Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Михаил Плетнев и РНО. Михаил плетнев живой журнал
Михаил Плетнев и РНО
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3778929.html
Но хотя золотомасочный цирк с даунами, что нетрудно предугадывалось, сильно задержался, я настолько удачно доехал от ЦИМа, что сидя в консерваторском фойе через дверь еще и послушал концовку "Ромео и Джульетты", а потом следовала долгая перестановка на сцене, пока объявили, пока вышли Плетнев с дирижером - в общем, к исполнению скрябинского концерта я успел с запасом, даже на откидное сиденье в партере умудрился приземлиться своевременно.
По поводу собственно плетневского исполнения концерта у меня и заранее предположения имелись, а репетиция все расставила на места, и что в пустом зале, что переполненном и нашпигованном аппаратурой для телеверсии вечера, Плетнев играет Скрябина, и любого другого композитора тоже, как если бы выступал последний раз, или не выступал, а просто сидел за инструментом, и не просто в целом произведение, а каждую фразу, каждую ноту. Нередко приходится слышать: мол, в исполнениях Плетнева нет цельности, все разваливается - ну что ж, наблюдения по-своему точные, суждения небезосновательные (причем то же относится и к симфоническим сочинениям, которыми Плетнев дирижирует) - но это проблема даже не манеры, не вкуса, но мировоззрения. А как иначе, если любой аккорд действительно может стать последним? Плетнев так и играет - иногда мне кажется, что он вот сейчас остановится и продолжать не станет (как ни удивительно, на концерте подобные предчувствия еще и усиливаются в сравнении с репетицией!), потому что незачем и все сказано, наподобие Велимира Хлебникова, говорят, обрывавшего чтение стихов словами "ну и так далее", только у Плетнева еще и никакого "далее" не предполагается: любой фрагмент исчерпывающе характеризует его взгляд на мир и несет в себе во всей полноте мысль пианиста о произведении, о себе и о том, как устроен космос.
Неудивительно, что Плетнев практически не обращается, даже как дирижер, как пианист подавно, к музыке второй половине 20-го века (не считая собственного композиторского творчества, но опусы Плетнева-композитора к 20-му веку принадлежат в лучшем случае по дате их создания и вообще это тема отдельного непростого разговора) - помимо вопросов вкуса и стиля тут опять-таки мировоззренческий момент: то, за чем другие играют и слушают Кейджа, Райха, Фелдмана - Плетнев давно нашел для себя в Чайковском, Скрябине, Рахманинове, да хоть в Сен-Сансе! Или вот Лист, ну тоже, казалось бы... Правда, когда Плетнев играл на бис "Серые облака" Листа, я в жизни не подумал бы, что это музыка создана в 19-м веке, а потом вспомнил недавно услышанное (на концерте Михаила Турпанова в квартире-музее Николая Голованова) соображение, будто не кто иной как Лист в своих позднейших произведениях (и к ним как раз относятся трехминутная фигулинка "Серые облака", которую бисом сыграл, точнее, "выдохнул" Плетнев) оказался невольным предтечей атональной системы. Тогда все встает на места, все логично - Плетневу не нужны "современные" авторы ни актуальные, из числа здравствующих, ни уже покойные и хрестоматийные, потому что ему и Лист со Скрябиным или какой-нибудь Рахманинов - "современные", он и через них, непосредственно в них себя сегодня готов выразить полностью.
По-хорошему оставаться на второе отделение не стоило, кто и чем бы там ни дирижировал, но коль скоро я без того прибежал к середине первого, уходить сразу в антракте было бы странно. В результате послушал терпимо-приемлемую "Шахерезаду", которую по ощущениям на контрасте с услышанным до перерыва не только написал другой композитор, но и сыграл другой оркестр под управлением другого дирижера. Хотя и оркестр, и дирижер вроде вышли те же, но на репетиции я воочию наблюдал, что в концерте Скрябина с оркестрантами работает практически единолично Плетнев, а приглашенный "папа Карло" или как его там выполняет функции сугубо представительские; здесь же гость взял свое, ну и оркестр малость подрасслабился, а где-то, наоборот, поднапрягся - сыграли "Шахеразаду" гладко и бодро, динамично и с контрастами, для детского утренника - просто супер, но после Плетнева - совсем некстати; тем более, что Плетнев нередко дирижирует сочинениями Римского-Корсакова и в этом плане тоже есть с чем сравнить, у него в "Полете шмеля" скрытого драматизма больше, чем тут обнаружилось в четырехчастной программной махине.
