Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Ромашка. Ромашка журнал
Ромашка — лечебные свойства и применение в медицине
Ромашка — общее описание
Ромашка – однолетнее травянистое растение семейства астровых, может достигать в высоту 40 см. Стебель растения разветвлен, листья зелёные, сильно рассеченные. Цветёт ромашка с мая по август. Соцветием ромашки являются одиночные корзинки, которые располагаются на окончаниях веточек.
В состав корзинки входят белые язычковые краевые цветки и срединные трубчатые, имеющие желтый цвет. Плоды ромашки очень мелкие. Двадцать тысяч плодов ромашки весят всего 1 грамм. Растение обладает сильным запахом. Кроме лечебной (аптечной) ромашки имеется и другие разновидности этого рода, не имеющие лекарственного применения. Именно запах отличает лекарственную разновидность ромашки.
В состав ромашки входит множество активных веществ, по этой причине, а также благодаря обнаруженной фотозащитной функции, она широко используется в косметологии, в парфюмерной промышленности. На её основе делают кремы, лосьоны, шампуни и бальзамы. Особенно широко ромашка применяется при изготовлении продукции, предназначенной для детей. Ромашка применяется и для окраски волос. Светлые волосы при использовании ромашки приобретают золотистый оттенок.
В пищевой промышленности ромашка используется для придания особого аромата алкогольной продукции. Например, хересу. Сухая ромашка может быть использована в составе фуража, идущего на корм коровам. Цветы растения используются для окрашивания в желтый цвет шерсти. Ромашка используется в качестве инсектицида против некрупных гусениц и земляных блошек.
Ромашка — виды и места произрастания
Существуют лечебные и декоративные разновидности ромашек. К лечебным ромашкам, помимо аптечной, относится и безъязычковая ромашка. Ромашка аптечная получила широкое распространение в Северной Америке и в Евразии. Часто можно встретить ромашку, растущую на лугах, открытых полянах, между посевами и при дорогах. Однако ромашка культивируется и на плантациях. Её выращивают именно в качестве лекарственного растения.
Ромашка — лечебные свойства
В народной медицине ромашка используется для лечения колита, гастрита, язвы желудка, дизентерии, заболеваний печени, мочевого пузыря, нервной системы и почек. Применяется при простуде и малярии, золотухе и бессоннице, а так же при заболеваниях разного происхождения, симптомом которых является повышение температуры. Ромашка используется и наружно. Она снимает воспаления слизистых оболочек. Применяется для снятия у детей состояния спазмов в области желудка или кишечника. Даёт положительный эффект при лечении подагры, язв и фурункулов.
Ромашка — лекарственные формы
В самом начале цветения, когда цветоложе ромашки ещё не стало коническим, а «лепестки» располагаются горизонтально, следует начинать сбор цветочных корзинок. Их необходимо срезать или срывать практически у основания. Предельная длина оставленного цветоноса не должна превышать 1 см.
Сбор необходимо приурочить к хорошей, солнечной погоде, поскольку влажное от дождя или от росы сырьё изменяет свою окраску и теряет полезные свойства. Сушить ромашку следует там, где помещение хорошо проветривается. Лучше воспользоваться сушилкой. Температура для высушивания сырья – 30-40°C. По окончании процесса цветоложе должно быть твердым, а цветки хорошо отделимы от него.
Если сырьё заготавливается для приготовления ванн, можно использовать всю надземную часть растения. В этом случае сушить следует, развесив траву в пучках. Сырьё хранят не больше года.
Цветы аптечной ромашки используются в виде настоев, отваров, лосьонов.
Ромашка — рецепты
Из ромашки можно приготовить замечательный лосьон, который предупредит появление морщин. Необходимо взять три части ромашки, две части перечной мяты, одну часть розмарина. Добавить две части салициловой кислоты. Смесь залить литром белого сухого вина и оставить настаиваться две недели. Процеженным лосьоном следует протирать лицо ежедневно на ночь. Длительность процедуры – 15 дней.
