Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Журнал мир севера
Редакция
Еженедельник «Литературная Россия» имеет богатую историю и замечательные традиции.
Впервые мысль о необходимости создания газеты для писателей России высказал 13 мая 1957 года Никита Хрущёв на совещании в ЦК КПСС. «И вот, может быть, – предложил тогда советский лидер, – надо подумать о каком-то органе Союза писателей Российской Федерации, чтобы этот орган проявил заботу о городах Российской Федерации, и дать возможность городам РСФСР воздействовать на Москву, на московских писателей».
Окончательно вопрос о новой газете был решён 4 декабря 1957 года на заседании Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Партия решила писательское издание поначалу назвать «Литература и жизнь». Главным редактором ЦК утвердило Виктора Полторацкого (Погостина).
Первый номер новой газеты вышел 6 апреля 1958 года.
«Литература и жизнь» имела все возможности превратиться в свободную трибуну для художников слова, принадлежавших к самым разным литературным течениям и группам. В ней готовы были печататься Шолохов и Солженицын, Твардовский и Рыленков, Ахматова и Прокофьев, Евтушенко и Солоухин, Вознесенский и Фирсов, Соснора и Конецкий.
Однако (во многом под влиянием первого председателя Союза писателей России Леонида Соболева) редакция газеты своими ориентирами избрала Анатолия Софронова, Всеволода Кочетова и Николая Грибачёва. Боясь творческой конкуренции, литературный генералитет под флагом защиты идейности, по сути, развязал войну сразу на несколько фронтов. Под ударами ангажированных критиков оказались лейтенантская проза, исповедальщики, эстрадная поэзия. Неудивительно, что газета быстро стала терять популярность и авторитет.
От гибели писательское издание спасла реорганизация. 31 октября 1962 года секретариат ЦК КПСС принял решение с 1 января 1963 года переформатировать газету «Литература и жизнь» в еженедельник «Литературная Россия». И сразу развернулась борьба за руководство новым еженедельником. Либералы выдвинули на пост главного редактора Константина Симонова, а охранители сделали ставку на Константина Поздняева. Партийная верхушка отдала предпочтение Поздняеву, но согласилась на представительство в редколлегии «ЛР» самых разных течений. В итоге в редколлегию «ЛР» входили Борщаговский и Закруткин, Данин и Винокуров и Исаев, Кассиль и Серебрякова, Олег Михайлов и Мдивани… Правда, потом руководство Союза писателей России всё-таки часть либералов выдавило из редколлегии. Что, впрочем, не помешало Поздняеву регулярно печатать в «ЛР» писателей разных взглядов. При нём газета охотно публиковала Максимова, Шукшина, Трифонова, Вознесенского, Лихоносова… «ЛР» первой дала путёвку в большую литературу Распутину и Проханову.
После Поздняева еженедельником «Литературная Россия» руководили Юрий Грибов, Михаил Колосов, Эрнст Сафонов, Владимир Ерёменко и Вячеслав Огрызко.
В разное время сотрудниками редакции были Александр Авдеенко, Николай Банников, Александр Бобров, Владимир Бондаренко, Владимир Бушин, Виталий Василевский, Галина Дробот, Александр Дымшиц, Геннадий Калашников, Ильгиз Каримов, Олег Куприн, Юрий Кушак, Михаил Лобанов, Юрий Лощиц, Маргарита Ломунова, Генрих Митин, Феликс Родионов, Святослав Рыбас, Саша Соколов, Владимир Соломатин, Владлен Строкопытов, Вячеслав Сухнев, Кира Ткаченко, другие талантливые журналисты и писатели.
В конце горбачёвской перестройки именно «ЛР» первой выступила с предложением восстановить в Москве Храм Христа Спасителя. Газета создала специальный фонд и добилась практической реализации своей идеи.
