Психологический журнал 2000, №5 - файл Психологический журнал за 2000 г. номер 5.doc. Психологический журнал 1 1996

Национальный психологический журнал — 2006 — №1(1) — 136 с.

Зинченко Ю., Цветкова Л. От редакции. // Национальный психологический журнал — 2006. — №1(1) — с.3

a:2:{s:4:"TEXT";s:452:"<p>     Дорогие друзья! <br></p><p>     Представляем вашему вниманию новое информационноаналитическое издание – «Национальный психологический журнал». <br></p><p>     Первый номер журнала выходит в свет в дни празднования юбилеев факультетов психологии Московского и Санкт-Петербургского университетов. <br></p>     Редакционный совет, редколлегия, авторский коллектив поздравляют профессиональное психологическое сообщество с этим праздником!";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Тхостов А.Ш., Сурнов К.Г. Культура и патология: побочные эффекты социализации // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.20-27.

a:2:{s:4:"TEXT";s:733:"<p>    В статье обосновывается необходимость психологического исследования проблемы «культурной патологии» и разработки научно-обоснованных программ противостояния пагубного влияния на современного человека массовой культуры, навязывающей ему далекие от гуманистических идеалов системы стандартов, правил и ценностей и нередко приводящей к развитию неврозов. Объясняются цели и задачи предстоящей работы, которая должна включать в себя не только изучение состояния проблемы, но и разработку единого методического арсенала, диагностического инструмента, а также разработку профилактических мер — комплекс психодиагностических, педагогических и воспитательных мероприятий, помогающих человеку противостоять навязываемым ценностям.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Ениколопов С. Н. Терроризм и агрессивное поведение // Национальный психологический журнал — 2006. — №1(1) — с.28-32.

a:2:{s:4:"TEXT";s:319:"<p>    Выделены основные типы насилия — прямое, структурное, культурное и все формы, в которых они могут проявляться. Раскрываются причины терроризма как одной из форм агрессивного поведения. Показана социальная подоплека поведения террористов. Анализируются особенности личности, как правило, присущие террористу.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Забродин Ю.М. Проблемы и перспективы развития практической психологии в России // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.33-41.

a:2:{s:4:"TEXT";s:483:"<p>    Показано, какие требования к современной российской психологической науке предъявляют происходящие в обществе социальные и экономические изменения и как, в связи с этим, меняются задачи психолога. Продемонстрировано возрастающее значение практической психологии. Подробно освещены ее функции и методы. Намечены пути ее дальнейшего развития. Указывается на необходимость улучшения подготовки практических психологов и совершенствование нормативной базы психолога-практика.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Матвеева Л.В. Дети и СМИ: проблемы взаимодействия // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.42-53.

a:2:{s:4:"TEXT";s:592:"<p>    Статья знакомит с результатами двух исследований, проведенных сотрудниками и студентами МГУ имени М.В. Ломоносова. Первое было посвящено коммуникативным установкам зрителей и авторов передач как партнеров по телевизионной коммуникации Оно выявило, какие требования предъявляет молодой зритель к телевизионным передачам, к ведущему, к содержанию передачи. Второе способствовало изучению категориальной структуры образа телевизионного героя и сравнению его с категориальной структурой образа «хорошего» и «плохого» человека и образа себя как телевизионного героя у детей и молодежи.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Егорова М. С. Исследование природы индивидуальных различий // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.63-65.

a:2:{s:4:"TEXT";s:438:"<p>    Автор — заведующая кафедрой психогенетики факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова рассказывает о деятельности этой недавно созданной кафедры. Освещено значение работ Б.М. Теплова — основателя школы дифференциальной психологии и психофизиологии, задачи которой в определенной степени связаны с задачами психогенетики. Представлены основные достижения научной деятельности кафедры и особенности преподавательской работы.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Грачев А.А. Прикладная психология и организационное проектирование // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.69-78.

a:2:{s:4:"TEXT";s:500:"<p>    Изложены основные требования к прикладному психологическому исследованию. Дана характеристика особенностей организационного проектирования как функционального компонента системы управления. Проанализирован прикладной аспект психоаналитических и гуманистических концепций человека, необходимых для определения рабочей модели человека, включенного в организацию. Представлены модели человека в теории и практике управления, в том числе трехкомпонентная модель жизненных ориентаций человека.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Дмитриева В. А., Гришина Н. В. Онтопсихология: история и современность // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.79-84.

a:2:{s:4:"TEXT";s:490:"<p>    Авторы — ведущие сотрудники кафедры онтопсихологии факультета психологии СПбГУ. Они знакомят с историей возникновения понятия «онтопсихология», рассматривают предмет и задачи этой отрасли психологической науки. Рассказывается о сотрудничестве российских психологов с классиком онтопсихологии итальянским ученым А. Менегетти, о деятельности Славянской ассоциации онтопсихологии, о работе кафедру онтопсихологии СПбГУ. Показаны возможности практического применения онтопсихологии.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

Ценев В. Между жизнью и смертью // Национальный психологический журнал - 2006. - №1(1) - с.123-125.

a:2:{s:4:"TEXT";s:348:"<p>    Анализируются чувства, которые вызывает мысль о смерти возможной, скорой смерти и др. Автор рассматривает мысли о смерти, как стимул, вызывающий жажду жизни, как силу, мотивирующую жить. Показана роль телевидения, показывающего сцены насилия и смерти, в удовлетворении возникшей в обществе потребности в переживании трагических событий.</p>";s:4:"TYPE";s:4:"html";}

npsyj.ru

Психологический журнал №6, 2000 - Психологический журнал Том 21 2000 № 06

Психологический журнал Том 21 2000 № 06скачать (1133 kb.)

Доступные файлы (1):

содержание

1.doc

Реклама MarketGid: Психологический журнал №6, 2000

Содержание:А.В.Брушлинский. Деятельность субъекта как единство теории и практики Е.П.Крупник, Е.Н.Лебедева. Психологическая устойчивость личностных конструктов в период взрослости Л.Росс, Э.Уорд. Принципы наивного реализма и их роль в возникновении непонимания между людьми В.П.Позняков. Психологические отношения и деловая активность субъектов экономической деятельности в условиях разных форм собственности А.С.Батуев. Возникновение психики в дородовой период краткий обзор современных исследований Е.И.Исаев. Теория и практика психологического образования педагога Н.Е.Харламенкова, Е.П.Никитина. Разработка валидной процедуры оценки самоутверждения личности И.Г.Скотникова. Вклад К.В.Бардина в развитие психофизики Р.Л.Золотницкая. Он был на передовой линии науки (в память об А.М.Щербине) С.Д.Медведев. Об объеме кратковременной памяти А.Н.Лебедев. Комментарий к статье С.Д.Медведева Жан-Клод Брангье. Беседы с Жаном Пиаже (шестая) Лауреаты конкурса "Профессиональные итоги столетия" Д.Магнуссон. Речь, произнесенная на заседании Президиума РАН Г.А.Вайзер. "Психологические аспекты смысла жизни и акме" - VI симпозиум С.А.Шапкин. VII Международная конференция по мотивации достижения А.Г.Пенова. Болгария: новый психологический словарь В.К.Калин. Украина: интерсубъективный учебник психологии А.Ф.Бондаренко. Международная монография: актуальные проблемы современной психологии Указатель статей, опубликованных в "Психологическом журнале" в 2000 г., том 21

^

Автор: А.В. Брушлинский. Член-корр. РАН, директор Института психологии РАН, Москва

Неразрывное единство теории и практики особенно органично раскрывается и развивается в психологии на основе теории деятельности, созданной в разных вариантах С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым, Б.М. Тепловым и их учениками. Мы познаем действительность, воздействуя на нее, преобразуя ее в процессе деятельности. Деятельность субъекта - изначально практическая, затем также теоретическая, но в принципе единая. Одно из проявлений этого - единство мышления, не расщепляющегося на практическое и теоретическое, репродуктивное и творческое и т.д. Соответственно так называемая прикладная наука не просто лишь реализует на практике результаты фундаментальных исследований; она продолжает научное изучение объекта во все более конкретных условиях. Практика, отделенная от теории (как и теория, оторванная от практики), не является деятельностью в строгом смысле слова. Лишь в составе единой деятельности практика существенна для познания. Вне такой деятельности она саморегулируется обратными связями, необходимыми, но недостаточными для детерминации субъекта.

Ключевые слова: субъект, деятельность, теория, практика, обратные связи, единство мышления.

На разных этапах истории и в различных странах по-разному складывается соотношение теории, эмпирии и практики в развитии той или иной науки. Например, на рубеже 50-60-х годов П.Л. Капица так обобщил состояние физики в нашей стране: "...у нас происходит отставание экспериментальной физики от теоретической", но в области теории (в математике и физике) "мы являемся ведущими и занимаем должное место в мировой науке" [5, с. 189-190]. А в США, по его словам, экспериментальные науки развивались в ущерб теоретическим. Что же касается психологии, то в предшествующие десятилетия у нас более или менее соразмерно разрабатывались теория и экспериментатика, но за последнее время заметно вырвались вперед экспериментальные и особенно прикладные исследования. С одной стороны, это хорошо, поскольку психологическая наука все более энергично входит в реальную повседневную жизнь новых групп населения. Но, с другой стороны, как справедливо отмечают некоторые специалисты, часто обнаруживается разрыв между теорией и вышеуказанными разделами нашей науки [10].

В общем и целом в повседневной практической жизни (деятельности и т.д.) людей, в том числе даже детей, необходимо возникают и ее обусловливают обобщения разных типов и уровней: обыденные эмпирические представления, мифы, религии, научные теории и т.д. Несколько упрощая проблему, можно выделить два крайних типа органической взаимосвязи практики и теории (научной): 1) от практики к теории; 2) от теории к практике. В первом случае сама повседневная жизнь властно требует систематически осуществлять необходимые действия по обучению, воспитанию, лечению и т.д. людей, по организации общества, охоты, земледелия и др. Все это более или менее успешно делалось людьми уже в доисторическую эпоху, еще до всякой науки и научной теории. Во втором случае, напротив, только в результате и на основе научной теории можно было широко использовать ее выдающиеся достижения непосредственно в общественной практике. Например, только в XX в. по мере возникновения и развития ядерной физики (теоретико-экспериментальной) создавалась ядерная техника, которая внесла эпохальные изменения в жизнь человечества. В свою очередь, ядерная физика стала возможной лишь благодаря успехам предшествующей науки.

