Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Мистер Икс. Журнал мистер икс
Обзор эротической прессы в середине 90-х прошлого века
Июнь 2nd, 2016 
Владимир Золотарёв
«Догоним и перегоним Соединённые Штаты Америки»… Эти, мягко говоря, не взвешенные слова Хрущёва стали девизом нашего общества в своё время. Но, как показало дальнейшее развитие событий, кроме космической и военной, в большинстве других сфер деятельности мы продолжаем соревноваться лишь со странами третьего мира и по сей день. Однако всё же есть область, в которой мы напористо настигаем Запад уже сейчас – это сексуальные отношения.
На Западе сексуальная революция отшумела ещё тогда, когда наше общество шарахалось от вошедших в моду мини-юбок. Сексуальная тема в нашем отечестве была надёжно запрятана в медицинских учебники, а разговоры о ней велись шёпотом и на ушко. У нас, судя по-всему, эта революция только началась. Как и положено всем революциям, сексуальная началась с шума в прессе. Сначала стали публиковаться всевозможные наставления, в которых отечественные и зарубежные специалисты «обтёсывали» нашу технику секса. Мы, наконец-то, узнали, что у наших гениталий есть вполне цензурные названия, наш словарный запас пополнился такими словами, как пенис, фаллос, вагина, эрекция, оргазм и т. д. Как наиболее близкая к Западу по духу и географически, почин в издании эротических газет осуществила Прибалтика. Среди этих изданий следует выделить «Секс-хит» и «Ещё». Газета с жадным названием «Ещё» перечёркивала двусмысленность своей тематики призывно вскинутыми дамскими ножками, заменившими одну из палок буквы «Щ» заголовка. На своих страницах газета рассказывала о различных сексуальных наклонностях, снабжённых при этом комментариями специалистов, печатала письма-откровения. Например, как одна мазохистка рассказывала о том, как родители в своё время наняли учительницу для дополнительных занятий. За нерадивость учительница привязывала её обнажённую к кровати и секла розгами. Постепенно ученица стала привыкать к этой процедуре и даже получать от неё сексуальное удовлетворение. Когда ученица выросла и вышла замуж, то подарила мужу плётку для удовлетворения своих сексуальных наклонностей. Но муж её не понял и бедной женщине пришлось удовлетворение такого рода получать с помощью своей подруги. Печатались в газете различные истории из интимной жизни известных людей. Например, рассказ «Тайна чёрного пистолета» поведал о сексуальных проделках Всесоюзного старосты М. И. Калинина. В этом рассказе есть эпизод, в котором случайно вошедший в комнату с оргиями увидел стоящую на столе пьяную, голую девицу пытавшуюся засунуть себе между ног ствол пистолета. Публикации перемежались фотографиями, смелость которых способна иногда приподнять самые усталые брови. Например, под Новогодним поздравлением была запечатлена прелестная матрона с широко раскинутыми ногами, поливающая шампанским распахнувшуюся вагину. В продаже в российских киосках чаще мы можем встретить «Спид-инфо» и «Мистер Икс». Газета «Сид-инфо» уступает в «крутости» «Мистеру Икс». Её страницы чрезвычайно насыщены информацией, но информацией больше познавательного характера, а не развлекательного. В ней можно узнать интимные подробности из жизни самых разнообразных знаменитостей, побывать на приёме у сексопатолога, познакомиться с жизнью проституток и геев (мужчины-проституты). Кстати, заработки геев минимум в десять раз превышают доходы самых дорогих валютных путан. Вы узнаете кто такие эксгибиционисты. Оказывается, эксгибиционистам доставляет удовольствие демонстрировать своё мужское естество перед женщинами. К примеру, в один из женских туалетов Москвы зашёл нахальный, крупный парень, на вид которому было не более тридцати. Загадочно улыбаясь до смерти напуганным дамам, посетитель неспеша онанировал. 29-летняя Ирина, не вытерпев, покинула свою кабинку, и возмутитель спокойствия получил удар каблуком в пах. Непрошенному исполину не повезло: Ирина в прошлом занималась каратэ. Поднимают волосы дыбом сообщения о сексуальных наклонностях некрофилов. Одного некрофила вечером на кладбище поймала милиция. Он занимался тем, что откапывал из могил только что похороненных женщин, вырезал у них половые органы, а потом, тайком созерцая, онанировал до тех пор, пока объект его страсти окончательно не испортится. У этого некрофила была семья. Правда, его признали невменяемым и отправили в психушку. Эротические фото на страницах «Спид-инфо» смелостью не поражают. Одним словом, рекламный ролик «Спид-инфо» «лапши не вешает». «Мистер Икс» можно смело назвать «крутым» изданием, но ничего не имеющим общего с порнографией. Кроме того, это очень любопытная для читателя газета, читаемая до дыр. «Мистер Икс» выходит в трёх вариантах: «Вечернее шоу для одинокого мужчины», «Эротический презент одинокой женщине» и «Икс-пресс». Газета частного интимного письма. Все три типа представляет незримая Анастасия. К ней, не жалея ласкательных суффиксов, обращается множество читателей с письмами-исповедями, с самыми различными сексуальными проблемами. В реакции Настеньки на письма хорошо виден профессионализм журналиста-психолога, чрезвычайно деликатный, отзывчивый человек, который способен квалифицированно прийти на помощь любой заблудшей в лабиринтах секса душе. В «мужском» варианте «Мистера Икс» много места уделяется письмам, а письма порой способны в сознании совершить переворот. В «женском» варианте «Мистера Икс» преобладают женские интересы. Например, в рубрике «горячая простыня» можно обучиться приёмам соблазна. «Икс-пресс» — целиком и полностью эпистолярный жанр, а потому состоит из одних писем. Письма распределены по темам, например «Подиум потенциальных любовниц», «Колокол Эроса», «Аукцион обманутых надежд», «Бюро сексуальных находок», «Орден рыцарей сексуального образа», «Бульвар несбывшихся фантазий», «Фотоателье», «Распродажа одиноких джентльменов», «Причал семейных пар», «Вулкан девственных мальчиков», «Зона неистраченной любви», «Остров нестандартной ориентации». Кажется, Чернышевский в своё время сказал, что человечество, освобождённое от гнёта труда, из половой жизни создаст такие шедевры… Трудно определить, насколько освободилось человечество от гнёта труда, но из половой жизни оно, похоже, и в самом деле силится создать «шедевры»… Вот и «птица-тройка», вздыбив вороных, лихо понеслась за «половыми шедеврами». Пожелав удачи, стоит напомнить, что человек отличается от животного не только наличием разума, но и тем, что у него есть стыд.
В. Ямальский
«Донские Огни» 16 июля 1994 года.
P.S. Это была моя контрольная работа по теме: «обзор печати», которую я позднее опубликовал в этой газете под псевдонимом. А написать это «обозрение эротической прессы» подтолкнул преподаватель, который во время лекции, улыбаясь сказал: «Я бы с удовольствием прочёл «обозрение эротической прессы». А меня всегда задевало, что во время зачётов, бегло, словно чистый, слегка размалёванный лист, просматривал он мои публикации, и так поступал со всеми. Как же, пишет он, а мы – малюем. Услышав это пожелание преподавателя, я решил «нагнуть» его над своими строчками. Насобирав прессы эротического содержания, которой в то время, не стесняясь, захлёбывались торговые точки, я написал этот обзор. Сдавал зачёт в одиночку, поскольку в положенное время не успел. Преподаватель отправил меня в деканат за направлением, а сам углубился в чтение. Взяв направление, постоял какое-то время на лестничной площадке с курящими однокурсницами, я вернулся в аудиторию. Застал его глубоко погружённым в чтение, от которого он не сразу оторвался, и, что-то рассеянно промямлив, поставил зачёт!.. В зачётном варианте было побольше «клубнички», но когда обзор напечатали, то её поубавилось. То ли объём районки придавил, то ли у женщины-редактора комплекс советского пуританизма не выдержал?.. Может именно «клубничка» и помогла мне «нагнуть» преподавателя, но об этом остаётся только гадать.
на Ваш сайт.
paraclete2.ru
Читать онлайн книгу «Мистер Икс» бесплатно и без регистрации — Страница 1
Кларисса Уайлд
Мистер Икс
Примечание автора
Это не типичная романтическая история. Некоторые готовы убить за любовь.
Глава 1
«Я хорошая, но я не ангел. За мной есть грехи, но я не дьявол»
Мэрилин Монро.
Джей
Четверг, 15 августа, 2013. Вечер 22.00
Покажи мне деньжата, малыш. Это все, ради чего я живу. Все ради, чего я бы умерла.
Ладно, может, не умерла бы, но я точно сделала бы все ради денег.
Мое тело двигается под музыку, пока я облизываю губы, как шлюха, которой я притворяюсь. Мужчина позади меня пялится на мою задницу, и я сделаю все, чтобы он продолжал в том же духе. Наклоняясь вперед, я подмигиваю ему, прежде чем показать настоящее шоу. Его челюсть почти плюхнулась на пол, и это доказывает мне, что ему нравится то, что он видит. Большинству нравится. Я точно знаю, как скормить им это, как пробудить в них желание потратить на меня как можно больше денег. Естественно, это все ради этого.
