«Журнал 64» Юсси Адлер-Ольсен читать онлайн - страница 6. 64 журнал юсси адлер ольсен читать онлайн

Журнал 64 читать онлайн - Юсси Адлер-Ольсен (Страница 6)

Ассад вновь пожал плечами. Очевидно, это движение плечами выражало множество оттенков значений.

— Теперь ты утверждаешь, что у тебя имеются друзья в литовских спецслужбах, готовые по первому твоему звонку оказать тебе помощь, прибегнув к угрозам и раскрытию конфиденциальной информации. Знаешь, что, Ассад…

Помощник снова пожал плечами, однако на этот раз взгляд его стал более настороженным.

— Это означает, что ты можешь делать то, чего не может даже начальник полицейской разведки.

Опять движение плечами.

— Вполне возможно, Карл. Но что ты хочешь этим сказать?

— Что я хочу сказать? — Мёрк выпрямился и швырнул папку на стол. — А вот что: кто за тобой стоит, будь он сто раз неладен? Вот что мне очень хотелось бы знать и о чем я не имею возможности прочитать здесь!

— Карл, послушай, разве нам тут с тобой плохо работается? Зачем тогда копаться в прошлом?

— Потому что сегодня ты сам преступил все возможные границы.

— И что?

— Черт тебя побери… Почему ты не можешь просто-напросто рассказать мне, что работал на сирийские спецслужбы и наворотил столько всякого дерьма в прошлом, что они перережут тебе глотку, если ты вернешься домой? Рассказать, что здесь ты сотрудничал с внутренней или с внешней разведкой или с кем-то из других бандитов и что им не пришло в голову ничего лучше, кроме как предоставить тебе возможность работать в нашем подвале за сущие гроши? Почему не рассказать это все мне?

— Конечно, Карл, я бы с удовольствием, если бы то, что ты только что сказал, было правдой. Но ты почти во всем ошибся. Да, я когда-то работал на Данию, и именно поэтому я тут, и по той же самой причине не могу ничего рассказать. Возможно, когда-нибудь смогу.

— Значит, у тебя друзья в Литве… А где еще, можешь открыть? Вполне возможно, это сослужит нам добрую службу в следующий раз, если я буду в курсе, правда?

— Обязательно открою, когда будет нужно. Но до определенной ступени.

Карл опустил плечи.

— Это называется — до определенной степени. — Он попытался улыбнуться своему простуженному ассистенту. — Но впредь не надо делать того, что ты сделал сегодня, сначала не дав мне намека, договорились?

— Не дав чего?

— Не подмигнув мне. Сначала предупреди меня, а потом уже действуй, ясно?

Тот выставил нижнюю губу вперед и кивнул.

— И еще. Можешь наконец сказать мне, чем ты занимаешься в управлении в такую рань? Мне не полагается знать? И почему мне нельзя навестить тебя на Конгевайен? А почему я стал свидетелем твоей разборки с человеком, который, по-видимому, тоже приехал с Ближнего Востока? Почему вы с Самиром Гази из Редовре каждый раз впиваетесь друг другу в глотку, стоит вам увидеться?

— Извини, не могу сказать.

Ассад произнес это так, что Карла задело. Прозвучало оскорбительно. Словно отказ товарища от протянутой руки. Словно недвусмысленное указание на то, что, несмотря на дружбу, Карл для него на втором плане. Он совершенно не был в курсе того, где пребывает Ассад после того, как покидает ворота управления. Мёрк был по горло сыт этой его конфиденциальностью.

— Даже не предполагала, что обнаружу, как вы тут вдвоем мило сидите и беседуете, — донесся знакомый голос из коридора.

Остановившись на пороге, Лиза соблазнительно улыбнулась и подмигнула коллегам. Как не вовремя…

Карл взглянул на собеседника. Тот принял расслабленную позу и сменил выражение лица на восхищенное.

— Ох, бедняжка, — Лиза сделала несколько шагов вперед и нежно погладила Ассада по иссиня-черной щеке. — Ты тоже простудился? У тебя так слезятся глаза… А ты заставляешь его работать, Карл. Неужели не видишь, насколько парень беспомощен? — Она повернулась к Карлу с укоризной в ее синем взоре. — Плуг просил тебе передать, что они ждут тебя на Амагере.

Глава 6

Август 1987 года

Лишь дойдя до самого конца Корсгэде и сев на скамейку под каштанами перед дверью дома с видом на озеро Пеблинге, она ощутила себя полностью свободной от осуждающих взглядов жителей большого города и темницы собственного тела.

На городских улицах 80-х годов преобладали красивые и подтянутые тела, только что она в этом убедилась, и именно теперь ей было сложно вписаться в их компанию. Особенно сегодня.

Прикрыв глаза, Нэте потрогала голень и осторожно потерла. Положив кончики пальцев на шишковатые наросты, мысленно обратилась к своей привычной мантре: «Я нормальная», «я совершенно нормальная», но сегодня эта фраза казалась совсем бессмысленной, независимо от того, где сделать ударение. Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз бормотала эти слова.

Нэте нагнулась вперед, сложила руки на коленях и прижалась лбом к рукам, при этом принялась делать движения ступнями, словно выбивая ими легкую барабанную дробь. Обычно это помогало справиться с омерзительной стреляющей болью.

Поход в универмаг «Дэллс» и возвращение на Пеблинге Доссеринг требовало усилий и причиняло боли. Болела сломанная берцовая кость из-за давления на ступню. С каждым шагом стреляло в голеностопном суставе, ведь нога стала короче. Неприятно отдавалось в бедре, из-за того, что оно брало часть дополнительной нагрузки на себя.

Ей было очень больно, но не это самое страшное. Проходя по Нёррегэде, женщина смотрела прямо перед собой, стараясь не хромать, прекрасно зная, что это у нее не получится. Двумя годами ранее она была привлекательной и изящной, а теперь ощущала себя собственной тенью.

Однако тени прекрасно живут во тьме, думала она до этого момента. Большой город сглаживал недостатки лучше, нежели открытое пространство. Именно поэтому Нэте два года назад перебралась в Копенгаген. Подальше от стыда, скорби и пронизывающего холода, исходящего от местных жителей Лолланда.

Она переехала из Хавнгорда, чтобы позабыть обо всем, и тут случилось это.

Нэте сжала губы, когда мимо нее проходили две молодые женщины с детскими колясками. Их лица светились от счастья. Они радостно щебетали о чем-то.

Она отвела взгляд и уставилась сначала на одного из местных бродяг, наверняка внебрачного ребенка, а затем на плавающих в озере птиц.

Проклятая жизнь. Три четверти часа назад какие-то двадцать секунд в лифте универмага «Дэллс» потрясли ее до самых основ. Большего и не требовалось. Только двадцать секунд.

Нэте закрыла глаза и представила себе все вновь. Шаги в направлении лифта на пятом этаже. Нажатие кнопки. Облегчение, что не придется ждать более пары секунд, прежде чем откроются двери.

Но именно тот момент надолго запомнился ей.

Она вошла не в правильный лифт. Если бы Нэте выбрала лифт в противоположном конце отдела, то могла бы продолжать свою прежнюю жизнь. Она попала бы под защиту авторитетов Нерребро.

Женщина покачала головой. Теперь все изменилось. С тех самых роковых секунд существование последних остатков Нэте Росен было прервано. Она оказалась мертва, изгнана, уничтожена. Теперь она вновь стала Нэте Германсен. Девушка со Спрогё красноречиво заявила о своем воскрешении.

Со всеми вытекающими последствиями.

Спустя восемь недель после несчастного случая ее выписали из больницы, не устраивая особой сцены прощания, и в течение нескольких месяцев Нэте в одиночестве жила в Хавнгорде. Адвокаты работали не покладая рук, так как наследство было приличное; иногда им даже удавалось заметить сидящих в засаде по канавам или в кустарнике фотографов. Когда в автомобильной аварии разбивается одна из наиболее видных фигур датского бизнеса, необходимо продавать эту новость на первые полосы — а что может способствовать успеху продаж больше, нежели изображение вдовы на костылях и с убитым горем лицом? Однако Нэте задернула шторы и предоставила обществу возможность неистовствовать без ее участия. Она прекрасно знала, что думают люди. Дамочка, проделавшая путь от исследовательской лаборатории до постели шефа, по их мнению, не заслуживала того места, где оказалась. Окружение в течение долгого времени пресмыкалось перед ней якобы исключительно из-за ее богатого мужа, не из-за чего больше.

Это ощущалось до сих пор. Даже кое-кому из сиделок не удавалось скрывать презрение; впрочем, таких она быстро заменяла другими.

За долгие месяцы рассказы о роковой аварии Андреаса Росена обросли изрядным количеством слухов и свидетельств очевидцев. Стало раскрываться прошлое Нэте, и когда ее повезли в полицейский участок в Марибо, провинциальные жители стояли у окон и улыбались. К этому моменту все в городке уже были в курсе, что жители дома, расположенного напротив места аварии, заметили какую-то потасовку в салоне автомобиля непосредственно перед тем, как машина проломила бурелом и полетела в воду.

Но Нэте не сдалась и не призналась в грехе ни обществу, ни высшей инстанции. Лишь самой себе.

Нет-нет, ее не смогли застать врасплох, ибо она давным-давно научилась держаться, даже если бушевала буря.

И ей удалось избежать неприятностей.

Она медленно разделась, стоя у окна с видом на озеро, и спокойно опустилась на стул перед зеркалом в спальне. Шрам внизу живота теперь, когда лобковые волосы сильно поредели, стал более заметен. Почти не видимая глазу узенькая бледно-лиловая полоска, обозначившая границу между счастьем и падением, между жизнью и смертью. Шрам, оставшийся после стерилизации.

Нэте принялась тереть свой бесплодный обвисший живот, стиснув зубы. Она терла его до тех пор, пока кожа не покрылась потом, ноги задрожали, а дыхание усилилось и мысли смешались.

Всего четыре часа назад она сидела на собственной кухне, держа в руках каталог из универмага, и влюбилась в розовый джемпер с пятой страницы.

«Каталог весна 1987», — дразнила надпись. «Модный вязаный узор», — гласил заголовок на одной из следующих страниц. Она посмотрела на это розовое чудо взглядом, чуть затуманенным кофейными парами, и подумала, что такой джемпер с фигурной вязкой в комплекте с блузкой от «Пинетта» с подплечниками немного приободрит ее для вступления в новую жизнь. Ибо, несмотря на то, что горе огромно, впереди еще много лет жизни, и Нэте все-таки хочет их прожить.

Именно поэтому около двух часов назад женщина очутилась в лифте с новой покупкой и ощущала большую радость. Ровно один час пятьдесят девять минут назад лифт остановился на четвертом этаже, и вошел высокий мужчина, встав настолько близко к ней, что она даже ощутила его запах. Он не удостоил ее взглядом, но зато Нэте посмотрела на него. Она рассматривала его, затаив дыхание и беспомощно вжавшись в угол, с горевшими от гнева щеками и надеялась, что он не обернется и не увидит ее лица в зеркале.

Он явно был человеком, довольным миром и самим собой. У него все в шоколаде, как говорится. И настоящее, и будущее, даже несмотря на его довольно преклонный возраст.

Подонок.

Один час пятьдесят восемь минут и сорок секунд назад он вышел на третьем этаже, оставив в лифте задыхающуюся Нэте со сжатыми в бессилии кулаками. Время для нее исчезло. Она так и каталась вверх-вниз, не реагируя на встревоженные вопросы посетителей универмага. Успокоить сердцебиение и вернуть мысли на место ей было ох как непросто.

Когда Нэте оказалась на улице, пакета у нее не было. Кому понадобится розовый джемпер и блузка с плечиками там, куда она собиралась отправиться?

И вот теперь женщина сидела на пятом этаже в своей квартире, обнаженная, с опозоренной жизнью и запятнанной душой, и размышляла, кому и каким образом ей мстить.

На мгновение Нэте улыбнулась. Возможно, это не она так несчастна, вдруг пришло ей в голову. Возможно, сама судьба позволила нечистому пересечь ей путь в почти счастливый момент ее жизни.

Такие мысли проносились у нее в голове в первые часы после того, как Курт Вад в очередной раз вторгся в ее жизнь.

С приходом лета являлся и кузен Таге. Невозможный парень, с которым не могли справиться ни школа, ни улицы Аксена. «Слишком много мышц и слишком мало мозгов» — так говорил ее дядя, но Нэте любила, когда он приезжал. С ним было не скучно, долгие недели проносились, словно часы. Кормить кур она еще могла, но для всего остального была маловата. А Таге, кажется, нравилось пачкать пальцы в навозе, так что на это время свинарник и небольшой коровник становились его владениями. Только в период, когда у них гостил Таге, она ложилась в постель, не ощущая боли в руках и ногах, и потому Нэте его любила.

Возможно, любила даже чересчур.

— Кто научил тебя этим глупостям? — ворчала учительница после школьных каникул.

Да, именно после летних каникул Нэте чаще всего попадало, ибо любимые слова Таге типа «трахаться», «дрючиться» и «ванька-встанька» казались слишком грубыми для чопорной учительницы.

Именно подобные слова да веснушчатая беспечность Таге заложили первые камешки на пути к Курту Ваду.

Ох, какие скользкие камешки…

Она поднялась с унитаза и принялась одеваться, а список тем временем уже формировался у нее в голове. От раздумий Нэте покраснела, у нее собрались морщины на лбу.

Есть люди, которые не заслуживают права жить. Они смотрят только вперед и никогда не оглядываются. Она знала кое-кого из таких. Вопрос состоял лишь в том, как отомстить…

Нэте вышла в длинный коридор и прошла до самой последней комнаты, где стоял стол, унаследованный ею от отца.

Не менее тысячи раз она принимала за этим столом пищу, а рядом ел отец. Молчаливый, удрученный, уставший от жизни и от боли. Изредка он поднимал глаза и пытался улыбнуться ей, но даже это не придавало ему сил.

Если бы не дочь, он бы задолго до того, как все случилось, нашел себе веревку и повесился — настолько его замучили подагра, одиночество и пустота в мыслях.

Нэте погладила краешек старого стола, где всегда лежала его рука, а затем скользнула пальцами к середине, где с того самого дня, как она сюда переехала чуть менее двух лет назад, занял место коричневый конверт. Он был помят и истрепан от бесчисленного количества открываний и просмотров содержащихся в нем документов.

«Фрекен Нэте Германсен, лаборант, Технический колледж Орхуса, Хальмстадгэде, Орхус Норд», — было написано на конверте. В почтовом отделении красным цветом подписали номер дома и индекс. Она не уставала благодарить за это служащих почты.

Женщина осторожно провела пальцем по марке и штампу с датой. Минуло почти семнадцать лет с тех пор, как оно упало в ее почтовый ящик. Целую жизнь назад.

Затем она открыла конверт, вынула и расправила письмо.

Дорогая Нэте,

Помню, как ты с улыбкой махала нам на прощание из поезда на станции в Бредебро. Это было довольно сложно, но мне все-таки удалось приподнять завесу над всем, что происходило с тобой впоследствии.

Знай, что все, что мне теперь известно о твоей жизни за минувшие шесть лет, порадовало меня настолько искренне, что я даже не могу описать это.

Теперь-то ты поняла, что ты нормальная, правда? Что с любыми сложностями можно справиться и что для тебя тоже есть место в мире. Да и какое! Я так горжусь тобой, милая Нэте! Аттестат с лучшими оценками. В техническом колледже Обенро ты стала лучшей в классе подготовки лаборантов, и вот теперь скоро получишь специальность лаборанта биологического направления в Орхусе — просто великолепно! Наверное, ты ума не приложишь, откуда мне все это известно. Сообщу забавную новость — АО «Интерлаб», компания, где ты работаешь с 1 января, была основана моим старым другом Кристофером Хале. Больше того, его сын Даниэль — мой крестник, так что мы регулярно видимся; последний раз встречались в первое воскресенье Адвента [Адвент — период Рождественского поста в среде католиков и лютеран.], на наших ежегодных семейных посиделках, посвященных вырезанию рождественских сердец и лепке хвороста.

Я поинтересовался у своего друга, чем он занимался в последнее время, и, представь, он только что пересмотрел невероятное количество заявок и показал мне ту, что выбрал. Да-да, можешь себе вообразить, с каким удивлением я обнаружил на ней твое имя. И, прости бестактность, но я прочитал эту заявку с изложением твоего жизненного пути. И, признаюсь честно, проронил слезу радости. Ну вот, Нэте, не смейся над старческой сентиментальностью, но просто знай, что мы с Марианной невероятно рады за тебя. Ты с уверенностью можешь выпрямить спину и прокричать всему миру ту короткую фразу, какую мы разучили вместе много лет назад — «я совершенно нормальная»!

ПОМНИ об этом, девочка моя!

Мы желаем тебе удачи и счастья в твоем дальнейшем продвижении по жизни.

Искренне твои,

Марианна и Эрик Ханстхольм

Бредебро, 14 декабря 1970 года

Она трижды перечитала письмо и все три раза уделила особое внимание словам: «Теперь-то ты поняла, что ты нормальная».

— Я нормальная! — громко произнесла она после, представив себе смешливое лицо Эрика Ханстхольма. Впервые она услышала это предложение в двадцать четыре года, а теперь ей пятьдесят. Столько лет прошло! Надо было созвониться с ним в свое время.

Нэте глубоко вздохнула, наклонила голову и вгляделась в наклонный почерк, прописные буквы и небольшие кляксы, которые оставляла ручка, когда он делал паузы в письме.

Затем вынула из конверта другую бумагу и какое-то время рассматривала ее со слезами на глазах. С тех пор она получила множество дипломов и прошла немало экзаменов, но этот был самым первым и самым главным в ее жизни. Его сделал Эрик Ханстхольм, спасибо ему!

«ДИПЛОМ», — гласил заголовок, написанный аккуратными печатными буквами, а ниже в четыре строчки на весь лист: «Того, кто в состоянии прочитать это, нельзя назвать неграмотным».

Вот и все содержание бумаги.

Нэте вытерла глаза и сжала губы. Как бездумно и эгоистично, что она так с ним и не связалась… Как бы сложилась ее жизнь, если бы не он и не его жена Марианна? А теперь уже слишком поздно. «Смерть после продолжительной болезни», — гласил некролог трехлетней давности.

«После продолжительной болезни», что бы это ни значило.

Она писала Марианне Ханстхольм, чтобы выразить соболезнование, но письма вернулись обратно. Возможно, ее тоже уже нет на свете, подумала тогда Нэте. И кто же теперь остался среди ее знакомых, помимо тех, кто разрушил ей жизнь?

Никого.

Нэте сложила письмо и диплом и сунула обратно в конверт. Затем подошла к подоконнику, взяла оловянную тарелку и положила на нее коричневый конверт.

Когда она подожгла его и дым волнами заструился к оштукатуренному потолку, она впервые после аварии избавилась от чувства стыда.

Подождав, пока погаснут угольки, Нэте перетерла их в порошок. Отнесла тарелку к подоконнику в гостиную, на какое-то мгновение замерла перед растением с липкими волосками. Теперь оно пахло не так резко.

Затем высыпала пепел в цветочный горшок и повернулась к бюро.

На верхней полке этого занятного предмета интерьера лежала стопка конвертов с прилагающимися к ним листами разноцветной писчей бумаги. Разновидность подарков для хозяйки, столь же неизбежных, сколь неизбежны ароматические свечи с манжетами. Она отсчитала шесть конвертов, после чего устроилась за письменным столом и написала на каждом по имени.

Курт Вад, Рита Нильсен, Гитте Чарльз, Таге Германсен, Вигго Могенсен и Филип Нёрвиг.

По одному имени на каждый из периодов, когда жизнь ее устремлялась в ложном направлении.

Будучи написанными, эти имена совсем не казались какими-то значительными. Они словно были ее подчиненными — люди, которых можно стереть из своей жизни единственным росчерком пера. Однако в реальности дело обстояло совершенно не так. Имена эти абсолютно не были пустым звуком. И суть заключалась в первую очередь в том, что эти люди, если они еще были живы, разгуливали на свободе точно так же, как Курт Вад. Даже если не углубляться в ее прошлое и всю ту мерзость, какую они сотворили в ее жизни.

knizhnik.org

Глава 1 - Журнал 64 - Юсси Адлер-Ольсен - Ogrik2.ru

Ноябрь 2010 года

Карл Мёрк услышал о ночных событиях из новостей на полицейской радиостанции по дороге из таунхауса в Аллерёд. При нормальных обстоятельствах едва ли что-то вызвало бы у него меньший интерес, чем работа коллег из отдела по борьбе с преступлениями сексуального характера, но именно этот случай он воспринял как нечто особое.

