Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
2017. 10 событий и тенденций российского кино. Журнал сеанс подписка
2017. 10 событий и тенденций российского кино – Журнал «Сеанс»
Фото со спектакля «Сон в летнюю ночь» Седьмой студии Кирилла Серебренникова.
Дело «Седьмой студии». В августе Кирилл Серебренников под конвоем доставлен в Москву со съемок фильма «Лето». Следствие обвиняет режиссера в мошенничестве и отрицает факт постановки спектаклей, удостоенных «Золотой маски», утверждая, что деньги, потраченные на них, были украдены. Тем временем в декабре в Большом театре с шумом проходит премьера поставленного Серебренниковым балета «Нуреев».
Материалы по теме:• Кинематографисты о задержании Серебренникова• Любовь Аркус о деле «Седьмой студии»• Фотографии со съемок фильма «Лето»
«Нелюбовь» и «Аритмия». Самыми обсуждаемыми отечественными фильмами года становятся не шумные блокбастеры, а авторские картины Андрея Звягинцева и Бориса Хлебникова. Успешный прокат «Нелюбви» подготовлен важной наградой в Каннах, а «Аритмии» — главным призом «Кинотавра». Картины активно обсуждаются зрителями и сталкивают критиков, которые разделяются на два лагеря.
Материалы по теме:• Рецензия на фильм «Нелюбовь»• Рецензия на фильм «Аритмия»• Врачи об «Аритмии»
Школа Александра Сокурова. Выходят в прокат первые полнометражные фильмы учеников мастерской Сокурова — «Теснота» Кантемира Балагова и «Софичка» Киры Коваленко. Александр Сокуров получает награду Европейской киноакадемии за вклад в киноискусство. 2017 год можно по праву назвать его годом.
Материалы по теме:• Подборка материалов о Мастерской Александра Сокурова• Рецензия на фильм «Теснота»• Дайджест интервью Кантемира Балагова• Рецензия на фильм «Софичка»
«Матильда». Реж. Алексей Учитель. 2017 Скандал на «Артдокфесте». Кинематограф продолжает оставаться крайне агрессивной средой. К традиционным «заминированиям» ЛГБТ-фестиваля «Бок о бок» добавляются парализованные показы Беаты Бубенец на «Артдокфесте», шумная депутатская кампания по запрету «Матильды», которая завершается поджогами кинозалов и отказами от показа фильма из соображений безопасности. Кинематографисты вынуждены работать с оглядкой. Параллельно государство не оставляет попыток усилить давление на прокат, идут споры о введении новых сборов.
Материалы по теме:• О программе «Артдокфеста-2017» • Елена Фанайлова о срыве показа фильма «Полет пули»• Рецензия на фильм «Матильда»• Эксперты о «кинопрокатном взносе»
Ирина Горбачева и Дарья Жовнер. Два больших актерских дебюта в кино. Героини «Аритмии» и «Тесноты» — пожалуй, самые яркие и запоминающиеся женские кинообразы 2017 года в России.
«Осел». Реж. Анатолий Васильев. 2017 Операторские удачи. «Тесноту» Кантемира Балагова, «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Александра Ханта, «Осла» Анатолия Васильева сняли прекрасные операторы: Артем Емельянов, Даниил Фомичев, Саша Кулак.
Материалы по теме:• Рецензия на фильм «Осел»• Интервью с Александром Хантом
Госфильмофонд. Последние месяцы года мы обсуждаем ситуацию вокруг Госфильмофонда. Не только в связи с вынужденным уходом старшего куратора Петра Багрова, но также вследствие планомерного сокращения научного отдела и сворачивания архивной работы. Проблемы Госфильмофонда кажутся частью одной большой тенденции: культурное поле продолжает сужаться.
Материалы по теме:• Первые отклики кинематографистов на уход Петра Багрова• Кураторы, критики и историки кино о ситуации вокруг Госфильмофонда
Со съемок фильма «Мешок без дна». Реж. Рустам Хамдамов. 2017 «Мешок без дна». Рустам Хамдамов заканчивает свой фильм, показывает его на Московском кинофестивале и даже выпускает в прокат. Изысканная черно-белая сказка по мотивам «В чаще» Рюноске Акутогавы (как и «Расемон» Куросавы) возвращает на большой экран Светлану Немоляеву.
Материалы по теме:• Рецензия на фильм «Мешок без дна»• Алексей Артамонов о Рустаме Хамдамове• Интервью Петра Лезникова с Рустамом Хамдамовым
Out 1 Риветта в Москве. Силами «Электротеатра», «Синефантома» и Бориса Нелепо в Москве проведен беспрецедентный показ легендарного фильма-лабиринта, пройти который можно примерно за 12 часов. Представлять картину в Москву приехал Жан-Пьер Лео. Помимо таких спецсобытий — в России активно развивается и вполне будничный ретроспективный прокат. К нему постепенно подключаются не только энтузиасты-одиночки, но и большие сети (например, «Каро»).
Материал по теме:• Андрей Карташов об Out 1
Перезагрузка главных журналов о кино. После смерти Даниила Дондурея главным редактором журнала «Искусство кино» становится Антон Долин. Редакция заявляет, что отныне журнал будет выходить раз в два месяца. А «Сеанс» впервые в своей истории объявляет подписку и переходит на ежеквартальный режим.
seance.ru
2017. Версия Петра Лезникова – Журнал «Сеанс»
В вагоне гаснет электричество, и в темноте повисают отражающие свет экранов бледные лица, некоторые — оробевшие, большинство — не выражающие ничего, как посмертные маски самих себя.
× × ×
…в сумраке между апатией и паранойей.
× × ×
…перед смертью тебе покажут все твои инстастори.
× × «×
В апреле этого года произошёл теракт в петербургском метро; его исполнитель родился в девяносто пятом, он работал поваром суши. (Кстати, почему когда спрашивают про кого-то: «Кто он?», в ответ сначала называют профессию; а когда сообщают, что кто-то умер, первым делом интересуются: «Как?») В декабре граффити в память о жертвах взрыва закрасили по требованию районной администрации.
× × ×
В апреле вышел фильм «Ноктюрама», по слухам снятый с прошлогоднего Каннского конкурса. Движение тел-автоматов в анонимных пространствах — эта завораживающая механика, мир как супермаркет, оставленные в потребительском раю дети, манекены и лейблы, прозрачные поверхности и гладкие экраны, пустые означающие, оглушительная тишина и мучительная недоступность понимания террора. Слишком холодный, чтобы быть провокацией, будучи сам пустым означающим, фильм Бертрана Бонелло закономерно притянул другие названия, исправно перечисленные критиками: «Вероятно, дьявол», «Слон», «Рассвет живых мертвецов». Говорят, что на родине режиссёра фильм вызвал бурную дискуссию.
× × ×
…расцвет живых мертвецов.
