этих варианта иллюзий – это отказ от потока всей мировой психической энергии. Не есть ли это подтверждение ценности жертвования либидо? Когда вы любите жизнь, мир становится реальным и необычайно ценным. Когда из страха неудач, фрустраций, нужды и опасности вы перестаете любить жизнь, то мир становится похож на ничего не значащее покрывало Майи или жуткое подземелье Принца Тьмы. Что справедливо для красоты, также справедливо реальности: это дар любви.

 

                     Из-за аскетичного  вложения всей доступной мировой энергии во внутренний мир, даже наиболее подлинный духовный опыт и медитативные откровения могут быть неправильно истолкованны раздувшимся эго. Они также могут ошибочно интерпретироваться как «Я бессмертная душа или сверхъестесственная сущность, нетленная искра Божественного» (Запад), или как «я трансцендентальная Самость (Атман или Пуруша),  един с вечным Духом (Брахман, Сатчиттананда)». Такого рода иллюзии берут на себя роль высшей истины  космических пропорций и функционируют как предельный источник абсолютного знания, непрекращающегося блаженства, безграничной любви, бесконечной силы и непревзойденной добродетели.

Неизбежным результатом всего этого станет отстранение от окружающего мира, внутренний разлад, выражающийся в отказе от своего плотского я, погружение в монашеский образ жизни в духовной общине или возвращение на благословенный путь идеализированного номадизма (бродяжнический образа жизни).

 

Если бы какой-нибудь отважный монах или аскет вернулся в мирскую жизнь, то его поступок принял бы форму снисхождения или  самопожертвования из жалости и  сострадания. Он  не стал бы частью социальной жизни, в слабой попытке облегчить человечеству его существование на этой грешной земле. В качестве посланника небес, он будет с воодушевлением  рассказывать о ни с чем не сравнимом чувстве радости, который можно испытать в высших сферах. Он мог бы блистая красноречием, воспеть трасцендентальную божественность этой абсолютной идеальности, которая и будет «пределом/предельностью».

Если смотреть с  критической точки зрения философии, то концепт «предельная стадия» - терминологическое противоречие, чистый абсурд. Любая стадия, состояние, поток мыслей или  вид опыта есть застываший кадр в движении нескончаемых изменений. Будда и Гераклит открыли это давным давно. Дэвид Юм, Генри Бергсон и Уильям Джеймс переоткрыли это не так давно с небольшими вариациями. Изменения, на самом деле это то, из чего возникает наш опыт. С рождения и до смерти, от колыбели и до гроба, весь человеческий психический опыт - это непрерывный поток осознания. Как я уже отмечал ранее, наше психическое становление - это  постоянный процесс поиска смысла жизни и нахождения собственного я. Но как только достигнут высший уровень самореализации, приходит черед  самовыражения  и участия в эволюционных жизненных процессах. Ведь  внутренняя самореализация без творческого самовыражения неполноценна и неcовершенна. Внутреннее просветление без стремления  участвовать в достижении космического и общечеловеческого блага есть нечто незавершенное.

 

И не только это. Даже внутреннее просветление в смысле бытия-познания это - бесконечный процесс. Это не статичный факт и не мертвая остановка достижения. Это динамический процесс все более глубокого погружения в непостижимые тайны бытия. Это – возбуждающее переживание все расширяющихся ментальных горизонтов в познавательном приключении освоения Вселенной. То же самое можно сказать и о высших этапах самореализации. Самореализация - это не статическое состояние, и не тупик, это творческий процесс расширения сознания, и выражения безграничной радости от самости, как от движущегося образа вечности или как уникального фокуса космического целого.

 

И это  и есть единственный  реальный предел, известный людям, и это и есть космическое целое. Но и космическое целое за пределами применения всех ограниченных концепций, категорий, условий и модальностей. Оно не вещь и не состояние, оно не обьект и не субъект, ни разновидность опыта и не уровень сознания. Космическое целое не может быть приравнено к какому-либо определенному типу познания, совершенства, сострадания, или мистической реализации. С философской точки зрения, все это - проходящие и кратковременные особенности космических процессов. С психологической точки  зрения, все они дифференцированные фазы нескончаемого потока человеческого опыта.

Единственная заключительная стадия в жизни индивидума это смерть — или смерть личности распадение в дезинтеграцию в во множество материальных элементов или смерть трансцендентная — в форму само-аннигиляции в бездну Абсолюта. Но смерть существенно отличается от истинного Просветления или Высшего осознания бытия.

            Идея о предельной стадии развития сознания внутренне противоречива и по другим причинам. Сознание, по-существу, это самотрансцендирующий акт. Оно постоянно стремится трансцендировать (выйти за пределы) самости или навстречу внешнему миру,  или навстречу некоему воображаемому будущему, сфере Идеального и Возможного – это то, что Оно-есть, «это то, чем оно не является и это не то, что оно есть (Сартр,1956, с.617)».  Поскольку сознание - это непрерывная самотрансцендентность, то говорить о предельной стадии сознания все равно, что говорить о бесплодной матери или о круглом квадрате.

 

Сутич постоянно повторяет о человеческом «стремлении к предельной стадии». Но поскольку предельная стадия не более, чем внутренне-противоречивое понятие или псевдоидеал, то стремление к ней представляет из себя, невротическую тенденцию человеческой психики. Они вдохновляются бессознательным желанием абсолютной безопасности в заключительном состоянии экзистенциального единства или экстатического  соединения со, своего рода, вечно совершенным вселюбящим духом. К сожалению, такое желание всего лишь упражнение в саморазочаровании.

 

Давайте кратко обсудим оставшиеся три возможных толкования «предельной стадии». Во-первых, это может несомненно означать - совершенное знание всеобщей реальности, ведущее к мистическому сознанию и трансцендентной высоте ее или его  бытия.

