Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
LJ Magazine. Журнал русского ордолиберала
Низкооплачиваемая занятость - Журнал русского ордолиберала
Во время споров вокруг минимального размера оплаты труда (МРОТ) одним из доводов против МРОТ является то, что работы с низкой заработной платой являются спасательным кругом для определенной группы работников, а заработные платы складываются в соответствии с идеальными законами рынка. Так ли хорош этот спасательный круг, и какие реально законы действуют на рынке труде в области небольших заработков?
Во многих странах, существование значительного (а зачастую и большего) сектора с низким уровнем заработной платы стало особенностью рынка труда, темой споров в обсуждениях, особенно на фоне увеличения неравенства при росте доходов. Низкооплачиваемые рабочие места, как правило, определяются как работа, за которую платят меньше, чем две трети от медианной или средней почасовой заработной платы по стране. Являясь низкооплачиваемой занятостью, они не обязательно являются следствием неполного рабочего дня. Это определение низкого уровня заработной платы, которое было одобрено международными организациями, как ОЭСР и ЕС, позволяет избежать трудностей, связанных с определением абсолютного уровня низкой заработной платы и дает возможность проводить сопоставления между странами. Хотя используются и другие определения низкого уровня оплаты, например, три нижних дециля, или половина средней распределения заработной платы — рейтинги стран по распространенности или устойчивости низкой и выводы эмпирических исследований являются устойчивыми к использованию альтернативных определений низкой заработной платы.
В 2013 году, примерно один из шести работников с полным рабочим днем в странах ОЭСР получал заработную плату, которая составляла менее двух третей средней заработной платы, и, таким образом, рассматривались в качестве низкооплачиваемых работников. На рис. 1 показано, что распространенность низкой оплаты труда существенно различается по странам ОЭСР. В 2013 году она составляла около 9 или 10% в Финляндии, Швейцарии и Италии доходила до почти 25% в Ирландии, Кореи, и США. С 2003 года распространенность низкой заработной платы возросла в некоторых странах и снизилась в других. В результате средняя величина по странам ОЭСР порядка 17% не сильно изменилась за последние десять лет
Для того чтобы понять низкооплачиваемую занятость и ее последствия, исследования сосредоточились на трех основных вопросах. Во-первых, важно понять факторы, характерные для низкооплачиваемых рабочих мест, т. е. характеристики людей или компаний, которые являются типичными для низкооплачиваемой занятости. Во-вторых, важно знать, имеют ли низкооплачиваемые рабочие места в основном транзитный характер, как правило, и в дальнейшем ведут к повышению оплаты работы, или они, как правило, являются постоянными, и могут ли они привести (неоднократно) к безработице. В-третьих, низкооплачиваемые рабочие места должны быть сравнены с другими доступными альтернативами; особенно интересно определить, что лучше, взяться за низкооплачиваемую работу, или остаться безработным и ждать работу лучше.
Реформы рынка труда и социального обеспечения, реализованные в течение последних 20 лет в большинстве стран ОЭСР, как правило, предполагали, что любая работа, даже если это низкооплачиваемая работа, это лучше, чем быть безработным и связанным с социальным обеспечением. Есть некоторые основания для подобного заключения, особенно если принять, что низкооплачиваемая работа дает хорошие шансы для улучшения оплаты и условий труда сотрудника в будущем. Одним из основных аргументов в пользу принятия низкооплачиваемых рабочих мест является то, что она помогает работнику избежать «эффекта шрама» (scarring effect), связанного с безработицей (когда на работника ложатся последствия безработицы, которые сохраняются в течение долгого времени, действуя как пресловутый «шрам»). Потенциальные работодатели часто рассматривают долгую безработицу как негативный сигнал, что может снизить шансы претендента на получение заманчивых предложений по работе. Во время безработицы люди страдают от обесценения их человеческого капитала, и их предпочтения могут меняться в сторону более досуговой деятельности, что приводит к сокращению предложения труда. Принимая скорее низкооплачиваемую работу, а не ожидая лучшего предложения по работе, люди уменьшают их продолжительность безработицы и, таким образом, вышеупомянутый эффект шрама. Для некоторых групп работников, таких как длительно безработных или низкоквалифицированных, а также тех, выбыл из рынка труда (например, отпуск по уходу за ребенком), низкооплачиваемая работа может быть способом, чтобы повторно вернуться на рынок труда.
Низкооплачиваемая занятость особенно приемлема, если она в первую очередь временная, служит ступенькой к более высокооплачиваемой работе, например, за счет совершенствования трудовых навыков. Если низкая оплата труда это временное состояние, которое распространяется на весь рынок труда, это означает, что неравенство доходов будет общим, по крайней мере, до некоторой степени, между разными людьми в течение их жизненного цикла в сфере занятости. Кроме того, если низкая зарплата это преходящее явление и выступает как ступенька к более высокой оплате, то возможно поддержка адекватной МРОТ (минимальной заработной платы) не так требуется, как в ситуации, когда низкая заработная плата является постоянной и люди могут только получать неадекватный маленькую заработную плату, которая не покрывает элементарных потребностей.
Однако, совершенно другая оценка выходит если низкооплачиваемая занятость склонна к устойчивости, или даже приводит к порочному кругу низкооплачиваемых работ и безработицы (что иногда называют «low-pay no-pay cycle»). Люди могут быть в ловушке рабочих мест низкого качества или загнаны в повторяющиеся периоды безработицы по ряду причин. Например, работодатели могут интерпретировать низкокачественные и низкооплачиваемые работы в трудовом стаже работника как показатель низкий (в будущем) производительности. Этот негативный сигнал должен быть особенно выраженным среди лиц с более высоким уровнем квалификации, уменьшая их шансы на получение работы, которая соответствует их формальной квалификации. Аналогичным образом, накопление человеческого капитала на работе низкого качества часто ограничено, и, вероятно, не намного выше, чем в период безработицы, особенно в сравнении с ситуациями, когда безработные люди проходят тренинги по повышению квалификации от агентств занятости. Для некоторых (квалифицированных) работников, низкооплачиваемая занятость может даже ассоциироваться с ухудшением их человеческого капитала. Кроме того, на рабочем месте искать лучшую работу, вероятно, будет более сложно и менее эффективно, чем при поиске в период безработицы (например, из-за временных ограничений). По этим и другим причинам, опыт низкооплачиваемой занятости может оказать воздействие на возможность сохранения высокооплачиваемой работы или возможность оказаться безработным в будущем —явление, называемое «зависимость от состояния» (state dependence) в литературе.
Если низкая заработная плата становится устойчивой или если это приводит к «low-pay no-pay» циклу, это подразумевает, что низкие заработки концентрируются в той части трудоспособного населения, которые могут быть исключены из людей, которые могут разделить выгоды от экономического процветания. С учетом сказанного, низкая заработная плата отдельных работников не обязательно связана с нищетой для их семей, так как в большинстве случаев низкооплачиваемые люди не являются главными или единственными кормильцами в семье.
Ряд исследований в разных странах пытались выявить людей, которые являются низкооплачиваемыми, а также их особенности. Данные European Community Household Panel (ECHP) от 2001 г. показали, что среди всех сотрудников, распространенность низкой зарплаты в два раза выше для женщин, чем для мужчин [5]. Распространенность низкой оплаты особенно высока для молодых работников, для тех, кто работает по временным договорам, и для работников сельского хозяйства. Вероятность низкой оплаты имеет тенденцию к снижению с увеличением уровня квалификации работника (Рис. 2), однако следует отметить, что (в некоторых странах) значительная часть квалифицированных рабочих вовлечены в низкооплачиваемую занятость. Эти выводы подтверждают и другие исследования для ЕС [4] и для ряда стран, таких как Дания, Нидерланды, Италия и Испания [6]; Германии [7], Великобритания [8] и Австралии [2].
Определив основные характеристики низкооплачиваемых работников, очень важно знать, какие факторы влияют на динамику с низким уровнем оплаты труда; иными словами, остаются ли работники, как правило, на низкооплачиваемых рабочих местах или они могут перейти на более высокооплачиваемую работу? Исследования по ряду стран показывают, что работники на низкооплачиваемых рабочих местах и всего вероятнее остаются в низкооплачиваемой занятости из года в год. Например, данные из ECHP свидетельствуют о том, что, в пятнадцати ЕС странах, примерно половина рабочих, которые были низкооплачиваемыми в 2000 году, были все еще низкооплачиваемыми в 2001 году, в то время как 31% удалось получить зарплату выше порога низкооплачиваемой зарплаты и почти 18% стали безработными [5]. Если взять более длительный период, в пять лет, 30% низкооплачиваемых работников с 1994 оставались в этом состоянии, в то время как 43% удалось увеличить свою заработную плату выше порога (и 27% оказались безработными). Используя тот же набор данных, сравнительный анализ мужчин, работающих в 12 странах ЕС в период 1994-2001 показывает, что вероятность того, что работник останется на низкооплачиваемых работах в течение двух лет, варьируется от 49% (в Испании) до 70% (в Нидерландах) [4]. Авторы исследования отмечают, что в целом в страны с относительно большой долей низкооплачиваемых работников также, кажется, являются странами, где наиболее сложным является выйти из низкооплачиваемой занятости.
