Новая детская литература. Журнал октябрь 12 2012

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12

Октябрь

Литературно-художественный журнал

№ 12 2012

ЧТО ТАКОЕ ПРАЗДНИК?

Евгений БАБУШКИН Жрать, бухать, бездельничать

Алиса ГАНИЕВА Он не всегда с тобой

Татьяна ПРУДИННИК Привет, Дуглас!

Инга КИРКИЖ Даже если сам ничего не помнишь

ПРОЗА И ПОЭЗИЯ

Михаил СВИЩЁВ Здесь врут народные приметы… Стихи

Вячеслав ПЬЕЦУХ Рассказы

Михаил ШЕЛЕХОВ Пурпурные облака Стихи

Кирилл КОБРИН Смерть в Праге: варианты Рассказы

Ганна ШЕВЧЕНКО Случайной жизни пантомима Стихи

Сергей ШАРГУНОВ Жук Рассказ

Новые имена

Елена КАСЬЯН Едет Василиса Прекрасная Стихи

Екатерина КЛЮЖЕВА Еще чашечку? Рассказ

Антон РАТНИКОВ Крепкие сердцем Рассказы

Ольга КАСЬЯНОВА Большие надежды Рассказ

Сергей КУБРИН Письмо из Америки Рассказы

Татьяна ШАХМАТОВА Diagnosis mentis Монолог.doc

Дмитрий РУСИН Набережные Челны в россказнях и легендах

Волошинский фестиваль

Андрей КОРОВИН Где-то точно есть море

Светлана ЧУРАЕВА Чудеса несвятой Магдалины Рассказ

Георгий ГАМСАХУРДИЯ А случается – ангела прогоняют Рассказ

ЧЕМОДАН СОЦИАЛЬНЫХ ВЕЩЕЙ

Станислав МИНАКОВ Всюду – вещи

Олег ХАФИЗОВ Мобила маршала Груши

Заплыв

Светлана ХРОМОВА Это как перед тем как… Стихи

ПУБЛИЦИСТИКА И ОЧЕРКИ

Елена ЧЕРНИКОВА Макробы на радуснике

Никита ВОЙТКЕВИЧ Веселые картинки

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Мария СКАФ Новая детская литература

Валентина ЖИВАЕВА Дно переполненной чаши

Дмитрий БАК Сто поэтов начала столетия О поэзии Юрия Кублановского, Константина Кравцова, Леонида Костюкова и Ларисы Миллер

Отражения

Эдит ПОДХОВНИК Незнакомая война

Слово о полке

Вадим МУРАТХАНОВ Победители инерции

Близко к тексту

Юрий УГОЛЬНИКОВ Улыбка Босха (Софья Купряшина. Видоискательница).

Ольга СТЕПАНЯНЦ Залезть в голову писателя (Сергей Полотовский, Роман Козак. Пелевин и поколение пустоты)

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ Шекспировский герой и жертва ранжира (Самуил Лурье. Изломанный аршин)

Книжный агент

Рубрику ведет Александра ВОЛОДИНА

Содержание журнала «Октябрь» за 2012 год

magazines.russ.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12 - Елена ЧЕРНИКОВА

Елена Черникова – писатель, преподаватель Московского института телевидения и радиовещания “Останкино”. Автор нескольких романов и учебных книг по журналистскому творчеству. Член жюри международных литературных конкурсов.

 

ПУБЛИЦИСТИКА И ОЧЕРКИ

Елена ЧЕРНИКОВА

Макробы на радуснике

 

 

Слова и выражения, собранные с января по июль 2012 года участниками словогодных фейсбуковских групп, выбраны мной для данной статьи по собственному вкусу и выделены курсивом. Конкурс “Слово года” проводится Центром творческого развития русского языка, созданном при Санкт-Петербургском университете, и Международной ассоциацией преподавателей русского языка и литературы.

 

Взрослые

“Слово года”, выборы которого в мире проходят с 1990-го, а в России с 2007 года, – конкурс интуитивный, с предусмотренной долей субъективности, особенно в русскоязычном пространстве.

С января по сентябрь участники группы не только и не столько определяют характерные для определенного периода слова, выражения, фразы, неологизмы, они конкурируют в мнениях обо всем на свете. В наличном медиаворохе выкапывают частицы бога – прости, Господи, – бозоны нашего времени. Спор об интимных связях русских слов с российской действительностью – любимая игра интеллигенции, тут уж Михаил Эпштейн, переносчик конкурса “Слово года” в Россию, попал в десятку. Мнение – ересь, известно, а наш интеллигент обычно против – вечный еретик. Идеальный конкурс.

Моя ересь питается двумя источниками: а) в 2012 году я вхожу в жюри российского конкурса “Слово года” и модерирую одноименную группу в “Фейсбуке”, б) с детства лучший подарок мне – словарь.

Конкурс и одноименная группа, где фейсбучатся, стараясь особо не джигурдеть, ученые, писатели, журналисты, преподаватели, – броуновский перезвон ересей, ярких, часто талантливых, местами провидческих. Поэкспериментируем: чем уже можно пользоваться?

…Я не достигатор, не тащусь от поп-религии и не борюсь с нею, не увлекаюсь веболазанием, не интересуюсь устройством воланомета – счастливый человек. Это легко проверить, если меня порамблить, отгуглить и пр. Но подсадить на заполошный клавостук, оказывается, можно любого. Меня обрек на эту гуглушь философ, спокойный, умный человек с тихим голосом и безупречным авторитетом в филологических кругах, профессор американского университета, автор проекта “Дар слова” и прочая М.Н. Эпштейн. Дело было так.

Первый конкурс “Слово года” в России выиграл номинированный мной гламур. Угадала. Видимо, из ненависти к понятию. В декабре 2011 года гламур победил еще раз уже в номинации “Слово десятилетия”. Триумфальное шествие.

Гламур, на мой взгляд, острополитичен, но в прессе аттестован в противоположном ключе: “Впереди оказались такие неполитические слова, как гламур, блог(гер), ЕГЭ, нано-, но были отмечены и более политически окрашенные терроризм и национализм” (http://www.polit.ru/news/2011/12/19/contest/).

Не могу согласиться с неполитичностью гламура: глобальная модель, ввиду демонкратизации которой мы возмущаемся то уровнем равнодушия полиционеров, то чрезмерностью зуботычин (сплошной глумец), называется белопушисто – “экономика спроса и предложения”. Гламур, напавший на Россию в неказисто звучащих нулевых годах, есть акме означенной экономики. Количество и качество услуг, на ровном месте выдуманных ради утоления неутолимого голода успеха-лидерства-красоты-молодости, комплексно и эвфемистично зовется именно гламур: страх не блеснуть плюс латентная дисморфофобия. Все, что выпущено в глянце за эти годы, есть подогрев спроса, который регулярно замирает в недоумении: что еще съесть и подтянуть, чтобы отступила хроническая неудовлетворенность? Где та помада или пудра, которые ведут к распахнутым створкам социального лифта? Это – кризис всего, включая этику и политику. Помните, как перекрасилась “амбиция”? Это слово, еще лет двадцать назад негативно окрашенное, вдруг соблазнительно расцвело и похорошело аж до “амбициозных проектов”, оглашаемых что медвепешками, что внесистемщиками. Всем стало чисто амбициозно.

А барышни! Похлопывают экстремальными ресницами, такие дерзкие… За подобное нестоинство в прежние времена их непременно отшлепала бы бабушка, как в деревне, так и в городе. Вызов времени, ешкин кот. И это тоже политика, то есть борьба за власть, поскольку названные явления рулят финансами, брюками, юбками, приоритетами.

“Гламур сам власть; он и эстетический, и экономический официоз, как попса на музыкальной и прочих эстрадах, а это крайне серьезно”, – подумала я тогда, в 2007-м. Изюминка – “ядовитый змей”, как говорила мужу-леснику Раневская в фильме “Золушка”, – именно гламур привел меня на конкурс “Слово года”, потом в одноименную группу, потом в жюри, а потом к этой статье. Спасибо, вражина.

Что до неполитичности блога и блогеров, то у них, шелковых, подстежка ежовая. Навалом от Навального. Который всем пообещал добрую машину правды. Политика.

Участники фейсбуковской группы “Слово года” разные по темпераменту люди. Есть ежедневные труженики, есть малоподвижные созерцатели, есть упорные молчуны. Некоторые, видимо, не желают выпускать пар, ждут официального старта и со стороны следят за работой более энергичных словогодников. Приятное время, покуда ничем личным не омрачен междисциплинарный праздник филологии, психологии, лингвистики, социологии, политологии, экономики, религии, педагогики, эстетики, права, морали, театра и даже цирка. Воцирковление. И неважно, что будет в декабре, на который обещан “мягкий апокалипсис”. Процесс тут интереснее результата, потому что голосовать будут взрослые люди, каждый со сложившимся образом страны, и включатся характеры, мнения, возможны расхождения с “народным голосованием” на Имхонете, что уже было, и опять кто-то обидится, – зато сейчас чистый лист. Упражнение с лентой.

Новичку бывает нелегко решить, какой ленте (“Слово года”, “Словарь года”, “Неологизм года”, “Словарь перемен”) доверить драгоценность, будь то понятный всем гаджеотаж, или милейшая наноколибри, или многотонный сталинобус, или хорошенький поэзокристалл. Кстати, самостоятельный фейсбука-новичок может влиться только в “Словарь года” Алексея Михеева, там вход свободный. Остальные единозатейные группы (“Неологизм года”, “Словарь перемен” Марины Вишневецкой, она же координатор проекта) – закрытые, включая основную, “Слово года”, но их закрытость защищает от троллинга. И от эльфинга. Что правильно.

“Словарь года” ответвился в январе 2012-го от “Слова года” ввиду некоторых разногласий между лидерами. Бывает. По умолчанию каждый из словогодников, а составы групп пересекаются, любит русский язык и посильно участвует в его обогащении. Попутно и неявно – в зажигательно свежей дискуссии “куда пойдет Россия”. Арена для лайкидо. На мой русский вкус, нет на свете более важной темы, однако прогноз любой смелости и глубины я обычно рассматриваю сквозь фразу Черчилля: “Никогда нельзя предсказать, как поведет себя Россия”. На этом я успокаиваюсь за неисполнимостью цели. Язык – великий и могучий, Тургенев. Береза – дерево, Набоков. Мы стали более лучше одеваться. Химически чистая умница света-из-иванова.

Образованные люди, понятно, тексты жизни считают текстами литературы. Но как бы ни стремились ученые взрослые к объективности в отборе слов, “характерных для текущего года”, заточенная под мировоззрение оптика выхватывает из потока то, что видит конкретный ум, то есть фоновые знания. Для кого-то номинантом номер один будет белая ленточка, для кого-то – оранжист, кому-то мил мимимитинг, а кому-то все это – движуха. Мне многое нравится. Радусник, например. Прибор для измерения радости. Он позаимствован мной у семилетней девочки. Но решать будут взрослые, у которых нередко рукопожометр сбоит, а в голове, как положено, опять завелись макробы великолепных идей переустройства мира. Возможен холодный душ: посмотреть на слова минувших лет и посчитать, какие из вышедших в лидеры остались в живых, то есть в языке. Но пока суд да дело…

 

Дети

Поскольку современная жизнь подчинена медиаправилу, “существует только то, о чем сказано, а остального нет”, постольку и судьба конкурса – это его судьба в прессе. О российском сегменте “Слова года” пять лет пишут только в типологически качественных СМИ, то есть осуществляющих информационную и просветительскую (идеологическую) функции журналистики в соответствии с нормами профессиональной этики.

Недавно я мечтала: вот бы разместить отчеты об этом конкурсе в другой отрасли медиаиндустрии, то есть в прессе массовой. Что понравилось бы луновладельцам? А что лайкоголикам? Что разместили бы журналы типа космо, лиза, отдохни, газеты типа жизнь, твой день, мир криминала, стори, вог, каналы тнт, стс, муз-тв – то есть те СМИ, деятельность которых ориентирована в основном на рекреативную функцию журналистики?

Неформатная фантазия о ковровом рерайтинге по желто-глянцевым окопам родилась у меня от разговора со студентами факультета журналистики, которым я преподаю основы творческой деятельности – к счастью, по учебникам собственного сочинения, отчего многие студенты верят мне на слово. Доверие крайне важно: студент нынче ушлый, но беззащитный. Еще бы. Он с детства в курсе: если мама опять перешептывается с маргарином, то папе пора пить шампунь от плоскостопия для тех, “кому за”.

Когда я сообщаю восемнадцатилетним детям громадную новость о том, что журналистика хорошая профессия и вовсе не вторая древнейшая, а одна из самых молодых в мире и в России, мне в ответ, пережив шок, иногда задают подарочные вопросы, например: “Скажите, Елена Вячеславовна, по секрету, мы никому не передадим, но скажите честно, что сейчас надо читать на самом деле?” Ныне это мой самый любимый “детский вопрос”, который один утешает меня во дни сомнений и тягостных раздумий. И я отвечаю: прежде всего – словари.

Показав юным современникам словогодный свод-хранилище за первую половину года, я попросила их порассуждать: если все СМИ сейчас работают на целевые аудитории, то давайте выберем, что куда легло бы. Ведь кого-то достали своим, скажем, кривосудием, а кому-то все это “мусор, который скапливается во рту простолюдинов”, как выражаются в Academie Francaise; кто-то усердно болотируется, а кому-то – сплошная игрофикация. И тут одна девочка выдала: “Значит, никакой объективной картины мира нет?!”

