С верой в грядущую Россию. Грядущая россия журнал

А. И. Смирнова. Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

   Одним из ведущих критиков газеты был Г.В. Адамович, с именем которого связано некое заметное событие в жизни русского зарубежья: а именно: полемика о преемственности культурных традиций в новых для русской культуры условиях, о положении и дальнейшей судьбе эмигрантской литературы, о самом смысле искусства слова в целом. Среди многочисленных участников спора (продолжавшегося до конца 1930-х гг.) были, например, М. Осоргин, З. Гиппиус и др., но его центральными фигурами выступили Г. Адамович как критик «Последних новостей» и В.Ф. Ходасевич, обычно печатавшийся на страницах газеты «Возрождение».   В частности, в одном из июльских номеров 1931 г. газеты Милюкова Г. Адамович публикует во многом программную статью «О литературе в эмиграции», где говорит о том, что эмигрантская литература рискует оказаться несостоятельной, ограничившись лишь воспоминаниями и ностальгией по «утонувшей России». Она, считает критик, не должна разрывать связей с родиной, слепо отрицать современную Россию, но должна находить точки соприкосновения с ней, отказаться от пестования собственного одиночества. Ей надо бы научиться у России «чувству жизни» и «общности». «Однако там, в каждом приходящем оттуда слове, которое не было продиктовано трусостью или угодничеством, есть веяние общности, – т. е. совместного творчества, связи всех в одном деле и торжества над одиночеством. Пафос России сейчас в этом, и какие бы уродливые формы его ни принуждали принимать, он искупает многое. Этому сознанию здешняя литература должна была научиться, или, вернее, должна была им заразиться. Без этого она, действительно, обречена»5.   В 1933 г. В. Ходасевич на страницах «Возрождения» (27 апреля и 4 мая) публикует свой «ответ» – программную статью на ту же тему «Литература в изгнании». В отличие от Адамовича, он не считал, что эмигрантская литература теряет связь с русской культурой, теряет чувство «русскости»: «Национальность литературы создается ее языком и духом, а не территорией, на которой протекает ее жизнь, и не бытом, в ней отраженным. Литературные отражения быта имеют ценность для этнологических и социологических наблюдений, по существу не имеющих никакого отношения к задачам художественного творчества. Быт, отражаемый в литературе, не определяет ни ее духа, ни смысла. Можно быть глубоко национальным писателем, оперируя с сюжетами, взятыми из любого быта, из любой среды, протекающими среди любой природы»6. Это соображение Ходасевич подтверждает многочисленными примерами из истории мировой литературы (французской, польской, итальянской, еврейской).   Вместе с тем он, как и Адамович, далек от идеализации литературы русского рассеяния, но по другой причине: «Я позволю себе выдвинуть несколько иное положение: если русской эмигрантской литературе грозит конец, то это не потому, что она эмигрантская, то есть фактически осуществляется писателями-эмигрантами, а потому, что в своей глубокой внутренней сущности она оказалась недостаточно эмигрантской, может быть, даже вообще не эмигрантской, если под этим словом понимать то, что оно должно значить. У нее, так сказать, эмигрантский паспорт, – но эмигрантская ли у нее душа? – вот в чем с прискорбием надлежит усомниться»7.   Все заключается, по мнению критика, в том, что писателями русской эмиграции не была создана новая, своеобразная литература, отвечающая запросам современной культурной ситуации, «литература эмиграции… не сумела стать подлинно эмигрантской, не открыла в себе тот пафос, который один мог придать ей новые чувства, новые идеи, а с тем вместе и новые литературные формы. Она не сумела во всей глубине пережить собственную свою трагедию, она словно искала уюта среди катастрофы, покоя – в бурях, – и за то поплатилась: в ней воцарился дух благополучия, благодушия, самодовольства – дух мещанства»8.   Кроме того, причину этой несостоятельности следует искать, по мнению критика, в забвении теоретико-литературных вопросов и в невнимании к молодому поколению писателей. Поэтому общий вывод Ходасевича был весьма пессимистичен: «По-видимому, эмигрантская литература, какова бы она ни была, со всеми ее достоинствами и недостатками, со своей силой творить отдельные вещи и с бессилием образовать нечто целостное, в конечном счете оказалась все же не по плечу эмигрантской массе. Судьба русских писателей – гибнуть. Гибель подстерегает их и на той же чужбине, где мечтали они укрыться от гибели»9.   Расхождения двух критиков касались, конечно же, и других вопросов, например, оценки русских классиков и той роли, которую играют они в культуре русского зарубежья (Адамович умалял роль Пушкина и Л. Толстого и противопоставлял им творчество Лермонтова, а такого взгляда Ходасевич, естественно, разделять не мог). Свои литературные пристрастия они распространяли и на современную им эмигрантскую поэзию. Так, Ходасевич покровительствовал литературному объединению «Перекресток» и отдавал предпочтение поэзии, следовавшей классическим образцам, а Адамович критиковал творчество «Перекрестка» и вменял в вину его членам отсутствие самостоятельности и связи с жизнью.   С особой остротой разногласия проявились после выхода романа Е. Бакуниной «Тело», оценивая который, критики сумели наиболее четко обозначить свои теоретические позиции. Ходасевич весьма резко отозвался о романе, а Адамович, напротив, дал ему высокую оценку как «человеческому документу» в одноименной статье (Последние новости. 1933. 9 марта). Во многом с ним была согласна и З. Гиппиус, разделяя стремление Адамовича во главу угла ставить не литературное мастерство, а «правду жизни» и высокий идейный пафос.   15 июня 1933 г. на страницах «Возрождения» появилась статья Ходасевича «Форма и содержание», поставившая своеобразную точку в затянувшемся споре. Полемизируя с Гиппиус, критик отмечал, что разделять форму и содержание литературного произведения, а тем более подменять первое последним не только неправомерно, но и непрофессионально: «Я же думаю, что произведение художественно никчемное никакой начинкой не спасается… <…> Форма в литературе неотделима от содержания, как в живописи или в скульптуре. Она сама по себе составляет часть его истинного содержания, которое не может быть подменено идеями, пришитыми к произведению, но не прямо из него возникающими»10.   Кроме Адамовича, ведущего критика газеты, на ее страницах много печатались такие известные в русской эмиграции писатели, как М. Осоргин (здесь увидели свет отрывки из его романов «Свидетель истории» и «Книга о концах», многочисленные очерки, фельетоны, статьи и рецензии), М. Алданов, Н. Берберова, «сатириконцы» Саша Черный, Н. Тэффи, Дон-Аминадо, В. Азов (В.А. Ашкенази). Большое место отводилось мемуарной прозе (З. Гиппиус, В. Талин, В. Барятинский и др.) и материалам по зарубежной литературе. Газета Милюкова оказала колоссальное воздействие на культуру русского зарубежья, но была вынуждена прекратить свое существование за три дня до вторжения немецких войск в Париж.   Второй крупнейшей газетой «русского Парижа» стало «Возрождение» (1925–1940). По замыслу создателей газеты (издателем был нефтепромышленник А.Д. Гукасов, а главным редактором с 1925 по 1927 г. философ и публицист П.Б. Струве, которого сменил Ю.Ф. Семенов), это было консервативное издание монархического толка, долженствующее объединить силы русского зарубежья на основе идей Белого движения. Направление газеты было противоположным либеральному движению и, разумеется, линии, выбранной «Последними новостями». Как заметил Г. Струве, «появление «Возрождения», не подорвав положения «Последних новостей», доказало емкость эмигрантского читательского рынка и показало, что была потребность во второй газете, более «правого» направления и более близкой к бывшим участникам «белого движения» и его заграничному руководству в лице Российского Общевоинского союза: «Возрождение» в первый же год достигло внушительного тиража и стало популярной газетой и во Франции, и вне ее»11.   В качестве задач газеты определялись выработка доктрины, программы и идеологии Белого движения, освещение подготовки и проведения «Всемирного русского съезда» зарубежья, призванного сплотить правые и правоцентристские силы эмиграции перед «красной угрозой»: «Сейчас культурный мир от великих потрясений может спастись только сосредоточением в каждой стране ее охранительных сил и честным союзом охранительных сил всех стран. <…> Мир должен сомкнуть свои ряды – против коммунизма и всего, что ведет к нему», – писал на страницах «Возрождения» в своем «Дневнике политика» П. Струве (1925. № 206. 25 декабря)12. Эти идеи нашли поддержку не только у философов и публицистов, близких П. Струве (И.И. Ильин, А.А. Салтыков, С.С. Ольденберг), но и у писателей (И.С. Шмелев, И.А. Бунин, И.Д. Сургучев и др.)13.   Нет ничего удивительного в том, что художественная проза «Возрождения» имела ярко выраженный православный характер, которому больше всего соответствовало творчество И. Шмелева и Б. Зайцева, произведения которых регулярно появлялись на страницах газеты и снискали признание ее критиков. В том же религиозном ключе нельзя не интерпретировать творчество и другого постоянного автора «Возрождения» Д.С. Мережковского, жена которого, З. Гиппиус, выступала в том же издании как критик и публицист, в частности, регулярно давала в газету подробные изложения наиболее любопытных докладов, звучавших на заседаниях «Зеленой лампы».   Среди литературных критиков «Возрождения» заметно выделялся В. Ходасевич, о роли которого в споре о литературе уже упоминалось14. Но главный акцент в газете делался, конечно же, на политической и философской публицистике, в частности, видного идеолога Белого движения И.А. Ильина. Нельзя не отметить и знаменитые записки о революции И. Бунина «Окаянные дни», печатавшиеся в «Возрождении» во втором полугодии 1925 г. и первом полугодии 1927 г.   Говоря об общественно-литературной жизни русского зарубежья, нельзя не сказать о так называемых «толстых» журналах как одном из высших достижений русской журналистики XIX – ХХ вв. Это был журнал либерального направления с разнообразным, но направленчески выверенным содержанием. «В его состав всегда входили отделы художественной литературы, науки и публицистики на общественно-политические, экономические и литературные темы. Ежемесячно он обращался к широкой, хотя отнюдь не массовой, образованной аудитории с максимально, насколько это было возможно в условиях России, свободным словом, проповедью идей демократии, культуры, просвещения»15.   Первым таким изданием эмиграции стал журнал «Грядущая Россия», основанный в Париже в 1920 г., который совместно редактировали А.Н. Толстой, М. Алданов, Н. Чайковский и В. Анри. В журнале начали печатать свои романы «Хождение по мукам» А.Н. Толстой, «Огонь и дым» М. Алданов, здесь свои первые зарубежные стихи опубликовал В. Набоков, еще не пользуясь псевдонимом Сирин. Здесь появились воспоминания П.Д. Боборыкина (1836–1921) «От Герцена до Толстого (памятка за полвека)», два очерка напечатал бывший постоянный сотрудник «Русского богатства» и «Русских Ведомостей» И.В. Шкловский-Дионео. Вышло всего два номера «Грядущей России». Причиной ранней смерти журнала было прекращение поступления средств из частного меценатского источника.   На смену «Грядущей России» пришел журнал «Современные записки», выходивший с ноября 1920 по ноябрь 1940 г. с непостоянной периодичностью (всего 70 номеров), – необычно долго для изданий русского рассеяния.   «Современные записки» – самый крупный и влиятельный журнал-долгожитель русской эмиграции «первой волны», в котором были напечатаны художественные произведения, публицистические и литературно-критические работы практически всех сколько-нибудь заметных литераторов, не принадлежавших к крайне правому лагерю. Значение этого престижнейшего для эмигрантов журнала трудно переоценить. Так, обсуждая положение эмигрантской печати, В. Ходасевич констатировал: «По условиям эмигрантской жизни “Современные записки” – чуть ли не единственный у нас “толстый” журнал. Если они возьмут сторону какой-нибудь одной группы, то механически заткнут глотку всем прочим, – и мне одинаково будет неприятно, случится ли это со мной или с моим литературным противником. Следовательно, некоторый единый литературный фронт эмиграции в “Современных записках” неизбежен»16. А Б. Зайцев писал в 1932 г. в связи с юбилеем – выходом 50-й книжки: «…Среди толстых журналов в прошлом или ныне я равного “Современным запискам” не вижу»17. В отличие от «Грядущей России» журнал «Современные записки» был в определенной мере политическим и даже отчасти партийным.   Создание нового «толстого» журнала стало частью более общей издательской программы эсеровски ориентированной русской интеллигенции. Первоначальные средства на издание журнала были получены А.Ф. Керенским от правительства Чехословакии. Источники дальнейшего финансирования не ясны: во всяком случае М. Вишняк (один из редакторов журнала и наиболее тщательный его мемуарист) решительно опровергает слова И.Г. Эренбурга о том, что в нем принимал участие М.О. Цетлин, обладавший значительными средствами.   В качестве редакторов журнала выступили пятеро эсеров: М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, В.В. Руднев, Н.Д. Авксентьев и И.И. Бунаков-Фондаминский. Несмотря на это, журнал с самого начала объявил себя внепартийным и не стремился стать политическим органом. Свое желание продолжить традиции лучших органов демократической, социалистически-народнической печати XIX в. редакция продемонстрировала выбором названия: «Название никак не давалось. Какое ни предлагали – каждый из нас и те, кого мы в частном порядке консультировали, – всякое вызывало сомнения и возражения: ничего не говорит – бесцветно и шаблонно; или, наоборот, – слишком о многом говорит и ко многому обязывает. В конце концов, остановились на подсказанном со стороны довольно все же рискованном сочетании двух знаменитейших названий. Т.И. Полнер предложил назвать новый журнал “Современные записки” в память или в честь “Современника” и “Отечественных записок”. Не без внутреннего сопротивления, за отсутствием более счастливого названия на этом и порешили»18.   Таким образом, даже имя журнала, соединившего названия некрасовского и некрасовско-щедринского изданий, говорит о том, что основой его существования были отнюдь не политические взгляды редакторов, а стремление создать действительно читаемый журнал, продолжавший традицию русского «толстого» журнала, всегда опиравшегося в первую очередь на отдел беллетристики. Образцом же собственно эмигрантским, как уже говорилось, послужила «Грядущая Россия», соединившая под одной обложкой представителей различных партий и подчинившая их публицистическую деятельность беллетристике.   Подготовка первого номера заняла около трех месяцев. Он открывался обязательным для такого случая программным заявлением «От редакции», служившим долгие годы своеобразной «конституцией» органа. Говоря о целях и характере нового издания, редакция прежде всего принимала во внимание «ответственное положение единственного сейчас большого русского ежемесячника за границей», которому «суждено выходить в особо тяжких для русской общественности условиях: в самой России свободному независимому слову нет места, а здесь, на чужбине, сосредоточено большое количество культурных сил, насильственно оторванных от своего народа, от действенного служения ему»19. Служение народу понималось во вполне определенной для русской интеллигенции традиции – как служение «интересам русской культуры» в самом широком смысле этого слова.   Поэтому манифестировалась максимальная открытость журнала «для всего, что в области ли художественного творчества, научного исследования или искания общественного идеала представляет объективную ценность с точки зрения русской культуры. Редакция полагает, что границы свободы суждения авторов должны быть особенно широки теперь, когда нет ни одной идеологии, которая не нуждалась бы в критической проверке при свете совершающихся грозных мировых событий»20.   Но, несмотря на всю широту общественной идеологической «базы» журнала, она тем не менее имела определенные рамки и пределы. Редакционный манифест прямо объявил «Современные записки» органом «внепартийным», но намеренным «проводить ту демократическую программу, которая, как итог русского освободительного движения XIX и начала ХХ века, была провозглашена и воспринята народами России в мартовские дни 17 года»21. При этом редакция напоминала, что за ними «продолжает стоять подавляющее большинство населения России», и задача «демократического обновления России» остается по-прежнему на повестке дня.   После этого редакция высказывала свою общую политическую позицию – «воссоздание России», несовместимое с сосуществованием с большевистской властью, опирающееся на «самостоятельность внутренних сил самого русского народа и объединенных усилий всех искренне порвавших со старым строем и ставших на сторону общенародной революции 17 года», так как «демократическое обновление России» непосильно ни для одной партии или класса в отдельности». То есть политическое направление журнала можно определить как общедемократическое, антимонархическое и антибольшевистское.   В заключение еще раз подчеркивалось намерение редакции быть «органом независимого и непредвзятого суждения о всех явлениях современности с точки зрения широких… руководящих начал» и «отказ быть боевым политическим органом». Это не раз ставили в вину редакции, например, радикально настроенные эсеры из пражского журнала «Воля России». Но журнал последовательно выдерживал намеченную линию (правда, в 1930-е гг. в «Современных записках» делались отступления от намеченной в Заявлении линии, но не в сторону партийности, а как раз наоборот – в сторону чрезмерной широты и терпимости).   Редакция старалась привлечь к журналу как можно больше интеллектуальных сил, но тем не менее издание начиналось не без проблем. «Политические позиции редакторов при всей их открытости и “внепартийности” оказались существенно левее господствующих среди эмигрантов, в сознании которых идеи демократии, как правило, были скомпрометированы катастрофическим российским опытом. Следовательно, на завоевание популярности благодаря общественно-политическому отделу, в котором редакторы чувствовали себя весьма компетентными, рассчитывать было нельзя»22.   Поэтому упор был сделан на общий интерес к русской культуре и, соответственно, на художественно-литературный отдел. Однако в этой области никто из редакторов журнала специалистом не был, и им пришлось обратиться за помощью к писателям, но те заняли «выжидательную» позицию и не спешили сотрудничать с журналом (например, М. Алданов, один из бывших редакторов «Грядущей России»).   Как вспоминает М. Вишняк, «Фондаминскому пришла в голову счастливая идея попросить у Толстого продолжение романа с тем, что “Современные записки” перепечатают начало и уплатят гонорар за перепечатанное. Соблазн был слишком велик для Толстого, и он не устоял. В первой же книжке “Современных записок” появилось продолжение “Хождения по мукам”, начало коего читатель мог прочесть в конце той же книги. Роман этот был главным литературно-художественным козырем в первых семи книгах журнала – до самого того времени, когда неожиданно для всех Толстой сменил вехи и откочевал к большевикам. В советской России Толстой закончил “Хождение по мукам” уже в другом, советском ключе, развернув его в “трилогию”, полную клеветы и грязи по адресу лиц и групп, с которыми был связан в эмиграции»23.   Немного позже ряды эмиграции пополнились вновь прибывшими с «большой земли» (этот процесс стал особенно интенсивным, как известно, с 1922 г.), авторы уже стали конкурировать между собой за получение журнальной площади. С третьего номера журнала начал печататься роман М. Алданова «Святая Елена, маленький остров», которым писатель дебютировал в качестве прозаика. С этих пор Алданов стал одним из наиболее регулярных авторов «Современных записок» (романы «Девятое Термидора», «Чертов мост», «Заговор», «Ключ», «Бегство», «Пещера», «Начало конца», рассказы и статьи), что объясняется в первую очередь совпадением его художественного своеобразия с общей позицией «Современных записок».   По-настоящему литературный отдел журнала расцвел лишь на втором году своего существования, когда постепенно начала формироваться литература русского зарубежья. С № 11 (1922) в журнале печатается Андрей Белый, находящийся тогда в Берлине; с № 14 (1923) – Б. Зайцев и И. Шмелев; с № 15 – Д. Мережковский; с № 18 – И. Бунин. «Именно эти авторы и оказались в центре читательского внимания, именно их имена в значительной степени символизировали прозу “Современных записок”. По мере разрастания круга писательских имен, причастных к эмиграции, редакция начала ориентироваться на наиболее известных авторов, заведомо популярных в читающей публике. Со временем абсолютное преимущество получил Бунин, чему способствовало, несомненно, и получение им Нобелевской премии»24.   Поэтому не удивительно, что насущная для русской эмиграции первой волны проблема взаимоотношения различных поколений и направлений особенно обострилась на страницах «Современных записок», заметнее всего это стало в 1930-е гг., когда окрепло «молодое поколение» эмигрантских писателей, которым часто не находилось места в журнале. В. Ходасевич, всегда поддерживавший литературную молодежь, говорил, имея в виду прежде всего «Современные записки»: «Не чувствуя за собой права и умения разбираться в литературных произведениях, редакции стараются печатать людей с “именами”, людей, которые сами за себя отвечают. Отсюда – засилие “стариков”, вредное само по себе, и уверенность молодежи, что ей умышленно закрывают дорогу»25. Любопытно, что М. Вишняк воспринимал подобные мнения лишь как досадные инвективы: «Современные записки» обвиняли в том, что журнал не печатал – или недостаточно печатал – молодых авторов, не поощрял новых талантов, не готовил смены своему поколению. <… > Это все – огромное преувеличение, ни в какой мере не применимое к «Современным запискам», и не только к «Современным запискам» 30-х годов, как признают и те, кто отмечают (например, Глеб Струве) предпочтение «старикам», оказывавшееся «Современными записками» первоначально, в 20-х годах. Объяснение и, думается, оправдание нашей редакционной политики простое: печатные возможности русской эмиграции 20—30-х годов не поспевали за литературной продукцией. К «Современным запискам» предъявляли свои претензии не только «молодые» авторы, но и «старые». Достаточно назвать Мережковского и Бальмонта, у которых «мания величия» временами оборачивалась, как ей и полагалось, «манией преследования», Ремизова, Шмелева, Шестова и др.»26.   Постепенно положение изменилось: на страницах журнала стал печататься В.В. Набоков (романы «Защита Лужина», «Отчаяние», «Подвиг», «Камера обскура», «Приглашение на казнь», «Дар», рассказы, статьи, стихотворения), Н. Берберова, Г. Газданов, Г. Песков, В. Федоров и др.; устраивались представления поэтических группировок, объединявших преимущественно молодых. Редакторы предоставляли место даже тем авторам, которые были им чужды по особенностям своего таланта. Даже Цветаева, которая столь решительно восставала против «Современных записок», печаталась в 36 номерах журнала из 70 (в том числе на страницах журнала появились ее объемные прозаические произведения: «Вольный поезд», «Мои службы», «Искусство при свете совести», «Живое о живом», «Дом у старого Пимена», «Мать и музыка», «Нездешний вечер», «Мой Пушкин»).   Отечественный исследователь совершенно справедливо указывает, что «литературная и “общественная” часть журнала были теснейшим образом между собою связаны, и тот синтез общих устремлений Серебряного века, который так или иначе просматривался в творчестве большинства его заметных представителей, на страницах “Современных записок” возникал если не вполне осознанно, то, во всяком случае, с точки зрения внешнего наблюдателя виден чрезвычайно отчетливо. Отчасти такая особенность определялась еще и тем, что многие постоянные авторы “Современных записок” были склонны не просто к литературному творчеству, но обладали дарованиями публицистов, историков, критиков, философов»27. В качестве примера Н.А. Богомолов приводит «единственную попытку философа Ф. Степуна создать художественное произведение – роман “Николай Переслегин”, опыт весьма беспомощный с художественной точки зрения, однако существенный как попытка написать философский роман не с позиции художника, а с позиции профессионального мыслителя»28.   Весьма солидным был так называемый «научный» отдел журнала (Вишняк его называл «отделом культуры»), работа с которым пошла достаточно легко с самого начала. Особенно следует отметить регулярные публикации статей Г.П. Федотова (12 больших работ в 20 последних номерах), исторические и литературоведческие работы П.М. Бицилли (33 статьи и множество рецензий) и работы классиков русской религиозно-философской мысли ХХ в. – Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Б.П. Вышеславцева, В.В. Зеньковского, Л.П. Карсавина, Н.О. Лосского, Г.В. Флоровского, Л.И. Шестова.