 Во-вторых, может быть, что в состоянии «предельной стадии», человек остается в стороне, и некая  мистическая вещая сущность или ангельский дух открывают индивидуму абсолютную истину. В-третьих, это может быть чувство абсолютного блаженства, несомненный знак мистического приближения к познанию абсолютной истины.

 

            Все выше сказанное, поднимает  очень важные фундаментальные философские и эпистимологические проблемы. Было бы замечательно найти возможность серьезно обсудить их при удобном случае. Сейчас же я хочу только кратко высказать мою точку зрения на эти темы.

           

В свете современной эпистимологии, для человека представляется невозможным постичь абсолютную истину всеобщей реальности, каким бы высоким ни был ее или его личный уровень трансперонального сознания. Любое знание предполагает функции разума, такие как избирательность и абстрагирование, применяемые к бесконечной полноте реальности (см. Коржибски, 1958, стр. 20-36). Также это подразумевает автоматическую интерпретацию и субъективную окраску избранного материала в терминах архетипических образов и понятий, отнесенных Эммануилом Кантом к категориям «априори». Фунции выбора и абстрагирования делают все человеческое знание относительным. А функция субъективных интерпретаций делает все человеческое знание - несовершенным, подверженном ошибкам, а значит и объектом для дополнений и модификаций.

 

Второй, уже упоминавшийся здесь смысл предельной стадии, как постижения абсолютной истины через некую сверхъестеватвенную инстанцию, звучит как возврат к сверхъестественному. Как одна из последних попыток воскрешения давно усопшего сверхъестественного божества из Ницше. Это заставляет поверить в потустороннее мистическое нечто, которое владеет абсолютным знанием о всеобщей реальности. Такого рода вера приводит к заблуждению (ошибке) о существовании гипотезы, исполняющей желания. Данная гипотеза по моим знаниям не была эмпирически доказана ни одним из уважаемых психологов, ученых или философов.

В  третий смысл представления предельной стадии в виде манифестации абсолютной истины, основанной на опыте переживания состояния полного блаженства является продуктом исключительной наивности. Этот смысл предполагает бездумное принятие принципа удовольствия как конечного критерия истины. Лично я не знаю ни  одного серьезного психолога или философа, который одобрял бы такие гедонические стандарты истины. Более того, если  смысловой вершиной жизни является состояние полного блаженства, почему бы нам не воспользоваться симпатичным электродом, производящим постоянную электрическую стимуляцию центра удовольствия в зоне гипоталамуса в  головном мозге (см.Томсон,1972, стр.298).

 

Очевидно, что идея предельной стадии как божественного совершенства, ни что иное чем проекция неосознанного желания. Поиск мудрости подразумевает под собой отказ от инфантильных мечтаний. Когда яркий свет просветления окрашивает глубины сознания, все страсти незрелого эго исчезают без остатка. Это то, что испытывает  истинный йог, практикуя танец Шивы в своем сердце. Танец Шивы это белое сияние вечности, рассеивающее облака мглы и разрушающее своей ритмической пульсацией все суетные стремления к ложной безопасности (см. Циммер, 1946, стр. 151-157).

 

Моя критика в адрес концепта «предельной стадии», ни в коем случае не означает, что я отрицаю значение  аутентичного трансперсонального опыта, а так же не отрицает моей высокой оценки трансперсональной психологии и ее огромного значения для внутреннего роста и личностного обогащения человеческой жизни. Интрепретируемый как постепенное проникновение в суть тайны человеческого бытия, настоящий трансперсональный опыт -человеческий опыт  в глубинах сознания –играет витальную роль в нашем саморазвитиии.

Однако не представляется возможным, что трансперсональный опыт может быть предельным или окончательным.

 

            Современная наука отвергает абсолютную истину. У мудрости нет заключительного слова, но есть последнее. Теория относительности Энштейна более известна, чем закон Ньютона о всемирном тяготении не потому, что она возникла позже по времени, но потому, что она помогла объеденить все  известные факты, накопленные астрофизиками в  простой и понятной форме. И совершенно ясно, что теория Энштейна может быть пересмотрена или модифицирована в свете последних открытий или дальнейшего поступления информации. Также,  и все  другие истины,  известные нам: мистическая, философская, психологическая обязательно относительны.

 

В заключение хочу сказать, что полное понимание человеческого существования, чьими существенными структурами являются конечность, случайность и релативность, наиболее важный фактор в наших поисках зрелого, лишенного нервозов цельного бытия.

И гуманистическая и трансперсональная психотерапии в своей работе используют, общую для них обеих, технику молчания. Ее смысл состоит в устранении теологических и метафизических иллюзий пережитых в прошлом с помощью силы мудрости и любви.

 

Источники

Ауробиндо, Ш. Жизнь Божественная. Нью-ЙоркE.P.Dutton, 1953

Чаудхури, Х. Философия интегрализма.

Чаудхури, Х. Интегральная йога: Идея гармоничной и творческой жизни

Коржибски, А. Наука и здравомыслие.