Ромашковые ванны хорошо помогают при подагре, ревматизме, экземе и золотухе у детей. Для ванн используют траву ромашки, дозируя её из расчета от 50 до 200 грамм на ведро кипятка. Продолжительность процедуры не должна превышать 15-20 минут.
Спокойный сон ночью обеспечит ромашковый чай. Для этого необходимо заварить чайную ложку цветов на стакан кипятка.
При зубной боли, повышенной возбудимости, гастритах, колитах, судорогах, воспалении печени, мигрени и вздутии кишечника поможет ромашковый настой. Для его приготовления 2 столовые ложки цветов необходимо положить в термос и запарить 0,5 литра кипятка. Пить настой рекомендуется трижды в день до еды по стакану.
Ромашку используют наружно при болях в суставах и ушибах. Необходимо 2-3 ст. л. сухих цветов заварить крутым кипятком до состояния вязкой кашицы. Её следует нанести на чистую ткань, пока не остыла. Такой компресс накладывают на больное место.
Ромашка — противопоказания
Превышение доз используемого эфирного масла может вызвать головную боль.Превышение дозировки прочих препаратов на основе ромашки может спровоцировать и приступы гнева, повышенную раздражительность.Нельзя использовать ромашку больным анацидным гастритом, а также склонным к диарее.Ромашка может быть индивидуально непереносима.
Лечебные травы на буквы Н, О, П, Р
Источник: zhenskoe-mnenie.ru
womensblush.ru
rulibs.com : Фантастика : Научная фантастика : ЮЛИЯ ОСТАПЕНКО РОМАШКА : Журнал Если : читать онлайн : читать бесплатно
ЮЛИЯ ОСТАПЕНКО
РОМАШКА
Анька говорила только несколько слов: "любит", "не любит" и "ромашка". Ромашки она действительно очень любила, но последнее слово заодно служило обращением к Ромке. Он был единственный, к кому она прямо обращалась. Сам Ромка подозревал, что Анька знает гораздо больше слов, да и вообще соображает получше многих. Просто она была очень неразговорчивая. Тетя Лена как-то сказала, что это по-научному называется "аутизм", и Анька всегда такая была. Почему же они ее не выключили, думал иногда Ромка. Зачем она-то им нужна. Какой им с нее прок…
Но вслух он этого, конечно, не говорил. Анька вообще-то была хорошая — не болтала глупости и ничего от него не хотела. Не то что остальные девчонки во дворе — те вечно жизни ему не давали, каждый раз перед очередным выходом набивались в дом, визжали и все чего-то клянчили: то колготки, то шоколадку, то еще что-нибудь. А Анька" сидела в своем уголке и беззвучно шевелила губами. Девчонкам Ромка привозил, что просили, но только чтобы не расстраивать тетю Лену — она и так считала, что он огрубел и очерствел на этой работе, и очень переживала, а ему не хотелось ее огорчать. Все-таки она ему с трех лет была вместо матери. Мать Ромки умерла так же, как и его отец и как еще два с половиной миллиарда человек — просто и быстро, в одно мгновение, кто где: одни в своей постели, если на их полушарии была ночь, другие падали посреди запруженных улиц, на глазах тех, кто почему-то уцелел. Никто так до сих пор и не знал, что именно произошло — эти два с половиной миллиарда не умерли даже, они просто перестали жить. Словно их выключили.
Было известно только, что это сделали Другие, и больше ничего.
В день, когда у Ромки умерла собака, он был на выходе и даже не смог сам ее похоронить. Тетя Лена сказала, что дала Чаку старые консервы — они были просрочены и пахли неважно, так что есть их она побоялась, а выбросить пожалела. Пес понюхал и вроде ничего, поел с аппетитом, а через час у него пена изо рта пошла, и к вечеру он издох. Тетя Лена закопала его на заднем дворе. Она плакала, рассказывая Ромке об этом, а он не утешал ее, только с силой стискивал зубы. Чак был псиной старой, но преданной. Кроме тети Лены с Анькой у Ромки только и было дорогих существ что Чак. Ну, еще Женька, но Женька не считается.