Взаимосвязь теории, эксперимента и практики -огромное преимущество науки и вместе с тем одна из ее "вечных" проблем, выступающих по-новому на каждом этапе исторического развития человечества, прежде всего научного познания. Эти три важнейших компонента последнего все более и дифференцируются, и интегрируются в единой системе познавательной и непосредственно практической деятельности субъекта. Таков один из примеров общего "механизма" развития -дифференциации через интеграцию (ср. анализ через синтез). Указанные компоненты науки

1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (код проекта N 98-06-08082).

стр. 5

представляют собой различные уровни или виды активности индивидуального и группового субъекта (того или иного ученого, определенного научного сообщества, человечества в целом). Именно эта субъектность и является исходным основанием органического, системного единства теории, эксперимента и практики.

Любой человек не рождается, а становится субъектом в процессе своей деятельности, общения и других видов активности. Субъект - это человек, люди на высшем (индивидуализированно для каждого из них) уровне активности, целостности (системности), автономности и т.д. Для субъекта окружающая действительность выступает не только как система раздражителей (с которыми он взаимодействует на уровне реакций) и сигнальных раздражителей, но прежде всего как объект действия и познания, а другие люди выступают для него тоже как субъекты. Поэтому высший уровень активности является здесь таковым по отношению к предшествующим (т.е. до-субъектным) стадиям индивидуального и исторического развития, а также по сравнению со всеми остальными определениями людей (как личностей, индивидуальностей, индивидов и т.д.). Новейшие психологические исследования, проводимые К.А. Абульхановой, А.Л. Журавлевым, Е.А. Сергиенко, В.И. Слободчиковым и др. их сотрудниками, показывают, как конкретно разные типы личностей и группы становятся субъектами.

На мой взгляд, субъект - это наиболее широкое, всеохватное понятие человека, обобщенно раскрывающее неразрывно развивающееся единство всех его качеств: природных, социальных, общественных, индивидуальных и т.д. Личность, напротив, менее широкое определение человеческого индивида. Например, в новейшем издании Психологического словаря зафиксированы два определения: "Личность - 1) человек как субъект социальных отношений и сознательной деятельности; 2) определяемое включенностью в социальные связи системное качество индивида, формирующееся в совместной деятельности и общении" [6, с. 187]. Иначе говоря, обычно на передний план выдвигают социальные, а не природные (задатки и др.) свойства людей как личностей. Понятие субъекта дает возможность шире и глубже раскрывать психологию человека.

Целостность (системность) индивидуального и группового субъекта поэтому и составляют основу единства всех видов его активности и, в частности, неразрывных взаимосвязей теории, эмпирии (наблюдения, эксперимента, опросов и т.д.) и практики в процессе развития познавательной деятельности.

Организатор и первый директор Института психологии АН СССР (ныне РАН) Б.Ф. Ломов справедливо полагал, что только такое единство должно определять всю научную деятельность академических психологов, призванных осуществлять главным образом фундаментальные исследования. Мы стремимся поддерживать и развивать дальше эту перспективную традицию. Она конкретизирует старую, очень важную и как будто бы общепризнанную идею о том, что нет ничего практичнее хорошей теории.

На протяжении последних лет в нашей стране в условиях наконец-то обретенной свободы научного творчества, несмотря на огромные трудности, связанные с сокращающимся бюджетным финансированием науки, энергично развиваются новые отрасли психологической теории, экспериментатики и практики: психотерапия, психодиагностика, экономическая, экологическая, политическая, историческая, юридическая, виртуальная и т.д. психология. Почти все сферы общественной практики (промышленность, образование, здравоохранение, бизнес, управление, психологическое консультирование и т.д.) получают теперь в той или иной степени психологическое обеспечение. Постепенно удается повышать пока невысокий уровень психологической грамотности населения. В этих случаях особенно важно укреплять единство теории, эксперимента и практики.

Психология относится к числу тех наук, которые фундаментально обосновывают необходимость и плодотворность такого единства. Это обоснование дает прежде всего психологическая теория деятельности, систематически разработанная С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым, а потом и многими другими специалистами [10, 14]. Указанная теория раскрывает важнейшую особенность субъекта: люди и их психика формируются и развиваются прежде всего в ходе изначально практической деятельности, а потому объективно могут быть исследованы через проявления в такой деятельности. Мы познаем действительность (людей, предметы и т.д.), воздействуя на нее, преобразуя ее в процессе деятельности. Например, соучаствуя в обучении, воспитании, самовоспитании людей, мы тем самым познаем их (обучая изучаем и изучая обучаем). Отсюда и возник, в частности, так называемый формирующий эксперимент.

Таким образом, именно теория деятельности (изначально практической, затем также и теоретической, но в принципе единой) раскрывает и утверждает органическое единство теории, эксперимента и практики. Более конкретно это сделано и в отношении того главного "инструмента", с помощью которого люди познают действительность (преобразуя ее), т.е. в отношении самого мышления. Известные работы С.Л. Рубинштейна, Б.М. Теплова и др., продолженные в настоящее время, в частности, исследованиями Ю.К. Корнилова, А.В. Карпова и других психологов, убедительно

стр. 6

показали, что нет пропасти между практическим интеллектом и теоретическим мышлением. Любое мышление неразрывно связано с практикой - непосредственно в первом случае и опосредствованно во втором. Этот принцип единого интеллекта, разрабатываемый сейчас Ю.Я. Голиковым, Д.Н. Завалишиной, А.Н. Костиным и др., означает, что при всей специфичности различных видов и уровней мышления (у ученых, мастеров, рабочих и т.д.) сохраняются единые общие закономерности мыслительной деятельности. Это подтверждается и многочисленными исследованиями повседневного мышления (everyday thinking), представленными в англо-американской научной литературе.

Соответственно решается более общий вопрос о соотношении фундаментальной и прикладной наук. Вторая из них не просто лишь "прикладывает", реализует те закономерности, которые уже открыты в академических исследованиях; она продолжает научное исследование объекта в более конкретных условиях. Посредством анализа через синтез в процессе любого мышления познающий субъект оперирует познаваемым объектом, а не самими по себе словами, понятиями, знаками, значениями, смыслами и т.д. (в этих словах, понятиях и т.д. выражается, фиксируется все глубже .раскрываемое содержание объекта). Тем самым определяется исходная теоретическая основа для правильного понимания взаимосвязей между теорией и практикой, для ликвидации разрыва между теоретическим и практическим интеллектом, между фундаментальными исследованиями и прикладными разработками. Поскольку даже в ходе предельно абстрактного мышления люди уже изначально оперируют объектом, оно тем самым сразу и всегда имеет "выход" к реальной действительности и потому всегда существенно также и для прикладной науки. Это относится и к любому моделированию: модель не замещает, не "отодвигает" познаваемый объект, а помогает выделять его существенные свойства и взаимосвязи.

Следовательно, и переход от общей психологии к специальным областям психологической науки (к психологии труда, инженерной психологии и т.д.) осуществляется по принципу восхождения от абстрактного к конкретному. Это значит, что не существует двух типов обособленных и рядоположных закономерностей, относящихся соответственно к общей психологии и ее специальным отраслям. Например, нет такой рядоположности между законами мышления, раскрываемыми общей психологией, и законами, скажем, оперативного мышления, изучаемыми инженерной психологией и т.д. На самом деле в первом из указанных двух случаев изучаются наиболее существенные и общие свойства и отношения, фиксируемые в абстрактных определениях, в "чистом" виде, а во втором - эти абстрактные определения вводятся во все более конкретные условия, соответственно видоизменяясь и получая новую специализированную форму проявления. А потому именно в ходе проведения так называемых прикладных исследований удается осуществить наиболее конкретное изучение того или иного явления, процесса, предмета и т.д.

Например, известные исследования Н.Д. Заваловой, Б.Ф. Ломова и В.А. Пономаренко в области авиационной психологии глубоко раскрыли взаимосвязи между инструментальной и неинструментальной "информацией" в процессе формирования у летчиков психического образа полета. Тем самым были непосредственно подтверждены, продолжены и развиты существенные достижения общей психологии, выявляющие соответствующие различия и взаимосвязи между субъектно- деятельностным и знаково-речевым (инструментальным) подходами ко всем психологическим проблемам. Точно так же недавно опубликованная под редакцией В.Д. Шадрикова "Рабочая концепция одаренности", разработанная группой московских психологов в рамках Президентской программы "Дети России", развивает и конкретизирует психолого-педагогические закономерности одаренности, наиболее существенные для развития ребенка [11].

Следовательно, во всех этих и подобных случаях не просто реализуются "до того" уже полностью известные закономерности, а, напротив, продолжается изучение последних во все более конкретных жизненных ситуациях. Тем самым подтверждаются и обогащаются результаты экспериментальных исследований мышления как непрерывного процесса (К.А. Абульханова-Славская, А.В. Брушлинский и их сотрудники), согласно которым такой процесс не разделяется на два четко отделенных друг от друга этапа: 1) формирование замысла решения, инсайт и т.д.; 2) последующая реализация такого замысла. В действительности, как показали эти эксперименты, само формирование замысла продолжается в ходе его реализации и через его реализацию, т.е. столь резкого деления процесса на две стадии не бывает [1, 3].

Некоторые психологи, считающие правомерным такое разделение надвое мыслительного процесса решения задачи, полагают даже, что первый этап решения относится к творческому мышлению, а второй - к репродуктивному (ср. с фундаментальной и прикладной науками). Но, на мой взгляд, такое "рассечение" мышления на творческое и репродуктивное не подтверждается экспериментальными данными. Ближе к истине другая точка зрения: любое мышление у любого человека всегда, хотя бы в минимальной степени, является самостоятельным, открывающим нечто

стр. 7

существенно новое. А потому творческое и продуктивное мышление - это тавтология (типа "красивая красавица"), а репродуктивное мышление - противоречие в определении (типа "жареный лед").

