Это интересно

  • ОКД
  • ЗКС
  • ИПО
  • КНПВ
  • Мондиоринг
  • Большой ринг
  • Французский ринг
  • Аджилити
  • Фризби

Опрос

Какой уровень дрессировки необходим Вашей собаке?
 

Полезные ссылки

РКФ

 

Все о дрессировке собак


Стрижка собак в Коломне

Поиск по сайту

Дневник тайных встреч женатого бизнесмена. Эскьюр журнал


Бьорк значит любит | Журнал Esquire.ru

Вы говорили, что ваш предыдущий альбом Vulnicura был посвящен расставанию, а последний, Utopia, наоборот, поискам новой любви. Разбитое сердце может искать вдохновение?

Далее Лучшие музыкальные релизы февраля

Далее Ранние стихи Егора Летова

Это как приливы и отливы на море, знаете? Наступает новолуние, и вода то прибывает, то убывает. Во всем есть периодичность. Так и отношения имеют свой цикл, свои внутренние часы, которые мы не в состоянии контролировать. Иногда они останавливаются раньше, чем мы того хотим, иногда позже, чем стоило бы, а иногда вовремя. Погодные условия. Нам следует приспосабливаться к ним. Я не хочу сказать, что я в этом преуспела. Но я отношусь к жизненным изменениям как к потоку, природной силе, и понимаю, что не могу не следовать за ним. Мы готовы сопротивляться, ходить к психотерапевтам и пытаться справиться с проблемой, осевшей в нашем сознании. Наверное, мой предыдущий альбом Vulnicura был чем-то вроде такой работы: ты думаешь, что можешь решить проблему как математическое уравнение, как судоку. Но вот что я поняла: смысл в том, чтобы научиться приспосабливаться к изменениям, которые всегда будут происходить.

Получается, что если отношения между людьми не постоянны, рано или поздно они принесут разочарование?

Конечно. Поэтому я и говорю, что моя предыдущая пластинка — о разбитом сердце. В какой-то момент мне стало даже неловко транслировать постоянную грусть, и я почувствовала, что стоит извиниться за это перед слушателями. Я объявила: беру себя в руки, мой новый альбом будет другим. Кажется, люди созданы лишь для того, чтобы взаимодействовать друг с другом: на работе, в семье, с детьми, друзьями или возлюбленными. Если каждого из нас изолировать и отправить жить на отдельный маленький остров, я не уверена, что из этого выйдет что-то хорошее. Особенный талант, которым я восхищаюсь и который мы должны совершенствовать в себе, — ладить с окружающими. Я росла одинокой девочкой, во многом поэтому и начала петь: гуляла и напевала себе под нос. Так что я хорошо представляю, как работают оба механизма: когда мы с кем-то и когда мы одни. Жизнь в монастыре — это тоже утопия. Правильно ли это — давать обет безбрачия? Каждый определяет приоритеты самостоятельно. Кто-то выбирает оставаться с самим собой, кто-то — оставаться в отношениях.

Очень личное и честное начало разговора. И все же ваша Utopia — про адаптацию к окружающему миру, или саму возможность адаптироваться вы считаете утопичной?

Мне кажется, есть и то и другое. Например, говоря об окружающей среде, если мы не будем менять что-то сейчас, наши внуки абсолютно точно не смогут жить в мире будущего. Нам стоило бы остановиться и подумать, как развивать города, уменьшать количество вредных выбросов, как потреблять природные ресурсы. Вы можете сказать, например, что Парижское соглашение (соглашение в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата, регулирующее меры по снижению углекислого газа в атмосфере с 2020 года. — Esquire) есть утопия. Мне и правда это соглашение кажется утопичным. Я не уверена, что к нему можно приспособить мир. Думаю, что природа в какой-то степени сама приспосабливается к нашим бесконечным загрязнениям. Каждый из нас должен сказать себе однажды: «Стоп! Хватит, я хочу быть ответственным за следующие поколения». Я музыкант, я создаю звуковые миры, я не очень красноречива (иногда я даже не понимаю, зачем даю интервью). Так вот, знаете, пусть моя работа будет музыкальным размышлением на тему утопичности наших возможностей, утопичности мира, в котором мы смогли бы жить в будущем, — я имею в виду не только окружающую среду, но и мир любви. Я остановилась и думаю, что будет дальше, где буду я, чего я по-настоящему хочу, что мне стоило бы подкорректировать, как продолжать жить дальше. Для меня наступил момент рефлексии, когда одна глава завершилась и начинается другая.

В вашей дискографии Utopia самый продолжительный альбом, он длится более 70 минут. По нынешним меркам это действительно долго. Вам кажется, что пора перебороть современную привычку к быстрому потреблению, в том числе музыки?

Мне, наоборот, кажется, что как потребители контента мы выработали некоторую стойкость, выдержку. Скажем, все сегодня помешаны на сериалах. И человек способен сидеть неподвижно и смотреть серию за серией в течение трех часов. Большинство моих друзей слушают подкасты день за днем, пока делают что-то по дому или во время прогулки. Так что мы способны потреблять много и долго. Я правда считаю, что мы приучили себя к постоянному присутствию медиа в нашей жизни. Музыканты ведь не выбирают, записывать им 70-минутный альбом или просто набор песен, которые можно будет слушать по отдельности. Я вот люблю составлять плейлисты. Еще в детстве мне нравилось записывать на аудиокассеты сборники из разных песен — только офф-бит, например, или только романтические песни, или все с хорошими текстами. Мне бы понравилось, если бы мою музыку использовали в подобных компиляциях или создавали бы из кусочков моих песен что-нибудь свое.

Недавно вы выступали с оркестром в Грузии. А в Москве вы были 14 лет назад. Вы следите за тем, как проходит ваша выставка Bjork digital?