thelib.ru

Диссертация на тему «Журнал "Русская мысль" (1921-1927): о прошлом, настоящем и будущем России» автореферат по специальности ВАК 10.01.10 - Журналистика

1.Книги

2. Адамович Г.В. Одиночество и свобода / Сост., авт. предисл. и прим. В. Крейд. — М.: Республика, 1996. —447 с.

3. Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография. —М.: Согласие, 1999. — 734 с.

4. Буббайер Ф. С.Л.Франк: Жизнь и творчество русского философа. 1877-1950 / Пер. с англ. — М.: РОССПЭН, 2001. —328 с.

5. Бунин И.А. Окаянные дни. — С-П.: Азбука-классика, 2003. — 320 с.

6. Варшавский B.C. Незамеченное поколение. — Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956. —387 с.

7. Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. — М., 1909. — 211 с.

8. Вишняк М.В. "Современные записки": Воспоминания редактора / Вст. ст. Л.Аллена. — С-П.: Изд-во "Logos"; Дюссельдорф: "Голубой всадник", 1993. —240 с.

9. Гапоненков А.А., Клейменова С.В., Попкова Н.А. Русская мысль: Ежемесячное литературно-политическое издание. Указатель содержания за 1907-1918 гг. / Вст. ст. А.А.Гапоненкова. —М.: Русский путь, 2003. — 400 с.

10. Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ / Общ. ред. Ю.П.Сенокосова. — М.: АО Издательская группа "Прогресс"-"Кулыу-ра", 1995. —416 с.

11. Гиппиус З.Н. Арифметика любви (1931-1939) / Сост., вст. ст., ком-мент. А.Н.Николюкина. — С-П.: ООО "Издательство "Росток", 2003. — 640 с.

12. Гиппиус З.Н. Дневники. Воспоминания. Мемуары. — Мн.: Харвест, 2004. —304 с.

13. Гиппиус З.Н. Мечты и кошмар (1920-1925) / Сост., вст. ст., коммент. А.Н.Николюкина. — С-П.: ООО "Издательство "Росток", 2002. — 560 с.