× × ×
В марте этого года много говорили о молодых участниках митингов. Председатель петербургского парламента осудил призывы к участию в акциях протеста, сказав: «Это же откровенно подстрекательский подход. Давайте бросим детей под дубинки?». Как будто эти дубинки не у представителей власти в руках. (Кстати, «представитель власти» — это характерная оговорка, пусть и закреплённая в уголовном кодексе; полиция представляет закон, а не власть.) «Отвратительно, — будучи патриотом, думал я, — как можно высылать свои спецотряды против своего же будущего». Наверное, это как с штурмом псковских школьников, — продолжение какого-то суицидального импульса. Россия — синий кит.
× × ×
…громкие самоубийства нашего времени.
× × ×
Беги, Рентон, беги. Как хорошо, когда что-то кончается. Беги, Рентон. Будь каким был. А мы останемся здесь. Ну зачем они это сделали? В марте этого года вышло продолжение фильма «На игле».
× × ×
С мая по сентябрь этого богатого продолжениями года шёл новый сезон сериала «Твин Пикс». «Если к правде святой мир дороги найти не умеет, — честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Сегодня этот поэт — Дэвид Линч. Но даже сказочнику приходится делать антивоенные заявления: нельзя менять кровь на деньги, место оружия — в чане с кипящем маслом, на испытаниях ядерной бомбы человечество пустило в мир зло. (О, та серия, где «Космическая одиссея» встречает «Сумеречную зону»!) Цитата этого года: «Ха-ха-ха. Нет, Станислав. Я вообще ни о чём не беспокоюсь».
× × ×
Цитата: «Актёр признаётся, что устал от себя, а потому полностью бросил пить». Ещё одна: «Подсудимые распределили между собой роли и способы убийства с помощью игры „Камень, ножницы, бумага“». И последняя: «Иностранного оператора допустили к съёмкам расстрела за пачку сигарет и позволили отсрочить казнь до полудня, чтобы снимать при хорошем освещении».
× × ×
В сентябре этого года на фестивале «Послание к человеку» прошла петербургская премьера фильма «Напалм» Клода Ланцмана. После показа из зала раздалось несколько возмущённых женских реплик, которые девяностолетний режиссёр позволил себе проигнорировать. Если оставить за скобками вопросы о степени искренности или расчёта и мере ответственности (отмечу меж тем, что сам Ланцман, оказавшись в фильме на месте событий, цитирует героя другого своего фильма, указывавшего на место преступления), то окажется, что это слишком красивая история, чтобы о ней не рассказать. Напалм — эта страшная огненная смесь — оказывается единственным словом, которым могут объясниться влюблённые люди из разных миров. Fire, walk with me.
× × ×
В декабре этого года на фестивале «АртДокФест» прошла премьера фильма, «Обезьяна, страус и могила». Опять вопрос из области этики: можно ли превращать театр военных действий в театр абсурда, если снимать без риска для жизни? Сам фильм вопросов не вызывает: люди — не живые игрушки; то, что сначала предстаёт нам дымящимся жерлом атомного реактора может оказаться куполом горящего цирка.
× × ×
В этом году вышло два сериала про путешествия во времени и ту злую радиацию, что излучает незавершённое прошедшее, — русский «Чернобыль» и немецкая «Тьма».
× × ×
В июле этого года в Петербурге в здании бывшей тюрьмы открылся кластер с кафе, магазинами и спортивным залом. (В мае прошлого года подобный открыли по соседству с тем зданием, где в клубе строителей судили кумира современной молодёжи поэта Иосифа Бродского. Говорят, кластер или хостел собираются сделать из следственного изолятора «Кресты», который в этом году завершил переезд в новые здания.) «Принудительный отдых», — шутил я.
× × ×
В этом году в России кино вдруг стало предметом общественного внимания и диалога: «Аритмия» и «Нелюбовь» — по эстетическим причинам, «Матильда» — по каким-то другим. Может, в кино опять — сила? (Кстати, поводом мартовских протестов, в некотором смысле, тоже был видеоролик.) В сентябре этого года человек попытался поджечь екатеринбургский кинотеатр.
× × ×
У моей мамы два телевизора. Один — с аналоговым сигналом — на кухне, другой — с цифровым — в спальне. Моя комната — посередине. Оба телевизора работают одновременно; включена одна и та же программа; аналоговое и цифровое вещание идёт с рассинхроном в несколько секунд. У всех такой же шум в головах?
× × ×
…ЕГ, ИГ [запрещённая в России террористическая организация], РПЦ, АУЕ.
× × ×
…информация для тех, кто вынужден каждый день о чём-то разговаривать.
× × ×
В октябре этого года на московскую радиостанцию пришёл человек с ножом.
× × ×
«Мы вошли в непрозрачный мир, где зло не даёт никаких объяснений».
× × ×
В этом году как будто бы не было: столетия революции, закона о сносе пятиэтажек, теракта в Сургуте, перестрелки с «бандой ГТА», пожара в Ростове-на-Дону. (Кстати, то, с какой быстротой и лёгкостью верится в версию поджога, совершённого будущими застройщиками, — уже само по себе говорит о многом.) «Наши воспоминания не идут дальше вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих». Время постправды, время постпамяти. Первая стадия — отрицание; следующая — гнев.
× × ×
В октябре этого года вышел сериал «Охотник за разумом». Дэвид Финчер и до этого часто показывал не-места: офисы, аэропорты, гостиницы; теперь — это тюрьмы. И новый сериал режиссёра, рассказывающий о том, как психология стала на страже закона, скорее похож не на «Зодиака», а на «Социальную сеть», фильм о том, как человеческие связи стали частью рынка. В обоих случаях главное действие в кадре — разговор персонажей; и там, и там одна подспудная тема: расчеловечивание человека, классификация чувств и перевод всех видов деятельности на язык единиц и нулей. (Слоган из рекламы нового смартфона: «Пароль, который вы никогда не забудете, — ваше лицо».) Так мир подменяется набором бесстрастных схем, а мы получаем возможность оперировать данными, оценивать всё с помощью несложных критериев и участвовать в обороте товаров и людей. «Человеческие ресурсы», «форма отношений», «политика идентичности» — скажи мне, когда эти слова вошли в наш обиход? (Кстати, совесть теперь называют «чувством вины», а чувство вины — это плохо.)
× × ×
В декабре этого года продюсер Харви Вайнштейн занял второе место среди мужчин по количеству поисковых запросов в «Google»; в «Яндексе» третье место среди женщин заняла жертва изнасилования Диана Шурыгина; фотографии людей, предавших огласке случаи сексуального домогательства, поместили на обложку журнала «Time» в качестве «Человека года». Что может казаться торжеством феминизма, на мой взгляд — следствие процесса демократизации, но уже в сфере биополитики. Теперь вопрос о новых стандартах и границах дозволенного может решаться на горизонтальном уровне без вмешательства адвокатов или священников. (Стикер на бампере: «Не нравится как я вожу — сообщи».) О, новый дивный мир — паноптикум без надзирателей, где заключённые следят друг за другом сами; прозрачный как новостройки и здания из «Мы» Евгения Замятина. Наверно, научившись говорить о сексе, счастливые обладатели собственного мнения перейдут к публичному обсуждению болезней и умирания.
