Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
18. Издания н.М. Карамзина (»Московский журнал», альманахи «Аглая», «Аониды»). Журналы карамзина
17. Карамзин – журналист и издатель.
Н.М.Карамзин - писатель, стоявший у истоков нового русского литературного языка, философ, просветитель, имевший огромный авторитет не только в литературной, но и в общественной жизни России на рубеже ХУШ-начале XIX века. Это и замечательный русский журналист. Публикация "Писем русского путешественника" открыла в русской литературе период, который Белинский назвал Карамзинским. Творческая лаборатория Публициста, Журналиста, Редактора. И, пожалуй, главное: Карамзин до сих наш современник. Ибо современны, в высшей степени актуальны его размышления о праве и свободе, о роли личности в истории, о менталитете любой нации, об истинности человеческого бытия, любви к Отечеству и национальной культуре. В журналистику Карамзин вошел благодаря Новикову, с которым он сблизился в 1784 году в Москве. Работа в новиковском просветительском центре способствовала самоопределению пытливого и способного юноши. В 1787 году Новиков привлек Карамзина для редактирования, а потом для подготовки номеров журнала "Детское чтение для сердца и разума". Так Карамзин начал свою журналистскую деятельность.
В 1791 году он становится издателем литературного ежемесячника "Московский журнал". Никто до него не сумел в легкой и увлекательной форме рассказать о зарубежных нравах и обычаях, оценить политические и культурные события так, чтобы не только просвещать непосвященного читателя, но и воспитывать у него тонкий эстетический вкус.^ Такими явились русскому читателю "Письма русского путешественника" Карамзина, впервые высказавшие мысль о том, что "дым Отечества" ничто заменить не может. Не случайно, во все периоды нашей сложной истории к "Письмам" всегда тянулась молодежь, видя в них своего рода "Окно в мир", воспринимая их как новую модель действительности и человека.
Карамзин поставил перед собой непростую цель: преодолеть взаимное незнание. Его письма "открывали Запад широкому русскому читателю и знакомили Запад с Россией".
Карамзин сообщал множество объективных фактов, информировал о самых различных общественных и политических событиях. Читатель узнавал о политическом устройстве, социальных и государственных учреждениях Германии, Швейцарии, Франции и Англии. Ему сообщались результаты изучения истории больших городов Европы, и особенно подробно излагались авторские впечатления о Лейпциге и Берлине, Париже и Лондоне. При этом история городов раскрывалась часто через материальные памятники культуры - музеи, дворцы, соборы, библиотеки, университеты. История стран оказывалась запечатленной в литературе, науке, искусстве.
Круг интересов Русского путешественника очень велик: он посещает лекции знаменитых профессоров Лейпцигского университета и участвует в народных гуляниях, дни проводит в знаменитой Дрезденской галерее, подробно рассказывая о картинах великих европейских художников, заглядывая в кабачки, беседует с их завсегдатаями, знакомится с купцами, офицерами, писателями, внимательно изучает жизнь крестьян в Швейцарии, стремясь понять, что является источником их процветания.
Он отмечает вредное влияние полицейской государственности Германии на свободу и жизнь нации, с глубоким уважением относится к немецким философам, чьи идеи и учения получили широкое распространение в Европе. Путешественник подчеркивает, что именно конституционный строй Швейцарии и Англии является основой благополучия этих наций. При этом он с особой симпатией относится к Швейцарии. Ему кажется, что в этой маленькой республике просвещение всей нации дало самые положительные результаты.
Особое место в "Письмах русского путешественника" занимает Франция: облик прекрасного Парижа, дворцы, театры, памятники, известные люди. И, конечно, самое волнующее событие, происходившее на глазах путешественника, - это революция. Свое мнение о ней писатель выскажет намного позже, когда четко определится его позиция, а пока ... революция привлекала и отпугивала молодого автора, он понимает, что писать о революции в, русских условиях 90-х годов было опасно, да и цензура эпохи екатерининских гонений на всех передовых писателей все равно бы не пропустила никаких смелых высказываний. Вот почему печатание "Писем" в "Московском журнале" было прекращено на известии о въезде путешественника в Париж.
