Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
«Конец эпохи толстых журналов?». Литературный журнал зарубежные задворки
Рукопись | Зарубежные задворки
В бывшем келейном корпусе разорённого Благовещенского монастыря была найдена пожелтелая рукопись. Несколько сложенных вместе, скрученных трубкой и перетянутых грязной холщовой тесьмой листов покоились в деревянном ковчежце. А ковчежец, похожий на маленького кабана, помещался в стене одной из келий. Когда новые насельники обители — свезённые в монастырь московские беспризорники — граждане юные, но уже бывалые, задумали изукрасить стены временного своего пристанища неприличного содержания карточками, то обнаружили, что один из кирпичей кладки ничем не связан с товарищами и без труда изымается вон. За этим вольным камнем оказалась небольшая ниша с углублением вправо, где, прислонённый к холодным кирпичам, стоял тот самый ковчежец.
Карточки были немедленно забыты, внимание четырёх обитателей кельи переключилось на находку. Под сдавленные восклицания из ковчежца достали свёрнутые трубкой листы. Беспокойные мальчишеские пальцы с въевшейся в рисунок кожи грязью стащили препоясавшую листы тесьму, и свет увидела чернильная вязь.
Принялись было разбирать по складам, но не поняли ничего — писано было по-русски, но читалось с трудом. Смысл же многих слов и вовсе ускользал. Тогда порешили отложить чтение до вечера, чтобы, пригласив двух грамотеев, читающих поскладнее и побойчее, расположиться на пустыре за складом.
Не так давно за складом, бывшим ещё несколько лет тому назад Успенским собором, хоронили монахи своих мертвецов. А ныне волею человеческой там исчезли кресты и надгробия, а рукотворно всхолмлённая местность обратилась равниной.
На пустыре собирались иногда для разговоров. Здесь курили тайком, и пепельницей, а точнее, хранилищем окурков, неизменно служил желтоватый череп, найденный кем-то по осени в зарослях высокой и спутанной, как нечёсаные волосы, травы.
После ужина собрались на пустыре. Один принёс листы за пазухой, а тот из приглашённых, на кого возлагались надежды в чтении, приступил[1].
«Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, и Живоначальныя Троицы, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь. Се аз, худый и многогрешный Феодор Курица пишу сие исповедание. В лето 16. года в обители Благовещения Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. Придя в обитель тремя годами ранее, жил я в небрежении о спасении своём. Жизнь проводил я во зле, пребывая во всякой нечистоте и пьянстве. Перед очами Божиими был я гнуснейшим в рассуждении греха и всяческого блужения. В пьянстве пребывал чрезъестественном, жил точно скот невоздержанный, точно недужья кошка или свинья бесноватая. И, позабыв иноческое обещание, проводил время с блудницами, вином и брагой упиваясь. Блудом, пьянством, сребролюбием душа моя полнилась, а не попечением о спасении. Любящих Бога я отвращался, а всякого богоненавистника любил как брата единоутробного. Через то помрачал душу свою и спасению своему препятствовал. Но Бог истинный, Бог всемогущий явил свою милость и милостью своей от ада меня спас, недостойного.
Третьего дня ходил я в слободы и в кабаке, питухов и бражников знакомых повстречавши, предался пьянству безудержному и окаянному. А до того как в кабак идти, ходил по рынку, где у баб и девок изымал товар, говоря им, кланяясь: «Мы даём вам пищу духовную, а вы нам подайте физическую». Иные бранились, иные же молчали. И насобирал я товару: связку баранок, ржаного хлеба краюху да круг колбасы кровяной. Да ещё, пожалуй, ковш браги, который не унёс с собой, а тут же и выпил. Да ещё приглянулись мне серьги на одной молодке, серебряные, только сама не отдала, а взять поопасился. И со всем товаром — с баранками на шее, с хлебом за пазухой, с колбасой в кармане — отправился в кабак. А там уже питухи да бражники, теребень кабацкая, меня приняли, обласкали, за стол усадили. И почали мы орать срамные песни и стучать кружками. После вопрошали меня мои товарищи:
— А глаголи нам, черноризче, каково житьё в вашей обители? Довольно ли браги на братию? Приходят ли вдовицы под благословение?
Я же отвечал им:
— Отец архимандрит выйдет, бывало, на двор да и гаркнет: «Стань, белая берёза, у меня назади, а красна девица напереди!» Так не то, что вдовицы залежалые, девки сахарные, без червоточины так в обитель косяками и прут! Мы-то, клирошане-богомольцы, отмахиваемся — на что, мол, нам грех такой! А отец архимандрит настаивает — на то и настоятель, чтоб настаивать! За руки по кельям девок разведёт, а во след ещё и покадит. А как не достанет угля для кадила, велит в слободе баню подпалить, не то — овин. Покадивши, под каждой дверью ведро пивной браги своей рукой поставит…
Слышав такой ответ, стали потешаться бражники, стали ржать, точно жеребя.
А всем известно, что отец архимандрит — муж добрый и праведный, сыт сухой коркой и с грехом никаким не знается, а укрепляет тело и душу постом и молитвой, как в Писании предписано. Это я, образина лихая, свинья непотребная, худородная, оговорил праведника святаго.
Начохавшись, пустились в беззаконные пляски, кто бия шапкой об пол, а кто бёрца свои вскидывая превыше голов. А после пошёл я к одной вдовице знакомой и с ней уже бражничал. Но в ночь у неё не остался и поворотил к монастырю. Насилу дошёл, который же был тот час, не знаю, но когда подходил к воротам, ударил колокол. И тут я, по непотребству моему и скудоумию, озлился на колокол, что шибко бил. И встав, задравши голову, смотрел на него и думал: «Что если отвязать колокол да запродать костромским купцам? Чай и задаток хороший возьмёшь…» И задумал я, с пьяных глаз, подняться на колокольню и снять с неё колокол. Но не дошёл до колокола, потому что, пьяный, оступился на лестнице и покатился ко́том, пересчитывая боками ступени и головой стучась в стену. Потом остановился, но встать не смог и думал, что издох. А долго ли так пролежал — не помню.
Когда же очнулся, увидел себя на одре и рядом окрест сосуды греховные. Храмина, в которой от сна убудился, чужая. Темно и просторно, в дальнем углу огонёк светит. И вкруг огня сидят люди. Встал я тогда и пошёл к ним в радости велией, что не издох. И подойдя, видел, что на столе светит огарок, и воск с него стекает на стол. И много стояло тут брашна и пития. Вкруг же стола точно сидели люди. Только народ был всё больше дикий — ефиопляне. И всё с хвостами — иные со свиными, иные с лошадиными, у иных же заместо хвоста свисало вервие. Един же от них имел хвост петуший и хвостом непрерывно помахивал. А един был не ефиоплянин, но с пёсьей головой. Тогда объял меня страх и трепет, и ужас объял меня. И не мог ни слова сказать, ни пошевелить рукой. Они же стали меня звать за свой стол брашенный, и сам не понимая, как, очутился я за столом.
Брашно и питие исчезли, а весь стол оказался засыпан свитками. И преждереченный с петушьим хвостом сказал мне голосом рыкающим:
— А глаголи нам, черноризче, знаешь ли, что в сих свитках написано?
Но как я не мог сказать ничего, то молчал. Про себя же думал: «Откуда мне знать, что в свитках написано?»
Противник же мой, точно слыша меня, отвечал мне:
— А если неоткуда тебе знать, можешь узнать сейчас. Или вот я возьму любой и прочитаю тебе.
Взял он един от свитков, развернул и стал читать вслух:
— Курица Феодор без правил и в нечистоте пребывает. Душу и тело содержит нечистыми.
Прочитав же, бросил на пол. Взяв другой, стал снова читать:
— Правило иноческое презрел и обычай иноческий не исполнял.
Бросил и этот, взял третий:
— Великую четыредесятницу не соблюдает и против святых дней упивается вином и блудной страсти своей отдаётся.
И этот бросил на пол и потянулся за следующим.
И всякий раз, когда бросал он свиток, вся компания застольная поднимала вой и ржание, иные же хрюкали, иные икали. И хвосты свои поднимали выспрь. Понял я, что все эти свитки суть грехи мои и что настал час пролиться на меня фиалу Божия гнева.
Вдруг исчезли все свитки и распространился дух зловонный. А следом возникло на столе ведро на шестнадцать ковшей. И тот, что с петушьим хвостом сказал:
— А ну, глаголи нам, черноризче, выпьешь ли ведро сие пива крепкого? Коли выпьешь — ступай до времени. Не выпьешь — душу твою возьмём.
