ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ ЖУРНАЛ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА». Журнал политическая критика

Вернисажи недели. 28 марта – 3 апреля (куда пойти) — Искусство — OpenSpace.ru

Номинанты «Инновации». Science art на «Винзаводе». Журнал «Политическая критика» в Москве. Группа «Четвертая высота» в облике трех богатырей-оборотней

Имена:  Андрей Монастырский · Анна Ермолаева · Анна Желудь · Антони Мунтадас · Анхела де ла Крус · Валентин Дьяконов · Виктор Алимпиев · Владимир Левашов · Джорди Коломер · Дональд Джадд · Игорь Корбут · Ирина Корина · Кристина Лукас · Лаура Торрадо · Максим Свищев · Обри Винсент Бёрдсли · Павел Полянский · Пельо Иразу · Серхио Прего · Сэмюэл Палмер · Таус Махачева · Уильям Блейк · Фернандо Санчес Кастильо · Хорхе Галиндо · Хосе Мануэль Бальестер

©  Предоставлено галереей «Победа»

К выставке группы «Четвертая высота». Проект «Корона»

28 марта, понедельник, 16:00 ГМИИ им. А.С. Пушкина Ул. Волхонка, д. 12

©  Национальная портретная галерея, Лондон

Томас Филипс. Портрет Уильяма Блейка. 1807

Презентация проекта «Уильям Блейк в России»Выставочная часть масштабного проекта состоится в ноябре этого года, когда в ГМИИ пройдет подготовленная музеем Tate Britain выставка «Блейк и британские визионеры», на которой будет показано около сотни графических работ самого Блейка, а также произведения Данте Габриэля Россетти, Эдварда Коли Бёрн-Джонса, Сэмюэла Палмера, Обри Винсента Бёрдсли, Иоганна Генриха Фюсли из коллекций шести крупнейших музеев Великобритании. Литературную часть проекта составляет издание новых переводов шедевра английской литературы «Песен невинности и опыта» Уильяма Блейка, впервые в России публикуемых с факсимильными воспроизведениями его «иллюминаций». В рамках этого проекта журнал «Иностранная литература» посвятил свой мартовский номер 2011 года «Старой доброй Англии», опубликовав новые переводы классиков – Блейка, Вордсворта и Диккенса и др. Таким образом, книга, журнал и будущая выставка должны открыть московской публике неизвестные грани творчества английского поэта и художника.

28 марта, понедельник, 17:00 – пресс-конференция, 19:00 – открытие31 марта, четверг, 19:00 – встреча с номинантами премии «Инновация-2010», презентация проектов ГЦСИУл. Зоологическая, д. 13 / 2

©  Предоставлено ГЦСИ

Анна Желудь. «...Продолжение осмотра...». Выставка – инсталляция

Выставка работ номинантов VI Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства «Инновация»Для выставки конкурса «Инновация» Ирина Корина и Максим Свищев воссоздадут свои инсталляции,  впервые показанные в галерее XL; а Андрей Монастырский и Анна Желудь представят адаптированные версии своих музейных ретроспектив в ММСИ. Кроме того, будет показана первая в российском искусстве 3D-видеоработа группы «Синий суп», science art объединения «Куда бегут собаки», а также документация нашумевшей акции группы Война, вернувшейся (хотя это все еще официально не подтверждено) в шорт-лист с изначальным названием «Х.й в ПЛЕНу у ФСБ». Выставка позиционируется как уникальная возможность увидеть в одном экспозиционном пространстве срез наиболее интересных и значимых творческих событий 2010 года, хотя показательной эту выборку назвать трудно, и, прямо скажем, соперничество Монастырского, Кориной и Войны в одной номинации как-то странно. По 8 мая

28 марта, понедельник, 17:00 – пресс-конференция, 19:00 – открытие Всероссийский Музей декоративно-прикладного и народного искусстваДелегатская ул., д. 3Двадцать костюмов для РоссииВ рамках официального Года Испании в России двадцать костюмов испанских дизайнеров представят своеобразный диалог с литературой от Сервантеса и Маркеса до Толстого, Гоголя и Чехова. Как сообщается, «дизайнеры вовсе не стремятся показать наряд того или иного литературного героя, а воплощают в ткани саму душу романа или стихотворения, передают дух книги посредством костюма». Выставка уже успела побывать в Токио, Пекине, Стамбуле, Милане, Брюсселе, Будапеште и Мадриде, правда, без костюмов-диалогов с русскоязычной классикой. Вырисовывается довольно популистская история «динамичной выставки, находящейся в постоянном развитии», которая «на лету схватывает мимолетность моды, сохраняя постоянный источник вдохновения: литературные произведения». На открытии обещаны ключевые фигуры испанского дизайна Agatha Ruiz de la Prada, Enrique Loewe, Modesto Lomba, Iñaki и Aitor Muñoz, а также знаменитости и «элита политических кругов».По 10 мая

28 марта, понедельник, 19:00Галерея «Победа»Болотная наб., д. 3 / 4«Четвертая высота». Проект «Корона»

©  Предоставлено галереей «Победа»

Группа «Четвертая высота». Корона

Новый проект группы «Четвертая высота» (трио художниц Екатерины Каменевой, Дины Ким и Галины Смирнской) выполнен в соавторстве с швейцарским фотографом Урсом Биглером, а его лейтмотив – «Где-то в России Европа встречается с Азией». Вот что сообщается об этом проекте в жанре фэнтези: «Легенда о былинных трех богатырях в русском фольклоре и азиатская мифология женщин-оборотней, где в данной истории оборотень-лиса мутировала в новый символ доброты и умиления – оборотня-панду, сочетаются с главной маскулинной темой – войны за единую власть. Бытовые эпизоды подготовки к сражению, "скелеты в шкафу", тайный поиск собственной силы решены в стилистике кодов таблоидной массовой культуры. Три основных персонажа, они же три богатыря, они же Россия, Европа и Азия, они же трехглавый дракон – новые супергерои планеты, которые только начинают отсчет своим подвигам». По 22 мая

29 марта, вторник, 16:00 – пресс-конференция, 18:00 – открытие Государственный музей современного искусства Российской академии художествГоголевский б-р, д. 10Вымысел и реальность

©  Предоставлено ММСИ

Хорхе Галиндо. «Персик Калипсо». 2005

Выставка испанского искусства XXI века из коллекции современного искусства музея Патио Эррериано (Вальядолид) проходит в рамках Года Россия – Испания 2011, и для нее главный координатор коллекции, всемирно известный искусствовед Мария де Кораль отобрала работы, созданные за последние десять лет самыми актуальными и значимыми фигурами современного испанского искусства в разных медиумах: живопись, видео, фотография, инсталляция, скульптура и рисунок. Среди авторов: Хуан Усле, Фернандо Санчес Кастильо, Серхио Прего, Хосе Мануэль Бальестер, Хорхе Галиндо, Лаура Торрадо, Антони Мунтадас, Джорди Коломер, Анхела де ла Крус, Пельо Иразу, Кристина Лукас и др. По 9 мая

29 марта, вторник, 19:00 Московская Школа фотографии и мультимедиа имени А. Родченко2-й Красносельский пер., д. 2 Семинар Дмитрия Костюкова «Современные тенденции развития фотожурналистики»В рамках фестиваля «Искусство науки – 2011» Дмитрий Костюков, фотограф информационного агентства Франс Пресс расскажет о том, что сегодня в связи с развитием технологий происходит с новостной фотографией: перечислит основные тенденции развития этого жанра, причины их возникновения и возможные последствия. И нам кажется, это должно быть интересно не только его коллегам-фоторепортерам. Регистрация здесь.

29 марта, вторник, 19:00 Центр современного искусства «Винзавод», Цех красного4-й Сыромятнический пер., 1 / 6Программа фестиваля «Жизнь. Версия науки»В пространстве выставки интерактивных научно-популярных экспонатов из российских музеев – победителей конкурса фонда «Династия» «Научный музей в XXI веке» – в 19:00 состоится лекция Андрея Козлова «Роль опухолей в эволюции: новая научная парадигма», а в 20:00 – лекция Георгия Базыкина «Эволюция вокруг нас и внутри нас».

30 марта, среда, 19:30 Книжный магазин «Гилея»Тверской б-р, д. 9

Гилейские чтения: Презентация журнала «Популист» Новый журнал об искусстве «Популист», как сообщается, «стал реакцией на недостаток популярных аналитических журналов вообще и особенно журналов об искусстве в Москве». По задумке издателя Олега Фролова новый журнал обращается к массовому читателю, ориентируется на формат лайф-стайл, только в роли знаменитостей здесь выступают художники и теоретики. Журнал начал выходить в декабре 2010 года, и за это время в нем опубликованы материалы о Питере Хэлли, Сильви Флери, Юргене Теллере, среди авторов-критиков – Евгений Барабанов и Изабель Грав.

30 марта, среда, 19:00 Галерея ВХУТЕМАСУл. Рождественка, д. 11Игорь Корбут. Из корзины

©  Предоставлено галереей «ВХУТЕМАС»

Игорь Корбут. Из корзины. Вариант реконструкции ГМИИ им. Пушкина 2007

Архитектор Игорь Корбут, лауреат конкурса «Золотое сечение» (1998, 2003) и XV Международного фестиваля «Зодчество-2007» покажет архитектурные рисунки и макеты, отброшенные по ходу работы над проектами, но отражающие пройденный путь мысли и промежуточные фазы жизни проекта. Например, Ходынское поле, возникшее как военный плац, затем – поле советской авиамечты, в новое время предполагалось сделать музеем авиации и космонавтики с парком и зоной экологического жилья. В процессе воплощения музей и парк были отброшены. В других случаях, как с замороженными из-за кризиса офисными стройками, может, и хорошо, что не построили. В общем, выставка раскрывает сложные отношения между идеей и ее воплощением в современных архитектурно-строительных реалиях. По 23 апреля

30 марта, среда, 19:00 Галерея искусств Зураба ЦеретелиУл. Пречистенка, д. 19VII фестиваль «Мода и стиль в фотографии»Очередная серия выставок в рамках масштабного фотофестиваля, которые не объединены какой-то подтемой, зато разделены в списке по спонсорам. На Пречистенке покажут проект «Mirror Effect / Обращение» куратора Ольги Аннануровой из собрания МДФ, кураторские проекты Екатерины Кондраниной «На фоне волн» и «Ленинградские моды 1960-х» (второй – совместно с Александром Карповым), проекты Школы Родченко – «Переезд» Анны Жуковой и Regulation Алексея Корси, а также «Ульяна Лопаткина. Тайный дневник Анны Карениной» Марины Гуляевой, «Ожидание» Яны Романовой и видео «Мода. Лето. 2010» Кати Голицыной (куратор – Нина Левитина). По 10 мая

30 марта, среда, 19:00 Центр современного искусства «Винзавод», Цех красного4-й Сыромятнический пер., 1 / 6Программа фестиваля «Жизнь. Версия науки»В пространстве выставки интерактивных научно-популярных экспонатов из музеев России – победителей конкурса фонда «Династия» «Научный музей в XXI веке» – в 19:00 Стив Поттер (США) прочтет лекцию «Овеществленные, искусственно выращенные сети для изучения познания, памяти и обработки информации на уровне нейронных сетей», а в 20:00 состоится лекция «Освещая память» Константина Анохина.

30 марта, среда, 20:00 Книжный магазин «Фаланстер» Малый Гнездниковский пер., д. 12 / 27

Презентация журнала «Политическая критика»Польский журнал «Политическая критика», образовавшийся в 2002 году, постепенно оброс серьезным издательством, онлайн-версией, сетью клубов и превратился в необычайновлиятельный элемент польской жизни и даже политики. КР (Krytyka Polityczna) аккумулирует усилия политически ангажированной восточноевропейской интеллигенции по формированию места для левого дискурса в общественной сфере (то есть противодействует его маргинализации с обеих сторон – со стороны правых и со стороны самих левых). Активисты «Критики» – молодые ученые, общественные деятели, публицисты, писатели, критики, драматурги и художники. В начале 2011 года вышел первый номер украинской версии журнала, в будущем планируется также издание английской и российской версий. Активисты журнала как раз сейчас совершили поездку по России (Москва – Петербург – Казань) и готовы поделиться впечатлениями и сравнить опыт постсоветской жизни наших стран. В презентации примут участие главный редактор «Критики» Славомир Сераковский и художественный редактор журнала Артур Жмиевски, а также Катажина Фидос, Михал Сутовский, Алексей Радинский, Иоанна Токаж, Каролина Валенчик. Мы горячо рекомендуем это мероприятие всем, кого интересует… да в общем-то просто всем.

31 марта, четверг, 20:00 Книжный магазин «Гилея» Тверской б-р, д. 9  Гилейские чтения: В нетях Слава Лёна Первый из заявленной серии поэтических вечеров Славы Лёна посвящен презентации книги Ре-Цептуальных стихов Славы Лёна «В нетях. 1957–1963» (М.: Вест-Консалтинг, 2010) и является, как нам сообщают, «продолжением мировой премьеры новой художественной парадигмы III тысячелетия РЕ-ЦЕПТ-АРТ», которая, по мысли поэта, художника, теоретика, эколога и философа, должна заменить постмодернизм.

31 марта, четверг, 19:00 Центр современного искусства «Винзавод», Цех красного4-й Сыромятнический пер., 1 / 6

©  Предоставлено Центром современного искусства «ВИНЗАВОД»

Михаил Бурцев. «Погружение в мозг». Видеоинсталляция. 2011

Программа фестиваля «Жизнь. Версия науки»В 19:00 состоится лекция Томаса Рэя (США) «Разум и другие способы осмысления: наше эволюционное наследие», в 20:00 – лекция «Искусственный интеллект – эволюция продолжается» Михаила Бурцева.

os.colta.ru

ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ ЖУРНАЛ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА»

Транскрипт

1 ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 2009 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып. 1 УДК ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ ЖУРНАЛ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА» Татьяна Георгиевна Скребцова доцент кафедры общего языкознания Санкт-Петербургский государственный университет , г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д.11. Обстоятельный обзор материалов первых шести номеров журнала «Политическая лингвистика», вышедших из печати в гг., вписан в широкий контекст российских и зарубежных исследований языка политики. Журнал выпускается Уральским государственным педагогическим университетом (Екатеринбург) и в настоящее время является одним из наиболее авторитетных отечественных периодических изданий, посвященных исследованию лингвистических особенностей политической коммуникации. Ключевые слова: политический дискурс; коммуникация; язык политики; политическая лингвистика. Исследования политического дискурса в мире насчитывают уже более чем полувековую историю и продолжают развиваться, не теряя своей актуальности и в наши дни. Новые реалии современности бурный рост информационных технологий, процессы глобализации, угрозы терроризма еще острее дают почувствовать, что «политика это в значительной степени дело языка» [Landtsheer 1998: 5]. Активный интерес к языку политики сегодня проявляют представители целого ряда дисциплин лингвисты, политологи, социологи, психологи, журналисты, исследователи массовой комуникации, представители дискурс-анализа и др. В России по понятным причинам язык политики начали изучать с большим запозданием около 20 лет назад, когда в ходе перестройки в стране стала складываться сфера публичной политики. Усилия, направленные на построение нового, демократического общества, отчетливо показали, что демократия это «не столько совокупность процедур и их применения, сколько диалогическое взаимодействие между различными политическими партиями, общественными движениями и даже отдельными людьми» [Баранов, Казакевич 1991: 6]. Язык, используемый в политической коммуникации, нередко не менее (а иной раз и более) значим, чем принимаемые решения. В настоящее время можно констатировать, что политическая лингвистика в нашей стране находится в стадии активного роста. С каждым годом увеличивается число исследований, посвященных различным аспектам политической коммуникации, особенностям языка политики, жанрам политического дискурса. Появляются работы, выполненные в соответствии с популярной на Западе методикой case study (исследование отдельного случая). Язык политики стал предметом обсуждения на конференциях, в частности на ежегодном всероссийском семинаре «Политический дискурс в России» (проводится Российским государственным институтом русского языка им. А.С.Пушкина с 1996 г.). Отражением данного этапа является и создание специализированного научного издания журнала «Политическая лингвистика», выпускаемого Уральским государственным педагогическим университетом с 2006 г. (журнал «вырос» из межвузовского сборника научных трудов «Лингвистика», издававше- Скребцова Т.Г.,