Субъект в своей деятельности, духовности и т.д. - это субъект творчества, созидания, инноваций. Любая его деятельность (хотя бы в минимальной степени) является творческой и самостоятельной [12]. Труд может быть деятельностью, однако может и не быть ею (когда он - монотонный, принудительный и т.д.). Творчество неразрывно связано с мышлением, но, конечно, не сводится к нему. Мышление - всегда искание и открытие, создание, созидание чего-то существенно нового (по отношению к данному субъекту), поскольку мышление уже с раннего детства изначально возникает и укореняется в повседневной жизни каждого человека. В таком смысле и маленький ребенок, и большой ученый открывают для себя много нового, но обычно лишь во втором случае это новое может стать таковым и для человечества в целом. Отсюда значительное сходство и принципиальное различие между разными уровнями и типами мышления, вообще творчества (см. эксперименты К.А. Абульхановой, Д.Б. Богоявленской, А.В. Брушлинского, М.И. Воловиковой, В.Т. Кудрявцева, Н.Н. Поддъякова, Я.А. Пономарева, В.В. Селиванова и др.).

Тесты, характеризующие интеллект, часто парадоксальным образом противоречат показаниям тестов, диагностирующих креативность. Этот парадокс свидетельствует о существенных расхождениях между психологией мышления и психологией интеллекта и объясняется прежде всего тем, что во втором случае нередко выявляется не столько мышление, сколько знание (неадекватно понимаемое как репродуктивное мышление?!). При всей важности тестов они не раскрывают психическое как процесс, но четко фиксируют некоторые из его результатов, что одинаково существенно учитывать для любого типа и уровня мышления, будь то академическая, отраслевая, вузовская и т.д. наука.

С такой точки зрения ясно, что представленная здесь позиция относительно фундаментальной и прикладной наук получает дополнительное подтверждение от психологического исследования самой сущности мыслительного процесса. Это подтверждение существенно еще и потому, что фундаментальное и прикладное в науках нередко рассматривают как (соответственно) общее и частное. Но в некоторых теориях общее и частное выступают в отрыве друг от друга. Например, в педагогической психологии разработана концепция, согласно которой формирование (теоретического) мышления у младших школьников, да и вообще у всех людей, осуществляется только в направлении от общего к частному, т.е. вначале общее еще отделено от частного. Иначе данная проблема решается в теоретических и экспериментальных исследованиях, проведенных С.Л. Рубинштейном, некоторыми его учениками и последователями. Эти исследования показали, что мышление возникает и развивается всегда одновременно и от частного к общему, и от общего к частному. "Абстрагирование общего в научном понятии не может означать отрыва его от частного" [12, с. 97]. Для эмпирического обоснования этого вывода решающее значение имеет экспериментальное исследование мышления как непрерывного процесса [1-3, 7, 9, 10].

Теория не есть изучение только общего (вне частного), а практика не сводится к раскрытию частного. Фундаментальная наука (теория, эксперимент и т.д.) всегда в той или иной мере неразрывно связана с практикой, вообще с жизнью, а практика в современном обществе необходимо (хотя бы в минимальной степени) связана с теорией [10, 15].

Например, психологические теории личности создаются прежде всего в процессе и на основе психотерапевтической практики (скажем, теория К. Роджерса).

Вместе с тем в своей повседневной жизни огромная часть населения, по крайней мере цивилизованных стран, не занимаясь профессионально наукой, тем не менее учитывает и как-то использует определенные научные достижения. Ярким примером могут служить социальные представления больших масс людей, глубоко изученные Сержем Московичи, его учениками и последователями. Согласно С. Московичи, социальные представления - это общественное обыденное сознание, в котором очень сложно взаимодействуют на уровне здравого смысла различные убеждения (отчасти иррациональные), идеологические взгляды, знания, собственно наука, раскрывающие и во многом составляющие социальную реальность. Особенно важны социальное происхождение таких представлений, убежденность в их справедливости и их принудительный (для индивида) характер. Наука не вытесняет эти обыденные убеждения, а они, в свою очередь, не обособляются от нее. Напротив, научные представления и здравый смысл в той или иной мере трансформируются друг в друга. Таковы, например, социальные представления о городе, здоровье, болезни, человеческом теле, о женщине и детстве и т.д., тщательно изученные школой С. Московичи. Сейчас некоторые из социальных представлений исследуются на российской выборке К.А. Абульхановой-Славской и ее сотрудниками. Тем самым осуществляется кросскультурное исследование путем сопоставления западноевропейских и отечественных испытуемых.

стр. 8

Другие кросскультурные исследования, проведенные, в частности, М. Коулом в Африке, показали, что межкультурные различия среди детей и подростков существенно уменьшаются, если последние освоили в школе основные знания и прежде всего хотя бы исходные простейшие понятия (арифметические, лингвистические и т.д.). Это означает, что у всех детей, учившихся в школе, их, казалось бы, чисто практическое мышление уже имеет в своем составе некоторые научные знания, понятия и т.д. А потому и в данном случае какие-то компоненты теоретического мышления проникают в повседневное практическое мышление уже у школьников - независимо от их последующего образования. Стало быть, изучая мышление, например, у рабочих в их трудовой деятельности, мы не можем не учитывать и это существенное обстоятельство. Оно становится еще одним аргументом в пользу признания упоминавшегося единого интеллекта, в котором повседневная и заводская практика неразрывно связана хотя бы с некоторыми элементами понятийного мышления.

Это обстоятельство, на мой взгляд, позволяет уточнить критерии субъекта, т.е. его специфические признаки. Субъектом становится человек по мере того, как он - будучи еще ребенком, подростком и т.д. - начинает выделять себя (не отделять!) из окружающей действительности и противопоставлять себя ей как объекту действия, познания, созерцания и т.д. Первый существенный критерий становления субъекта - это выделение ребенком в возрасте 1-2 лет в результате предшествующих сенсорных и практических контактов с реальностью наиболее значимых для него людей, предметов, событий и т.д. путем обозначения их простейшими значениями слов. Следующий наиболее важный критерий - это выделение детьми в возрасте 6-9 лет (на основе деятельности и общения) объектов благодаря их обобщению в форме простейших понятий (числа и т.д.). Указанные и другие критерии субъектов характерны прежде всего для нашей и западной культуры. В иных типах культур эти критерии могут существенно меняться.

В заключение необходимо отметить, что единство теории, эксперимента и практики выступает в новом качестве именно теперь, когда страна осуществляет очень трудный и затянувшийся переход к рыночной экономике, призванной стать не самоцелью, а средством решения огромных социально-экономических, политических, духовных проблем всего нашего общества и государства. Этот переход предельно осложнен криминализацией и "мафизацией" многих сторон жизни в стране. И для него особенно значимо такое единство науки и общественной практики, поскольку указанные проблемы могут быть разрешены лишь на научно-практической основе. Она, как известно, конкретизируется следующей цепочкой: поисковые исследования (осуществляемые фундаментальной наукой или на ее базе), прикладные разработки, опытно-серийное производство и, наконец, рынок. А потому и встает очень актуальная задача - пробудить на этом рынке у покупателей интерес к приобретению научной продукции. Психологи начинают все более успешно решать подобные проблемы. Примером могут служить, в частности, фирма ИМАТОН, обеспечивающая психологическую практику (директор А.Б. Балунов), Академия практической психологии (генеральный директор С.Р. Пантилеев) и т.д. Возрастающее количество практикующих психологов в области промышленности, образования, здравоохранения, политики, управления и т.д. - яркое свидетельство развития новых форм единения науки и общественной практики.

Однако издавна и до сих пор сохраняется обособление практики от теории (хотя декларативно и признается их неразрывное единство). Например, Сталин постоянно декларировал взаимосвязь теории и практики, но его сверхпримитивная "теория" социализма как раз и приводила к тому, что практика осуществлялась в основном без науки и вопреки ей.

И в настоящее время по-прежнему сильны надежды на то, что лишь "сама практика" подведет нас к решению новейших экономических и других проблем реформируемой России. Подобные надежды до сих пор характерны для некоторых высокопоставленных политиков. В этом проявляются очень сложные взаимоотношения между властью и наукой, что часто приводит к отрыву практики от теории.

Целостность субъекта означает прежде всего единство, интегральность его деятельности и вообще всех видов его активности. Еще до формирования у новорожденного младенца самых первых, простейших практических действий (т.е. исходных компонентов начинающейся, предельно элементарной практической деятельности) сначала возникают уже во внутриутробном периоде первичные психические (сенсорные) явления, регулирующие потом эти формирующиеся начальные действия. По мере дальнейшего развития такой практической деятельности из нее выделяется в качестве особой теоретическая (прежде всего познавательная) деятельность, которая, однако, не обособляется в некую самодостаточную активность, поскольку ее продукты в конечном счете снова включаются в состав исходной деятельности, поднимая ее на более высокий уровень. Это и есть единая деятельность индивидуального и группового субъекта.

Например, первобытные люди вначале научились практически (шагами и т.д.) измерять земельные

стр. 9

участки, и только потом, на основе знаний, формирующихся в ходе такой примитивной (до-теоретической) практики, постепенно возникала и развивалась геометрия как особая теоретическая наука. В итоге практическая и теоретическая деятельности взаимосвязаны - особенно в наше время (у учителей, врачей, квалифицированных рабочих, организаторов производства, государственных деятелей, военачальников и т.д.).

А потому "во всех слоях научного знания содержится схематизированное и идеализированное изображение существенных черт практики, которое вместе с тем (а вернее, в силу этого) служит изображением исследуемой действительности" [13, с. 169]. При правильном понимании деятельности субъекта она не расщепляется на оторванные друг от друга практическую и теоретическую деятельности, хотя первая из них - в ее простейшей форме - генетически является первичной. "Не практика сама по себе, т.е. безотносительно к научной теории, а единство практики и научной теории становится основой последующего развития научного познания" [8, с. 28].

Таким образом, практика, отделенная от теории (как и теория, оторванная от практики), не является деятельностью в строгом смысле слова. Практика не тождественна деятельности (подробнее см. [4]).

Поэтому когда говорят, что "сама практика" подведет нас к решению проблем, связанных с реформами в России (см. выше), то одной из причин столь неоправданных надежд является, на мой взгляд, одностороннее понимание роли обратных связей как регуляторов деятельности субъекта.

