Интервью с главным редактором литературного журнала «Аврора» - Кира Грозная. Редактору литературного журнала
Редактор толстого литературного журнала «Знамя», писатель и литературовед Сергей Иванович Чупринин рассказал, чем живёт современная русская литература
06.11.2016 По пунктам разложил.
О читателях и писателях
В 1990-1991 году журнал «Знамя» выходил тиражом 1 миллион экземпляров, а сейчас — 2 тысячи экземпляров. Почти всех наших читателей, если не по имени, то в лицо можно знать. Моя первая книжка вышла в свет в 1979 году тиражом 100 тысяч экземпляров. Московские издательства тогда не издавали книги тиражом менее 30 тысяч экземпляров. Сборник стихов Андрея Вознесенского в 1984 году был напечатан тиражом 600 тысяч экземпляров. Проза издавалась миллионными тиражами. Сегодня тираж в 2000 экземпляров для поэзии, 3000 экземпляров для прозы — это хорошо, 10 тысяч — очень хорошо, а 30 000 — это уже бестселлер.
В России читают всё меньше, а пишут всё больше. И среди вас, по крайней мере, треть пишет. В интернете присутствуют два сетевых портала: Стихи.ру и Проза.ру. На первом из них зарегистрировано более 600 тысяч поэтов, чуть не 650 тысяч поэтов. А когда я вернусь, их будет более 670 тысяч (на 27 октября 2016 года портал опубликовал произведения 712 145 тысяч авторов — А.М.). В прозе — 230 тысяч человек (на 27 октября 254 589 авторов — А.М.). Прозу писать сложнее. Проза предполагает, кроме вдохновения, ещё и некоторую усидчивость.
Но даже если отстраниться от интернета, то в моём компьютере, а это самый полный из существующих списков, около 120 тысяч человек, пишущих на русском языке, которые выпустили хотя бы одну книгу стихов, прозы или публицистики. Не все, кто пишет, питают писательские амбиции. Эти 120 тысяч человек объединены в 27 союзов писателей. В Союзе советских писателей было 10 тысяч членов на весь СССР, и это казалось очень много.
Представляете, если бы писательская братия, те кто пишут стихи и прозу на русском языке, хотя бы для интереса покупали книги своих сотоварищей, представляете, какие были бы тиражи? Писатели были бы богатыми.
В России гонорар возникает — небольшой, но хоть какой-то гонорар, если книжка издана тиражом 3000 экземпляров. Если меньше, автору не полагается ничего; автор либо сам платит за издание, либо находит спонсора, либо книга выходит по принципу: мы тебе ничего не заплатим, но и у тебя ничего не попросим. Это самый оптимальный вариант, когда писатель пишет исключительно для собственного удовольствия и для того, чтобы нести свет просвещения в массы — обогревает своим трудом вселенную, как я обычно говорю. И возникает дивная картина, когда спрос убывает, а предложение возрастает. Такая макроэкономическая проблема, которую надо как-то решать.
Об издателях и писателях-брендоносцах
Издатели её решают за счёт переключения своих издательских и пиар-усилий по продвижению товара — а книга и писатель это тоже товар —выбирая бренды. И появилось такое выражение — писатель-брендоносец.
Сейчас ведь на каждой второй книге написано, что это лучший роман ХХ века, что Хемингуэй нервно курит в сторонке, Бродский отдыхает и т. д. А рядовой читатель в книжном магазине ведёт себя также, как в магазине бытовой техники — он реагирует на раскрученные бренды. На незнакомое имя он даже не обращает внимания. Писателей-брендоносцев немного. Вы всех их знаете по списку в 10-15, от силы 20 человек в диапазоне от Дарьи Донцовой до, предположим, Людмилы Улицкой. И, разумеется, каждый выход книги этих авторов подготавливается.
Есть такой прекрасный писатель, который в своё время был открыт журналом «Знамя» — Виктор Пелевин, самый загадочный писатель в русской литературе, писатель, которого последние 20 лет никто не видел, но который, тем не менее, связан договором с издательством ЭКСМО.
Согласно этому договору, он каждый сентябрь выпускает новый роман. Ни боже мой, ни в июле и не в ноябре. Каждый сентябрь. Заранее становится известно, что книга будет продаваться 12 сентября, предполагая, что уже 11-го числа люди будут выстраиваться в ночную очередь, писать номера чернильным карандашом, как это было в благословенные времена макулатурных серий. Разумеется, выставляется наружная реклама, реклама в метро, по радио и где угодно. Бренд. Его надо продвигать. Его надо поддерживать.
Правило таково, что книга, выходящая тиражом до 3000 экземпляров включительно не поддерживается издательством, никакой рекламы, никакого продвижения, никаких дополнительных затрат, никаких усилий. Какая-то прибыль для издателей при их выпуске набирается числом, конвейером. Большие издательства выпускают в год по несколько тысяч книг, издательства поскромнее — сотни. Так и живут. Вполне приемлемо. Издатели, но не авторы.
О литературных журналах
Как поступают в сложившейся ситуации, когда предложение очень велико, авторов очень много, а возможности ограниченны, толстые литературные журналы? Брендов мы создавать не можем, хотя многие из тех, кто стал брендом, начинали в нашем журнале. Например, первые четыре романа Пелевина у нас печатались; потом он перестал у нас печататься, ему это стало неинтересно (в своей книге Чупринин рассказывает, почему — А.М.).
Когда-то мы выстраивали литературную часть журнала по принципу соблюдения некоего соотношения между писателями знаменитыми, авторами первого ряда и молодыми, новыми писателями, чтобы классики были на фоне начинающих, а начинающие выдерживали сопоставление с классиками. Очень гордились тем, что и молодых печатаем, и что только у нас печатались Фазиль Искандер, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и другие авторы, которых я ценю очень высоко.
С другой стороны, мы старались достичь баланса, печатая произведения высшего литературного пилотажа, где чистое искусство слова и словесности, и в том же номере что-то, что на нашем жаргоне называлось «для почитать».
Но в последние два-три года, когда наш тираж стал таким скромным, мы поняли, что издаём журнал только для тех, кому дорога литература как искусство слова, а не просто развлечение. С литературой произошло то же, что немного раньше случилось с кинематографом. Кино разделилось на «голливуд», кино для всех, и фестивальное кино, которое существует для развития кинематографа как искусства, а не как одна из форм досуговой деятельности.
Довольно заметно стало менять жизнь литературы такое новое обстоятельство, как социальные сети. С возникновением в начале 90-х годов интернета самые отчаянные и продвинутые теоретики стали говорить, что печатная книга исчезнет, что она никому не нужна, а появится новая, уже не литература, а сетература. Это оказалось глупостью. Но появление Живого Журнала, особенно Фейсбука, может быть, чего-то ещё, породило новые формы и ещё более увеличило число писателей. Поскольку каждый, кто хоть что-то написал в Фейсбуке, может рассматривать своё произведение как литературное.
О взбивании пены
Писателей-брендоносцев в литературной и окололитературной среде, как правило, недолюбливают. Ну, во-первых, какой бедный человек будет любить богатого человека? А, во-вторых, очень часто такая известность, которая может конвертироваться и в гонорары и в цены на публичные выступления, не прямо связана с качеством литературных текстов.
Евгений Александрович Евтушенко, вне всякого сомнения, великий человек. Это человек-эпоха в нашей литературе, в нашей культуре, в истории Советского Союза, не только России. Проблема заключается в том, что стихи в последние 40 лет он пишет очень плохие. Но он эпоха, он символ, он пережил всех. Связано это с тем, что он пишет последние 40 лет? Никак не связано. Господа поэты его не очень высоко ценят, а люди посмотреть на Евтушенко собираются всегда.
Если говорить о других авторах, скажем, о Людмиле Евгеньевне Улицкой или Дмитрии Львовиче Быкове, то этот успех зачастую связан не только с тем, что они пишут как поэты и прозаики, но и с их активной общественной деятельностью, с их публицистической деятельностью, с их поступками, чем они привлекают к себе всяческое внимание, прежде всего, медийное.
Недавно вышла книга критика Галины Юзефович «Необыкновенные приключения рыбы-лоцмана». Она очень активна на портале Meduza, который дислоцирован в Риге. Самый модный сейчас, наверное, критик нового поколения. Её книга — совсем другой тип критики, которым я занимался, но не в этом дело. Была презентация, и кто-то её спросил, что нужно сделать, чтобы вы обратили «на меня» внимание, «вот у меня вышла книга, могу я рассчитывать, что вы её прочтёте и о ней напишите?». «Нет, — ответила Юзефович, — это исключено. Можете мне её не давать. Я её не буду читать ни при каких обстоятельствах, потому что я не знаю, кто вы. Вы сначала сделайте так, чтобы я вас узнала, чтобы вас нельзя было не прочесть».
Её, разумеется, спрашивают, что нужно сделать, чтобы она заметила и захотела прочесть? А она отвечает: «У меня есть рабочий термин — взбивать пену. Взбивайте пену вокруг себя, создавайте информационные поводы, совершайте какие-то поступки, о которых захотят рассказать по телевизору. Делайте акции, которые в интернете соберут кучу лайков или вызовут кучу протестов». И это говорится совершенно безотносительно к типу политической позиции, бытового поведения и т. д. Пену взбивайте! Привлекайте к себе внимание всяко, любым способом.
Из самых молодых по возрасту и по времени появления писателей-брендоносцев — Захар Прилепин. Его нельзя не знать хотя бы ввиду его активной публицистической деятельности. Как поступает Захар Прилепин? Он выпускает роман «Обитель», роман о сталинском лагере, о Соловках ранней поры, совершенно однозначный, понятный, обличающий тоталитаризм и репрессии. Роман вызывает волну положительных откликов со стороны самых разных критиков и литераторов и не только литераторов. Это действительно большой, качественный роман, вопроса нет.
Проходит время, волна улеглась. Захар Прилепин помещает в интернете «Письмо товарищу Сталину», в котором приносит извинения «товарищу Сталину» за обличения со стороны либеральных интеллигенции, а ведь «вы создали великое государство», «победили в войне» и т. д. Тут же как «ярость благородная» вскипает новая волна и со стороны протестов, и со стороны сочувствия. Взбивайте пену, господа!
О Вере Полозковой
Вплоть до 90-х годов было чёткое правило в русской словесной культуре — писатель приобретал свою известность публикациями в толстом литературном журнале. Это было непременным условием. Без этого книги выходили и куда-то пропадали, а можно было проснуться знаменитым, напечатав удачный рассказ или стихотворную подборку в журнале.
В 90-е годы стали постепенно появляться писатели, чья известность никак не связана с толстыми литературными журналами. Классический пример — Владимир Сорокин, который единственный раз напечатался в журнале, да и то в «Искусстве кино», и тем не менее стал писателем-брендоносцем. И появились даже поэты — Вера Полозкова первая из них, которые обязаны своим успехом исключительно интернету.
Стихи Полозковой появились в интернете, были поддержаны очень удачно теми, кто ведёт крупные информационные порталы. Потом, Полозкова универсальна. Начнём с того, что она очень красивая женщина, что очень немаловажно для поэтессы, да ещё и поёт — такая мультимедийная персона. В толстых журналах она никогда не печаталась. Желания опубликовать её стихи в «Знамени» у меня никогда не возникало. Мне кажется, что эти стихи недостаточно кондиционны по принятым у нас стандартам. Тем не менее, две-три статьи, в которых была попытка разобраться в этом феномене, мы опубликовали. Это интересное явление.