Сартр, Ж. Бытие и ничто

Сутич, А. Журнал Трансперсональня психология, Пало Альто: Трансперсональный Институт, 1973, 5(1)

Томсон, Р. Физиологическая психология (Reading from Scientific American). San Francisco

Циммер, Х. Искусство индийской Азии и Мифы и символы,Washigton D.C.: Bollingen Fondation, 1946

prosvetlenie.daism.ru

Гуман психология,ВП,1988,№4

 

161

 

ИСТОРИЯ И ЗАДАЧИ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

 

Т. ГРИНИНГ

 

«Я глубоко убежден, что сегодня, как никогда прежде, в обществе создалась настоятельнейшая потребность в труде творческих людей. В наши дни, когда накопленные знания, как конструктивные, так и деструктивные, подготовили почву для неслыханного ранее скачка человечества вперед, в фантастический мир атомной эры, только истинно творческие решения могут оказаться единственной возможностью для человека идти в ногу со своим временем, успешно ориентироваться в сложном калейдоскопе постоянных изменений. Учитывая геометрическую прогрессию развития знания, можно предвидеть, что пассивный, связанный условностями человек не сможет справиться с умножающимися вопросами и проблема ми. Если как отдельные индивиды, так и целые нации не выработают новое, творческое и конструктивное поведение во всех этих архисложных изменениях, не создадут гибкого механизма радикального пересмотра стереотипов прежнего и отжившего опыта, «огни» цивилизации могут погибнуть навсегда... Не только плохое качество жизни, но взаимная вражда, и недоверие и полное уничтожение жизни на Земле могут стать той ценой, которую человечество заплатит за недооценку творчества».

Карл Роджерс, 1961

 

Гуманистическая психология, возникшая в США в 60-е гг. под руководством Ролло Мея, Абрахама Маслоу и Карла Роджерса, переживает в наши дни подлинное возрождение в связи с жизненной и международной значимостью тех глобальных проблем, с которыми столкнулось человечество в атомную эру конца XX столетия.

Прежние способы мышления, которые лишь подстегивали гонку вооружений и угрожали нашему существованию, должны уступить место новому мышлению. Ядерная опасность была создана талантливыми, по сути, людьми, но выросшими и воспитанными в условиях консервативного, дегуманизированного образования. Психология слишком долго служила задачам и целям, которые ставились перед ней в прежней системе управления производством и решения спорных международных проблем, давшей начало многим, пока не решенным дилеммам. Глобальные задачи, вставшие перед человечеством сегодня, требуют глобальных решений, преодолевающих границы устаревших представлений об общественной и научной жизни.

В начале 60-х гг. зарождающаяся гуманистическая психология составила творческий ответ на то, что А. Маслоу и его единомышленники называли негуманными и редукционистскими аспектами бихевиоризма и психоанализа. Гуманистическая психология, получившая название «третьей силы», объединила философов, психологов, социологов и педагогов — всех тех, кто искал более позитивные и жизнеутверждающие методы анализа и изучения целостной природы психической жизни человека. В гуманистической психологии человек как объект изучения не «раскладывается» на отдельные элементы — рефлексы, познавательные процессы, интеллектуальные знания, неосознаваемые фиксации или проекции неврозов. Статистические методы анализа и так называемые объективные наблюдения деперсонализированных испытуемых, клинические методы одностороннего изучения психопатологических изменений рассматриваются гуманистическими психологами не только как недостаточные, но и как весьма обманчивые источники нашего знания о человеке, не раскрывающие всю полноту и богатство внутренней жизни человека, его переживаний в реальных жизненных ситуациях. На фоне дегуманизированной

 

162

 

психологии писатели, драматурги и поэты оказываются более вдумчивыми и глубокими «психологами», чьи идеи и представления превосходят научные построения З. Фрейда и Дж. Уотсона.

Начиная с 1957 г. некоторые из основателей гуманистической психологии, включая А. Маслоу, К. Местакеса и К. Роджерса, начали проводить регулярные семинары, на основе которых весной 1961 г. возник «Журнал гуманистической психологии» во главе с А. Свитчем как главным редактором, а затем в том же году возникла Американская ассоциация за гуманистическую психологию. Создание журнала позволило публиковать новые идеи без тех ограничений, которые налагались на публикуемые материалы редакциями консервативных, но авторитетных журналов.

К 1970 г. стало ясно, что слово «американская» в названии ассоциации должно быть опущено для того, чтобы более точно отразить интернациональные связи и широкую международную научную деятельность гуманистической психологии. К этому времени ассоциация за гуманистическую психологию провела ряд международных конференций, и в 1971 г. Стэнли Крипнер (ставший президентом ассоциации в 1978 г.) посетил СССР и выступил с докладом в Академии наук СССР, в котором подробно остановился на общих с советской психологией точках зрения и подходах в исследовании сознания и потенциальных творческих возможностях человека. В 1972 г. он вторично посетил Москву, на этот раз с группой членов ассоциации, в составе которой был Карми Харари, и это было плодотворное начало сотрудничества между психологами ассоциации и учеными АПН СССР.

Внимательно и с доверием изучая малейшие и тончайшие проявления субъективных компонентов индивидуального сознания, форм накопления индивидуального опыта, особенностей переживаний и психических состояний человека в ситуациях повседневной жизненной практики, оказывая конкретную психологическую помощь клиентам, родителям, учащимся, участникам многочисленных психотерапевтических групп, гуманистические психологи отработали богатый арсенал методик, позволяющих точно оценивать и поддерживать в человеке такое ценнейшее свойство его психической организации, как стремление к развитию потенциала творческих возможностей.

