Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Замятин алексей живой журнал
| Below are the 20 most recent journal entries recorded in Alexander Zamyatin's LiveJournal: [ << Previous 20 ]
| |
taganay в Пуэрто-рике, а хоть как-то :-) Но получилось так, что вечером в 1й день отпуска у одного из детей поднялась температура, и держалась еще 3 дня.azamyatin.livejournal.com
Архивный четверг: Замятинский мост - marina_klimkova
В архиве досматривала подшивку документов 1910-1911 годов по строительству братьями Замятиными (купеческими сыновьями) железобетонного моста через речку Студенец в Тамбове около Вознесенского монастыря: часть материалов переписала; с чертежей заказала электронные копии для работы.Близится Новый год, а в архиве такой порядок, что все документы в конце декабря пользователи должны сдать, поэтому небольшой читальный зал сегодня был переполнен.
Замятинский мост в Тамбове. Фото 14 декабря 2012 г.
Проект Замятинского моста. Фрагмент. 1910 г. ГАТО
Замятинский мост. Тамбов. Фото 14 декабря 2012 г.
Синька (цианотипия) чертежа решетки перил Замятинского моста. 1910 г. ГАТО
Ограждение моста. Фото 14 декабря 2012 г.
Оргаждение моста. Фото 14 декабря 2012 г.
Замятинский мост. Фото 14 декабря 2012 г.
Есть в Тамбове и дом Замятиных – на улице Коммунальной, № 26 (бывшая улица Гимназическая). Здание с усадьбой было куплено липецким купцом Иваном Замятиным, - видимо, отцом братьев-строителей. Сегодня оно выглядит грустновато, а в прошлом году со стороны его дворового фасада даже подверглась обрушению стена.
Дом Замятиных в Тамбове. Фото 14 декабря 2012 г.
Дом Замятиных. Дворовый фасад. Фото 14 декабря 2012 г.
Если говорить о родственных связях Замятиных-строителей с писателем Евгением Ивановичем Замятиным, то вполне возможно, что они действительно были. Известно, что отец писателя служил священником. Может быть, и купцы Замятины тоже произошли из церковного сословия. Дело в том, что церковнослужительских мест для всех детей священников, дьяконов, причетников не хватало, поэтому с начала XIX века усилился процесс перехода их в другие сословия. Как правило, писалось прошение на имя епископа «о увольнении из духовного звания в светскую команду», к примеру, «с причислением в купечество». Дети церковников переводились и в ясашные крестьяне, мещане, почтальоны и «по определению в род жизни, куда годным окажется». Причем обратного процесса не наблюдалось.
Если купеческий род Замятиных происходил из Лебедяни, то для купцов оправданно стремление переселиться сначала в уездный город Липецк, а потом расширить свое дело в губернском Тамбове.
Заниматься родословной я не буду, поскольку, обозревая отрезок Студенца от Державинского моста до другого инженерного сооружения, достаточно лишь упомянуть фамилию Замятиных, чтобы начать вспоминать роман-антиутопию «Мы».
marina-klimkova.livejournal.com
Северный Центр Позитроники
Сегодня, дорогие друзья, мы не будем говорить о финансах. Поговорим мы об уважении.Обычно по поводу очередного поста мне пишет свой комментарий или мнение примерно 0 человек, но иногда 1 человек.
Тут же написали целых шестеро, мол, не пристало солидному каналу рекламировать скам. Двое одарённых сообщили, что отписываются. О господи, в интернете кто-то неправ! Они за кого себя принимают-то, алё?
Во избежание ночных колокольчиков я должен донести до читателей следующее.
Во-первых, 95% подписчиков не заплатили автору ни копейки (а те немногие, кто заплатил, получили оплаченное сполна). Тем не менее, некоторые искренне считают, что автор им чего-то должен. Опережая мысль, такие товарищи сразу идут нахуй. Автор не должен вам абсолютно ни-че-го. Это архитипичная совковая фишка, даже не империалистическое practice what you preach, а тот самый диванный Сергей из Таганрога.
Раньше автору регулярно попадались (да и сейчас попадаются) очень осведомлённые музыкальные эксперты, которые советовали, что делать со своей музыкой, - и чего делать не следует. Как писать песни, на каком языке петь, кто где фальшиво сыграл и какую ноту брать вместо исполненной. Эксперты как сидели на продавленных стульчаках Зажопья, так и продолжают, а автор, вкусив говна и бездарно упустив денег, женщин и увеселений, играет любимую музыку в лучших залах страны.
С "Хулиномикой" то же самое. Даже самые близкие люди считали, что так нельзя. Но суровые (мои любимые) покупатели решили иначе. Оказывается, так можно и даже нужно. Отдельно стоить упомянуть "финансовых" "консультантов", которые за всю жизнь не заработали столько, сколько я за год плачу НДФЛ, но дико важно советуют купить акций Газпрома или просто выбрать квартиру (часы, машину, телефон, жену, любовницу) подороже. Это камень в огород Смартлаба, но оттуда много покупателей, поэтому я его всё равно люблю.