2 96 гося УрГПУ на протяжении 12 лет). Главный редактор журнала заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой риторики и межкультурной коммуникации факультета русского языка и литературы УрГПУ, действительный член Международной академии наук педагогического образования, доктор филол. наук, профессор А.П.Чудинов. Постоянный заместитель главного редактора кандидат филол. наук, доцент Нижнетагильской государственной социальнопедагогической академии Э.В.Будаев. Функции заместителя главного редактора также выполняют кандидат филол. наук, доцент УрГПУ М.Б.Ворошилова и кандидат филол. наук, доцент УрГПУ С.А.Еремина. Члены редколлегии ректор УрГПУ, профессор Б.М.Игошев, доктор филол. наук, профессор УрГПУ Н.Б.Руженцева, кандидат филол. наук, доцент Нижнетагильской государственной социально-педагогической академии А.М.Стрельников. Высокая научная репутация журнала подтверждается составом авторов, публикующихся на его страницах. В их числе мэтры отечественной политической лингвистики, стоявшие у истоков данного направления и определившие его современное «лицо»: профессор Государственного института русского языка имени А.С.Пушкина (Москва) В.Н.Базылев, профессор Волгоградского государственного университета Е.И.Шейгал, профессор Вильнюсского государственного университета Э.Р.Лассан и, конечно, главный редактор журнала профессор УрГПУ А.П.Чудинов. География авторов, печатающихся на страницах журнала, действительно впечатляет. Россия представлена Уральской школой политической лингвистики и лингвокультурологии (Екатеринбург, Челябинск, Нижний Тагил), специалистами из Сибири (Красноярск, Омск, Кемерово, Сургут, Барнаул, Иркутск), Поволжья (Саратов, Волгоград), Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Уфы. Журнал также регулярно публикует работы зарубежных авторов из разных уголков мира: государств постсоветского пространства (Украина, Белоруссия, Литва, Латвия), стран Европы (Швейцария, Испания, Польша, Великобритания, Норвегия), а также США, Австралии, Новой Зеландии и др. Многонациональный состав авторов создает широкую панораму исследований политической коммуникации в мире и позволяет выявлять как общие закономерности языка политики в разных странах, так и его национальную специфику. Стремление редакции привлекать к сотрудничеству ученых, представляющих разные научные школы и направления, сочетается с установкой на широкий подход к понятию политической коммуникации. Журнал ставит своей целью «способствовать обмену новейшей информацией в области политической лингвистики, а также в сфере взаимоотношений языка, культуры и общества» (из аннотации). В соответствии с данной формулировкой, публикуемые работы могут быть связаны с областью политики не только напрямую, но и опосредованно. Помимо «центральных» жанров политического дискурса, на страницах журнала исследуются и более или менее «периферийные», лежащие в области пересечения собственно политической коммуникации с другими видами публичной коммуникации, такими как СМИ, реклама, шоу-бизнес, межкультурная, педагогическая и религиозная коммуникация, художественная литература. Все они, однако, так или иначе связаны с социальной жизнью и политической культурой общества. Теоретическое обоснование подобной широкой интерпретации понятия политической коммуникации можно найти в трудах видных представителей отечественной и зарубежной политической лингвистики. Так, Е.И.Шейгал пишет, что «разговоры о политике (в самых разных ракурсах бытовом, художественном, публицистическом и пр.) <...> вносят вклад в формирование политического сознания, в создание общественного мнения, что в итоге может влиять на ход политического процесса» [Шейгал 2004: 23]. Еще более кардинальное «раздвижение» границ политического дискурса проповедует К. де Ландтсхер. Заявляя, что любое, даже не связанное с политикой, публичное использование языка может оказаться политически значимым, она предлагает включать в политический дискурс всю сферу публичной коммуникации [Landtsheer 1998: 6]. Дифференциация публикаций, имеющих прямое и косвенное отношение к политике, в

3 97 структуре журнала находит свое выражение в выделении двух разделов, озаглавленных соответственно «Политическая коммуникация» и «Язык политика культура». Диапазон работ, представленных на страницах журнала, разнообразен не только по тематике: наряду с эмпирическим анализом конкретного материала, читатель найдет здесь и теоретические, обобщающие исследования, а также обзорные публикации. Предмет исследования в разных работах понимается по-разному: наряду с естественной для лингвиста сосредоточенностью на вербальной стороне коммуникации, есть примеры обращения к невербальным компонентам устной речи (например, у Э.Р.Лассан) и к изобразительному ряду в письменных текстах (у Д.Вайса, М.Б.Ворошиловой, С.Л.Кушнерук). В методологическом плане преобладает лингвистическое описание, обычно с установкой на объяснение в рамках того или иного подхода, но встречаются и попытки обращения к социальной стороне коммуникации в духе критического анализа (в статье О.С.Иссерс и М.Х.Рахимбергеновой, а также у Е.И.Шейгал, Т.Г.Скребцовой), а также психолингвистический эксперимент (у О.С.Боярских). Качественные интерпретативные методики в ряде случаев дополняются количественными (например, в исследованиях, выполненных на материале корпуса текстов). Что же касается теоретических подходов к анализу и интерпретации материала, они охватывают все основные направления, среди которых теория речевого воздействия, концептуальный анализ, когнитивный анализ (в том числе метафорическое моделирование), лингвистическая прагматика, дискурсивный анализ, корпусные исследования, риторическая критика, контентанализ и др. Ряд журнальных публикаций посвящен самым общим вопросам политической лингвистики ее формированию, развитию, текущему состоянию; среди них следует прежде всего отметить обзорную статью доцента Э.В.Будаева (Нижний Тагил) и профессора А.П.Чудинова (Екатеринбург) «Становление и эволюция зарубежной политической лингвистики». Несомненный интерес представляет также работа доцента Симферопольского государственного университета Л.Е.Бессоновой «Новые лингвополитические исследования в Украине». Констатируя рост числа украинских исследований, посвященных политической коммуникации, автор все же сомневается, можно ли говорить о формировании политической лингвистики как самостоятельного научного направления на Украине в отличие от России, где, по ее мнению, это уже безусловно произошло. Широкая постановка задачи отличает и ряд публикаций, связанных с изучением и описанием общественно-политической лексики разных языков в различные периоды их развития. Эта проблематика затрагивается в публикациях профессора Варшавского университета Э. Сенковской «Методологические проблемы описания общественнополитической лексики польского языка XX- XXI вв.», профессора Саратовского государственного университета Л.В.Балашовой «Общественно-политическая лексика как источник метафоризации вне политического дискурса», аспиранта Л.Л.Бантышевой (Симферополь) «Общественно-политическая лексика начала XX века: традиции изучения». Вопросам русской лексикологии и лексикографии посвящены также исследования польских коллег из Силезского университета. В статье «Русская ментальность и ментальность российская: сопоставление объемов семантического поля» профессор М.Надель-Червиньска анализирует новые слова, вошедшие в русский язык в постперестроечный период, и распределяет их по тематическим группам. Автор указывает на необходимость комплексного подхода к изучению новой лексики и ставит задачу описания современной русскоязычной «картины мира». Предметом исследования профессора П.Червиньски является язык советской действительности, который он рассматривает в качестве узуальной формы русского языка. Автора интересуют не столько внешние, броские черты «советского языка», обнаруживающие себя в лексике и фразеологии, сколько более тонкие, незаметные признаки, «работающие» на уровне идеологизированных коннотаций. Свой выбор материала негативно оценочные обозначения лиц (типа

4 98 перебежчик, антиобщественник, перекупщик, шкурник, кляузник и т.д.) автор объясняет тем, что, по его словам, «потенциально вся советская лексика относится к разряду устаревшей». Отдаляясь во времени, эта «уходящая натура» все более теряет возможность быть замеченной и описанной должным образом, то есть «с надлежащей подробностью, основательностью и глубиной». Именно такой высокопрофессиональный, кропотливый лексико-семантический анализ этой группы существительных и предлагает профессор Червиньски читателям журнала. Вопросы лексической и фразеологической семантики в современной политической коммуникации (на примере некоторых групп лексики и отдельных лексем) рассматриваются такими исследователями, как профессор И.О.Наумова (Харьков), директор Центра прикладных лингвистических исследований М.Т.Дьячок (Новосибирск), доцент А.А.Щипицына (Уфа), аспирант Т.А.Кутенева (Екатеринбург). Как известно, лексический выбор является мощным механизмом так называемой вариативной интерпретации действительности [Баранов, Паршин 1986]. При этом важную роль в лексическом оформлении смысла высказывания играет выбор подходящей метафоры, «высвечивающей» выгодные аспекты того или иного явления и «затеняющей» его неприглядные стороны. Неслучайно поэтому, что политическая метафорология занимает заметное место среди публикаций журнала. Впрочем, тому есть и другие объяснения, среди которых научные интересы его главного редактора, посвятившего немало труда изучению политической метафоры (см., напр. [Чудинов 2001; 2003]). В то же время, главная причина совершенно объективна: метафорам в политической коммуникации действительно уделяется огромное внимание во всем мире. Наблюдаемый в последние два десятилетия всплеск интереса к метафоре вообще и в политике в частности кроется, по-видимому, в популярности нового, когнитивного, подхода к самому понятию метафоры (см. [Лакофф, Джонсон 2004]) и плодотворности его применения к анализу политического дискурса. Существенную роль играет и актуальность проблемы речевого воздействия в эпоху массовой коммуникации, обусловившая возрождение наследия античной риторики в форме современных «неориторических» концепций. В итоге, политическая метафора оказывается точкой, в которой пересекаются интересы нескольких научных направлений теории концептуальной метафоры, дискурс-анализа, неориторики [Скребцова 2005]. Исследования политической метафоры в журнале представлены как работами обобщающего характера, так и анализом конкретного материала. Из первых следует упомянуть обзорную статью профессора А.П.Чудинова (Екатеринбург) «Российская политическая метафорика в начале XXI века», публикацию доцента Э.В.Будаева (Нижний Тагил) «Могут ли метафоры убивать? : прагматический аспект политической метафорики», а также совместное исследование упомянутых авторов под названием «Методологические грани политической метафорологии». Обширный и весьма интересный материал представлен в еще одной совместной публикации Э.В.Будаева и А.П.Чудинова, посвященной разнообразным трансформациям названия знаменитой книги Дж.Лакоффа и М.Джонсона. Статья, озаглавленная «Метафоры, которыми мы живем : преобразования прецедентного названия», изобилует примерами различных «вариаций на тему» исходного названия и лишний раз подтверждает популярность исследования метафор в современном научном мире. Введенное Лакоффом и Джонсоном понятие концептуальной метафоры лежит в основе исследований видного американского политолога, профессора Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Р.Андерсона. В статье под названием «Каузальная сила политической метафоры» он вновь затрагивает проблему связи между политической ситуацией в стране и стилем языка, которая впервые была поставлена еще шесть десятилетий назад пионером политической лингвистики Гарольдом Лассвеллом [Lasswell 1949]. Впрочем, конкретный вопрос у Андерсона звучит несколько иначе, чем у Лассвелла, а именно: могут ли используемые политиками метафоры влиять на общественно-политические процессы? Пытаясь найти на него ответ, профессор Андерсон обраща-

5 ется к анализу политического дискурса советского, перестроечного и постперестроечного периодов (заметим, что это далеко не первая работа автора, выполненная на данном материале). Опираясь на скрупулезные подсчеты метафор, типичных для упомянутых периодов, автор обнаруживает количественные подтверждения связи между демократическими преобразованиями в обществе и трансформацией политических метафор. Он предполагает, что выявленные корреляции не являются случайными, специфичными для выбранного им материала и могут быть подкреплены другими примерами. В таком случае, по его мнению, гипотеза о каузальности политических метафор будет подтверждена. В другой работе профессор Андерсон обращается к историческому рассмотрению и сопоставлению метафор, используемых для представления правителей и власти в разных культурах (русской, английской, арабской, китайской, яванской и др.). В целом, однако, историческая перспектива в исследовании метафор явление нетипичное: большинство как зарубежных, так и отечественных ученых предпочитают рассматривать метафоры в современной политической коммуникации. Ряд исследователей, среди которых доцент УрГПУ Н.А.Красильникова, А.А.Пшенкин (Барнаул), О.В.Антипина (Иркутск), обращаются к метафорической концептуализации России в иностранных СМИ. Настоящее и будущее нашей страны сквозь призму метафор, используемых отечественными политиками и журналистами, рассматриваются в статьях доцента О.А.Солоповой (Челябинск). Коллектив исследователей из Австралии и Новой Зеландии Дж.Бейн, К.Стэтс и Н.Чабан описывает метафоры персонификации, используемые масс-медиа при освещении вопроса о расширении Евросоюза. Профессор университета Осло Т.Фелберг анализирует метафоры, характеризующие идиостиль бывшего премьер-министра Сербии Зорана Джинджича. А профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе О. Санта Ана обращается к рассмотрению метафор в образовательном дискурсе; его публикации предваряются обзорной статьей Э.В.Будаева и А.П.Чудинова «Метафора в педагогическом 99 дискурсе: современные зарубежные исследования». Другой аспект лексического выбора в языке политики связан с использованием так называемых прецедентных феноменов. Вопросам интертекстуальности в языке политики и в публичной коммуникации также уделяется немало внимания на страницах журнала. Теоретические аспекты изучения прецедентных текстов рассматриваются профессором Воронежского государственного университета Л.И.Гришаевой. Прецедентные феномены в политическом дискурсе и дискурсе СМИ анализируются профессором В.И.Шаховским (Волгоград) и доцентом Ур- ГПУ Е.А.Нахимовой, а прецедентные имена в рекламе рассматриваются в работах доцента С.Л.Кушнерук (Челябинск) и М.С.Алексеевой (УрГПУ). Публикация О.С.Боярских (Нижний Тагил) посвящена когнитивному аспекту функционирования прецедентных текстов. В статье М.И.Косарева (УрГПУ) раскрываются интертекстуальные связи немецкого политического дискурса с голливудским кино. О.А.Ворожцова (Нижний Тагил) сравнивает прецедентные феномены в российском и американском предвыборном президентском дискурсе 2004 г., а О.В.Спиридовский (Воронеж) проводит аналогичное сопоставление, анализируя президентский дискурс США, Австрии и Германии. Лексическим механизмам манипуляции в политическом дискурсе посвящена серия статей профессора А.Д.Васильева (Красноярск): «Некоторые манипулятивные приемы в текстах телевизионных новостей», «Игры в слова: население вместо народа», «Игры в слова: россияне вместо русских». Проблема манипулирования словами затрагивается также профессором Витебского государственного педагогического университета В.А.Масловой (статья «Политический дискурс: языковые игры или игры в слова?»). Попытка систематического описания манипулятивных приемов в языке политике предпринята в обстоятельном исследовании профессора Башкирского государственного университета С.В.Ивановой и аспиранта Р.Т.Садуова (Уфа) «Политическая коммуникация как образец речевого манипулирования».