Разумеется. Я специально создавала этот выставочный проект, чтобы он мог выставляться в 18 странах одновременно. Так что я при всем желании не смогла бы приезжать на каждое открытие выставки. Сейчас я время от времени даю концерты, где исполняю оркестровые версии своих песен, в том числе из последних альбомов. Никаких драм-машин на сцене, только местные музыканты. Мне пришло приглашение от симфонического оркестра Грузии, и я поехала, потому что никогда там не была. Грузия меня очень впечатлила. На самом деле сейчас я больше всего хотела бы оставаться дома и писать музыку. Недавно я поняла, что за всю свою жизнь дала 15 000 концертов — это ужасно много.

А что-то поменялось в работе музыканта и исполнителя после вашей первой большой выставки в МоМА (Нью-Йоркский музей современного искусства. — Esquire)?

Со своей командой я начала думать об использовании VR-технологий задолго до выставки в MoMA. Для меня VR — логичное продолжение видеоклипа, естественная визуальная оболочка музыки. Невозможно ведь повесить песню на стену? Сегодняшние музеи, похожие на белые коробки, прекрасно подходят для демонстрации видеоарта: ты надеваешь наушники и окунаешься в мир видео в 360 градусов.

Когда я увидел одно из промоизображений для нового альбома, я первым делом подумал о постфеминизме. Я имею в виду фотографию, где вы держите флейту, а на вас красный страпон. Почему, на ваш взгляд, сегодня снова поднимаются споры о роли женщины?

На картинку, о которой вы говорите, стоит смотреть с иронией. По‑моему, и к текстам, и к созданию видео в этот раз я подошла с определенным чувством юмора. Но пока я записывала альбом, я читала феминистскую научную фантастику. Я почувствовала, что новая волна феминизма действительно очень сильна. Впереди большие изменения в части гендерных отношений, они касаются не только женщин, но и мужчин. Мне думается, что и мужчины устали от роли, которую им приходится выполнять. Я представляла себе вот что: после апокалипсиса немногие из нас, кто выжили, попали на необитаемый остров, где мы начинаем жить заново, мутируем в птиц, в растения, в музыкальные инструменты — так что гендер не важен. И все это происходит под влиянием зеленых технологий. И нет никаких войн. Оптимистичная картина, правда?

Еще бы! Когда я думаю о ваших экспериментах в музыке и в искусстве, я нахожу одновременно и связь, и разрыв между разными вещами: природа и технологии, искусство и коммерция, диджитальное и аналоговое, личное и общественное. Как вы объясняете себе, где границы между этими понятиями и в каких случаях они рушатся?

Каждый из нас непрерывно балансирует между одним и другим, нет единственно верного решения. Однажды мы понимаем, что нам нужна семья, а в какой-то день захотим от нее отказаться. Нам приходится искать равновесие. Жить крайностями банально. Иногда я смотрю на себя как на музыканта и понимаю, что во мне нет однозначно белого или черного. Можно ли меня назвать органичной? Я и сама не знаю, если честно. В нашей жизни много противоположностей, и я думаю, что до конца своих дней каждый из нас колеблется: написать маме или лучше позвонить ей, а может быть, встретиться за чашкой кофе? Каждый раз мы находим новый ответ. Нам остается только продолжать искать равновесие между природой и технологиями, личным и общественным, высоколобым и узколобым. Самое удивительное — что мы себя всегда придумываем заново.

Ваша выставка в Москве проходит очень успешно. Вы представляете, как выглядит современная Россия?

Не особенно. Я бы с удовольствием снова приехала в Москву. Но времени не хватает. Моя дочь учится в школе, и я выстраиваю свой график вокруг этого. Думаю, когда она подрастет, обязательно приеду. Есть множество мест, где я еще не была и не видела там ничего.

Я сейчас вспомнил ваш саундтрек к «Танцующей в темноте» и песню «Я все это уже видела» (I've seen it all, была записана вместе с солистом группы Radiohead Томом Йорком. — Esquire).

Слава богу, каждый день меня удивляет. Никогда не знаешь, что будет дальше.

Мне всегда интересно было узнать, что за люди вас окружают, готовы ли они понять и разделить ваши нестандартные идеи. Сложно ли вам находить единомышленников, коллег, друзей?

Это хороший вопрос. Я не уверена, кстати, что осознанно задаюсь им в жизни. Вот я до сих пор живу в своем родном городе, в Рейкьявике всего 180 000 жителей. Меня окружают родственники и друзья детства. Вчера я встречалась со своими подружками, одна из них — актриса, другая — скульптор. Исландия интересна тем, что на этом маленьком острове нет ничего высокого и низкого, нет аристократии или вообще классовой системы, все близки друг другу. Я работаю с музыкантами и, когда встречаю таких, как Arca (саунд-продюсер альбомa Utopia, работал также с FKA Twigs и Канье Уэстом. — Esquire), Джесси Канда (художник, работал над обложками альбомов Bjork. — Esquire) или Джеймс Мерри (создает костюмы и маски для Бьорк. — Esquire), осознаю, что мне очень повезло, потому что я нашла понимание, мне не приходится каждый раз все объяснять. Это награда. Главное не паниковать: всегда найдется свой человек, вопрос времени. Когда-нибудь вы пойдете в разные стороны и расстанетесь — и это тоже вопрос времени. Важно оставаться открытым чему-то новому. Я научилась доверять человеческой природе: мы беспокойны, требовательны, пытливы и всегда держим нос по ветру.

Проект Bjork digital можно увидеть на 7-й Московской международной биеннале современного искусства в Новой Третьяковке на Крымском Валу до 21 января.

esquire.ru

Джунгли не зовут: что случилось с «Ларой Крофт»

Новая «Лара Крофт» начинается с подлого удара под дых старой. Юная барышня развозит по Лондону пиццу, дерется на ринге и хватается за любую возможность заработать. Играющая ее Алисия Викандер выглядит лет на семнадцать, а кубики на ее животе красноречиво свидетельствуют о том, что женский фитнес в 21 веке развивался куда динамичнее, чем мужской. На фоне этой нимфы Анджелина Джоли, сыгравшая героиню видеоигр в более юном возрасте, чем Викандер, кажется даже не дивой из Голливуда 1950-ых, а вышедшим из моды плейбоем в юбке (точнее, шортах). Ведь ее персонаж обитал в особняках, вел себя экстравагантно и порой надменно. А тут вдруг появляется какая-то наглая девчонка и заявляет: «Я не такая Крофт».