Во-вторых, про "это же настоящий скам". Это мой любимый пункт. Автор всем сердцем желает, чтобы все кретины, наконец, потеряли свои деньги и стали нищими, ибо они… ибо их… ибо их… есть царствие небесное. Поэтому тут непременно будет реклама самых лютейших афер, скамов, разводов и казино хотя бы ради того, чтобы затесавшиеся каким-то боком идиоты попадались на удочку, теряли все сбережения, рыдали, прыгали из окна и отписывались. Нищие и тупые читатели нам не требуются, спасибо пожалуйста, идите к чёрту.
И в-третьих, кто-то увидел тут "неуважение". К таким у меня несколько вопросов: 1) Вы за кого принимаете читателей канала? Неуважение - это когда вас держат за дебилов. Из этого умозаключения следует второй вопрос:
2) Насколько, по-вашему, глуп автор? Если вы таки умнее, заведите свой канал - с куда более интеллектуальными читателями. Тут логично появляется третий вопрос:
3) С какого хера вас вообще кто-то должен уважать? Это вопрос очень личный, на него вслух отвечать не следует. Напишите ответ на бумажке, прочитайте через 5 лет, сожгите, а пепел закопайте на кладбище. Поможет ли? Не знаю. Не повредит. А пока заносите деньги в казино Вулкан, или в новый покер-рум, бинарные опционы, форекс, получайте бонусы на депозиты, вкладывайтесь в АйСиО, МММ, ФБК, ЕИРЦ или Машеньке на пиздецому, мне всё равно: я о вас, уважаемые, так пристально не думаю.
alexeymarkov.livejournal.com
Евгений Замятин. «Мы» - Магистерия
Дореволюционная известность Замятина
Сегодня мы с вами будем говорить о Евгении Ивановиче Замятине, родившемся в 1884 году и умершем, приходится добавлять «своей смертью», в 1937 году. И главной темой нашего разговора будет лучший и самый известный роман Замятина «Мы». Но к этому разговору мы с вами подойдем, сначала попытавшись вписать Замятина в историко-литературную картину эпохи.
И начать можно с того, что Замятин, в отличие от Зощенко и «Серапионовых братьев», о которых мы с вами говорили в прошлый раз, подошел к революции уже со сложившейся репутацией. Он был писателем известным. И его повесть «Уездное», которая была напечатана в 1913 году, ему заработала славу хорошего, добротного писателя.
Другое дело, что революция, к которой (сразу это можно сказать) Замятин отнесся резко отрицательно, тем не менее, именно ей он обязан своей очень высокой репутацией. Если до революции он воспринимался как один из хороших беллетристов, и обычно в журналах, которые подводили итоги очередного литературного года, говорилось: «Вот это написал Горький. Вот это написал Мережковский. Вот это написал Федор Сологуб. А еще свои новые вещи опубликовали…». И дальше шел ряд писателей, среди которых был и Замятин. То после революции его репутация резко подскочила верх, его очки, его котировки резко подскочили вверх – и о том, почему это произошло, мы тоже сегодня поговорим.
Попович, инженер, писатель
Давайте начнем с короткой биографической справки. Замятин родился в провинции. Отец его был священником. Мать его была дочерью священника. И, как мы понимаем, для Замятина и текст Нового Завета, и текст Ветхого Завета был больше, чем текст. Он знал это наизусть. Он знал это очень хорошо. И как часто это бывает в подобных случаях, он настолько был перекормлен в детстве религиозными впечатлениями, что впоследствии превратился в атеиста.
Замятин, как и многие его современники, как и многие люди его поколения, начинал с достаточно радикальных взглядов. Он очень всерьез участвовал в том, что происходило в России в 1905 году, и даже был исключен из университета в это время. Однако потом опомнился, одумался. И, опять же, здесь можно провести какую-то параллель. Точно так же, как потом он всегда был атеистом, точно так же, он никогда потом в поздние годы прямо не участвовал в политической жизни, в политической борьбе.
Замятин закончил Петербургский университет. И, что интересно для нас будет, может быть, – он был инженером-кораблестроителем. И тот знаменитый ледокол, который потом стал называться «Ленин», одним из его проектировщиков был как раз Евгений Иванович Замятин. Некоторое время он прожил в Англии, стажируясь по своей основной профессии. И это тоже, пожалуй, будет для нас важно, потому что, во-первых, его роман «Мы», как, может быть, никакое другое произведение эпохи, вошло в европейский литературный контекст очень быстро.
А, во-вторых, что еще, может быть, более интересно, литературная маска Замятина – это как раз была маска англичанина. Про него и вспоминают современники, как про человека, чрезвычайно сдержанного, с трубкой, в клетчатом костюме, никогда не высказывающего своих эмоций, как это принято среди русских людей. Во всяком случае, есть традиция, что русские люди бурно выражают свои эмоции, а Замятин никогда себе такого не позволял.
Замятин и революция
И, как я уже сказал, литературный дебют его состоялся еще до революции. Первую свою вещь он опубликовал в 1908 году. А потом с повестью «Уездное», которая представляет собой типичное для русской литературы этого времени произведение – собственно, само заглавие «Уездное» об этом говорит. Это описание косной, темной провинциальной жизни, очень выразительное. С этой вещью он прославился. Хотя он первоначально воспринимался как последователь писателей, которые эту уездную, провинциальную жизнь описали чуть более выразительно, чем это сделал Замятин.