michail-pletnev.livejournal.com
Мастер-класс Михаила Плетнева - Михаил Плетнев и РНО
Сыграйте мне цветущую сирень!http://ps.1september.ru/article.php?ID=200103823Перефразировав название произведения Листа “Этюды высшего исполнительского мастерства”, мастер-класс как форму обучения можно было бы назвать уроками высшего мастерства. Это не простое занятие для начинающего, а встреча более или менее подготовленного профессионала с мастером. Работа идет над тонкостями, известными далеко не всем.Система мастер-классов общепринята на Западе и получает распространение у нас. Правда, это не всегда бывают серьезные занятия продолжительностью десять – пятнадцать дней. Иной раз кто-то из звезд собирает на два часа группу учеников и зрителей, демонстрирует несколько эффектных педагогических приемов, дает ряд ценных советов и отбывает восвояси. Наверное, полезно и такое общение начинающих с великими – побыть хоть пять минут в роли ученика одного из корифеев. И все же насколько подобный бенефис уступает будничной работе многодневного мастер-класса.Не стоит ждать от мастер-класса слишком многого. За два часа невозможно раскрыть тайны мастерства. И Михаил Плетнев, интенсивно концертирующий пианист, почетный профессор Московской консерватории, обращался не столько к двум студентам, с которыми занимался, сколько к залу. Не учил технике, благо в этом не было особой нужды, а говорил о скрытом от невнимательного глаза значении произведений, делился своими наблюдениями, замечаниями.Первой на сцену вышла Лолита Лисовская, ученица Веры Горностаевой. Для занятия она выбрала Чакону Баха–Бузони, старательно раскрасив полифоническую ткань произведения разнообразием тембров. Можно было бы упрекнуть пианистку за несоответствие такого подхода традициям баховской музыки. Напротив, Михаил Плетнев поддержал ее интерпретацию. Фортепианная транскрипция Бузони была создана век назад, в один из моментов расцвета виртуозного музицирования, и Михаил Плетнев назвал ее одним из лучших переложений в истории музыки. В оригинале Чакона была написана для скрипки, это часть второй партиты Баха для скрипки соло. Но до сих пор технического арсенала лучших скрипачей недоставало для раскрытия ее глубокого драматического содержания. И пианист не только имеет право отказаться от подражания скрипичным приемам в игре, но и обязан сделать это.Говоря о современном подходе к интерпретации старинной музыки, Михаил Плетнев коснулся и такой актуальной сегодня темы, как аутентичное исполнение. Аутентизм требует обязательного использования старинных инструментов, той манеры игры на них, которая была общепринятой в эпоху создания произведения. Идея аутентичного музицирования не позволяет даже клавирные сочинения Баха исполнять на современных инструментах, и один из ярчайших пианистов современности позволил себе некоторую иронию в адрес оппонентов: “Когда я вижу музыкантов со старинными инструментами, мне хочется, чтобы они были одеты в старинные одежды, чтобы концерт проходил в старинном интерьере, при свечах. Тогда обязательно нужно раздать публике и коробочки для ловли блох, которыми пользовались в то время все аристократы”. А если серьезно, то попытки исполнять музыку по-старому очень интересны и поучительны, но в любом великом произведении заложены возможности, неподвластные инструментам эпохи. “Если бы Бах или Моцарт увидели современный “Стейнвей”, они бы были счастливы” – Плетнев в этом уверен. И, значит, нужно играть их музыку, используя все данные тебе возможности.Второй из участников мастер-класса, ученик Льва Наумова Константин Лапшин, играл “Вариации на тему Корелли” Рахманинова. И снова один из признанных виртуозов не стал навязывать свое прочтение, демонстрировать техническое превосходство. Наоборот, похвалил молодого пианиста за интересную интерпретацию. И стал говорить не о темпе, стаккато или нон легато, а о цветущей сирени, которая всегда возникает в его воображении во время одной из вариаций. “Вот здесь...” И Плетнев играет, и с ним нельзя не согласиться. “Разве можно это сыграть так... или так...” Михаил Плетнев играет тот же фрагмент другими штрихами, и становится ясно: технический прием для него – средство воплощения найденного в музыке, не более того. “Иногда вы можете сыграть пианиссимо там, где у автора стоит меццо-форте. Но вы должны быть уверены, пусть даже ошибочно, что это необходимо для лучшего раскрытия вашего понимания исполняемой музыки. Даже если играешь по-своему, надо знать, что написано в нотах на самом деле”. И в подтверждение этих слов – пример Рахманинова, который на поздних записях иной раз изменяет свои ранние произведения до полной неузнаваемости.И еще об одном говорил Михаил Плетнев на своем мастер-классе. О том, что он сам назвал этикой концертирующего пианиста (шире – любого музыканта). Концертирующий музыкант не имеет права выходить на концерт с намерением просто поиграть на публике. Каждая программа должна быть продумана до мелочей, стать итогом внимательного изучения произведений. Играя проходной концерт без полной душевной отдачи, исполнитель способен оттолкнуть от музыки человека, пришедшего в зал в первый раз. Прежде чем избрать карьеру концертирующего музыканта, подумайте, готовы ли вы к этому постоянному напряжению. Если нет – изберите другую дорогу.“Учитель – это не тот, кто учит, а тот у кого учатся”, – процитировал известный афоризм Михаил Плетнев. Своими учителями он считает не только тех замечательных педагогов, у которых он занимался в консерватории, но и великих пианистов двадцатого века.michail-pletnev.livejournal.com
Михаил Плетнев и РНО
http://www.runyweb.com/articles/culture/music/maxim-rubtsov-interview.htmlРусские музыканты все увереннее осваивают знаменитый Карнеги-холл. В последнее время американскую публику часто радуют знаменитые русские пианисты Денис Мацуев и Даниил Трифонов, теперь к покорению легендарного зала готовится один из лучших флейтистов мира Максим Рубцов.
