Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Адриана Имж: Зачем платить психологу? Журнал сноб психология
Психология жертвы – Михаил Лабковский – Блог – Сноб
Мы не про те жертвы, о которых говорят в новостях, — не про жертв катаклизмов, насилия и других массовых трагедий. Мы поговорим про одиноких жертв другой войны — в основном на семейном фронте.
О тех, кого с детства никто не поддерживал, на кого орали родители, кого насмешливо критиковали, от кого ждали чего-то определенного и кто никак не мог оправдать родительских ожиданий, как ни старался… И кому с тех пор все время за что-то стыдно и неудобно. У кого собственные желания и интересы отошли на второй-третий план, а то и вовсе забылись, потому что ведь хочется быть хорошим любой ценой!
О тех, в кого родители вколотили чувство вины, кого постоянно сравнивали с другими детьми, кто периодически чувствует себя лузером, для кого любовь — это жалость к себе.
О тех, кому одиноко, кто не верит, что достоин чего-то большего, кто в разговорах и в мыслях все больше жалуется, завидует, либо бесплодно мечтает, но ничего не делает, чтобы изменить жизнь. А жизнь, тем временем, проходит в страданиях. Жаль…
О том, как можно зажить по другому: уверенно делая то, что хочешь, окружая себя любимыми людьми, получая деньги, занимаясь любимой работой.
Есть статистика, по которой даже в ДТП часто попадают одни и те же люди. В ситуации опасности они ведут себя очень специфически — заранее сдаются, не сопротивляются, подставляются, ну и получают по полной. Это и есть психология жертвы. В обычной жизни они подставляются тоже.
С «жертвами» никто не считается, им изменяют, на них вешают всех собак и большой объем работы.
Они не умеют говорить «нет», ведут себя так, чтобы только никого не обидеть, «лишь бы не было войны». Они так добры, что прямо костьми ложатся защищая чужие интересы, иногда даже в ущерб своим собственным. Сжав зубы, они терпят обиды и унижения.
Отступить, отойти в сторону, смириться, сделать больше — получить меньше.
Взвалить на себя чужие заботы, а также и вину за все плохое, происходящее вокруг.
Промолчать, проглотить обиду, затолкать обратно себе в глотку важные слова, проигнорировать свои мечты и желания.
Позволить собой помыкать, и как результат - постоянное недовольство собой и своей загубленной жизнью… Знакомо?
У жертв дела обстоят именно так.
При наличии хотя бы одного из симптомов пора приниматься за лечение. Если понадобится — с помощью «хирургического» вмешательства и ломки привычных образцов поведения.
Если в ситуации гражданского брака девушка ведет себя как жертва, на ней никто и не женится. Зачем? Она ведь и так никуда не денется. Обычно жертва точно знает, кто виноват во всех ее несчастьях, жалуется на обидчиков и при этом ничего не меняет.
Если женщина в браке или отношениях ведет себя как жертва, ей же просто грех не изменить! В случае чего она конечно, всплакнет, выскажется в стиле: «козел», «загубил мою молодость», уйдет к маме для приличия. Но потом ведь вернется. И все продолжится.
Чувства обиды и унижения (ну, еще страха) — главные чувства человека с психологией жертвы. Если ему что-то не нравится, он не говорит об этом сразу! Нет! Он дает недовольству и обиде хорошенечко созреть, забродить. А потом ждет, чтоб этих обид накопилось побольше. Чтоб ими поупиваться. Дойти до края. И выступить потом в том смысле, что «сколько ж можно меня мучить?»
«Жертвы» никогда не понимают слова и жизнь буквально! У них всегда наготове обида. Заранее. А психически-здоровые люди не ищут в словах двойного смысла и не пытаются залезть в чужой мозг, чтобы понять, что там происходит.
«Жертва» любит сама у себя провоцировать страдания. Например, возвращаясь к мучительным воспоминаниям.
Любовь — это только попытка повторить свои детские переживания. И если отношения с родителями были напряженные, нездоровые, невротические, любовь у человека ассоциируется с ощущением потери, страха, тоски, одиночества и пр. И он ищет партнера, в котором хорошо разместятся обида и чувство унижения. Такого партнера, по отношению к которому он будет чувствовать себя жертвой. Обычно такой человек находится легко.
Слова и выражения, которыми «жертвы» склонны злоупотреблять:
— Извините! (в том числе тогда, когда им наступили на ногу, нахамили, уволили и пр.)
— Мне так неудобно! (за себя, своих родственников, всех вокруг, за страну, «за наше прошлое», за действия правительства и пр.)
— Что я вам плохого сделала (сделал)?
— Да сколько ж это может продолжаться?
— Как ты мог (могла)?
— ЗА ЧТО МНЕ все это?
— Мне так больно!
— Мне так обидно!
— Я вас не обидел (обидела)?
Надо ли говорить, что жертвы — вечно несчастливы и больны?
Приходите на лекцию, чтобы понять:
- охотник вы по жизни или жертва?
- где грань между психологией жертвы и мазохизмом?
- как не вырастить жертву из собственного ребенка?
- и самое главное: как перестать быть жертвой?
Будем учиться:
- говорить НЕТ и изживать желание нравиться всем;
- учиться уважать свои эмоции и дышать полной грудью;
- учиться любить себя и других;
- в общем, учится жить радостно и счастливо и, наконец, избавиться от тяжелой детской истории.
Приходите, узнайте как и начните жить.
3 декабря
Начало в 20:00
Шоколадный лофт на «Красном Октябре», Берсеневская наб., д. 8, стр. 1
Купить билет можно тут.
Участники проекта «Сноб» могут зарегистрироваться, перейдя по ссылке ниже:
Хочу пойти
snob.ru
Зачем платить психологу? — Сноб
Большинство россиян не доверяют психологам и предпочитают справляться с проблемами самостоятельно. Психотерапевт Адриана Имж вступается за профессию
Будем честны, я не первый раз говорю на эту тему. И не десятый. Но все же — обсуждать эту тему нужно снова и снова, чтобы постепенно стереотипы и фантазии уходили, а появлялось понимание, чем занимаются психологи и зачем, а также почему именно они это могут сделать, а другие люди нет.
Почему это так сложно?
Потому что главный инструмент психолога — он сам. Так получилось, что мы можем много чего использовать в качестве вспомогательных инструментов: метафорические карты, опросники, арт-методы, музыку, танцы, гипноз, черта в ступе, но основной инструмент терапии — это проработанный психолог. Человек, который заменил реактивный способ реагирования на мир на осознанный и успевает не только поймать свои и ваши реакции, но и выбрать из большого репертуара, как их применять.
То есть там, где обычный человек совершает одно действие, психолог в диалоге должен сделать пять. И да, это сложно.
Терапия — это не просто диалог, который вы будете вести с мамой или мужем, или с сестрой. Это сложный процесс, в котором есть очень много тонкостей, которому практикующие специалисты обучаются годами.
Например, мой путь — это пять лет в МГУ, два года в Институте групповой и семейной психотерапии, четыре года в Институте гештальта и психодрамы, год в Лондонском гештальт-центре, плюс три года аспирантуры, и отдельно идет бесчисленное количество дополнительных программ, вебинаров и прочитанных книг.
Как это вообще работает?
На уровне нервной системы, при работе с травмой задача терапии — перенести травматические воспоминания из миндалины, где они хранятся в формате триггеров, не могут быть осознаны и вызывают неполезные человеку способы реагирования, в долговременную память. То есть сделать опыт доступным для понимания и использования.
Для этого мы проживаем триггерные события в безопасной атмосфере, одна сессия закрывает сразу несколько типичных ситуаций, но все же не все.
Когда люди говорят: «О боже, почему так долго!», это показывает, что они не представляют, как это устроено физиологически: травмы, длившиеся годами, закрываются за несколько месяцев. Это очень быстро!
А это точно работает?
Точно. Эффективность терапии выше, чем у двигателя внутреннего сгорания — 70% против 52%. Да, не 100. Да, нет гарантий, что вы не попадете в другие тридцать. Очень жаль. Мне тоже. Но 70% — это правда очень хорошо.
В Америке на эту тему собрана огромная статистика, потому что более 60% населения в тот или иной момент прибегало к услугам психолога.
