rusconservator. Российский консерватор журнал
Есть ли перспектива у социалистической идеи
Вопрос крайне важный, несмотря на кажущуюся теоретичность, и очень актуальный для России сегодняшней. Собственно, он наверняка будет актуален и ближайшие годы.
В нынешнем мире кто только не называл себя социалистами: Пол Пот, Улаф Пальме, Мао Цзэдун, Миттеран… Все они были социалистами. Но ведь понятно, что на самом деле они вкладывали совершенно разный смысл в то, что предполагали построить, в политику, которую проводили в своих странах.
Социализм как и любая другая идеология имеет множество направлений. Я предлагаю рассмотреть лишь некоторые из них, наиболее близкие России: государственный социализм (носителем которого является нынешняя КПРФ) и социализм демократический (претендент социал-демократии — «Справедливая Россия»). С моей точки зрения, на сегодняшний день в России они достаточно бесперспективны. Но теория, которую исповедуют представители КПРФ, имеет больше сторонников, в отличие от так называемых социал-демократов.
Идея возрождения государственного социализма в России все еще находит в обществе поддержку. Этому есть объяснение. В стране живет достаточно много людей, привыкших жить по подобному лекалу. У нас сохранился целый ряд институтов, который был создан в условиях государственного социализма. И каждая реформа, каждое преобразование этих институтов воспринимается еще многими людьми достаточно болезненно. Что, естественно, порождает ностальгическое желание сохранить прежнюю жизнь или вернуть «как было».
С этим нельзя не считаться. Во-первых, потому что это наши соотечественники. А во-вторых, в случае системного кризиса, если Россия вдруг потеряет управляемость, возрождение государственного социализма как одного из вариантов развития страны может стать вполне реалистичным. Но поправит ли он ситуацию? Безусловно, нет.
Государственный социализм как система уже был опробован во многих странах мира, причем в разных вариантах: вариант Сталина, вариант Мао Цзэдуна, вариант Иосипа Броз Тито… Каков же итог? Да, он может сработать на определенном этапе как мобилизационная модель. Как модель, которая восстанавливает (не говорим о цене этого восстановления) управляемость обществом и территорией, которая даже способна подвигнуть общество на определенный качественный рывок, связанный, например, с индустриализацией. Но что происходит дальше? Опыт показал, что управлять уже созданной моделью государственный социализм не в состоянии. Он не в состоянии обеспечить творческое последовательное эволюционное преобразование этой модели в ее дальнейших этапах в соответствии с собственной доктриной.
В качестве примера удачной реализации государственного социализма оппоненты пытаются привести Китай. Но это обыкновенная иллюзия. Единственное, что роднит современный Китай с системой государственного социализма, — это название правящей партии: Коммунистическая партия Китая. На самом деле экономика там ультра-либеральная и капиталистическая, а социальная система в гораздо меньшей степени соответствует стандартам государственного социализма, к которым привыкли мы. Вот этот «социалистический рай» и позволяет Китаю, используя дешевую рабочую силу, зажатую в достаточно авторитарных условиях, создавать конкурентные преимущества на мировом уровне.
И получается, что возврат к системе государственного социализма, во-первых, будет очень дорого стоить нашему населению, которое уже привыкло жить в более комфортных условиях. Во-вторых, не имеет дальнейших перспектив для развития России. Ибо крах государственного социализма один раз уже привел к ликвидации государства как такового, и в случае реставрации, возможно, приведет к еще более тяжким последствиям.
А что же социал-демократия? Именно это течение на левом фланге политической системы страны предполагалось наиболее вероятным оппонентом «Единой России». На съезде нашей партии Борис Грызлов говорил, что мы были бы крайне заинтересованы в появлении и становлении сильной социал-демократической партии. Но есть ли сегодня для этого объективные предпосылки? С моей точки зрения, нет.
Попытки создания левоцентристских партий в современной России предпринимались многократно. Как правило, по одной и той же схеме — при поддержке власти или части властных элит эта структура должна была занимать политическую нишу между партией власти и КПРФ. Так были созданы Аграрная партия, Конгресс русских общин, «Отечество — Вся Россия», «Родина», «Партия жизни» и сегодня — «Справедливая Россия». Цикл, как правило, один — победа на первых же думских выборах и поражение на последующих, а то и вовсе ликвидация партии как самостоятельного субъекта сразу после выборов. Так происходило постоянно и последовательно. Были разные лидеры — более или менее харизматичные; были разные варианты программ — более или менее соответствующие российской традиции. Но результат всегда был один — эти партии уходили с политической арены. В этом есть некая закономерность.
Давайте попробуем проанализировать, в чем причины такой закономерности.
Первая, на мой взгляд, наиболее значимая и важная, которая бросается в глаза, — это наличие сильной КПРФ. Российские коммунисты, в отличие от абсолютно неустоявшейся в общественном сознании социал-демократии, фактически захватили, стали распорядителями основного мифа — мифа социальной справедливости, который подпитывает левую идею. Из уст коммунистов, кем бы они ни были, идея социальной справедливости будет всегда звучать лучше, чем из уст Сергея Лисовского или Людмилы Нарусовой. Это однозначно и очевидно для всех. Поэтому в данном случае эсеры не могут составить конкуренцию коммунистам.
Это проблема не только российская. Всюду, где исторически были сильны коммунистические партии, социал-демократы были слабы. Так было в Италии, где изначально социал-демократическая партия так и не состоялась, а нынешняя образовалась на базе бывшей компартии. Так было во Франции, где до 70-х годов коммунистическая партия не давала подняться социалистам. Так было на постсоветском пространстве и в бывших странах Восточной Европы, где ведущими левыми партиями стали бывшие компартии…
Могли ли наши коллеги из «Справедливой России» попытаться каким-либо образом исправить ситуацию? Безусловно. Но вместо того, чтобы бороться за коммунистический электорат, они выстраивали свою тактику на попытке перехвата электората «Единой России». Действуя по формуле, что они более путинская партия, чем партия Путина, эсеры потратили на это достаточно бессмысленное занятие громадное количество сил и времени.
Вторая важная причина состоит в том, что социал-демократия как левоцентристская идея всегда возникала в определенных исторических условиях, которых в современной России, с моей точки зрения, нет. Каковы эти условия? Социал-демократия и левоцентристские партии создавались как политическая функция профсоюзного движения, стоящего на позициях классовой борьбы. То есть, для постоянного сокращения прав работодателя в пользу работника до полного захвата средств производства. Это была идея, охватывавшая все профсоюзное движение в целом. На сегодняшний день таких условий нет даже в Западной Европе. Идея классовой борьбы сменилась на идею социального партнерства. А в этом социал-демократам уже нисколько не уступают их основные оппоненты — консерваторы. Если мы сравним, скажем, политику Тони Блэра с политикой ХДС/ХСС в Германии, мы будем играть в игру «найдите 10 различий». Социалистические партии Европы во многом называются так уже в силу лишь сложившейся исторической традиции. Не потому, что они предполагают строить по Франкфуртскому манифесту демократический социализм — нет, просто сложилась такая традиция называться социалистами.