"Письма русского путешественника" были необычными, как по форме, так и по содержанию. Может быть, впервые русский читатель встретил в лице главного героя такого человека, который не только смотрит на мир любознательными глазами, но и все время думает и размышляет. Люди, с кем он знакомится во время странствий, - крупные философы, поэты, историки, музыканты, художники, - вызывают у него острый интерес. Но и он интересен тем им, ибо, по свидетельствам современников, он обладал такими обширными познаниями, что внушал таким людям, как Кант или Гердер, уважение к себе. А ведь автору в то время было всего 23 года. "Карамзин, - говорил Ю.МЛотман, - проявлял себя как патриот, остающийся за границей "русским путешественником".
"...Карамзин писал о Западе вовсе не как провинциал, не как писатель, для которого Запад экзотичен и нов...Он явился в Европу европейцем, для которого все великие достижения народов Запада - не чужие, а свои, для которого его собственная русская культура неразрывно связана с наследием Запада".
"Письма русского путешественника" - замечательный очерк на международную тему - не только живое свидетельство истории, но и творческая лаборатория журналиста-международника, прекрасно владевшего своим ремеслом. Невольно думаешь о том, что мастерство его и сейчас считается непревзойденным для многих поколений журналистов-международников.
studfiles.net
Русские писатели и поэты :: Литературные журналы. Московский журнал
Первая книжка издания Н.М.Карамзина — «Московского журнала» — вышла из печати в январе 1791 г. В течение двух лет, по декабрь 1792 г., было выпущено восемь частей (в каждой части по три книжки) журнала. Объявляя о подписке в одном из ноябрьских номеров газеты «Московские ведомости» за 1790 г., Карамзин изложил программу планируемого издания. В состав его предполагалось включать: русские сочинения в стихах и прозе; переводы небольших иностранных сочинений; критические отзывы о русских книгах; известия о театральных пьесах; описания происшествий и разные анекдоты, особенно из жизни известных новых писателей. В заключение Карамзин делает очень важное примечание: «...Я буду принимать с благодарностью все хорошее и согласное с моим планом, в который не входят только теологические, мистические, слишком ученые педантические, сухие пиесы. Впрочем все, что в благоустроенном государстве может быть напечатано с указанного дозволения, все, что может понравиться людям, имеющим вкус, — все то будет издателю благоприятно».
Как видим, Карамзин подчеркнуто отмежевывается от изданий масонско-религиозной ориентации, а также от журналов научно-информативного профиля. Кроме того, открытая готовность оставаться в рамках лояльности по отношению к правительству («указанного дозволения») означала сознательный отказ издателя от обсуждения на страницах журнала каких-либо политических вопросов, не говоря уже о социальной сатире. В сущности, это был чисто литературный журнал, и единственно, где мог присутствовать критический элемент (и дело даже доходило до полемики), так это в критико-библиографических разделах, завершавших каждую книжку журнала и состоявших из рецензий на театральные спектакли и только что вышедшие из печати книги, как русские, так и иностранные.
Журнал имел четкую структуру. Каждый месячный номер («книжка») открывался разделом стихотворений, в котором Г.Р. Державин, И.И. Дмитриев и сам Карамзин печатались постоянно, а кроме того, в данном разделе публиковали свои сочинения Ю.А. Нелединский-Мелецкий, С.С. Бобров, Н. Львов, Н.П. Николев, князь С. Урусов. О богатстве стихотворного раздела журнала можно судить хотя бы по тому, что Г.Р. Державин, например, поместил здесь «Видение мурзы», «Оду к Эвтерпе», «Прогулку в Сарском селе», «Памятник герою», «Философа трезвого и пьяного», «Ласточку» и др. И.И. Дмитриев, который особенно активно поставлял материалы в этот раздел, напечатал здесь свои лучшие «сказки» — «Модная жена», «Картина», «Быль», свыше десятка басен и эпиграмм и такие шедевры, как зарисовка «Отставной вахмистр» и песня «Сизый голубочик». Наконец, сам Н.М. Карамзин поместил здесь стихотворения «Филлиде», «Выздоровление», «Осень», «Раиса, древняя баллада», «Граф Гваринос» и оду «К милости». Публикация последнего стихотворения имела принципиальный характер, поскольку адресатом оды являлась сама императрица. Именно к Екатерине II, незадолго до этого подвергшей преследованиям Новикова, арестованного в апреле 1792 г. и затем заключенного в Шлиссельбургскую крепость, завуалированно обращался автор. Это был, пожалуй, единственный случай, когда Карамзин на страницах журнала позволил себе отреагировать на политические акции правительства.