По всем оценкам, люди без терапии остаются в проблемной ситуации, депрессия не проходит или переходит в более тяжелую стадию. Те виды заболеваний, которые проходят сами, с терапией проходят в несколько раз быстрее — например, послеродовая депрессия с терапией длится 3-4 месяца, без нее — от 18 месяцев до нескольких лет. Эффективна терапия и при тревожных расстройствах, и при посттравматическом синдроме, и просто для улучшения качества жизни — люди, прошедшие терапию, лучше понимают себя, других, у них выше самооценка, они эффективнее работают, и у них более счастливые дети.
А бывают плохие психологи?
Конечно. Одна из грустных новостей: мы, как и врачи, часть своей культуры. Мы не можем требовать от врача Средневековья, чтобы он умел лечить рак. Как пишет Гаэ Хьюстон, которая преподает в Лондонском гештальт-центре и работала во многих странах, в том числе и в России, при сертификации специалиста необходимо учитывать, в какой культуре он вырос. Поэтому, конечно, многие специалисты работают на уровне лишь чуть более высоком, чем средняя культура по больнице: и замуж выдают, и учат работать на 100% эффективности, и решают какие-то очаровательные задачи вроде «как сделать так, чтобы муж тебя не бил и бросил пить», которые, конечно, на самом деле к терапии отношение имеют слабое.
И конечно, есть трудности с этикой. Россия — место, где у людей в течение всего детства жестоко проламывают границы. Именно поэтому многие психологи тоже плохо понимают, что такое сеттинг (четкое время сессии), как выстроить оплату, не обижая клиента, как разговаривать об отмене и окончании, не всегда справляются с агрессией клиента.
Однако — и это важно — я должна заметить, что западные психологи тоже порой от каких-то наших клиентских реалий приходят в ужас: в Англии мало кому придет в голову шантажировать психолога или пытаться договориться с ним пилить пополам деньги партнера, выделенные на терапию.
И мой опыт как супервизора и терапевта, знакомого с огромным количеством коллег, говорит о том, что большая часть практикующих психологов в первую очередь — на стороне клиента, заинтересована помочь и сделать лучше. Таких терапевтов более 80%.
Но, конечно, прежде чем обратиться к психологу, имеет смысл узнать его образование и прочитать этический кодекс терапевта. Тогда есть шанс попасть в 70% людей, имеющих успешный опыт терапии.
snob.ru
Вы — точно психолог? – Владислав Чубаров – Блог – Сноб
Столько существует стереотипов и предубеждений против психологов, что пришло время рассказать «всю правду», то есть развеять мифы и сорвать маски. Более того, в СССР психология вообще считалась псевдонаукой, так что первая моя сверхзадача – достучаться этим текстом до тех, кому старше 35. Также, я слышал, как опровергая мифы о психологах, мои коллеги-психологи сами создавали новые мифы, так что вторая задача – самоутвердиться за их счет (шучу) и поделиться своими наблюдениями за 16 лет психологического консультирования.
Итак, миф первый: психолог – сам должен быть счастливым и проработанным. Поясню: проработанный – не значит счастливый. Психолог должен быть, безусловно, более проработанным в теме запроса клиента, чем сам клиент. Проработанный – не значит наличие аналогичного жизненного опыта, а всего лишь - отсутствие неосознанных травм в теме запроса. Поймете вы это только после первого сеанса. Психолога «читать», то есть видеть его защитные механизмы вы не должны. Если видите, значит, что это он должен к вам иди на консультацию, а не наоборот. Если же после первой встречи появилось чувство надежды, облегчения, получили лучшее понимание себя и истинной подоплеки своего запроса, значит - приходите на второй сеанс.
Миф второй: хорошие дипломы = хороший психолог. Самый хороший психолог – это тот, который прошел психотерапию сам, как клиент и который по сей день продолжает работать с супервизором. Дипломы важны, но ни один сертификат или диплом самого престижного вуза не сравнится по вкладу в профессиональный рост психолога с работой над собой с другим психологом. Пожалуйста, поверьте! Коучи/психологи-теоретики, которые люто «причиняют добро», не понимая, где усиливают своими благими намеренными невроз человека – опасная и очень распространённая у нас в стране «забава», к сожалению.
Миф третий: хороший психолог дает советы. Есть и другой миф, который слышал от коллег-психологов, что психолог не дает советы. Развею оба. Совет – совету рознь. Психолог не должен говорить что делать или не делать. Тем не менее, я иногда беру на себя ответственность сказать клиенту: вот смотри, тут ты думаешь одно, чувствуешь - второе, делаешь – третье и у тебя есть выбор – научиться получать удовольствие от того, что ты делаешь или перестать делать то, от чего каждый раз страдаешь. Могу настойчиво предложить человеку сделать этот выбор, видя как он страдает от внутреннего противоречия, а затем уже сопровождать его в своем выборе. Совет? Да! Причем, вряд ли универсальный! Но помог многим людям значительно улучшить качество их жизни. То, что «хороший психолог» должен усиливать способность клиента брать ответственность за свою жизнь, а не говорить ему - что и как делать, - это бесспорная истина. Рекомендации – да (техники саморегуляции, упражнения и т.д), советы и мнения раздавать – непрофессионально! В идеале, лучше, чтобы клиент не знал и не думал – что именно психолог думает сам по этому поводу и как сам бы поступил в этой ситуации. Суть работы психолога – выявить бессознательные конфликты клиента, расхождения мыслей, чувств и действий, а не разбрасываться «экспертными» репликами типа «терпится – слюбится». Извините, наболело, видимо! Посмотрел недавно инстаграмм некоторых коллег – дают такие советы, что за профессию обидно.
Миф четвертый: помоги себе сам или только близкий человек тебя поддержит. Во-первых «выплакаться» - далеко не основной смысл работы с психологом. Психология – действительно отчасти – «псевдонаука», потому что свое подсознание своим сознанием мы понять в принципе не можем, - такова структура мозга. Суть работы психолога заключается в том, чтобы «вывести» бессознательный конфликт на сознательный уровень и проработать его. Чтобы идти к психологу - не обязательно страдать или быть психом, достаточно просто хотеть улучшить качество своей жизни или научиться лучше понимать себя и близких (пока жизнь не вытолкнула вас из «Матрицы» ваших неосознанных защит и поход к психологу не стал необходимостью).
Миф пятый: если у психолога нет детей / семьи / много денег…,то к нему с запросом на эту тему идти не стоит. Это не совсем так. Жизненный опыт психолога и его профессиональная экспертиза сочетаются не во всех сферах. Если говорить о нарциссических, поверхностных атрибутах, то есть – о проявлениях эго (успешность, деньги, карьера, публичные выступления и т.д.), то, безусловно, эффективней будет – сходить к коучу / психологу, который олицетворяет вышесказанное, а не имеет лишь теоретические знания. Связь, причем, здесь - нелинейная. Если психолог звезда – еще не значит, что он сможет поможет вам стать звездой, но если это - хороший психолог, да еще и успешный, богатый и звезда, то лучше – идти к нему. Что касается более глубоких тем, то мой профессиональный опыт подсказывает, что степень эффективности работы не связана с наличием или отсутствием схожего личного опыта. Психологу достаточно уметь работать с подсознанием, видеть структуру личности клиента, использовать релевантную технику и иметь способность к эмпатии.
Миф шестой: с психологом в жизни сложно общаться, он вас постоянно анализирует. Сколько раз, когда я говорил, кем работаю, во время знакомства, слышал фразу типа «ой, наверно, ты меня сейчас анализируешь?»
Вспоминается анекдот, о том, как проститутка отвечает на вопрос работника завода, - как та провела отпуск на пляже? «Представляешь, говорит, вот ты приехал в отпуск, а там станки-станки-станки». Психолог – тоже человек, который хочет отдохнуть от работы, у него есть свои мыслями, чувства, желания, увлечения и во время вечеринки ему меньше всего хочется вас анализировать. Но миф не был бы миф, если бы толики правды в нем не было. Строить близкие отношения с психологом, действительно, сложно. Двойные, тройные смыслы, многоэтажные интерпретации…Ну если замуж за психолога не собираетесь (не вашего, разумеется, это - не миф про табу отношений со своим психологом), то не бойтесь, что он вас постоянно анализирует, а лучше спросите у него – как у него дела?