Собственница эскорт-агентства подверглась нападению и была облита серной кислотой в собственной квартире на Энгхэвевай, персоналу ожогового отделения Королевской больницы пришлось нелегко. Теперь разыскивались свидетели, но пока безрезультатно.

К допросу уже привлекли шайку подозрительных литовцев, однако на исходе ночи стало ясно, что лишь один из подозреваемых может стать обвиняемым, но и к нему не смогли подкопаться – не хватало доказательств. При госпитализации пострадавшая заявила, что не может определить виновного, и в итоге пришлось освободить всю банду.

Неужели ранее не было слышно ни о чем подобном?

На площади Полиции по дороге на парковку он встретился с Соломенной Сосулькой, Брандуром Исаксеном из «Стейшн-Сити».

– Ну что, выбрался пораздражать окружающих? – проворчал Карл мимоходом, как вдруг придурок, к сожалению, остановился, словно слова полицейского прозвучали для него приветствием.

– На этот раз они добрались до сестрицы Бака, – холодно сказал Исаксен.

Карл взглянул на него затуманенными глазами. О чем, черт возьми, он толкует?

– Жаль, – промычал он, – от этого-то не убудет.

– Так ты слышал о нападении на Энгхэвевай? Она выглядит совсем неважно, – продолжил Исаксен. – Врачи Королевской больницы всю ночь трудились. Так, значит, ты знаком с Берге Баком?

Карл отклонил голову назад. Берге Бак?.. Знакомы ли они? Вице-комиссар полиции из отдела А, выпросивший увольнение и несвоевременно отправившийся на пенсию? Этот лицемерный ублюдок?

– Мы с ним были примерно такими же близкими друзьями, как я с тобой, – произнес Карл.

Исаксен мрачно кивнул. Да уж, в симпатии друг к другу их нельзя было заподозрить.

– А сестру Берге, Эстер Бак, ты тоже знаешь? – поинтересовался он.

Карл взглянул на колоннаду, по которой семенила Роза с огромной, как чемодан, сумкой, болтающейся на плече. О чем эта дама думает, будь она неладна? Провести отпуск в офисе?

Он заметил, что Исаксен следит за его взглядом, и отвел глаза.

– Никогда не встречался с Эстер. Но она содержит бордель, верно? – ответил Карл. – Проститутки – сфера скорее твоей компетенции, нежели моей, так что оставь меня наконец в покое.

Исаксен выдавил:

– Тебе придется смириться с тем, что Бак неожиданно объявится в отделении и вмешается в дело.

Карл сомневался. Разве Бак ушел из полиции не из-за того, что ненавидел свою работу и терпеть не мог приходить на участок?

– Ему будет оказан радушный прием, – ответил он. – Но только не у меня в подвале.

Исаксен провел пальцами по своим черным, как смоль, слежавшимся после сна волосам.

– Ну нет, конечно. Ты там у себя внизу наверняка по горло занят шашнями с нею, верно?

Он качнул головой в сторону Розы, уже скрывшейся на лестнице.

Карл затряс головой. Пускай Исаксен отправляется ко всем чертям со своим вздором. Шашни с Розой! Уж лучше уйти в монастырь в Братиславе.

– Карл, – обратился к нему охранник на посту спустя полминуты. – Психолог Мона Ибсен оставила для вас кое-что.

Он с ликующим видом протянул ему через дверь серый конверт.

Полицейский с удивлением взглянул на него. Может, в конверте и вправду важные новости?

Охранник сел на место.

– Я слышал, что Ассад пришел уже к четырем утра. Готов поспорить, он нашел прекрасное время для обделывания в подвале своих делишек. Он что, готовит план террористического захвата полицейского управления, или как? – Парень рассмеялся на мгновение, но замолк, заметив свинцовый взгляд Карла.

– Спроси у него сам, – отчеканил тот, подумав о женщине, задержанной в аэропорту лишь за то, что та произнесла слово «бомба».

Вот уж поистине оговорка, достойная занять место на первых полосах.

Впрочем, тут дело могло обстоять намного хуже.

 

Уже с последних ступеней винтовой лестницы Мёрк понял, что у Розы день удался. Тяжелый запах гвоздики и жасмина пахнул ему в лицо и заставил вспомнить старушку из Восточного Брендерслева, щипавшую за задницу каждого мужчину, не обращавшего на нее внимания. Когда Роза источала подобный аромат, у него начиналась головная боль, причем отнюдь не из-за ее едких замечаний.

Ассад выдвинул теорию о том, что она получила эти духи в наследство, однако кто-то из окружения сказал, что подобные тошнотворные смеси по-прежнему доступны в особых индийских магазинчиках, хозяевам которых безразлично, придет ли к нему этот покупатель хотя бы еще раз.

– Эй, Карл, иди-ка сюда! – прокричала она из своего кабинета.

Мёрк вздохнул. Что теперь будет?

Он проковылял мимо бедлама Ассада, засунул нос в клинически стерильную комнату Розы и сразу заметил гигантскую сумку. Прежде она висела у девушки на плече. Насколько Карл понял, не только Розины духи сулили беспокойный день. В пользу этого говорила еще и огромная кипа бумаг, торчащих из сумки.

– Гм, – осторожно хмыкнул он, указывая на бумаги. – Это что такое?

Она уставилась на него обведенными черной подводкой глазами, взгляд коих предвещал большие проблемы.

– Кое-какие старые дела. Они лежали на полицейских столах в течение всего прошлого года, хотя должны были добраться до нас в первую очередь. Тебе наверняка знакомо такое разгильдяйство.

Последнюю фразу Роза сопроводила невнятным звуком, который мог быть интерпретирован как смех.

– Эти папки были по ошибке переданы в Национальный центр расследований. А я просто их оттуда забрала.

Карл поднял брови. Навалилась куча дел – так с какой стати она улыбается?

– Да-да, знаю, что ты сейчас думаешь. Плохие новости, правда, – опередила она его. – Но ты еще не видел вот эту папку. Она не из НЦР, а уже лежала на моем кресле, когда я пришла.

Роза протянула потрепанную картонную папку. Очевидно, девушка рассчитывала, что Карл тут же примется листать ее, но ошибалась. Дурные новости как-то не принято воспринимать до утренней затяжки, к тому же всему свое время. Он, черт возьми, только что вошел.

Мёрк покачал головой, прошел к себе в кабинет, бросил папку с делом на стол, а пальто повесил на стул в углу.

В офисе стоял затхлый дух, лампа мерцала чересчур интенсивно. Среду всегда сложнее всего было пережить.

Прикурив сигарету, Мёрк поплелся к каморке Ассада, где все вроде бы выглядело, как раньше. Молитвенный коврик разложен на полу, в воздухе висела плотная завеса пропитанного миртом водяного пара. Транзистор настроен на нечто напоминающее своим звучанием брачные крики дельфинов вкупе с церковными песнопениями, записанными на катушечный магнитофон с ослабленным приводным ремнем.

Стамбул к вашим услугам.

– Доброе утро, – поздоровался Карл.

Ассад медленно повернул голову. Рассвет над Кувейтом, должно быть, был менее ярок, нежели покрасневший нос бедняги.

– Боже всемогущий, Ассад, что с тобой?! – выпалил Карл, отступая на шаг, сбитый с толку представшей его глазам картиной. Вероятно, грипп прочно овладел этим телом, все симптомы налицо.

– Началось вчера, – прохрипел тот. Глаза у парня слезились похлеще собачьих.

– Сейчас же отправляйся домой, немедленно, – отодвигаясь, приказал Карл.

Дальнейшее обсуждение не предполагалось. И все-таки Ассад не послушался.

Мёрк вернулся в зону безопасности и задрал ноги на рабочий стол, впервые в жизни мечтая о том, чтобы совершить чартерный тур на Канары. Четырнадцать дней под зонтиком с полуодетой Моной под боком – просто великолепно! И пусть грипп бушует на улицах Копенгагена, сколько ему вздумается.

Он улыбнулся своим мыслям, достал маленький конвертик от Моны и вскрыл его. Одного аромата было достаточно. Нежный и чувственный, сама суть Моны Ибсен. Густой и едкий запах парфюма Розы с ним не сравнится.

«Мой милый» – так начиналось письмо.

Карл улыбнулся. С тех пор как он лежал в больнице Брендерслева с шестью швами на боку и с куском слепой кишки, замаринованным в банку, никто не обращался к нему так сладко.

 

Мой милый,

Сегодня к 19.30 ко мне на жареного гуся, согласен?

Не забудь про костюм и захвати бутылочку красного вина. А я позабочусь о сюрпризах.

Целую, Мона

 

Карл ощутил, как тепло разливается по его щекам. Какая женщина!

Прикрыв глаза, он сделал глубокую затяжку и попытался представить себе, что стоит за словом «сюрпризы». И улыбнулся в предвкушении чего-то волнующего.

– Чему ты тут лыбишься с закрытыми глазами? – прогремело позади него. – Ты не собираешься заглянуть в папку, что я тебе дала?

Роза стояла в дверях, сложив руки и склонив голову набок. И она не собиралась уходить, не дождавшись его ответа.

Карл разогнал рукой дым и потянулся за папкой. Уж лучше сделать, как она хочет, иначе эта женщина будет стоять тут, пока не обратится в камень.

Внутри оказалось десять выцветших листов из суда Йорринга. Уже по первой странице он понял, что это такое.

Каким образом, будь оно неладно, данное дело очутилось на кресле Розы?

Мёрк быстро пробежал первую страницу, уже заранее зная, в каком именно порядке последует изложение материала. Лето 1978 года. Мужчина утонул в реке Неррео. Владелец большого машиностроительного завода, страстный рыболов, vip-клиент всевозможных клубов со всеми вытекающими последствиями. Четыре пары свежих следов у складного стула для рыбалки. Поношенная сумка. Из снастей ничего не пропало. Катушек и удочек при нем обнаружено более чем на 500 крон. Прекрасная погода, никаких аномалий при вскрытии. Ни сердечной недостаточности, ни тромба. Обычное утопление.

Не будь глубина реки в этом месте около трех четвертей метра, с самого начала констатировали бы несчастный случай.

Однако отнюдь не смерть вызвала интерес Розы, как понял Карл. И не то, что дело так и не было раскрыто, а потому, естественно, лежало теперь у них в подвале. А тот факт, что к делу был приложен целый ряд фотографий, причем на двух из них была запечатлена почти полная копия Карла.

Полицейский вздохнул. Утопленника звали Биргер Мёрк, и это был его собственный дядя по линии отца. Веселый и щедрый человек, которым восхищались и его сын Ронни, и сам Карл, а потому частенько куда-нибудь с ним выбирались. Так произошло и в тот день, когда они намеревались познакомиться с тайнами и хитростями рыболовного дела.

Однако две копенгагенские девицы в ходе своего велотура по Дании в этот момент приближались к своей цели, Скагену. На них были тонкие майки, непристойно прилипшие к телу от пота.

Вид белокурых вертихвосток, мучительно преодолевающих очередной холм, так сильно поразил Карла и его кузена Ронни, что они побросали удочки и пустились со всех ног через луг вслед за нимфами, подобно телятам, впервые в жизни очутившимся на траве.

Когда спустя два часа они вернулись к реке, надолго запомнив девчонок в плотно прилипших к телу майках, Биргер Мёрк уже был мертв.

Полиция Йорринга совершала множество допросов и выдвигала большое количество разных криминальных гипотез, чтобы продвинуться в расследовании дела. И, несмотря на то, что те две молодые копенгагенки, являвшиеся единственным алиби для молодых людей, никогда так и не были обнаружены, Ронни и Карла освободили от дальнейшего судебного преследования. Отец Карла на протяжении нескольких месяцев пребывал в злости и отчаянии, однако иных последствий дело не имело.

– Карл, а ты тогда был весьма недурен… Сколько тебе было? – донесся от дверей голос Розы.

Он уронил папку на стол. Это не тот момент жизни, о каком ему хотелось бы вспоминать.

– Сколько? Мне семнадцать, Ронни – двадцать семь. – Он вздохнул. – У тебя есть какие-то идеи насчет того, почему это дело сейчас всплыло?

– Почему?! – Она стукнула себя по лбу костяшками пальцев. – Эй, принц-очаровашка, проснись! Это ведь как раз то, чем мы занимаемся, правда? Роемся в старых нераскрытых делах об убийствах!

– Ну да. Но, во-первых, дело дяди было квалифицировано как несчастный случай, а во-вторых, оно ведь не само по себе выросло у тебя на кресле, верно?

– Может, мне стоит поинтересоваться в полиции Йорринга, почему оно очутилось у нас именно теперь?

Карл поднял брови. А почему бы и нет?

Она развернулась на каблуках и зацокала по направлению к своим владениям. Сигнал был принят к сведению.

Карл уставился в пространство. Почему дело вдруг вернулось, будь оно проклято? Как будто и так из-за него уже не возникло массы проблем.

Мёрк в очередной раз взглянул на снимок с собой и Ронни и кинул папку на стопку с прочими делами. Прошлое осталось в прошлом, надо жить настоящим, тут уж ничего не поделаешь. Тем более что четыре минуты назад он прочитал записку Моны, где она назвала его «мой милый». Надо все-таки правильно расставлять приоритеты.

Улыбнувшись, Карл выудил из кармана мобильник и с досадой уставился на крошечные кнопочки. Если он решит послать Моне сообщение, ему потребуется десять минут на набор текста, а решит позвонить – придется примерно столько же прождать, пока она возьмет трубку.

Вздохнув, он приступил к написанию эсэмэски. Несомненно, технология изготовления мобильных клавиатур была изобретена пигмеем с пальцами не толще спагетти, а потому нормальный среднестатистический скандинав ощущает себя за этим занятием бегемотом, играющим на флейте.

Изучив результат своих усилий, Карл со вздохом пропустил целую череду опечаток. Мона ведь поймет смысл: жареный гусь нашел отклик в его сердце.

Не успел он отложить мобильник, в дверь просунулась голова.

По сравнению с последней встречей космы были подстрижены и кожаная куртка поистрепалась, но человек, запакованный в нее, остался таким же изворотливым, как и был.

– Бак?! Какого лешего ты тут делаешь? – машинально воскликнул он.

– А ты как будто не в курсе, – ответил мужчина, чьи глаза красноречиво выдавали недостаток сна. – Я просто-напросто вне себя. Вот какого!

Он тяжело опустился на стул напротив, несмотря на протестующие жесты Карла.

– Моя сестра Эстер уже никогда не будет такой, как прежде. А подонок, плеснувший кислоту ей в лицо, отсиживается где-то в подвальном магазинчике на Эскильдсгэде и ухохатывается до смерти. Вероятно, ты понимаешь, что бывшему сотруднику полиции отнюдь не льстит то, что его сестра содержит бордель, но неужели ты считаешь, что ублюдку так просто сойдет с рук то, что он натворил?

– Понятия не имею, зачем ты пришел, Бак. Поговори с людьми в «Сити» или, по крайней мере, с Маркусом Якобсеном, или с кем-то еще из начальников, если ты недоволен ходом дела. Я не занимаюсь делами, связанными с применением насилия или с вопросами морали, ты прекрасно знаешь.

– Я пришел, чтобы попросить вас с Ассадом отправиться туда и выбить признание из недоумка.

Карл ощутил, как морщины собираются у него на лбу ближе к линии волос. Он совсем спятил?

– У тебя появилось новое дело, наверняка ты уже успел его прочесть, – продолжал Бак. – И оно пришло к тебе от меня. Несколько месяцев назад я получил это дело от одного старого коллеги из Йорринга и сегодня ночью подложил Розе.

Карл разглядывал парня, не зная, как отреагировать. Насколько он мог судить, варианта было всего три.

Подняться со своего места и засветить бедняге в глаз – первый вариант.

Дать пинка под зад – второй.

Но Карл предпочел выбрать третий.

– Да, папка лежит тут, – подтвердил он, указав в направлении бумажного ада в углу письменного стола. – А почему ты не отдал ее непосредственно мне в руки? Наверное, так было бы поприличнее.

Бак слегка улыбнулся.

– Когда правила приличия, соблюденные нами в отношении друг друга, приводили к какому-то результату?.. Ну уж нет. Я просто хотел удостовериться, что еще кто-то увидит это дело, чтобы оно вдруг «случайно» не затерялось, чуешь?

Тут два первых варианта вновь всплыли на поверхность. Хорошо, что этот идиот больше не имеет права заходить сюда ежедневно.

– Я придержал папочку до подходящего момента. Понимаешь?

– Конечно. И до какого момента?

– Мне нужна твоя помощь!

– Только не думай, что я прошибу череп предполагаемому преступнику только по той причине, что ты помашешь у меня перед носом делом тридцатилетней давности. И знаешь почему?

Затем Карл принялся поднимать палец на каждый пункт последовавшего высказывания.

– Во-первых! Дело устарело. Во-вторых! Это был несчастный случай. Мой дядя утонул. По-видимому, ему стало плохо и он упал в воду, таково заключение следователя по данному вопросу. В-третьих! Когда это произошло, ни меня, ни моего брата там не было. В-четвертых! В отличие от тебя, я порядочный полицейский и не стану колошматить подозреваемых направо и налево.

Карл на мгновение замер, неловко выговорив последнее предложение. Насколько ему было известно, за Баком ничего подобного не числилось. По крайней мере, выражение его лица сейчас на это указывало.

– И в-пятых! – Карл выставил вперед всю пятерню и сжал руку в кулак. – Если я и стану размахивать молотком, то разве что перед физиономией некоего гражданина, который строит из себя полицейского, хотя больше им не является.

Вызванные улыбкой морщинки на лице Бака расправились.

– Ладно. Тогда скажу тебе, что один из моих бывших коллег из Йорринга пристрастился ездить в Таиланд. Четырнадцать дней в Бангкоке со всеми прелестями.

«И каким боком это меня касается?» – подумал Карл.

– Мой коллега узнал любопытные сведения от твоего кузена Ронни, любителя напиваться до беспамятства, – Бак и не думал останавливаться. – И знаешь, что, Карл? Когда он набирается по полной, то начинает много болтать.

Карл подавил глубокий вздох. Ронни – известный недотепа. Неужели у него снова проблемы? Они виделись последний раз не менее десяти лет назад на дурацкой конфирмации в Оддере, где Ронни надрался в баре сполна и принялся приставать к официанткам. Не очень удачно, конечно. Впрочем, стоит заметить, что одна из официанток оказалась довольно сговорчивой, да к тому же еще и младшей сестрой конфирманта. Скандал был вполне банальный, но, тем не менее, его надолго запомнили в оддерской части семейства. Да уж, Ронни никак нельзя было отнести к маменькиным сыночкам…

Карл в знак протеста замахал рукой. Какого черта ему до выходок Ронни?

– Отправляйся к Маркусу и вешай ему лапшу на уши, если хочешь. Но ты его знаешь. Он скажет тебе то же самое, что и я. Негоже нападать на подозреваемых и шантажировать бывших коллег столь старыми историями.

Бак откинулся на спинку стула.

– В том самом баре в Таиланде твой братец при свидетелях похвалялся тем, что укокошил своего отца.

Карл прищурился. Звучало не слишком правдоподобно.

– Да-да, пускай так. Значит, видимо, он пропил все мозги… Ну и доноси на него, если хочешь. Я точно знаю, что он не мог утопить отца. Потому что он был вместе со мной.

– Вот он и утверждает, что ты тоже принимал участие. Симпатяга у тебя кузен.

В тот момент, когда Карл поднялся с кресла и весь его вес переместился в район торса, морщины со лба сдвинулись к переносице.

– Иди-ка сюда, Ассад, – басом заорал он прямо в лицо Баку.

Не успело пройти и десяти секунд, а больной парень уже стоял в дверях, шмыгая носом.

– Ассад, мой дорогой гриппозный друг, будь добр, покашляй на этого идиота. Просто сделай глубокий выдох.

 

– Роза, что у нас там есть еще интересненького в стопке с новыми делами?

Она выглядела так, словно собиралась схватить всю груду бумаг и запихнуть в его объятия, однако Карл хорошо ее знал. Что-то уже привлекло ее внимание.

– Дело о хозяйке девушек по вызову, которая подверглась нападению минувшей ночью, ассоциируется у меня с делом, только что пришедшим из Кольдинга. Оно лежало в той стопке, что я принесла из НЦР.