На заднем дворе Ромка без труда нашел клочок взрыхленной земли. Анька сидела не на своих любимых ржавых качелях, а как раз возле этого клочка, на обломке бетонной плиты, и обрывала лепестки ромашки. Ромашка была большая, еще сочная — Анька вытащила ее из букета, который притащил Ромка. Каждый раз, отправляясь на выход, он приносил ей букет ромашек. Теперь они росли только там, за невидимой стеной. Стены на самом деле не было, но любой, кто пытался самовольно покинуть город, падал на землю, будто подкошенный, и больше не поднимался. А там, снаружи, никто не умирал. И туда Другие пускали избранных работать и получать заслуженную награду: продукты, одежду, медикаменты… и цветы. Хотя цветы не считались частью пайка — они просто росли себе в трещинах на заброшенных асфальтовых дорогах. Никто из "счастливчиков", как называли тех, кого Другие выпускали из городов, на цветы внимания не обращал — не до того было. А Ромка всегда находил минутку, чтобы нарвать для Аньки ромашек. В конце концов, это нетрудно, а она их так любила.
— Ромашка, — сказала Анька, увидев его. Ромка кивнул, пытаясь улыбнуться, потрепал ее по русой макушке.
— Привет, дуреха. Все сидишь тут?…
— Ромашка, — повторила Анька и снова уткнулась в свой цветочек. Рыхлая темная земля на могиле Чака была усеяна белыми лепестками.
Ромка постоял, водя носком ботинка по земле. Он старался думать о Женьке, но почему-то эти мысли не приносили ему радости.
— Хорошо тебе, — вдруг сказал он вслух, не поднимая головы. — Тебе хорошо, тебе все равно. Тебе не надо туда ходить, видеть рожи эти… они, как человеческие, точно, но в то же время и не такие. Не надо болтать с ними, строить дома эти их дурацкие, потом волочь рюкзак с консервами и чувствовать их взгляды на затылке…
— Любит, — сказала Анька и оторвала последний лепесток.
— Ром, расскажи чего-нибудь.
— Не хочу.
— Ну расскажи-и…
Женька была красивая девчонка и вовсе не шлюха, что бы о ней ни болтали пацаны, которым она не давала. Ромке с ней было приятно, хотя и не так спокойно, как с Анькой. Только он и представить не мог, чтобы Анька выделывала такие фокусы, как Женька. Не потому, что не умела, просто Ромка воспринимал ее как сестру. Хорошо бы Женька была такой же немногословной.
— Расскажи, — потребовала она, теребя его за голое плечо.
— Да ведь все уже сто раз рассказывал.
— Ну я еще хочу. Ты же знаешь, в нашем дворе счастливчиков больше нет…
— Вот ты мне лучше скажи, — медленно проговорил Ромка, глядя в пасмурное летнее небо. — Какого черта вы называете нас счастливчиками?
— Глупый. Ты живой. Тебя точно никогда не выключат.
Это правда. Тех, кто уцелел после общего мора, продолжали иногда выключать. Просто так, без видимых причин. Шел себе человек по застывшему в вялом страхе городу — а потом вдруг лег и умер. Или умер и лег. Когда как. Нечасто, но это случалось. И никогда — с теми, кого Другие выпускали за пределы городов. Те не умирали. Во всяком случае, так.
— А еще ты можешь работать, — вздохнула Женька. — И тебе за это платят. Это, наверное, радость.
— Коммунистка дурная, — фыркнул Ромка, хотя здесь поспорить было трудно. Он действительно не просто так приволакивал домой подарки Других — он их зарабатывал. Согнав остатки человечества в колонии, Другие строили там, снаружи, новые города — и восстанавливали старые, пришедшие в запустение после того, как большая часть их жителей погибла. Ромка подозревал, что Другие могли бы справиться с таким делом и сами, но они предоставляли возможность работать. Не заставляли, не гнали в рабство — предлагали. Некоторым. Счастливчикам. Можно было отказаться., И даже не обязательно после этого умереть. Ромка, когда ему предложили, отказываться не стал. Он был единственным работоспособным мужчиной во дворе. И считал, что ему повезло.