Красивая, целеустремленная барышня тургеневского типа, что ты дальше-то делать будешь? Ты уже догадалась, что основа деятельности современных медиа, то бишь целевые аудитории и бомбардировка их фоновых знаний, – это рыночный трюк в старинном значении “не обманешь – не продашь”. Дитя действительно все понимает. Для нее, например, система коммерческих ценностей под названием гламур – уже расшифрованный комплект блесен. Предыдущее поколение студентов так еще не умело. Кроме прочего девочка вовремя выучила первую заповедь психологии восприятия: в других видишь то, что носишь в себе. Если все вокруг злы и завистливы – значит, тебе это видно с помощью твоей собственной оптики. А если в мире радость и в жизни смысл, значит, в твоих личных очках установлены соответствующие линзы. Так и в прессе. Так и в группе “Слово года”.

Сообщая детям о конкурсе “Слово года”, я побуждала их к игре в “можно все”. Смастерите неологизм! Даже если выйдет блоговоние. На нашей развлекухне наверняка приживется, и все ахнут. Но взамен они тихо спросили: “Что вы думаете о ванильках?” Я замерла, поскольку ничего на тот момент не думала. Не знала. И они составили для меня “энциклопедию ванильки”. С ее “мыслями о нем”, горячим “кофе на подоконнике”, уггами, Вербером, печеньками, печенюшками и вытекающими из этого сиропа пичальками. И я обнаружила, что ванилька – товарная дочь гламура. Второкурсницы ненавидят эту дочь, потому что ванилька как система ценностей мешает им жить, любить и выражать свои чувства: слащавые, претенциозные ванильки оккупировали территорию отношений, нечем дышать. А от гламура их давно тошнит; плюс он, как они полагают, ушел в политику. В болотно-сахарных событиях студенты увидели обрублевку с элементами опипления.

Обнаружив серьезность (дети ныне вдумчивые, хотя многие взрослые несправедливо называют их “поколением жесть”), я попросила студентов напророчить, какие слова из фейсбуковского хранилища будут лидировать в этом году.

Они рассудили так: не исключено, что “слово года” напишут пальцем на тачскрине прибора, изобретенного покойным айпадлой. Почти у всех ай-декабристов (iДекабризм) была эта штуковинка, маркирующая адептов прогресса. Дети усмехнулись, когда весной в СМИ родилась отчаянная новая интеллигенция. Покрутившись неловко по страницам и каналам, к лету она испарилась. Я, кстати, удивлюсь, если осенью эта новорожденная воскреснет: ее шансы против креативного класса, как ни беспочвен сей термин, невелики. По-моему, язык как самый умный участник конкурса обладает замечательным чувством юмора и тонкая перекличка с исторически покойными “новыми русскими” не даст “новой интеллигенции” шансов на прописку. Как и новому большинству. Были же лет десять назад, после новых русских, сверхновые, уже не имевшие раблезианских черт и облаченные в иные пиджаки, а в языке не прижились. Перебор. А расплывчатого, ни одной наукой не сформулированного для России среднего класса мало, очень мало для рефлексии по-русски. Так и тянет назвать его средненьким или очень средним.

Студенты бесстрастно заметили, что в хранилище 2012-го много околополитических выдвиженцев. Придуманные взрослыми пуссириоты, росгон, швондеризация их не взволновали, хотя в телененавидение они поглядывают, за событиями следят. Они полагают, что взрослые, уже разделившиеся на поклонников (участники митинга на Поклонной горе) и на ведущий (позитивный) класс (он же – рассерженные горожане), будут упорно отстаивать свои точки зрения и вряд ли договорятся. Очевидный перевес политики был, понятно, неизбежен (фальсификации пройдут без нарушений, хомяк расправил плечи, открепительная демократия, побелить Кремль, секонд-хенд-кандидат…) На другой стороне тоже не дремали: революция норковых шуб, политическая богема, оппозиционный синдром, болотный клерк, сахарное болото, революсенька… До любви опять не дошло, и даже собственно “дети” пока мелькнули только в контексте ювенальной юстиции. От себя добавлю, что заморская дикарка ювеналка может стать радикальным контрацептивом, действие которого не перебить ни материнским капиталом, ни запретом на аборты. Надеюсь ошибиться.

 

А вместе?

Можем ли мы договориться? Разрыв между картинами мира взрослых и детей – некая недотыкоммуникация. Что будет дальше, если полемизируют озлобыши? За что и как пойдет бороться подавляющее меньшинство? Ускользающий от описания modus vivendi: наступает ли гламурец, трясется ли еврозабор, шебуршится ли протестуция, а голые по топлесс, затюканные дети Фурсенко получат ли портфелио и билет до Скольково? Вскладчину, по фасеточке, группа “Слово года” со смежниками повседневно сотворяет глобальные глаза для, скажем так, русскоязычной стрекозы. Образ стрекозиного глаза, наблюдающего все триста шестьдесят градусов бытия, кажется мне уместным при описании любого усилия, связанного с поиском объективности. Увлекательно до упоения: осматривая свежее медиапространство (чуть не написала “актуальное”, тьфу-тьфу-тьфу), писать словесный портрет года, уточнять картину мира, как бы снабжая стрекозу новейшей лингвокультурной навигацией.

Если бы в ответ стрекоза мигом впитала все находки словогодников, она бы сошла с ума: кругом надувалово и упорные аллюзии на споры о путях развития России времен молодого Пушкина, взрослого Тургенева или зрелого Достоевского. И глас сверху: все пройдет как с белых яблонь стабилизец; флешмоб я не голосовал за этих сволочей, я голосовал за других сволочей перестанет походить на парад физкультурников, а в глянцевый фантик краудсорсинга не будет завернута слоновья доза лести народлу.

Роскошное народло, будь моя воля, я уже сейчас вывела бы в лидеры среди неологизмов: кажется, еще никогда цинизмометр у взрослых так не зашкаливал. (Тебе, по задумке, был уготован социальный лифт. Садись. Застрял? Заело не в тебе, малышок, заело в биокремле. Пойдем! ОккупайАбай!) Это выше отметки просто быдла и архаичной капли раба, ныне выдавливаемой через винтинг и мимимитинг. По семантическому градусу народло переплюнуло и ленингит, и белосотенцов, и фальшебников, и Сырьевековье, и пропаганки. Кажется, что общество окривело на оба глаза, до астигматического и безысходного деления на пусенек и кощунниц. Куда еще…

Седативное: слова, связанные с медиатехнологиями (очаровательный сисадминистан и вполне предсказуемые 3D-принтеры). Но их будущее вряд ли волнует публику, в том числе юную, так же болезненно, как арестократы. Широко шагает кибертоталитаризм по царству маргиналитета. А журнаглист – что тут скажешь, – он наследует известным журналюгам. Но куда ему до борзописца-репортеришки!

Иногда я воспринимаю поток находок как хоровое бормотание, где одновременно можно ругать СМИ, участвуя в революции норковых шуб или отказываясь быть “сетевым Герценом”, иронизируя над социальным лифтингом или требуя права на социальное юродство. Уникальное зеркало, где амальгама выгуглена, и вот вам русским по белому результат: ежели с единовбросами изрядно накосячено, то все кругом, понятно, полицейщина, и ладно бы революционорками обошлось, так андердог тявкает на анчоуса, пишет в бандерблоги, ни разу не взлайкав (секса опять нет) блогиню, пока по скверам, возлюбив Абая, гуляют внесистемщики, примагниченные к мордокнижке. Искрит между интропоэзией и сурпропом, а для многих вся российская власть – высурковская пропаганда, а “Холуево – это уже глагол”. Наш интеллектуал, как правило, чувствует себя интеллигентом, а “это, Мишка, значит”, что коррупогенез и коррусель окажутся в поле его внимания непременно вкупе со святобесием как реакцией на панк-молебен, шоу в спецхраме. И все чаще боюсь, что призывать наших умных взрослых к консенсусу – это все равно, что “предложить деньги Перельману”. Желаю поговорить о гендероциде с интернетянами.

Портрет 2012 года еще в работе. Храмы шаговой доступности вкупе с электронной демократией раскрепощенных партий-пятисоток, устойчивый откатизм в экономике, чужебесие и доставшие всех синие ведерки, буквально взорвавшие блогосферу курьезные часы патриарха – это управляемый апокалипсис… Горячие головы! Но греет душу надежда: вдруг все-таки победит любовь. Вдруг родится спокойная общая дружба – и не ради кухонного стеба, вынесенного в публичное пространство, а чтобы всем захотелось понормальнеть. И пока новые рассерженные осуждают нерукопожатное поведение тех, кто на дух не выносит креативный класс, хочется предупредить любителей братства кольца, что профессионалы пишут ОМОНимами и не стоит слишком усердно мериться митингами. На обочине еле-еле удерживаются гламурненькие гриль-девочки, пронзенные инфомкой. Даже ванильки к лету потерялись, а хомячки завидно живучи. И клевета подоспела. Там и до электронного занавеса рукой подать. Всуецид какой-то. И трагический Крымск. Жителям которого губернатор разрешил до ноября не платить за воду.

Трудновоспитуемая стрекоза с фасетчатыми глазами, то есть мировое русскоязычное сообщество, в лучшем случае примет результаты голосования в конкурсе “Слово года” к сведению, а говорить и писать станет словами, которые подвернутся под руку в трудную лексико-семантическую минуту. Пусть. Это и есть воязыковление.

А летом, дружище авторствующий субъект, лучше не павлиниться. Чтобы от событийного туризма не было когнитивного диссонанса. Давайте “изучать такие языки, как разные”. Чтобы не пришлось опять выступать “за честные выборы”.

 

∙

magazines.russ.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12 -

ПРОЗА

К 80-летию Василия Аксенова

Василий АКСЕНОВ

Редкий элемент русской словесности

Рассказы, эссе

Публикация М.А. Аксеновой и А.В. Аксенова

VIII, 3

Евгения ГИНЗБУРГ

Путевые записи

Публикация

А.П. Аксеновой

VIII, 27

ОБ АКСЕНОВЕ ВСПОМИНАЮТ

Марк Розовский, Джек Мэтлок, Владимир Войнович, Людмила Оболенская-Флам, Бенедикт Сарнов

Вступление, подготовка текстов и примечания Виктора Есипова

VIII, 37

Алексей АНДРЕЕВ

Вторая осада Трои

Полная хроника

I, 60

Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Герой Второго Уровня

Роман

X, 3

XI

, 50

Сухбат АФЛАТУНИ

Поклонение волхвов

Роман

IV, 3

V, 3

Евгений БАБУШКИН

Атомы состоят из ангелов

Рассказы

VII, 123

 

 

Андрей БАЛДИН

Левушка и чудо

I, 87

II, 124

Андрей БИТОВ

Последний из оглашенных

I, 3

Мария Ботева

О любви, любви

Рассказ

III, 122

Юрий БУЙДА

Мерзавр

Рассказ

VI, 66

Андрей ВОЛОС

Возвращение в Панчруд

Фрагмент романа

VII, 3

Андрей Дмитриев

Крестьянин и тинейджер

Роман

II, 47

III, 3

Борис ЕВСЕЕВ

Под мостом

Рассказ

IX, 64

Дмитрий ИЩЕНКО

Териберка

Повесть

IV, 93

Вячеслав КАЗАНСКИЙ

Служебный вход

Повесть

Вступление

Бориса Минаева

X, 121

Инга КИРКИЖ

Орша

Дневник

IX, 76

 

 

Николай КЛИМОНТОВИЧ

Степанов и Князь

Роман

II, 3

Кирилл КОБРИН

Смерть в Праге: варианты

Рассказы

XII, 32

Николай КОНОНОВ

Роковой визит волшебницы

Рассказ

IX, 116

Павел КРУСАНОВ

Два рассказа

VIII, 124

Леонид ЛЕВИНЗОН

Удивительный мир

Рассказ

VII, 114

Михаил ЛЕВИТИН

Чехи

Повесть

III, 70

Нина Литвинец

Диптих

VI, 90

Давид МАРКИШ

Бесполезные ископаемые

Рассказ

VI, 3

Анатолий НАЙМАН

Стая

Роман

VIII, 57

IX, 3

Александр ОБРАЗЦОВ

Переписка

Рассказ

VII, 85

Петр ОРЕХОВСКИЙ

Надежный человек

Повесть

III, 98

Татьяна ПРУДИННИК

Герои-игрушки

Повесть

VI, 16

Вячеслав ПЬЕЦУХ

Рассказы

XII

, 15

Эдуард РУСАКОВ

Рассказы завтрашнего дня

Вступление

Евгения Попова

IX, 124

Ада САМАРКА

Взрослые сказки

V, 78

Игорь САХНОВСКИЙ

Чем латают черные дыры

Рассказы

I, 35

Дмитрий ФАЛЕЕВ

Два рассказа

VII, 96

Александр ХУРГИН

Красные колготки

Рассказы

IV, 120

Рассказы

Вступление

Игоря Иртеньева

X, 101

Алан ЧЕРЧЕСОВ

Три коротких рассказа про очень короткую жизнь

XI

, 147

Сергей ШАРГУНОВ

Жук

Рассказ

XII, 52

 

Новые имена

Сергей КУБРИН

Письмо из Америки

Рассказы

Татьяна Шахматова

Diagnosis

mentis

Монолог.

doc

Ольга КАСЬЯНОВА

Большие надежды

Рассказ

Екатерина КЛЮЖЕВА

Еще чашечку?