И снова захрюкали, затявкали, заржали да заикали мои сотоварищи новые. Поднялся я, зачерпнул ковшом и стал пить. Но не мёд, не брагу и не пиво я пил. Кислое с горечью вино, пенное, сугубо хмельное, а дух такой, как бывает в хлеву, когда долго не чистят и когда там кошка живёт.
Выпил я свой ковш и покачнулся. Стал другой набирать, а в ведре — Господи, помилуй — не убавляется. Выпил я второй ковш, стало тут всё в глазах моих кружиться, и хвосты заплясали, завертелись передо мной. А браги меньше не становится.
Тут я спьяну и в отчаянии хватил ковшом об пол, и все вдруг затихли. Я же возопил: «Божий есмь аз! Божий — не ваш! Вем, яко щедроты Его на всех делех Его!»
Тут стала таять храмина, также и стол, и все ефиопляне. Последним растаял петуший хвост. Я же открыл глаза и увидел себя в гробу посреди Успенского храма. А рядом трёх иноков, читавших Псалтирь. Когда открыл я глаза и сел в гробу, един от иноков — Касьян — с криком страшным и диким бросился вон. Другой — Демьян — упал тут же в бесчувствии. Третий же — Ефрем — старец, муж древний и добрый сказал мне:
— Мы думали, ты помер, даже свечу тебе подносили. Как нашли тебя вчера на лестнице в колокольне…»
Здесь рукопись обрывалась…
За неимением лучшего места хранения, листы снова препроводили в тайник. Вскоре приют для беспризорников перевели в другое место, а в бывших монастырских кельях разместилась милиция и КПЗ. В суете переезда о рукописи забыли. И лишь недавно, когда приступили к восстановлению обители, вновь обнаружили в стене ковчежец. Он подгнил и крошился с боков. Но рукопись сохранилась неплохо. Только листы ещё потемнели. Находку передали настоятельнице. Запершись в келье, мать игуменья ознакомилась с рукописью, после чего снарядила в епархию нарочного. От Владыки пришёл ответ оставить рукопись до времени в монастыре.
Мать игуменья закрыла ковчежец в шкаф и, кажется, вовсе забыла о нём…
___________________________________________
[1] Текст намеренно приводится в переложении на современный русский язык, при этом сохранён колорит текста XVII века.
za-za.net
ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ: СТОЛИЧНЕЙ НЕ БЫВАЕТ
Пять лет Задворкам — литературному сайту, журналу, издательству. Это серьезный праздник: читатель и автор тут объединены общей радостью узнавания, постижения, открытия. Это и есть работа чистого духа. Радостно оглянуться на дорогу, которую прошел вместе с друзьями.«Зарубежные Задворки» — уже вполне сложившееся (в мировом «культурном бульоне» — до мифологичности и легендарности) литературное пространство, и в нем прекрасно и празднично живется многим пишущим на русском языке.Мифологема «Za-Za» именно в том, что внутри одного маленького издательского начинания чудесным образом, за короткий срок, уместилось, угнездилось множество людей — личностей — художников, что говорят и пишут на русском языке в разных странах мира.Преодолены границы. Земля стала маленькой — и от этого еще более драгоценной, любимой.Если посмотреть на географию авторов «Za-Za», можно искренне удивиться этой всеохватности, этому щедрому поиску редактора и составителя: Австралия и Украина, Чехия и Германия, Израиль и США, Грузия и Италия, Англия и Канада… и конечно, Россия — Россия как мать, как гнездо, откуда разлетелись птенцы, не забывшие воздуха ее культуры, ее языка, ее духовности.
«Za-Za» стали таким своеобразным культурным гнездом, новым писательским гнездом, откуда вылетают в широкий мир дебютанты — и где находят приют мастера, мэтры, учителя. С перечнем имен каждый читатель может ознакомиться сам — впечатляет то, что делающие первые литературные шаги оказываются рядом с Львом Аннинским и Владимиром Леоновичем, Ларисой Миллер, Леонидом Зориным, Олжасом Сулейменовым и Тамарой Жирмунской, Юрием Буйдой и Ниной Горлановой. Преемственность поколений очевидна — как это ни банально звучит, внутри «Za-Za» подобная преемственность становится уже брэндом, уже магистралом: литература, единая и неделимая, здесь стала мощным фрагментом гигантской фрески единой земной культуры.Авторы — понятно, разные. Для вдумчивого и внимательного читателя тут — открытие за открытием. Рассказы и стихи. Повести и эссе. Документалистика и публицистика. Интервью и обзоры. «Za-Za» начинали как web-газета, потом всем стало понятно, что это бесспорный журнальный уровень; и когда, не так давно, появился роскошный новый сайт, появилось издательство, и вот-вот родится бумажный журнал, — всем еще больше стало ясно, что «Za-Za» — это, по сути, целая КУЛЬТУРНАЯ ПЛАНЕТА, со своими горами и морями, континентами и путешественниками, со своей атмосферой — эквивалентной, впрочем, культурной атмосфере Земли.
Что же главное на этой планете, какие законы природы ею управляют?Главные критерии отбора рукописей — художественность и человечность. Пресловутый разруганный гуманизм, пройдя круги постмодернистского «ада», снова обретает (и набирает) силу, и концепция «Зарубежных Задворок» именно в том, чтобы создать — в этом текстовом пространстве — наиболее верные, духовные, человечные, комфортные условия для авторов, желающих показать себя urbi et orbi.Но комфорт здесь не означает сна на мягких матрацах или примирительного (а значит, усредненного) литературного благополучия. Личности здесь запросто могут столкнуться лбами. Стили — скрестить клинки. Неизбежен спор, и форум «Za-Za» просто иной раз гудит от голосов желающих высказаться. Редакция не боится показывать художников разных направлений, и момент несогласия или сопротивления тут так же важен, как и момент гармонии: драйв изданию придает именно эта разноликость, эта авторская уникальность. Автор ведь всегда претендует на знание истины в последней инстанции? Ну да, и хорошо, если он в своих странствиях по изданиям «наскакивает» на читателя — родную душу; а те, кому произведение «против шерсти», не преминут выступить, высказаться — для этого умным редактором и предусмотрена «говорильная площадка». То, что форум «Za-Za» уже давно стал общественно-литературным «котлом», где вывариваются мнения и отлавливаются лакомые интеллектуальные кусочки — в этом нет сомнений не только у завсегдатаев «Зарубежных Задворок», но и у случайных посетителей сайта.У «Зарубежных Задворок» есть постоянные авторы. Есть люди, которые всемерно поддерживают и издание, и издательство. Выпущено уже около тридцати бумажных книг. Собраны первые номера журнала. Ну, а сайт живет интенсивной и даже бурной жизнью — со всего мира на www.za-za.net заходят люди — кто впервые, любопытствуя, а кто, старый и любящий читатель – с предвкушением новенького, безумно интересного, яркого, красивого, мощного, важного.Все это под силу делать бессменному капитану «Za-Za» — замечательной Евгении Жмурко. Созданное ею литературное и издательское пространство уже принесло массу радости множеству литераторов, работающих на просторах разных стран. Миссию культурного единения Евгения выполняет, верю, с радостью и чувством счастья: новые писатели, попавшие под ее крыло, уже заявляют о себе на российских и международных конкурсах, в журнальных публикациях в самых известных и престижных изданиях России и мира.Да ведь и сами «Зарубежные Задворки» — уже тоже престижное издание, как бы сами ни скромничали!
Почему бы не подумать о перспективах?Мне думается, будет быстро расти и совершенствоваться издательский процесс. Электронные книги авторов «Зарубежных Задворок» уже можно приобрести в мировых книжных магазинах. Выходят «живые» книги — и их тоже можно заказать: в Америке, в Европе, в России.Бытие новорожденного журнала — продолжение той работы, которая за эти пять лет проводилась на сайте «Za-Za».Родилась и литературная премия — возможность авторам посоревноваться, поучаствовать в премиальном забеге: этот адреналин тоже нужен, писатель всегда понимает, что он работает не в вакууме, а окруженный достойными соперниками-друзьями. Радостное, праздничное свойство «Za-Za» — делать друзьями далеких и близких.
Что из всего этого следует?Ну да, да, «все это следует шить…»Шить. Сшивать золотой нитью времена и судьбы. Дарить радость новой книги автору и читателю. Спорить — до хрипоты — на форуме о новых, только что прочитанных произведениях. Листать новый журнал, нюхая волшебный запах типографской краски. Смотреть присланные на конкурс новые рассказы, поражаясь разному видению, разному слышанию, по-разному высказанной эмоции, разным мировоззрениям.Жить. Следует — жить.В точно найденной метафоре «зарубежные задворки» есть дивный скрытый смысл: вот, глядите, на каких задворках расцвели яркие, изысканные, королевские цветы.Золушка становится принцессой. Задворки — почвой, где воздвигается дворец.Зарубежье — Россией для тех, кто ее покинул.Но кто всегда помнит ее и любит ее. Даже если ненавидит.Пожелать «Za-Za» можно — от всего сердца — много чего.Но главное пожелание — стать негласной литературной столицей для многих и многих новых имен.