Далее Почему в «Фотоувеличении» Антониони так много моды

Далее «Проект «Флорида»: сказка о нищей принцессе

Такая завязка — не лучший способ понравиться фанатам старого фильма и современникам видеоигры 1995 года, но она хотя бы обещает какую-то свежесть. В конце концов, и фигура Лары Крофт в массовой культуре претерпела много важных изменений. Компьютерная героиня начинала свою карьеру как кукла для впечатлительных подростков (преимущественно, конечно, мальчишек), но были и периоды, когда она становилась символом борьбы против объективации в видеоиграх. В проектах последних лет героиня, на которую геймеры всегда безнаказанно любовались со спины, вдруг повернулась к ним лицом и поднялась на баррикады. Мало кто знает, но за гендерное равенство в индустрии электронных развлечений начали публично бороться раньше, чем в Голливуде. Наверное, от фильма, выходящего в начале 2018 года, рано было ждать соответствующих выпадов, но хотелось верить, что Алисия Викандер изнуряет себя не зря.

Но проблема новой «Лары Крофт» как раз в том, что кроме лихой завязки (и действительно оригинальной сцены с велосипедными гонками, во время которой у Викандер на попе болтается лисий хвост — лучшая метафора отношений геймеров и героини) она ничего нового не предлагает. Это приключенческий боевик, снятый так, будто на дворе 2003 год. Да, со спецэффектами, хореографией словесных, огнестрельных и рукопашных конфликтов, пресловутой расовой репрезентацией, территориальным маркетингом (обратите внимание, в каком порядке Лара перебирает поддельные паспорта папы) и каскадерскими трюками в фильме все в полном порядке. Но беда в том, что эта Лара Крофт грабит гробницы, в которых уже давно побывали другие — и поэтому следить за ее приключениями до отчаяния скучно.

Предыдущие фильмы про Лару Крофт тоже были бедовым кино, но зато их, как остроумно заметили в Vanity Fair, можно считать точным скриншотом своей эпохи. Анджелина Джоли, короткие шорты, бородатые злодеи, два пистолета, пенные ванные на глазах у слуг-мужчин. Начало нулевых было временем, когда шляпе Индианы Джонса еще было скучно висеть на гвозде. Так что от калифорнийских берегов отчаливали все новые и новые одиссеи, а у их руля стояли актеры калибра Николаса Кейджа. И чтобы понять, какими славными были эти времена, достаточно соотнести, где находился Николас Кейдж тогда, и где он сейчас. Самую первую ленту о Ларе Крофт в 2001 году в американском прокате до сих пор не превзошла ни одна экранизация видеоигр, хотя в мировом первенстве фильм быстро уступил «Обители зла» — спасибо японцам.

Вторая часть, выпущенная в 2003 году, провалилась — и впоследствии в ту же бездну взаимных обид между геймерами и кинематографистами рухнули экранизации Doom, Max Payne, Prince of Persia и полдюжины опусов немецкого режиссера-прохвоста Уве Болла. Реакцией на череду неудачных фильмов стало охлаждение отношений между индустриями. Набирающие визуальную и драматургическую мощь игры решили, что Голливуд им не особо-то и нужен: иные приставочные хиты сегодня смотрятся на телевизорах в сто раз круче, чем любой блокбастер. А продюсеры переключились на комиксы — горадо более стабильного поставщика универсальных сюжетов. Оттепель в отношениях наметилась два года назад, когда вышел всесторонне хороший «Варкафт». Но 2017 год начался с неудачного «Кредо убийцы» с Майклом Фассбендером, а теперь вышла спорная «Лара Крофт» с его супругой Алисией Викандер. Заговор двух влиятельных звезд, влюбленных в реальность, а не виртуальность? Возможно.

Так вот, если эту «Лару Крофт» спустя семнадцать лет тоже будут называть скриншотом эпохи, то страшно представить, какими пресными наши дни покажутся потомкам. Выяснится, что звезды сидели на безуглеводной диете, художники подглядывали друг за другом, режиссеры боялись чихнуть без продюсерских санкций, а сценаристы мучались от того, что все истории уже рассказаны. Но что гораздо хуже, огромное количество ремейков — «Годзиллы», «Кинг-Конга» и прочих любимых детских игрушек — скрывали от миллионов зрителей страшную правду о том, что тоже стареют. Если проводить много времени под светом звезд, то может показаться, что и собравшиеся в темном кинозале люди по‑своему вечны. Плохие фильмы вроде «Лары Крофт» хороши тем, что напоминают нам: это не так. Время ограничено, пора двигаться куда-то еще.

esquire.ru

Контакты | Журнал Esquire.ru

119435, Москва, Большой Саввинский переулок, д. 12, стр. 6, 2 этаж, Деловой Квартал «Московский шелк»Тел.: + 7 (495) 232–17-82

esquire.ru

Правила жизни Хью Джекмана | Журнал Esquire.ru

чаще всего мне задают вопрос, какими суперспособностями я бы хотел обладать. И никто не спрашивает, почему я решил стать актером.

преподаватель по расследовательской журналистике часто водил нас в Верховный суд, и уже тогда я понял, что с этой профессией у меня не сложится: мне не хватало цепкости, я был слишком наивным и легковерным.

Далее Правила жизни Райана Гослинга

Далее Правила жизни Сергея Бодрова младшего

вы разбудите во мне росомаху, если сделаете три вещи: заденете моих детей и близких, прижмете меня к стенке или ударите по носу.