Только его не покидало ощущение, что все это неспроста.
— Рома, — сказала Женя, кусая хилую травинку, — а у меня ребенок будет.
Стебелек в ее зубах напомнил Ромке про Аньку. Мысль была как никогда нелепой и несвоевременной.
— Блин, — сказал Ромка.
— Ага. Третий месяц уже. Ром, я боюсь. Куда нам?…
— Ну ничего, — помолчав, сказал Ромка. — Я, в конце концов, счастливчик. Работать буду больше. Вытянем.
— Ром, а я тебя люблю, — сказала Женька.
— Знаю, — ответил Ромка.
"Любит", — подумал он, и почему-то это слово в его голове прозвучало Анькиным голосом.
На выход он отправлялся раз в две недели и неделю проводил там. Принесенных запасов хватало обычно всему двору на месяц. Это не было тяжело. Ромка иногда думал, что ему и правда повезло.
Если бы только еще не надо было смотреть в лица этим, Другим… То есть это не лица были, а что-то вроде голограмм, напоминающих людей. Другие надевали эту маску, потому что их реальная форма не имела ничего общего ни с гуманоидами, ни с любыми другими известными человеку формами жизни. Смотреть на эту оболочку было не страшно, но жуть брала при одной мысли о том, что может за ней скрываться.
И еще Ромка всякий раз тревожился, оставляя дом. Хотя, в конце концов, неделя — это совсем немного. Ничего особенного не могло случиться за неделю. Во всяком случае, теперь не случалось, ну, только иногда оказывалось, что кого-то из знакомых выключили. Но всё дальних, тех, кого он давно не видел.
Так раньше все время было.
Тетя Лена всегда его встречала после возвращения из выходов, всегда обнимала, плакала — Ромка знал, что от благодарности. А в этот раз не от благодарности. В этот раз просто плакала.
— Теть Лен, случилось что-то? — высвободившись, спросил Ромка. — Что-то с Анькой?
— Случилось, Рома, — всхлипнула та. — Нет, не с Аней… с Женей твоей.
Ромка ничего не почувствовал — должен был, а не почувствовал.
— Нет, не Другие… Во дворе в потемках упала, споткнулась. В больнице сейчас. Там лекарств не хватает. Ты лекарств в этот раз не принес, Ромочка?
Он не принес лекарств. Зато принес ромашки — как обычно. Пышный букет душистых полевых ромашек. От черты города до дома надо было пять километров идти пешком, но цветы еще не завяли и рассеивали вокруг свежий, сладкий запах лета.
Анька подошла, вытянула цветок из букета, поникшего с одеревеневших Ромкиных рук. Взялась за шелковистый лепесток бледными пальцами, оторвала.
И сказала:
— Не любит.
Женька поправилась. Девка она крепкая была. Потом, правда, плакала, но почти с облегчением. Все-таки она очень боялась становиться матерью — в нынешнем мире это было бы безрассудно. Ромка все это понимал и все равно ненавидел ее. За это облегчение. И за то, что она не умерла.
— Я тебе еще рожу, Ромочка, — бормотала она между поцелуями. — Рожу тебе хорошенького мальчика или даже двоих…
"Не любит она меня, — подумал Ромка, окаменев под ее неуклюжими ласками. — Права Анька, не любит".
В следующий раз, во время выхода, он сказал одному из Других, что хочет работать на постоянной основе. Некоторым счастливчикам такие разрешения давали — вокруг восстанавливаемых городов уже росли крохотные лагеря. В старых городах о них знали мало, и в Ромке росло неприятное смутное чувство, что эти — "самые новые", как он их про себя называл, — в итоге наследуют то, что Другие оставили от Земли. Что это все просто такой изощренный многоступенчатый отбор, который можно пройти, только если очень повезет.
В этот раз ему не повезло. "Ответ отрицательный", — прощелкал Другой, и Ромка вернулся к своей работе. Об этом случае он никому дома не рассказал. Нечем было хвастаться… и он сомневался, что они бы его поняли.