14 февраля 2018 в Карнеги-холле Максим Рубцов вместе с пианистом Сергеем Квитко представит сольную программу «The Romantic Flute».
Максим, помню, как мы с Вами познакомились. Это было в Ивановке у Рахманинова, в 2014 году, где Российский национальный оркестр проводил Первый Рахманиновский фестиваль. Невероятный концерт под небом, рядом с домом-музеем, и изумительная Вторая симфония, когда Михаил Васильевич «руками тучи разогнал». Тогда вам птицы подпевали. Мне казалось, что Вы в РНО – всегда. На самом деле, когда Вы пришли в оркестр?Наша встреча у Рахманинова в Ивановке действительно была уникальным случаем торжества природы и музыки. Михаил Васильевич Плетнев не только показал пример организации великолепного Рахманиновского фестиваля, но и в прямом смысле управлял погодой. Это еще одна причина из широкого ряда других, почему я так горд чувствовать свою причастность к РНО, где я уже почти 20 лет.
Как Вы оказались в РНО? Вас заметил сам Плетнев?Дело в том, что я – ученик Юрия Николаевича Должикова, знаменитого профессора Московской консерватории. Он воспитал целую плеяду флейтистов, которые заняли лидирующие позиции в ведущих коллективах по всему миру. И каждый год в Малом зале консерватории проводились вечера его класса, формат которых по сути соответствовал флейтовому фестивалю национального масштаба. На одном из таких вечеров Должикова меня и заметили.
Какие выступления запомнились Вам за это время в составе РНО?Каждый концерт РНО – это событие и для нас, оркестрантов, и для публики. Помню, в 2007 году был потрясающий концерт с музыкой из опер Римского-Корсакова в Большом зале консерватории. Можно сказать, это мой любимый концерт. Как же я мечтал повторить его снова! И моя мечта недавно осуществилась: Михаил Васильевич выбрал те же произведения для предновогоднего концерта в декабре 2017 года. И снова «Полет Шмеля» на бис, и снова публика в овациях вскакивала со своих мест! Римский-Корсаков, конечно, уникальный композитор, его музыка завораживает и уносит в сказку.
Никогда не забуду концерт с французским дирижером Мишелем Плассоном. Мы исполняли тогда «Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси и «Дафниса и Хлою» Равеля. Я тогда впервые играл эти произведения на первой флейте, в них огромные флейтовые соло. Волновался так, что месяц не спал. Но это был очень сильный концерт! И, конечно, каждое исполнение симфоний Шостаковича – это откровение.
А какие у Вас возникают ощущения от Шостаковича?Шостакович – это как будто кожу начинают выворачивать наизнанку…В Шостаковиче нужен качественно особый звук, тембр. Флейта у него, на мой взгляд, должна погрузить слушателя в оцепенение, тревогу и холод.
Да, я помню Ваше соло флейты в Десятой симфонии. Кровь застывала в жилах.Значит, удалось. Спасибо!
Давайте поговорим о Вашем новом проекте в Америке. Вы будете выступать в знаменитом Карнеги-холле 14 февраля (в День влюбленных, кстати), с необычной программой.14 февраля обязывает к определённому настроению и, думаю, в концертном зале тоже. Тем более, в концертном зале Карнеги-холла. На мой взгляд, это магическое место, пробуждающее в душе каждого музыканта самые высокие и яркие чувства. Надеюсь, концертная программа 14-го февраля будет соответствовать нашему особому настроению и ожиданиям слушателей.
Как возникла идея этого концерта?У него есть предыстория. Давным-давно судьба подарила мне счастливый случай – знакомство с американским композитором Джоном Корильяно. То была российская премьера его сочинения Pied Piper Fantasy для флейты с оркестром, где я солировал с РНО. Это же произведение я исполнил в Испании и Израиле. Далее последовало приглашение записать его музыку в Skywalker Sound Studio в поместье Джорджа Лукаса в Калифорнии. Так началась наша творческая дружба.
И вот, совсем недавно, буквально на днях, Джон Корильяно вручил мне свои ноты и сказал: «Это раньше никогда не исполнялось на флейте, я думаю, ты можешь быть первым».
Слова оскароносного прижизненного классика и композитора с пятью «Грэмми» и мировым признанием определили судьбу концертной программы. 16 февраля, кстати, Корильяно исполняется 80 лет, и он обещал почтить концерт своим присутствием.
Также я исполню музыку Мечислава Вайнберга – Сюиту для флейты и фортепиано. Этот великий композитор XX века наконец-то обретает заслуженное признание и начинает исполняться на лучших музыкальных площадках.