Прежние представления о социальных аномалиях, когнитивной ригидности человека, стереотипности и детерминации как основе формирующегося поведения, принципиальная неосознаваемость ряда сверхдетерминированных симптомов и т.д. рассматриваются гуманистическими психологами не как некие объективные закономерности психического развития, а как печальный итог человеческой драмы. Гуманистическая психология сместила акцент со всей этой негативной симптоматики на творческую потребность человека в самоизменении, в осмысленном приобщении к обществу, которая продолжает существовать в каждом человеке вопреки всем этим нарушениям и дефектам развития. Гуманистическая психология указала также на то обстоятельство, что психология слишком часто связывала себя с эксплуататорскими группировками и манипулятивными философиями. Она показала, что любое направление в психологии, которое принижает и разделяет людей, становится весьма привлекательным средством для тех, кто стремится к экономическому или политическому господству. Рекламодатели, бизнесмены, бюрократы, военные, ученые, педагоги и даже родители, слишком эгоистичные и слишком занятые, чтобы иметь возможность к глубокому и личностному общению со своими детьми, с энтузиазмом принимают те варианты психологических построений, методики и приемы контроля над человеком, которые созданы в русле поведенческой и психоаналитической традиций. К сожалению, даже отдельные аспекты гуманистической психологии используются время от времени подобным образом. Еще в 1978 г. Р. Фарсон выступил со статьей, в которой предупреждал об опасности использования в негуманных целях технологии гуманизма, а А. Плам специально проанализировал коммуникативные тренинговые программы, в которых отрабатывается социотехника межличностных отношений, но не устанавливаются этические проблемы их использования. А. Маслоу в своих работах писал, что гуманистическая психология никогда не стремилась быть теоретической догмой или культом психотехники. Однако в ее небольшой истории все же были периоды, когда существовала опасность ее превращения в конгломерат антиинтеллектуалистических деклараций и процедур. Представители средних и высших классов общества выступали против гуманистической психологии (Беллах и др., 1986; Лач, 1978; Янкелович, 1980). К счастью, внутри самой гуманистической психологии отрабатывались пути, которые закрывали дорогу манипулятивным тенденциям. Они просматриваются в особом характере научных гуманистических дискуссий, которые строятся на принципах личностно равноправной оценки, действия и чувства. Междисциплинарный характер гуманистических

 

163

 

исследований — другой важный фактор, не позволяющий замыкаться в узком круге проблем. Он придает научным работам фермент творческости и конструктивного синтеза.

Отметим кстати, что АГП — это ассоциация за гуманистическую психологию, а не ассоциация гуманистических психологов. Это лишний раз подчеркивает не только ее цели, но и ее открытость. Первоначально дебатировались даже вопросы о том, использовать ли само слово «психология» и не назвать ли журнал ассоциации «Журналом исследований человека». Эти споры периодически возобновляются, хотя неизменной ориентацией АГП остается ориентация на психологию, определяемую весьма широко, как подлинно гуманитарную междисциплинарную науку.

Гуманистическая психология уходит корнями как в гуманитарные, так и в естественные науки, однако особое значение имеют для нее философия и литература. В ней акцентируются проблемы человеческого опыта, поиска смысла и интегрированности бытия, целенаправленного и ценностно-ориентированного поведения, самоактуализации, творчества, свободы выбора, ответственности, целостности, глобального мышления и новых подходов к науке о человеке. Центральным звеном она считает способность человека управлять собственным развитием.

Экзистенциализм с его акцентом на проблемах и трудностях личностного выбора и ответственности в определении смысла существования стал одной из составных частей гуманистической психологии. Эта традиция представлена главным образом в работах Р. Мея и его последователей, и она как бы уравновешивает противоположную тенденцию последователей А. Маслоу и К. Роджерса, постулирующих изначальную позитивность и конструктивность человеческой психики, гарантирующих позитивное психическое развитие при наличии благоприятных социальных условий. Надо, по-видимому, не упускать из внимания и другую сторону жизни, включающую экзистенцинальные переживания вины, тревоги и отчаяния, связанные с утверждением идентичности индивида, а также то, что Р. Мей называет «демоническим началом» — глубокую потребность в самоутверждении, которая может принимать как конструктивные, так и деструктивные формы.

Труды Э. Гуссерля и У. Джемса оказали огромное влияние на гуманистическую психологию, сориентировав ее исследования на изучении феноменологии субъективных переживаний в структуре индивидуального опыта, на изучении сознания и интроспекции как полезной альтернативе механистическим представлениям по схеме «стимул-реакция» или фрейдистским гидравлическим моделям неосознаваемых мотивов поведения.

Концепция М. Бубера о природе соотношения «я — ты» была также конструктивно синтезирована в гуманистической психологии с роджеровскими представлениями о личностной аутентичности, конгруэнтности, эмпатическом слушании и безусловном позитивном принятии личностного начала в другом человеке. Эта ориентация создала новый подход в практике консультирования и психотерапии, оказала влияние на теорию и практику воспитания, психологию производственных отношений и в последние годы — на проблемы разрешения групповых политических конфликтов.

Вслед за периодом, на протяжении которого гуманистические психологи занимались главным образом групповой фасилитацией личностного роста, наступило время интенсивной разработки научных методов, позволяющих включать в исследовательскую процедуру изучение личностных особенностей всех участников группы, называвшихся ранее безличностно «испытуемые» (К. Роджерс, 1985). Отстраненный, «объективный» научный наблюдатель, исследующий фрагменты манипулируемого им в ходе эксперимента поведения, уступает место исследователю, чьи собственные ценности и установки включаются в практику эксперимента и придают ему другой характер, когда та или иная человеческая проблема изучается целостно и затрагивает не только всех участников группы, но и самого исследователя.

Гуманистические психологи поняли, что должны освободиться от, казалось бы, многообещающего, а на самом деле лишь вводящего в заблуждение союза гуманитарных и позитивистски ориентированных школ в естественных науках. Позитивизм, акцентирующий внимание исследователей на изучении сложившегося поведения с использованием объективного наблюдения, различных способов измерения и предсказания научных фактов, фактически отрицает возможность исследования творческой личности, обладающей интенциональностью, ценностями, целями, надеждами и творческим воображением. Психоанализ с его акцентом на безличностном либидо, инстинкте смерти, врожденной агрессивности человека и рабском детерминизме, способен объяснить войну и другие человеческие извращения, однако не может предложить достойного видения истории и перспектив человека, жизнеутверждающего будущего. Лучшее из того, что мог предложить психоанализ, была известная формула: «Там, где был Ид, должно стать

 

164

 

эмоциональное позитивистское Эго». В сочетании с современной наукой и национализмом позитивистское Эго  породило Хиросиму и гонку вооружений.