14. Гиппиус З.Н. Петербургские дневники 1914-1919 / Авт. вст. ст. Н.Н. Берберова. — Нью-Йорк; М.: Центр "ПРО" и СП "Саксесс", 1990. — 318 с.

15. Гиппиус З.Н. Чего не было и что было. Неизвестная проза (1926-1930 гг.) / Сост., вст. ст., коммент. А.Н.Николюкина. — С-П.: ООО "Издательство "Росток", 2002. — 592 с.

16. Гнатюк O.JI. П.Б.Струве как социальный мыслитель. — С-П.: Изд-во СПбГТУ, 1998. —376 с.

17. Гумилев JI.H. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации/Предисл. С.Б.Лаврова. — М.: Экопрос, 1993. — 576 с.

18. Даватц В.Х. Правда о Струве: опыт одной биографии. — Белград: Издание Н.З.Рыбинского, 1934. — 16 с.

19. Жирков Г.В. Между двух войн: журналистика русского зарубежья (1920-1940 годы). — С-П.: ИГУП, 1998. — 207 с.

20. Жуков Д.А. Таинственные встречи. — М.: Патриот, 1992. — 301 с.

21. Заславский Д.О. Рыцарь черной сотни В.В.Шульгин. — Л.: Изд-во "Былое", 1925. —72 с.

22. Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945): Библиографические материалы / Авт.-сост. С.П.Бавин. — М.: РГБ, 1995. — 66 с.

23. Злобин В.А. Тяжелая душа. — Вашингтон: Изд-во Русского книжного дела в США, 1970. —140 с.

24. Из глубины. Сборник статей о русской революции. — М.; Пг.: Русская мысль, 1918. —273 с.

25. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 1997 год. / Под ред. М.А.Колерова. — С-П.: Алетейя, 1997. —320 с.

26. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 1998 год. / Под ред. М.А.Колерова. — М.: ОГИ, 1998. — 544 с.

27. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 1999 год. / Под ред. М.А.Колерова. — М.: ОГИ, 1999. — 544 с.

28. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2000 год. / Под ред. М.А.Колерова. — М.: ОГИ, 2000. — 352 с.

29. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001-2002 годы. / Под ред. М.А.Колерова. — М.: "Три квадрата", 2002. — 880 с.

30. Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2003 год. / Под ред. М.А.Колерова. — М.: Модест Колеров, 2004. — 896 с.

31. История отечественной журналистики (1917-2000): Учебный комплект (Учебное пособие; Хрестоматия) / И.В.Кузнецов. — М.: Флинта: Наука, 2002. —640 с.

32. Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев: Сб. ст. П.Н.Савицкого, П.П.Сувчинского, Н.С.Трубецкого и Г.В.Фло-ровского. — София: Балкан, 1921. — 125 с.

33. Корицкий Э.Б., Карашев А.В., Нинциева Г.В. Экономисты русского зарубежья 20-50-х годов. — С-П.: Изд-во СПбГУЭФ, 1999. — 178 с.

34. Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье. (Пути и судьбы русской эмиграции). — М.: Международные отношения, 1990. — 464 с.

35. Кузнецов И.В., Зеленина Е.В. Публицистика русского зарубежья (1920-1945). — М.: Союзполиграфпром, 1999. — 352 с.

36. Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940: В 2 кн. / Под общ. ред. акад. Е.П.Челышева и проф. Д.М.Шаховского. — М.: Наследие, 1994.—Кн. 1-2.

37. Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — М.: РОССПЭН, 2001. —384 с.

38. Литературная энциклопедия Русского Зарубежья (1918-1940): В 3 т. / Гл. ред. А.Н.Николюкин. — М.: РОССПЭН, 1997. — Т. 1-3.

39. Мочульский К.В. Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. — Томск: Изд-во "Водолей", 1999. —416 с.

40. На путях. Утверждение евразийцев: Сб. ст. П.Н.Савицкого, А.В.Карта-шева, П.П.Сувчинского и др.— Берлин: Геликон, 1922. — 357 с.

41. Овсепян Р.П. История новейшей отечественной журналистики (февраль 1917 — 90-е гг.): Учебное пособие / Под ред. Я.Н.Засурского. — М.: Изд-во МГУ, 1999. — 304 с.

42. Омельченко Н.А. В поисках России: Общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 года, большевизме и будущих судьбах российской государственности. — С-П.: Изд-во РХГИ, 1996.550 с.

43. Пайпс Р. Струве. Биография: В 2 т. — М.: Московская школа политических исследований, 2001. — Т. 1-2.

44. П.А.Столыпин. Сборник статей и материалов. — Харбин, 1931. — 23с.

45. Полторацкий Н.П. Иван Александрович Ильин: жизнь, труды, мировоззрение: Сб. ст. — Тенафлай: Эрмитаж, 1989. —320 с.

46. Полторацкий Н.П. Монархия и республика в восприятии И.А.Ильина.

47. Нью-Йорк: Содружество, 1979. — 86 с.

48. Полторацкий Н.П. Россия и революция. Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль 20 века: Сб. ст. — Тенафлай: Эрмитаж, 1988. — 352 с.

49. Постников С.П. Русские в Праге, 1918-1928 гг. — Прага, 1928. — 343с.

50. Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939: Пер. с англ. /Предисл. О.Казниной. — М.: Прогресс-Академия, 1994. —296 с.

51. Россия и латинство: Сб. ст. П.Н.Савицкого, П.П.Сувчинского, П.М.Би-цилли и др. —Берлин: Логос, 1923. — 218 с.

52. Русская литература в эмиграции: Сб. ст. / Под ред. Н.П.Полторацкого.

53. Питгсбург: Отд. слав. яз. и лит. Питгсбург. ун-та, 1972. — 409 с.

54. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть 20 в.: Эн-цикл. биогр. словарь / Общ. ред. Шелохаев В.В.; Отв. ред. Каншцева Н.И.

55. М.: РОССПЭН, 1997. — 748 с.

56. Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий Русского зарубежья в библиотеках Москвы: (1917-1996 гг.). — М.: РОССПЭН, 1999. —464 с.

57. Смена вех: Сб. ст. Ю.В.Ключникова, Н.В.Устрялова, С.С.Лукьянова и др.—Прага, 1921. — 183 с.

58. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. — М.: Изд-во МГУ, 1991. — 184 с.

59. Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. — С-П.: Алетейя, 2000. — 644 с.

60. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. — М.: Рус. путь; Париж: YMCA-PRESS, 1996. —445 с.

61. Струве П.Б. Избранные сочинения / Сост., ред., предисл. М.А.Колеро-ва. — М.: РОССПЭН, 1999. — 472 с.

62. Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм / Сост. В.Н.Жукова и А.П.Полякова; Вступ. ст. и примеч. В.Н.Жукова. — М.: Республика, 1997. —527 с.

63. Струве П.Б. Patriotica: Россия. Родина. Чужбина / Сост. и статья А.В. Хаппсовского. — С-П.: РХГИ, 2000. —352 с.

64. Устрялов Н.В. В борьбе за Россию: Сб. ст. — Харбин: Окно, 1920. — 81 с.

65. Устрялов Н.В. Под знаком революции: Сб. ст. — Харбин: Русская жизнь, 1925. — 354 с.

66. Франк С.Л. Биография П.Б.Струве. — Нью-Йорк: Изд-во им.Чехова, 1956. —238 с.

67. Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки / Сост. и авт. вст. ст. Д.А.Жуков. — М.: Современник, 1989. — 557 с.

68. Шульгин В.В. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны / Сост., вступ. ст., послесл. Н.Н.Лисового. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 588 с.

69. Яковлева Т.А. Пути возрождения. Идеи и судьбы эмигрантской печати П.Б.Струве, П.Н.Милюкова, А.Ф.Керенского. — Иркутск: Изд-во ИГЭА, 1996. —216 с.2.Статьи

70. Балуев Б.П. Петр Бернгардович Струве // Историки эмигранты: Вопросы русской истории в работах 20-х 30-х годов. — М., 2002. — С. 61-75.

71. Гайденко П.П. Под знаком меры (либеральный консерватизм П.Б. Струве) // Вопросы философии. — 1992. — № 12. — С. 54-64.

72. Дурновцев В.И., Кулешов С.В. Жизнь и судьба П.Н.Савицкого // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940: В 2 кн. / Под общ. ред. акад. Е.П.Челышева и проф. Д.М.Шаховского. — М., 1994. — Кн. 1. — С. 144-152.

73. Дэвис Д. Переписка редакторов журнала "Современные записки" // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940: В 2 кн. / Под общ. ред. акад. Е.П.Челышева и проф. Д.М. Шаховского. — М., 1994. — Кн. 2. — С. 34-42.

74. Жуков В.Н. Идеи либерального консерватизма П.Б.Струве // Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. — М., 1997. — С. 3-10.

75. Зернов Н.М. К 100-летию со дня рождения П.Б.Струве // Вестник РСХД. — 1970. — № 95-96. —С. 137-142.

76. Зотова З.М. Петр Бернгардович Струве // Вопросы истории. — 1993. -М8.-С. 55-72.

77. Иванников И.А. Либеральные идеи И.А.Ильина о реформировании российского законодательства // Либеральный консерватизм: История и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — М., 2001. — С. 322-324.

78. Каназирска М. "Русская мысль" в Болгарии (1921 г.) //Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940: В 2 кн. / Под общ. ред. акад. Е.П.Челышева и проф. Д.М.Шаховского. — М., 1994. —Кн. 2. — С. 58-73.

79. Колеров М.А. Братство св. Софии: "веховцы" и евразийцы (1921-1925) //Вопросы философии. — 1994. — № 10. — С. 143-151.

80. Колеров М.А. Петр Струве. Набросок рецензии на сборник "На путях. Утверждение евразийцев. Книга вторая" (1922) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 1997 год. / Под ред. М.А.Колерова. — С-П., 1997. —С. 258-261.

81. Колеров М.А. "Русская мысль" (1921-1927). Роспись содержания // Там же. —С. 287-317.

82. Колеров М.А. Русские писатели и "Русская мысль" (1921-1923). Новые материалы// Минувшее. Исторический альманах. — М.; С-П., 1996. Вып. 19. —С. 234-253.

83. Колеров М.А., Плотников С.Н. Творческий путь П.Б.Струве // Вопросы философии. — 1992. — № 12. — С. 91-102.

84. Лисовой Н.Н. Поздний Шульгин// Шульгин В.В. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны. — М., 2002. — С. 572-580.

85. Лисовой Н.Н. Последний очевидец// Шульгин В.В. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны. — М., 2002. — С. 3-22.

86. Николюкин А.Н. Любовь и ненависть // Гиппиус З.Н. Мечты и кошмар (1920-1925) / Сост., вст. ст., коммент. А.Н.Николюкина. — С-П., 2002. — С. 5-28.

87. Осипов И.Д. Проблема общественного в русском либерализме // Вестник СПбГУ. — Сер. 6. —1993. Вып. 3. — С. 27-31.

88. Пахмусс Т.В. З.Н.Гшшиус — по ее письмам // Русская литература в эмиграции: Сб. ст. / Под ред. Н.П.Полторацкого. — Питгсбург, 1972. — С. 121-132.

89. Плотников Н.С. Предисловие к публикации // Испытание революцией и контрреволюцией: переписка П.Б.Струве и С.Л.Франка (1922-1925) / Публ. М.А.Колерова и Ф.Буббайера; прим. М.А.Колерова // Вопросы философии.— 1993.2. С. 115-119.

90. Рябова Т.И. П.Б.Струве: идеал "Великой России" // Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — М., 2001. —С. 346-361.

91. Смагина С.М. Проблема революции и власти в работах П.Б.Струве 20-х гг. // Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — М., 2001. — С. 79-94.

92. Струве Г.П. Из истории русской зарубежной печати. Издания П.Б. Струве // Русская литература в эмиграции: Сб. ст. / Под ред. Н.П.Полторацкого. — Питтсбург, 1972. — С. 333-351.

93. Татарникова С.Н. Концепция политики национального согласия П.Б. Струве // Социально-политические науки. — 1991. — № 12. — С. 86-92.

94. Татарникова С.Н. "Философ в политике": заметки о П.Б.Струве //Вестник Моск. ун-та. — Сер. 7. — 1991. — № 4. — С. 64-74.

95. Федякин С.Р. К.В.Мочульский о неоклассицизме в русской поэзии // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940: В 2 кн. / Под общ. ред. акад. Е.ПЛелышева и проф. Д.М.Шаховского. — М., 1994. — Кн. 2. — С. 129-134.

96. Федякин С.Р. Творчество Константина Мочульского // Мочульский К.В. Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. — Томск, 1999. — С. 3-20.

97. Хашковский А.В. Петр Бернгардович Струве (1870-1944) // Струве П.Б. Patriotica: Россия. Родина. Чужбина. — С-П., 2000. — С. 323-349.

98. Цуриков Н. Петр Бернгардович Струве (Воспоминания) // Возрождение. — Париж, 1953. —тетрадь 28. июль-авг. — С. 79-96.