Он воспринимался как последователь Федора Сологуба, автора романа «Мелкий бес», о котором мы с вами говорили в прошлом курсе лекций. Он воспринимался как последователь Ремизова – еще и потому, что свои ранние вещи он писал сказом.
Замятин (здесь мы делаем такой резкий скачок) принял Февральскую революцию с энтузиазмом, как почти вся петербургская интеллигенция его поколения и люди его круга, и активно не принял Октябрьскую революцию. Но, в то же время, он почти сразу принял для себя решение, что не уедет в эмиграцию, и, сколько было можно, он оставался жить в советской России. Какую позицию для себя избрал Замятин? Замятин избрал для себя позицию, во-первых, обличителя, во-вторых – просветителя. Как обличитель, он написал несколько очень выразительных тестов. В частности, он написал такую статью, которая называлась «Я боюсь», в которой прославлялась правда, правда любой ценой. Правда, несмотря ни на какие цензурные запреты.
Собственно, чего он боялся? Он боялся наступающей диктатуры, диктата. Он боялся, что большевики, вопреки своим обещаниям (об этом мы уже с вами говорили в первой лекции этого курса), зажмут литературу в тиски, не дадут писателям свободно развиваться.
В качестве просветителя он вел ту самую литературную студию, из которой вышли «Серапионовы братья». Кроме того, он писал. Его вещь, о которой мы будем с вами говорить далее, его роман «Мы», был написан в 1920 году. Это была одна из первых вещей, которая не была напечатана в советской России.
Миссия Александра Воронского
Здесь нужно сказать несколько слов особо. Дело в том, что одной из ключевых фигур тогдашней литературной жизни был литературный критик и общественный деятель – Александр Константинович Воронский, о котором мы тоже коротко упоминали в первой лекции. Воронский был личным другом Ленина.
Воронский участвовал в издании «Правды» еще до революции, поэтому у него были очень большие возможности, как у редактора, потому что он еще был редактором литературного журнала, который назывался «Красная Новь». И Воронский этот журнал превратил, наверное, в лучшее литературное издание того времени. Ставку Воронский сделал на так называемых попутчиков. Этот термин предложен Троцким, об этом мы тоже с вами говорили. И попутчиками называли тех писателей, которые пока идут вместе с авангардом советской власти, с настоящими советскими писателями. «А что будет потом на распутье, когда в них надобность исчезнет, мы еще посмотрим», – так приблизительно рассуждали большевики. И понятно, что именно в попутчиках ходили наиболее даровитые литераторы этого времени, которых Воронский и взял под свое крыло.
Именно Воронский печатал Есенина, главные вещи после революции. Именно Воронский печатал замечательного писателя Бабеля, о котором мы еще с вами будем говорить. Понятно, почему Замятин надеялся, что Воронский сможет пробить печать романа «Мы», а это очень важно. Замятин собирался эту вещь обязательно печатать в советской России, это было для него принципиально важно. И он даже устно на вечерах исполнял отрывки из романа «Мы» – до тех пор, пока роман не был напечатан. В том самом ДИСКе, в том самом Доме искусств, о котором мы с вами уже говорили.
Так вот. Именно Воронскому принес Замятин этот роман для напечатания. И Воронский этот роман напечатать отказался. Он печатать его не стал. Таким образом, на этот текст можно посмотреть как на произведение, которое обозначило собой некоторую границу. Вот эту границу, которую пересек Замятин, как автор романа «Мы», ее пересекать советскому писателю, писателю, который хотел печататься в Советском Союзе, было нельзя.
Но, кроме того, Воронский сделал еще один поступок, в контексте того, что мы говорим об истории литературы, а не просто о Замятине, как о писателе и его романе. Об этом поступке Воронского тоже надо сказать несколько слов. Воронский поступил так, как потом стали поступать очень многие советские критики. Сам Воронский плохо кончил. Поскольку он был близок к Троцкому, он был уничтожен в конце 30-х годов этой волной страшных репрессий конца 30-х годов. Так часто бывало в истории советской литературы, что те методы, которые были опробованы вот этими писателями, которые могли быть уничтожены, убиты, объявлены, как тогда о них говорили, «врагами народа», продолжали использоваться уже другими людьми, которые пришли им на смену.
Что это были за метод? Что сделал Воронский? Воронский не напечатал роман Замятина. Но Воронский в своем обзоре литературных произведений, которые были написаны в недавнее время, упомянул роман Замятина, обругал его. И возникла та ситуация, которая потом будет повторяться снова и снова в советской литературе. Советский читатель – читатель, живший в Советском Союзе, если он не был личным другом писателя, который опубликовал крамольное произведение, получал не само произведение, чтобы потом дальше о нем иметь какое-то суждение, а получал искаженную его версию. Парадоксальным образом получал, может быть, самые крамольные как раз фрагменты, потому что именно они ругались в критических статьях из уст, из-под пера литературного критика.