Рассказ

Антон РАТНИКОВ

Крепкие сердцем

Рассказы

Дмитрий РУСИН

Набережные Челны в россказнях и легендах

Елена КАСЬЯН

Едет Василиса Прекрасная

Стихи

XII

, 59

Волошинский фестиваль

Светлана ЧУРАЕВА

Чудеса несвятой Магдалины

Рассказ

Геннадий ГАМСАХУРДИЯ

А случается – ангела прогоняют

Рассказ

ЧЕМОДАН СОЦИАЛЬНЫХ ВЕЩЕЙ

Станислав МИНАКОВ

Три стихотворения

Олег ХАФИЗОВ

Мобила маршала Груши

Заплыв

Светлана ХРОМОВА

Это как перед тем как…

Стихи

XII

, 112

 

ПОЭЗИЯ

Александр АВЕРБУХ

Солнечный сок

Стихи

XI

, 144

Наталья Бельченко

Боковое зренье

Стихи

III, 95

Владимир ВАСИЛЬЕВ

А как пели первые петухи…

Стихи

II, 122

Светлана ВАСИЛЬЕВА

Иголкою память прошью…

Стихи

VI, 86

Мария ВАТУТИНА

Внесение младенца в дом

Эссе. Стихи

I, 25

Владимир Гандельсман

Новые стихи

V, 74

Анна Гераскина

Где прекрасна жуть…

Стихи

VII, 110

Ирина ЕРМАКОВА

А южнее…

Стихи

IX, 147

Леонид ЗАВАЛЬНЮК

Из неопубликованного

Стихи

VI, 63

Шота ИАТАШВИЛИ

Потолок жизни

Стихи

Переводы с грузинского Бахыта Кенжеева и Алексея Цветкова

VII, 91

Геннадий КАНЕВСКИЙ

Странное и откровенное

Стихи

X, 98

Бахыт КЕНЖЕЕВ

Три стихотворения

II, 45

Валентин Кислицын

Рюмочные и шашлычные

VI, 105

Лев КОЗОВСКИЙ

Гимны глиняных времен

Стихи

VIII, 121

Лев ОБОРИН

Бесстыдство

Стихи

VIII, 55

Денис ОСОКИН

Оливки

X, 115

Михаил СВИЩЕВ

Здесь врут народные приметы…

Стихи

XII, 10

Евгений СОЛОНОВИЧ

Над печалью пройти

по карнизу…

XI

, 169

Александр Стесин

Крик и шепот

Стихи

III, 65

Сергей ТИМОФЕЕВ

Быстро скажи

Стихи

IX, 71

Михаил успенский

Солдатская сказка

Под музыку Игоря Стравинского

III, 125

Ганна ШЕВЧЕНКО

Случайной жизни пантомима

Стихи

XII

, 49

Михаил ШЕЛЕХОВ

Пурпурные облака

Стихи

XII

, 29

ЛЕГКИЙ ПОЭТ

К 60-летию Владимира Салимона

Говорят Александр Кабаков, Евгений Попов, Игорь Померанцев, Светлана Васильева, Николай Климонтович

IV, 79

Владимир САЛИМОН

В преддверии

грядущей славы

Стихи

IV, 87

Из литературного наследия

К 100-летию Ксении Некрасовой

Евгения КОРОБКОВА

“Я все оставила для слова…”

Ксения НЕКРАСОВА

Неопубликованные стихи и рассказ

I, 115

 

ПУБЛИЦИСТИКА

И ОЧЕРКИ

Андрей БАЛДИН

Сочинение 12-го года

IX, 149

Анастасия БАШКАТОВА

Гражданская поэзия эпохи “перепостмодернизма”

IV, 131

Ольга БРЕЙНИНГЕР

Безмолвный протест

X, 166

Александр ВЕРХОВСКИЙ

Темна вода во облацех

IV, 135

Никита ВОЙТКЕВИЧ

Веселые картинки

XII

, 145

Паола ВОЛКОВА

Nostos

III, 143

Елена ГОРШКОВА

Бандерлогос

VIII, 152

Владимир Елистратов

Интернет-нирвана

Стива Джобса

II, 152

Кирилл КОБРИН

Песни о старости и детстве

VIII, 147

Наталья МИХАЙЛОВА

Напрасно ждал Наполеон…

VI, 130

Елена САФРОНОВА

Вольная интерпретация

VII, 142

Владимир ХРУСТАЛЕВ

Бородино

сто лет тому назад

IX, 161

Елена ЧЕРНИКОВА

Макробы на радуснике

XII

, 139

 

ВРЕМЯ “Ч”

Лидия ДОВЛЕТКИРЕЕВА

Плохо умирать наощупь

VI, 110

Денис КОЛЧИН

План

VI, 126

И РАБ СУДЬБУ БЛАГОСЛОВИЛ

Андрей БАЛДИН

Спор двух свобод

Павел БАСИНСКИЙ

Мой маленький

русский бунт

Юрий БУЙДА

Свобода и воля

Александр ТАРАСОВ

Век воли не видать?

Борис МИНАЕВ

Офицерский ремень Довлатова

I, 131

 

ОДЕССКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ

Ирина Барметова

Фестиваль

как путешествие

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

Игры в бисер

Давид МАРКИШ

Третья столица

Асар ЭППЕЛЬ

И вдоволь не мог надышаться

Андрей МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ

Долгая дорога домой

Олег КУДРИН

Два мифа и один человек

Александра ИЛЬФ

По следам

Ильфа и Петрова

Валерий ПОПОВ

Одесская малина

Феликс КОХРИХТ

Бабели и Кохрихты

Елена ЯКОВИЧ

Первое свидание, или “Фонтан черемухой покрылся”

Владимир САЛИМОН

Ланжерон

Клаудия СКАНДУРА

Моя Одесса

Дмитрий ГЛУХОВСКИЙ

На свет

Олег ГУБАРЬ

Интеллектуальное оскудение Одессы или скудоумие критиков? Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Жажда к хорошей литературе

Евгений ГОЛУБОВСКИЙ

Верность одесскому братству

Николай БОГОМОЛОВ

Одесса как культурное урочище

Вячеслав ПЬЕЦУХ

Полоса отчуждения

V, 115

 

ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Орудия языка

Бродский и Тарковский

Екатерина ТРОЕПОЛЬСКАЯ, Андрей РОДИОНОВ

Алхимический жанр

Александра ДОБРЯНСКАЯ

Бройлерные трейлеры

Марта АНТОНИЧЕВА

Режиссер ищет, где глубже, а зритель – где лучше

Александра ГУЗЕВА

Мир как камера

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Бдительность прежде всего

Татьяна РАТЬКИНА

О многомерности

в одномерном

Андрей Платонов на московской сцене

Ксения РОЖКОВА

Театр начинается

с Интернета

III, 148

РУССКИЕ В …12 ГОДУ

Ярослав ШИМОВ

Империя и нация

Андрей ДМИТРИЕВ

Когда из мглы полународа…

Андрей ВОЛОС

Цена за килограмм

Денис КОЛЧИН

Поживем – увидим…

VII, 129

 

ЧТО ТАКОЕ ПРАЗДНИК?

Евгений БАБУШКИН

Жрать, бухать, бездельничать

Алиса ГАНИЕВА

Он не всегда с тобой

Татьяна ПРУДИННИК

Привет, Дуглас!

Инга КИРКИЖ

Даже если сам ничего

не помнишь

XII

, 3

 

ЭКСПЕДИЦИЯ “ЕНИСЕЙ”

 

Нина ЛИТВИНЕЦ

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Доминик Фернандез

Оливье Блейс

Даниель Сальнав

Жюльен Бержо

Элизабет Барийе

Франсуа Беллек

Кристиан Гарсан

Эрик ФАЙ

Ферранте Ферранти

Вера Михальски

Евгений БУНИМОВИЧ

Исторические справки

Т. Никандровой

Переводы с французского И. Барметовой,

К. Мильчина,

А. Лешневской

XI

, 3

 

 

Объезд

Ольга БРЕЙНИНГЕР

Унылый городишко

VII, 154

Станислав МИНАКОВ

Харьков как Антиохия

IV, 140

Вадим МУРАТХАНОВ

Город гор

X, 170

Дмитрий МУРЗИН

Кемерово. Обитель угля и печали

IV, 144

Алексей НИКИТИН

Тут стреляли в Павку Корчагина

VII, 151

Елена ТАХО-ГОДИ

Фотограф

VI, 153

Виктория ЧЕМБАРЦЕВА

Апология Кишинева

I, 149

 

Поэт в городе

Андрей РОДИОНОВ

Место силы – Пермь

Владислав Дрожащих, Антон Бахарев-Черненок, Дарья Тамирова.

Эссе и стихи

VII, 159

Андрей РОДИОНОВ, Екатерина ТРОЕПОЛЬСКАЯ

Стихи до востребования

IX, 174

 

Там, где

Анастасия ГОЛУБЕВА, Никита ВОЙТКЕВИЧ

Чертова дюжина книг:

Non/fiction №13

II, 156

Ксения ЛЕОНТЬЕВА

Оркестр по заявкам

II, 162

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Алена БОНДАРЕВА

Литература скитаний

VII, 165

Никита ВОЙТКЕВИЧ

Толстая, но не полная

VI, 168

Валентина ЖИВАЕВА

Компактные мифы и малые смыслы

X, 176

Дно переполненной

чаши

XII

, 155

Ливия ЗВОННИКОВА

Петербургский Иов

VI, 170

Александра ИЛЬФ

“Только блеск и только сиянье…”

X, 181

Вера КАЛМЫКОВА

Граффити:

почерк на стене

I, 153

Юрий КОРНЕЙЧУК

Попытка гипноза

II, 164

Екатерина МОРОЗОВА

Вниз по эскалатору

III, 185

Анна ОРЛИЦКАЯ

Микроистория

великих событий

II, 169

Валерия ПУСТОВАЯ

Ракета и сапоги

Как отменяли постисторию

III, 177

Екатерина РАТНИКОВА

Игра в метафоры понарошку и всерьез

VIII, 156

Мария РЕМИЗОВА

Времени нет

IV, 148

Мария СКАФ

Новая детская литература

XII

, 148

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Критика без критиков

VI, 163

Дмитрий Харитонов

Жестяное громыхание ада

XI

, 172

Юлия ЩЕРБИНИНА

Ошибка 404

IX, 177

ТЫСЯЧА И ОДИН АВТОР

“БЫЛОГО И ДУМ”

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Догадка о Герцене

Борис МИНАЕВ

Великая бессмысленность

Лидия ХЕСЕД

Место действия – война

Александра ГУЗЕВА

“Лайв” и “думы”

Владимир ЗАБАЛУЕВ, Алексей ЗЕНЗИНОВ

Былое без дум

V, 160

Отражения

Эдит ПОДХОВНИК

Незнакомая война

XII

, 170

 

Сто поэтов начала столетия

Дмитрий БАК

О поэзии Анатолия Наймана, Олеси Николаевой, Алексея Зараховича

I, 162

О поэзии Аркадия Драгомощенко, Светланы Кековой и

Веры Павловой

II, 173

О поэзии Анны Аркатовой, Бахыта Кенжеева и Ольги Седаковой

IV, 169

О поэзии Ивана Ахметьева, Натальи Горбаневской и Александра Переверзина

V, 179

О поэзии Михаила Еремина, Станислава Львовского и Сергея Круглова

VI, 175

О поэзии Демьяна Кудрявцева, Эдуарда Лимонова и Вадима Муратханова

VII, 170

О поэзии Инги Кузнецовой, Инны Лиснянской и Игоря Меламеда

VIII, 162

О поэзии Григория Кружкова, Дмитрия Кузьмина и Александра Кушнера

XI

, 180

О поэзии Юрия Кублановского, Константина Кравцова, Леонида Костюкова и Ларисы Миллер

XII

, 159

Слово о полке

Вадим МУРАТХАНОВ

Формула любви

II, 187

Кровь и чернила антиутопии

V, 189

Карта застывшего времени

VII, 190

Победители инерции

XII, 173

Литчасть

Борис МИНАЕВ

Медвежья болезнь

I, 190

Карандаш читателя

II, 190

Кроме злодеев

IV, 190

Билли “Выкидыш”

и другие ребята

VI, 186

Без лица

VIII, 189

Удобные “Кеды”

XI

, 190

Близко к тексту

Лидия ХЕСЕД

Энциклопедия

дружеских советов

(О редактировании и редакторах. Составитель Аркадий Мильчин)

Евгения РИЦ

Полный приход соборности

(Ольга Лукас, Андрей Степанов. Эликсир князя Собакина)

Ксения ЛЕОНТЬЕВА

Некислая маска

(Кшиштоф Бакуш. Мое лимонное дерево)

Александр ЧАНЦЕВ

Разбитая оранжерея

(Антология прозы двадцатилетних; Десятка: антология современной русской прозы)

I, 174

Екатерина КАЧАЛИНА

Цветы на сырой земле

(Людмила Петрушевская. Не садись в машину,

где двое)

Марта АНТОНИЧЕВА

Своевременные люди

(Ирина Богатырева. Товарищ Анна)

II, 182

Марианна ИОНОВА

Курс людоведения

(Данила Давыдов. Марш людоедов)

Андрей РУДАЛЕВ

Детективный пейзаж уходящей натуры

(Олег Рябов. КОГИз)

Екатерина РАТНИКОВА

Быт и мистика

(Борис Романов. Вестник, или Жизнь Даниила Андреева)

Анна ОРЛИЦКАЯ

Документ “цеха поэтов”

(Московский счет

2003-2011)

IV, 180

Мария РЕМИЗОВА

Жизнь после текста

(Кирилл Кобрин. Текстообработка)

Евгения РИЦ

Ощущение ощущений

(Михаил Новиков. Природа сенсаций)

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

“Вода благоволила литься…”

(Евгения Красноярова. Водяные знаки)

Борис КУТЕНКОВ

Песенки времени

(Мария Ватутина. Ничья)

VII, 181

Елена ПЕСТЕРЕВА

“Из мрака ваять огонь…”

(Алексей Цветков. Онтологические напевы)

Анастасия ГОЛУБЕВА

Незаконченная философия

(Сергей Самсонов. Проводник электричества)