Они могут называть меня как захотят: шлюхой, потаскухой, стриптизершей, пустышкой, сукой. Мне плевать. Их мнение обо мне меня не колышет, пока за счет этого у меня есть деньги на жизнь. Мне кажется, что для двадцати трех лет это неплохо. Я зарабатываю больше, чем любая девушка моего возраста. В придачу, я люблю внимание. Они летят ко мне, как пчелы на мед, и это захватывает.
Комната, оббитая красным бархатом, и мерцание света погружают меня в транс, и я отдаюсь ритму страстной музыки. Бедра колышутся вперед и назад, подготавливая зрителя к аппетитному десерту. Это как чертов наркотик, который несет с собой ощущение полного безразличия и наслаждения тем, что я делаю. Мне на самом деле глубоко наплевать на то, что наркотики делают со мной, и мне это нравится. К черту на все, и я просто продолжаю делать то, что делаю.
Я прикусываю губу и беру в ладони свою грудь. Сжимая соски, я тянусь к одному языком, играя с ним. Я знаю, что они представляют свой член. Я вижу это в их глазах. Все. Время. На месте его паха я уже вижу немалую выпуклость, и она становится все больше и больше. Если я продолжу это, мне, возможно, удастся увлечь его в свой номер в мотеле. Двух зайцев одним ударом.
Ворча что-то невнятное, он подскакивает со стула и в два шага пересекает пространство между ним и подиумом. Его руки тут же на моей талии. Я невольно вскрикиваю, но больше от неожиданности, чем от испуга. Позади нас появляется мой менеджер, хмурясь и указывая пальцем, приказывая ему убрать от меня руки.
— Дон, все в порядке. Я разберусь.
Он искоса смотрит на меня.
— Уверена, Джей? От него одни проблемы.
— Я же сказала, разберусь.
Парень ставит меня назад на пол, обхватывая руками.
— Я хочу тебя.
— Значит, я твоя, но только пока ты платишь.
— О, я буду платить всю ночь, — рычит он. Он закусывает губу, не зная, куда деть свои руки, и нагло сжимает мою задницу.
Один за другим я отдираю его пальцы от своего тела и подмигиваю.
— Сначала нам лучше побеспокоиться о комнате.
— Я хочу тебя уже несколько минут.
— Значит, подождешь еще немного, — говорю я и обворачиваюсь. — Дон, вернусь через полчаса.
— Не заставляй меня долго ждать.
Поднимаю большой палец вверх и хватаю руку моего клиента.
— Идем, ковбой.
Я иду к выходу и накидываю одно из длинных пальто, которые висят для работниц на случай вроде этого. Ведь на нас, кроме скудного белья для танца, нет ничего.
— Так как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Билли.
Мой косой взгляд заставляет его улыбнуться от уха до уха.
— Черт подери, Билли! Мне попался ковбой с настоящим ковбойским именем.
— Можешь делать со мной все, что захочешь, — низким голосом продолжает он.
— Уверена, тебе понравится… Но ты знаешь, что я предлагаю.
— Да. Знаю, мэм, — он подмигивает.
— Я или сосу, или дрочу тебе. Это все, что ты можешь от меня получить.
— Меня устраивает.
Он самодовольно улыбается и вытаскивает меня из клуба. Мой мотель всего через пару кварталов отсюда, что совсем не совпадение. Когда я начала работать на Дона, я уже знала, что работа не ограничится одними танцами в обнаженном виде. Только потому, что здесь в Уэйко, штат Техас, это запрещено, это не значит, что не практикуется. Но это также не значит, что я раздвину ноги перед первым встречным. Минет, и ничего более. Это дешевый способ заработать легких денег. Я знаю, как побольше выжать из них, финансово и не только.
Я торможу такси, и мы ныряем внутрь. Билли пытается добраться до моей киски еще в машине, но каждый раз получает за это по рукам. Даже если он мог прикоснуться ко мне в клубе, это еще не значит, что теперь ему дозволено это везде, где он хочет. Сначала я хочу увидеьб его деньги.
Когда мы, наконец, добираемся до мотеля «Таун-Хауз», я иду к своей комнате с номером семь, и, как всегда, проверяю, чтоб нас никто не увидел. Владелец знает, чем я занимаюсь, но закрывает на это глаза. Он не обращает внимания на шум до тех пор, пока я плачу за комнату. По-моему, у него взаимовыгодное соглашение с «Ту Миннис», клубом, в котором я работаю. Чтобы это ни было, мне плевать, пока у меня есть лишние деньги.
Это единственная возможность получать наркотики и пускаться во все тяжкие.
Закрыв дверь изнутри, я помещаю ключ в ложбинку между грудей. Дыхание Билли прокатывается по моей шее, его руки обхватывают мою талию, спускаясь вниз к заднице. Мне немного не нравится это. Обернувшись, я снимаю пальто.
— Никаких прикосновений.
— Что? — его брови взлетают вверх.
— Сначала деньги. Пятьдесят баксов — мастурбация, сто баксов — минет.
Он смеется и тянет меня ближе к себе. Его руки напористо и грубо шарят по моему телу, поднимаясь по спине. Упорно. Жутко.
— Нет, сладкая, я хочу отыметь тебя, — произносит он, ухмыляясь. Его руки снова спускаются к заднице, после чего он крепко сжимает ее. Он наклоняется, пытаясь поцеловать меня, но я отталкиваю его.
— Нет. Ты получаешь либо мой рот, либо мои руки. Все. Я предупреждала. Ты согласился. Теперь или плати, или выметайся.
Он рычит. От его ухмылки я чувствую, как начинают стучать мои зубы. Это хреново. Абсолютно ненормально.
Обычно я легко читаю клиентов, поэтому не понимаю, почему этот выбивает меня из колеи. В нем было что-то, что заставило меня поверить ему, но сейчас… нет… это не так.
— Давай же, куколка, — он трется своим членом о мои бедра, прижимая меня к своему телу, но я снова пихаю его. На его лице разливается гнев.
— Пошел. Вон.
Я достаю ключ, чтобы открыть дверь, когда он наваливается на меня.
— К черту тебя. Я платил тебе в клубе. Теперь ты дашь мне то, что я хочу.
Он хватает меня за руки и отдергивает от двери. Ключ летит из рук. Я кричу, когда он хватает меня и тащит к кровати. Я отбиваюсь, пытаясь вырваться, но он гораздо сильнее меня. Я резко отвожу затылок назад и ударяюсь о его лоб. Его рычание раскатывается позади меня, затем он отступает на шаг. Передо мной мизерный шанс улизнуть. Я бросаюсь на него, отталкивая в сторону, чтобы, наконец, пробежать к двери. Бл*дь. Бл*дь. Бл*дь! Нужно убираться отсюда к чертям.
Я хватаю с пола ключ, вожусь с ним трясущимися руками, пока пытаюсь вставить в замок.
— Давай же, ты, гребаный кусок дерьма!
— Сука! — доносится до меня, и я слышу его тяжелые шаги позади меня. Твою мать.
Подхватив меня за живот, он бросает меня назад на кровать, пока я пытаюсь изуродовать его морду. Его кровь уже под моими ногтями, но это его не останавливает. Он удерживает мои лодыжки и наваливается всем телом, пришпиливая своей ладонью мои руки в кровати, пока снимает с себя штаны.
— Отвали от меня! — я ору, что есть силы, пытаясь убраться из-под него.
Он придавливает мою шею, перекрывая мне воздух.
— Закрой свой траханый рот, шлюха.
Он настолько наваливается на меня, что я едва могу дышать. Задыхаясь, я чуть поворачиваю голову и безжалостно кусаю его. Это пробуждает в нем лишь большее желание трахнуть меня без моего согласия. Одной рукой он сдергивает с меня трусики. Мои ноги под его тяжелым телом, и бедрами я чувствую его член. Нет, нет, нет, этого не может происходить. Я не позволю!
Я собираю все свои силы и бью коленом прямо в его пах. Ошеломленный, он резко втягивает воздух. Его рука слабеет, и я, наконец, могу вырваться из его хватки. Я почти давлюсь воздухом, но бью еще раз, сильнее, и он скатывается в сторону, матерясь и придерживая свои яйца.
— Долбаный ублюдок! — кулаком я бью его в живот.
Звук, который доносится до меня из его горла всего лишь слабое утешение по сравнению с тем, что хотел сделать он.
Я быстро разворачиваюсь и бросаюсь к прикроватной тумбочке за пистолетом, который я храню для таких случаев как этот. Один щелчок, и я готова.
— Убирайся отсюда на хер! — произношу я, отступая от кровати. Одним движением я натягиваю трусики назад. Терпеть не могу мысль о том, что этот говнюк смотрит на меня. Я слаба. И я ненавижу это.
Покончи с ним. Это кусок дерьма не заслуживает жить.
Как только он видит пистолет, его глаза распахиваются. Он застывает.
— Вон! — ору я, указывая пистолетом на дверь.
Он сползает с кровати и натягивает штаны, от мысли, что он прикасался ко мне, что моя одежда сорвана, и что он собирался засунуть в меня свой долбаный член, на меня накатывает тошнота.
Черт, это полная задница!
— Я не собираюсь повторять. Убирайся на хрен, иначе я застрелю тебя!