Более детальный эмпирический анализ для различных стран показывают, что ряд факторов, влияющих на рынок труда, на переход от низкой к более высокой заработной плате. Они включают в себя индивидуальные качества, а также отраслевые, профессиональные и характеристики среды. Кроме того, общее состояние рынка труда и политика на рынке труда (например, профессиональная подготовка и политика вокруг занятости) могут играть определенную роль.
В отношении индивидуальных качеств работника низкооплачиваемая работа не только распространена больше среди женщин и работников с низкой квалификацией, но шансы, что эти групп способны вырваться из низкооплачиваемой работы, также, как правило, более ограничены [5],[6],[7]. Напротив, молодые рабочие в начале своей карьеры демонстрируют более высокую вероятность продвижения вверх по лестнице зарплаты, чем работники старшего возраста [5],[7].
Особенности нанимающих фирм также являются значимыми с точки зрения шансов перехода низкооплачиваемого работника на более высокооплачиваемые рабочие места. В Германии, шансы являются выше на больших промышленных предприятиях, которые чаще предлагают обучение и другие возможности для работников, чтобы нарастить человеческий капитал, чем меньшие по размеру предприятия [7]. Кроме того, заводы с высокой долей низкооплачиваемых работников оказываются тупиком для отдельных низкооплачиваемых работников, поскольку возможности для роста заработной платы на этих заводах значительно ниже [7]. Отраслевая принадлежность также играет определенную роль; работники сельского хозяйства фактически вряд ли покинут их низкооплачиваемые рабочие места, тогда как работники государственного сектора, кажется, имеют больше шансов на гарантированную высоко оплачиваемую работу в будущем [5].
Интересно, что нет четких свидетельств о том, каким образом общие экономические условия и состояние рынка труда влияют на переход от низкооплачиваемой к высокооплачиваемой занятости. Было сказано, что исследование в пятнадцати ЕС странах указывает на маленькое тормозящее воздействие высокой безработицы на переход от низкой к высокооплачиваемой работе между двумя следующими друг за другом годами (но данный эффект не виден на переходах на периоде трех лет) [5]; кроме того, эмпирическое исследование в Австралии свидетельствует о том, что интенсивность движения между различной рабочей силой и уровнями заработка является ниже во время слабой экономической ситуацией, чем во время сильной [2]. Что касается роли рынка труда и политики компаний в отношении управления людскими ресурсами переход от низкой к более высокой оплате вероятней всего для тех работников, которые прошли подготовку или курсы профессиональной подготовки [4], и в частности для тех, которые получают обучение на рабочем месте [6].
С помощью оценочных моделей, которые учитывают тот факт, что люди, которые принимают низкооплачиваемую работу, являются некоторой отдельной подгруппой, некоторые эмпирические исследования пытались оценить, влияет ли низкая зарплата в течение определенного периода в трудовой карьере действительно на вероятность её/его нахождения в определенном состоянии на трудовом рынке в будущем, даже с учетом качеств работника, которые предрасполагают к низкой заработной плате. Ряд исследований показали, что работа на низкооплачиваемой работе действительно, кажется, влияет на вероятность низкой оплаты, высокой оплаты или безработицы в будущем — феномен, называемый «зависимость от состояния» (state dependence) в литературе. Например, зависимость от состояния низкого заработка встречается во всех 12 странах ЕС, рассмотренных во время сравнительного исследования работающих мужчин, даже с учетом отдельных качеств работника [4]. Зависимость от состояния также нашли в исследовании работников-мужчин в Великобритании, которое сравнивает различные методики оценки вероятности перехода из низкооплачиваемой работы [8]. Еще одно исследование британских мужчин показывает, что низкооплачиваемые рабочие места имеют почти такие же большие негативные последствия на перспективы будущего трудоустройства, как безработица [9], приводя к выводу, что низкооплачиваемые рабочие места являются источником восполнения безработицы в Великобритании.
Напротив, более поздние свидетельства за пределами Великобритании показывают, что, несмотря на то, что существует существенный эффекта шрама от безработицы, низкооплачиваемая работа, как правило, способствует улучшению занятости работников и перспектив их доходов по сравнению с безработицей. Два австралийских исследования ясно дают понять, что могут присутствовать оба эффекта от низкооплачиваемой работы - зависимость от состояния и временное пристанище (stepping stone effect) [2],[10]: работники на низкооплачиваемых рабочих местах с большей вероятностью попадут в низкооплачиваемую занятость в будущем по сравнению с людьми, которые оказываются вне рынка труда, безработными, или получают больше зарплату. Однако, низкооплачиваемые работники также более вероятно перейдут к более высокой оплате в будущем, чем те, кто являются безработными или те, кто вне рынка труда. В случае с Германией два исследования показывают, что шансы получить выше заработную плату соглашаясь на низкооплачиваемую работу улучшаются наиболее сильно для тех, кто имел длительные периоды безработицы, и для тех, кто менее квалифицирован [11]. С другой стороны, для лиц со средним или высоким уровнем квалификации, риск безработицы в будущем не будет значительно снижен при согласии на низкооплачиваемую работу, не безработицей [1]. Последний результат означает, что в отличие от австралийского исследования это исследование показывает менее сильный ущерб от низкооплачиваемой занятости для более образованных работников [10].
В случае с женщинами, которые составляют непропорционально большую часть низкооплачиваемых работников, другое исследование для (Западной) Германии показывает явную зависимость от состояния для низкооплачиваемой занятости: малооплачиваемая работа уменьшает вероятность найти высокий заработок в будущем, и этот негативный эффект особенно силен для неполного рабочего дня. Только для работников, работающих неполный рабочий день, низкооплачиваемая работа также повышает риск остаться без работы в последующее время. В отношении перспектив заработной платы в будущем, однако, у низкооплачиваемых женщин оказываются значительно лучше шансы, чем у безработных или экономически неактивных женщин. Авторы исследования утверждают, что для женщин работа с низким уровнем заработной платы может помочь избавить их от безработицы и, что лучше выбрать эти рабочие места, чем оставаться безработным в ожидании лучшей работы [3]. Австралийское исследование предоставляет подтверждающие доказательства, что низкооплачиваемая работа всегда предпочтительнее, чем безработица, для женщин [10].
Аккуратная интерпретация эмпирических данных по ряду стран, таким образом, позволяет сделать три основных вывода. Во-первых, есть некоторые свидетельства о зависимости от состояния относительно низкооплачиваемой работы во многих странах. Низкооплачиваемая занятость сегодня, как представляется, имеет реальное влияние на вероятность оказаться на низкооплачиваемой работе (а также на вероятность оказаться на высокооплачиваемой или безработным) в будущем. Однако, поскольку наблюдаемая зависимость от состояния не обязательно означает причинно-следственную связь (например, из-за проблемы выбора, проблемы оценки, и отсутствие данных), определенная осторожность с интерпретацией явно необходима. Во-вторых, хотя, как выясняется, вертикальная мобильность в обществе ограничена, низкооплачиваемая занятость не является бесконечным опытом или тупиком для всех низкооплачиваемых работников. Низкооплачиваемые рабочие места могут выступать в качестве ступеньки для улучшения заработка для определенных групп работников. В-третьих, эмпирические данные о существовании low-pay no-pay цикла неоднозначны: в сравнении с высокооплачиваемыми рабочими местами некоторые исследования показывают, что низкооплачиваемая работа повышает риск остаться без работы в дальнейшем и, что это касается конкретных групп работников [3], [9], [10]; в то время как в других исследованиях [2] или для других демографических групп [10] эта связь не наблюдается.
Комплексный подход по улучшению шансов низкооплачиваемых работников на рынке труда должен основываться на двух принципах: во-первых, должна быть принята расширенная стратегия на основе активной политике на рынке труда и непрерывном инвестировании в образование и обучение; это может усилить позицию работников по соглашениям с работодателями и увеличить их шансы перейти на лучшую работу. Этот подход должен быть дополнен второй стратегией продвижения так называемых «хороших фирм», которые больше инвестируют в повышение квалификации своих работников, являются более продуктивными, и обеспечивают больше шансов на высокооплачиваемую работу. В более широком смысле, это требует создания хорошо функционирующей деловой среды, в которой предприятия с высокой производительностью процветают, в то время как бизнес, опирающийся на дешевую рабочую силу, оставляется за бортом. Об особенностях влияния МРОТ на рынок труда, которые могут в этом помочь, будет рассказано в одном из следующих постов.
