Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Одесский юмористический журнал фонтан
Фонтан: одесский юмористический журнал - Веничка
Александр Володарский
Сразу прошу прощения: в этом рассказе будет много цифр. Минимальная концертная ставка в Советском Союзе, то есть гонорар артиста за одно выступление, была, по-моему, 4 рубля 50 копеек. У Иосифа Кобзона – 19 рублей. Клара Новикова как-то при мне разразилась от неожиданной радости нервным смехом и помчалась на другой конец Москвы, где ей пообещали заплатить за концерт две ставки – 30 рублей. Наконец, Алла Борисовна Пугачева получала за сольный концерт 46 рублей. А вот концертная ставка Вениамина Сквирского была 113 рублей – больше всех в нашей большой тогда стране.
Вы не знаете, кто такой Вениамин Сквирский? Я тоже мало о нем знал, пока не познакомился в неправдоподобно далеком 1988-м.
Тем летом стояла страшная жара, каждый день около плюс сорока. Где? Где, где – в Караганде! Но, поскольку было это не в Москве, то программа «Время» об этом помалкивала, а страдали от жары в меньшей степени жители этого города, а в большей – приезжие артисты ударной бригады «Союзконцерта», гастролировавшие в карагандинском Дворце спорта. В те времена на такие «сборняки» приходили полные залы, и Караганда – не исключение. Главной «обезьяной» (так называли артиста, на которого в основном валил народ) был у нас знаменитый уже тогда Александр Серов, а к нему прилагались: хэви-металл-группа «Магнит» – для привлечения молодежи, сладкоголосый певец Сергей Беликов – для женщин бальзаковского возраста, популярный эстрадный ансамбль «Ариэль» – для разрядки и два писателя-сатирика – для смеха: автор этих увлекательных строк и Вениамин Сквирский. Был я те времена молод, неопытен, но подавал большие надежды. Напротив, Веня, произведения которого когда-то, чтоб вы знали, исполнял сам Аркадий Райкин, был видной фигурой, и он сразу взял надо мной шефство.
– Сегодня после завтрака мы пойдем в книжный! – сказал он в первый же день. Когда, высунув от жары языки, мы доплелись до книжного, Веня усилием воли убрал язык, встряхнулся, зашел и объявил с порога:
– Мы – писатели-сатирики, гастролируем сейчас у вас в городе. Кстати, мы корреспонденты журнала «Крокодил», «Литературной газеты» и, конечно, «Фитиля». Не могли бы вы поделиться с нами книжными новинками?
И разморенные жарой продавцы, которым в голову не приходило спросить, скажем, журналистское удостоверение, охотно делились с нами книгами из-под прилавка.
На концерте Веня, как и я, читал с листочка свои монологи. Только я читал свои новые, а Сквирский – старые, потому что писать новые ему было некогда. Его жизненные интересы были так широки, что сравнить его можно лишь с великим Леонардо да Винчи. Правда, Веня не рисовал, он чертил, но об этом позже.
Вы заметили, рассказывая о моем герое, я все время перескакиваю? Это все из-за него, он тоже всю жизнь перескакивал. Поэтому вернемся к его концертной ставке. Итак, первую ставку Веня получил как мастер художественного слова высшей категории. Естественно, юмористические миниатюры на высшую категорию не тянули, поэтому на худсовете Вениамин Сквирский читал рассказы о Ленине, за что сразу же получил и первую надбавку в 50 процентов за мастерство. К слову, если бы Веня умел петь, он бы, я думаю, легко спел о Ленине и получил еще больше.
Однако концертной деятельности Вене было мало. Он еще, как говорится, шил. Вернее, изобретал. В каждом городе – уже без меня – Вениамин Сквирский шел на прием к председателю горисполкома и предлагал внедрить свою чудо-машину для очистки канализации, которая повышала производительность нелегкого труда золотарей в тысячи раз. И на крыле ветра перемен и мутной волне перестройки часто втюхивал свои изобретения за деньги, значительно превышающие его концертные гонорары. Причем, что интересно, машин этих промышленность не выпускала, зато чертежи Веня выпускал в неограниченном количестве. Он даже рассказывал, что одно время, когда работал со знаменитым ансамблем «Поющие гитары», возил с собой на гастроли кульман и в свободное время чертил какие-то механизмы для очистки труб специальными ракетами. Естественно, каждый из коллег-артистов норовил его подколоть. Когда изобретатель выходил из комнаты, солистка ансамбля Ирина Понаровская и ее муж подрисовывали к ракетам яйца.
Сказать, что в чудо-дворце из стекла и бетона, где мы выступали, было жарко, значит ничего не сказать. Я выступал в первом отделении, поэтому приходил еще до начала концерта и всегда заставал такой интригующий диалог:
– Ну, кто сегодня будет лабать? – громко вопрошал руководитель группы «Магнит». И на сцену вместе с солистом вытряхивались из-за кулис еще несколько добровольцев, которые под забойную музыку хватали гитары и изгибались в конвульсиях, забывая иногда шевелить струны. Тогда я впервые узнал, что такое петь под фанеру, а извивающиеся и изображающие виртуозов гитары люди были простыми грузчиками, которые таскали тяжеленные динамики «металлистов» на сцену и со сцены.
Выбора, в чем выходить на публику в такую жару, «благодаря» Сквирскому у меня не было.
– Александр, – изрек Веничка, – писатель должен выходить на сцену в безукоризненном костюме! Мы же должны как-то отличаться от этих шнорантов!
И я поневоле надевал свой единственный, он же концертный серый в полосочку костюм и шел на сцену, как к мартену. Мое выступление длилось минут двенадцать. Это был верхний предел, так как к концу пот начинал капать и заливать листочки с текстом, отчего они сгибались и бесшумно мялись, словно хорошая туалетная бумага.
Веня выступал в начале второго отделения. «Ну как сегодня наша Караганда?» – спрашивал он меня. Недослушав ответа, автор-исполнитель вынимал из кофра красивый белый костюм, белые туфли, быстро надевал это после третьего звонка и выскакивал на сцену. А в это время я, мокрый и несчастный, бежал в гостиничный душ, благо гостиница была рядом, в пяти минутах.
– Ты видел мой белый костюм? – спросил меня Веня.
– Мечта! – отвечал я.
– Мне прислал его брат из Америки. У них в Майами – всегда жара, вот они и научились делать белые костюмы, в которых совсем не жарко. Я думаю, шмок, который это придумал, взял хорошие деньги!
Естественно, я очень хотел послушать, как выступает Сквирский, но он попросил меня этого не делать:
– Саша, я буду волноваться! Не люблю, понимаешь, когда в зале коллеги. Я же читаю для простого народа, а не для профессионалов!