99. Чалмаев В.А. Ремизов (1877-1957) //ЛитератураРусского Зарубежья: 1920-1940.—М., 1993. —С. 144-177.

100. П.Периодические издания русского зарубежья 1.Журналы

101. Грядущая Россия: Ежемес. лит.-полит. и науч. ж-л / Под ред. Н.В.Чайковского, В.А.Анри, М.А.Ландау-Алданова, А.Н.Толстого. — Париж, 1920, —Кн. 1,2.

102. Революционная Россия: Центр, орган Партии социалистов-революционеров / Под ред. В.М.Чернова. — Юрьев (Приложение к № 1, № 1-18), Берлин (№ 19-31), Прага (№32-78), 1920-1931.—№ 1-78.

103. Просмотрены: 1920. Приложение к № 1, № 1; 1921. № 2-15; 1922. № 16-23; 1923. № 24-32; 1924. № 33.4O; 1925. № 41-45; 1926. № 46-54; 1927. № 55-62.

104. Современные записки: Ежемес. общ.-полит, и лит. ж-л / Изд. при участии: Н.Д.Авксентьева, И.И.Бунакова-Фондаминского, М.В.Вишняка, А.И. Гуковского, В.В.Руднева. — Париж, 1920-1940. — Т. 1-70.

105. Просмотрены: 1920. Т. 1, 2; 1921. Т. 3-8; 1922. Т. 9-13; 1923. Т. 14-17; 1924. Т. 18-22; 1925. Т. 23-26; 1926. Т. 27-29; 1927. Т. 30-33.2.Газеты

106. Возрождение: Ежедн. газ. / Под ред. П.Б.Струве. — 1925, 3 июня — 1940, 7 июня. — Париж, 1925-1940. Ред. с 18 авг. 1927 Ю.Ф.Семенов. — С 1936 (№ 4035) выходит еженедельно. — № 1-4239.

107. Просмотрены: 1920. № 1-213; 1921. № 214-525; 1922. № 526-828; 1923. № 829-1131; 1924. № 1132-1437; 1925. № 1438-1745; 1926. № 1746-2109; 1927. № 2110-2474.

108. Руль / Отв. ред. И.В.Гессен; При ближ. участии: И.В.Гессена, А.И.Ка-минки и В.Д.Набокова. — 1920, 16 нояб. — 1931, 14 окт. — Берлин, 1920-1931. — Выходит ежедневно. — № 1-3309.

109. Просмотрены: 1920. № 1-38; 1921. № 39-395; 1922. № 396-635; 1923. № 636-933; 1924. № 934-1239; 1925. № 1240-1544; 1926. № 1545-1850; 1927. № 1851-2156.1. Ш.Письма

110. Испытание революцией и контрреволюцией: переписка П.Б.Струве и С.Л.Франка (1922-1925) / Публ. М.А.Колерова и Ф.Буббайера; прим. М.А. Колерова // Вопросы философии. —1993. — № 2. — С. 115-139.

111. Письма И.А.Ильина к П.Б.Струве / Публ. В.В.Бойкова и Н.А.Струве // ВеспшкРХД.—Париж-Нью-Йорк-М., 1995. —№ 171. —С. 87-146.

112. Пять писем НА.Бердяева к П.Б.Струве (1922-1923) / Публ. и прим. М.А.Колерова // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2000 год. / Под ред. М.АЖолерова. — М., 2000. — С. 297-307.

113. СЛ.Франк. Три письма к П.Б.Струве (1921, 1925) / Публ. и прим. М.А. Колерова // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник за 2001-2002 годы. / Под ред. М.А.Колерова. — М., 2002. — С. 645-654.1. ГУ.Архивные материалы

114. Государственный Архив Российской Федерации Фонд 5912 — "Струве Петр Бернгардович" On. 1.

115. Д. 168. "Письма разных лиц и организаций в редакцию журнала "Русская мысль" (1921-1925 гг.)", 157 л.

116. Д. 169. "Переписка Российско-Болгарского книгоиздательства с редакцией журнала "Русская мысль" по вопросам издания журнала (1921 г.)", 254 л.

117. Д. 170. "Договор издательства И.Отто с доктором К.Н.Крамаржем и профессором П.Б.Струве об издании "Русской мысли" (1922 г.)", 291 л.

118. Д. 171. "Переписка между Струве Петром Бернгардовичем и Глебом Петровичем и сотрудниками журнала "Русская мысль" и издательствами по изданию журнала "Русская мысль" (1922-1923 гг.)", 136 л.

119. Д. 172. "Письма Глеба Петровича Струве Петру Бернгардовичу Струве об издательстве журнала "Русская мысль" (январь 1923 г. — апрель 1924 г.)", 91 л.

www.dissercat.com

Иван Ильин. Грядущая Россия (монтаж журнала "Голос Эпохи"

Современный мировой кризис есть кризис заглохшего сердца и восставшего праха.

 

Безбожное человечество есть безвдохновенное человечество.

 

Религиозность есть живая первооснова истинной культуры. Она несёт человеку именно те дары, без которых культура теряет свой смысл и становится просто неосуществимой: чувство предстояния, чувство задания и призванности и чувство ответственности.

 

Родившись в эпоху соблазна, соблазнами окруженные и одурманиваемые, мы должны противопоставить этим временным соблазнам — вечные основы духовного бытия, необходимые человеку в его земной жизни. Эти вечные основы слагают единую духовную атмосферу, единый путь, который необходимо прочувствовать и усвоить; чтобы на вопрос: «во что же нам верить?» мы могли бы ответить живою верою: в Бога, в любовь, в свободу, в совесть, в семью, в родину и в духовные силы нашего народа, начиная с Бога и возвращаясь к Нему, утверждая, что и любовь, и свобода, и совесть, и семья, и родина, и нация суть лишь пути, ведущие к Его постижению и к Его осуществлению в земной жизни человека.

 

Несопротивляющийся злу поглощается им и становится одержимым.

 

В этом наша беда и наша опасность: мы живем в эпоху воинствующего зла, а верного чутья для распознания и определения его не имеем. Отсюда бесчисленные ошибки и блуждания. Мы как будто смотрим - и не видим; видим - и не верим глазам; боимся поверить; а поверив, все еще стараемся «уговорить себя», что «может быть, все это не так»; и не к месту, и не вовремя сентиментально ссылаемся на евангельское «не судите» и забываем апостольское «измите злаго от вас самих» (Кор. 1. 5-13). Делаем ошибку и стыдимся сказать: «я ошибся», поэтому держимся за нее, длим ее, увязаем во зле и множим соблазны.

А воинствующее зло отлично знает нашу подслеповатость и беспомощность и развивает искуснейшую технику маскировки. Но иногда ему не нужно никакой особой техники: просто назовется иначе и заговорит, как волк в детской сказке, «тоненьким голосочком»: «Ваша мать пришла, молочка принесла»... А мы, как будто только этого и ждали, - доверчивые «козляточки», - сейчас «двери настежь» и на все готовы.

Нам необходима зоркость к человеческой фальши; восприимчивость к чужой неискренности: слух для лжи; чутье зла; совестная впечатлительность. Без этого мы будем обмануты как глупые птицы, переловлены, как кролики, и передавлены, как мухи на стекле.

 

Человек не имеет ни возможности, ни права прощать обиду нанесённую другому, или злодейство, попирающее Божеские и человеческие законы.

 

Человек с религиозным и сильным характером не уклоняется от компромисса, когда этого требует его служение: он принимает решение и совершает поступок, — защищает слабого и больного, обличает предателя, доносит на торговца живым товаром; он дерется с нападающим убийцей, отстаивает правое дело в гражданской войне, сражается за родину на фронте. Все это есть отступление от праведности и потому — компромисс. Но этот компромисс не компрометирует его; ибо это отступление — бескорыстное, вынужденное, жизненно верное; и, что особенно важно, — оно не отрывает человека от Бога и не заглушает в нем голос совести. Молитва связует его с Богом; покаяние очистит его от злых страстей; совесть восстановит в нем волю к нравственному совершенству; а сознание того, что компромисс его не был корыстным, что он был принят не ради личной карьеры, а в порядке служения, — позволит ему не стыдиться перед своей совестью и перед людьми: уважение к себе не будет подорвано и чувство собственного духовного достоинства останется непоколебленным.

 

Если кто-нибудь требует свободы или призывает к ней, то он обязан точно сказать, кто должен быть свободен и от чего он должен быть свободен. Ибо свобода всех от всего привела бы только к общему разнузданию, разврату, поножовщине, хаосу и гибели.

 

Справедливость - поток живой и предметной любви к людям.

 

Сущность справедливости состоит в неодинаковом обхождении с неодинаковыми людьми.

 

Безумно искать справедливость, исходя из ненависти, ибо ненависть завистлива, она ведёт не к справедливости, а к всеобщему уравнению.

 

...каждый из нас должен научиться отличать вопрос о справедливости от вопроса о личном интересе и не прикрывать свою корысть декламацией о справедливости. «Мои притязания» могут быть и необоснованны; «моя выгода» может противоречить справедливости; «мое право» может и не простираться до пределов моей жадности.

Однако этого недостаточно. Необходимо нечто большее: мы должны научиться не настаивать на наших самых справедливых притязаниях, если этого требует единый и общий интерес родины.

 

За что можно и должно отдать жизнь, то и надо любить, тому и надо служить. Жить стоит только тем, за что стоит бороться насмерть и умереть: всё оставшееся малоценно или ничтожно. Всё, что не стоит смерти, не стоит и жизни.

 

Вся история человечества состоит в том, что в разные эпохи лучшие люди гибли, насилуемые худшими, причём это продолжалось до тех пор, пока лучшие не решались дать худшим планомерный и организованный отпор.

 

Дух рыцарственности и состоит прежде всего и больше всего в добровольном и волевом принятии на себя бремен и опасностей во имя Божьего Дела на земле. И надо признать, что если жизнь ожидает этого от нас всегда, и даже в самое благополучное время предлагает нам такие бремена и связанную с ними ответственность и опасность на каждом шагу, — то после русского военного крушения и революционного раз­грома все возрождение и восстановление России будет цели­ком зависеть от того, найдется ли в нашей стране кадр людей, выдержанный в таком духе и способный к такому служению. Кадр неподкупный — и потому ничего не продающий ни иност­ранцам, ни внутренним врагам России; верный любовью и совестью — и потому способный собрать вокруг себя доверие и преданность во всех сердцах, верных родине, рыцарствен­ный — и потому призванный к служению и к организации пуб­личного спасения.

 

Государство, в его духовной сущности, есть не что иное, как родина, оформленная и объединенная публичным правом, или иначе: множество людей, связанных общностью духовной судьбы, и сжившихся в единство на почве ду­ховной культуры и правосознания.

 

Без общего интереса, без всеобщей (т.е. всем общей) цели, без солидарности государство не может существо­вать. Политическая цель это та цель, про которую каждый гражданин может сказать: «это моя цель», и будет при этом прав; и про которую он должен добавить: «это не только моя цель»; и про которую все граждане вместе и сообща могут добавить: «это наша общая цель», и будут при этом правы.

 

Государство есть дело единого народа, живая общность интересов и возможностей, связанных на «национальном» уровне солидарности; в этом смысле жизнь государства может поддерживаться только «национальной» властью.

 

...Государство не призвано опускаться до частного интереса отдельного человека, но оно призвано возводить каждый духовно-верный и справедливый интерес отдель­ного гражданина в интерес всего народа и всего государ­ства. Если государство это делает или, по крайней мере, стремится к этому, то оно выполняет свое духовное и хри­стианское призвание, становится через это социальным го­сударством и воспитывает этим своих граждан в духе хри­стианской политики. И тогда оно становится орудием все­общей солидарности и гражданского братства...

 

Государство, при верном понимании, есть не механизм «принуждения» и «классовой конкуренции», как вообра­жают многие, но организм духовной солидарности. И по­литика означает не партийные притязания, не партийную ложь и не партийные интриги, но подъем правосознания к постижению патриотических целей и к разрешению под­линно государственных задач. Каждый из нас, каждое но­вое поколение должно принять свое государство правосо­знанием; принять как живое духовное единство — единст­во культуры, власти и исторической судьбы; принять и вложиться в это единство, взяться за разрешение его конкрет­ных задач — духовных, национальных, хозяйственных и правовых. И для этого каждый из нас и каждое новое поколение должны прежде всего верно перестроить и на­строить свое правосознание.

 

Свобода граждан должна быть верным и лучшим источником государственной власти.

 

Настоящее государство держится не принуждением и не страхом, а свободной лояльностью своих граждан: их верностью долгу; их отвращением к преступности; неподкупностью чиновников; честностью судей; патриотизмом избирателей; государственным смыслом парламентариев; гражданским мужеством писателей и ученых; инициативной храбростью и дисциплиной солдат. Все это не может быть заменено ничем. Человек есть самодеятельный волевой центр, субъект права, а не объект террора и эксплуатации. Он должен строить себя сам, владеть собою, управлять собою и отвечать за себя. В этом основная сущность всякого права, правопорядка и государственности.