Миф седьмой: психолог всегда будет искать проблемы в вашем детстве. Отчасти, это правда. Почему отчасти? Очень важно не переборщить с самокопанием и не переложить всю ответственность за нынешние горести на родителей. Развенчание идеального образа родителей – всего лишь этап. А увидеть в них живых людей - совсем другая история.
Психолог работает с прошлым, чтобы вы лучше понимали себя в настоящем. Конечно, человеку, далекому от психологии удобней считать своего начальника дураком, нежели чем признать свое негативное отношение к любой авторитетной фигуре, потому что отец в свое время «пил и бил». Более того, поиск этой связи – это же не самоцель! Осознав и прочувствовав эту связь, вы перестанете провоцировать начальника на конфликт и объяснять свои эмоции его поступками. Вы научитесь за этими неосознанными сценариями видеть свои собственные желания, формулировать из них цели и делать свою жизнь более счастливой. Неужели такая свобода не стоит того, чтобы обратиться к профессионалу?
Миф восьмой: все психологи – хорошие манипуляторы. Это – не миф.
snob.ru
Как расстаться с детской травмой — Сноб
Взрослые часто объявляют свои неудачи следствием психологических травм, полученных в детстве. Катерина Мурашова размышляет о ценности детского опыта и ответственности взрослых за свою жизнь и приглашает к дискуссии
Обычно я пишу просто истории из жизни. В конце концов, это то, что у меня лучше всего получается. Но иногда какая-то тема задевает за живое и мне хочется поделиться ею с вами, уважаемые читатели. И если получится, вместе поразмышлять. Сегодня как раз такой случай.
Ко мне приходит довольно много взрослых молодых и не очень молодых людей (от 20 до 40 лет). У кого-то из них есть дети, и они приводят их с собой и начинают говорить о них, а кто-то прямо так и заявляет: я знаю, что все дело во мне, и хочу говорить о себе.
Я, разумеется, сразу соглашаюсь. Потому что у детей лет до 10–11 действительно, как правило, нет никаких отдельных психологических проблем — только вписанные в контекст семьи. Да и потом нерешенные проблемы родителей на детей очень даже влияют.
В последние годы приходят ко мне и молодые, и вполне зрелые люди, у которых еще нет ни семьи, ни детей.
И вот все эти люди начинают рассказывать о себе. Иногда их рассказы звучат удивительно литературно, как будто они рассказывают все это далеко не в первый раз. Иногда даже кажется, что они просто цитируют отрывки из художественных произведений второй половины ХХ века или пересказывают содержание зарубежных киносериалов того же периода.
Вот примерные образцы таких рассказов (каждый слеплен из десятка очень похожих друг на друга):
«Моя мать никогда меня не хвалила. Максимум, что от нее можно было услышать: “Ну, нормально…” Она много работала, чтобы прокормить нас с сестрой, на трех работах, папа тогда потерял работу и пил, да, это была перестройка. А я был очень зависим от похвалы. Когда меня поощряли, я готов был горы свернуть. У меня в детстве было много способностей, это и учителя все говорили. Но если меня не поощряли, мне становилось все равно. В результате я поступил в один институт, бросил, потом в другой, и его тоже не закончил…»
«В моей родной семье не было принято говорить о чувствах. С матерью у меня всегда были сложные отношения. И сейчас они такими и остаются. То есть формально у нас с ней все хорошо: она мне и с дочкой помогает, и подарки на праздники, и я не забываю о ее здоровье спросить. Но тепла, понимаете, тепла нет. Вот как я знаю, другие девочки, женщины всем могут с матерями поделиться, все рассказать, обсудить, получить поддержку, у меня этого не было никогда. Она даже не обнимала меня. И сейчас не обнимает, только внучку — с ней она ласковая даже, да. Но ведь и я сейчас, в сущности, не могу к ней притронуться — с трудом себе это даже представляю. А мы же — мать и дочь. И я от этого всегда очень страдала, мне не хватало этого. И сейчас еще не хватает, хотя я понимаю, что теперь я уже взрослая, сама мать. И что самое страшное: в результате я сама получилась совершенно закрытая в смысле чувств (даже муж обижается) и теперь начинаю чувствовать такое же отчуждение в подрастающей дочке!»
«Мои родители умерли. Как я понимаю умом, они были умными, достойными людьми, их друзья, коллеги до сих пор с уважением их вспоминают. Мне кажется, что они вспоминают кого-то другого, не тех людей, которых помню я сам. Мать и отец были замкнуты друг на друге. Я все время чувствовал, что я им мешаю. Иногда, особенно в раннем детстве, мне казалось, что они с трудом выносят мое присутствие. Я пытался быть хорошим, но у меня не получалось — я был неуклюж, близорук, страдал хроническим насморком и постоянно хлюпал носом. До сих пор помню, как мать брезгливо поднимала бровь и говорила: “Кирюша, но есть же платок…” Когда я видел по телевизору красивых, смышленых, ловких и загорелых мальчиков, я думал: вот бы моим родителям такого сына. С тех пор я значительно изменился: вырос, похудел, избавился от насморка, защитил диссертацию, ношу контактные линзы, но почему-то все равно уверен, что я везде лишний и всем мешаю».
«У меня очень плохие отношения с моей дочерью-подростком. Мы совсем не понимаем друг друга, жутко скандалим, во время скандалов говорим друг другу совершенно невозможные вещи. Потом она плачет в своей комнате, я пью валерьянку. Это ужасно, но при этом это калька моих собственных отношений с матерью во время моего взросления. Мать никогда даже не пыталась меня понять, все встречала в штыки, я до сих пор помню, как она мне заявила: “Если у тебя будет кольцо в носу, ты мне не дочь!” Она и сейчас не пытается как-то наши отношения наладить, просто пользуется мной, ведет себя как последняя эгоистка и очевидно подливает “масла в огонь” в наших с дочерью конфликтах, поддакивает ей, может быть, даже настраивает против меня. Иногда мне кажется, что ее все это развлекает. Ужасно так говорить про собственную мать, но она исковеркала всю мою жизнь, мои отношения с мужем тоже отчасти из-за нее распались, я все время нервничала, он говорил: да плюнь ты! — а я не могла и на нем срывалась, и в конце концов он сказал: “Ну и живи всю жизнь, выясняя отношения, коли тебе так нравится. Но без меня”».
Роль так называемых «детских травм» здо́рово преувеличена. И для некоторых людей является вредной индульгенцией, позволяющей оправдывать собственное жизненное неустройство«Я рос в любви. Это была такая семейная позиция, она прямо озвучивалась: ребенок должен расти в любви, принятии и понимании. Все, что я хотел, мне покупали. Все, что я делал, одобрялось. Все мои рисунки были “интересными”, поделки “оригинальными”, корявые стишки, которые я писал в детстве, — “талантливыми”. Я верил, что я всем важен и интересен. Если у меня отбирали игрушку, родители вступались за меня. Если меня прогоняли сверстники, взрослые говорили: они просто не дотягивают до тебя по уровню и не понимают сложных сюжетных игр, которые ты им предлагал. Когда моя первая учительница сказала матери, что я прекрасно подготовлен к школе в интеллектуальном аспекте, и главное, чему мне сейчас надо научиться, — это молчать и слушать других, меня забрали из этой школы на следующий же день. “Она пыталась подавить индивидуальность нашего ребенка! Сделать из него марионетку! Заставить его быть как все!” — рассказывала потом мама. Вы ведь понимаете, с какими сложностями я столкнулся по мере взросления? Меня приучили, можно даже сказать “посадили на определенную дозу” принятия, и теперь мне всю жизнь его мучительно не хватает. У меня не складывается личная и профессиональная жизнь. Моя бывшая жена препятствует моим встречам с нашим сыном. Вы уже пятый психотерапевт, которому я все это рассказываю».
Что общего во всех этих разных жизненных историях? Что их объединяет? Абсолютно взрослые люди объясняют свои сегодняшние проблемы тем, как неправильно вели себя их родители. Причем ни у кого из них в детстве не было строго витальных проблем — голода, холода, сиротства, физического насилия, угрозы безопасности. Все их разнообразные проблемы из категории тех, которые мы называем «психологическими». Кому-то не хватало тепла и принятия, у кого-то был его избыток. Кого-то не научили молчать, а кого-то — говорить о своих нуждах, и так далее. Как вы понимаете, примеры можно было бы множить и множить.