– Ты знаешь, что эта «хозяйка девушек по вызову» – сестра Бака?

Роза кивнула.

– Лично с ним не знакома, но слухи тут расползаются быстро. Не он ли только что заходил? – Она схватила верхнюю папку и вскрыла выкрашенными черным лаком ногтями. – Слушай внимательно, Карл, иначе тебе самому придется штудировать это дерьмо.

– Да-да, – отозвался Карл, скользя взглядом по ее гладкому кабинету в серо-белых тонах. Он уже начал скучать по розовому аду, царившему тут при Ирсе, фиктивной сестре-близняшке Розы.

– Дело о женщине по имени Рита Нильсен с «творческим псевдонимом», – Роза жестом нарисовала в воздухе воображаемые кавычки, – Луиза Чикконе. Под ним она действовала в восьмидесятые, когда устраивала так называемые, – тут снова возникли воздушные кавычки, – «эротические танцы» в ночных клубах в районе Треканта. Несколько раз осуждалась за мошенничество, затем за содержание публичных домов и сутенерство. Владела эскорт-агентством в Кольдинге в семидесятые-восьмидесятые, после чего словно сквозь землю провалилась где-то в Копенгагене в восемьдесят седьмом году. В ходе расследования летучий отряд первым делом отправился к воротилам секс-бизнеса центральной Ютландии и Копенгагена – разбираться в ее исчезновении, – однако спустя три месяца дело было закрыто с пометкой о том, что, вероятнее всего, речь идет о самоубийстве. В тот период появилось множество новых важных задач, так что тратить усилия на данное дело представилось нецелесообразным, гласил отчет.

Роза отложила папку на стол и состроила кислое выражение лица.

– Закрыто, как явно будет закрыто и сегодняшнее дело Эстер Бак. Может, тебе тут попадались люди, пребывающие в ярости от желания прищучить негодяя, сотворившего такой кошмар с бедной женщиной?

Карл пожал плечами. Единственная ярость, с какой он имел дело утром, отражалась на физиономии его пасынка Йеспера, когда Карл разбудил его в семь часов и заставил своим ходом добираться в Гентофт на курсы по подготовке к экзаменам.

– Как мне кажется, в деле не было ни единого намека на суицидальный исход, – продолжала она. – Рита Нильсен села в свой шикарный белый «Мерседес 500 SEC» и покинула дом в прекрасном настроении! А спустя два часа словно провалилась сквозь землю, и всё.

Роза вытащила фотографию и бросила перед ним. На снимке была машина, наехавшая на бордюр, с полностью подчищенным салоном.

Ну и тачка… Только на то, чтобы обеспечить такой радиатор, по меньшей мере половине дрянных девчонок с Вестебро пришлось изрядно поизвиваться в своих убогих искусственных мехах. Совсем не похоже на его собственный подержанный служебный автомобиль.

– Последний раз ее видели четвертого сентября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, а судя по кредитной карте, можно проследить маршрут дамы от жилища в Кольдинге начиная с пяти утра: улица Фюна, где она заправила машину, далее паром через Большой Бэльт и к Копенгагену, где в киоске на Нёрреброгэде она купила сигареты в десять часов десять минут. После этого никто Риту не видел. Ее «Мерседес» обнаружили по прошествии нескольких дней на Капельвай, большая часть автомобильного интерьера была обчищена. Кожаные сиденья, запасное колесо, автомагнитола, радио и так далее… Даже руль сняли. Осталось только несколько кассет и книг в бардачке.

Карл почесал подбородок.

– В то время не так много заведений принимали кредитные карты, и едва ли этим мог похвастаться киоск на Нерребро. К чему весь этот геморрой с кредиткой? Ей явно пришлось засовывать свою карту в автомат, а затем еще вводить код, и все только ради какой-то несчастной пачки сигарет… Это требует большого терпения.

Роза пожала плечами.

– Возможно, она не доверяла наличным. А может, не любила прикасаться к деньгам… Или ей нравилось держать деньги в банке, а остальные пускай платят проценты… Или у нее была купюра в пятьсот крон, которую продавец не мог разменять, и…

– Хватит, хватит. Довольно. – Карл замахал руками. – Только скажи мне: на чем основывается версия о самоубийстве? Она была неизлечимо больна, или бизнес плохо шел? Может, поэтому она покупала сигареты по кредитке?

Роза пожала плечами. На ней был серый и слишком грубый свитер; видимо, его связала Ирса.

– Хм, хороший вопрос. Действительно, странновато. Рита Нильсен, она же Луиза Чикконе, была состоятельной дамой и, судя по ее завидному выстраданному послужному списку, не относилась к разряду дамочек, каких пнешь, они и свалятся. Ее «девочки» из Кольдинга называли хозяйку железной леди и настоящим борцом. Она бы скорее уничтожила все население земного шара, чем саму себя, по словам одной из них.

– Хм-м! – Некое предчувствие появилось у Карла, и, хотя это и раздражало его, интерес все же был пробужден.

Вопросы возникали своим чередом. Например, сигареты. Неужели человек станет покупать курево непосредственно перед тем, как совершить самоубийство? Ну да, возможно, чтобы успокоить мысли и все системы организма…

Дьявол! Жернова уже пришли в движение в его голове, а кто просил об этом? Стоило ему только сделать первый шаг и вот теперь придется смириться с чрезмерным количеством работы.

– В отличие от большинства наших коллег ты считаешь, что мы имеем дело с преступлением? Если на то пошло, есть ли хоть что-то, что указывало бы на умышленное или непредумышленное убийство? – Он позволил своим вопросам немного повисеть в воздухе. – Помимо того, что дело не закрыто, а приостановлено, чем ты руководствуешься?

Роза пожала плечами в своем грузном свитере. Значит, у нее не было никаких доводов.

Карл взглянул на папку. Фото Риты Нильсен на первом же листе под скрепкой выражало неиссякаемую энергию. Худощавая нижняя часть лица, слишком широкие скулы. Глаза, излучавшие протест и боевой дух. Она наверняка класть хотела на тюремную пластинку, прикрепленную к ее груди. Явно не впервые фотографируется для полицейского архива… Нет, такую женщину не испугаешь тюремным заключением. Она была ярко выраженным борцом, как сообщили потаскушки из ее стойла.

С какой стати ей кончать с собой?

Мёрк подвинул папку к себе и открыл, проигнорировав кривую усмешку Розы.

Ну вот, эта дылда дала-таки ход очередному делу.

Показать оглавление Скрыть оглавление

ogrik2.ru

Журнал 64 читать онлайн - Юсси Адлер-Ольсен (Страница 10)

Он пару раз вздохнул и пожалел сам себя. Затем потянулся за бутылкой виски «Талламор Дью» и сделал пару глотков. Хуже не будет.

Затем набрал на мобильнике номер Вигги, тяжело вздохнул и принялся ждать, затаив дыхание. Обычно это оказывало успокаивающее воздействие.

— А-а, классно, что ты позвонил, — защебетала Вигга, таким образом давая понять, что черт на свободе.

— Оставь, Вигга. Я слишком уставший и больной для пустого трепа.

— Ты болеешь!.. Ну, тогда давай пообщаемся в другой раз.

О боже! Очевидно ведь, что она хочет поговорить именно сейчас.

— Что-то насчет денег? — предположил Мёрк.

— Карл! — Ее голос звучал чересчур взволнованно, поэтому Карл по-быстрому глотнул еще виски. — Гюркамаль сделал мне предложение.

В ту же секунду Карл испытал на себе — ви́ски очень сильно обжигает слизистые, попадая в нос. Он пару раз кашлянул, вытер кончик носа, не обращая внимания на то, что из глаз хлынуло ручьем.

— Вигга, это уже называется двоебрачие. Ты замужем за мной, неужели забыла?

Здесь она рассмеялась.

Карл вскочил с кровати и поставил бутылку.

— Повтори еще разок! Так вот каким способом ты решила потребовать развода? Неужели ты думаешь, что я, сидя в эту священную среду у себя дома на кровати, способен спокойно воспринять твое сокрушительное для меня известие? Вигга, у меня, черт возьми, нет средств на развод, ты прекрасно знаешь. Я не смогу сохранить дом, где я живу, если сейчас нам придется делить имущество. Дом, где живет твой сын и, кроме того, еще два постояльца. Ты ведь не станешь требовать его, Вигга. Вы с твоим Гюркамалем можете просто съехаться, зачем непременно жениться?

— Наш Ананд Карадж [Сикхская церемония брака, «блаженный» или «радостный союз».] состоится в Патиале [Город в индийском штате Пенджаб.], где живет его семья. Разве не здорово?

— Вигга, погоди. Ты не слышала, что я сказал? Ты себе представляешь, как я сейчас должен уладить процесс развода? Разве мы не договаривались, что должны считаться друг с другом, когда все зайдет настолько далеко? И при чем тут какой-то «ананд карадж», о каком ты упомянула? Я совсем ничего не понимаю.

— Ананд Карадж, дурачок, во время которого мы склонимся над священной книгой «Гуру Грантх Сахиб», чтобы общественность официально признала наш брак.

Карл бросил молниеносный взгляд за стенку спальни — там все еще висели несколько маленьких ковриков, оставшихся с того времени, когда Вигга бредила индуизмом и балийскими таинствами. Осталась ли на свете религия, какой она еще не успела полностью отдаться за все эти годы?

— Я абсолютно не понимаю, Вигга. Неужели ты на полном серьезе хочешь, чтобы я отвалил три-четыре сотни тысяч ради того, чтобы ты вышла замуж за мужчину, способного притеснять тебя целыми днями, с волосами полуторакилометровой длины, спрятанными под тюрбаном?

Она рассмеялась, как школьница, отстоявшая свое желание проколоть уши.

Если будет продолжаться в том же духе, скоро он потеряет сознание. Карл потянулся за бумажным носовым платком, лежащим на тумбочке, и высморкался.

— Я смотрю, ты совсем ничего не знаешь об учителе Гуру Нанаке [Основатель религии сикхизма.]. Сикхизм проповедует равенство, медитацию и честное зарабатывание средств на жизнь. А также то, что нужно делиться с бедняками и высоко ценить труд. Тебе не удастся отыскать более чистого образа жизни, нежели тот, что практикуют сикхи.

— Отлично. Если они непременно должны делиться с бедными, не может ли твой Куркумаль начать с меня? Скажем, двести тысяч крон, и мы квиты.

Снова нескончаемый смех.

— Не волнуйся, Карл. Ты одолжишь деньги у Гюркамаля, а потом передашь их мне. Рента твоя совсем невысока, так что про это даже не думай. А что касается стоимости дома, я поговорила с риелтором. В данный момент таунхаус в Рённехольтпаркене в подобном состоянии стоит миллион девятьсот тысяч, из них шестьсот тысяч мы еще должны выплатить, так что ты отделаешься только половиной из оставшихся миллиона трехсот, и — сохранишь все свое имущество!

Половина! Шестьсот пятьдесят тысяч!

Карл откинулся назад и захлопнул мобильник.

Шок как будто вытеснил вирус из организма. Сердце у него сильно застучало.

Он почувствовал ее аромат, еще прежде чем открылась дверь.

— Проходи, — сказала Мона и потянула его за руку.

Счастье длилось еще три секунды, пока женщина не направилась в гостиную и не подтолкнула его к фигуре в облегающем и чересчур коротком черном платье. Она зажигала свечи, нагнувшись над столом.

— А вот Саманта, моя младшая дочь, — представила фигуру Мона. — Она с нетерпением ждала встречи с тобой.

Взгляд, последовавший со стороны этого клона матери, только лет на двадцать моложе, не выражал такой уж бурной радости. Напротив, она быстро скользнула глазами по его залысинам на висках, слегка неуклюжей фигуре и галстучному узлу, который внезапно оказался слишком тугим. Зрелище явно не впечатлило ее.

— Привет, Карл, — поздоровалась она, и даже в этих словах выразилась нехилая порция неприязни по отношению к легкой добыче мамы.

— Привет, Саманта, — ответил он, попытавшись обнажить зубы в подобии восторженного выражения.

Чего там Мона наплела о нем, если разочарование на лице ее дочери проявлялось настолько явно?

Ситуация отнюдь не улучшилась, когда в комнату ворвался какой-то мальчик, бросился Карлу в колени и швырнул в них пластиковый меч.

— Я опасный грабитель, — орал белокурый монстр по имени Людвиг.

Обалдеть, какое чудодейственное влияние все это оказало на простуду. Если сегодня ему предстоит еще разок испытать какое-нибудь шоковое состояние, он полностью выздоровеет.

Стремясь произвести впечатление, с первым блюдом Мёрк справился с улыбкой, чему выучился по многочисленным фильмам с участием Ричарда Гира, однако когда на арене появился гусь, Людвиг вытаращил глаза.

— У вас что-то капает в соус, — с этими словами он показал пальцем на нос Карла, тем самым вызвав возмущение Моны.

Когда мальчик принялся молоть какой-то вздор о шраме на виске гостя и называть его отвратительным, а к тому же еще и отказался верить в то, что у полицейского имеется настоящий пистолет, Карл созрел для контрнаступления.

«Господи, — мысленно произнес он, воздев глаза к потолку, — если ты сейчас же не поможешь мне, через десять секунд одному мальчику не поздоровится».

Чудом, спасшим его, оказалось не бабушкино понимание того, что ситуация накаляется, и не воспитательные меры молодой матери. Им оказалось жужжание в заднем кармане, предвещающее, что спокойствия ему этим вечером не видать.

— Прошу прощения, — извинился Карл, протянув руку к двум женщинам, а второй рукой полез за мобильником. — Да, Ассад, — ответил он, увидев номер, высветившийся на экране.

В данный момент Мёрк был готов ответить на любой звонок и даже прерваться ради любой ерунды, способной принести пользу. Ибо ему надо было линять отсюда.

— Извини за беспокойство, Карл. Но не можешь ли ты мне сказать, какое количество людей в Дании ежегодно добавляется к числу без вести пропавших?

Загадочный вопрос, на который можно дать столь же загадочный ответ. Превосходно.

— Думаю, тысячи полторы… Ты где сейчас?

Всегда удобная фраза.

— Мы с Розой до сих пор у себя в подвале. Карл, а сколько из этих полутора тысяч к концу года так и не удается найти?

— Всегда по-разному. Не более десяти человек.

Карл поднялся из-за стола, постаравшись принять чрезвычайно занятой вид.

— В деле есть какие-нибудь подвижки? — спросил он.

Тоже неплохая реплика.

— Не знаю, — ответил Ассад. — Сам мне скажи. Потому что только за ту неделю, когда пропала бордельерша Рита Нильсен, без вести пропали еще двое, а еще один человек — на следующей неделе, и никого из них так никогда и не нашли. Тебе это не кажется довольно странным? Четверо за такой короткий срок, что скажешь? Примерно столько же, сколько обычно за полгода.

— Боже всемогущий, я выезжаю сейчас же!

Фантастическая финальная реплика — даже Ассад, вероятно, слегка удивился. Когда в последний раз он реагировал настолько молниеносно?

Карл обратился к собравшейся компании:

— Прошу меня простить! Наверное, вы успели заметить, что я сегодня выгляжу несколько отсутствующе. Отчасти по причине чрезвычайно сильной простуженности, так что искренне надеюсь, я никого не успел заразить. — Он шмыгнул носом, дабы не быть голословным, и осознал, что нос был абсолютно сухим. — Хм-м… а отчасти из-за того, что в данный момент на нас висят четыре пропажи без вести и невероятно жестокое убийство на Амагере, и мы должны немедленно расследовать эти дела. Мне действительно очень жаль, но я должен покинуть вас. В противном случае все может пойти наперекосяк.

Он уставился на Мону. Она приняла встревоженный вид.

— То самое старое дело, каким ты когда-то занимался? — спросила она, проигнорировав его комплименты относительно прекрасно проведенного вечера. — Будь осторожен, Карл. Неужели ты еще не осознал, насколько глубоко оно на тебя влияет?

Он кивнул.

— Да, и оно в том числе. Но не беспокойся за меня, я не собираюсь ни во что влезать. Я в порядке.

Женщина нахмурилась. Дьявол, что за дерьмовый вечер! Сделано два шага в обратном направлении. Дурацкое знакомство с семейством. Ее дочка возненавидела его. Он возненавидел ее внука. Также откушал совершенно невкусного гуся и капнул соплями в соус, а кроме того, теперь Мона вновь вспомнила о том проклятом деле. Теперь она непременно снова натравит на него псевдопсихолога Криса.

— В полном порядке, — добавил он, прицелившись в парнишку сложенными в форме пистолета пальцами и с улыбкой спуская курок.

В следующий раз нужно будет заранее расспросить Мону о том, сюрприз какого рода она для него припасла.

Глава 11

Август 1987 года

Таге услышал стук крышки почтового ящика и принялся ругаться. С тех пор как он повесил табличку «Не для рекламы, спасибо», письма ему приходили только от налоговых органов, а от них никогда не приходилось ждать ничего хорошего. Почему их так выводили из себя убогие гроши, которые он присваивал себе, залатав шину, прочистив свечи зажигания или отремонтировав карбюратор мопеда, он никогда не понимал. Может, они предпочли бы видеть его стоящим с протянутой рукой в кассе взаимопомощи в Миддельфарте или им бы больше понравилось, если бы он ходил на воровской промысел в коттеджный поселок у пляжа Скоруп, как другие парни, с какими они вместе пили?

Он потянулся за винной бутылкой, стоящей между кроватью и ящиком пива, служившим вместо тумбочки, и проверил, не переполнилась ли бутылка за ночь, затем поднес к промежности и помочился в нее до самого верха. Обтерев руки о пододеяльник, Таге поднялся. Он уже устал от того, что эта фифа Метте Стамме жила у него, так как уборная находилась как раз позади ее комнаты в жилом доме. Здесь же, в мастерской, построенной перед домом, прогнили половицы и свистел ветер, а зима вот-вот придет, и оглянуться не успеешь.

Таге осмотрелся. Страницы из старых журналов «Раппорт» [«Раппорт» — один из старейших датских мужских журналов.] с потертыми краями и голыми девушками с пятнами смазочного масла на груди. Ступицы, колеса, запчасти от мопедов лежали повсюду и подтекали, оставляя на бетонном полу въедающиеся круги и полосы от моторного масла. Нельзя сказать, что подобным жилищем гордились бы многие, но зато оно целиком принадлежало ему.

Таге протянул руку наверх и нащупал на полке пепельницу, полную недокуренных окурков. Выбрав лучший, неторопливо затянулся, пока жар не преодолел последние десять миллиметров и не придвинулся вплотную к пальцам, обожженным маслом, и вытащил окурок изо рта. Затем взял трусы, ступил на холодный пол и направился к двери. Сделав всего один шаг, он как раз мог дотянуться до почтового ящика. Это был превосходный ящик, сколоченный из досок ДСП; крышка у него была раза в два толще, словно ее приладили на заре времен.

Сначала Таге хорошенько оглядел улицу. Чтобы потом никто не явился к нему с жалобами на то, что он оказался посреди Брендерупа с отвисшим животом в заляпанных серыми пятнами трусах, — он не хотел повторения. «Узколобые бабы, которые не выносят вида мужчины в самом расцвете сил» — так он имел обыкновение называть их в беседе со своими приятелями в пивной. Его излюбленное словечко. «Узколобый». Оно звучало до одури интеллигентно.

Новое письмо, к большому удивлению, оказалось упаковано не в конверт с прозрачным окошком, какие приходили от налоговиков или из коммуны; это был самый обычный белый конверт с почтовой маркой. Такие письма он не получал уже многие годы.

Таге приосанился, как будто в этот самый момент за ним следил отправитель письма или, скорее, как будто само письмо обладало глазами и могло оценить, достоин ли получатель прочитать заключенное в нем сообщение.

Почерк был незнакомый, но зато его имя было написано изящными завитками, элегантно простертыми по бумаге, и это пришлось ему по душе.

Таге перевернул конверт и почувствовал, как адреналин немедленно хлынул в кровь. Словно влюбленный, он ощутил прилив тепла к щекам, а глаза выкатились из орбит, как у затравленного зверя. Уж от кого, а от Нэте он письма не ожидал. От Нэте Германсен, его кузины. С адресом и всеми причиндалами. От этой женщины он никогда в своей жизни не рассчитывал получить весточку. И не без оснований.

Таге сделал глубокий вдох и на мгновение задумался, не положить ли письмо обратно в ящик. Как будто ветер, ненастье или даже сам почтовый ящик был готов поглотить конверт, буквально вырвать из рук, чтобы Таге не пришлось узнать содержание письма.