Всем нашим флейтистам знакомо имя профессора Московской и Санкт-Петербургской консерваторий Владимира Николаевича Цыбина. В Карнеги-холле я буду исполнять его Концертное Аллегро №1, авторскую рукописную Каденцию, которую мне только что прислали из Азии.
Лирики концертной программе добавят романсы из Российской Императорской коллекции семьи Романовых. Тетради в старинных кожаных переплётах с тиснёными золотыми вензелями Романовых ныне хранятся в Библиотеке Конгресса США. Я был там и держал их в руках. Передо мной как будто раскрылись страницы нашей истории…
В царской семье любили петь и музицировать. Избранные произведения из этих тетрадей украсят собой второе отделение концерта 14 февраля.
Во втором отделении также прозвучит произведение интереснейшего современного российского композитора Андрея Семёнова. А начнется концерт с дивертисмента яркого и самобытного композитора Андрея Рубцова. Партию фортепиано исполнит замечательный пианист Сергей Квитко, живущий в Америке. Его сольный дебют в Карнеги-холле состоялся в 2013 году.
Карнеги-холл, который, как известно, открывал Пётр Ильич Чайковский, – это легенда, это мечта, это своего рода Эверест для любого музыканта. Почти мистическое сочетание места, даты и романтической музыки создаст невероятную атмосферу нашего концерта под названием «The Romantic Flute».
michail-pletnev.livejournal.com
С фейсбука - Михаил Плетнев и РНО
С фейсбука Натальи Замяниной: https://www.facebook.com/natalya.zimyanina/posts/858985710905145Я храню одну фотографию Михаила Плетнева. Думаю, это самое начало 90-х, мы один раз ее публиковали в газете «Вечерний клуб». Пусть она не пропадет.Вчера (24.XI) с нескрываемым для соседей по партеру удовольствием слушала в Большом зале консерватории его выступление: Концерт Скрябина и Второй Рахманинова. Соседи (соседки), совершенно далекие от музыки, пытались что-то записать и снять на свои фигульки, поэтому мое удовольствие было не только не скрываемым, но и зло-агрессивным. Пришлось в конце концов умолять: «Мы столько ждали этого концерта…» , чтобы дать понять, что в зале по преимуществу все-таки собралась общность не для того, чтобы пропозиционироваться на фоне Михаила Васильевича. Я еще понимаю, Мацуев или Мечетина, но тут другой случай.Дирижер Конрад ван Альфен совсем не впечатлил Классической симфонией Прокофьева (последний раз мне башку ею оторвал Гергиев, что неудивительно), а Девятую симфонию Шостаковича, которая тоже числилась в программе, как объявила в самом начале ведущая, отменили. Ну, и слава аллаху. Куда еще Шостаковича совать.Михаил Плетнев на своем «Каваи» агрессивен не был ни в чем, звучность была от mf и вниз до всех возможных оттенков PPP, что я сочла особенностью его состояния и немножко вызовом всем долбоебам нашего музыкального мира, которых он не может не замечать – он все-таки еще и дирижер, играет же с ними.Если в прошлом исполнении Скрябина в КЗЧ он предстал почти порывистым юношей, тургеневской девушкой, оплакивающей уходящую молодость, то во вчерашнем Скрябине, осталась одна тяжелейшая грусть и разочарование. Я бы даже сказала, вернулся почти тот Плетнев, которого долго упрекали в холодности, рационализме и даже равнодушии, если бы с годами не стала ценить его рафинированность самого высокого класса, которая предполагает сублимацию эмоций. Во всяком случае, холодным и равнодушным никак не могу его назвать. Хотя второй день после бриттеновского «Билли Бадда» в Большом театре я как в гробу.В конце первого отделения сыграл на бис соло – явно Скрябина, но никто не угадал, что именно. (Дома – пришла перерыла и ноты, и ю-тьюб, так как успела записать первый такт в блокноте, – но не ничего нашла). Благодаря пресс-секретарю Свете Чаплыгиной выяснила, что это была миниатюра Юлиана Скрябина, сына композитора, утонувшего в возрасте 11 лет. Вот такое было состояние у Михаила Васильевича. (Чтобы все поняли, что я тут не просто так сопли размазываю).Оно и во втором отделении продолжилось, никогда раньше я не слышала столько грусти, боли, отрешенности во Втором концерте Рахманинова (я его и вообще уже стараюсь не слушать), а вчера исковыряла все пальцы.Вторая часть была потрясающая, непредставимой тонкости. В крайне медленном, почти невыносимо медленном, склоняющем к гипнотическому состоянию, темпе. В начале третьей пианист довольно громко себе подпевал (с 11 ряда было слышно), возможно, ему чем-то надо было себя поддержать, так бывает, когда играешь и чувствуешь, что вот-вот забудешь – но это, конечно, не случай Плетнева, так что не знаю, почему.Честно говоря, оркестра для меня в этот вечер почти не существовало – и в общем, все равно, это в плюс ему в данном особом случае или в минус. Дирижер, по-моему, так боялся Плетнева, так старался угодить немного надменному или, скажем попроще, смурному солисту, что шел за ним как шелковая ниточка за очень опасной иголочкой.Все на этом концерте выглядело так, будто Плетневу противно, если начнут вставать и орать, как у нас теперь любят. После Концерта Рахманинова он тихо вышел на сцену, показал полусогнутым указательным пальцем «один бис!», и сыграл до-диез-минорную Прелюдию Рахманинова. Со всеми делами, которые он там слышит.Мы потом долго бродили по жутким студеным улицам с Наташей Арутюновой, всепонимающей пианисткой из «Геликона», которая всегда дарит Плетневу цветы, и думали о том, что одна из пружин, его подзуживающих, - то, что он, по сути, первый пианист мира (ни с кем нельзя его сравнить – перебирали всех), но не признаваемый таковым. И это ему не может не быть досадно, и в то же время он все больше демонстрирует, что ему на это абсолютно наплевать. Это очень красиво, очень.И как все-таки хорошо, что без Шостаковича обошлись в этот вечер.