Непроходной роман и его автор
И, надо сказать, что Замятину довольно трудно пришлось, после того, как роман «Мы» не был напечатан. Он, как и некоторые другие писатели, не бывшие в фаворе у советских чиновников, перешел в театр. С 1925 года он стал заниматься театральной деятельностью, писал инсценировки. И одновременно он стал, как мы уже с вами об этом тоже говорили, председателем Союза писателей Петрограда (этот союз был разогнан в 1929 году).
Что касается самого романа, то судьба его опубликования драматическая и уникальная во многом. Потому что Замятин, отчаявшись напечатать этот роман в Советском Союзе, в советской России, он его передал на Запад. И впервые роман был опубликован не на русском языке, а на английском в 1924 году в переводе. И только потом в обратном переводе на русский язык этот роман появился в эмигрантских изданиях. И уже спустя много, много лет, наконец-то, был напечатан тот текст, который написал Замятин, то есть вариант романа на русском языке.
После 1929 года, после того, как Союзы писателей (московский и ленинградский) были разогнаны, Замятин оказался совершенно не у дел. Ему почти что не на что было есть. И в 1931 году, благодаря содействию Горького, с которым, нельзя сказать, что они были друзьями, но который ему покровительствовал, Замятин уезжает за границу. Но, тем не менее, уезжает с сохранением советского гражданства, с сохранением советского паспорта. Такая форма эмиграции тогда еще была возможна. И в 1937 году Замятин умирает.
Жанр романа «Мы»
Теперь давайте попробуем с вами поговорить о романе «Мы». Я думаю, что разговор о нем мы начнем с разговора о его жанре. Сначала мы поговорим об очень простых, очевидных вещах, много раз проговоренные вещи скажу, потому что это тоже нужно сделать. А потом, сняв этот очевидный слой, мы попробуем поговорить о вещах более интересных и более сложных. И первое, на что стоит обратить внимание, конечно, что роман «Мы» ориентирован на фантастико-авантюрный роман, что было модно в это время. Например, Алексей Николаевич Толстой тоже приблизительно в этом время пишет фантастическую повесть, которая называется «Аэлита», где красноармейцы приезжают на Марс и устанавливают там быстренько социализм.
Но, кроме того, конечно, придется произнести слово «антиутопия». И, действительно, роман «Мы» представляет собой одну из первых антиутопий в истории русской и европейской литературы. Конечно, и до Замятина писались тексты, в которых были элементы антиутопии. Все мы помним, например, сон Раскольникова из финала «Преступления и наказания», где появляются, помните, трихины, которые завоевывают мир. И много других текстов мы можем сразу вспомнить. Но в таком чистом виде Замятин был первым, и все, кто потом шли по этому пути. И Оруэлл, который читал Замятина и писал критическую статью о его творчестве со своими романами «1984» и с повестью «Скотный двор».
И Олдос Хаксли, английский писатель, с его книжкой «О дивный новый мир». И отчасти, Набоков, как автор «Приглашения на казнь». И Стругацкие, предположим, если говорить о второй половине ХХ века, с их «Обитаемым островом» и «Парнем из преисподней». Все они, так или иначе, многим обязаны Замятину.
Хотя сам он не называл свой роман антиутопией. Его название было «городская сказка». И, на самом деле, это жанровое определение не стоит, наверное, недооценивать, потому что элемент сказки действительно в этом романе есть. Например, когда герои приходят в старый дом, их встречает древняя старуха. Ее рот чем-то зарос. И обращается она к ним следующим образом: «Ну, что, милые? Домик мой пришли поглядеть?». То есть, перед нами такая, почти классическая, Баба Яга.
«Мы» против «Я»
И сам Замятин (вот здесь давайте вспомним, что он был инженером) чрезвычайно ясно по четкому плану выстроил свой роман. Этот роман называется «Мы», и в этом, собственно говоря, некоторый ключ к нему заключается. Изображается как бы два мира. Один мир – это мир большой. Вот эти самые «Мы». Это упорядоченное фашистское государство, которое противопоставлено дикому миру за Зеленой Стеной.
И «дикое» – это довольно частая характеристика и важная для эпохи. Вспомним, что у Блока было стихотворение «Скифы», где как раз изображался вот этот дикий мир. Вспомним Ахматову с ее стихотворением 1919 года:
И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
И «Мы» описывается как «стройные, бесконечные ассирийские ряды». Вот это важный эпитет. Сам рассказчик этого текста, автор дневника (об этой форме мы еще поговорим) выводит формулу: «Мы» – от Бога, а «Я» – от дьявола».
И, таким образом, описывается тоталитарное государство с очень четко отлаженной системой подавления сознания граждан. При этом сам Замятин говорил о том, что он написал свой роман не только о тоталитарном давлении государства, но и о тоталитарном давлении на человека машин, о власти машин. Это тоже довольно распространенная тема в эту эпоху. Вспомним Уэллса и других писателей. Действительно, в романе это прочитывается.