Стихотворный раздел сменяла проза, переводная и оригинальная. Среди переводных материалов следует выделить опубликованный в нескольких книжках цикл нравоучительных повестей Мармонтеля «Вечера», взятый из французского журнала «Mercure de France», a также биографическую повесть о приключениях известного европейского авантюриста Калиостро «Жизнь и дела Иосифа Бальзамо». Печатались в прозаическом разделе и драматические сочинения, в частности, одноактная мелодрама «София» и переведенные Карамзиным с немецкого языка сцены из драмы известного индийского писателя Калидасы «Сакунтала». Мастерство индийского автора в передаче тончайших нюансов психологического состояния персонажей особенно импонировало Карамзину, будучи созвучно его собственным представлениям о совершенстве искусства слова, что выразилось в примечаниях.
Основным автором прозаических материалов в «Московском журнале» был сам Карамзин. Прежде всего, в каждом номере печатались его «Письма русского путешественника». Значение этого сочинения и его влияние на умы современников писателя вообще трудно переоценить. «Письма...» явились художественным открытием Карамзина, своеобразной реализацией им той программы, которую позднее он обосновывал в статье «Что нужно автору» и др. Читатели журнала получили возможность соприкоснуться с миром чувств и мыслей, вынесенных автором из впечатлений от посещения Европы. Это был не просто сухой рассказ об увиденном, но исполненная доверительных интонаций исповедь автора. Найденная Карамзиным эпистолярная форма как нельзя лучше соответствовала традиции сентиментального путешествия, утвержденной в европейской литературе Л. Стерном. «Я люблю большие города и многолюдство, в котором человек может быть уединеннее, нежели в самом малом обществе; люблю смотреть на тысячи незнакомых лиц, которые, подобно Китайским теням, мелькают передо мною, оставляя в нервах легкие, едва приметные впечатления; люблю теряться душою в разнообразии действующих на меня предметов и вдруг обращаться к самому себе — думать, что я средоточие нравственного мира, предмет всех его движений, или пылинка, которая с мириадами других атомов обращается в вихре предопределенных случаев», — замечает Карамзин, обобщая свои впечатления от пребывания в Лондоне. Это ощущение своей сопричастности с жизнью человечества составляет отличительную особенность пафоса «Писем...», и отсюда вытекала установка на постоянную соотнесенность жизни России и ее истории с жизнью и историей европейских стран. Например, в Лионе Карамзин видит на площади статую французского короля Людовика XIV, и свое впечатление от нее сопровождает следующими размышлениями: «...бронзовая статуя Людовика XIV такой же величины, как монумент нашего Российского Петра, хотя сии два героя были весьма не равны в великости духа и дел своих. Поданные прославили Людовика: Петр прославил своих подданных — первый отчасти способствовал успехам просвещения, второй, как лучезарный бог света, явился на горизонте человечества и осветил глубокую тьму вокруг себя...» И в подстрочном примечании к этим словам Карамзин приводит стихи английского поэта Томсона, прославляющие Петра как великого преобразователя своей страны. Так открытие русскому читателю европейского мира сочетается с постоянным стремлением найти место России в этом мире, сравнить ее с ним.
Посещение Карамзиным Франции совпало со временем, когда там начались события революции 1789 г. Первые отзвуки этих событий он ощутил в Лионе; позднее в Париже Карамзин слушает в Национальном собрании речи Мирабо. Но основное внимание его было поглощено все же знакомством с памятниками культуры: Лувром, Тюильри, Версалем, — театрами и нравами Парижа. Подлинное понимание того, что произошло во Франции в период революции, приходит к Карамзину позднее, когда, уже находясь в России, он получает известие о казни французского короля Людовика XVI. Именно тогда он приходит к выводу, что всякие насильственные потрясения «гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот. Революция — отверстый гроб для добродетели — и самого злодейства». Эти мысли будут высказаны Карамзиным во 2-м издании «Писем русского путешественника», опубликованном в 1797 г. В период выпуска «Московского журнала» его позиция в отношении революции не была столь определенной. Вот как, например, оценивает Карамзин итоги своего пребывания в Париже в письмах весны 1790 г.: «Я оставил тебя, любезный Париж, оставил с сожалением и благодарностью! Среди шумных явлений твоих жил я спокойно и весело, как беспечный гражданин вселенной; смотрел на твое волнение с тихою душою — как мирный пастырь смотрит с горы на бурное море». Печать отстраненности от политических потрясений, переживавшихся Францией, явно сквозит в этих словах.