— Все, все, я ухожу, — произносит он, обходя кровать. Я бдительно слежу за каждым его шагом. Таким козлам как он веры нет. Он может изменить свое решение и попытаться снова. Я уже видела это прежде. В клубе. С одной девушкой. Она флиртовала с клиентом, исполняла для него танец, и я знала, что она подвела его к грани. К грани, значит, что он больше не мог двигаться. Ему мешали его штаны. Они хотят больше, всегда хотят большего, и не останавливаются, пока не получают. Не все из нас готовы дать им это, но она была. Хотя и не хотела делиться с ним своей киской. Как и я. Мы даем им удовольствие, но киска остается за пределами. Жаль, что у нее не было пистолета, как у меня. Это был последний раз, когда я видела ее.
Во мне просыпается гнев, потому, что воспоминание о том, как Билли был на мне, обжигает мой мозг. Я снимаю одну из своих туфель и бросаю ему в затылок, пока он идет.
— Быстрее, ублюдок!
Он оборачивается и хватается за голову.
— Какого хрена? Я ведь ухожу уже!
— Я могла бы убить тебя за то, что ты сделал!
Как только Билли поворачивает ключ в замке, в дверь стучат. Он замирает. Я все еще нацеливаю пистолет в его голову. Билли поворачивается ко мне. Дверь едва скрипит. Она в жизни не скрипела.
Внезапно она распахивается от удара. Я лишь успеваю заметить черный блестящий ботинок в районе замка. Мое тело каменеет. Нога исчезает. Из ниоткуда появляется пистолет. Рука в черной кожаной перчатке уверенно держит ствол, пока палец двигается к курку.
Выстрел.
Никакого шума. Не то, что в фильмах. Глухой звук, будто кто-то ударил по подушке. Мягкий выстрел, и это безошибочно пистолет.
Сначала все будто останавливается. Секунды превращаются в минуты, а я стою с пистолетом в дрожащих руках, наблюдая, как разворачиваются события. Пальцы дрожат, дыхание исчезло. Из головы Билли течет кровь. Он падает.
У меня отвисает челюсть. Я не верю в то, что вижу. Он мертв, но его убила не я.
Снова выстрелы. На этот раз — два. Один в голову между глаз, второй — прямо в сердце. Каждый звук оттягивает меня дальше от этого мира. Все похоже на жуткий сон, но я знаю, что не сплю. Я жажду, чтобы это оказалось сном, и я могла проснуться.
Я хочу закричать, но не могу. Воздух застрял в горле, и я не могу избавиться от него. Я даже не знаю, стоит ли мене бежать. Окаменевшая, я стою в своей комнате, пока таинственный киллер не входит ко мне. Я не вижу волос на его голове. Она блестит от света с улицы. На нем черный костюм, явно сшитый под него. Приталенный. Белый воротник контрастирует на фоне темной массы, из-под которой видны кончики черных татуировок по обе стороны шеи. Но кровь в жилах стынет не от этого. На месте его правового глаза у него шрам в форме «Х». Похоже, рану выжгли много лет. Она разрушила его лицо, оставив на нем хаос. На месте глаза теперь металлический суррогат — жуткое предупреждение о том, во что он втянут. Во что и я теперь могу быть втянута.
Кто он?
Почему он здесь?
Могу ли я верить ему?
Он больше не смотрит на Билли. Его взгляд прикован ко мне. Один глаз, черный как ночь, направленный в мою сторону, замораживает душу. Сначала его глаза расширяются, потом сужаются, будто он удивлен. Я содрогаюсь, пытаясь не уронить пистолет. Взгляд его единственного глаза напоминает мне истории моей няни. Истории о дьяволе.
Большими шагами он молниеносно приближается ко мне, не обращая никакого внимания на мое оружие.
— Не подходи! Я выстрелю! — я пытаюсь предупредить, но его рука крепко сжимает мое запястье, отводя его в сторону, и пистолет просто падает. Из меня вырывается визг, когда его рука двигает от руки к шее. Он сжимает ее вокруг моего горла, перекрывая воздух. Я цепляюсь пальцами за его руки, пытаясь высвободиться из хватки, но бесполезно. Он в два раза сильнее меня, а желание убить в глазах — непреклонно.
Ужас прокатывается по мне, когда он приставляет пистолет к моему лбу. Холодный металл почти обжигает мне кожу. Он смотрит прямо в мои глаза. В его единственном глазе царит хладнокровная решимость.
Но он ждет.
Проходят секунды. Тик. Так. Тик. Так. Часы на стене выносят мне мозг. На моем пороге смерть, но она пришла не за мной. Вместо этого меня оставляют мучиться в агонии страха. Я это ненавижу.
— Пожалуйста, не делай этого, — произношу я. Губы дрожат.
Вместо ответа он сдавливает мое горло сильнее. Я пытаюсь сглотнуть, но давлюсь и кашляю. Пальцами я все еще пытаюсь освободиться от его хватки, но он непреклонен. Я чувствую страх и теперь не могу прекратить сражаться за свою жизнь.
Зачем ему убивать меня? Что я сделала? Кто он? Почему до сих пор не убил меня?
В моей голове витают вопросы и мысли. Я должна бежать. Я не знаю почему. Я никогда не переживала за свою жизнь, кроме этого момента. Момента, когда она под угрозой. Мои инстинкты обостряются на полную катушку.
Его глаза сужаются. Губы складываются в тонкую полоску, и он приставляет пистолет к моему лбу. Я всматриваюсь в него, из глаз катятся слезы. Кажется, будто он скрипит зубами, пока его глаз мечется между моими глазами и губами.
— Прошу… Я не хочу умирать, — мне удается прошептать.
Его ноздри вздымаются. Я слышу длинный истощенный выдох. Его глаз следит за мной как ястреб, не отвлекаясь больше ни на что, и что-то подсказывает мне, что это плохо. Моя жизнь должна закончиться не так. Если бы это было так, я была бы уже мертва.
Он поджимает губы, его пальцы медленно отпускают мое горло. Мои легкие взрываются, как только я втягиваю воздух и кашляю. Но я должна оставаться спокойной. Его пистолет все еще крепко прижат к моей голове, тогда как вторая рука просто опускается. У него смертоносный взгляд, будто он одержим.
Или зол. Он злится на меня? Нет, не может быть. Я даже не знаю его.
— Не убивай меня, — спокойно произношу я. Я смотрю на него, пытаясь заставить его увидеть во мне невиновность, хотя сама знаю, что во мне ее нет. Но все равно, даже после всего того, что я делала в жизни, я не заслуживаю смерти.
Его лицо неподвижно, но что-то дает мне понять — что-то не так. Не так все должно быть. Что-то пошло неправильно. Потому что иначе он бы уже убил меня. И я должна воспользоваться этим.
Трясущейся рукой, я все же тянусь к пистолету. Не дав мне дотянуться даже пальцами, он начинает говорить:
— Сядь.
Его голос темный. Темный не как черный шоколад, а темный как смерть. В нем много недосказанного.
Синхронно с пистолетом, его глаза едва заметно указывают на кровать. Он едва убирает оружие от моей головы. Недостаточно, чтобы я могла пошевелиться. Недостаточно, чтоб дать мне малейший шанс на спасение.
Я передвигаю ногами к кровати так, чтобы он думал, что я готова послушать его. Так, чтобы он не понял, что я все равно сбегу. Я не хочу давать ему повод стрелять в меня без причины. Так что я делаю, как он говорит, и осторожно сажусь на кровать.
Мое сердце бьется о ребра, практически раскалывая их, но я не покажу ему своего страха. Мне нужно успокоиться и наблюдать, что будет делать он. Мне нужны все малейшие детали, нужно помнить все, что случилось, и убраться отсюда. Он не прост: он киллер. Не убийца, на руках которого кровь обычных прохожих. Он тот, кто планирует и просчитывает ходы. Он воплощает опасность, потому что ему плевать. Я могу сказать это по тому, как без зазрения совести он убил Билли.
И мне интересно, почему я его следующая цель.
— Почему?
Он не отвечает. Он просто продолжает направлять пистолет в мое лицо. Хотя, между тем человеком, который вломился сюда и этим парнем передо мной я уже вижу какую-то разницу. Но это все равно не дает мне ощущения уверенности, что я справлюсь с этим. Это не похоже ни на что. А в своей гребанной жизни я повидала немало дерьма.
— Чего ты хо…
— Заткнись.
Его команда краткая и раздражительная, будто я вывела его из себя.
Я хватаю ртом воздух и пялюсь в ковер на полу, чувствуя, что теряю контроль над ситуацией. Мой пистолет прямо возле его ноги. Если бы я смогла схватить его, я бы выбралась отсюда. Я бы могла выстрелить в него. Все равно куда — в лодыжку, в бедро, в яйца, в конце концов. Плевать, лишь бы отвлечь его, пока я уберусь отсюда.
Если бы только дотянуться до пистолета раньше, чем он вышибет мне мозги.
Я сижу на кровати в полной тишине, ожидая следующего шага от моего противника. Я не понимаю, почему он здесь? Он убил Билли и потом пришел за мной. Но почему? Почему он убил его, а не меня? Какое ему до меня дело? Чего он хочет? Он здесь из-за меня?
Чем больше я думаю об этом, тем больше ощущаю себя слабой. Я привыкла верить в жизнь до тех пор, пока она тебе не надоест. Я танцевала ночь напролет, пила любой алкоголь, какой только попадался, я принимала наркотик и курила столько, сколько могла, использовала себя и позволяла мужчинам использовать меня. Черт, да я делала все, что запрещено моралью. Я думала, нет никакой разницы, потому что моя жизнь — моя, и я проживаю ее, как я хочу.