6 Функциональная направленность политического дискурса находится в центре внимания многочисленных исследований, посвященных проблеме речевого воздействия. В их числе следует отметить статьи профессора университета Хило (США) Т.Белта «Политическое убеждение путем метафорического моделирования» и «Газетные метафоры и политическое убеждение: экспериментальное исследование», работы профессора Эдинбургского университета Дж.Данна «Что такое политтехнологическая феня и откуда она взялась?», В.В.Макаровой (Каунас) «Наша партия лучше: способы убеждения в ситуации предвыборной борьбы». Стратегии и тактики убеждения в политической коммуникации рассматриваются в работах Л.Ви (Сингапур) «От национального государства к глобальному городу: понижение как стратегический дискурс», а также испанских ученых А.К.Маркес и М. дель Мар Ривас Кармона «Дискурс легитимизации в ситуации конфликта: язык и власть после 11 сентября». Стратегический аспект коммуникации затрагивается также в исследованиях рекламы (например, в статьях доцента С.Л.Кушнерук, аспиранта Е.Е.Аникина). Ряд публикаций в журнале посвящен отдельным жанрам политической коммуникации. Так, профессор Севильского университета И.Иньиго-Мора в своих статьях обращается к специфике политического интервью и национально-культурным особенностям парламентских заседаний в Великобритании и Испании, а доцент УрГПУ О.А.Солопова анализирует предвыборные программы политических партий. В рамках исследования так называемых креолизованных текстов М.Б.Ворошилова (УрГПУ) рассматривает сочетание вербальной и невербальной составляющей в таких жанрах, как политическая карикатура, политическая иллюстрация и политический плакат. Агональность политического дискурса является актуальной в работах, связанных с концептуализацией сферы внешней политики и международных отношений. Профессора Е.А. и М.В. Пименовы (Кемерово) исследуют клишированные представления, которые сложились в общественном сознании россиян в отношении украинцев и Украины, 100 и их отражение в современной российской публицистике. Е.Е.Коптякова (Сургут) сопоставляет образ Германии в национальном сознании русских и американцев, а Ю.С.Костылев (Екатеринбург) описывает стереотипный образ японца на материале советской массовой печати. Есть и исследования, посвященные, наоборот, восприятию нашей страны на Западе, так, доцент Ур- ГПУ Н.А.Красильникова обращается к образу России, создаваемому британскими и американскими СМИ. Оппозиция «мы-они», или «свой-чужой», выходит на передний план при изучении стереотипов массового сознания в отношении этнических меньшинств. Выявлению стереотипных представлений россиян об «этнически чужих» и их отражению в современной публицистике посвящены статьи профессора О.С.Иссерс и аспиранта М.Х.Рахимбергеновой (Омск) «Языковые маркеры этнической ксенофобии (на материале российской прессы)» и доцента Санкт- Петербургского государственного университета Т.Г.Скребцовой «Образ мигранта в современных российских СМИ». Теоретическое осмысление понятия политической идентичности и способов ее конструирования (на примере концепции Лакло и Муфф) находим в работе Н.Б.Слободяник (Клайпеда). Концептуальный взгляд на славянскую политическую мифологию на страницах журнала представляет профессор Женевского университета Н. Н. Клочко. Лингвокультурологические аспекты исследования политической коммуникации и дискурса СМИ обсуждаются в статье профессора Башкирского государственного университета С.В.Ивановой «Политический медиа-дискурс в фокусе лингвокультурологии» и в работе докторанта И.Г.Милевич (Даугавпилс) «Этикет политика в современном публицистическом дискурсе». Новые, оригинальные штрихи в многокрасочную палитру журнальных публикаций добавляют исследования основоположников отечественной политической лингвистики. Профессор Вильнюсского университета Э.Р.Лассан анализирует образ президента в изображении СМИ на примере вербальных и невербальных компонентов коммуникативного поведения В.В.Путина и В.Адамкуса. В

7 рамках исследования феномена политической корректности профессор В.Н.Базылев (Москва) выявляет причины образования соответствующих эвфемизмов в английском и немецком языках. Профессор Волгоградского государственного университета Е.И.Шейгал представляет две совершенно непохожие друг на друга работы, одна из которых посвящена разновидностям нарратива в политическом дискурсе США, а вторая критическому анализу дискурса о военнослужащих-гомосексуалистах в американской армии. В этом ряду следует отметить и серию чрезвычайно содержательных статей Э.В.Будаева и А.П.Чудинова, посвященных лингвистической советологии, парасоветологии и постсоветологии. Помимо самостоятельной ценности, эти исследования важны еще и тем, что подготавливают читателя к восприятию публикуемых на страницах журнала работ американских советологов (подробнее см. ниже). Как известно, предмет лингвистической советологии составляла, в частности, специфика русского языка советской эпохи. Эта проблематика до сих пор привлекает внимание многих (преимущественно зарубежных) исследователей, и некоторые подобные публикации уже упоминались выше. В этой связи особого внимания заслуживают фундаментальные исследования профессора Цюрихского университета Д.Вайса, посвященные языку советской пропаганды. Автор проводит масштабное сопоставление тоталитарного языка сталинской эпохи и националсоциалистического дискурса Третьего рейха, выявляя, помимо неоднократно отмечавшихся сходств, целый ряд значимых расхождений на поверхностном и глубинном уровнях. В частности, по-разному конструируется образ врага, и отдельная статья профессора Вайса посвящена метафорическим концептуализациям врага в советской пропаганде. Большой интерес представляет и работа «Животные в советской пропаганде: вербальные и графические стереотипы», в которой анализ языка советской эпохи сочетается с исследованиями в области зоолингвистики, причем материалом служат как высказывания советских политических деятелей, так и плакаты и карикатуры того времени. Прикладные аспекты исследований политической коммуникации также находят свое отражение на страницах журнала. Так, профессор М.В.Гаврилова (Санкт-Петербург) знакомит читателей с содержанием своих лекционных курсов «Методы и методики исследования политической коммуникации» и «Политическая коммуникация ХХ века», призванных выработать у студентов способность вдумчивого чтения политических текстов и развить у них базовые навыки прикладной аналитики. Профессор Севильского университета Г.Фернандес-Диас рассматривает задачи, связанные с построением корпуса языка политики и его использования в преподавании иностранного языка. Наконец, (как говорят англичане, last but not least) нельзя обойти вниманием третий постоянный раздел журнала «Из истории политической лингвистики» (первоначальное название «Классика политической лингвистики»). По замыслу редколлегии, он предназначен для публикации ранее не переводившихся на русский язык исследований, которые, хотя и были написаны несколько десятилетий назад, сохраняют свою значимость для политической лингвистики. Некоторые из них давно уже стали настоящей классикой, «золотым фондом» данного направления такова, например, статья американского социолога Г.Лассвелла «Язык власти» (The language of power), опубликованная в 1949 г. в знаменитой коллективной монографии «Язык политики: исследования по квантитативной семантике» (Language of politics: Studies in quantitative semantics). Статья до сих пор широко цитируется зарубежными исследователями политического дискурса, а Лассвелл по праву считается «первопроходцем» политической лингвистики. В номерах журнала «Политическая лингвистика» опубликованы переводы еще нескольких работ из этого сборника: статьи Г.Лассвелла «Стиль в языке политики» (Style in the language of politics) и «Почему количественный метод?» (Why be quantitative?) 1, совместное исследование Г.Лассвелла и С.Якобсона «Первомайские лозунги в Советской России ( )» (May Day Slogans in Soviet Russia ( )) и статья Н.Лейтеса «Третий Интернационал: об изменениях политиче- 101

8 102 ского курса» (The Third International: on its changes of policy). Г.Лассвелл же является соавтором еще одной публикации из разряда классического наследия политической лингвистики, а именно книги «Мировая революционная пропаганда: чикагское исследование» (World revolutionary propaganda: A Chicago study), с одной из глав которой журнал «Политическая лингвистика» знакомит своих читателей. В этой главе, озаглавленной «Методика описания лозунгов» (The technique of slogans), авторы книги Г.Лассвелл и Д.Блюменсток обращаются к рассмотрению, классификации и контент-анализу лозунгов в листовках, издававшихся Коммунистической партией США и ее дочерними организациями в 1930-е гг. Это исследование очевидным образом перекликается с упомянутой выше статьей Г.Лассвелла и С.Якобсона, посвященной коммунистическим лозунгам в Советской России, один и тот же соавтор, близкий исторический период, единый количественный метод. Поэтому выбор именно этой главы для перевода следует признать очень удачным. К публикуемой на страницах журнала классике политической лингвистики относится и статья английского писателя Джорджа Оруэлла «Политика и английский язык» (Politics and the English language). Отечественному читателю знакомы знаменитые романы-антиутопии Оруэлла «Скотный двор» и «1984», в последнем из которых он, в частности, развивает концепцию «новояза» - преобразованного английского языка, поставленного на службу тоталитарному режиму. Рассматриваемая статья также проникнута пессимизмом: анализируя современный ему английский язык, автор пишет о его деградации и даже сознательной «порче» политиками для затушевывания неприглядных сторон действительности. Среди таких, как мы сказали бы сейчас, манипулятивных приемов Дж.Оруэлл отмечает речевые штампы, избитые метафоры, эвфемизмы, использование слов с размытой семантикой типа демократия, социализм, фашизм, справедливость, патритотизм, свобода, избыточность словесного выражения. Неутешительно звучит вывод автора: «В нашу эпоху невозможно «держаться подальше от политики»: любая публикация это всегда публикация на политическую тему, а политика, в сущности, есть ни что иное, как совокупность лжи, увёрток, глупых идей, ненависти и шизофрении. Если общая атмосфера неблагоприятна, страдает и язык». Статья известного слависта, представителя французской школы анализа дискурса П.Серио, озаглавленная «Деревянный язык, язык другого и свой язык. Поиск настоящей речи в социалистической Европе 1980-х годов» (Wooden Language, Language of Other and Our Language. In Search of Real Language in Socialistic Europe in the 1980s), была впервые опубликована в 1989 г. Предмет исследования здесь не политический язык в странах Восточной Европы конца 1980-х гг., а метадискурс об этом, как его называли французы, «деревянном» языке. Автор рассматривает советские, польские, чехословацкие и югославские публикации, посвященные критике стиля политической коммуникации и сравнивает проявляющееся в них отношение к языку политики. Помимо классических работ, в разделе «Из истории политической лингвистики» находят свое отражение также публикации типичные, характерные для той или иной (как правило, малоизвестной российскому читателю) школы зарубежной науки. Так, статьи американцев Германа Стелцнера и Кеннета Берка представляют направление, получившее название «риторическая критика». Здесь снова хочется отметить обдуманный выбор редакции, поместившей рядом исследования, посвященные идиостилям политических лидеров, возглавлявших крупнейшие мировые державы во Второй мировой войне. В одном и том же номере, рядом публикуются статья Стелцнера, в которой анализируется Обращение Ф. Рузвельта к Конгрессу от 8 декабря 1941 г. (статья War Message, December 8, 1941: An Approach to Language), и работа Берка, посвященная риторическим особенностям книги Гитлера «Майн Кампф» (The Rhetoric of Hitler s Battle ). В качестве репрезентативных публикаций по американской советологии выбраны широко известная статья американского дипломата (пресс-атташе посольства в Москве), а позднее профессора Йельского университета Фредерика К. Баргхорна «Советский

9 образ Соединенных Штатов: преднамеренное искажение» (The Soviet Image of the United States: A Deliberately Distorted Image) и исследование профессора Эрнеста Дж. Симмонса «Политический контроль и советская литература» (Political Controls and Soviet Literature). Эти, опубликованные за рубежом в разгар «холодной войны», статьи помогают лучше понять, каким американцы видели Советский Союз в середине ХХ века. Деятельность редакции журнала по ознакомлению читателей с классикой политической лингвистики невозможно переоценить. Вследствие «железного занавеса» многие зарубежные научные публикации, в особенности те, что имели непосредственное отношение к политике и идеологии, были практически недоступны научной общественности в нашей стране. Открывая этот пласт исследований для своих читателей, журнал дает редкую возможность восполнить пробелы в наших знаниях об истории становления политической лингвистики на Западе и создать более широкое и целостное представление не только о данной научной области, но и вообще о развитии гуманитарного знания в XX в. Хочется надеяться, что на этом пути читателей журнала ждет еще много нового и интересного Переводы названий статей и книг даются в том виде, в каком они фигурируют в журнале. При этом в скобках приводятся оригинальные англоязычные названия, поскольку автор обзора не всегда согласен с переводчиками журнала. Список литературы Баранов А Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации // Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Наука убеждать риторика». 10. М., Баранов А.Н., Паршин П.Б. Языковые механизмы вариативной интерпретации действительности как средство воздействия на сознание // Роль языка в средствах массовой информации. М., С Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем: Пер. с англ. / Под ред. и с предисл. А.Н.Баранова. М., Скребцова Т.Г. Современные исследования политической метафоры // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 9: Филология, востоковедение, журналистика Вып. 1. С Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры ( ). Екатеринбург, Чудинов А.П. Метафорическая мозаика современной политической коммуникации. Екатеринбург, Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. М., Landtsheer C., de. Introduction to the Study of the Political Discourse // O. Feldman, C. de Landtsheer (eds.). Politically speaking: A Worldwide Examination of Language Used in the Public Sphere. Westport, Connecticut, P Lasswell H.D. Style in the language of politics // H. D. Lasswell, N. Leites et al. Language of politics: Studies in quantitative semantics. New York, P POLITICAL LINGUISTICS JOURNAL Tatyana G. Skrebtsova Assistant Professor of General Linguistics Department St. Petersburg State University The paper presents a review of the first 6 volumes of Political Linguistics journal published in Political Linguistics is published in Ekaterinburg by Ural State Pedagogical University and at present ranks with the most expert Russian periodicals in the field of political communication and the language of politics. Keywords: political discourse, communication, the language of politics, political linguistics. 103

docplayer.ru

ГАЗЕТА И НЕ ТОЛЬКО: tupikin

Петроград, 3 января 2014 года. Обложка журнала "Политическая критика" с сокращённой версией текста, который вы можете прочитать ниже. Фото: anatrrra

Только в Питере на Новый год я получил, наконец, доступ к журналу "Политическая критика", по просьбе которого больше года назад написал статью о том, как и зачем мы выпускали и распространяли печатную газетку "Воля" в 2012 году на протестных митингах. Говорят, "Политическая критика" доступна в Мск и СПб в магазинах типа "Фаланстер", "Циолковский", "Kaspar Hauser", "Все свободны", "Порядок слов" etc. Если так, то искренне рекомендую, оба номера журнала вполне интересны, есть о чём поразмышлять, прочитав их.

А пока — вот моя статья в несокращённом виде, в печатной версии "Полит. критики" она немного изменена.

Газета и не толькоОб одной радикальной нехватке радикальной левой в России

Я принадлежу к тому поколению, которое очень хорошо запомнило слова В. И. Ленина, относящиеся к политической печати: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но и коллективный организатор».

Истинность этой формулы мы как раз и проверяли в Перестройку в идейной и организационной борьбе с наследниками политического режима, строительство которого начинал В. И. Ленин. Начав в сентябре 1987-го с тиража в 100-150 копий на машинке, на папиросной бумаге под копирку, наш анархистский журнал «Община» за первые два года своего существования - до лета 1989-го, - не только увеличил свой тираж до 10 тысяч экземпляров, он нарастил вокруг себя в разных городах СССР неформальное единство политических и социальных активистов, которое начало принимать организационные формы, оборотившись сначала федералистской фракцией ФСОК (расшифровку аббревиатур и пояснение политических реалий прошлого и настоящего см. в сносках), потом Альянсом социалистов-федералистов, потом Союзом независимых социалистов, а потом и Конфедерацией анархо-синдикалистов. В момент пика численности весной-летом 1991 года наша, сознаюсь, не очень организованная организация объединяла около 1200 женщин и мужчин в 62 городах СССР. Всего этого, конечно, не было бы без подъёма массового народного движения, вошедшего в историю под довольно случайным и неточным названием Перестройка, а бывшим, по сути, движением революционным или даже незавершённой революцией. Но также всего этого не было бы без нашей анархистской печати — журнала «Община» и газеты «Воля» в Москве, газет «Набат» в Харькове, «Новый свет» в Петрограде, «Голос труда» в Томске и многих других региональных изданий КАС и прочих анархистских групп и организаций. Объективный и субъективный факторы на какое-то время слились.

И точно так же через сравнительно короткий промежуток времени они слились в другом, переносном и куда более негативном смысле: они исчезли, растворились, а вместе с ними растворился и народный подъём, и появившиеся на его гребне неформальные политические и социальные структуры разных направлений, в том числе анархистские и левые.