 

Государственная власть имеет свои пределы, обозначаемые именно тем, что она есть власть, извне подходящая к человеку, предписывающая и воспрещающая ему независимо от его согласия или несогласия и угрожающая ему наказанием. Это означает, что все творческие состояния души и духа, предполагающие любовь, свободу и добрую волю, не подлежат ведению государственной власти и не могут ею предписываться. Государство не может требовать от граждан веры, молитвы, любви, доброты и убеждений. Оно не смеет регулировать научное, религиозное и художественное творчество. Оно не может предписывать доказательства чувств или воззрений. Оно не должно вторгаться нравственный, семейный и повседневный быт. Оно не должно без крайней надобности стеснять хозяйственную инициативу и хозяйственное творчество людей.

 

Русская государственная власть может определяться только верою, совестью, честью и российским всенародным благом. Это должна быть автономная и предметно-убедительная власть. Наконец, эта власть должна быть в государственных делах волевым центром страны. Безволие и слабоволие не импонирует русскому человеку. Сам не имея зрелого волевого характера, русский человек требует воли от своего правителя. Он предпочитает окрик, строгость, твердость - уговариванию, «дискуссиям» и колебаниям; он предпочитает даже самоуправство - волевому ничтожеству. Ему необходима императивная убедительность власти.

 

Политика есть искусство совластного и решительного воления: безвольная политика есть недоразумение или предательство, всегда источник разочарования и бедствий.

 

Политика есть искусство узнавать и обезвреживать врага. К этому она, конечно, не сводится. Но кто к этому неспособен, тот сделает лучше, если не будет вмешиваться в политику.

 

Политика есть искусство свободы, воспитание самостоятельно творящего субъекта права. Государство, презирающее свободную человеческую личность, подавляющее ее и исключающее ее — есть тоталитарное государство, учреждение нелепое, противоестественное и преступное; оно заслуживает того, чтобы распасться и погибнуть.

Политика есть искусство права, т.е. умение создавать ясную, жизненную и гибкую правовую норму. Государство, издающее законы темные и непонятные, несправедливые и двусмысленные, нежизненные, педантичные и мертвые — подрывает в народе доверие к праву и лояльности, развязывает произвол и подкупность в правителях и судьях и само подрывает свою прочность.

Политика есть искусство справедливости, т.е. умение вчувствоваться в личное своеобразие людей, умение беречь индивидуального человека. Государство, несущее всем несправедливое уравнение, не умеющее видеть своеобразие (т.е. естественное неравенство!) живых людей и потому попирающее живую справедливость — накопляет в народе те отрицательные заряды, которые однажды взорвут и погубят его.

Такова сущность истинной политики. Она творится через государственную власть и потому должна держать это орудие в чистоте; государственная власть, став бесчестной, свирепой и жадной — заслуживает свержения и позорной гибели. Политика дает человеку власть, но не для злоупотребления и не для произвола; грязный человек, злоупотребляющий своей властью, и произволяющий — является преступником перед народом. Напротив, истинный политик переживает свое властное полномочие как служение, как обязательство, как бремя и стремится постигнуть и усвоить искусство властвования. И пока его искусство не справилось и не нашло творчески верное разрешение задачи, и пока он сам не освобожден от своего обязательства, он должен нести бремя своего служения, — ответственно и мужественно, — хотя бы дело шло о его личной жизни и смерти. Государственная власть есть не легкая комедия и не маскарад, где снимают маску, когда захочется. Нет, ей присуща трагическая черта; она каждую минуту может превратиться в трагедию, которая захватит и личную жизнь властителя и общую жизнь народа. Поэтому истинный политик обязан рисковать своею жизнью, подобно солдату в сражении; и именно поэтому люди робкие и трусливые не призваны к политике.

И вот истинный политический успех доступен только тому, кто берется за дело с ответственностью и любовью...

Нет ничего более жалкого, как бессовестный и безответственный политик: это человек, который желает фигурировать, но не желает отдаться целиком своему призванию; который в своей деятельности всегда не на высоте; который не умеет расплачиваться своею земною личностью; который бежит от своей собственной тени. Это трус по призванию, который не может иметь политического успеха.

И нет ничего более опасного и вредного, как политик, лишенный сердца: это человек, который лишен главного органа духовной жизни; который не любит ни своего ближнего, ни своего отечества; — который не знает верности, этого выражения любви, но способен к ежеминутному предательству; который с самого начала уже предает всякое свое начинание; который не имеет ни одного Божьего луча для управляемой им страны; циник по призванию, который может иметь «успех» в личной карьере, но никогда не будет иметь истинного политического успеха. Вокруг его имени может подняться исторический шум, который глупцы и злодеи будут принимать за «славу». Вокруг него могут пролиться потоки крови; от него могут произойти катастрофические бедствия и страдания; но творческих путей он не найдет для своего народа.

 

Русская политика нуждается прежде всего в честной верности. Что могут построить бесчестные и продажные руки? Революция уже дала ответ на это. России нужны опыт и умение — во всех областях: от генерального штаба до кооперации, от торговли до полиции. Нам надо приобретать этот опыт и это умение, чтобы отдать их России.

Россия будет голодать по знающим и способным людям, — на всех поприщах: от бухгалтерии до медицины, от профессуры до агрономии, от церкви до армии. И особенно — в политике.

России необходимы воля и талант. Их нельзя ничем заменить: ибо талант творит новое, а воля строит и держит организацию народной жизни. Революция скомпрометировала партийный отбор; новый отбор должен быть деловым, предметным, а не партийным.

Дорогу честности! Дорогу знанию и таланту! Дорогу русскому гению! Новая, качественная эпоха нужна нашей родине, эпоха, которая довершила бы все упущенное, исцелила бы и зарастила бы все язвы революционного времени. Качество необходимо России: люди верные, волевые, знающие и даровитые; крепкая и гибкая организация; напряженный и добросовестный труд; выработанный, первосортный продукт; высокий уровень жизни. Необходима верная и мудрая, справедливая и предметная политика; политика, ведомая честью и прозорливостью, а не политиканство, мятущееся в честолюбии, криводушии и всеобщем обмане.

Только так создадим новую, сильную и национальную власть в России.

 

Власть есть духовная сила; она покоится на уважении и доверии, на согласии людей повиноваться авторитету. Это согласие надо беречь, оно драгоценно. Если его разочаровать и растратить, то власть сведется к страху и насилию.

 

Родина не есть то место на земле, где я родился, произошел на свет от отца и матери, или где я «привык жить»; но то духовное место, где я родился духом и откуда я исхожу в моем жизненном творчестве. И если я считаю моей родиной — Россию, то это означает, что я по-русски люблю, созерцаю и думаю, по-русски пою и говорю; что я верю в духовные силы русского народа и принимаю его историческую судьбу своим инстинктом и своею волею. Его дух — мой дух; его судьба — моя судьба; его страдания — мое горе; его расцвет — моя радость.

 

Тот день, в который патриотическая верность угаснет в сердцах, будет роковым для государства (февраль-октябрь 1917 г.). Политический организм имеет прежде всего душевно-духовную природу: народ, потерявший чувство духовного достоинства, лишенный ответственности и государственного смысла, отрекшийся от чести и честности - неизбежно предаст и погубит свое государство. Недаром сказано: мудрое слово «мир» управляется из детской, ибо воспитание гражданина начинается именно с детской, чтобы продолжиться в школе и завершиться в академии. Гражданин неотрывен от своего духа и своего правосознания: духовно разложившийся человек подаст на выборах позорный и погибельный бюллетень; человек с деморализованным правосознанием будет вредить своему государству на каждом шагу - неисполнением своих обязанностей, произвольным преувеличением своих полномочий, мелкими правонарушениями и дерзкими преступлениями, взяткой и растратой, избирательной коррупцией и шпионажем. Это не гражданин, а предатель, продажный раб, ходячее криводушие, недопойманный вор. К какому голосованию он способен? Кого он может «избрать» и куда его самого можно выбрать? Что понимает он в делах государства? Недаром сказано мудрое слово: «Город держится десятью праведниками»...

 

Чтобы бодро и действенно выносить весь этот поток горя и унижения, мы должны твердо верить в нашу духовную правоту и в грядущее возрождение России.

 

Современные русские люди лишены жизненной карьеры в качестве русских людей: им надо сначала «сменить свою кожу»... И мы должны с этим считаться, не примиряясь и не подчиняясь: лучше прожить жизнь без карьеры, без успеха, без признания, в скудости и бесправии, чем смотреть из чужих рук, кривить душой во вред России и растрачивать свое национальное достоинство по международным передним. Мы должны принять спокойно и мужественно это кажущееся ничтожество и пребыть в верности родине. Ибо не в карьере дело, а в качестве жизненного пути. Важно не «казаться» и не «считаться»; важно быть - быть русским, любить Россию, бороться за нее честно и грозно и стоять до конца за торжество Дела Божьего на земле. Россия всюду, где бьется верное ее сердце. И человек, блюдущий достоинство России как свое собственное и свое достоинство как русское, - вкладывается тем самым в ее историю как драгоценная русская сила, несет ее в себе, служит ей и совершает жизненный путь, который называется не карьерой, а подвигом верности.

 

Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьёт час, он соберёт свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу.

 

Скажем прямо и недвусмысленно: поколение безответственных шкурников и безответственных честолюбцев не освободит Россию и не обновит ее; у него нет и не будет тех духовных сил и качеств, которые строили подлинную Россию в прошлом, и которые необходимы для ее будущего. Русский человек, пройдя через все национальные унижения, беды, лишения и страдания, должен найти в себе духовное начало и утвердиться в нем, - постигнуть и принять свое духовное естество и призвание; и только тогда перед ним откроются двери в грядущую Россию.

 

Мы все - от правителя до простого обывателя - должны научиться узнавать людей качественно-духовного заряда и всячески выдвигать их, «раздвигаясь» для них; только так мы сможем верно пополнять нашу национальную элиту во всех областях жизни. Это требование есть не «демократическое», как принято думать, а нравственно-патриотическое и национально-государственное. Только так мы воссоздаем Россию: дорогу честности, уму и таланту!..

 

«Грядущая Россия не нуждается в предателях; лучше молчать или шептать, чем выкрикивать лживые и изменнические слова; лучше нищета и неизвестность, чем международная реклама, создаваемая врагами национальной России и Православия»... На все такие предложения должен следовать отказ. Категорический отказ. Ни явной подтасовки, ни тайной контрабанды. Ни уловок, ни сделок. Ни наивности, ни плутовства. Мало того: необходима еще борьба с предателями и клеветниками!

 

Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, уклада и духа. Денационализуясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни. Ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. Национальное обезличение есть великая беда и опасность: человек становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом, а народ превращается в исторический песок и мусор.

 

Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов. Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.

 

Любить свою родину умеет именно тот, кто не склонен ненавидеть или презирать другие народы; ибо только он знает, что такое дух, и по­тому умеет обретать его дары и проявления у чужих народов, а не ведая духа, нельзя любить воистину свой народ. Истинный патриот любит в своем народе то, что должны любить и будут любить, когда узнают, и все другие народы; правда, он любит у своего народа и то, что другие народы не полюбят; однако и он вовсе не призван любить у других народов все, но лишь то, что составляет истинный источник их величия и славы.

 

Проблема истинного национализма разрешима только в связи с духовным пониманием родины: ибо национализм есть любовь к духу своего народа и притом именно к его духовному своеобразию.

 

Итак, национализм есть здоровое и оправданное настроение души. То, что национализм любит и чему он служит - в самом деле достойно любви, борьбы и жертв. И грядущая Россия будет национальной Россией.

 

Мы западу не ученики и не учителя. Мы ученики Бога и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру - из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом - смысл русской идеи.

 

Воспитание же народа есть воспитание в нем патриотизма, чувства собственного достоинства, силы суждения, чувства ответственности - и в результате этого способности к самоуправлению. Воспитывать народ - значит воспитывать его к свободе, к этому высокому искусству, сочетающему воедино самостоятельность бытия и верность предмету.

 

Бороться с национальным обезличиванием наших детей мы должны именно на этом пути: надо сделать так, чтобы все прекрасные предметы, впервые пробуждающие дух ребенка, вызывающие в нем умиление, восхищение, преклонение, чувство красоты, чувство чести, любознательность, великодушие, жажду подвига, волю к качеству — были национальными, у нас в России — национально русскими; и далее: чтобы дети молились и думали русскими словами; чтобы они почуяли в себе кровь и дух своих русских предков и приняли бы любовью и волею — всю историю, судьбу, путь и призвание своего народа; что­бы их душа отзывалась трепетом и умилением на дела и слова русских святых, героев, гениев и вождей. Получив в дошкольном возрасте такой духовный заряд и имея в своей семье живой очаг таких настроений, русские дети, где бы они ни находились, развернутся в настоящих и верных русских людей.