Больше я в этом не уверена. Моя жизнь оказалась на кону. Мне вдруг стало ясно, что то, что я делала, стало явной причиной того, почему я здесь. Мой выбор, хоть и неправильный, привел меня к этому моменту, в котором изувеченный незнакомец хочет меня убить.
Я, наверное, это заслужила.
Я вздыхаю и смаргиваю слезы, которые противными каплями собираются в глазах. Я жалкая. Скулящий мешок с дерьмом. Я не должна ныть. Я пытаюсь сдержать слезы, но это становится сложно. Так же сложно, как признать то, что это делает меня слабой, а я ненавижу слабость. Я не хочу умирать.
Я хочу жить.
Все, что я когда-либо хотела, это жить и чувствовать себя живой.
Сейчас, больше чем когда-либо, я понимаю, что не готова сдаться. Я не готова позволить кому-то решать распоряжаться моей жизнью. Я сделаю все, чтоб она по-прежнему принадлежала мне. Я ее начала. Я ею живу. И я же закончу ее так, как я захочу. Я буду бороться за нее всем, что у меня осталось.
Незнакомец снова вздыхает. Его руки поднимаются, и я только сейчас замечаю его движение. Он трет свою лысую голову, полностью избегая мест со шрамами, что очень меня удивляет, потому шрамов на его голове немыслимо много. Я заставляю себя запомнить это. Это может показаться неважным, или ненужным, но это не так. Каждая малейшая деталь — частица большого пазла, и когда я сложу его воедино, это поможет мне понять все его безрассудство. Мое спасение кроется в его секретах. Чтоб выбраться отсюда, я должна использовать все его слабости против него самого. Он не их тех, кто, поймав жертву, даст ей уйти. Это можно понять по тому, как он убил Билли. Три чистых выстрела. Хладнокровно, четко, точно как он и планировал. У него своя методика. Он тот, кто знает, что делает, и постоянно держит все под контролем. Он тот, кто хочет, чтоб вокруг понимали, что здесь главный — он. Он тот, кому нужно держать все под контролем, пока это его удовлетворяет.
Вот почему я так удивилась, что он отошел от своего плана. А план заключался в моем убийстве. Он не сделал этого. И до сих пор тянет. И это мой выход.
Он не позволит мне уйти по своей воле. Сначала я должна заставить его поверить, что я для него не опасна.
Я все еще пялюсь на свой пистолет на полу. Кусок металла, который может стать моей соломинкой к спасению. Или утопить окончательно. Тиканье часов выводит меня из себя. Я просто знаю, что с каждой секундой, пока бездействую, я теряю шанс спастись. Прошло только пару минут, а кажется, что вечность.
— Прекрати. Я знаю, что ты делаешь. Не прокатит, — говорит он, потом наклоняется, все еще тыча пистолетом мне в лицо. Он поднимает мое оружие, подносит ко рту и ловко опустошает обойму зубами. Потом отбрасывает на пару футов.
Внезапно его пистолет на мгновенье исчезает от моей головы. Раздается меткий выстрел, от чего мой пистолет разлетается на кусочки по комнате, будто от взрыва. Пользуясь его отвлечением, я пытаюсь выбить его пистолет, но одним резким и грубым движением локтя он возвращает меня на место.
— Я приказал сидеть! — его голос срывается в рык. — Или следующая пуля твоя!
Пистолет снова у моей головы, что заставляет меня вскрикнуть. Защищаясь, я инстинктивно прикрываю лицо руками, и понимаю, что он все еще здесь только через несколько секунд. Я закрыла глаза потому, что не хочу смотреть на своего убийцу.
Он выдыхает.
— Забавно.
Я опускаю руки, чтоб посмотреть на него.
— Прошу, я сделаю все. Отпусти меня.
— Я сомневаюсь, что ты хоть как-то можешь спасти себя. Ты потеряна безвозвратно.
Я не понимаю, что он хотел этим сказать, но я знаю, что выход есть всегда.
— Чего ты хочешь? Тебе нужны деньги? Что тебе от меня нужно?
— Мне не нужны твои деньги.
— Тогда что? Я отдам тебе все, если ты меня отпустишь. Ты можешь трахнуть меня, если ты здесь за этим.
Я раскрываю руки, и опираюсь на них позади себя, открывая ему свое тело.
— Ты думаешь, я здесь за этим? — он смеется, и звук напоминает мне смех маньяка. — Ты жалкая.
Его слова жалят, но я не дам им добраться до меня. Мне плевать, что я добровольно предлагаю ему себя. Я хочу жить. И для этого я сделаю все.
Я обнимаю себя, скрывая грудь, внезапно чувствуя себя уязвимой. Его взгляд снисходительный, но оружие меня по-прежнему пугает. Он скрипит зубами, почти извергая огонь. Его пальцы сцеплены вокруг ствола, будто он заставляет себя нажать на курок.
Но не делает этого. Почему? Что его останавливает?
— Если ты не собираешься меня убивать, пожалуйста… отпусти меня.
По комнате прокатывается волна его гортанного смеха.
— А кто сказал, что я тебя не убью?
— Ты бы уже сделал это, если это то, зачем ты здесь!
Он смотри на меня из-под прикрытых глаз.
— Может, я наслаждаюсь моментом.
Я сглатываю. От его ужасающего сообщения по моему телу расползается холод.
— Тогда зачем ты убил его? — спрашиваю я.
— Бизнес.
— Какой к черту бизнес? Кто так убивает людей?
— Мой бизнес. Хватит болтать.
— Нет.
Он ведет бровью.
— Ты думаешь, это игра?
— Нет.
— Ты хочешь умереть?
— Нет.
— Значит, заканчивай с вопросами.
— Я не собираюсь просто сидеть здесь, пока ты тычешь своим пистолетом в мою голову. Если ты думаешь, что я буду сидеть смирно по приказу и ждать, пока меня убьют, ты ошибся.
Он выдыхает и качает головой.
— О, я знаю, какая ты. Ты шлюха, которая удавится за деньги.
Хоть я и не знаю его, его слова снова жалят меня. Он прав, но никто не имеет права называть меня так.
— Я не шлюха.
— Разве? — он подходит ко мне. По моей спине катится пот. Он останавливается передо мной и наклоняется. — Ты только что умоляла меня освободить тебя. Ты предложила трахнуть себя незнакомцу, киллеру, чтобы выбраться отсюда. — На его лице пляшет бесовская улыбка. — Но мне есть о чем беспокоиться, кроме как принимать твое предложение прямо сейчас.
— Ты имеешь в виду, убьешь ты меня или нет?
— Именно.
Улыбка на его лице смертельно прекрасна. Только сейчас я могу четко его рассмотреть. Шрам на его лице вселяет ужас даже в самые дальние уголки души. Он старый. Возможно, ему несколько лет. Кожа вокруг правового глаза поморщилась, формируя огромную «Х» от брови до щеки. Волосы у меня на затылке начинают шевелиться.
Он поднимает руки, и я инстинктивно пячусь назад. Его пальцы впиваются в мой подбородок, и он заставляет меня смотреть на него. Я чувствую запах кожи, что разгоняет мое сердце до двухсот ударов в минуту. Я чувствую, как горит моя кожа в местах, где он прикасается ко мне. Его пальцы нежно двигаются по моей щеке, словно он ласкает меня. Его глаз неотрывно смотрит на меня, будто видит что-то, чего там нет.
Я дергаю головой:
— Не прикасайся ко мне.
Его лицо тут же разрезает усмешка.
— Удивительно. Я, наверное, единственный, кому ты это говоришь.
Мне хочется укусить его за его гребаные пальцы после этих его слов, но я знаю, что от этого мне одной будет хуже. Мне остается лишь молчать и стискивать зубы.
Откашлявшись, он снова отступает, не убирая пистолет от моего лица. Он проверяет время и трет висок. Как будто ждет чего-то. Его взгляд темнеет. Он кажется расстроенным. Мне кажется, время — его фактор, потому что не перестает посматривать на запястье. Он быстро облизывает губы, и после этого я не могу думать о чем-нибудь еще. Если я хочу сбежать, мне лучше сделать это прежде, чем закончится время, которое он так выжидает.
Я медленно встаю с кровати самым чувственным способом, которым только умею, обращая его внимание на то, что на мне только трусики и едва прикрывающий грудь красный топ, в котором я выступала в клубе. Он полностью неподвижен, но я вижу, как он следит за моими движениями. Как я приближаюсь к нему. Как мой взгляд соблазняет его. Как я облизываю губы, когда беру его руку и кладу ее на свою грудь. На его лице нет ни единой эмоции. Ни малейшего интереса.
Пока он не прикрывает глаза, чтоб моргнуть.
Это мой шанс. Мне не придется соблазнять его, чтобы сбежать. Все, что мне нужно, это маленькое отвлечение.
Я мгновенно дергаюсь в сторону и почти хватаюсь за дверь, когда он сгребает в охапку мои руки, отодвигая назад от моей свободы.
— Ооо, нееет, не надо было, — произносит он, таща меня назад к кровати. За моей спиной послышался хлопок двери. Он закрыл ее, а меня бросил на кровать. Я вскрикнула, приземлившись на матрас, мои глаза снова сфокусированы на дуле пистолета, приставленного к моему лбу.
— Попрощайся со своей жалкой жизнью, Джей.
Глава 2
«Есть только одно благо — знание, и только одно зло — невежество».