В России на сегодняшний день эсеры и социал-демократическая идея в целом оказались зажатыми в сильно ограниченном идеологическом пространстве. Между достаточно крепкими коммунистами и сильной консервативной партией с ярко выраженной социальной направленностью. Практически невозможно сегодня быть социальнее «Единой России». Потому что даже в условиях кризиса мы повышаем пенсии, напрягая предпринимателей, повышаем для этого взносы во внебюджетные социальные фонды, мы выполняем все обязательства, хотя повсеместно в мире идет сокращение социальных программ, мы выстраиваем диалог с общественными организациями, профсоюзами… Мы занимаемся тем, чем должны были бы заниматься социал-демократы. Поэтому им для того, чтобы быть заметными и нужными, надо переходить на платформу Коммунистической партии, а эта платформа уже занята.
В итоге получается, что в ближайшем обозримом будущем у социалистической идеи в России перспективы достаточно туманны. Будут существовать партии и движения, но они не смогут претендовать на охват сколь-нибудь значительного большинства. И, полагаю, вторая партия, которая рано или поздно возникнет в России в качестве основного конкурента «Единой России», не будет социалистической. Это будет партия, построенная по иным принципам. Ведь существующее сейчас представление о том, что консерваторам обязательно должны противостоять социалисты, навеяно только одним — нашей привычкой все мерить по западным меркам.
Андрей Исаев
rusconservator.livejournal.com
Консервативная миссия России - «Российский консерватор»
Начало XXI века стало эпохой глобализации, насаждаемой повсеместно США. В качестве основной моральной нормы человечества является идеология либерализма. Постепенно стираются границы между государствами, забываются вековые ценности и традиции, человек все менее зависим от государства и все более зависит от мирового рынка и от всей экономической системы в целом. Неужели за этими процессами будущее?
Светлый путь, прогресс человечества, движение вперед к постиндустриальному обществу в обнимку с либеральными идеями. Кто-то называл коммунизм утопией, а либерализм разве не утопия? Советский Союз обвиняли, что он насаждает по всему миру социалистические режимы, которые на самом деле не являются самостоятельными политическими субъектами, а выступают в качестве сателлитов СССР. Но разве либерально-демократические режимы, созданные бомбами американской авиации, не являются сателлитами США? Мы отказались от мировой утопии, выйдя из «Холодной войны», Соединенные Штаты продолжают в нее играть, продвигая в мире глобальный утопичный проект либерализма.
Коммунизм — был великой ошибкой человеческой истории, от которой нам удалось избавиться с гигантскими потерями. Либерализм — это вторая утопия, которая была способна окончательно добить Россию после провала коммунистического проекта. Мы чуть не прыгнули из огня, да в полымя. Если бы либералы остались у руля власти до сегодняшнего дня, вполне возможно, что 2011-й год мог бы стать для России «новым 37-ым».
Всемирный путь к либерализму совсем не ясен, но его противоестественность для человеческого бытия можно увидеть невооруженным глазом. Взять, к примеру, нынешний мировой кризис, который чуть не поставил на край гибели мировую экономику. Не является ли он тем сигналом, который призван остановить человечество на пути к тотальному либерализму и глобализации? Процесс глобализации под эгидой либеральных идей не только изменяет экономическую сферу нашей жизни — он затрагивает и наши традиции, нашу неповторимую культуру и обычаи, ломает нашу уникальную самобытность. И как только рухнут наши традиции и культура — вместе с ними и рухнет Россия. Наступит тотальная власть капитала, когда крупные корпорации будут диктовать нам свои правила и законы.
Чтобы этого не произошло — мы обязаны сохранить свою культуру и обычаи ради спасения России. «Единая Россия», объявив «российский консерватизм» своей официальной идеологией, сделала правильный и не случайный выбор. Наша страна до 1917 г. являлась сугубо консервативным государством. Российский народ всегда ревностно относился к сохранению свой вековых обычаев и традиций. Эти ценности для русского человека всегда были важнее, чем свобода и либеральный путь. Именно за поругание обычаев русского народа поплатился жизнью Лжедмитрий-I, который, пренебрегая русской верой и традициями, пытался поставить Россию на европейский путь развития. Ради сохранения веры и обычаев наш народ поднялся на освобождение Отечества от польских интервентов в 1612 г. под девизом Минина — «Вместе за одно».
В 1649 г. в Англии разразилась буржуазная революция, во время которой был казнен король Карл-I, власть оказалась в руках «лидера революции» Оливера Кромвеля. Новое английское правительство было признано всеми европейскими державами, кроме России — царь Алексей Михайлович категорически отказался признавать законной власть узурпатора Кромвеля. С этого момента начинается неизменный консервативный курс царской России. Как говорил поэт Тютчев: «Есть две силы — революция и Россия». Россия — это та консервативная цитадель, которая на протяжении многих веков стояла на пути европейской революции и либерализма. Россия — это центр и главный форпост европейского консерватизма. И пусть современная Европа говорит, что Россия была и остается «дикой азиатской страной». Это она — «либеральная Европа» потеряла все свои старинные традиции и нравы, это она уже давно перестала быть независимой — открытый контроль со стороны США — лидера либерального мира с каждым годом становится все сильнее. США до XVIII века были европейской колонией — теперь же Европа стала зависимой территорией своих «заокеанских братьев». Консервативная Европа гибнет, а Россия остается последней европейской страной, где консервативные ценности по-прежнему играют важнейшую роль. По этой причине либерально-революционная Европа уже на протяжении 3-х веков «боится и ненавидит» Россию. Западный мир прекрасно понимает, если «консервативная цитадель» падет, то торжество либерализма и глобализации будет неминуемо.
Один раз в истории западный мир уже сломал тысячелетнюю российскую государственность, стравив в первой мировой войне два главных оплота европейского консерватизма — Россию и Германию. В итоге проиграли оба государства и народа, в выигрыше осталась либеральная Европа, консервативные монархии Германии и России пали. Когда в России прогремела Февральская революция, премьер-министр Британской империи Ллойд Джордж заявил в парламенте: «Эти события начинают новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война». Именно «победа либеральных принципов» явилось основой для появления фашизма в Германии и коммунизма в России. Европа сама повинна во всех «преступлениях коммунизма», в которых она обвиняет Россию, так как благодаря их чаяниям была уничтожена императорская власть, а на смену ей пришли коммунисты.
Сейчас мы вновь возвращаемся к консерватизму после либерального угара, что особенно тревожит США и ЕС — они страшатся консервативного возрождения России, понимая, что консервативная Россия — это великая и сильная Россия. По этой причине частенько с Запада мы слышим про авторитаризм в российском государстве, про отсутствие «прав человека» и «свободы слова». Мы никогда не сможем стать союзником нынешней Европы — европейский либерализм и российский консерватизм две противоположные и непримиримые идеологии. Возможно именно мы — «единственная европейская консервативная держава» сумеем указать Европе тот правильный путь, благодаря которому она сохранит свою уникальную культуру и не растворится бесследно в бурном потоке глобализации.