самый страшный момент в моей карьере — когда я исполнял национальный гимн перед матчем по регби на стотысячном стадионе в Мельбурне.

я рискую и предпочитаю говорить «да». Не хочу оказаться на смертном одре и думать, что не сделал чего-то из-за страха.

больше всего я жалею о том, что отказался сниматься в «Чикаго». Мне казалось, что 30 лет — слишком юный возраст, чтобы говорить: «Я видел все». Роль досталась Ричарду Гиру, и он был великолепен.

меня не беспокоит, что у меня нет «оскара», но я бы солгал, сказав, что абсолютно к нему равнодушен. Все-таки «Оскар» — знак признания.

мы все хотим большего и ждем одобрения окружающих — и эти желания никогда не удастся полностью удовлетворить.

в отличие от Барнума, моего героя в фильме «Величайший шоумен», мне никогда не приходилось выбирать между карьерой и семьей. Все решения я принимаю с точки зрения того, как это отразится на моем браке. Во время работы над «Отверженными» меня подолгу не было дома, хотя обычно я не уезжаю больше чем на две недели. Моя жена поддерживала меня, и я считаю, что это была большая жертва с ее стороны.

я дружу с цифрами. Конечно, есть люди лучше меня, но для актера, пожалуй, я даже хорош. Мой отец работал бухгалтером в PricewaterhouseCoopers (консалтинг. — Esquire), так что недостатка в советах я не испытывал.

я не стану переживать, когда Росомаху сыграет кто-то другой.

большинство моих ролей уже предлагалось кому-то до меня — такова наша индустрия.

кто бы ни заменил меня в роли Росомахи, этот человек не станет звонить мне и спрашивать, как лучше сыграть.

моя жена говорит, что я классический библиотекарь. Я терпеливый и дотошный - работа над «Величайшим шоуменом» шла семь с половиной лет. Я лучше подожду, чем буду спешить и сделаю абы как.

не нужно бояться горячих дискуссий. Просто будьте готовы отстаивать то, во что верите.

я не делюсь фотографиями своих детей в инстаграме, потому что убежден, что они сами вправе решать, хотят ли публичности. Мне не нравится, когда моих детей снимают папарацци. В некоторых странах фотографировать детей запрещено, и я это полностью поддерживаю.

моя мать ушла, когда мне было восемь лет. Это было ужасное время для всей нашей семьи. Никому такого не пожелаю.

возможно, тяжелое детство и есть причина, по которой я настолько оберегаю свою семью.

я не читаю комментарии, для этого у меня слишком тонкая кожа. Из всего прочитанного обязательно запомню только плохое.

мой отец очень религиозный человек. Как-то он сказал мне: «Веру определяют не слова, а действия». Ни разу не слышал, чтобы он говорил что-то плохое о других. И да, за всю свою жизнь он не пропустил ни одного рабочего дня. Ни одного. Он трудился без выходных и воспитывал пятерых детей.

я достаточно строгий отец. Мои дети знают, что существуют рамки и их нужно соблюдать. Если я сказал в восемь утра — значит, в восемь утра.

люди думают, что все дается мне легко. В принципе, это и есть моя работа — делать все, чтобы им и дальше так казалось. ¦

esquire.ru

Правила жизни Бэнкси | Журнал Esquire.ru

У меня нет никакого желания показать себя публике. Я просто пытаюсь сделать так, чтобы мои работы выглядели хорошо, но я не пытаюсь выглядеть хорошо сам. К тому же я просто убежден, что правда может оказаться горьким разочарованием для нескольких 15-летних подростков.

Далее Правила жизни Дэвида Хокни

Далее Правила жизни Виктора Пивоварова

Стань лучшим в искусстве обмана — и тебе не придется становиться лучшим более ни в чем.

Люди либо любят меня, либо ненавидят, либо им на меня плевать.

Помни: преступление против собственности — не есть настоящее преступление. Люди смотрят на холст и восхищаются тем, как при помощи мазков кисти передана мысль. Люди смотрят на граффити и восхищаются тем, как при помощи водосточной трубы ты залез туда, куда тебе было нужно.

Баланс Святого Грааля — это когда ты тратишь на изготовление картины меньше времени, чем люди тратят на ее разглядывание.

Люди говорят, что граффити — это ужасно, безответственно и по-детски. Но это только в том случае, если оно сделано должным образом.

Граффити — это одно из немногих средств самовыражения, которое ты можешь себе позволить, даже если ты не имеешь ничего. И даже если ты не расправишься при помощи граффити с мировой нищетой, ты можешь заставить кого-то улыбаться, пока он ссыт.

Вещь, которую я ненавижу в индустрии рекламы больше всего, — это то, что она притягивает к себе самых умных и деятельных молодых людей, оставляя нам в качестве художников тупых и самовлюбленных. Современное искусство — это зона бедствия. Никогда еще в истории человечества столь многое не было сосредоточенно в руках столь незначительного количества людей для того, чтобы сказать так мало.

Граффити побеждает прочие виды искусства, потому что становится частью города, инструментом ориентирования. Типа: «Я буду ждать тебя в том пабе, где через дорогу эта стена, на которой нарисована обезьяна с бензопилой».

Это очень разочаровывает: когда ты понимаешь, что лучшие коллекционеры твоих работ — это сотрудники полицейского управления.

Главная проблема полицейских заключается в том, что они делают то, что им скажут. Они только и могут сказать: «Извини, приятель, но я выполняю свою работу».

Некоторые люди становятся полицейскими для того, чтобы мир стал лучше. Некоторые люди становятся вандалами для того, чтобы мир выглядел лучше.

Самые чудовищные преступления на планете совершаются не теми людьми, кто восстает против правил, а теми, кто им следует. Именно те люди, кто следует правилам, сбрасывают бомбы и вырезают деревни.

Именно те люди, которые просыпаются рано утром, и несут миру войну, смерть и голод.

Только когда будет срублено последнее дерево и когда будет отравлена последняя река, — только тогда человек поймет, что вечное цитирование индейских пословиц делает его похожим на гребаную куклу.