— Сократ
Икс
Четверг, 15 августа, 2013. Вечер. 21.00
Я смотрю на время. До следующего задания всего тридцать минут. Еще одно чистое и скучное убийство для анонимного клиента. Ненавижу, когда приходится убивать, не получив наслаждения взамен. Но, по крайней мере, мне хорошо за это платят. Место недалеко, что к счастью. Значит, у меня есть время заглянуть за новой информацией. Нужно готовиться к работе, а эта сучка опаздывает. Я вздыхаю.
Боковым зрением я наблюдаю, как она крутится вокруг шеста. Прошло немало времени с тех пор, когда я в последний раз видел ее в ударе, и должен отметить, это удерживает меня на месте. Она такая же гибкая, как и всегда. Ее длинные ноги изящно обхватывают шест, когда она свисает вниз головой. Волны темных каштановых волос преследуют ее плечи, пока она танцует, и подчеркивают ее тело. То, как она смотрит на своих клиентов шоколадными глазами, полными соблазна…завораживает их. Я знаю, потому что был когда-то на их месте. В такие моменты тяжело забыть, почему я ее настолько ненавижу.
Поскорей бы убраться отсюда.
Громкая музыка раздражает, и мне становится легче, когда Ханна, наконец-то, появляется.
— Эй, — обращается она, откидывая назад свои длинные белые пряди. — Вот это да! Век тебя здесь не видела. Мне даже показалось, ты зашел всего лишь позвонить.
Я киваю ей и указываю на заднюю дверь. Не хочу продолжать разговор здесь. Это место создает неприятный привкус желчи во рту. Мне не по себе, когда я вижу ее. Я не должен так себя чувствовать.
— Ну да, как всегда к задней двери, — бормочет Ханна и следует за мной.
Когда нас не видят ни клиенты, ни Дон, я, наконец, спрашиваю:
— Сделала то, о чем я просил?
— Да. Пришлось попотеть, чтоб найти того, кто хотя бы бегло заинтересуется в деле. Но как только я сказала ему, в каком восторге были предыдущие клиенты, он полностью проглотил наживку.
— Хорошо, — по моему лицу расплывается довольная улыбка, — очень хорошо. Убедись, что он не отступит и проявит себя.
— Не беспокойся. Хватит сомневаться.
Она протягивает руку за деньгами, притопывая ногой. Ее взгляд напоминает мне голодного волка, который удушит за деньги. Просто еще одна шлюха.
Я наклоняюсь и хватаю ее руку, прижимая к стене и загоняя ее в угол. Ее дыхание становится прерывистым, глаза расширяются. Мой пистолет уже возле ее живота, и ей некуда бежать. Я давно не использовал его, и думаю, он изголодался по крови. Но сегодня не его день. Мне пока не нужна кровь людей, которые еще могут мне пригодиться.
— Ты должна радоваться, что все еще жива, — шепчу я ей в ухо.
Ханна содрогается, до меня доносится ее прерывистое дыхание, но я не даю ей заговорить.
— Завтра я жду тебя с новой информацией, — говорю я и убираю пистолет назад в кобуру. — Тогда и получишь свои деньги.
— Но я сделала в точности, как ты просил! Я заслужила…
— Ты ничего не сделала, — шиплю я, сжимая ее подбородок между большим и указательным пальцем. — Я доставляю тебе твои дерьмовые наркотики. Доставляю деньги. Твоя жизнь — моя. Ты обязана мне. Всем! Я тебе не обязан.
В ее глазах слезы, но мне глубоко на это наплевать. Это действительно выглядит жалко. Будто слезы помогут решить ее проблемы. Она увязла в этом дерьме, и ей же хуже от того, что она связалась со мной.
Я отпускаю ее подбородок и замечаю, как она вжимается в стену, чтобы как можно больше увеличить расстояние между нами. Потерев место, где я только что держал ее, она скулит:
— Я думала, сделала то, что ты просил.
— Кроме того, что прошу, мне от тебя больше ни черта не нужно. Ты получишь то, что я тебе дам. Точка. А теперь вали назад к своей работе.
Взгляд ее голубых глаз скользит по полу, левая рука тянется к правому плечу. Тряпка.
— Хорошо, — она разворачивается и собирается уйти, но я хватаю ее руку, останавливая.
— Ты же понимаешь, что об этом никто не должен знать?
— Да. Никто не узнает, сэр.
Я всматриваюсь в нее суженными глазами, пока она мямлит свою речь. Я всегда знаю, когда эти суки врут. Ее счастье, что она говорит правду. На этот раз.
Я одариваю ее краткой улыбкой.
— Хорошая девочка.
***
Четверг 15 августа, 2013. Вечер. 23.00
Наблюдение за тем, как Джей привязывает себя к кровати, на хрен выводит меня из себя. Я ненавижу признавать это, но ее тело по-прежнему руководит моим членом. Я не могу контролировать его. Это она должна быть под моим контролем. Но мой член говорит мне обратное. У него свое мнение на ее счет. Мой пистолет теперь не единственный, направленный в ее сторону.
Закончив со своей лодыжкой, она смотрит на меня. В глазах — страх и мольба. Это чертовски заводит, но в тот же миг я ненавижу ее, когда она так смотрит на меня. Я вообще ненавижу, когда она смотрит на меня. Я ненавижу все в ней.
Не так много людей, которые познали мою ненависть, но к ней я питаю особое презрение.
— Привязывай свою левую руку к столбику кровати, — я делаю резкий взмах пистолетом, и она хватает ртом воздух, замечая это. Мне хочется смеяться, когда они ведут себя вот так — напуганные моей маленькой безделушкой со свинцовой начинкой. Они должны бояться больше того, что я могу сделать с ними, если бы со мной был весь набор моих игрушек. Увы, но так мне везет не каждый день.
В руке я держу бутылку скотча, которую нашел на столике, затем я наливаю себе выпить, пока приглядываю за ней. Я должен знать, что она не попытается снова наделать глупостей, и, например, сбежать. Будто у нее есть шанс. Насколько же это забавно.
Я признаю, что я ублюдок. Не все ли мне равно? Ни капли. Я делаю то, что делаю, потому что я люблю видеть страх в их взгляде перед тем, как я убью их. Меня возбуждает трепет, который приходит с мыслью о чьем-то убийстве, и с мыслью о том, как я распланирую их смерть, как они будут корчиться в агонии. Их смерть, конечно, не единственное, что мне приносит наслаждение. Моя профессия идет в придачу с хорошим вознаграждением, которым я, не стесняясь, пользуюсь. Чтобы купаться в золоте, приходится иногда убивать людей. Не все так живут. Вы можете назвать меня счастливчиком. Или просто умным. Но поскольку я выбрал этот путь, а не другой, во мне и то, и другое. Но я бы никогда не стал на эту стезю, если бы не…она.
Она хнычет, пока завязывает последнюю веревку вокруг своего запястья. Затем она поднимает на меня глаза с холодным и жестоким выражением. Я перекрываю ей все пути к отступлению, чтобы она не попыталась убить меня. Я люблю это. Она напоминает мне меня.
Я ставлю свой скотч на столик и поднимаю пистолет. Приближаясь к ней, я указываю на кровать, мысленно приказывая лечь.
— Пожалуйста, — в ее голосе я слышу мольбу.
— Шшшш, — я прикладываю палец к губам. — Ты ведь не хочешь ляпнуть что-нибудь, о чем потом пожалеешь.
Я наклоняюсь и осматриваю веревку. Нужно быть уверенным, что она привязана крепко. На всякий случай я всегда ношу с собой дешевую веревку, хотя и не поклонник. Это, своего рода, на экстренные случаи. Мне даже грустно от того, что мне приходится использовать ее против моего желания. Я бы предпочел для нее что-нибудь поэлегантней. Не то чтобы она этого заслуживала, но я люблю создавать из своих жертв шедевры. Я люблю превращать их в предмет искусства.
Она снова начинает говорить.
— Позволь мне…
Я дергаю веревку. Она кратко вскрикивает. Ей лучше последить за своим языком. Из ее рта ничего хорошего не выходит.
— Я же сказал… Заткнись!
— Но почему? Почему я? И откуда ты знаешь мое имя? — внезапный ужас в ее глазах привлекает мое внимание. Обычно мне нравится, как в моих жертвах закипает кровь, как краска уходит с их лица, когда они бледнеют, как отчаянно бьются их сердца, пропуская удары. Я люблю смотреть, как все это происходит. Но только не сейчас.
С ней все по-другому.
Я останавливаюсь и заставляю себя вспомнить, почему я так ненавижу ее.
Но и это я тоже ненавижу. Ненавижу вспоминать.
Я сильнее затягивая веревку до тех пор, пока она вообще не может пошевельнуть руками. Ее челюсть сжата, а губы напоминают голодного пса, который готов отгрызть голову своей жертве. Великолепно.
Улыбаясь ей, я отправляюсь к ее лодыжкам и проверяю веревки там, не спуская с нее глаз ни на секунду. Я хочу, чтобы она видела, как я смотрю на ее попытки вырваться из оков, которые кроме меня развязать никто не сможет. Никто, кроме того, кого она презирает и боится. Очень жаль, что она не помнит, насколько сильнее я презираю ее.
Это дает мне еще одну причину привязать ее здесь. Я заставлю ее страдать. Она заслужила это. Хоть я и не представлял, что доживу до этого момента, но наблюдать за всем этим — просто выбивает дух. И я собираюсь принять в этом участие.