И это была принципиальная позиция Карамзина, сознательно устранявшегося в своем журнале от политической проблематики и вообще избегавшего прямого осуждения чьих-то взглядов, не совпадавших с его собственными, не только в сфере политики, но и в философско-нравственных вопросах. «Тот есть для меня истинный философ, кто со всеми может ужиться в мире; кто любит и тех, которые с ним разно думают. Должно показывать заблуждения ума человеческого с благородным жаром, но без злобы. Скажи человеку, что он ошибается и почему, но не поноси сердца его и не называй его безумцем. Люди! люди! Под каким предлогом вы себя не мучите?» Эта позиция философского беспристрастия отражала еще одну характерную особенность образа мыслей Карамзина в период издания им «Московского журнала». Карамзин подчеркнуто отказывается видеть в литературе, в поэзии лишь средство морального назидания. В этом отношении характерно опубликование в VIII части перевода сочинения немецкого философа Ф. Бутервека «Аполлон. Изъяснение древней аллегории». В сущности, речь идет об искусстве поэзии, о ее высоком предназначении и самодостаточности, обусловленных самой божественной природой Аполлона, предводителя муз и лучезарного бога Солнца одновременно. Вот как завершается это короткое философское эссе: «А ты, благочестивый моралист, перестань шуметь без пользы и с сей минуты откажись от смешного требования, чтобы Поэты не воспевали ничего, кроме добродетели! Разве ты не знаешь, что нравоучительное педантство есть самое несноснейшее и что оно всего вреднее для самой добродетели? <.. .> Поэзия есть роскошь сердца. Роскошь может быть вредна; но без нее человек беден. Что может быть невиннее, как наслаждаться изящным? Сие наслаждение возбуждает в нас чувство внутреннего благородства — чувство, которое удаляет нас от низких пороков. Благодарите, смертные, благодарите поэзию за то, что она возвышает дух и приятным образом напрягает силы наши». Заявленное здесь понимание поэзии как сферы чистого духовного наслаждения, внеположного голому морализированию, по-видимому, отвечало в чем-то внутренним убеждениям Карамзина, и в его журнале действительно мы не видим материалов воспитательной направленности, не говоря уже о философско-нравственных рассуждениях, наполнявших издания масонской ориентации. В приведенном примере Карамзин по-своему пропагандирует новые веяния в истолковании природы поэзии и опирается при этом на авторитет Бутеверка, чье сочинение он переводит. К подобному приему Карамзин в журнале прибегает неоднократно.
Помимо «Писем русского путешественника» Карамзин помещает в «Московском журнале» также свои повести. Это «Лиодор», знаменитая «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь». К этим сочинениям примыкают философская сказка «Прекрасная царевна и счастливый карла», в чем-то продолжавшая традиции вольтеровских повестей, и нравоописательный очерк «Фрол Силин, благодетельный человек». Эти литературные произведения пользовались исключительной популярностью у читателей журнала, особенно повести. Современники зачитывались «Бедной Лизой» до того, что толпами ходили к Симонову монастырю посмотреть на Лизин пруд. Очаровывало современников и живописание отечественной старины в повести «Наталья, боярская дочь».
Для автора обе повести — бегство от реальности, порожденной событиями революции, которой Карамзин страшился. Но здесь отказ от лозунгов революции спроецирован на опыт отечественной истории.
В контексте противопоставления ценностей западной цивилизации социальному укладу и нравственным идеалам соотечественников также своеобразной реакцией на события французской революции следует рассматривать и помещенный в журнале нравоописательный очерк «Фрол Силин, благодетельный человек», в котором выведен русский крестьянин, помогающий людям в несчастье и воплощающий собой образец христианского смирения и незлобивости. К этому же произведению примыкает и материал, поданный в журнале как письмо к другу, «Сельский праздник и свадьба». В письме рассказывается о празднике, который добрый помещик устроил своим крестьянам после уборки урожая, и о сельской свадьбе, сыгранной в ходе этого праздника. Идиллическая картина социальной гармонии в отношениях между помещиками и крестьянами должна была нейтрализовать общественное мнение в России перед лицом развертывавшихся во Франции социальных беспорядков.