Первооткрыватели обратных связей как универсального "механизма" саморегуляции у животных, людей и в технических системах - П.К. Анохин, Н.А. Бернштейн, Н. Винер - внесли огромный и общепризнанный вклад в современную науку и технику. П.К. Анохин справедливо полагал, что понятие обратной связи - это "душа кибернетики". Вместе с тем данное понятие, давно уже ставшее традиционным, нуждается в уточнении именно с позиций психологии субъекта.

Традиционная трактовка обратных связей характерна не для любых типов взаимоотношений между различными видами функционирования и их результатами, а лишь для строго определенных соотношений между ними: непосредственных, наглядно-чувственных, сигнальных, заранее заданных, однозначных и т.д. Приведу лишь один самый любимый Анохиным пример: наливание воды из графина в стакан (или различные двигательные акты у животных и людей). Однако человек осуществляет и бесконечно более сложные виды активности: мышление (несводимое к наглядно-действенному и наглядно-чувственному), совесть, свобода, творчество и т.д. Во всех подобных случаях исходные цели, текущие и конечные результаты, вообще вся детерминация выходят далеко за пределы наглядно-чувственных и заранее заданных соотношений (подробнее см. [3]). В этом, в частности, и проявляется специфичность субъекта, отличающая его от животных и технических систем. Тем самым сила обратных связей как универсального "механизма" саморегуляции и у людей, и у животных, и в технике оборачивается их слабостью, поскольку здесь не учтено своеобразие человека как субъекта. Обратные связи необходимы, но недостаточны для высших уровней активности людей. На этих уровнях наглядно-чувственные сигналы, непосредственно соотносимые с заранее заданными критериями, уже не сами по себе как бы автоматически регулируют всю активность человека в обход субъекта, а именно и только субъект с помощью своего мышления, совести и т.д. раскрывает отнюдь не очевидное значение вышеуказанных сенсорно-перцептивных данных. Если бы обратные связи были достаточными для высших уровней саморегуляции субъекта, то, например, даже такие сверхсложные виды деятельности, как реформирование нашей страны, сразу же на любом этапе приводили бы к результатам, ясным и очевидным для всех участников и наблюдателей такого реформирования. Но, к счастью (или к сожалению?), это невозможно. А потому чуть ли не каждый, даже промежуточный результат всей указанной деятельности по-разному понимается и принимается различными людьми и общественными объединениями. В этом очень отчетливо проявляется специфика субъекта и высших уровней его активности.

^

1. Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М.,1973.

2. Абульханова К.А. Психология и сознание личности. М.-Воронеж, 1997.

3. Брушлинский А.В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.-Воронеж, 1996.

4. Брушлинский А.В. Практика - это еще не деятельность // Независимая газета, 22 марта 2000 г. (приложение "Наука").

5. Капица П.Л. Эксперимент, теория, практика. М., 1981.

6. Краткий психологический словарь. Ростов н/Д., 1999.

7. Мышление: процесс, деятельность, общение. М., 1982.

8. Ойзерман Т.И. Опыт критического осмысления диалектического материализма // Вопросы философии. 2000. N 2.

9. Процесс мышления и закономерности анализа, синтеза и обобщения. М., 1960.

стр. 10

10. Психологическая наука в России XX столетия. М., 1997.

11. Рабочая концепция одаренности. М., 1998.

12. Рубинштейн С.Л. Избранные философско-психологические труды. М., 1997.

13. Степин B.C. Теоретическое знание. М., 2000.

14. Activity theory and social practice. Aarhus Univ. Press, Denmark, 1999.

15. European psychologist. Special Issue: 30 tele-interviews on psychology in Europe. 2000. V. 5. N 2.

Скачать файл (1133 kb.)

gendocs.ru

Психологический журнал за 2000 г. номер 1

15 О работах Осипова и его переписке с Вульфом см. Сироткина И.Е. Из истории русской психотерапии. Н.Е. Осипов в Москве и Праге // Вопр. психологии. 1995. N 1. С. 69-81.

16 Только между 1960 и 1984 гг. были опубликованы десятки сотен работ о болезнях выдающихся людей. См.: Schioldann-Nielsen Johan. Famous and Very Important Persons. Medical, Psychological, Psychiatric Bibliography, 1960-1984. Odense Unuversity Press, 1986.

17 См.: Южаков В.Н. Патография как забытый аспект социокультурных исследований в психиатрии // Независимый психиатрический журнал. 1994. N 3. С. 55-63.

18 Лернер В.И., Вицтум Э., Котиков Г.М. Болезнь Н.В. Гоголя и его путешествие к святым местам // Независ. психиатр, журн. 1996. N 1. С. 63-71; Шувалов А. В. Патографический очерк о Данииле Хармсе // Независ. психиатр, журн. 1996. N 2. С.74-78.

19 См.: Сироткина И.Е. Понятие "творческая болезнь" в работах Н.Н. Баженова // Вопр. психол. 1997. N 4. С. 104-117.

20 Porter R.S. A Social History of Madness: Stories of the Insane. London: Routhledge, 1987.

21 Berridge Virginia, Griffith Edwards. Opium and the People: Opiate Use in Nineteenth-Century England. London: Alien Lane/St Martin Press, 1981.

22 Moreau (de Tours) J.-J. La psychologie morbide dans ses rapports avec la philosophic de l'histoire, ou de l'influence des nevropathies sur Ie dynamisme intellectuel. Paris: Masson, 1859.

23 Flourens Pierre. De la raison, du genie et de la folie. Paris: Gameer Freres, 1861.

24 Lombrozo Cesare. The Man of Genuis. London: Walter Scott, 1891. P. XI.

25 Lombrozo Cesare. Genio e folia. 1864. В 1888 г. вышло переработанное издание под названием L'uomo di genio. На русский язык книга была переведена как Гениальность и помешательство. Параллель между великими людьми и помешанными: Пер. К. Тетюшиновой. С.-Пб.: Ф. Павленков, 1892.

26 О Ломброзо и криминальной антропологии см.: Gould S.J. The Mismeasure of Man. New York and London: W.W. Norton, 1981.

27 Рише Шарль. Гениальность и помешательство: Пер. И. Юровского. Одесса: Исакович, 1893. С. 32.

28 Bajenoff N. Les elements psychopathologiques de l'imagination creatrice. Второй международный конгресс по призрению душевнобольных. Москва, 26-29 декабря 1913г. // Вопросы психиатрии и неврологии. 1914. N 1.С. 13-25.

29 DeLong G. Robert, Aldershof Ann L. An Association of special abilities with juvenile manic-depressive illness // Obler Loraine K., Fern Deborah. The Exceptional Brain: Neurophysiology of Talent and Special Abilities. New York: Guilford Press, 1988. P. 387-395; Andreas-en Nancy C., Click Ira D. Bipolar affective disorder and creativity. Implications and Clinical Management // Contemporary Psychiatry. 1988. V. 28. P. 207-217.

30 MacGregor John М. The Discovery of the Art of the Insane. Princeton: Princeton University Press, 1989. P. 175.

31 Jamison Kay R. Touched with Fire: Manic-Depressive Illness and the Artistic Temperament. New York: Free Press, 1993.

32 Там же, с. 5.

33 Левенфельд Л. О духовной деятельности гениальных людей вообще, и великих художников - в частности: Пер. Э.М. Зиновьевой / Под ред. Крогиуса А.А. СПб.: Прокгауз-Ефрон, 1904. С. 122.

34 Rothenberg Albert, MD. Creativity and Madness: New Findings and Old Stereotypes. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1990. P. 150; См. также: Becker George. Review of Kay Redfield Jamison "Touched with Fire: Manic- Depressive Illness and the Artistic Temperament" // J. of the History of the Behavioral Sciences. 1996. V. 32 (January). P. 147-151.

35 Цит. по: Soloway Richard A. Demography and Degeneration: Eugenics and the Declining Birthrate in Twentieth-Century Britain. Chapel Hill: The Unuversity of North Carolina Press, 1990. P. 57.

36 Hildebrandt Kurt. Norm und Entartung der Menschen. Dresden: Sibyllenverlag, 1923; Рец. Т.И. Юдина // Русский евгенический журнал. 1924. N 1. С. 72.

37 Евгенический отдел Института экспериментальной биологии. Генеалогические таблицы // Архив РАН. Ф. 450. On. 4. Ед. хран. 26. Л. 115-116.

38 Родословные // Архив РАН. Ф. 450. On. 4/1001. Ед. хран. 26. Евгенические заметки. Русское евгеническое общество в 1923 г." // Русск. евгенич. журн. 1924. N 1.С. 60-66.

39 Сахаров В.В. Разбор музыкальных генеалогий, собранных на евгеническом семинарии профессора Кольцова // Русск. евгенич. журн. 1924. N 2-3. С. 117- 125; Филиппенко Ю.А. Наши выдающиеся ученые // Известия Бюро по евгенике. 1922. N 1. С. 22-38; Он же. Результаты обследования ленинградских представителей искусства // Известия Бюро по евгенике. 1924. N 2. С. 5-28.

стр. 123

40 Галачьян А.Г., Юдин Т.И. Опыт наследственно-биологического анализа одной маниакально-депрессивной семьи // Русск. евгенич. журн. 1924. N 3-4. С.321-342.

41 Филиппенко Ю.А. Статистические результаты анкеты по наследственности среди ученых Петербурга // Известия Бюро по евгенике. 1922. N 1. С. 5-22; Дьяконов Д.М. и Лус Я.Я. Распределение и наследование специальных способностей // Известия Бюро по евгенике. 1922. N 1. С. 72-104.

42 Сегалин Г.В. Патогенез и биогенез великих людей // Клинич. архив. 1925. N 1. С. 24-90 (28-29).

43 Попов Н.В. К вопросу о связи одаренности...

44 Kretschmer Ernst. The Psychology of Men of Genius. Transl. By R.B. Cattell. London: Kegan Paul, 1931. P. 16.

45 Выготский Л.С., Зиновьев П.М. Гениальность // Большая медицинская энциклопедия. Москва: Сов. энциклопедия, 1929. Т. 6. С. 612-615 (614).

46 Форель Огюст. Эвропатология и евгеника // Клинич. архив. 1928. N 1. C. 51.