Такие чувства он испытывал.

Благодаря опыту, полученному на ферме отца, старший брат Нэте, Мэдс, узнал, что, подобно остальным живым существам, люди делятся на две группы — самки и самцы. А зная это, можно было не знать больше ничего, ибо все остальное сложится само собой. Между двумя группами распределялись все тайны мира — война, семья, работа и то, что происходит внутри дома. Все сферы жизни были разделены так, что либо одна, либо другая часть человечества занималась ими.

И вот Мэдс собрал во дворе своих младших братьев, сестер и кузена, спустил штаны и показал на свой половой орган.

— Если у тебя есть такая штуковина, ты принадлежишь одному полу. А если вместо нее щель — то другому. Вот так все просто.

И братья вместе с Таге рассмеялись, после чего Нэте тоже спустила трусы, чтобы таким довольно детским способом продемонстрировать солидарность и понимание.

Особенно понравилось это Таге, так как там, откуда он приехал, переодевались всегда в темноте и, по правде сказать, он никогда толком не понимал, в чем заключается различие между мужчиной и женщиной.

Это было первое лето, проведенное мальчиком у своего дяди. Намного интереснее жарких дней в порту Ассенса и узеньких переулках, где они вместе с другими пацанами играли между нагромождениями ящиков размером с Эйфелеву башню и мечтали однажды отправиться в дальнее плавание.

Они хорошо проводили время вместе с Нэте. Близнецы тоже оказались хорошими друзьями, но Нэте все равно была лучше, несмотря на то, что на восемь лет младше его. С нею было так легко… Она смеялась, как только он задирал верхнюю губу. С готовностью участвовала в самых нелепых проделках, стоило только позвать ее.

Впервые в жизни Таге кто-то смотрел на него с восхищением, и ему это очень нравилось. Поэтому он выполнял всю тяжелую работу, какую требовали от Нэте.

Когда Мэдс и близнецы покинули небольшую ферму, девочка осталась с отцом. Летние деньки она проводила в обществе Таге, и он хорошо помнил, насколько тяжко ей пришлось. Особенно из-за периодической травли со стороны односельчан и непредсказуемого настроения отца, а также его сложного, а иногда даже несправедливого отношения.

Они с Нэте не были влюблены друг в друга, а просто были близкими друзьями. Им предстояло полностью осознать, что человечество составляют два типа людей и они порой вступают друг с другом в сложные и запутанные отношения.

Поэтому именно Таге обучил Нэте, каким образом люди размножаются; он же, быть может, сам того не желая, взял у нее всё…

Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на бутылку, стоящую на токарном станке, размышляя, что будет лучше — хлебнуть вишневой настойки до или после прочтения письма.

Тем временем он услыхал из гостиной возню и отхаркивание своей квартирантки Метте. Как правило, подобные звуки не ассоциируются с женщиной, но он к ним уже привык. Неплохо было лежать с нею под одеялом холодным зимним днем, но представителям коммуны пришло в голову, что у них серьезные отношения, и их лишили социальной помощи.

Таге взвесил письмо на ладони и вытащил из конверта. Это был замечательный лист бумаги с цветочками, сложенный вдвое. Он ожидал снова увидеть рукописный текст, однако, развернув письмо, обнаружил, что оно четко написано на машинке. Мужчина быстро читал его, чтобы поскорее избавиться от мучений, и созрел для глотка вишневой настойки, когда дошел до места, где было написано, что она подарит ему десять миллионов, если он к определенному времени прибудет в определенное место в Копенгагене. Таге выпустил письмо из рук, и оно скользнуло на бетонный пол, при этом из конверта выпал второй листик.

И тут мужчина увидел, что к нему скрепками прикреплен чек, а на чеке стоит его имя и сумма в две тысячи крон.

Так много денег давно не попадало ему в руки — единственное, о чем он мог сейчас думать. Все остальное казалось нереальным. Какие-то миллионы, болезнь Нэте… Все остальное!

Две тысячи крон, черным по белому! Даже в бытность свою моряком Таге не получал столько в конце месяца. И когда трудился на прицепном заводе до того, как тот переехал в Нёрре-Обю и избавился от пьянчужки.

Он отсоединил чек и слегка подергал его.

Да, самый что ни на есть настоящий.

Нэте была веселой, а Таге полон сил. Когда к единственной фермерской корове привели быка, она спросила, есть ли у него такой же ствол, а когда Таге продемонстрировал свое достоинство, она завопила от восторга, словно это была одна из шуток, отвешенных ее братьями-близнецами. Даже целуясь с ним, она оставалась бесшабашной и беззаботной, и Таге был счастлив. Он подбирался к ней, желая попробовать совокупиться, ибо его мысли о Нэте всегда были связаны с такими темами, несмотря на то, что она оформилась как женщина совсем недавно. Красивая солдатская форма коричневого цвета, пилотка, заткнутая за лямку, тонкая талия — и вот, благодаря быку с коровой, вступившим в неизбежный ежегодный ритуал, его внешний вид подействовал на нее в нужном направлении.

Нэте считала Таге взрослым и правильным, и когда он попросил ее раздеться на чердаке и осчастливить его, не стала колебаться. Да и зачем? Ведь все утверждали, что так все и происходит между самцом и самкой.

И поскольку ничего страшного не произошло, они случайным образом подтвердили то, чему уже были обучены: ничто не может сравниться с тем блаженством, какое может дать близость их тел.

В пятнадцать лет девушка забеременела. И хотя она сама была счастлива и сказала Таге, что теперь они будут вместе на всю жизнь, он напрочь отказался от отцовства. Он закричал, что если даже действительно является отцом ее отпрыска, то это приведет к беде, потому что Нэте несовершеннолетняя, а значит, его могут обвинить в уголовном преступлении. А он не собирается за решетку.

knizhnik.org

Глава 35 - Журнал 64 - Юсси Адлер-Ольсен - Ogrik2.ru

Ноябрь 2010 года

Еще никогда Ассад и Роза не были настолько похожи друг на друга. Черные, как уголь, лица и практически полное отсутствие «гусиных лапок».

– Ненормальные, – прокомментировала Роза. – Нужно выстроить их в ряд и заставить поглощать чертов газ, пока они не взлетят на воздух и не скроются из виду. Как же подло сжечь заживо пятерых людей только для того, чтобы закрыть тебе рот, Карл! У меня просто в голове не укладывается…

– Им удалось это ровно вот настолько, – Ассад сконструировал из большого и указательного пальцев ноль. – Итак, теперь мы знаем, что находимся на верном пути. У этих подонков и впрямь куча грязи под коврами.

Он постучал кулаком по ладони. Если бы между кулаком и ладонью попали пальцы, им пришлось бы несладко.

– Мы доберемся до них, Карл, – продолжал он. – Будем работать день и ночь и в конце концов прикроем проклятую партию и пресечем деятельность «Секретной борьбы» и все задумки Курта Вада.

– Договорились. Только боюсь, что это окажется не так уж легко и совершенно небезобидно. Думаю, неплохая идея – остаться вам здесь на ближайшие несколько дней. – Мёрк улыбнулся. – Так или иначе, вы ведь все равно будете тут торчать.

– По крайней мере, неплохо, что я остался здесь в ночь с субботы на воскресенье, – добавил Ассад. – Потому что и сюда один деятель успел добраться. На нем была полицейская униформа, но когда я вышел из своего кабинета, он испытал некоторый шок.

«Ну конечно, а кто бы не испытал, столкнувшись с сонным взглядом Ассада в такое время суток?» – подумал Карл.

– Что он хотел и откуда взялся, ты выяснил?

– Он бормотал какую-то чушь. Что-то насчет ключа от архива и прочий вздор. Искал что-то у нас, я в этом уверен. Направлялся в твой кабинет.

– Мы явно имеем дело с весьма разветвленной организацией. – Карл обратился к Розе: – Ты спрятала папки, добытые у Нёрвига?

– Они в мужском туалете, и поэтому я не упущу случай напомнить вам опускать после себя сиденье в дамском туалете, если уж вам непременно нужно мочиться стоя.

– Зачем? – спросил Ассад.

Вот и попался нарушитель.

– Ассад, если бы ты только знал, сколько раз мне приходилось вступать в данную дискуссию, то ты предпочел бы прохлаждаться в скаутском лагере где-нибудь на Лангеланне.

Сириец выглядел совершенно озадаченно. И Карл прекрасно понимал его.

– Ну ладно, так и быть, объясню. Значит, ты не опускаешь после себя сидушку. – Роза подняла вверх палец. – Во-первых. Все сидушки отвратительны с нижней стороны, они вонючие и перепачканы брызгами мочи и дерьма. Зачастую весьма сильно. Во-вторых, когда в туалет заходит женщина, ей приходится трогать сидушку, прежде чем усесться на унитаз. В-третьих, это омерзительно, потому что руки оказываются уже перепачканными бактериями, когда ты сидишь и готовишься к вытиранию. Абсолютно антигигиенично. Правда, может, ты никогда не слышал о заболеваниях тазовых органов? В-четвертых, приходится мыть руки дважды исключительно из-за вашей лени. Разумно ли? Нет! – Она уперлась кулаками в бока. – Если вы опускаете сиденье сразу после того, как помочились, вы ведь все равно моете руки… ну, надеюсь.

Ассад постоял с минуту, глубоко задумавшись.

– То есть ты считаешь, лучше, если я буду поднимать сидушку перед тем, как пописать? Ведь мне тогда придется вымыть руки, прежде чем начать, иначе у меня будут грязные пальцы?

Счет на пальцах вновь продолжился.

– Пункт первый. Именно поэтому вам, мужчинам, лучше бы тоже мочиться сидя. Пункт второй. Если вы для этого слишком круты и мужественны, вспомните о том, что довольно много мужчин с нормально устроенным пищеварительным трактом сами периодически вынуждены садиться на унитаз, и сидушку приходится опускать; тем самым я предполагаю, что наверняка ср… вы все-таки не стоя.

– Но нам ведь не приходится ее опускать, если перед нами в туалете была дама! Она уже опущена, – ответил Ассад. – И, Роза, знаешь что? Думаю, отыщу-ка я свои прекрасные зеленые резиновые перчатки и вычищу мужской туалет вот этими самыми двумя друзьями. – Он поднял вверх обе ладони. – Им ничего не стоит поднять сидушку и залезть в канализационную трубу. Они не столь изнеженны, фру Уязвимость.

Карл увидел, как щеки Розы зарумянились и что она приготовилась устроить нешуточный разнос, и инстинктивно выставил вперед руку между вступившими в конфликт сторонами, дабы положить конец затянувшейся дискуссии. Слава богу, сам он был вымуштрован в этом плане еще дома. Но дома у них поверх туалетного сиденья имелась к тому же еще и оранжевая крышка.

– Мне кажется, пора нам перейти к повестке дня, ребятки, – вмешался Карл. – В моем доме была совершена попытка поджога. У нас в подвале побывал какой-то человек, охотящийся за хранящимися здесь материалами. Вообще-то, Роза, не так уж и сложно попасть в туалет, где ты спрятала бумаги Нёрвига; так разве хорошая идея держать материалы там? Не думаю, что табличка «туалет не работает» помешает этим воришкам проникнуть туда, если они пожелают поискать как следует, ты согласна?

Роза вытащила из кармана ключ.

– Конечно, но, может, помешает вот это… А если ты говоришь о безопасности, я как-то не рассчитываю проводить в управлении больше времени, чем необходимо. Не так уж здесь и уютно. В моей сумочке есть предметы для самообороны, так что пускай только попробуют.

Карл подумал о перцовом баллончике и электрошокере, в крайней степени неприятной вещице, на которую у нее явно не имелось разрешения.

– Ага. Но все-таки будь поосторожней, Роза.

Она усмехнулась на его слова, что уже само по себе являлось оружием.

– Я просмотрела документы, принесенные от Нёрвига, и занесла в свою базу данных имена всех персон, привлекавшихся к суду. – Роза выложила на стол перед Карлом несколько скрепленных вместе листиков бумаги. – Вот список. Обрати, пожалуйста, внимание, что многие протокольные материалы снабжены подписью уполномоченного адвоката Альберта Касперсена. Для тех из моих слушателей, кто с ним незнаком, поясню: он является одной из ключевых фигур в «Чистых линиях» и, более того, ожидается, что вскоре он поднимется на самый верх партийного аппарата и станет, вероятно, председателем партии.

– Ясно. То есть он работал у Нёрвига? – предположил Карл.

– Да, в фирме «Нёрвиг и Сёндерсков». Когда партнерство распалось, он поступил на работу в некую адвокатскую контору в Копенгагене.

Карл опустил глаза на страницу. Роза сделала четыре колонки для каждого из дел. Одна – с именем обвиняемого по делу, которого защищала адвокатская контора, вторая – с именем жертвы, и, наконец, две последние с указанием даты и сути дела соответственно.

Колонка «Суть дела» изобиловала жалобами на злоупотребления тестом на интеллект и общую медицинскую небрежность, в подавляющем большинстве случаев – на неудачные или даже избыточные гинекологические процедуры. В колонке с именами можно было обнаружить как заурядные датские фамилии, так и звучавшие на иностранный манер.

– Я выбрала несколько дел и изучила их довольно подробно, – сказала Роза. – Несомненно, мы столкнулись с самым систематизированным бардаком, какой я когда-либо видела. Чистой воды дискриминация и господский менталитет. Если это всего лишь верхушка айсберга, то сообщество виновно в огромном количестве преступлений против женщин и нерожденных детей.

Она показала на пять имен, фигурировавших чаще остальных. Курт Вад, Вильфрид Лёнберг и еще три.

– На сайте «Чистых линий» указано, что четверо из них по-прежнему являются влиятельными членами партии, а пятый умер. Как вам, господа?

– Если такие звери получат право голоса в Дании, Карл, будет война, уж поверь мне, – прорычал Ассад, проигнорировав адский звук, каким уже десятый раз за утро привлекал к себе их внимание его идиотский телефон.

Мёрк пристально посмотрел на коллегу. Дело сильнее обычного затронуло его чувства; да и вообще так можно было сказать про обоих помощников. Словно нацелилось прямо в их сердца. Совершенно ясно, что его друзья имеют свои душевные раны, и все-таки Карлу казалось странным, что расследование настолько задело Ассада за живое и что он настолько сильно потрясен выясненными фактами.

– Если эти типы избежали обвинений в депортации женщин на остров, – продолжал сириец без остановки, сомкнув черные брови над переносицей, – обвинений в уничтожении совершенно здоровых плодов и в стерилизации множества женщин, значит, они могут безнаказанно делать все, что угодно. Вот что я имею в виду. И совсем никуда не годится, если при этом они еще и заседают в фолькетинге.

– Ассад, Роза, послушайте меня. В первую очередь мы расследуем исчезновение пятерых людей, верно? Рита Нильсен, Гитта Чарльз, Филип Нёрвиг, Вигго Могенсен, Таге Германсен. Все они пропали примерно в одно и то же время и с тех пор так никогда и не объявились. По всей видимости, произошло преступление. Мы установили общие знаменатели, такие как женское учреждение на Спрогё и Нэте Германсен, с одной стороны, а с другой стороны, множество вещей, связанных с Куртом Вадом и его деятельностью, которая несомненно вызывает тысячи вопросов. Возможно, следует копать глубже в его идеях и наработках, а возможно, и нет. Но все же наша основная цель – раскрыть дела о пропажах без вести, остальное следует передать в Национальный центр расследований или в службу внутренней полицейской разведки. Такое огромное дело не по силам троим людям, к тому же оно в высшей степени опасное.

Ассад явно был недоволен.

– Карл, ты сам видел царапины на двери карцера на Спрогё. Ты сам слышал то, что Миа Нёрвиг рассказывала о Курте Ваде. Ты можешь ознакомиться вот с этим списком. Нам стоит встретиться со старым негодяем и обсудить с ним весь тот кошмар, который остается на его совести. Другого я предложить не могу.

Карл поднял руку. Довольно своевременно телефонный звонок прервал накалявшуюся атмосферу. По крайней мере, так ему казалось, пока он не увидел, что звонит Мона.

– Да, – сказал он в трубку более прохладно, чем намеревался.

Даже жар в ее голосе ничего не изменил.

– Мне показалось, ты куда-то пропал. Ты потерял ключ?

Карл прошел чуть глубже по подвальному коридору.

– Нет, просто я не хотел приезжать и беспокоить тебя. Вполне могло случиться, что Рольф еще нежился у тебя в спальне.

Нельзя сказать, что наступившая пауза оказалась неприятной, но печальной, пожалуй. Существовало столько всяческих способов сказать той, от кого ты без ума, что не хочешь делить ее ни с кем. А результатом чаще всего бывает ссора. Мёрк считал секунды и уже собирался положить трубку в приступе разочарования, когда его барабанная перепонка чуть не лопнула от приступа громоподобного хохота.

– Вот так насмешил! Какой же ты милашка, Карл… Ты приревновал к псу, милый мой. Матильда оставила мне на попечение своего керн-терьерчика, пока она на своих курсах в интернате.

– К псу? – Тут нервно-паралитический газ со свистом вылетел из баллона. – А с какой стати, когда я позвонил, ты выдала мне фразу «не бери в голову, обсудим как-нибудь в другой раз»? Я испытал довольно неприятные чувства.

– О-ох, мой друг… Когда же ты, наконец, поймешь, что, если женщине, которая еще не провела как минимум полчаса перед зеркалом, звонит ее возлюбленный, она совершенно не готова к разговорам с ним?

– Сдается мне, сейчас ты намекаешь, что опять проверяла меня?

Мона рассмеялась.

– Карл, а ты опытный полицейский. Вот и еще одна загадка прояснилась.

– Я выдержал испытание?

– Возможно, обсудим вечером. Когда Рольф будет лежать между нами.

 

Они свернули с Роскилевай на Брёндбюостервай со скоплениями высоток, возвышающихся по обе стороны улицы.

– Я знаю Брёндбю Норд довольно хорошо, – заметил Ассад. – А ты, Карл?

Карл кивнул. Сколько раз он патрулировал этот район? По слухам, Брёндбюостер когда-то был динамичным городом с тремя площадями, которые могли предложить все, что душе угодно. Сперва тут были прекрасные кварталы, населенные богатыми гражданами, а затем один за другим выстроились огромные торговые центры – «Рёдовре», «Глоструп», «Видовре», «Билка» в Исхое и Хундиге, – и вдруг целый город оказался опустошен. Массовое закрытие бутиков, исчезновение добротных некогда успешно торгующих магазинов, и теперь не осталось практически ничего. Возможно, на данный момент Брёндбю являлся коммуной с наиболее запущенной деловой жизнью в стране. Где пешеходная улица, где большой торговый комплекс? Где кинотеатр и культурный центр? Сейчас здесь проживали только граждане, имевшие машину, либо те, кто предъявлял низкие требования к городской инфраструктуре.

Это было заметно и на площади Брёндбюостер, и на площади Нюгорд. Помимо футбольной команды «Брёндбю», гордиться жителям района было особо нечем. Проще говоря, весьма скромная коммуна, то же самое можно сказать и о Брёндбю Норд.

– Да, Ассад, я тоже достаточно хорошо тут ориентируюсь. А почему ты спросил?

– Я уверен, что не многим беременным женщинам из района Брёндбю Норд удалось избежать просеивания сквозь дискриминационное сито Курта Вада. Видимо, это походило на отбор, проводимый врачами из концентрационных лагерей, когда приходил очередной состав с евреями, – заметил Ассад.

Может, сравнение и было жестковатым, но Карл все же кивнул, глядя на мост, пересекавший железнодорожные пути. Чуть дальше виднелся старый город с сельскими постройками. Оазис в асфальтовых джунглях. Ветхие дома с покрытыми соломой крышами и настоящие – не привитые – плодовые деревья. Здесь было где расправить плечи и устроить барбекю.

– Нам нужно на улицу Вестрегэде, – сказал Ассад, глядя на навигатор. – Улица Брёндбюостервай односторонняя, так что придется доехать до Парк Алле, развернуться и ехать обратно.

Мёрк взглянул на знаки. Да, вполне соответствует.

Едва оказавшись на сельской улице, он заметил тень грузовика, несущегося сбоку из переулка. Прежде чем Карл успел среагировать, грузовик с оглушительным грохотом врезался в правый бок «Пежо», так что машина потеряла управление и была отброшена на тротуар, где остановилась, наткнувшись на живую изгородь. В одно мгновение мир вокруг превратился в нагромождение битого стекла, хруст искореженного металла и щелчки от подушек безопасности, которые немедленно надулись. Затем все остановилось. Они услышали шипение мотора и крики людей, находившихся за изгородью. Других звуков не было.