[1] Mosthaf, A. "Do scarring effects of low-wage employment and non-employment differ between levels of qualification?" Scottish Journal of Political Economy 61:2 (2014): 154−177. DOI: 10.1111/sjpe.12039 [2] Cai, L. "State-dependence and stepping-stone effects of low-pay employment in Australia" Economic Record 90:291 (2014): 486−506. DOI: 10.1111/1475-4932.12139[3] Mosthaf, A., Schank, T., Schnabel, C. "Low-wage employment versus unemployment: Which one provides better prospects for women?" IZA Journal of European Labor Studies 3:21 (2014): . DOI: 10.1186/2193-9012-3-21[4] Clark, K., Kanellopoulos, N. C. "Low pay persistence in Europe" Labour Economics 23: (2013): 122−134. DOI: 10.1016/j.labeco.2013.04.014[5] European Commission Employment in Europe, Luxembourg: European Commission, 2004.[6] Blázquez Cuesta, M., Salverda, W. "Low-wage employment and the role of education and on-the-job training" Labour 23:S1 (2009): 5−35. DOI: 10.1111/j.1467-9914.2008.00431.x [7] Mosthaf, A., Schnabel, C., Stephani, J. "Low-wage careers: Are there dead-end firms and dead-end jobs?"Journal for Labour Market Research 43:3 (2011): 231−249. DOI: 10.1007/s12651-010-0036-4[8] Cappellari, L., Jenkins, S. P. "Estimating low pay transition probabilities accounting for endogenous selection mechanisms" Journal of the Royal Statistical Society Series C (Applied Statistics) 57:2 (2008): 165−186. DOI: 10.1111/j.1467-9876.2007.00607.x [9] Stewart, M. "The inter-related dynamics of unemployment and low pay" Journal of Applied Econometrics22:3 (2007): 511−531. DOI: 10.1002/jae.922[10] Fok, Y. K., Scutella, R., Wilkins, R. "The low-pay no-pay cycle: Are there systematic differences across demographic groups?" Oxford Bulletin of Economics and Statistics 77:6 (2015): 872−896. DOI: 10.1111/obes.12084 [11] Knabe, A., Plum, A. "Low-wage jobs—Springboards to high-paid ones?" Labour 27:3 (2013): 310−330. DOI: 10.1111/labr.12015Источник:Low-wage employment. Claus Schnabel
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
Мировой слон - Журнал русского ордолиберала
Из всех наши главных авторов у Пегги Нунан были наиболее глубокие размышления на тему антиправительственных настроений, охвативших нашу политическую среду. В колонке "Как мировые элиты оставляют своих соотечественников", она указала на центральный вопрос. Простые люди в Германии, Великобритании, Франции, Америке и других странах не просто испытывают проблемы от экономической глобализации. Они не просто реагирует на культурные изменения, которые часто происходят из-за иммиграции. Они теряют доверие к тем, кто правит.
Как Нунан выразилась, за последнее поколение было “некое историческое разделение между верхом и низом на Западе, которого не было в более спокойные недавние времена ”. Верхи общества не разделяют интересы тех, кому повезло меньше. “По своей сути это не только разделение, но отсутствие интереса к жизни своих земляков, тех, кто не за столом, и кто понимает, что они были оставлены из-за эгоизма их лидеров и сумасбродной показной добродетельности.”
Я написал об этом явлении в контексте США. Поразительно, как часто наше руководство, как справа, так и слева, пинают вниз. Консерваторы называют половину американцев “халявщиками”. Либералы называют их “ханжами”. Я не могу подсчитать количество колонок, которые Брет Стивенс написал в последние шесть месяцев, выражая безоговорочный ужас от невежества и тупости избирателей-республиканцев, которые имеют неосторожность отказать в политической мудрости им лучшим.
Нунан признает, что у нее не хватает достаточно ума понять этот разрыв между лидерами и возглавляемыми. Я тоже пытаюсь понять. Как Нунан говорит, странно, “что наша элита уже отказалась или отказывается от идеи, что они принадлежат стране, что у них есть связи, которые возлагают на них ответственность, что они должны испытывать чувство преданности к своему народу или, по крайней мере, уважение.”
По-человечески, да, это смотрится странно. У нас есть потребность в принадлежности к чему-либо. Лояльность-это естественный человеческий порыв. Но недавняя книга международного экономиста Бранко Милановича «Глобальное неравенство: новый подход в эпоху глобализации» помогла мне понять некоторые движущие силы, которые толкают лидеров от простых людей.
Миланович обращает внимание на “график-слона”, так называемого потому, что он похож на неповоротливое тело слона, поднимающего хобот. На горизонтальной оси мы видим глобальное распределение доходов. Граждане очень бедных странах на задней части слона. Их средний доход довольно низкий. Те кто на хоботе слона - граждане развитых стран. Вертикальная ось диаграммы - темпы роста доходов. Здесь мы видим очень показательную историю. В развивающихся экономиках родился новый средний класс, который наблюдал быстрый рост доходов. Между тем, в богатых странах ситуация расходится. Рост заработной платы среднего класса замедляется в условиях глобализации, в то время как зажиточные наблюдали рост.
Рисунок - Изменение доходов с 1988 по 2008 год в зависимости от уровня доходовБольшая часть истории, которую показывает этот график, хорошо известна. Мы слышали много о неравенстве доходов в последние годы. Но если смотреть на весь мир, то видно немного больше. Те, кого Нунан называют “защищенными”, то есть богатые и влиятельные на Западе, имеют с растущим средним классом в развивающихся странах заметную гармонию в интересах. Обе когорты получают выгоду от новой глобальной системы. Но средний класс на Западе теряет свои позиции.
Если коротко, то глобальная система, которая привержена свободному движению рабочей силы, товаров и капитала, хорошо работает для лидирующего класса в Европе и Северной Америке, как и для рвущихся рабочих из Китая, Индии и других странах. Она не работает для среднего класса на Западе также хорошо. Таким образом, на Западе возглавляемые перестали разделять экономические интересы своих лидеров.
Естественно, поэтому, видеть раскол. Мы грешные человеческие создания. Мы часто приходим к заключениям, которое подходят нашим интересам. Когда дело доходит до роста национализма в Европе, элиты там видят многое. Они не интерпретируют растущую новую поддержку правых партий, как выражение патриотического угара, они видят патриотическую риторику как прикрытие, в лучшем случае, экономического разочарования, но чаще расизма и ксенофобии.
Что элиты не видят - как их собственные интересы прикрыты космополитическим идеализмом. Нунан отмечает, что немецкая элита хвалит себя за морально правильное решение Ангелы Меркель принять миллионы мигрантов-мусульман. Правда, но они изолированы от последствий. И более чем изолированны, они выиграют от снижения расходов на оплату труда.В конце концов, график-слон предсказывает большие перемены в демократической политике на Западе. Элиты сейчас крайне заинтересованы в ослаблении национального государства, и тем самым уменьшении силы избирателей, перед кем они несут ответственность. Радикальная идеология открытых границ является одним из способов сделать это. Другой способ-усилить власть международных судов по правам человека. Через десять лет я легко могу себе представить решения, которые задавят националистическое большинство, которое считается “непрогрессивным”.
Но мне не нужно взывать к будущему. По крайней мере, поколение, самых элитных колледжей и университетов явно теперь позиционируют себя как глобальные институты. Следовательно, они больше не подотчетны национальным интересам Америки. Их миссия более благородна: мировые интересы. Та же динамика повторяется в корпоративном мире. Силиконовая долина отвечает миру, а не Америке.
Остается незамеченным тот факт, что глобальная миссия обесценивает интересы не-элиты в Америке. Удобные теории о врожденном расизме простых людей красиво дискредитируют их мнение. Манипулируемый мульти-культурализм может быть использован в этом ключе или разрушить патриотические привязанности. Между тем, строгий утилитаризм говорит нам, что гражданство-это конструкция предназначенная для защиты “ренты”. Простые люди чувствуют себя брошенными и разочарование растет, способствуя росту сегодняшнего популизма.
Нунан права. Раскол между лидерами и возглавляемыми-это “нечто большее”. Экономические силы, способствующие этому расколу, являются мощными. Идеологическая поддержка—высоконравственный космополитизм, гибкий мульти-культурализм, и теперь доминирующее утилитарное мышление— является сильной. Как я написал в другом месте, шансы, что демократической эпохе придет конец, высоки. График-слон предполагает, что в будущем будет одна империя.