michail-pletnev.livejournal.com
Плетнев вернулся через семь лет
Апрельские концерты Российского национального оркестра — одно из главных событий музыкального сезона: в качестве солиста выступил его дирижер и художественный руководитель Михаил Плетнев
Дирижер и худрук РНО Михаил Плетнев
Фото предоставлено РНО
На первый взгляд ничего необычного в этих концертах нет — выступлением пианиста в сопровождении оркестра в Москве никого не удивишь.
Однако состоявшиеся 13–14 и 21–22 апреля концерты РНО таили интригу, способную радикально изменить сегодняшнее устоявшееся русское исполнительское искусство.
После весьма продолжительного, семилетнего, перерыва на сцену вернулся Михаил Плетнев — лучший пианист современности, единодушно признанный таковым, что большая редкость, не только слушателями, но и профессионалами.
В сентябре 2006 года после выступления в Зале Чайковского находящийся на пике мастерства Плетнев объявил о своем намерении оставить карьеру солиста и сосредоточиться на дирижерской и композиторской деятельности. Такое решение было понятно: РНО, выпестованное детище Плетнева со товарищи, стремительно набравший форму и вошедший в мировые рейтинги как лучший российский оркестр, требовал повышенного внимания.
Но это обездолило меломанов: несмотря на некоторое количество сильных солистов самой разной манеры и темперамента, от раздумчивого аристократа Бориса Березовского до жизнерадостного культуриста Дениса Мацуева, никто так и не смог заменить Михаила Плетнева с его универсалистским подходом.
Если уж совсем точно, то первый после перерыва сольный концерт Плетнев дал еще в конце прошлого года, в ГМИИ имени Пушкина на «Декабрьских вечерах», на закрытом музыкальном салоне для спонсоров и руководства фестиваля, подчеркнув таким образом принципиально камерный и демонстративно неофициальный характер пробного выступления.
Тогда Плетнев играл Баха и Гайдна. А теперь, в апреле, — Бетховена и Чайковского на первых двух концертах и Моцарта с Шуманом на двух последних.
В жестах Плетнева — дирижирует ли он, сочиняет ли музыку или составляет программу ежегодного сентябрьского фестиваля РНО — все продумано до мелочей. Скажем, сольную карьеру он возобновил не в Зале Чайковского или в Большом зале Консерватории, на первый взгляд более соответствующих масштабам события, но в «Оркестрионе».
Небольшой, но уютный «Оркестрион» имеет прекрасную акустику (стены и потолок обиты деревом), в нем проходят интересные, в основном детские, концерты, и главное, он является репетиционной базой РНО. И хоть расположен он далеко не в центре — в Новых Черемушках на улице Гарибальди, можно без натяжки сказать, что это лучший концертный зал столицы за пределами Бульварного, Садового и даже Третьего кольца. Правда, он нуждается в раскрутке, точнее, в привлечении дополнительного внимания, на что Михаил Плетнев и потратил практически весь медийный запас своего возвращения.
При этом ни о какой жертве со стороны Плетнева не может быть и речи: ни масштаб, ни судьбоносность события нисколько не уменьшились, но, поддержав родной оркестр, Плетнев обеспечил концертам возвращения исключительно теплую, едва ли не домашнюю обстановку неформатного музицирования.
Ибо творческий подход этого музыканта и есть самый что ни на есть неформальный. Особенно на фоне нынешних крайне отформатированных времен.
На сцене в любой из своих ипостасей, будь то дирижерская, композиторская или сольная, Плетнев предельно собран и напоминает врача. Работающего не на внешнее впечатление, но на суть. Делающего дело, очень важное для людей.
Именно поэтому перед началом концерта Михаил Плетнев старается минимизировать любые контакты со зрительным залом. Даже подходя к роялю, пожимая руки оркестрантам и раскланиваясь, он делает это не поднимая глаз, мельком взглянув на зрителей, испытывая, вероятно, мучительную неловкость от процедуры, требующей вынужденной публичности.