Они посмотрели друг на друга с недоумением и в то же время с облегчением, когда подушки схлопнулись.

– И что теперь мне делать с моей изгородью? – поинтересовался пожилой господин, едва они выкарабкались из автомобиля.

Ни слова об их самочувствии. Слава богу, они были в порядке.

Карл пожал плечами.

– Спросите в своей страховой компании, я не эксперт по восстановлению изгородей.

Он оглядел оказавшихся поблизости свидетелей.

– Кто-нибудь видел, что произошло?

– Да, грузовик промчался по односторонней улице Брёндбюостервай и скрылся по Хойстенс-Бульвар, насколько я заметил, – сказал кто-то из пешеходов.

– Он ехал со стороны Брёндбютофтена. Думаю, он стоял там в течение некоторого времени, но что именно это был за грузовик, понятия не имею, помимо того, что он был синего цвета, – добавил второй.

– Нет, серого, – возразил третий.

– Я так понимаю, никто из вас не успел заметить номер, – сказал Карл и принялся осматривать повреждения.

Он мог бы позвонить в отдел дорожной инспекции и тем самым тут же раскрыть все карты. Проклятие. В таком случае, по его предположениям, им с Ассадом придется возвращаться на электричке.

И, если Карл был прав в иных своих предположениях, вряд кто из людей, работавших в Брёндбютофтене, пойдет им навстречу и расскажет, заметил ли что-то странное в связи с происшествием.

Совершенно очевидно, это было покушение. Никакой не несчастный случай.

 

– Господи, дом Курта Вада находится прямо напротив полицейской академии! Что может быть лучшим прикрытием для теневого бизнеса, Ассад? Кому бы могло прийти в голову искать что-то недобросовестное здесь?

Сириец указал на табличку, прикрепленную к желтой кирпичной стене рядом со входом.

– На табличке не его имя, Карл. Тут написано – «кандидат медицинских наук, хирург-гинеколог, Карл-Йохан Хенриксен».

– Да, Курт Вад продал свою практику. Тут два звонка, Ассад. Может, попробуем верхний?

За дверью раздался приглушенный звук, напоминающий миниатюрный Биг-Бен. После того как никто не отреагировал на неоднократные попытки позвонить в оба звонка, они прошли в ворота между фасадом дома и старой постройкой типа конюшни из желтого известняка, покрытой черепицей времен еще Вальдемара Победоносного.

Садик был небольшим, вытянутым в длину, обнесенным белой беленой и плотной изгородью из деревянных жердей; аккуратные клумбы и какая-то ветхая пристройка на стойках.

Они прошли в самую середину участка и обнаружили, что из-за термостекла помещения, которое можно было назвать каминной гостиной, за ними наблюдает пожилой мужчина. Несомненно, это был Курт Вад.

Он покачал головой, после чего Карл приложил к стеклу полицейский жетон, но старик снова покачал головой, явно не собираясь пускать их в дом.

Тогда Ассад поднялся на порог и подергал дверь, пока она не отворилась.

– Курт Вад, – сказал он в открытую дверь. – Можно нам войти?

Мёрк посмотрел на старика сквозь стекло. Тот подошел с каким-то недовольным высказыванием, однако полицейский не услышал, что именно он сказал.

– Большое спасибо, – ответил Ассад и просочился в гостиную.

«Дерзко», – подумал Карл и последовал за ним.

– Это вторжение. Мне придется попросить вас удалиться, – запротестовал мужчина. – Моя жена лежит наверху при смерти, и у меня нет никакого настроения принимать гостей.

– У нас у всех настроение не очень-то, – прокомментировал Ассад.

Карл взял его за локоть.

– Нам жаль это слышать, господин Вад. Мы будем кратки.

Затем без приглашения уселся в большое кресло с высокой спинкой, отделанное дубом, несмотря на то что хозяин дома продолжал стоять.

– Кажется, вы прекрасно понимаете, зачем мы здесь, ибо с утра успели расставить нам множество ловушек. Кратко подытожу…

Карл выдержал небольшую паузу, чтобы оценить реакцию Вада на прозрачные намеки на два покушения, однако реакции никакой не последовало. Он был решительно настроен на их немедленный уход.

– Если не брать во внимание некоторую осведомленность о вашей деятельности в различных объединениях и партиях, мы пришли в основном, поскольку заинтересованы выяснить, может ли быть ваше имя связано с целой серией дел об исчезновении людей в начале сентября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Прежде чем задать вам конкретные вопросы, спрошу у вас: может, вы сами хотели бы нам что-нибудь сказать?

– Да. Вам следует немедленно уйти.

– Я не понимаю, – сказал Ассад. – Голову даю на отсечение, только что вы сами пригласили нас войти.

Он выдал это, не моргнув глазом. Весьма напористо, почти агрессивно. Карлу, видимо, придется взять его на короткий поводок.

Старик собирался уже заворчать, но Мёрк поднял вверх руку.

– Как я сказал, всего несколько коротких вопросов. А ты пока помолчи, Ассад.

Он осмотрелся. Дверь в сад, еще одна дверь в помещение, похожее на обеденную гостиную, и еще одна закрытая двойная дверь. Все три двери обиты тиковой фанерой. Типичная деталь, характерная для шестидесятых годов.

– Кабинет Карла-Йохана Хенриксена находится за этими дверями? Сейчас там закрыто?

Курт Вад кивнул. Он был начеку и держал язык за зубами, понял Карл, но ярость еще могла прорваться, если вопросы будут поагрессивнее.

– То есть от входной двери существует три возможных маршрута – по лестнице на второй этаж, где находится ваша жена, налево в консультацию и направо через обеденную гостиную, а затем, вероятно, в район кухни.

Вад снова кивнул. Вероятно, удивившись высказанным наблюдениям, он все же предпочел молчать.

Мёрк еще раз осмотрел дверь в комнату.

«Если и стоит ожидать нападения, видимо, оно произойдет из двойной двери, ведущей в консультационный кабинет», – прикинул Карл, стараясь не упускать это направление из виду и подвинув руку поближе к кобуре с пистолетом.

– О каких исчезновениях идет речь? – наконец спросил старик.

– Одно касается Филипа Нёрвига; с ним, как мне известно, вы какое-то время сотрудничали.

– Вот как… Мы не виделись в течение двадцати пяти лет. Но вы упомянули о нескольких исчезновениях. Кто еще?

Ну вот, он сам начал задавать вопросы, значит, общая атмосфера перестала быть столь напряженной.

– Люди, так или иначе связанные со Спрогё, – ответил Карл.

– Но я никоим образом не связан со Спрогё. Я родом с Фюна, – заметил старик с ухмылкой.

– Да, и тем не менее вы способствовали отправке на этот остров женщин, вы являлись главой организации, периодически – и, видимо, с помощью прекрасно отработанного механизма – помещавшей туда женщин с пятьдесят пятого по шестьдесят первый год. Кроме того, данная организация фигурирует в огромном количестве дел о принудительных абортах и насильственной стерилизации.

Вад улыбнулся шире.

– Может, хотя бы по одному из этих дел есть приговор суда? Нет, нету. Чистейшей воды дым без огня… Ах да, господи помилуй, неужто речь идет о парочке слабоумных со Спрогё? Я никак не возьму в толк, каким образом все это соприкасается с вашим расследованием. Может, вам на самом деле лучше побеседовать с Нёрвигом?

– Нёрвиг пропал без вести в восемьдесят седьмом году.

– Ну да, вы уже сказали… Но, возможно, у него была на то своя причина. Может, именно он стоит за всем тем, чем вы сейчас занимаетесь. Вы считаете, что хорошо поискали его?

Невиданная заносчивость.

– Карл, я не желаю больше выслушивать этот нонсенс. – Ассад обратился непосредственно к Курту Ваду: – Вы ведь знали, что мы к вам едем? Вы даже не вышли к двери, чтобы взглянуть, кто позвонил. Потому что вы знали и то, что грузовик, высланный вами, не смог нас остановить. Вот ведь дерьмо так уж дерьмо, верно?

Ассад приблизился к нему вплотную. Это заходило уже слишком далеко. Существовало множество деталей, которые нужно было непринужденно выманить у Курта Вада. А таким образом он лишь замкнется и замолчит.

– Нет, Карл, подожди, – сказал Ассад, увидев, что Карл собирается вмешаться. Затем он ухватил старика, как минимум на полторы головы выше себя, за талию и толкнул в кресло, стоявшее в углу рядом с камином.

– Вот так, теперь мы в большей степени вас контролируем. Минувшей ночью вы пытались сжечь Карла и его друзей – и, слава богу, вам это не удалось. А предыдущей ночью предприняли попытку совершить кражу в полицейском управлении. Кроме того, вы сожгли документы. Вокруг вас есть много людей, чьими руками совершаются эти нечистоплотные действия. Неужели же вы думаете, что я буду вести себя с вами доброжелательнее, чем вы ведете себя по отношению к нам? Если так, то вы глубоко ошибаетесь.

На Ассада по-прежнему смотрел улыбающийся и хладнокровный Курт Вад. Это могло привести в бешенство кого угодно.

Карл поддержал агрессивный настрой Ассада.

– Курт Вад, не знаете ли вы случайно, куда подевался Луис Петерсон?

– Кто-кто?

– А-а, предпочитаете играть в игры… Значит, вы не знаете своих сотрудников из «Бенефиса»?

– Что за «Бенефис»?

– Лучше расскажите, почему Луис Петерсон кинулся вам перезванивать, сразу после того как мы засыпали его кучей вопросов о вас в одном из кафе Хольбэка.

Улыбка старика слегка выдохлась. Карл заметил, что и от Ассада не скрылась эта перемена. Впервые, когда они упомянули конкретный факт, связанный непосредственно с Куртом Вадом, он отреагировал. Сработало.

– И почему перед этим вам звонил Герберт Сёндерсков? По моей информации, тоже вскоре после того как мы посетили их с Миа Нёрвиг дом в Хальсскове. Есть какие-нибудь комментарии на этот счет?

– Никаких. – Курт Вад тяжело опустил руки на подлокотники.

Знак того, что с этой секунды он замкнулся.

– «Секретная борьба!» – не унимался Карл. – Любопытный феномен, о котором в скором времени предстоит услышать датской общественности. Что скажете на эту тему? Вы все же как-никак основатель, не так ли?

Ответа не последовало. Его руки лишь плотнее вжались в подлокотники.

– Если вы признаете свою причастность к исчезновению Филипа Нёрвига, может случиться, что мы сосредоточимся на прочей ерунде типа политических партий и тайных лож.

Интересна была реакция Вада на его слова. Ибо, как бы незначительна ни оказалась, она станет руководством для Карла в выборе дальнейшей стратегии в отношении этого скрытного типа – по крайней мере, так подсказывал опыт. Он воспользуется возможностью выдать себя и тем самым уберечь партию, или же предпочтет спасать себя самого? Карл склонялся к последнему.

Однако Вад вообще никак не отреагировал, что сбивало с толку.

Карл взглянул на Ассада. Заметил ли его ассистент, что дело о Нёрвиге в представлении Курта Вада совсем не являлось альтернативой делу о «Секретной борьбе»? Что упоминание о менее масштабном преступлении не было использовано, чтобы скрыть более масштабное? Настоящие профессиональные криминальные авторитеты не преминут совершить подобный обмен, однако Вад и не думал идти на сделку. Так, может, он и впрямь не имеет никакого отношения к тем проклятым пропажам без вести? Нельзя было исключать такую возможность. Или он гораздо более влиятелен, чем предполагает Карл?

В данный момент, по крайней мере, они ни капли не продвинулись.

– Касперсен ведь все еще работает на вас? Так же, как и в период, когда вы вместе с Лёнбергом и другими членами «Чистых линий» разрушали жизни невинных людей?

На эти вопросы Вад тоже не отреагировал, и Ассад готов был взорваться.

– Ты вообще хоть знаешь, как по новым правилам пишется название этой организации, идиот? – так и взорвался он.

Карл отметил про себя, что, несмотря на всю кажущуюся невинность данного выпада, Курт был глубоко раздражен. По крайней мере, последний вопрос, заданный Ассадом, вызвал намного более глубокую реакцию, чем вся беседа, вместе взятая. Лингвистическая поправка со стороны этой агрессивной жалкой обезьянки – чересчур провокационно для него, и это было заметно.

– Как зовут вашего водителя, того светловолосого, подкинувшего мне газовый баллон? – наступал Карл.

И наконец:

– Вы помните Нэте Германсен?

Старик выпрямился.

– Я должен просить вас удалиться. – Он вновь перешел на рельсы формальности. – Моя супруга умирает, и я вынужден просить вас уйти, дабы проявить уважение к последним часам, которые мы проведем вместе.

– Видимо, такое же уважение, какое вы проявили по отношению к Нэте, когда вышвырнули ее на остров; такое уважение, какое вы оказали женщинам, оказавшимся вне вашего вырожденного извращенного вкуса и чьих детей вы убили, прежде чем они появились на свет? – произнес Карл с той же ухмылкой, какая только что была на лице у Вада.

– Не смейте сравнивать эти вещи. – Курт встал. – Ох, как я устал от вашего лицемерия… – Затем он повернулся к Ассаду. – Может, ты тоже рассчитываешь расплодить жалких тупых черномазых детей и назвать их датчанами, убогий ты человечишко?

– А, вот оно и полезло, – улыбнулся сириец. – Выродок, как он есть. Жуткий выродок Курт Вад.

– Убирайся, обезьяний хвост! Проваливай к себе на родину, недочеловек! – Старик повернулся к Карлу. – Да, я отсылал асоциальных тупых девчонок с явно аномальными сексуальными наклонностями на Спрогё. Девок стерилизовали, да, и вы должны сказать мне спасибо сейчас, ведь их потомки могли бы наводнить улицы города, как крысы, а вам с вашими коллегами было бы не совладать с их криминальным поведением и примитивными инстинктами… Черт возьми вас обоих. Если б я был помоложе…

Он выставил вперед кулаки, и Ассад приготовился к отпору. В такой обстановке Курт Вад казался более дряхлым, чем на экране телевизора. Он производил почти комическое впечатление – старикашка, пытающийся выпрямиться и строящий из себя мачо посреди гостиной с секретером и хаотичным смешением стилей, говорившим о долгой жизни хозяина жилища. Но Карл видел его насквозь. Ничего комического в нем не было, и дряхлость относилась исключительно к телу этого человека. Ибо мозг был истинным оружием Вада, и разум его был непреклонен, холоден и наполнен исключительно злом.

Поэтому Мёрк схватил своего помощника за воротник и потащил его к двери.

– Однажды до него доберутся, Ассад, успокойся, – сказал он, когда они бежали по Брёндбюостервай к железнодорожной станции.

Однако коллега не успокаивался.

– Доберутся! Ты говоришь «доберутся», а не «доберемся». Я не знаю, кто его остановит. Курту Ваду восемьдесят восемь лет, Карл. Никто не тронет его прежде Аллаха, если этого не сделаем мы.

 

В электричке они почти не разговаривали, каждый был погружен в собственные мысли.

– Ты заметил, насколько высокомерен этот сукин сын? У него в доме даже нет сигнализации, – в какой-то момент сказал Ассад. – Думаю, в самое ближайшее время нам стоит пробраться к нему в кабинет, потому что в противном случае он успеет уничтожить важные материалы. Уж это точно!

Он не уточнял, кому именно «придется пробираться».

– Я не разрешаю тебе входить к нему тайком, – ответил на это Карл. – Одного взлома в неделю более чем достаточно.

Больше говорить не требовалось, да и не было сказано.

Не прошло и пяти минут после их возвращения в управление, как Роза уже явилась к Карлу с факсом.

– Вот это лежало в аппарате, когда я пошла проверить; адресовано Ассаду, – сказала она. – Из Литвы, насколько я могу судить по номеру. Совершенно отвратительная картинка, правда? Не знаете, зачем ее нам прислали?

Карл бросил беглый взгляд на страницу и весь похолодел.

– Ассад, иди-ка сюда, – крикнул он.

На этот раз все происходило не так быстро, как обычно. День выдался тяжелый.

– Да что случилось? – спросил сириец, когда наконец дополз до кабинета Карла.

Мёрк показал на факс.

– Эту татуировку сразу узнаешь, правда, Ассад?

Ассад взглянул на вытатуированного дракона, рассеченного надвое на почти оторванной от тела голове Линаса Версловаса. Лицо выражало страх и недоумение. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о лице Ассада.

– Да, нехорошо, – согласился тот. – Но только я к его убийству не имею никакого отношения.

– То есть ты утверждаешь, что ни прямо, ни косвенно не причастен?

Карл ударил по факсу. У него тоже нервы были на пределе, что в общем-то неудивительно.

– По поводу «косвенно» никогда нельзя быть уверенным. По крайней мере, сознательно я этого не делал.

Мёрк пошарил в кармане в поисках сигарет. В данный момент они были ему просто необходимы.

– В самом деле, Ассад, мне очень хотелось бы так думать, но с какого перепугу литовская полиция, или кто там прислал эту гадость, считает, что необходимо поставить тебя в известность?.. Где моя зажигалка, будь она неладна, ты случайно не видел?

– Я не знаю, зачем ставить меня в известность. Но могу позвонить и спросить у них прямо. – Последняя фраза звучала чересчур уж саркастично.

– Знаешь что? Думаю, следует оставить это на потом. А в данный момент, считаю, тебе лучше отправиться домой, или как там это у тебя называется, и немного отвлечься. Ибо у меня создается ощущение, что ты можешь выйти из себя в любой момент.

– Странно, что ты сейчас не испытываешь таких же эмоций. Но раз ты считаешь, что так будет лучше, я пойду.

Ассад не показывал этого, но в действительности злился намного сильнее, чем Карл когда-либо за ним замечал.

Он ушел. Зажигалка Карла провокационно торчала у сирийца из заднего кармана.

Ничего хорошего ожидать не приходилось.

Показать оглавление Скрыть оглавление

ogrik2.ru

Глава 8 - Журнал 64 - Юсси Адлер-Ольсен - Ogrik2.ru

Ноябрь 2010 года

– Ты уже взглянул на пометки Розы, сделанные в деле Риты Нильсен?

Карл поднял голову и едва сдержался от смеха. Перед ним стоял Ассад и махал небольшой стопкой бумаг. Очевидно, он нашел средство от насморка, ибо из ноздрей у него торчало по большому клочку ваты. Поэтому его довольно забавный акцент стал еще забавней.

– Какие пометки, где? – спросил Карл, подавив улыбку.

– В деле о женщине, пропавшей в Копенгагене. Хозяйке борделя Рите Нильсен. – Он бросил на стол стопку фотокопий. – Роза собирается сейчас сделать пару звонков, а мы пока должны просмотреть вот это, так она сказала.

Мёрк взял копии и показал пальцем на тампоны.

– Если ты сейчас же не вытащишь затычки, я не смогу сосредоточиться.

– Тогда у меня потекут сопли, Карл.

– Пускай текут. Главное – чтобы на пол. – Он удовлетворенно кивнул, когда ватные тампоны очутились в мусорном ведре, и посмотрел на бумаги. – Какие пометки?

Ассад наклонился к нему и пролистал несколько страниц вперед.

– Вот, – показал он на многочисленные строки, выделенные красным цветом.

Карл пробежал страницу глазами. Там описывалось проведенное полицией исследование состояния обнаруженного «Мерседеса» Риты Нильсен, а пометки Розы относились к нескольким предметам, найденным в бардачке. Путеводитель «Поездка по Северной Италии», несколько пастилок «Лакерол», пачка бумажных носовых платков, пара брошюр о Флоренции и, наконец, четыре кассеты Мадонны.

«Очевидно, в то время Мадонну сложно было сбыть в воровской среде Нерребро», – подумал Карл и заметил, что предложение «Футляр от альбома «Кто эта девушка?» найден без содержимого» Роза выделила дополнительной жирной чертой. «Занятная формулировка», – подумал Карл. «Найден без содержимого»… Такая фраза допускала различные толкования.

– Ладушки, – наконец изрек он. – Действительно, сенсационная новость, Ассад. Обнаружена кассета Мадонны без содержимого. Ну что, проинформируем прессу?

Сириец непонимающе посмотрел на него.