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Шаг вправо, шаг влево

(Дмитрий Губин. Записки брюзги. Налог на родину; Захар Прилепин. К нам едет Пересвет)

Татьяна РАТЬКИНА

Сквозь призму неравнодушия

(Елена Скарлыгина. Русская литература ХХ века: на родине и в эмиграции)

VIII, 173

Юлия ПОДЛУБНОВА

Гиперфотография времен перестройки

(Владимир Козлов. 1986)

Борис КУТЕНКОВ

Тихая жизнь разведчика

(Геннадий Каневский. Поражение)

Екатерина РАТНИКОВА

Прикосновение

к прошлому

(Вадим Муратханов. Приближение к дому)

Ирина ЗАРАХОВИЧ

Счастливый Юдин

(Сергей Юдин. Воспоминания)

IX, 184

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Улыбка Босха

(Софья Купряшина. Видоискательница)

Ольга СТЕПАНЯНЦ

Залезть в голову писателя

(Сергей Полотовский, Роман Козак. Пелевин и поколение пустоты)

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Шекспировский герой

и жертва ранжира

(Самуил Лурье. Изломанный аршин)

XII

, 177

 

Книжный агент

Рубрику ведут Александра ВОЛОДИНА и Сергей ЛУГОВИК

I, 186

Рубрику ведет Александра ВОЛОДИНА

III, 188

VI, 189

VIII, 185

XII

, 184

magazines.russ.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12 -

ПРОЗА

К 80-летию Василия Аксенова

Василий АКСЕНОВ

Редкий элемент русской словесности

Рассказы, эссе

Публикация М.А. Аксеновой и А.В. Аксенова

VIII, 3

Евгения ГИНЗБУРГ

Путевые записи

Публикация

А.П. Аксеновой

VIII, 27

ОБ АКСЕНОВЕ ВСПОМИНАЮТ

Марк Розовский, Джек Мэтлок, Владимир Войнович, Людмила Оболенская-Флам, Бенедикт Сарнов

Вступление, подготовка текстов и примечания Виктора Есипова

VIII, 37

Алексей АНДРЕЕВ

Вторая осада Трои

Полная хроника

I, 60

Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Герой Второго Уровня

Роман

X, 3

XI

, 50

Сухбат АФЛАТУНИ

Поклонение волхвов

Роман

IV, 3

V, 3

Евгений БАБУШКИН

Атомы состоят из ангелов

Рассказы

VII, 123

 

 

Андрей БАЛДИН

Левушка и чудо

I, 87

II, 124

Андрей БИТОВ

Последний из оглашенных

I, 3

Мария Ботева

О любви, любви

Рассказ

III, 122

Юрий БУЙДА

Мерзавр

Рассказ

VI, 66

Андрей ВОЛОС

Возвращение в Панчруд

Фрагмент романа

VII, 3

Андрей Дмитриев

Крестьянин и тинейджер

Роман

II, 47

III, 3

Борис ЕВСЕЕВ

Под мостом

Рассказ

IX, 64

Дмитрий ИЩЕНКО

Териберка

Повесть

IV, 93

Вячеслав КАЗАНСКИЙ

Служебный вход

Повесть

Вступление

Бориса Минаева

X, 121

Инга КИРКИЖ

Орша

Дневник

IX, 76

 

 

Николай КЛИМОНТОВИЧ

Степанов и Князь

Роман

II, 3

Кирилл КОБРИН

Смерть в Праге: варианты

Рассказы

XII, 32

Николай КОНОНОВ

Роковой визит волшебницы

Рассказ

IX, 116

Павел КРУСАНОВ

Два рассказа

VIII, 124

Леонид ЛЕВИНЗОН

Удивительный мир

Рассказ

VII, 114

Михаил ЛЕВИТИН

Чехи

Повесть

III, 70

Нина Литвинец

Диптих

VI, 90

Давид МАРКИШ

Бесполезные ископаемые

Рассказ

VI, 3

Анатолий НАЙМАН

Стая

Роман

VIII, 57

IX, 3

Александр ОБРАЗЦОВ

Переписка

Рассказ

VII, 85

Петр ОРЕХОВСКИЙ

Надежный человек

Повесть

III, 98

Татьяна ПРУДИННИК

Герои-игрушки

Повесть

VI, 16

Вячеслав ПЬЕЦУХ

Рассказы

XII

, 15

Эдуард РУСАКОВ

Рассказы завтрашнего дня

Вступление

Евгения Попова

IX, 124

Ада САМАРКА

Взрослые сказки

V, 78

Игорь САХНОВСКИЙ

Чем латают черные дыры

Рассказы

I, 35

Дмитрий ФАЛЕЕВ

Два рассказа

VII, 96

Александр ХУРГИН

Красные колготки

Рассказы

IV, 120

Рассказы

Вступление

Игоря Иртеньева

X, 101

Алан ЧЕРЧЕСОВ

Три коротких рассказа про очень короткую жизнь

XI

, 147

Сергей ШАРГУНОВ

Жук

Рассказ

XII, 52

 

Новые имена

Сергей КУБРИН

Письмо из Америки

Рассказы

Татьяна Шахматова

Diagnosis

mentis

Монолог.

doc

Ольга КАСЬЯНОВА

Большие надежды

Рассказ

Екатерина КЛЮЖЕВА

Еще чашечку?

Рассказ

Антон РАТНИКОВ

Крепкие сердцем

Рассказы

Дмитрий РУСИН

Набережные Челны в россказнях и легендах

Елена КАСЬЯН

Едет Василиса Прекрасная

Стихи

XII

, 59

Волошинский фестиваль

Светлана ЧУРАЕВА

Чудеса несвятой Магдалины

Рассказ

Геннадий ГАМСАХУРДИЯ

А случается – ангела прогоняют

Рассказ

ЧЕМОДАН СОЦИАЛЬНЫХ ВЕЩЕЙ

Станислав МИНАКОВ

Три стихотворения

Олег ХАФИЗОВ

Мобила маршала Груши

Заплыв

Светлана ХРОМОВА

Это как перед тем как…

Стихи

XII

, 112

 

ПОЭЗИЯ

Александр АВЕРБУХ

Солнечный сок

Стихи

XI

, 144

Наталья Бельченко

Боковое зренье

Стихи

III, 95

Владимир ВАСИЛЬЕВ

А как пели первые петухи…

Стихи

II, 122

Светлана ВАСИЛЬЕВА

Иголкою память прошью…

Стихи

VI, 86

Мария ВАТУТИНА

Внесение младенца в дом

Эссе. Стихи

I, 25

Владимир Гандельсман

Новые стихи

V, 74

Анна Гераскина

Где прекрасна жуть…

Стихи

VII, 110

Ирина ЕРМАКОВА

А южнее…

Стихи

IX, 147

Леонид ЗАВАЛЬНЮК

Из неопубликованного

Стихи

VI, 63

Шота ИАТАШВИЛИ

Потолок жизни

Стихи

Переводы с грузинского Бахыта Кенжеева и Алексея Цветкова

VII, 91

Геннадий КАНЕВСКИЙ

Странное и откровенное

Стихи

X, 98

Бахыт КЕНЖЕЕВ

Три стихотворения

II, 45

Валентин Кислицын

Рюмочные и шашлычные

VI, 105

Лев КОЗОВСКИЙ

Гимны глиняных времен

Стихи

VIII, 121

Лев ОБОРИН

Бесстыдство

Стихи

VIII, 55

Денис ОСОКИН

Оливки

X, 115

Михаил СВИЩЕВ

Здесь врут народные приметы…

Стихи

XII, 10

Евгений СОЛОНОВИЧ

Над печалью пройти

по карнизу…

XI

, 169

Александр Стесин

Крик и шепот

Стихи

III, 65

Сергей ТИМОФЕЕВ

Быстро скажи

Стихи

IX, 71

Михаил успенский

Солдатская сказка

Под музыку Игоря Стравинского

III, 125

Ганна ШЕВЧЕНКО

Случайной жизни пантомима

Стихи

XII

, 49

Михаил ШЕЛЕХОВ

Пурпурные облака

Стихи

XII

, 29

ЛЕГКИЙ ПОЭТ

К 60-летию Владимира Салимона

Говорят Александр Кабаков, Евгений Попов, Игорь Померанцев, Светлана Васильева, Николай Климонтович

IV, 79

Владимир САЛИМОН

В преддверии

грядущей славы

Стихи

IV, 87

Из литературного наследия

К 100-летию Ксении Некрасовой

Евгения КОРОБКОВА

“Я все оставила для слова…”

Ксения НЕКРАСОВА

Неопубликованные стихи и рассказ

I, 115

 

ПУБЛИЦИСТИКА

И ОЧЕРКИ

Андрей БАЛДИН

Сочинение 12-го года

IX, 149

Анастасия БАШКАТОВА

Гражданская поэзия эпохи “перепостмодернизма”

IV, 131

Ольга БРЕЙНИНГЕР

Безмолвный протест

X, 166

Александр ВЕРХОВСКИЙ

Темна вода во облацех

IV, 135

Никита ВОЙТКЕВИЧ

Веселые картинки

XII

, 145

Паола ВОЛКОВА

Nostos

III, 143

Елена ГОРШКОВА

Бандерлогос

VIII, 152

Владимир Елистратов

Интернет-нирвана

Стива Джобса

II, 152

Кирилл КОБРИН

Песни о старости и детстве

VIII, 147

Наталья МИХАЙЛОВА

Напрасно ждал Наполеон…

VI, 130

Елена САФРОНОВА

Вольная интерпретация

VII, 142

Владимир ХРУСТАЛЕВ

Бородино

сто лет тому назад

IX, 161

Елена ЧЕРНИКОВА

Макробы на радуснике

XII

, 139

 

ВРЕМЯ “Ч”

Лидия ДОВЛЕТКИРЕЕВА

Плохо умирать наощупь

VI, 110

Денис КОЛЧИН

План

VI, 126

И РАБ СУДЬБУ БЛАГОСЛОВИЛ

Андрей БАЛДИН

Спор двух свобод

Павел БАСИНСКИЙ

Мой маленький

русский бунт

Юрий БУЙДА

Свобода и воля

Александр ТАРАСОВ

Век воли не видать?

Борис МИНАЕВ

Офицерский ремень Довлатова

I, 131

 

ОДЕССКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ

Ирина Барметова

Фестиваль

как путешествие

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

Игры в бисер

Давид МАРКИШ

Третья столица

Асар ЭППЕЛЬ

И вдоволь не мог надышаться

Андрей МАЛАЕВ-БАБЕЛЬ

Долгая дорога домой

Олег КУДРИН

Два мифа и один человек

Александра ИЛЬФ

По следам

Ильфа и Петрова

Валерий ПОПОВ

Одесская малина

Феликс КОХРИХТ

Бабели и Кохрихты

Елена ЯКОВИЧ

Первое свидание, или “Фонтан черемухой покрылся”

Владимир САЛИМОН

Ланжерон

Клаудия СКАНДУРА

Моя Одесса

Дмитрий ГЛУХОВСКИЙ

На свет

Олег ГУБАРЬ

Интеллектуальное оскудение Одессы или скудоумие критиков? Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Жажда к хорошей литературе

Евгений ГОЛУБОВСКИЙ

Верность одесскому братству

Николай БОГОМОЛОВ

Одесса как культурное урочище

Вячеслав ПЬЕЦУХ

Полоса отчуждения

V, 115

 

ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Орудия языка

Бродский и Тарковский

Екатерина ТРОЕПОЛЬСКАЯ, Андрей РОДИОНОВ

Алхимический жанр

Александра ДОБРЯНСКАЯ

Бройлерные трейлеры

Марта АНТОНИЧЕВА

Режиссер ищет, где глубже, а зритель – где лучше

Александра ГУЗЕВА

Мир как камера

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Бдительность прежде всего

Татьяна РАТЬКИНА

О многомерности

в одномерном

Андрей Платонов на московской сцене

Ксения РОЖКОВА

Театр начинается

с Интернета

III, 148

РУССКИЕ В …12 ГОДУ

Ярослав ШИМОВ

Империя и нация

Андрей ДМИТРИЕВ

Когда из мглы полународа…

Андрей ВОЛОС

Цена за килограмм

Денис КОЛЧИН

Поживем – увидим…

VII, 129

 

ЧТО ТАКОЕ ПРАЗДНИК?

Евгений БАБУШКИН

Жрать, бухать, бездельничать

Алиса ГАНИЕВА

Он не всегда с тобой

Татьяна ПРУДИННИК

Привет, Дуглас!

Инга КИРКИЖ

Даже если сам ничего

не помнишь

XII

, 3

 

ЭКСПЕДИЦИЯ “ЕНИСЕЙ”

 

Нина ЛИТВИНЕЦ

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Доминик Фернандез

Оливье Блейс

Даниель Сальнав

Жюльен Бержо

Элизабет Барийе

Франсуа Беллек

Кристиан Гарсан

Эрик ФАЙ

Ферранте Ферранти

Вера Михальски

Евгений БУНИМОВИЧ

Исторические справки

Т. Никандровой

Переводы с французского И. Барметовой,

К. Мильчина,

А. Лешневской

XI

, 3

 

 

Объезд

Ольга БРЕЙНИНГЕР

Унылый городишко

VII, 154

Станислав МИНАКОВ

Харьков как Антиохия

IV, 140

Вадим МУРАТХАНОВ

Город гор

X, 170

Дмитрий МУРЗИН

Кемерово. Обитель угля и печали

IV, 144

Алексей НИКИТИН

Тут стреляли в Павку Корчагина

VII, 151

Елена ТАХО-ГОДИ

Фотограф

VI, 153

Виктория ЧЕМБАРЦЕВА

Апология Кишинева

I, 149

 

Поэт в городе

Андрей РОДИОНОВ

Место силы – Пермь

Владислав Дрожащих, Антон Бахарев-Черненок, Дарья Тамирова.