 

Грядущая Россия будет нуждаться в новом, предметном воспитании русского духовного характера; не просто в «образовании» (ныне обозначаемом в Советии пошлым и постылым словом «учеба»), ибо образование само по себе есть дело памяти, смекалки и практических умений в отрыве от духа, совести, веры и характера. Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно дает в его распоряжение жизненно-выгодные возможности, технические умения, которыми он, - бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный, - и начинает злоупотреблять. Надо раз и навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей, и что формальная «образованность» вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации.

Новой России предстоит выработать себе новую систему национального воспитания, и от верного разрешения этой задачи будет зависеть ее будущий исторический путь.

 

Национальная духовная культура творится из поколения в поколение не сознательной мыслью и не произволом, а целостным, длительным и вдохновенным напряжением всего человеческого существа; и прежде всего, инстинктом и бессознательными, ночными силами души. Эти таинственные силы души способны к духовному творчеству только тогда, если они озарены, облагорожены, оформлены и воспитаны религиозной верою. История не знает культурно-творческого и духовно-великого народа, пребывавшего в безбожии. Самые последние дикари имеют свою веру. Впадая в безверие, народы разлагались и гибли. Понятно, что от совершенства религии зависит и высота национальной культуры.

 

Для того, чтобы увидеть будущую Россию и верно пойти ей навстречу, мы должны глубоко вдуматься и вчувствоваться в русское историческое развитие, как бы подслушать законы и формы русского национального бытия и сделать соответствующие выводы. Эти выводы будут приблизительно таковы.

 

Религиозный смысл русской революции — не в подчинении большевизму, а в борьбе против него во славу Божию и во имя Великой, Богу служащей России.

 

Чтобы возродить Россию, русский человек должен жизненно укоренить свою душу в Боге и принять эту укорененность — сердцем, волею и разумом. Тогда в его душе расцветет цельная и огненная вера, двигающая горами. Именно такая вера ему и необходима для возрождения и воссоздания России.

 

Укорениться в Боге значит стать сильным в добре. Быть сильным в добре значит иметь настоящий духовный характер.

России необходимы, ей дороже всего отныне и на века — люди с сильным, религиозно укорененным и верным характером. Это они — строили Россию в прошлом. Это они будут строить ее и впредь. Для русского народа нет выбора; если он не сумеет укрепить в себе национально-духовный характер, тогда он вообще не сможет удержаться на исторической арене; тогда он будет отвеян в пространство, как мякина, или затоптан, как глина1.

Россия сокрушилась в революции потому, что русские люди были в большинстве своем добродушны, но слабы в добре. Сильных же в добре было немного. И вот, когда появились люди сильные во зле и стали звать массы не бояться падения, падать, скользя вниз по линии наименьшего сопротивления, — то множество слабых поколебалось и отдалось этому зову. Тогда сильные в добре повели неравную борьбу с сильными во зле при бесхарактерном нейтралитете или слабохарактерном разложении массы. И победило зло.

Чтобы в русском человеке сложился и окреп духовный характер, он должен увидеть добро, поверить ему и в него и полюбить его; это видение, эта вера и любовь должны передать свой духовный заряд воле, и заряд этот должен быть осмыслен и принят разумом. Тогда душа русского человека станет свободною и цельною в добре: он утвердит свое духовное достоинство, и вследствие этого честь и честность станут необходимыми и устойчивыми формами его жизни. Рабские черты угаснут в нем навсегда. Он утвердит в себе Сына Божия; и соблазны разнуздания и всесмешения будут ему не страшны. Его поведет дух предметного служения.

Россия не освободится и не возродится, пока русские люди не вступят на предметный путь.

 

Прежде всего и больше всего мы должны искать правоты; в ней — сила; и сила соберется под ее знамя. Надо служить делу Божиему, не кривя, не торгуясь и не исчисляя Божиих сроков. И верить: проснется здоровая духовная глубина России, умолкшая от военного утомления, замутившаяся в революции и засыпанная мусором пропаганды. Проснется, и застонет, и замолится о том, о чем стонут и молятся наши души уже десять лет. И тогда наш народ поймет, что мы не враги его и не изгои, но и не льстецы и не растлители: что мы — его старшие братья, насмерть борющиеся за его душу и за его разум, непоколебимо верящие в его Православием взращенную совесть и в его исконный государственный смысл.

 

Плохо человеку, который утратил всякую надежду и ни на что не надеется... Он как бы отрезает себе перспективу в свое будущее; он перестает верить в возможность лучшего; он ослепляет свой дух и обессиливает свой инстинкт; он отрекается от своего спасения и добровольно «опускается на дно». Нельзя жить без надежды. Это знают врачи и не отнимают ее у больного до самого конца. Это хорошо знают все тонувшие и спасшиеся; все забытые на поле битвы и потом найденные и вырученные; все проходившие через горькую нужду. Людям надежда необходима...

 

Мы найдем свое место в этой ткани, увидев с силою очевидности, что жизнь русского народа, бытие России, - достойное, творческое и величавое бытие, - входит в это Божье Дело, составляет его живую и благодатную часть, в которой есть место для всех нас. Кто бы я ни был, каково бы ни было мое общественное положение, - от крестьянина до ученого, от министра до трубочиста, - я служу России, русскому духу, русскому качеству, русскому величию, - не «маммону» и не «начальству», - «не личной похоти» и не «партии», не «карьере» и не просто «работодателю», - но именно России, ее спасению, ее строительству, ее совершенству, ее оправданию перед Лицом Божиим. Жить и действовать так значит жить и действовать согласно главному, предметному призванию русского человека, это значит жить предметно, т.е. службу превратить в служение, работу в творчество, интерес во вдохновение, «дела» освятить духом Дела, заботы возвысить до замысла, жизнь освятить Идеей. Или, что то же самое, - ввести себя в предметную ткань Дела Божия на земле.

 

Современные поколения русских людей проходят через трудную историческую школу, которая должна освободить их от всяких политических и национальных иллюзий и открыть им глаза на своеобразие русского народа, на драгоценную самобытность его культуры, на его государственные задания и на его врагов. Довольно слепоты, наивности и легковерия! Тот, кто любит Россию, обязан зорко наблюдать, предметно мыслить и делать выводы. Только тогда ниспосланные нам уроки не пропадут даром...

...Россия спасется только самостоянием, и нам всем; надо блюсти свою полную духовную независимость!

 

Мы должны надеяться на Бога, на духовные силы национальной России и на самих себя, верных Богу и родине. И только; этого довольно, и больше надеяться нам не на кого.

 

При свете того мученического костра, на котором горит Россия, мы должны пересмотреть все основы нашего государственного быта и нашего национального самочувствия. И первое, чему мы должны научиться, — это русскому национальному самостоянию.

 

Россия должна прежде всего почувствовать сердцем и волею, а затем восстановить и организовать на деле — свое духовное единство.

 

Дух есть живая энергия: ему свойственно не спрашивать о своём умении, осуществлять его; не ссылаться на «давление» влечений и обстоятельств, а превозмогать их живым действием. Как сказал однажды Карлейль: «Начинай! Только этим ты сделаешь невозможное возможным!»

golos.ruspole.info

Иван Ильин. Грядущая Россия (2) - Архив - ЖУРНАЛ ГОЛОС ЭПОХИ - Каталог статей

Родина не есть то место на земле, где я родился, произошел на свет от отца и матери, или где я «привык жить»; но то духовное место, где я родился духом и откуда я исхожу в моем жизненном творчестве. И если я считаю моей родиной — Россию, то это означает, что я по-русски люблю, созерцаю и думаю, по-русски пою и говорю; что я верю в духовные силы русского народа и принимаю его историческую судьбу своим инстинктом и своею волею. Его дух — мой дух; его судьба — моя судьба; его страдания — мое горе; его расцвет — моя радость.

 

Тот день, в который патриотическая верность угаснет в сердцах, будет роковым для государства (февраль-октябрь 1917 г.). Политический организм имеет прежде всего душевно-духовную природу: народ, потерявший чувство духовного достоинства, лишенный ответственности и государственного смысла, отрекшийся от чести и честности - неизбежно предаст и погубит свое государство. Недаром сказано: мудрое слово «мир» управляется из детской, ибо воспитание гражданина начинается именно с детской, чтобы продолжиться в школе и завершиться в академии. Гражданин неотрывен от своего духа и своего правосознания: духовно разложившийся человек подаст на выборах позорный и погибельный бюллетень; человек с деморализованным правосознанием будет вредить своему государству на каждом шагу - неисполнением своих обязанностей, произвольным преувеличением своих полномочий, мелкими правонарушениями и дерзкими преступлениями, взяткой и растратой, избирательной коррупцией и шпионажем. Это не гражданин, а предатель, продажный раб, ходячее криводушие, недопойманный вор. К какому голосованию он способен? Кого он может «избрать» и куда его самого можно выбрать? Что понимает он в делах государства? Недаром сказано мудрое слово: «Город держится десятью праведниками»...

 

Чтобы бодро и действенно выносить весь этот поток горя и унижения, мы должны твердо верить в нашу духовную правоту и в грядущее возрождение России.

 

Современные русские люди лишены жизненной карьеры в качестве русских людей: им надо сначала «сменить свою кожу»... И мы должны с этим считаться, не примиряясь и не подчиняясь: лучше прожить жизнь без карьеры, без успеха, без признания, в скудости и бесправии, чем смотреть из чужих рук, кривить душой во вред России и растрачивать свое национальное достоинство по международным передним. Мы должны принять спокойно и мужественно это кажущееся ничтожество и пребыть в верности родине. Ибо не в карьере дело, а в качестве жизненного пути. Важно не «казаться» и не «считаться»; важно быть - быть русским, любить Россию, бороться за нее честно и грозно и стоять до конца за торжество Дела Божьего на земле. Россия всюду, где бьется верное ее сердце. И человек, блюдущий достоинство России как свое собственное и свое достоинство как русское, - вкладывается тем самым в ее историю как драгоценная русская сила, несет ее в себе, служит ей и совершает жизненный путь, который называется не карьерой, а подвигом верности.

 

Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьёт час, он соберёт свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу.

 

Скажем прямо и недвусмысленно: поколение безответственных шкурников и безответственных честолюбцев не освободит Россию и не обновит ее; у него нет и не будет тех духовных сил и качеств, которые строили подлинную Россию в прошлом, и которые необходимы для ее будущего. Русский человек, пройдя через все национальные унижения, беды, лишения и страдания, должен найти в себе духовное начало и утвердиться в нем, - постигнуть и принять свое духовное естество и призвание; и только тогда перед ним откроются двери в грядущую Россию.

 

Мы все - от правителя до простого обывателя - должны научиться узнавать людей качественно-духовного заряда и всячески выдвигать их, «раздвигаясь» для них; только так мы сможем верно пополнять нашу национальную элиту во всех областях жизни. Это требование есть не «демократическое», как принято думать, а нравственно-патриотическое и национально-государственное. Только так мы воссоздаем Россию: дорогу честности, уму и таланту!..

 

«Грядущая Россия не нуждается в предателях; лучше молчать или шептать, чем выкрикивать лживые и изменнические слова; лучше нищета и неизвестность, чем международная реклама, создаваемая врагами национальной России и Православия»... На все такие предложения должен следовать отказ. Категорический отказ. Ни явной подтасовки, ни тайной контрабанды. Ни уловок, ни сделок. Ни наивности, ни плутовства. Мало того: необходима еще борьба с предателями и клеветниками!

 

Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, уклада и духа. Денационализуясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни. Ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. Национальное обезличение есть великая беда и опасность: человек становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом, а народ превращается в исторический песок и мусор.

 

Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов. Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.

 

Любить свою родину умеет именно тот, кто не склонен ненавидеть или презирать другие народы; ибо только он знает, что такое дух, и по­тому умеет обретать его дары и проявления у чужих народов, а не ведая духа, нельзя любить воистину свой народ. Истинный патриот любит в своем народе то, что должны любить и будут любить, когда узнают, и все другие народы; правда, он любит у своего народа и то, что другие народы не полюбят; однако и он вовсе не призван любить у других народов все, но лишь то, что составляет истинный источник их величия и славы.

 

Проблема истинного национализма разрешима только в связи с духовным пониманием родины: ибо национализм есть любовь к духу своего народа и притом именно к его духовному своеобразию.

 

Итак, национализм есть здоровое и оправданное настроение души. То, что национализм любит и чему он служит - в самом деле достойно любви, борьбы и жертв. И грядущая Россия будет национальной Россией.

 

Мы западу не ученики и не учителя. Мы ученики Бога и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру - из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом - смысл русской идеи.

 

Воспитание же народа есть воспитание в нем патриотизма, чувства собственного достоинства, силы суждения, чувства ответственности - и в результате этого способности к самоуправлению. Воспитывать народ - значит воспитывать его к свободе, к этому высокому искусству, сочетающему воедино самостоятельность бытия и верность предмету.