— Тебе удобно, птенчик? — распеваю я и иду к другой стороне кровати.
— Иди в задницу!
— Ну-ну, я думал, что уже объяснил, я здесь не за этим.
— Тогда какого хера ты меня хочешь? Хочешь, чтоб я сама себя удовлетворила? Ты здесь, чтобы убить меня? Ты собираешься сидеть и ждать, пока я не признаюсь во всех своих смертных грехах? Или ты хочешь приватный танец, да? — она замолкает, раздумывая. — Потому что я к чертям собачьим не пойму, какого черта ты забыл в моей комнате!?
Я не сдерживаю смех и качаю головой после ее словесного взрыва. Хватая ее свободную руку, я намертво привязываю ее к столбику кровати. Я вяжу узел под ее шипение от боли и не могу промолчать.
— Ничего из вышеперечисленного, — я подмигиваю ей. — Или все сразу.
— Катись ты к черту! Я не заслужила такого! Что я тебе вообще сделала?
Я хмурюсь, пожирая ее глазами. Ее глаза говорят правду.
— Ты не помнишь, не так ли?
Ее глаза округляются, она открывает рот, но слова появляются лишь через несколько секунд.
— Помню что?
— Все.
Хватая за волосы, я запрокидываю ее голову и заставляю смотреть на меня. Заставляю увидеть шрам, который уродует мое лицо. Заставляю принять судьбу, которая была дана ей так же, как и мне.
Время никак на ней не отразилось. Она такая же красивая, соблазнительная, порочная танцовщица, дикая тигрица, а я уродливый монстр, в которого она меня превратила. Ничего не изменилось. Она всегда была единственным, что занимало мои мысли. Она и теперь занимает. Все, что я хочу, это чтобы она была моей. Теперь я хочу ее смерти.
Даже после стольких лет, все эти муки, вся ненависть, вся ревность внутри меня никуда не делись. А только окрепли.
Так же, как и желание, преподнести ей урок. Показать ей, что у нее могло бы быть.
Так что я продолжаю сжимать ее волосы, пока она терпит боль. Потом я слегка касаюсь ее губ своими. Они сладкие и восхитительные, какими я их и запомнил.
Но ей хочется показать зубки.
Острая боль опаляет мою губу. Я отдергиваюсь, ощущая металлический вкус во рту.
Сучка укусила меня.
Сузив глаза, я хватаю ее за подбородок.
— Плохая девочка.
Она плюет мне в лицо.
Я вытираю ее слюну пальцами и размазываю по ее губам и щеке, убеждаясь, что мои руки снова чистые.
— Ты мерзкая, ты знаешь это? Если бы я захотел, чтобы ты плюнула на что-то, это был бы мой член, который ты бы с удовольствием сосала.
На моих губах уже пляшет улыбка. Ее губы идеально подходят для такого занятия. На секунду я, и правда, задумываюсь сделать это. Ее рот так и просится, чтоб его оттрахали.
— Пошел на хрен! — произносит она, нарушая все мои мечтания.
Очень грязный ротик. Досадно.
Я глубоко вдыхаю и смотрю на него. Ее щеки заливает краска, кожа на груди становится нежно-розового оттенка. Знак страданий. Или знак возбуждения. Не скажу, что сам этого не испытываю. Этот единственный поцелуй напомнил мне, как сильно я скучаю по этому, и как сильно мне не хватает того, что она у меня отняла.
Я отрываю кусок шторы, скручивая его. Засовываю ей в рот вместо кляпа и завязываю сзади. Ее глухое бурчание ткань не пропустит. Я встаю и возвращаюсь назад к моему креслу. Оборачиваясь, я любуюсь своей работой. Если можно так сказать. Это отчасти ее заслуга. Но все же инструкции отдавал я, что делает это моей работой.
Она скрипит зубами, дергая веревку на руках, будто это даст ей шанс вырваться. Ее ничего не освободит. Ничего не спасет. Не теперь, когда я снова в ее жизни.
Черт, я до сих пор не могу поверить, что в этой комнате оказалась она. Я ожидал простую шлюху, а вместо этого… она. Судьба могла бы получить «Оскар» за организацию хаоса из человеческих судеб. Ничтожество, а не судьба. Но я не позволю ей вмешиваться. Не в этот раз. На этот раз она по мне не пройдется.
Пистолет снова в моих руках. Я слышу, как она ноет, но это не успокаивает ее приглушенных криков. Ее глаза мечутся между пистолетом и мной, а я неотрывно смотрю на нее. Я хочу, чтобы она видела меня в момент, когда я сотру ее с земли, и она испарится из этой жизни в следующую. Я поднимаю пистолет на уровень глаз и целюсь ей в голову. Палец на курке готов забить решающий гол. Она должна умереть. Не этого я хотел, но именно это нужно сделать. Кажется, наше время для игр подошло к концу. Я знал, что это случится, но не думал, что так быстро. Я смотрю на нее, лежащую передо мной, и вспоминаю все, что так хочу забыть. Как забыла она.
Стискивая зубы, я делаю еще один глубокий вдох и фокусируюсь на ее лице. Она не помнит меня. Я ненавижу ее за это. Она не должна была забывать. В этом ее вина.
Все равно, когда я смотрю в ее глаза, я не вижу того, чего ожидал увидеть. Она не невинная, но она знает это. Ее глаза полны сожаления. Я думал, что увижу страх, гнев или боль, но вместо этого я вижу ее желание побыстрее закончить все это. Я мог бы сделать это прямо сейчас. Мог бы нажать на курок и покончить со всем этим. Со всем. Включая меня.
Мог бы, но не могу.
Каким-то образом, это единственное, чего я не могу. После всего, чему она стала причиной, я не хочу, чтобы это заканчивалось так. Я хочу заставить ее страдать дольше. Она не заслужила и капли милосердия, но мне нужно задуматься об этом. Действительно ли я хочу убить ее? Или просто жестоко наказать?
Мне до сих пор не верится, что это и было мое задание.
Наблюдая, как по ее щекам катятся слезы, я откашливаюсь и опускаю пистолет. Ее грудь вздымается, воздух покидает легкие короткими дозами, когда она пытается сморгнуть крупные капли.
— Ты не собираешься меня убивать? — доносится до меня из-под кляпа.
— Думаю, ты немножко подождешь, — отвечаю я, возвращаясь к своему креслу. Резко опустившись, я беру стакан со скотчем и выпиваю все содержимое. Будь я проклят. Я раскис. Мне бы стоило сделать с этим что-нибудь, но сначала мне предстоит сделать выбор.
У меня есть только шесть часов перед тем, как появится Антонио. Дерьмо. Шесть часов, чтобы решить, что мне делать. Шесть часов, чтобы решить ее судьбу. Какой бы выбор я не сделал, не хрен ждать хеппи-энда. Как только я вошел в комнату, наши с ней жизни были поставлены на кон.
Остался единственный вопрос: кто сдастся первым?
Глава 3
«Первый шаг на пути к обеспеченности — это отказ быть заложником тех обстоятельств и того окружения, среди которых ты изначально себя обнаружил и находишься».
— Марк Кейн
Джей
Четверг, 15 августа, 2013, Вечер. 23.30
Что-то удерживает его. Ума не приложу, что. Понятия не имею, почему. Но я выясню.
Он не спускает взгляда с часов, вертится в своем кресле, пока наблюдает за мной. Его клонит в сон. Хреново, когда даже пошевелиться не можешь. Он очень крепко меня привязал. Кажется, он больше не хочет, чтобы я убегала, что значит, моя тактика отвлечь-и-валить-на-хрен-отсюда больше не сработает. Он сам должен захотеть этого, и я думаю, уже хочет. Он не убил меня. Он поцеловал меня.
Это ведь был поцелуй?
Он знает мое имя, но я не знаю его. Он сказал, что я его не помню, но откуда мне помнить? Что он знает из того, что я не знаю?
Если я собираюсь выжить, мне придется сыграть на его чувствах. Сыграть с его сердцем, если оно у него есть. Он чего-то не говорит мне, и это единственное, что не дает ему убить меня. Мне придется делать то, что он скажет. Может это и есть билет на свободу. Тот поцелуй что-то значил для него. Он даже для меня что-то значил, хоть я и не пойму почему. Такое чувство, будто я должна знать, что он значит. Будто значение его спрятано глубоко в моем мозгу и пытается сбежать. Чего-то не хватает.
Мое зрение неожиданно затуманивается. Адская головная боль не проходит уже несколько минут, что не дает мне сфокусироваться на чем-то вообще. Тело вот-вот взорвется. Все, о чем я могу думать, это доза кокса. Я знаю, что со мной. Ломка.
Черт, почему я не приняла его раньше?
На груди и ногах я заметила капельки пота. Становится так жарко, будто меня подвесили над кратером вулкана. Черт возьми, я ненавижу чувствовать это. А что еще хуже, так это то, что я ничего не могу сделать с этим. Моя заначка в ванной, а я даже встать не могу.
— Что не так? — спрашивает он.
Я перестаю извиваться.
— Ничего.
Я не собираюсь говорить ему. Он сразу использует это против меня.
Он бросает на меня косой взгляд, пожирая черными глазами. Он ждет, что я продолжу. А может, я использую это?
— Мне нужно в туалет, — произношу я.
Его брови так нахально взлетают вверх, что мне хочется набить ему морду.
— Ты шутишь?
— Нет. Ты хочешь, что я сделала это в постели?