Елена Померанская
za-za.net
ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЧЕРК | Зарубежные задворки
«…Когда строку диктует чувство, Оно на сцену шлет раба, И тут кончается искусство, И дышат почва и судьба». Б.Пастернак
В его большом литературном будущем были уверены все, потому что с детства он проявил себя в этой области ярко. Сначала стал сочинять стихи, потом писать прозу, первые пробы которой шли в виде заметок в школьную стенгазету. Всё это встречалось на «ура», поскольку было с юмором, достаточной для его возраста степенью глубины и лёгкостью пера.И ещё – все знали, что он непременно выступит на любом школьном вечере, напишет заметку по любому поводу, а также, если собиралась компания, и его туда звали – а это было почти всегда, – прочтёт стихотворение, сочинённое именно к этому событию – будь то чей-либо день рождения, или что-то другое. И даже, если собирались просто так – без повода, тоже читал с видимым удовольствием. Причём, когда, иной раз, его не успевали об этом попросить, смело брал инициативу в свои руки и объявлял собственный сольный номер.Читал он громко, с выражением, вдохновенно вскидывая левую руку и её указательный палец вверх, напоминая этой позой стремительно набирающего популярность молодого Евгения Евтушенко. Также, как и Евтушенко, он был обласкан вниманием и уже с юных лет привык к тому, что слово «поэт» произносится в школе именно по его адресу.В школе, наверное, класса с пятого-шестого, его знали все. Именно в силу того, о чём шла речь . Знали, как «Алик» и знали, как «поэт». Среди учащихся даже ходила перефразированная знаменитая строчка: «Мы говорим – «Алик», подразумеваем – «поэт». И наоборот.Его нередко можно было встретить на литературных вечерах в Политехническом, где выступали гремевшие в ту пору уже на всю страну Е.Евтушенко, А.Вознесенский, Б.Ахмадулина, Р.Рождественский, Б.Окуджава…,именуемые ныне «шестидесятниками». И после каждого из таких вечеров он обязательно сочинял что-нибудь, очень похожее на стихотворение одного из них. И его школьным товарищам тогда казалось, что это, как говорит нынешняя молодежь, – «круто».А когда в журнале «Юность» стали выходить повести В.Аксёнова – «Коллеги», «Звёздный билет», «Апельсины из Марокко», Алик зачитывал их до такой степени, что, казалось, знал наизусть. Благо, его блестящая память позволяла.Он так увлекся Аксёновым, что в какой-то момент, уже окончив школу, написал повесть, очень напоминающую «Коллеги». И отнёс её в тот же журнал «Юность».Но, к его глубокому удивлению, повесть не взяли. В устной рецензии, о которой он рассказал приятелям, среди очень хороших слов о языке и чувстве стиля, был совет – глубже узнавать жизнь и стараться писать о собственных наблюдениях.Переживал он недолго, потому что уже заканчивал другую повесть, очень напоминающую «Звёздный билет». С той лишь разницей, что события, происходящие с героями, Алик перенес из Прибалтики в Ленинград, а в финале этой истории, когда героиня вернулась, она стала работать не засольщицей рыбы, а официанткой в столовой порта.Но и эту повесть не взяли. Причём, не только в «Юность», но и другие литературные журналы, куда Алик её предлагал. И мотивы отказов были на редкость единодушны – примерно такие же, как и на предыдущую его работу.Зато газета «Комсомольская правда» опубликовала его стихотворение, посвященное очередной годовщине полета Ю.Гагарина в космос. Правда, это была не первая публикация Алика. Ещё, когда он учился в средних классах, несколько его стихотворений, посвященных различным советским праздникам, появились в «Пионерской правде». Поэтому публикацию в «Комсомолке» он воспринял спокойно. Как должное.Теперь его интересовал уже другой этап. Ему хотелось видеть свое имя в литературных журналах. И он сделал довольно большую подборку стихотворений, которые, как перед этим и вторую повесть, развёз в несколько редакций.Но и здесь – будто заколдованный круг. Ни один из журналов ничего не взял, хотя мастерство стихосложения везде отметили. Но что ещё они от него хотели, так и не сумел понять. Запомнил лишь, что хотелось бы «самобытности», «узнаваемости». Ещё что-то в этом роде.– Бред, да и только – думал он. Ведь отметили же кроме мастерства и правду жизни. И причём здесь «общие слова». А какие же они ещё могут быть? Они у всех «общие». Не выдумывать же новые.***И решил Алик, что везде блат. И, если у тебя в этой – литературной – среде нет влиятельного знакомства, публикаций в журналах не будет. Они могут появиться – и обязательно появятся – когда он получит поддержку от кого-нибудь из преподавателей Литературного института, среди которых немало маститых поэтов и писателей. Уж они-то, наверняка, его сразу заметят и поддержат.О том, что он поступит именно в этот Институт, сомнений ни у него, ни у кого-либо, кто его знал, не было. Но, когда в конкурсную комиссию Алик представил публикации своих стихов в газетах и рукописи тех двух повестей, о которых уже шла речь, получил совет – не торопиться в этот ВУЗ, а «окунуться в гущу жизни», чтобы узнать её поглубже. Ему сказали, что именно это даст возможность реализовать несомненные задатки его литературного дарования. И ещё получил он совет, который озадачил – не стараться кому-то понравиться, а быть самим собой.Не понимал он, что от него хотят. – Разве Аксёнов, или Евтушенко не нравятся? А ведь у него написано не хуже. Столько людей ему об этом говорят. И при чём тут – «самим собой»? Есть же ориентиры, которые востребованы.Нет, здесь что-то не то.И пришел он к выводу, что блат, очевидно, нужен везде. Кроме того, когда узнал, что Евтушенко бросил учебу в Институте со словами, что, если есть талант, то он всё равно пробьет себе дорогу в литературе, совсем успокоился.К определению «талант» применительно к себе он уже привык. К тому же по окончании школы учительница по литературе устроила своему любимому ученику творческий вечер, и аплодисменты пришедших на него школьников, а также его родных и друзей до сих пор звучали в его ушах.И ещё он знал, что многие из видных поэтов и писателей, включая любимого им в ту пору Аксёнова, имели совсем другое – не литературное – образование. А у некоторых и вовсе никаких дипломов не было.***«Окунуться же в гущу жизни» он решил в Инженерно-Строительном институте, сдав все вступительные экзамены на «отлично». То, что сдал на «отлично» никого не удивило. У него и в школе других оценок не было ни по одному предмету. Обладая отменной памятью, учился он не то, чтобы легко, скорее усердно, с детства приучив себя всё выполнять «на пятерку». Пожалуй, это было его жизненным кредо. Что-то вроде – человек без слабых мест.И, если некоторые его товарищи нередко позволяли себе «балбесничать» на уроках, прогуливать предметы, которые им не нравились, или учителя по этим дисциплинам чем-то не устраивали, то Алик в подобных действиях ни разу отмечен не был. Такие вольности ему просто были ни к чему, поскольку все учителя и все предметы одинаково нравились. И все преподаватели его одинаково хвалили, ставя в пример не только одноклассникам, но и остальным ученикам. Ну, может быть, чуть больше похвалы по известным уже причинам исходило от учителей литературы.Поэтому никого не и удивил результат его вступительных экзаменов. Удивило другое – почему не в гуманитарный. И, когда кто-то поинтересовался, он объяснил, что здесь очень сильна команда КВН, и ему будет интересно писать злободневные тексты для участников.Надо сказать, что, хотя в ту пору – в шестидесятые – импровизации при выступлении команд КВН было значительно больше, чем теперь, тексты всё же требовались.Кроме того, популярность трансляции этих игр была в те годы сопоставима с популярностью трансляции победоносных для нашей страны матчей хоккейной сборной СССР.И Алик, привыкший ко всеобщему вниманию и с видимым удовольствием пишущий в рифму на любую тему, занялся теперь тем, что называлось – «утром в газете, вечером в куплете».