Сергей Александрович Мосоликов
rusconservator.livejournal.com
Из истории триединства русской мысли — прообразы либералов, консерваторов и социалистов
Социально-политическую мысль России первой половины XIX века принято считать началом оригинальных исканий русских мыслителей. Высказанные тогда идеи до сих пор оказывают влияние на важнейшие обсуждения общественно-политического характера.В этом отношении имена М.М. Сперанского и Н.М. Карамзина заслуживают первоочередного внимания.Государственный секретарь Сперанский — теоретик либеральных реформ, с осени 1809 года до весны 1812 г. являвшийся «первым и единственным министром империи» (Ж. де Местр), автор знаменитого труда «Введение к Уложению государственных законов» (1809), систематизировавшего идеи императора Александра I и его правительства по проблеме политического реформирования. Его оппонент — официальный историограф Карамзин, убежденный, а не конъюнктурный сторонник самодержавия, в своей записке «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1811) доказательно и афористично обозначивший важнейшие принципы русского политического консерватизма. Противостояние Сперанского и Карамзина было принципиальным. Об этом свидетельствует хотя бы то, что отстаиваемые ими максимы («при дурной системе правления и хорошие люди ничего не сделают» и «самые лучшие учреждения бессильны там, где люди дурные») до сих пор разделяют людей на два противоположных лагеря в политике и государственном строительстве.
Однако, неординарная ситуация в стране (смерть 19 ноября 1825 г. императора Александра I и запутанная проблема престолонаследия) вынудила либерала и консерватора забыть разногласия и объединить свои творческие силы — они были призваны к составлению Манифеста о вступлении на престол императора Николая I, который был подписан 13 декабря. А уже на следующий день случились события, оказавшиеся роковыми для Карамзина и судьбоносными для Сперанского.
14 декабря 1825 г. в Санкт-Петербурге произошла попытка государственного переворота, организованная участниками тайного «Северного общества». Во время событий «злого и безумного заговора» Карамзин тяжело заболел воспалением легких и, несмотря на заботы близких и внимание нового императора, тихо угас. Сперанский же, поучаствовав в заседаниях Верховного уголовного суда по делу декабристов и подписав им суровый приговор, отбросил либеральные увлечения и стал развивать идеи сильного государства в форме православной монархии («Руководство к познанию законов», 1838).
Сами же участники декабристского заговора заложили традицию политического радикализма в русской мысли XIXв. Создавшие проекты революционного преобразования России — капитан Генерального штаба Н.М. Муравьев и полковник, командир Вятского пехотного полка П.И. Пестель. «Конституция» (1821—1826) Муравьева рисует картину будущего государственного устройства России, в котором царит право и свобода, но … без гарантий. «Русская Правда или Заповедная Государственная Грамота Великого Народа Российского, служащая Заветом для Усовершенствования Государственного Устройства России и Содержащая Верный Наказ как для Народа так и для Временного Верьховного Правления» (1821—1824) Пестеля представляет прообраз «гарантийного», или, как сейчас принято говорить, тоталитарного государства, в котором господствует «деспотизм». Заявленная антитеза «свободы без гарантий» и «гарантийного деспотизма» характерна не только для теоретических дискуссий, многократно звучавших в истории отечественной социально-политической мысли. Противостояние это было пережито народом России на практике, в реальной истории страны.
Идейными антагонистами декабристов стали представители так называемой «теории официальной народности». В 1830-е гг. министр народного просвещения и президент Петербургской академии наук С.С. Уваров предпринял первую в России Нового времени попытку создания государственной идеологии на основе триединой формулы «Православие — Самодержавие — Народность». Теоретическое обоснование эта формула получила в работах профессора Московского университета историка М.П. Погодина. К Уварову и Погодину примкнули многие современники, в том числе еще один представитель Московского университета — филолог С.П. Шевырев, выдвинувший идею «европейско-русского» синтеза общечеловеческих ценностей и великой православно-русской духовной культуры.
Совершенно иначе мыслил отставной гвардейский ротмистр П.Я. Чаадаев. «Живая протестация» (А.И. Герцен) Чаадаев в своем первом «философическом письме», написанном в конце 1829 г. и ставшем достоянием широкой публики спустя семь лет, нарисовал такую убийственно-уничижительную картинку прошлого и настоящего отставшей от «просвещенной» Европы «варварской» России, что вызвал оглушающий общественный резонанс, эхо которого слышно и сегодня. Именно Чаадаев зафиксировал в национальном самосознании факт экономической, социально-политической и культурной отсталости России. Пытаясь каким-то манером оправдаться, Чаадаев в «Апологии сумасшедшего» (1837), оставив неизменными прежние аргументы, поменял полярность выводов, главный из которых гласил теперь уже о преимуществах российской «отсталости», которая становилась не чем иным, как залогом будущего величия страны.
Тема национальной специфики, уникальности исторического пути России, ее «мессианского» и «миссианского» (Н.А. Бердяев) предназначения с особой силой прозвучала в полемике западников и славянофилов.
Отставной штаб-ротмистр, поэт А.С. Хомяков и журналист, издатель И.В. Киреевский — первые представители «московского», «православно-русского» (В.В. Зеньковский) направления русской общественной мысли, неудачно названного в свое время «славянофильским». «Обмен мнениями» между ними, случившийся в зимний сезон 1838—1839 г. («О старом и новом» — «В ответ Хомякову»), положил начало славянофильству и дальнейшему разделению русской мысли на тех, кто ратовал за возврат к самобытному пути древней Руси-России и тех, кто призывал следовать в фарватере европейского развития. Отцы-основатели славянофильства не только обратили внимание погрязшего в «европейничаньи» образованной части русского общества на важность национальных начал и исторических традиций русского народа, но и поставили перед русской социально-политической мыслью неразрешимую проблему: чьи интересы выше — человечества или народа, что важнее в политике — общечеловеческое или народное?
Славянофилам искренне сочувствовал великий русский писатель Н.В. Гоголь, в расцвете лет вдруг решивший поделиться со всем миром открывшимися ему религиозными истинами и житейской мудростью («Выбранные места из переписки с друзьями», 1847). В ответ он получил гневную отповедь литературного критика В.Г. Белинского. «Неистовый Виссарион» (Н.В. Станкевич), с одинаковой тотальностью отстаивавший сначала монархические, а затем социалистические ценности, в конце концов, в своем письме к Гоголю (от 15 июля 1847 г.) сформулировал «программу российской демократии» (все советские обществоведы).
За «первым русским революционным демократом» Белинским следует чудаковатый переводчик министерства иностранных дел М.В. Буташевич-Петрашевский, увлекшийся в 1840-е гг. экзотическим для крепостной России фурьеризмом и задумавший обратить в свою социалистическую веру не только Ф.М. Достоевского и других участников своего кружка, но и… следователей, ведших его уголовное дело («Объяснение о системе Фурье и о социализме», 1849).
Завершает этот перечень мыслителей «русский выходец» из Европы, дипломат, поэт и публицист Ф.И. Тютчев. В своих политических статьях Тютчев раскрывал и объяснял феномен русофобии, анализировал причины антирусских настроений, получивших распространение в Западной Европе. Главная причина, абсолютно верно замечал он — стремление вытеснить Россию из Европы если не силой оружия, то силой презрения. Западная русофобия, по Тютчеву, проистекает и от незнания «целой половины европейского мира». По его замыслу русофобии и революции должна противостоять славяно-русская империя, которая будет образована на Востоке Европы («Россия и Запад», 1849). Подобные идеи были поддержаны М.П. Погодиным и позже подхвачены Ф.М. Достоевским, Н.Я. Данилевским, В.И. Ламанским, И.С. Аксаковым, К.Н. Леонтьевым, ранним В.С. Соловьевым.