В этой небольшой статье нет возможности подробно описывать причины и характер подобной перемены, но для меня важно было начать с истории для того, чтобы показать, что практически во все следующие годы вплоть до настоящего момента сколь-либо успешные проекты на левом, а особенно на ультралевом, фланге были так или иначе связаны с появлением продуманно запущенной печатной газеты или журнала. Верно и обратное — если проекту не удавалось обзавестись собственным успешным печатным органом, либо этот орган от проекта отпадал или закрывался, довольно быстро происходило скукоживание и организации или неформального единства - потому что в некоторых, в том числе довольно длительных и успешных проектах, как, например, в случае с радикальным анархо-экологическим движением «Хранители радуги» (ему сопутствовали и его вытягивали журнал «Третий путь» и одноимённая движению газета «Хранители радуги») говорить об организации в прямом смысле слова всё-таки было нельзя.

Конечно, интернет добавил сюда толику новизны, но всё-таки одними сайтами (а теперь ещё и социальными сетями) в массовой политической работе сыт не будешь. И не только потому, что в России или некоторых других странах бывшего СССР существенная часть населения либо вообще не обращается к интернету, либо не привыкла использовать его для поиска альтернативных новостей, но и потому, что сам процесс производства и распространения бумажной прессы организует людей в оргструктуры и неформальные сообщества куда надёжнее, чем многое другое, иногда даже превосходя в этом совместную радикальную экстатическую практику современной (анти)политики и (контр)культуры.

Впрочем, я не стал бы писать этого текста, если бы тезисы уже изложенные мною, не были бы вновь проверены (напрямую и от противного) в ходе политических мобилизаций последнего года, с декабря 2011-го по декабрь 2012-го.

Проще всего мне будет подтверждать это фактами из новейшей истории маленькой политической газеты «Воля», одним из редакторов которой я являюсь.

***

В декабре 2011 года, числа 7-8-го, меня накрыло острое ощущение нехватки ежедневной газеты, которая могла бы выражать точку зрения анархистов, антифашистов, неавторитарных левых и стоящих недалеко от них части экологических и части правозащитных активистов на события происходившего в те дни неожиданного общественного подъёма. Оппозиционное медиа-пространство было в те дни практически полностью оккупировано несколькими либеральными газетами и одной радиостанцией. Дополнялась эта картина всё ещё аполитичными по сути (хотя уже «просыпающимися»), но по факту ориентированными на либеральный мэйнстрим социальными сетями. Ориентированными, собственно, потому, что больше не на кого было в тот момент ориентироваться: внезапно проснувшиеся для политической и гражданской активности десятки тысяч людей заранее знали наперечёт несколько имён раскрученных либеральных журналистов и писателей, да несколько названий сайтов той же примерно ориентации. Да, у каждой левацкой секты есть нынче свой сайт, блог, твиттер и аккаунт на фэйсбуке или во вконтакте, но к числу широко известных ни один из них не относится. В моменты же внезапных напряжений и внезапных перемен люди припадают к уже известным источникам и пьют из них, какими бы они ни были.

Это значит, что априори, с самого начала событий «снежной революции» левые проигрывали либералам информационное поле. Никто из нас не постарался в предыдущие месяцы и годы достаточно хорошо, чтобы создать и раскрутить компетентный, оперативный и сколь либо популярный ресурс, будь то в сети или на бумаге.

Я понял это окончательно 24 декабря на проспекте Сахарова в Москве, когда видел, что левая печатная пресса действительно востребована, однако те издания, которые раздавались на митинге, были либо узкоспециальными (например, о росте неонацизма), либо вовсе неактуальными для текущей политической ситуации, залежалыми. Нужна была свежая пресса, ориентирующаяся на весь комплекс актуальных проблем, заставляющая читателя думать, принимать правильные решения и, возможно, искать контакт с единомышленниками и, может быть, даже с издателями (хотя газета для её читателей — в отличие от распространителей — в большей степени именно медиатор общественных настроений, флажок общественного ветра, нежели связной, у нас ведь тут покамест не подполье).

Скажем, что может сделать обычный человек, пришедший на митинг, с толстым анархистским журналом «Автоном», выходящим примерно раз в год в чёрно-красной глянцевой обложке? Он может его разве что купить и поставить на полку. Читать этот журнал ему будет довольно трудно, в силу его, журнала, довольно внятной субкультурной ориентации. Совсем другое дело — небольшая газета «общего интереса», откликающаяся на события, происходящие здесь и сейчас со всеми нами. Её можно не только приобрести на митинге и прочитать по дороге домой в метро или на троллейбусе, её можно распространять дальше. Почти у каждого в офисе, школе, есть копировальные автоматы на формат А-4, отксерить пять-шесть копий такой небольшой газеты не составит труда и не займёт много времени, и ты, даже не связываясь с редакцией, вполне можешь стать соиздателем такой газеты, если солидарен с её содержанием. Но много ли у нас таких изданий? Разве что спецвыпуски газеты РСД «Социалист» (я имею в виду именно небольшие спецвыпуски журнального формата, а не отпечатанные офсетом газеты формата А-3), но выходят они крайне редко. Именно такую газету я и подумал создать (возобновить) в декабре 2011-го, и вся практика её выпуска в 2012-м подтвердила мои ожидания. Это происходило с каждым номером — люди в Москве, в Питере, в Иркутске, в других городах, получив свежий номер газеты, обязательно снимали копии. Это происходило например, вчера, 19 декабря 2012 года, когда в одной из московских школ старшеклассники, не моргнув глазом, множили единственный добытый экземпляр «Воли» номер 8 (40) на ксероксе в кабинете директора. Так люди путём размножения и распространения современного самиздата, через свои физические, телесные практики приобщаются к общественному движению куда надёжнее, чем посредством простановки лайка в социальных сетях или перепоста в ЖЖ. Им приходится участвовать в событиях лично, пусть даже методом физического копирования известия, свидетельства о событиях. От такого, полуопосредованного участия, к участию непосредственному — шаг куда короче, чем от слежения за лентой фэйсбука до выхода на улицу. Иными словами, современный бумажный самиздат производит соучастников и соучастниц уже одним фактом своего существования — и это верно не только для панковских зинов, но и для маленьких политических газет.

Решение о выпуске тоненькой газетки было принято мною уже на Сахарова, 24 декабря 2011-го, а потом доходило и дображивало в новогодние каникулы в Петрограде. Первый материал в номер чего-то, что ещё предстояло придумать, был заказан 30 декабря: знакомый марксист уезжал из Питера на дачу, мы встретились перед поездом в районе Мосбана. Он сразу спросил: а это будет чисто анархическая газета? Я начал что-то мычать в ответ, у меня было примерно двенадцать секунд форы, и за это время я оценил количество известных мне анархистов и анархисток, которые не только умеют, но и будут писать в газету, а также качество текстов, которые мы обычно выдаём и скорость, с которой мы это делаем, и ответил: «Ну, видимо, нет. Думаю, это будет газета свободомыслящих людей — анархистов, левых и может быть кого-то ещё». Марксист согласился, его текст был опубликован в первом же номере нового издания ровно через три недели.

За время питерских каникул я понял, что хочу и могу выпускать еженедельник (хотя нужна, конечно, ежедневная газета, но надо же с чего-то начинать), вот только денег на него нет совершенно.

В ближайшие дни мы с товарищами сочинили какие-то рубрики, составили список чуть ли не в сотню активистов в разных городах, которых стоило бы подёргать насчёт текстов. Вспомнили, кто у нас умеет неплохо фотографировать, а кто нормально верстать. Последних оказалось меньше всего и я подумал, что надо обязательно уговорить четверых или пятерых, чтобы каждый или каждая верстали раз в месяц.

Мы твёрдо стояли за еженедельник на 12, максимум на 16 страниц формата А-4 (чтобы их можно было скачать из сети и распечатать на принтере в любом офисе), который будет распространяться на митингах и в точках сбора интеллектуальной и активной молодёжи. Единственной настоящей сложностью представлялись деньги. Выпускать газету было решительно не на что. Мы обратились к друзьям и так, походив с шапкой по кругу, собрали не слишком большую сумму, необходимую для запуска газеты с тиражом менее тысячи экземпляров.

С самого начала, однако, проект начал развиваться не так, начал жить своей собственной жизнью.

То, с чем я не ожидал почти никаких проблем (список потенциальных авторов в сто человек) составило в итоге самую большую проблему — газете не хватало хороших текстов. Оказалось, что нынешние участники и участницы левого фланга общественного движения очень низко мотивированы писать тексты длиннее небольшого поста в ЖЖ или статуса на фэйсбуке. Это подтверждалось не только моим опытом обзвонов и переписки с ними, но и тем, что «самотёком» в сети практически не появлялось никакой аналитики или репортажей слева, которые были бы длиннее полутора-двух абзацев. Да и теми светочи левой мысли баловали не чаще, чем раза по два в месяц — потому что ведь не каждый статус и не каждый пост может стать основой для газетной заметки, а только минимально аналитически или репортажно содержательный. В общем, еженедельник отчаянно проваливался.

Было очевидно, что наличие гонорарного фонда ситуацию бы не изменило, разве, лишь отчасти. Потому что примерно за месяц с начала декабрьской волны до начала сбора нашего первого номера на сайтах, выплачивающих гонорары авторам с левыми убеждениями, появилось статей этих левых как раз на один наш маленький еженедельничек. Или на его половину. Представители прогрессивных сил явно не рвались анализировать общественно-политический процесс, развивающийся у них на глазах, и газета рисковала стать органом тех не совсем понятно кого, у которых есть чёрные и красные флаги и, кроме этого, нет ничего, идей и действий, во всяком случае, совсем не много.

Первый в новую эпоху номер "Воли", датированный 16 января 2012 года (вышел 19-го сильно после обеда). На обложке газеты: дикая демонстрация московских анархистов и антифашистов 20 января 2009 года, через день после убийства неонацистами Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой. Фото на обложке: anatrrra

Так «Воля» — а мы решили, не мудрствуя лукаво, взять название той газетки, которую крайне нерегулярно издавали с 1989-го, — стала для начала фактически газетой «Комитета 19 января». Речь не об отсутствующей организационной связи, а о том, что только «К-19» в январе, когда все спали, выпустил несколько толковых текстов и провёл самую крупную январскую демонстрацию в Москве — на ней мы и распространяли наш первый выпуск, датированный 16 января 2012-го (16 страниц), ей и была посвящена во многом репортажная часть следующего номера, от 31 января (24 страницы).

Второй номер "Воли" за протестную зиму вышел через две недели после первого, 31 января 2012 года. Вёрстка обложки: Николай Олейников. Фото: Константин Горожанко. На фото: питерская активистка Ксюша Ермошина выступает на студенческом митинге в СПб в январе 2012 года

Впрочем, на пути от первого ко второму номеру «Воля» из de facto газеты «Комитета 19 января» начала мутировать в газету региональных обзоров, в маленькое печатное посольство Сибири и иностранных мигрантов на территории Европейской России — во всяком случае, наиболее интересные для меня лично материалы были написаны людьми из Сибири (Иркутск, Новосибирск, Тюмень) и откуда-то ещё, приятным дополнением к которым стали тексты поэта и социалиста Кирилла Медведева, активиста Марка и ещё нескольких активистов.

Третий номер "Воли" в 2012 году вышел к "белому кругу" 26 февраля с рисунком Виктории Ломаско на обложке. Рисовала она с натуры на предыдущей большой демонстрации 4 февраля 2012 года. Вёрстка обложки: Николай Олейников

К третьему номеру (20 страниц А-4) предполагалось мутировать в орган посольства Средней Волги и Среднего же Урала (или куда там можно отнести Пермь?), но что-то у приволжско-уральских не задалось и потому номер стал органом посольства 80-х годов — благодаря публикации материалов дискуссии о сходствах и различиях Перестройки и недавней «снежной то ли да, то ли не революции». В том же третьем номере (выход в свет и начало распространения — 26 февраля 2012-го на «белом кругу», объединившем детской радостью примерно 40 тысяч в основном взрослых москвичей и гостей столицы) была отличная статья Романа Ос(ь)минкина, поэта и активиста из Петербурга, выросшая из ответа на один маленький вопрос: «Что делать, чтобы протесты не затухли после 4 марта?» Помимо Романа, и тоже по-своему неплохо, ответили ещё 15 человек, придерживающихся анархистских, левых и либеральных взглядов. Опросы активистов общественного движения были придуманы ещё перед первым номером, когда стало понятно, что статей от них в нужном количестве и качестве не добиться, но и сами (опросы) свелись на нет как раз после 4 марта — на вопросы редакции просто перестали отвечать.

Четвёртый номер "Воли" в 2012 году распространялся на поствыборном митинге на Новом Арбате 10 марта. Рисунок Виктории Ломаско изображает события "красной масленицы" 26 февраля 2012 года у метро "Площадь Революции", куда часть протестующих переместилась после окончания "белого круга". Вёрстка обложки: товарищ кошка

Отчасти именно поэтому четвёртый в 2012 году номер «Воли» (16 страниц А-4) превратился в подобие того немного хаотичного «быстрого листка», каким газета была задумана ещё в декабре 11-го. Двое редакторов номера поймали кого за шарфик, кого за пуговицу на вечернем митинге 5 марта 2012-го на Пушкинской площади в Москве и строго наказали обязательно написать по статье к следующему же утру. Статьи, конечно, запоздали, какие на 10 часов, а какие на 20, но в 8 утра 7 марта «Воля» #4(36) была слита на фотовывод, а потом и в типографию, так что 10-го числа её можно было заполучить на следующем митинге на Новом Арбате.

Отдельно стоит сказать о вёрстке Николая Олейникова, который работал над «Волей», перепрыгивая с континента на континент и кажется, даже в самолёте — не спал, не бухал, а верстал, верстал, верстал и в итоге превратил макеты второго и пятого номера «Воли» в визуальный лабиринт, а третий — и вовсе в выставку колец, а также, конечно, о графике Виктории Ломаско, с которой редакция познакомилась в конце января. Отважная художница рисовала свои митинговые графические репортажи с натуры, прямо на морозе, которым богата была прошедшая московская зима. Посмотрев с Викой друг на друга, мы поняли, что русскоязычной публике не хватает газеты с оригинальными графическими историями, или, говоря по-западному, комиксами (хотя кто-то из нас в детстве ориентировался на «Астерикса и Обеликса», кто-то — на предпоследнюю страницу «L'Humanite», а кто-то — совсем на другие образцы, но это не важно) и немедленно сделали такой газетой «Волю». Так наш маргинальный самиздатский вестник с элементами чёрного и красного стал ещё и послом меткого штриха в неграфичной стране. До такой степени послом, что самым внятным высказыванием по поводу «Pussy Riot» во всей русской журналистике стала, на мой взгляд, обложка пятого номера «Воли», нарисованная Викой Ломаско и смакетированная Колей Олейниковым, двумя художниками.

Пятый номер "Воли" в 2012 году вышел в конце апреля, то есть уже после посадки "Pussy Riot", но до полицейской провокации на Болотной площади. На обложке: плакат Виктории Ломаско, созданный специально для "Воли". Вёрстка обложки: Николай Олейников

При чём же здесь Ленин, (бес)партийная организация и (бес)партийная литература — спросите вы?

При том, что бумажную газету положено ещё распространять — и вот тут-то вся собака и зарыта. Именно распространение бумажной прессы из рук в руки до сих пор и строит организацию надёжнее, чем сотня интернет-анкет по приёму в ряды.

В случае с «Волей» — собака в большинстве случаев оставалась непогребённой и откровенно пованивала.

Возможно, нашей ошибкой было то, что мы ещё перед первым номером не «продали» газету какой-то организации или какому-то неформальному единству, но ни одна кандидатура потенциального «покупателя» не нравилась нам на все 100 и, к тому же, мы были уверены, что никто из них не поймёт сейчас — зачем нужна бумага? (Все ведь так увлечены социальными сетями, в какие-то организации можно даже вступить через сеть; правда, говорят, вступило только двое за весь 2011 год и первые три месяца 2012-го.)