– Там на следующей странице тоже кое-что есть. Да, страницы лежат слегка в обратном порядке…

Он указал на еще несколько пометок. На этот раз речь шла о телефонном сообщении от 6 сентября 1987 года о пропаже Риты Нильсен. Принято от Лоны Расмуссен из Кольдинга, которая у нее работала – отвечала на телефонные звонки и принимала заказы на девушек по вызову. Она удивлялась, что хозяйка не вернулась в Кольдинг в субботу, как планировалось. Ниже отмечалось, что Лона издавна засветилась в полиции связью с проститутками и наркодилерами.

Фраза, выделенная в этом фрагменте, гласила: «По свидетельству Лоны Расмуссен, на воскресенье у Риты Нильсен было запланировано что-то важное, поскольку тот день и несколько последующих были перечеркнуты косыми красными линиями в ее ежедневнике, находившемся в массажной клинике, «проститутской конторе», как ее называет Лона».

– О’кей, – многозначительно произнес Карл, продолжая читать документ. – Значит, у Риты Нильсен были запланированы какие-то встречи на дни, последовавшие за ее исчезновением. Причем следствие проверило эти сведения и не смогло уяснить, с кем женщина хотела встретиться.

– Мне кажется, сейчас Роза пытается найти Лону Расмуссен, – прогнусавил Ассад.

Карл вздохнул. Все произошло двадцать три года тому назад. Судя по номеру страхового свидетельства Лоны, ей сейчас должно быть семьдесят с лишним – довольно солидный возраст для дамы с таким прошлым. Да даже если, несмотря на мизерный шанс, старуха все еще жива, чем она может помочь спустя столько лет?

– Смотри, Карл, – Ассад снова перевернул страницу и прочитал еще одно предложение, немного невнятно из-за соплей. – «При обыске квартиры Риты Нильсен на десятый день после ее исчезновения обнаружили кошку, настолько ослабленную, что пришлось прибегнуть к ее усыплению».

– Какой ужас, – прокомментировал Карл.

– Да, и вот еще, – Ассад указал на нижнюю часть страницы. – «Ничто из найденного не свидетельствует о преступлении; в личных бумагах, дневниках и прочем не обнаружилось никаких указаний на серьезный кризис. Жилище Риты Нильсен произвело впечатление аккуратного, однако оно несколько несерьезно обставлено для ее солидного возраста: множество безделушек, чересчур большое количество фотографий Мадонны, вставленных в рамки. В целом ничто не говорит о возможности самоубийства и уж тем более убийства».

И вновь Роза выделила жирным одну фразу: «большое количество фотографий Мадонны, вставленных в рамки».

Почему акцент именно на этом? Карл вытер нос. Неужели и у него потекло? Да нет, вроде ничего нету… Черт возьми, нельзя простужаться. Ведь Мона ждет…

– Не знаю, почему Роза считает, что все, связанное с Мадонной, так важно, – сказал он. – Но вот трагедия с кошкой любого заставит задуматься.

Ассад кивнул. Легенды о незамужних женщинах и их домашних питомцах определенно нельзя считать преувеличением. Если у тебя есть кошка, ты позаботишься о ней, прежде чем предпринять столь решительный шаг, как самоубийство. Или заберешь ее с собой, или заранее пристроишь животное в хорошие руки.

– Я надеюсь, наши коллеги из Кольдинга задумывались об этом, – заметил он, однако Ассад покачал головой.

– Нет. Согласно официальной гипотезе, она, вероятно, покончила жизнь самоубийством, поддавшись внезапному порыву, – буркнул он.

Карл кивнул. Конечно, и такое было возможно. Ведь она находилась вдали от своего дома и кошки. Всякое может случиться…

Голос Розы прогремел по коридору:

– Идите-ка сюда, оба. И побыстрее!

Какого лешего?! Женщина, кажется, начала командовать ими… Может, хватит уже указывать, какими делами им заниматься? Если она собирается постоянно говорить в таком тоне, то стоит как следует ответить ей, чтобы эта тупица вновь впала в депрессию и превратилась в Ирсу. Пускай «близняшка» Розы не столь находчива, полной дубиной ее тоже не назовешь.

– Идем, Карл, – сказал Ассад и потянул его к двери.

Видимо, он был выдрессирован лучше.

Роза стояла посреди своего кабинета, во всем черном с ног до головы, как трубочист, и держала в руке телефонную трубку, абсолютно безразличная к прищуренному порицающему взгляду Карла.

– На связи Лона Расмуссен, – прошептала она. – Вам необходимо слышать, что она расскажет. Объяснения позже.

Затем Роза положила трубку на стол и включила громкую связь.

– Ну вот, Лона, теперь ко мне пришли мой шеф, Карл Мёрк, и его помощник, – произнесла она. – Не могли бы вы повторить то, что только что мне рассказали?

Ну ладно, хоть назвала его шефом. Значит, все-таки в курсе, за кем решающее слово в их отделе, и то хорошо. Карл одобрительно кивнул ей. Несмотря ни на что, Розе удалось связаться с Лоной Расмуссен. Совсем недурно.

– Да-а, – протяжно прозвучало из телефона. Унылый хриплый голос, как у закоренелых наркоманов.

Впрочем, не такой уж и старческий. Просто очень севший.

– Вы меня слышите?

Роза подтвердила.

– Так вот, я только сказала, что она обожала свою дурацкую кошку, и одна из шлюх, не помню точно, как ее звали, однажды должна была присмотреть за ней, но забыла. Рита адски разобиделась на нее. Когда Рита уезжала надолго, я кормила животное какими-то консервами, но если она покидала дом на день-два, кошка оставалась одна. Ну да, она слегка засирала все вокруг, а хозяйка потом все убирала.

– То есть вы утверждаете, что Нильсен никогда не оставляла свою любимицу, не найдя кого-то, кто бы позаботился о ней? – подсказала Роза.

– Вот именно! Тут кроется странность. Я понятия не имела о том, что кошка находится в квартире, к тому же у меня не было ключа. Хозяйка не дала мне никаких указаний, иначе я знала бы о том, что бедное существо умирает от голода, понимаете?

– Да, Лона, понимаем. Но еще одна вещь, которую вы мне раньше сказали, – не повторите ее еще разок? Что касается Мадонны.

– Она тащилась от нее. Действительно ее обожала.

– Вы сказали, что Рита была в нее влюблена.

– Да, черт возьми. Она предпочитала об этом не говорить, но мы все об этом знали.

– То есть Рита Нильсен была лесбиянкой? – вмешался Карл.

– Ого, я слышу мужской голос, – хрипло усмехнулась она. – Ну, Рита трахалась со всем, что способно ползать и ходить. – Тут она резко прервалась, и в строгом Розином кабинете раздались звуки, исходящие от человека, пытающегося утолить бездонную жажду. – Если хотите знать мое мнение, думаю, она никогда никому не отказывала, – продолжила Лона через пару очередных глотков. – Если только тогда, когда делала это за деньги, а у бедняка, или кто бы там ни был, не оказывалось ни гроша.

– Так вы не считаете, что Рита совершила самоубийство? – продолжил опрос Карл.

В ответ последовал долгий сиплый приступ смеха, вылившийся во фразу:

– Дьявол с вами, конечно, нет.

– И у вас нет никаких предположений относительно того, что могло произойти?

– Понятия не имею. Странно все это. Но скорее всего что-то, связанное с деньгами, хотя на счету у нее было полно, когда суд по правам наследства наконец-то освободил жилье. Да уж, кажется, прошло проклятых восемь лет…

– Она завещала все свои средства и квартиру организации «Защита кошек», верно? – вставила Роза.

«Опять про кошек, – подумал Карл. – Нет, эта женщина не позволила бы своей кошке умереть с голоду».

– Да, правда. Я бы не отказалась воспользоваться парой миллионов из тех средств, – прозвучало чуть более приглушенно на другом конце провода.

– Ладно, – сказал Карл. – Обрисуем ситуацию. Рита отправилась в Копенгаген в пятницу, и у вас сложилось впечатление, что уже в субботу она вернется обратно. Поэтому вам не нужно было присматривать за ее кошкой. Затем вы решили, что она переночевала в ночь с субботы на воскресенье у себя дома в Кольдинге. Позже Рита так и не появилась. Возможно, вы должны были ухаживать за кошкой, но не знали наверняка, находится ли животное в квартире, так?

– Да, что-то в таком роде.

– А прежде случалось нечто подобное?

– Бывало. Она любила отлучаться на несколько дней. Ездила в Лондон или еще куда. Ходила на какие-нибудь мюзиклы, ей это нравилось. Кто бы мог подумать, верно? Но ведь она могла себе позволить…

Последние фразы были совсем нечеткими, и Ассад сосредоточился, прикрыв глаза, словно его атаковала песчаная буря. Однако Карл прекрасно все слышал.

– Еще одна простая вещь. В Копенгагене в последний день, когда ее видели, Рита купила сигареты по кредитной карте. Вы не знаете, почему она не купила их за наличные? Сумма довольно маленькая…

Лона Расмуссен рассмеялась.

– Как-то раз налоговый инспектор обнаружил у нее дома в ящике сто тысяч крон. Она не смогла объяснить, откуда у нее такие деньги. Можете себе представить, что было потом. С тех пор все ее деньги переместились в банк, и она никогда не снимала оттуда ни единой лишней кроны. Все покупалось по кредитной карте или по карте «Дайнерс клаб». Существовало много магазинов, где Рита не могла этого сделать, но она просто от них отказалась. Ей не хотелось вновь попасться. И она не попалась.

– Хорошо, – ответил Карл. – Значит, тут всё в порядке. Жаль, что вам не достались ее деньги, – посочувствовал он, причем вполне искренне. Возможно, подумал, что Лона может умереть в любой момент.

– Да, но мне досталась ее мебель и все, что было в квартире, так как «Защита кошек» не пожелала это все забирать. И для меня это было как нельзя кстати, так как мои собственные вещи представляли собой сплошную рухлядь.

Мёрк вообразил себе обстановку ее квартиры.

Затем они поблагодарили собеседницу и отключили соединение. Она всегда с радостью ответит на любые вопросы, заверила Лона в конце разговора.

Карл кивнул. Значит, в ее жизни происходит мало чего интересного.

Роза одарила их долгим взглядом, убедившись, что они все поняли. Здесь было стоящее дело, и его надлежало основательно исследовать.

– Роза, что еще? – спросил Карл. – Выкладывай.

– Ты ведь не такой уж знаток Мадонны? – ответила она вопросом на вопрос.

Карл на мгновение устало посмотрел на нее. Молодым девушкам, таким как Роза, очевидно, кажется, что, едва перевалив за тридцатник, человек становится весьма ограниченным, а как только ему исполняется сорок, уже стареет. Почему же они, черт возьми, перестают воспринимать человека после пятидесяти, шестидесяти и так далее?

Мёрк пожал плечами. Несмотря на возраст, естественно, он знал о Мадонне многое. Но Розе совсем не следует знать, как одна из подружек доводила его песней «Меркантильная девушка», или как перед ним на одеяле танцевала голая Вигга, эротично крутя бедрами и напевая: «Папа, не надо наставлений, у меня большие проблемы, папа, не надо наставлений, я потеряла сон». Определенно, такие эпизоды своей жизни не хочется раскрывать кому бы то ни было.

– Ну, кое-что я знаю, – возразил Карл. – Она, кажется, ударилась в религию в последнее время?

Роза совсем не казалась впечатленной.

– Рита Нильсен основала свой центр с девушками по вызову и массажную клинику в Кольдинге в 1983 году и называла себя Луизой Чикконе, представляясь так в местных злачных местах. Тебе о чем-то это говорит?

Ассад поднял указательный палец.

– Чикконе, я пробовал. Это паста с мясом, да?

Она бросила на него негодующий взгляд.

– Настоящее имя Мадонны – Мадонна Луиза Чикконе. Лона Расмуссен рассказала мне, что в массажной клинике звучали исключительно ее пластинки и что Рита Нильсен всегда пыталась копировать прическу и макияж Мадонны. В момент исчезновения у нее были вьющиеся обесцвеченные волосы, вдохновленные прической Мэрилин Монро, как у Мадонны во время турне с программой «Кто эта девушка?». Смотрите сами!

Она кликнула мышкой, и на мониторе возникло в высшей степени пикантное фото Мадонны в ажурных чулках, облегающем черном трико. В расслабленной руке она непринужденно держала микрофон. Модный макияж эпохи 1980-х, темные брови, отцвеченные светлыми волосами. Да уж, Мёрк прекрасно помнил. Словно это было вчера. А ведь прошла целая эпоха…

– Точь-в-точь так она и выглядела, уверила меня Лона Расмуссен. Темные тени для век и кроваво-красные губы. Такова была Рита Нильсен, когда пропала. Немолодая, скорее молодящаяся, и тем не менее на нее приятно было смотреть, так она сказала.

– У-ух! – промолвил Ассад, только это он и смог выговорить, зато метко и кратко.

– Я знаю содержание бардачка в автомобиле Риты, – продолжала Роза. – У нее были все альбомы Мадонны на кассетах. В том числе и саундтрек к «Кто эта девушка?», несмотря на то что сама кассета отсутствовала, потому что, скорее всего, она находилась в украденной магнитоле. Да еще брошюры о Флоренции и «Поездка в Северную Италию». Все эти предметы настолько согласуются друг с другом, что мне пришла в голову одна мысль. Взгляните.

Она кликнула по иконке на рабочем столе, и перед ними вновь замаячила та самая фотография Мадонны. Точно такая же, если не считать целого ряда дат, в виде перечня размещенных внизу странички, и Роза указала на них.

– Четырнадцатое и пятнадцатое июня, стадион «Нишиномия», Осака, Япония, – вслух прочитал Ассад.

Более японское произношение сложно было представить. Просто адское.

– Да, согласно источникам, стадион называется «Нишиномия», но это не столь важно, – надменно заметила Роза. – Взгляните в самый низ списка, там вся суть.

Карл услышал, как Ассад вновь прочитал вслух:

– Шестое сентября, стадион «Комунале», Флоренция, Италия.

– Ладно, – сказал Карл. – И в каком это году? Предположу, что в восемьдесят седьмом?

Она кивнула.

– Да, то самое воскресенье, которое в календаре Риты Нильсен было выделено красными косыми линиями. Если вам интересно мое мнение, скажу, что она собиралась побывать на концерте Мадонны, завершающем ее турне «Кто эта девушка?». Я более чем уверена. Рита торопилась домой из Копенгагена, чтобы собраться и отправиться на выступление своего идола во Флоренции.

Ассад и Карл переглянулись. Брошюры, ситуация с кошкой, увлечение певицей – все сходилось.

– А мы можем проверить, заказывала ли она билеты на самолет из Биллуна на шестое сентября восемьдесят седьмого года?

Она взглянула на него с разочарованием.

– Уже пробовала – настолько устаревшие данные у них в системе не хранятся. В квартире тоже не удалось ничего найти, так что можно предположить, что билеты на самолет и билет на концерт были у нее при себе в момент исчезновения.

– Значит, вряд ли мы имеем дело с самоубийством, – кратко заметил Карл, легонько похлопывая Розу по плечу.

 

Мёрк читал заметки Розы о Рите. Очевидно, для Розы было относительно легкой задачей проследить былые заслуги Риты Нильсен. С самого своего детства эта женщина находилась под бдительным наблюдением со стороны властей, настроенных по отношению к ней более чем скептически. Вовлечены были все учреждения без исключения. Органы попечительства, органы надзора за психически нездоровыми гражданами, полиция, система здравоохранения и пенитенциарная система. Родилась 1 апреля 1935 года у проститутки, продолжившей свои уличные похождения, пока дочь воспитывалась какими-то родственниками из представителей низшей ступени общества. Магазинное воровство в пять лет, мелкие преступления на протяжении всего своего шестилетнего образования. Учебно-исправительное заведение, дом для трудных девушек-подростков, вновь криминальная среда. Впервые привлечена к ответственности в возрасте пятнадцати лет, в семнадцать забеременела, затем последовал аборт и переход под надзор за социально неблагополучными гражданами и лицами, страдающими психическими отклонениями. К тому моменту о ее семье давным-давно ничего не было слышно.

Спустя небольшой период нахождения на попечительстве вновь занялась проституцией и даже провела какое-то время в «келлерском учреждении» в Брайнинге. Поставлен диагноз: легкая степень слабоумия. После нескольких попыток бегства и неоднократных эпизодов насилия помещалась в женский дом на Спрогё в период с 1955 по 1961 год. Еще одна попытка семейного попечения, однако после серии преступлений Рита исчезла из поля зрения властей в период с лета 1963 года вплоть до самой середины 70-х, в течение которого она, видимо, зарабатывала в качестве танцовщицы в крупных европейских городах.

Затем женщина создала массажную клинику в Ольборге, возглавила дом терпимости и тем самым избавилась от финансовых проблем. По всей видимости, Рита кое-чему научилась, ибо ей удалось сколотить состояние на бордельном бизнесе и содержании девушек по вызову без особого вмешательства властей. Она платила налоги и оставила после себя наследство в три с половиной миллиона крон. В пересчете на современные деньги сумму можно увеличивать втрое.

Карл задумался, читая эти сведения. Если Рита Нильсен была слабоумной, то он знал еще по крайней мере несколько человек, которых можно было бы так обозвать. Тут он угодил локтем в лужу на своем столе и обнаружил, что у него из носа подкапывало, так что можно было уже наполнить чашку.

– Проклятие! – воскликнул Мёрк, откидывая голову назад и пытаясь нащупать пальцами предмет, в какой можно было бы высморкаться.

Спустя две минуты он вышел в коридор, помешав Розе и Ассаду. Они занимались прикреплением ксерокопий актов по делу Риты к меньшей из двух настенных досок.

Карл взглянул на вторую доску, простирающуюся от закутка Ассада до самого кабинета Розы. На ней располагалось по одному листу бумаги на каждое нераскрытое дело, доставленное к ним с самого момента создания отдела Q. Многие дела были соединены друг с другом в хронологическом порядке цветными ленточками, что указывало на возможную связь между ними. Эту довольно простую систему придумал Ассад. Синие ленты между делами, в каких, по его мнению, обнаруживалось нечто общее, красно-белые ленты между делами, действительно связанными друг с другом.

В настоящий момент на доске было представлено несколько синих лент, но ни одной красно-белой.

Несомненно, Ассад старался исправить такое положение вещей.

Карл скользнул взглядом по всем делам. В конечном итоге все вылилось в по меньшей мере сотню листов. Всякая всячина, в том числе полно материалов, которым вообще тут не место. Это было все равно что найти в стоге сена иголку и нитку, а затем пытаться вставить нитку в иголку в условиях кромешной темноты.

– Я пошел домой, – заявил он. – Видимо, я подцепил то же дерьмо, что у тебя, Ассад, будь оно неладно. Если вы намерены оставаться тут и дальше, думаю, вам стоит запросить газеты за тот период, когда исчезла Рита Нильсен. Предлагаю заняться временным отрезком с четвертого по пятнадцатое сентября восемьдесят седьмого года. Посмотрим, что тогда происходило, а то я уже ни хрена не помню.

Роза стояла, покачивая бедрами.

– Может, ты рассчитываешь, что мы сейчас молниеносно докопаемся до чего-то, что не смогли раскопать в свое время полицейские в ходе кропотливой работы?

Она употребила слово «кропотливый». Забавно звучит из молодых уст.

– Не-а. Я рассчитываю только на то, что сейчас проведу несколько часов у себя в кровати, а потом отведаю жареного гуся.

С этими словами Мёрк вышел.

Показать оглавление Скрыть оглавление

ogrik2.ru

Глава 36 - Журнал 64 - Юсси Адлер-Ольсен - Ogrik2.ru

Сентябрь 1987 года

Когда голова Нёрвига упала на грудь, жизнь Нэте замерла.

Сама Смерть только что стояла и смотрела на нее, звала за собой, к адскому пламени, но теперь удалилась.

Еще никогда Нэте не чувствовала ее настолько близко. Даже когда умерла мать. Даже когда она лежала на больничной койке и ей сообщили, что муж погиб в автокатастрофе.

Она встала на колени перед стулом, где сидел Филип Нёрвиг с открытыми заплаканными глазами, уже не дыша.

Женщина протянула дрожащие руки вперед и попыталась прикоснуться к его скрюченным судорогой пальцам, стараясь подыскать слова, которые никак не приходили на ум. Возможно, она лишь хотела сказать «прости», но и этого не получилось.

«У него есть дочка», – подумала Нэте, почувствовав, как завибрировала диафрагма, и эти вибрации отозвались в остальном теле.