× × ×
В декабре этого года медиапираты слили в интернет фильм «Я люблю тебя, папочка» Луи Сикея, который дистрибьюторы отказались выпускать в прокат. Наверное, если ни контекст (лавина обвинений в преступлениях на сексуальной почве, которая обрушилась на Голливуд и, среди прочих, погребла самого режиссёра), фильм мог остаться талантливым оммажем Вуди Аллену. Но сработало то, что можно назвать эффектом Кевина Спейси, — это когда его персонаж остаётся с юношей наедине, и сцена невольно приобретает неудобное напряжение; Сикей попал в точку и снял главный фильм о растерянности современного человека в вопросах секса и власти во времена обострения конфликта устаревших и прогрессивных норм.
× × ×
И все разговоры о дискриминации, толерантности и — список можно продолжить, — заканчивались тем, что мы соглашались: жизнь не поделить на чёрное и белое, в крайности впадать нельзя, миру — мир, но после паузы каждый из нас молча думал: «И всё-таки это про меня, просто ты не понимаешь и никогда не поймёшь». Что если война всех со всеми — действительно естественное состояние человека?
× × ×
В какой момент эмоции стали мерилом реальности? Когда возник новый сентиментализм? (Кстати, может поэтому повсеместно должна звучать музыка — самое эффективное средство воздействия на чувства, — чтобы всегда что-то испытывать, чтобы не успокаивались нервы?) Кажется, в мире плюрализма (вращается Земля вокруг Солнца или наоборот, — зависит только от точки зрения) единственная ценность, за которую люди ещё по-настоящему готовы бороться до конца, — неприкосновенность личного пространства. Отсюда, например, возникает культ индивидуальности и страх перед так называемой манипуляцией; так комфорт заменяет счастье. Пресловутая зона комфорта, созданная тайными алгоритмами, которые формируют предложения в онлайн магазинах и ленты социальных сетей, — это мерцающий ореол света от экрана. Перефразируя рэпера Хаски (который, конечно, тоже разновидность косплея): мы лежим на прилавке в мармеладе из собственной головы. Девиз: «Будь первым, кому это понравится». Видеоролик этого года: кошка, заворожённая распечатанной оптической иллюзией: сначала она пытается поймать вращающиеся круги, потом — съесть лист бумаги.
× × ×
В марте этого года в российский прокат вышел фильм «Персональный покупатель». Опять манекены и зеркала, Кристен Стюарт — натурщица или всё-таки актриса, жизнь не своей жизнью, чат с призраком — сигналы из ниоткуда в никуда. Неизбежное в онлайн общении притворство, выстраивание образа в обществе тотального спектакля — тот момент, когда особенно явно отчуждение человека от самого себя. Мы только полупрозрачные тени в стекле, за которым проносится пейзаж; мы уже провалились в потусторонний мир, уперевшись, как Орфей Жана Кокто, в своё холодное отражению. Is it you? Or is it just me?
× × ×
(Самое интересное, что делает человек, когда остаётся один; мне всегда хотелось посмотреть на это глазами невидимки. И мне всегда хотелось поставить первым кадром звёздное небо, безотносительно остального сюжета или скорее относительно очень земного сюжета. Но фильм «История призрака» проигрывает от скруглённых углов кадра, качественных операторской работы, монтажа и цветокоррекции, музыки и прочих спецэффектов. Мне кажется, будь он менее «стильным», было бы лучше. Кроме того, ровно такие же приведения уже были в «Финистерре» Серхио Кабальеро.)
× × ×
В октябре этого года в петербургской филармонии состоялся концерт классиков минимализма. Повторение, атональность, рассинхрон — голос двадцатого века: гимн стандартизации и механизации живого, с сопутствующими этому поломками (так называемый человеческий фактор — вероятно то, что и делает нас людьми). Прогулки из угла в угол, электронная музыка, сериалы как кумулятивные сказки. В этом же году вышло два больших фильма про андроидов: продолжение «Чужого» и продолжение «Бегущего по лезвию». Вкупе с постоянными новостными заголовками о нейронных сетях, это всё чаще наводило меня на мысли о будущем. (Кстати, в этом году в России вскрывали временные капсулы с посланиями к потомкам, — легко догадаться, что желали в год пятидесятилетия революции и что из этого сбылось.) Неужели мы последние люди перед лицом искусственного интеллекта? Что если эрудиция и память — это атавизм? Как соотносятся слова «форма», «информация» и «содержание»? Чем искусство отличается от производства мемов? «И может радуясь прогрессу, мы ведём себя как слепой Фауст, который услышав методичный стук металла о камень, перепутал строителей со своими могильщиками», — думал я, сидя в партере. — «И какая же это редкость: собрать людей вместе и заставить их хоть на минуту посидеть в тишине и помолчать».
× × ×
Музыка этого года: Наадя с альбомом «Осколки»; «ZolotoXX» — чёрный русский Лил Пип; а также в рубрике «Музыка для титров» Джон Бэрри с заглавной композицией к сериалу «The Persuaders», Шарон Ван Эттен с песней «Tarifa», группа «Talking Heads» с песней «Psycho Killer» и Татьяна Буланова с песней «Не плачь».
× × ×
Книги этого года: «Белый город, Чёрный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе», «Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров», «Лактат Гагарина. Избранное собрание поискового спама», «Александр Миндадзе. От советского к постпостсоветскому», «Ужас Философии. В пыли этой планеты».
× × ×
Зима в этом году наступила как по расписанию: снег выпал накануне первого декабря.
× × ×
…молодые люди курили у входа в бар и не думали о смерти.
seance.ru
2016. Чтение на выходные – Журнал «Сеанс»
«Выживший»: Пейзаж с мертвецом О вестерне Алехандро Гонсалеса Иньярриту, который сначала получил охапку «Золотых глобусов», а потом и избавил Леонардо Ди Каприо от «оскаровского комплекса», для «Сеанса» написал Андрей Карташов, давний «поклонник» амбициозного мексиканского режиссера.
Бернар Блие: не герой В прошедшем году исполнилось 100 лет со дня рождения великого французского актера Бернару Блие. О классике второго плана и его героях рассказывает Ирина Марголина.
«Аббатство Даунтон»: Дух прошлого Рождества Все сериалы когда-нибудь заканчиваются. Трудно поверить, но год назад это произошло с главной мыльной оперой последних лет — «Аббатством Даунтон». О чисто британской истории пишет Лилия Шитенбург.
Выставка ерунды. Малец Джо во Франции Для своей коронной рубрики «Выставка ерунды» Алексей Васильев написал в 2016 году несколько блистательных текстов — выбирать лучший сложно, но попробуйте начать с этого экскурса в фильмографию гей-иконы и всеобщего секс-символа Джо Даллесандро, который за несколько лет жизни в Европе успел сыграть и в софт-порно, и у Луи Маля с Жаком Риветтом.
«Война и мир»: Фигура англеза Лучший текст о британской телеверсии «Войны и мира», который публиковался в прошедшем году, кажется, принадлежит Лилии Шитенбург.
Голливудские триллеры. Отражают ли они состояние американских умов? Хичкок, Уайлдер и послевоенный американский Zeitgeist. В прошедшем году мы переводили для вас англоязычные статьи Зигфрида Кракауэра. Читайте текст про нуары. Спасибо Николаю Вокуеву!