Его наперебой стали звать в разные компании, где он, как и в школьные годы был в центре внимания, читая свои стихи, сочинённые к тому событию, отмечать которое там предстояло. А, если какого-то конкретного повода, чтобы собраться не было, и застолье образовывалось стихийно, блистал и там рифмованным остроумием, подмечая любую забавную деталь в происходящем.Его шутки и каламбуры для КВН имели всесоюзный успех. Их постоянно и охотно публиковала институтская многотиражка. Его имя не сходило с уст студентов и преподавателей, поэтому довольно скоро и в Институте он стал таким же популярным, как и накануне в школе.Кроме того, как и в школе, по всем предметам получал «отлично». И уже в конце третьего курса с разных кафедр ему стали поступать приглашения выполнять курсовую работу и специализироваться именно в той области, куда звали. В общем, жизнь была разнообразной, насыщенной и очень для него приятной.***Но Алик нисколько не забыл, о чём мечтал, читая литературные журналы и мысленно перенося свое имя на их страницы в качестве одного из авторов. Он сделал подборку стихотворений, которые имели особо шумный успех после публикаций в институтской многотиражке и вновь развёз их по редакциям нескольких журналов.Но опять безуспешно.Тогда он решил написать повесть о жизни студентов. И сделал это. Повесть была действительно хороша – очень сюжетна, динамична, остроумна. Захватывала с самого начала и не отпускала интерес почти до конца. «Почти», потому что обо всём этом было уже у Ю.Трифонова в повести «Студенты». Алик лишь убрал бытовые подробности, в описании которых с первых же своих публикаций Трифонов стал особенно узнаваем, и немножко осовременил вещь, перенеся события в шестидесятые годы и, соответственно, их к этим шестидесятым приспособил.Когда один из его приятелей, читавший рукопись, предложил ему придумать какие-то другие ходы её развития, то успеха не имел.Зато в редакциях тех журналов, куда он рукопись отдавал, ему об этом сразу же и говорили. «Студенты» в ту пору были ещё на слуху.***Но и тут печалился Алик недолго. Дело в том, что герой наш влюбился. Студентка Медицинского института Оксана тоже увлекалась КВН и играла видную роль в своей команде, особенно в её пластических номерах, где ей не было равных не только в своем Институте, но и среди всех участников. Они познакомились, когда между их ВУЗами шел поединок, в котором каждый из них блистал в своем разделе исполнения.Алик сразу потерял голову и, что вполне естественно, стал делать все от него зависящее, чтобы понравиться девушке.Она очень любила театр «Современник», куда в ту пору попасть было чрезвычайно сложно, и он выстаивал в ночных очередях, чтобы достать билеты. Девушка любила Пастернака, стихи которого найти в те годы было непросто, но он находил возможности приносить ей, хоть и на недолгие сроки, сборники его стихов. Больше того, переписал для неё все стихотворения поэта из тогда ещё запрещенного в нашей стране романа «Доктор Живаго», а также, поэму «Спекторский». Потом на Кузнецком мосту, где в те времена бытовал «черный» книжный рынок, купил и подарил ей сборник «Сестра моя – жизнь», заплатив за него спекулянту двадцать пять рублей. По тем временам это были сумасшедшие для книжки деньги, на которые, например, можно было на том же Кузнецком мосту в магазине «Подписные издания» купить полное собрание сочинений Бальзака в двадцати четырех томах.А, чтобы произвести на девушку ещё большее впечатление, и свои стихи начал писать так, что в них явно чувствовались мотивы и образы её любимого поэта – всё чаще уходил «в мир корней, соцветия и злаки».Но в какой-то момент на кафедру, где Оксана выполняла курсовую работу, пришел молодой ординатор, и довольно скоро Алик почувствовал, что всё меньше времени у девушки остается на него. А потом и вовсе узнал, что его любимая выходит замуж за этого Игоря.Переживал сильно. Стал писать стихи, явно напоминающие Э.Асадова – поэта, популярного в те годы. Особенно среди девушек с неразделённой любовью. Писал их с тем лишь отличием от Э.Асадова, что в центре душевной драмы была не героиня, а герой.А ещё немало удивил девушку и её родителей, когда изъял с книжных полок Оксаны несколько альбомов с произведениями великих мастеров мировой живописи, которые, в пору надежды на взаимность тоже, как и сборник «Сестра моя – жизнь», подарил. Теперь же сказал, что лишь давал посмотреть, а сейчас нужно вернуть то ли в библиотеку, то ли ещё куда-то, или кому-то.Сборник, правда, оставил. Может, забыл.***Теперь – вкратце о семье Оксаны, поскольку Алик, немного успокоившись, всё же будет к ним приходить. Её мама Юлиана Станиславовна оказалась бывшей балериной, вынужденной из-за травмы оставить сцену. Но, сразу же, по окончании танцевальной карьеры она получила приглашение из общества «Динамо» стать хореографом, как у ведущих, так и подающих надежды фигуристов. Папа Константин Николаевич преподавал историю мировой литературы на кафедре журналистики МГУ, а также, вёл семинар в Институте литературы.По стопам мамы девочка не пошла по двум причинам – не было собственного желания и не было желания родителей, которые хорошо знали о возможном исходе этой профессии. В детстве она занималась фигурным катанием, но не ради великих побед, стремления к которым у неё не наблюдалось, а для общего развития и здоровья. К тому же, это было удобно, поскольку происходило под присмотром мамы.Нередко, вечерами в этом доме шли разговоры о театральной жизни Москвы. Юлиана Станиславовна больше рассказывала о том, что связано с Большим театром, а Константин Николаевич о драматургии в ту пору ещё очень непросто пробивавших себе дорогу Володина, Рощина, Вампилова…, и о том, какие трудности испытывает драматург и постановщик, когда пытается со сцены донести нечто, идущее вразрез с тем, что называли тогда «социалистическим реализмом», которым в ту пору была «перекормлена» не только литература, но и сцена, ищущая спасение от этого в подтекстах из классики…Конец же любого вечера ознаменовывался очередным стихотворением Алика, к чему в этом доме быстро привыкли.Поначалу родителям Оксаны Алик очень понравился. Он много знал и умел хорошо рассказать. Поэтому с ним любили поговорить на разные темы.Хозяин и сам был интересным рассказчиком. А рассказать ему было о чём. Случилось так, что ещё мальчишкой с первого курса МГУ он добровольцем ушёл на фронт. А закончил войну в Берлине, у стен рейхстага, о чём свидетельствовала фотография, сделанная там, в мае сорок пятого года. И, судя по множеству медалей, четырём боевым орденам и чину капитана, стал далеко не последним на этой войне.Но рассказывать, как и большинство фронтовиков, много там переживших, любил, в основном, об эпизодах смешных, которых на войне тоже хватало. Он объяснял это предпочтение тем, что именно такие эпизоды связывают человека с нормальной для него мирной жизнью. И там – на фронте помогали нервной системе не разрушиться, поскольку, порой, приходилось испытывать, казалось, невыносимое, когда:«Лежат они, глухие и немые,Под грузом плотной от годов земли –И юноши, и люди пожилые,Что на войну вслед за детьми ушли…».Или:«Ночью все раны больнее болят, —Так уж оно полагается, что ли,Чтобы другим не услышать, солдат,Как ты в ночи подвываешь от боли…».Твардовского он любил, и часто читал по памяти.Как-то Юлиана Станиславовна показала Алику дневники, что вёл на войне её муж. Точнее – ту часть из них, которая уцелела после очередной бомбежки. Причем, не только в прозе, но и стихах, среди которых было, например:«Гул танков, и вжалась пехота.Расчет, артиллерия бьет.Война – это та же работа,Но там, где душа не поет.
Поскольку душа не приемлетТакой поворот бытия.И стоном уходим мы в Землю,Чтоб дать ей еще одно «я».
Уходим мы в память, и в этом,Наверное, будни войны.Закаты уходят в рассветы,И холод бежит вдоль спины.