Место действия
На какой территории разворачивается действие романа? На самом деле, все происходит в будущем. И сам Замятин не называет. Нет примера того, какое государство изображается. Но там есть одна довольно хитрая деталь. Когда герои приходят в этот самый дом, который стережет старуха, они в одной из квартир видят портрет – портрет писателя с негрскими толстыми губами, с черными бакенбардами, с белыми зубами. И мы понимаем, что этот писатель – Пушкин.
И, таким образом, Замятин, как кажется, неброско, но ясно показывает, где происходит. Он локализует место действия своего романа. Потому что, если бы на стене героя увидели портрет какого-нибудь другого писателя (например, Достоевского или Толстого, или даже Чехова), то тогда бы мы вполне могли представить себе, что дело происходит на Западе. Эти писатели обладали уже к этому времени европейской и мировой известностью (Чехов, прежде всего, как драматург). Пушкин – это великий русский поэт, известность которого не ограничивается, конечно, Россией, но все-таки она достаточно локальна. Понятно, стихи переводить труднее, чем прозу. Поэтому такое неброское указание на место действия, на то, все-таки, что этот тоталитарный мир (во всяком случае, его центр) располагается на территории бывшей советской России. На это Замятин нам намек дает довольно четкий.
Животный магнетизм протагониста
Вот, есть эти «Мы». Однако, эти «Мы» не столь монолитны. Это, действительно, не столь надежно, как может показаться на первый план. И это мир подрывается изнутри, в первую очередь. О герое сообщается (это навязчивый мотив при его описании), что у него волосатые руки. У героини, которую зовут I («Ий» или «Ай», в зависимости от того, как мы читаем, как английскую или как русскую букву), острые зубы. И есть еще одна деталь – неброская. Замятин, вообще, тонкий писатель. Он работает не топорно. Он работает, как инженер. Он четко выстраивает. Но при этом есть тонкости в его тексте.
Вот есть такая деталь, на которую, мне кажется, мы должны обратить внимание. В героя влюблены все женщины. Все женщины, которые в романе хоть более-менее подробно изображаются, а этих женщин три – I, О и Ю. При этом О, в соединении вот с этим I, как раз и образует это Ю. Так вот, все эти женщины влюблены в героя. А почему они влюблены? Как раз эти волосатые руки – это знак. Герой наделен животным магнетизмом. Герой наделен сексуальным обаянием, которое прорывается сквозь его обезличенность. Вроде бы он умер, как говорит Замятин, вроде бы он не имеет никакой индивидуальности, тем не менее, она есть. Он мучается с этими руками, он пытается их спрятать, скрыть, но они есть, эти руки. Есть это животное магнетическое обаяние. И, собственно говоря, попытка героя обрести индивидуальность, происходит через любовь, через секс. Именно это потом у Замятина будет подхвачено и Оруэллом, и Хаксли. Как мы помним, и в «1984», и в романе «О дивный новый мир» происходит то же самое.
Восстание «Я» и снова «Мы»
И дальше изнутри правоверный инженер, который пишет дневник, чтобы жители других планет (помните, он может быть отправлен на другие планеты) восхитились идеальным порядком, царящим в этом государстве, этот герой потихонечку, полегонечку вдруг из этих рядов ассирийских, из этих «Мы» начинает выпадать. И на этом пути в какой-то момент он приходит к тому, что называется словом «солипсизм». То есть, он впадает в некоторую другую крайность. Были «Мы», а теперь есть только «Я». Цитирую роман Замятина: «Раньше – все вокруг солнца; теперь я знал, все вокруг меня – медленно, блаженно, с зажмуренными глазами…». И еще одна цитата очень выразительная. Тоже это герой говорит. «Что это за странная манера – считать меня только чьей-то тенью. А, может быть, сами вы все – мои тени. Разве я не населил вами эти страницы – еще недавно четырехугольные белые простыни».
И вот, казалось бы, Замятин рисует довольно оптимистичную картину. Рождение человеческой личности. Личность, которая обретает, наконец, собственное лицо. Однако, на самом деле, все обстоит сложнее. Потому что, выпав из одного «Мы», из «Мы» государственников, из «Мы» государства, герой оказывается подчиненным другому «Мы». «Мы» – вот этих самых оппозиционеров, которые находятся за Зеленой Стеной. «Ого – мы действуем! Кто – мы? Кто – я?» – говорит он в одном из эпизодов.
В другом эпизоде он рисует вот это вот новое «Мы» – не такое тоталитарное, не такое организованное, но, тем не менее, тоже коллективное «Мы». «На поляне вокруг голого, похожего на череп камня, шумела толпа в 300–400 человек». То есть, вместо одного «Мы» образуется другое «Мы». И в финале, главным образом, это и приводит героя к поражению. Он снова присоединяется к фашистскому большинству. И финал кончается такими страшными словами: «Я надеюсь – мы победим. Больше: я уверен – мы победим».