В лихие девяностые годы еженедельник оставался со своим народом. Редакция отстаивала интересы страны в «горячих точках», боролась за сохранение присутствия России в Арктике, выступая против коррупции в высших эшелонах власти. Свидетельство тому – сборники документальных материалов «Подвиг бессмертен», «Время Русь собирать», «Неизвестные войны XXвека», «Честь имею», «Неизвестный Север»…
В постсоветское время «ЛР» открыла читателям России такие имена, как Роман Сенчин, Александр Игумнов, Сергей Шаргунов, Дмитрий Чёрный, Владимир Фёдоров, Олег Зоберн, Александр Карасёв, Илья Кочергин.
Ещё в «нулевые» годы газета «Литературная Россия» занялась сбором и изучением наследия великого поэта двадцатого века – Юрия Кузнецова. Один из наших сотрудников Евгений Богачков составил и прокомментировал пять томов поэзии и книгу прозы Кузнецова. Кроме того, вышли две книги воспоминаний о поэте «Мир мой неуютный» и «Звать меня Кузнецов. Я один», а также биобиблиографический указатель «Юрий Кузнецов – поэт концепций и образов».
Добавим: о прошлом и настоящем в нашей газете рассказывают историко-литературные исследования Вячеслава Огрызко «Дерзать или лизать» и «Охранители и либералы: в затянувшемся поиске компромиссов», а также сборник документов «Дитя хрущёвской оттепели».
Сегодня редакция «ЛР» готовит к печати многотомный лексикон русской литературы XX– начала XXIвека.
«Литературная Россия»
Периодичность – еженедельник
День выхода – пятница
Объем – 16 полос
Формат – А3
КОНТАКТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
127051 г. Москва
Цветной бульвар, д. 32, стр. 3
Телефоны: для справок – (495) 694-03-65
Рекламно-коммерческий отдел – (495) 694-24-67
Факс редакции – (495) 694-50-10.
Интернет: www.litrossia.ru
E-mail: [email protected]
Facebook: www.facebook.com/litrossia
ВКонтакте: http://vk.com/litrossia
Главный редактор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Шеф-редактор: Евгений БОГАЧКОВ
Cписок адресов московских киосков, где на текущий момент можно приобретать свежие номера нашей газеты (обновляется по мере поступления информации с полей):
| Зеленый пр-т, дом № 60/35 |
| Профсоюзная ул, владение № 108 |
| Ферганский проезд, дом № 15 |
| Головинское ш, дом № 2 |
| Енисейская ул., вл.17 |
| Домодедовская ул., вл. 34 |
| Инженерная ул., вл.9 |
| Генерала Карбышева б-р, дом № 1 |
| Ленинградский пр-к, вл. 74 |
| Полярная ул, владение № 10 |
| Стромынка ул, дом № 14 |
| Винокурова ул, дом № 15 |
| Шаболовка ул, владение № 32 |
| Осенний б-р, дом № 12 |
| Ломоносовский пр-кт, дом № 1 |
| Андропова ул.,вл.30 |
| Варшавское ш., вл.12 |
| Цандера ул, дом № 7 |
| Паустовского ул, дом № 2 |
| Домодедовская ул, дом № 46 |
| Елецкая ул, дом № 17 |
| Паромная ул, дом № 7 |
| Мира пр-кт, дом № 69 |
| Снежная ул, владение № 27 |
| Ярославское ш, дом № 115 |
| Малыгина ул, дом № 9 |
| Егора Абакумова ул, дом № 18 |
| Октябрьская ул, владение № 33 |
| Чонгарский б-р, вл.7/1 |
| Обручева ул, владение № 16-1 |
| Симферопольский б-р, владение № 24 |
| Кировоградская ул, дом № 12 |
| Кировоградская ул, владение № 28 |
| ул. Абрамцевская, вл. 14 |
| Енисейская ул, дом № 26-2 |
| Молодцова ул., вл.2А |
| Уральская ул, владение № 4 |
| Бутырская ул, 2 |
| Бутырская ул., 86 |
| Строгинский б-р, дом № 23 |
| Сущевский Вал ул, дом № 49 |
| 800-летия Москвы ул, вл. 11 |
| Тульская Б. ул., д.2 |
| Костромская ул, дом № 20, корпус б |
| Щербаковская ул, дом № 41 |
| Волгоградский пр-кт, владение № 119 |
| Волгоградский пр-кт, владение № 88/2 |
| Проспект Мира, дом № 112 |
| Новочеркасский б-р, дом № 41 |
| Ташкентская ул, дом № 19 |
| Фреганская ул, дом № 26 |
| Академика Янгеля ул., вл.3 |
| ул. Чертановская, д.60 |
| Панкратьевский пер., вл.2 |
| г. Балашиха, ул. Некрасова, д.7 |
| г. Балашиха, Шоссе Энтузиастов, д.62 |
| Балашихинский р-н, Деревня Черное, Агрогородок, дом № 5 |
| Проспект Мира, владение № 51 |
| Хабаровская ул, владение № 20 |
| ул. Кировоградская, д.16 |
| Большая Семеновская, дом № 26 |
| 2-ая Филевская ул, владение № 14 |
| Москва, Новочеремушкинская ул, дом № 56 |
| ул. Краснодонская, вл.15 |
| Шаболовка ул, дом № 69 |
Список любезно предоставлен Ассоциацией распространителей печатной продукции.