Но в последний день я тайком от Вени все же остался на второе отделение и незаметно сел в зале. Конферансье объявил, и на сцену выскочил ослепительный Сквирский в своем белом костюме. Его первая фраза звучала так:
– Друзья! Всю свою жизнь я живу в северных краях. Поэтому, учитывая погоду, если дамы позволят, я прежде всего хотел бы сбросить пиджак, дабы не растаять прямо перед вами!
Добрые дамы аплодисментами позволили, и Веня мгновенно снял свой жароустойчивый пиджак, оставшись в легкой рубашке с короткими рукавами. Я был в шоке. Из-за этого человека я каждый день парился в своем суконном лапсердаке двенадцать минут, он же – не более тридцати секунд в своем американском белом! Дальше Веня сказал дословно следующее:
– Знаете, мы с Володарским, который выступал в первом отделении, часто бываем с концертами во многих местах. Поэтому у нас есть свой список городов, составленный, так сказать, по интеллекту и чувству юмора. Скажем, Москва в нем на восьмом месте, Одесса на третьем, Тамбов – на пятьдесят восьмом. Я очень надеюсь сегодня на вашу непосредственную смеховую реакцию, которая позволит Караганде превзойти хотя бы Тамбов.
Мне показалось, что это была изрядная бестактность, но и это сошло Вене с рук и вызвало аплодисменты. Затем он начал читать. И тут, увы, смех и аплодисменты стали раздаваться все реже. Что говорить, утверждаю без ложной скромности: я проходил лучше. И причины здесь, по-моему, было две. Я читал, повторяю, новые тексты, перестроечные и острые, а Сквирский – старые. А самое главное, я думаю, что публика высоко ценила мужество человека, который в сорокаградусную жару, единственный из всех, выходил на сцену в сером костюме, застегнутом на все пуговицы. Наши люди любят мужественных!
С тех пор носить костюмы я ненавижу. И, если вы когда-нибудь увидите меня на сцене в пиджаке, знайте: это только для того, чтобы проходить лучше, чем Сквирский в Караганде.
P. S. Закончив рассказ, я вошел в интернет и набрал в поисковике: «Вениамин Сквирский». Вот результаты: «Академик восьми российских и международных академий», «Человек 1999-го и 2001 года», «Выдающийся человек XX столетия», «Член Совета Безопасности Российской Федерации», «Вениамин Сквирский разнообразием своих интересов способен удивить кого угодно», «Вениамину Сквирскому принадлежат следующие изобретения:
– атомная подводная лодка – трубоукладчик и геологоразведчик;
– туристическая атомная подводная лодка на 1000 пассажиров;
– медицинский прибор для лечения аденомы у мужчин и всех инфекционных болезней, кроме сифилиса, у женщин;
– двадцатиградусная омагниченная водка, по своему воздействию равная сорокаградусной, но без похмельного синдрома;
– проект конверсионной свинофермы, возводимой из списанных частей военной техники»...
Та что, думаю, я не зря сравнил Вениамина с Леонардо. Вы скажете – итальянец написал бессмертную «Джоконду» с ее загадочной улыбкой, так я вам отвечу, что Сквирский утверждает, что именно он написал не менее бессмертный первый «Монолог студента кулинарного техникума», который собрал улыбок даже больше, чем у моего героя патентов. Короче, я горд тем, что первым в нашей литературе воспел такого человека! Будь здоров, Веничка! И, если что, извини, я писал это любя…
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - Детское время – №239
Наталья Хаткина
Сказка о рогах
Жил некогда единорогВ лесу, в тени ветвейИ примириться всё не могОн с участью своей.
– Понятно всем как дважды два:Рогов должна быть пара!У яка – два, у лося – два,У зубра, у архара,
И даже глупенький телокИмеет пару рожек.Лишь я один – единорог.О Господи, за что же?!
Его услышал некий тролль,Прослывший колдуном.– Два рога хочешь ты? Изволь!Не пожалей потом!
Чего тут долго колдовать?Подумаешь, искусство!Ну вот, попробуй пожевать, – Волшебная капуста!
Единорог сжевал вилокВечернею порой.И вскоре зачесался лоб,И вырос рог второй.
Смотрелся в гладь единорогОзерного стекла.Ну что он там увидеть мог?Обычного козла.
Дед и внук
О сказке деда просит внук – Имеет все права! – Дедуля курит свой чубукИ путает слова.
– Жил гномик в глубине горы,Отважен, хоть и мал,И каждый день трусал стиры,Стиры свои трусал.
Стиры сушились на сосне,Как будто пестрый флаг.Ты что, внучок, не веришь мне?Все тыло бочно так!
Да ты смеешься? Погоди!Получишь, так и знай!Неблагодарный! Прочь иди!Стиры свои трусай!
Веселуха
Дадим шар земной детям...
Из песни
Нет, наша жизнь не серая,Не скучная совсем!Опять землетрясениеВ квартире номер семь!Пустились стулья в переплясИ прыгает буфет,А люстра – дзынь!А люстра – блямс! – Разбилась о паркет.
Не лезь, хозяин, на рожон,Осколки подмети.Танцуют выше этажомПодружки лет пяти, – Наташенька и Сонечка.Им кажется – тихонечко.
А завтра Ваня с ВенеюРешили в ванне с пеноюКораблики пускать.И будет наводнениеВ квартире номер пять!
Я новости неместныеЛюблю смотреть с друзьями:Вулкан проснулся в Мексике,В Японии – цунами!Подпрыгнет ненамеренноКакой-нибудь шалун, – Над Южною АмерикойПроносится тайфун!
Повсюду на планетеЖивут нескучно дети!
Людмила Уланова
Щекотливый вопрос
Кого мне лучше завести – щенка или котенка?Любой из них по-своему хорош!Ах, если б где-нибудь найти такого... щекотенка!!Чтобы на них обоих был похож!Мурлыкал бы совсем как кот он голосом дремотным,Как пес бы погулять тянул меня...Одно покоя не дает – ведь был бы он щекотным!А я боюсь щекотки как огня!
История с бородой
Сережа сказал с возмущением Пете:– Девчонкам вольнее живется на свете!У них каждый раз что-то новое модно,И могут девчонки носить что угодно – Хоть платья, хоть брюки, хоть косы, хоть стрижки,Хотят – одеваются так, как мальчишки!А ты для проверки попробуй хоть разПрийти – ну, к примеру, с косичками в класс!Девчонка займется дзюдо, фехтованьем,И все с уваженьем о ней говорят!А ты увлекись, например, вышиваньем – Увидишь, тебя засмеют все подряд!Но я уже знаю, как я отомщу:Мне надо для этого вырасти срочно,И дли-инную бороду я отращу, – Вот с этим девчонкам не справиться точно!