Когда Плетнев дирижирует, то кажется, что, поворачиваясь к залу спиной, он чувствует заметное физическое облегчение. И дело здесь не в зажиме или гипертрофированной чувствительности музыканта, но в специфике самого процесса, предъявляемого Плетневым. Особенно заметного в «Оркестрионе» со сценой вместо оркестровой ямы: когда РНО выступает в неполном составе, видно любое движение и выражение лица солиста — отвернуться от переполненного амфитеатра невозможно.
Что касается специфики, то Плетневу важна объективная музыка — существующая вне времени и пространства как единая и неделимая данность.
Моцарт и Шуман на апрельских концертах были сыграны единым напряженным куском, без каких бы то ни было срединных маневров, в которых обычно вязнут пианисты, и тогда слушатели начинают терять интерес к исполнению. У Плетнева не случилось ни одной холостой или вспомогательной ноты.
Эта концентрированная духовная среда, собственно, и позволяет всем быть собой — и исполнителю, который отдает всего себя, и слушателям, соскучившимся по серьезному и тонко организованному материалу.
Музыкант устанавливает контакт не со слушателями (при желании они подтянутся), но с самим произведением. Потому, вероятно, Плетнев и пытается как можно меньше концентрировать внимание на собственной персоне — объективная музыка не предполагает очевидного авторства.
При этом Плетнев не размышляет, но действует: ничто так не способствует передаче опыта, как собственный пример. В отличие от Святослава Рихтера, на олимпийской мудрости которого лежит отпечаток абсолютной истины, Плетнев не вопрошает, как это принято в традиции исполнения романтиков, но рассказывает, точнее, показывает, объясняет, передавая живой опыт противостояния окружающим трудностям и злобе дня. Дает сдержанный в своих проявлениях, однако предельно ясный совет.
Наблюдать за Плетневым-испол-нителем очень интересно. Он сдержан и отчужден до того момента, пока все мы не оказываемся внутри звучащей музыки. Постепенно он расслабляется и отпускает на волю свои иные сущности — дирижерскую (хотя левая рука время от времени тянется помочь оркестру), композиторскую, наконец, собственно, плетневскую (диктат имени): важнее всего для него установить с произведением прямой и бессознательный контакт. Такое возможно, если сочинение не только «в руках», но и в каждой клеточке организма.
Современность манеры Плетнева в том, что в эпоху переизбытка информации и засилья белого шума он убирает из исполнения не только себя, но и то, что кажется ему лишним, наносным, оставляя, насколько это возможно, чистое содержание.
По восторженному приему, устроенному в «Оркестрионе» Михаилу Васильевичу, очевидно, насколько публика соскучилась по серьезной, сосредоточенной работе.
Следующий концерт пианиста Михаила Плетнева запланирован на осенний фестиваль РНО. 20 сентября в КЗЧ он исполнит концерт-фантазию П. И. Чайковского для фортепиано с оркестром. Дирижер — Ален Альтиноглу.
michail-pletnev.livejournal.com
"Нужно только послушать, полюбить, захотеть".
"К сожалению, в России футбольная команда вызывает у бизнеса куда больший интерес, чем симфонический оркестр", сказал "Итогам" главный дирижер Российского национального оркестра Михаил ПлетневНезависимый Российский Национальный оркестр под руководством Михаила Плетнева только что изменил статус на государственный. Одновременно с этой новостью меломанов удивила и другая: в самом начале сезона на сцене Большого театра пройдет "Большой фестиваль РНО". Лучший оркестр России представит свою фирменную русскую симфоническую музыку и нестандартные опыты в жанрах оперы и балета. Как пришел оркестр к такой идее и как ему живется в новом статусе, "Итоги" расспросили знаменитого пианиста и дирижера, художественного руководителя РНО Михаила Плетнева.- Михаил Васильевич, "Большой фестиваль" в Большом разнообразен по авторам и жанрам, но на четырех из семи концертах звучит Чайковский. Вы сами составляли программу или вас попросили играть то, что гарантирует успех у публики?
- Какая разница, кто составлял. Должен быть важен результат. Вы вот пришли, послушали: понравилось, не понравилось - тогда уж можете нас казнить или миловать. А уж как мы чего выбираем, это наша кухня.
- А "Волшебная флейта" в концертном исполнении? Похоже, лавров знаменитого пианиста и симфонического дирижера вам недостаточно, последнее время вас неуклонно тянет в оперу. Недавно были "Пиковая дама" в Большом и "Майская ночь" в Архангельском.
- Ой, я над этим не думал. Мы спокойно, скромненько делаем то, что нам нравится и что мы можем, а вы в этом находите какой-то смысл. Конечно, я выбираю, а уж как там что выстраивается, это вам со стороны лучше судить. Так что спасибо, что нашли смысл.
- Не хочу провоцировать, но вы и с оркестром постоянно работаете с названиями музыкального театра, и в Большом сделали полную нюансов "Пиковую даму". А сейчас, когда из главного театра ушел музыкальный руководитель и озвучены имена пятерых приглашенных дирижеров, вашего среди них нет.