Традиция «постфрейдовской» цивилизации, докатившаяся к нам в самом конце ХХ века. Все наши проблемы родом из детства. Избавиться от них невозможно, разве что полежав на кушетке психоаналитика — два раза в неделю в течение пяти лет.
Безусловное завоевание цивилизации: каждый человек — личность. Он больше не является винтиком, членом партии, рабом божьим и т. д. Стало быть, и ответственность на нем самом? За него, за все, что с ним происходит, за то, как он живет, как и какие проблемы решает (или не решает), отвечает не бог, не партия, не государство. Он сам и отвечает.
Отлично. Достойно. Но вот вдруг откуда-то вылезает: я сейчас (лет в 30–40) такой, потому что у меня была холодная мать. Или — деспотичный, авторитарный отец. Или еще хлеще: я не стал тем-то и тем-то, потому что родители не настояли.
Я, безусловно, не знаю истины в последней инстанции и готова с интересом выслушать возражения, но мне кажется, что роль так называемых «детских травм» в нашей сегодняшней культуре здо́рово преувеличена. И для некоторых людей фактически является вредной индульгенцией, позволяющей оправдывать собственное жизненное неустройство. Существуют ли эти травмы и вообще «проблемы из детства»? Безусловно, да. Каждый из нас однажды выходит из детства и несет с собой не только инсайты, навыки, опыт любви, образование и т. д., но и узелок проблем на палочке. У кого-то он побольше, у кого-то поменьше. Но ведь потом мы годами, десятилетиями — взрослые, самодостаточные, отвечающие сами за себя личности. Так и давайте отвечать?
В заключение очень простая методика, которую я рекомендую приходящим ко мне на прием людям с «проблемами из детства». Говорят, некоторым неплохо помогает.
Я ведь уже говорила про узелок? Ну так вот. Представьте, что вы вместе с узелком (или рюкзаком, если вам так удобнее) вышли из города. Взошли на пригорок и последний раз обозрели покинутый город целиком. Посмотрите на него внимательно, запомните его таким, с пригорка. Он прекрасен и ужасен одновременно, имя ему — Детство.
Но вы уже не там. Теперь положите на землю узелок или рюкзак, присядьте на пригорке, взгляните на окружающий пейзаж, если надо, подправьте его (он должен быть приятным для вас). Развяжите узелок и разложите на земле его содержимое. Внимательно, не торопясь осмотрите все, что у вас там есть. Это «проблемы из детства». Каждый набор, конечно, индивидуален. У кого-то содержимое заняло весь пригорок («меня не понимали», «мне не разрешали», «меня не заставили» и т. д.), а у кого-то в узелке лежит всего одна вещь: «Мама, мама, что ж ты так рано умерла?! И я не успел тебе сказать, как я любил тебя!»
И вот вы смотрите внимательно на то, что вы вынесли из города по имени Детство, и прямо на этом пригорке принимаете решение, что из этого вы возьмете с собой в дальнейшую вашу жизнь, а что оставите здесь, в пригородах, где ему самое и место. И если вы решаете: это возьму! — то это уже ваш выбор и ваша личная ответственность. И больше ничья. Ваши родители тут ни при чем, это вы, взрослый человек, решили, что возьмете с собой папино язвительное: «Знаешь, сынок, ты только от скромности не умри!» (вам пригодится, вы уже знаете, что действительно склонны преувеличивать собственные заслуги). И это вы по своему выбору всю жизнь будете говорить и говорить о любви своей умершей матери и плакать о ней светлыми слезами (кто наверняка знает, как на самом деле устроен мир — вдруг она все-таки услышит и порадуется?).
Все это ваш выбор. Ваша дальнейшая жизнь. Вы — личность. Берете полегчавший или оставшийся прежним после ревизии узелок и идете вперед по своей дороге.
snob.ru
Тайна сестер – Катерина Мурашова – Психология – Материалы сайта – Сноб
— Неловко как… — произнесла молодая невысокая женщина в полосатом костюме.
И было видно, что никакого кокетства, ей действительно неловко. Причем неловко не за кого-то (родителям довольно часто бывает неловко за детей, а детям — за родителей), а за себя лично.
— Вроде бы мы родные люди, всю жизнь вместе прожили, должны были бы… но вот как-то так… ужасно.
— Действительно ужасно? — уточнила я.
Женщина, назвавшаяся Татьяной, молча кивнула. Последовавший подробный рассказ, пожалуй, подтвердил ее оценку.
— У нас с сестрой большая разница в возрасте — шестнадцать лет. Я младшая. Надо честно сказать: мама меня всегда больше любила, баловала как могла, все мне прощала. Но особенных возможностей для баловства у нее все же не было — родители у нас были в разводе, папа денег когда давал, а когда и не давал (он пил, потому и развелись), мама всегда работала на двух работах. Со стороны сестры я никогда никакой ревности не чувствовала, наоборот, она и посидит со мной, и поиграть могла, и урок объяснит, если надо, но, сами понимаете, особой близости у нас тоже не было: слишком большая разница, и общих интересов считай что и не было никогда. С мамой у сестры отношения всегда были несколько натянутые. Почему — не знаю, открытых скандалов не случалось, да мы все не скандальные. Наверное, из подросткового возраста что-то, чего я не помню, потому что маленькая была. Ни сестра, ни уж тем более мама никогда мне ничего такого не рассказывали, да я и сама не интересовалась, если честно.
Мама умерла, когда мне исполнился двадцать один год. Она болела немного — сгорела как-то сразу, за два месяца. Я теперь себя виню: наверное, она и прежде себя плохо чувствовала, но скрывала от нас, а я ничего не замечала, все собой занималась, у меня тогда как раз с будущим мужем роман начинался. А когда спохватились, уже поздно было.
Мне тогда показалось, что она как будто играла какую-то роль, но все вышло хорошо
Еще вот в чем вина моя: мама в конце просила — приведи своего хахеля домой, ко мне, я хоть на него гляну, кому тебя оставляю, а если придется он мне, так благословлю вас. С края жизни — оно ведь дорогого стоит. А я так и не сделала, как она просила. Стеснялась, да и верить не хотела. Ей говорила: да что ты, мамочка, ты еще долго жить будешь! А сама думала: как это я его приведу, тут все пропиталось болезнью, да еще какое-то благословение несусветное, вообще деревенщина. А вдруг он ей не понравится? А вдруг он сам испугается и меня бросит? Теперь-то так жалею.
— А у вашей сестры была какая-то личная жизнь? Ведь она намного старше.
— Как-то оно все у нее не складывалось, — вздохнула Татьяна. — Два раза, как я помню, вроде были и настоящие романы, один раз она даже уходила от нас, полгода жила с кем-то. Потом все там развалилось, и она назад вернулась. Последние годы — ничего серьезного не было, это я уже точно знаю.
Ну вот, мама умерла, стали мы с сестрой жить вдвоем. Вроде все у нас ладилось, ни я ей не мешала, ни она мне. Когда мы с Володей решили пожениться, я ей первой сказала, познакомила ее. Она к Володе хорошо отнеслась, вежливо, расспрашивала его обо всем. Он мне потом сказал: какая у тебя сестра степенная. Мне тогда показалось, что она как будто играла какую-то роль, но все вышло хорошо.
Как я вышла замуж, хозяйство мы стали вести раздельное. Даже и не договаривались с Верой, просто оно само как-то так получилось. Мы холодильник новый купили, а она себе что-то такое готовила, больше из овощей, чем мужика вроде и кормить несподручно. Никогда никаких распрей, наоборот, она всегда мне свое предлагала, а я — ей, супчику там или торт: у нас вот что есть, берите, пожалуйста.
Гости наши молодые, наверное, Веру напрягали иногда, мы же шумели там, музыку включали, но она за все время только один раз, помню, пожаловалась — голова болит, так мы сразу все выключили. Но когда Олечка родилась, так и вечеринки кончились, конечно.