О Сергее Шаргунове
Мне не привычно такое положение литературы, когда она идёт в ряду каких-то других досуговых занятий, других развлечений. Я привык к тому, что Россия — это литературоцентричная страна. Когда в 1989 году собирался первый съезд народных депутатов (помните это гениальное шоу, за которым все следили, бросая работу, и вечером друг другу пересказывали, кто что кому сказал по телевизору?) среди народных депутатов было более 60 человек членов Союза писателей. Самых разных, от академика Вячеслава Всеволодовича Иванова, великого библеиста, до Фазиля Искандера, того же Евтушенко, Сергея Сергеевича Аверинцева, специалиста по античности, Виктора Астафьева, Валентина Распутина. Несколько недель назад прошли выборы в Госдуму РФ.
Теперь среди народных избранников только один писатель. Мне приятно сказать, что он у вас был, перед вами выступал. Это молодой писатель Сергей Шаргунов, который баллотировался по списку Коммунистической партии. Остальные не прошли.
О борьбе идей в литературе
Есть фраза, авторство которой приписывалась многим, поэтому будем считать её анонимной: в России всегда плохо работали церковь, суд и школа, поэтому русская литература вынуждена была исполнять обязанности церкви, суда и школы — исповедовать, причащать, проповедовать, судить, вершить нравственный суд и учить, просвещать.
В известной степени это так, хотя как всякая эффектная фраза она страдает преувеличением. Но безусловно, поэт в России всегда был больше, чем поэтом. Он был судьёй, учителем, вождём, кем угодно. Так это шло через XIX век, что и породило великую русскую литературу, такую литературу, какой нет ни у кого в других странах. Ни в англоязычном мире, ни во франкоязычном мире литература не играла этой роли.
Были писатели великие, были гениальные, спору нет, но той роли, которую играли в обществе Толстой и Достоевский как учителя, судьи и проповедники, не играл никто. Эта традиция была передана ХХ веку. Очень остро это вспыхнуло в годы советской власти, в годы перестройки, когда столкнулись, условно говоря, коммуно-патриоты, с одной стороны, и либералы разного окраса, с другой. Отчаянные были бои, из-за чего развалился Союз писателей.
На второй день после падения ГКЧП писатели собрались, чтобы разойтись навсегда. Возникла ситуация апартеида — вынужденного совместного, но раздельного проживания, как в Южной Африке. В известной степени это сохранилось до нынешней поры, потому что существуют разные издательства, разные журналы, разные литературные премии. Можно быть уверенным, что какую-то премию не получит писатель такой-то ввиду таких-то его взглядов.
Бывают, конечно, объединяющие фигуры, фигуры движущиеся, меняющиеся. И происходит это по политическим причинам, подогретым событиями, связанными с последними выборами президента России и со всем, что последовало за избранием Путина. Большая часть писателей не участвует в таком политически однозначном самоопределении. Более того, дистанцирование от злобы дня характеризует самых крупных из современных писателей. Воюют всё-таки те, кто помельче, хотя есть, конечно, исключения.
Коммерциализация литературы, преобразование литературного пространства в пространство рыночное, к моему глубокому сожалению, почти погасила собственно литературную борьбу, борьбу поэтик, борьбу разных стилей. Скажем, безвременно умер русский постмодернизм. Он не успел подняться. В пору серебряного века литературные группировки спорили о словах, о том, как писать, а не о политических идеях.
Есть ведь куча внутренних, творческих проблем. Сейчас собственно литературная, эстетическая борьба абсолютно пригашена. Все живут по принципу: сам живи и жить давай другим. Ведь Бунин хотел бы уничтожить Есенина и Маяковского. Ему же жилось плохо от того, что «эти люди» живут на белом свете. Он их не переносил, а они, разумеется, отвечали ему полной взаимностью. Это литературная борьба. Это нормально. Это нужно для литературы. А вот «война алой и белой розы» далеко не так обязательна.
О цензуре
Я работаю в журнале «Знамя» с 1989 года, а до этого 13 лет работал обозревателем «Литературной газеты». Работая в «Знамени» я с цензурой столкнулся дважды. Первый раз, когда военное подразделение Главлита не разрешило нам опубликовать очерк писателя Черкашина о капитан-лейтенанте Саблине, поднявшем восстание на большом противолодочном корабле «Сторожевой». Я ездил в ЦК КПСС по этому поводу, где мне сказали: «Сергей Иванович, неужели вы не понимаете, что это можно будет напечатать не раньше, чем лет через 20». Через месяц после того, как мне это было сказано завотделом пропаганды ЦК КПСС, очерк Черкашина опубликовала газета «Комсомольская правда». То есть, всё посыпалось.
Вскоре цензурное ведомство было переведено на хозрасчёт, а нам было предложено обращаться туда на коммерческой основе (расценки прилагались), когда мы сами посчитаем необходимым. Вот так бесславно кончилась страшная советская цензура. Летом 1990 года был принят Закон о печати и других средствах массовой информации, первая статья которого гласит: «Печать в Российской Федерации свободна», а вторая: «Цензура запрещена».
Цензура в Российской Федерации действительно запрещена. Это правда. Мне как редактору ни разу никто не позвонил ни из Кремля, ни откуда-то ещё и не предписал, что печатать, а чего не печатать. Печатайте что хотите. Это, разумеется, в высшей степени позитивно. Это счастье. И я не слышал ни об одном случае, чтобы какому-то другому изданию запретили что-то печатать.
Знаю несколько случаев, когда книжные магазины отказывались торговать какой-то книгой, которая, по их мнению, нарушала какие-то нормы морали и правила. Но это снисходительное, мягкое, либеральное отношение российской власти к печатной продукции объясняется тем, что печатная продукция не является тем, что власть может напугать. Она не влияет на выборы, на широкое общественное мнение, поэтому федеральные телевизионные каналы под контролем; печать — свободна.
О журнале «Знамя» и двугривенном
Если я говорю, что толстые литературные журналы сейчас играют роль экспертных бюро, которые ставят некий незримый знак качества на те тексты, которые мы принимаем к публикации, это не значит, что то, что мы напечатали, вам непременно понравится. Вам это может не понравиться. Мы ручаемся за другое: за то, что напечатанное у нас является литературой. На это мы кладём свою репутацию, свой опыт. А нравится всем двугривенный.
В нашем журнале исключены произведения ультранационалистического характера, ставящие одни народы выше других. Это не пройдёт никогда, как бы талантливо это ни было изложено. По этой причине у нас не печатается Эдуард Лимонов, который время от времени позволяет себе что-нибудь такое ультрареволюционное, ультрабольшевистское или националистическое.
Мы законопослушны. Поэтому, когда власти принимают законы, пусть даже, на мой взгляд, дурацкие, мы их выполняем. Например пару лет назад приняли абсолютно дурацкий закон, запретивший публичное, в частности, печатное, использование четырёх слов русского языка и производных. Мы их и не печатаем. В телевизоре в этом случае пи-пи делают. Мы выкручиваемся по другому.
Сейчас мы стараемся печатать литературу артхаусного типа, литературу для литературы, но в целом — прозу достаточно высокого, на наш взгляд, профессионального качества. Критерием служит наш вкус и наше понимание прекрасного. Вас не устраивает? Идите в другую редакцию. Мир широк.
О себе
Если о ком-то было сказано, что «вошёл гражданин с лицом, измученным нарзаном», то обо мне можно сказать, что я измучен чтением. К сожалению, чтение для меня это не только удовольствие и даже в подавляющем большинстве случаев не удовольствие — работа. Я этим занимаюсь почти 50 лет.
Моя первая публикация как литературного критика вышла в 1967 году. В следующем году — юбилей. Став главным редактором журнала, я практически закончил свою деятельность литературного критика ввиду отсутствия свободы высказывания. Я не могу хвалить произведения, которые напечатаны в моём журнале, я не могу ругать произведения, напечатанные в моём журнале. Будет неправильно, ели я буду хвалить произведения, напечатанные в другом журнале, и будет некорректно, если я буду ругать произведения, напечатанные в другом журнале. Я стеснён в высказывании.
Чтение моё в значительной степени вынужденное. Тираж журнала упал радикально, но количество рукописей не сократилось. Их тьмы, и тьмы, и тьмы. Разумеется я читаю не всё, а то, что уже прочли мои коллеги и сотрудники и что они мне рекомендуют. И даже это далеко не всегда питательное чтение.
Кроме того, я являюсь членом разнообразных жюри литературных премий. Мне не приходится, конечно, читать всё, это делают специальные читчики, которые отбирают лучшее, формируя лонг лист, который уже и поступает на рассмотрение членов жюри, мне в том числе. Это значит, что каждый год, в декабре-январе, я читаю 12 романов, написанных писателями, живущими за пределами России, 12-14 сборников повестей и рассказов и около 15 стихотворных книг или подборок. Тоже не забалуешь. Я не жалуюсь. Я больше ничего другого делать не умею, да и не хочу.
О литературе
Картина литературной реальности радикально изменилась. В годы моей молодости было понятие единого чтения. Страна читала примерно одно и тоже. Выходил новый роман Распутина или Аксёнова, его читали все. Тогда говорили, что критерии оценки текстов у нас одни, что литература у нас одна, а всё другое — это не литература.
Сейчас ситуация изменилась. Литература сегментировалось, фрагментировалась и разделилась по разным потокам. Сейчас никто никому ничего не должен. Не могу представить себе книгу, которую читали бы все. Не представляю, кто бы мог её написать? Кто тот высший литературный авторитет, которого нельзя не прочесть? Солженицына на помойку выносят.
О Викторе Пелевине
Иногда появляются ослепительно талантливые молодые люди, потом они исчезают. Кто-то остаётся. Как было с Пелевиным? Когда я был ещё заместителем главного редактора, мне сотрудница принесла рукопись неизвестного автора и сказала: «Вот этого мы точно не напечатаем, но я знаю, Сергей Иваныч, у вас есть слабость, вы читаете фантастику».
Действительно, для отдыха люди читают либо фантастику, либо детективы. Я детективы не люблю, мне скучно. Я читаю фантастику на сон грядущий или на пляже, чтобы расслабиться. Я прочёл, мне очень понравилось. Понёс главному редактору — Григорию Яковлевичу Бакланову. «Ну, как это можно печатать? Это же никакого отношения к литературе не имеет», — сказал он мне. «Вот уж нет, — сказал я. — Имеет и очень».
У нас с ним была тогда такая договорённость (мы с ним замечательно работали) — если он очень настаивал, а я против, мы печатали, и если я очень настаивал, а он против, мы тоже печатали. Это была первая повесть Пелевина «Омон Ра», с которой собственно началась его позднейшая слава. До этого он был никто. Он напечатал несколько рассказов в журналах «Знание сила» и «Химия и жизнь», которые печатали фантастику. А теперь стал одним из самых известных русских писателей. Действительно талантливый, яркий писатель, хотя, признаюсь, чем дальше он пишет, тем менее мне это интересно. Последние романы я, грешным делом, уже и не читал.
О мате
Проблема табуированной лексики может рассматриваться в двух плоскостях. В плане поведения человек абсолютно свободен, и это проблема его свободного выбора — использовать такого рода лексику или не использовать.
Так исторически сложилось, что я этих слов не употребляю ни устно, ни печатно. Это мой выбор. Но я знаю людей разного пола и возраста, которые в устной своей речи этими словами свободно обращаются и иногда в письменной речи. Более того, есть литературные произведения, которые строятся на этом, порой очень удачно. Скажем, абсолютно невозможен без табуированной лексики роман «Это я — Эдичка» Лимонова. Вынь оттуда табуированную лексику, роман рухнет.
Есть такой писатель Юз Алешковский, автор великой песни «Товарищ Сталин, вы большой учёный» и замечательной повести «Николай Николаевич», которая вся построена на русском мате. Её нельзя изложить по другому. Ты это либо читаешь, либо откладываешь. Это твой выбор. Ты ведь можешь и не читать.