А там, где и любят, и ждут нас,Где нам и уют, и тепло,Пусть весточкой станет попутнойХоть кто-то, кому повезло».Или, тоже написанное между боями: «…Как и раньше – небо голубое, а у горизонта белесоватое. Приторный, влажный ветерок дует порывисто, унося цветочную пыльцу и обрывая лепестки цветущих деревьев. Вода в реке упала, обнажив глинистые крутые берега и оставив у кустов ивняка кучи мусора, хвороста и труп русского солдата. На лице его осталась боль. Руки вытянуты вперёд – к веткам куста. Кисти сжаты – будто до сих пор хочет он ухватиться за эти ветки и подняться. Но не в состоянии…Шумит роща. В этих звуках – убаюкивающая колыбельная песнь матери…»Но он просмотрел эти записи довольно равнодушно, отметив лишь одну из, на его взгляд, лишних, запятую.***В какой-то момент в его поведении появилось нечто новое – он стал высказывать довольно категоричные суждения по любым вопросам. Даже по тем, о которых имел, мягко говоря, поверхностное представление. О чём бы ни шла речь – будь то балет, вокал, исполнительское мастерство музыканта, политика, футбол…, не говоря уже о литературе, последнее слово всегда оставалось за ним. Причем, его нисколько не смущало, что в обсуждении, порой, принимали участие люди, которые в каком-то из этих вопросов были специалистами.– Круг гостей у родителей Оксаны был достаточно разнообразен: в этом доме нередко можно было встретить довольно известных артистов, музыкантов, журналистов, художников, учёных… И их неплохо было бы просто послушать, поскольку им было что сказать.Но, похоже, в такие моменты Алик никого не замечал и упивался лишь собственными монологами, рассказывая о том, о чём накануне прочитал или где-то услышал к недоумению тех, кто видел его впервые.***Как-то в честь юбилея Юлианы Станиславовны, Алик в поздравительной открытке написал свое стихотворение, где были такие строчки:«…Жуковский, Пушкин, Тютчев, БлокВас окружают с детства.Как знать, возможно, и мой слогК ним просится в соседство.
Слова выстраивая в ряд,Им придаю значение –Тогда и мысли в них парят,И времени течение
Проходит медленно сквозь стройМоих переживаний,Где чувствую себя, порой,Я баловнем создания…»И, по обыкновению, прочитал свои строчки вслух.А поскольку в них явно идет ритм знаменитого стихотворения Пастернака, один из гостей после аплодисментов автору продолжил:«…О, если бы я только мог,Хотя б отчасти,Я написал бы восемь строкО свойствах страсти.
О беззаконьях, о грехах,Бегах, погонях,Нечаянностях впопыхах,Локтях, ладонях…
Я б разбивал стихи, как сад.Всей дрожью жилокЦвели бы липы в них подряд,Гуськом, в затылок.
В стихи б я внес дыханье роз,Дыханье мяты,Луга, осоку, сенокос,Грозы раскаты…».Может быть, этим продолжением он имел в виду сказать, что, если великому поэту «в работе, в поисках пути, в сердечной смуте…» и во всём остальном «хочется дойти до самой сути…до оснований, до корней, до сердцевины…», то у автора поздравительной открытки, судя по его стихотворению, это, хоть и «порой», но уже случается.Но Алик, упиваясь собственным «шедевром», смысла в таком продолжении не заметил.Случались у него и такие строчки:В прожекторах лучистым светомБыл силуэт мой освещен.Я с детства знал себя поэтом.И взором к рифме обращен…Он и тут не лукавил, поскольку действительно «обращен взором» именно туда. Но и о себе при этом не забывает. Точнее, о своем предназначении. Если, например, какая-то из строчек оканчивается словом «свита», или «слиток», то легко можно угадать, что в рифму к ней он назовет себя «пиитом».«…У Ваших ног толпится свита.Повелеваете Вы взором.Лишь одинокому пиитуНе петь в строю мне с этим хором…»Или:«…Вы величавы словно слитокИз золотых колец признанья.А мне осталось, как пииту,Воспеть прекрасное созданье…»***Но, когда Алик познакомит семью Оксаны с девушкой, которая вскоре станет его женой, они начнут понимать природу такого его поведения.Галя работала лаборанткой на той кафедре, где он делал дипломную работу и где его, как перспективного выпускника, планировали по окончании Института оставить. И дипломную работу рассматривали в качестве основы для будущей диссертации. Галю же назначили быть его помощницей.Как оказалось, девушка ещё с тех времен, когда он первокурсником начал писать для КВН, стала поклонницей его творчества, а вскоре, что нередко происходит в таких обстоятельствах, особенно в юности, и его самого. Но она долго стеснялась к нему подойти и обожала на расстоянии, переписывая в свой блокнотик всё, что успевала во время репетиций, или выступлений команды, а, также, делала вырезки из Институтской многотиражки, когда там появлялись его строчки, или фотографии.Скорее всего, в период драмы с Оксаной, обожание своей юной поклонницы, а по совместительству и помощницы, смягчило его душевную травму и вернуло то, в чём он нуждался, привыкнув с детства – быть в центре внимания. И хотя этот центр был очень уж ассиметричен, степень восхищения, которую смело можно назвать превосходной, такую ассиметрию практически убирала.Своими восторгами Галя будто обволакивала его со всех сторон. Видимо, не без её косвенного, а может быть, и прямого влияния он перешёл в поэзии от малых форм к крупным и написал поэму, посвящённую нашим успехам в освоении космоса. И хотя целиком её никуда не взяли, довольно большой отрывок был опубликован в газете «Советская Россия». Так что его жизнь в литературе набирала, по словам Гали, серьезные обороты.В какой-то момент Алик напишет ещё одну поэму. На этот раз посвящённую первопроходцам Байкало-Амурской магистрали, которую все тогда называли БАМ. Напишет очень вдохновенно – о подъеме, что царил среди участников строительства этой дороги, об их трудовых подвигах, бескорыстии, дружбе, любви…В общем, сделает всё, как было надо для того времени, ловко обойдя проблемы, которые породили в ту пору поговорку: «Если Вас хотят послать на три буквы, не спешите огорчаться – может быть, ещё не на БАМ».Отрывки из поэмы вновь охотно публиковала «Советская Россия». Но ни один, по его мнению «приличный» журнал, её не взял, почему-то ссылаясь на «вторичность материала», хотя Галя утверждала, что поэма не хуже «Братской ГЭС», написанной знаменитым автором, сказавшим однажды, что «поэт в России – больше, чем поэт».И хотя такая мысль довольно спорная, да и двусмысленностей с разными подтекстами в известной поэме достаточно, тем не менее «Братская ГЭС» публикуется в центральном литературном журнале, а произведение Алика с мыслями, абсолютно бесспорными, даже в отрывках дальше газеты не пошло.***Как-то, когда он пришел в гости к Оксане, увидел на письменном столе литературный журнал «Смена», где были напечатаны стихи её Игоря. Некоторые из них он видел и раньше. Ещё в начале романа с молодым ординатором Оксана узнала, что тот иногда, по его словам, «рифмует» и попросила дать почитать. Поскольку Игорь не придавал этому особого значения, то записывал приходящие в голову время от времени неожиданные строчки, где попало – на том, что было под рукой: обрывках газет, пачках сигарет… Поэтому пришлось ему потрудиться, чтобы отыскать хоть какие-то из этих записей. И то, что нашёл – переписал.В один из приходов Алика, она показала ему блокнотик. Тот, разволновавшись в начале, поскольку почуял соперника и здесь, где он считал, их вообще быть не должно, да и не может, быстро успокоился, прочитав:«За окном тишина, и опятьМожем слышать дыханье друг друга.Даже стрелки не ходят по кругу,Чтоб друг друга у нас не отнять.
И другого на этой ЗемлеДля меня нет дыханья дороже,Потому и, волнуясь до дрожи,Добровольно иду в этот плен.
И в бессильи теснятся слова –Их возможностей нам не хватает –Что-то главное в них будто тает.И слова в этот час лишь канва.
Потому и уходим от них.Только слышим дыханье друг друга,Даже стрелки не ходят по кругу,Чтоб продлить в бесконечность наш миг.»
– Это слишком камерно – сказал он. А, когда увидел строчки:
«И день, и ночь, как будто бы молитвуШепчу слова – принадлежу им весь«Как хорошо, что ты на свете есть»,то добавил:– Ерунда какая-то. То ему не хватает слов, то он их шепчет день и ночь. Уж остановился бы на чём-нибудь одном.И вот – на тебе. Почему-то такие стихи публикуют. И не где-нибудь, а в популярном журнале с достаточно сильным разделом поэзии. И ни одно-два на пробу, – для знакомства с автором, а целых шестнадцать. Он даже сосчитал. Кроме того, когда узнал, что Игорь никаких усилий к этому ни прикладывал, совсем огорчился.А с публикацией получилось так. Один из пациентов Оксаны увидел в её руках блокнотик, где она что-то читала, шевеля губами. И спросил в шутку – не молитвенник ли это. Когда узнал, что стихи мужа, поинтересовался – можно ли взглянуть. А прочитав, попросил её напечатать для него.Пациентом оказался один из редакторов журнала «Смена». Через какой-то отрезок времени он позвонил Оксане на работу и спросил – не будет ли муж возражать, если некоторые из этих стихов он опубликует.Игорь очень удивился такому предложению. Возражать не стал, но довольно скоро забыл об этом разговоре. Он настолько был увлечен своей нейрохирургией, что о чем-либо, не касающемся его профессии, помнил недолго.Когда же стихи появились, в редакцию стали приходить письма читателей с просьбой рассказать об авторе и продолжить публикацию. И пришлось Игорю уже самому готовить краткий рассказ о себе и следующую подборку.Почти в это же время Алик узнает, что в журналах и сборниках выходят стихотворные публикации Никиты Иванова, с которым он учился в одной школе.Когда стал читать, не мог не отметить его талант, о котором в школе и не подозревал. Что-то очень тронуло его , когда прочитал:«Дочурки юркая головка –Веселый зайчик на паркете…Еще, еще одна уловкаПовременить на этом свете.