Источник:R.R. Reno. THE ELEPHANT IN THE ROOM / First things
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
Эмиграция из России в конце XX – начале XXI века
1. Российская статистика эмиграции охватывает только незначительную часть граждан, выезжающих на постоянное место жительства. С 1989 по 2015 год, по данным Росстата, Российскую Федерацию покинуло около 4,5 млн. человек. По данным зарубежной статистики на 2015 год в самых миграционно популярных у россиян странах проживает около 1,5 млн. человек, граждан России. Это без учета уже получивших новое гражданство, нелегальных мигрантов и тех, кто фактически живет «на две страны», имея российское гражданство, въезжая по визам. При этом данные национальных статистических служб зарубежных стран о ежегодном въезде россиян многократно превышают цифры Росстата об эмиграции из России. Эти данные ставят под сомнение величину миграционного прироста и, как следствие, цифры общего прироста населения Российской Федерации. Также можно констатировать: для получения реального представления о масштабах эмиграции из России ежегодные данные Росстата необходимо корректировать в 3-4 раза в сторону увеличения. Например, согласно данным немецкой статистической службы за период 2011-2014 года в Германию иммигрировало немногим менее 97 тысяч человек, а по данным Росстата - 16,3 тысячи человек.
Рисунок 1. Численность выбывших из России (всего, тыс. человек).
Источник: Федеральная служба государственной статистики РФ. Здесь в общее число выехавших из России попадали не только граждане РФ, но и иностранцы, например, имеющие вид на жительство.
Рисунок 2. Динамика эмиграции из России в 2004-2014 гг.
Источник: Федеральная служба государственной статистики РФ
Рисунок 3. Разница между данными Росстата и Министерства алии и абсорбции Израиля по эмиграции российских граждан в Израиль
2. По данным официальной российской и зарубежной статистики, эмиграционный поток имеет высокие показатели качества человеческого капитала – высокий образовательный и профессиональный уровень, молодой возрастной состав. Очевидно расширение географии регионов выезда из России, рост показателей эмиграции в приграничных регионах, а также из субъектов, имеющих самые высокие макроэкономические показатели.
Рис. 5 Распределение регионов РФ по количеству эмигрировавших на 10000 человек постоянного населения в 2014 г.
3. Можно назвать несколько наиболее важных мотивов, подталкивающих к выезду из России. Они отражают одновременное воздействие как выталкивающих, так и притягивающих обстоятельств.
Социально-экономические мотивы - выталкивающие:-нестабильные экономические условия ведения бизнеса, волатильность национальной валюты, риск внешних и внутренних «шоков» для экономики;-проникновение во все сферы экономической деятельности криминальных подходов регулирования взаимоотношений участников рынка. Отсутствие реальной конкуренции, высокий уровень коррумпированности в институтах предпринимательской, финансово-кредитной и инвестиционной деятельности;-возрастающие риски для личной и предпринимательской безопасности, связанные с одним из самых высоких в мире уровней коррумпированности бюрократии и правоохранителей. Неблагоприятность условий ведения малого и среднего бизнеса;-относительно низкий уровень официальной заработной платы, необходимость поиска дополнительных источников доходов, контактов с криминальными структурами, совершения различных правонарушений с целью роста материального благосостояния;-низкие бюджетные расходы на науку, имеющие тенденцию к снижению расходы на образование и медицину, вызывающие деградацию этих важнейших областей экономической и социальной жизни общества. Их реформирование, приводящее к снижению качества и количества бесплатных социальных услуг и, соответственно, к снижению качества жизни, к ограничению возможностей творческого и исследовательского развития;-отсутствие или слабые возможности для продвижения по социальной лестнице без наличия поддерживающих родственных или дружеских связей в структурах, обеспечивающих движение вверх социальных лифтов;-сигналы, подаваемые «сверху», об отсутствии внутри страны возможностей для роста благосостояния занятых в социальной сфере и сегментах реальной экономики.
Социально-политические - выталкивающие:-сочувствие оппозиционным взглядам;-опасность открытого участия в протестных мероприятиях в связи с угрозой подвергнуться преследованиям из-за своей общественно-политической позиции;-cлабость и невостребованность институтов гражданского общества;-недоверие населения к институтам правоохранительной и судебной систем.
Внешние факторы – притягивающие:-наличие в странах-реципиентах спроса на высококвалифицированных работников, предпринимателей, специалистов, исследователей, получающих там более реальные возможности для улучшения качества жизни;-благоприятный предпринимательский климат, прозрачные условия ведения бизнеса, гарантии неприкосновенности частной собственности;-расширение круга принимающих для обучения государств;-развитая социальная инфраструктура, доступность социальных услуг.
4. Обобщая данные социологических опросов, можно утверждать, что доля лиц имеющих высокие миграционные установки колеблется в диапазоне от 8 до 23%. Наиболее высокие показатели доли лиц, желающих навсегда эмигрировать из России, наблюдаются у молодых людей с высшим образованием и у лиц среднего возраста с высшим образованием; у лиц, проживающих в крупнейших (Москве, Санкт-Петербурге) и крупных городах от 250 тыс. до 1 млн. человек. Самый высокий уровень эмигрантских настроений среди студенческой молодежи. Реализуется этот потенциал через учебную и трудовую эмиграцию.
5. Для России, как малонаселенной страны (средняя плотность населения 8 человек на кв. км), эмиграция приобретает всё более опасный характер из-за потерь её демографического, социально-экономического и интеллектуального капитала.
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
Чего не может делать монетарная политика
Последователи Глазьева часто ссылаются в защиту собственных идей на опыт западных стран по восстановлению экономического роста через наращивание денежной массы. Однако, идеи глазьевцев вступают в противоречие с взглядами тех, кто непосредственно проводил эту денежно-кредитную политике на Западе, на то, как монетарная политика влияет на рост экономики. Ниже представлена статья главы центрального банка Мальты Марио Велла, где кратко объясняет цели и возможности центрального банка. Здесь следует отметить, что Глава Центрального банка Мальты является одним из 19 членов Генерального Совета Европейского центрального банка и принимает участие в разработке денежной политики для еврозоны в целом.Денежно-кредитная политика в еврозоне направлена на поддержание стабильности цен. Согласно соглашению это главная цель Европейского центрального банка. В свою очередь, Генеральный Совет принял более точное количественное определение своей цели. Целью является годовой темп инфляции «ниже, но близкий к 2% в среднесрочной перспективе», измеряемый для еврозоны в целом.Среднесрочная ориентация денежно-кредитной политики имеет важное значение, поскольку в краткосрочной перспективе фактическая инфляция может колебаться из-за временных факторов, таких как всплески цен на нефть или изменений в косвенных налогах.С точки зрения классической экономики деньги нейтральны. Согласно этой точке зрения количество денег в экономике влияет на номинальные переменные, такие как уровень цен, обменный курс и номинальная процентная ставка. Однако, изменения денежного предложения не влияют на реальные переменные, такие как объемы производства, доходы и относительные цены. Денежно-кредитная политика в рамках этой теории не имеет никакого эффекта на реальную экономику вообще.Сегодня большинство экономистов считают, что нейтральность денег касается только долгосрочной перспективы. В долгосрочном периоде экономика достигает равновесного состояния равновесия с объемом на уровне потенциальных возможностей. Любое увеличение денежной массы в этот момент, когда экономика работает на полную мощность, просто поднимает цены. Это видно во время эпизодов гиперинфляции, когда быстрое увеличение денежной массы приводит к постоянно растущим потребительским ценам.В долгосрочной перспективе объем товаров и услуг, который экономика может произвести, зависит от основного капитала, размера рабочей силы и производительности факторов производства. В устойчивом состоянии, все эти факторы находятся вне денежно-кредитной политики. Учитывая, что денежно-кредитная политика не может определять долгосрочные значения реальных экономических переменных, то следует аргумент, что лучше позволить денежно-кредитной политике сосредоточиться на том, что она действительно может контролировать, а именно номинальных переменных или, другими словами, ценах.Таким образом, первое утверждение: по большому денежно-кредитная политика не может повлиять на реальное экономическое развитие в долгосрочной перспективе. Потенциальный объем производства экономики в долгосрочной перспективе зависят от структурных особенностей экономики, в том числе демографического развития, доли занятых на рынке труда, уровня образования и эффективности на товарных рынках и рынке труда. Он также зависит от перехода сбережений в инвестиции, то есть правильного функционирования банков и финансовых рынков. Успех в этих сферах зависит от органов управления, в частности правительства, которое может проводить структурные реформы и часто играют главную роль в обеспечении образования.