НА КАРТЕ:
litrossia.ru
Журнал Мир Севера
Прогулка по Морскому проспекту
Законы жизни – это бред,
Причём – нецелесообразный.
Я не люблю зелёный свет –
Тем более, когда он красный...
Из рукава торчит кулак
С горбушкою заплесневелой.
Меня печалит красный флаг,
Особенно, когда он белый...
Передвигается с трудом
Пенсионер с пустой кошёлкой.
Я ненавижу Белый дом,
Особенно когда он жёлтый...
Афиши станиславов пьех –
То ж наши скрепы, ёлы-палы!
Я не люблю большой успех,
Особенно когда он малый...
Сладки амбиции на вкус,
Они гораздо слаще мести!
Я напрягаюсь, видя груз.
Особенно, когда он – 200.
Страна, где всё наоборот,
Давно ли ты Россией стала?
Не веселюсь на Новый год,
Особенно когда он Старый...
Читатель мой, не обессудь:
Монетка – в море, жребий брошен!
Не воспою великий путь.
Тем более, когда он – в прошлом.
Месяц в деревьях
Нету молочка –
Потерпи, котейка!
Вместо пятачка –
Ржавая копейка.
Выпадет из рук
Пиво марки «Колос» –
И замкнётся круг,
Шут, колпак надень,
На дебют пускаясь!
Выбираю день –
А не деньги, каюсь.
Сгорбилась луна
И как будто сдулась.
В рюмочке окна –
Суть, а не сутулость.
Никого не жаль!
Гимн, набитый хренью,
Хочется ужать
До стихотворенья.
Просят кипятку
Яркие картинки.
Петь, а не Петкун.
Жить, а не Житинкин.
Раненым в живот
Хочется морошки.
Братцы, ёшкин кот –
Мать, а не матрёшки!
Знают, что скрывать,
Лак и позолота.
Кровь, а не кровать.
Боль, а не болото.
Грешен? Не дури,
Не меняй конфессий!
Янь – не янтари.
Инь – не интерфейсы.
Я сошёл с ума,
Заявляю прямо!
Зимь, а не зима.
Обь, а не Обама.
Белая сирень
Разыгралась весна не на шутку –
До метели, бурана, пурги...
Миллионный летит парашютик –
К милой вдовушке на пироги!
Так на поиски мест для ночлега
Устремляется в небо снаряд.
На уборку весеннего снега
Добровольцев отправлен отряд...
На расстрелянном юго-востоке
Забинтует проулки сирень.
Это розыгрыш. Майский. Жестокий.
И трясётся от смеха плетень.
44+
Ранен март: водой – по нержавейке,
Солнце в небе – рыбой без хвоста...
Я сегодня – резко и навеки –
Распрощался с возрастом Христа.
Угловато и не нагловато
Выглядит четвёртый палиндром.
В жизни всё случается когда-то –
И пустеет наш аэродром.
Мы взлетаем в прозу ежедневно,
Снегу и дождю наперекор.
Розыгрышем кажутся Женева,
Рио-де-Жанейро и Мисхор.