Эссе и стихи

VII, 159

Андрей РОДИОНОВ, Екатерина ТРОЕПОЛЬСКАЯ

Стихи до востребования

IX, 174

 

Там, где

Анастасия ГОЛУБЕВА, Никита ВОЙТКЕВИЧ

Чертова дюжина книг:

Non/fiction №13

II, 156

Ксения ЛЕОНТЬЕВА

Оркестр по заявкам

II, 162

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Алена БОНДАРЕВА

Литература скитаний

VII, 165

Никита ВОЙТКЕВИЧ

Толстая, но не полная

VI, 168

Валентина ЖИВАЕВА

Компактные мифы и малые смыслы

X, 176

Дно переполненной

чаши

XII

, 155

Ливия ЗВОННИКОВА

Петербургский Иов

VI, 170

Александра ИЛЬФ

“Только блеск и только сиянье…”

X, 181

Вера КАЛМЫКОВА

Граффити:

почерк на стене

I, 153

Юрий КОРНЕЙЧУК

Попытка гипноза

II, 164

Екатерина МОРОЗОВА

Вниз по эскалатору

III, 185

Анна ОРЛИЦКАЯ

Микроистория

великих событий

II, 169

Валерия ПУСТОВАЯ

Ракета и сапоги

Как отменяли постисторию

III, 177

Екатерина РАТНИКОВА

Игра в метафоры понарошку и всерьез

VIII, 156

Мария РЕМИЗОВА

Времени нет

IV, 148

Мария СКАФ

Новая детская литература

XII

, 148

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Критика без критиков

VI, 163

Дмитрий Харитонов

Жестяное громыхание ада

XI

, 172

Юлия ЩЕРБИНИНА

Ошибка 404

IX, 177

ТЫСЯЧА И ОДИН АВТОР

“БЫЛОГО И ДУМ”

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

Догадка о Герцене

Борис МИНАЕВ

Великая бессмысленность

Лидия ХЕСЕД

Место действия – война

Александра ГУЗЕВА

“Лайв” и “думы”

Владимир ЗАБАЛУЕВ, Алексей ЗЕНЗИНОВ

Былое без дум

V, 160

Отражения

Эдит ПОДХОВНИК

Незнакомая война

XII

, 170

 

Сто поэтов начала столетия

Дмитрий БАК

О поэзии Анатолия Наймана, Олеси Николаевой, Алексея Зараховича

I, 162

О поэзии Аркадия Драгомощенко, Светланы Кековой и

Веры Павловой

II, 173

О поэзии Анны Аркатовой, Бахыта Кенжеева и Ольги Седаковой

IV, 169

О поэзии Ивана Ахметьева, Натальи Горбаневской и Александра Переверзина

V, 179

О поэзии Михаила Еремина, Станислава Львовского и Сергея Круглова

VI, 175

О поэзии Демьяна Кудрявцева, Эдуарда Лимонова и Вадима Муратханова

VII, 170

О поэзии Инги Кузнецовой, Инны Лиснянской и Игоря Меламеда

VIII, 162

О поэзии Григория Кружкова, Дмитрия Кузьмина и Александра Кушнера

XI

, 180

О поэзии Юрия Кублановского, Константина Кравцова, Леонида Костюкова и Ларисы Миллер

XII

, 159

Слово о полке

Вадим МУРАТХАНОВ

Формула любви

II, 187

Кровь и чернила антиутопии

V, 189

Карта застывшего времени

VII, 190

Победители инерции

XII, 173

Литчасть

Борис МИНАЕВ

Медвежья болезнь

I, 190

Карандаш читателя

II, 190

Кроме злодеев

IV, 190

Билли “Выкидыш”

и другие ребята

VI, 186

Без лица

VIII, 189

Удобные “Кеды”

XI

, 190

Близко к тексту

Лидия ХЕСЕД

Энциклопедия

дружеских советов

(О редактировании и редакторах. Составитель Аркадий Мильчин)

Евгения РИЦ

Полный приход соборности

(Ольга Лукас, Андрей Степанов. Эликсир князя Собакина)

Ксения ЛЕОНТЬЕВА

Некислая маска

(Кшиштоф Бакуш. Мое лимонное дерево)

Александр ЧАНЦЕВ

Разбитая оранжерея

(Антология прозы двадцатилетних; Десятка: антология современной русской прозы)

I, 174

Екатерина КАЧАЛИНА

Цветы на сырой земле

(Людмила Петрушевская. Не садись в машину,

где двое)

Марта АНТОНИЧЕВА

Своевременные люди

(Ирина Богатырева. Товарищ Анна)

II, 182

Марианна ИОНОВА

Курс людоведения

(Данила Давыдов. Марш людоедов)

Андрей РУДАЛЕВ

Детективный пейзаж уходящей натуры

(Олег Рябов. КОГИз)

Екатерина РАТНИКОВА

Быт и мистика

(Борис Романов. Вестник, или Жизнь Даниила Андреева)

Анна ОРЛИЦКАЯ

Документ “цеха поэтов”

(Московский счет

2003-2011)

IV, 180

Мария РЕМИЗОВА

Жизнь после текста

(Кирилл Кобрин. Текстообработка)

Евгения РИЦ

Ощущение ощущений

(Михаил Новиков. Природа сенсаций)

Ольга ИЛЬНИЦКАЯ

“Вода благоволила литься…”

(Евгения Красноярова. Водяные знаки)

Борис КУТЕНКОВ

Песенки времени

(Мария Ватутина. Ничья)

VII, 181

Елена ПЕСТЕРЕВА

“Из мрака ваять огонь…”

(Алексей Цветков. Онтологические напевы)

Анастасия ГОЛУБЕВА

Незаконченная философия

(Сергей Самсонов. Проводник электричества)

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Шаг вправо, шаг влево

(Дмитрий Губин. Записки брюзги. Налог на родину; Захар Прилепин. К нам едет Пересвет)

Татьяна РАТЬКИНА

Сквозь призму неравнодушия

(Елена Скарлыгина. Русская литература ХХ века: на родине и в эмиграции)

VIII, 173

Юлия ПОДЛУБНОВА

Гиперфотография времен перестройки

(Владимир Козлов. 1986)

Борис КУТЕНКОВ

Тихая жизнь разведчика

(Геннадий Каневский. Поражение)

Екатерина РАТНИКОВА

Прикосновение

к прошлому

(Вадим Муратханов. Приближение к дому)

Ирина ЗАРАХОВИЧ

Счастливый Юдин

(Сергей Юдин. Воспоминания)

IX, 184

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Улыбка Босха

(Софья Купряшина. Видоискательница)

Ольга СТЕПАНЯНЦ

Залезть в голову писателя

(Сергей Полотовский, Роман Козак. Пелевин и поколение пустоты)

Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Шекспировский герой

и жертва ранжира

(Самуил Лурье. Изломанный аршин)

XII

, 177

 

Книжный агент

Рубрику ведут Александра ВОЛОДИНА и Сергей ЛУГОВИК

I, 186

Рубрику ведет Александра ВОЛОДИНА

III, 188

VI, 189

VIII, 185

XII

, 184

magazines.russ.ru

Журнал «Октябрь 2012'12»

Обозначения:   циклы   романы   повести   графические произведения   рассказы и пр.

Что такое праздник?
Проза и поэзия
Михаил Свищев. Здесь врут народные приметы
Вячеслав Пьецух. Рассказы
Подлец (2012) // Автор: Вячеслав Пьецух
Мужики (2012) // Автор: Вячеслав Пьецух
Михаил Шелехов. Пурпурные облака
Кирилл Кобрин. Смерть в Праге: варианты
Ганна Шевченко. Случайной жизни пантомима
Жук (2012) // Автор: Сергей Шаргунов		6.20 (5)
Елена Касьян. Едет Василиса Прекрасная
Антон Ратников. Крепкие сердцем
Сергей Кубрин. Письмо из Америки
Голиаф (2012) // Автор: Сергей Кубрин
Волошинский фестиваль
Чемодан социальных вещей
Станислав Минаков. Всюду — вещи
Тарелка (2012) // Автор: Станислав Минаков		5.00 (1)
Веревка (2012) // Автор: Станислав Минаков
Публицистика и очерки
Литературная критика
Близко к тексту
Книжный агент

fantlab.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12 - Мария СКАФ

Мария Скаф родилась и живет в Москве. Училась в Литературном институте им. Горького и на филологическом факультете МГГУ им. Шолохова. Как критик печаталась в журналах “Новое литературное обозрение”, “Новый мир”, “Воздух” и на сайте OpenSpace.ru.

 

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Мария СКАФ

Новая детская литература

 

 

Прорицание и вершение литературных судеб испокон веков казалось у нас более почетным и притягательным занятием, нежели скромная описательная наука, а потому, заводя разговор о тенденциях в искусстве, критики в массе своей тут же берутся рассуждать о пользе, значении и перспективах исследуемого объекта прежде (а как правило, и вместо) того, чтобы составить о нем представление в целом. Убедиться в этом можно на примере повального увлечения критиков идеей “овзросления” детской литературы, которое, в зависимости от нужд исследователя, выражается то в новом спектре тем (от изнасилования до ксенофобии), то в увлечении иллюстраторов мрачными цветовыми сочетаниями и нарочитой “некрасивостью”, а то и просто в попытке заговорить с ребенком о Боге и смысле жизни. Понятно, что в таком ключе относиться к означенной тенденции хоть сколько-нибудь серьезно нельзя. Тем не менее возможность неких реально происходящих изменений никто не отрицает, и действительная задача критика сейчас – уяснить природу этих перемен, не надеясь, что она окажется проста и однородна.

В первую очередь важно понимать, что детской литературы в России вообще-то нет (с этого, конечно, стоило начать, но и сейчас не слишком поздно объявить). Ее нет ни как свода текстов, входящих в круг детского чтения, и ни как плеяды авторов, представляющих национальную литературу миру (хотя и это, кстати, тоже под вопросом), и уж точно ни как ниши на книжном рынке. Ее нет как института, включающего в себя писательский, читательский и профессиональный исследовательский цеха, находящиеся в постоянном, желательно – плодотворном, взаимодействии. Института же нет потому, что, в свою очередь, отсутствуют его составляющие (точнее, раньше были, а теперь – кончились): нет сообщества детских писателей (особенно, например, в сравнении с сообществом современных поэтов), нет академической среды (одна кафедра детской литературы на две столицы, да и та – с библиотечным, а не с филологическим уклоном), не все гладко и с читателем, поскольку ни издатели, ни родители, ни писатели в массе своей до сих пор никак не разберутся, как же им взаимодействовать. Впрочем, проблемы писателей и читателей в данном случае должны волновать нас гораздо меньше, чем фактически полное исчезновение науки, детскую литературу изучающей. Ведь в результате никто не может внятно сформулировать: чем графический роман отличается от комикса, где начинается классицизм в детской литературе и почему антинаучно делить книги по возрастам (и уж тем более – по гендеру), особенно если можно делить их по стилям и жанрам. Понятно, что говорить о тенденциях в искусстве, в то время как не придуман и не разработан еще язык его описания, – занятие довольно странное. Однако только о тенденциях и говорят, с позиций, надо заметить, иногда диаметрально противоположных.

Апологеты новой детской книги заявляют, что трансформировался сам способ ведения диалога с ребенком. “Современные книги в равной степени адресованы детям и взрослым, – пишет, например, семейный педагог, методист отдела профилактики и преодоления семейного неблагополучия и социального сиротства МГПИ, преподаватель детской литературы Екатерина Асонова. – Они нацелены не столько на поддержку процесса освоения детьми мира взрослых, сколько на создание условий для взаимного узнавания. <...> Привычная двойная адресация произведения, когда заложенные в нем “взрослые” смыслы вряд ли могли быть считаны ребенком (достаточно вспомнить сказочные поэмы Чуковского, повести Гайдара или сказки Андерсена), сегодня серьезно трансформировалась. Авторы – и писатель, и иллюстратор – предлагают своим читателям общее переживание, наблюдение, – а значит, и общий язык для их обсуждения” (OpenSpace.ru). К тому же Асонова замечает, что детские книги прошлых лет, также частично представлявшие “проблемную” литературу, имели гораздо больший упор на дидактику, нежели на попытки найти точки соприкосновения с мировоззрением ребенка. В качестве примера авторов новой детской книги Асонова называет Шона Тана, Вольфа Эрльбруха, Ульфа Страка, Дину Сабитову, Артура Гиваргизова и многих других.

Теория Асоновой вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, действительно, дидактическая функция детской литературы перестает иметь такое значение, как в советские годы. Можно смело сказать, что уход от дидактики вполне осознан современными авторами, как зарубежными, так и отечественными. Упомянутая Дина Сабитова, например, считает, что “основная функция книги – получение удовольствия. И для писателя, и для читателя. Читать именно эту книгу должно хотеться; рассудочно, для пользы дела мы читаем только учебники. Точно так же и со стороны писателя: ему должно просто нравиться, доставлять удовольствие то, что он пишет. Книги, которые пишутся с расчетом кого-то там воспитать, как правило, получаются очень скучными” (OpenSpace.ru).