Хотя есть одна деталь. Мы уже потихонечку начинаем привыкать к тому, что тонкие детали осложняют просто выстроенную конструкцию. Есть одна важная деталь. Дело в том, что одна из героинь романа, О, перемещена за Зеленую Стену, она оказывается не в фашистском мире. Почему это важно? Потому что она беременна ребенком героя. Таким образом, не прямо, но косвенно, Замятин дает читателю понять, что, возможно, да – герой потерпел поражение, да – герой вернулся в эти бесконечные ряды. Но, возможно, его продолжение (сын или дочь, которые у него будут) все-таки обретут индивидуальность и будут вести другую жизнь.
Инженерный стиль романа
Любопытно то, что вот эта композиция романа замечательно отразилась в его стиле. Стиль романа «Мы» описывается следующим образом исследователями. Один из лучших филологов времени этого, Юрий Николаевич Тынянов, который слушал исполнение Замятиным как раз этого романа, написал так: «Принцип его стиля – экономный образ вместо вещи. Все замкнуто, расчислено, взвешено, линейно». Вот как пишет Тынянов о стиле Замятина. Инженерный стиль.
Михаил Леонович Гаспаров, еще один замечательный филолог, пишет еще более жестко: «Геометрический проволочный стиль». И, действительно, если мы начнем читать роман, то увидим, что там Замятин действительно сознательно пишет прозу инженера, прозу автомата, прозу механизма. Расчисленный геометрический проволочный стиль. Однако, в тот момент, когда герой обретает индивидуальность, этот стиль становится совсем другим. На это ни Гаспаров, ни Тынянов не обращают большого внимания, но это так.
Собственно говоря, те цитаты, которые я приводил уже: «Раньше – все вокруг солнца; теперь я знал, все вокруг меня – медленно, блаженно, с зажмуренными глазами…». Вот это «медленно, блаженно, с зажмуренными глазами» – это совсем не автомат, это не похоже на проволочный стиль. Это имитирует, это варьирует стиль, скорее, модернистский, символистский. Это Федор Сологуб с его солипсизмом. Это, возможно, Леонид Андреев. А вот потом, к финалу, когда герой снова возвращается в тоталитарные ассирийские ряды, кода он возвращается в это «Мы», снова начинает говорить формулы, говорить проволочным стилем.
Прочтение в альтернативном ключе
Мы поговорили о первом слое. Мы сняли первый очевидный слой этого романа. Теперь давайте попробуем поговорить уже не о маленькой тайне, не о маленьком усложнении или не о серии маленьких усложнений, на которые я обращал внимание, когда мы говорили о романе «Мы» как об антиутопии. Давайте теперь попробуем убедиться, увидеть, что на самом деле этот роман может быть прочтен и сквозь совершенно другую призму, что ключ к нему может быть совершенно другой. Мы с вами совсем ничего не сказали, не обратили внимания на очень важную вещь, на очень важную, ключевую особенность этого романа. Я об этом упомянул, но это, конечно, нуждается в специальном анализе. А почему, все-таки роман написан в форме дневника? Почему все-таки роман не написан от третьего лица? Почему герой не произносит свой монолог? Почему перед нами дневник?
И если мы задумаемся об этом, если мы с вами начнем читать этот роман, обращая внимание как раз на форму, обращая внимание на то, что перед нами дневник, то мы убедимся, что тема писания, тема создания текста является одной из ключевых тем этого романа. Вот мы с вами, собственно говоря, уже приводили эту фразу, но сейчас давайте ее вспомним еще раз. «Разве я не населил вами (персонажами романа – прим. ред.) эти страницы? Еще недавно четырехугольные белые пустыни» – обратите внимание вот на это. Важным оказывается сама тетрадь, сама форма. Тетрадь, в которой пишется текст, и люди, персонажи романа, становятся персонажами этой тетради. Они живут в этой тетради.
Дальше. В тот момент, когда герой начинает ощущать себя личностью, и он думает, что, может быть, ему стоит сжечь эту тетрадь, потому что слишком много всяких разных тайн она хранит. Свои сомнения он излагает так: «Сжечь я уже не могу. Не в силах истребить этот мучительный – и, может быть, самый дорогой мне, – кусок самого себя». То есть, главным куском самого себя становится дневник, текст, который пишет герой. Дальше. Герой говорит о том, что необходимо ему быть откровенным в этом государстве. Как он об этом говорит? «Что ж, я хоть сейчас готов развернуть перед ним страницы своего мозга». Он начинает переходить. Этот образ книги, образ дневника, образ написанного текста просто переходит. Он становится основной метафорой жизни героя. «Страницы своего мозга». Дальше. «Я еще лихорадочно перелистываю в рядах одно лицо за другим как страницы, и все еще не вижу того единственного, которое я ищу…». Ряды в этих самых «Мы» перелистываются как страницы книги.
Дальше. Еще в одном месте герой говорит: «Кто тебя знает… Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать». Дальше. Прощаясь с персонажами романа, герой говорит: «Прощайте – вы, неведомые, вы, любимые, с кем я прожил столько….». Напрашивается – дней? месяцев? Нет. Герой говорит по-другому: «…те, с кем я прожил столько страниц». И, наконец, апофеозом, приведением всего в режим писания дневника, в режим писания текста становится такой короткий, очень выразительный фрагмент. «Тут странно», – герой говорит. «В голове у меня, как пустая, белая страница…». То есть жизнь окончательно превращается в написанный текст. И когда герой о чем-то забывает, то это воспринимается как белая страница, страница неисписанная. А та страница, которая неисписанная, – ее нет в жизни героя. И прощаясь с индивидуальностью своей, герой говорит так: «Я не могу больше писать. Я не хочу больше». Прекращение писания текста равно для героя потери собственной индивидуальности.