Подражая парадигме естественно научных исследований, позитивистская психология стремится рассматривать внутренний мир человека как простой эпифеномен, детерминированный материальными процессами, протекающими в мозге. К сожалению, позитивистски ориентированные психологи продолжают оставаться в плену этого анахронизма, в то время как современные нейрофизиологи отказываются от него. Лауреат Нобелевской премии Р. Спэрри рассматривает сознание как активную, а не реактивную силу, показывает существование нисходящего контроля, устанавливаемого психическими актами над нейронными процессами. В новой парадигме понятия достоинства, свободы выбора, ответственности и ценности становятся центральными. Весьма примечательно, что Р. Спэрри опубликовал статью в «Журнале гуманистической психологии», в которой написал, в частности, следующее: «Типам контроля, осуществляющимся в мозге на физико-химическом и физиологическом уровнях, предшествуют новые формы причинной детерминации, возникающей на уровне осознаваемых психических процессов, где детерминирующие свойства включают содержание субъективного опыта. Таким образом, каузальный контроль как бы поднимается с уровней физической и физиологической детерминации на уровни детерминации психической, когнитивной, сознательной или субъективной» (1986).

Исследования в области науки о человеке (именно так следовало бы назвать данную междисциплинарную область исследования) становятся все более представительными и упорядоченными, они быстро развиваются в ряде научных центров. Монографии, публикации в научных журналах, а также ежегодные научные конференции АГП, способствующие распространению философии науки, методов и результатов, относятся к гуманистическим исследованиям.

В последние годы наблюдаются попытки творческого сотрудничества гуманистической психологии с усложненными и развитыми формами бихевиоризма (например, статьи М. Голдфрида «Бихевиоральный терапевт положительно смотрит на возможность сближения с гуманистами» и Р. Вулфолка, Л. Сасса «Новая встреча бихевиоризма и экзистенциализма»).

Продуктивное сближение происходит также в тех случаях, когда теоретики современного психоанализа делают предметом научного рассмотрения такие темы, как «Опыт своего Я», «Творческие межличностные взаимодействия», вместо разного рода интрапсихических абстракций.

Очень продуктивным может оказаться сближение гуманистической психологии с политической психологией и прежде всего с «психологией мира», делающей основной акцент на глобальной проблеме избавления от ядерной угрозы.

Международное общество политической психологии насчитывает в своих рядах много гуманистических психологов. Эсаленовский институт в течение многих лет успешно развивает программу сотрудничества с СССР и является предшественником научной программы АГП США — АПН СССР. Д. Монтвилл из Государственного департамента США регулярно организует конференции в Эсалене по проблемам политической психологии советско-американских отношений, на которых эти проблемы обсуждаются с позиций гуманистической психологии, психоанализа, культурной антропологии, истории и политических наук.

Многообещающим примером в этой области является попытка Д. Блайта из Гарвардского университета исследовать внутренний опыт людей, принимающих политические решения в кризисных ситуациях, чреватых перерастанием в ядерный конфликт. Д. Блайт признает, что попытки использовать бихевиористские, когнитивные или психоаналитические модели, для того чтобы изменить мышление политических деятелей, оказались несостоятельными. Д. Блайт работает в русле феноменологической традиции Джемса и использует глубинные интервью, выявляя у политиков их представления о мире, ценностях, эмоциональные состояния и мыслительные процессы во время кризисов.

А. Маслоу, который обладал высоким гражданским сознанием, утверждал, что гуманистическая психология не должна существовать только для себя как некая сепаратистская группировка по отношению ко всей психологии и американской культуре. Ее задача состоит в том, чтобы обогатить мир и служить ему, обогащаясь, в свою очередь, лучшим из того, что существует в мире человеческой мысли и действия. В период усиления нарциссических и индивидуалистических тенденций в США в конце 60-х гг. его предостережение не было лишено оснований. В те годы критики упрекали гуманистическую психологию за то, что она якобы представляла собой некий конгломерат развлекательных и полусерьезных в научном отношении психологических техник, которые действительно получили распространение в среднеобеспеченных слоях общества

 

165

 

Однако анализ конкретных исторических фактов показывает, что гуманистическую психологию всегда волновало положение человека в обществе, улучшение условий труда и жизни людей в обществе. В 1980 г. АГП провела конференцию под девизом «Призыв к действию: роль АГП в социально-общественной жизни». Позитивные социальные тенденции гуманистической психологии представлены в монографии Т. Грининга «Политика и гражданская ответственность», а также в ряде статей в «Журнале гуманистической психологии». Знаменательно, что теперешний сопрезидент АГП Д. Васконселлос, калифорнийский государственный и политический деятель, известен своими работами по психологии самооценки и творческой реализации личности, а также смелыми программами прогрессивных реформ, которые он успешно реализует в общественной жизни штата в течение последних лет.

В 1985 г. АГП отмечала четверть века гуманистической психологии. На конференции, состоявшейся в связи с этим юбилеем, собрались представители различных, в том числе и конфликтующих, ориентации. Конференция показала, что гуманистическая психология преодолевает научный сепаратизм, узость взглядов в борьбе за принадлежность к той или иной школе в психологии и способна к конструктивному синтезу всего лучшего, что накапливается при многообразии форм развития.