С другой стороны, в публичном пространстве, я глубоко в этом убеждён, на телевидении, на театральной сцене, на эстрадных подмостках, в школе, в высшей школе, эти слова должны быть категорически запрещены. Без обсуждения. Пусть пи-пи делают. Мы, те, кто успел прочесть эти слова на заборе и у Эдуарда Лимонова, мы догадаемся, о чём идёт речь. И пусть мы останемся с этими нашими догадками.
О великом романе
Мне кажется, что большая книга часто повергает человека в некоторое оцепенение. Сколько вечеров надо потратить на чтение книги в 800 страниц, причём с не вполне ясным результатом? Есть ли у меня эти свободные вечера? С другой стороны, есть ли возможность сейчас панорамного, целостного, всеохватного взгляда на мир, какая была у Толстого? Я не убеждён. Мир так дробен, такая чересполосица в нём образовалась, что целостный, всеохватный взгляд ещё больший труд и проблема.
Сейчас много говорят о клиповом мышлении. У многих из нас оно такое. И о себе я могу так сказать как об авторе. Я начинал со статей. Была такая традиция больших мудрых статей. У меня как у автора и как у редактора возникло впечатление, что они звучат несовременно, что короткое, но ёмкое, эффектное высказывание лучше воспринимается, понимается и вызывает какой-то отклик. Кстати, из таких коротких высказываний, которые накопились за время моего общения с друзьями по Фейсбуку сложилась книжка — «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман».
Какое-то время мне даже казалось, что моя и моих коллег работа в Фейсбуке — это какое-то новое явление. Во-первых, короткое высказывание очень удобно. Во-вторых, ты сразу получаешь читателей. Вот, скажем, очень удачно ведёт свою страничку в Фейсбуке Татьяна Толстая, прекрасная писательница, пишущая, к сожалению, не так много. Тиражи её книжек не превышают цифру в 30 000 экземпляров, но у неё 150 тысяч подписчиков в Фейсбуке. Почувствуйте разницу.
И так мне казалось, что это какое-то новое явление в литературе, пока я не вспомнил одного из своих самых любимых писателей — Василия Васильевича Розанова. (Горячо рекомендую тем, кто не читал). Короткие безответственные высказывания обо всём. Вот высказывания Льва Николаевича Толстого, они ответственны. Он правду жизни говорит, высшую правду. Василий Васильевич болтает, поэтому сегодня он может сказать так, а завтра по другому. И сейчас я думаю, что традиция Льва Николаевича Толстого с большим панорамным, широкозахватным романом в тысячу страниц бьётся насмерть с традицией Розанова. К моему глубокому счастью, романы, в том числе хорошие, продолжают писать.
О Нобелевской премии
Когда в прошлом году нобелевским лауреатом стала Светлана Алексеевич, все (и я в том числе) сказали: «Оппааа!». Потому что это не совсем литература. По крайней мере, в традиционном представлении. Когда премию этого года получил Боб Дилан, уже «оппааа» никто не сказал, потому что стало понятно, что это «тенденция, однако».
Я испытываю некоторое удовольствие. Даже написал в Фейсбуке: «Целый день получаю поздравления в связи с присуждением Нобелевской премии Бобу Дилану», потому что ровно полтора года тому назад я как координатор национальной премии «Поэт» присудил премию Юлию Киму, который точно такой же гитарист и куплетист, как Боб Дилан.
Тогда это вызвало скандал в российском литературном сообществе. Два глубоко уважаемых мною поэта и члена жюри этой премии, Александр Семёнович Кушнер и Евгений Борисович Рейн, в знак протеста вышли из жюри. Потому что премию дали куплетисту и балалаешнику, как сказал Александр Семёнович. Боб Дилан ничем не больший (и не меньший) балалаечник, чем Юлий Черсанович Ким.
Вот я и говорю: тенденция, однако. Шведская академия пробует расширить границы того, что называется литературой, включая в неё и то, что ещё в позапрошлом и прошлом году литературой не считалось, поскольку работы Светланы Алексеевич — это в первую очередь журналистика и публицистика. Квалифицированная, качественная работа — у меня нет к ней никаких претензий, но назвать это изящной словесностью как-то рискованно. И Боб Дилан делает не совсем то, что делал Байрон или Блок. Немножко не то.
О языке
Отнесение того или иного писателя к той или иной культуре определяется языком, на котором тот пишет. Если мы смотрим на национальность и место проживания писателя, то сразу вступаем на почву политических оценок и дискриминации. Язык определяет. На каком языке вы думаете? И всё.
Источник: baltnews.lv
lit-ra.info
Интервью с главным редактором литературного журнала «Аврора» - Кира Грозная

«Аврора» — литературный журнал с большой историей, который вопреки тяжелым для литературной периодики временам продолжает регулярно выходить в свет. О ближайших планах редакции, а также о роли толстых журналов, мы побеседовали с главным редактором «Авроры» Кирой Грозной.
–Кира, расскажите, пожалуйста, о нынешней деятельности журнала? На что вы сейчас ориентируетесь? Какие направления считаете перспективными?
– Мы, конечно же, ориентируемся на хорошую, качественную литературу. В планах у нас – сохранение журнала, мы хотим, чтобы он был читаемым, чтобы расширилась аудитория и сеть распространения. Сейчас «Аврора» распространяется через книжные магазины «Буквоед» и «Первая полоса», но поскольку тираж у журнала небольшой и составляет 1000 экземпляров (не все из которых попадают в магазин), о больших продажах говорить не приходится. Поэтому мы хотели бы в ближайшее время провести кампанию по раскрутке журнала.
– В доперестроечные времена толстые литературные журналы читала вся интеллектуальная элита страны. Кто сегодня помимо авторов, мечтающих издать книгу или опубликоваться, составляет читательскую аудиторию «Авроры»?
– Во-первых, нужно сказать о наших постоянных читателях: «Аврору» любят и читают люди, которые читали ее в молодости, поскольку в 1969 году журнал замышлялся как молодёжный. Соответственно, сейчас им по шестьдесят-семьдесят лет, это наши подписчики по всей стране. На западе тоже есть подписчики «Авроры», их немного.
Во-вторых, молодежь тоже нас читает. Конечно, многое зависит от распространения, его масштабов. Сейчас мы добиваемся, чтобы электронная версия каждого выпуска «Авроры» размещалась в «Журнальном зале» (это такой сайт, или скорее клуб, где в наши дни обитают почти все толстые журналы), поэтому читательская аудитория может увеличиться.
Знак качества
– Литературные журналы испокон веку были проводником известности для начинающих писателей. Сегодня влияние толстых журналов на литературный процесс сократилось, однако авторы по-прежнему хотят в них публиковаться? Почему? Это дань традиции?
– Это больше, чем просто традиция. Только в толстых журналах сохранился единственный достойный отборочный критерий – профессиональная редакция. Публикация в толстом литературно-художественном журнале – знак качества, признание литературных способностей автора. Это честь. Для меня публикация в «Звезде» стала подлинным счастьем. На радостях я даже забыла о гонораре, так и не получила его – редактор «Звезды» мне напомнил через год. Что, кстати, отличает наше поколение от предыдущего, которое без гонорара просто не привыкло публиковаться. Не потому что они жадные, а потому что, по их мнению, это неправильно. Нынешнее поколение авторов привыкло к другому: всем известно, что сейчас за деньги можно издать книгу любого качества, в том числе очень сомнительного. Но есть журналы, в которые тексты этих людей ни за какие деньги не попадут.
Главный редактор литературного журнала «Аврора» Кира Грозная: «Публикация в толстом журнале – это знак качества»
Скверный самотек
– По сравнению с доперестроечными временами число входящих рукописей сократилось или увеличилось?
– Самотека, то есть рукописей, пришедших в редакцию по инициативе авторов, очень много, но приличных произведений там фактически нет или их на удивление мало. Редактору сложно из этого потока выудить действительно талантливый текст. В основном самотек представляют авторы, имевшие опыт публикации на литературных порталах и получившие на свои сомнительные тексты сотню хвалебных отзывов. Такие авторы и присылают вещи соответствующего качества – небрежно сделанные, написанные кондовым языком… Да, действительно, велика вероятность, что среди них мы пропустим какую-нибудь жемчужину, и, безусловно, есть авторы, которых мы недооценили, или которым не смогли уделить внимание. Но иногда это происходит – из-за огромной занятости немногочисленных сотрудников редакции, которые попросту не в состоянии просмотреть все присланные рукописи.
– Как тогда можно стать автором журнала «Аврора»?
– Конечно, легче попасть в число авторов тем, за кого поручились знакомые, известные в литературных кругах люди. И мы просили бы молодых авторов не обижаться на нас за это, поскольку обидеть мы никого не хотим, просто нужно понять, что самостоятельно отыскивать талантливых авторов довольно проблематично, особенно когда на нас лежит не только ведение литературной части, а еще техническое обеспечение работы журнала, решение хозяйственных и финансовых задач, оформление документации на получение грантов, от которых зависит наше существование. Мы вообще всеми силами стараемся выжить и надеемся, что это удастся сделать.
pishi.pro
Литературный редактор
Здравствуйте, дорогие читатели Liter-RM! И снова, надеюсь, порадуем вас очередной статьёй рубрики «В помощь начинающему автору». Мы уже много говорили о том, как следует развивать свой писательский дар, что из себя представляет тот или иной литературный жанр и о мн.др... Теперь надо бы обратить нам внимание на то, как важно аккуратно заявлять о своём творчестве (кстати, об участие в литературных конкурсах мы уже рассказывали — статья здесь) людям... Рано или поздно каждый автор сталкивается с коллизией писатели — редакторы. Какие же проблемы могут подстерегать нас, начинающих писателей, в формировании этих взаимоотношений?.. Слово нашему постоянному автору...

«Писатели редакторы»
Поисковый запрос «писатели редакторы» ежемесячно имеет около 2000 обращений только в поисковой системе «Яндекс». Это свидетельствует о том, что рано или поздно писатели начинают призадумываться об отношениях с редакторами... Это происходит тогда, когда вы приходите к мысли о том, что ваше произведение должно увидеть свет. Начинается длительная и тесная работа с литературным редактором. Стоит заранее разузнать о редакторской деятельности, чтобы потом не изводиться от обид и не говорить, что посторонние люди лезут не в своё дело. Говорят, что быть писателем трудно, но редактором быть не легче. Редактор должен не только выполнять свою работу, но и уметь общаться с творческими людьми, которые не всегда охотно идут на контакт.
Во-первых, не стоит путать редактора с рецензентом, который просто указывает на достоинства и недостатки текста и даёт рекомендации, опубликовывать его или нет. На редакторских же плечах ответственность гораздо больше, ведь именно от этого человека будет зависеть, насколько качественные произведения дойдут до читателей. И здесь дело до личных симпатий никак не доходит: только профессиональный интерес.
Во-вторых, следует чётко представлять себе спектр редакторских задач, который поражает своей широтой. Редактор не только напрямую общается с автором, но и контролирует всех людей, которые задействованы в работе по изданию книги: это и оформительский сектор, и корректорская правка, и отдел вычитки. Если хоть одну деталь упустить, то книга уже не будет образцом совершенства. А ведь именно к этому стремится каждый редактор, так как он не просто выпускает очередной набор букв, а создаёт настоящее произведение искусства, которое должно быть приятно держать в руках, листать и читать.
Конечно, в особом контроле редактора нуждаются новички в писательском деле. Вот тут людям надо всё подробно рассказывать и показывать. Однако даже матёрым писателям требуется редакторская помощь. Именно редактор является главным критиком литературного произведения, именно он укажет на сырые места и проследит, чтобы они были доработаны. Никто не застрахован от ошибок, поэтому не надо думать, что известные писатели обходятся без тесного общения с редактором. Безусловно, знающий человек схватывает все замечания мгновенно и добросовестно исправит все недочёты, но ведь и он не всегда увидит их сам, не всегда поймёт, где оступился, а где надо немножко сбавить темп.