 

Бороться с национальным обезличиванием наших детей мы должны именно на этом пути: надо сделать так, чтобы все прекрасные предметы, впервые пробуждающие дух ребенка, вызывающие в нем умиление, восхищение, преклонение, чувство красоты, чувство чести, любознательность, великодушие, жажду подвига, волю к качеству — были национальными, у нас в России — национально русскими; и далее: чтобы дети молились и думали русскими словами; чтобы они почуяли в себе кровь и дух своих русских предков и приняли бы любовью и волею — всю историю, судьбу, путь и призвание своего народа; что­бы их душа отзывалась трепетом и умилением на дела и слова русских святых, героев, гениев и вождей. Получив в дошкольном возрасте такой духовный заряд и имея в своей семье живой очаг таких настроений, русские дети, где бы они ни находились, развернутся в настоящих и верных русских людей.

 

Грядущая Россия будет нуждаться в новом, предметном воспитании русского духовного характера; не просто в «образовании» (ныне обозначаемом в Советии пошлым и постылым словом «учеба»), ибо образование само по себе есть дело памяти, смекалки и практических умений в отрыве от духа, совести, веры и характера. Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно дает в его распоряжение жизненно-выгодные возможности, технические умения, которыми он, - бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный, - и начинает злоупотреблять. Надо раз и навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей, и что формальная «образованность» вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации.

Новой России предстоит выработать себе новую систему национального воспитания, и от верного разрешения этой задачи будет зависеть ее будущий исторический путь.

 

Национальная духовная культура творится из поколения в поколение не сознательной мыслью и не произволом, а целостным, длительным и вдохновенным напряжением всего человеческого существа; и прежде всего, инстинктом и бессознательными, ночными силами души. Эти таинственные силы души способны к духовному творчеству только тогда, если они озарены, облагорожены, оформлены и воспитаны религиозной верою. История не знает культурно-творческого и духовно-великого народа, пребывавшего в безбожии. Самые последние дикари имеют свою веру. Впадая в безверие, народы разлагались и гибли. Понятно, что от совершенства религии зависит и высота национальной культуры.

 

Для того, чтобы увидеть будущую Россию и верно пойти ей навстречу, мы должны глубоко вдуматься и вчувствоваться в русское историческое развитие, как бы подслушать законы и формы русского национального бытия и сделать соответствующие выводы. Эти выводы будут приблизительно таковы.

 

Религиозный смысл русской революции — не в подчинении большевизму, а в борьбе против него во славу Божию и во имя Великой, Богу служащей России.

 

Чтобы возродить Россию, русский человек должен жизненно укоренить свою душу в Боге и принять эту укорененность — сердцем, волею и разумом. Тогда в его душе расцветет цельная и огненная вера, двигающая горами. Именно такая вера ему и необходима для возрождения и воссоздания России.

 

Укорениться в Боге значит стать сильным в добре. Быть сильным в добре значит иметь настоящий духовный характер.

России необходимы, ей дороже всего отныне и на века — люди с сильным, религиозно укорененным и верным характером. Это они — строили Россию в прошлом. Это они будут строить ее и впредь. Для русского народа нет выбора; если он не сумеет укрепить в себе национально-духовный характер, тогда он вообще не сможет удержаться на исторической арене; тогда он будет отвеян в пространство, как мякина, или затоптан, как глина1.

Россия сокрушилась в революции потому, что русские люди были в большинстве своем добродушны, но слабы в добре. Сильных же в добре было немного. И вот, когда появились люди сильные во зле и стали звать массы не бояться падения, падать, скользя вниз по линии наименьшего сопротивления, — то множество слабых поколебалось и отдалось этому зову. Тогда сильные в добре повели неравную борьбу с сильными во зле при бесхарактерном нейтралитете или слабохарактерном разложении массы. И победило зло.

Чтобы в русском человеке сложился и окреп духовный характер, он должен увидеть добро, поверить ему и в него и полюбить его; это видение, эта вера и любовь должны передать свой духовный заряд воле, и заряд этот должен быть осмыслен и принят разумом. Тогда душа русского человека станет свободною и цельною в добре: он утвердит свое духовное достоинство, и вследствие этого честь и честность станут необходимыми и устойчивыми формами его жизни. Рабские черты угаснут в нем навсегда. Он утвердит в себе Сына Божия; и соблазны разнуздания и всесмешения будут ему не страшны. Его поведет дух предметного служения.

Россия не освободится и не возродится, пока русские люди не вступят на предметный путь.

 

Прежде всего и больше всего мы должны искать правоты; в ней — сила; и сила соберется под ее знамя. Надо служить делу Божиему, не кривя, не торгуясь и не исчисляя Божиих сроков. И верить: проснется здоровая духовная глубина России, умолкшая от военного утомления, замутившаяся в революции и засыпанная мусором пропаганды. Проснется, и застонет, и замолится о том, о чем стонут и молятся наши души уже десять лет. И тогда наш народ поймет, что мы не враги его и не изгои, но и не льстецы и не растлители: что мы — его старшие братья, насмерть борющиеся за его душу и за его разум, непоколебимо верящие в его Православием взращенную совесть и в его исконный государственный смысл.

 

Плохо человеку, который утратил всякую надежду и ни на что не надеется... Он как бы отрезает себе перспективу в свое будущее; он перестает верить в возможность лучшего; он ослепляет свой дух и обессиливает свой инстинкт; он отрекается от своего спасения и добровольно «опускается на дно». Нельзя жить без надежды. Это знают врачи и не отнимают ее у больного до самого конца. Это хорошо знают все тонувшие и спасшиеся; все забытые на поле битвы и потом найденные и вырученные; все проходившие через горькую нужду. Людям надежда необходима...

 

Мы найдем свое место в этой ткани, увидев с силою очевидности, что жизнь русского народа, бытие России, - достойное, творческое и величавое бытие, - входит в это Божье Дело, составляет его живую и благодатную часть, в которой есть место для всех нас. Кто бы я ни был, каково бы ни было мое общественное положение, - от крестьянина до ученого, от министра до трубочиста, - я служу России, русскому духу, русскому качеству, русскому величию, - не «маммону» и не «начальству», - «не личной похоти» и не «партии», не «карьере» и не просто «работодателю», - но именно России, ее спасению, ее строительству, ее совершенству, ее оправданию перед Лицом Божиим. Жить и действовать так значит жить и действовать согласно главному, предметному призванию русского человека, это значит жить предметно, т.е. службу превратить в служение, работу в творчество, интерес во вдохновение, «дела» освятить духом Дела, заботы возвысить до замысла, жизнь освятить Идеей. Или, что то же самое, - ввести себя в предметную ткань Дела Божия на земле.

 

Современные поколения русских людей проходят через трудную историческую школу, которая должна освободить их от всяких политических и национальных иллюзий и открыть им глаза на своеобразие русского народа, на драгоценную самобытность его культуры, на его государственные задания и на его врагов. Довольно слепоты, наивности и легковерия! Тот, кто любит Россию, обязан зорко наблюдать, предметно мыслить и делать выводы. Только тогда ниспосланные нам уроки не пропадут даром...

...Россия спасется только самостоянием, и нам всем; надо блюсти свою полную духовную независимость!

 

Мы должны надеяться на Бога, на духовные силы национальной России и на самих себя, верных Богу и родине. И только; этого довольно, и больше надеяться нам не на кого.

 

При свете того мученического костра, на котором горит Россия, мы должны пересмотреть все основы нашего государственного быта и нашего национального самочувствия. И первое, чему мы должны научиться, — это русскому национальному самостоянию.

 

Россия должна прежде всего почувствовать сердцем и волею, а затем восстановить и организовать на деле — свое духовное единство.

 

Дух есть живая энергия: ему свойственно не спрашивать о своём умении, осуществлять его; не ссылаться на «давление» влечений и обстоятельств, а превозмогать их живым действием. Как сказал однажды Карлейль: «Начинай! Только этим ты сделаешь невозможное возможным!»

 

Опубликовано в Литературно-общественном журнале "Голос Эпохи", выпуск 4, 2013 г.