В пелене ответов и вопросов,
В сумраке журналов и газет
Обнаружить лишнее непросто
С высоты одиннадцати лет...
21 марта
Кате
Остывшая яичница с беконом.
Пожар в отдельно взятой голове.
Свиданье – нарушение закона
О пятничном просмотре Матч-ТВ.
Весенняя вечерняя кофейня –
Как летняя кибитка молдаван...
И папе Карло было всё до фени,
Когда он над поленом колдовал!
Объятья – кража личного пространства,
Убийство страха вымолвить не то...
Какое, право, сладостное рабство
Раскованно подать тебе пальто!
В рай прокуроров, судей, адвокатов
Не попадут Мальвина и Пьеро...
Поэты ездят на обнимокатах.
Поэты игнорируют метро.
Се ля жизнь
Роса сердила нас и старила,
Когда брели мы сквозь туман,
Воспоминаньями затарившись
О постановке «Ханума»,
И знатной мхатовскою паузой
Нам отзывалось всё вокруг –
И, ошалев от счастья, Яуза
В Мытищи превратилась вдруг...
Юрга – Тайга
Когда любимая уснёт,
Верну стакан проводнику,
А тот вдруг, подмигнув, плеснёт
Из плоской фляжки коньяку.
Едва любимая уснёт,
Рассвет забрезжит за окном,
И затерявшийся блокнот
Подсунет мне купейный гном...
Когда любимая уснёт,
Закутавшись в казённый плед, –
Торговка шали понесёт,
И я куплю у ней конфет.
Едва любимая уснёт,
За стенкой пьяный замычит –
И поезд резко сбавит ход,
А сердце громче застучит.
Июнь
Ошалели бабочки
От жары:
Не в цветы пикируют –
На вихры.
Ах ты, перелётная
Седина –
Наливному облачку
Ты нужна.
Одичала травушка
Без причин.
Нам не переменных бы
Величин –
Бесконечно летнего
Вдоль реки,
Где нахальней бабочек –
Мотыльки.
* * *
Дождь падает в ноги,
А всё норовит
Дать мне пощёчину...
* * *
Тихая улыбка –
Это
На всю смерть
г. НОВОСИБИРСК
litrossia.ru
Журнал Мир Севера
М. Рощин. «Каких-нибудь двадцать минут...». Рассказы. «Советский писатель». 1965. 260 стр. 41 коп.
В литературу чаще приходят без шума. Новые имена присоединяются к другим именам, как нарастает лист на дереве, как снежинка прилепляется к снежинке. Книжка М.Рощина «Каких-нибудь двадцать минут...» – из таких «тихих» книжек.
М.Рощин медлителен. Он не торопится. Он как-то надолго пристраивается к жизни и прослушивает её организм. День, второй, третий... Это похоже на воду, которая просачивается сквозь камни: кап-кап-кап...
Его не страшит нудноватость такого темпа. Пусть он скучен, но из минут складываются часы. А из часов – время. Права жизнь. Права правда о ней. Правы человеческие чувства.
Как правы по-своему и Гриша Панин, и мастер Дмитрий Дмитрич, и Володька Беляев, и сам рассказчик – ученик Гриши – в рассказе «Мой учитель Гриша Панин».
По событиям это рассказ о том, как на завод пришёл вчерашний десятиклассник. Пришёл, увидел, но... не победил. То есть внешне вполне победил. Стал выполнять норму, хорошо работать на своём станке, читать газету во время обеденного перерыва и к тому же учиться по вечерам. Не простой это десятиклассник, а современный. У него Костомаров под мышкой, а в тумбочке возле станка томики Горького лежат. Он Платона читает и «Записки Цезаря». Он и Гришу, своего учителя, лучшего фрезеровщика, к культуре приобщить хочет. Приносит ему «Фому Гордеева», заводит разговоры про политику, про литературу. И Гриша слушает его. И даже на «Травиату» один раз вместе с женой выбирается.
Может, он отсталый, Гриша Панин, может, он только о длинном рубле заботится? Может, автор его разоблачить хочет? Нет. Когда ученика посылают в колхоз картошку копать, Гриша ему свои сапоги отдаёт. Он его любит, этого парня. Но зато и от денег, заработанных этим парнем, не отказывается. В один прекрасный день ученик узнаёт, что деньги по его наряду идут учителю. Он возмущается, потом понимает: нечего возмущаться.