Он моргает пару раз, оценивая меня молча. Потом вздыхает и встает, хватая пистолет со стола. Идет ко мне. По очереди он развязывает ноги. Медленно. Его глаз при этом ни на секунду не отрывается от меня. Даже его взгляд преследует каждое мое движение. Мне кажется, он понял.
Своим единственным глазом он смотрит на меня так… требовательно.
Он контролирует меня им.
Прикосновение его кожаных перчаток остается на моей коже, пока он разбирается с веревкой на ногах. Он проводит рукой по всей длине моей ноги. Я дрожу от его прикосновений, хотя не понимаю, почему. Когда он касается моей груди, я втягиваю воздух.
— Не смей.
— Почему же? Я знаю, что тебе это нравится.
Я поджимаю губы, чувствуя, как меня предает собственное тело. Мне не должно нравиться то, что он делает, но мое тело отвечает ему без моего согласия. Кожа покрывается мурашками там, где только что я чувствовала его прикосновения. Я воспламеняюсь. Он наклоняется и развязывает руки.
— Не важно, насколько сильно ты не хочешь признавать этого, но ты знаешь, что между нами что-то есть. Ты чувствуешь то, что не можешь вспомнить.
— Между нами ничего нет! — шиплю я в ответ. Не хочу, чтоб он думал, что я так легко сдамся.
Его губы превращаются в подобие улыбки. И я снова вижу пистолет.
— Поднимайся.
— Ты не развязал вторую руку.
— Сама справишься.
Он машет пистолетом, будто торопится куда-то.
Мне приходится помучиться с веревкой. Нелегко делать это одной рукой, но я справляюсь. На запястьях и щиколотках остаются красные следы, и я чувствую боль. Сердце колотится, когда я становлюсь ногами на ковер. Боюсь, что при первом же моем резком движении он в меня выстрелит. И если я после этого не умру, боль будет адская. Но я лучше бы испытывала это, чем ломку.
Он у двери, удерживает пистолет в моем направлении, пока я иду в ванную. Я знаю, что сейчас не время геройствовать. Кроме этого, я чертовки слаба, и симптомы ломки высасывают из меня все силы. Нельзя быть слабой в присутствии придурка с пистолетом.
Я медленно открываю дверь и захожу. Оборачиваясь, смотрю на него, ожидая разрешения закрыть дверь. Вместо этого он входит за мной, но остается стоять в дверном проеме.
— Теперь можно пописать?
— Да.
— Тогда закрой, пожалуйста, дверь.
— Справишься с открытой дверью.
Я хмурюсь.
— Я не могу делать это под присмотром.
— Значит, возвращайся в кровать.
Я выпускаю воздух из легких, сжимая кулаки. Его бесовская наглая ухмылка так и тянет вмазать ему.
— Только не говори, что боишься, что незнакомец увидит твою киску. Ты выставляешь ее напоказ каждый раз, когда крутишься на шесте в клубе.
— Что? Это не так! Я может и стриптизерша, может даже шлюха, но я не трахаюсь налево и направо, и тем более не показываю киску. Киска остается за переделами.
Его губы дергаются в усмешке.
— Это мы еще посмотрим.
У меня отвисает челюсть, и мне приходится приложить все усилия, что не сорваться и не наброситься на него. Господи, у меня кулаки зудят!
— Ты собираешься писать или нет? — произносит он.
Я оборачиваюсь.
— Хорошо.
Я спускаю трусики и быстро сажусь, перекрывая ему любой вид, но дерзкая улыбка на его лице говорит мне о моем провале. Черт.
Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его взгляд и пялюсь на стену. Я не собираюсь терпеть унижение из-за него. Я не позволю ему унижать себя. Как только я собираюсь оторвать бумагу, замечаю, что он отвернулся к стене. Я удивлена. Я думала, он будет смотреть на меня на протяжении всего процесса, что в очередной раз доказало бы, что он — ублюдок. Может, в конце концов, в нем есть толика достоинства.
Хватаю рулон и замечаю на бортике ванны свою трубочку и кокс. Все меркнет. Мозг абсолютно пуст. В нем только одна мысль — новая доза. Мое тело жаждет, и я должна утолить эту жажду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
www.litlib.net
Читать Мистер Икс - Страуб Питер - Страница 1
Питер Страуб
МИСТЕР ИКС
Моим братьям – Ажону и Гордону Страубам
Я не в силах оценить себя сама, я кажусь сама себе такой незначительной. Читала вашу статью в «Атлантике» и испытывала гордость за вас – я была уверена, вы не откажете мне в доверчивой просьбе: скажите, сэр, это действительно то, что вы хотели услышать от меня?
Эмили Дикинсон.
Письмо Томасу Уэйнворту Хиггинсону,25 апреля 1862 г.
Часть 1
КАК И ПОЧЕМУ Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ
1
Такое случалось со мной только в детстве. Это знакомое состояние между сном и явью. Я провалился в него и неделю ощущал себя движущейся мишенью. И всю эту неделю моя бодрствующая половина продолжала сознавать, что я автостопом продвигаюсь в сторону Южного Иллинойса – потому что там, в Иллинойсе, умирала мама. Когда ваша мать при смерти, надо торопиться домой.
Раньше мама вместе с двумя пожилыми братьями жила в Ист-Сисеро, в доме, первый этаж которого занимал принадлежавший им клуб «Панорама». По выходным мама пела в клубе в составе семейного трио. Верная себе, она порхала по жизни, не заботясь о последствиях, что позволяло этим последствиям обрушиваться на нее быстрее и тяжелее, чем на других людей. Когда у мамы не осталось сил игнорировать чувство собственной обреченности, она поцеловала на прощание братьев и возвратилась в то единственное место, где ее мог отыскать сын.
Стар родила меня в восемнадцать лет. Она была добродушной, любвеобильной и имела представление о семейной жизни не большее, чем у бродячей кошки. С четырех лет меня мотало между родным домом в Эджертоне и чередой приемных семей. Мать моя была натурой творческой, но переменчивой: она последовательно посвящала себя рисованию, сочинительству, гончарному делу и другим занятиям, а также мужчинам, по ее мнению эти занятия олицетворявшим. Меньше всего ее увлекало то единственное, в чем она была по-настоящему хороша: когда она выходила на сцену и пела, она просто лучилась легкой радостью и очаровывала публику. Вплоть до последних пяти лет жизни Стар отличалась трогательной мягкой прелестью, одновременно невинной и искушенной.
Я жил в шести разных семьях в четырех разных городах, но это было вовсе не так плохо, как кажется на первый взгляд. Лучшие из моих приемных родителей – Фил и Лаура Гранты, Оззи и Гэрриет из Напервилля, Иллинойс, – были почти святыми в своей искренней доброте. Еще одни могли бы жить без забот за деньги, которые имели, если б не брали столько детей на воспитание. А две другие пары были достаточно милы и тактичны в своей манере «это-наш-дом-а-это-наши-правила-поведения-в-нем».
Прежде чем попасть в Напервилль, я время от времени возвращался в Эджертон, где в стареньких домах на Вишневой улице жили Данстэны. Тетя Нетти и дядя Кларк воспринимали меня так, будто я был довеском к багажу, который привезла Стар. Месяц, а то и полтора я делил комнату с мамой, и каждый раз у меня перехватывало дыхание от страха перед очередной катастрофой. После переезда к Грантам положение изменилось, и Стар стала навещать меня в Напервилле. Мы с мамой пришли к согласию – столь глубокому, что для него не нужны слова.
Это стало основой для всего остального. Суть его состояла в том, что мать любит меня и я люблю ее. Но вне зависимости от того, насколько сильно Стар любила сына, она не задерживалась на одном месте более чем на год-два. Она была моей матерью, но она не могла быть матерью. Она не могла помочь справиться с преследовавшей меня проблемой, которая пугала, расстраивала или сердила тех приемных родителей, что были у меня до Грантов. Гранты сопровождали меня во всех походах по врачам, в рентгеновских кабинетах, в лабораториях анализов крови или мочи, во время исследований головного мозга – всего уж не припомню.
В итоге получалось следующее: Стар любила меня, но была не в состоянии заботиться обо мне так, как это делали Гранты. В дни, когда Стар приезжала в Напервилль, мы с ней обнимали друг друга и плакали, но оба понимали условия соглашения. Чаще всего мама наведывалась сразу же после Рождества и в самом начале лета, после окончания занятий в школе. Она никогда не приезжала ко мне на день рождения и никогда ничего, кроме простенькой открытки, не присылала. Моя проблема обострялась именно в дни рождения, и она будила в душе Стар такие угрызения совести, что даже думать об этом она отказывалась.
Мне кажется, я всегда понимал это, не доводя понимание до сознательного уровня, который я мог бы использовать, пока со дня моего пятнадцатилетия не минуло двое суток. Вернувшись в тот день из школы, я обнаружил на столике в прихожей конверт, надписанный маминым заваливающимся назад почерком. Письмо было отправлено из Пиории в день моего рождения, двадцать пятого июня. Прихватив конверт в свою комнату, я бросил его на стол, поставил пластинку Джина Аммонса «Groove Blues» и, как только музыка заполнила комнату, вскрыл конверт и вытащил открытку.
Шарики, ленточки и зажженные свечи парили в воздухе над идеализированным пригородным домиком. На обороте, под напечатанным «С днем рождения!», я прочитал те самые слова, что мама неизменно писала мне: «Мой славный мальчик! Я надеюсь… Я надеюсь… Люблю тебя. Стар».