Так или иначе, распространяло «Волю» на зимних митингах в Москве обычно не больше трёх-четырёх человек, из них ставили себе задачу (и при этом выполняли её) вернуть затраченные на печать средства — от силы двое. Даже авторы текстов, даже друзья авторов полагали, что на митингах можно заняться чем-нибудь поинтересней — орать кричалки, покачивать флагштоком радикальное полотнище, собираться в ощетинившуюся (от неопытных впервые митингующих) самодостаточную активистскую коробку (куколку), болтать с друзьями, игнорировать ораторов (вот это, пожалуй, было на московских зимних митингах однозначно правильным поведением), в общем много чего ещё делать, лишь бы не распространять газету «Воля». Да, мы не хуже других, у соседей по левому движению примерно те же проблемы с распространением, несмотря на наличие организаций, но по сравнению с массовыми митингами 1989 года, куда мы выводили по дюжине распространителей «Общины», а годом позже — по две дюжины, это, конечно, не радовало. Хотя и тогда были кричалки, и тогда были флагштоки, и цвета были те же самые яркие, чёрно-красные... Правда, большие фронтальные баннеры назывались тогда транспарантами, и их обычно шили (рисовали по холсту) сами, а не заказывали в типографиях, как теперь.

Шестой номер "Воли" в 2012-м году вышел в начале шестого месяца года, к большой демонстрации 12 июня. Рисунок на обложке Виктория Ломаско сделала в мае, в сквере у высотки на Кудринской площади, во время проведения протестного лагеря #ОккупайБаррикадная. Вёрстка обложки: Swindle

Мне лично было совершенно непонятно, — и тогда, и теперь, — как можно пропустить момент личного общения с незнакомыми людьми, повод для которого создаёт распространение бумажной прессы. Ведь именно это личное общение с сотнями людей за одно массовое мероприятие по информативности и глубине сродни разве что хорошо проведённому опросу НИИ митингов — оно, во всяком случае, отлично вылечило меня от навязанных ещё в декабре через медиа иллюзий, будто протестовать в столице России вышли представители «среднего класса». Да какой там средний класс, когда я с самого начала, как стал выделять отдельных людей из толпы, смотреть в глаза, протягивать газету в руки — видел в этих глазах отражение весьма разной социальной принадлежности. Тут были богатенькие студенты (их было решительное меньшинство, почти исчезающая величина), тут были студенты «среднего вида» (не «среднего класса!») — у таких иногда остаётся до вечера заначка на бутылку пива (не на кружку в кабаке!), но, пожалуй, не каждый день, тут были и откровенно бедно выглядящие молодые люди — в немодной поношенной одежде, худые и бледные, в каких-то не по зиме демисезонных куртках хлипкого утепления, тут были довольно большим отрядом представлены пенсионеры и люди предпенсионного возраста — среди них я особо выделил весьма взрослых мужчин рабочих специальностей — я определял их по заскорузлым, с мозолями, рукам, которыми они отсчитывали мне на газету пожертвования «сколько не жалко», по глазам — их оказалось удивительно много — около трети подошедших ко мне на мартовских митингах (не думаю, что они пропорционально составляли треть всех присутствующих, думаю, что работяги в возрасте просто больше других нуждаются в печатном слове, потому что не сидят сутками в интернете за поиском альтернативных новостей, они, скорее, интернет вообще максимум для скачивания фильмов используют — но всё-таки их было много, заметно много), конечно, тут были разночинные интеллигенты всех полов и гендерных идентификаций, но преобладали в этой группе женщины — учительницы, врачицы, бухгалтерши мелких контор, вообще какие-то конторские служащие из не-модных слоёв, ну и да, примерно пять процентов составляли люди побогаче, как раз из того самого «среднего класса», которому я бы не дал в стратификации российского общества более этих же самых пяти-шести процентов (в скобках отмечу — во время презентации НИИ митингов в лагере #ОккупайАбай в середине мая в Москве, социолог Ира спросила собравшихся: кто тут из вас «средний класс»? Подняли руки трое из 50-ти. Ну да, вот они, эти самые шесть процентов участников протестов, превратившиеся в пропаганде либеральных жуликов от медиа чуть ли не в «восстание среднего класса»).

Седьмой номер "Воли" в 2012-м году тормозил вместе со всем протестным движением — до сентября и открывался протестом против его добровольного сворачивания так называемым оргкомитетом митингов. Также внутри были материалы про #БолотноеДело и графический репортаж Виктория Ломаско с процесса "Pussy Riot", два кадра кторого украсили первую и последнюю обложку газеты. Вёрстка обложки: Swindle

Увы, вся эта «бытовая социология» была доступна лишь тем, кто по ходу нового общественного движения стремился к общению с неизвестными, новыми людьми, пытаясь понять их и определить их цели и мотивы. Большинство активистов «старых» додекабрьских структур (даже если они считают себя дико ррреволюционными и совершенно новыми левыми) схлопывались на массовых акциях в «блоки», к которым многие новички робели подойти и к каковым новичкам из «блоков» тоже никто особо не высовывался — внутри огороженного фабричной выделки «баннерами» пространства шла своя свадьба — активисты справляли незабываемый праздник человеческого общения. Но исключительно — друг с другом, исключительно внутри знакомого гетто.

Восьмой и последний номер "Воли" в 2012-м вышел к запрещённой демонстрации 15 декабря, на которой и распространялся в сильный мороз. Отогревшись, автор данного текста приступил к финальной редактуре, так что в статье не учитываются следующие два номера "Воли", вышедшие уже в 2013 году, фактически уже "после смерти" протестного движения. Было решено сделать спецвыпуски: антифашистский к 19 января 2013-го и феминистский к 8 марта 2013-го. В дальнейшем был взят тайм-аут на обдумывание роли и источников существования анархистской и левой печати в изменившихся условиях: этот вынужденный перерыв в издании не завершён и до сих пор. В данном случае (на обложке номера 40) рисунок Виктории Ломаско изображает Капитолину Ивановну, участницу демонстрации 7 ноября 2012 года, да и многих других демонстраций — её нетрудно узнать по своеобразному "красному иконостасу". В самом номере был опубликован итоговый годовой графический отчёт Виктории Ломаско и работы участниц выставки "Феминистский карандаш". Вёрстка обложки: товарищ кошка

То ли это интернет-поколение не понимает важности контакта из рук в руки, из глаз в глаза, не воткнулось ещё (за версию постепенного выздоровления говорит и вполне общительная в разные стороны практика лагеря #ОккупайАбай, и одноимённый почти ежедневный листок, выпущенный леваками семь раз за 12 дней), то ли никто всерьёз не озабочен оргстроительством, а надеется только на медийный дым и пар (кажется, «Левый фронт» научился добиваться дыма и пара лучше всех) — только этим, да ещё глубоким недоверием и завистью друг к другу сектантов левацкой и анархистской выделки я могу объяснить отсутствие у нас в стране нормальной массовой левой прессы, которую не стыдно взять в руки, не тошно читать и не жалко потом времени, на неё потраченного.

Первый номер "Воли" в 2013-м вышел к антифашистской демонстрации 19 января и был посвящён памяти Стаса Маркелова и Насти Бабуровой, а также других жертво неонацистского террора. В номере также был опубликован большой (на семи страницах) графический репортаж Виктории Ломаско об освобождении рабов из московского магазина "Продукты". Графика на обложке: Виктория Ломаско. Вёрстка номера: Николай Олейников

Разве что вот «Воля», но это же маленькая самиздатская газета, всегда бывшая нерегулярной, кроме периода января-декабря 2012 года, и снова, похоже, становящаяся нерегулярной, потому что чудом найденные на издание деньги уже закончились. Ну и я, наверное, не лучший (со)редактор, всё время тяну газету на дно маргинальностью постановки задач и способов их решения, да неумением отсасывать копеечку у духа времени.

Второй и последний номер "Воли" в 2013-м вышел к 8 марта, Дню международной солидарности трудящихся женщин. Обложка: Виктория Ломаско. Вёрстка номера: Николай Олейников

Впрочем, у меня есть алиби — главное, чего я хотел в Перестройку (помимо мировой революции), — это быть фоторепортёром в нормальной анархистской или левой газете. Главное, чего я хотел в 90-е (помимо мировой революции), — это быть текстовым репортёром в нормальной анархистской или левой газете. Главное, чего я хотел в нулевые (помимо мировой революции), — быть колумнистом в нормальной анархистской или левой газете. Но никто не подавал мне такую газету на блюдце, поэтому всегда приходилось делать и распространять её самому — и в итоге не успевать снимать для неё и писать для неё, потому что кто-то же должен съездить в типографию или постоять два часа на почте, чтобы отправить требуемые экземпляры в Иркутск, кто-то должен выдавливать по капле вменяемых активных авторов из притерпелых ко всему активистов. В итоге газеты и журналы всегда получались какие-то не такие, как было задумано сначала, да и вообще какие-то не такие, во всех смыслах (но это не значит, что обязательно — хуже).

Но это — моё единственное алиби.

А у вас, у вас есть алиби?

Влад Тупикин11 мая — 20 декабря 2012 года, Москва

Петроград, 3 января 2014 года. Разворот журнала "Политическая критика" с сокращённой версией текста, который вы, вероятно, только что дочитали. Фото: anatrrra

ВНИМАНИЕ: поскольку ЖЖ не даёт опубликовать статью вместе со сносками одним постом (говорит, что запись слишком большая), сноски идут первым комментом чуть ниже

tupikin.livejournal.com

РЕЦЕНЗИЯ НА НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА»

Транскрипт

1 186 Политическая наука, 2017, 2 2 Н.Э. ГРОНСКАЯ, Н.Н. МОРОЗОВА РЕЦЕНЗИЯ НА НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА» Общая характеристика тематического поля Интерес к вопросам политической лингвистики появился в прошлом веке и связан был, в первую очередь, с повышением уровня вербальности публичной политики в целом и политических деятелей, о которых электорат все больше судил не по реальным действиям, а по порожденным текстам, объем которых нарастал. Статистика утверждает, что за 30 послевоенных лет количество выступлений американских президентов увеличилось на 500% и продолжает расти [Smith, 1994, p. 21], а «президентская речь и действие все в большей мере отражают мнение, что говорение и есть управление» [Hart, 1984, p. 10]. В России лингвистические разработки проблем политической коммуникации возникают со значительным опозданием, хотя не сле- Гронская Наталья Эдуардовна, доктор политических наук, кандидат филологических наук, профессор, заместитель директора по научной работе и международной деятельности Факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Нижний Новгород), Морозова Наталия Николаевна, PhD, доцент Департамента социальных наук Факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Нижний Новгород), Gronskaya Natalia, National Research University Higher School of Economics (Nizhny Novorod, Russia), Morozova Natalia, National Research University Higher School of Economics (Nizhny Novorod, Russia),

2 Political science (RU), 2017, N дует отрицать существование аналогичных исследований в советском языкознании в рамках риторики, лингвистического анализа текста, стилистики, социолингвистики, в работах по маркированной лексике, речевым стратегиям, идеостилям и т.д. Находясь в зоне объективной междисциплинарности, связанной с самим объектом исследований, политическая лингвистика наращивает свой потенциал за счет аналитических разработок в области не только продуцирования политической речи, но и области ее восприятия и воздействия. Особо обогатил научное направление дискурсивный подход, позволивший учитывать все факторы, формирующие политическую коммуникацию и воздействующие на порождение политического текста. В России и за рубежом складываются исследовательские коллективы, работающие в этой области, формируются научные школы, проводятся ставшие традиционными научные конференции. Особо следует отметить усиление в России образовательного фундамента этого направления: наряду с появлением отдельных курсов, затрагивающих данную проблематику, в рамках бакалаврских программ по лингвистике, журналистике, политологии, психологии, возникают магистерские программы по политической коммуникативистике 1, политической журналистике 2, по политической лингвистике 3. Параллельно расширяется и круг потенциально заинтересованных в исследованиях подобного рода специалистов: от лингвистов, политологов, социологов, психологов и других представителей академического сообщества до практиков политической коммуникации профессионалов в области политического пиара, спичрайтинга и политических технологий. Общая характеристика издания Логичным этапом данного процесса стало появление в 2006 г. научного журнала узконаправленной тематики, выросшего 1 Например, Режим доступа: polit.msu.ru/abit/pc/ (Дата посещения: ) 2 Например: Режим доступа: ysia.ru/tag/politicheskaya-zhurnalistika/ (Дата посещения: ) 3 Например, Режим доступа: https://nnov.hse.ru/ma/pl/ (Дата посещения: )

3 188 Политическая наука, 2017, 2 2 из межвузовского сборника трудов «Лингвистика», который издавался в Уральском государственном педагогическом университете в течение 12 лет. Главным редактором журнала с момента основания издания является заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой риторики и межкультурной коммуникации факультета русского языка и литературы УрГПУ, действительный член Международной академии наук педагогического образования, доктор филологических наук, профессор А.П. Чудинов. Позицию заместителя главного редактора по международным связям занимает доктор филологических наук, доцент Э.В. Будаев, выпускающим редактором является кандидат филологических наук, доцент М.Б. Ворошилова. Научная репутация журнала подкреплена высоким уровнем профессионалов, сформировавших редакционную коллегию, среди которых мировые научные авторитеты в области исследований политической коммуникации. Из пятнадцати членов редакционной коллегии шесть человек являются носителями степени PhD, остальные доктора филологических наук, что подтверждает высокий уровень экспертов научного издания. На данный момент журнал издается при поддержке Уральского государственного педагогического университета в Екатеринбурге, обеспечивает четыре выпуска в год, 23 статьи в выпуске, тираж 500 экземпляров, общее число выпусков 59. Журнал включен в перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий ВАК, имеет импакт-фактор 0,352 (по данным РИНЦ). Общая политика издания Редакционная политика издания подробно изложена в обращении к авторам и, помимо требований тематического соответствия, оригинальности научных результатов, предполагает обязательное рецензирование. Публикация статей платная, что не является привычной международной практикой, однако от оплаты могут освобождаться отдельные категории авторов. Особо следует отметить, что сфера человеческой активности, выступающая объектом внимания для исследователей авторов и читателей этого журнала, становится все более конфликтогенной, манипуляционно ресурсной, социально и психологически

4 Political science (RU), 2017, N поляризованной. Исследование коммуникативного пространства публичной политики требует все большей деликатности, взвешенности, профессиональной объективности и даже общечеловеческой мудрости. Все чаще, анализируя политические события, предлагая их интерпретации, ученому следует руководствоваться врачебным принципом «не навреди». В связи с этим заслуживает внимания изложение основных этических принципов редакции журнала ПЛ. Ссылаясь на мировой опыт подобных деклараций, редакция журнала, наряду с традиционными требованиями академической этики (оригинальность и новизна исследовательских результатов, отсутствие плагиата и прочее), вменяет всем «пользователям»: авторам, рецензентам, редакторам, издателям, распространителям и читателям непременное соблюдение норм толерантности и политкорректности, уважение к чужому мнению, умение вести научную полемику. Характеристика авторского пула География авторов материалов довольно обширна. Помимо отечественных исследователей, представляющих, в первую очередь, Уральскую школу политической лингвистики и лингвокультурологии (Екатеринбург, Челябинск, Нижний Тагил), в журнале активно публикуются специалисты из Москвы, Санкт- Петербурга, Воронежа, представлены Поволжье и Сибирь (Волгоград, Саратов, Нижний Новгород, Иркутск, Томск, Кемерово, Барнаул и др.). Отдельно следует отметить вклад зарубежных лингвистов в издательский портфель журнала. Активно сотрудничают с журналом исследователи из стран ближнего зарубежья (Беларусь, Литва, Латвия, Украина, Казахстан), представители европейской лингвистики, ученые из США, Австралии, Канады. Содержание номеров Журнал «Политическая лингвистика», первый номер которого вышел в 2006 г., был основан представителями Уральской школы политической метафорологии. Однако несмотря на общность исследовательских интересов и теоретико-методологических