Мечта
Наташка просит у родителей собаку,Аленка клянчит то гадюку, то макаку,Маринка скоро попугая заведет,А я о роботе мечтаю целый год!
Он в сто раз лучше, чем собаки, мышки, кошки!Я б электричеством его кормила с ложки,Через соломинку поила бы бензином,Купала на ночь в теплом маслице машинном!
За поведение хорошее в наградуОн не просил бы ни конфет, ни шоколаду, А только рвался б за меня решать задачки!Да, точно, робот мне куда нужней собачки...
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - Подлинная история женитьбы моих родителей
Михаил Бару
Летом пятьдесят шестого года моя мама приехала из Киева на каникулы после второго курса пединститута к тётке в Новоград-Волынский. Тетка Клара проживала там с мужем и дочерью, двоюродной сестрой моей мамы. Сестра Райка была, что называется, на выданье. Выданье было трудным. Не каждый жених мог столько выпить. С учётом того, что еврейские женихи были en masse малопьющие или совсем не, то миссия представлялась практически невыполнимой.
Обычно маму на время прихода женихов запирали в соседней комнате. Однажды ей надоело сидеть взаперти и она вылезла через окно одноэтажного домика, где жила семья тётки, в палисадник. Ненароком сломала какие-то плодово-выгодные кусты. Если бы на шум и треск выбежала только Клара, особой беды не случилось. Но тут черти вынесли и предполагаемого жениха… С большим трудом этому почтенному и солидному человеку, на минуточку – главбуху местной потребкооперации, удалось напомнить о цели и предмете его визита, но заставить его продолжать женихаться, увы, уже не представлялось возможным. После этого несчастного случая маме заранее давали гривенник на мороженое и отправляли гулять на все две стороны. В маленьких новоград-волынских, как известно, больше двух, максимум трёх сторон света не бывает.
Летом этого же года мой папа приехал из Серпухова, где он успел отработать год молодым специалистом, в Новоград-Волынский, к родителям, в свой первый отпуск. Папины родители, то есть мои бабушка Галя и дедушка Боря, были полны решимости его женить. На случайные встречи тогда не полагались, да и кто бы доверил папе такое серьезное дело, как собственная женитьба. Обратились к лучшему в городе специалисту. Сваха, получив вводную, приступила к выполнению задания. А вводная была – врач. Бабушка так хотела. Мнение дедушки... Нет, конечно, дедушка мог встать в ряды протестного электората и заявить, что лётчицы или поварихи ему нравятся больше, чем убийцы в белых халатах, но дедушка был не похож на врага самому себе. Кстати, врач должна была происходить из состоятельной семьи. Напоминать про то, что семья должна быть еврейской, всё равно что пересказывать всем известный анекдот про грузина возле роддома, спрашивающего у жены, родился ли у неё мальчик. Сказать, что девиц на выданье с такими тактико-техническими данными в Новоград-Волынском было пруд пруди, значит выдать желаемое за действительное. Да что там пруд – на приличных размеров лужу не набралось бы. Но специалист на то и лучший, чтобы из-под земли, со дна моря и на блюдечке с голубой каёмочкой. В считанные дни девица врачебного полу была найдена. Правда, она была немного старше папы и не совсем врач, а зубной техник, но состоятельность её родителей была на таком уровне, который мог бы бабушке присниться, если бы дедушка не храпел так сильно. Посмотрев на фотографию зубной технички, дедушка немедленно поставил на неё штампик: «Лежалая тыква». То есть не то чтобы он поставил его во всеуслышание, но подумал. И думал лет десять, прежде чем проговорился об этом моей маме. Дедушка умел хранить зубоврачебную тайну. А вот папа не умел. Поэтому первое свидание, заботливо подготовленное заинтересованными сторонами в городском саду, оказалось последним. Разговор о погоде, о видах на урожай был и о ценах на зубные протезы был, но дальше этого дело двинулось. Пойти на танцы папа отказался, сославшись на то, что у него больные ноги. Спустя несколько дней, когда бабушка узнала, что у её сына, имевшего разряд по боксу, больные ноги... Но не будем отвлекаться. Наскоро попрощавшись с надеждой моей бабушки на бесплатное медицинское обслуживание, папа, подпрыгивая на больных ногах, подбежал к киоску с газированной водой, чтобы утопить угрызения совести в стакане сельтерской с двойным вишнёвым сиропом.
Если быть совсем точным, то надо сказать, что папа подходил к киоску справа, а слева – девушка с мороженым, которую я буду для краткости называть мамой. Конечно, я мог бы написать, что в этот момент из окошка киоска вылетели две стрелы, которые... но это будет неправдой. Всё внутреннее пространство киоска и даже чуть больше, чем оно могло вместить, занимал дядя Гриша, шурин моего дедушки. Дядя Гриша был владельцем этого месторождения газированной воды с сиропом и без него. Скажу больше – он был Абрамович своего дела. Наливая сироп в стакан, он так умело загораживал его рукой от покупателя... что если бы в то время на базаре Новоград-Волынского продавались футбольные команды – он мог бы купить две, и ещё кое-что осталось на покупку нападающего из киевского «Динамо». Дядя Гриша, однако, идиотом не был. Узнай о такой покупке Гришина жена, Циля, – его не спасло бы даже бегство в Лондон.
Но вернёмся к моим родителям. В тот день они разошлись по домам ближе к полуночи. Тётя Клара, уже обегавшая полгорода в поисках племянницы, устала и сидела на крыльце своего дома с веником в руках, которым намеревалась встретить загулявшую маму. Всё же она решила подождать, пока мой папа, попрощавшись с мамой раз десять, отойдёт от дома подальше, и уж тогда исполнила свой боевой танец с веником.
В тот момент, когда папа переступал порог родительского дома, бабушка уже была в курсе происходящих событий. Камерами слежения в таком городке, как Новоград-Волынский, снабжены даже курицы, лениво бродящие вдоль пыльных улочек. Поскольку папа давал показания неохотно, постоянно в них путался и всё время сбивался на описание маминой внешности… Короче говоря, на следующее утро была вызвана сваха и ей были даны указания навести справки о маме, маминой семье и семейных активах. Почтенная Двойра немедленно отправилась в дом тёти Клары и приступила к переговорам. Довольно скоро выяснилось, что к медицине мама не имеет никакого отношения, если не считать мою бабушку, мамину маму, которая работала медсестрой в одной из киевских поликлиник. По части семейных активов дело обстояло совсем неважно. Бабушка растила маму одна (дедушка погиб в сорок втором), и всё своё мамина семья носила с собой, причём легко, потому что носимого тоже было не бог весть сколько. Двойра, однако, была человеком опытным и, мгновенно оценив ситуацию, предложила Кларе за умеренную мзду представить кредитную историю маминой семьи родителям моего папы в более весёлых тонах, чем они есть на самом деле. Тётка была человеком вспыльчивым, поэтому остаток разговора происходил не на идиш, а исключительно по-русски, с использованием таких многоэтажных конструкций, что можно было подумать, Клара воспитывалась в семье архитектора, а не мелкого торговца скобяными изделиями. Впрочем, Двойре ещё повезло, поскольку при разговоре не присутствовала моя бабушка. Тогда бы дело могло дойти и до рукоприкладства.