Однако есть в размышлениях Асоновой несколько весьма спорных моментов. Кажутся абсолютно несправедливыми нападки на книги прошлых лет и утверждение, что трансформировалась классическая двойная адресация (к сожалению, Асонова не сообщает ничего конкретного о природе этих изменений, но, по-видимому, имеется в виду, что отныне взрослые смыслы в книгах могут быть считаны и детьми). Такое предположение заставляет нас думать, что и в романах Сабитовой, и в стихах Гиваргизова, и в книжках-картинках (или все же графических романах? или все же комиксах?) Тана среднестатистическому ребенку будет все понятно, а то, что ему не понятно, родители смогут объяснить (благо авторы выработали новый, универсальный язык). Однако на деле эти книги, безусловно замечательные, адаптированы под детское сознание не больше, чем сказки Андерсена, поэмы Чуковского и повести Гайдара. Предполагать, что в “Ничьей вещи” Шона Тана отсутствует двойная адресация – значит умалять достоинства автора, создавшего глубокую и сложную повесть о трагедии взросления, ведущую диалог и с рассказами Уэллса, и с романом Мелвилла, и с эпопеями Мильтона (это помимо очевидных параллелей с Джеймсом Барри). Более того, совершенно бессмысленно подозревать того же Шона Тана в попытке создать некий универсальный язык, учитывая, что сам он никогда особой разницы между взрослой и детской литературой не видел: “Мне очень запомнился “Скотный двор” Джорджа Оруэлла. Его мне читала вслух мама, которая думала, что это детская книжка. Тогда никто из нас не понимал, что на самом деле мы читаем сатиру на советских политиков. То, что в ней нет хеппи-энда, очень меня изумляло, тревожило и радовало одновременно. Я до сих пор считаю “Скотный двор” ориентиром” (“Известия”).

Есть и еще один момент, не позволяющий считать своеобразие языка “новой детской книги” осознанным приемом авторов. Дело в том, что речь идет о временном периоде в четверть века: “Чудаки и зануды” Старка впервые были изданы в 1984-м, а, например, “Где нет зимы” Сабитовой – в 2011-м. То есть речь никак не может идти об одной литературной тенденции, неожиданно затронувшей столько стран и поколений. Зато речь спокойно может идти о тенденции издательской, что не менее интересно и показательно.

Рассматривая издательскую тенденцию, стоит, прежде всего, понимать следующее: новая детская книга в России – это огромный пласт “проблемной” подростковой, младше-школьной и дошкольной литературы, писавшейся по всему миру (для России, впрочем, особенно актуальны США, Скандинавия и Япония) на протяжении последних пятидесяти лет. Очевидно, что за те пять лет, в которые отмечается возрождение интереса к детлиту в нашей стране, освоить полувековой мировой опыт решительно невозможно. В результате детская литература сейчас оказывается в ситуации схожей с той, что была в начале 90-х в литературе взрослой: ежедневно, ежечасно координатная сетка в сознании профессионального сообщества вынуждена меняться под давлением новых открытий, новых имен, новых методов. Темы, возникающие в России впервые (как говорить с детьми о педофилии, о наркотиках и насилии в школе etc.), оказывается, имеют во всем мире уже достаточно широкое освещение. Принципы, вырабатываемые на протяжении десятилетий, появляясь в России, вызывают недоумение и даже отторжение, поскольку мы не видим и не можем разом увидеть того пути, по которому шли вырабатывавшие эти принципы поколения писателей. Хуже того – даже сам контекст, в который встроены издаваемые книги, нам не всегда понятен и не всегда приятен.

Очень характерна в этом смысле статья Елены Ленковской в журнале “Урал” этого года. Ленковская написала текст с тем приблизительно содержанием, что, мол, давайте родители будут внимательнее относиться к тому, что читают их дети, ведь в книге могут встретиться и обнаженка, и нецензурная лексика, и многое другое, к чему ребенок может оказаться не готов. Мысль сама по себе чрезвычайно свежая, как мы понимаем, но речь о том, какое выражение она нашла в означенной статье: “Вообще, чем больше “перца” – тем привлекательнее. Можно даже написать об инцесте, об изнасиловании дедушкой собственной внучки – подобная литература успешно номинируется на литературные премии, стало быть – официально приветствуется. <...> Западному писателю, чтобы быть в струе, надо писать именно о лифчиках, геях и долгоиграющих поцелуях (и изнасилованиях дедушками, если уж хочешь быть на пике мейнстрима). Как мы уже поняли, сексуальные отношения там занимают другую роль в культуре и жизни, и потому как нельзя более востребован умеренный такой, понятный обывателю, цивилизованный европейский эпатаж”.

Все это великолепие проиллюстрированно Ульфом Старком, Мони Нильсон, Анникой Тор, Беатой Ханика и прочими авторами, принадлежащими к различным поколениям (между тем же самым Старком и на этот раз, скажем, Ханике – все та же четверть века). Понятно, что на их примере говорить о некой мировой установке на телесность – совершенно неуместно (о чем, например, очень хорошо и подробно пишет в “Живом Журнале” Ольга Мяэотс – http://o-funambulo.livejournal.com/56574.html). Зато вполне уместно на примере этого же ряда проследить, как протекала работа по преодолению определенных табу в одной конкретной европейской области из поколения в поколение, как в результате то, что Ленковская считает эпатажем (переживания девочки-подростка о нерастущей груди, воровство лифчиков в магазине, испачканные первыми месячными трусы), стало для скандинавской культуры нормой быта, фоном, на котором писатель решает уже дальнейшие задачи. Но для того, чтобы проводить подобный анализ, нужно и самому принимать такое положение дел (когда твоя дочь в качестве акта самопознания ворует бюстгальтер в магазине) как нормальное. А Ленковская, судя по всему, напротив, чрезвычайно оскорблена: “В России образованное общество со времен Гаршина, Достоевского и передвижников одобряет другого рода интерес – интерес к слабым мира сего, к униженным и оскорбленным. <...> У нас любят, когда с надрывом... А эротизм европейский чужд в принципе – ведь в нем есть элемент игры (поэтому, кстати, там его так легко включают в детские книги), а у нас же все всерьез”. Для нее, не переживавшей все стадии искоренения телесных табу вместе со скандинавскими детьми, подобное поведения автора кажется фамильярностью по отношению к читателю, а собственная “провинциальность” (термин самой Ленковской, обозначающий положение России в целом) не требует работы над собой, но допускается как особый путь развития.

На деле отечественное отставание во многом (и в том числе в смысле преодоления закомплексованности) – лишь дань советской (никак не церковной, как считает Ленковская) традиции, где “Устинов не может отличить репродукцию герасимовской “Бани” от живой голой бабы, а Суслов называет ныряльщицу “летающей попой”” (“Русский Журнал”). Это принципиально важный момент, поскольку в таком ключе закомплексованность отечественного читателя уже никак не связана с его возможной духовностью, а проистекает из “подсознательного страха неподконтрольного живого” (там же), то есть не имеет никаких оправданий и должна быть непременно искоренена. Так появляется новая детская книга, чья цель как раз и состоит в проработке социальных табу, причем не только в сознании детей, но и в сознании взрослых.

Екатерина Асонова совершенно права, утверждая, что “Современные книги... нацелены не столько на поддержку процесса освоения детьми мира взрослых, сколько на создание условий для взаимного узнавания”. Однако речь не о том, что авторы вдруг выработали некий универсальный язык, а о том, что само общество постепенно отказывается от идеи необходимости такого языка или какого угодно другого специального языка для общения с ребенком. Речь о том, что само общество очень медленно и неуверенно, но все же начинает воспринимать ребенка как равного собеседника (а не таинственного инопланетянина с совершенно потусторонней психикой). Узнавание, которое якобы происходит благодаря усилиям автора, на самом деле происходит само по себе – как побочный эффект того, что авторы находят в себе отвагу говорить максимально честно. Точно так же поступали и Андерсен, и Чуковский, и прочие прекрасные писатели во все времена, однако именно сейчас общество ценит эту честность в литературе превыше всего остального.

Потребность общества в приближении ребенка к себе (и к реальности), установку на “раскурочивание” болезненных зон очень остро переживают консервативные критики, для которых происходящие изменения означают не становление чего-то нового и чудесного, но крушение всей их системы ценностей, и, следовательно, воспринимаются ими как нечто вредное и опасное.

Так, например, отзываются об адаптированной для детей Декларации прав человека два постоянных автора “БиблиоГида” Ирина Линкова и Ирина Казюлькина: “Не в первый раз взрослые нападают на детей со своими взрослыми проблемами. Если бы издатели и авторы... вовремя познакомились с Корнеем Ивановичем Чуковским, может быть, они были бы чуточку осторожнее в своем стремлении научить малышей всему и сразу. Только Чуковский нужен другой: не тот, что подарил нам Айболита с Бармалеем (неплохую, кстати, “книгу противоречий”), а тот, что внятными словами, на примерах из истории детской литературы предупреждал об опасности бестактного вторжения в детство”.

Конечно, воспринимать хоть сколько-нибудь серьезно такого рода высказывания нельзя: ни содержательная сторона, ни сам тон их не настраивают на конструктивный лад.

Во-первых, нужно понимать, что перед нами (осознанная или неосознанная) подмена. Чуковский говорил об опасностях раннего развития, а никак не о посвящении детей во “взрослые проблемы”: “Многим учителям и родителям не терпелось приобщить ребенка к тем сведениям, которые у них, у взрослых, почитались в данную эпоху нужнейшими… В Англии в XVI веке нашелся такой Вильям Коплэнд (William Copland), который изготовил для трехлетних детей в высшей степени полезную книгу “Тайна тайн Аристотеля” и рекомендовал ее в качестве “очень хорошей”… Другой детский писатель XVI века – Уинкин де Уэрд (Wynkyn de Worde) – так и назвал свою книгу: “Трехлетний мудрец”, где он, между прочим, обращался к трехлетнему младенцу с вопросом: “Мудрое чадо, как сотворены небеса?”” (Чуковский К.И. “От двух до пяти”. – М., 2012, с. 282). Подмена тем более очевидна, если принять во внимание, что сам Корней Иванович никогда не отказывал себе в удовольствии решать через детскую литературу “взрослые” задачи (вспомним хотя бы “Крокодила” или “Тараканище”).

Во-вторых, предполагать, что раньше к детству относились гораздо трепетнее (а на этом и строится вся теория критиков о несостоятельности новых детских книг), довольно нелепо: адаптированной Декларации прав человека предшествовали детские стихи Маяковского, Введенского, Сапгира и Родари, книги Сэллинджера, Крапивина и Кауфман, которые никак нельзя обвинить в невовлеченности во взрослую жизнь. И хотя это еще вопрос, что беспардоннее вторгается в детство: “Чем пахнут ремесла” или книжка-картинка о том, что все люди равны, – стоит просто признать, что для каждого времени характерен свой контекст – будь то борьба с буржуями или борьба с ксенофобией. И не вовлекать детей в этот контекст возможно лишь в ущерб качеству детской литературы, которая, как всякое искусство, является отражением своего времени.

Хотя нападки на новую детскую литературу весьма спорные, нужно согласиться с Линковой и Казюлькиной в одном (если предположить, что они именно это имели в виду): повышенный интерес к проблемной литературе действительно связан с увеличением потока информации о мире, поступающего в детское сознание; без увеличения этого потока подобный интерес был бы попросту невозможен. Другое дело, что высказываться против абсолютно естественного процесса (и к тому же процесса неизбежного) кажется малопродуктивным. Гораздо важнее разобраться, как и почему мы оказались в этой ситуации и что теперь делать.

В первую очередь нужно понимать, что сейчас сформировалось не только поколение детей, но и поколение родителей, характеризуемое исследователями как digital natives. Это люди, для которых Интернет, современные способы коммуникации и современные способы получения информации являются единственно знакомыми, единственно возможными. Все чаще можно видеть родителей, судорожно гуглящих ответ на детское “Это что?” и “Почему?”, все больше детей уже к двум годам понимают, как устроены планшеты и что при желании в них может найтись и картинка с кошкой, и мультфильм про нее же, и книжка, и магазин, где этих кошек продают. Все это (в случае совсем маленьких детей – через родителей, в случае подростков – минуя каких бы то ни было посредников) дает ребенку значительно больше информации, чем привыкли потреблять старшие, более того, современный мир провоцирует совсем другой способ восприятия этой информации, ранее возможный, но нераспространенный.

Дело в том, что теперь всякое знание представлено совершенно иначе, чем, скажем, двадцать лет назад. Короткие резюме-ссылки на развернутый материал, каты, превью – все это дает возможность не только выстраивать дополнительные фильтры, но и бегло потреблять самые разнообразные сведения, которые раньше никогда бы не попали в сферу нашего внимания. К тому же (и в этом многие видят недостаток Интернета) информация теперь не имеет очевидной иерархии. Безусловно, есть более и менее авторитетные ресурсы, но для ребенка нет принципиальной разницы между Википедией и Институтом русского языка. Так же для него стираются и границы временные: “Мифы Древней Греции” не предшествуют сказкам Бормора, а сказки Андерсена – книгам Ульфа Старка, они идут рука об руку, формируя у ребенка чуткость к интертекстуальным и иконографическим связям, способность комплексно рассматривать всякое явление.

Детский психолог Екатерина Мурашова пишет: “Игры детенышей у млекопитающих имеют совершенно отчетливый и никем вроде бы не оспариваемый смысл: они готовят зверят к взрослой жизни, развивают необходимые в ней навыки и умения. <...> Смотрим, что делают теперешние дети, к чему они готовятся. Разговаривают (куда лучше, чем мы, в их возрасте мы были почти бессловесными)… Знают языки и вообще больше и разнообразнее информированы (мы ничего толком не знали о мире, а железный занавес считали естественным предметом международной обстановки). Что же имеем на выходе? Вербально (может быть, на нескольких языках) развитый… способный длительно (почти до старости) обучаться индивид” (Snob.ru).