Каждый литературный редактор – это отменный филолог, который не позволит безграмотному человеку прикрывать своё невежество авторской прихотью. В том случае, если писатель отдаляется от литературной нормы и использует, например, просторечные выражения, редактор обязан найти этому стилистическое объяснение. Если же автор использовал слово, ничем не мотивируя это, то оно будет безжалостно отвергнуто. И это факт, спорить с которым абсолютно бессмысленно. Поэтому каждому писателю стоит заранее прочитать свой текст и посмотреть, насколько он соответствует современным языковым нормам. От откровенных ляпов лучше отказаться самому и найти им достойную замену. Таким образом, писатель несколько облегчит работу редактора и ускорит появление своей книги.
Одна из главных сторон редакторского дела – это тесное общение с автором. А это требует великого труда, ведь все писатели индивидуальны. Поэтому редактор сначала очень аккуратно выясняет, какой перед ним человек и мастер. Он никогда не будет мешать творческому процессу и вторгаться в него в тот момент, когда писатель, повинуясь интуиции, движется вперёд к намеченной цели. Действительно, очень важно избрать тот момент, когда редакторские замечания будут актуальны и приняты к сведению.
Всех авторов можно условно разделить на две категории.
- Авторы, оседлавшие Пегаса. Они радостно мчатся по полю фантазии и рассыпают слова на благодатную почву. Как правило, такие произведения пишутся очень быстро и являются образцом совершенства. Конечно, это великое везение. Так бывает не всегда и не во всём. Да и вряд ли объёмный труд можно написать на одном дыхании без дальнейшей правки. Как правило, мы имеем дело со второй категорией.
- Авторы-трудоголики. В тот момент, когда у писателя есть определённые идеи, он реализует их на бумаге в виде отдельных эпизодов или чернового варианта большого произведения. И потом с этим черновиком приходится трудиться не то, чтобы несколько дней, иногда процесс растягивается на недели, месяцы и даже годы.
Как уже можно было догадаться, сложнее редакторская деятельность даётся с авторами второй категории, чьи произведения нуждаются в тщательной доработке. Что может сделать сам автор на этапе правки и вычитки? Очень и очень многое. Например, чётче прописать эпизоды и выразительнее представить свой основной замысел. Следует заранее отметить для себя идеи, которые непременно нужно донести до читателя. Читатель не всегда понимает туманные намёки и не всегда способен разгадать замысловатый ребус. Потом писатель начинает возмущаться, что его не понимают или понимают превратно. Кто виноват? Ответ очевиден. Следует так выстраивать свой сюжет, чтобы после последней главы ни у кого не осталось никаких вопросов. Если они только не риторические.
Необходимо также уделить внимание художественным средствам, не допустить применение лишних приёмов. Важно, чтобы в новоявленном тексте не было лишних слов. Что есть произведение? Часть хаотичной жизни, вставленная в рамку и объединённая общей идеей. Писатель использует язык только по назначению, так как слово для него – это инструмент. Вы же не будете красить стены веником только потому, что это оригинально? Можно сравнить литературное произведение с комнатой, чей интерьер продуман до мелочей и где каждый предмет будет на своём месте. Если же в тексте много неуместных деталей или ненужных выражений, редактор обязательно обратит на это внимание и попросит устранить недостатки. И к этому надо быть готовым, чтобы потом не возмущаться, как это вас, такого одарённого, попросили сложить раскиданные повсюду вещи на полочки.
Редактор журнала — друг...
Надо воспринимать литературного редактора, как друга, помощника и своего первого читателя. Именно он помогает автору взглянуть на своё произведение не со стороны создателя, а извне. Так, как его потом увидят миллионы людей, взявшие в руки книгу. Действительно, проблема многих авторов – это нежелание выходить за рамки самого себя. Они мнят себя богами, и вместо того, чтобы усиленно работать, назначают себе седьмой день отдыха. Но ведь до окончания трудовой недели, ой, как рано! Впереди ещё так много работы, которая направлена на улучшение произведения, его облицовку и шлифование. Желанный отдых наступит только тогда, когда литературным текстом будет доволен и писатель, и редактор. Порой до этой обоюдной радости приходится идти долго-долго. Однако все усилия того стоят. Согласитесь, что если каждый писатель начнёт выводить в свет всё, что ему заблагорассудится, мы просто потонем в пучине сырых текстов. Разве вы никогда не замечали, что только что написанное произведение почти всегда кажется идеальным? Но проходит несколько месяцев, мы перечитываем его снова и, к сожалению, обнаруживаем то там, то здесь изъян, который стремимся устранить. И это вполне естественно. Работая же с редактором, мы ускоряем это отрезвление, правда, не всегда готовы к нему психологически. А как же иначе, ведь нас ещё окрыляет творческая эйфория, а нам тут говорят, что это и то надо доделать или переделать. Как тут не возмутиться и не начать отстаивать свои права? Конечно, никто не утверждает, что редактор всегда прав. Однако автору следует доверять ему и пытаться встречать его слова не критикой, а пониманием. Не обязательно со всем соглашаться, но иногда достаточно просто отбросить своё великое «Я» и посмотреть на текст несколько отстранённо. Видите, редактор журнала – не такой уж и злодей. Просто сейчас он видит то, что вы, возможно, заметите только через некоторое время.
Иногда редактор может стать и мудрым учителем, который научит юного творца видеть свои недостатки и позже самому их исправлять. Сотрудничество с редактором бывает очень разным. Кто-то издаёт уже десятую книгу под его началом, а кто-то только пришёл на личную встречу в ожидании чуда.
Как мы уже замечали, работа с новичками всегда более трудоёмкая. Человек, только зашедший в редакцию, ещё не совсем понимает, чего от него хотят, он теряется. Ему надо помочь. И задача редактора – это доходчиво объяснить все свои требования к изданию рукописи. Чем понятнее он будет, тем проще будет ему работать с этим автором в следующий раз. Как правило, люди не останавливаются на одном произведении. Уж если они заглянули в редакцию, то явно хотят продолжить свою литературную деятельность. Конечно, есть и исключения. Кому-то достаточно только одной книги. Между прочим, у Александра Сергеевича Грибоедова, кроме «Горе от ума» больше ничего не было, однако это не помешало ему прославиться и войти в историю русской литературы наравне с А.С. Пушкиным и М.Ю. Лермонтовым.
Кстати, следует учитывать, что редактор не только может попросить доработать, но и просто отвергнуть произведение. И здесь тоже нет ничего необычного. Просто к печати допускаются сильные произведения, имеющие определённую смысловую нагрузку и эстетическую ценность. Если вы приходите со своими набросками и даже не удосужились их перечитать, то уповать на чудо особо не надо. Конечно, если только вы не являетесь гением, способным за ночь создать шедевр, не требующий дополнительных усилий.
Для того, чтобы сотрудничество с редактором журнала или интернет-ресурса было благоприятным, писателю необходимо:
- Заранее выверить свой текст, проверить его на наличие ошибок и недочётов, проанализировать слабые стороны и устранить слабые.
- Научиться слушать и слышать все замечания, которые будут излагаться редактором.
- Адекватно реагировать на возможную критику (кстати, вот, друзья, статья о литературной критике — читайте здесь)и настроить себя на дальнейшую доработку текста.
- Понимать, что слабое произведение никогда не поступит в печать. Правда, это возможно только в том случае, если вы издаёте книгу на свои собственные средства. Вот только подумайте, нужно ли вам на всеобщее обозрение выставлять откровенно недостойный продукт? Или всё-таки надо немного поработать над собой и своим детищем?
- Отстаивать своё мнение только тогда, когда она объективно справедливо.
Авторы, никогда не забывайте ставить себя на место читателя или редактора. Подумайте, что важнее: ваши личные амбиции или всё-таки качественный уровень литературы в нашей стране? Пожалуй, амбиции можно удовлетворить и без помощи искусства. А вот если вы заинтересованы в том, чтобы поднять литературу на новую ступень, явить миру своё новаторское произведение, то не отчаивайтесь, даже после самой суровой редакторской критики. Не опускайте руки, работайте и работайте, пока ваш текст не засверкает каплей свежей росы на литературном поле. Всё в ваших силах!
Чтобы не пропустить обновления нашего блога и информацию о старте нового конкурса, подпишитесь!До новых встреч на страницах нашего блога Liter-RM
liter-rm.ru
Интервью с литературным редактором | Литературный редактор
В Риге в рамках проекта «Культурная линия» побывал редактор московского толстого журнала «Знамя», писатель и литературовед Сергей Иванович Чупринин. Он рассказал, чем живёт современная русская литература и представил свою новую книгу «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман», счастливым обладателем которой стал корреспондент BaltNews.lv.
Сергей Иванович Чупринин говорит, как пишет. Редкий случай. Он не нуждается в редактировании и комментировать его не приходится. Поэтому пустим его порезвиться на просторе. Встречайте, сплошная прямая речь.
О читателях и писателях
В 1990-1991 году журнал «Знамя» выходил тиражом 1 миллион экземпляров, а сейчас — 2 тысячи экземпляров. Почти всех наших читателей, если не по имени, то в лицо можно знать. Моя первая книжка вышла в свет в 1979 году тиражом 100 тысяч экземпляров. Московские издательства тогда не издавали книги тиражом менее 30 тысяч экземпляров. Сборник стихов Андрея Вознесенского в 1984 году был напечатан тиражом 600 тысяч экземпляров. Проза издавалась миллионными тиражами. Сегодня тираж в 2000 экземпляров для поэзии, 3000 экземпляров для прозы — это хорошо, 10 тысяч — очень хорошо, а 30 000 — это уже бестселлер.
В России читают всё меньше, а пишут всё больше. И среди вас, по крайней мере, треть пишет. В интернете присутствуют два сетевых портала: Стихи.ру и Проза.ру. На первом из них зарегистрировано более 600 тысяч поэтов, чуть не 650 тысяч поэтов. А когда я вернусь, их будет более 670 тысяч (на 27 октября 2016 года портал опубликовал произведения 712 145 тысяч авторов — А.М.). В прозе — 230 тысяч человек (на 27 октября 254 589 авторов — А.М.). Прозу писать сложнее. Проза предполагает, кроме вдохновения, ещё и некоторую усидчивость.
Но даже если отстраниться от интернета, то в моём компьютере, а это самый полный из существующих списков, около 120 тысяч человек, пишущих на русском языке, которые выпустили хотя бы одну книгу стихов, прозы или публицистики. Не все, кто пишет, питают писательские амбиции. Эти 120 тысяч человек объединены в 27 союзов писателей. В Союзе советских писателей было 10 тысяч членов на весь СССР, и это казалось очень много.
Представляете, если бы писательская братия, те кто пишут стихи и прозу на русском языке, хотя бы для интереса покупали книги своих сотоварищей, представляете, какие были бы тиражи? Писатели были бы богатыми.
В России гонорар возникает — небольшой, но хоть какой-то гонорар, если книжка издана тиражом 3000 экземпляров. Если меньше, автору не полагается ничего; автор либо сам платит за издание, либо находит спонсора, либо книга выходит по принципу: мы тебе ничего не заплатим, но и у тебя ничего не попросим. Это самый оптимальный вариант, когда писатель пишет исключительно для собственного удовольствия и для того, чтобы нести свет просвещения в массы — обогревает своим трудом вселенную, как я обычно говорю. И возникает дивная картина, когда спрос убывает, а предложение возрастает. Такая макроэкономическая проблема, которую надо как-то решать.