Бакур Бакурадзе: «Об этом сложно говорить вслух» Существует ли сегодня в России авторское кино? Еще пару лет назад задавать этот вопрос было бы глупо. А в 2016-м — в самый раз. О пределах, в которых существует и развивается авторский киноязык, мы поговорили с Бакуром Бакурадзе.
За кино, против синефилии Если нет авторского кино, то зачем нужна кинокритика? На поставленный вопрос отвечает Михаил Ратгауз. Статья была написана для юбилейного «Сеанса» — в раздел, где авторов попросили сформулировать свои критические принципы — рассказать о «точке опоры» в профессии.
Александр Сокуров: «Не играть в правду» В прошлом году в широкий прокат вышла «Франкофония» Александра Сокурова. Мы много писали о фильме, но одной из самых важных публикаций стало интервью, взятое у автора фильма.
Мантас Кведаравичюс: «Как сталь закаляется, так и новости изготавливаются» «Мариуполис» Мантаса Кведаравичюса стал одним из главных документальных фильмов прошедшего года. Наталья Серебрякова поговорила с режиссером.
Канны-2016 Каннскую трансляцию в 2016 году вел Андрей Карташов. На фестивале было много шикарных фильмов. Всем, кто хочет вспомнить, как это было, рекомендуем пройти по ссылке.
Сильная борода Сериал ТНТ «Бородач» «Сеанс»смотрел всей редакцией. О народной комедии как глубокой сатире на забитое общество написала Елена Костылева.
«Высотка»: Безумный Маркс Новый фильм Бена Уитли, не в меру дурашливую экранизацию прозы Дж. Г. Бэлларда, ждали многие, но не все получили то, о чем мечтали. О комической антиутопии, всё действие которой происходит в жилой новостройке, пишет Андрей Карташов.
Берлинские семинары. Бабочка По ссылке — одна из лекций, прочитанных Дмитрием Мамулия в Немецкой академии кино и телевидения (dffb). Краткое содержание от автора: жест двумя пальцами, показанный Витгенштейну; синтагма в кино; пример синтагматического построения; психическое тело фильма; кинематограф собаки Павлова; мыслить картинами; матрицы; разбор «Смерти в Венеции» Висконти; бабочка Висконти и бабочка Пазолини; Клайд Гриффитс contra Густав фон Ашенбах; темные картины.
Русский космос. На съемках фильма «Салют-7. История одного подвига» В этом году вышло сразу несколько фильмов претендующих называться блокбастерами. Будут они и в следующем. Уже весной выходит «Салют-7. История одного подвига», сюжет которого основан на реальной истории спасения станции «Салют-7», произошедшей в 1985 году. Режиссер — Клим Шипенко, продюсеры — Сергей Сельянов, Бакур Бакурадзе, Юлия Мишкинене. «Сеанс» побывал на съемочной площадке фильма и поделился своими впечатлениями.
«Сеансы»: Бешеные сны чистого разума В рамках фестиваля «Послание к человеку» «Сеанс» провел в Петербурге ретроспективу Гая Мэддина и привез его интерактивную инсталляцию «Сеансы». О том, как посмотреть «Сеансы» в интернете, рассказывает Андрей Карташов. Читайте так же большое интервью с режиссером.
Кира Муратова: «Я имею право отвернуться и молчать» Еще одно большое дело «Сеанса» и нашего дочернего проекта «Кино в городе. Петербургская синематека» — трехдневная ретроспектива фильмов Киры Муратовой, Перед показами Алексею Артамонову посчастливилось поговорить с режиссером о сложном опыте прочтения литературы о своем кинематографе, цене варварства, дурном вкусе и радостях «кухонного кино».
Купе курящее Отличный текст о великом фильме. В День Победы Алексей Васильев решил рассказать о режиссерском дебюте Андрея Смирнова «Белорусский вокзал».
Алан Рикман: М как Магнетизёр 2016 год унес много жизней. Об одном из трагически ушедших великих артистов рассказывает Лилия Шитенбург.
Марк Казинс: «Монтаж близок науке о памяти» Документалист и историк кино Марк Казинс рассказывает Наталье Серебряковой о монтажном кино и работе с Кристофером Дойлом.
Анна Пармас: «Мы дрейфуем в сторону женского мира» Один из героев года — Анна Пармас, соавтор сценариев к фильмам Авдотьи Смирновой «Два дня» и «Кококо», а также режиссер самых обсуждаемых клипов группы «Ленинград» — «Экспонат», «ВИП», «Зож» и «В Питере — пить». Женские образы в современном мире, кинематографе и творчестве группы «Ленинград» с Анной Пармас обсудил Константин Шавловский.
Адам Кёртис: «Я люблю YouTube, там всё неупорядоченное» В прошлом году в Россию приезжал один из важнейших британских режиссеров — документалист Адам Кёртис. «Сеанс» поговорил с ним о методе, длине кадра, новых медиа, стабильности и видении будущего.
Альберт Серра: «Кино — это магма» Один из лучших каннских фильмов этого года — «Смерть Людовика XIV» Альберта Серры с Жан-Пьером Лео в роли умирающего короля. Андрей Карташов посмотрел картину и поговорил с Серрой о телесном, восприятии смерти и актёрском профессионализме.
Мечтай о великом Один из циклов наших показов «Кино в городе» мы назвали «Отражения». Идея состояла в том, чтобы найти рифмы в отечественной и зарубежной классике: о первом таком отражении — «Выпускнике» Майка Николса и «Курьере» Карена Шахназарова — рассказывает Денис Горелов.
«Сьераневада»: Без пробела Одним из главных фильмов года критики назвали «Сьераневаду» Кристи Пую. Во время Каннского фестиваля мы публиковали разговор о фильме Бориса Нелепо и Андрея Карташова, а позже — анализ Алексея Медведева.
Майкл Чимино. После поражения Еще одна утрата года — Майкл Чимино. О великом режиссере небольшое эссе написал Василий Степанов.
Грета Гервиг. Modern Love В день рождения Греты Гервиг об этой актрисе, ставшей символом целого поколения, написал Андрей Карташов.
«Чудо на Гудзоне»: Птицы, покайтесь! Фильм Клинта Иствуда «Чудо на Гудзоне», воспроизводящий последствия реального события 2009 года — удачной посадки сломавшегося над Нью-Йорком авиалайнера на реку Гудзон, прошел тихо, но след в сердце оставил неизгладимый. Кажется, это один из фаворитов будущего «оскара». О картине — Василий Степанов.
Венеция-2016: «Рокко». Кино и его братья Написал «Сеанс» в этом году и о Рокко Сиффреди. Фильм о легендарной порнозвезде посмотрел в Венеции Алексей Гусев, который после просмотра задумался об исповедальной энергии порно. Остальные венецианские публикации Алексея можно прочитать здесь.
Чувство, чувствительность и осьминог Прошедший год можно справедливо назвать еще и корейским. Одна из мощнейших кинематографий мира подарила в этом году зрителям несколько незабываемых хитов. Среди них — новый фильм Пак Чхан-Ука «Служанка». Изысканная экранизация британского романа, в котором всё не то, чем кажется. О фильме и книге рассказывает Лилия Шитенбург.