47 Биографический очерк о Сегалине см. в: Соркин Ю. Поливалентный человек // Наука Урала. 1992. N 12. С. 4-5.

48 Сегалин Г.В. Институт гениального творчества. Проект организации международного института по изучению гениального творчества // Клинич. архив. 1928. N 1. C. 53-60.

49 Там же. С. 55-56.

50 Сегалин перефразировал неологизм того времени - "собесы" - т.е. отделы социального обеспечения. Там же. С. 58.

51 В комиссию вошли уважаемые имена - художник Василий Кандинский, литературовед Ю.И. Айхенвальд, психолог Н.А. Рыбников, психиатр и психоаналитик И.Д. Ермаков. Но, вероятно, из-за тягот послереволюционного времени и того, что Сегалин жил далеко от Москвы, работать комиссия так и не начала. См.: Вольфсон Б.А. "Пантеон мозга" Бехтерева и "Институт гениального творчества" Сегалина // Клинич. архив. 1928. N 1. С. 52.

52 Weindling Paul. Health, Race and German Politics Between National Unification and Nazism, 1870-1945. Cambridge University. Press, 1989. P. 384-385.

53 Об истории евгеники см.: Kevles Daniel J. In the Name of Eugenics: Genetics and the Uses of Human Heredity. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995.

54 О евгенике в России см.: Adams Mark В. Eugenics in Russia, 1900-1940 / Eds. M.B. Adams. The Wellborn Science: Eugenics in Germany, France, Brazil and Russia. New York: Oxford University Press, 1990. P. 153-216.

55 См.: Сироткина И.Е. Гений и политика: взгляд историка на дискуссию об "интеллекте будущего" (в печати).

56 Lombrozo Cesare. The Man of Genius. London: Walter Scott, 1891.

57 Из немногих исследований отметим Karlsson J.L. Genetic association of giftedness and creativity with schizophrenia // Hereditas. 1970. V. 66. P. 172-182.

58 Maudsley Henry, цит. в.: Peter Barham. Schizophrenia and Human Value: Chronic Schizophrenia, Science and Society. London: Free Association Books, 1993. P. 17.

59 См. Mac Gregor op. cit.; Сироткина И.Е. Понятие "творческая болезнь"... (в печати).

60 Reja Marcel. L'Art chez les Fous. Paris, 1907.

61 Карпов П.И. Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники. М.-Л.: Госиздат, 1926. С. 116.

62 Hasenfus N., Magaro P.A. Creativity and schizophrenia: An equality of empirical constructs // British Journal of Psychiatry. 1976. V. 129. P. 346-349; Keefe J.A., Magaro P.A. Creativity and schizophrenia: An equivalence of cognitive processing // J. of Abnormal Psychology. 1980. V. 89. P. 390-398.

63 Jaspers Karl. Strindberg and Van Gogh / Transl. O. Grunow, D. Woloshin. Tucson: University of Arizona Press, 1977.

64 Sass Louis A. Madness and Modernism: Insanity in the Light of Modem Art. Literature, and Thought. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1992.

65 Rotenberg. Op. cit. P. 15-23.

GENIUS AND MADNESS: TO THE HISTORY OF AN IDEA I.Е. Sirotkina. Cand. sci. (psychology), sen. res. ass., MINST, Moscow

The attempts of specialists from different spheres of knowledge to correlate genius with some peculiarities of brain and mental activity are discussed from historical point of view. Two main positions are described. The first one considers the nature of genius as irrational and similar to mental disease. The second one relates genius to a deeper and non-traditional perception of the world but not to pathology.

Key words: genius, eugenics, mental patients, "archangel" type of thinking.

стр. 124

КРАТКИЕ СООБЩЕНИЯ. СПЕЦИФИКА НЕПРЕДНАМЕРЕННОГО ЗАПОМИНАНИЯ ИНФОРМАЦИИ И АНТИЦИПАЦИОННЫЕ МЕХАНИЗМЫ НЕВРОЗОГЕНЕЗА

Автор: В.Д. Менделевия, В.Т. Плещинская

В.Д. Менделевия, доктор мед. наук, зав. кафедрой мед. и общей психологии Казанского государственного университета

В.Т. Плещинская, зав. патопсихологической лаб. Казанской городской психоневролог, больницы

Приводятся результаты клинико-психопатологического и экспериментально- психологического обследования. Описываются выявленные клинически невротические мнестические феномены в виде нарушений непреднамеренного запоминания жизненных событий и собственных прогнозов, приводятся результаты специальных психологических экспериментов, подтвердивших тот факт, что показатели непреднамеренного запоминания у больных неврозами существенно отличаются от показателей психически здоровых людей. Делается вывод о том, что невротические мнестические феномены входят в структуру антиципационных механизмов неврозогенеза.

Ключевые слова: неврозогенез, мнестические нарушения, непреднамеренное запоминание.

Психологический подход стал использоваться при изучении механизмов формирования невротических, соматоформных и связанных со стрессом расстройств относительно недавно, постепенно замещая традиционный психиатрический [2, 3, 9, 18, 23]. Исследование мнестических особенностей больных неврозами, а также оценка роли функционирования памяти в механизмах неврозогенеза не относятся в настоящее время к темам, вызывающим научные споры. В силу традиционных воззрений на неврозообразование мнестическим процессам отводится патопластическая роль [9, 20, 23 и др.]. Анализу подвергается лишь роль патологических эмоциональных состояний в генезе "мнестического дефекта" больных, страдающих неврозами [4].

Однако клинические наблюдения и ряд патопсихологических экспериментов последних лет указывают на то, что значение особенностей функционирования памяти в генезе невротических и в целом пограничных психических расстройств может выходить за патопластические рамки. Это связано с генетически заданными церебральными особенностями личности (в том числе мнестическими), специфической нейродинамической организацией мозговых структур, которая подразумевает хранение личностью информации (жизненного опыта) и свойственных ей высших психологических установок [1]. Все вышеперечисленное включается в понятие почвы, которая способствует формированию непсихотических нарушений и при некоторых состояниях, например, у психопатических личностей блокирует полноценную адаптацию в силу невозможности использовать прошлый опыт [5].

Ранее нами на основании многолетних клинико-психопатологических и экспериментально-психологических исследований была выдвинута, апробирована и обоснована антиципационная концепция неврозогенеза [14-18]. Было отмечено, что в механизмах неврозообразования этиопатогенетическую роль играют особенности функционирования вероятностного прогнозирования и антиципации. Одним из наиболее значимых для невротического симптомообразования оказался факт малой прогнозируемости человеком, заболевшим неврозом, психотравмирующих событий, что отличало его по данному параметру от "неврозоустойчивых" людей. Вследствие "неожиданности" воздействия психотравмирующего агента и появления антиципационно обусловленных аффективных феноменов (обиды, разочарования, недоумения), система психокоррекции и копинг-процесс включаются с запаздыванием, на фоне выраженных эмоциональных расстройств. Все это приводит к срыву адаптационных механизмов и невротическим симптомам. Учитывая полученные в предыдущих исследованиях данные, был поставлен вопрос о процессах, ответственных за построение вероятностного прогноза на базе прошлого опыта человека, и механизмах игнорирования этого опыта (в первую очередь, мнестических).

стр. 125

Как известно, для того чтобы обеспечить способность к вероятностному прогнозированию, память должна быть определенным образом организована [25, 26], т.е. сохранять информацию о 1) событиях, встречавшихся в прошлом опыте данного индивидуума; 2) последовательности этих событий и о том, как часто встречалась в прошлом опыте та или иная цепочка событий; 3) результативности собственных реакций при разрешении тех или иных задач- ситуаций; 4) традиционном опыте избегания негативных эмоциональных переживаний и фрустраций. То есть для эффективного совладания с психотравмирующими ситуациями и их последствиями человек должен, помимо прочего, иметь план действий, правильному выбору которого будет способствовать вероятностно организованная память.

Анализ литературы [6-8, 10, 11, 19, 23, 26], а также клинические наблюдения позволили предположить, что невротические мнестические феномены, связанные с процессами запечатления, фиксирования и извлечения информации (опыта) из прошлого, входят в дезадаптирующую структуру прогнозирования будущего у больных неврозами и являются патогенетически значимыми.

МЕТОДИКА

С целью проверки данной гипотезы были обследованы 134 человека, которые составляли три группы: 63 пациента, находившихся в невротическом состоянии; 41 пациент, перенесший в прошлом невроз и в течение года после этого не обнаруживавший невротических симптомов; 30 психически здоровых лиц (контрольная группа). Выбор групп для проведения исследования диктовался как возможностью выявления специфических невротических мнестических феноменов, так и попыткой оценить их этиопатогенетическую роль. Обследование тех, кто находился в периоде ремиссии невроза позволяло проанализировать наличие стойких психологических образований, которые могли пронизывать структуру преморбидной личности и обусловливать неврозогенез. Контрольная группа была сформирована из психически здоровых людей, у которых в течение жизни не отмечалось невротических состояний. Все они характеризовались высоким уровнем эмоциональной стабильности, подтверждавшимся клинически и экспериментально-психологически. Для этих целей использовался тест Айзенка по оценке уровня экстраверсии-интраверсии и показателя нейротизма. Основанием для включения в контрольную группу, помимо клинических параметров, являлся низкий показатель нейротизма (менее 12 баллов).