У нас так мало того, что мы можем сказать остальным, и так много на это времени.

Вы ведь знаете, что хип-хоп сделал со словом «ниггер»? Так вот: я хочу сделать то же самое со словом «вандализм» — вернуть его.

Нет ничего более распространенного в мире, чем неуспешные, но талантливые люди. Поэтому старайся покинуть дом до того, как ты обнаружишь что-то, что заставит тебя в нем остаться.

Большинство матерей готовы сделать все ради своих детей, кроме того, чтобы позволить им быть самими собой.

Некоторые люди никогда не проявляют свою инициативу — до тех пор, пока кто-то не попросит их об этом.

Я рисовал крыс целых три года, а потом кто-то сказал мне: какая это талантливая анаграмма слова «искусство» (англ. rat и art соответственно. — Esquire). И мне пришлось притвориться, что я знал об этом всю жизнь.

Если ты хочешь, чтобы кого-то действительно забыли, отлей из бронзы его ростовую статую и поставь ее в центре города. А дальше уже неважно, насколько этот человек был великим — только пьяный ублюдок, желающий потренировать свои альпинистские навыки, заставит людей заметить его.

Жили как-то в лесу медведь и пчела — лучшие на свете друзья. Все лето напролет с утра до ночи пчела собирала нектар, а медведь валялся на спине, нежась на солнце в высокой траве. А когда пришла зима, медведь смекнул, что есть ему теперь нечего. И он подумал: «Наверное, трудолюбивая пчела поделится со мной своим медом». Он стал искать пчелу, но нигде не мог ее найти. Потому что пчела умерла от острого коронарного синдрома, вызванного стрессом.

С моей точки зрения, единственная вещь, на которую стоит смотреть в большинстве музеев, — это школьницы на экскурсии.

Всегда лучше просить прощения после, чем разрешения перед.

esquire.ru

Правила жизни в России | Журнал Esquire.ru

Марк Франкетти, шеф-корреспондент московского бюро The Sunday Times

Я наполовину итальянец, наполовину француз, работаю в британской газете, живу в России. Многие чиновники думают: значит, разведчик.

В Москву я приехал 21 апреля 1997 года. До этого работал в Берлине, ни разу не был в России и ничего о ней не знал. Но тогдашний московский корреспондент захотел вернуться в Лондон, и главный редактор сказал мне: «Подумай о России, может, тебе это будет интересно». Мы заключили контракт на полгода, я приехал и остался на пятнадцать лет.

Далее Правила жизни в России

Далее Правила жизни в России

В начале 2000-х, когда я еще совсем плохо говорил по‑русски, меня позвали на «Эхо Москвы». Я очень нервничал, но отказаться было неловко. Перед эфиром мне показали вопрос дня: «Как вы считаете, набирает ли очки Владимир Путин?» Термина «набирать очки» я не знал и подумал, что речь о том, носит ли Путин очки. Я подумал: «Господи, какой идиотский вопрос!» Но потом я решил, что это как-то связано с имиджем Путина — он вроде такой спортивный, дзюдо занимается, и очки, конечно, могут навредить образу. В общем, в эфире мы разговариваем обо всем подряд, и тут доходит дело до вопроса дня. Ведущий спрашивает: «Марк, как вы считаете, набирает ли очки Владимир Путин?» Я смотрю на него и говорю: «Знаете, я, конечно, не эксперт, но, может, дома? Тайком? Пока никто не видит?»

К сожалению, та Россия, о которой я пишу, очень отличается от той России, которую знает моя русская жена. Я пишу о России страха и страданий.

Я был одним из первых иностранных корреспондентов, которому удалось получить разрешение посетить колонию для туберкулезных больных в Нижнем Новгороде. Это был совершенный ад: люди умирали прямо на твоих глазах, и счет погибшим никто не вел.

В 1998 году я впервые приехал в Чечню — делать интервью с Шамилем Басаевым. Город Грозный на тот момент занимал первое место в мире по количеству похищений людей — абсолютно страшное место, застрявшее между двух войн. Там как раз боевики из отряда Хаттаба похитили двух британских учителей — Камиллу Карр и Джона Джеймса, которые приехали с гуманитарной помощью чеченским детям. Без помощи Басаева их вряд ли бы освободили. Сам Басаев на тот момент был абсолютным вождем чеченского народа — я помню, что разговаривал с ним на его кухне, а улица перед домом была запружена толпой людей, которые ждали с ним встречи. В личной беседе он производил впечатление вменяемого человека, хотя последующие события — Беслан и «Норд-Ост» — свидетельствуют против его вменяемости.

В Чечне я был больше тридцати пяти раз. Сейчас, хоть Чечня и считается относительно спокойным регионом, власти все равно присматривают за иностранцами. Два года назад я написал о том, что чеченских девушек, которые ходили по улицам Грозного без головных платков, расстреливали краской из пейнтбольных ружей. Им кричали: «Позор вам! Наденьте платки! Оденьтесь как положено, шлюхи!» В Грозном висели листовки, где женщин предупреждали, что нужно скрывать свое тело, иначе они подвергнутся еще более жестокой каре. Я приехал в Грозный ровно на одни сутки, и источник, с которым я встречался, за день до моего приезда уже был предупрежден людьми из мест­ного ФСБ о том, что вот, дескать, в город приедет иностранный корреспондент, и с ним лучше дела не иметь.