5 190 Политическая наука, 2017, 2 2 установок первых авторов издания, журнал «Политическая лингвистика» задумывался не как рупор идей одной научной школы в рамках политической лингвистики, а как платформа для диалога о том, что делает политическую лингвистику самостоятельной научной дисциплиной. В результате вокруг журнала сложилось сообщество исследователей политической коммуникации и дискурса, озабоченное проблемой разработки единого концептуального аппарата политической лингвистики при сохранении множества теоретических подходов и методов. Данный процесс внутри- и междициплинарной саморефлексии отражает эволюция самого журнала, в частности, изменения в структурной организации содержания номеров. Так, в первых с 20/2006 по 27/2009 номерах журнала основным разделом был раздел под названием «Язык в политической коммуникации», включающий теоретические статьи, в которых значительное место занимал практический анализ языковых фактов. Но уже в номере 28/2009 появился новый первый раздел «Теория политической лингвистики» на волне повышенного интереса к определению концептуальных и теоретико-методологических оснований новой дисциплины. В частности, в процессе выделения политического дискурса в качестве предмета политической лингвистики было сформулировано важное отличие языка власти от власти языка. По утверждению В.А. Масловой, предметом исследования «чистой» лингвистики является язык власти «то, как говорит, какими языковыми средствами и приемами пользуется нынешняя власть» в то время как политическая лингвистика должна исследовать «то, как воздействуют на массовое сознание эти языковые средства и приемы» [Маслова, 2008, стр. 45]. Данное концептуальное размежевание традиционной и политической лингвистики получило развитие в статье Е.И. Шейгал, вводящей понятие политического нарратива как дискурсивной единицы, отличной от традиционно понимаемого повествования [Шейгал, 2007]. Анализу специфики политического дискурса как сетевого дискурсивного пространства, состоящего из первичного «дискурса политика» и множества одновременных «дискурсов реагирования», посвящена статья С.Н. Плотниковой и С.А. Домышевой [Плотникова, 2009]. Наконец, важной вехой на пути систематизации методов исследования политической коммуникации, а также определения таких ключевых терминов как «дискурс», «политический дискурс»,

6 Political science (RU), 2017, N «концепт», «модель» и т.д. стала статья М.В. Гавриловой, обобщающая выводы вышедшей ранее одноименной монографии [Гаврилова, 2008]. Еще одним свидетельством начавшейся на страницах журнала научной дискуссии относительно системообразующих признаков и границ политического дискурса, а также методологии политической лингвистики стало появление в 2013 г. нового раздела «Лингвистическая экспертиза: язык и право». Этому предшествовала публикация статьи Е.С. Кара-Мурзы «Лингвистическая экспертиза как процедура политической лингвистики». В статье автор на богатом практическом материале демонстрирует применение одной из исследовательских процедур политической лингвистики лингвистической экспертизы конфликтогенных текстов. В статье делается попытка проанализировать взаимоотношение политического и юридического дискурсов, а также высказывается предположение о том, что правовая регуляция является одним из важных признаков институциональных (политического, рекламного, медийного) дискурсов [Кара-Мурза, 2009]. В целом, поставив перед исследователями политического дискурса ряд важных терминологических и теоретических вопросов, эти и другие статьи во многом предопределили дальнейшее становление отечественной политической лингвистики как самой дисциплины, так и одноименного журнала. Таким образом, с момента выхода первого номера журнала «Политическая лингвистика» его структурная организация усложнилась, отражая меняющиеся представления научного сообщества о проблемном поле политико-лингвистических исследований. В настоящее время журнал включает в себя пять основных разделов. В разделе «Теория политической лингвистики» собраны статьи, в которых анализ практического языкового материала приводится в качестве иллюстрации концептуального или теоретикометодологического положения. Сюда также входят статьи, в которых в результате проведенного анализа практического материала уточняются ключевые понятия, а также делается вывод о перспективах того или иного теоретического подхода, исследовательского направления, метода или методики. Раздел «Политическая коммуникация» объединяет статьи, в которых значительное внимание уделяется методам отбора, систематизации и интерпретации языкового материала. В то время как статьи данного раздела посвяще-

7 192 Политическая наука, 2017, 2 2 ны анализу политического дискурса, в разделе «Язык Культура Политика» представлены исследования медийного, рекламного, научного, художественного, бытового (включая социальную интернет-коммуникацию) и религиозно-философского дискурсов. В разделе «Из истории политической лингвистики» (в некоторых номерах «Классика политической лингвистики» или «Зарубежный опыт») публикуются впервые переведенные на русский язык материалы, обобщающие зарубежный опыт политико-лингвистических исследований. Уже упоминавшаяся рубрика «Лингвистическая экспертиза: язык и право» объединяет статьи по проблемам, находящимся на пересечении политической и юридической лингвистики. В отдельных номерах журнала присутствует рубрика «Хроника. Рецензии», в которой публикуются отзывы на значимые научные труды в области политической лингвистики и освещаются международные научные конференции и международные научные школы для молодежи. Характеристика тематик К проблематике анализа «языка власти» относится изучение привычных лингвистических, в особенности лингвокогнитивных феноменов на материале политического дискурса. Учитывая известность Уральской школы политической метафорологии, неудивительно обилие материалов, посвященных анализу политической метафоры с позиций когнитивной теории метафоры с применением методов лингвокогнитивного и дискурсивного анализа [Будаев, 2008; Нехорошева, 2012]. Целый ряд публикаций анализирует средства вербальной экспликации когнитивных моделей фреймов, сценариев, концептов и категорий для прояснения их лексического наполнения и содержания [Данилова, 2009; Карасик, 2009; Малышева, 2009]. На страницах журнала «Политической лингвистики» также регулярно публикуются исследования прецедентных феноменов (имен, высказываний, ситуаций) в различных типах политического (президентский, парламентский, предвыборный) и массмедийного дискурсов через призму лингвокультурологического анализа, т.е. как отражения национальной языковой культуры [Ворожцова, 2007; Нахимова, 2007; Иванова, 2014]. К проблематике изучения «языка власти» относится также применение

8 Political science (RU), 2017, N теории языковой личности к анализу языковой личности политического деятеля и ее речевого портретирования, в том числе с помощью методов психолингвистического анализа [Гаврилова, 2012; Нестерова, 2015; Нехорошева, 2012]. В отдельную группу необходимо отнести исследования, в которых анализируются лингвистические и лингвокогнитивные характеристики непосредственно политического дискурса. Так, ряд опубликованных в журнале исследований посвящен изучению идеологем как единиц собственно политического дискурса. При этом уточнение определения и функций понятия идеологемы происходит в процессе применения методов семантико-когнитивного анализа для ее изучения [Гизатуллина, 2015; Клушина, 2014; Малышева, 2009]. Интерес у исследователей вызывают также языковые особенности и дискурсивные стратегии в рамках отдельных жанров политического дискурса, в том числе и опосредованных медиа- и интернет-коммуникацией, например, таких жанров, как государственный гимн, речевой жанр обещания, жанр политического прикола, политическое телеинтервью, блоги политиков [Иньиго-Мора, 2008; Гридина, 2011; Фокина, 2015]. Ряд статей посвящен лингвопрагматическим особенностям креолизованных текстов политического дискурса плакатов, карикатур и т.д. [Ворошилова, 2007; Шустрова, 2013] Проблематика «власти языка» в публикациях журнала охватывает все аспекты осуществления речевого воздействия в политическом дискурсе: стратегии аргументации, убеждения, легитимизации и манипуляции, коммуникативные тактики и стратегии, используемые в том числе и с целью создания положительного коммуникативного имиджа политика [Никифорова, 2013; Ханина, 2013; Денисов, 2015]. Речевое воздействие, осуществляемое в процессе концептуализации и репрезентации действительности в политическом дискурсе, анализируется с помощью методов когнитивной лингвистики и дискурса-анализа [Гаврилова, 2011; Карасик, 2011; Ромашова, 2013]. Целая плеяда методов психолингвистических и когнитивных служит для изучения процесса конструирования образа страны и региона [Бородулина, 2008; Романова, 2014; Зарипов, 2015]. Дискурс-анализ эффективен при рассмотрении воздействующего потенциала политического словотворчества [Иссерс, 2013; Иссерс, 2014].

9 194 Политическая наука, 2017, 2 2 Наконец, целый ряд публикаций журнала посвящен анализу лингвистических аспектов сугубо политических проблем и процессов. Сюда относится прежде всего лингвистический и дискурсивный анализ процесса конструирования идентичности гендерной, политической, государственной в политическом и внешнеполитическом дискурсе [Шейгал, 2008; Морозова, 2015; Чернявская, 2015]. Важное место среди публикаций журнала занимают исследования лингвистических аспектов национальной, гендерной и этнической стереотипизации, языковых маркеров ксенофобии и толерантности [Иссерс, 2007; Романова, 2015]. С недавнего времени речевое воздействие и манипулирование на страницах журнала анализируются в контексте информационно-психологической войны [Карапетян, 2013; Коцюбинская, 2015; Тагильцева, 2012]. Очерчивая историческую траекторию тем публикаций, необходимо отметить, что первые номера журнала «Политическая лингвистика» выявили большой исследовательский интерес в России и за рубежом к изучению советской политической коммуникации и языка советской пропаганды [Вайс, 2007; Вайс, 2008; Червиньски, 2007]. В последние годы на страницах журнала появились публикации, посвященные вопросам языковой политики и планирования в условиях глобализации, в том числе и в образовательной сфере [Лалетина, 2013; Смирнова, 2013; Скачкова, 2015]. Сайт как особый ресурс научного журнала В значительной степени расширяет коммуникативное пространство и ресурсность издания наличие сайта журнала Причем важным положительным отличием виртуального существования журнала в онлайн-пространстве является наличие «полновесного» сайта, а не просто электронной версии журнала, существующего в hard copy. Отдельно дана отсылка к «Свежему номеру» в полной версии. Ссылка Youtube на данный момент не функционирует, очевидно, контент этой опции формируется. Особого внимания заслуживает раздел «Материалы» (отдельная ссылка), где наряду с периодическими журнальными материалами выложены монографии, диссертации и авторефераты по данной проблематике, а также учебные пособия и электронные статьи, что в значительной степени повышает востребованность

10 Political science (RU), 2017, N сайта и оптимизирует информационный поиск для пользователей. Традиционным образом оформлены ссылки «Аспирантам», «Партнеры», «Контакты». Рубрика «Новости» функционирует в качестве оперативного коммуникационного канала, рубрика «Анонсы» вывешивает информацию о приближающихся конференциях, открывающихся публикационных возможностях, иных важных событиях, интересных академическому сообществу. Завершают электронную страницу две архивные ссылки: архив новостей и архив анонсов. Риски предметного исследовательского поля Последнее время наблюдается появление в научных текстах оценочных высказываний политического характера, что явно недопустимо. Наблюдаются подобные казусы и в рецензируемом журнале. Например, описание некоторых черт европейских демократий завершается следующим образом: «Законодательные собрания европейских государств втянуты в мировые геополитические игры, становясь в них еще одной патефонной иглой, очерчивающей давно изъезженную фонографическую дорожку: Русские идут! во все времена и по каждому поводу» (курсив авторов) [Алферов, 2016, с. 11]. Не осмеливаясь оценивать научную составляющую данного исследования, отметим недопустимость оценочных высказываний в адрес исследуемого объекта. Взвешенность, нейтральность научного повествования является несомненной доминантой объективного изложения результатов наблюдения. Особо важным это становится в период повышенной конфликтогенности и тревожности в исследуемой области, коей является область политической коммуникации. Перспективы развития журнала Деятельность редакции журнала сложно переоценить. Публикуя результаты самых свежих научных исследований в области изучения политической коммуникации, издание последовательно знакомит читателей с классическими образцами научных исследований зарубежных авторов (К. Берк, Дж. Оруэлл, Г. Лассвелл и др.), работы которых в силу объективных причин не были знакомы отечест-

11 196 Политическая наука, 2017, 2 2 венному читателю. Интерес к этой междисциплинарной области возрастает, и это, безусловно, будет повышать внимание академического сообщества к данному научному изданию. Достижения редакторского коллектива журнала уже снискали институциональное признание в России. Так, в 2015 г. журнал «Политическая лингвистика» был включен в обновленный список рецензируемых научных изданий ВАК. С 2007 по 2016 г. выход журнала обеспечивался материальной поддержкой со стороны Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), Российского научного фонда (РНФ) и Министерства образования и науки РФ. Очевидно, что следующим шагом должно стать продвижение наработок российской политической лингвистики за рубежом и включение журнала в международно признанные базы данных Web of Science и Scopus. Для этого представляется целесообразным приведение процедуры рецензирования статей в соответствие с процедурами, принятыми зарубежными рецензируемыми журналами. Также хорошим ресурсом по развитию журнала могли бы стать разработка англоязычной версии сайта и перевод части материалов каждого номера на английский язык (двуязычный формат журнала был бы идеальным вариантом). Эти шаги позволят журналу стать частью международного политико-лингвистического экспертного пространства и продолжить важную и нужную работу по популяризации российской политической лингвистики. Список литературы Алферов А.В., Кустова Е.Ю., Червоный А.М. Исследование парламентского дискурса гг.: Концептуализация итогов // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (59). С Бородулина Н.Ю. Современный облик Европы в метафорическом отражении // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (26). С Будаев Э.В., Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивный анализ метафоры в политической коммуникации // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (26). С Вайс Д. Паразиты, падаль, мусор. Образ врага в советской пропаганде // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (24). С Вайс Д. Сталинистский и национал-социалистический дискурсы пропаганды: Сравнение в первом приближении // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (23). С

12 Political science (RU), 2017, N Ворошилова М.Б. Креолизованный текст: Аспекты изучения // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (21). С Гаврилова М.В. Методы и методики исследования политической коммуникации // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (24). С Гаврилова М.В. Когнитивная модель идеологии КПРФ // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (37). С Гаврилова М.В. Некоторые черты речевого портрета первого президента России Б.Н. Ельцина // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (42). С Гизатуллина А.Р., Гумерова М.И. Идеологемы постперестроичного периода как фактор формирования нового сознания: Общая характеристика // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (53). С Гридина Т.А. Языковая игра в жанре политического прикола // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (38). С Данилова М.Б. Фрейм «происхождение» в сценарии «автобиография женщиныполитика» // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (28). С Денисов М.А., Хорошева Н.В. Проблема определения термина «манипулирование» в работах российских исследователей // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (52). С Зарипов Р.И. Метафорические образы России во французском политическом дискурсе в контексте гражданской войны на Украине // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (52). С Иванова С.В., Чанышева З.З. Национально-культурные прецеденты в политической коммуникации // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (50). С Иньиго-Мора И. Политическое телеинтервью: Нейтралитет и провоцирование // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (24). С Иссерс О.С. В поисках общего словаря: Дискурсивные практики Новейшего времени через призму проектов «Слово года» // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (50). С Иссерс О.С., Ганеева Д.А. «Новое русское слово» в контексте политического дискурса: Диалог, оппозиция, креативный класс // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (45). С Иссерс О.С., Рахимбергенова М.Х. Языковые маркеры этнической ксенофобии (на материале российской прессы) // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (23). С Кара-Мурза Е.С. Лингвистическая экспертиза как процедура политической лингвистики // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (27). С Карапетян А.А., Тагильцева Ю.Р. Игра на понижение: Последствия информационной войны и религиозный экстремизм // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (46). С Карасик В.И. Концепт как индикатор эпохи («очковтирательство») // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (30). С