Между тем свидания моих родителей стали едва ли не ежедневными. Мама приходила на них в туфлях, выпрошенных на время у сестры Райки, и даже при часах с нарисованным пароходиком на циферблате. Часы, правда, имели всего одну стрелку, но кто собирался их наблюдать?
Обеспокоенная развитием событий, бабушка Галя послала в разведку дедушку. Разведчиком тот был, мягко говоря, непрофессиональным. Всё, что он сделал, так это посидел на скамейке в городском саду, загородившись газетой. Понаблюдав две-три минуты за совершенно случайно проходившими мимо папой и его избранницей, он свернул газету и отправился домой. Результатами этих наблюдений он был вполне удовлетворён. Что касается женщин, то дедушка был в этом отношении прост, как выключатель, – для него существовало только два положения: красивая и некрасивая. На все вопросы бабушки он отвечал: «Красивая». Кратко охарактеризовав умственные способности дедушки, бабушка в очередной раз разжаловала его в рядовые и отпустила с глаз долой.
Что-то надо было делать. Причём срочно. И тогда бабушка откомандировала на передовую гостившую в то лето в Новоград-Волынском дочь, её мужа и даже трёхлетнего внука. На сей раз местом встречи стал городской кинотеатр, вернее небольшая площадь перед ним, по которой кругами расхаживали разряженные в местечковый пух и прах пары перед тем как посмотреть в пятнадцатый раз «Большой вальс» или «Иван Бровкин на целине». Кстати сказать, в кино приходили как минимум за час до начала сеанса, чтобы успеть поддержать отечественных производителей газированной воды и мороженого до полного обморожения переполненного мочевого пузыря. Встреча удалась, причём моему дяде мама понравилась даже больше, чем хотелось бы его жене.
Тут бабушка крепко задумалась. Ситуация стала выходить из-под её контроля. А бабушка была не из тех людей, которые легко дают порулить другим. Взять, к примеру, дедушку... Впрочем, его лучше оставить в покое. Итак, бабушка решила взглянуть на маму сама. Но просто так встретиться и поговорить или даже пригласить её в дом она не могла. Это было бы равносильно отступлению и началу официальных переговоров. Бабушка решила понаблюдать за влюбленными тайно. Но как? Прикрыться газетой, как дедушка? Сроду она не брала в руки никаких газет. Вместо них она читала Флобера или Чехова. Прикрываться томиком Флобера в Новоград-Волынском – все равно что в положении Штирлица из анекдота идти по берлинским улицам с волочащимся парашютом за спиной. Разведка доносила, что следующая встреча моих родителей должна была произойти на железнодорожном вокзале, точнее в его буфете. Кстати сказать, буфетчицей там работала тётя Клара. В те времена никакой охранной сигнализации не существовало, поэтому каждый вечер Клара складывала в старую детскую коляску самое дорогое из небогатого ассортимента своего буфета и увозила домой на сохранение. Самым дорогим были коробки с окаменелыми шоколадными конфетами и разноцветным зефиром, которые она прятала у себя под кроватью. Однажды, когда Клара куда-то отлучилась, сестра Райка и мама... Они хотели попробовать. Только по одной конфетке. Только попробовать!.. От Клары их спасла соседка, пришедшая за солью, а заодно и на крики. Но мы опять отвлеклись.
Перед вокзалом рядами сидели торговки съестным. Приезжие и местные ходили между рядами, хрустели на пробу малосольными огурцами, покупали детям липких петушков на палочках и скорострельно плевались крупнокалиберной шелухой жареных «семачек». Бабушкин наблюдательный пост был оборудован неподалёку от входа в вокзал. Для этого дедушка просто попросил на время у одной из знакомых торговок мешок семечек и усадил рядом бабушку. Так она и просидела несколько часов в ожидании объекта наблюдения. Мама её никогда не видела и узнать не могла, а вот про папу этого сказать было нельзя. Для пущей маскировки бабушка и оделась соответствующим образом. Экипировку довершал надвинутый до бровей платок такой яркой расцветки, которая могла бы отпугнуть и акулу, случись ей заплыть в Новоград-Волынский.
Вечером того же дня бабушка совещалась сама с собой. С одной стороны... таки да. Красиво. А с другой... клятва Гиппократа, которую бабушка мечтала принять у будущей невестки, не говоря уже об отсутствии даже и намёка на приданое. Что такое отсутствие приданого, бабушка знала не понаслышке. Взять, к примеру, дедушку... Да что его брать! Тут бабушка вспомнила, как дедушка сам взялся на её голову лет тридцать назад...
На следующее утро она объявила папе, что против этой женитьбы. Но папа уже не мог перестать быть за. И тогда он, неглупый сын своей матери, пригрозил ей немедленным отъездом на Кавказ в Серпухов. Раз счастья нет здесь, так почему бы ему не найтись там? Тут бабушка не на шутку испугалась. Что такое этот Серпухов, эта далёкая и заснеженная Россия? Там даже деревья, даже листья на них – и те русские. Что уже говорить о девушках?! Мысль о варианте «и ушли к бизонам жить жираф и антилопа» довела бабушку до сердечного приступа. Иметь такое от любимого сына... Нашим врагам! Выпив полпузырька валерьянки и сказав дедушке всё, что она о нём думает... бабушка дала согласие на брак.
Папа бросился к маме. Выбегая из дома, он от радости перепрыгнул все ступеньки на крыльце, но споткнулся обо что-то, упал и сильно подвернул себе ногу. До мамы, конечно, доковылял. На следующий день, однако, ходить он мог, только опираясь на мамину руку. Так они и пошли подавать заявление в ЗАГС. Кларина соседка Рива, увидев со спины идущих маму и папу, не преминула сказать Кларе: «Я таки не понимаю, почему надо было так торопиться? Ваша Ларочка такая красивая – и собралась замуж за хромого?»
Свадьба была шумной. Девяносто человек гостей, плюс скрипка, плюс саксофон, плюс аккордеон, плюс Изя-барабанщик. Платье невесте шила сама мадам Перецман. И сейчас шили бы такие платья, если бы могли, конечно. Правда, была одна заминка – никак не могли найти подходящих пуговиц. И что же? Подобрали несколько фасолек одинакового размера и обшили их белой тканью. Это не голь, а Голда на выдумки хитра. То есть мадам Перецман. Одних анекдотов за столом было рассказано столько, что если их все разом рассказать кому-нибудь одному – так этот один лопнул бы от смеха на мелкие кусочки.