Я делал материал о чеченской девушке по имени Залина Исраилова, которая забеременела от одного из высокопоставленных сотрудников служб безопасности Кадырова. Вскоре после родов отец забрал новорожденную, а саму чеченку похитили и отправили на некую «тренировочную базу», где ее держали под вооруженной охраной вместе с десятью другими девушками. Их содержали голыми, боевики каждый день насиловали и избивали их. Исраилова провела на этой базе четыре месяца, а потом сумела бежать — при помощи одного из охранников, который ее пожалел. Она уехала в Петербург, но в апреле 2011 года родственники убедили ее снова приехать в Чечню, чтобы повидаться с дочерью. Вскоре после возвращения на родину молодая мать была убита и похоронена в могиле без указания имени. Я делал этот материал при помощи одной чеченской правозащитницы, имени которой называть не буду, потому что это по‑настоящему может быть для нее смертельно опасно. Но у меня нет никаких сомнений в том, что эти истории необходимо раскапывать: да, я признаю, что обстановка в Чечне гораздо лучше, чем в войну, но представьте себе, что есть юная девушка, которую на протяжении нескольких месяцев держат голой, насилуют, а потом убивают и закапывают в безымянной могиле. Как об этом не писать?

В 2005 году я брал интервью у чеченской «черной вдовы», которая планировала себя взорвать. Она представилась Хавой, но я не знаю, каким было ее настоящее имя и где она собиралась совершить взрыв. Она жила в Чечне, встречались мы в Ингушетии, и мне хотелось понять, какие мотивы ею движут, в себе она или не в себе. Эта женщина выглядела и вела себя, как зомби. Редко бывает, что через двадцать минут после начала интервью ты даже не знаешь, какие вопросы ей задавать, потому что и так все понятно: эта женщина считает себя товаром террористов, она с ними живет, она уже отдала своего маленького ребенка родственникам, и для нее нет пути назад. Можно сказать, что она сама уже была на том свете. И только два года назад мне сказали, что она себя взорвала, но места не назвали.

Я был в театре на Дубровке во время «Норд-Оста». Меня пустили к террористам вместе с Иосифом Кобзоном и врачами Красного Креста. Я надеялся, что меня оставят в здании вместе с заложниками, — потрясающая наивность с моей стороны. Естественно, к заложникам меня не пустили. Помню, очень странно было видеть боевиков в центре Москвы: люди в камуфляже, в масках, с автоматами. Нормальная картина в Чечне, совершенно неуместная в столице. В первый день захвата писали, что в здании — наркоманы и отморозки, но мне хватило одного взгляда на террористов, чтобы понять, что передо мной серьезно подготовленные люди. Я брал интервью у командира Исламского полка и руководителя группы захватчиков, Мовсара Бараева. Было видно, что эти люди, хоть и готовы к смерти, по натуре своей не смертники, поскольку те переговоры с прессой не ведут. Попытайтесь понять их психологию: Буденновск был для группы Бараева триумфом, и они рассчитывали на удачу. Среди захватчиков были «черные вдовы», причем одной из них едва исполнилось шестнадцать лет, а вторая была беременна.

Нормального расследования по поводу «Норд-Оста» так и не было, и это, к сожалению, типично для России. Мы вряд ли поймем, кто убил Наталью Эстемирову или Пола Хлебникова.

Вскоре после «Норд-Оста» меня позвали на обед в здание ФСБ на Лубянке. При этом, приглашая на встречу, в телефонном разговоре мне пообещали сюрприз. На Лубянку меня вез редакционный водитель, и я сказал ему: «Знаю я эти сюрпризы с Лубянки. Если через два часа не вернусь, звони в британское посольство». Сюрприз был таким: перед обедом меня отвели в подвал, где хранится архив, и с гордостью продемон­стрировали зубы Адольфа Гитлера. Это очень важный исторический предмет, поскольку именно по этим зубам идентифицировали останки фюрера.

Основная российская религия — день­ги. Больше никаких идеалов нет, и это утомительно.

Люди, которые постоянно критикуют новую Россию, не понимают, что ей, по сути, всего 20 лет, и есть некий путь развития, который может быть очень длинным и болезненным. Я постоянно спорю со своими русскими друзьями, которые говорят, что эта страна им не нравится и они хотят отсюда уехать. У меня нет никаких сомнений, что через 30 лет Россия будет более цивилизованной и демократической страной. Процесс, начатый в декабре, после парламентских выборов, невозможно остановить. Есть новое поколение, оно — не советское, оно по‑другому смотрит на мир, оно потеряло страх, и отыграть ситуацию назад у властей уже не получится.

Я не считаю, что Запад должен читать нотации России. Это ваша страна, это ваши проблемы, и вы сами должны с этим разбираться. Я много лет писал негативные статьи о России, что совсем не значит, что я — русофоб. Просто журналистика так устроена, что мы пишем о плохом: о жертвах, о несправедливости, и никакого тайного плана у нас нет.

История с амфорами была возможна еще два года назад, теперь — нет. Страна, которой можно манипулировать при помощи телевидения, умирает на наших глазах.

Задолго до выборов я делал большое интервью с Петром Шкуматовым, основателем движения «Синие ведерки». Посмотрите, каких потрясающих успехов они добились — если два года назад люди боялись фотографировать машины с мигалками, то теперь они их не пропускают. И логика у народа теперь такая: «Пошел ты в задницу, ты живешь на мои деньги, служишь мне, так что я буду решать, ехать тебе по встречной полосе или нет».

Ненавижу показуху. Меня бесит то, что в России люди во власти любят придавать законный вид совершенно незаконным действиям. Когда тебя останавливает гаишник, сразу понятно, что ему нужна взятка. Тогда какого хрена он соблюдает дурацкие формальности — руку к козырьку прикладывает, представляется? Гораздо честнее сразу приступать к делу.