«Она»: Чужая Камбек Пола Верхувена сделал 2016-й чуть более сносным. Для «Сеанса» о фильме, Изабель Юппер и ксеноморфах написал Станислав Ф. Ростоцкий.
Жан-Люк Годар: «Это уже не цитаты, а археологические остатки» Годар дает интервью. Большое интервью.
Что происходит с «Союзмультфильмом» и российской анимацией? Интервью с Михаилом Алдашиным Мы поговорили с Михаилом Алдашиным о зарубежной и российской мультипликации, о проблемах индустрии и о будущем «Союзмультфильма», куда три года назад он был приглашен художественным руководителем.
1979. Зеркало для застоя Застой вызывали? О признаках стагнации на экране и в жизни. Константин Шавловский — о том, чем оказались похожи поздние советские семидесятые и нынешняя Россия?
«Софичка»: Времени не существует Одним из самых сильных отечественных дебютов года стал фильм Киры Коваленко «Софичка» по повести Фазиля Искандера. Международная и российская премьеры фильма прошли в ноябре и декабре. Так что написали о картине немногие. Мы среди них.
Лав Диас: Против насилия Филиппинец Лав Диас — один из главных героев года. Сначала он завоевал награду в Берлине, потом — в Венеции. О его фильме «Женщина, которая ушла» рассказывает Станислав Битюцкий.
Красивый как конь. Фриульская поэзия Пьера Паоло Пазолини В ноябре мы показывали малоизвестный документальный фильм Пазолини «12 декабря» и представляли сборник фриульской поэзии режиссера. По ссылке — вошедший в книгу поэтический цикл «Где моя родина» с комментарием философа Майкла Хардта.
Сергей Лозница: «Мы ничего не преодолели» Фильм Сергея Лозницы «Аустерлиц», в котором автор наблюдает за посетителями музеев-концлагерей, получил главный приз на Лейпцигском кинофестивале. О картине с режиссером поговорил Алексей Гусев.
Евгений Шварц. Бриллиант на обочине Сегодня, уже в 2017-м, мы показывали в кинотеатре великую ленфильмовскую «Золушку», а осенью к 120-летию со дня рождения Евгения Львовича Шварца, соединявшего в своих пьесах и сценариях наивное и смелое, детское и взрослое, опубликовали статью Никиты Елисеева, написанную специально для образовательного проекта «Чапаев».
seance.ru
От кино к смартфону – Журнал «Сеанс»
Л. Манович. Теории софт-культуры. «Красная ласточка», 2017 Мировую известность Льву Мановичу в начале 2000-х принесла работа «Язык новых медиа», собранная из статей 1990-х (ее готовит к изданию в 2018 году Ad Marginem), а в книге «Теории софт-культуры», выпущенной издательством «Красная ласточка», собраны тексты, опубликованные позднее — с 1999 по 2015 годы. Сборник призван показать эволюцию идей автора за 16 лет. Ряд ранних статей значительно дополнен и исправлен; перед нами книга, состоящая из трех блоков с авторским предисловием.
Первый блок текстов посвящен критике понятия «новые медиа». По мнению автора их не существует, как не существует и «цифровых медиа», правильнее говорить о «компьютерных», или лучше — «программируемых медиа» (с. 31), иными словами, «медиа становятся софтом» (с. 65). Второй блок продолжает тему «всепроникающей компьютеризации» (с. 73) и сложности информационного взаимодействия человека с физической и цифровой средой, на пересечении которой и рождаются культурные объекты. Разрешить эти информационные противоречия, конфликты и сложности культуры, по мнению автора, способны цифровые гуманитарные науки и исследования софта: алгоритмы нашей жизни должны быть освоены программным обеспечением.
Поскольку программное обеспечение проникает повсюду — Google, Facebook, Amazon отслеживают каждый наш шаг, беспрерывно улучшая себя и поставляемые ими услуги — для современных аналитиков становится «просто необходимо иметь возможность фиксировать и анализировать опыт взаимодействия, следуя за отдельными пользователями в их навигации по веб-сайту или во время прохождения видеоигры; изучать других игроков, а не опираться в анализе лишь на свой личный игровой опыт» (с. 87), иными словами, теоретик должен представлять взаимодействия в их процессуальности в виде данных, которые смогут анализировать программы. Для чего это нужно, спросите вы? Чтобы «понять, как люди конструируют смыслы в результате взаимодействия с интерфейсом и каким образом их социальный и культурный опыт опосредован программным обеспечением» (с. 88).
Лев Манович. Фотограф Роза Менкман Третий блок, озаглавленный «Культурная аналитика» строится вокруг «данных», «больших данных», а если быть точнее, то вокруг «больших культурных данных в целом и визуальных медиа в частности» (с. 96). Проблема состоит в том, что у исследователя из сферы гуманитарных наук или медиа никаких «данных» для начала такой работы нет, вместо них есть культурные артефакты, которые ещё нужно превратить в данные (с. 104). Сама задача превращения культурных артефактов в данные, которые затем должны быть каким-то образом проанализированы программным способом и визуализированы, является концептуально сложной, невероятно трудоёмкой и творческой. Такова нетривиальная задача, на которую направлена «культурная аналитика» Льва Мановича: «Этот подход в первую очередь позволяет поставить под сомнение наш привычный взгляд на некоторые вещи, когда определенные аспекты воспринимаются как само собой разумеющиеся» (с. 200). И далее: «Использование данных и методов управления ими проблематизирует то, как мы мыслим, видим и в конечном счете действуем в соответствии с нашими знаниями».
Некоторые высказывания автора кажутся неожиданными: так, на странице 120 он пишет: «Слова не способны охарактеризовать полный спектр вариаций цвета, текстуры, композиции, ритма, движения и всех остальных аналоговых свойств медиа». Не каждый профессионал в гуманитарных науках перенесет подобное заключение, поскольку в культуре нет более точного инструмента, чем слово, а числовое или иное обозначение обретает свой полный смысл лишь в словесной интерпретации. «Абстрактный визуальный язык, возникший в искусстве 1910-х годов», о котором автор говорит дальше, проник во множество других сфер во многом благодаря текстам, раскрывающим и/или кодифицирующим этот язык, вписывающим его в смысловые контексты новых практик. Конечно, невозможно обойти вниманием и другую мысль автора: «Мое предложение более общее. Я предлагаю применять такие понятия, как информационный интерфейс и информационное поведение, к любому объекту культуры прошлого или настоящего. Другими словами, любой культурный объект отчасти напоминает смартфон» (с. 43-44).