Александр Ширинянц
rusconservator.livejournal.com
Всероссийская конференция «Современная политика и новый политический класс России»
Секция 1. Идеология развития страныМодератор – Шувалов Юрий ЕвгеньевичШувалов Ю.Е. Сегодня эта Конференция приурочена к тому, что мы год назад на съезде партии приняли программу. И у нас остался год. Как вы знаете, 4 декабря будут парламентские выборы.
Если вы мне позволите, я сформирую задачи нашего сегодняшнего обсуждения. Я просто хочу начать разговор об нашей идеологии. В ней заложено очень глубокое уважение к творческой личности, которая безусловно, имеет возможности к самореализации, в том числе через предпринимательскую деятельность. Такая инициатива, конечно, обеспечивается как защитой со стороны государства частной собственности так и созданием условий для развития свободного рынка. В этом есть смысл правового государства, это гарантируется законом. Но вот эта самореализация личности через возможности предпринимательства и частную собственность, безусловно, должна работать не только в интересах личности, но и в интересах общества. Работа в интересах общества как отдельных личностей, так и в целом государства – это, пожалуй, один из важных принципов консервативной идеологии, которую мы проповедуем.
Также важно – и мы обсуждали на последних мероприятиях, которые были в преддверии Конференции - это угроза тоталитарной технократии. Это сегодняшняя реальность, когда материальные интересы, без учета духовных принципов и духовных запросов общества реализуются в неких корпоративных группах, стремящихся к власти, ставящих задачу получения определенного властного ресурса для укрепления своих позиций. Вот эта угроза внутри демократии, угроза формальной демократии на фоне наличия вот таких активных технократических групп – это тоже сегодняшняя реальность и сегодняшний вызов.Исаев А.К. Напомню, что еще год назад, когда принималось решение о том, чтобы объявить в программном документе партии, что наша идеология – российский консерватизм, это вызывало серьезные сомнения у нас самих. Делая этот шаг, мы опасались, не потеряем ли мы электорат, не совершим ли мы политическую ошибку, связанную с двумя важными факторами, которые нам, конечно же, пришлось объяснять.
Первый фактор – это то, что слово «консерватизм» имеет негативное звучание в современном русском политическом языке. Это негативное звучание формировалось в течение десятилетий, оно равнялось слову «реакционер», и нам придется сознательно бороться за отвоевание этого слова.
Второе. Нам говорили, что тренд консерватизма не очень вяжется с трендом модернизации, который объявлен Президентом, поскольку не в политологии реальной, где консерватизм – идеология, а модернизация – процесс, это разные понятия, но в общественном сознании, в бытовом понимании консерватизм и модернизация сталкиваются между собой, поскольку под модернизацией подразумевается поиск новых решений, а под консерватизмом – консервация старого.
Мы потратили этот год для того, чтобы объяснить, что такое в нашем понимании консервативная модернизация, и явно продвинулись на этом пути.
Я хотел бы сказать о другом, о важном, что сегодня было бы актуально в нашей политической работе – о соотношении понятий «консерватизм» и «демократия».
Рискну сказать здесь, в этой аудитории, что на сегодняшний день для современной российской действительности консерватизм и демократия фактически становятся синонимами. И вот почему.
Выбор между основными идеологиями, который сегодня лежит перед российским народом, это выбор – проводить ли модернизацию демократическим или авторитарным путем. Только консервативный выбор может обеспечить сохранение демократии и проведение модернизации демократическим путем.
Что такое консервативная идеология? Это идеология, опирающаяся на традицию, следовательно, на позиции и взгляды большинства. Если мы взглянем на программные предложения, с которыми выступают наши либеральные оппоненты, если мы взглянем на те предложения, с которыми выступают наши социалистические оппоненты, мы поймем, что реализовать это можно только как реализацию целей и задач определенных политических меньшинств, что неизбежно будет означать необходимость усиления роли государства, усиление диктаторских полномочий государства при проведении подобного рода преобразований.
Нам противостоит на сегодняшний день сильная левая идеология. Более того, если мы посмотрим на прогнозы, которые уже заявил Всероссийский центр изучения общественного мнения, возможно формирование трехпартийной Думы. Думы, в которую пройдем мы, КПРФ и «Справедливая Россия».
Это означает существенное полевение общественных настроений. Это означает, что более правая партия ЛДПР, не попадает в Государственную Думу. И, по-видимому, правые либеральные партии также не попадают.
Значит в обществе есть некоторый запрос на левую идеологию. Таким образом, левые могли бы сказать, что они воплощают собой демократию, социальную демократию, демократию, выражающую чаяния класса большинства – класса наемных работников.
Но дело в том, что в сегодняшнем обществе человек не одномерен, он не является только трудящимся. Он является одновременно собственником, он является одновременно вкладчиком, он является одновременно воплощением не только трудовых качеств, но и буржуазных качеств, которые практически сегодня распылены и присутствуют в каждом человеке. Поэтому попытка проведения однолинейной политики в интересах только трудящихся, на чем настаивают левые, неизбежно приведет к усилению диктаторских методов государства.
Мы можем ввести прогрессивный подоходный налог, на чем настаивают левые, но после этого надо усиливать фискальный аппарат, усиливать слежку и контроль за тем, чтобы люди не уходили от этого налога. Мы можем пытаться установить тотальный государственный контроль за ценами, но после этого придется вводить политику, близкую политике военного коммунизма, для того, чтобы попытаться пресечь торговлю на черном рынке.
Таким образом, мы понимаем, что на сегодняшний день наши оппоненты, как справа, так и слева, не в состоянии предложить механизмов движения общества вперед, разрешения проблем, которые стоят перед обществом, иначе, чем через усиление государственной диктатуры, иначе, чем через усиление именно карательной составляющей в аппарате государства. Поэтому на сегодняшний день именно победа консервативной идеологии, является гарантом, залогом постепенного, поэтапного движения России к углублению демократии.
Но что означает углубление демократии? Наши оппоненты – либералы утверждают, что сегодняшняя Россия авторитарна и недемократична. Однако что они подразумевают под демократичностью и не авторитаризмом? Это набор свобод, гарантирующих политические права меньшинства. Безусловно, современная демократия в качестве одного из элементов должна гарантировать права меньшинств, но это не является сущностью демократии. Сущность демократии – это все-таки не гарантии меньшинств, а власть большинства, опирающегося на свои традиции, на свои представления. Вот именно этой власти большинства на сегодняшний день, к сожалению, в Российской Федерации, как, кстати говоря, во многих других странах, стоящих на платформе парламентской демократии, не хватает.
Мы видим, что все больше и больше парламентская демократия в силу сложности информационных технологий превращается в демократию имитационную, когда борьба разворачивается не между реальными позициями и взглядами, а между PR-кампаниями, которые соревнуются между собой, кто более удачно проведет кампанию того или иного кандидата. Это означает, что на сегодняшний день, мы это видим, и это показывают исследования социологов, начинается массовое разочарование в институтах демократии как таковой. Демократия перестает восприниматься, по крайней мере, частью общества, как реальный механизм участия общества или конкретного человека в управлении общественными делами.
Следовательно, наряду с развитием парламентской демократии, ее институтов, наряду с усилением влияния парламентский партий, как в центре, так и на местах, на все уровнях исполнительной власти, нам необходимо развивать демократию участия.