В качестве адекватных патопсихологических методик, соответствующих цели и задачам исследования, были выбраны традиционные психологические методики. Изучению в первую очередь подвергался процесс непреднамеренного (непроизвольного) запоминания. Патопсихологическое обследование проводилось по схеме, предложенной Б.Ф. Ломовым [10], и включало в себя два эксперимента. В первом испытуемый должен был вынимать из урны пронумерованные шары, предварительно предсказывая номер каждого из них. При этом он знал, что в одной серии в урне находилось 10 шаров, пронумерованных от 1 до 10, а в другой - 10 шаров, из которых 5 были пронумерованы "единицей", а остальные - по порядку от 2 до 6. Во втором эксперименте в задачу испытуемого входило предсказание выпадения грани игральной кости. В одной серии в его присутствии бросали тетраэдр, грани которого были пронумерованы от 1 до 4; в другой - куб, грани которого были пронумерованы соответственно 1, 1, 1, 2, 3, 4. Протоколировались результаты ряда предсказаний и ряда действительных результатов. Затем испытуемым предлагалось воспроизвести последовательность действительных исходов и собственных предсказаний. Учитывая данные об отсутствии существенных различий между отставленным и непосредственным воспроизведением при подобном эксперименте [19], исследовалось лишь непосредственное воспроизведение.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Клиническое обследование 63 пациентов с различными формами невротических расстройств подтвердило значимость антиципационных механизмов в формировании заболевания. Оказалось, что для 60.3% обследованных больных события, вызвавшие невроз, оказались неожиданными; 11.1% - предполагали, что "подобное могло произойти", но "не придавали значения своим размышлениям о будущем", 28.6%, ретроспективно оценивая неожиданность ситуации, указали на тот факт, что оценивали его как высоко вероятный. Клинический анализ мнестических особенностей психической деятельности больных показал, что у подавляющего большинства пациентов события, вызывавшие невротические расстройства, были идентичны тем, которые ранее либо приводили их к ситуационным невротическим реакциям, либо сопровождались психосоматическими нарушениями. Парадоксальным оказался следующий факт: несмотря на то, что пациентам должен был быть известен психотравмирующий характер событий на основании собственного прошлого опыта, а также вероятность значимой ситуации и возможность появления тяжелых психических переживаний, они, как и прежде, исключали наиболее значимое и потенциально психотравмирующее событие из вероятностного прогноза. Оно оказывалось вновь неспрогнози- рованным. Показательным в этом отношении может служить клиническое наблюдение за пациенткой Н., которая четырежды до последнего обращения лечилась в отделении неврозов после однотипной психотравмы - измены супруга. Однако каждый раз после нормализации семейных взаимоотношений и гарантий со стороны мужа в том, что адюльтер не повторится, она вновь исключала из прогноза психотравмирующий (нежелательный) исход событий, не запечатлевая их последовательности, не извлекая опыта из прежних однотипных ситуаций. Анализ случая больной Н. позволил задать вопросы о причинах незафиксированности в памяти и неизвлечения опыта пациенткой (так же, как и другими обследованными) из прошлых конфликтных ситуаций. Сами пациенты, описывая сходные феномены, указывали

стр. 126

на тот факт, что они "не помнили", как разрешались прежние конфликтные ситуации и что им предшествовало. Кроме того, парадоксальным оказалось то, что пациенты без посторонней помощи редко могли вспомнить собственные прогнозы в отношении возможности развития событий, вызвавших у них невроз. Больная Н. искренне удивлялась, когда ей напоминали о том, что она "не могла предполагать", что муж ей может изменить.

В отличие от больных неврозами, лица, которые были отнесены в группу "неврозоустойчивых", с одной стороны, прогнозировали потенциально психотравмирующие события как высоковероятные (что достоверно отличало их от группы больных), с другой - их кратковременные ситуационные реакции носили единичный характер, поскольку последовательность событий и их реакции запечатлевались ими и позволяли избегать их впредь. При этом не отмечалось нарушений запоминания как реальных событий, так и собственного предвосхищения этих событий. По клиническим особенностям обследованные из группы лица, перенесшие в прошлом невротическое заболевание, разделились на две группы. По психологическим показателям представители одной (68.3%) были сходны с пациентами клинической группы, а другой (31.7%) - с контрольной. Как показало углубленное клиническое и клинико- анамнестическое обследование пациентов, перенесших неврозы, лица из первой подгруппы сохранили после заболевания те психологические особенности (интеллектуальные, мнестические, личностные и пр.), которые были им присущи до него. Они условно были отнесены нами к группе "потенциальных невротиков" [18]. Психологические особенности представителей другой подгруппы лиц, находившихся в ремиссии невроза, по данным объективного анамнеза, кардинально изменились. Можно было говорить о том, что перенесенные невротические расстройства оказались для них важным жизненным опытом, которым они продолжали пользоваться. В первую очередь, различия затрагивали характер функционирования антиципационных механизмов.

Как продемонстрировали результаты патопсихологических экспериментов, показатели непреднамеренного запоминания у больных неврозами существенно отличались от показателей у психически здоровых лиц. По результатам первого эксперимента (с шарами) в условиях равновероятного исхода событий пациенты с неврозами примерно одинаково (соответственно в 19.6 и 19.2% случаев) воспроизводили как собственные предсказания, так и реальное выпадение шаров (в контрольной группе данные показатели оказались на уровне 29.2 и 22.8%). При неравновероятном исходе событий показатели больных и здоровых практически не различались. Вторая серия экспериментов с тетраэдром и кубом позволила выявить еще более значительные отличия в группах (соответственно при равновероятном - 26.1 и 29.2% у больных и при 41.3 и 36.8% у здоровых; при неравновероятном - 35.5 и 32.4%, 52.5 и 35.6%). Следует отметить, что данные патопсихологических экспериментов с лицами, перенесшими неврозы, но в момент обследования являвшимися практически здоровыми, совпали с клиническими, т.е. у первой подгруппы они не отличались от результатов больных, а у второй - здоровых из контрольной группы. Это позволяло предполагать, что невротические мнестические феномены в качестве первоосновы могут входить в структуру преморбидных особенностей личности, и в зависимости от их выраженности и стойкости приводить либо к формированию готовности к новым невротическим конфликтам, либо к "неврозоустойчивости".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате проведенных клинико-психологических исследований можно сделать выводы: 1) у больных неврозами нарушен процесс непреднамеренного запоминания житейских событий. Данное нарушение проявляется в снижении способности запоминать как собственные прогнозы развития ситуаций, так и их фактический ход; 2) у больных неврозами не обнаруживается столь явной для здоровых людей тенденции к более полному запоминанию рядов собственных предсказаний по сравнению с рядами действительных событий. Особенно ярко это представлено при равновероятных прогнозах. Таким образом, можно предполагать, что неспособность больных неврозами извлекать опыт из прошлых событий, а значит адекватно прогнозировать будущее, базируется, наряду с другими, на невротических мнестических особенностях. 3) особый интерес представляет выявленный у больных факт примерно равного непреднамеренного запоминания собственных и действительных событий. Можно допустить две трактовки полученного результата: либо данный мнестический феномен базируется на повышении удельного веса запоминания реальных исходов событий, либо на уменьшении запоминания собственных прогнозов. Данные клинических наблюдений убеждают в том, что второй путь более убедителен - пациенты пропорционально больше, чем здоровые, запоминают действительные (реальные) события по сравнению с прогнозируемыми. На этот процесс оказывает влияние и то, что воспоминания имеют интенсивный негативный эмоциональный оттенок. В этом состоит сущность невротической "фиксации на препятствии". То есть можно отметить специфическую для пациентов "селекцию

стр. 127

воспринимаемой информации" в запоминании невротизирующей реальности, особенно в условиях, когда прогнозирование развития ситуации не совпадает с реальностью. Однако, по нашему мнению, кататимный механизм не является ведущим в становлении выявленного мнестического феномена. Более адекватной представляется трактовка относительного увеличения непреднамеренного запоминания реальных событий, базирующаяся на нарушении антиципационных процессов. Известно [25], что эффективность воспроизведения предсказаний зависит от того, подтверждалась они или нет, и подтвержденные предсказания у здоровых составляют большую часть воспроизводимого материала. Учитывая тот факт, что у пациентов, страдающих неврозами, расхождение прогнозов с реальностью носит сущностный характер, запоминание собственных предсказаний блокируется их ошибочностью (неэффективностью прогнозирования). Вследствие этого больной непреднамеренно больше запоминает фактов из действительного развития ситуаций; у него не происходит адекватного запечатления последовательности событий, что и в дальнейшем не способствует формированию адекватной антиципационной модели будущего.

Таким образом, выявленные невротические мнестические феномены в виде изменения качества и количества непреднамеренного запоминания информации у больных неврозами входят в структуру антиципационных механизмов неврозогенеза.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Александровский Ю.А. Пограничные психические расстройства. М., 1993.

2. Анцыферова Л.И. Психология повседневности: жизненный мир личности и "техники" ее бытия // Психол. журн. 1993. N 2.

3. Бурлачук Л.Ф., Коржова Е.Ю. Психология жизненных ситуаций. М.,1998.

4. Вейн A.M., Каменецкая Б.И. Память при неврозах // Неврозы в эксперименте и клинике. М., 1982. С. 222-227.

5. Гульдан В.В., Иванников В.А. Особенности формирования и использования прошлого опыта у психопатических личностей // Журн. невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1974. N 12. С.1830-1836.

6. Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование. М.,1979.

7. Зинченко П.И. Непроизвольное запоминание. М., 1961.

8. Каменецкая Б.И., Фейгенберг Е.И. Исследование у больных с поражением лимбико-ретикулярных структур мозга зависимости запоминания слов от степени их неожиданности // Математические методы в психиатрии и неврологии. Л., 1972. С. 147.

9. Карвасарский Б.Д. Неврозы. М., 1980.

10. Ломов Б.Ф. Память и антиципация // Исследование памяти. М., 1990. С. 45- 53.

11. Ломов Б.Ф. Вопросы общей, педагогической и инженерной психологии. М., 1991.

12. Ломов Б.Ф., Осницкий А.К. Вероятностное прогнозирование как одна из детерминант непреднамеренного запоминания // Новые исследования в психологии и возрастной физиологии. М., 1971. С.3-8.

13. Ломов Б.Ф., Сурков Е.Н. Антиципация в структуре деятельности. М., 1980.

14. Менделевич В.Д. О некоторых психологических механизмах неврозогенеза // Психол. журн. 1990. N 6. С. 113-117.

15. Менделевич В.Д. Психотравма, личность и неврозогенез (антиципационный подход) // Социальная и клиническая психиатрия. 1995. N 3. С. 12-17.

16. Менделевич В.Д. Антиципационные механизмы неврозогенеза // Психол. журн. 1996. N 4. С. 107-115.

17. Менделевич В.Д. Психиатрическая пропедевтика. М.,1997.

18. Менделевич В.Д. Клиническая и медицинская психология. М.,1998.

19. Осницкий А.К., Савельичева ВЛ. Вероятность и значимость в структуре деятельности и их влияние на непреднамеренное запоминание // Вероятностное прогнозирование в деятельности человека. М., 1977. С. 256-272.