Любви все теплится лучина –От нас не хочет отрешаться…Еще, еще одна причинаНа этом свете задержаться.
Стихов томительная лепка –Но только было б что лепитьЕще, еще одна зацепкаПобыть, помедлить, погодить…»Но особенно ему понравилось такое неожиданное и даже парадоксальное для него стихотворение:Я землянику собиралНа животе открытым ртом.И от восторга замирал,маня кузнечика перстом.
Заглядывал в глаза жуку,В тень лопуха переползал.В тени придумывал строку –и тут же сразу забывал.
Ну что стихи, ну что слова,когда природа так близка,что лесом кажется трава –с коровкой божьей у виска.
Немного позже Алик прочитал очерк Вячеслава Ложко «ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВО – ПОЭЗИЯ», где были такие слова: «…. Когда с самого начала все ясно, тогда нет творчества. Там, где неясно, где может что-то произойти, только там можно найти…Придумать себя – это себя забыть. Поэт не может переделать свою жизнь, он может её только переосмыслить…».С этим он не был согласен, поэтому, несмотря на полюбившиеся стихи Никиты, его продолжала преследовать мысль:– Почему Никита, да ещё и Игорь востребованы, а он нет?.Такую загадку они с Галей разгадать были не в состоянии.И, если до истории с публикацией Игоря собственные неудачи Алик объяснял отсутствием блата, или, по определению Гали – «спины», то после неё отпал и этот аргумент.***А отказы в публикациях продолжаются. Платно – пожалуйста. Сейчас так опубликовать можно, что угодно. Но ведь у него не «что угодно». И дело не в деньгах, а хочется, чтобы отобрал редактор. И услышать от него слова, к каким привык в школе и в институте – пора ведь уже не от любителей и поклонников, а от профессионалов.И что происходит, непонятно, – несмотря на всё более широкий масштаб изображаемых в его произведениях событий, их всегда современное звучание, за чем он постоянно и очень тщательно следит…На похоронах любимого им Василия Аксёнова он сказал Гале: «Ты обратила внимание, ведь всё, что бы он ни написал, всегда было востребовано. Даже небольшие частные истории».А потом вечером того же дня по одной из радиостанций в воспоминаниях об Аксёнове услышал запись хорошо знакомой песенки, посвященной когда-то писателю его не менее знаменитым другом:«…Каждый пишет, как он слышит.Каждый слышит, как он дышит.Как он дышит, так и пишет,Не стараясь угодить…».После этого ненадолго задумался и… пошёл дописать несколько строчек в стихотворение, которое, по словам Гали, «написано не хуже, чем у Николая Рубцова».
za-za.net
«Конец эпохи толстых журналов?» | Зарубежные задворки
В эфире радиостанции-<Эхо Москвы> Александр Эбаноидзе, писатель, главный редактор журнала «Дружба народов»; Наталья Иванова, критик, 1-й зам главного редактора журнала «Знамя»; Игорь Волгин, писатель, президент Фонда Достоевского.
Эфир ведет Ксения Ларина.
К.ЛАРИНА:…Повод для нашего разговора печальный. Журнал «Дружба народов» выселен из своего помещения на Поварской, где долгие годы базировался. Сам факт выселения журнала говорит о том, что стоит вопрос вообще об исчезновении журнала, поскольку, как известно, никаких спонсоров у толстых литературных журналов нет.
Н.ИВАНОВА: Нет. А если они появляются, то исчезает то место, где было издательство. Такие случаи мы знаем: «Московский рабочий», «Прогресс», Легион».
К.ЛАРИНА: Александр, расскажите сначала всю предысторию.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Уведомление мы получили в апреле. Это было уведомление Объединенной инженерно-технической инспекции Москвы, наблюдающей за нежилыми строениями, покинуть помещение до 14 апреля. У нас 53 кв. метра помещение – чердачное, со скошенными стенами, 14 человек работников. Туда мы были переселены насильственным образом лет 6 назад из флигеля, который с 50-х гг. занимал журнал. Это на Поварской, дом Ростовых знаменитый. 5-6 имен, которые создавали славу этого журнала: Юрий Трифонов, Булат Окуджава, Виталий Семин, Анатолий Рыбаков, Юрий Давыдов
К.ЛАРИНА: Каждый литературный журнал может похвастаться именами, каждый у людей будет ассоциироваться с чем-то определенным. У меня ваш журнал ассоциируется с романом «Дети Арбата» Рыбакова.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Да-да. У нас было замечательное ежегодное приложение 15 книг. Я не хочу упустить еще Анатолия Кима, чью прозу я очень люблю. Чужими заслугами сейчас хвастаться несвоевременно и не к чему. И сейчас журнал работает перспективно и плодотворно, выполняя главную миссию, ради которой задумывался, т.е. мы отражаем литературную жизнь всего постсоветского пространства. И в этом смысле ряд имен не хуже. Это и Ян Кросс, и Чингиз Айтматов и т.д.
К.ЛАРИНА: Как вы платили за это помещение?
А.ЭБАНОИДЗЕ: Мы платили существенные для нас деньги. На год получается под миллион. Мы платим из своих подписных средств, и все-таки у нас есть поддержка Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества. Мы в контакте уже несколько лет. И агентство по печати.
Н.ИВАНОВА: Надо заявлять проект – и ты можешь получить грант.
И.ВОЛГИН: Бывшие советские республики должны быть заинтересованы в этом, потому что это не только российское детище.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Да-да. Этот вопрос мы пытались конструктивно решить. Реальная подписка в этих странах сейчас маловероятна. Журнал подорожал в производстве чудовищно, а почтовая пересылка, вы не представляете, сколько стоит. И сейчас подписаться на журнал там это примерно месячный оклад.
К.ЛАРИНА: Сейчас вы в каком состоянии находитесь? Где находится редакция?
А.ЭБАНОИДЗЕ: По-прежнему в своем чердачном курятнике. Нам позволено проблему решать поэтапно. Мы платим за это помещение, под год это набегает миллион рублей. И если мы будем услышаны и поняты теми структурами, которые должны заботиться о межнациональных контактах, о культурной связи и т.д., и нам будет предоставлена площадь на условиях льготной аренды, возникнет существенная разница между тем, что мы сейчас платим, и мы направим эти деньги на поддержку переводческого дела.
Н.ИВАНОВА: Если вы будете искать и опираться на какие-то возможные межнациональные структуры, этого может не быть, аренду надо просить у города Москва. Потому что у нас было аналогично. «Знамя» выставляли, просто выбрасывали с Никольской лет 12 назад. И как-то было вручение премии Солженицына, и Наталья Дмитриевна увидела наши перекошенные лица, спросила, что случилось. Я рассказала, она тут же схватила за руку Музыкантского. И тогда когда он был префектом центрального округа, то они этим озаботились.
К.ЛАРИНА: Я хочу понять главное: может быть, пора уже смириться с этим? Признать факт, что вы никому не нужны?
И.ВОЛГИН: Журнал в России больше чем журнал. В 19 веке он был единственным средством коммуникации, вся общественная, политическая жизнь шла там. Толстый литературный журнал именно в России брал на себя функцию всех соседствующих областей общественного сознания.
К.ЛАРИНА: В чем сегодня изменились функции, цели, задачи, миссия толстых литературных журналов? Сегодня молодежь знает, что такое толстый литературный журнал?
И.ВОЛГИН: Что говорят мои студенты, 3 курс журфака, они профессионалы. Я прошу назвать журналы, они называют «Сноб», «Медведь». Вот что значит толстый.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Ну это вообще катастрофа!
К.ЛАРИНА: Это надо признать, таковы обстоятельства, в которых вы живете.