Плигин В.Н. Звучит фраза: «Власть большинства – это демократия». Прежде всего не все люди готовы вообще заниматься властью. Есть огромное количество людей, которые очень хорошо живут без этой власти и без того, чтобы ею заниматься. У них есть сочетание трех условий: у них есть хобби, увлечение, у них есть семья, у них есть работа. И поверьте, пожалуйста, что они в это пространство, которое называется «власть», век бы не входили, если бы эта власть их не доставала. Поэтому в данной ситуации мы должны понимать, что такое большинство.
Три основных аспекта демократии: это форма личной индивидуальной свободы человека, это способ управления делами общества и показатель социальной активности людей. Вообще личная свобода человека и его социальная активность взаимосвязаны теснейшим образом. Чем более человек лично свободен, тем больше он стремится определить свою судьбу, улучшить свою жизнь, и тем самым более участвует в жизни общественной, поскольку неотрывен от общества и является его частью.
Необходимо прежде всего добиться следующей вещи – осознания обществом своих интересов и осознания личностью своих интересов.
Следующий момент, который должна решить партия и Конференция – это осознание возможностей влияния. Можно сколько угодно заниматься рассказом о том, что ты влияешь, но нужно показать направление и возможности влияния, и понимание необходимости влияния.
Если мы хотим продвигать партийное влияние, нам нужно точно совершенно в обществе показать возможности влияния, какой механизм влияния, через что это происходит. И показать, что у нас существует легитимный механизм влияния.
Следующее – духовные вещи. А это информированность, достойный уровень образования, достойный уровень культуры и, наконец, материальных возможностей. Если мы говорим о демократии, над этим нам нужно работать.
Совсем иной тип граждан востребован в условиях тоталитарного государства. Если вы хотите ответить на вопрос: «тоталитарная модернизация – не тоталитарная модернизация», съездите в Магадан, зайдите в краеведческий музей. Вы увидите в этом краеведческом музее две сгнившие доски, перешитые двумя палочками, тоже сгнившими. Это была труповозка. Так вот, если хотите говорить о тоталитарной модернизации, а она была блестяще совершенно проведена, когда жизнь человека стоила меньше жизни раба. Если вы хотите говорить: «тоталитарная модернизация – не тоталитарная модернизация», я, честно говоря, совершенно не верю, что у нас есть запас проведения тоталитарной модернизации, и слава Богу.
Соответственно, для человека, который нужен тоталитарному государству, характерны конформизм, толерантность, комплекс страха и преклонение перед политическими структурами.
В рамках анализа политических структур я бы очень хотел, чтобы мы постоянно говорили в России о формировании политических институтов. Это очень важный аспект.
Мне приходилось выступать на заседании Генерального совета «Единой России» год или два назад. Мы говорили о правовом государстве. Там присутствовали губернаторы, руководство партии «Единая Россия», руководство законодательных собраний субъектов Российской Федерации. Я им сказал, что правовое государство – это такое государство, когда ты отклеился от способа связи АТС-1 и на следующий день не просыпаешься в холодном поту от того, что тебя посадят. Большинство участников того мероприятия не воспринимало эту фразу как относящуюся к себе. Одновременно хочу сказать, что многие участники уже просыпаются в холодном поту. Поэтому правовое государство – это предсказуемое государство.
Игошин И.Н. Если мы говорим об оценке эффективности демократического государства, то, наверное, хорошо было бы ввести для этой оценки такие очевидные критерии как эмиграция людей из Российской Федерации на Запад. Сейчас объемы этой эмиграции, пусть мы их и прикрываем в какой-то степени, они очень велики, мы должны себе об этом открыто говорить. Люди уезжают. Почему? Не потому, что они родину не любят, не потому, что им некомфортно жить в той стране, в которой они выросли, говорить на том языке, на котором они говорят, в той стране, которую они понимают и т.д. Потому что они боятся возвращения как раз этого самого тоталитаризма. Потому что эксцессы этого возвращения в нашей истории были постоянно.
Наша страна жила в существенно лучших экономических и демократических ситуациях, ситуациях внутренней свободы, но потом как-то все за один момент переворачивалось. Переворачивалось очень быстро. Потому что государство, которое проходило свои пиковые, хорошие моменты, в эти моменты не было способно создать механизм защиты от скатывания к тоталитаризму. И мы видели, как мнением большинства страна буквально за десятилетия превращалась из развитой, потенциально очень хорошо развивающейся страны в страну тоталитарную, живущую совершенно другими принципами. Надо понимать, что люди, уезжающие из Российской Федерации на Запад, так называемый «западный тренд», как у социологов называется, ставят оценку нашей эффективности в создании этих механизмов. Людей уезжает очень много, уезжает цвет нации. Он замещается пока иммигрантами из стран бывшего СНГ в основном, наших южных стран в какой-то степени, поэтому мы не видим такого большого демографического провала, но мы должны понимать, что качество людей становится совершенно другое.
Я думаю, что в политике очень большое количество людей прошло один и тот же путь. Я просто сам его прошел. Когда я закончил университет, то стал заниматься бизнесом, получил второе высшее экономическое образование. Бизнес шел успешно, у меня все было хорошо, мне не нужна была политика, мне ничего не нужно было, мне всего хватало, пока внешний мир не стал пытаться бизнес отобрать, меня арестовать, посадить, запугать и т.д. Я нашел выход, и многие нашли выход получить в обществе статус человека, к которому нельзя так легко придираться неправовыми методами. Но, к сожалению, надо понимать, что для большинства людей, во-первых, этот путь невозможен. С другой стороны, даже для тех, кто сам к этому пути расположен, он недоступен. Мне, по большому счету, и многим, сидящим здесь, просто повезло. Многие, к сожалению, должны были выбрать другие пути защиты, менее приятные для себя. И большинство предпринимателей эти пути выбрало, менее приятные и менее комфортные, но они вынуждены были их выбрать.
Мы должны понимать, что когда мы говорим об идеологии, когда мы выносим разговор об идеологии на широкий круг, на большое количество людей, не связанных с нами напрямую, мы должны понимать, что мы в известной степени вызываем чаще всего улыбку. Люди решают свои житейские проблемы. Если вы спросите отдельно взятого произвольно человека на улице, как он видит идеологию страны, ответ будет предсказуем и скорее всего, нецензурен.
В то же самое время этот предсказуемый ответ не является ответом. Почему? А что такое идеология? Это осознанный путь изменений, формирования какой-то позиции в обществе. Вот этот запрос в обществе достаточно очевиден, несмотря на то, что он не является осознанным запросом.
Что такое стратегия изменений, идеология изменений, идеология как таковая? Очень важно понимать, что это конкретные изменения для конкретного человека. Идеология – это не абстрактное понятие. Это подытоживание конкретных пожеланий конкретных людей, связанные вместе в то, как этого можно добиться для большинства.
Яровая И.А. Я бы хотела возвратить нас к высказыванию Ильина. На мой взгляд, оно очень точно отражает те заблуждения, которые существуют сегодня в обществе, и которые, к сожалению, тиражируют у нас именно либералы: «Если в народе нет здорового правосознания, то демократический строй превращается в решето злоупотреблений и преступлений. Человек без чувства ответственности и чести не способен ни к личному, ни к общественному самоуправлению, а потому не способен и к демократии».