Я знал, что она желала мне дня рождения не счастливого, а спокойного, что само по себе было пожеланием счастья. И буквально через миг родилось понимание. Первое взрослое открытие обрушилось на меня: я понял, что моя мать избегала дней рождения сына, потому что винила себя в том, что приключилось со мной. Она считала, что я унаследовал это от нее. Она была не в силах думать о моих днях рождения, они вызывали в ней чувство вины, а вина слишком тяжела для таких эфирных созданий, как Стар.
«It Might as Well Be Spring» Джина Аммонса лилась из динамиков прямо мне в душу.
Гранты, одетые в шорты и футболки цвета хаки, копошились в своем саду. За секунду до того, как они заметили меня, я испытал первое ощущение, которое можно определить словами: «Что не так в этой картине?» (эти моменты повторялись около месяца), – вдруг остро почувствовал свою неуместность в сладкой семейной идиллии. Опасность, стыд, одиночество – пропасть передо мной. Я и моя тень – вот когда это началось. Лаура повернула голову, и тягостное чувство угасло за мгновение до того, как ее лицо просветлело и как будто округлилось, словно она знала обо всем, что творилось в моей душе.
– Боевик Джексон![1] – приветствовал меня Фил. Лаура взглянула на открытку, затем – прямо мне в глаза:
– Стар никогда не забывает о твоем дне рождения. Можно взглянуть?
Гранты любили мою мать, но каждый по-своему. Когда Стар появлялась в Напервилле, Фил напускал на себя этакую старомодную куртуазность, которую он сам принимал за учтивость, но Лауре и мне его поведение казалось смешным; Лаура же позволяла Стар умыкнуть себя на часок по магазинам. Думаю, обычно она спускала долларов пятьдесят – шестьдесят.
Лаура улыбнулась изящному белому домику на затейливой открытке и подняла глаза на меня. Второе взрослое открытие полыхнуло будто искра: Стар не случайно выбрала эту открытку. Лаура не удержалась от вопроса:
– А правда здорово, когда у дома слуховые окошки и широкая веранда? Я сама с удовольствием поселилась бы в таком.
Фил подошел к нам, и Лаура развернула открытку. Брови ее сдвинулись, когда она прочла: «Я надеюсь…»
– Я тоже надеюсь, – сказал я.
– Конечно же… – Лаура поняла меня.
Фил сжал мое плечо, входя в образ начальника. Он работал менеджером контроля качества и дизайна продукции в «ЗМ»[2]:
– Мне плевать, что болтают эти клоуны, но проблема твоя – физиологического характера. Как только найдем толкового врача, мы от нее тут же избавимся.
online-knigi.com
Мистер Икс ~ Проза (Рассказ) ~ Вера Стриж
Мне девять лет, я уже большая. И я уже сама знаю – с кем дружить...С Лизой я дружу по-особенному, не как с другими – я про неё понимаю то, что остальные не понимают.
Она за весь первый год ни с кем в классе не сблизилась, всё одна да одна. Она толстая, её дразнят, особенно на физкультуре...
Когда мы перешли во второй класс, я к ней сама подошла, прямо первого сентября, и предложила вместе сидеть – я и не ожидала, что она так сильно обрадуется...
Мне другие девчонки говорят – ты с ней дружишь, потому что она отличница, а тебе выгодно. Но это неправда – она никогда не даёт списывать. Я два раза пробовала, но она сказала – давай я тебе лучше объясню, ты сама поймешь и всё сделаешь...
Я к ней хожу в гости, меня её мама, Белочка, приглашает. Её так все зовут, и Лиза тоже. Я её, конечно, называю Бэлла Михайловна, а когда она не слышит – Белочка. По имени-отчеству я больше ни одну маму не называю, все остальные мамы – тёти Тани, тёти Гали…
Белочка даёт мне книги, она не говорит – тебе рано. Она мне дала Диккенса, Давида Копперфильда, и я его за полгода прочитала и поняла. Она сказала – Маша, ты можешь у нас взять любую книгу, но сначала покажи мне, а то твоя мама мне голову оторвет.
Я очень люблю, когда Белочка приглашает меня с ними обедать. Они странно едят – мясо с брусничным вареньем – честное слово, я сама видела! Лиза умеет есть с ножом, я тоже учусь.
У Лизы есть своя собственная комната. И когда мы играем, Белочка стучится, чтобы зайти!..
Мы всё время играем, как будто мы сёстры, я – младшая как будто, а Лиза – старшая. И как будто Лиза выходит замуж за мужчину Александра, и мы должны всё придумать – какое платье у неё будет, какое угощение. Когда к нам заходит Белочка, она говорит – девочки, платье нужно такое, чтобы потом его можно было переделать и носить. И вообще, сейчас можно и в брючном костюме кримпленовом, кремового цвета, например. А когда Лиза краснеет, потому что она толстая и знает, что ей не очень будет хорошо в брючном костюме, Белочка говорит – Лиза, а тебе сколько лет? девятнадцать? Так ты уже похудела, я тебе обещаю! И Лиза сразу улыбается и соглашается на брючный костюм.
В Лизиной комнате на стене висит портрет девочки в школьной форме с белым фартуком с крыльями – это Лизина старшая сестра Наташа, которая умерла. А в комнате, где живут Белочка с Лизиной бабушкой, висит портрет мужчины – он очень красивый, этот мужчина, и его зовут Раф. Вернее, звали, потому что он тоже умер – это Лизин папа. Когда Белочка говорит о них, она улыбается, рассказывает смешные истории, связанные с ними – и мне это сначала кажется очень странным, потому что я думала, что нужно плакать и страдать, если кто-то умер – но я так доверяю Белочке, что мне даже начинает это нравиться…
– Девочки, идите мыть руки, – говорит Белочка, – будем обедать. Сегодня я вам обещаю кое-что интересное…
Они всегда обедают в комнате – это мне тоже очень нравится. Бабушка кладет скатерть, ставит красивые тарелки с волнистыми краями.
Лиза немного стесняется бабушки – та плохо говорит по-русски, и объяснения этому сама я придумать не могу, а спросить – не осмеливаюсь. Бабушка часто разговаривает по телефону вообще не по-русски, и тогда Лиза уводит меня подальше и громко начинает рассказывать что-нибудь и смеяться, чтобы заглушить бабушку, и я ей подыгрываю, чтобы она не волновалась.
– Лиза, Маша, садитесь, – Белочка ставит на стол супницу. – Если бы вы были взрослыми, я бы, конечно, не пошла на такое – но вы пока еще маленькие, и поэтому вам можно... Сейчас по телевизору будут передавать Мистера Икса, и вы будете слушать великого Георга Отса. И при этом есть суп. Хоть это и святотатство.
Лиза закатывает глаза – ххосподи.., и Белочка берет её за ухо – ах ты нахальный ребенок!.. Лиза вздыхает. А я не понимаю ни слова – ни про мистера, ни про святотатство.
Я всё время подглядываю за Белочкой, пока идет фильм, хочу понять – где хохотать, где вздыхать; она подбадривающе мне улыбается – не старайся, Машенька, просто слушай – это лучший голос в стране, а какой он человек! Да, и Георг Отс, и его мистер Икс – тоже! Она рассказывает нам сюжет – коротко, понятно, ярко – и мы с Лизой вдруг замечаем, что обе сидим с открытыми ртами, не моргая... и прыскаем, и Белочка смеётся с нами вместе!..
Я иду домой, всё время повторяя – Георг Отс, Мистер Икс, Георг Отс, Мистер Икс… – чтобы не забыть, чтобы удивить маму.
– Маруська, ты где шляешься? Голодная? – мама не подозревает, что я уже другая, что я кое-что познала и сейчас её удивлю…
B вдруг…– Я так Отса заслушалась, что про ребенка собственного забыла, – говорит она папе.
– Ты что, слушала Мистера Отса?.. эээээ… Икса?!..
– Почему ты удивляешься? Конечно, слушала. Я его люблю. Его все любят, он великий. Я неделю ждала. Почему ты расстроилась, Маруська, доченька?
Я не расстроилась. Я чувствую опустошение – правда, я еще не знаю такого слова. Я так обижена, что текут слезы. Почему она не сказала мне, что будет Георг Отс, и что она его знает и даже любит? Почему она не предложила вместе посмотреть и послушать? Почему НЕ ОНА предложила?..
Через полчаса, отрыдавшись, я затихаю, и она потихоньку выуживает, что ж это за трагедия у меня…
– Машенька, тебе трудно сейчас будет мне поверить, но я скажу, – мама укачивает меня, обняв и крепко прижав к груди, как маленькую, а я не сопротивляюсь. – Если бы я тебе даже сказала, ты не обратила бы внимания, усвистала бы всё равно – к Лизе, или гулять… Ну представь, как я тебе говорю – Маруська, не ходи гулять, останься дома, будем слушать Георга Отса, певца моего любимого – ведь усвистала бы?.. ну вот… Мам никогда не слушают... Какое счастье, что у тебя есть Белочка, как я рада, доченька… Тебе понравился Мистер Икс?
– Понравился, – тихо всхлипываю я, – только я не поняла, почему он...
И мама долго рассказывает мне про всех героев, как про настоящих людей, а я еще раз проживаю всё это, и в меня возвращается счастье…
Мне нравится: 0 |
www.litprichal.ru