Так что же денежно-кредитная политика может на самом деле делать? В краткосрочной перспективе у денежно-кредитной политики, тем не менее, есть роль. Воздействуя на совокупный спрос, она может защитить экономику от воздействия неблагоприятных шоков. Таким образом, она может ограничить волатильность объемов выпуска исходя из их долгосрочной перспективы или потенциального уровня. Кроме того, поддерживая спрос в краткосрочной перспективе, она может предотвратить укоренение циклического спада в экономике. Если такой спад сохраняется, то экономика рискует получить долговременные повреждения в виде безработных, выпавших с рынка труда, например, или потери необходимых трудовых навыков. В этом смысле, денежно-кредитная политика может защитить экономику от структурных повреждений и помочь избежать постоянных потерь по отношению к потенциальному объему производства.Как, например, ЕЦБ действовал в условиях кризиса – тех самых шоков? В конце 2008 года ЕЦБ столкнулся с ситуацией, при которой фирмы, домохозяйства и правительства несли чрезмерные долги, в то время как банки вынуждены были сокращать свое кредитное плечо. С крахом Леман Бразерс непосредственной проблемой была нехватка ликвидности и развал денежного рынка. Это угрожало здоровью экономики еврозоны в целом снижением производства, ростом безработицы и ослаблением инфляционного давления. В ответ, между октябрем 2008 и маем 2009 года, Генеральный Совет снизил ключевые процентные ставки на 275 базисных пункта, доведя ставку по основным операциям рефинансирования вплоть до 1.0%. Многие из этих мер были приняты в согласовании с основными центральными банками мира.В нормальных экономических условиях, такое снижение краткосрочных процентных ставок быстро передается на банковские ставки для кредитования и депозитов. В свою очередь более низкие процентные ставки стимулируют домохозяйства и фирмы больше потреблять и инвестировать, поддерживая совокупный спрос напрямую. Кроме того, снижение процентных ставок на евро-деноминированные активы ведет к снижению курса евро, стимулируя экспорт. Такая плавная передача импульсов от денежно-кредитной политики на реальный сектор экономики критически зависит от состояния финансовой системы. В Европе это в первую очередь банки. И поскольку банки сами были в беде, влияние этих мер денежно-кредитной политики было гораздо слабее, чем должно было быть.Очередная волна финансового кризиса в Европе ударила в 2010 году. Напряженность на финансовых рынках выросла в результате растущих опасений рынка по поводу устойчивости государственных финансов особенно в Греции. Тесные связи между банками и их странами привели к вредному влиянию, которое, в конечном счете, охватило Ирландию, Португалию и Кипр – всем из них потребовались международные программы спасения. Банковских систем в уязвимых странах потеряли доступ к финансированию, финансовые посредники отступили за национальные границы и рынки стали делать ставку на распад еврозоны.В июле 2012 года, Президент Драги объявил, что ЕЦБ сделает «все возможное» для сохранения целостности еврозоны. Это заявление последовало в сентябре с запуском программы прямых денежных операций (Outright Monetary Transactions programme), направленной на стабилизацию волнующихся рынков суверенных облигаций. Можно утверждать, что в отсутствии ясного политического ответа ЕЦБ вышел за пределы нормальной денежно-кредитной политики, чтобы противостоять угрозе существования самой еврозоны. Хотя сама программа не была активирована, тот факт, что она был принята снизило напряженность на финансовых рынках и риски распада зоны единой валюты отступили.Экономическая активность начала восстанавливаться в середине 2013 года. С тех пор реальный ВВП в еврозоне постоянно увеличивался, и до второй половины 2015 года достиг своего докризисного уровня. Тем не менее, уровень безработицы в еврозоне остается относительно высоким, хотя упал с пикового уровня выше 12% в 2013 году до уровня ниже 10% в 2017.На фоне наметившегося восстановления, и с очищением банками своих балансов и ограничением кредитования в еврозоне у инфляции начался затяжной тренд к снижению. Инфляция в еврозоне евро снизилась в 2014 году до 0,4%, ноль в 2015 году и лишь 0,2% в прошлом году. На этих значениях уровень инфляции значительно ниже целевого уровня ЕЦБ. Действительно, к середине 2014 дефляционное давление в еврозоне евро было очевидным. Были опасения, что инфляционные ожидания, которые до тех пор были прочно закреплены, могли открепиться. Это привело бы к самоподдерживающей дефляционной спирали, что повлекло бы за собой дальнейшее ослабление экономики еврозоны.На данном этапе, проводимая денежно-кредитная политика столкнулась с еще одним препятствием. Как мы видели, в мае 2009 года Генеральный Совет сократил основную ставку рефинансирования до 1,0%. Основная ставка рефинансирования была снижена до 0,25% в ноябре 2013 года, в то время как ставка по средствам овернайт депозитов ЕЦБ была сведена к нулю. Генеральный Совет в настоящее время сталкиваются с дилеммой: хотя экономическая ситуация требовала дальнейшего монетарного стимулирования, официальные процентные ставки не могли падать дальше. Номинальные процентные ставки не могут упасть ниже нуля. В противном случае домохозяйства и фирмы будут просто изымать деньги из банковской системы и удерживать денежные средства. Эта «нулевая нижняя граница» является еще одним сдерживающим фактором для денежно-кредитной политики и ограничение, которые не было предусмотрено, когда структура денежно-кредитной политики в еврозоне была разработана.В ответ на это ЕЦБ осуществил ряд нестандартных мер. Во-первых, следуя примеру других центральных банков, Генеральный Совет сместил ставку овернайт депозитам в отрицательную зону, ставка по основным операциям рефинансирования до ноля. Во-вторых, ЕЦБ запустил, а затем продлил, программу покупки активов, толкая вниз доходность по долгосрочным суверенным облигациям и снижению стоимость заимствований для частного сектора также. В-третьих, ЕЦБ начал предлагать банкам серию операций по целевому долгосрочному рефинансированию на более благоприятных условиях, стимулируя их к кредитованию частного сектора. Эти меры были направлены на стимулирование экономической активности, предотвращение угрозы дефляции и повышение уровня инфляции в сторону целевого уровня - ниже, но близко к 2%.Эти нетрадиционные меры являются инструментом по обеспечению дополнительной помощи для экономики и предотвращению самоподдерживающегося падения инфляции. Однако хотя деловая активность укрепляется, инфляция еще не достигла цели ЕЦБ. Базовое инфляционное давление остается сдержанным. Генеральный Совет по-прежнему считает, что такая адаптивная денежно-кредитная политика должна проводиться до тех пор, пока устойчивая корректировка в траектории инфляции не будет достигнута. До настоящего момента мы не имеем достаточных доказательств того, что мы достигли этой критической точки.Из выше сказанного возникает второе утверждение. Из-за существования нулевой нижней границы гораздо проще для денежно-кредитной политики бороться с инфляцией путем повышения процентных ставок, чем бороться с дефляцией, снижая их. Хотя центральные банки во всем мире использовали ряд нестандартных мер по стимулированию экономической активности и подъему инфляции к целевому значению, на практике это оказалось крайне сложным.Кроме того, как я указывал ранее, институциональная структура еврозоны исключает самый простой инструмент политики, стимулирующий повышение инфляции, а именно монетизацию бюджетных дефицитов. Более того, в еврозоне в целом денежно-кредитная политика была долгое время «единственной забавой в городке». Со многими государствами, отягощенными чрезмерным долговым бременем, для фискальной политики, которая могла бы сыграть свою роль в поддержании денежно-кредитной политики в стимулировании экономики, не было места. Скорее всего, для многих стран фокусирование на мерах жесткой экономии подразумевало, что денежно-кредитная политика и фискальная политики действовали вразнобой. К сожалению, те страны еврозоны, которые имели пространство для маневров, предпочли не делать этого.
Таким образом, денежно-кредитная политика сама по себе не может обеспечить весь спектр желаемых экономических результатов. Когда она сопровождается взаимодополняющей и последовательной фискальной политикой, а также хорошо продуманными структурными реформами, тогда денежно-кредитная политика может заниматься своим главным вопросом ценовой стабильности при сохранении экономической активности и занятости близкими к своим потенциальным уровням.
Источник:Mario Vella: What monetary policy cannot do
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
Заблуждения вокруг борьбы с неравенством
Вокруг проблемы неравенства регулярно возникают споры. В то время как одни указывают на несправедливость неравенства и призывает к решению данной проблемы, другие стоят на позиции, что неравенство является естественным и выступают против искусственных мер борьбы с ним.
Как правило, противники борьбы с неравенством ссылаются на жизненный опыт. Ни для кого не является секретом, что люди имеют разные качества и таланты. И как жизнь показывает, талантливые и трудолюбивые люди достигают большего успеха. И если кто-то не доволен своим доходом, то ему советуется больше учиться и работать. И кажется вполне логичным, что стремление бороться с неравенством идет против самой природы. Но все немного сложнее. Непонимание со стороны противников борьбы с неравенством возникает из-за трех следующих связанных друг с другом заблуждений и мифов:- Личный опыт показателен- Неравенство справедливо, поскольку положительные качества, такие как талант и усердие, играют ключевую роль- Борьбой с неравенством стоит на идее уравниловки
За последнее время изменились взгляды экономистов на многие процессы в обществе, и это касается неравенства. Три указанных момента в большей степени связаны с принятыми в прошлом взглядами. Но результаты последних исследований открывают новые нюансы.