Об издателях и писателях-брендоносцах
Издатели её решают за счёт переключения своих издательских и пиар-усилий по продвижению товара — а книга и писатель это тоже товар —выбирая бренды. И появилось такое выражение — писатель-брендоносец.
Сейчас ведь на каждой второй книге написано, что это лучший роман ХХ века, что Хемингуэй нервно курит в сторонке, Бродский отдыхает и т. д. А рядовой читатель в книжном магазине ведёт себя также, как в магазине бытовой техники — он реагирует на раскрученные бренды. На незнакомое имя он даже не обращает внимания. Писателей-брендоносцев немного. Вы всех их знаете по списку в 10-15, от силы 20 человек в диапазоне от Дарьи Донцовой до, предположим, Людмилы Улицкой. И, разумеется, каждый выход книги этих авторов подготавливается.
Есть такой прекрасный писатель, который в своё время был открыт журналом «Знамя» — Виктор Пелевин, самый загадочный писатель в русской литературе, писатель, которого последние 20 лет никто не видел, но который, тем не менее, связан договором с издательством ЭКСМО.
Согласно этому договору, он каждый сентябрь выпускает новый роман. Ни боже мой, ни в июле и не в ноябре. Каждый сентябрь. Заранее становится известно, что книга будет продаваться 12 сентября, предполагая, что уже 11-го числа люди будут выстраиваться в ночную очередь, писать номера чернильным карандашом, как это было в благословенные времена макулатурных серий. Разумеется, выставляется наружная реклама, реклама в метро, по радио и где угодно. Бренд. Его надо продвигать. Его надо поддерживать.
Правило таково, что книга, выходящая тиражом до 3000 экземпляров включительно не поддерживается издательством, никакой рекламы, никакого продвижения, никаких дополнительных затрат, никаких усилий. Какая-то прибыль для издателей при их выпуске набирается числом, конвейером. Большие издательства выпускают в год по несколько тысяч книг, издательства поскромнее — сотни. Так и живут. Вполне приемлемо. Издатели, но не авторы.
О литературных журналах
Как поступают в сложившейся ситуации, когда предложение очень велико, авторов очень много, а возможности ограниченны, толстые литературные журналы? Брендов мы создавать не можем, хотя многие из тех, кто стал брендом, начинали в нашем журнале. Например, первые четыре романа Пелевина у нас печатались; потом он перестал у нас печататься, ему это стало неинтересно (в своей книге Чупринин рассказывает, почему — А.М.).
Когда-то мы выстраивали литературную часть журнала по принципу соблюдения некоего соотношения между писателями знаменитыми, авторами первого ряда и молодыми, новыми писателями, чтобы классики были на фоне начинающих, а начинающие выдерживали сопоставление с классиками. Очень гордились тем, что и молодых печатаем, и что только у нас печатались Фазиль Искандер, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и другие авторы, которых я ценю очень высоко.
С другой стороны, мы старались достичь баланса, печатая произведения высшего литературного пилотажа, где чистое искусство слова и словесности, и в том же номере что-то, что на нашем жаргоне называлось «для почитать».
Но в последние два-три года, когда наш тираж стал таким скромным, мы поняли, что издаём журнал только для тех, кому дорога литература как искусство слова, а не просто развлечение. С литературой произошло то же, что немного раньше случилось с кинематографом. Кино разделилось на «голливуд», кино для всех, и фестивальное кино, которое существует для развития кинематографа как искусства, а не как одна из форм досуговой деятельности.
Довольно заметно стало менять жизнь литературы такое новое обстоятельство, как социальные сети. С возникновением в начале 90-х годов интернета самые отчаянные и продвинутые теоретики стали говорить, что печатная книга исчезнет, что она никому не нужна, а появится новая, уже не литература, а сетература. Это оказалось глупостью. Но появление Живого Журнала, особенно Фейсбука, может быть, чего-то ещё, породило новые формы и ещё более увеличило число писателей. Поскольку каждый, кто хоть что-то написал в Фейсбуке, может рассматривать своё произведение как литературное.
О взбивании пены
Писателей-брендоносцев в литературной и окололитературной среде, как правило, недолюбливают. Ну, во-первых, какой бедный человек будет любить богатого человека? А, во-вторых, очень часто такая известность, которая может конвертироваться и в гонорары и в цены на публичные выступления, не прямо связана с качеством литературных текстов.
Евгений Александрович Евтушенко, вне всякого сомнения, великий человек. Это человек-эпоха в нашей литературе, в нашей культуре, в истории Советского Союза, не только России. Проблема заключается в том, что стихи в последние 40 лет он пишет очень плохие. Но он эпоха, он символ, он пережил всех. Связано это с тем, что он пишет последние 40 лет? Никак не связано. Господа поэты его не очень высоко ценят, а люди посмотреть на Евтушенко собираются всегда.
Если говорить о других авторах, скажем, о Людмиле Евгеньевне Улицкой или Дмитрии Львовиче Быкове, то этот успех зачастую связан не только с тем, что они пишут как поэты и прозаики, но и с их активной общественной деятельностью, с их публицистической деятельностью, с их поступками, чем они привлекают к себе всяческое внимание, прежде всего, медийное.
Недавно вышла книга критика Галины Юзефович «Необыкновенные приключения рыбы-лоцмана». Она очень активна на портале Meduza, который дислоцирован в Риге. Самый модный сейчас, наверное, критик нового поколения. Её книга — совсем другой тип критики, которым я занимался, но не в этом дело. Была презентация, и кто-то её спросил, что нужно сделать, чтобы вы обратили «на меня» внимание, «вот у меня вышла книга, могу я рассчитывать, что вы её прочтёте и о ней напишите?». «Нет, — ответила Юзефович, — это исключено. Можете мне её не давать. Я её не буду читать ни при каких обстоятельствах, потому что я не знаю, кто вы. Вы сначала сделайте так, чтобы я вас узнала, чтобы вас нельзя было не прочесть».
Её, разумеется, спрашивают, что нужно сделать, чтобы она заметила и захотела прочесть? А она отвечает: «У меня есть рабочий термин — взбивать пену. Взбивайте пену вокруг себя, создавайте информационные поводы, совершайте какие-то поступки, о которых захотят рассказать по телевизору. Делайте акции, которые в интернете соберут кучу лайков или вызовут кучу протестов». И это говорится совершенно безотносительно к типу политической позиции, бытового поведения и т. д. Пену взбивайте! Привлекайте к себе внимание всяко, любым способом.
Из самых молодых по возрасту и по времени появления писателей-брендоносцев — Захар Прилепин. Его нельзя не знать хотя бы ввиду его активной публицистической деятельности. Как поступает Захар Прилепин? Он выпускает роман «Обитель», роман о сталинском лагере, о Соловках ранней поры, совершенно однозначный, понятный, обличающий тоталитаризм и репрессии. Роман вызывает волну положительных откликов со стороны самых разных критиков и литераторов и не только литераторов. Это действительно большой, качественный роман, вопроса нет.
Проходит время, волна улеглась. Захар Прилепин помещает в интернете «Письмо товарищу Сталину», в котором приносит извинения «товарищу Сталину» за обличения со стороны либеральных интеллигенции, а ведь «вы создали великое государство», «победили в войне» и т. д. Тут же как «ярость благородная» вскипает новая волна и со стороны протестов, и со стороны сочувствия. Взбивайте пену, господа!
О Вере Полозковой
Вплоть до 90-х годов было чёткое правило в русской словесной культуре — писатель приобретал свою известность публикациями в толстом литературном журнале. Это было непременным условием. Без этого книги выходили и куда-то пропадали, а можно было проснуться знаменитым, напечатав удачный рассказ или стихотворную подборку в журнале.
В 90-е годы стали постепенно появляться писатели, чья известность никак не связана с толстыми литературными журналами. Классический пример — Владимир Сорокин, который единственный раз напечатался в журнале, да и то в «Искусстве кино», и тем не менее стал писателем-брендоносцем. И появились даже поэты — Вера Полозкова первая из них, которые обязаны своим успехом исключительно интернету.
Стихи Полозковой появились в интернете, были поддержаны очень удачно теми, кто ведёт крупные информационные порталы. Потом, Полозкова универсальна. Начнём с того, что она очень красивая женщина, что очень немаловажно для поэтессы, да ещё и поёт — такая мультимедийная персона. В толстых журналах она никогда не печаталась. Желания опубликовать её стихи в «Знамени» у меня никогда не возникало. Мне кажется, что эти стихи недостаточно кондиционны по принятым у нас стандартам. Тем не менее, две-три статьи, в которых была попытка разобраться в этом феномене, мы опубликовали. Это интересное явление.
О Сергее Шаргунове
Мне не привычно такое положение литературы, когда она идёт в ряду каких-то других досуговых занятий, других развлечений. Я привык к тому, что Россия — это литературоцентричная страна. Когда в 1989 году собирался первый съезд народных депутатов (помните это гениальное шоу, за которым все следили, бросая работу, и вечером друг другу пересказывали, кто что кому сказал по телевизору?) среди народных депутатов было более 60 человек членов Союза писателей. Самых разных, от академика Вячеслава Всеволодовича Иванова, великого библеиста, до Фазиля Искандера, того же Евтушенко, Сергея Сергеевича Аверинцева, специалиста по античности, Виктора Астафьева, Валентина Распутина. Несколько недель назад прошли выборы в Госдуму РФ.
Теперь среди народных избранников только один писатель. Мне приятно сказать, что он у вас был, перед вами выступал. Это молодой писатель Сергей Шаргунов, который баллотировался по списку Коммунистической партии. Остальные не прошли.
О борьбе идей в литературе
Есть фраза, авторство которой приписывалась многим, поэтому будем считать её анонимной: в России всегда плохо работали церковь, суд и школа, поэтому русская литература вынуждена была исполнять обязанности церкви, суда и школы — исповедовать, причащать, проповедовать, судить, вершить нравственный суд и учить, просвещать.
В известной степени это так, хотя как всякая эффектная фраза она страдает преувеличением. Но безусловно, поэт в России всегда был больше, чем поэтом. Он был судьёй, учителем, вождём, кем угодно. Так это шло через XIX век, что и породило великую русскую литературу, такую литературу, какой нет ни у кого в других странах. Ни в англоязычном мире, ни во франкоязычном мире литература не играла этой роли.
Были писатели великие, были гениальные, спору нет, но той роли, которую играли в обществе Толстой и Достоевский как учителя, судьи и проповедники, не играл никто. Эта традиция была передана ХХ веку. Очень остро это вспыхнуло в годы советской власти, в годы перестройки, когда столкнулись, условно говоря, коммуно-патриоты, с одной стороны, и либералы разного окраса, с другой. Отчаянные были бои, из-за чего развалился Союз писателей.
На второй день после падения ГКЧП писатели собрались, чтобы разойтись навсегда. Возникла ситуация апартеида — вынужденного совместного, но раздельного проживания, как в Южной Африке. В известной степени это сохранилось до нынешней поры, потому что существуют разные издательства, разные журналы, разные литературные премии. Можно быть уверенным, что какую-то премию не получит писатель такой-то ввиду таких-то его взглядов.
Бывают, конечно, объединяющие фигуры, фигуры движущиеся, меняющиеся. И происходит это по политическим причинам, подогретым событиями, связанными с последними выборами президента России и со всем, что последовало за избранием Путина. Большая часть писателей не участвует в таком политически однозначном самоопределении. Более того, дистанцирование от злобы дня характеризует самых крупных из современных писателей. Воюют всё-таки те, кто помельче, хотя есть, конечно, исключения.