Задумывая свой журнал, в объявлении о подписке Карамзин обещал публиковать в нем описания жизней славных новых писателей, а также «иностранные сочинения в чистых переводах». Эти обещания Карамзин выполнил. В журнале действительно были помещены биографии крупнейших немецких авторов XVIII в.: «Жизнь Клопштока», «Соломон Геснер» и очерк «Виланд». Переводам на страницах «Московского журнала» отводилось важное место. Помимо упомянутых выше «Вечеров» Мармонтеля и «Саконталы» следует указать публикации фрагментов из романа Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шепди», столь популярного во второй половине века во всей Европе, сочинение аббата Рейналя «Похвала Элизе Драпер», статьи К.Ф. Морица «Нечто о мифологии» и «Кофейный дом».
Критико-библиографические разделы «Московского журнала» являли собой еще одно неоспоримое достоинство этого издания. Подобные разделы имелись и в других журналах. Но в них, кроме, пожалуй, изданий группы И.А. Крылова, рецензии напоминали, скорее, аннотации или просто справки о выходе книг. Кроме того, за очень редким исключением, бывшим скорее случайностью, чем правилом, в журналах практически не освещалась театральная жизнь. Карамзин восполнил и этот пробел. Критические разделы, представленные в его журнале, охватывали новинки как отечественной литературы, так и иностранной. А регулярные театральные рецензии «Московский театр» дополнялись рубрикой «Парижские спектакли». Впервые русский читатель получал возможность, благодаря переводам театральных рецензий из «Mercure de France», быть в курсе театральной жизни Парижа. Заслуга Карамзина в этом неоспорима.
Значительная часть театральных и литературных рецензий принадлежала самому Карамзину. Рецензии играли очень важную роль в отстаивании Карамзиным своих взглядов на различные явления культурной жизни и в утверждении тем самым своей творческой независимости. Так, в обстановке обрушившихся на масонов репрессий он помещает уже в 1-й книжке I части рецензию на сочинение одного из лидеров русского масонства, известного поэта и писателя М.М. Хераскова «Кадм и Гармония, древнее повествование, в 2-х частях (М., 1789)». Обстоятельная рецензия была не лишена критического элемента, но для автора книги являлась несомненной моральной поддержкой. Факт помещения данной рецензии примечателен еще и тем, что сам Карамзин после возвращения из европейского путешествия порвал с масонством. В этой же книжке в разделе «Театр» рецензировался спектакль Московского театра «Эмилия Галотти». Пафос этой пьесы немецкого просветителя Г. Э. Лессинга, по-видимому, также созвучен внутренним убеждением Карамзина.
В III части, в разделе «О иностранных книгах», Карамзин помещает рецензию на популярное в Европе произведение Бартелеми «Путешествие молодого Анахарсиса по Греции». Соотнесенность данного произведения с печатавшимися тут же «Письмами русского путешественника» была слишком очевидной, и читатели могли судить о степени как преемственности, так и оригинальности сочинения издателя «Московского журнала». Принципиальной была и рецензия Карамзина на постановку в Московском театре знаменитой трагедии французского классика XVII в. П. Корнеля «Сид». Карамзин отмечает устарелость театра классицизма и отдает явное предпочтение драматической системе шекспировского театра. В нем он видит большую связь с реальной жизнью, способность пробуждать в зрителях сильные душевные переживания: «Французские трагедии можно уподобить хорошему регулярному саду, где много прекрасных аллей, прекрасной зелени, прекрасных цветников, прекрасных беседок; с приятностью ходим мы по сему саду и хвалим его; только все чего-то ищем и не находим, и душа наша холодною остается. <...> Напротив того, Шекспировы произведения уподоблю я произведениям натуры, которые прельщают нас в самой своей нерегулярности, которые с неописанною силою действуют на душу нашу и оставляют в ней неизгладимое впечатление».
В то же время Карамзин явно скептически относится к опытам новейшей немецкой чувствительной драмы, наиболее ярким представителем которой был А. Коцебу. Об этом можно судить по рецензии на спектакль Московского театра по пьесе этого драматурга «Ненависть к людям и раскаяние». Еще более резко оценил Карамзин поставленную в том же театре трагедию немецкого автора Бертуха «Эльфрида». Отметив хорошую игру актеров, рецензент основные свои замечания сосредоточил на просчетах драматурга — искусственности конфликта и рыхлости действия.
Таким образом, «Московский журнал» был действительно обращен к современности, держал читателей в курсе последних литературных и театральных новостей, и главная заслуга в этом принадлежала Карамзину. Однако технические причины, недостаток подписчиков, а также, по-видимому, соображения творческого порядка вынудили Карамзина прекратить издание журнала. Он решает попробовать такую форму коллективных изданий, как альманахи.