Гуляли весь день и всю ночь. Каждого вновь приходящего объявлял Изя-барабанщик, после чего оркестр играл туш. Дяде Грише с тётей Цилей сыграли такое музыкальное вступление... Гриша от избытка чувств дал оркестру крупную купюру. Настолько крупную, что после свадьбы ему пришлось держать ответ перед Цилей. Нашим врагам держать ответ перед Цилей. Гриша не удержал. Через день он наведался к Изе, чтобы... Не то чтобы всё вернуть, нет. Но хотя бы часть...
А Фишманы подарили молодым шахматы. Возмущению дедушки не было предела. И это подарили соседи и лучшие друзья! Дедушка клялся, что когда дочка Фишманов, Света, будет выходить замуж, ― чтоб мы все прожили ещё сто лет дождаться этого момента, ― так он пойдёт на её свадьбу с колодой карт. Ну, если бы папа женился на Свете, то мог быть и другой подарок... Но это была бы уже совсем другая история.
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - Первый гонорар
Это только цветочки…Анна Яблонская
Знаете ли вы, что такое первая публикация в журнале?
Нет! Вы и представить себе не можете, что это за штука, когда приходишь в редакцию, а там вместо того, чтобы сказать какую-нибудь гадость по поводу очередной порции твоих стихов или рассказов, сажают на мягкий стул и приносят свежий номер. А в нем черным по белому на десятой странице – твое гениальное произведение (строчки на три), а под ним (нет, этого не может быть!) твоя же фамилия, напечатанная жирным (понимаете, жирным!) шрифтом!
Думаете, это все?! Фигушки! Нет! Праздник только начинается! Дают деньги! Деньги! Деньги! Денег примерно столько же, сколько и строчек, но краткость – сами знаете, чья сестра…
Они все теперь сломлены! То есть вся редакция натуральна сломлена! Они поняли, кто перед ними! Перед ними – я! Им невыносимо стыдно и больно за те месяцы моих мучений и унижений, когда я ходила к ним по три раза в неделю с новыми поэмами, а они так и не сумели их прочувствовать, понять глубину, увидеть их ширь, их узь, их… все!
– Так вы приносите нам что-нибудь еще… – льстивым полушепотом просят они.
– Я подумаю…– вальяжно отвечаю я. – Если в пятницу буду в ваших краях, возможно, забегу…
– Обязательно забегайте! – умоляют они, а я уже на пороге.
Прохожие завистливо смотрят на меня. Они тоже все понимают! Не могут не понимать! Я же открыла журнал на десятой странице и несу его, как флаг, в правой руке. Пусть завидуют! Пусть детям рассказывают, кого они однажды встретили на улице!
Гонорар невыносимо жжет мне правый карман. Почему-то ужасно хочется есть… Сомнения рвут душу… Деньги можно отложить, опять же – детям потом показывать… Но, кажется, если я сейчас чего-нибудь не съем, никаких детей у меня не будет…
И потом, я никогда не была в кафе одна! Конечно, меня водили всякие там… Но – одна! Это же такой шик! Одинокая, загадочная, с журналом, где на десятой странице…
Решено! Сворачиваю в кафе! Официант сначала подозрительно оглядывает меня и журнал, но, видимо, тут же все понимает, потому что тут же протягивает мне меню. Я смотрю на цены. Гуляем на все! Все равно самая низкая цена в меню соответствует сумме моего гонорара. Заказываю «Пиццу маленькую с колбасой» и кофе.
Официант приносит заказ. Я сразу же прошу счет. Пусть не думает, что я какая-нибудь там! Деньги у меня есть!
Приносит счет. Я смотрю на него – и холодею. Там указана большая сумма, чем в меню – и чем у меня в кармане.
«О боже! За что?! – шепчу я. – Меня обсчитали?!»
Нет! Это надбавка за обслуживание…
За какое обслуживание?!! Я и сама могу принести себе кофе!
С ненавистью смотрю на симпатичного голубоглазого официанта. Говорю: вы пока свободны. Он уходит.
Быстро запихиваю в себя абсолютно несъедобную резиновую пиццу и ужасный кофе, от которого пахнет керосином, оставляю на столе весь свой гонорар – естественно, без надбавки за обслуживание, и пулей вылетаю из кафе.
Журнал уже несу под мышкой, свернув его в трубочку. Пытаюсь себя успокоить. Кофе плохой? Ну и ладно! Ужасная пицца? Ничего! Весь гонорар? Ну, это, конечно…
А зато я все-таки побывала в кафе одна! Была очень загадочная – так быстро ела…
Уже повеселевшая, сворачиваю за угол, и вдруг по ушам и по бедному сердцу моему ударяет:
– Внимание! Внимание! Небывалая акция компании «Еда+Питье»! Бесплатный кофе и бесплатная пицца в любом количестве!
Я смотрю вокруг и обмираю: огромное множество людей, которые (я уверена!) ни разу не печатались в журналах и прямо здесь, прямо на улице утоляют свой голод!
Мне уже не хочется ни есть, ни пить, но я выстаиваю безумную очередь, беру еду+питье и отхожу в сторонку.
Делаю глоток. Кофе, как назло, настоящий, не пахнущий керосином. Откусываю кусочек пиццы. Она еще хуже. Горячая, съедобная, не резиновая.
И все это бесплатно!
Сажусь на корточки и тихо плачу. Слезы капают прямо в журнал на мой одинокий афоризм и глупую фамилию, напечатанную жирным шрифтом...
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - Сказки одесского «Привоза»
Роман Карцев
В Одессе много мест, о которых наслышаны все: Оперный театр, Молдаванка, порт... Есть люди, прославившие Одессу: Де Рибас и Воронцов, Бабель и Ильф с Петровым, Столярский и Ойстрах, Утесов и Водяной... Наверно, не менее знаменит одесский рынок «Привоз».
Помню, в субботу и воскресенье там можно было увидеть всю Одессу. Настоящие знатоки приходили в шесть-семь утра. Сначала делали обход, приценивались, потом начинали пробовать.
– Женщина! Отведайте мою сметану!
– Мамочка, рибонька, иди, я тебе даром отдам!
– Смотри на мой мед! Хочешь сладкую жизнь? Она у меня! Этот мед лучше башкирского!
В молочном корпусе продавали творог, сметану, молоко, ряженку. А варенец в стаканах, в банках, с корочкой сверху! О-о-о... фантастика!
Я выпивал по два-три стакана. Она заглядывала мне в глаза:
– А? Как? Сказка! Возьми еще! Чтоб ты был мне здоров!