13 198 Политическая наука, 2017, 2 2 Карасик В.И. Концептуализация социального действия: «Мероприятие» // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (37). С Клушина Н.И. Теория идеологем // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (50). С Коцюбинская Л.В. Понятие «информационная война» в современной лингвистике: Новые подходы // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (54). С Лалетина А.О. Глобализация и языковая политика в сфере образования: Опыт России и США // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (43). С Малышева Е.Г. Идеологема как лингвокогнитивный феномен: Определение и классификация // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (30). С Малышева Е.Г. Концепт «Губернатор» в региональном массово-информационном дискурсе (на материале текстов радийных и телевизионных СМИ Омской области) // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (28). С Маслова В.А. Политический дискурс: Языковые игры или игры в слова? // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (1). С Морозова Н.Н. Внешняя политика как дискурсивная практика: К вопросу о конструировании политического сообщества // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (53). С Нахимова Е.А. Прецедентное имя Наполеон в отечественных СМИ // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (23). С Нехорошева А.М. Концептуальная метафора как механизм реализации когнитивной матрицы «свой чужой» в политическом дискурсе (на примере выступлений Ангелы Меркель) // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (42). С Нехорошева А.М. Особенности языковой личности политического лидера Германии Ангелы Меркель // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (39). С Никифорова О.О. Дискредитация противника в парламентских дебатах // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (46). С Плотникова С.Н., Домышева С.А. Политическое дискурсивное пространство: Принципы структурирования // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (27). С Романова Т.В. Образ России по материалам ассоциативного эксперимента // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (50). С Романова Т.В. Толерантность и политкорректность: Аналитический обзор современного состояния проблемы (лингвистический аспект) // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (52). С Ромашова И.П. «Homo легитимирующий»: Дискурсивные практики моделирования образа // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (46). С Скачкова И.И. Языковая политика и языковое планирование: К определению понятий // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (51). С

14 Political science (RU), 2017, N Смирнова Т.П. Современная языковая политика Европейского союза и Российской Федерации: Сравнительный анализ // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (45). С Тагильцева Ю.Р. Методологический анализ информационно-психологической войны: Теоретический аспект // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (42). С Фокина М.А. Жанровые и языковые особенности блогов политиков // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (50). С Ханина Е.А. Формирование положительного имиджа политика при реализации коммуникативной стратегии превознесения // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (46). С Червиньски П. Семантика негативно оценочных категорий при обозначении лиц в языке советской действительности // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (23). С Чернявская В.Е. Политизация истории как стратегия создания новой государственной идентичности: Лингвистический анализ // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (46). С Шейгал Е.И. Многоликий нарратив // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (22). С Шейгал Е.И. Проблемы гендерной идентичности военнослужащих в современном американском политическом дискурсе // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (24). С Шустрова В.Е. Проявление основных архетипических образов в американской политической карикатуре // Политическая лингвистика. Екатеринбург, (43). С Hart R. Verbal style and the presidency: A computer-based analysis. Orlando: Academic press, p. Smith C.A., Smith K.B. The White House speaks: Presidential leadership as persuasion. Westport, CT: Praeger, p.

docplayer.ru

Журнальный зал: Октябрь, 2012 №6 - Юрий УГОЛЬНИКОВ

Юрий Угольников родился и живет в Подольске. Окончил Историко-архивный институт РГГУ. Публиковался в “Новом мире”, “Знамени”, “Независимой газете”, “Обсерватории культуры”, “Русском Журнале”, “OpenSpace.ru”. Автор статьи о Я.Э. Голосовкере в Большой российской энциклопедии. Постоянный автор “Октября”.

 

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА

Юрий УГОЛЬНИКОВ

Критика без критиков

 

 

“История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи” – книга давно ожидаемая. Намерения у издателей – книга выпущена “Новым литературным обозрением” под редакцией профессора Шеффилдского университета Е. Добренко и профессора университета Манчестера Г. Тиханов – были, можно сказать, героические. Книга должна была рассказать о литературной критике эпохи во всех ее проявлениях – от сочинений ученых по теории литературы до полемики подцензурных журналов, от дискуссий в эмигрантской среде и нелегальных советских изданий до современной интернет-критики. Хотя название книги отсылает к советской традиции учебников, перед нами скорее коллективная монография или даже сборник статей. Как уже сказано, редакторы ставили перед собой задачу создать целостную картину критики во всех ее проявлениях. Это потребовало бы согласования работы авторов. Но, по-видимому, общение между авторами разных отделов не было регулярным, более того, Е. Добренко указал на полную свободу авторов во время работы как на принципиально важный для него момент.

Перед редакцией, таким образом, сразу стояли две взаимоисключающие задачи: дать авторам максимальную свободу и при этом дать читателю исчерпывающую и, главное, целостную картину истории критики. Из этого проистекают очень многие недостатки текста, о которых я буду говорить в дальнейшем. Я понимаю, что мои замечания на фоне масштабной задачи, стоявшей перед авторами, могут выглядеть придирками. К тому же ясно, что за чтение такой книги возьмется читатель подготовленный, которому не надо объяснять, например, кто такие Марр или Горький. И все же от новой “истории критики” хотелось бы большей целостности и повествования и более точного соответствия хрестоматийному названию этого коллективного труда.

Получилась ведь не совсем история критики. Авторы книги рассказывают по большей части о властном дискурсе: о дележе то вполне реальной, то символической власти в литературе и литературных организациях, о том, кто, как и почему стремился именно управлять литературой, и/или о том, как сами литературные организации стремились воздействовать на власть. Получилось что-то вроде хроники сражений на литературных полях, со своими генералами: либеральным, “одиноко высившимся” А. Твардовским, консерватором В. Кочетовым, – множеством националистических вождей, полчищами РАППовцев, расчищавших дорогу “Чингисхану с телефонной трубкой” (по меткому выражению Л. Троцкого) – Сталину. Название “Литература как система, или Бои за власть в литературе” подошло бы книге больше, чем нынешнее.

Да, это было почти неизбежно: в советской России власть практически на протяжении всей истории стремилась присвоить себе литературу и сделать частью властного механизма, а главным орудием этого присвоения была именно критика. С одной стороны, партия видела в литературе приводные ремни – передававшие ее настроения обществу, с другой, со времен “оттепели” литература (точнее, такие литературные институты, как толстые журналы) ощущают себя посредниками, но передающими послания от общества к власти. Да и до сих пор русская литература и литературная критика политизированы. Почти что заключающий книгу рассказ о развернувшейся в начале 2000-х дискуссии вокруг текстов Проханова – яркое тому подтверждение.

Превращения истории критики в рассказ о власти избежать было сложно, и все же, если бы акцент был сделан не на институтах: движениях, журналах, организациях, – а на конкретных критиках и их работах, вопрос власти не стал бы таким доминирующим. Сосредоточенность на вопросе власти, на конкуренции идеологических направлений мешает достоверно рассказать о критиках.

Наглядный пример – из главы “Постсоветская критика и новый статус литературы в России”. Рассказывая о критике 2000-х, авторы больше всего внимания уделяют “младофилологам”, группировавшимся вокруг журналов “Вавилон” и, затем, “НЛО”, а также оппонентам “младофилологов” и противостоянию этих групп, в частности, в вопросе о “новой поэзии” – то есть о том направления в поэзии, которое активнее всего продвигал и сейчас продвигает Дмитрий Кузьмин. Критик Л. Костюков, позитивно высказавшийся о нескольких поэтах “Вавилона”, ненамеренно поучаствовал в этих баталиях и тем заслужил внимание авторов главы. О Костюкове сказано, что он занимает “демонстративно “надпартийную” позицию в литературных и социальных вопросах”. У “надпартийного” Костюкова есть очевидная эстетическая платформа: он ориентирован на постакмеистическую литературу и те представления о литературе и литературности, которые были выработаны в постакмеизме. Но литературная “партийность” в главе определяется не столько как приверженность эстетическим идеалам, а как партийность именно политическая, с традиционным делением на либералов и консерваторов, западников и славянофилов.

Как уже сказано, книга составлена из глав, а по сути – почти независимых статей разных авторов, причем некоторые из этих глав созданы на основе уже ранее опубликованных текстов. Естественно, что у каждого автора было свое представление о том, какое именно место занимает описываемое им явление в истории русской литературы и критики, каждый пришел в книгу со своими любимыми героями и антигероями, и, хотя каждый автор потрудился над своей главой добросовестно, друг с другом их труды согласуются сложно. Так, до эпохи разгрома РАПП и создания Союза писателей СССР Горький почти не упоминается, максимум, что о нем говорят, – это что когда-то его взгляды были близки взглядам А. Богданова и что он сам становился объектом почти доносительской критики в 1920-х, с некоторым сочувствием отзывался о Есенине. И вдруг этот самый Горький с наступлением эры Союза писателей выскакивает, как черт из табакерки, разворачивает дискуссию о языке, критикует Бориса Пильняка, Андрея Белого, Федора Панферова, требует: “беспощадной борьбы за очищение литературы от словесного хлама”. Читатель вправе задаться вопросом: откуда он вообще взялся? И ответ: “с острова Капри”, – думаю, его не удовлетворит. Первые поездки по СССР Горький совершает еще в 1928-м году – задолго до образования Союза писателей, в эпоху усиления РАППа, но о деятельности Горького в это время почти ничего не рассказывается.

Единственный человек, удостоившийся в книге пристального внимания и исследованный от первых публикаций до последних работ, – М.М. Бахтин. Ему, кстати, посвящены лучшие и интереснейшие страницы книги, в частности, весьма перспективно сопоставление взглядов Бахтина с идеями Д. Лукача о генезисе социалистического реализма. Нельзя сказать, что это сопоставление исчерпывает многомерный образ Бахтина и полностью проясняет эволюцию его идей. Помимо влияния идей 1930-х годов, вполне возможно, какое-то воздействие на Бахтина оказали и теории, бытовавшие в российской культуре еще до революции, скажем, учение о дионисизме и “славянском возрождении” Вяч. Иванова и К. Зелинского, возможно, именно их влиянием отчасти вызван интерес Бахтина к мениппее.

Другим героям-филологам посчастливилось меньше, в особенности прискорбно положение В.Я. Проппа. О его идеях как таковых в книге не говорится вообще ничего. С одной стороны, такое игнорирование В.Я. Проппа можно оправдать: специалист по фольклору, он не занимался современной литературой как таковой, однако его идеи оказали огромное влияние на дальнейшее развитие филологии и литературоведения. К тому же, раз уж редакция и авторы считали нужным рассказать о Н.Я. Марре и его яфетидологии как о направлении, сыгравшем свою роль в истории филологических наук, им стоило отметить, что Пропп сыграл в истории филологии роль ничуть не меньшую, и, замечу, гораздо более позитивную. Эта недоговоренность тем более неожиданна, что в последней главе книги – “Литературная теория и возрождение академизма в постсоветской России” – Нэнси Конди и Евгения Купсай указывают на странное игнорирование “Новым литературным обозрением” наследия Проппа.

Я бы расширил эту ситуацию до общекультурной. Сравним двух современников. Идеи Бахтина не просто используются – их связь со сталинской эпохой постоянно обсуждается, о конформизме и нонконформизме Бахтина идут споры, сама личность Бахтина стала частью культуры. Идеи Проппа существуют будто бы в отрыве от авторства – у них словно бы и не было создателя и не было эпохи, в которой ему приходилось жить, они будто бы самозародились в мировом сознании. Сравнительные методы Проппа используются, но почему и кем они создавались – об этом филологи задумываются не так часто.

Отсутствие рассказа о Проппе, конечно, большой недостаток. Впрочем, о других теориях также рассказано далеко не все: о той же яфетидологии – совершенно непонятно куда и как она подевалась с исторического горизонта. Про формалистов сказано, что их громили, про московско-тартусскую школу рассказано, как ее запрещали, но не смогли запретить. Впрочем, кажется, некоторая подгонка глав для создания целостного впечатления все же происходила. Иначе зачем Наталье Корниенко, написавшей увлекательную главу о литературной критике начала – середины 1920-х годов, внезапно завершать свои размышления банальным: “привычно называемый ленинским период критики периода нэпа правомернее называть троцкистским и лишь с большой натяжкой – троцкистски-бухаринским”. Такой вывод почти ничего не говорит о содержании главы, его наличие нельзя объяснить ничем, кроме желания создать видимость единой структуры, выделив политические центры, определявшие развитие критики: сначала это СНК и непосредственно Троцкий, затем Сталин посредством РАПП, затем Сталин непосредственно.

В некоторых главах, например, в интересной главе Галин Тиханов “Русская эмигрантская литературная критика и теория между двумя мировыми воинами”, декларируемое желание автора писать не о личных отношениях, а о событиях и направлениях сказывается на статье не лучшим образом (хотя глава в целом все равно весьма интересна). Даже игнорируя многолетнюю неприязнь Вл. Ходасевича и Г. Адамовича, описывая дискуссию вокруг попыток последнего пересмотреть русский литературный канон и выдвижения на первое место в нем Лермонтова, нельзя не учитывать не только пореволюционную статью Ходасевича “Колеблемый треножник”, но и его многолетние пушкиноведческие штудии, и его позицию пушкиниста-профессионала. То есть – тех вполне личных реакций, которые у Ходасевича могли вызывать, и вызывали попытки пересмотра литературного канона и “смещения” Пушкина.

Над книгой работали в том числе и иностранные авторы, и некоторые чисто стилистические недостатки, по-видимому, происходят из-за несколько небрежной работы переводчиков, хотя текстов на языке оригинала я, разумеется, не видел. И все же фразы вроде “встреча писателя с автором” вызывают у меня реакцию профессора Преображенского: “кто на ком стоял?”.

Отдельно обращу внимание на предпоследнюю главу, посвященную 1990-м и 2000-м годам – то есть современности. При всем уважении к Илье Кукулину и Марку Липовецкому, это все же наименее удачный раздел книги. Во-первых, местами авторы откровенно панегирически отзываются об издательстве “Новое литературное обозрение” и авторах одноименного журнала. Конечно, “НЛО” занимает уникальные позиции среди журналов о литературе и его достижения в продвижении современной критики несомненны, но, учитывая, что именно это издательство выпустило “Историю критики”, лестные отзывы Кукулина и Липовецкого выглядят некрасиво. Тем более что в следующей главе, “Литературная теория и возрождение академизма в России”, написанной Нэнси Конди и Евгенией Купсай, заслуги издательства хотя и подчеркиваются, но описываются гораздо корректней. Хотя и в подготовленной ими главе встречаются шутливые, но высокомерные заглавия, вроде: “Жизнь за пределами НЛО”. История постсоветской критики, как ее описывают Кукулин и Липовецкий, далеко не полна: во-первых, вся ее история оканчивается лет пять назад, а за это время критический ландшафт русской литературы несколько изменился, во-вторых, в ней совсем не нашлось места некоторым безусловно важным фигурам современной критики (например, Григорию Дашевскому).

К тому же Кукулин и Липовецкий вполне откровенно вовлечены в литературные дискуссии начала 2000-х годов и не всегда могут посмотреть на происходящее отстраненно – отсюда, вероятно, проистекает все-таки непонимание логичности и последовательности позиции некоторых критиков. Одобрение Вячеславом Курицыным Романа Проханова “Господин Гексоген” обусловлено не “излишним доверием к агрессивным текстам”, а всей эстетической позицией Курицына. Его представление о постмодернизме как “новой первобытной культуре” само по себе (уже не зависимо от автора идеи) стало оправданием политических радикалов. По сути, на идеи Курицына иногда ссылается в своих выступлениях К. Крылов. Так же логично, что в начале 2000-х Курицын – бывший “пылкий певец” постмодерна –декларирует “постопосмодернизм”, отказ от “диктатуры меньшинств” и утверждает “новый большой стиль”. Одной из важнейших черт в постмодернизме, как и в первобытном мышлении и культуре, для Курицына был синкретизм, а психология “большого стиля” именно синкретична – она основывается на неразличении субъекта и объекта. Взгляд Вячеслава Курицына на постмодернизм как на первобытную культуру Кукулин и Липовецкий называют фантастическим – это также не вполне справедливо. Революция в культуре, эстетике, социуме действительно часто несет в себе черты какого-то провала в первобытность: революция – это грандиозная инициация, новое рождение и возврат в момент творения мира. Постмодернизм был революцией в литературе, однако после провала и возвращения в первобытное состояние культура постепенно проходит все последующие стадии – так, в Советском Союзе за эпохой первобытного коллективизма последовала почти что теократическая монархия. Курицын не фантазировал, когда находил в постмодернизме черты новой первобытности, более того, у некоторых авторов, чья эстетика восходит к теориям постмодерна, эту установку на “первобытность” можно наблюдать до сих пор. Очень показателен здесь Андрей Родионов, да и манифест Федора Сваровского о “Новом Эпосе” – не только и не столько попытка создания литературной группы, но декларативное провозглашение родства современных литературных явлений с первобытными, в этом смысле Сваровский мало чем отличается от Д. Лукача – тоже своего рода постмодерниста, увидевшего в соцреалистическом романе возрождение античного эпоса. По счастью, теория Сваровского не востребована современными политиками…

Кстати, эволюция “революционеров” в сторону все большей консервативности прослеживается и на примере других искусств – таких, как кино и музыка, прежде всего, рок-музыка. Алексей Балабанов, в начале 1990-х снявший фильм “Мои счастливые дни”, рассказывающий именно о жизни с нуля, становится в конце 1990-х одним из самых популярных режиссеров в среде националистов. В рок-музыке увлечение национализмом и православием становится почти повальным.