Разумеется, такому индивиду гораздо проще “переварить” книгу о трагедии в Хиросиме: к моменту чтения этой книги у ребенка, вероятно, уже есть некоторое понимание происходящего, а если и нет, он потенциально способен усвоить достаточный объем знаний, чтобы как-то истолковать для себя те события. Помимо “сложных сюжетов” современный ребенок гораздо лучше подготовлен к восприятию уже упоминавшейся двойной адресации: когда-то казавшиеся “взрослыми” смыслы современному ребенку вполне по плечу. Это проявляется и в том, что книги, предназначавшиеся когда-то для старшеклассников, теперь читают лет в одиннадцать (как, например, “Мастера и Маргариту” или романы Кундеры), и в появлении моды на чтение детям неадаптированных сказок братьев Гримм, Перро, Андерсена.

В результате оказывается, что издательский (и читательский тоже, что бы ни говорили противники прогресса) интерес к проблемной литературе – лишь попытка угнаться за стремительно меняющимися потребностями детей, для которых книги прошлых лет уже не могут быть ориентиром: несмотря на вечные ценности, в них заложенные, они больше не являются отражением реальности, от которой, увы, никуда не деться.

Поэтому основная задача сейчас – и авторская, и издательская – заполнить те ниши, без которых ребенку просто невозможно будет функционировать в современном мире. Конечно, есть проблемные области, в достаточной мере освещенные и отечественными, и зарубежными авторами. Кажется вполне проработанной тема развода родителей и взаимоотношений отчима, мачехи с ребенком. Более или менее отрефлексирована тема смертельных или неизлечимых болезней. Однако то, что окружает ребенка ежедневно, в современной детской литературе фактически отсутствует.

“Почти вымер, например, жанр школьной повести, – говорит Дина Сабитова (сама фактически в одиночку разрабатывающая темы сиротства, приемных детей и детских домов). – Конечно, понятно, почему школьная повесть исчезла: если писатель начинает писать о школе, в большинстве случаев становится ясно, что написанное – абсолютная выдумка, к реальности не имеющая никакого отношения. Школа очень сильно изменилась за последние двадцать лет. Человек, выросший в 60-е годы, в начале 80-х мог спокойно писать книги о школе, потому что хорошо себе представлял, как оно там все внутри устроено: школа была практически неизменной. Но мы, взрослые люди, учившееся в 80-е, просто не знаем, что сейчас делается там, внутри школы, какой там сленг, какая там обстановка, что вообще происходит там с нашими детьми”. Конечно, есть несколько совсем недавних примеров, вроде Марины Аромштам, Тассиеса, Юханны Тидель (хотя для нее проблемы школьных взаимоотношений являются, скорее, фоном для рассмотрения других вопросов), которые предлагают детям хотя бы частичное отражение реальности, однако большинство возможных школьных проблем никаким образом в детской литературе не отражено, и ребенок, сталкиваясь с ними, не имеет возможности переработать травму через художественное произведение.

Еще более плачевно обстоят дела с вопросами расовой и религиозной терпимости, толерантности к сексуальными меньшинствам, хотя, казалось бы, именно эти вопросы встают в современном обществе наиболее остро. Существует лишь несколько книг, весьма косвенно затрагивающих подобные вопросы, но и те слишком оторваны от реалий сегодняшнего дня: “Коричневое утро” Франка Павлоффа – аллегорический рассказ о фашистской Германии – никак не может заменить романа о буднях кавказского ребенка в Москве, уже упомянутая Декларация прав человека в картинках не заменит истории о том, как мальчик-подросток осознает, что он – гей, “Одного поля ягоды” Перниллы Сальфельт не объяснят ребенку причины религиозных войн.

Понятно, что отсутствие подобной литературы вполне закономерно, учитывая, что и в мире взрослых все эти проблемы остаются нерешенными. Однако именно сейчас детская литература стала площадкой, идеально приспособленной для постановки, может быть, весьма болезненных, но – объективно – важных вопросов. Более того, кажется, что теперь дети действительно подготовлены к тому, чтобы решать эти вопросы – самостоятельно или вместе со взрослыми. И основная задача литературного сообщества на данный момент представляется сложной, но однозначной: попытаться проработать до сих пор не проработанные травмы, чтобы в будущем они не настигли наших детей.

 

 

∙

magazines.russ.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №12 - Мария СКАФ

Мария Скаф родилась и живет в Москве. Училась в Литературном институте им. Горького и на филологическом факультете МГГУ им. Шолохова. Как критик печаталась в журналах “Новое литературное обозрение”, “Новый мир”, “Воздух” и на сайте OpenSpace.ru.

 

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Мария СКАФ

Новая детская литература

 

 

Прорицание и вершение литературных судеб испокон веков казалось у нас более почетным и притягательным занятием, нежели скромная описательная наука, а потому, заводя разговор о тенденциях в искусстве, критики в массе своей тут же берутся рассуждать о пользе, значении и перспективах исследуемого объекта прежде (а как правило, и вместо) того, чтобы составить о нем представление в целом. Убедиться в этом можно на примере повального увлечения критиков идеей “овзросления” детской литературы, которое, в зависимости от нужд исследователя, выражается то в новом спектре тем (от изнасилования до ксенофобии), то в увлечении иллюстраторов мрачными цветовыми сочетаниями и нарочитой “некрасивостью”, а то и просто в попытке заговорить с ребенком о Боге и смысле жизни. Понятно, что в таком ключе относиться к означенной тенденции хоть сколько-нибудь серьезно нельзя. Тем не менее возможность неких реально происходящих изменений никто не отрицает, и действительная задача критика сейчас – уяснить природу этих перемен, не надеясь, что она окажется проста и однородна.

В первую очередь важно понимать, что детской литературы в России вообще-то нет (с этого, конечно, стоило начать, но и сейчас не слишком поздно объявить). Ее нет ни как свода текстов, входящих в круг детского чтения, и ни как плеяды авторов, представляющих национальную литературу миру (хотя и это, кстати, тоже под вопросом), и уж точно ни как ниши на книжном рынке. Ее нет как института, включающего в себя писательский, читательский и профессиональный исследовательский цеха, находящиеся в постоянном, желательно – плодотворном, взаимодействии. Института же нет потому, что, в свою очередь, отсутствуют его составляющие (точнее, раньше были, а теперь – кончились): нет сообщества детских писателей (особенно, например, в сравнении с сообществом современных поэтов), нет академической среды (одна кафедра детской литературы на две столицы, да и та – с библиотечным, а не с филологическим уклоном), не все гладко и с читателем, поскольку ни издатели, ни родители, ни писатели в массе своей до сих пор никак не разберутся, как же им взаимодействовать. Впрочем, проблемы писателей и читателей в данном случае должны волновать нас гораздо меньше, чем фактически полное исчезновение науки, детскую литературу изучающей. Ведь в результате никто не может внятно сформулировать: чем графический роман отличается от комикса, где начинается классицизм в детской литературе и почему антинаучно делить книги по возрастам (и уж тем более – по гендеру), особенно если можно делить их по стилям и жанрам. Понятно, что говорить о тенденциях в искусстве, в то время как не придуман и не разработан еще язык его описания, – занятие довольно странное. Однако только о тенденциях и говорят, с позиций, надо заметить, иногда диаметрально противоположных.

Апологеты новой детской книги заявляют, что трансформировался сам способ ведения диалога с ребенком. “Современные книги в равной степени адресованы детям и взрослым, – пишет, например, семейный педагог, методист отдела профилактики и преодоления семейного неблагополучия и социального сиротства МГПИ, преподаватель детской литературы Екатерина Асонова. – Они нацелены не столько на поддержку процесса освоения детьми мира взрослых, сколько на создание условий для взаимного узнавания. <...> Привычная двойная адресация произведения, когда заложенные в нем “взрослые” смыслы вряд ли могли быть считаны ребенком (достаточно вспомнить сказочные поэмы Чуковского, повести Гайдара или сказки Андерсена), сегодня серьезно трансформировалась. Авторы – и писатель, и иллюстратор – предлагают своим читателям общее переживание, наблюдение, – а значит, и общий язык для их обсуждения” (OpenSpace.ru). К тому же Асонова замечает, что детские книги прошлых лет, также частично представлявшие “проблемную” литературу, имели гораздо больший упор на дидактику, нежели на попытки найти точки соприкосновения с мировоззрением ребенка. В качестве примера авторов новой детской книги Асонова называет Шона Тана, Вольфа Эрльбруха, Ульфа Страка, Дину Сабитову, Артура Гиваргизова и многих других.

Теория Асоновой вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, действительно, дидактическая функция детской литературы перестает иметь такое значение, как в советские годы. Можно смело сказать, что уход от дидактики вполне осознан современными авторами, как зарубежными, так и отечественными. Упомянутая Дина Сабитова, например, считает, что “основная функция книги – получение удовольствия. И для писателя, и для читателя. Читать именно эту книгу должно хотеться; рассудочно, для пользы дела мы читаем только учебники. Точно так же и со стороны писателя: ему должно просто нравиться, доставлять удовольствие то, что он пишет. Книги, которые пишутся с расчетом кого-то там воспитать, как правило, получаются очень скучными” (OpenSpace.ru).

Однако есть в размышлениях Асоновой несколько весьма спорных моментов. Кажутся абсолютно несправедливыми нападки на книги прошлых лет и утверждение, что трансформировалась классическая двойная адресация (к сожалению, Асонова не сообщает ничего конкретного о природе этих изменений, но, по-видимому, имеется в виду, что отныне взрослые смыслы в книгах могут быть считаны и детьми). Такое предположение заставляет нас думать, что и в романах Сабитовой, и в стихах Гиваргизова, и в книжках-картинках (или все же графических романах? или все же комиксах?) Тана среднестатистическому ребенку будет все понятно, а то, что ему не понятно, родители смогут объяснить (благо авторы выработали новый, универсальный язык). Однако на деле эти книги, безусловно замечательные, адаптированы под детское сознание не больше, чем сказки Андерсена, поэмы Чуковского и повести Гайдара. Предполагать, что в “Ничьей вещи” Шона Тана отсутствует двойная адресация – значит умалять достоинства автора, создавшего глубокую и сложную повесть о трагедии взросления, ведущую диалог и с рассказами Уэллса, и с романом Мелвилла, и с эпопеями Мильтона (это помимо очевидных параллелей с Джеймсом Барри). Более того, совершенно бессмысленно подозревать того же Шона Тана в попытке создать некий универсальный язык, учитывая, что сам он никогда особой разницы между взрослой и детской литературой не видел: “Мне очень запомнился “Скотный двор” Джорджа Оруэлла. Его мне читала вслух мама, которая думала, что это детская книжка. Тогда никто из нас не понимал, что на самом деле мы читаем сатиру на советских политиков. То, что в ней нет хеппи-энда, очень меня изумляло, тревожило и радовало одновременно. Я до сих пор считаю “Скотный двор” ориентиром” (“Известия”).

Есть и еще один момент, не позволяющий считать своеобразие языка “новой детской книги” осознанным приемом авторов. Дело в том, что речь идет о временном периоде в четверть века: “Чудаки и зануды” Старка впервые были изданы в 1984-м, а, например, “Где нет зимы” Сабитовой – в 2011-м. То есть речь никак не может идти об одной литературной тенденции, неожиданно затронувшей столько стран и поколений. Зато речь спокойно может идти о тенденции издательской, что не менее интересно и показательно.

Рассматривая издательскую тенденцию, стоит, прежде всего, понимать следующее: новая детская книга в России – это огромный пласт “проблемной” подростковой, младше-школьной и дошкольной литературы, писавшейся по всему миру (для России, впрочем, особенно актуальны США, Скандинавия и Япония) на протяжении последних пятидесяти лет. Очевидно, что за те пять лет, в которые отмечается возрождение интереса к детлиту в нашей стране, освоить полувековой мировой опыт решительно невозможно. В результате детская литература сейчас оказывается в ситуации схожей с той, что была в начале 90-х в литературе взрослой: ежедневно, ежечасно координатная сетка в сознании профессионального сообщества вынуждена меняться под давлением новых открытий, новых имен, новых методов. Темы, возникающие в России впервые (как говорить с детьми о педофилии, о наркотиках и насилии в школе etc.), оказывается, имеют во всем мире уже достаточно широкое освещение. Принципы, вырабатываемые на протяжении десятилетий, появляясь в России, вызывают недоумение и даже отторжение, поскольку мы не видим и не можем разом увидеть того пути, по которому шли вырабатывавшие эти принципы поколения писателей. Хуже того – даже сам контекст, в который встроены издаваемые книги, нам не всегда понятен и не всегда приятен.

Очень характерна в этом смысле статья Елены Ленковской в журнале “Урал” этого года. Ленковская написала текст с тем приблизительно содержанием, что, мол, давайте родители будут внимательнее относиться к тому, что читают их дети, ведь в книге могут встретиться и обнаженка, и нецензурная лексика, и многое другое, к чему ребенок может оказаться не готов. Мысль сама по себе чрезвычайно свежая, как мы понимаем, но речь о том, какое выражение она нашла в означенной статье: “Вообще, чем больше “перца” – тем привлекательнее. Можно даже написать об инцесте, об изнасиловании дедушкой собственной внучки – подобная литература успешно номинируется на литературные премии, стало быть – официально приветствуется. <...> Западному писателю, чтобы быть в струе, надо писать именно о лифчиках, геях и долгоиграющих поцелуях (и изнасилованиях дедушками, если уж хочешь быть на пике мейнстрима). Как мы уже поняли, сексуальные отношения там занимают другую роль в культуре и жизни, и потому как нельзя более востребован умеренный такой, понятный обывателю, цивилизованный европейский эпатаж”.