Проект советско-американского сотрудничества АГП с АПН СССР был основан в 1983 г. на понимании настоятельной необходимости сближения прогрессивных тенденций в психологии двух стран. Пять делегаций АГП приняли участие в конструктивных диалогах, обмене научным опытом и в теплых дружественных контактах. Советские специалисты были гостями ежегодных конференций АГП.

Среди многих научных институтов, которые посетили делегации АГП в Москве, Тбилиси и Ленинграде, особенно конструктивные и дружеские контакты происходили в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, сотрудники которого ведут широкие исследования гуманистической ориентации. Общие точки в исследованиях послужили основой для проведения совместных рабочих семинаров в 1986 и 1987 гг. Общим является представление об уникальности и творческом развитии личности, о возможностях психологии и психологов не только в психотерапии, но и в воспитании, в развитии творческого потенциала человека. Важно, что как только мы задаем себе вопрос: «Каковы условия обучения и воспитания, обеспечивающие творческое развитие ребенка?» — мы встаем перед необходимостью определить, что мы понимаем под «творческим развитием», а также обсудить вопрос о том, что считать «хорошим» и кто, собственно, должен решать, что здесь хорошо и что плохо.

Традиционное образование дает сиюминутный эффект, однако в более длительной исторической перспективе оно ведет к дефектам индивидуального и социального развития. Такое образование лишено возможности помочь растущему человеку развить присущие его личности мотивы и способности, установить органичные, т.е. здоровые и полноценные взаимоотношения с обществом (особенно в сфере труда и семейной жизни).

Гуманистическая психология релевантна такому обучению, которое исходит из идеи самоактуализации, использует творческие формы групповой динамики, апеллирует к духовным ценностям, поиску смысла бытия и раскрытию творческих возможностей каждого человека.

Традиционное образование с его переполненными учебными классами, формализмом и обезличенностью учебного процесса ориентировано исключительно на подготовку производителей материальных ценностей и формирует людей, которые должны заполнить заранее предназначенные для них «ячейки» в обществе. Такое образование уже давно стало тормозом, мешающим эффективно развиваться новому типу обучения и, следовательно, воспитывать человека во всей полноте его уникальности и своеобразия, его возможностей активно и творчески учиться на всех возрастных этапах.

Всеобщая компьютеризация производства и обучения в США усугубила давление на человека, предъявила к нему новые, более жесткие требования, которые идут вразрез с принципами гуманистического обучения. Тем не менее последовательное развитие и практическое приложение принципов гуманистической психологии может превратить компьютеры из врагов в союзников человека. Используемые в контексте гуманизированного обучения, компьютеры могут стать помощниками учащихся в развитии навыков самостоятельного продвижения в той или иной области знаний, могут создавать условия для активного участия в уникальном для каждого учащегося процессе усвоения знаний.

Что мы имеем в виду, когда говорим о необходимости учета уникальности каждого учащегося в процессе обучения? Этот учет означает признание значимости и ценности для учителя и учащихся переживания

 

166

 

компонентов открытия нового знания; понимание принципиальной важности непосредственно переживаемых межличностных отношений между учителем и учащимися. Эти моменты должны занимать преимущественное положение, иметь приоритет перед абстрактными принципами обучения, его содержанием и методами эффективного управления учебной работой, преодолевать бюрократические цели и задачи традиционного образования. Такой подход может показаться непозволительной роскошью для школьной системы с ее весьма ограниченными финансовыми возможностями. Сравните, однако, стоимость гуманистического образования с теми прямыми и косвенными затратами на традиционное образование, разрушающее желание ребенка учиться и тем самым преступно растрачивающее драгоценные ресурсы наций. Приплюсуйте к этому затраты на подготовку и оплату работы тех учителей, которые в своей профессиональной деятельности не могут реализовать свои творческие возможности и вынуждены тратить всю свою энергию на безуспешную борьбу с трудностями и проблемами (например, с проблемой дисциплины учащихся), порождаемыми дегуманизированными программами школьного обучения. Хотим мы этого или нет, но полноценный процесс обучения — это всегда индивидуализированный и личностный процесс в той мере, в какой он действительно способствует творческому развитию учащегося.

К. Роджерс получил большую поддержку во время московских встреч с советскими психологами (так же как и я во время своих четырех поездок в СССР).

В группах «встреч» и на рабочих семинарах, которые К. Роджерс провел во время его самых последних семинаров в Москве и Тбилиси, было убедительно показано в натуральных условиях естественно складывающихся событий жизни группы, что если воздействовать аутентично и создавать особые условия, которые развивают в каждом отдельном индивиде его конгруэнтность, эмпатию и самоутверждение, то это в итоге проводит к росту творческости каждой личности и группы в целом, к ее возможности решать совместно личностные и групповые проблемы все более и более сложного уровня. Наверное, немного найдется психологов, кто, подобно К. Роджерсу, столь полно и до конца личностно включался в каждый опыт общения, в каждый эксперимент, в каждую страничку своих многочисленных работ, в столь доказательно представленные стенограммы экспериментов.

Осуществление новаторских, гуманистических начинаний в области образования —большое искусство, требующее настойчивости в воспитании воспитателей, высокого профессионального мастерства, творческого видения проблем и полной самоотверженности.

Развитие сотрудничества между американскими и советскими психологами может послужить самым лучшим продолжением гуманистических идей К. Роджерса: это будут слагаемые из наших общих усилий, ради мира между нашими народами и творческой жизни наших детей.

 

 

От редакции. В отличие от традиционно публикуемого в конце статей нашего журнала списка цитированной литературы в данном случае прилагается краткий  перечень литературы по исследуемой проблеме.

 

 

Aanstoos С., Arons M. Report on the 1984 Human Science Research conference // J. Human. Psychol. 1985. 25 (2).