Из названия и содержания книги понятно, что к «кино» она имеет весьма отдаленное отношение. Слово «кино» и его производные — «кинопроектор», «кинокамера», «кинотеатр» и т.п. — встречаются всего лишь 36 раз на 200 страницах, что в сравнении со словом «медиа» и его производными, упомянутыми 498 раз, и словом «софт» (105 раз) выглядит достаточно скромно. То есть, если мы поверхностно применим количественный подход в гуманитарных науках, за который ратует автор, сравнение частотности использования слов будет свидетельствовать явно не в пользу кинематографа. Не исключено, что кому-то моя интерпретация предлагаемой автором количественной гуманитаристики покажется довольно плоской и напомнит сцену подсчетов знаков внимания королевских особ из фильма «Золушка» 1947 года, где нарядные сестры бедной родственницы считали и записывали количество адресованных им улыбок, взглядов и вздохов принца. Результат этих подсчетов оказался неутешительным — принц выбрал Золушку. Однако, возможно, частотность использования слова «кино» столь низка потому, что его значение в ряду медиапродуктов современной, насыщенной визуальным контентом различного рода культуры действительно понизилось. Кто знает, может быть, нам действительно следует последовать за автором в поиске новых констелляций, паттернов и сетевых сплетений и соотнести кинематограф с другими визуальными продуктами, найдя, тем самым новые контексты и смысловые пласты.
seance.ru
Не без порно – Журнал «Сеанс»
Ричард Керн Вы же закончили художественную школу?
Это был государственный университет в Северной Каролине, там основными дисциплинами были химия, медицина, бизнес, и с ними как-то сбоку сосуществовали два крохотных отделения философии и искусств. Нас было человек пять выпускников.
Но обучением вы остались довольны?
Да. Когда я попал туда, я вообще ничего не знал об искусстве. Ну, кроме имен Энди Уорхола, Джексона Поллока. Ничего не понимал в этом. Ведь я рос в маленьком городе, а тогда ведь не было интернета. О музыке еще можно было узнать из парочки журналов, но об искусстве или даже о кино — нет. Я, кстати, работал в кинотеатре, когда был маленьким.
Что это была за работа?
Надо было менять названия фильмов на табло, заправлять машины для попкорна. Я мог ходить на все сеансы бесплатно. В маленьком городе, где я вырос, больше ничего не было. Вообще ничего. Только кинотеатр, в котором показывали все большие фильмы. Ну, еще драйв-ин, где можно было посмотреть довольно крутые фильмы категории Z с названиями типа Swamp Trash. Это про грязную, крайне сексуальную, но очень плохую женщину, которая живет в болоте.В своем кинотеатре я посмотрел «Барбареллу». На меня она произвела неизгладимое впечатление. Первый фильм, от просмотра которого я возбудился. Недавно я решил пересмотреть его и понял, что там нет особо никакой обнаженки; но тогда в моей голове была сплошная обнаженка.
А какие еще фильмы вам тогда нравились?
«Бонни и Клайд», «Барбарелла», «Беспечный ездок». Они выходили, когда я был еще подростком. А потом я уже смотрел все, что можно было посмотреть.Моим первым иностранным фильмом был «Пепел и алмаз». Его показывали по телевизору ночью как какой-то шпионский фильм, потому что там дело в Европе происходит, после Второй мировой, и еще главный герой носит солнечные очки. Мне было девять лет. В общем, я смотрел его поздно ночью дома, и когда в самом конце убили главного героя, я подумал: «Что?!» У меня прямо глаза на лоб полезли. Тот факт, что главного героя могут вот так убить в конце фильма, просто не укладывался в моей голове. Я его тоже недавно пересмотрел. Просто офигительный фильм.
Что больше нравилось: иностранные фильмы или американские?
На французском кино я был просто помешан. Для меня двадцатилетнего Годар был бог. Сейчас я уже так не думаю. Забавно, как мнение о кино меняется с возрастом. Потом мне очень нравилось «Фотоувеличение» Антониони. Годар не так врезается в память, а «Фотоувеличение» запоминается сразу, черт возьми! Это до сих пор отличный фильм. Родители запретили мне его смотреть, когда он вышел в прокат. Хотя я работал в кинотеатре. Это был скандальный фильм для того времени. Но я, конечно, все равно его посмотрел тогда, я посмотрел его раз двадцать!
Мне кажется, у вас есть что-то общее с главным героем «Фотоувеличения». Я имею в виду то, как он работает: эти девочки, которых он снимает у себя дома, в студии, как они раздеваются, устраивают беспорядок, импровизируют…
Думаю, «Фотоувеличение» вдохновило огромное количество людей стать фотографами. Это очень точный фильм. Я делал фотосерию, попытался повторить фото с мертвым человеком в парке, а два-три года назад я пробовал снимать в Лондоне, в том самом парке из фильма. Я люблю фильмы Антониони, потому что они такие медленные. Успеваешь подумать об отстраненных вещах. Разум как будто начинает дрейфовать внутри фильма. И операторская работа просто невероятная.
В каком возрасте вы поняли, что будете заниматься кино?
Я часто фантазировал об этом в детстве — мечтал, что буду делать фильмы. И я сделал несколько фильмов в старших классах. Они были довольно глупыми, сюрреалистическими, даже отталкивающими. Серьезно я начал заниматься кино в начале восьмидесятых. Первый фильм назывался «Прощай, 42-я улица». Бюджет составил, не знаю, долларов десять или двадцать.
У вас была своя камера?
Да, я купил камеру за пять долларов и одну, нет, две катушки пленки. Тогда можно было снимать на Super 8, и это почти ничего не стоило. Тогда же делал свои фильмы Ник Зедд. Все, что связано с трансгрессивным кино (Cinema of Transgression), изначально было его идеей. Он написал манифест. Это был, в общем, такой прикол. Но потом шутка начала превращаться в нечто совсем иное.
Люди восприняли это серьезно?
Очень серьезно. Я и сам сейчас воспринимаю это серьезней, чем тогда. Тогда мне просто хотелось снимать фильмы. Я думал: «Просто буду делать, что хочу. Какая разница, что ты там говоришь, Ник? Придумывай, что хочешь».
Сам Ник серьезно к этому относился?
Думаю, да. Изначально идея была такова: если ты хочешь, чтобы тебя запомнили, то в первую очередь нужно придумать какое-нибудь новое движение с запоминающимся названием. Чтобы люди могли тебя как-то назвать: «А! Так ты абстрактный экспрессионист, ага» или «Ты минималист!»
Как вы вообще познакомились с Ником и его тусовкой?
Сначала я увидел его фильм They Eat Scum. Полнометражный фильм, снятый на Super 8. В нем террористы уничтожают Нью-Йорк, отравляя воду или что-то вроде того. Я посмотрел и подумал: «Черт, это довольно круто». Я видел Ника пару раз мельком, но потом в какой-то период мы спали с одной и той же девушкой, и она представила нас друг другу. Вообще, первое, что Ник спрашивал, когда знакомился с человеком, было: «Эй, можешь дать мне денег на фильм?» Ну, конечно, не так прямо, а что-то из серии: «О, мы должны сделать фильм вместе! Только нужно немного денег». Брал деньги и снимал все сам.У Ника была идея для фильма, и она как раз вписывалась в фильм, который я готовил (Thrust in Me. — Примеч. ред.), а потом еще были Manhattan Love Suicides, которые я давно хотел сделать: там все герои должны были убивать себя в конце. Уже после я познакомился с Лидией (Ланч. — Примеч. ред.) и другими актерами и музыкантами.