Все это великолепие проиллюстрированно Ульфом Старком, Мони Нильсон, Анникой Тор, Беатой Ханика и прочими авторами, принадлежащими к различным поколениям (между тем же самым Старком и на этот раз, скажем, Ханике – все та же четверть века). Понятно, что на их примере говорить о некой мировой установке на телесность – совершенно неуместно (о чем, например, очень хорошо и подробно пишет в “Живом Журнале” Ольга Мяэотс – http://o-funambulo.livejournal.com/56574.html). Зато вполне уместно на примере этого же ряда проследить, как протекала работа по преодолению определенных табу в одной конкретной европейской области из поколения в поколение, как в результате то, что Ленковская считает эпатажем (переживания девочки-подростка о нерастущей груди, воровство лифчиков в магазине, испачканные первыми месячными трусы), стало для скандинавской культуры нормой быта, фоном, на котором писатель решает уже дальнейшие задачи. Но для того, чтобы проводить подобный анализ, нужно и самому принимать такое положение дел (когда твоя дочь в качестве акта самопознания ворует бюстгальтер в магазине) как нормальное. А Ленковская, судя по всему, напротив, чрезвычайно оскорблена: “В России образованное общество со времен Гаршина, Достоевского и передвижников одобряет другого рода интерес – интерес к слабым мира сего, к униженным и оскорбленным. <...> У нас любят, когда с надрывом... А эротизм европейский чужд в принципе – ведь в нем есть элемент игры (поэтому, кстати, там его так легко включают в детские книги), а у нас же все всерьез”. Для нее, не переживавшей все стадии искоренения телесных табу вместе со скандинавскими детьми, подобное поведения автора кажется фамильярностью по отношению к читателю, а собственная “провинциальность” (термин самой Ленковской, обозначающий положение России в целом) не требует работы над собой, но допускается как особый путь развития.

На деле отечественное отставание во многом (и в том числе в смысле преодоления закомплексованности) – лишь дань советской (никак не церковной, как считает Ленковская) традиции, где “Устинов не может отличить репродукцию герасимовской “Бани” от живой голой бабы, а Суслов называет ныряльщицу “летающей попой”” (“Русский Журнал”). Это принципиально важный момент, поскольку в таком ключе закомплексованность отечественного читателя уже никак не связана с его возможной духовностью, а проистекает из “подсознательного страха неподконтрольного живого” (там же), то есть не имеет никаких оправданий и должна быть непременно искоренена. Так появляется новая детская книга, чья цель как раз и состоит в проработке социальных табу, причем не только в сознании детей, но и в сознании взрослых.

Екатерина Асонова совершенно права, утверждая, что “Современные книги... нацелены не столько на поддержку процесса освоения детьми мира взрослых, сколько на создание условий для взаимного узнавания”. Однако речь не о том, что авторы вдруг выработали некий универсальный язык, а о том, что само общество постепенно отказывается от идеи необходимости такого языка или какого угодно другого специального языка для общения с ребенком. Речь о том, что само общество очень медленно и неуверенно, но все же начинает воспринимать ребенка как равного собеседника (а не таинственного инопланетянина с совершенно потусторонней психикой). Узнавание, которое якобы происходит благодаря усилиям автора, на самом деле происходит само по себе – как побочный эффект того, что авторы находят в себе отвагу говорить максимально честно. Точно так же поступали и Андерсен, и Чуковский, и прочие прекрасные писатели во все времена, однако именно сейчас общество ценит эту честность в литературе превыше всего остального.

Потребность общества в приближении ребенка к себе (и к реальности), установку на “раскурочивание” болезненных зон очень остро переживают консервативные критики, для которых происходящие изменения означают не становление чего-то нового и чудесного, но крушение всей их системы ценностей, и, следовательно, воспринимаются ими как нечто вредное и опасное.

Так, например, отзываются об адаптированной для детей Декларации прав человека два постоянных автора “БиблиоГида” Ирина Линкова и Ирина Казюлькина: “Не в первый раз взрослые нападают на детей со своими взрослыми проблемами. Если бы издатели и авторы... вовремя познакомились с Корнеем Ивановичем Чуковским, может быть, они были бы чуточку осторожнее в своем стремлении научить малышей всему и сразу. Только Чуковский нужен другой: не тот, что подарил нам Айболита с Бармалеем (неплохую, кстати, “книгу противоречий”), а тот, что внятными словами, на примерах из истории детской литературы предупреждал об опасности бестактного вторжения в детство”.

Конечно, воспринимать хоть сколько-нибудь серьезно такого рода высказывания нельзя: ни содержательная сторона, ни сам тон их не настраивают на конструктивный лад.

Во-первых, нужно понимать, что перед нами (осознанная или неосознанная) подмена. Чуковский говорил об опасностях раннего развития, а никак не о посвящении детей во “взрослые проблемы”: “Многим учителям и родителям не терпелось приобщить ребенка к тем сведениям, которые у них, у взрослых, почитались в данную эпоху нужнейшими… В Англии в XVI веке нашелся такой Вильям Коплэнд (William Copland), который изготовил для трехлетних детей в высшей степени полезную книгу “Тайна тайн Аристотеля” и рекомендовал ее в качестве “очень хорошей”… Другой детский писатель XVI века – Уинкин де Уэрд (Wynkyn de Worde) – так и назвал свою книгу: “Трехлетний мудрец”, где он, между прочим, обращался к трехлетнему младенцу с вопросом: “Мудрое чадо, как сотворены небеса?”” (Чуковский К.И. “От двух до пяти”. – М., 2012, с. 282). Подмена тем более очевидна, если принять во внимание, что сам Корней Иванович никогда не отказывал себе в удовольствии решать через детскую литературу “взрослые” задачи (вспомним хотя бы “Крокодила” или “Тараканище”).

Во-вторых, предполагать, что раньше к детству относились гораздо трепетнее (а на этом и строится вся теория критиков о несостоятельности новых детских книг), довольно нелепо: адаптированной Декларации прав человека предшествовали детские стихи Маяковского, Введенского, Сапгира и Родари, книги Сэллинджера, Крапивина и Кауфман, которые никак нельзя обвинить в невовлеченности во взрослую жизнь. И хотя это еще вопрос, что беспардоннее вторгается в детство: “Чем пахнут ремесла” или книжка-картинка о том, что все люди равны, – стоит просто признать, что для каждого времени характерен свой контекст – будь то борьба с буржуями или борьба с ксенофобией. И не вовлекать детей в этот контекст возможно лишь в ущерб качеству детской литературы, которая, как всякое искусство, является отражением своего времени.

Хотя нападки на новую детскую литературу весьма спорные, нужно согласиться с Линковой и Казюлькиной в одном (если предположить, что они именно это имели в виду): повышенный интерес к проблемной литературе действительно связан с увеличением потока информации о мире, поступающего в детское сознание; без увеличения этого потока подобный интерес был бы попросту невозможен. Другое дело, что высказываться против абсолютно естественного процесса (и к тому же процесса неизбежного) кажется малопродуктивным. Гораздо важнее разобраться, как и почему мы оказались в этой ситуации и что теперь делать.

В первую очередь нужно понимать, что сейчас сформировалось не только поколение детей, но и поколение родителей, характеризуемое исследователями как digital natives. Это люди, для которых Интернет, современные способы коммуникации и современные способы получения информации являются единственно знакомыми, единственно возможными. Все чаще можно видеть родителей, судорожно гуглящих ответ на детское “Это что?” и “Почему?”, все больше детей уже к двум годам понимают, как устроены планшеты и что при желании в них может найтись и картинка с кошкой, и мультфильм про нее же, и книжка, и магазин, где этих кошек продают. Все это (в случае совсем маленьких детей – через родителей, в случае подростков – минуя каких бы то ни было посредников) дает ребенку значительно больше информации, чем привыкли потреблять старшие, более того, современный мир провоцирует совсем другой способ восприятия этой информации, ранее возможный, но нераспространенный.

Дело в том, что теперь всякое знание представлено совершенно иначе, чем, скажем, двадцать лет назад. Короткие резюме-ссылки на развернутый материал, каты, превью – все это дает возможность не только выстраивать дополнительные фильтры, но и бегло потреблять самые разнообразные сведения, которые раньше никогда бы не попали в сферу нашего внимания. К тому же (и в этом многие видят недостаток Интернета) информация теперь не имеет очевидной иерархии. Безусловно, есть более и менее авторитетные ресурсы, но для ребенка нет принципиальной разницы между Википедией и Институтом русского языка. Так же для него стираются и границы временные: “Мифы Древней Греции” не предшествуют сказкам Бормора, а сказки Андерсена – книгам Ульфа Старка, они идут рука об руку, формируя у ребенка чуткость к интертекстуальным и иконографическим связям, способность комплексно рассматривать всякое явление.

Детский психолог Екатерина Мурашова пишет: “Игры детенышей у млекопитающих имеют совершенно отчетливый и никем вроде бы не оспариваемый смысл: они готовят зверят к взрослой жизни, развивают необходимые в ней навыки и умения. <...> Смотрим, что делают теперешние дети, к чему они готовятся. Разговаривают (куда лучше, чем мы, в их возрасте мы были почти бессловесными)… Знают языки и вообще больше и разнообразнее информированы (мы ничего толком не знали о мире, а железный занавес считали естественным предметом международной обстановки). Что же имеем на выходе? Вербально (может быть, на нескольких языках) развитый… способный длительно (почти до старости) обучаться индивид” (Snob.ru).

Разумеется, такому индивиду гораздо проще “переварить” книгу о трагедии в Хиросиме: к моменту чтения этой книги у ребенка, вероятно, уже есть некоторое понимание происходящего, а если и нет, он потенциально способен усвоить достаточный объем знаний, чтобы как-то истолковать для себя те события. Помимо “сложных сюжетов” современный ребенок гораздо лучше подготовлен к восприятию уже упоминавшейся двойной адресации: когда-то казавшиеся “взрослыми” смыслы современному ребенку вполне по плечу. Это проявляется и в том, что книги, предназначавшиеся когда-то для старшеклассников, теперь читают лет в одиннадцать (как, например, “Мастера и Маргариту” или романы Кундеры), и в появлении моды на чтение детям неадаптированных сказок братьев Гримм, Перро, Андерсена.

В результате оказывается, что издательский (и читательский тоже, что бы ни говорили противники прогресса) интерес к проблемной литературе – лишь попытка угнаться за стремительно меняющимися потребностями детей, для которых книги прошлых лет уже не могут быть ориентиром: несмотря на вечные ценности, в них заложенные, они больше не являются отражением реальности, от которой, увы, никуда не деться.

Поэтому основная задача сейчас – и авторская, и издательская – заполнить те ниши, без которых ребенку просто невозможно будет функционировать в современном мире. Конечно, есть проблемные области, в достаточной мере освещенные и отечественными, и зарубежными авторами. Кажется вполне проработанной тема развода родителей и взаимоотношений отчима, мачехи с ребенком. Более или менее отрефлексирована тема смертельных или неизлечимых болезней. Однако то, что окружает ребенка ежедневно, в современной детской литературе фактически отсутствует.

“Почти вымер, например, жанр школьной повести, – говорит Дина Сабитова (сама фактически в одиночку разрабатывающая темы сиротства, приемных детей и детских домов). – Конечно, понятно, почему школьная повесть исчезла: если писатель начинает писать о школе, в большинстве случаев становится ясно, что написанное – абсолютная выдумка, к реальности не имеющая никакого отношения. Школа очень сильно изменилась за последние двадцать лет. Человек, выросший в 60-е годы, в начале 80-х мог спокойно писать книги о школе, потому что хорошо себе представлял, как оно там все внутри устроено: школа была практически неизменной. Но мы, взрослые люди, учившееся в 80-е, просто не знаем, что сейчас делается там, внутри школы, какой там сленг, какая там обстановка, что вообще происходит там с нашими детьми”. Конечно, есть несколько совсем недавних примеров, вроде Марины Аромштам, Тассиеса, Юханны Тидель (хотя для нее проблемы школьных взаимоотношений являются, скорее, фоном для рассмотрения других вопросов), которые предлагают детям хотя бы частичное отражение реальности, однако большинство возможных школьных проблем никаким образом в детской литературе не отражено, и ребенок, сталкиваясь с ними, не имеет возможности переработать травму через художественное произведение.

Еще более плачевно обстоят дела с вопросами расовой и религиозной терпимости, толерантности к сексуальными меньшинствам, хотя, казалось бы, именно эти вопросы встают в современном обществе наиболее остро. Существует лишь несколько книг, весьма косвенно затрагивающих подобные вопросы, но и те слишком оторваны от реалий сегодняшнего дня: “Коричневое утро” Франка Павлоффа – аллегорический рассказ о фашистской Германии – никак не может заменить романа о буднях кавказского ребенка в Москве, уже упомянутая Декларация прав человека в картинках не заменит истории о том, как мальчик-подросток осознает, что он – гей, “Одного поля ягоды” Перниллы Сальфельт не объяснят ребенку причины религиозных войн.

Понятно, что отсутствие подобной литературы вполне закономерно, учитывая, что и в мире взрослых все эти проблемы остаются нерешенными. Однако именно сейчас детская литература стала площадкой, идеально приспособленной для постановки, может быть, весьма болезненных, но – объективно – важных вопросов. Более того, кажется, что теперь дети действительно подготовлены к тому, чтобы решать эти вопросы – самостоятельно или вместе со взрослыми. И основная задача литературного сообщества на данный момент представляется сложной, но однозначной: попытаться проработать до сих пор не проработанные травмы, чтобы в будущем они не настигли наших детей.

 

 

∙

magazines.russ.ru

---

Смотрите также

• 
  Журнал октябрь 2012 12
• 
  Журнал октябрь 1990 5
• 
  Журнал октябрь 12 2012
• 
  Журнал нейрохирургия архив номеров
• 
  Журнал небесная подкова читать
• 
  Журнал нейрохирургия архив номеров
• 
  Журнал небесная подкова читать
• 
  Журнал мультимир официальный сайт
• 
  Журнал мото 1995 год
• 
  Журнал мультимир официальный сайт
• 
  Журнал модный дом отзывы