Коммерциализация литературы, преобразование литературного пространства в пространство рыночное, к моему глубокому сожалению, почти погасила собственно литературную борьбу, борьбу поэтик, борьбу разных стилей. Скажем, безвременно умер русский постмодернизм. Он не успел подняться. В пору серебряного века литературные группировки спорили о словах, о том, как писать, а не о политических идеях.
Есть ведь куча внутренних, творческих проблем. Сейчас собственно литературная, эстетическая борьба абсолютно пригашена. Все живут по принципу: сам живи и жить давай другим. Ведь Бунин хотел бы уничтожить Есенина и Маяковского. Ему же жилось плохо от того, что «эти люди» живут на белом свете. Он их не переносил, а они, разумеется, отвечали ему полной взаимностью. Это литературная борьба. Это нормально. Это нужно для литературы. А вот «война алой и белой розы» далеко не так обязательна.
О цензуре
Я работаю в журнале «Знамя» с 1989 года, а до этого 13 лет работал обозревателем «Литературной газеты». Работая в «Знамени» я с цензурой столкнулся дважды. Первый раз, когда военное подразделение Главлита не разрешило нам опубликовать очерк писателя Черкашина о капитан-лейтенанте Саблине, поднявшем восстание на большом противолодочном корабле «Сторожевой». Я ездил в ЦК КПСС по этому поводу, где мне сказали: «Сергей Иванович, неужели вы не понимаете, что это можно будет напечатать не раньше, чем лет через 20». Через месяц после того, как мне это было сказано завотделом пропаганды ЦК КПСС, очерк Черкашина опубликовала газета «Комсомольская правда». То есть, всё посыпалось.
Вскоре цензурное ведомство было переведено на хозрасчёт, а нам было предложено обращаться туда на коммерческой основе (расценки прилагались), когда мы сами посчитаем необходимым. Вот так бесславно кончилась страшная советская цензура. Летом 1990 года был принят Закон о печати и других средствах массовой информации, первая статья которого гласит: «Печать в Российской Федерации свободна», а вторая: «Цензура запрещена».
Цензура в Российской Федерации действительно запрещена. Это правда. Мне как редактору ни разу никто не позвонил ни из Кремля, ни откуда-то ещё и не предписал, что печатать, а чего не печатать. Печатайте что хотите. Это, разумеется, в высшей степени позитивно. Это счастье. И я не слышал ни об одном случае, чтобы какому-то другому изданию запретили что-то печатать.
Знаю несколько случаев, когда книжные магазины отказывались торговать какой-то книгой, которая, по их мнению, нарушала какие-то нормы морали и правила. Но это снисходительное, мягкое, либеральное отношение российской власти к печатной продукции объясняется тем, что печатная продукция не является тем, что власть может напугать. Она не влияет на выборы, на широкое общественное мнение, поэтому федеральные телевизионные каналы под контролем; печать — свободна.
О журнале «Знамя» и двугривенном
Если я говорю, что толстые литературные журналы сейчас играют роль экспертных бюро, которые ставят некий незримый знак качества на те тексты, которые мы принимаем к публикации, это не значит, что то, что мы напечатали, вам непременно понравится. Вам это может не понравиться. Мы ручаемся за другое: за то, что напечатанное у нас является литературой. На это мы кладём свою репутацию, свой опыт. А нравится всем двугривенный.
В нашем журнале исключены произведения ультранационалистического характера, ставящие одни народы выше других. Это не пройдёт никогда, как бы талантливо это ни было изложено. По этой причине у нас не печатается Эдуард Лимонов, который время от времени позволяет себе что-нибудь такое ультрареволюционное, ультрабольшевистское или националистическое.
Мы законопослушны. Поэтому, когда власти принимают законы, пусть даже, на мой взгляд, дурацкие, мы их выполняем. Например пару лет назад приняли абсолютно дурацкий закон, запретивший публичное, в частности, печатное, использование четырёх слов русского языка и производных. Мы их и не печатаем. В телевизоре в этом случае пи-пи делают. Мы выкручиваемся по другому.
Сейчас мы стараемся печатать литературу артхаусного типа, литературу для литературы, но в целом — прозу достаточно высокого, на наш взгляд, профессионального качества. Критерием служит наш вкус и наше понимание прекрасного. Вас не устраивает? Идите в другую редакцию. Мир широк.
О себе
Если о ком-то было сказано, что «вошёл гражданин с лицом, измученным нарзаном», то обо мне можно сказать, что я измучен чтением. К сожалению, чтение для меня это не только удовольствие и даже в подавляющем большинстве случаев не удовольствие — работа. Я этим занимаюсь почти 50 лет.
Моя первая публикация как литературного критика вышла в 1967 году. В следующем году — юбилей. Став главным редактором журнала, я практически закончил свою деятельность литературного критика ввиду отсутствия свободы высказывания. Я не могу хвалить произведения, которые напечатаны в моём журнале, я не могу ругать произведения, напечатанные в моём журнале. Будет неправильно, ели я буду хвалить произведения, напечатанные в другом журнале, и будет некорректно, если я буду ругать произведения, напечатанные в другом журнале. Я стеснён в высказывании.
Чтение моё в значительной степени вынужденное. Тираж журнала упал радикально, но количество рукописей не сократилось. Их тьмы, и тьмы, и тьмы. Разумеется я читаю не всё, а то, что уже прочли мои коллеги и сотрудники и что они мне рекомендуют. И даже это далеко не всегда питательное чтение.
Кроме того, я являюсь членом разнообразных жюри литературных премий. Мне не приходится, конечно, читать всё, это делают специальные читчики, которые отбирают лучшее, формируя лонг лист, который уже и поступает на рассмотрение членов жюри, мне в том числе. Это значит, что каждый год, в декабре-январе, я читаю 12 романов, написанных писателями, живущими за пределами России, 12-14 сборников повестей и рассказов и около 15 стихотворных книг или подборок. Тоже не забалуешь. Я не жалуюсь. Я больше ничего другого делать не умею, да и не хочу.
О литературе
Картина литературной реальности радикально изменилась. В годы моей молодости было понятие единого чтения. Страна читала примерно одно и тоже. Выходил новый роман Распутина или Аксёнова, его читали все. Тогда говорили, что критерии оценки текстов у нас одни, что литература у нас одна, а всё другое — это не литература.
Сейчас ситуация изменилась. Литература сегментировалось, фрагментировалась и разделилась по разным потокам. Сейчас никто никому ничего не должен. Не могу представить себе книгу, которую читали бы все. Не представляю, кто бы мог её написать? Кто тот высший литературный авторитет, которого нельзя не прочесть? Солженицына на помойку выносят.
О Викторе Пелевине
Иногда появляются ослепительно талантливые молодые люди, потом они исчезают. Кто-то остаётся. Как было с Пелевиным? Когда я был ещё заместителем главного редактора, мне сотрудница принесла рукопись неизвестного автора и сказала: «Вот этого мы точно не напечатаем, но я знаю, Сергей Иваныч, у вас есть слабость, вы читаете фантастику».
Действительно, для отдыха люди читают либо фантастику, либо детективы. Я детективы не люблю, мне скучно. Я читаю фантастику на сон грядущий или на пляже, чтобы расслабиться. Я прочёл, мне очень понравилось. Понёс главному редактору — Григорию Яковлевичу Бакланову. «Ну, как это можно печатать? Это же никакого отношения к литературе не имеет», — сказал он мне. «Вот уж нет, — сказал я. — Имеет и очень».
У нас с ним была тогда такая договорённость (мы с ним замечательно работали) — если он очень настаивал, а я против, мы печатали, и если я очень настаивал, а он против, мы тоже печатали. Это была первая повесть Пелевина «Омон Ра», с которой собственно началась его позднейшая слава. До этого он был никто. Он напечатал несколько рассказов в журналах «Знание сила» и «Химия и жизнь», которые печатали фантастику. А теперь стал одним из самых известных русских писателей. Действительно талантливый, яркий писатель, хотя, признаюсь, чем дальше он пишет, тем менее мне это интересно. Последние романы я, грешным делом, уже и не читал.
О мате
Проблема табуированной лексики может рассматриваться в двух плоскостях. В плане поведения человек абсолютно свободен, и это проблема его свободного выбора — использовать такого рода лексику или не использовать.
Так исторически сложилось, что я этих слов не употребляю ни устно, ни печатно. Это мой выбор. Но я знаю людей разного пола и возраста, которые в устной своей речи этими словами свободно обращаются и иногда в письменной речи. Более того, есть литературные произведения, которые строятся на этом, порой очень удачно. Скажем, абсолютно невозможен без табуированной лексики роман «Это я — Эдичка» Лимонова. Вынь оттуда табуированную лексику, роман рухнет.
Есть такой писатель Юз Алешковский, автор великой песни «Товарищ Сталин, вы большой учёный» и замечательной повести «Николай Николаевич», которая вся построена на русском мате. Её нельзя изложить по другому. Ты это либо читаешь, либо откладываешь. Это твой выбор. Ты ведь можешь и не читать.
С другой стороны, в публичном пространстве, я глубоко в этом убеждён, на телевидении, на театральной сцене, на эстрадных подмостках, в школе, в высшей школе, эти слова должны быть категорически запрещены. Без обсуждения. Пусть пи-пи делают. Мы, те, кто успел прочесть эти слова на заборе и у Эдуарда Лимонова, мы догадаемся, о чём идёт речь. И пусть мы останемся с этими нашими догадками.
О великом романе
Мне кажется, что большая книга часто повергает человека в некоторое оцепенение. Сколько вечеров надо потратить на чтение книги в 800 страниц, причём с не вполне ясным результатом? Есть ли у меня эти свободные вечера? С другой стороны, есть ли возможность сейчас панорамного, целостного, всеохватного взгляда на мир, какая была у Толстого? Я не убеждён. Мир так дробен, такая чересполосица в нём образовалась, что целостный, всеохватный взгляд ещё больший труд и проблема.
Сейчас много говорят о клиповом мышлении. У многих из нас оно такое. И о себе я могу так сказать как об авторе. Я начинал со статей. Была такая традиция больших мудрых статей. У меня как у автора и как у редактора возникло впечатление, что они звучат несовременно, что короткое, но ёмкое, эффектное высказывание лучше воспринимается, понимается и вызывает какой-то отклик. Кстати, из таких коротких высказываний, которые накопились за время моего общения с друзьями по Фейсбуку сложилась книжка — «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман».
Какое-то время мне даже казалось, что моя и моих коллег работа в Фейсбуке — это какое-то новое явление. Во-первых, короткое высказывание очень удобно. Во-вторых, ты сразу получаешь читателей. Вот, скажем, очень удачно ведёт свою страничку в Фейсбуке Татьяна Толстая, прекрасная писательница, пишущая, к сожалению, не так много. Тиражи её книжек не превышают цифру в 10 000 экземпляров, но у неё 270 тысяч подписчиков в Фейсбуке. Почувствуйте разницу.
И так мне казалось, что это какое-то новое явление в литературе, пока я не вспомнил одного из своих самых любимых писателей — Василия Васильевича Розанова. (Горячо рекомендую тем, кто не читал). Короткие безответственные высказывания обо всём. Вот высказывания Льва Николаевича Толстого, они ответственны. Он правду жизни говорит, высшую правду. Василий Васильевич болтает, поэтому сегодня он может сказать так, а завтра по другому. И сейчас я думаю, что традиция Льва Николаевича Толстого с большим панорамным, широкозахватным романом в тысячу страниц бьётся насмерть с традицией Розанова. К моему глубокому счастью, романы, в том числе хорошие, продолжают писать.
О Нобелевской премии
Когда в прошлом году нобелевским лауреатом стала Светлана Алексеевич, все (и я в том числе) сказали: «Оппааа!». Потому что это не совсем литература. По крайней мере, в традиционном представлении. Когда премию этого года получил Боб Дилан, уже «оппааа» никто не сказал, потому что стало понятно, что это «тенденция, однако».