Конечно, можно сказать, что все это тоже встраивается в разговор об антиутопии. Да – написание дневника, обретение себя, через писание текста. Можно. Но, как кажется, здесь гораздо более важная тема. Тема, которая является ключевой темой для многих главных произведений русской литературы ХХ века. Это тема письма. Тема, важная для литературы ХХ века (и модернистской, и реалистической) – тема писателя. Попытка стать писателем. Вот как она осуществляется в условиях ХХ века, тоталитарных условиях, где на писателя давят и писателю не дают писать, или в условиях, когда на писателя давит весь круг огромный груз написанных ранее книг. Эта тема является очень важной для русской литературы. И если сквозь эту призму мы посмотрим на роман «Мы», то увидим, что мы его можем включить не только в ряд антиутопий, не только в ряд «О дивный новый мир», «1984», «Обитаемый остров», но и в ряд романов, написанных о попытке стать писателем.
Что это за романы? Давайте коротко вспомним. Это роман Набокова «Дар», где тема написания текста одна из ключевых. Это роман Булгакова «Мастер и Маргарита», где тема написания текста, написания романа является одной из самых важных. Это роман «Доктор Живаго» Пастернака, где от героя, бесславно умершего на улицах Москвы, остается написанная им тетрадь стихов. Наконец, это роман Александра Исаевича Солженицына «В круге первом», где тоже герой, ближе к финалу романа, пройдя сквозь разные круги, решает, что единственный способ запечатлеть, спасти вот это время страшное, в котором он живет, – это писательство. Он должен запечатлеть. Он должен описать тот мир – тот страшный мир, в котором он живет.
Мы видим, что у романа Замятина, конечно, есть большая важная особенность в этом ряду. Это роман о том, как писательство не получилось. Во всех случаях, которые мы перечислили, все те герои, о которых мы говорим, стали писателями. У героя и рассказчика, автора дневника в романе «Мы» вроде бы это не получилось. Но это не совсем так, потому что перед нами текст. Перед нами есть этот самый роман «Мы», который все-таки получился. Этот опыт все-таки передан через текст.
Роман о том, как пишется роман
И в заключение нашей сегодняшней лекции я бы хотел сказать вот еще о чем. Я бы хотел сказать о том, что о такого типа романах, может быть, позволительно будет употребить здесь термин «мета-роман», то есть роман о том, как пишется роман. Произведение о том, как пишется произведение. У этих всех текстов есть роман-матка – роман, от которого все они пошли. Вернее, не роман, а серия романов. Это одно из ключевых произведений ХХ века. Семитомная сага, автором которой был французский писатель Марсель Пруст.
И в целом, весь этот цикл называется «В поисках утраченного времени». Если вы помните, главный герой этого романа, который носит такое же имя, как писатель, его зовут Марсель – он пытается как раз от забвения, от растворения спасти ту жизнь, то время, которое он прожил. И он ищет самые-самые разные пути. Он пытается знакомиться с дворянскими семьями, чтобы через магию рода как-то удержаться во времени, спастись, потому что они жили в древности, эти люди: они будут и дальше там жить, Германты.
И в конце, в самом последнем романе Пруста, который недаром называется «Обретенное время», герой понимает, что способом сохранения, консервирования времени как раз становится писательство. Ключевая фраза этого романа: «Вселенная подлежит полному переписыванию». И в каком-то смысле совсем по-другому написанный, другим целям служащий, русский роман Евгения Замятина «Мы» может считаться романом прустовского типа, наряду с «Мастером и Маргаритой», наряду с «Доктором Живаго», наряду с «Даром», наряду с романом Солженицына «В круге первом».