20. Свядощ А.М. Неврозы. М., 1980.

21. Сергиенко Е.А. Антиципация в раннем онтогенезе человека. М., 1992.

22. Сергиенко Е.А. Антиципация как принцип психического развития // Современные достижения психологической науки. Труды ин-та психологии. М., 1997. В. 2. С. 100-107.

23. Ротенберг B.C., Аршавский В.В. Поисковая активность и адаптация. М., 1984.

24. Ушаков Г.К. Пограничные нервно-психические расстройства. М., 1978.

25. Фейгенберг И.М. Память и вероятностный прогноз // Вопр. психологии. 1973. N 1. С. 3747.

26. Фейгенберг И.М. Видеть, предвидеть, действовать. М., 1986.

стр. 128

SPECIFICITY OF INVOLUNTARY MEMORIZING OF INFORMATION AND ANTICIPATION MECHANISMS OF NEUROGENESIS V.D. Mendelevich, V.T. Pleshchinskaya

V.D. Mendelevich. Dr. sci. (medicine), head of the chair of medical and general psychology, Kazan state medical univ.

V.T. Pleshchinskaya. Head of pathopsychological lab. of Kazan municipal psychoneurological hospital

The results of a clinical psychopathological and experimental psychological investigation of 134 Ss (63 patients with neurotic symptoms, 41 patients which had a neurosis in the past and have not had neurotic symptoms for a year and 30 mental by healthy persons) are given. The neurotic memory phenomena marked in dysfunction of involuntary memorizing of life events and prognoses made by persons are clinically revealed and described. The results of concrete psychological studies that confirmed the fact that indexes of involuntary memorizing in neurotic patients are essentially distinguished from indexes of mental by healthy persons are given. The conclusion that neurotic memory phenomena are included in to the structure of anticipation mechanisms of neurogenesis is made.

Key words: neurogenesis, dysfunction of memory, involuntary memorizing.

стр. 129

НАШИ ЮБИЛЯРЫ. ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА УШАКОВА

Автор:

22 февраля этого года славный юбилей отмечает Татьяна Николаевна Ушакова - признанный специалист в области психолингвистики, психофизиологии и психологии речи, доктор психологических наук, профессор, член-корр. РАО, основатель и главный редактор журнала "Иностранная психология" и - last but not least! - многолетний член редакционной коллегии "Психологического журнала", а ныне - член его редакционного совета.

Окончив 1953 г. с отличием психологическое отделение Московского университета, Татьяна Николаевна поступает в аспирантуру Института психологии АПН РСФСР, где работает над кандидатской диссертацией под руководством Е.И. Бойко. Преданность "школе Бойко" Ушакова пронесла через все последующие годы, и яркое тому свидетельство - большой портрет Учителя в ее рабочем кабинете.

Защитив в 1958 г. диссертацию, она поступает на работу в Институт психологии АПН РСФСР, где проходит путь от лаборанта до заведующего лабораторией нейродинамики (с 1972 г.). В центре ее научных интересов - психофизиологические механизмы речи, онтогенез речи и детское словотворчество. Результаты этих исследований обобщены и представлены в успешно защищенной в 1971 г. докторской диссертации "Функциональные структуры второй сигнальной системы".

studfiles.net

Психологический журнал за 2000 г. номер 1

Я не могу быть свободным, если не осознаю силы, влияющие на мои действия. Я не могу быть свободным, если не осознаю имеющиеся здесь-и-теперь возможности для моих действий. Я не могу быть свободным, если не осознаю последствия, которые повлекут те или иные действия. Наконец, я не могут быть свободным, если не осознаю, что же я хочу, не осознаю моих целей и желаний. Одно из первых и наиболее четких философских определений свободы, опирающихся на центральную идею осознания, - это определение ее как способности принимать решение со знанием дела [24, с. 112]. Одно из наиболее интересных психологических воплощений идеи осознания - теория потребностей С. Мадди (S. Maddi) [40], который выделяет наряду с биологическими и социальными потребностями группу так называемых психологических потребностей - в воображении, суждении и символизации. Именно доминирование психологических потребностей определяет путь развития личности, который Мадди называет индивидуалистским и который основан на самодетерминации, в отличие от конформистского пути развития, определяемого доминированием биологических и социальных потребностей.

Наконец, еще один аспект проблемы сознания в контексте проблематики свободы связан с уже упоминавшейся фундаментальной ошибкой атрибуции [44]. Из этой тенденции недооценивать роль внешних причин поведения, если находиться в позиции стороннего наблюдателя, и переоценивать их, если занимать позицию действующего субъекта, следует вывод о закономерной слепоте к собственной субъектности. Ее, однако, можно вылечить или компенсировать, по меньшей мере отчасти, научившись занимать позицию наблюдателя по отношению к самому себе, смотреть на себя "со стороны" или "сверху". Такое изменение перспективы иногда приходит как инсайт, но поддается и тренингу; оно, насколько мы можем судить по несистематизированному опыту, приводит к существенному увеличению свободы, атрибутируемой самому себе, и помогает увидеть возможности активного изменения ситуации в нужном направлении.

4. Инструментальные ресурсы свободы. Этот аспект проблемы свободы лежит на поверхности. Достаточно очевидно, что, хотя определенная степень свободы сохраняется даже в концлагере [20], доступные объемы ее различаются в разных ситуациях. Мы предпочитаем говорить о ресурсах свободы, различая внешние ресурсы, задаваемые объективной ситуацией, и внутренние ресурсы, задаваемые инструментальной оснащенностью субъекта. Первые задают абстрактное поле доступных возможностей в ситуации; вторые определяют, какие из этих возможностей конкретный субъект, обладающий определенными физическими и умственными способностями и умениями, в состоянии использовать, а какие нет. Совокупность внутренних и внешних ресурсов определяет степень свободы данного субъекта в данной ситуации.

Поясним это на примерах. Если человеку нужно перебраться через реку, существуют разные возможности: во-первых, поискать мост или брод, во- вторых, пересечь реку на лодке или на плоту, в-третьих, переплыть ее. Но если первые две возможности открыты для любого, третью может принимать в расчет только человек, умеющий плавать. Он в данной ситуации имеет одной возможностью больше и, следовательно, свободнее, чем человек, лишенный этого умения. Умение водить машину, работать с компьютером, говорить на иностранных языках, хорошо стрелять и т.д. и т.п. в соответствующих ситуациях будет давать их обладателю дополнительные степени свободы. Конечно, разные способности и умения различаются по широте спектра ситуаций, в которых они могут принести пользу своему обладателю; например, владение английским языком может принести пользу чаще, чем владение французским или испанским, тем более финским или болгарским. Но это различие носит чисто вероятностный характер; в определенных ситуациях финский может оказаться важнее английского.

Помимо внешних (ситуационных) и внутренних (личностных) инструментальных ресурсов свободы есть еще две их группы, которые занимают промежуточное положение между ними. Во-первых, это социальные ресурсы: социальная

стр. 23

позиция, статус, привилегии и личные отношения, которые позволяют человеку в социальной ситуации действовать так, как другие действовать не могут (пример - "телефонное право"). Эти ресурсы, однако, амбивалентны, поскольку, увеличивая степень свободы с одной стороны, с другой - они увеличивают и степень несвободы, накладывая дополнительные обязательства и вводя дополнительные "правила игры". Во-вторых, это материальные ресурсы (деньги и другие материальные блага). Они, безусловно, расширяют пространство возможностей, однако "срабатывают" только постольку, поскольку непосредственно находятся в данной ситуации в распоряжении субъекта (но могут быть и отделены от него), в то время как личностные ресурсы носят неотчуждаемый характер.

5. Ценностная основа свободы. Речь идет о том, что придает свободе смысл, отличая позитивную "свободу для" от негативной "свободы от". Освобождение от ограничений недостаточно; чтобы свобода не выродилась в произвол, необходимо ее ценностно-смысловое обоснование. Можно сослаться еще на две близкие по своей сути идеи. Одна из них - это идея "целеагирования" ("telosponding") Дж. Ричлака [46-48], предполагающая, что человеческие действия всегда имеют в своей основе систему предпосылок, которые делают действия субъекта последовательными, интеллигибельными и предсказуемыми. Такая система предпосылок, однако, не задана, а выбирается самим субъектом и может быть изменена. Этот акт изменения детерминант своего поведения, представляющий собой уникальное свойство человеческого сознания, Ричлак и называет "целеагированием". Другая идея, подчеркиваемая видным культурным антропологом Д. Ли (D. Lee), - необходимость определенных социокультурных структур для осуществления человеческой свободы [39]. Согласно Ли, эти структуры выступают как ограничивающие свободу лишь для постороннего наблюдателя; с точки же зрения представителя самой рассматриваемой культуры, свобода без них невозможна. Ценностную основу свободы мы связываем с бытийными ценностями по А. Маслоу (A. Maslow) [13], их особой ролью и механизмами функционирования. Этот вопрос заслуживает специального детального рассмотрения (см. [8]).

Завершая данную статью, мы оставляем ее открытой. Наша задача ограничилась постановкой проблемы и указанием основных ориентиров ее более детальной разработки. Самым важным мы считаем сдвиг перспективы рассмотрения человеческих действий, необходимость которого, несомненно, назрела. Это было замечено еще три десятилетия назад. "Ошибка - считать, что поведение должно быть зависимой переменной в психологических исследованиях. Для самого человека это независимая переменная" [38, с. 33].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Балл Г.А. Психологическое содержание личностной свободы: сущность и составляющие // Психол. журн. 1997. Т. 18. N 5. С. 7-19.

2. Васильева Ю.А., Леонтьев Д.А. Этогенический подход к изучению социальных отклонений // Иностранная психология. 1994. Т. 2. N 2(4). С. 83-86.

3. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М.: Мысль, 1971. Т. 2.

4. Калитеевская Е.Р. Психическое здоровье как способ бытия в мире: от объяснения к переживанию // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д.А. Леонтьева, В.Г. Щур. М.: Смысл, 1997. С. 231-238.

5. Камю А. Бунтующий человек. М.: Политиздат, 1990.

6. Кузьмина Е.И. Психология свободы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994.