Три года назад я попал в совершенно абсурдную ситуацию: ехал на мотоцикле по центру Москвы, попал в огромную пробку и решил проехать несколько метров по тротуару. Оказалось, что тротуар расположен перед зданием прокуратуры. Вышел один из сотрудников, я сказал, что да, виноват, извините, но после этого началось: «Да ты знаешь, что это здание прокуратуры?» Он зовет людей, по его приказу меня задерживают, сажают в комнату с портретом Дзержинского на стене. На моих глазах фабрикуют дело, пишут, что я кого-то там толкал, сопротивлялся и прочее. К чему я все это рассказываю? После того как я дал показания и их записали, появился какой-то чин и сказал: «Вы не можете допрашивать иностранца без переводчика». Твою мать! Люди фабрикуют дело, но им надо сделать вид, что все идет по закону! Я написал материал о том, как меня обвинили в том, чего я не совершал, и со мной связался человек из отдела внутренних расследований прокуратуры. Я понял, что попал в хреновую ситуацию: если этого человека, который распорядился меня задержать, уволят с хлебного места, то он навсегда затаит злобу на эту итальянскую суку, стукача, и кто его знает, останусь ли я в живых. Тогда я посоветовался со своим знакомым бизнесменом, который через своего начальника службы безопасности, бывшего работника прокуратуры, решил все проблемы, и дело замяли.

Год назад я приехал по работе в Новочеркасск и пошел устраиваться на ночлег в местную гостиницу. В регионах к иностранцам до сих пор относятся с опаской, и администратор гостиницы, когда я дал ей свой паспорт, страшно испугалась. Она позвонила директору гостиницы и трагическим голосом сказала: «Геннадий Андреевич, у нас СИТУАЦИЯ!» Первый раз в жизни меня описывали таким словом.

Я очень эмоциональный человек, но здесь научился быть спокойным. Несколько раз ввязывался в драки, когда мой мотоцикл не пропускали машины. Но, хоть я и занимаюсь тайским боксом, быстро понял одну простую вещь: если итальянские мужчины умеют почтительно относиться к женщинам и хорошо готовят, то русские — отлично дерутся, и с ними лучше не связываться.

Когда я приезжаю в Лондон или Париж после Москвы, то мне сразу становится скучно. Но 15 лет в России — долгий срок, и если мне кто-нибудь скажет: «Марк, ты будешь заниматься самыми интересными журналистскими проектами, но тебе придется подписать контракт о том, что в следующие пять лет ты ни разу не напишешь слово: «Россия», я подпишу контракт не глядя.

Я очень рад, что моя четырехлетняя дочь Саша-Амели живет в России. Мне очень важно, чтобы она научилась читать и писать по‑русски, жила обычной жизнью. Она ходит в государственный детский сад, ей там очень нравится, но есть одна удивительная вещь: она приходит домой, я спрашиваю ее, что она ела на обед, она отвечает: «Суп». И ее волосы, куртка и даже ботинки пахнут супом. Я не понимаю, что за суп они готовят и почему им пахнет мой ребенок?!

См. также:

Правила жизни в России шефа-корреспондента московского бюро норвежской телекомпании NRK Ханса-Вильгельма Штейнфельда.

esquire.ru

Дневник тайных встреч женатого бизнесмена

Найденный в немецкой квартире портфель больше 40 лет хранил дневник тайных встреч женатого кельнского бизнесмена Гюнтера К. и его секретарши Маргрет С. Гюнтер сохранял фотографии, билеты, чеки из ресторанов, отелей и казино, а также набирал на печатной машинке отчеты об их свиданиях.

Courtesy of Galerie Susanne Zander / Delmes&Zander, Berlin / Cologne

Календарь строительной фирмыс отмеченными датами.

Гюнтер тщательно документирует, где и как они с Маргрет занимались сексом. Указано точное время, а также запомнившиеся детали и ощущения.

12 августа — начало месячных18 августа — желтое кресло перед аквариумом (в позе сидя)2 сентября — первый раз горячо5 сентября — комната №7 в Маастрихте,под прекрасную музыку6 сентября — в кровати Маргрет в Нильсе (второй раз горячо)8 сентября — лежа на спине(Рената спустилась с кока-колой вниз.)

Также на странице записаны даты двух поездок:с 1 по 10 августа и с 21 по 31 августа.

4 проездных билета по округу Майнц-Бинген.

Гюнтер пишет, что утром муж Маргрет Лотар случайно сбил велосипедиста, 70-летний мужчина из Кельн-Мерхайма погиб. Несмотря на происшествие они с Маргрет остались в Бад-Эмсе.

Инструкция по игре в рулеткуиз казино Висбадена.

Пустая упаковка противозачаточных таблеток,которые начала принимать Маргрет.

Прядь волос Маргрет из парикмахерской в Кельне.

Гюнтер рассказывает о ссоре Маргрет с его женой Лени.

7 сентября. Во время обеденного перерыва Лени сказала Маргрет: «Госпожа С., у вас несносный характер, вы расстраиваете хороший брак».

8 сентября. Маргрет заявила: «Ты позволишь твоей жене меня оскорблять? С сексом покончено. Запрыгивай на свою жену, делай с ней что хочешь, но от меня ты больше секса не дождешься». В обеденный перерыв Лени пришлось извиниться перед Маргрет, и уже вечером они с Гюнтером снова занимались любовью, а после поехали в ресторан Alt Koln.

9 сентября. Маргрет рассказала, что накануне утром занималась сексом с мужем. А в пять утра в среду у нее начались месячные (слово набрано прописными буквами). Вечером ужинали в отеле «Курфюрст»: «Все снова в порядке».

Две записки о событиях 11 октября

Первая карточка: «Очень теплая, безветренная,летняя погода. В 12.30 встретились у Цини(прим.: кличка Маргрет) и поехали обедатьв Шалленберг в Хольвайде. Было сделанонесколько снимков — она в желтом свитере,зеленой кожаной юбке и зеленой кожанойкуртке. После этого поехали на Хардефустштрассе, припарковали машину. Я сделал фотографию на фоне входной двери. Потом поднялись к нам (на лестнице нас видели Рената и Барбара, поэтому мы пошли в бюро. И только потом наверх). Пили коку, слушали пластинки, а затем в 15.00 легли в постель… Лежа на спине, потом в специальной позе, я рано кончил, но она все равно продолжала до тех пор, пока я уже больше не мог. После этого играл рукой с ее клитором, пока она не кончила. Только потом сделал несколько фотографий. (До этого несколько снимков за кухонной стойкой.) После снимал в комнате, еще несколько фотографий на кухне, она наносит на ногти лак и т. д. Далее поехали в кафе Kranzer, и оттуда отвез Цини домой».