Как вы стали сотрудничать с Sonic Youth?
Когда начинаешь что-то снимать, все в тусовке узнают об этом и говорят своим друзьям: наш приятель делает фильмы. В итоге люди сами тебя находят, приходят с каким-то идеями. Так было и с ребятами из Sonic Youth.
Вы все свое время тогда проводили за со- зданием фильмов?
В общем, да. Мне было тогда 23–24 года. Я сначала долго работал на стройке, потом нашел работу ассистента художника. Хотя очень трудно заниматься искусством, когда у тебя есть постоянная работа. В старших классах я продавал травку, у меня был знакомый, у которого всегда можно было что-то достать, и я жил перепродажей. Это окупало все мои расходы, я снимал фильмы, а все вокруг думали, что я сынок богатых родителей. Потом я решил найти какую-то работу поближе к кинобизнесу. Устроился работать ассистентом на площадке. Это был 1981 год, я работал на нескольких музыкальных клипах и полнометражных фильмах. Хотелось понять, как все делается. Как это получается у профессионалов. Потом я прошел курсы постановки света, которые длились два дня. Ну не знаю, у меня на площадке никогда больше трех приборов не стояло. Но если ты работаешь ассистентом, то приходишь на работу в семь утра, а отпускают тебя часов в двенадцать ночи, и неизвестно, сколько должно пройти времени, прежде чем тебе дадут сделать что-то стоящее. Поэтому я решил бросить работу и заниматься своими личными проектами. Снова начал торговать травкой.
Может, мне тоже начать? А то времени на искусство не хватает.
Тут есть и другая сторона: в какой-то момент я сам стал принимать наркотики. Очень много наркотиков. И это меня сильно сломало. Я жил тогда на 13-й улице в доме героиновых дилеров. И я попробовал. В 1985–1986 году у меня уже была реальная, большая проблема с наркотиками. Так продолжалось до 1988 года. В 1988-м я завязал.
Ричард Керн То есть в тот период, когда вы начали активно снимать фильмы, вся ваша компания сидела на героине?
Ну, там не было компании. Только я и те, кто снимался в фильме. Ну, моя девушка еще. Минимум людей. Еще, когда я снимал фильм Fingered, у меня был звукооператор. Первый и последний раз. На съемках были я, звукооператор, актеры и моя девушка, которая держала хлопушку.
Я имела в виду другое. Думая о трансгрессивном кино, люди представляют себе кучу нью-йоркских ребят, которые вместе тусуются и заодно снимают кино.
Да, мы много тусовались вместе. Много раз было, что мы вместе сидели у меня дома, принимали наркотики, курили… и вдруг я говорил: «А давайте пойдем снимем что-нибудь!», и все это заканчивалось очередным фильмом. Так появился King of Sex. Фильм Pierce, в котором девушка прокалывает себе соски, был снят так: «Эй, я собираюсь сделать пирсинг сосков». — «Подожди секунду, я камеру принесу». Это отвратительный фильм; когда я его пересматриваю, то думаю: как же он отвратителен. Не могу поверить, какими грязными мы были.
А что сейчас? Я знаю, что вы общаетесь с Лидией Ланч.
Да, мы довольно часто разговариваем.
А с Ником Зеддом?
Да, я все еще общаюсь с этим засранцем. Он теперь живет в Мехико. У него родился ребенок, и он переехал туда с его матерью. Я давно не общался с Ланг Лег (Актриса, которая снялась в нескольких фильмах Керна, например, в Sumbit to Me, кадр из которого Sonic Youth использовали в оформлении обложки альбома Evol. — Примеч. ред.). Иногда встречаю актеров, с которыми мы работали. Многих уже нет в живых.
В 1987-м году вы внезапно покинули Ист-Виллидж. Как вам удалось все так резко бросить?
Когда героин начинает постепенно забирать твою жизнь, и кажется, что стены надвигаются на тебя, перестает быть весело. Тогда мне казалось, что единственный способ выжить — уехать. И я переехал в Сан-Франциско. Поначалу это не сработало, и я просто стал принимать другие наркотики. Потом я вернулся в Нью-Йорк и тогда уже окончательно завязал. Общество анонимных алкоголиков помогло.
Вы тогда перешли от кино к фотографии?
Вообще, я всю жизнь фотографировал, но в 1988-м году, когда я слез с наркотиков, кто-то заказал мне фотокнигу. У меня тогда была худшая в мире работа — подсобный рабочий в ресторане. Я думал: «Черт, мне 34 года, а я крашу стены ресторанного туалета». Я должен был ходить туда каждый день. Бесплатная еда, десять долларов в час… так продолжалось почти два года. Все из-за наркотиков. Я потерял квартиру, все деньги. Все, что я мог тогда себе позволить, — это делать черно-белые фотографии.
Есть фотографы, которые вас тогда вдохновляли?
Одним из них всегда был Ларри Кларк. Еще Джефф Уолл. Терри Ричардсон, хотя он сейчас как-то размяк.
В одном интервью вы сказали: «Я около года работал над полнометражным фильмом, но прекратил». Что это был за проект?
Там должна была играть Лидия Ланч. Мне помогали датчане. Они сказали: «Мы дадим денег — ты сделай фильм». То есть моя задача была только придумать, что это будет за фильм. Я так и не начал съемки, хотя потратил очень много времени, чтобы придумать что-то стоящее. Достойное того, чтобы быть снятым. Я всегда боялся, что мне нечего будет сказать. В моих старых фильмах всегда был какой-то смысл, какая-то тема. Конечно, было бы здорово сделать большой фильм, но это такое количество работы…Знаешь, кем я восхищаюсь? Михаэлем Ханеке. Мне кажется, он ждал лет до шестидесяти, чтобы сделать свой первый большой фильм. Есть несколько таких режиссеров: например Бенуа Жако, снявший «Одинокую девушку». Ларри Кларк — тоже хороший пример.
Только он ведет себя так, будто он до сих пор тинейджер…
А я?
Мне кажется, вы как-то посерьезней Кларка. Я читала одно из его последних интервью: он разговаривает, как какой-нибудь семнадцатилетний скейтер.
Мне кажется, сейчас просто такое время. Никто не хочет становиться взрослым, особенно в Америке. Ларри сделал «Деток» — я считаю, что это феноменальный фильм. «Садист» тоже неплох, но «Детки» действительно отличный фильм. Понятно, что это заслуга в равной степени Ларри и Хармони (Корина. — Примеч. ред.). Вместе они очень хороши, по отдельности — совсем другое.
Вы видели «Отвязные каникулы» Корина?
Еще нет, но я очень люблю «Гуммо» и «Осленка Джулиэна». Я восхищаюсь Хармони: он делает, что хочет делать.
А последний фильм Кларка («Девушка из Марфы». — Примеч. ред.)?
Не успел. Но все говорят, что он вроде не очень. Ларри выложил его на сайте, и в течение суток любой мог его скачать. Не представляю, как сейчас эта коммерция работает. Раньше, когда я делал фильмы, я мог их продать. Я кучу денег на них заработал. У меня были права, я продавал кассеты и DVD. Сейчас эти продажи уже так не работают. Раньше я мог зарабатывать полторы тысячи долларов в месяц, вообще ничего не делая. А сейчас, мне кажется, это нереально. Заработать на независимом кино — нереально.