Когда Олечке исполнилось два года, и Татьяна как-то пришла в себя после родов и грудного вскармливания, и огляделась... Что-то ей не понравилось
— Как Вера отнеслась к рождению Олечки?
— Вот здесь-то все и началось, я думаю. То есть — что началось? Я и сейчас иногда думаю: может, это я с ума сошла? Муж тоже говорил: у тебя паранойя. Может быть, наследственная.
— Рассказывайте так, как вы видели и чувствовали. Постарайтесь ничего не смягчать и не давать оценок, — велела я.
Слушать я старалась тоже непредвзято, но история и вправду получалась странноватая. Старшая сестра с несложившейся личной судьбой закономерно предложила помощь только что родившей младшей. Помощь, конечно, была с благодарностью принята. Хозяйства как-то незаметно снова (опять без всякого объявления) объединились. Муж Володя был всем доволен — ребенок ухожен, обед на столе, с женой в выходные можно погулять или в кино сходить. Олечка к Вере тянулась, мать быстро уставала от ее проблем и капризов (у нее то зубки режутся, то живот болит, то недоспала, то сопли), а Верино терпение казалось неисчерпаемым. Принесет матери покормить и снова заберет в свою комнату. А там — тетешкает на своей тахте, погремушками трясет да пяточки щекочет. А Олечка смеется-заливается.
Но когда Олечке исполнилось два года, и Татьяна как-то пришла в себя после родов и грудного вскармливания, и огляделась... Что-то ей не понравилось. Попробовала поговорить с мужем, объяснить ему. Именно тогда и возник его тезис про паранойю: тебе все мерещится, у нас все хорошо, Вере огромное спасибо, нам повезло, прекрати нагнетать пустые страсти.
Татьяна пыталась «работать над собой». Убеждала себя, что все это совершенно естественно: у Веры нет своей личной жизни, поэтому она так и привязалась к Олечке. И прав Володя — только благодаря Вере она может уделять время супругу и посещать курсы и подруг.
— Олечка пойдет в детский сад, — решила Татьяна.
— Да зачем это? Она же еще маленькая! Будет болеть и в развитии остановится! А ты еще год можешь с ней сидеть, а если ты устала, так я могу на дом часть работы брать и тебя больше отпускать! — с несвойственной для нее горячностью убеждала Вера.
Татьяна была непреклонна. Именно в это время она наконец сформулировала для себя свою тревогу: у нее сложилось такое ощущение, что это не ее семья и не ее дом, а Верин. Олечка при любой проблеме в первую очередь бежала в комнату к Вере, да и Володя по-серьезному с невесткой советовался чуть ли не чаще, чем с собственной женой.
Олечка заболела с высокой температурой. В полубреду звала: Вела, Вела
Олечка пошла в сад, Татьяна на работу. Проблема никуда не делась: девочка часто болела, Вера подстроила свой рабочий график так, чтобы с ней сидеть. Татьяна уверилась: сестра оттесняет ее от дочери. Пыталась, прочитав соответствующую литературу, что-то специально для дочери организовывать: давай мы с тобой сделаем вот так и вот так. Дочка тут же бежала в комнату к тете: Вела, а можно мы с мамой? Или: Вела, иди с нами! Или, матери: а Велу мы позовем?
Володя глупо подхихикивал над тревогами жены: ну давай еще одного родим, этот твой будет.
Однажды ночью, не находя себе места, Татьяна позвонила по психологическому «телефону доверия». Предъявила что-то до предела размытое, но, к ее удивлению, на той стороне линии ответили с предельной четкостью: только разъезжаться. Вы обе взрослые женщины, хотя и родные сестры. У каждой должна быть своя судьба.
Свет истины и надежды просиял пред Татьяной: как же я сама не догадалась! Все подсчитала. Поговорила с Володей: я так больше не могу. У нас должна быть своя отдельная семья. Продадим квартиру. Вере выделим однокомнатную, где она захочет, это справедливо. У нас останется на первый взнос в ипотеку. Себе возьмем двух- или даже трехкомнатную, мы молодые, заработаем.
«Дурь это все, чем тебе плохо так жить», — проворчал Володя, но в принципе согласился. Он же видел, что, хоть и по непонятной ему причине, но жене плохо реально.
Татьяна поговорила с Верой. Ожидала возмущения, обвинений, даже истерики (отчасти — совершенно справедливой): ты не только обо мне, но и о дочке не думаешь! Она же ко мне привыкла!
Ничего этого не было. Вера просто спросила: тебе так лучше? Татьяна кивнула.
— Ну хорошо, — сказала Вера и ушла к себе в комнату.
Через два дня Вера отвела Олечку в детский сад, но на работу не пошла. Вернулась домой, выпила снотворное и практически все таблетки, которые были в доме. Для надежности еще и улеглась на диванчик в закрытой кухне и открыла газ в духовке. На работе оказалась внимательная и тревожная подруга. Нашла телефон Татьяны: Вера уже вчера была не в себе, сегодня не пришла на работу, не предупредила, на телефон не отвечает, делайте что-то сами или я подъеду к вам, дадите мне ключи.
Татьяна, мучимая чувством вины, понеслась домой.
Реанимация приехала вовремя.
В больнице психиатр сказал: попытка, несомненно, была подлинной, а не демонстративной. Возможно повторение.
Олечка заболела с высокой температурой. В полубреду звала: Вела, Вела.
Татьяна не смогла заставить себя войти в отделение. Володя зашел.
— Зачем ты это сделала?! — закричал он в лицо Вере.
— Чтобы вам квартиру не разменивать, — спокойно ответила Вера. — Ипотека — это же кабала на много лет. А вы молодые, и ребенок у вас. Не получилось у меня, прости, никогда у меня ничего толком не получалось.
***
Предупреждаю читателей: это не только психологическая загадка, но и история-перевертыш. Тут практически все не то, чем кажется. Но так тоже бывает в жизни. И такие ситуации тоже надо распутывать и разрешать.
Вопросы к читателям:
— Что в сложившейся ситуации делать Татьяне?
— В чем может быть причина сложившейся ситуации (есть ли «скелет в шкафу» и в чем он может заключаться)?
— Что делать психологу? Где искать дополнительную информацию и какие гипотезы отрабатывать?
Ждем ваших мнений.
В следующий понедельник — объяснение и развязка.
snob.ru
Юрий Сорокин: Назло доктору — Сноб
Психолог Юрий Сорокин написал книгу о том, что мы привыкли считать табу: женском алкоголизме. «Сноб» публикует отрывок из книги, собранной из реальных историй тех, кто вылечился и вернулся к нормальной жизни
Пролог
Ее привезли в клинику на три дня для вывода из запоя. Ближе к третьему дню наша врач-невролог, которая вела пациентку по медицинской части, попросила меня с ней встретиться и поговорить. «Кажется, у нее есть шанс из этого выбраться», — сказала она.
Ко мне в кабинет зашла женщина 40 лет, хотя выглядела лет на 35, само собой, внешне немного «помятая», как и многие люди после запоя. Ее слегка покачивало от остатков алкоголя и назначенных медицинских препаратов, но в глазах что-то проглядывало: то ли страх, то ли тревога, а в уголках глаз — две небольшие слезинки. Лицо немного круглое, но не слишком. Каштановые волосы подстрижены, как у французской певицы Мирей Матье; темные длинные ресницы и карие глаза. Хорошо сложена — не худая и не полная. Рост около 155 см. Если представить ее на каблуках, то можно сказать — стройная. Она была одета не так, как большинство женщин, которых привозят на «детокс», а со вкусом, как обычно одеваются в дорогу или в пансионате: спортивные синие брюки, белая олимпийка на молнии и под ней светлая футболка. Только на ногах тапочки, а не кроссовки.
Я не стал расспрашивать ее об употреблении алкоголя. Просто попросил рассказать, как она оказалась здесь и из-за чего. Молча слушал ее речь, немного путаную и сбивчивую, где она перескакивала с одного на другое, иногда повторяя уже сказанное и не замечая этого. Предложил ей свою помощь в решении этой проблемы, сказал, что понадобится провести 14 дней в стационаре для психологической реабилитации с медицинским сопровождением, конкретно для ее случая.