Отсутствие в книге контекстов и сопоставления (хотя бы минимального) процессов, происходящих в литературе, с ситуациями, складывающимися в других искусствах, несколько ослабляет позиции исследователей. Так, в главе, посвященной критике 1930-х годов рассказывается о дискуссии вокруг Дос Пассоса и Джойса: советская критика выступает почти единым фронтом против монтажного способа построения текста. В главе говорится о кинематографе, в частности, указывается, что С. Эйзенштейн интересовался Джойсом, но это упоминание почти случайно. О том, что сам термин “кино-глаз”, регулярно используемый в обвинениях против Джойса, ставший почти ярлыком, по сути, заимствован из авангардизма – из эстетической теории Дзиги Вертова (где понятие несет сугубо положительный оттенок), – об этом ничего не говорится. Такое отсутствие контекста, безусловно, затрудняет понимание изменений, которые происходили в советской культуре.

Впрочем, несмотря на некоторую несогласованность глав, и на излишнюю ангажированность авторов, рассказывающих о современной критике, и на некоторые досадные упущения, для подготовленных читателей – историков советской, постсоветской, эмигрантской литературы, критиков, лингвистов – книга станет настоящим подспорьем в работе.

 

 

•

magazines.russ.ru

Политическая критика и научная критика — МегаЛекции

Если развитие данной практики с самого начала вызвало очень бурную реакцию, то для критического дискурса, который развивался параллельно, наоборот, была характерна крайняя расплывчатость, а самые убедительные соображения как бы тонули в потоке критики, более или менее банальной, маргинальной или построенной на мелких курьезных фактах. Обоснованные обвинения, часто плохо понимаемые политико-журналистской средой, почти всегда немедленно забывались, как только появлялся очередной опрос. Действительно, если критика этих исследований воспринималась так тяжело, то это потому, что символические и экономические ставки, включенные в это поистине коммерческое и политическое соревнование между/295/ политическими актерами, институтами изучения общественного мнения, и прессой, имеют целью представить (и тем, и другим) незаинтересованный (во всех смыслах) научный дискурс, ученый комментарий с его предписаниями, предосторожностями, с его отрицанием сенсационности, который в любом случае оказывается антиподом упрощенческой логики, чаще всего используемой в этой области как в СМИ, так и в самой политической борьбе.

Обычно умеренная критика в духе реализма концентрирует свое внимание в большей степени на личностях или институтах, чем на причинах, и в качестве "козла отпущения" называет самого явного виновника, а именно "специалистов по опросам" или "СМИ". На самом деле требует объяснения сам успех этой практики, который основывается на трансформациях функционирования политико-медиатического поля, тогда как "специалисты по опросам" составляют всего лишь наиболее видимую часть значительно более широкой системы, которая сегодня способствует повышению значимости опросов и объясняет рост их числа, несмотря на ту негативную реакцию, которую они вызывают. Иными словами, сугубо технический анализ опросов, т.е. дискуссия по поводу их достоверности, оставляет в стороне главное, заключающееся в том, чтобы понять природу этого чисто социального интереса к опросам и основу той власти, которую различные стороны, участвующие в политической игре, - журналисты, политики, политологи СМИ и т.п. - предоставляют опросам и за опросами признают.

Наиболее радикальная критика политических опросов (которая была бы и более эффективной) могла бы состоять в том чтобы пресса перестала их заказывать, отказывалась публиковать их результаты, одним словом, поступила бы так, как это делала до конца 70-х годов газета Монд, совершенно их игнорируя. Остается лишь сказать, что такого рода радикатьная критика полностью отсутствует в СМИ, наоборот, та же Монд уже более 10 лет успешно вносит свою лепту в развитие этого типа исследований. Между тем, в СМИ широко используется примитивная критика опросов, как бы заложенная в самой этой практике, что позволяет заранее нейтрализовать ту критику, которую может вызвать публикация зондажей. Она отражает в какой-то мере "нечистую совесть" журналистов, которые сами считают эту практику чрезмерной. Однако, представляется, что этот тип сопровождающей критики, часто встречающейся во многих крупных СМИ, скорее отражает стратегию "двойного удара", что позволяет постоянно публиковать опросы, и при этом делать вид,/296/ что особой веры этим опросам нет и что им не придается большого значения [1]. Когда журналисты приводят статистические данные, то они это делают с долей иронии и с некоторым отстранением ("это всего лишь опрос...", "если верить данным последнего опроса..."), что должно подчеркнуть их определенное недоверие к опросам. А когда газеты решают посвятить специальный номер разоблачению "великой манипуляции опросами", что они периодически делают, то это чаше всего становится лишь еще одним поводом для косвенной рекламы различных институтов изучения общественного мнения, руководители которых самодовольно выступают в свое оправдание.

Даже критика, которая, казалось бы не выходит за рамки чисто научной логики, косвенно остается критикой политики. Так, например, если, в ходе последней избирательной кампании, специалисты по опросам подверглись критике более резкой, чем обычно, то это только потому, что они ошиблись, неправильно предсказав рейтинг кандидатов. Логика же этой критики, зависящей от обстоятельств, такова, что те же самые специалисты, наоборот, восхвалялись бы теми же людьми, если бы, как это часто бывает, предсказания этих специалистов оказались бы более близкими к реальным результатам. В таком случае критики стали превозносить "эту удивительную науку" и, возможно, что в каком-нибудь журнале нашлись бы журналисты или политические комментаторы, которые серьезно задались бы вопросом, "Не заменят ли опросы выборы?". Тогда бы они с той же уверенностью, с какой в другом случае осуждали специалистов по опросам, предложили организовать дискуссию не на тему "валидности опросов", а для того, чтобы понять, нужны ли выборы, если простой опрос, проведенный перед выборами, позволяет вполне точно определить тех, кто будет избран. Опрос стал бы превозноситься как рациональный инструмент демократии позволяющий экономить на традиционных процедурах типа выборов или референдума, которые с этого момента стали бы считаться архаичными, слишком тяжеловесными и слишком дорогостоящими с точки зрения временных и денежных затрат.

Только выборы всякий раз на время прерывают дискуссии о достоверности опросов: они оказывают на большинство актеров политико-медиатического поля настоящийэффект вердикта, гораздо более решающий, чем все научные дискуссии или технические объяснения. Когда, как это часто бывает, результат выборов оказывается близок к показателям последних зондажей,/297/ то этот эффект вердикта узаконивает триумф институтов, обычно использующих его для того, чтобы заполнять целые страницы газет и журналов саморекламой, в которой они напоминают о своем "прогнозе" и тем самым заставляют признать свою компетентность. Аргументы научного толка, если они и приводятся, служат чаще всего просто авторитетными суждениями, дающими дополнительные основания верить (или не верить) зондажам, а также не столько разрешить основополагающий спор, сколько легитимировать принятие позиции, основание которой в действительности находится в другом месте. В определенной мере "провалы" или "неожиданности", которые время от времени происходят в этом типе исследований ожидаемы и для некоторых даже желательны, поскольку они дают хороший повод восстановить "незаменимую ценность выборов" и тем самым утвердиться в вере в ценность традиционных процедур политических консультаций.

Парадоксальная критика

Возможно, самое удивительное заключается в том, что наиболее резкой критике подвергаются как раз те опросы, которые менее всего дают для этого повод. Как известно, под общим термином "опросы" обычно скрываются очень различные исследования, которые не имеют между собой почти ничего общего, кроме, пожалуй того, что все они построены на выборке, (якобы) репрезентативной для всего населения Франции, имеющего право голоса, что задаваемые в них вопросы носят закрытый характер, что они проводятся институтами изучения общественного мнения, что они публикуются в печати, и что зачастую их цели носят политический характер. С научной точки зрения следует учитывать специфику каждого типа опроса, и критика, которая приложима к одним опросам, не всегда может быть адресована другим. Между тем, критика, которая раздается в прессе в адрес "опросов" не делает различий между ними. Так, вопросы по поводу того, какие газеты читают опрашиваемые, участвовали ли они в какой-либо демонстрации или забастовке, позволяют фиксировать поведение и относятся к вопросам совершенно иного порядка, ставящим совершенно иные эпистемологические и технические проблемы, чем те, которые возникают, когда у опрашиваемых выясняют как они относятся к "французской интервенции в Боснию", к "пятилетнему сроку президентского правления", или "к ограничению права на забастовку". В этом случае речь идет об исследовании мнения как/298/ такового, в связи с которым возникают очень сложные проблемы сбора данных и их интерпретации [2].

Благодаря дискуссиям, которые начались в 70-е годы вокруг недостатков этой нарождающейся практики (вопросы, часто непонятные для многих опрашиваемых, слишком политизированные их формулировки, публикации фальшивых опросов институтами-призраками с целью самого грубого политического манипулирования), в эту анархическую практику был внесен по крайней мере минимум регламентации и была признана вся важность позиции "нет ответа", являющуюся одним из вариантов ответа, которую необходимо принимать в расчет в соответствии с требованиями науки и которую следует включать в представляемые в СМИ результаты изучения общественного мнения. В самом деле результаты первых опросов общественного мнения, опубликованные в прессе, часто пересчитывались после исключения данных по позиции "нет ответа", как если бы речь шла о референдуме, но ведь их распределение не случайно, более того, они являются хорошим показателем не только социально дифференцированной способности индивидов производить "личное мнение", но и уровня, на котором вопрос политически сконструирован, или, по крайней мере, публично сформулирован. Известно, что, начиная с того момента, когда специалисты по опросам оказались вынуждены под воздействием критики публиковать данные по позиции "нет ответа", они стали использовать всевозможные способы (специальные указания анкетерам, закрытые вопросы, увеличение числа средних или нейтральных вариантов ответов и т.д.) для искусственного их сокращения, что, однако, не решило проблемы. Критика в адрес этого полуфабриката социальных наук и экономического маркетинга, перенесенного в политику, и сегодня остается весьма и весьма актуальной (подтасовка ответов за счет их неопределенности, а не сбор действительных мнений, сложение ответов, имеющий разный социальный вес, а не измерение структуры по-настоящему действенных мнений и т.д.).

В ходе последней президентской кампании полемика развернулась не вокруг опросов общественного мнения, а вокруг очень специфического типа опроса, каким является предвыборный опрос [3], в задачу которого входит изучение намерений относительно политического поведения. Таким образом, это как раз такой случай, когда казалось бы, институты опросов и политологи могли бы избежать критики, обычно направленной против опросов общественного мнения, поскольку, если они способны незадолго до голосования назвать вероятное распределение/299/ избирательных бюллетеней между кандидатами, то они могут считаться безусловно выполнившими свою задачу. А собственно голосование выступает в качестве самой верной гарантии серьезности специалистов по опросам, поскольку оно позволяет сравнить мнения, собранные опросом, проведенным незадолго до голосования, с итогами реально проведенного голосования. Безусловно, в этой области специалисты по опросам достигли бесспорной компетентности [4], благодаря чему, кстати, они завоевали доверие СМИ. Действительно, предвыборные опросы не представляют собой никаких трудностей чисто научного плана, поскольку речь идет лишь о простом опросе избирателей незадолго до дня выборов, установленного законом. Поэтому критика, разоблачающая навязывание проблематики, что неизбежно содержится в любом вопросе, поставленном перед населением с очень различными социальными и культурными характеристиками, в данном случае не имеет оснований, ибо такой тип опроса всего лишь "заставляет проголосовать" выборочную совокупность всего населения, имеющего право голосав форме, которая была установлена самим ходом демократической политической игры. Стало быть, если навязывание тематики и происходит, то не в результате деятельности институтов опросов, а вследствие собственно политической игры.

Дискуссия как объект

Что же тогда можно поставить в упрек данному типу исследования? Совершенно бессмысленно вводить новые элементы в научную дискуссию до тех пор, пока не будет понято то, что регулярно вызывает саму дискуссию и пока не будут изучены принципы, ее структурирующие и факторы, препятствующие действительному пониманию чисто научных аргументов. Конкретнее, речь идет о том, чтобы понять, почему СМИ, которые на протяжении всей предвыборной кампании в числе первых заказывают, публикуют и комментируют политические опросы, одновременно испытывают потребность - и не только из-за желания сохранять журналистскую сдержанность и объективность (один - "за", один - "против") - предоставлять свои страницы для всех тех, кто желал бы высказаться против "опросомании", за которую они же сами и несут большую долю ответственности.

Такое смешение объекта происходит здесь именно потому, что главное препятствие для понимания и восприятия научного/300/ дискурса в данном случае носит скорее социальный, чем интеллектуальный характер, или, как говорит Витгенштейн, "здесь нужно преодолеть трудности не интеллектуального порядка, а воли". Следовательно, дискуссия по поводу опросов структурируется в соответствии с очень обшей парой оппозиций, присущих и социальным универсумам, в которых действуют профессионалы, чья внутренняя борьба в большей или меньшей мере зависит от предпочтений очень широкой публики ("избиратели", "телезрители", "потребители" и т.д.)- Такая ситуация обязательно включает в себя расхождение между предложением, которое эти специалисты или эти профессионалы считают желательным - с одной стороны, и как бы установленным спросом со стороны профанов - с другой. Смысл оппозиции заключается в способе управления этим расхождением и его регулированием. Он разделяет тех, кто отдает предпочтение предложению (определяемому профессионалами) и тех, кто, наоборот, высказывается в пользу приоритетности спроса (измеряемого среди публики). Таков, например, случай дискуссии по поводу того, каким должно быть "телевидение", когда те, кто, будучи более - по сравнению с другими - наделен специфическим (культурным и политическим) капиталом стремится, в силу своей компетентности, "настоятельно" навязывать (культурно и политически) содержание программ, противопоставляются тем, кто отдает приоритет спросу (на самом деле - экономической отдаче), полагая, что единственным судьей в этом отношении должна быть сама "публика" и превращает "телеметр" в универсальный инструмент определения качества программ. Иными словами, противопоставление происходит между теми, кто, следуя своим представлениям о "культуре", считает необходимым "тянуть широкую публику наверх", хочет "ее воспитывать и образовывать" и критикует "низкопробные" или "вульгарные" передачи (т.е. популярные), и теми, кто осуждает "скучные" передачи "парижской интеллигенции" и признает лишь "нужды" и "желания" публики-потребителя [5]. Такого же типа структуру можно обнаружить даже в том, что касается политической специфики - в дискуссии о политических опросах, которая служит настоящим прожективным тестом, отражающим - прямо или косвенно - определенное видение демократии.

megalektsii.ru

---

Смотрите также

• 
  Журнал метеорологических наблюдений
• 
  Журнал лампада читать
• 
  Взгляд живой журнал
• 
  Бабушкины сказки журнал
• 
  Арт деко журнал
• 
  Журнал шаги профессионал
• 
  Журнал психология беларусь
• 
  Вассерман живой журнал
• 
  Ботанический журнал содержание
• 
  Ядерный контроль журнал
• 
  Тонкости туризма журнал