Мы можем с вами обсуждать проблемы коррупции, проблемы неэффективности власти, потребительского общества, отсутствия инициативы, инертности, равнодушия. Но если посмотреть, какая общая причина все это объединяет, то окажется, все это происходит в силу главного – в силу того, что у общества, у страны в целом отсутствует четко выстроенный вектор ценностных ориентиров.
Будучи очень много в регионах, остро ощущаешь сегодня потребность того, чтобы государство вновь определило приоритеты. Если мы успешно решили задачи нашей внешней безопасности, нашей суверенности, нашей институциональной оформленности, если мы с вами успешно начали административно-правовую реформу, то сегодня на злобу дня выходят другие вопросы – это вопросы воспитания и культуры. Да сколько угодно мы можем говорить о модернизации, о коррупции и обо всем остальном, но если у нас с вами вновь и вновь будет выходить поколение, которое не чувствует себя сопричастным к истории своей страны, для которого имеет смысл и значение только конкуренция нечестная, конкуренция любой ценой, преступая любые нравственные идеалы, то ничего не получится.
Следовательно, сегодня нужно нашей партии как партии консервативной идеологии, абсолютно правильной, единственной идеологии, которая способна сегодня сохранить нас как нацию, как страну на первое место выставить нравственные ориентиры. Сегодня в стране есть молчаливое большинство. Но для этого молчаливого большинства пока еще дороги понятия близкого человека, своих детей. Значит нужно апеллировать к тем ценностям, которые еще генетически в нас сохраняются, пока еще не «вымыты» окончательно.
Кроме того, «Единая Россия», наверное, никто не испытывает в этом смысле неясности, понимает, что все остальные партии сегодня работают совершенно в другом векторе. Для них выгодно расшатывать общество, противопоставлять интересы, вызывать недоверие, конфликты. У нас с вами другая задача. Наша функция объединительная. И в этом смысле консервативная идеология – это единственный фундамент, который способен объединить страну.
rusconservator.livejournal.com
Праздники патриотов - «Российский консерватор»
Значение ежегодных регулярных торжеств, посвященных каким-либо событиям или символам страны, люди поняли очень давно. Еще древнегреческий философ Демокрит утверждал, что «жизнь без праздников — все равно, что длинная дорога без ночлега». В средние века человечество тратило на всевозможные празднования и увеселения около трети календарного года. Прошло больше пяти столетий, а эта цифра в разных странах осталась практически неизменной. То есть, утверждают ученые, имеет место некая антропологическая константа — массовое состояние людей, которое наблюдалось у всех народов на всех этапах их развития.Сегодня в России восемь государственных праздников — Новый год, Рождество Христово, День защитника Отечества, Международный женский день, Праздник весны и труда, День Победы, День России и День народного единства. Всего у нас в году отмечается 227 различных праздников.Глубинный смысл, главная задача государственных праздников всегда заключалась в непрерывном самовоспроизводстве патриотизма. И, несмотря на то, что за последние 20 лет в общественно-политической и экономической жизни нашей страны произошли поистине глобальные изменения, потребность в празднике осталась неизменной. Однако часто то, что является для одних россиян поводом для радости, для других — горькое разочарование. Праздник служит зеркалом многих общественных противоречий, начиная от забвения многовековых народных традиций и заканчивая крушением коммунистических идеалов.
Почему многие из нас одни праздники любят и чтят, а к другим относятся в лучшем случае равнодушно, радуясь лишь возможности получить дополнительный выходной? Мы отмечаем доставшиеся нам в наследство от советской эпохи 23 февраля, 8 Марта и 1 Мая наряду с вернувшимся в календарь православным Рождеством. При этом первые две даты давно стали гендерными праздниками мужчин и женщин, окончательно растеряв свою идеологическую окраску, а 1 Мая в полном и прямом значении является для миллионов россиян Праздником весны, а потом уже труда, да и то, в основном, на приусадебном участке.
Но если вышеперечисленные «красные» даты несут эмоциональную окраску и давно проникли в личную жизнь россиян, то, например, День народного единства пока остается для многих непонятым.
Сама по себе идея восстановить праздник, установленный в честь победы русских ополченцев над польскими интервентами под предводительством «гражданина Минина и князя Пожарского», очень хорошая и нужная (до 1917 года он отмечался как праздник иконы Казанской Богоматери — покровительницы победителей). Однако истинного, национального праздника в этот день пока не получается. Возможно, потому, что не достает понимания значения победы 1612 года, которая спасла российскую государственность. А ведь она была достигнута волей и самопожертвованием российского народа, который смог преодолеть все внутренние противоречия, выдвинуть новых лидеров и даже установить новую монархию, которой добровольно и подчинился. Это день гражданской ответственности за свою страну.
И, возможно, для того, чтобы 4 ноября стало действительно Днем единения народа, нужна систематическая кропотливая работа по разъяснению смысла исторического события, по наполнению этого праздника духом гражданской ответственности сегодняшних россиян, вне зависимости от политических, социальных и иных противоречий.
При этом очень важно учитывать ритуальную, обрядовую составляющую праздника. Не только то, что именно мы празднуем, но и то, как мы это делаем. Какие говорим слова и поем песни, какие фильмы показываем и какое устраиваем общее уличное действо, чем украшаем площади и квартиры, что за блюда подаем к праздничному столу.
Традициям надо не только следовать — их надо устанавливать. Наполняя новым содержанием — важным, личным для каждого — мы делаем государственные праздники ближе к каждому жителю федерации. Да, мы еще разобщены — это факт. Так давайте же вместе найдем то, что нас по-настоящему объединяет, и хотя бы в праздники попробуем быть вместе, радоваться вместе, чтобы потом в будни нам всем было легче находить то, что нас объединяет.
Мало еще что изменилось в подходах при организации государственных торжеств. Такое чувство, что страна на холостом ходу просто автоматически продолжает делать то, что делала до распада СССР. А новые праздники, которых тогда не было, никто и не знает, как праздновать, потому что не понимает, зачем они вообще. Формализм — страшная штука. Но неуважение к своему народу (мы вам дали выходной — радуйтесь!) еще страшнее. Государственные праздники — очень важная работа государства, очень серьезная и ответственная, это самый короткий путь к национальному и гражданскому единению. Надо настоятельно искать новые подходы, надо привлекать общественные организации, все общество, надо устанавливать новые праздники, если они находят отзыв в сердцах людей.
На мой взгляд, праздником, который будет позитивно воспринят, может стать День окончания Второй мировой войны — 2 сентября 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции милитаристской Японии. Это событие уже 12 лет отмечают в Сахалинской области наряду с Днем Победы над фашистской Германией. Мы предлагаем этот праздник всему миру, потому что именно в сентябре закончилась Вторая мировая война. И если 9 Мая мы отмечаем свою победу в Великой Отечественной, то в сентябре памятную дату вместе с нами могли бы отметить все страны-участницы Второй мировой войны. 2 сентября может стать Днем Мира, днем чествования героев, защитивших человечество, и днем напоминания всем живущим об ужасах войны, которые не должны повториться.
А для россиян этот праздник стал бы еще одним подтверждением величия России, ее роли в мировой политике и славных страниц в истории российского Дальнего Востока.