Пока ученик не приноровился, не научился у станка стоять, сколько с ним возни? А кто возится? Гриша. Он время на этого ученика тратит, от своего трудового дня минуты отрывает. Должно ему быть за это вознаграждение? Должно. А то он в следующий раз с таким учеником возиться не станет.
Но Гриша не складывает эти деньги в кубышку, не жадничает. Он вместе с учеником после работы отправляется в ларёк и «обмывает» их.
Так и живёт Гриша Панин. Работает, зарабатывает. Семья у него, домик под Москвой, садик. Крутится Гриша на работе, крутится дома, а жизнь идёт. И «Фому Гордеева» ему читать некогда и нет охоты. Своему ученику, читающему Костомарова, он говорит: «Ты это брось... Тебе учиться надо... Ты не втягивайся, понял?» Он советует ему не втягиваться в то, во что сам не втянулся. В эту упряжку обыденности, обыкновенности, подчинения ходу часов. Он жалеет своего ученика. Он старше его (Грише тридцать два), он уже кое-что повидал.
Почти в каждом рассказе М.Рощина есть такой Гриша и его ученик. В «Малютке» – это Малютка и её старшая сестра Вика, в «Троих» – это Валя Горев, Оксана и Анатолий. В «Доме» – Алексей и Николай, в «Иртумее» – Лера и весь остальной Иртумей. Если перефразировать рощинского «Панина», то это звучало бы так: «Мой учитель жизнь».
Жизнь учит и Валю Горева, и Гришиного ученика, и Малютку. Все они начинают с претензий к ней, с приговоров над ней и кончают сочувствием к самим себе, когда узнают, что и они – это жизнь тоже. Правдоподобнее всего это выглядит в «Грише Панине». Рощин начинает своё исследование с заводского утра, когда ученик первый раз приходит в цех. Он медленно движется вслед за ним, не гнушаясь мелочами, подробностями заводского быта. Вот обед, вот оформление нарядов, вот тиканье часов заурядного рабочего дня. И снова приходят рабочие на работу, и снова перерывы, стояние у станков, проходная. И врастание ученика в эту жизнь, и сопротивление его, и вопрос: «Неужели всегда так?»
Рассказ кончается прозаически. Рабочие после получки идут в пельменную. С ними идут Гриша Панин и его ученик. Ничего не ясно ещё для этого ученика. Приговор не произнесён, жизнь продолжается.
Впрочем, иногда М.Рощин всё же произносит приговоры. «Малютка» кончается осуждением мещанки Вики, которая не хочет жить на Камской ГЭС, а хочет жить в Москве. Она бросает своего Алёшу, который строит эту ГЭС, и возвращается к маме. А юная Малютка – её сестра – пишет письмо Алёше, что понимает его, и заканчивает так: «Ваша Лена...» Всё это очень многозначительно и очень прозрачно. Союз двух родственных душ (Алёши и Лены), как радуга, светится над головой пристыженной Вики.
Здесь в «бочку дёгтя» падает капля мёда. И, как ни странно, весь «дёготь» делается сладким.
М.Рощин сам посмеивается над этим в рассказе «Девочка и крейсер». Хорошее солнечное утро настроило человека на сказку. Он представил себе крейсер, военный корабль, на котором властвует, как дух добра, маленькая девочка. Но утро кончилось, снег стаял, солнце ушло, и ушла сказка. И, возвращаясь домой в троллейбусе, этот человек подумал: «...всё вылетает из головы и уже ничего не мерещится, когда едешь в троллейбусе в часы «пик».
Эти часы «пик», эта езда в троллейбусе больше по душе М.Рощину, чем романтическое утро со снегом, с ярким зимним солнцем и миражами его.
Эти миражи, эти прекраснодушные малютки и девочки на крейсере проходят у М.Рощина испытание прозой. Оно не унижает их, не сталкивает с облаков в грязь. Это «приземление» совершается без катастроф: жизнь всасывает их в себя, они делаются частью её. Малютки вырастают, дети становятся взрослыми.