Через месяц после выкидыша Женька заболела. Это не было связано с осложнениями и сначала походило на обычный грипп. Ее сразу забрали в инфекционку — в городах теперь страшно пугались любой угрозы эпидемий. Ромка не видел ее до самого конца. Им даже тело не отдали — тела теперь жгли в больничном крематории. Можно было, конечно, выклянчить, точнее — выкупить горсточку пепла, но Ромка не стал этого делать.
Вечером следующего дня он сидел на обломке бетонной плиты во дворе, у могилы Чака, и разглядывал маленькие следы детских подошв на потускневшей земле. Кое-где уже пробивались стебельки травы, тусклые и безжизненные.
Анька раскачивалась на своих ржавых качелях и обрывала лепестки ромашки. Ромашка была поникшая и вялая — в этот раз Ромка забыл нарвать свежий букет. Никогда раньше не забывал, а теперь забыл.
Они сидели очень долго. Анька, как всегда, молчала, только ржавые качели стучали — дрынг-дрынг.
— Ты же все знаешь, — сказал Ромка. — Ты все знаешь и понимаешь куда больше, чем другие. Вот скажи — почему так? Что я неправильно делаю?
Анька не подняла головы. Мокрые белые лепестки вяло взмывали в воздухе и оседали на железном остове качелей, прилипая к ржавчине.
— Почему это все так — сначала Чак, потом Женькин ребенок этот и Женька… Почему именно так? Почему их просто не выключили? Мне было бы легче, если бы их просто выключили… Оно было бы… привычно… А тут…
Дрынг-дрынг в густой тревожной тишине — только и всего.
— Все вот говорят, что мне повезло. А там правда хорошо, Анька. Там солнце. Там трава зеленая. И ромашки. И красивые города — мы их делаем снова красивыми. И для себя делаем. Нам сказали, что потом, когда все закончится, мы сами снова сможем жить в этих городах. Только мы, те, кто строили. Знаешь, мы, счастливчики, никогда ведь между собой не разговариваем. Боимся удачу спугнуть. Мы не знаем, почему нас выбрали, почему именно нам подарили… это все… Почти нормальную жизнь. Хорошо так… А тут… гнилое все, Аньк. Аньк… а давай я тебя заберу. Когда все закончится. Давай? Пойдешь со мной? Там просто до фига твоих ромашек. Тебе понравится…
— Любит, — сказала Анька.
Ромка посмотрел на желтую сердцевину цветка в ее руке. Общипанную, голую, убогую, похожую на маленькое погасшее солнце.
— Любит, — согласился Ромка и, поднявшись, пошел к Аньке. Губы у нее были сухие, искусанные, покрытые острой твердой коркой, и их было почти больно целовать.
Каждый раз ему все меньше и меньше хотелось возвращаться. Потому что все меньше и меньше оставалось того, к чему хотелось бы возвращаться. И он все чаще забывал нарвать для Аньки ромашек. Носил другое — красивые шмотки, сладости, косметику, которой она не пользовалась. А ромашки почему-то забывал. Постоянно.
В августе тетя Лена не встретила Ромку в воротах. И никто не встретил. Никто и ничто. Даже дома не стало — еще с другой стороны квартала Ромка увидел на месте родной пятиэтажки обугленный остов с бесформенными провалами пустых окон. Вокруг не было ни души, запах гари уже улегся, и Ромка понял, что дом сгорел давно — наверное, несколько дней назад.
Он дошел до перекрестка, остановился, снял с плеч рюкзак, встал на колени и заплакал. Ромка часто плакал по ночам, в подушку, когда никто не мог его видеть — а сейчас ему было все равно.
Когда в груди перестало клокотать, он неловко поднялся, бросив рюкзак посреди пустой дороги, и побрел во двор. Все было черным — земля, ворота, качели и обломок бетонной плиты возле стены. Ромка остановился у плиты, замер на миг, потом в ярости врезал по ней ногой. Ступня взорвалась болью, и Ромка закусил губу. А потом прохрипел:
— Ненавижу. Счастливчик… Ненавижу! За что мне все это?! За что?!