Н.ИВАНОВА: Можно я про обстоятельства? Все ровно наоборот. У нашей страны история длинная, развивается неожиданно. И то, про что говорил Игорь, в другом виде повторилось во время перестройки, когда было разделение условное на партию журналов «Знамя» и «Дружба народов» и партию журналов «Наш современник» и «Москва». Теперь эти поля существуют отдельно, практически не вступая в дискуссию. И у нас появился якобы парламент, появилась декоративная демократия, декоративные институты власти. На самом деле, у нас появилась вертикаль, которая сжирает одно средство информации за другим. Под боем стоят многие, включая и некоторые радиостанции. В тот момент, когда многие газеты переформатируются, или даже мой любимый «OpenSpace.ru» — интернет-портал уходит в совершенно другую область. Что в запасе у толстых литературных журналов? Настоящее, что они пишут в разделе публицистики.
И.ВОЛГИН: Куда делись полтора миллиона читателей? В Израиль что ли уехали?
К.ЛАРИНА: Некоторые уехали. Кто-то вымер. Кто-то остался. Но куда делись зрители хороших, умных фильмов, хороших спектаклей, читатели умных книг?
Н.ИВАНОВА: Я хочу привести тиражи изданий современной литературы, тираж равен 3 тысячам, когда выходит роман Маканина, книга Петрушевской. Поэзия вообще 500 экземпляров, 200-100. А в журнале они сразу имеют большой тираж, сразу становятся в общий контекст в Интернете. Поэтому Владимир Маканин печатает свои издания сначала в «Знамени», потом в «Новом мире». Так он имеет дополнительный тираж к тому, который у него будет. Поэтому все звезды современной литературы стараются пройти через журнал.
К.ЛАРИНА: Я всей вашей кухни не знаю. Я – читатель. Я с большим уважением отношусь к вашему труду, но как читатель я ориентирована на книгу. Давайте вспомним, когда у таких журналов были многомиллионные тиражи, что происходило в советском издательстве. Книга была дефицитным товаром. Вся литература была в журнале.
И.ВОЛГИН: Это русская традиция. Вся проза и поэзия шла через журнал
К.ЛАРИНА: Давайте возьмем рейтинг продаж, посмотрим, кто впереди у нас из писателей. Устинова, Донцова, Борис Акунин.
И.ВОЛГИН: Чисто практический вопрос: где можно купить журнал «Дружба народов», «Новый мир»? раньше я мог купить в любом киоске, а сейчас нигде нет.
К.ЛАРИНА: Никто не будет спорить, что времена изменились. Давайте подумаем, какие могут быть формы жизни толстого литературного журнала. Может быть, в таком виде он уже не жизнеспособен?
Н.ИВАНОВА: Нет, как это он нежизнеспособен, если читатели есть.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Недопустимо так отдавать пространство книгам, которые сегодня печатаются. Я знаю это конкретно по журналу и по нашей работе в таком важном деле как спасение художественного перевода с языков сопредельных стран. В советские времена была создана школа этого перевода.
К.ЛАРИНА: Кто должен взять на себя ответственность за эту жизнь?
А.ЭБАНОИДЗЕ: Руководство страны. Оно должно быть заинтересовано в том, чтобы не происходила интеллектуальная энтропия.
И.ВОЛГИН: Возьмем церковь. Там идет служение независимо от того, есть ли посетители. Надо поддерживать огонь культурный.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Конечно.
И.ВОЛГИН: Расходы на журналы – это одна миллиардная доля расходов на олимпийские игры.
К.ЛАРИНА: Эта тема поднималась на каких-либо заседаниях, советах?
Н.ИВАНОВА: Несколько лет тому назад была встреча писателей с Путиным. Он сказал, что надо подумать и выделить деньги. Куда они ушли не понятно. Поэтому я против государственной помощи, они так и растворяется. Я хочу, чтобы государство помогало не журналам, а библиотекам, вузам, школам для того, чтобы, по крайней мере, учителя словесности понимали, в каком литературном мире сегодня они находятся, что такое современная литература и современные общественные мысли. Хотя бы один номер на библиотеку выписали. Я езжу по провинциям и вижу, какими зачитанными бывают эти номера.
К.ЛАРИНА: А в Европе есть аналоги литературных журналов?
И.ВОЛГИН: Они выполняют другие функции в отличие от наших.
Н.ИВАНОВА: Они другого типа. В Америке есть «Университет». Во Франции есть потрясающие журналы по литературной критике, называется «Books», продается во всех киосках Парижа. Там даются рецензии, обзоры, аннотации книг не только французских.
И.ВОЛГИН: Журналы обслуживали всегда литературный процесс. Существует ли литературный процесс в том понимании, которое раньше было? Нет.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Я этот термин услышал на заседании библиотекарей. Было маркирование литературного процесса. Сейчас этот процесс развалился, нет внятных акцентов.
К.ЛАРИНА: Подождите. Мы еще важное не произнесли. Сегодня, несмотря на то, что ничего нет, есть большое количество литературных премий, которые этот литературный процесс сканируют. Почему здесь литературным журналам не соединиться с этим премиальным процессом?
А.ЭБАНОИДЗЕ: Мы соединены.
Н.ИВАНОВА: Вот у нас есть премия «Русский букер». Кто получил «Букера букеров» первого десятилетия? И кто получил самого лучшего «Букера букеров»? Мы выбирали. Первого получил Владимов «Генерал и его армия», напечатанный в «Знамени», второй раз – Чудаков роман «Ложится мгла на старые ступени», напечатанный там же.
К.ЛАРИНА: А пусть тогда на литературные премии могут выдвигаться только те писатели, тексты которых опубликованы в журналах.
А.ЭБАНОИДЗЕ: А может быть, где-то вне журнала напечатано произведение, достойное премии.
К.ЛАРИНА: Как на «Оскара» — только то, что было в прокате.
И.ВОЛГИН: Сейчас даже рукописи выдвигают на премии.
Н.ИВАНОВА: Существуют только 2 литературные премии, на которые выдвигается только то, что было опубликовано в журналах. Это премия Юрий Казакова, премиальный процесс ведет журнал «Новый мир», это премия за лучший рассказ, напечатанный везде. Я придумала премию, которая существует уже 10 лет, премия Белкина за лучшую повесть года. Но и в премии «Большая книга», и в премии «Букер», и в др. участвуют те произведения, которые были опубликованы в журналах.
И.ВОЛГИН: В 19 веке в России, кроме Пушкинской премии, премий вообще не было. А литература была не хуже.
К.ЛАРИНА: Молодежь не знает этих журналов. Тогда для кого вы существуете?
И.ВОЛГИН: Культуру до определенного времени надо навязывать.
К.ЛАРИНА: Но литература не может быть оторвана от действительности.
И.ВОЛГИН: Действительность пусть потом подстроится, а литература должна делать вое дело.
К.ЛАРИНА: На какие бабки?
А.ЭБАНОИДЗЕ: Позавчера президент Фонда «Русский мир» Вячеслав Никонов официально заявил, что они готовы предоставить нам некоторую площадь. По времени это достаточно длительно может быть, по масштабу площадь меньше, чем у нас сейчас.
И.ВОЛГИН: «Русский мир» по всему миру открывают библиотеки, культурные центры, у них огромные возможности.
К.ЛАРИНА: Я хочу понять, в чем развитие. Хорошо, Никонов даст вам помещение, выцарапаем там еще какие-то деньги, это не спасет.
Н.ИВАНОВА: Конечно, нужен Интернет.
К.ЛАРИНА: Вокруг журнала, вокруг бренда должна происходить какая-то жизнь.
Н.ИВАНОВА: Она происходит.
К.ЛАРИНА: На обочине. Это жизнь маргинала.
Н.ИВАНОВА: Ксения, все зависит от восприятия. Человек, который не имеет понятия о консерватории, тоже считает, что это жизнь маргинала.
К.ЛАРИНА: Кто читатель?
Н.ИВАНОВА: Читатели живут везде. И писатели живут везде. Поэтому важна интернет-версия. У нас исчезло понятие русская провинция, т.к. они читают мгновенно и отзываются мгновенно. Единственное, сейчас бьются над этим: получить хоть какие-то копейки за подписку в Интернете.
И.ВОЛГИН: Если Россия останется страной литературоцентристской, то будут и журналы. Сейчас она не является таковой, но неизвестно, что еще будет.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Я помню в своем журнале характерную публикацию о том, как в Таджикистан приехал французский журналист. И работнику местной газеты поручили его провезти по стране. Привез к учителю 8-летки. Тот сказал, что очень любит французскую литературу, особенно Стендаля. «А кто это?» — спросил французский журналист.
К.ЛАРИНА: Все-таки литературная жизнь в России существует.
И.ВОЛГИН: Если она уйдет, то это будет другая страна.