Александр Хорошавин
rusconservator.livejournal.com
Сильный конкурент «Единой России» - «Российский консерватор»
Когда в «Единой России» обсуждается вопрос политической конкуренции, у меня всегда остается впечатление каких-то шапкозакидательских настроений в партии. Нет у нас конкурентов, и все тут! Конечно, с одной стороны можно согласиться с тем, что главные оппоненты — пустышки. Но давайте вспомним время 20-летней давности. В 90-е годы у КПСС, имеющей 17 млн. членов партии, мощнейшие структуры на местах, реальную власть и силовые структуры в подчинении, тоже не было никаких оппонентов. Они представлялись коммунистам пустышками.Однако ситуация повернулась очень быстро и радикально, потому что тогда главным противником КПСС оказалась резко ухудшающаяся социально-экономическая ситуация в обществе.
Я думаю, что и сегодня у «Единой России» как у партии, которая взяла на себя полную ответственность за развитие страны, все тот же противник — социально-экономическая ситуация.
Если мы трезво посмотрим на вещи с экономической точки зрения, то поймем: даже если ситуация и отличается от 90-х годов, она все равно критическая. И Президент совершенно не случайно поднял вопрос о модернизации, потому что это вопрос нашего выживания. Нашего — это значит и страны, и элиты.
Честно оценивая российскую экономику и социальную сферу, мы не увидим достаточно позитивных тенденций. Это реальность. За десять последних лет уровень абсолютно устаревших основных фондов фактически не изменился, невзирая на все инвестиции, которые были сделаны, в том числе, и по линии государства. Было 22%, а сегодня 20%. Удивительно, как на этих основных фондах вообще что-то производится. Средний возраст оборудования даже по основополагающим нашим секторам — энергетике и ТЭК —составляет 25—27 лет. Поэтому, когда мы говорим о формировании основной повестки деятельности партии, я убежден, что модернизация, обновление — это и есть основная повестка.
Более того, мы должны взглянуть на эту проблему с позиции: какие ограничители сегодня существуют? Что ограничивает этот процесс? Нельзя сводить модернизацию к выбору нескольких приоритетных проектов, связанных с теми или иными инновационными технологиями. Так нам не догнать быстро развивающийся мир.
Россия не сможет в одиночку провести действительно масштабную модернизацию. Потому что, так или иначе, — это иностранные заимствования: и капиталы, и технологии. Даже Советский Союз для мобилизации модернизационных ресурсов не только был превращен в ГУЛАГ, но и покупал за рубежом многие технологии: тот же ДнепроГЭС, Сталинградский тракторный завод, шарикоподшипниковые заводы и многое другое. Китай, кстати, свою модернизацию во многом строит по этой же схеме, привлекая капитал, специалистов и технологии.
Можно сколько угодно обижаться на иностранные агентства, которые ставят Россию на 146-е или 148-е место в рейтингах инвестиционной привлекательности. Эти обиды ничего не изменят. Не обижаться надо, а трезво взглянуть на себя со стороны и понять, как мы оказались в столь плачевном положении.
Я считаю, что причинами этого положения стало то, что за последние десять лет (и это не вина, а беда «Единой России») мы резко ухудшили качество своих государственных и рыночных институтов. Взять, к примеру, судебную систему. Может ли сегодня любой бизнесмен выиграть суд у государства? Далеко не всегда. Коллега Макаров только что приводил нам пример из судебной практики в нашей столице.
И не дай нам Бог повторять ошибки 19-й партийной конференции КПСС. Там марксисты, которые долго изучали Маркса и Ленина, в конечном итоге пришли к выводу, что надстройка первична по отношению к базису. «Вот сейчас поменяем надстройку, не меняя ничего в базисных отношениях, и все у нас пойдет хорошо», — решили тогда правоверные коммунисты. И страна получила «лихие» 90-е годы. Сегодня у нас нет права на подобные заблуждения. Чтобы мы получили от модернизации ожидаемый результат, необходимы глубочайшие изменения в сфере социально-экономических отношений. И партия просто вынуждена взять на себя за это ответственность.
Давайте говорить прямо: ситуация в силу объективных экономических процессов в мире и стране для нас резко ухудшается. Мы уже сейчас повышаем пенсии не за счет роста производительности труда в экономике, а за счет рентной составляющей. И если несколько лет назад наш бюджет балансировался при цене 62 доллара за баррель, то при сегодняшней структуре экономики и выросших социальных обязательствах этот показатель составляет уже 105 долларов за баррель. А такой цены в ближайшее время не будет. Плюс к этому значительное запаздывание в развитии институтов.
А отсюда органически вытекает и проблема коррупции — именно во взаимосвязи с работой государственных институтов, правоохранительной системы, институтов гражданского общества.
Что мы сегодня наблюдаем? Что в период кризиса идет очередной передел собственности с использованием финансовых институтов и государственных органов власти. Делят не бандиты начала 90-х годов. Делят государственные чиновники и разного рода окологосударственные структуры с участием банковских учреждений.
Поэтому я бы предложил изменить тезис, который был очень актуальным в начале 2000-х годов и звучал как «равноудаленность бизнеса от власти». Поскольку мы этот этап прошли, назрела острая необходимость нового тезиса: «равноудаленность государства в лице исполнительной власти и бизнеса от судебной власти». Любой гражданин, маленькое предприятие, малый бизнес и т.д. должны быть абсолютно равны, споря с государственными структурами в судебной системе. Если мы эту проблему решим, мы решим многие вопросы, связанные с негативным инвестиционным климатом.
Еще один важнейший вопрос — справедливое распределение доходов. Давайте взглянем на современное российское общество. Что оно собой представляет? Это одно из самых несправедливых обществ в мире! В России колоссальный разрыв между бедными и богатыми.
Существует так называемый децильный коэффициент, то есть отношение средних доходов 10% самых богатых граждан к 10% самых бедных. В скандинавском обществе этот показатель составляет 3—4, в Евросоюзе — 5—6, в США — 9, в Южной Африке — 10, в Латинской Америке — 12. В сегодняшней России, согласно официальным данным, децильный коэффициент составляет 17—18, и все последние годы эта цифра увеличивалась! Если же к официальным показателям прибавить скрытые доходы, которые, к сожалению, в нашей стране очень велики, то разрыв между бедными и богатыми может оказаться катастрофическим — 40—50 раз!
Сегодня 0,02% российских семей (это 100 тысяч человек) владеют 70% национального дохода. Вот каким образом в России в настоящее время распределяется национальный продукт. И это не только вопрос социальной справедливости. Это показатель устойчивости экономического развития: устойчивая экономика не может развиваться при таких диспропорциях в распределении.
Кстати, это не только наша национальная болезнь — основополагающая системная причина последнего мирового кризиса состоит именно в диспропорциях. Диспропорциях между производством в Китае и потреблением в США, между доходами топ-менеджмента и акционеров, между доходностью в финансовом и реальном секторах. В мире накопилось огромное количество несправедливости, а в России эта несправедливость, если анализировать нашу социальную систему, не исчезает, а находит все новые проявления.
Я не ставлю вопрос о том, что нужно отнять у богатых и раздать бедным. Но сегодня в экономике есть фундаментальные социально-экономические диспропорции, которые необходимо преодолеть, иначе ни о какой успешной модернизации не может быть и речи.