1. Личный опыт не показателен
Мы часто наблюдаем в жизни, что те, кто талантлив и упорно работает, вознаграждаются. В результате многие приходит к мысли, что неравенство в обществе является справедливым. Но люди упускают то, что мир, который доступен им для наблюдения, ограничен, и они получают искаженную картинку.
Недавние исследования среди американцев показали: респонденты, как правило, считают, что 1/5 населения обладает 60% общего богатства, тогда как на самом деле эта группа владеет приблизительно 85%.
Рис.1. Реальное (Actual), Воспринимаемое (Estimated), Желаемое (Ideal) распределение имущества по 20% группам по доходам
Американцы не только неверно воспринимают уровень неравенства, но они недооценивают и изменения. Только 42% американцев полагают, что неравенство выросло за прошедшие 10 лет, в то время как на самом деле его рост был буквально тектоническим. Такое неверное восприятие очевидно также и во взглядах на социальную мобильность. Несколько исследований подтвердили, что представления о социальной мобильности слишком оптимистичны.
Исследования по разным странам показывают, что существует обратная корреляция между уровнем неравенства и представлениями о неравенстве и справедливости. Одно из предполагаемых объяснений сводится к тому, что когда неравенство настолько масштабно, как в США, оно становится менее заметным – возможно потому, что люди с разными доходами и состояниями просто не взаимодействуют и не сталкиваются друг с другом в жизни и по работе.
Как показывают исследования, люди могут не замечать усиления неравенства, поскольку его уровень не меняется внутри компаний, но меняется между ними. На это указывает экономист Питер Орзаг в статье «Люди не являются неравными, компании являются» Он отмечает, что разброс по доходности капитала по компаниям резко возрос с 90-х годов.
Рис.2. Доход от инвестиций исключая нематериальные активы для публично-торгуемых нефинасовых компаний в США (для разных персентелей компаний по доходности)
Очевидно, как указывает Питер Орзаг, что некоторая часть от больших доходов достается работникам. Все это может объяснить почему зарплаты становятся все более неравными. При этом зарплаты становятся более неравномерными не внутри компаний, а между ними. В уже в другой своей статье «Что реально вызывает неравенство доходов» он ссылается на работу экономистов из Национального Бюро экономических исследований. Экономисты проанализировали изменение зарплат с 1978 по 2012 год в различных компаниях в США. Они нашли, что несмотря на то, что зарплата у верхнего высокооплачиваемого 1% населения возросла по сравнению с 1982 годом, они получают сейчас даже меньше относительно средней зарплаты в их фирмах. «Верхние доходы растут не внутри фирм, а фирмы, платящие больше, теперь платят еще большие зарплаты. Это возможно делают неравенство более незаметным, поскольку люди не видят роста неравенства среди своих сослуживцев».
Рис.3. Изменение неравенства в зарплатах (А) в общем, (В) между фирмами, (С) внутри фирм
2. Не только положительные качества, такие как талант и усердие, оказывают влияние на неравенство
Как показывают исследования, значительное неравенство возникает в том числе благодаря факторам, которые могут расцениваться как негативные, такие как кронизм и изъяны рынка. Эти факторы отрицательно влияют на развитие экономики в целом. Кроме этого, большая часть богатств в современно мире передается через наследование. Для наследника не требуется обладать талантами и усердно работать для получения имущества. Оценки показывают, что современный мир сложно назвать меритократическим и существующее неравенство не определяется полностью талантом и работой.
3. Борьбой с неравенством не стоит на идее уравниловки
Идею уравниловки, пожалуй, еще можно было приписать сторонникам коммунизма, но не современным экономистам, сторонникам борьбы с неравенством. Однако, и в коммунистических государствах доходы были распределены неравномерно, уровень зарплат менялся в зависимости от квалификации и занимаемой должности.
Многие, кто боятся уравниловки, указывают на то, что в большой части общества идея уравниловки может иметь поддержку. Но, как показывают последние исследования, и это не так. В последнее время в связи с обсуждениями вопроса увеличения налогообложения на доходы богатых были проведены различные работы касательно отношения общества к неравенству. Как показывают эти исследования, идея более прогрессивной системы налогообложения навряд ли найдет сильную поддержку, а наличие неравенства в целом воспринимается положительно в обществе.
Например, одной из таких работа в этом направлении является исследование Мэттью Вайнцирля. Он провел опрос нескольких сотен людей. Людям предлагалось рассмотреть ситуацию, в которой через подкидывание монеты определяется кто из двух человек будет персоной А, а кто персоной Б. Персона А получает 60 тыс. Долларов, а персона Б 30 тыс. долларов. Оба должны выплатить часть из полученных денег так, чтобы в сумме было 18 тыс. долларов. При этом один из людей может выплатить более 18 тыс. долларов, в этом случае дополнительная часть денег будет выплачена другому человеку.
Как отмечает Мэттью, стандартная модель оптимальной налоговой политики дает ясный ответ с точки зрения полного выравнивания доходов – персона А должна заплатить 24 тыс долларов, поскольку просто удача («brute luсk») в результате подкидывания монеты не дает оснований более удачливому человеку сохранить большую сумму денег. Но, как показали результаты, респонденты оказались не склонны к эгалитарности. Более 75% респондентов выбрали варианты, которые не выравнивают полностью размеры получаемых денег людьми. Таким образом, люди даже в большинстве своем считают справедливым неравенство, возникающее из-за простой удачи, а не таланта и труда.
Рис.4. Сколько должна заплатить персона А
Источник: Matthew Weinzierl "Popular acceptance of inequality due to brute luck and support for classical benefit-based taxation" VOXEU
Согласно результатам опросов другой работы американцы предполагают, что идеальным неравенством в обществе было бы если 20% самых богатых владели 30% имущества, а в руках 20% самой бедной части населения было бы 10% имущества (см. рис.1).
Серьезного запроса в обществе на полную уравниловку и нет. Современные же экономисты, которые акцентируют на проблеме неравенства, также не ищут путей полной уравниловки. Ими всегда отмечается положительную роль неравенства, как стимулирующего инициативу фактора. Все сводится к вопросу: какой уровень неравенства является справедливым и как устранить чрезмерное неравенство, которое оказывает негативное влияние на экономику.
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
Неэтичное поведение в экономике - Журнал русского ордолиберала
Фрэнд 
saavas недавно опубликовал интересный пост «Эгоизм или общее благо?» В начале поста он поднимает вопрос - «Если социализм проиграл капитализму соревнование в экономической эффективности, означает ли это торжество эгоизма и ущербность сотрудничества?»
Как saavas отмечает, «идею, что рациональный экономический агент должен преследовать исключительно собственные эгоистичные интересы, приписывают Адаму Смиту». В своей же книге «Исследование о природе и причинах богатства» Смит говорит об эгоизме в контексте «установления взаимности (реципроксности) – желая выгоду для себя, мы должны предложить нечто нужное (выгоду) и контрагенту.» Таким образом, «Смит не писал о том, что рациональный экономический агент думает (должен думать) исключительно о своей выгоде – он раскрывал лишь мотивы обмена. Классическая экономика, однако, интерпретировала его слова именно таким образом, что стремление исключительно к личной выгоде и есть условие рациональности... Понимание рациональности как личной выгоды оказалось на руку буржуазии и всячески ею поддерживалось, так как обосновывало безудержную гонку за прибылью как «естественную» человеческую потребность. Со временем многие экономисты почувствовали нестыковки в подобной трактовке рациональности...»
Как дальше отмечает saavas, «каждый экономический агент стоит перед выбором: синица в руках (смошенничать сейчас) или журавль в небе (сделать ставку на сотрудничество и получить куда больше выгоды в дальнейшем).» И он ссылается на работу Роберта Аксельрода, который изучал эффективность различных стратегий взаимодействия. В результате победила стратегия «око за око». Аксельрод отмечал: «Стойкий успех «око за око» объясняется присущей ей комбинацией добропорядочности, мстительности, незлопамятности и ясности. Добропорядочность препятствует попаданию в ненужные неприятности. Мстительность отбивает охоту у другой стороны настаивать на предательстве. Незлопамятность помогает восстанавливать взаимное сотрудничество. А ясность делает её доступной пониманию оппонента, что обеспечивает длительное сотрудничество». saavas , в том числе, приводит историю с квакерами-бизнесменами, как пример того, «что честность окупается».