В этом же корпусе продавалась гордость Одессы – копченое сало, и одесская домашняя колбаса, и копченое мясо, и карбонад, и кровянка, и брынза. Какой аромат там стоял! Это был самый вкусный корпус. И самый дорогой. Я пишу – был, потому что одно время запрещали всем этим торговать.
Но это еще что – закрыли рыбный корпус. В Одессе запретили продавать рыбу! Исчезли скумбрия, бычки, хамса, раки. Исчезли камбала, глосики. Корпус снесли, а на его месте ходили женщины с десятым номером бюста и тихо шептали:
– Риба, мамоньки, риба, бички, раки, глосики!
И когда вы сходились в цене, она вынимала из-за пазухи живую рыбу и бросала в твою сумку. Постепенно грудь уменьшалась, и оказывалось, что это мужчина...
Оптовая торговля происходила во дворе напротив рынка. Хозяев квартиры, где хранилась, плескалась свежая рыба, часто накрывала милиция, получала свою долю – и отступалась до следующего раза.
Самым интересным был мясной корпус. Там начинали работать еще до восхода солнца. Свозились туши – свинина, говядина, баранина. Мясо рубили, отделяли кости, распиливали – и они опять попадали в мякоть при продаже. Вырезка и отбивные шли для богатых, ну а все остальное – почки, печень, вымя, копыта на холодец – распределялось до семи утра.
К открытию рынка мясники уже успевали позавтракать, запивая водку пивом. Красные, здоровые, – это были артисты, виртуозы. Как незаметно они могли засунуть кость в мякоть! И у каждого была своя клиентура – профессура, артисты, футболисты.
До обеда почти все распродавалось. Мясники садились обедать, вновь мешая водку с пивом, играли в домино, в карты. Все это сопровождалось матом, хохотом, бесконечными анекдотами. Вечером готовили товар на утро, выпивали и шли домой, чтобы назавтра снова встать в пять утра. И так каждый день.
Между прочим, и в Москве в восьмидесятые годы я приходил к своему мяснику в магазин через черный ход, потому что на прилавке лежали одни кости, да и за теми стояла очередь. Мясник был интеллигентным человеком, любил театр, эстраду, и пока он рубил мне биточки, я рассказывал всякие байки, иногда выпивал с ним. Дефицитную колбасу, сахар, маслины я тоже получал из-под прилавка – и все это из-за любви к искусству!..
Летом «Привоз» – сказка! Фрукты из Молдавии и Грузии, Узбекистана и Крыма – отовсюду. Зелень, редиска, помидоры, моченые яблоки, арбузы, соленые и свежие огурчики, кукуруза, кабачки, баклажаны – перечислять бессмысленно! Все что хочешь!
К тебе подходят и спрашивают:
– Что нужно?
– А что у вас есть?
– Все!
Некоторые любители приходят на «Привоз», берут скумбрийку, помидоры, зелень, копченое мясо, горячую картошку, пиво, находят свободное место – и едят.
Есть там и непродуктовые ряды – бытовая химия, хозтовары, галантерея, парфюмерия, игрушки, часы и так далее. Есть маленькие магазинчики с кожей, мехами, одеждой. Когда-то мой отец держал такой магазинчик, но недолго: все время воровали костюмы, брюки. Заходила толпа, кто-то (зачастую красивые девушки) отвлекал, а другой уносил, и как ни старались уследить, отцу каждый раз приходилось докладывать свои деньги...
Одесский «Привоз» – это целая империя, да что там – это жизнь! Конечно, я повидал разные рынки. Я помню ялтинский лук и батумские помидоры, ташкентский урюк и севастопольский чеснок, киевское сало и бакинскую хурму, астраханские арбузы и рязанскую картошку... А дальневосточные икра, крабы, креветки, а северная рыба! А оренбургские платки и армянская обувь, а гжель и палех!.. Стоп, меня, кажется, заносит... А ленинградские грибы! А взбитые сливки в Риге! А копчености из Вильнюса!.. Ой, пора остановиться... А уральские самоцветы! А норильский никель! Хватит, хватит...
Но ведь я все это видел! Петергоф. Камчатские гейзеры. Паратунка. Красавец Таллин: какой там кофе! А публика в Магадане – лучше нет! А Алма-Ата – уже не столица, но яблоки... Фрунзе, Уч-Кудук, Сахалин, Курилы... Остановите меня!..
Уголь, руда, нефть, газ, апатиты, уран, золото, пушнина... Подводные лодки. Крейсера. Лес. Академики и нобелевские лауреаты, писатели и художники, коммунисты и демократы... Наркоманы, СПИД. «Челноки». Нищие инженеры, богатые новые русские. Жириновский, Шандыбин... Дума – вот где базар! Вот кто мешает всем жить! Стоп, хватит!.. Это уже политика, это уже уход от настоящей жизни – от рынка.
У нас было все! Не было только настоящей жизни. И вот недавно мы увидели Бахрейн. У них есть лишь нефть. А как они живут!..
Надо сказать, за границей – в Америке, Израиле, Австралии, Германии, Испании, Франции, Англии – в магазинах есть все, но рынки там тоже есть, и какие! Не забуду австралийский рыбный базар: это Бахрейн! (Я теперь все буду сравнивать с Бахрейном...) Это музей! Это рыбный Эрмитаж! Рыбой там не пахнет (буквально). Вся рыба – свежайшая! – во льду, она подсвечена, все уже разделано, очищено. В аквариумах плавает живая рыба, лобстеры, омары, лангусты и еще бог весть что.
Ну почему, почему на нашем Дальнем Востоке такого нет, кто может мне ответить?! Может, дело не в рыбе, а в нас?..
Или, скажем, Турция. Как поднялась она благодаря нашим «челнокам»! Вся Турция говорит по-русски. Вся Россия и Украина завалена турецкой кожей. Базары там фантастические: кожа, меха, дубленки, обувь, рыба... В витринах маленьких ресторанчиков на вертеле жарится барашек, и тебе отрезают от него любой кусок, какой захочешь.
Об израильских рынках я уже писал. А рынок в Лос-Анджелесе! Двух жизней не хватит, чтобы осмотреть все, что там есть. Но самое интересное – там нет туалета. То бишь он есть, но на улице, как у нас когда-то в деревне, с одним очком. И очередь – длинная, долгая. Ожидающие пританцовывают… некоторые не успевают… Человек, который берет доллар за вход, засекает время и стучит в кабинку. Оттуда выходит сияющий, счастливый человек. Помните у Жванецкого: что нужно человеку для счастья? – увидеть туалет и добежать до него...
В таких местах вообще с туалетами плохо, даже в центре города. Даю совет (для тех, кто еще не знает): в любой стране нужно отыскать ближайший «Макдональдс» – там бесплатный туалет. Слава Богу, «Макдональдсов» много, их видно издалека...