magisteria.ru
| Profile Name: Замятин журнал Latest Month
Entry Tags via ljapp, Австрия Зёльден, Австрия Ишгль, Бородинская реставрация, Весна в городе!, Вкусно!, Воробьёвы горы - очень люблю!, Все мы немножко, Где-то под Звенигородом. 70-е годы., Город вокруг нас, Гурманы травы и растительной пищи, Дача весной, Дача зимой, Дача летом, Дача осенью, Египет запомнился таким, Зима в городе, Зимние деревья, Из Карелии Не Возвращаются, Израиль, КЧР, Калмыкия, Карелия, Кения!, Кострома, Летний отдых, Лето в городе, Лыжный сезон, Мисс Ева Грейс Келли, Осень в городе, Остров Асафов, Остров Большой Соловецкий, Остров Корфу, Остров Крит, Остров Родос, Остров Санторини, Остров Сардиния, Праздник который всегда с тобой, Путешествие в Эрзурум, СП-б, Сатино, Семидесятые годы..., Собор в кадр не попал, Соловецкий архипелаг, Страйкбол, Суздаль, Тирольские Альпы, Только в полётах живут самолёты!, Турция, Франция Лез Арк, Я - такой!, Я - такой! :-), Я рассказал | 1st-Feb-2010 05:50 pm (UTC)
1st-Feb-2010 06:22 pm (UTC)
2nd-Feb-2010 03:11 am (UTC) 1st-Feb-2010 05:58 pm (UTC)
1st-Feb-2010 06:21 pm (UTC) 1st-Feb-2010 06:03 pm (UTC) 1st-Feb-2010 06:21 pm (UTC) 1st-Feb-2010 06:31 pm (UTC)
1st-Feb-2010 07:00 pm (UTC)
1st-Feb-2010 07:35 pm (UTC) 1st-Feb-2010 07:42 pm (UTC)
1st-Feb-2010 07:44 pm (UTC) 1st-Feb-2010 07:47 pm (UTC) 1st-Feb-2010 07:50 pm (UTC)
1st-Feb-2010 07:53 pm (UTC)
1st-Feb-2010 07:55 pm (UTC) 1st-Feb-2010 08:01 pm (UTC)
1st-Feb-2010 08:02 pm (UTC) 1st-Feb-2010 08:08 pm (UTC) 1st-Feb-2010 09:49 pm (UTC)
2nd-Feb-2010 08:20 am (UTC) 2nd-Feb-2010 10:06 am (UTC)
1st-Feb-2010 07:43 pm (UTC) 1st-Feb-2010 07:46 pm (UTC)
1st-Feb-2010 08:08 pm (UTC) 8th-Feb-2010 02:21 pm (UTC) | |||||
alexz1960.livejournal.com
Северный Центр Позитроники
Я всё думал, как это понять, что, мол, "ЖЖ умирает". Пару лет назад все решили, что какая-то очередная атака ФСБшных хакеров погасит его на несколько дней и народ дружно убежит на стэндэлоны и в мёртворождённый Гуглплюс. Не убежали - и понятно почему: там их никто не читает. Я тогда возмущённо декламировал, что ЖЖ - это наше всё и никогда он не умрёт.Теперь уже понятно, что болезнь ЖЖ тривиальна и от этого страшна. Последние пару недель смотрю на список друзей и вижу: люди, которые много писали по 5-7 лет, просто постепенно перестают это делать. Причём именно за последний год - с конца 2011 по сегодняшний день. Куча народу вместо того, чтобы писать самим, теперь только делает перепосты. Хотя я редко понимаю зачем это нужно, если речь не идёт о какой-то важной или вопиющей информации. Если бы мне были интересны чьи-то другие мысли, я бы того другого и читал. Делов-то - кнопку нажать.
Четыре-пять лет назад куча моих знакомых регистрировали тут аккаунты, начинали постить истории из жизни и активно комментировать. Сейчас если кому-то новому расскажешь про ЖЖ, он даже не поймёт, зачем это надо, если есть ФБ и ВК.
Со временем всем станет ясно, что про обычную жизнь обычных людей всем удобней читать в соцсетях. А длинные тексты и посты с фотографиями всё больше будут переходить к "профессиональным" блоггерам, которые пишут о том, что волнует сразу многих. Если человек не селебрити в реале, то его жизнь, будем честны, никого кроме друзей (которые всё равно есть в обычных соцсетях) и не интересует.
Поэтому количество романтиков-казуалов будет неукротимо снижаться, и останутся только те, кто интересно пишет или красиво фотографирует. Политики, музыканты, писатели, журналисты, фотографы, путешественники, бизнес-тренеры, успешные предприниматели, спортсмены, актёры и т.д. В итоге ЖЖ из "нетрадиционной" соцсети превратится в медиа-платформу, большой журнал (sic!), площадку для обсуждения постов тысячников. Понятно, что будут и мелкие блоггеры, которым почему-то нравится устаревший дизайн системы, но их будет всё меньше и меньше. А так как для себя пишет мало кто, подобные казуалы потихоньку окончательно вымрут из-за недостатка читателей.
Почему так произошло? Я думаю, тут много причин, в том числе, конечно, и криворукость новых владельцев, которые еле-еле что-то модернизировали, модернизировали, да не вымодернизировали. Хорошо хоть прикрутили каменты для внешних читателей, а уж про "удобство" постинга фоточег сколько говна излито! Ещё 5 лет назад Живому Журналу надо было сделать свой хороший бесплатный фотохостинг, но, видимо, пожалели денег и в итоге просрали все полимеры.
Думаю, что судьба подохшего МайСпейса (напомню, когда-то самого большого блогохостинга и соцсети в мире) ЖЖ не грозит, но вымирание будет продолжаться, и никак его не остановить. ЖЖ приспособлен, в первую очередь, для длинных текстов без картинок. А для текущих нужд населения краткость текста уже необходимость. Уже есть миллионы людей, которые не могут уместить в мозгу больше 160 символов! Да и фотографии полароидного формата тоже, видимо, приживутся. Хотя мне и тех, и тех не понять.
Поэтому я пока тут. Буду становиться селебрити in rl, что ещё делать :)
alexeymarkov.livejournal.com