- Им виднее. Как хотят, так пусть и делают. Я ведь к ним не имею никакого отношения. Пригласили - сделал. Не пригласили - не навязываюсь. Все очень просто. Вы ведь не пойдете в гости на ужин, если вас не пригласят? А не пригласят скорее всего потому, что ничего не приготовлено… Значит, вы идете за вкусным домой или в ресторан.
- Только что музыкальный мир поразила весть, что гордец РНО превратился в государственный оркестр. Честно говоря, это обращение в госструктуру понятно. Но как оркестр так долго оставался независимым коллективом? Как в статусе частного стал лучшим оркестром России?
- Полагаете, нам теперь придется влачить голодное государственное существование? (Улыбается.) Конечно, это большая перемена. Модель независимого оркестра для России сегодня не может существовать, хотя 18 успешных лет мы доказывали обратное. Сколько можно быть белой вороной, которую все норовят заклевать, ничего не дать, да еще и упрекнуть? Надоело. Мне-то самому, пожалуй, можно было справляться с ситуацией и дальше, но есть музыканты. Это просто катастрофический случай, если оркестр признают национальным достоянием, а он должен думать о прокорме. Причем думать постоянно, несмотря на успех.
- Вы сделали концертным залом кинотеатр в Новых Черемушках, вся Москва дивилась смелости. А тем временем общая ситуация все ухудшается, играть негде, вот-вот грядет ремонт Большого зала консерватории. Как будут спасаться другие оркестры?
- Да, "Черемушки" - не Большой зал консерватории. Мы пытаемся говорить, что на музыкальной ниве не все благополучно. Но кричать, что никому до этого дела нет, - зря связки тратить. Ведь так заниматься творчеством невозможно просто. Примерно то же самое, что становиться большим мастером "Формулы‑1", разъезжая по грязным дорогам на старом "Запорожце".
- Тогда у меня вопрос на грани вежливости. Есть люди, знающие про себя, что они в силу особенностей характера вырвут с боем все, что наметили. У вас абсолютно другой характер. Как же в такой ситуации сохранить себя и делать свое дело?
- Я сам удивляюсь. И не стремлюсь за славой на стадион. Иногда мне говорят: "Маэстро, надо показаться", и я иду мелькать лицом. С точки зрения частного бизнеса оркестру нужно очень много. С другой стороны, на одну футбольную команду денег уходит больше, чем у государства на всю культуру вместе взятую. Потому все относительно. Ясное дело - по крайней мере в России - футбольная команда вызывает у бизнеса куда больший интерес, чем симфонический оркестр.
- Но ведь нельзя сказать, что государство раньше игнорировало существование РНО?
- Да, одной рукой мне дали президентскую премию, другой вычеркнули оркестр из списков получателей грантов. Недостоин оказался. Одно время меня все это удивляло. Тем более что раньше я с этим не сталкивался, занимаясь индивидуальным творчеством. А здесь все совершенно другое, другие интересы, другие игры, грызутся за гранты и тендеры и горло перегрызают. Логику искать бессмысленно. Государству нужно, чтобы кто-то что-то сделал. Но фестиваль Танеева не нужен, волжские турне и поездки по России не нужны. За последние три года существования, что бы мы ни делали, Министерство культуры не поддержало ни одного нашего начинания. Любой другой оркестр получал хоть какую-то субсидию, только не РНО. Я так понимаю, чтобы показать, что мы тут "не наши". Потому что по сути дела Министерство культуры является исключительно министерством государственных учреждений культуры. Живете - хорошо. Померли, значит, такая ваша судьба. Так что мы стали государственными. Так сказать, причастились.
- При этом и вы, и музыканты остаются в России, хотя у каждого была возможность устроить жизнь иначе.
-Трудно сказать. Лучше у них самих спросить, что их тут держит. Конечно, мы много играем за рубежом, постоянно на гастролях. Но оркестранты здесь живут, они здесь выросли. У них друзья, семьи, квартиры. Куда им деваться? На Западе о нашей жизни никто ничего не знает. Вот мы сейчас делаем фестиваль, и все удивляются и хотят приехать. И пишут о нем уже давно. Здесь, конечно, нет условий, чтобы его по-настоящему провести. Нет хорошего зала с нормальной акустикой. Но все равно будем пытаться, хоть на Новой сцене Большого. Мы уже пробовали: оркестр поставили подальше, поближе, и в какой-то момент вроде бы зазвучало.
- Сезон назад вы затеяли играть Вагнера. Это была естественная реакция на жесткий дух времени?
- Я не думал специально. Просто хочется играть разное. Вагнера хорошо бы. Гайдна можно. Брамса. Малоизвестного у нас Доменико Скарлатти. Нужно только послушать, полюбить, захотеть.
- А теперь вам как государственному оркестру не начнут "советовать", что исполнять?
- Зачем же? Обижаете. Я играю только то, что мне нравится, другого играть не буду. Исключая случаи, когда можно оркестру сказать: сыграем это сочинение - дадут миллион долларов. Противно, гадостно, ну ладно. Миллион долларов точно пригодится: футляр уронили, инструмент сломался…
- Музыканты воспринимают вас как кормильца?