Они что-то теряют при этом и что-то приобретают. Пожалуй, приобретают больше, чем теряют. Потому что это большее – опыт. Это понимание себя и других людей, и внимательность к ним, и сострадание.
М.Рощин очень легко опускает их на землю: они даже не чувствуют момента приземления. Им всё ещё кажется, что это они, а они уже не те, они иные, они выросли.
Чуткий к правдоподобию мелочей, М.Рощин страшится даже малой лжи. Он педантически точен в запахах, звуках, красках. Он прозаически трезв в каждой подробности.
Его микрозрение безупречно. Может, поэтому в микровзгляде он позволяет себе приблизительность.
В хорошем рассказе «Трое» всё правдоподобно. Тайга, чувства Оксаны и Анатолия и ревность Вали Горева. Только сам Валя ложен. Двадцатидвухлетний Валя чувствует, как пятнадцатилетний. Те искушения, которым подвергает его М.Рощин, Валя по всем законам физиологии пережил пять-семь лет назад. Тем более, как сообщает автор, случаи для этого предоставлялись.
А из Вали конструируется «отец Сергий». Вот только что он купался с Оксаной в реке, был безгрешен и мил, но вдруг приревновал её к Анатолию, попали они с ней в дождь в одну палатку – и пал Валя Горев.
Муки Горева – почти «Сергиевы» муки. Та же стыдливость, то же отвращение к греху, а потом к себе, которым этот грех овладел. Только топора нет с отрубленным пальцем. Кстати, в самую кульминационную минуту Валя вспоминает рассказ Толстого. «Отрубить палец, как отец Сергий у Толстого? – спрашивает себя он. – Но разве дело в этом? Дело в том, что оно явилось, это желание, что оно есть, что оно побеждает...»
Молодые герои М.Рощина часто вспоминают художественную литературу. В «Иртумее» в духе Андрея Вознесенского «бабы прыгают в сугроб». У Сони здесь глаза, как у толстовской княжны Марьи, а Лера, увидев нагую Ларису, выскочившую на снег, кричит; «Где Рубенс, господи, где Рубенс?!»
Думаю, что это тоже правдоподобно. Читает же нынешняя интеллигенция и современных поэтов, и Льва Толстого. И говорить она должна об этом. Но когда литература из разговоров проникает в авторское зрение, когда к пробному авторскому «как...» подыскивается «как у Толстого...», у меня возникает ощущение, что я читаю перевод. Не подлинник, а копию.
Первая книжка и для М.Рощина – это тоже испытание прозой. Потому что это испытание – всё время писать об одном и том же, выслеживать детали, анатомировать чувства. Это испытание – быть летописцем обыденности.
Обыденность подчиняется М.Рощину, но и подчиняет его себе. И тогда запоминаешь только монотонный ход часов. Запоминаешь мелочи, течение чувств, правдоподобие, точное, трогающее своим сходством с жизнью. Но из памяти выпадают лица, которым эти чувства принадлежат. Парадокс: чувства реальны, а лиц нет!
Может, потому, что они повторяются (все рассказы сборника – это повторение одного и того же мотива), может, потому, что не лица интересуют М.Рощина, а поток жизни. Но это так. И это делает его книжку эстетически монотонной.
Наверное, настанет момент, когда М.Рощин, как и его герои, захочет выломиться из этого круга. Когда он пойдёт за новыми залежами и в прозаической обыденности найдёт иных людей и иные ситуации, которые увеличат его обзор. И тогда ему, быть может, захочется гуще писать. Ему захочется подняться над деспотизмом деталей и произвести отбор. И он станет искать в человеке, в скучном повторяющемся плеске жизни черты, которые растворены в ней, но которые, если их коснуться, кристаллизуются, как соляной раствор.
Что даст эта кристаллизация и как скоро она наступит, я не берусь судить.
Пусть часовая стрелка пройдёт свой круг.
Игорь ЗОЛОТУССКИЙ
г. ВЛАДИМИР
litrossia.ru