Источник: «История русской журналистики XVIII-XIX веков». / Громова Л.П., Ковалева М.М., Станько А.И., Стенник Ю.В. и др. Под ред. Громовой Л.П. – СПб.: Издательство С-Петерб. ун-та, 2003 г.
writerstob.narod.ru
18. Издания н.М. Карамзина (»Московский журнал», альманахи «Аглая», «Аониды»).
1766-1826 – годы жизни Карамзина. Симбирская усадьба отца. Образование в иностранных пансионах. 1777-1781 Карамзин был в Москве в пансионе профессора Шадена. Основное – воспитание сердца. Потом служит. Затем возвращается в Симбирск и знакомится с масонами. Карамзин мечатет поехать учиться в Лейпциг. В 80-е годы 17 века Карамзин был близок к масонам, но влияние они на него не оказали.
1785-1788 Карамзин принимает участие в журнале «Детское чтение» как переводчик. 1789 – Карамзин опубликовывает свою оригинальную повесть «Евгений и Юлия». Юлия – сиротка.
Конец 80-х (1789-1790) Карамзин проводит за границей. Все что наблюдает – заносит в книгу и пытается оформить это в художественное произведение. С января 1791 года издает ежемесячный журнал «Московский журнал». Он готов работать с читателями и корреспондентами. Готов принимать все, кроме мистики – открещивается от масонского влияния. Опубликована «Ода к милости» (обращение к Екатерине Второй). Карамзин помогал Новикову и после смерти Екатерины. Карамзин говорит, что журнал не собирается касаться политических вопросов.
Январь 1791 – декабрь 1792 срок выхода журнала. Публикуются и произведения других авторов – Державин, Дмитриев.
Журнал был переиздан – продолжает быть литературным и акутальным в начале 19 века.
Введение строгого деления материала на отделы. Отделы: 1. «Русские сочинения в стихах и прозе». 2. Переводные тексты. 3. Литературная критика. 4. Театральная критика. 5. Анекдоты, происшествия.
Заслуги Карамзина: выделение отделов, выделение театральной критики в отдельный раздел, библиографическая критика.
«Наслаждение всегда в нашей власти» - эпиграф у журнала.
Борьба с назидательностью. Первая публикация «Бедная Лиза» проходит в «Московском журнале». Ряд произведений был опубликован анонимно, текст принадлежал Карамзину. Он начал публиковать цикл «Письма русского путешественника». В этом цикле можно увидеть жанр отчета. Основа – записная книжка путешественника. Люди, с которыми встречается Карамзин – представители различных сословий. Отказ от критического изображения крестьянского быта, щадит чувствительное сердце читателя. Утверждение сентиментализма в русской литературе благодаря русскому журналу. Строгий отбор материала – произведений для печати. Чувство современности.
Хорошая постановка отдела критики, чистый литературный язык. Карамзин умел говорить с читателями познавательно, увлекательно и живо. Карамзин был очень разносторонним человеком, не мог постоянно заниматься журналистикой. Это заставляет отказаться его от создания журнала. Создается новый тип изданий – альманах. Закончив издание «Московского журнала», Карамзин предполагал весной следующего 1793 г. выпустить альманах «Аглая», однако не сумел наладить сотрудничество друзей-литераторов. Он выпустил первую книжку в 1794 и вторую – в 1795 г., составив их почти целиком из собственных произведений. Там напечатаны были отрывки из «Писем русского путешественника», богатырская сказка «Илья Муромец», прозаический отрывок «Сиерра-Морена», рассказ «Остров Борнгольм», несколько стихотворений и статей.
После «Аглаи» Карамзин в 1796–1799 гг. одну за другой издал три книжки альманаха «Аониды», составленные из стихотворений русских авторов.
В «Аонидах» напечатаны стихотворения Хераскова, Державина, Капниста, Дмитриева, Кострова, Нелединского-Мелецкого, В.Л. Пушкина, Клушина, Николева и других поэтов, представившие читателю состояние русской поэзии в обширной и умело расположенной редактором картине.
studfiles.net
Журналы карамзинистов
В начале XIX в. у Карамзина было много последователей не только в литературе, но также в журналистике и критике. Образцом для них служил «Московский журнал» Карамзина, страницы которого предоставляли читателям не только полезное, но и занимательное, приятное чтение.