В конце выводы следующие:«Так почему мы считаем эгоизм фундаментом капитализма, а коллективизм и общее благо относим к социализму и коммунизму, а то и вообще к не реализуемым утопиям? Потому что капитализм в своей погоне за прибылью в итоге подавил все другие морали, кроме потребительской. Культ личного богатства, лежащий в основе культуры капитализма, рассматривает сотрудничество лишь как способ «повысить ставки». Суть долгосрочной рациональности и кооперации состоит не в совместном процветании, а в выжидании удобного момента для предательства партнёра. Пока богатство ценится больше честности, преуспевает не добропорядочность, а удачная маскировка под неё.»
Мне бы хотелось немножко добавить к этому и развить тему немного дальше и даже коснуться ситуации в России.
В последнее время вопрос морали в условиях капитализма регулярно поднимается экономистами. О той же проблеме, например, пишет Джозеф Стиглиц в своей книге «Цена неравенства»:«Современный капитализм представляет собой сложнейшую игру, и победителям необходимо иметь серьезные навыки и умения. Но те, кто выигрывает, часто обладают не слишком замечательными качествами: они имеют обходить законы или создавать законы с выгодой для себя, им свойственна готовность воспользоваться другими и при необходимости вести нечестную игру. Как выразился одни из самых успешных игроков в этой игре: «Старая поговорка «Победа или поражение не так важны, как то, каков стиль вашей игры» свое отжила». Значение имеют только победа или поражение. А рынок обеспечивает важный показатель успеха – количество денег, которыми владеет игрок.»
Он ссылается, в том числе, на статью «Более высокие социальные классы предполагают более неэтичное поведение». В этой статье приводится результаты семи различных исследований. Первые два исследования касались стиля вождения автомобиля. Было обнаружено, что стиль вождения зависит от класса автомобиля.
Результаты первых двух тестов
A – доля машин, не уступающих другим машинам, в зависимости от статуса автомобиляВ – доля машин, не уступающих пешеходам, в зависимости от статуса автомобиля(Ось Х: 1 – автомобили с низшим статусом, 5 – автомобили с высшим статусом)
В третьем и четвертом исследованиях оценивалась тенденция непосредственно к неэтическим решениям. Здесь также была обнаружена положительная связь между классом, которому принадлежит человек, и склонности к неэтическим решениям. В пятом исследовании исследовался вопрос корысти и честности. Было обнаружено, что более высокий класс больше склонен к обману частично из-за более позитивного отношения к корыстному поведению. Согласно шестому исследованию более положительное отношение к корысти среди членов более высших классов общества объясняет их неэтическое поведение. Седьмое исследование показало, что одной из причин, почему более низшие классы склонны к более этическому поведению, является их более негативного отношения к жадности.
В заметке «Как деньги убивают разум» я выкладывал еще одни интересные результаты. Автор этого исследования, Амбуэл, утверждает, что финансовые стимулы могут деформировать восприятие мира и люди ведут себя иррационально, как только деньги на кону.
Выбор человеком той или иной стратегии определяется окружающими его обстоятельствами. Негативные аспекты эгоизма, являющегося ключевым свойством человеческой природы, находят различные формы проявления. В силу многообразия жизненных обстоятельств и форм проявления эгоизма устранить неэтичное поведение среди людей невозможно. Не сам коллективизм, а лежащая незримо позади него идея, что можно устранить неэтичное поведение, является утопией. И в том числе потому, что вопрос этики очень размытый, субъективный. И даже если попытаться противостоять культу личного богатства, что в принципе и происходит в настоящее время в какой-то мере в капиталистических странах на Западе, это не решит проблему, потому что даже массированная пропаганда некой прогрессивной и рациональной идеи не оказывает влияние на абсолютно всех индивидуумов и негативные аспекты эгоизма продолжают проявляться. Это, в том числе, ясно показал опыт СССР. Неважно, капиталистическая страна или коммунистическая, неэтичное поведение будет существовать всегда, при любых обстоятельствах, в любых обществах, в том числе построенных на принципах общего блага и коллективизма. Нет шансов справиться с самим неэтичным поведением, но возможно шаг за шагом справиться с его негативными проявлениями в экономике через реформирование, создание институтов и нужных инструментов. А капитализм рано списывать со счетов, поскольку рыночные отношения не являются помехой для развития общества в этом направлении.
Если развивать эту тему вокруг политической ситуации в России, то, на мой взгляд, выглядит все довольно пессимистично. Как часто отмечается, большая часть российского населения боится смены власти. Основным доводом населения является то, что старая власть наворовалась, а новым людям необходимо будет набить карманы, в результате воровство только возрастет и навряд ли стане лучше. Получается исходя из результатов работ, представленный выше, логика в этом есть. Новые лидеры с высокой вероятностью будут себя вести также неэтично, преследуя шкурные интересы, как и прежние, и смена лидеров не является 100% решением проблемы. Улучшить ситуацию может только изменение институтов. И если старая власть отказывается делать необходимы реформы, то изменить ситуацию может только сильное давление снизу. В условиях апатии населения, наблюдаемой в России, вероятность улучшения в стране, таким образом, стремится к нулю.
Добавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
История прогрессивного налогообложения. - Журнал русского ордолиберала
Считается, что одним из факторов, который привёл к резкому падению неравенства в развитых странах в 20 веке, является значительное усиление прогрессивности налогообложения (см. рис.1). В связи с этим многие экономисты говорят о необходимости возврата высоких налогов на богатых для борьбы с увеличивающимся последние десятилетия неравенством.
Рисунок 1. Средняя верхняя ставка налогов на доход (Income tax) и наследство (Inheritance tax) по 20 западным странам.
Экономисты Кеннет Шиви и Дэвид Стасейвидж проанализировали возможность увеличения налогов на богатых в современных условиях на основе исторического опыта. Результаты исследования они изложили в книге «Налогообложение богатых. История фискальной справедливости в США и Европе» (Kenneth Scheve, David Stasavage «Taxing the RichA History of Fiscal Fairness in the United States and Europe»).
Возможные причины повышения налогов на богатствоАвторы проанализировали различные факторы, которые, как предполагается, способствовали увеличению налогов на богатых в странах в определенный исторический период.
Во-первых, среди многих экономистов считается, что расширение избирательного права на все слои общества и переход к демократии в 20 веке способствовали появлению и росту партий, представляющих интересы простых работников. Предполагается, что это и стало причиной роста налогообложения богатых. Однако авторы на цифрах показывают, что в реальности влияние этого электорального фактора относительно мало (см. рис.2).
Рисунок 2. Изменение верхней налоговой ставки по времени относительно года введения общего избирательного права для мужчин (0 на горизонтальной оси).
Вторым фактором, который рассматривается некоторыми в качестве причины роста налогообложения богатых, является неравенство. Но как показывают анализ авторов, в среднем по 20-ти рассматриваемым странам не обнаруживается четкой корреляции между ростом уровня неравенства и обложением налогами богатых.
Еще одной версией является то, что повышение налогов вызвано значительным ростом размера правительства по отношению к объёму экономики. Но авторы книги также указывают на фактическое отсутствие такой связи (см. рис.3).
Рисунок 3. Верхняя ставка налога на доход и размер правительства по отношению к ВВП.
Как указывают авторы, можно точно утверждать: для того, чтобы понять, почему, когда и как правительства поднимают налоги на богатых, необходимо взглянуть на различные идеи о справедливом налогообложении и как эти идеи меняются во времени и в ответ на окружающие события. Существуют различные критерии справедливости.
Три типа аргументовАвторы книги выделяют три ключевых аргумента в диспутах о налогообложении: равный подход («equal treatment»), возможность платить («ability to pay») и компенсационный аргумент («compensatory»).
Концепция «равного подхода» выступает против прогрессивного налогообложения и подразумевает, что справедливой является система, где все граждане равны и должны платить один и тот же процент, — плоская шкала налогообложения.
Аргумент от возможности платить использовался для увеличения налогов на богатых несколько столетий, по крайне мере с 16 века. В 1500 году управляющий совет Флоренции ввел прогрессивный налог на доход с земли, известный как decima scalata (ступенчатая десятина). Этот налог был в центре споров и привлек внимание политического мыслителя Франческо Гвиччардини. Франческо в коротком тексте, который известен как La Decima Scalata, представил спор между двумя воображаемыми ораторами. Сам автор был противником этого налога, но, как предполагается, в тексте он изложил полностью доводы сторонников прогрессивного налогообложения. В сочинении сторонник прогрессивного налога в споре указывает, что равенство налогов не состоит в том, что каждый человек должен платить одинаковый для всех процент, а в том, что выплаты должны в одинаковой степени создавать сложности для плательщиков.