Затем встретился с ее мамой и рассказал ей о моем предложении. На первой консультационной встрече все мамы очень похожи друг на друга, как клоны: усталые лица и потухшие глаза, в глубине которых чувство отчаяния и безнадежности. Мне кажется, что у всех у них глаза одного цвета — серого. Сказал, что выбор за ними: если захотят, то будем работать, если нет, то на нет и суда нет. На этом я и расстался с ними. Каких-то ожиданий — вернутся или не вернутся — у меня не было.
Через день невролог сказала, что они приняли решение и что в большей степени это решение приняла сама клиентка. Мама только поддержала ее.
Женщина остается на полный курс программы на все 14 дней.
1-й день
Мы сидим и смотрим друг на друга.
Это вторая наша встреча, хотя по факту можно сказать, что мы впервые видим друг друга на такой дистанции. Молчим и смотрим, смотрим и молчим. Она по-своему красива. В ее взгляде тревога, испуг, растерянность. Вижу ее карие глаза с кругами, пушистые волосы. Вижу в глазах недоверие и стыд. Вполне нормальная гамма чувств, сменяющихся одно за другим, испытываемая человеком, впервые встретившимся с психологом, да еще и по такому социально «отвратительному» поводу — злоупотребление алкоголем. Да еще и будучи женщиной.
С интересом и некоторым сочувствием смотрю на нее. Всеми клетками своего организма осознаю, как ей сейчас хреново. Но одним моим сочувствием делу не поможешь. Паузу пора заканчивать. Прислушиваюсь к своим мыслям и слышу мелодию песенки Трофима про город Сочи и «про коньячок под шашлычок вкусно очень». Ого, сказал я сам себе. А с чего это вдруг возникла связь между ней и «коньячок вкусно очень»? И вспоминаю, что на первой нашей встрече она сказала, что выпивает коньячок и это очень вкусно. Итак, начало терапии положено. Значит, начинаем с коньячка. Но перед этим проговариваю правила нашего «терапевтического» романа. Полная анонимность и конфиденциальность. С моей стороны никаких записей ни до, ни во время, ни после сессий. Все хранится только в моей голове. И может быть извлечено при необходимости только по ее желанию и с ее разрешения. Полученной от меня информацией, приобретенными знаниями и навыками она может пользоваться по своему усмотрению. В общем, проговариваю стандартные правила терапевтических отношений.
На первых двух-трех встречах многие клиенты уточняют: вы действительно никому ничего не расскажете? Какой-то патологический страх, что их проблема может открытьсяЕсли честно, то для меня записывание всего происходящего отнимает гораздо больше времени, чем сама работа. И еще откровенно скажу: не люблю я эти описания. Работать люблю, думать люблю, а записывать не люблю. Вот бы придумали такой аппарат, который можно подсоединить к мозгу, и он запишет все мысли, напечатает их на бумаге, а перед этим еще и отредактирует. А я потом только считаю текст.
Однако если взялся, то буду описывать. Отмечаю про себя, что женщину немного отпустило после слов о конфиденциальности. Кстати, на первых двух-трех встречах многие клиенты уточняют: вы действительно никому ничего не расскажете? Какой-то патологический страх, что их проблема может открыться.
Двигаюсь по пути сокращения дистанции. Задаю вопрос, как к ней обращаться. Ну, допустим, клиентку зовут Людмила. Уточняю, как мне ее называть: Люда, Людмила, а может, Людочка или по имени-отчеству? В ответ: мне все равно. Продолжаю настаивать, а как ей все же комфортней? С каким именем? Этим самым даю ей сигнал о том, что я забочусь о ее удобстве. Такой небольшой шажок к большему доверию в наших отношениях.
Затем переход к начальной фазе работы с проблемой. Предлагаю ей рассказать то, что она может и хочет, про свое употребление алкоголя. Очень важно для меня и клиентки (обязательно держу это в своем фокусе) рассказать про употребление, не про злоупотребление алкоголем. Если сказать слово «злоупотребление», то сразу увеличится дистанция в отношениях и усилится сопротивление лечению. И в ее подсознании я буду в чем-то похож на тех, кто ее осуждает.
Для полной загрузки даю ей читать свою книгу «Легко ли бросить пить». Пусть, читая ее, узнает себя. Книга хорошо работаетПрошу в свободной форме поделиться, как начиналось употребление, как развивалось и как это происходит сегодня. Внимательно слушаю ее рассказ, наблюдаю и отмечаю про себя ее эмоции, реакцию глаз, тела, позы. Так, глазки вверх — значит, воспоминания, вниз — чувства. В какой-то момент морщится, как при зубной боли. Запоминаю этот момент. Чем-то для нее он важен. Плечи вперед, согнулась под тяжестью рассказанного, беру на заметку.
Параллельно сверяю ее рассказ с информацией, которой со мной поделилась ее мама. Естественно, с учетом ее эмоций и эмоций мамы. Первое впечатление — Люда достаточно честна в своем описании. И это облегчает нашу с ней работу. Но тему честности необходимо усилить, что я и делаю. Говорю ей: «Насколько, Люда, ты будешь честна перед собой, выполняя мои задания, настолько эффективно будет твое исцеление. Да, ты можешь в чем-то обмануть меня, но моя жизнь от этого обмана не изменится, а вот твоя изменится точно. Ты будешь продолжать пить».
Для того чтобы поставить жирную точку на этой теме, даю ей текст о человеке в зеркале. Этот листочек она унесет с собой.
Пора завершать эту сессию. Предлагаю Люде пройти на пару тестов, но уже в комнате. Без них никуда. Без них это будет шарлатанство для обывателя. А если серьезно, то это мои тесты для ускорения процесса вхождения в терапию. Ну и для полной загрузки даю ей читать свою книгу «Легко ли бросить пить». Пусть, читая ее, узнает себя. Книга хорошо работает.
На этом мы с ней расстаемся до завтра.
Занавес. Все. Выдохнул. Легче вскопать лопатой огород в две сотки, чем записать одну сессию.
Теперь прочувствовал, почему Милтон Эриксон, которого я считаю своим учителем, сам не зафиксировал ни одной своей сессии. И не написал ни одной книги. Все, что написано о нем и про него, записано его дочкой и зятем.
2-й день
Раз я решил описывать этот случай, то, следовательно, необходимо дать имя героине. Настоящее, в силу конфиденциальности, назвать не могу, а придумать — это мое право. Отчего-то, описывая первый день, я уже назвал ее Людой. Что это за ассоциация и почему именно это имя? Люда, Люда, Люда да Люда — Иуда. С чего это вдруг Иуда? Ведь эту женщину я совсем не знаю, и вдруг Иуда.
Это чисто моя таракашка. Похоже, это обобщение, связанное со всеми клиентами на начальном этапе работы. Помню, что одного из учеников Христа так звали. И он предал своего учителя. С тех пор это имя стало нарицательным для всех предателей. А кого ты предала, Люда?
Ларчик-то открывается, похоже, просто. Если взять за точку отсчета изменения, происходящие с человеком, злоупотребляющим алкоголем, то в определенный момент времени человек начинает предавать, прежде всего, себя, свою жизнь, свои интересы, мечты. Затем предает своих детей, супруга, родителей, друзей, все глубже и глубже погружаясь в пучину предательства… Одновременно при этом злоупотребляющий совершенствуется во вранье, в которое и сам постепенно начинает верить. И вот свершилось то, к чему он бессознательно шел. В определенный момент времени инстинкт самосохранения перестал работать и включилась программа самоуничтожения. Проще говоря, человек становится самоубийцей. Одни выбирают в качестве инструмента веревку, снотворное, а пьющий выбирает алкоголь.
По ее словам, она впервые честно ответила на все вопросы про свое употребление алкоголя и ужаснулась от полученных результатовВот это я выдал. Ужас, я какой умный. Надо придумать ей какое-нибудь задание на тему суицида. Но это позже. А что сейчас? Назову я ее лучше Машей. Да оно ей как-то больше подходит. Маша-потеряша. Маша, потерявшаяся по жизни. Помню, как в школе в первом классе учили складывать буквы в слова и потом их читать. Вначале слова, а затем целые предложения. Вначале простые, затем более сложные. Не знаю, так ли сейчас учат. В моей голове до сих пор звучит: «Мама мыла Машу. Маша мыла раму».