Журналы карамзинистов издавались преимущественно в Москве, и номера их состояли из отделов изящной словесности и литературной критики. Защита сентиментализма, защита Карамзина и его «нового слога», желание услужить «прекрасным читательницам» – вот что было характерно для журналов «Московский Меркурий» (1803) П. И. Макарова, «Патриот» (1804) В. В. Измайлова, «Журнал для милых» (1804) M. H. Макарова и нескольких журналов князя П. И. Шаликова.
Первое место среди журналов карамзинистов принадлежит, безусловно, «Московскому Меркурию». Издатель его П. И. Макаров был очень способным критиком и журналистом.
«Московский Меркурий» издавался ежемесячно в течение 1803 г. и прекратился по причине смерти издателя. В журнале было пять отделов: «Смесь», «Российская литература», «Иностранная литература», «Уведомления» и «Моды». Критике принадлежала в нем ведущая роль. Половину, а иногда и более страниц в номере занимали статьи и рецензии.
Всего за год в журнале было напечатано свыше пятидесяти критических статей и рецензий, причем почти все они принадлежали перу самого издателя. Большое впечатление на современников произвели критические статьи Макарова о романах Жанлис и Радклиф (№ 1, 3), о повестях Вольтера (№ 2), серьезный разбор сочинений поэта-сентименталиста И. И. Дмитриева (№ 10) и, наконец, острая полемическая критика трактата А. С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (№ 12). В этих статьях Макаров выступил как талантливый последователь Карамзина, деятельный защитник сентиментализма.
Передовые русские журналисты последующей поры с уважением отзывались о критических материалах в «Московском Меркурии». «Макаров острыми критиками своими оказал значительную услугу словесности», – писал А. Бестужев в «Полярной звезде» на 1823 г. Белинский, говоря о русской критике начала XIX в., рядом с Карамзиным всегда ставил Макарова, которого считал одним из создателей критики в России. Он подчеркивал, что статьи Макарова «отличались таким же направлением и таким же языком, как и статьи Карамзина» (VII, 129).
Хорошо поставленным отделом критики «Московский Меркурий» как бы дополнял «Вестник Европы» Карамзина, в котором этого отдела не было. При этом в понимании задач и характера критики Макаров пошел значительно дальше своего учителя. Если Карамзин признавал только позитивную критику, состоящую из одних похвал, да и к ней он обращался преимущественно в интересах не читателей, а рецензируемых писателей, то Макаров, напротив, неотъемлемой частью критики считал полемику и строгий суд, а задачей ее – рекомендации читателям. «Наша критика, – писал он, – не для авторов и переводчиков, а единственно в пользу тех любителей чтения, которые для выбора книг не имеют другого руководства, кроме газетных объявлений» (1803. № 10).
Несмотря на то, что «Московский Меркурий» был чисто литературным журналом, он имел довольно отчетливое политическое направление умеренно-либерального характера, и оно сказалось в отношении журнала к языковой теории Шишкова.
В 1803 г. вышло «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» Шишкова и началась ожесточенная борьба между «шишковистами» и «карамзинистами», затянувшаяся на десять с лишним лет. Сам Карамзин в полемику не включился; в разгар ее он вообще отошел от журналистики. В защиту «нового слога» Карамзина выступили его ученики – самым рьяным из них был Макаров, напечатавший обстоятельную статью о трактате Шишкова в «Московском Меркурии» (1803, № 12). Он с большой последовательностью подверг резкой критике ориентацию Шишкова на церковнославянский язык, его недостаточное внимание к живому разговорному языку дворянского общества, безжалостно высмеял непризнание Шишковым иностранных заимствований и его собственное словотворчество.
В отличие от других карамзинистов, Макаров в полемике с Шишковым не ограничился чисто лингвистической стороной дела. Рассматривая развитие языка в неразрывной связи с развитием культуры и просвещения («язык следует всегда за науками, за художествами, за просвещением, за нравами, за обычаями»), издатель «Московского Меркурия» указал на реакционную направленность «Рассуждения о старом и новом слоге»: поскольку Шишков ратует за старые языковые формы, которые отражают устаревшие понятия и представления, он выступает противником прогресса, борется за восстановление рутины и косности.
Однако Макаров не был «опасным» вольнодумцем: он не собирался во всей глубине вскрывать реакционный политический смысл теории Шишкова, чей призыв к восстановлению «истинно народных основ жизни» был на деле призывом укреплять самодержавие и крепостничество. Резкая полемичность выпадов «Московского Меркурия» против Шишкова диктовалась прежде всего интересами просвещения; Макаров вместе с другими сторонниками монархического либерализма опасался, как бы реакционные установки Шишкова не сказались отрицательно на реформах правительства в области просвещения, которых нетерпеливо ждали в обществе. А опасения эти имели под собой реальную почву, так как «Рассуждение» Шишкова произвело сильное впечатление при дворе.