Я испытываю некоторое удовольствие. Даже написал в Фейсбуке: «Целый день получаю поздравления в связи с присуждением Нобелевской премии Бобу Дилану», потому что ровно полтора года тому назад я как координатор национальной премии «Поэт» присудил премию Юлию Киму, который точно такой же гитарист и куплетист, как Боб Дилан.
Тогда это вызвало скандал в российском литературном сообществе. Два глубоко уважаемых мною поэта и члена жюри этой премии, Александр Семёнович Кушнер и Евгений Борисович Рейн, в знак протеста вышли из жюри. Потому что премию дали куплетисту и балалаешнику, как сказал Александр Семёнович. Боб Дилан ничем не больший (и не меньший) балалаечник, чем Юлий Черсанович Ким.
Вот я и говорю: тенденция, однако. Шведская академия пробует расширить границы того, что называется литературой, включая в неё и то, что ещё в позапрошлом и прошлом году литературой не считалось, поскольку работы Светланы Алексеевич — это в первую очередь журналистика и публицистика. Квалифицированная, качественная работа — у меня нет к ней никаких претензий, но назвать это изящной словесностью как-то рискованно. И Боб Дилан делает не совсем то, что делал Байрон или Блок. Немножко не то.
О языке
Отнесение того или иного писателя к той или иной культуре определяется языком, на котором тот пишет. Если мы смотрим на национальность и место проживания писателя, то сразу вступаем на почву политических оценок и дискриминации. Язык определяет. На каком языке вы думаете? И всё.
litredactor.wordpress.com
Литературные журналы – аутсайдеры литературного рынка?

Автор грезит о публикации еще до завершения рукописи. Быть опубликованным, изданным, читаемым – заветная мечта любого писателя. Особенно лестна публикация в маститых литературных изданиях с громкими именами. Чтобы стать их автором, молодые писатели подчас проливают литры чернил и слез. Но что представляют собой литературные газеты и журналы сегодня? Есть ли смысл в них обращаться? И насколько ценна для писательской репутации печать в литературных изданиях?
По литературной традиции
И неофит от писательства, и седовласый профи с трепетом относятся к появлению в печати своих работ. И дело не только в гонораре – лишь единицы пишут в стол, для себя и не мечтают предъявить рукопись миру. А путь в большую литературу через толстые литературные журналы – считается проторенным путем, по которому ходили еще Достоевский и Чехов. Литературные журналы в 19-м и даже в 20-м веке заменяли сегодняшнее сетевое пространство, позволяющее современным авторам завоевывать читательскую аудиторию. Тогда это была фактически единственная возможность добиться читательского внимания, заявить о себе как о писателе, сделать литературное имя. Ведь издатели в те времена, как и нынче, не желали вкладываться в публикацию неизвестных писателей и предположительно провальных рукописей. Но если напечатанное в именитом литературном журнале произведение вызывало бурную реакцию, издатель уже был готов иметь дело с автором и вести с ним переговоры о том, как издать книгу. Да и к тому же сам по себе факт публикации в издании литературной тематики становился знаком качества, ибо откровенный шлак до читателя редактора не допускали.
Толстые литературные журналы в 19 веке представляли для авторов интерес еще и в связи с тем, что их читала фактически вся интеллектуальная элита России. Опять же в связи с отсутствием Сети, СМИ и индустрии развлечений в целом. Как развлекались высоколобые дворяне и творческая интеллигенция 19 века? В основном читали. И не только книги, но и периодические издания. То есть быть опубликованным в литературном журнале значило быть гарантированно прочитанным представителями мыслящей общественности того времени. А это значит стопроцентное попадание в целевую аудиторию того времени.
В советскую эпоху 20 века в толстых литературных журналах представители все той же мыслящей общественности искали скрытых смыслов и читали между строк. С источниками альтернативной информации было туго, поэтому к литературным изданиям интеллигентный, образованный человек относился с особым трепетом как к возможности заглянуть за борта унылой реальности. Да и опять же с развлечениями в целом была напряженка. И люди читали. И писатели стремились добраться до этой читающей аудитории через литературные СМИ. И добирались, и делали громкие имена в литературе, начиная свой путь к известности и признанию именно с публикации в литературных журналах.
Литературные издания сегодня
Что сталось с интеллектуальной элитой сегодня? Она погрязла в сетевых и теле-дебатах. Большей частью она старается не погружаться в чужой, а создавать свой собственный информационный поток. Литературные издания доживают свой век, голодая. Их аудитория мельчает с каждым годом. Как следствие, у автора, желающего быть прочитанным, отпадает необходимость обязательной публикации в литературном журнале. Куда более результативным оказывается путь через сетевые ресурсы для писателей или публикация в собственном блоге или группе.
Издатели тоже сегодня мало внимания уделяют наличию публикаций в периодической печати и вообще «литературному пути» автора как таковому. Для издателя важно, будет ли продавать книга или нет, и как повлияют факты биографии ее автора на продажи. А такой факт, как наличие публикаций в журналах «Звезда» и «Юность», современного читателя, к сожалению, вряд ли привлечет.
Вопреки законам рынка
Но есть другая сторона этой тусклой медали. Дело в том, что сами литературные издания не готовы признавать своего положения аутсайдера литературного мира. Более того, многие из редакторов убеждены, что они по-прежнему правят бал и непосредственно влияют на современный литературный процесс. Отсюда тот же скепсис в отношении новых неизвестных авторов, что и несколько десятилетий назад. Тот, кто сталкивался, тот знает, как некоторые (обратите внимание: не все, а некоторые) редактора литературных журналов способны подпортить кровь неофита.
В результате юные авторы ломают копья и перья о непоколебимость редактората, переписывают рукописи годами (и это не шутка) по той причине, что текст «не подходит под формат», стараются «подписаться» под требования литреда – и все за ради вожделенной публикации в журнале, которую (о небо!) никто, кроме самого автора и его близких, не заметит.
Попасть в число авторов даже с талантливым гладким текстом сегодня трудно, это факт. А с текстом, нуждающимся в литературной правке, тем паче. Почему не печатают или печатают, но неохотно? На одном из занятий учебного курса «Литератор» в петербургском Институте культурных программ один из редакторов одного литературного журнала сказал правду: зачем делить уже поделенный пирог на еще большее число кусков?
Вещь в себе
И тем не менее, на печатном рынке сегодня по-прежнему существуют серьезные литературные издания с громким именем, честной репутацией и добрыми традициями, объективным и справедливым редакторатом. Мы отдаем дань уважения именитым журналам. Но сегодня приходится признать, что даже самые порядочные из них становятся некоей вещью в себе, поскольку читают их в основном люди от литературы.
Не будем спорить, публикация в толстом литературном журнале по-прежнему лестна для начинающего автора, тешит его самолюбие и вселяет надежду на успех. Но надо признать, что если те силы, что будут затрачены на публикацию там, направить на работу над рукописью или саморекламу в Сети, то автор придет к намеченной цели – известности и признанию – гораздо быстрее.
Перечень литературных журналов с громким именем и богатой историей (сегодня бы их называли культовыми или легендарными):
(Название издания, специфика, год основания)
«Арион» поэзия 1994
«Волга» художественная литература 1966 г.
«Вопросы литературы» критика и литературоведение 1957 г.
«Дружба народов» художественная литература, публицистика 1939 г.
«Звезда» художественная литература 1923 г.
«Знамя» художественная литература 1931 г.
«Иностранная литература» переводная литература 1955 г.
«Континент художественная литература» публицистика и религия 1974 г.
«Митин журнал» художественная литература1984 г.
«Нева художественная литература» 1955 г.
«Новая Юность» поэзия, эссеистика, новеллистика 1993 – ребрендинг «Юности» 1955 г.
«Новое литературное обозрение» критика и литературоведение 1992
«Новый мир» художественная литература, публицистика 1925
«Октябрь» художественная литература 1924
«Урал» художественная литература, публицистика 1958
pishi.pro
От главного редактора » Литературно-художественный журнал "ЭТАЖИ"

Слово главного редактора к 7-му выпуску печатного журнала. Этажи №3 (7) сентябрь 2017
Дорогие читатели журнала «Этажи»!
Начиная с этого номера, в журнале появилась колонка «От главного редактора», в которой я, главный редактор журнала Ирина Терра, буду рассказывать о наших нововведениях, изменениях, важных событиях журнала и, конечно, о текстах, вошедших в номер. «Этажи» — журнал молодой, а потому «гибкий», мы прислушиваемся к критике и пожеланиям наших читателей. Недавно мы провели опрос на нашей странице в ФБ — нужно ли после текстов давать краткую литературную биографию автора, насколько эта информация важна при прочтении?.. Выяснилось, что большинству читателей важно и интересно узнать про автора — кто, откуда, где публиковался, какие вышли книги. Поэтому в этом номере вы сможете увидеть «био» наших авторов (напомню, что до этого мы размещали «био» только в публикациях на сайте).
Недавно в «Этажах» появилась новая рубрика «Главный жанр». Мы открыли ее, чтобы рассказывать о людях, чья жизнь настолько интересна и наполнена событиями, поступками, яркими впечатлениями, что сама по себе она становится произведением искусства. Можно сказать про такую жизнь, что она прожита «на полную катушку», когда у человека его собственная жизнь становится главным жанром. Нашей первой героиней «Главного жанра» стала незаурядная и отважная женщина, писатель, художник, путешественник, режиссер, мультимедийный художник, работающий в жанре зрелищного перформанса на дрейфующем морском льду — Галя Моррелл. Она ходит в экстремальные экспедиции по северным морям, танцует босиком на снегу, передвигается на собачьей упряжке, понимает язык айсбергов, любит спать в изумрудном мху на арктических скалах и умеет варить суп из кишок белого медведя, только что съевшего кита. И это не эпатаж: через свои проекты Галя пытается сохранить наследие Арктики, которое очень скоро может исчезнуть с лица Земли. Интервью, специально подготовленное для «Этажей» нашим корреспондентом в Нью-Йорке Ольгой Смагаринской, можно прочитать на странице 104.
Еще одна новая рубрика — «Книжные новинки» — представляет читателям текстовые фрагменты новых книг, выходящих в издательствах «Эксмо» и «АСТ: редакция Елены Шубиной», с которыми журнал «Этажи» сотрудничает. На странице 120 опубликовано начало повести Л.С. Петрушевской «Странствия по поводу смерти» из её новой одноименной книги.
Наша постоянная рубрика «Музыкальная гостиная» не перестает удивлять и радовать интересными, «громкими» именами. Мы уже печатали в мартовском номере «Этажей» (№1 (5) март 2017) интервью с пианистом Люкой Дебаргом. В прошлый раз наш музыкальный редактор Ирэна Орлова встречалась с известным пианистом в Вашингтоне, и результатом этой встречи стало интервью «Музыка — это пространство между нотами». В этот раз Ирэна встретилась с Люкой в Торонто, перед концертом, который пианист играл с оркестром под управлением Андрея Борейко. Вашему вниманию предлагается их беседа-интервью «Сегодня мы должны играть, как кошка мяукает — мяу, мяу…» на странице 90.
В этом же номере в «Музыкальной гостиной» (стр. 95) вы сможете прочитать эссе Людмилы Григорьевны Ковнацкой о выдающемся советском и американском музыковеде Генрихе Орлове, скончавшемся 10 лет назад, в сентябре 2007-го.