rys-arhipelag.ucoz.ru

С верой в грядущую Россию

Впрошлом году в ? 10 нашего журнала мы поместили большой блок материаловк 100-летию Художественного театра. Мы не выстраивали парадный ряд, апопытались осмыслить, чем жил этот театр на протяжении века, с чемподошел к юбилею. Картина получилась удручающая. Сегодня в Москве дванепримиримых МХАТа, оба — с амбициями, с претензией на обладаниеокончательной истиной, неизменно подкрепляемое ссылками на авторитетсоздателей театра — К.С.Станиславского и В.И. Немировича-Данченко.Празднованиеюбилея на исторической сцене в Камергерском переулке и вовсе заставилозадуматься: а есть ли еще МХАТ как явление современной театральнойкультуры? Тонко чувствующие, страдающие Станиславский, Чехов… изастеленный коврами переулок, пошлый капустник с рефлексирующимистаричками, юмористом Хазановым…В.Заманский. К светлымименам Станиславского и Чехова этот балаган, конечно, не имеет никакогоотношения. Разные жанры, различное состояние души. Нам еще разпродемонстрировали единое поле разрушения театра.Основатель МХТКонстантин Сергеевич Станиславский вырос в купеческой семье Алексеевых,он был православным человеком. Воздух времени тогда, на рубеже веков,был удушающим. Убивали губернаторов, полицейских, просто граждан,которые желали, чтобы Россия здравствовала как сильное православноегосударство. «Серебряный век» дал миру прекрасных поэтов, но это ведь ивремя декадентского излома этих прекрасных поэтов, увлеченияоккультизмом и прочими «измами»… Станиславский, даже когда искусствополностью поглотило его, увлекло на тропу поиска — а МХТ задумывался вопределенной степени как реформаторский театр, — не поддался давлениювремени.А.Г. Алексеев-Станиславский, укорененный в русскойкультуре, вопреки давлению времени, которое вы так ярко описали, создаетклассический театр. В пьесах Алексея Константиновича Толстого и АнтонаПавловича Чехова, принятых им к постановке, артисты говорят о вечнойрусской боли, они ищут смысл жизни. Без декадентского излома. Блоксочинил для Художественного театра «Розу и крест». Не поставили. АндрейБелый тоже не вписался в репертуар.В.З. Не смею утверждать,но думаю, что если бы такие серьезные богословы, как новомученик нашархиепископ Федор (Поздеевский) или архимандрит Иларион (Троицкий),преподававший в Московской духовной академии, объяснили обществу, чтотакое «Роза и крест» или кто такой Сологуб с его стихами, посвященнымидьяволу, мы бы еще раз поразились душевной чистоте Станиславского. Егомировоззрение было иным. Ему как интеллигенту не в бранном смысле, анастоящему русскому интеллигенту — были понятны и близки «Три сестры»,«Вишневый сад» Чехова. Он всей душой мог принять реквием по уходящейдворянской Руси, но модернизмы и авангардизмы ему были чужды.Второйсоздатель МХТ, Немирович-Данченко, судя по тому, что я читал о нем, былчеловеком более гибким, так скажем. Однако прошу учесть, что моивпечатления — это впечатления актера, который имеет свои привязанности ив современности, и в театральной истории. Так вот, у сына ВасилияИвановича Качалова есть воспоминания, где он спрашивает отца, с кем томуинтереснее было работать — со Станиславским или Немировичем-Данченко?Качалов отвечает, что на уровне репетиции с Немировичем было свободнее,проще. Что же касается сверхзадачи, взгляда в небеса, то тут никакогосравнения со Станиславским быть не могло.Невозможные требования,которые Станиславский предъявлял и к себе самому, и к актерам, моглиисходить только от сверходаренного человека. Естественно, что такойчеловек жил без оглядки, ему трудно было приспособиться к требованиямпублики, к духу времени. Немирович приспособиться мог, и с ним артистамбыло легче. Мне, как актеру, это до боли понятно. Высшая истинаотвергается и подменяется более приземленной, но якобы тоже истиной. Урежиссера и актера на этой почве возникает взаимное притяжение, потомучто предлагаемая трактовка образа или сцены доступнее, ближе и дажебезопаснее для обоих.…Чтобы театр взошел на новую ступень и непотерял связи с прошлым, чтобы он был прекрасно консервативен и в то жевремя — всегда в пути, нужен идеалист. Идеалист такой страшнойтребовательности, как Станиславский, и такой душевной чистоты, какСтаниславский.А.Г. Владимир Петрович, вы прожили в театре не год, недва… Так и просится продолжить: и остались человеком. Это я не могузабыть горькую фразу Ермоловой: «Актеры не люди». Возможно, онапроизнесла ее опрометчиво, в тяжелую минуту. Но все же, что это такое — те а т р? Как сосуществуют совестливая душа и лицедейство?В.З.Однажды в Оптиной пустыни я задал архимандриту Варфоломею (а сам себезадавал его уже бесчетное число раз) вопрос: уходить из театра или нет?Мы сидели на той самой скамеечке под колоколами, где несколько лет назадв пасхальную ночь сатанистом было совершено ритуальное убийствоправославных иноков. Словом, не на случайном месте происходил этотразговор. Архимандрит Варфоломей ответил мне так. Вы выходите на сцену,где в зале перед вами 90 процентов — неверующие люди, но они пришлиуслышать слово. Живые души. Идет «Борис Годунов». Автор пьесы какправославный человек дает историческое понимание России в ее 1000-летнемразвитии, в ее славе и страдании. Он неизбежно вложил в бытовыеситуации нормы поведения, которыми руководствуется русский человек, а непросто хороший драматург. В этом случае есть все основания к тому,чтобы выходить на сцену. Вы можете сказать сидящим в зале зрителям нечтодоброе, что продвинет их на пути к пониманию истины… Если вы внесоответствующей ситуации выходите на подмостки с Евангелием в руках,то кормите людей твердой пищей, которую они не в состоянии переварить.Но если вы это делаете в пьесе Островского «Бедность не порок» ипоставил ее человек со вкусом, уберегающий и актера, и зрителя отизлишеств, в которые часто впадают, работая с драматургией Островского, —тогда дело другое.И я продолжил эксперимент над собой: играл втеатре в пьесе «Бедность не порок», а потом режиссер по моей просьберешился поставить «Нахлебника».В «Нахлебнике» православный смыслжизни явственен, ибо все действие сосредоточено на сострадании и любви,без которой нет истины. Как бы мы ни относились к Тургеневу с егозападничеством, «Нахлебник» и еще несколько гениальных, на мой взгляд,рассказов из «Записок охотника» — это выплавленное из тогдашней русскойжизни художество, которое будет жить долго, ибо показывает русскогочеловека во всем его развитии, как говорил Гоголь.А.Г. ВСоветском Союзе каждая республика имела свой национальный театр, арусского национального театра не было. Имеет ли вообще право на жизньтакое понятие? Или мы восприимчивее к иным культурам, великодушнее, длянас русский — это тот театр, в котором говорят на хорошем русском языке,ставят глубокие по мысли пьесы? Сейчас общепринято считать, чтоединственный русский театр — Малый. После перестроечных игрищ появилсяправославный театр «Глас». Не скрою, что не понимаю этого в принципе. Ябыла на одном спектакле. На сцену выходит священник в рясе, выносяткрест, иконы… Ушла оттуда в глубоком смятении.В.З. Похожеевпечатление было и у меня, когда я однажды пришел в этот театр. На мойвзгляд, православного театра как такового быть не может. Возможен театр,в котором есть приближение к православному смыслу жизни. Именно поэтомуМалый и считают многие лучшим и единственным в России. В немсохранилась щепкинская актерская школа, хорошо говорят по-русски, ноМалый театр тоже неоднороден и противоречив. Некоторые вещи для меня тамсовершенно неприемлемы. Например, то, что они собираются ставить«Воскресение» Толстого. В этом романе Лев Толстой так богохульно, такстрашно написал о причастии, о Христе, о русской православной церкви…Малыйтеатр в большой степени живет за счет исторической инерции. МХАТу, скоторого мы начали беседу, всего 100 лет, а Малый значительно старше. Онвобрал в себя замечательный консерватизм веков, это его преимущество,которое сохраняется до сих пор. Теперь все будет зависеть от людей этоготеатра, от того, кто театром руководит. Если это патриот в самомвысоком смысле слова, Малому не грозит участь МХАТа. А патриотизмневозможен в России без сопричастности вере православной. Вы можетевозразить, что есть патриоты, которые в церковь не ходят. Соглашусь:есть, но у таких людей в генах живет возвышенное «За други своя». Такбыло в Чечне, так было в Белом доме, когда, в единый миг ощутив себяотдающими жизнь за Родину, люди пришли ко Христу. Вот такая им былаоказана милость. Нам — другая: мы должны помогать людям. Я — выступая порадио или со сцены. Вы — через журнал. Мы с вами не одиноки, оченьмногие люди так же думают, а вы через «Московский журнал» ободряете их,облегчаете им жизнь. Кропотливо, без криков одобрения со стороныподкупленной толпы вы делаете свое доброе дело просвещения, назиданиячеловека. Это самое трудное, между прочим, — малое делание. Однаждырвануть рубашку на груди, вылететь на площадь можно. Честь и хвала тому,кто отважится. Но кто-то должен и ежедневно, в течение многих леттянуть свой прекрасный мотив, свою музыку, которая так слита с нашимпредставлением о Родине, о Пушкине, о смысле жизни, — для этого нужныогромные силы и любовь к нашей разворошенной, разметанной и так частообманываемой Родине.А.Г. Спасибо на добром слове. Порой ведькажется, что эта музыка — глас вопиющего в пустыне… Владимир Петрович,как и все ваше поколение, вы прошли через суровые испытания, воевали вВеликую Отечественную… Скажите, а что, человеку необходимоперестрадать, чтобы открылся смысл жизни?В.З. Вы хорошоспросили, а ответить трудно. В России страданием никого не удивишь.Когда я думаю о своей жизни, мне представляется, что пройденное мноюничто в сравнении с пережитым другими людьми. Крошечка, но, может быть, ябольшего и не потянул бы, а ее потянул, и она сделала меня темчеловеком, который сейчас сидит перед вами.А.Г. Всякий раз,когда слушаю вас, думаю: вот человек, который сумел развести два понятия— Родина и власть. В России власть многих обидела, но они не обиделисьна Родину.В.З. В Великую Отечественную войну было много людей(а сейчас их и того больше), которых власть могла напрочь отторгнуть отРодины, но в них говорили гены тысячелетней России. Они перенеслинеимоверные муки, но им было понятно, что сражаются они — за Родину. Обэтом книга Константина Воробьева «Это мы, Господи», которую я сейчасчитаю. Долго к ней подступался, больше трех страниц разом прочестьневозможно — душа болит. Но эту книгу должен прочитать каждый, кто хочетпонять, что такое была Великая Отечественная война, что такое Россия ирусский народ…Вопрос о страдании, может быть, один из самых главных. Им мучились все — и Пушкин, и Достоевский, и Шолохов, и Ахматова…Однаждыс маленьким театром я оказался в Германии. Мы привезли пьесу «ОтецАрсений». Это история священника в лагере, его попытка привести коХристу людей, оказавшихся на самом дне жизни… Собрались немецкиеинтеллигенты — авангардисты, модернисты, западная послевоенная молодежь.С одной стороны, они чувствуют вину за былое фашистское обличие своейстраны, а с другой — уже цинично относятся к понятию смысла жизни.Сначалаони показали нам свою пьесу, где издевались над Церковью, юморили надВсевышним. Они хозяева, как и положено в подобной ситуации, ждуткомплиментов. Но разговор произошел довольно резкий. Я высказал своеотношение к их глумливой постановке. На следующий день играли мы. Пришлите же самые молодые интеллигенты. Опустился занавес. Молчание. И вдругавтор их пьесы, видимо, один из самых уважаемых «авангардистов»,поднимается и говорит, что он потрясен, что он понял: вне страданияневозможно преображение. Мы, говорит он, на это не способны, все, чтопроисходит в западном мире, отторгает нас от истины. Нас учат: страдатьне нужно, жизнь — удовольствие…А.Г. А разве не тому же последнее десятилетие учат нас?В.З. Это один из способов разрушения России как совершенно уникальной, особняком стоящей цивилизации.А.Г. Помню,как в Омске, куда мы приехали на пленум Союза писателей России, васвстречали в воинских частях. Вы для них — русский советский офицер.Таким вас по фильмам знают многие поколения, такому вам верят. Потом вывыходите на сцену, читаете солдатам Пушкина, как можете только вы, —сердцем. Звенящая тишина, зал внемлет…В.З. У меня естьтоварищ, полковник, который был одним из руководителей отряда милицииособого назначения города Москвы, а вообще судьба его забрасывала вразные «горячие» точки. Кстати, любопытная деталь. Как-то сижу вкомпании с ним и одним художником. Художник — православный человек,говорит, что свет светит с Запада, рынок — это тот рычаг, с помощьюкоторого Россия поднимется и мы освободимся от всех бед и несчастий.Полковник ему резко возражает: ты что, не видишь? Из нас же делаютколонию… Все перевернулось. Люди за эти годы просветились, какрентгеном. Человек, представляющий властные структуры, понимает, чтотеряет Родину, а прекрасный художник это не чувствует…Так вот, мойвоенный приятель как-то говорит: Владимир Петрович, а я ведь посмотрелфильм, где вы играли полковника-десантника, и запал он мне в душу. Этовпечатление помогало мне во взаимоотношениях с солдатами и офицерами ипотом, когда я служил в разных местах. Я ему отвечаю: Геннадий Иванович,может, этот фильм только на тебя так подействовал? Да нет, говорит,много достойных офицеров также отнеслись к этому кинофильму… Думаю,что дело здесь не в артисте Заманском, а было в нашем военном кино нечтотакое, что поднимало дух людей.А что касается Пушкина… К нему яшел всю свою жизнь. Мои коллеги-товарищи уже давно читали Пушкина, а явсе никак не мог. Гоголя читал, Пастернака, Ахматову, а Пушкина не мог.Видимо, трудно до него дорастал, а потом вдруг, разом начал читать,отважно и в полный голос. Со мной так часто бывает: долго носишь в себедивные слова, а вслух — не получается. Попробуешь и опять замолкнешь. Ивот наступает прекрасный момент: ты заговорил, слова зазвучали.Последняямоя работа — «Капитанская дочка», это те пушкинские строки, которыеможет слушать и ребенок, и взрослый, и офицер, и старик, и интеллигент смозгами набекрень. В «Капитанской дочке» есть послание к нам, дана нампрограмма жизни. Там все: и страдание, и честь, и вера. Капитан Мироновзнает, что вскоре его казнят. Благословляя дочь, он говорит: «Ну, Маша,будь счастлива. Молись Богу: он тебя не оставит. Коли найдется добрыйчеловек, дай Бог вам любовь да совет. Живите, как жили мы с ВасилисойЕгоровной»… Вот он — русский человек: смерть в затылок дышит, а у негони злобы, ни страсти. Его слово — наставление. А давайте вспомним, какГринев рассуждает, можно ли ему оставаться в крепости, где злодей сидит?Нет, неприлично это русскому офицеру. Он должен быть там, где службаего полезна Отечеству… Как просто и естественно Пушкин соединяет этипонятия: Отечество, Жизнь, Смерть, Бог.А.Г. Возможно, это и есть критерий любого дела: его богоугодность и польза для Отечества.В.З.Я думаю, это единое понятие. Служение Отечеству может в любой моменткончиться нашей смертью. Во имя Отечества. А это уже — высшая мераслужения.А.Г. Мы с вами беседуем о культуре, о театре, оРоссии. О политике говорить не хочется, но ведь от того, какиепринимаются политические решения, зависит, быть ли культуре, театру,закону о защите русского языка и так далее. Философ Ильин, между прочим,говорил, что политика — дело нравственное. Он формулировками зря небросался. Вы Ильина тоже со сцены много читали. Что, по-вашему, он имел ввиду? Достижим ли этот идеал в России?В.З. Есть такаякрылатая фраза: в политике кто гений, тот злодей. Но ведь наша историяявляла нам примеры политиков, нравственность которых была высока(соразмерно земному пути). Столыпин, например. Помните, Дума издеваласьнад ним, вопила, кричала, обвиняя его во всех смертных грехах. А онсидел отрешенный на своем красном диванчике и молчал. Выслушал всюгрязь, вышел на трибуну и произнес блистательную речь, закончившуюсясловами «Не запугаете!» Человек, будучи верным Царю, смог в политикедать незамутненный образ нравственности, определяемый высшим служениемрусскому человеку и всякому народу, в России живущему.Уверяю вас,если бы сегодняшние политики чувствовали свою связь с историческойРоссией, их решения были ли бы всем во благо. При этом они бы неотвергали 70 лет, прожитых нами без Государя. Эти десятилетия — тожеистория России, никакого звена тут не выкинешь, как никуда не денешь ниЖукова, ни Королева, ни Вавилова, ни тысячи убиенных, но живших иделавших свое дело.История России — это Божий промысел. Не будетРоссии, о какой тогда культуре вообще мы будем говорить? А потомудавайте продолжим наши тихие дела. Продолжим с верой в грядущую Россию.

mosjour.ru

---

Смотрите также

• 
  Дабик журнал читать
• 
  Горизонт чистоты журнал
• 
  Википедия журнал квант
• 
  Ваттметр журнал радио
• 
  Алеф еврейский журнал
• 
  Fly drive журнал
• 
  Дохлый журнал грифон
• 
  Журнал пугач 1917
• 
  Kpi статья журнал
• 
  Журнал pro нефть
• 
  Журнал человечек мем