Конечно, южные рынки отличаются от северных. Шумная, оживленная торговля, крики, свой особый жаргон.
– Почем это фуфло? – покупатель показывает на мясо.
– Сам ты фуфло! – отвечает продавец.
– У тебя же одни кости!
– А ты на себя посмотри! Тебе жить осталось до обеда!..
Возмущенно:
– Я вчера брал эту копченку по восемь гривен за кило, ночь прошла – она уже двенадцать стоит!
– А вы не ложитесь!..
Или:
– Почем твое повидло?
– Какое повидло?
– Вот эта колбаса!..
И все это, надо заметить, вполне доброжелательно. Хотя встречаются и такие, что приходят сюда выпустить пар.
– О, понаехали... Откуда? Из Молдавии?.. Почем?! Чтоб ты подавился этими яблоками!
И пошло-поехало... Он хватает яблоко, кидает в продавца, тот в него... Собирается толпа, вспоминают войну, голод, выясняется, что оба воевали на одном фронте, вместе брали Берлин. Еще пять минут назад непримиримые враги, они закуривают, продавец собирает яблоки и дарит покупателю, а в толпе еще долго обсуждаются животрепещущие вопросы...
Увы, сейчас на рынках отношения обострились. Покупатели проклинают продавцов, особенно приехавших издалека, нерусских. Рынок в Москве дорогой, люди обозлены, торгуют большей частью перекупщики. Один торгует – трое его охраняют. Перекупщики нанимают местных теток, а сами лузгают семечки и собирают «бабки». А рядом старушки продают хлеб, который они купили в магазине. Я всегда у них покупаю. Поговорю, узнаю – одна учительница, другая пенсионерка… И это не рынок – это борьба за выживание.
Вся страна – от Петрозаводска до Владивостока – превратилась в один сплошной рынок. Главные торговцы на Дальнем Востоке и в Сибири – китайцы и корейцы. Они продают дешевые и некачественные товары, их ловят, штрафуют, отпускают.
Огромное количество наших бывших инженеров, конструкторов, учителей занялись торговлей. Молодые, здоровые, они часами стоят на морозе, а покупателей все меньше, а милиции все больше, а еще рэкет... Сколько их разорилось, сколько потеряло деньги в банках!..
А когда едешь на поезде – на всех станциях базары. Продают, как всегда водилось, курицу, картошку, колбасу, селедку, семечки. А еще продают хрусталь, кастрюли, детские игрушки, пиво – то, что людям выдают на предприятиях вместо зарплаты... На перрон выходят и дети, и старики. Здесь тоже появились свои перекупщики – они ходят по вагонам, продают хрусталь.
Вокзалы – это тоже базар. Всюду на огромных полосатых сумках сидят «челноки». Они тащат товар через всю страну, потому что в Ленинграде это дороже. Многие с детьми, – а куда их деть? Цыгане бродят толпами, гадают, продают наркотики. Беспризорные дети воруют, курят анашу. Огромное количество всевозможных ларьков, палаток. Что там продают?..
Иногда появляются парни в камуфляже, укладывают всех лицом в грязную лужу, шмонают, забирают деньги, товар, а то и самих людей...
Супермаркеты – это тоже рынок, но мертвый. Все есть, но не с кем поторговаться, не с кем поговорить. Все мороженое, все не наше, все дорогущее... Но все-таки есть.
А главное – нет очередей, в которых мы провели полжизни. Мы ели скользкие жирные сосиски, водянистую докторскую колбасу, липкий хлеб, ржавую селедку, елкое масло, мясо, которое невозможно разжевать, твердокаменную халву... А шпроты, печень трески, бычки в томате – это была уже роскошь, деликатес.
Сейчас есть все, и это самое большое завоевание рынка. Пускай еще безалаберного, дикого, но рынка. Нет вечного советского дефицита, о котором писал Жванецкий: «Пусть все будет, но пусть чего-то не хватает!»
И хочется слышать на базаре:
– Женщина! Идите сюда, вы такой сметаны не видели!
– Отведайте, мужчина! Пусть ваша жена будет такой красивой, как мои помидоры!
– Чтоб ваши дети видели только такие гранаты, как у меня! Сочные! Полезные!..
И когда я снова приду на «Привоз», я обязательно услышу:
– Ой! Романчик! Что ты здесь делаешь?! Надолго?..
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - О журнале
Первый номер журнала вышел в октябре 1997 года в день 100-летия со дня рождения Ильи Ильфа. Я помню, как сидя с Мишей Векслером во Всемирном клубе одесситов, где, собственно, и родилась идея первого после 70-летнего перерыва одесского юмористического журнала, мы придумывали него название. Правда, вариант «Фонтан» нравился всем с самого начала. Но было одно «но». Нетрудно было представить, как записные городские остряки, еще только увидев на обложке название «Фонтан», даже не заглядывая в него, тут же произнесут знаменитое в Одессе «не фонтан!».
Дело решил случай. Как-то, идя по улице Успенской (бывшей Чичерина - бывшей Успенской) по направлению к улице Маразлиевской (бывшей Энгельса - бывшей Маразлиевской), где находится Всемирный клуб одесситов, я наконец нашел формулу, позволяющую присвоить одесскому юмористическому журналу имя «Фонтан», практически исключив при этом опасность применения к нему вышеупомянутого выражения. Вот эта формула: журнал с названием «Фонтан» - единственный в мире журнал, о котором нельзя сказать, что это «не фонтан». Согласитесь, с точки зрения логики здесь придраться не к чему. Затем мы определили периодичность выхода журнала. Причем тоже перестраховались на всякий случай, написав на обложке первого номера:
Выходит в месяц раз,
Доходит с первых фраз...
А если не доходит,
То все равно выходит...
Возвращаясь же к названию, хочется вспомнить и краткое напутствие, которое нам прислал наш друг, а в будущем и постоянный автор, поэт-правдоруб Игорь Иртеньев:
Душа ликует и поет,
Мы пьем, друзья, за ваш успех
И верим, что «Фонтан» забьет,
Но не на все и не на всех!..
А если учесть, что нас напутствовал и сам Михал Михалыч Жванецкий, то любому уже тогда было понятно, что юмористическому «Фонтану» в Одессе не только быть, но и бить!..
Кстати, с удовольствием напоминаем читателям и это напутствие:
Низкое качество жизни вызывает высокое качество юмора.
У журнала «Фонтан» есть все шансы.
Я сам не хохотал уже сто лет.
Так хочется посмеяться.
Так надоело читать анекдоты.
И в Одессе охота видеть человека, а не тещу, торговку и делового остряка, сидящего на акценте.
Из акцента мы выжали всё. Сэкономим Одессу.