Рубрику «Литературная кухня» представляют в этот раз избранные фрагменты из книги «Вот жизнь моя. Фейсбучный роман» Сергея Ивановича Чупринина — критика, литературоведа, главного редактора литературного журнала «Знамя» (стр. 72). Из этого материала вы узнаете, каким было «Знамя» в преддверии перестройки — с престижными «вертушками»-телефонами, соединяющими напрямую с помощниками первых лиц государства, гонорарами, на которые можно было «шубу построить», миллионными тиражами. Как менялось отношение к литературным журналам на протяжении последних лет, почему журнал «Флажок» — глянцевый, тонкий и с иллюстрациями — так и не стал приложением журнала «Знамя». Признаюсь, что читать эти заметки мне было невероятно интересно, а в прообразе задуманного Сергеем Ивановичем «Флажка» я узнала наши «Этажи».
Рубрика «Exegi Monumentum» посвящена поэту, переводчику, прозаику и литературному критику Кириллу Владимировичу Ковальджи, ушедшему от нас 10 апреля 2017 года в возрасте 87-ми лет. Мы печатаем его подборку стихотворений «Московское пространство» (стр. 60), опубликованную на сайте год назад, когда Кирилл Владимирович был еще жив. А на странице 63 опубликован рассказ-эссе Вадима Ольшевского «Как я выиграл в шахматы у Кирилла Ковальджи». Вадим — сын поэта Рудольфа Ольшевского и филолога Ады Ольшевской — часто отдыхал с родителями в доме творчества писателей в Гагре. Он вспоминает свои детские впечатления о встречах с известными поэтами и писателями — Искандером, Поженяном, Ковальджи.

Как и прежде, мы приглашаем в каждый номер журнала художника для иллюстрирования прозаических текстов. В этом номере иллюстрации к рассказам сделала художник-иллюстратор из Москвы Мария Буранова. Однако три эссе Виктора Шендеровича опубликованы вместе с акварельными рисунками Ирины Литманович, потому что эти тексты и иллюстрации уже неразделимы и предоставлены нам авторами из их совместной книги «22-й троллейбус и другие этюды». В дизайне обложек для журнала, ставших нашей гордостью и визитной карточкой, используются рисунки Тани Кноссен-Полищук.
11 августа состоялась презентация литературно-художественного журнала «Этажи» в Санкт-Петербурге в магазине «Буквоед». И это мероприятие совпало с Днем рождения журнала. Ровно два года назад, в августе, журнал «Этажи» начал свою работу — на сайте появились первые публикации, на страницы в соцсетях начали подписываться читатели, а уже в декабре 2015-го вышел первый номер печатного журнала. За это время число подписчиков выросло до 10 тысяч только в ФБ, приятно удивляет количество прочтений публикаций на сайте (например, рассказ Алены Жуковой «Страшная Маша» набрал на сегодняшний день около 270 тысяч просмотров). Это, несомненно, успех для автора и для журнала. И вот сейчас вы видите перед собой уже седьмой печатный выпуск «Этажей».
На презентации прочитали стихи и прозу авторы журнала: Татьяна Вольтская, Ольга Аникина, Наталья Дзе, Вадим Смоляк, Марина Немарская, Светлана Волкова, Григорий Беневич, Ольга Попова.
Моя искренняя благодарность — Наталье Дзе за помощь в организации мероприятия, Олегу Ильдюкову (художнику пятого выпуска) за фотографии и решение всех вопросов с фото- и видео-съемкой, фотографам Галине Кожемяченко, Марине Морхат, видеооператорам Славе Каштановой, Владиславу Морхату, и, конечно же, книжному магазину «Буквоед», предоставившему нам зал в самом центре города.По прошествии этих двух лет, хочу сказать только одно: журнал состоялся благодаря друзьям и неравнодушным людям, которые помогают журналу по всему миру (пристраивают его в магазины, пишут специально для журнала увлекательные интервью и репортажи, приглашают в гости для презентаций, редактируют тексты). Журнал, который не имеет никакого финансирования — ни от государства, ни от частного лица, — может выжить только благодаря активной команде заинтересованных в литературе людей, готовых помогать журналу (увы) бесплатно. Но мы не просто выживаем — мы весело живем, строим по кирпичику наши «Этажи» и достигли уже некоторых высот, мы свободны и ни от кого не зависим — а это уже роскошь!
Спасибо всей нашей редакционной команде, художникам и друзьям, без которых ничего бы не построилось!

Главный редактор Ирина Терра
Ирина Терра — журналист, интервьюер. Живет в Москве. Интервью публиковались в еженедельнике «Литературная Россия», журнале «Дети Ра», на сайте «Нового мира», «Московского комсомольца», «Здоровые дети» и др. Лауреат еженедельника «Литературная Россия» за 2014 год в номинации — за свежий нетривиальный подход к интервью. Лауреат Волошинского конкурса 2015 в номинации «кинопоэзия», шорт-лист в номинации «журналистика». Член Союза журналистов России. Главный редактор литературно-художественного журнала «Этажи».
etazhi-lit.ru
Литературные журналы: за и против
Привет, книголюбы!Когда моя мама была маленькой, "долгими зимними вечерами" ее мама, моя бабушка, всей семье вслух читала Роман-газету. Особенно эти чтения любила прабабушка, которая читать не умела. Длинные романы и повести разбивались на несколько номеров. Представьте, "Тихий Дон" впервые был напечатан именно в журнале! Новые выпуски ждали с нетерпением. Совсем таким же, с каким мы ждем новый сезон любимого сериала :)
Итак, сегодня мы поговорим о толстых литературных журналах! Под катом все серьезно и небольшое расследование.
Толстые литературные журналы еще со времен Пушкина были самым быстрым и верным способом для писателя (особенно молодого и начинающего) найти своих читателей, свою аудиторию. И не только потому, что издание книги – особая инициация и довольно дорогое предприятие. Сам факт нахождения под одной обложкой с маститыми авторами, ощущение причастности, особенности объема опять же (не будешь же издавать книгу из 1 рассказа!), скорость реагирования (сколько по времени занимает издание книги?). И много-много разных других мелочей.
Наконец, журналы - это самый быстрый и лучший способ нам, читателям, узнавать о новых авторах.




Не все, но важнейшие литературные журналы
В советские времена (несмотря на огромные книжные тиражи), литературные журналы и газеты были невероятно популярны. Оно и понятно. Что изменилось за эти два десятилетия? Мышление? Скорость?Несомненно. Россия давно уже не "самая читающая страна в мире, по многим причинам.
Тут можно сказать про ликбез, про век медиа-контента, клиповое мышление, медленное, но, похоже, неотвратимое "отмирание" бумаги, а так же вспомнить книжных пиратов и закон об интернете. Или еще – невиданные по нынешним меркам тиражи книг в СССР, а так же про качество этих книг, и их литературные достоинства.
Но мы не будем. Мы поговорим про другое.
Итак, Толстые Литературные Журналы и Современность. Ок.
Можете считать все, что ниже – небольшим редакторским расследованием.Буду говорить исключительно за себя. Я (по всем показателям) практически "идеальный клиент" - т.е. лояльный, проникнутый уважением к традициям, любопытный до новых авторов и готовый платить деньги. Это самый простой случай – меня не нужно мотивировать, мне не нужно рассказывать о пользе чтения, рекламировать журнал и убеждать. Я готова быть подписчиком и преданным (и благодарным) читателем.
Но даже до меня журналы не доходят. Почему? Причин несколько.
Во-первых – процесс
Сегодня, когда практически любая информация находится в два клика, мне (читателю), для того, чтобы заполучить вожделенное издание, предлагают (на выбор):
– отослать факс (если вы не знали, в нашей стране, читающим людям принято держать дома факс)– отстоять очередь в сбербанке (нет, вы не можете оплатить все картой и по интернету, нет, мы не знаем почему)– прийти в редакцию в Москве (или в городе, где находится редакция) и купить у нас наш журнал! (но только строго по будням и в рабочее время!)– прийти на почту (у нас уже был пункт с очередями?), и отыскав подписной индекс в толстом справочнике оформить свою подписку. Ждать.
Нет, вы не можете купить журнал в магазине (за оочень редким исключением, в столицах или по месту нахождения редакций).Нет, вы не можете его скачать себе на планшет. Да, даже за деньги не можете.Хотите читать - спасите принцессу проявите ловкость и выдержку .
(Забегая вперед, скажу, что лайвхак все же есть, но о нем – ниже)
Итак, если вы думаете, что на этом дракон убит и принцесса спасена трудности кончаются, то вы жестоко ошибаетесь.Потому как есть пункт второй – цены.
Да, у толстых литературных журналов очень маленький тираж (удивительно, после первого-то пункта), они не прибыльны, их не покупаю и не читают, их сложно достать. Да, мы живем в меркантильный век, все читают Шилову и Минаева, дадада.
Но я все-таки решилась пройти через круги ада оформление подписки. И стала выяснять цену.Скажу сразу, что на этом этапе мотивация у меня пропала окончательно.
Обещанный лайвхак: заказать подписку вы можете на немногочисленных сайтах-посредниках. Я не скажу насколько точно они работают, но уже один тот факт, что работать им приходится с Почтой России, не сулит ничего радостного.
Я обнаружила два таких сайта. Первый - это "Интерпочта" (ссылку на которую дает сам сайт Нового мира)
Внимание, черный ящик цены на литературные журналы в студию!Цены указаны в рублях и за 1 номер:
Иностранка – 721 р.Новый мир – 755 р.Октябрь – 717 р.Урал – 502 р.Роман-газета – 712 р.Знамя – 682 р.Дружба народов – 643 р.Звезда – 1256 р.Нева – 1021 р.Арион – 488 р. (выходит 4 раза в год)Юность – 615 р.
И, чтобы два раза не вставать, второй сайт – "Деловая пресса":(в рублях, за 1 номер)
Иностранка – 442 р.Новый мир – 493 р.Октябрь – 483 рРоман-газета – 537 р.Знамя – 458 р.Нева – 427р.Юность – 323р.Арион – 399 р.Урал - 209 р. (и это самый адекватный ценник за свои 256 стр.)Дружба народов - 376 р.Звезда - 392 р.
Есть еще vipishi.ru, но этот странный сайт на все поисковые запросы выдает только номер журнала "Надежда для тебя", как бы намекая.
Теперь умножьте все это на 6 (потому что, да, в абсолютном большинстве случаев вы не можете заказать 1 номер журнала). (Для чистоты эксперимента те, кто в столицах, могут представить себя провинциалом и вспомнить зп регионов).
(минута молчания)
В пункте третьем (кроме огромного сожаления об этой ситуации) я бы хотела рассказать, что всем этим милым людям прекрасным журналам стоит отказаться окончательно от печатного варианта и перейти на электронные версии (да, в "Журнальном мире" они есть, но не в полном объеме, не регулярно и не оперативно).Что стоит проснуться и посмотреть наконец вокруг: мы читаем преимущественно с телефонов, планшетов и электронных книг и эта тенденция будет только расти.Что стоит понять, что если журнал трудно купить, невозможно оплатить всеми доступными и удобными способами, достать в ближайшей Союзпечати, в конце-концов, то, какой бы сильной не была мотивация читателей, покупать его будут все реже и реже.
И еще – осознать, что подобные журналы как жанр, очень нужны – молодым начинающим авторам, любопытным читателям и всем тем, кто находится в поисках нового.
Закончим разговор, как всегда, на позитивной ноте и с полезностями!Полезность первая: знаете ли вы, что в жж есть аккаунт журнала "Иностранная Литература" - obzor_inolit? Подписывайтесь и следите!И на десерт: блогер
philologist вот по этому тегу регулярно обозревает анонсы из Журнального зала.
Читайте книги, ведите блоги (и не огорчайтесь =)Ксения sneg_na_golovy Лукинаредактор литературного направления
lj-editors.livejournal.com