По существу, спор между шишковистами и карамзинистами – это спор внутри дворянского лагеря между открытыми крепостниками и умеренными либералами. Более передовая часть дворянства, и прежде всего публицисты-просветители, группировавшиеся вокруг петербургского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, в начале XIX в. вели борьбу на два фронта – и против архаического слога Шишкова, и против жеманно-изысканного, метафорического слога Карамзина.
в начало
studfiles.net
18. Издания н.М. Карамзина (»Московский журнал», альманахи «Аглая», «Аониды»).
1766-1826 – годы жизни Карамзина. Симбирская усадьба отца. Образование в иностранных пансионах. 1777-1781 Карамзин был в Москве в пансионе профессора Шадена. Основное – воспитание сердца. Потом служит. Затем возвращается в Симбирск и знакомится с масонами. Карамзин мечатет поехать учиться в Лейпциг. В 80-е годы 17 века Карамзин был близок к масонам, но влияние они на него не оказали.
1785-1788 Карамзин принимает участие в журнале «Детское чтение» как переводчик. 1789 – Карамзин опубликовывает свою оригинальную повесть «Евгений и Юлия». Юлия – сиротка.
Конец 80-х (1789-1790) Карамзин проводит за границей. Все что наблюдает – заносит в книгу и пытается оформить это в художественное произведение. С января 1791 года издает ежемесячный журнал «Московский журнал». Он готов работать с читателями и корреспондентами. Готов принимать все, кроме мистики – открещивается от масонского влияния. Опубликована «Ода к милости» (обращение к Екатерине Второй). Карамзин помогал Новикову и после смерти Екатерины. Карамзин говорит, что журнал не собирается касаться политических вопросов.
Январь 1791 – декабрь 1792 срок выхода журнала. Публикуются и произведения других авторов – Державин, Дмитриев.
Журнал был переиздан – продолжает быть литературным и акутальным в начале 19 века.
Введение строгого деления материала на отделы. Отделы: 1. «Русские сочинения в стихах и прозе». 2. Переводные тексты. 3. Литературная критика. 4. Театральная критика. 5. Анекдоты, происшествия.
Заслуги Карамзина: выделение отделов, выделение театральной критики в отдельный раздел, библиографическая критика.
«Наслаждение всегда в нашей власти» - эпиграф у журнала.
Борьба с назидательностью. Первая публикация «Бедная Лиза» проходит в «Московском журнале». Ряд произведений был опубликован анонимно, текст принадлежал Карамзину. Он начал публиковать цикл «Письма русского путешественника». В этом цикле можно увидеть жанр отчета. Основа – записная книжка путешественника. Люди, с которыми встречается Карамзин – представители различных сословий. Отказ от критического изображения крестьянского быта, щадит чувствительное сердце читателя. Утверждение сентиментализма в русской литературе благодаря русскому журналу. Строгий отбор материала – произведений для печати. Чувство современности.
Хорошая постановка отдела критики, чистый литературный язык. Карамзин умел говорить с читателями познавательно, увлекательно и живо. Карамзин был очень разносторонним человеком, не мог постоянно заниматься журналистикой. Это заставляет отказаться его от создания журнала. Создается новый тип изданий – альманах. Закончив издание «Московского журнала», Карамзин предполагал весной следующего 1793 г. выпустить альманах «Аглая», однако не сумел наладить сотрудничество друзей-литераторов. Он выпустил первую книжку в 1794 и вторую – в 1795 г., составив их почти целиком из собственных произведений. Там напечатаны были отрывки из «Писем русского путешественника», богатырская сказка «Илья Муромец», прозаический отрывок «Сиерра-Морена», рассказ «Остров Борнгольм», несколько стихотворений и статей.
После «Аглаи» Карамзин в 1796–1799 гг. одну за другой издал три книжки альманаха «Аониды», составленные из стихотворений русских авторов.
В «Аонидах» напечатаны стихотворения Хераскова, Державина, Капниста, Дмитриева, Кострова, Нелединского-Мелецкого, В.Л. Пушкина, Клушина, Николева и других поэтов, представившие читателю состояние русской поэзии в обширной и умело расположенной редактором картине.
studfiles.net