Здесь всё гораздо глубже - и хуже, и лучше, чем в наших шутках.
Будем беречь Одессу.
Крохи остались.
Для семян.
Всегда неподалёку
Ваш Жванецкий
7 октября 1997 года
Удалось ли нам все эти прошедшие годы соответствовать ожиданиям классика - судить читателю. Всего вам смешного!
В.Х.
fontan-humor-odessa.com
Фонтан: одесский юмористический журнал - Про дядю Арама
Там, где нас нетНаринэ Абгарян
Дядя Арам был учителем черчения, но почему-то работал электриком. И, как водится в кругу уважающих себя электриков, полез в грозу чинить столб высоковольтных линий. За пять минут, в течение которых он находился наверху, в столб два раза ударила молния. Первый раз – в его основание. «Молния не бьет два раза в одно место», – вспомнил народную мудрость дядя Арам и невозмутимо продолжил ковыряться в проводах. Но, видимо, в тот злополучный день вожжа попала молнии под хвост, потому что она, тщательно прицелившись, таки попала в дядю Арама. Аккурат в загривок, как потом сказала Ба.
Бедного электрика отшвырнуло чуть ли не в другой конец планеты, но сослуживцы быстро его нашли. Дядя Арам, почерневший от чудовищного заряда электричества, аккуратно лежал на земле, местами дымился и пах чем-то пережаренным.
И что самое удивительное – дышал.
В тот же день из Еревана прилетел вертолет, чтобы срочно перевезти его в лучшую клинику республики.
Дочка дяди Арама, Анжела, в одночасье стала девочкой номер один нашего двора.
– Ну как там папа, Анжелка? – выспрашивали мы.
– Дышит, – важно отвечала Анжела.
– А что еще делает?
– Говорят – пахнет шашлыком.
– Ого, – уважительно таращились мы, – а еще?
– Больше ничего пока не делает. И это, – замялась Анжела, – у него на теле все волосы выгорели – брови, ресницы. Даже на груди ничего не осталось.
– И на ногах?
– И на ногах, – вздохнула Анжела и вдруг расплакалась, – он лежит в отдельной палате, и к нему никого не пускают!
Нам стало жалко Анжелку. Мы обступили ее со всех сторон и стали гладить по волосам. Так как нас было много, а голова у Анжелки была одна, то мы чуть не передрались за право погладить ее.
На следующий день повторялась та же ситуация. Мы снова выспрашивали, как дела у дяди Арама, потом Анжела плакала, и мы ее гладили по волосам.
А однажды Анжела вышла на улицу крепко задумчивая, привычно подставила нам свою голову и шепотом сообщила:
– Папа очнулся!
– И чего? – вылупились мы.
– И стал говорить, что он больше не будет электриком работать.
– Это как это? – не поверили мы своим ушам.
– Сказал, что с него достаточно одной молнии. И что он не хочет больше Бога гневить.
– Аааааа, ооооооо, – застонали мы.
Слухи в нашем городе распространялись с какой-то молниеносной скоростью. Не успела Анжелка рассказать нам последние новости о своем отце, как на другом конце города люди уже уверяли друг друга, что у электрика Арама открылся третий глаз, что он этим глазом исцеляет любую хворь, видит будущее и ведет прямые переговоры с Богом на разные актуальные для мироздания темы.
Когда дядя Арам выписался из клиники и рейсовым автобусом вернулся домой, то встречать его на автовокзал пришла большая толпа.
– Арам, а правда, что молния бьет очень больно? – выкрикивали люди.
Дядя Арам боязливо выглядывал из-за спины водителя «Икаруса» и искал глазами в толпе жену.
– Арам, я здесь, – всхлипнула тоненько Рипсиме.
– Пропустите человека к жене! – рявкнул водитель автобуса и ринулся прокладывать грудью дорогу.
– Арам! – причитала Рипсиме.
– Рипсиме! – жаловался дядя Арам.
Толпа терпеливо ждала, пока дядя Арам обнимет свою жену.
– Ну поцелуй ее, чего стесняешься? – подбадривали люди дядю Арама. – Мужик ты или не мужик?
Когда дядя Арам смущенно клюнул в щеку свою Рипсиме, толпа решила, что все церемонии соблюдены, и снова обступила дядю Арама.
– Мне бы домой, – шепнул дядя Арам.
– На нашем глазу*, – заверили люди, подхватили его под руки и повели домой, не переставая сыпать вопросами. Спрашивали, есть ли на самом деле Бог, и если да, то что делать с партийными билетами, лечит ли теперь Арам педикулез и существует ли разум на других планетах.
Дядя Арам морщился, как от зубной боли, и молчал.
– Я здесь, Арам, – гладила его по руке Рипсиме.
Когда поздно ночью толпа, наконец, разошлась по домам, дядя Арам обнял одной рукой свою Рипсиме, другой прижал к себе Анжелку и сказал:
– Надо отсюда переезжать.
– Куда? – заплакала Рипсиме.
– Поедем во Владикавказ, к твоей сестре. А то я этого не вынесу.
Целый месяц, пока шла подготовка к переезду, в нашем подъезде дежурила очередь из впечатлительных женщин, угрюмых мужчин и словоохотливых старух.
Дядя Арам прятался по родственникам и не ночевал дома.
– Скажите Араму, – обрывали телефоны родственников люди, – тут приехал человек из города Капана. У него жена на третьем месяце беременности. Пусть Арам подскажет, кто родится: мальчик или девочка?
– Не знаю, – мотал головой дядя Арам.
– Он говорит, что с пятидесятипроцентной уверенностью будет мальчик, – передавали в трубку родственники.
– Мальчик родится! – раздавался на том конце провода вопль радости. – Спасибо, Арам, они его назовут в твою честь!
– Я этого не вынесу, – качал головой дядя Арам.
– Не волнуйся, я с тобой, – шептала ему верная Рипсиме.
Анжела ходила по двору насквозь заплаканная.
– Не хочу уезжать, – говорила она.
– Мы тебе будем писать, – гладили мы ее по голове.
Потом они переехали. В день отъезда дядя Арам пробился через толпу провожающих к нам домой, пожал папе руку.
– Юра, отправь летом Надю в санаторий, она скоро будет желудком маяться, – сказал он папе на прощание, – и не переживай, будет у тебя сын. На твое сорокалетие.
– Да ну тебя, – махнул рукой отец, – о сыне я уже не мечтаю.
– Ну-ну, – улыбнулся дядя Арам, – а Надю обязательно отправляй на лечение, ладно?
– Ладно, – обещал папа.
– И, это, я тебя умоляю, не называй сына в мою честь! – засмеялся напоследок дядя Арам.
* Дословный перевод армянской фразы, которая по-русски означает «конечно, не вопрос».
fontan-humor-odessa.com