Вторая карточка: «В 19.00 я рассказал Лотару, что обедал сегодня с Цини, потом отвез ее к тетушке А. и сам поехал в бюро. Лотар пытался положить руки на ее бедра, но она сказала: «Оставь это, позже». В 19.30 он сказал: «Потанцевали и хватит — пора домой». Маргрет была не очень-то нежна с Лотаром, еще бы, ведь в 15.00 она еще лежала со мной в постели».

Гюнтер подробно описывает, как провел день с Маргрет.

Из красной надписи вверху страницы следует, что к письму был приложен ее лобковый волос.Отрывки из текста:

«После обеда — примерно в 1.15 поехали на Айфельштрассе. (Лени в зеленом платье шла после обеда к автомату с сигаретами.) Мы подождали на Лотрингерштрассе, пока не наступило затишье. Только потом пошли наверх. На Маргрет было светло-голубое платье с белым верхом и коричневой юбкой, высокие белые сапоги, персидская куртка с меховым воротником». «В районе трех часов поехали на улицу Пастора Вольфа, где я высадил ее около гаража. Она спросила: «Я скажу Лотару, что ты сегодня позвонил и спросил, будем ли мы вечером в Трумме, ведь ты придешь?» Я ответил «да». В прошлое воскресенье Лотар и его мама обсуждали, что что-то не так с этим Гюнтером — почему они так много времени проводят вместе».

4 ноября

Гюнтер рассказывает, как ходил на свидание с Ингрид Клаасен (она три года в разводе, каждые 14 дней ее навещает дочь). «Эта женщина показалась мне хорошей, но у нее есть какой-то друг из Дуйсберга».

В ресторане они случайно встретились с Лотаром и Маргрет. Она устроила сцену ревности, пообещав, что с сексом будет покончено. Но затем успокоилась и согласилась встретиться с Гюнтером пятого ноября в пять часов вечера.

10 ноября

Гюнтер сообщает, что Маргрет пришла в офис в 12 часов и рассказала, что беременна. Утром она была у гинеколога, доктор Грауденц назначил еще один осмотр на 11 ноября и тогда же обещал выдать удосто­верение будущей матери. «Я позвоню одной женщине по имени Марта (она живет недалеко от Эбертплатц), она домохозяйка и знает кого-то, кто может избавить меня от ребенка», — сказала Маргрет и попросила Гюнтера заплатить за аборт, так как муж ничего не должен знать о ее беременности. «Оставлять ребенка она точно не собирается, так как сама не знает, кто его отец — Лотар или я. Маргрет была очень нежна со мной во вторник, 10.11.70, ведь она знала, что я оплачу аборт, буду ей помогать и даже, возможно, женюсь на ней».

На карточке записан адрес Марты и стоимость услуги: некто Франц возьмет за аборт 500 немецких марок.

Гюнтер рассказывает, что для Маргрет это уже третий аборт: первый был в 17 лет, когда она еще жила с родителями, второй — в 19, на шестом месяце беременности, прошел с осложнениями. Третий сделали 12 ноября около девяти утра.

Путеводитель по Эксерским камням.

18−19 ноября

Гюнтер описывает, как они с Маргрет ездили к Эксерским камням. Он фотографировал ее в темно-коричневом платье, которое сам подарил. Останавливались в отеле «Штерн» в Бад-Майнберге. Поужинали в Дортмунде. На следующий день Маргрет пожаловалась на сильные боли в почках, врач нашел камни и сделал укол обезболивающего. Вечером ужинали в Хаммерсбахе, затем Гюнтер отвез ее в больницу проведать бабушку. После, сославшись на плохое самочувствие, Маргрет попросила отвезти ее домой.

3 декабря

Гюнтер рассказывает, что ходил на свидание с 21-летней Урсулой Шмидт: «Она высокая, стройная, очень красивая. На ней были белые сапоги, красивое зеленое платье. Черные волосы». После встречи он отвез ее домой и забрал Маргрет, чтобы поужинать в ресторане. В дороге Гюнтер рассказал о свидании и сообщил, что хочет пригласить девушку в отпуск на Рождество. Маргрет в гневе выскочила из машины на углу Суббелратерштрасе и Кантштрассе. Тогда Гюнтер вернулся к Урсуле и пригласил в ресторан ее.

«В эту же ночь Маргрет устроила террор своему мужу и пригрозила ему разводом».

Надпись на карточке:

«Ноготь М. с левой руки».

7 декабря

В девять утра Маргрет позвонила Гюнтеру и сообщила, что задержится, так как должна пойти к док­тору Бюльтелю. Кроме того, она попросила больше не звонить ей на до­машний номер в Нильсе. «Это меня очень озадачило. Что-то должно было случиться. Возможно, Лотар обо всем догадался».

17 декабря

«Судьба на стороне Маргрет. Ингрид Кюхенмайстер так и не ответила мне, хотя я отправил ей три открытки. В 17 часов Маргрет поднялась ко мне наверх. Фотографий нет. Красная юбка, белый свитер. Вначале выкурили несколько сигарет, потом в 17.30 легли в кровать. Она не снимала свитер и бюстгальтер. М. была очень нежна со мной. Сперва мы долго обнимались, и только потом я снял белые брюки. Я ласкал ее клитор, потом она запрокинула свою правую ногу так, что вагина была открыта, кончила. У меня долго ничего не получалось, видимо, из-за волнения в связи со сменой любовниц и неясностью с поездкой на Рождество. Маргрет была очень ласкова, не говорила обидных слов. С 18.00 до 18.30 мы спали, повернувшись к стене, и до 19 часов оставались в кровати».

esquire.ru


Смотрите также

KDC-Toru | Все права защищены © 2018 | Карта сайта