- Ой, не знаю. Может, ругают: "Старый козел опять пришел. Мы-то уж думали, что заболел, вроде вчера совсем больной был... А сегодня опять репетиция".
michail-pletnev.livejournal.com
Михаил Плетнев и РНО
https://users.livejournal.com/-arlekin-/3780746.htmlДвумя днями ранее я ради успокоения и подстраховки (но также и из личного интереса) побывал на репетиции РНО в "Оркестрионе", где Плетнев с оркестром проходили кусками фортепианный концерт Скрябина, как бы это сформулировать деликатнее... в присутствии приглашенного дирижера:https://users.livejournal.com/-arlekin-/3778929.html
Но хотя золотомасочный цирк с даунами, что нетрудно предугадывалось, сильно задержался, я настолько удачно доехал от ЦИМа, что сидя в консерваторском фойе через дверь еще и послушал концовку "Ромео и Джульетты", а потом следовала долгая перестановка на сцене, пока объявили, пока вышли Плетнев с дирижером - в общем, к исполнению скрябинского концерта я успел с запасом, даже на откидное сиденье в партере умудрился приземлиться своевременно.
По поводу собственно плетневского исполнения концерта у меня и заранее предположения имелись, а репетиция все расставила на места, и что в пустом зале, что переполненном и нашпигованном аппаратурой для телеверсии вечера, Плетнев играет Скрябина, и любого другого композитора тоже, как если бы выступал последний раз, или не выступал, а просто сидел за инструментом, и не просто в целом произведение, а каждую фразу, каждую ноту. Нередко приходится слышать: мол, в исполнениях Плетнева нет цельности, все разваливается - ну что ж, наблюдения по-своему точные, суждения небезосновательные (причем то же относится и к симфоническим сочинениям, которыми Плетнев дирижирует) - но это проблема даже не манеры, не вкуса, но мировоззрения. А как иначе, если любой аккорд действительно может стать последним? Плетнев так и играет - иногда мне кажется, что он вот сейчас остановится и продолжать не станет (как ни удивительно, на концерте подобные предчувствия еще и усиливаются в сравнении с репетицией!), потому что незачем и все сказано, наподобие Велимира Хлебникова, говорят, обрывавшего чтение стихов словами "ну и так далее", только у Плетнева еще и никакого "далее" не предполагается: любой фрагмент исчерпывающе характеризует его взгляд на мир и несет в себе во всей полноте мысль пианиста о произведении, о себе и о том, как устроен космос.
Неудивительно, что Плетнев практически не обращается, даже как дирижер, как пианист подавно, к музыке второй половине 20-го века (не считая собственного композиторского творчества, но опусы Плетнева-композитора к 20-му веку принадлежат в лучшем случае по дате их создания и вообще это тема отдельного непростого разговора) - помимо вопросов вкуса и стиля тут опять-таки мировоззренческий момент: то, за чем другие играют и слушают Кейджа, Райха, Фелдмана - Плетнев давно нашел для себя в Чайковском, Скрябине, Рахманинове, да хоть в Сен-Сансе! Или вот Лист, ну тоже, казалось бы... Правда, когда Плетнев играл на бис "Серые облака" Листа, я в жизни не подумал бы, что это музыка создана в 19-м веке, а потом вспомнил недавно услышанное (на концерте Михаила Турпанова в квартире-музее Николая Голованова) соображение, будто не кто иной как Лист в своих позднейших произведениях (и к ним как раз относятся трехминутная фигулинка "Серые облака", которую бисом сыграл, точнее, "выдохнул" Плетнев) оказался невольным предтечей атональной системы. Тогда все встает на места, все логично - Плетневу не нужны "современные" авторы ни актуальные, из числа здравствующих, ни уже покойные и хрестоматийные, потому что ему и Лист со Скрябиным или какой-нибудь Рахманинов - "современные", он и через них, непосредственно в них себя сегодня готов выразить полностью.
По-хорошему оставаться на второе отделение не стоило, кто и чем бы там ни дирижировал, но коль скоро я без того прибежал к середине первого, уходить сразу в антракте было бы странно. В результате послушал терпимо-приемлемую "Шахерезаду", которую по ощущениям на контрасте с услышанным до перерыва не только написал другой композитор, но и сыграл другой оркестр под управлением другого дирижера. Хотя и оркестр, и дирижер вроде вышли те же, но на репетиции я воочию наблюдал, что в концерте Скрябина с оркестрантами работает практически единолично Плетнев, а приглашенный "папа Карло" или как его там выполняет функции сугубо представительские; здесь же гость взял свое, ну и оркестр малость подрасслабился, а где-то, наоборот, поднапрягся - сыграли "Шахеразаду" гладко и бодро, динамично и с контрастами, для детского утренника - просто супер, но после Плетнева - совсем некстати; тем более, что Плетнев нередко дирижирует сочинениями Римского-Корсакова и в этом плане тоже есть с чем сравнить, у него в "Полете шмеля" скрытого драматизма больше, чем тут обнаружилось в четырехчастной программной махине.
michail-pletnev.livejournal.com