Allender J. The evolution of research methods for the study of human experience // J. Human. Psychol. 1987. 27 (4).

Association for humanistic psychologu and the Academy of pedagogical sciences USSR. Joint Memorandum of Scolarly Exchanges. 1986.

Bakan D. The interface between war and the social sciences // J. Human. Psychol. 1982. 22 (1).

Baritz L. The servants of power. Middleton, CT: Wesleyan University Press, 1960.

Barrell J. J., Barrell J. E. A self-directed approach for a science of human experience // J. of Phenomenological Psychol. 1975. Fall. P. 63-73.

Barrell J. J. et al. Human science research methods // J. Human. Psychol. 1987. 27 (4).

Blight J. Can psychology help reduce the risk of nuclear war? // J. Human. Psychol. 28 (2).

Parson R. The technology of humanism // J. Human. Psychol. 1987. 18 (2).

Giorgi A. Psychology as a human science. N.Y.: Harper & Row, 1970.

Goldfried M. A behavior therapist looks at rapprochement // J. Human. Psychol. 1983. 23 (1).

Greening T. (ed.) Politics and innocence. Dallas, Texas: Saybrook Press, 1985.

Greening T. (ed.) Articles on humanistic education. San-Francisco: Association for Humanistic Psychology, 1986.

Krippner S. Human possibilities: Mind exploration in the USSR and Eastern Europe. Garden City, N.Y.: Doubleday, 1980.

Krippner S. Soviet and American perspectives on hidden reserves and human potentials // J. Human. Psychol. 1986. 26 (4).

Madsen К. В. Humanistic psychology and the philosophy of science // J. Human. Psychol. 1971. 11 (1).

Macy F. The legacy of Carl Rogers in the USSR // J. Human. Psychol. 1987. 27 (3).

Osborne J. A human science study of learning about adult learning // J. Human. Psychol. 1987. 27 (4).

 

 

167

 

Polkinghorne D. What makes research humanistic? // J. Human. Psychol. 1982. 22 (3).

studfiles.net

Возникновение и развитие гуманистической психологии — Мегаобучалка

Впоследних параграфах данной главы мы представим еще два направления современной психологии, которые возникли за рубежом относительно недавно. Речь идет о гуманистической психологии и когнитивной психологии. Примечательно, что они появились практически одновременно (на рубеже 50-х и 60-х гг. XX в.) в США как реакция на бихевиоризм, который, как мы помним, был продуктом именно американской психологии, и на широко распространившиеся к тому времени идеи психоанализа. Однако одновременность возникновения не означает сходства методологических основ обоих направлений. Напротив, они практически прямо противоположны друг другу и в принципе представляют собой современные варианты «гуманитарной» и «естественно-научной» стратегий исследования в психологии (см. главу 2).

К направлению, называющему себя гуманистической психологией, принадлежат Карл Рэнсом Роджерс, Абрахам Маслоу, Шарлотта Бюлер, Гордон Олпорт и другие. С 1957 г. некоторые из представителей гуманистической психологии стали проводить регулярные семинары по различным проблемам психологии. В 1961 г. был создан «Журнал гуманистической психологии», а затем возникла и ассоциация «За гуманистическую психологию», ставшая в 1970 г.

международной. Надо отметить, что многие представители этого направления считали главной своей задачей не исследование психологии человека, а практическую помощь ему в решении важнейших проблем его жизни. Поэтому про гуманистическую психологию довольно трудно рассказывать: это не строгая научная концепция, а, скорее, образ жизни самого психолога, который не просто реализует в практике общения с людьми какие-то «принципы психотерапии» как технические приемы, а живет в соответствии со своими убеждениями и в диалогах с другими людьми так или иначе «подводит» их к той же истине.

Один из основателей гуманистической терапии — Карл Роджерс(Rogers, 1902— 1987) писал, что его философский взгляд на человека весьма отличается от бихевиористской и психоаналитической моделей. Согласно первой, человек — это сложная, но тем не менее поддающаяся изучению и управлению машина. Для психоаналитика человек — иррациональное существо, определяемое своим прошлым и бессознательным как его продуктом. Для гуманистической психологии любой другой человек — это прежде всего уникальная и неповторимая личность, которая вовсе не марионетка в руках обстоятельств или бессознательного, — она свободно «выбирает себя, пытается в самом сложном и часто трагическом мире стать самим собой — не куклой, не рабом, не машиной, но уникальным, индивидуальным Я» [98].

Иное представление о человеке требует и иного взгляда на способы его познания. Если твой собеседник не объект твоих манипуляций, воздействий и т. п. и не марионетка в руках каких-либо внешних по отношению к его личности сил (в том числе и бессознательного) и ты сам как психолог — такой же человек, такая же уникальная и неповторимая личность, действующая самостоятельно и свободно, — значит, методы познания людьми друг друга могут быть только диалогическими. Специфику этого диалога можно понять, лишь погрузившись в реальную практику гуманистической психологии, которая заключается в том, что психотерапевт занимает позицию безоценочного принятия другого, искреннего раскрытия в общении с клиентом своего собственного Я, а самое главное — не дает никаких рецептов клиенту по «оптимизации его поведения в окружающем мире». Это последнее вначале кажется странным. Ведь клиент обращается к психологу именно за советом, за «психологическим рецептом», который, как он думает, может помочь ему решить его проблемы и стать «более счастливым».