Следующим выделяющимся периодом в истории дебатов вокруг прогрессивного налогообложения является 18 век. Появление новых форм благосостояния оживило дебаты вокруг того, что стали называть «роскошью». Ряд людей рассматривали роскошь, как нежелательный элемент в обществе с точки зрения его развития. В центре дебатов был вопрос, должны ли предметы роскоши облагаться специальным налогом. Одним из противников роскоши и сторонником налога на роскошь был Жан-Жак Руссо. В работе «О политической экономии» он пишет:
«Если всё это тщательно собрать воедино, то мы обнаружим, что для того, чтобы обложение было справедливым и действительно пропорциональным, оно должно производиться не только в соответствии с размером имущества плательщиков, а на основе сложного соотношения различий в их положении и излишков их имуществ».
Как и сторонники decimal scalata, Руссо явно использует аргумент «возможность платить» как критерий справедливости.
Адам Смит также не остался в стороне от дебатов восемнадцатого века вокруг налогообложения роскоши. И он также использует аргумент от возможности платить, защищая идею более прогрессивных налогов на ренту домов:
«Предметы первой необходимости составляют главный расход бедняков. Им трудно доставать пищу, и большая часть их скромного дохода затрачивается на приобретение её. Предметы роскоши и суетности вызывают главный расход богатых, а великолепный дом ещё украшает и выставляет в наиболее выгодном свете все другие предметы роскоши и суетные украшения, которыми они обладают. Поэтому налог на наёмную плату должен, по общему правилу, ложиться наибольшей тяжестью на богатых, и в такого рода неравномерности нет, пожалуй, ничего особенно несправедливого. Отнюдь не несправедливо, чтобы богатые участвовали в государственных расходах не только пропорционально своему доходу, но и несколько бóльшей долей».
На протяжении нескольких столетий в дебатах о налогах противники прогрессивного налогообложения применяли по сути один и тот же контраргумент. Флорентийские критики прогрессивного налогообложения в 16 веке указывали на то, что богатые могут заслуживать больших денег, поскольку заработали это. Ещё столетием ранее Маттео Пальмиери в его Della Vita Civile («О гражданской жизни») указывал, что у богатых больше денег, поскольку они более умелы и трудолюбивы.
Ещё позже, в 19 веке, Джон Стюарт Милль в труде «О представительном правлении» написал, что «равенство жертвы» должно быть принципиальной целью налоговой политики. Далее Милль поднял вопрос: подразумевает ли равенство жертвы пропорциональную или прогрессивную шкалу налогов?
Милль дал двойственный ответ. С одной стороны он допускал, что доктрина «возможность платить» справедлива в той степени, в какой предметы первой необходимости и роскошь рассматриваются по-разному. Милль выступал за план, ранее предложенный Джереми Бентамом, основателем утилитаризма, согласно которому прожиточный минимум не должен облагаться налогами, а доходы свыше должны облагаться пропорционально. Как указывал Милль, очевидно, что 100 фунтов, взятых из 1000 фунтов, является более тяжелым налоговым бременем, чем 1000 фунтов из 10 000, но невозможно решить с необходимой для законодателей степенью определённости, как эту разницу бремени определить.
Маржинальная революция в экономике во второй половине 19 века привела к тому, что «равенство жертвы» стало синонимом доктрины «возможности платить» благодаря теории полезности. В работе Фрэнсиса Эджуорта «Простая теория налогообложения», опубликованной в 1897 году, закон уменьшающейся предельной полезности был применён к прогрессивному налогообложению. Ещё одним важным шагом благодаря Артуру Пигу, отцу современной экономической теории благосостояния, был уход от интерпретации «равенства жертвы» как критерия справедливости. Вместо следования идее, что каждый человек должен подвергаться одинаковой или пропорциональной потере полезности от налогообложения, в центре стала минимизация общих потерь общества. В результате возникла идея «равной предельной жертвы». Работы Эджуорта и Пигу представляют собой апогей доктрины «возможности платить».
Но несмотря на развитие этих теорий, в экономической науке диспуты вокруг концепции «возможностиь платить» сохранились. Критики концепции говорили на разных языках и в разные столетия, но указывали по сути на одну и ту же проблему. Как указали Уолтер Блу и Гарри Калвен в своей работе «Нелегкое дело для прогрессивного налогообложения», вышедшей в 1952 году, убедительность аргументов в пользу прогрессивного налогообложения зависит от того, удаётся ли показать, что изначальное распределение доходов и имущества является несправедливым. Применение доктрины «возможность платить» остаётся спорным и, как указывают авторы книги «Налогообложение богатых», значительному увеличению прогрессивности налогообложения в 20 веке способствовал именно «компенсационный» аргумент.
Компенсационная теория подразумевает, что налоги на богатых должны компенсировать разницу в привилегиях, получаемых богатыми от государства. Например, ещё в 19 веке Джон Стюарт Милль указывал, что косвенные налоги (прим. авт. — налог на товары и услуги, устанавливаемый в виде надбавки к цене или тарифу) особенно падают на бедных и средний класс, поэтому справедливой будет система налогов на доходы, которая не облагает низкие доходы.
«Компенсационный» аргумент также стоит на шаткой основе. Например, экономист Эдвин Селигмен указывал, что компенсационную теорию можно приложить к любым действиям правительства, которые влияют на доходы, но, однако, очевидно, что попытки сделать оценки безнадежны. На еще одну проблему указал Сен-Ламбер. Если государство создало несправедливое неравенство через разного рода привилегии, в этом случае логичнее убрать источники этого неравенства, чем компенсировать через налоги. И до определенного момента времени «компенсационный» аргумент имел малую силу — максимальная ставка на доходы была на сравнительно низком уровне.
Дело в войнеВсе изменилось в начале 20 века. Как указывают авторы книги, для того чтобы понять, что изменилось, надо просто сравнить изменение верхней ставки на доходы для двух групп стран: страны, в которых была массовая мобилизация во время Первой мировой войны, и страны без массовой мобилизации (см. рис. 4)
Рисунок 4. Верхняя ставка налога на доходы для стран с массовой мобилизацией и без мобилизации.
Такая же заметная разница в изменении верхней ставки на доходы по странам видна, если разбить первую группу на демократические страны и недемократические (см. рис.5).
Рисунок 5. Верхняя ставка налога на доходы для стран с массовой мобилизацией в зависимости от политического режима.
Данная картина указывает на то, что вопрос налогообложения богатых в данном случае не связан просто с необходимостью больших расходов на войну. Объяснением является то, что в демократических странах, где существует политическая конкуренция, в этот момент в дебатах о налогообложении появляется сильный аргумент компенсационного типа (см. рис.6) — «воинская повинность для богатства» («conscription of wealth»). Поскольку на войне мобилизуются простые молодые люди, а богатые люди в возрасте остаются незатронутыми мобилизацией, более высокие налоги на богатых стали рассматриваться справедливым механизмом компенсации неравенства в воинской повинности. И эта идея становится мощным политическим оружием в демократических странах.
Рисунок 6. Распределения трех типов аргументов в дебатах о налогах в парламенте Великобритании до и после начала Первой мировой войны.
С завершением Второй мировой войны верхняя ставка налогов на доходы и наследство поползла вниз (см. рис.1). Среди экономистов на этот счёт существуют различные гипотезы. Во-первых, считается, что во второй половине двадцатого века из-за глобализации возрастает мобильность капитала, а снижение налогов может быть инструментом правительств разных стран в борьбе за привлечение капитала. Во-вторых, снижение налогов рассматривается как мера по борьбе с замедлением экономики. В качестве причины снижения налогов также рассматриваются большие деньги в политике. Но как отмечают авторы книги, все эти теории не находят подтверждения на основе статистических данных.
В первую очередь причиной снижения верхней ставки является уменьшение силы компенсационного аргумента в связи с окончанием периода мировых войн и массовых мобилизаций. В подтверждение своей гипотезы авторы книги приводят статистику по частоте использования фразы «равенство жертвы», за которой в двадцатом веке скрывается компенсационный аргумент (см. рис.7).
Рисунок 7. Частота использования фразы «равенство жертвы» (equality of sacrifice).
Основываясь на этих исторических данных, авторы книги приходят к выводу, что при отсутствии масштабных войн, для которых требуется массовая мобилизация, верхнюю налоговую ставку навряд ли удастся поднять до величин, которые наблюдались в середине 20 века. На это указывают и результаты опросов, где людям предлагается назвать на их взгляд справедливые ставки налогов. Как показывают эти опросы, даже максимальные называемые ставки далеки от уровня верхней ставки налога на доход в середине 20-го века.
Опубликовано на Зеркало. Неравенство имеет значениеДобавить в друзья
mayakruha.livejournal.com