Будешь ты у меня в голове первоклассницей Машей, которая будет заново учиться трезвой жизни. Эдакий экстернат: за 14 дней пройти 8 классов в школе трезвости, а если получится, 9-й и 10-й. Ну меня и несет. Прямо как Остапа у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях».
Кому-то покажется, что я просто сижу и гоняю эти мысли, совсем не обращая внимания на Машу. На самом деле все эти мысли проносятся в моей голове очень быстро, и часто после сессии бывает достаточно сложно восстановить некоторые из них.
Так про Машу. Стандартная схема: как вы себя чувствуете, Маша? Завтра и далее каждый день я буду задавать этот вопрос. Таким образом, мы с ней вдвоем будем наблюдать за изменениями ее психологического и физического состояния. Одновременно это разогрев и концентрация здесь и сейчас. Хотя именно с этого момента и на этой теме можно как бы случайно выйти на очень важные эмоциональные фрагменты Машиной жизни. Кстати, интересное наблюдение: Маша начинает разговор с оправдания, как школьница, не до конца выполнившая домашнее задание. Значит, она подсознательно ощущает себя школьницей. Следовательно, мы начали «играть» в ролевую игру «ученица — учитель». Для начала нормально. Главное — отслеживать переходы в другие роли наших терапевтических отношений.
Наконец наши взгляды пересеклись, и она произнесла: «Слава Богу, наконец мне не надо врать, увиливать, придумывать»Так, плывем дальше. Фильм, который был заданием, она не досмотрела. Она честно заявила об этом, и это не может не радовать. Ей помешало второе задание — тесты. По ее словам, она впервые честно ответила на все вопросы про свое употребление алкоголя и ужаснулась от полученных результатов. Сказала, что впервые именно так полно, а не фрагментарно посмотрела на свою жизнь с алкоголем. Ранее она все делала формально, для отмазки, а сегодня вдруг ее пробило. И тут полились слезы ручьем, рыдания со всхлипываниями. И плакала она как-то по-настоящему. Я молча наблюдал за ней. Она плакала, как плачут маленькие дети, самозабвенно, всем своим существом, лопатками и ключицами, кажется, даже локтями и коленками. Тушь текла по ее лицу. А я говорил про себя: плачь, Маша, плачь, это слезы исцеления. Это продолжалось несколько минут. Затем поток слез начал затихать, прекратилась трясучка, и она, обессиленная, откинулась на спинку кресла, в котором сидела. Медленно начала поднимать голову вверх. Наконец наши взгляды пересеклись, и она произнесла: «Слава Богу, наконец мне не надо врать, увиливать, придумывать. Наконец я смогу вслух сказать то, в чем я боялась самой себе признаться. Я не знаю, как вы будете после всего этого относиться ко мне. Просто я очень устала от всего этого. И еще я увидела сегодня, что это надо лично мне».
И она начала рассказывать о своей жизни. Оставшуюся часть сессии она только говорила, а я только слушал, расставляя якорьки-маркерчики для будущих тем бесед и заданий. Так закончился второй день нашего общения.
Я дал ей следующее задание, и на этом мы расстались. Интересно, что будет завтра, ведь мы не увидимся целых 24 часа.
3-й день
Самочувствие, по словам Маши, обозначается словом «качели». То все очень хорошо, ощущается приподнятость, то все с точностью до наоборот — не верит, что у нее получится вновь жить трезвой, как раньше, внутри кроется страх: а вдруг не смогу?
С профессиональной точки зрения — типичный синдром отмены. Стандартная ситуация.
Далее вновь рассказ Маши о своей жизни «такой непростой». В нем все переплетено: и жизнь, и злоупотребление алкоголем. Сегодня для нас с ней важно, чтобы она просто выговорилась, а расплести эту косичку я смогу, чай, не впервой.
Поток информации льется на меня рекой, и единственное, о чем я прошу Машу постоянно, — это говорить помедленнее. Мне важно слышать все нюансы ее интонации, видеть реакцию глаз, тела, смену поз. Важно видеть и слышать ее не в целом, а как бы по частям. И во время ее рассказа я ставлю мысленные якорьки на некоторые ее реакции, чтобы позже вернуться к этим моментам. Наиболее точное определение моего состояния: я подобен Шерлоку Холмсу, а еще — я умненький Буратино. Как сказал Холмс в момент знакомства с Ватсоном: «Мне нравится совать нос в чужие дела». Короче, работа у меня такая. Здорово я завернул.
Маше важно говорить помедленнее, чтобы успевать «проживать» заново сюжеты ее жизни. Слушаю, замечаю, отмечаю. Ого, оказывается, Маша еще и антидепрессанты кушала.
Съела 10 «колесиков» и запила алкоголем. А таблетки-то не из слабеньких.
Вот тебе и картина маслом «Приплыли». Включаю тормоза, давайте, Маша, с этого места поподробнее. Что же это получается? А получается, что, следуя очень настойчивым рекомендациям мамы, Маша сходила в поликлинику к невропатологу. Так как, по мнению мамы, у Маши зашкаливают ее эмоциональные реакции. И Маша, как послушная дочка, выполнила мамину просьбу. Естественно, Маша невропатологу ничего не сказала про алкоголь (что же я, дура, что ли, врачу про это говорить). И вот Маша месяц глотает антидепрессанты, а затем «благополучно» возвращается к алкоголю. То есть пьет и закусывает антидепрессантом. И имеет превосходную отмазку для мамы, когда та видит ее измененное состояние. Ведь всегда можно сослаться на действие таблеток.
Что у нее там было до этого возраста с мужиками, кто ее бросил, кого она? Кем работала? Почему так слушается мамы аж в сорок лет?И что же мы имеем? А имеем мы Машин микст: профессиональное обозначение смешанной зависимости алкоголь + таблетки антидепрессанта. Задача усложняется. Тему таблеток проговорим с Машей отдельно и подробно. Также надо будет обсудить эту тему с нашим неврологом, а именно как будем Машу «снимать» с таблеток. Работать будем с неврологом в тандеме, ежедневно отслеживая Машино психическое и физическое состояние.
Все это быстро проносится в моей голове одновременно с тем, что я продолжаю слушать Машу. Мне необходимо решить: или продолжать тему употребления алкоголя, или перейти к обсуждению ее личных проблем. Здесь и профессиональное, и личное любопытство: что у нее там было до этого возраста с мужиками, кто ее бросил, кого она? Кем работала? Почему так слушается мамы аж в сорок лет?
Это сродни искусству режиссера в театре. Когда слушать монолог, когда сделать паузу. Здесь я одновременно Станиславский и Немирович-Данченко. Напряжение испытываю такое, что аж в голове зашумело. Решил: откладываю свое любопытство и занимаюсь пока строго употреблением Машей алкоголя. Запрос Маши и ее мамы был именно об этом. Остальное придет само собой.
Итак, о чем же Маша сейчас говорит? Это может показаться удачей, что она так разговорчива. Ее сейчас прорвало.
А что с заданием? Понятно, а слезы капают, капают, капают… Да, Машенька, лучше пусть болит здесь, чем потом будет болеть там. Первые несколько дней это действительно эмоционально больно. Мы, Маша, вскрываем сейчас «эмоциональный гнойник и выдавливаем гной». Будем «чистить», а позже «помажем мазью и наложим повязку», и пусть заживает. Так, фильм, который я дал, ты не посмотрела. Ну, это ничего. Сегодня для тебя важнее вот эти переживания, кино никуда не денется. Ну а что с заданием? Задание я назвал: Маша-потеряша. Как в пословице: выпивали — веселились, протрезвели — прослезились. Да, Машенька, поплачь, поплачь. Слезы очищают.
Знаю на практике, что в дальнейшем со стороны Маши будет «соблазнение» терапевта. Студентки влюбляются в своих преподавателей, а пациенты — в своих врачейВот мы с тобой и подводим итоги твоих потерь из-за твоего пития. Однако, наконец, ты увидела сама сегодня, что рядом с тобой есть люди, желающие тебе добра, любящие тебя, которых ты отталкивала и отказывалась от их помощи. И к счастью, как ты сама сказала сейчас, они не отказались от тебя: это мама, твоя дочка и твой друг Саша. Кстати, симпатичный молодой мужчина. Я видел его сегодня в клинике и теперь знаю, что он приехал к тебе. Надо будет позже порасспросить про ваши отношения. Что они значат для тебя и для него.