У него есть дочка. Эти безжизненные руки больше никогда не коснутся ее щеки…

– Держись, Нэте! – вдруг громко крикнула она, осознав, к чему это приведет ее. – Ублюдок, – прорычала она, глядя на тело. Ему не следовало приходить с покаянием и верить в то, что после этого ее жизнь улучшится. Наверное, он хотел лишить ее возможности отомстить? Сначала лишил ее свободы и материнства, а теперь хотел еще и отнять у нее ее триумф.

– Иди сюда, – пробормотала она, просунув руки ему под мышки, и в тот же момент почувствовала ударившую ей в нос вонь. Очевидно, в последние секунды перед смертью он освободил кишечник, и теперь времени у нее оказалось еще меньше.

Нэте посмотрела на часы. Четыре. Спустя четверть часа настанет черед Курта Вада. И хотя после него еще должна была прийти Гитта, все же этот человек призван был стать венцом ее трудов.

Стащив Нёрвига со стула, она обнаружила, что под ним на сиденье расплылось большое коричневое смердящее пятно. Адвокат оставил свой последний отпечаток на ее жизни.

 

Обернув ему живот полотенцем и оттащив тело в герметичную комнату, Нэте лихорадочно принялась оттирать сиденье стула, не забыв распахнуть настежь все окна гостиной и кухни. Ни пятно, ни запах никуда не делись, и к моменту, когда часы показывали 16.14, каждый уголок квартиры и каждая безделушка вопили о том, что тут творилось что-то жуткое.

В 16.16 перепачканный стул был поставлен в угол герметичной комнаты, а место, где он только что находился, зияло пустотой. На секунду она подумала переместить туда стул с кухни, но отказалась от этой мысли. А других стульев у нее не было.

«Курта Вада можно усадить на диван рядом с буфетом, пока я буду смешивать настой белены с чаем, – решила она. – Я буду стоять спиной и прикрывать собой процесс. Другого пути нет».

Время шло, Нэте выглядывала из окна каждые двадцать секунд, но Курт Вад так и не пришел.

 

Мучительная изоляция Нэте длилась уже более полутора лет к тому моменту, когда в один прекрасный день посреди дворовой площади оказался мужчина, который фотографировал вид, открывавшийся на море. Вокруг него столпилась группа воспитанниц. Они перешептывались и переглядывались, осматривая его с ног до головы, словно он являлся рыночным товаром, но мужчина был могучим и крупным и никак не реагировал на случайные прикосновения, когда девушки пододвигались слишком близко. Славный малый, как выразился бы ее отец. Румяные щеки, как у настоящего фермера, волосы, сияющие здоровьем, без намека на перхоть.

Четыре женщины из числа персонала оберегали его, и когда поведение девушек стало чересчур навязчивым, растолкали воспитанниц и прогнали заниматься оставленными делами.

Между тем Нэте отошла за дерево посреди двора и продолжила наблюдать. Мужчина стоял и осматривался, а затем достал блокнот и записал свои впечатления.

– Можно мне поговорить с кем-нибудь из девушек? – спросил он у одной из воспитательниц, на что все они рассмеялись и ответили, что если ему дорога его честь, то лучше бы ему поговорить с ними.

– Я к вашим услугам, – с этими словами Нэте вышла из-за дерева и шагнула к группе общавшихся с улыбкой, какую ее отец назвал бы «жемчужной».

Она уже видела по глазам воспитательниц, что ее ожидает наказание, и даже поняла, насколько серьезным оно будет.

– Возвращайся к работе, – бросила ей Ласка, самая маленькая представительница персонала, помощница директрисы.

Она попыталась смягчить свой тон, но Нэте-то все понимала. Это была обиженная на весь свет женщина, как и остальные. Из тех, у кого не осталось ничего в жизни, кроме жестоких слов и поджатых губ. «Из тех, кого не пожелает ни один мужчина, – всегда говорила Рита, – из тех, кому доставляет удовольствие наблюдать, как окружающие мучаются больше, чем она сама».

– Нет, погодите, – возразил журналист. – Я бы все-таки хотел с нею поговорить. Она выглядит довольно миролюбиво.

Ласка фыркнула, но промолчала.

Он сделал шаг навстречу.

– Я приехал из журнала «Фоторепортаж». Вы могли бы уделить мне немного времени?

Нэте быстро кивнула, несмотря на то, что в нее вперились четыре пары ожесточенных глаз.

Он оглянулся к персоналу.

– Всего десять минут у моста. Несколько вопросов и пара фотографий. Вы можете стоять поблизости и вмешаться, если я окажусь не в состоянии защитить себя сам. – Журналист рассмеялся.

Когда они отошли, одна из наставниц отделилась от остальных по знаку Ласки и направилась к конторе директрисы.

«У тебя всего одно мгновение», – подумала Нэте и отправилась впереди журналиста в проход между постройками, ведущий к пристани.

День выдался особо солнечным. У мостков причала стояла моторная лодка, на которой приплыл журналист. Она видела рулевого и раньше, поэтому улыбнулась и помахала ему рукой.

За то, чтобы оказаться на этой лодке и совершить морскую прогулку к большой земле, Нэте отдала бы несколько лет своей жизни.

– Я не слабоумная и совсем не такая ненормальная, как многие другие, – быстро сказала она журналисту, обернувшись. – Меня изнасиловал врач, Курт Вад, после чего я была отправлена на остров. Вы можете найти его контакты в телефонной книге.

Журналист рывком повернул голову в ее сторону.

– Вот как… Ты говоришь, что тебя изнасиловали?

– Да.

– Врач по имени Курт Вад?

– Да. Можете проверить по протоколу судебного заседания. Это было дело, которое я проиграла.

Он медленно кивнул, но ничего не записал. Почему, скажите на милость?

– А тебя как зовут?

– Нэте Германсен.

Имя он все же записал.

– Ты говоришь, что абсолютно нормальная, но я знаю, что все вы, кто находится на этом острове, имеете какой-то диагноз. Какой у тебя?

– Диагноз? – Она впервые слышала это слово.

Он улыбнулся.

– Нэте, ты можешь назвать мне третий по величине город Дании?

Она отвернулась к насыпи с плодовыми деревьями, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Еще три вопроса, и клеймо в его глазах ей обеспечено.

– Я знаю, что это не Оденсе, потому что Оденсе – второй по величине, – все же попыталась она.

Он кивнул.

– Наверное, ты с Фюна?

– Да, я родилась в нескольких километрах от Ассенса.

– Может, ты мне расскажешь что-нибудь про дом Ханса Кристиана Андерсена в Оденсе? Какого он цвета?

Нэте покачала головой.

– Вы не могли бы забрать меня отсюда? Я расскажу вам много такого о здешней жизни, чего вы никогда не узнаете. Многие вещи, о которых вы и не предполагаете.

– Например?

– Кое-что о персонале. Если кто-то проявляет к нам доброжелательность, их быстро отсылают обратно на материк. Если мы не подчиняемся, нас избивают и бросают в одну из штрафных комнат.

– Штрафные комнаты?

– Ну да, карцеры. Помещение, где есть только кровать, и всё.

– Да, но тут вроде как никто и не обещал праздничного времяпрепровождения, верно?

Нэте покачала головой. Журналист не понял этого жеста.

– Мы можем отсюда выбраться только после операции по стерилизации.

Он кивнул.

– Да, я в курсе. Это делается для того, чтобы вы не могли дать жизнь детям, о которых впоследствии не сможете заботиться. Тебе не кажется это весьма гуманным?

– Гуманным?

– Ну да, человечным.

– Почему я не имею права рожать детей? Чем мои дети хуже остальных?

Мужчина посмотрел на Нэте сверху вниз, а затем взглянул на трех наставниц, следовавших за ними на расстоянии нескольких шагов и пытавшихся подслушать их беседу.

– Покажи, какая из них устраивает побои, – попросил он.

Нэте обернулась.

– Все трое, но та, что меньше всех ростом, наносит удары с наибольшей жестокостью. Норовит попасть в шею, так что потом несколько дней не можешь повернуть голову.

– Ясно… Послушай, я смотрю, сюда торопится сама директриса. Расскажи мне еще что-нибудь. Например, что вам запрещено делать?

– Персонал прячет все приправы. Соль, перец, уксус и тому подобные вещи выставляются, только когда приезжают гости.

Он улыбнулся.

– Ну ладно, сойдет. Еда вроде ничего, я сам пробовал.

– Самое неприятное то, что они нас ненавидят. Мы им безразличны. Они относятся ко всем нам одинаково и не хотят нас слушать.

Он рассмеялся.

– Тебе стоит познакомиться с нашим шеф-редактором. Ты только что описала его в точности.

Нэте услышала, как наставницы позади нее расступаются, и последнее, что она заметила, прежде чем директриса схватила ее за руку и потащила прочь, было, как человек в лодке закурил сигарету и поправил удочку.

Ее не поняли – по крайней мере, поняли неверно. Все молитвы оказались тщетны. Она не более чем клочок травы.

 

Сначала Нэте валялась в штрафной комнате и рыдала. Но поскольку это ни к чему не привело, девушка принялась кричать что было сил, чтобы они выпустили ее, затем стала пинать и царапать дверь. Устав от этого грохота и треска, к ней явились две наставницы, запихнули ее руки в рукава смирительной рубахи и привязали к кровати.

На протяжении многих часов Нэте лежала в рыданиях и разговаривала с блеклой белой стенкой, словно та могла вдруг рассыпаться и предоставить ей желанную свободу. Наконец дверь отворилась, и вошла директриса; за нею по пятам следовала усердная маленькая Ласка, помощница.

– Я поговорила с господином Уильямом из «Фоторепортажа», и ты можешь радоваться, что ни одна из рассказанных тобою небылиц не будет напечатана.

– Я не рассказывала ему небылицы. Я никогда не лгу.

Нэте не заметила руки, которая со свистом пронеслась в воздухе и ударила ее по губам, однако ко второму удару успела приготовиться, когда Ласка отвела руку и занесла ее снова.

– Довольно, фрёкен Йесперсен. Обойдемся без этого, – остановила ее директриса. – Я привыкла к подобным оправданиям.

Затем она вновь посмотрела на Нэте. Возможно, несмотря ни на что, обычно именно в ее глазах было больше всего тепла из всех функционеров, но в данный момент взгляд у нее был ледяной.

– Я звонила Курту Ваду и поставила его в известность о том, что ты по-прежнему настаиваешь на грубой и необоснованной лжи в отношении его. Думаю, тебе было бы интересно узнать его мнение о том, как мне следует с тобой поступить; так вот, он ответил, что для такого непреклонного и лживого ума, как твой, никакая длительность наказания не будет преувеличением. – Она похлопала Нэте по руке. – Он отнюдь не настаивал на этом, но все-таки намекнул. Для начала посидишь тут недельку, а там посмотрим на твою реакцию. Если будешь послушной и перестанешь орать, завтра снимем с тебя смирительную рубашку. Что скажешь, Нэте? Договорились?

Нэте чуть натянула ремень.

Молчаливый протест.

 

«Куда он подевался?» – думала Нэте. Неужели Курт Вад и впрямь решил избежать встречи? Он стал настолько высокомерным, что даже перспектива получить десять миллионов крон не смогла выманить его из лисьей норы? Как бы то ни было, она не ожидала, что он не придет.

В отчаянии женщина покачала головой. Такого не должно было случиться. Тело тщедушного адвоката все еще растерянно взирало на нее, когда она прикрыла глаза, однако Нёрвиг являлся всего лишь лакеем Курта Вада, и если она не пощадила даже мелкую сошку, то уж его хозяина никак нельзя оставлять в живых.

Закусив губу, Нэте бросила взгляд на английские часы, маятник которых неумолимо отсчитывал время.

Может, ей придется отправляться на Майорку, не завершив дело? Нет, она прекрасно понимала, что этого допустить нельзя. Поймать в сети Курта было важнее всего.

– Ну приди же, приди, приди, ублюдок! – повторяла Нэте, схватив вязанье и принявшись набирать петли с молниеносной скоростью.

И с каждым разом, когда спицы стукались друг об друга, ее взгляд в окно на дорожку вдоль озера становился все более внимательным.

Не ему ли принадлежит вон та крупная фигура у бункера?.. Нет. Не он ли позади нее?.. Опять не он.

«Что же мне теперь делать?» – подумала Нэте.

И тут в дверь позвонили. Не в домофон, а непосредственно в дверь квартиры. Она вздрогнула, отбросила вязанье и быстро осмотрела, всё ли в порядке.

Да, экстракт готов. Грелка примостилась на чайнике. Бумаги с фиктивным логотипом фиктивного адвоката лежали на кружевной скатерти рядом с диваном. Она раздула ноздри. Насколько можно судить, все следы предсмертной вони от Нёрвига улетучились.

Женщина подошла к двери с мыслью, что в такой момент дверной глазок оказался бы весьма кстати. Сделала глубокий вдох и направила взгляд вверх, приготовившись встретиться с глазами Курта Вада, как только дверь распахнется.

– Ну, вот я и кофе немного отыскала… Зрение у меня слабое, поэтому не сразу нашла, – произнес голос откуда-то с точки, расположенной на полметра ниже, чем рассчитывала Нэте.

Соседка протянула ей полупустую упаковку в синюю клеточку, при этом постаравшись изо всех сил заглянуть поглубже в коридор квартиры. И верно – что может быть более увлекательного, чем проникнуть в тайный мир соседей?

Однако Нэте не пригласила ее.

– Большое спасибо, – она взяла упаковку. – Я бы обошлась и растворимым, но настоящий кофе, конечно, несравненно лучше. Можно я заплачу вам сейчас? На ближайшие пару недель мне придется уехать, так что я не смогу вернуть вам кофе.

Женщина кивнула, и Нэте поспешила в гостиную за кошельком. На часах было 16.35, а Курт Вад все не шел. Если он позвонит в дверь, нужно немедленно избавляться от соседки. Если только представить себе, что по телевизору или в газетах промелькнет какая-либо информация о них… Именно такие личности, как эта соседка, просиживают у тупого «ящика» дни напролет. Нэте, действительно, частенько слышала звуки работающего телевизора после часа пик, когда затихало дорожное движение.

– У вас тут хорошо, – раздался за спиной соседкин голос.

Нэте обернулась со стремительностью юлы. Женщина прошла вслед за ней и теперь стояла в комнате, с любопытством озираясь. В особенности ее внимание привлекли документы на столике и раскрытые окна.

– Спасибо, мне тоже очень нравится, – согласилась Нэте, протягивая ей десять крон. – Большое вам спасибо за помощь, так любезно с вашей стороны.

– А где же ваш гость? – поинтересовалась та.

– О, у него сейчас кое-какие дела в городе.

– Может, выпьем по чашечке кофе, пока вы его ждете? – предложила назойливая женщина.

Нэте покачала головой.

– К сожалению, вынуждена отказаться. В другой раз обязательно. Сейчас мне нужно разобраться с кое-какими документами.

Она доброжелательно кивнула соседке, не скрывавшей своего разочарования, взяла ее под локоть и проводила к лестничной площадке.

– Большое спасибо за вашу щедрость, – сказала Нэте напоследок и закрыла дверь.

С полминуты она постояла, прислонившись спиной к двери в ожидании хлопка соседней двери.

А что, если соседка вновь объявится, когда придут Курт Вад или Гитта Чарльз? Что же, ее тоже придется прикончить в придачу?

Нэте покачала головой, вообразив, как к ней незамедлительно явится полиция и примется задавать вопросы. Это будет совсем уж рискованно.

– О боже, не дай ей вернуться, – тихо произнесла Нэте.

Вовсе не потому, что она рассчитывала на помощь высших сил. Нет, обращения к Небу никогда не достигали цели. Таков уж был ее опыт.

 

Вынести четвертый день на воде и черном хлебе было невозможно. Мир Нэте вдруг стал слишком тесен; в нем не осталось места ни плачу, ни мольбам, которые она обращала к Богу в предыдущие дни и в особенности ночи.

Так что кричала девушка о том, что ей невыносимо тесно, молила об освобождении, в первую очередь призывая свою мать.

– Мама, приди и помоги мне. Я прижмусь к тебе и буду умолять остаться со мной навеки, – причитала она в протяжном завывании.

Ах, если бы снова посидеть у своей матери в небольшом фермерском садике, занимаясь чисткой бобов. Как бы она…

Нэте смолкла, когда в дверь принялись стучать и орать, чтобы она заткнулась. Причем не персонал, а кто-то из девиц со второго этажа. И по коридору разнесся звон колокола, так как девушки стали покидать свои комнаты, тем самым приводя в действие сигнал тревоги, а затем ор, крики и привычный шум сменились резкими увещеваниями директрисы, и суматоха у двери карцера улеглась.

Менее чем через двадцать секунд Нэте втолкнули поглубже в каморку. Она с визгом откинула голову, когда ее пронзила длинная игла, и комната растаяла перед глазами.

Когда пленница очнулась с туго связанными кожаным ремнем руками, у нее больше не было сил кричать.

Так Нэте пролежала весь день, а когда ее решили покормить, отвернулась и принялась думать об убежище на острове за поросшим сливовыми деревьями холмом и солнце, свет которого разбивался листвой и кустарником на искрящиеся пучки лучей.

И у нее всплыли воспоминания о пролежнях на сене в сарае, остающихся после их с Таге любовных игрищ.

Она пыталась перевести мысли на воспоминания о детстве, потому что ей все время мерещилось надменное лицо Курта Вада.

Нет, о нем думать она не станет. Этот подлый ублюдок разрушил ее жизнь, и Нэте никогда не выбраться отсюда той же, какой была прежде, теперь она это осознала. Жизнь промелькнула у девушки перед глазами, и всякий раз, когда вздымалась грудь, ей хотелось, чтобы дыхание остановилось навечно.

«Я больше никогда не стану есть», – сказала она сама себе. Курт Вад – дьявол, он искалечил ее жизнь.

Когда в течение нескольких дней Нэте отказывалась принимать пищу и перестала даже испражняться, пригласили врача с материка.

Он, видимо, воображал себя ангелом-хранителем, по крайней мере называл себя «помощником страждущих», однако вся помощь ограничилась воткнутым в руку шприцем и поездкой в больницу Корсёра.

Здесь ее содержали под наблюдением и немедленно отворачивались, как только пациентка принималась умолять их проявить милосердие и благосклонно поверить в то, что она обычная девушка, попавшая в беду.

Лишь однажды в комнате оказался человек, готовый ее выслушать, но в тот момент Нэте была настолько накачана лекарствами, что проспала почти целые сутки подряд.

Это был мужчина лет двадцати с небольшим, навещавший миниатюрную тугоухую девушку. Ее положили с утра, и теперь она была за занавеской у противоположной стены напротив изножья. Нэте слышала, что у нее лейкемия, и, несмотря на то, что она понятия не имела, что это такое, поняла, что девушка скоро умрет. В полубессознательном состоянии Нэте сумела понять это по глазам родителей, когда те отвернулись от своего дитяти. Во многом она завидовала ей. Покинуть скорбный мир в окружении любящих людей – разве ж не благодать? Да к тому же еще молодой доктор скрашивал ее последние дни чтением книг или слушанием, как читает она сама…

И Нэте прикрыла глаза и слушала, как он спокойным голосом помогал тонкому чистому голоску формировать слоги, слова и предложения, чтобы они обретали смысл, причем в таком темпе, что даже Нэте в своем затуманенном состоянии могла следовать за чтением.

А когда они закончили читать историю, молодой человек сказал, что на следующий день снова придет.

Уходя, он тепло улыбнулся Нэте.

Улыбка запала ей в сердце, и тем вечером она даже согласилась немного поесть.

Спустя два дня девушка умерла, а Нэте готовилась к отправке на Спрогё, более молчаливая и сдержанная, чем обычно. Даже Рита оставила ее ночью в покое, но она в тот момент была озабочена совершенно иными проблемами. Вернее, все они.

Потому что на той же лодке, на какой Нэте привезли обратно на остров, приехала и Гитта Чарльз.

Показать оглавление Скрыть оглавление

ogrik2.ru

Журнал 64 читать онлайн - Юсси Адлер-Ольсен (Страница 7)

Но Нэте должна заставить своих врагов взглянуть на содеянное. Причем совершенно особым образом.

Итак, женщина сняла телефонную трубку и набрала номер Национального регистра населения.

Ее первая фраза звучала так: «Добрый день, я Нэте Германсен. Не могли бы вы подсказать мне, каким образом я могу отыскать нескольких человек, чьи адреса в моей записной книжке, кажется, уже устарели?»