Однако К. Роджерс считал, что любой такой совет — без специфических диалогических отношений двух равноправных собеседников, без принятия и понимания другого — выступит лишь внешним знанием, которое не будет продумано, прочувствовано самим человеком и не выступит средством его позитивного изменения. Представители других вариантов психотерапии могут, ко-

нечно, «вооружить» клиента информацией о том, как лучше всего поступать в подобной ситуации, какими-то техниками «общения», допустим, с разными членами семьи, но, по мнению гуманистических психологов, это может принести не пользу, а вред: во-первых, один и тот же совет может помочь одному человеку и навредить другому (ведь этот совет не учитывает как раз уникальной неповторимости личности клиента), а во-вторых (и это главное), это будет навязыванием клиенту своего мнения, которое, даже будучи действительно адекватным данной ситуации, может вызвать протест и негативные реакции, а значит, отказ от позитивных изменений. Поэтому искусно построенный психотерапевтом гуманистической ориентации диалог очень похож на сократическую беседу (см. главу 3) — когда психотерапевт в диалоге со своим клиентом выступает в роли «повивальной бабки», помогая клиенту самому «родить» решение своей проблемы. А в том, что оно будет именно гуманным, — в этом К. Роджерс не сомневался. Он был убежден, что человек по своей природе добр, и лишь негуманные общественные отношения мешают ему осознать его человеческую сущность.

Таким образом, К. Роджерс придерживался убеждения, что в человеке уже заложена некая программа его позитивного развития, реализации которой не надо мешать. Во многом сходные идеи развивал другой представитель гуманистической психологии — Абрахам Маслоу(Maslow, 1908 — 1970), выступивший с важной для нее идеей самоактуализации личности. К этой идее он пришел в результате не только философских размышлений о сущности человека, но и реальной практики общения с людьми, которые произвели на него необыкновенное впечатление. Среди них был известный нам М. Вертгеймер, эмигрировавший в 30-е гг. XX в. из

Германии в США. А. Маслоу, как он сам писал, восхищался им и, пытаясь понять, что же делает его (и других подобных ему людей) столь необыкновенным, пришел к понятию «самоактуализирующаяся личность».

Люди подобного типа реализуют свой богатый потенциал, писал А. Маслоу, «без подростковой застенчивости», постоянно делают выбор в сторону позитивного развития своей личности, прислушиваются к собственному внутреннему голосу больше, чем ко внешним «голосам», выражающим какие-либо внешние требования и претензии к личности (не поддаются внешнему давлению), не боятся взять на себя ответствен-

А. Маслоу

но

ность за содеянное, постоянно развивают свои способности посредством упорных занятий, испытывают необыкновенные высшие переживания (например, интеллектуального наслаждения от содеянного), не боятся признать свои ошибки и т. п. В общем, эти люди постоянно актуализируют свои возможности, свое уникальное и неповторимое Я даже вопреки внешним обстоятельствам. Такие люди могут быть названы самоактуализирующимися личностями. Согласно А. Маслоу, каждый человек потенциально имеет возможность стать такой личностью. Однако реализации (актуализации) этой возможности препятствуют многочисленные обстоятельства, в частности то, что человек вынужден прежде удовлетворить иные свои потребности (обеспечивая, к примеру, свое физическое выживание в мире или стремясь занять престижное место в обществе). Однако идеалом человека действительно должна быть самоактуализирующаяся личность.

Идеи гуманистической психологии об изначальной «позитивной» природе человека начинают вызывать критику со стороны тех психологов, которые в целом разделяют гуманистический пафос этого направления, но считают данную позицию слишком оптимистичной. Нарастающие противоречия внутри гуманистического направления в психологии привели в последнее время к выделению внутри него нового течения, которое называют экзистенциальной психологией (представителями последней являются Р.Мэй, Р.Лэнг, Э.Фромм, В.Франки и другие). Главное различие между гуманистической (в узком смысле слова) и экзистенциальной психологией можно сформулировать следующим образом. Первое опирается на «личностно-центрированный» подход, который «приписывает человеку некоторые заданные потенции, некую заданную природу, позитивную по своей сути, которая актуализируется в процессе развития» [70, 42]. Напротив, экзистенциальная позиция основана на убеждении, что природа (сущность) человека не предзадана, человек есть то, что он сам из себя делает в результате совершаемых им в течение жизни личностных выборов. Экзистенциальная психология, таким образом, во многом базируется на идеях экзистенциальной философии, суть которых в лаконичной формуле выразил французский философ и писатель Ж. П. Сартр: «Существование предшествует сущности». Существование в данном случае означает собственную активность субъекта, можно сказать, его деятельность, благодаря которой человек не только изменяет себя, но и мир, в котором он живет. Здесь экзистенциальная психология смыкается с деятельностным подходом в психологии (см. главу 5).

Гуманистическая психология подвергалась критике и за то, что называла самоактуализацию главной и высшей потребностью человека. С точки зрения австрийского психолога Виктора Франкла(Frankl, 1905— 1997), создавшего свой вариант терапии — логоте-

рапию, главной, конституирующей человека потребностью является потребность в смысле жизни. В.Франкл доказал основные положения своей концепции не только теоретическими рассуждениями, но и практикой своего пребывания в качестве заключенного в немецких концлагерях во время Второй мировой войны. Именно там его идея о необходимости осмысленной жизни получила неожиданную эмпирическую проверку. Выживали в лагере, не опускаясь до животного состояния и не предавая себя как человека, те заключенные, которые сумели даже в этих нечеловеческих условиях открыть для себя уникальный и неповторимый смысл своей жизни.

megaobuchalka.ru

---

Смотрите также

• 
  Главный партнер журнал
• 
  Юность журнал 1977
• 
  Мгуки журнал вестник
• 
  Журнал русский огород
• 
  Журнал строительный эксперт
• 
  Журнал продуктов мир
• 
  Журнал по маячкам
• 
  Живой журнал крым
• 
  Военная тайна журнал
• 
  Архив журнала кормопроизводство
• 
  Png обложка журнала