Так. Сессия закончилась. Подвожу ее итог. В двух словах: верной дорогой идем. Даю следующее задание + досмотреть фильм. Да, не забыть завтра поговорить о сопротивлении лечению и отрицании болезни.
И еще: главное — нам не спешить и действовать очень осторожно. Маша действительно очень эмоциональна, поэтому более эффективно в работе с ней давать ей время проживать каждое задание. А мне — следовать Машиному ритму, идти вслед за ней шаг за шагом. Мне не следует задавать ей свой ритм.
Появление Саши осветило Машу, как фонариком. Глаза ее карие заблестели, в них запрыгали чертики. На сессии она даже попыталась начать флиртовать со мной. Я сделал вид, что не заметил, но это было. Знаю на практике, что в дальнейшем со стороны Маши будет «соблазнение» терапевта. Студентки влюбляются в своих преподавателей, а пациенты — в своих врачей.
Стоп. До завтра, Маша.
Это я уже про свой ритм.
snob.ru
Семейный психолог – Борис Новодержкин – Блог – Сноб
Наивно рассматривать отношения в семейной паре как нечто плоское, раз и навсегда данное, и при этом самодостаточное, замкнутое на самоё себя. Отношения между двумя людьми - это не линия, проведённая между г-ном А. и г-жой Б., а треугольник, предусматривающий третью точку в виде некой общей цели. Знаменитый афоризм Антуана де Сент-Экзюпери «Любовь - это не когда смотрят друг на друга, но когда смотрят в одном направлении» именно про это. Чем дальше цель - тем ближе отношения, и наоборот.
Но бывает и так, что точка В. «падает» на линию А. - Б., и тогда отношения исчезают как таковые, превращаясь в бесконечные выяснения, расставаться нам или нет. Это когда люди уже даже не «друг на друга» смотрят, а упираются взглядами в то, что их друг от друга закрывает. Примерно как два барана, находящихся по разные стороны ворот с надписью: «Главное - сохранить отношения!» Выяснять в этот момент, что каждый из них понимает под словом «отношения» - как интересоваться у спешащего в туалет человека его планами на ближайшие пять лет.
Часто случается, что чуть ниже на воротах подписано что-то ещё: про любовников, любовниц, алкоголизм, или безумную любовь к футболу с одной стороны, и не менее безумную любовь к «шопингу» в кругу подруг с другой, а то и вовсе про должностные обязанности по закрыванию крышки унитаза. Но сути это не меняет: главное, им есть о чём поговорить. Вернее, не поговорить, а азбукой Морзе постучать друг другу через ворота. Ничто так не скрепляет отношения в паре, как вопрос о том, удастся ли их сохранить.
Но это всё юмор, пусть и довольно грустный. Если говорить серьёзно, то прервать подобный конфликт, а уж тем более перевести его из "минуса" в "плюс", крайне трудно в первую очередь потому, что никто из участников не хочет чувствовать себя виноватым за свою непоследовательность. Иными словами, раз уж стали ругаться, то надо продолжать, чтобы потом не выглядеть в глазах друг друга безвольными слабыми дурачками. Насколько это на самом деле умнО, оставлю без комментариев.
Смысл консультаций, которые проводит семейный психолог, именно в том и состоит, чтобы помочь людям хоть на секунду остановиться, и заметить, что общаются они уже давно не друг с другом, а со своими собственными проекциями. Каким именно образом это происходит - вопрос скорее технический, и зависит в первую очередь от мастерства самого психолога. В какой-то момент он может молча слушать (любая семейная перебранка в присутствии постороннего человека уже хоть чуть-чуть способствует тому, чтобы взглянуть на неё чуть иначе), а в какой-то посоветовать поменять жену или мужа. Ряд этих средств может показаться стороннему наблюдателя крайне пассивными, другие вызывающе-провокативными, но всё это уже «внутренняя кухня» профессионалов. В любом случае, если терапевт хочет действительно помочь людям, а не заработать денег на бракоразводном процессе, в его арсенале найдётся достаточно средств, чтобы семейная пара наконец-то действительно увидела друг друга.
Что будет дальше, когда каждый участник пары хотя бы частично избавиться от своих стереотипов и привычек в общении с другим, и обнаружат ли они в этот момент между собой что-то общее – на это уже не сможет повлиять не только психолог, но и сам Господь Бог, подаривший каждому из нас абсолютную свободу выбора уже по факту нашего рождения.
Психологам, равняющим свои силы божественным, и пропагандирующим всякие глупости типа «психолог советов не даёт», могу сказать следующее. Клиент - это твой прямой работодатель. Не переживай особенно сильно по поводу его "беспомощности" и "несамостоятельности". Если что-то пойдёт не так, он в любой момент сможет тебя уволить.
Проблема усугубляется ещё и тем, что далеко не все психологи хотя бы отдалённо знакомы с понятием «диалектика». Семейный кризис, как и любой другой – это всегда кризис роста, в основе которого лежат те самые «единство и борьба противоположностей». В кризисе можно либо застрять, либо выйти из него в качественно иное состояние. Возвращаясь к примеру с «упавшей» на линию третьей точкой, можно с уверенностью сказать, что так происходит всегда, когда цель того или иного этапа взаимоотношений в паре уже достигнута.
Семейные кризисы меряются не по годам, а по целям. Всё зависит от того, для чего именно люди друг другу нужны. Наконец-то вышла замуж, как остальные подружки - кризис. Купили квартиру и сделали в ней ремонт - кризис. Закончили совместную книгу кризис. Муж перестал пить и устроился на работу - кризис. Бросил любовницу - кризис, да ещё какой. Когда есть цель, пусть и крайне «кривая», вся энергия направлена на её достижение. Но как только цель достигнута, тут и всплывают все накопившиеся до этого обиды, ведь раньше было просто не до того.
«Линейный» психолог, видящий отношения между людьми лишь в парадигме «разойтись или остаться» - это плохой психолог. Мне он напоминает ещё одного барана, пытающегося пристроится к тем же самым воротам, но не знающего, с какой стороны это лучше сделать, и потому предпочитающего работать не с парой, а с кем-то одним. Он искренне не понимает, что выборов у человека множество, и все они зависят от того, какую цель он перед собой ставит. А уж поверить в то, что цели со временем могут меняться, и именно в этом состоит пресловутый «личностный рост», ему и совсем сложно. Ведь не только среди журналистов встречаются те, кто вечно путает «пирамиду Маслоу» с теорией Дарвина.
Я как-то слышал про восточную медитацию, когда человек садится у камня, пытаясь долгими днями и даже месяцами открывать в нём новые и новые качества, которых он раньше не замечал. Ну а если перед ним был бы не камень, а человек? Неужели всё столь безнадёжно, как утверждают некоторые «британские психологи», когда речь заходит о взаимоотношениях двух людей? Ведь взаимопонимание - это вовсе не равенство двух пониманий, а процесс расширения собственного понимания для каждого в общении с другим.
Но людям нужны индульгенции, и именно за них они лучше всего платят:
- Хожу по бабам? Да я сексоголик, больной человек! Доктор, лечите меня, мне для жены справка нужна!
- Изменяю мужу? Да у меня кризис среднего возраста, как же вы не понимаете, а ещё психолог!
- Не хочу учиться, а хочу жениться!
- Не хочу жениться, хочу развестись!
Ну не хочешь, так кто ж тебя заставит? Ведь твоя жизнь - это твоя жизнь, и каждый твой выбор - это исключительно твой собственный выбор. И последствия за него нести тоже только тебе, каких бы психологов ты по этому поводу ни начитался. Естественно, данной заметки это тоже касается.
P.S.
В качестве «бонуса» - несколько фраз, которые за долгие годы работы с семейными парами мне приходилось произносить чаще всего, причём все сразу:
- Не надейся, что твой партнёр будет что-то менять - меняйся сам(-а).
- Как только ты начнёшь что-то менять, твой партнёр сделает всё, чтобы у тебя ничего не вышло.
- Когда каждый из вас станет что-то менять, всё изменится довольно быстро.
Консультация семейного психолога Бориса Новодержкина
snob.ru