— Не кричи, Ромашка. Не надо на них кричать. Он развернулся так круто, что едва не упал.
Анька сидела в самом дальнем углу двора, за выступом стены, будто прячась от чужих взглядов. На ней было голубое ситцевое платьице, покрытое пятнами копоти, давно не чесанные волосы падали на грязное лицо. А по горелой земле были рассыпаны увядшие трупики общипанных ромашек. И много-много белых лепестков.
— Не кричи, — повторила она. — Не надо. Они не виноваты. Не знают они.
— А… — Ромка понял, что не может выдавить ничего связного, и умолк, потрясенно глядя на нее.
— Мы для них цветы, — сказала Анька. — Цветы. Растения. Неразумные. Но красивые. Нас жалко. И нам нужны удобрения. Есть сорняки, их надо выкорчевать сразу. Есть красивые, для них надо сделать сады. А еще есть ромашки.
Ромка неотрывно смотрел на нее. А она смотрела в землю, на мертвые цветы. Подол ее платья был вымазан зеленым травяным соком.
— Есть ромашки, — повторила она. — Они особенные. Они приносят удачу. На ромашке можно что-то загадать, на счастье. И отрывать по лепестку. Когда ты отрываешь лепестки — ты же не думаешь, что ромашке больно. Ты думаешь только: любит — не любит. Ромашка тебе нужна только для этого.
Она подняла голову и взглянула на Ромку. Глаза у нее были темно-серые и абсолютно пустые.
— Мы сорняки, — сказала она. — А ты ромашка.
— Аня, что ты… — дар речи вернулся к Ромке и силы тоже, но он все так же стоял в десяти шагах от нее. — Ань, ты ведь… говоришь…
— Говорю, Рома. Я всегда могла. Просто я ее все время слушала. Другую. С самого начала. У них время течет гораздо медленнее. Та Другая — маленькая девочка и гадает на ромашке. Она гадает, а я слушаю. Это было так… ну, у меня сил не оставалось. Ни на что больше. Даже тебя предупредить. Хотя о чем тут предупреждать?
— А… теперь?
— А теперь она замолчала. Я ей сказала, что не могу больше. Что она должна перестать. Что ромашке очень больно, когда ей обрывают лепестки. Она так испугалась… И перестала со мной разговаривать. Она ничего не понимает, Ром. Она… такая маленькая еще.
Анька вдруг уставилась на свои руки, будто впервые их увидела. Прерывисто вздохнула и умоляюще протянула к Ромке грязные ладони.
— Ром, я столько этих ромашек оборвала, — жалобно сказала она. — Ты мне их носил и носил, а я… столько их оборвала! Что же я наделала, Рома? Что я наделала?
Он медленно подошел к ней. Опустился на колени. Сухие губы Аньки дрожали, и немытые космы волос, и ресницы — дрожало все. Ромке захотелось обнять ее, прижать к себе, крепко, яростно.
"Ты же мой последний лепесток, — подумал он, — ты осталась последняя, и если эта глупенькая, испуганная Другая тебя оторвет, я останусь таким маленьким и убогим… Но пока что ты есть. Пока что ты есть. Ты, последний лепесток… И та девочка, племя которой выкорчевывает человечество — она уже знает ответ на свой вопрос. И мы знаем тоже, да?"
— Не страшно, Ань, — сказал Ромка. — Это ничего. Ничего… Смотри.
Он поднял вялый общипанный стебелек, с третьей попытки подцепил ногтем лепесток с обугленной земли. Приставил почерневшее основание лепестка к желтой сердцевине ромашки, аккуратно вставил между свалявшимися тычинками и чашечкой.
Убрал пальцы.
Анька подалась вперед всем телом, уперла руки в колени. Ее дыхание было шумным, и частым, и надрывным, будто она хотела что-то сказать и не могла.
И они сидели вот так вдвоем посреди сожженного мира, смотрели на одинокий лепесток и верили, вправду верили, что он не упадет.
rulibs.com
Ромашка: журнал - Фэнтези - Sports.ru
www.sports.ru