Глава 7

Ноябрь 2010

Ветер был переменчивым, и еще издалека Карл ощутил повисший в сыром осеннем воздухе запах трупа.

За парой бульдозеров с опущенными ковшами стояли люди из отдела убийств в белых одеждах и беседовали с судебными экспертами.

Значит, дело уже раскрутилось, раз появился «Фальк» и санитары из судмедэкспертизы.

Терье Плуг стоял с папкой под мышкой неподалеку и попыхивал трубкой, а Маркус Якобсен дымил сигаретой, но это мало помогало. Бедняга, погребенный весьма неподобающим образом, давным-давно разложился, а такие трупы воняют довольно сильно. Поэтому большинство присутствующих зажали себе носы.

Карл подошел ближе, зажав ноздри, и взглянул на ящик, все еще находившийся в земле, но практически полностью выкопанный и с открытой крышкой. Он оказался не таким большим, как предполагал Карл. Всего три четверти метра в ширину, длину и высоту, однако для того, чтобы вместить грамотно разделанное тело, этого оказалось более чем достаточно. Он был прочным, сколоченным из старых лакированных половых досок с пазами и гребнями. Совершенно очевидно, ящик мог бы пролежать в земле долгие годы, прежде чем начать гнить.

— Почему они не зарыли этого человека прямо в землю? — спросил Карл, стоя на краю ямы. — И почему именно здесь? — он жестом обвел окружающую территорию. — Мест вокруг много, правда?

— Мы поднимались наверх и осмотрели половицы, выломанные из барака. — Начальник отдела убийств прижал носовой платок поплотнее к воротнику кожаной куртки и показал в направлении кучи досок, брошенных позади строительных рабочих в оранжевых комбинезонах. — Так что теперь нам практически доподлинно известно, где именно ящик опустили в подпол, — продолжал Маркус Якобсен. — Это произошло почти в самом углу у южной стены. Там поработали циркулярной пилой сравнительно недавно, по словам техников, не более пяти лет назад.

Карл кивнул.

— Так. То есть жертву убили и расчленили где-то в другом месте, а затем перенесли сюда.

— Да, судя по всему, — подтвердил шеф, поморщившись от сигаретного дыма, повисшего над головой. — Возможно, угроза Георгу Мэдсену, чтобы он в большей степени владел собой, нежели тот несчастный, который тут лежит.

Терье Плуг согласился.

— Техники говорят, ящик поместили в прорезанное пилой отверстие в полу гостиной. Насколько я могу судить из предварительного рапорта, — он указал на план помещений у себя в журнале, — этот участок располагался ровно под стулом, где вы нашли Георга Мэдсена с гвоздем в черепе. Там, где вас застигли врасплох.

Карл выпрямился. Как ни крути, день получился напряженный. Было очевидно, что впереди их ждут сотни часов исследовательской работы и перелопачивания событий, про которые Карл предпочел бы забыть. Будь его воля, он бы немедленно исчез отсюда. Махнул на площадку для гриля близ Каструпа и умял бы пару жареных колбасок с хлебом и кетчупом. В тишине и спокойствии выждал три-четыре часа, а потом отправился домой и переоделся, чтобы успеть к Моне на жареного гуся.

Плуг уставился на него так, словно прочитал мысли.

— Ладно, — выдавил из себя Мёрк. — Значит, нам известно, что бедолагу убили где-то в другом месте и, вероятно, похоронили под полом гостиной Георга Мэдсена, при полной его осведомленности. Каких же подробностей нам не хватает?

Карл почесал щеку и ответил себе сам:

— Ах да. Нам неизвестно, кто убийца, и мы не знаем причины преступления? Какая ерунда! Ты ведь запросто справишься с этими вопросами, Плуг, не так ли? — проворчал он, ощущая, что дискомфорт только укрепляет свои позиции.

Здесь, на этом черном участке земли, он едва не распрощался с жизнью всего пару лет назад. Именно отсюда врачи «Скорой» вынесли труп Анкера и искалеченное тело Харди. Здесь Карл предал своих друзей и лежал парализованный на полу, похожий на испуганное животное, в то время как вершилась короткая расправа над его товарищами. И когда этот ящик буквально через мгновение наконец окажется в руках судмедэкспертов, все материальные свидетельства о тех событиях будут стерты с лица земли. Всё — и хорошее, и плохое — разом.

— Скорей всего, Георг Мэдсен знал о том, что должно произойти, однако если захоронение трупа должно было послужить ему предупреждением, можно с большой долей уверенности сказать, что он не прислушался к угрозе.

Карл устремил взгляд мимо Маркуса Якобсена на открытый ящик.

Череп лежал боком на одном из черных мешков для мусора. В них были упакованы другие части тела. Судя по размерам черепа, отметинам на челюсти и переломанной сросшейся переносице, речь шла не просто о мужчине, но о человеке, прошедшем через многое. И вот теперь он лежал перед ними, беззубый, с разложившимся скальпом, так что волосы почти все облезли, а сквозь склизкую массу гнили виднелся пронзивший голову крупный оцинкованный гвоздь. Гвоздь, видимо схожий с теми, что обнаружили в голове Георга Мэдсена и двух механиков из автомастерской на Сорё.

Шеф отдела убийств снял защитный костюм и кивнул фотографам.

— Через пару часов мы изучим ящик в судмедэкспертизе, после чего станет ясно, можно ли зацепиться за что-то, чтобы установить личность убитого, — подытожил он, направляясь к своему автомобилю, припаркованному неподалеку на гравийной дорожке. — Плуг, ты пишешь отчет! — крикнул он напоследок.

Карл отступил на пару метров и попытался отогнать от себя трупный запах, глубоко втянув дым чадящей трубки Плуга.

— С какой целью меня сюда затащили, Терье? — спросил он. — Ты хотел посмотреть, сорвусь ли я?

Плуг отреагировал на вопрос мрачным взглядом. Ему явно было абсолютно наплевать, сорвется Карл или нет.

— Насколько я помню, соседний барак находился довольно близко, — сказал он, указывая в направлении еще одного пустыря. — Наверняка сосед должен был видеть или слышать, как в соседнюю постройку втаскивали такой большой ящик, а потом еще и принялись выпиливать циркулярной пилой дыру в полу жилища Георга Мэдсена, как думаешь? Ты не помнишь, что сосед говорил по этому поводу?

Карл улыбнулся.

— Дорогой Плуг. Во-первых, сосед мог проживать там в течение всего десяти дней к моменту убийства Георга Мэдсена и не знать этого человека. Насколько я и технические специалисты можем судить по зловонным останкам, труп пролежал под землей не менее пяти лет, то есть в течение трех лет до убийства Георга Мэдсена, — и с какого рожна соседу знать что-то об этом? И вообще, разве не ты отвечал за расследование, после того как меня отправили в больницу? Ты сам беседовал с соседом?

— Нет, мужчина свалился с сердечным приступом чуть позже в тот же день и умер неподалеку на тротуаре, когда мы собирались уезжать. Видимо, убийство и все связанные с этим обстоятельства, равно как и присутствие кучи полицейских, слишком сильно потрясли его.

Карл покачал головой. Вот как! Получается, не так уж мало жизней на совести этого ублюдка со строительным пистолетом…

— Ты, кажется, был не в курсе. — Плуг вытащил из заднего кармана записную книжку. — Видимо, ты также не знаешь о том, что в последнее время мы получили информацию о целом ряде схожих убийств в Нидерландах. В мае и сентябре прошлого года, в Шидаме, одном из районов многоэтажек поблизости от Роттердама, были обнаружены двое мужчин, также приконченных с помощью гвоздезабивателя. Нам прислали множество фотографий оттуда.

Он раскрыл папку и указал на снимки двух мужских черепов. В это время двое полицейских натягивали оградительную ленту вокруг места находки.

— В их виски были засажены девяностомиллиметровые гвозди «Паслод», как и в головы жертв, обнаруженных здесь, в Зеландии. Сегодня я пришлю тебе копии материалов. Пора мне вернуться к работе. Скоро ожидается рапорт из судмедэкспертизы.

«Ладно, — подумал Карл, — мозгам Харди будет над чем потрудиться».

Он обнаружил Лизу перед кабинетом Розы со сложенными на груди руками, поддакивающей Розиным мыслям вслух о мире в целом и о жизни в подвале в частности. До него донеслись фрагменты фраз про «кошмарные условия», «ужасное настроение коллег» и «забавные манеры шефа», и он был абсолютно согласен со всем, пока до него не дошло, что Роза говорит о нем самом.

— Кх-кх, — откашлялся он в надежде, что это одернет Розу, но она не удостоила его даже взглядом.

— Чудо Господне собственной персоной, — бесцеремонно заявила она, протягивая ему какие-то бумаги. — Взгляни-ка на заметки, какие я сделала в деле Риты Нильсен, и поблагодари судьбу за то, что в этой дыре еще остались сотрудники, которые бдят на рабочем месте, пока кое-кто другой прохлаждается где-то под открытым небом.

О боже. Вот, значит, до чего дошло? То есть скоро опять объявится ее близняшка Ирса…

— Ты поднимался наверх и искал меня, — сказала Лиза, когда Роза скрылась в кабинете.

— Я тщетно пытался найти своего кузена Ронни и подумал, что…

— А, вот в чем дело. — На секунду она не смогла скрыть разочарования. — Бак в двух словах рассказал нам, что там за история. Я сделаю все, что смогу.

Она одарила его ядовитой улыбкой и прошествовала к архиву.

— Погоди минуту, Лиза, — остановил ее Карл. — Что за чертовщина стряслась у вас там с Серенсен? Она вдруг стала такой… да, я чуть было не сказал доброжелательной.

— Она пошла на НЛП-курсы.

— НЛП-курсы? Что за…

В этот момент у Карла зазвонил мобильник. «Мортен Холланд», — оповестил дисплей. Какого черта понадобилось его квартиранту именно сейчас?

— Да, Мортен, — сказал он, кивнув Лизе.

— Я не помешал? — осторожно спросил звонящий.

— Разве айсберг помешал «Титанику»? А может, Брут помешал Цезарю? Выкладывай, что случилось? Что-то с Харди?

— Ну, в некотором смысле. Вообще-то с «Титаником» вышло неплохо, ха-ха! Но Харди хотел бы с тобой поговорить.

Он услышал, как трубка приблизилась к подушке Харди. У Мортена и Харди появилась одна дурная привычка. Прежде его коллеге было вполне достаточно вечерних бесед между ним и Карлом на краю кровати, когда Карл приходил с работы, но теперь Харди перестало это устраивать.

— Слышишь меня? — Карл отчетливо увидел перед собой крупного бородатого мужчину, пока Мортен держал телефонную трубку у уха Харди.

Полуприкрытые глаза, морщины на лбу и пересохшие губы. В голосе ощущалось скрытое волнение. Значит, уже поговорил с Терье Плугом.

— Звонил Плуг, — сказал он. — Ты ведь уже знаешь, о чем идет речь, правда?

— Да.

— Хорошо, так и о чем же идет речь?

— Речь идет о том, что люди, подстрелившие нас, — хладнокровные убийцы, и насилием и властью они пытаются удерживать порядок в собственных рядах.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду другое.

Дальше последовала пауза. Не из приятных. Из тех, что обычно предвещают стычку.

— Знаешь, что я думаю? Я считаю, что Анкер был по уши вовлечен в это дерьмо. Он знал, что в бараке находится труп, еще до того, как мы туда отправились.

— Ага. И на чем строятся твои догадки, Харди?

— Я просто чувствую. Он во многих отношениях изменился в тот период. Начал тратить больше денег, поменялся в личном плане… И все пошло не так.

— Что ты имеешь в виду?

— Он ходил к соседу, чтобы допросить его, до того как мы вошли в дом Георга Мэдсена. Однако каким образом мы могли знать заранее, что обнаружим там тело?

— Ведь именно сосед обратился в полицию.

— Карл, черт возьми! Сколько раз прежде случалось, что подобные обращения на поверку оказывались вызваны убийством животных или просто неверно воспринятыми звуками из радио или телевизора? Анкер всегда проверял, не ложная ли тревога, прежде чем запускать расследование. Но только не в тот день.

— Почему ты рассказываешь мне об этом сейчас? Мог бы и раньше поделиться со мной своими мыслями.

— Помнишь, мы с Минной приютили Анкера, когда его вышвырнула жена?

— Нет.

— Это был недолгий период, но парень явно влип по полной. Он нюхал кокаин.

— Да, я узнал об этом, когда мне рассказал тот вонючка Крис, психолог, которого натравила на меня Мона. Но тогда я не знал.

— Он принимал участие в драке однажды вечером, когда выбрался в город. На его одежде была кровь.

— И?..

— Много крови. И потом он выбросил испачканную одежду.

— И теперь ты усмотрел взаимосвязь между обнаруженным сегодня трупом и данным эпизодом?

Снова последовала длинная пауза. Харди слыл одним из лучших сыщиков, когда еще был в силе. «Знание и интуиция» — так он объяснял сам. Дьявольская интуиция.

— Харди, посмотрим, что скажет вскрытие.

— У черепа из ящика не было зубов, да?

— Да.

— И труп почти разложился?

— Что-то в таком роде. Не то чтобы совсем в жижу, но почти.

— Значит, мы так и не узнаем личность трупа.

— Ну, что ж поделать, Харди.

— Ты можешь так говорить, Карл, ведь не ты лежишь с трубкой в кишечнике и пялишься в потолок изо дня в день, правда? Если Анкер был замешан в преступлении, то отчасти и он виноват в том, что я здесь валяюсь. Поэтому я позвонил тебе, Карл. Так что теперь не спускай глаз с этого гребаного дела. И если Плуг будет тянуть резину, пообещай своему прежнему соратнику, что надерешь ему уши, слышишь?

Когда Мортен Холланд извинился и прервал телефонный разговор, Карл обнаружил, что сидит на краю своего кресла с Розиными бумагами на коленях. Каким образом он очутился в своем кабинете, у него не было ни малейшего предположения.

Мёрк закрыл глаза и попытался представить себе Анкера. Черты лица бывшего коллеги уже почти стерлись из памяти.

Как же теперь вспомнить зрачки Анкера, ноздри, интонацию и все остальное, напоминавшее о том, что сослуживец злоупотреблял кокаином?

Глава 8

Ноябрь 2010 года

— Ты уже взглянул на пометки Розы, сделанные в деле Риты Нильсен?

Карл поднял голову и едва сдержался от смеха. Перед ним стоял Ассад и махал небольшой стопкой бумаг. Очевидно, он нашел средство от насморка, ибо из ноздрей у него торчало по большому клочку ваты. Поэтому его довольно забавный акцент стал еще забавней.

— Какие пометки, где? — спросил Карл, подавив улыбку.

— В деле о женщине, пропавшей в Копенгагене. Хозяйке борделя Рите Нильсен. — Он бросил на стол стопку фотокопий. — Роза собирается сейчас сделать пару звонков, а мы пока должны просмотреть вот это, так она сказала.

Мёрк взял копии и показал пальцем на тампоны.

— Если ты сейчас же не вытащишь затычки, я не смогу сосредоточиться.

— Тогда у меня потекут сопли, Карл.

— Пускай текут. Главное — чтобы на пол. — Он удовлетворенно кивнул, когда ватные тампоны очутились в мусорном ведре, и посмотрел на бумаги. — Какие пометки?

Ассад наклонился к нему и пролистал несколько страниц вперед.

— Вот, — показал он на многочисленные строки, выделенные красным цветом.

Карл пробежал страницу глазами. Там описывалось проведенное полицией исследование состояния обнаруженного «Мерседеса» Риты Нильсен, а пометки Розы относились к нескольким предметам, найденным в бардачке. Путеводитель «Поездка по Северной Италии», несколько пастилок «Лакерол», пачка бумажных носовых платков, пара брошюр о Флоренции и, наконец, четыре кассеты Мадонны.

«Очевидно, в то время Мадонну сложно было сбыть в воровской среде Нерребро», — подумал Карл и заметил, что предложение «Футляр от альбома «Кто эта девушка?» найден без содержимого» Роза выделила дополнительной жирной чертой. «Занятная формулировка», — подумал Карл. «Найден без содержимого»… Такая фраза допускала различные толкования.

— Ладушки, — наконец изрек он. — Действительно, сенсационная новость, Ассад. Обнаружена кассета Мадонны без содержимого. Ну что, проинформируем прессу?

Сириец непонимающе посмотрел на него.

— Там на следующей странице тоже кое-что есть. Да, страницы лежат слегка в обратном порядке…

Он указал на еще несколько пометок. На этот раз речь шла о телефонном сообщении от 6 сентября 1987 года о пропаже Риты Нильсен. Принято от Лоны Расмуссен из Кольдинга, которая у нее работала — отвечала на телефонные звонки и принимала заказы на девушек по вызову. Она удивлялась, что хозяйка не вернулась в Кольдинг в субботу, как планировалось. Ниже отмечалось, что Лона издавна засветилась в полиции связью с проститутками и наркодилерами.

Фраза, выделенная в этом фрагменте, гласила: «По свидетельству Лоны Расмуссен, на воскресенье у Риты Нильсен было запланировано что-то важное, поскольку тот день и несколько последующих были перечеркнуты косыми красными линиями в ее ежедневнике, находившемся в массажной клинике, «проститутской конторе», как ее называет Лона».

— О’кей, — многозначительно произнес Карл, продолжая читать документ. — Значит, у Риты Нильсен были запланированы какие-то встречи на дни, последовавшие за ее исчезновением. Причем следствие проверило эти сведения и не смогло уяснить, с кем женщина хотела встретиться.

— Мне кажется, сейчас Роза пытается найти Лону Расмуссен, — прогнусавил Ассад.

Карл вздохнул. Все произошло двадцать три года тому назад. Судя по номеру страхового свидетельства Лоны, ей сейчас должно быть семьдесят с лишним — довольно солидный возраст для дамы с таким прошлым. Да даже если, несмотря на мизерный шанс, старуха все еще жива, чем она может помочь спустя столько лет?

— Смотри, Карл, — Ассад снова перевернул страницу и прочитал еще одно предложение, немного невнятно из-за соплей. — «При обыске квартиры Риты Нильсен на десятый день после ее исчезновения обнаружили кошку, настолько ослабленную, что пришлось прибегнуть к ее усыплению».

— Какой ужас, — прокомментировал Карл.

— Да, и вот еще, — Ассад указал на нижнюю часть страницы. — «Ничто из найденного не свидетельствует о преступлении; в личных бумагах, дневниках и прочем не обнаружилось никаких указаний на серьезный кризис. Жилище Риты Нильсен произвело впечатление аккуратного, однако оно несколько несерьезно обставлено для ее солидного возраста: множество безделушек, чересчур большое количество фотографий Мадонны, вставленных в рамки. В целом ничто не говорит о возможности самоубийства и уж тем более убийства».

И вновь Роза выделила жирным одну фразу: «большое количество фотографий Мадонны, вставленных в рамки».

Почему акцент именно на этом? Карл вытер нос. Неужели и у него потекло? Да нет, вроде ничего нету… Черт возьми, нельзя простужаться. Ведь Мона ждет…

— Не знаю, почему Роза считает, что все, связанное с Мадонной, так важно, — сказал он. — Но вот трагедия с кошкой любого заставит задуматься.

Ассад кивнул. Легенды о незамужних женщинах и их домашних питомцах определенно нельзя считать преувеличением. Если у тебя есть кошка, ты позаботишься о ней, прежде чем предпринять столь решительный шаг, как самоубийство. Или заберешь ее с собой, или заранее пристроишь животное в хорошие руки.

— Я надеюсь, наши коллеги из Кольдинга задумывались об этом, — заметил он, однако Ассад покачал головой.

— Нет. Согласно официальной гипотезе, она, вероятно, покончила жизнь самоубийством, поддавшись внезапному порыву, — буркнул он.

knizhnik.org

---

• 
  Журналы на объекте строительства по охране труда
• 
  Журналы на объекте строительства по охране труда
• 
  Журнал формы 33 в столовых для военнослужащих
• 
  Налоги беларуси журнал подписка 2017 электронная версия
• 
  Показатель журнала в рейтинге science index si
• 
  Мы с интересом смотрели журнал синтаксический разбор
• 
  Бесплатная публикация статей в научных журналах вак
• 
  Журнал учета трудовых книжек как прошить правильно
• 
  Журнал регистрации обследуемых на возбудителей паразитарных заболеваний
• 
  Новости биатлона в журнале лыжный спорт сегодня
• 
  Как закрыть журнал учета движения трудовых книжек