Мне кажется, единственный шанс — это получить приз какого-нибудь фестиваля и обеспечить международный прокат.
Не знаю, сейчас столько режиссеров. Киношколы выпускают сотни режиссеров каждый год, они все или почти все снимают какие-то фильмы. Я не понимаю, как это получается. Я знаю двух ребят здесь, в Нью-Йорке, одного из них зовут Джош (Джошуа и Бен Сэфди. — Примеч. ред.), они снимают очень хорошие маленькие фильмы. Мне кажется, скоро они сделают что-то действительно большое. Я думаю если есть талант и ты работаешь, все само собой происходит.
Ричард Керн То есть у вас лично две проблемы: первая — это объем работы, которую надо проделать, и вторая — это деньги, которые трудно отбить?
Ну, если быть откровенным — еще инертность, страх, прокрастинация. Сейчас у меня налаженная карьера фотографа. Все отлично. Нет времени думать о кино. Но есть вдохновляющие примеры того, как люди бросают одно, чтобы заняться чем-то совершенно другим, — вроде Джулиана Шнабеля. Мне вот кажется, что как режиссер он гораздо интереснее, чем как художник. Хотя до кино он зарабатывал миллионы. Не знаю, как ему удалось так резко все поменять. Но, может, однажды я тоже так смогу.
Ну, вы же уже переключались с кино на фото…
Два года назад я решил сделать видео для группы Dentata, просто чтобы понять, смогу ли я. Потом сделал еще несколько видео по такому же принципу. То есть я двигаюсь в этом направлении. Тут главное — не ставить никаких целей. Просто взять камеру и начать снимать. В наши дни есть все необходимое, чтобы сделать фильм.
Как вы думаете, куда исчезли режиссеры, которые «выстрелили» со своими независимыми картинами в молодости, в 1980-х годах? Почему они перестали снимать?
Они часто находят постоянную работу, и в итоге времени на искусство не остается.
Постоянная работа — это главное зло для кинематографиста?
Лучший вариант — делать все самому и никогда не останавливаться. Хотя я сам в итоге оказался фотографом, а мои новые фильмы больше похожи на видеоарт. Последние два месяца я делал серию фотографий, где девушки плачут, и параллельно снимал видео.
Как заставить девушку плакать?
Я просто просил их заплакать. Оказалось, что для многих девушек этого достаточно. Еще я просил их злиться, сидя в кровати, крушить все. Я отснял много материала.Еще сейчас я готовлю документальный фильм, который будет частью инсталляции. Там будут девушки, которые рассказывают про свои лекарства и показывают их. Пока я не понимаю, как это будет выглядеть, но там совсем нет обнаженной натуры, девушки просто ходят по своим квартирам и показывают лекарства, рассказывают, почему им их прописали, и как они на них действуют. Видели мой фильм Cutter? Посмотрите, он есть на Vimeo. Для меня это идеальный фильм. Ничего не нужно было делать. Я просто сидел, а девушка сидела напротив, и все само начало происходить в кадре. Мне кажется, это сильные десять минут. Я уже не так заинтересован в вымышленных историях, как раньше.
А как вообще приходили эти идеи с сексом и насилием в молодости? Почему?
Когда ты молод и когда ты парень, когда ты слушаешь много громкой музыки и когда ты такой крутой чувак… Я тогда встречался с девушкой, она была танцовщицей, занималась перформансами, а мне казалось, что нет ничего тупее перформансов. Я просто хотел сделать фильм, который как бы говорил: «Иди все на х…» Я рос во времена Sex Pistols. Тогда, чем чаще ты всех посылал, чем грубее был, тем популярнее становился. Сегодня, наоборот, нужно быть красивым и привлекательным.
Эти фильмы — ваши личные фантазии?
Все, кроме Fingered. Это была идея Лидии, она просто знала, что у меня есть камера и что я хочу снимать.Тогда было несколько мест, где можно было показывать такие фильмы; люди приходили их смотреть. Фильм получил чудовищные отзывы, все называли это порнографией, а я говорил, что это просто история про женщину. И мы с Лидией подумали: раз уж все считают это порнографией, то нужно сделать фильм, в котором будет уже все самое порочное, сверхпорно. Идея была в том, чтобы сделать концептуально «плохой» фильм.
А сейчас что вы думаете об этих фильмах?
Там есть элементы порнографии. Но есть вещи похуже содержания: эти фильмы были сняты на Super 8, монтаж был очень плохой, и картинка такая зеленоватая — так что все это создавало эффект реальности происходящего. Я думаю, именно поэтому эти фильмы многими воспринимались как порно.Зато, когда выходили «Дикие сердцем» и «Прирожденные убийцы», люди говорили: «Содрали все с Fingered». При этом даже сейчас никто не решится прокатывать этот фильм. Чтобы перевести этот фильм на Blu-ray, нам пришлось обращаться в шведскую компанию, которая занимается порнофильмами. Больше никто не соглашался.
Шведы — понимающие люди. А есть вообще грань между порнографией и…
Порнография — это когда ты делаешь кино, чтобы кто-то смотрел и дрочил. Ни один мой фильм не был снят для этого. Даже те, что я делаю сейчас. Конечно, есть на что подрочить… но сделано не для этого. Хотя иногда мне пишут что-то типа: «Мы посмотрели фильм Fingered, а потом у нас был классный секс, очень жесткий, спасибо!» Но все-таки я не считаю свои фильмы порнографией. Отчасти идея трансгрессивного кино была в том, чтобы перевернуть представления обычных людей о сексуальной жизни, показать людям, что секс может быть другим, что в нем есть юмор, много юмора. То, чем я занимаюсь сейчас, я бы даже эротикой не назвал. У меня был фильм Clean на Vimeo, там девушки чистят зубы. Они голые, и поэтому его сняли с сайта. Думаю, кто-то пожаловался на порнографию. Но это же не порнография. Вся порнография у людей в голове.По большей части то, что я делаю сейчас, я бы назвал просто «странными портретами». У меня был период, когда я снимал для порножурналов, но сейчас мне кажется, что и тогда порно в моих фотографиях не было. Были просто фото голых девушек… просто девушки без одежды.
Никогда не хотелось исследовать другой тип женщин? Другой возраст?
У меня была задумка снять нескольких женщин моего возраста, но мои агенты сказали мне: «Не делай этого!» Многие взрослые женщины, которых я хотел бы сфотографировать, сами не хотят сниматься. Например, моя бывшая девушка, которой сейчас пятьдесят с небольшим. Я бы хоть сейчас поехал ее фотографировать. Она до сих пор очень красива. Большинство же взрослых людей, которые готовы стать моделями, либо фетишисты, либо какие-то фрики. Меня это не интересует. Я хочу снимать обычных людей. Если бы я взялся за такой проект, я бы начал с той самой девушки.
Ричард Керн Материалы по теме
seance.ru