Главные из этих диспропорций связаны с балансом издержек, цен, зарплаты и прибыли. Однако исправить этот перекос при помощи экономической политики, которая сводится лишь к отслеживанию и сдерживанию цен, абсолютно невозможно. Это нерешаемая в силу своей антирыночности задача. Поэтому надо решать вопросы межотраслевого ценового балансирования.
Посмотрите, у нас даже в благополучном ТЭКе уровень заработной платы, с учетом себестоимости труда, не выше, чем в обрабатывающих отраслях. Там тоже мало платят по сравнению с тем, что зарабатывается, и в основном деньги уходят акционерам, в прибыль и т.д. Более того, эта доходная часть экономики не работает, потому что, как правило, доходы сверхбогатых людей не попадают на отечественный потребительский рынок, а вывозятся за границу.
И в плановой советской экономике были диспропорции и несправедливость. Но за счет централизации денег ТЭКа и смежных с ним отраслей мы могли развивать оборонно-промышленный комплекс и в какой-то мере остальные отрасли. Но теперь такая структура работает на обогащение определенной, очень узкой части людей. И даже если деньги наших нуворишей возвращаются обратно в Россию, они в основном идут на приобретение предметов роскоши, строительство особняков, покупку яхт и т.д., что опять-таки ничего не приносит государству и обществу.
Закрывать глаза на социальную несправедливость, не устранять сложившиеся диспропорции и пытаться влиять на население только идеологическими методами, как сегодня предлагалось, — бесперспективно. И закончатся эти бесплодные попытки тем, чем заканчивались в российской истории уже неоднократно, — отторжением населения от власти! Не стоит утешать себя тем, что у нас нет конкурентов в политике. В том случае, если власть придется отдавать, ее может взять даже не сегодняшняя официальная оппозиция, а просто люди с улицы, толпа, которая очень быстро оформится в какие-то бессистемные, но очень опасные структуры.
Обращаясь опять же к опыту 90-х годов, мы вспомним, что тогда именно первые секретари обкомов КПСС и председатели облисполкомов встали во главе новой демократической власти в регионах. Так уж устроена бюрократия, номенклатура. Значит, негативный опыт КПСС должен заставить «Единую Россию» не уповать на всесилие бюрократии, а задуматься над практическими вопросами модернизации страны и избежать подобного сценария развития событий.
Это, на мой взгляд, и должно стать основной повесткой дня партии и ее политических клубов.
Валерий Горегляд
rusconservator.livejournal.com
Идеология модернизации - «Российский консерватор»
Консерватизм, как глубоко чуждое любой революции течение, во всех странах мира выступает не только движущей силой обновления, но и идеологическим гарантом успеха модернизации. Сто лет назад Столыпин, яркий консерватор, а с точки зрения «левого общественного мнения» — реакционер-вешатель, начал проводить свои радикальные реформы, опираясь на неизменные принципы устройства царской России: Православие — Самодержавие — Народность.Вся «контрреволюция» Столыпина заключалась в уваровской триаде и идеализации определенного периода отечественной истории. И если про «триаду» графа Уварова исписаны тома книг, то исторический экскурс оказывается не столь очевидным. Ведь столыпинская реформа сделала ставку на свободного земледельца. По-современному — фермера. Но в России XIX—XX веков крестьяне жили в деревнях, а не на хуторах. А вот в более раннее время на Руси люди как раз-то и не жили кучно, деревень в современном понимании не было. В деревни крестьян согнала самодержавная власть для простоты управления. Так свободных людей закрепостили. (Кстати, тем же самым занималась революционная КПСС, укрупняя деревни.) Вот выводы историка В.Л Махнача по писцовым книгам: «В домонгольской Руси деревня — это одно-двухдворное хозяйство, то есть то, что мы сейчас по здравому размышлению называем хутор, а не деревня. Новгородская деревня такова еще в XVI веке. Это показывают уже писцовые книги. Одно-два-три двора. Были погосты. Были торговые села. Но большинство населения жило на хуторах, одном-двух дворах. На русском севере это сохранилось местами вплоть до XX века. И даже сейчас еще можно видеть, проплывая северной рекой, давно обветшавший дом. Не один сохранившийся в деревне дом, а единственный. Он один и был деревней, которая вымерла за советское время: никак не вписывалась в колхозное хозяйство. Север сохранил одно-двухдворные деревни. Тот самый север, который на протяжении Олонинской губернии (нынешней Карелии), Архангельской (нынешней республики Коми) вообще не имел помещичьего землевладения, а в Вологодской, Костромской губернии — только в южной части. И даже в Ярославской губернии (умеренный север) большинство крестьянского населения было государственными крестьянами, а не помещичьими. Следовательно, и крепостническая реформация сказалась там меньше, а традиционный уклад жизни сохранился неизмеримо лучше. То есть уже в процессе феодализации, когда формируются крепостнические отношения, деревня становится большой. Почему? Потому что это было существенно удобнее для получения оброков…»Только консерватор смог увидеть будущего кулака в феодальном прошлом России. Это и была столыпинская ставка на свободного земледельца времен Алексея Михайловича Тишайшего.
Одновременно Столыпин попытался приспособить идущие изменения к укреплению существующего порядка. В этом его принципиальное отличие от либералов, полагавших (и полагающих), что прогресс остановить нельзя, что возможно только самим приспосабливаться к прогрессу, а не модернизировать его, и пресловутая «слезинка ребенка» — неизбежная за него плата. Для современности допетровское время, как и во времена Столыпина, может служить лубочной картинкой благополучия. Даже территориально: Украина не часть империи, а (как хотел Хмельницкий) братское государство на юго-западных рубежах; северный Кавказ, черкесы — ушли под покровительство России еще при Иване Грозном; в Средней Азии — надежный союзник Казахстан; до Тихого океана казаки дошли еще в середине XVII века… Все это к тому, что как раз настало самое время сформулировать принципы устройства современной России, ее «идеологему» для консервативных преобразований, для модернизации. Политолог Дмитрий Орлов недавно сформулировал так: Труд, Родина, Семья… Через век после «столыпинской реакции», после преодоления эпохи цветных революций, кажется более точным: Семья — Родина — Свобода.
Консерватор Столыпин бунтовщиков-революционеров отправлял на каторгу. Для салонного или, по-современному, «гламурного» либерала это звучит чудовищно. Ведь социал-демократы просто (!) конструировали модель светлого будущего. Этим занимались еще в тайных масонских орденах. Каторга за инакомыслие!.. Но ведь это «конструктивистское» диссидентство искушало и искушает народ антихристианской мечтой построения царства Божия на земле. Убийство Столыпина не только повернуло Россию на губительный либеральный путь развития, но и привело к власти большевиков. Так русские либералы в правительстве и генеральном штабе смирились с неизбежностью вступления Российской Империи в мировую войну, а затем, согласившись с Февралем 17-го года, ввергли страну в Октябрь.
Везде и всегда устраиваемые революционные потрясения только доказывали, что существующее свинство и бесправие в разы чище и законнее устанавливаемого нового порядка. Не говоря уже о том, что пришедшие к власти заговорщики убивали не только своих противников, но и подавляющее количество своих сотоварищей. Изолировать заговорщиков в современных условиях совсем не обязательно через каторгу. В современном информационном обществе их смерть — забвение. И поделом!
Дмитрий Савельев
rusconservator.livejournal.com