Н.ИВАНОВА: Если мы проанализируем возрастной состав тех, кто у нас печатается, мы увидим, что молодых у нас очень много.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Литературный журнал не может контролировать то, что пишется. Этим занимаются другие инстанции. И в этом смысле литература не хуже, чем была раньше.
И.ВОЛГИН: Испорчен массовый вкус.
К.ЛАРИНА: Когда были бумы: и перестройка, и дефицит. Когда за «Московскими новостями» стояла очередь на улице. За чем стояли люди? Это был единственный источник. За чем люди на стадионы шли, где читались стихи? Они даже не за стихами шли, шли за правдой. В театр на Таганке шли не за искусством.
Н.ИВАНОВА: А сегодня и за искусством приходят.
К.ЛАРИНА: Поэтому мы не можем делать вид, что все так же.
Н.ИВАНОВА: Мы должны делать так, чтобы в журнале было искусство слова. Там тексты, которые прошли не через одни экспертные руки. Но при советской власти вкус был выше.
А.ЭБАНОИДЗЕ: Композитор Петров говорил в последнем интервью: «Мы столько лет музыкальную культуру поднимали, и все рухнуло в одночасье…»
К.ЛАРИНА: Время кончается, дело не в этом. Вкус стал лучше или хуже, вы не знали вкус народа. Это не массовый читатель читал. И при советской власти была своя Донцова.Дорогие друзья, спасибо вам больше! Удачи в вашем бесполезном труде (смеется).www.echo.msk.ru
za-za.net
ОБЪЯВЛЯЕМ «КНИГУ ГОДА»! | Зарубежные задворки
Мы решили отметить день рождения издательства, выбрав из 30 изданных книг лучшую, присудив ей звание «Книги года». Хороших книг было много, выбрать одну оказалось не так просто. Мы ценим и любим всех наших авторов — Нину Горланову и Вячеслава Букура, Владимира Горбунова, Игоря Фунта, Александра Строганова, Георгия Турьянского и всех, всех, всех. Все они талантливы — плохих книг мы просто не печатаем и таким авторам отказываем сразу.
Выбирая книгу года, мы остановили свой выбор на сборнике рассказов Валерия Бочкова «Брайтон-Блюз, 12 историй» Нам помогли в выборе этой книжки толстые литературные журналы: «Знамя» — напечатало в 2011 году «Ферзевый гамбит», в 2012 «Бросить курить». Ещё четыре рассказа из этой книги были опубликованы другими толстыми литературными журналами. Рассказ «Брайтон-Блюз» стал победителем международного конкурса «Согласование Времён», а неделю назад за рассказ «Игра в снежки» автор получил звание победителя а Открытом Чемпионате России по литературе, проводимом газетой «Московский Комсомолец».
Успешная беллетристика состоит из двух компонентов – интересно рассказанной истории и стиля. Автор виртуозно владеет и тем и другим.
«Лутц всплыл на третьи сутки. Его прибило к берегу перед самым восходом. Около восьми, когда уже начало светать, на него наткнулся старик Юфт, а уже через полчаса к озеру высыпала вся деревня» — так начинается рассказ «Монтекристо», так мастерски плетётся ткань повествования, начав, уже невозможно оторваться, не дочитав последнюю строчку.
Еще один аргумент в пользу именно этой книги — это наше страстное желание вернуть русскому рассказу его былую славу. Сборник талантливо составлен, «Брайтон-Блюз» — это двенадцать историй, герои и события которых не пересекаются, но вместе они составляют модель вселенной, в которой живет, ненавидит, страдает и любит особая порода людей — русские эмигранты. Мы от души поздравляем автора с удачей. Да, кстати, книга прекрасно иллюстрирована.
Книга здесь:
http://za-za.net/brajton-blyuz-dvenadtsat-istorij/
za-za.net
Перемены — Зарубежные задворки
WWW.PEREMENY.RU — Толстый веб-журнал XXI века
1. Энергетические взаимодействия. Знак «И»
Этот китайский иероглиф (по-китайски читается как «И») — символ интернет-журнала Перемены. Этот знак встречается, например, в названии книги «И-Цзин» (Книга Перемен). Знак «И» (YI, 
) указывает на такие понятия, как «перемена», «сознание», «простой» и «правда». Иероглиф «И» состоит из двух частей. Верхняя часть символизирует солнце, нижняя — луну. Таким образом знак «И» — на примере динамического взаимодействия солнца и луны (Инь и Ян) — наглядно показывает процесс перемен, способ энергетических взаимодействий в природе.
Cпособы энергетических взаимодействий — это и есть основной интерес создателей и авторов журнала Перемены (www.peremeny.ru). Причем интерес этот проявляется у авторов Перемен в самых разных областях познания этих способов — от интеллектуального и научного до интуитивного и мистического.
Таким образом, можно сказать, что журнал Перемены (www.peremeny.ru, www.changes.ru, www.peremeni.ru) — это издание о непрерывном процессе (и процессах) взаимодействий разнообразных энергий и о том, как проявляются эти взаимодействия на разных уровнях и в разных областях жизни человека и мира.
2. Прояснение смысла. Дистилляция
Читателей Перемен не устраивает та интерпретация реальности, которую им предлагают прочие СМИ, а также школьные и вузовские учебники. Они понимают, что вещи не всегда на самом деле оказываются тем, чем они кажутся на первый взгляд. На Переменах предпринимается попытка прояснить подлинный смысл некоторых событий и явлений, общепринятая интерпретация которых может быть поставлена под сомнение. Перемены — это журнал, проясняющий смысл.
3. Периодичность
Перемены — это веб-журнал, большинство обновлений которого не привязаны к конкретному времени и с интересом будут читаться как сегодня, так и через лет семьдесят. Иначе говоря, это периодическое издание «долгого действия». Медиа, в котором в качестве актуального временного цикла принята не еженедельность, ежемесячность или ежегодность, а периоды гораздо больших масштабов — например, столетие.
4. Толстый веб-журнал
Перемены — первый в России интернет-журнал универсального энциклопедического характера, то есть журнал того типа, который в XIX веке назывался толстым журналом (он же — журнал «обычного русского типа», т.к. не имел прямых аналогов в других странах). Как и в бумажных толстых журналах XIX века («Московский телеграф», «Вестник Европы», «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Нива»), толстый веб-журнал XXI века Перемены публикует материалы по самым разнообразным темам и вопросам (от поп-культуры и современного искусства до литературы, путешествий, науки и религии) и в самых разных жанрах (романы и эссеистика, общественно-политическая аналитика и исторические исследования и проч.). А раздел «Блог Перемен» выполняет традиционную для толстых журналов функцию отдела «Смесь».
5. Определения Перемен на выбор
Если Вам нужно короткое определение нашего сайта, то можете выбрать любое из нижеследующих — на свой вкус и сообразно своим нуждам: толстый веб-журнал XXI века; литературный и общественно-философский интернет-журнал; культурно-исторический интернет-журнал; научно-публицистический интернет-журнал; гео-поэтический интернет-журнал; cайт об искусстве, путешествиях, религиях и других величинах, меняющих сознание и мир.
Подробно об истории и концепции сайта можно прочитать тут
za-za.net
Чеховское общество — Зарубежные задворки
«Tschechow-Gesellschaft e.V.» – это общественная организация, созданная 29 января 2009 года и зарегистрированная в г. Дюссельдорф (Германия), деятельность которого направлена на изучение и распространение творческого наследия Антона Павловича Чехова – одного из самых популярных русских писателей. 
Целями Общества являются развитие международных культурных связей и содействие русскоязычной творческой интеллигенции в культурной, языковой и общественной интеграции в Германии. Своей деятельностью мы хотим привлечь внимание читающей публики, и, главное, молодежи, к русской культуре, поддерживать творческие связи с деятелями культуры и искусства. На это направлены наши основные проекты.
«Чеховское общество» — это также свободное творческое объединение литераторов, журналистов, историков, людей других гуманитарных профессий, стремящихся завязать новые культурные контакты и осуществить свои творческие планы.Наша задача – помочь им опубликовать свои стихи или прозу, издать книгу, добиться признания у публики. Для этого мы помогаем издавать авторские книги, занимаемся подготовкой и выпуском сборников, литературных альманахов, журналов и других видов печатной продукции.
Мы оказываем всестороннюю поддержку литераторам, пишущим на русском языке, проживающим не только в Германии, но и в других странах мира: осуществляем поиск талантливых русскоязычных авторов, помогаем опубликовать их произведения в литературных печатных изданиях и найти свою читательскую аудиторию.
Для этой цели Общество издаёт сетевой литературный журнал «Зарубежные задворки», объединяющий русскоязычных литераторов, проживающих в разных странах.
za-za.net