7. Леонтьев Д.А. Из истории проблемы смысла в психологии личности: 3. Фрейд и А. Адлер // Методологические и теоретические проблемы современной психологии / Под ред. М.В. Бодунова и др. М.: ИП АН СССР, 1988. С. 110-118.

8. Леонтьев Д.А. Очерк психологии личности. М.: Смысл, 1993.

9. Леонтьев Д.А. Три грани смысла // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии: школа А.Н. Леонтьева / Под ред. O.K. Тихомирова, А.Е. Войскунского, А.Н. Ждан. М.: Смысл, 1999.

10. Леонтьев Д.А., Пилипко Н.В. Выбор как деятельность: личностные детерминанты и возможности формирования // Вопросы психологии. 1995. N 1. С.97-110.

11. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. 2-е изд., доп. М.: Прогресс, 1992.

12. Мамардашвили М.К. Философия - это мужество невозможного // Общая газета. 1993. N 9/11. С. Ю.

13. Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М.: Смысл, 1999.

14. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Соч.: В. 2 т. М.: Мысль, 1990. Т. 2. С. 5- 237.

15. Петровский В.А. Личность в психологии. Ростов н/Д.: Феникс, 1996.

16. Петровский В.А. Очерк теории свободной причинности // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д.А. Леонтьева, В.Г. Щур. М.: Смысл, 1997. С. 124-144.

17. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.: Прогресс, 1986.

18. Сартр Ж.-П. Тошнота: Избранные произведения. М.: Республика, 1994.

19. Симонов П.В., Ершов П.М. Темперамент. Характер. Личность. М.: Наука, 1984.

стр. 24

20. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

21. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.

22. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992.

23. Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. М.: Педагогика, 1986. Т. 1.

24. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М.: Политиздат, 1966.

25. Роттердамский Эразм. Философские произведения. М.: Наука, 1987.

26. Bandura A. Human agency in social cognitive theory // American Psychologist. 1989. V. 44. P. 1175-1184.

27. Bandura A. Self-efficacy: the exercise of control. N. Y.: W.H. Freeman & Co, 1997.

28. Deci Е., Ryan R. Intrinsic motivation and self-determination in human behavior. N. Y.: Plenum, 1985.

29. Deci Е., Ryan R. The dynamics of self-determination in personality and development // Self-related cognitions in anxiety and motivation / Ed. R. Schwarzer. Hillsdale: Lawrence Eribaum, 1986. P. 171-194.

30. Deci Е., Ryan R. A motivational approach to self: Integration in personality // Perspectives on motivation / Ed. R. Dienstbier. Lincoln: University of Nebraska Press, 1991. V. 38. P. 237-288.

31. Easterbrook J.A. The determinants of free will. N. Y., 1978.

32. Franki V. Logotherapie und Existenzanalyse. Muenchen: Piper, 1987.

33. Harre R. Social being. Oxford: Blackwell, 1979.

34. Harre R. Personal being. Oxford: Blackwell, 1983.

35. Hebb D. What psychology is about // American Psychologist. 1974. V. 29. P. 71- 79.

36. Holt R. Freud, the free will controversy, and prediction in personology // Personality and the prediction of behavior. N. Y.: Academic Press, 1984. P. 179-208.

37. Iturrate М. Man's freedom: Freud's therapeutic goal // Readings in Existential Psychology and Psychiatry / Ed. K. Hoeller. 1990. P. 119-133.

38. Kelly G. Clinical psychology and personality: the selected papers of George Kelly / Ed. B. Maher. N. Y.: Wiley, 1969.

39. Lee D. Valuing the self: wtah we can learn from other cultures. Prospect Heights: Waveland Press, 1986.

40. Maddi S. The search for meaning / Eds. W.J. Arnold, М.М. Page. Lincoln: University of Nebraska Press, 1971. P.137-186.

41. May R. Man's search for himself. N. Y.: Signet book, 1953.

42. May R. Psychology and the human dilemma. Princeton: Van Nostrand, 1967.

43. May R. Freedom and destiny. N. Y.: Norton, 1981.

44. Ross L. The intuitive psychologist and his shortcomings: distortions in the attribution process // Advances in Experimental Social Psychology / Ed. L. Berkowitz. N. Y.: Academic Press, 1977.

45. Ryan R., Deci Е., Grolnick W. Autonomy, relatedness, and the self: Their relation to development and psycho-pathology // Developmental psychopathology / Eds. D. Cicchetti, D. Cohen. N. Y.: Wiley, 1995. V. 1. P. 618-655.

46. Rychlak J. Discovering free will and personal responsibility. N. Y.: Oxford University Press, 1979.

47. Rychlak J. Introduction to personality and psychotherapy. Boston: Houghton Mifflin, 1981.

48. Rychlak J. The nature and challenge of teleological psychological theory // Annals of theoretical psychology / Eds. J.R. Royce, L.P. Mos. N. Y.: Plenum Press, 1984. V. 2. P.115-150.

49. Sappington A. Recent psychological approaches to the free will versus determinism issue // Psychological Bulletin. 1990. V. 108. N 1. P. 19-29.

50. Tageson W. Humanistic psychology: a synthesis. Homewood (III.): The Dorsey Press, 1982.

51. Williams R. The human context of agency // American Psychologist. 1992. V. 47. N 6. P. 752-760.

THE PSYCHOLOGY OF FREEDOM: TOWARD THE INVESTIGATION OF PERSON'S SELF-DETERMINATION D.A. Leontiev. Cand. sci. (psychology), decent, department of psychology, MSU, Moscow

The paper presents an attempt to put forward the problem of psychological mechanisms of self-determination underlying human freedom, and to discuss the ways of its solution. Freedom vs. determinism dilemma is discussed with respect to human behavior. The brief overview of main approaches to this problem in Western and Russian psychology is given. Several key aspects of the problem of self- determination are discussed from the theoretical viewpoint, such as the issue of self- transcendence, breaks in determination, the issue of awareness, instrumental resources of freedom, value basis of freedom.

Key words: freedom, self-determination, autonomy, agency, choice.

стр. 25

СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ. ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СИТУАЦИИ ЭМИГРАЦИИ

Автор: Н.Б. Михайлова. Канд. психол. наук, ст. науч. сотр. ИП РАН

Ситуация эмиграции исследовалась в Германии среди представителей пяти национальных групп: русских немцев, поляков, евреев, югославов и турок. В течение двух лет изучались изменения личностного профиля испытуемых, когнитивные репрезентации ситуации эмиграции и поведенческие стратегии эмигрантов. Процесс интеграции в новой социальной среде представлял для всех испытуемых психологическую трудность, оказал как позитивное, так и негативное влияние на их психическое развитие. Успешно адаптировались лишь молодые, физически здоровые и интеллектуально сильные испытуемые. Для людей, физически и интеллектуально слабых, пожилых и социально одиноких, эмиграция представляет жизненную опасность.

Ключевые слова: ситуация эмиграции, интеграция, поведенческие стратегии, развитие личности.

Постановка проблемы и статистические данные. Конец XX века ознаменовался волной эмиграции. Экономический кризис и политические конфликты в странах Восточной Европы вызвали интенсивный рост числа беженцев и переселенцев в Западную Европу. В 1998 г. в странах Западной Европы насчитывалось более 300 тысяч беженцев, на 19% больше, чем в 1997 г. Каждый четвертый из них - из Югославии. В связи с НАТОвской агрессией в Югославии в 1999 г. число беженцев из Косово мгновенно достигло астрономической цифры.

Германия принимает в последнее десятилетие ежегодно до 100 тысяч беженцев или "азюлантов", т.е. людей, просящих политического убежища (по сведениям "Франкфуртеp Рундшау"). Другие эмигранты, русские немцы из СНГ, получают в Германии статус переселенцев. В 1996 г. их было зарегистрировано 177751 человек, в 1997 г. - 134419, в 1998 г. - 103080 человек. Всего в Германии на 1999 г. проживает около миллиона русских немцев-переселенцев.

Ситуация эмиграции является для человека экстремальной, она требует психологической готовности к жизни в совершенно новых социальных условиях. Эмигранты остро нуждаются в психологической помощи и консультировании. Эти проблемы широко обсуждаются на страницах журнала "Европейский психолог". Ситуация жизни в эмиграции, особенно на начальном этапе, отличается высокой степенью сложности, новизны и динамичности. Человек решает проблему ориентировки в социальной среде, изучает новый язык, овладевает новой профессией и пр. Психологическая специфика этой ситуации в том, что в первые месяцы как бы перекрыты все каналы, обеспечивающие нормальную жизнедеятельность: нет возможности общения (чужой язык), нет привычных отношений с людьми, нет трудовой деятельности. Отсутствует также стабильность: в любой момент решение инстанций может изменить положение - выслать человека назад в страну или переселить в другой город.

Аналогичные особенности проявляются и в многочисленных ситуациях, развертывающихся при жизни в своей стране. Например, человек сознательно рвет свои привычные социальные связи, корни, уезжает в другой город, переходит на другую работу, его увольняют, он разводится и заводит новую семью и пр. Еще более широкий перенос в понимании психологии эмиграции возможен при таком положении: человек вообще никуда не двигался с места, но вокруг него социальная среда так изменилась, что он, сохраняя привычное мышление, оказался как бы эмигрантом в собственном доме и в своей стране. Именно поэтому психологическое осмысление и изучение эмиграции, как частного случая выхода человека в чужой мир, может помочь в подготовке людей к экстремальным ситуациям подобного типа.

В каждом случае происходят следующие события: 1) разрушается или просто исчезает прежняя ситуация жизни человека, в которую он психологически "врос" и которая составляла его микромир, главный предмет мыслей и переживаний; 2) разворачивается совершенно новая, неизвестная человеку социальная ситуация, насыщенная множеством проблем, требующая выхода в чужой, сложный макромир. Каким образом человек решает задачу своей интеграции в новой социальной среде? Какие особенности личности и стратегии поведения обеспечивают успешную социальную адаптацию?

стр. 26

Эти вопросы определили организацию и цели данного исследования.

Организация и цели исследования. Исследование проводилось в Германии, в городе Дуйсбурге в период с 1996 по 1998 г. на базе консультативного центра, обеспечивающего языковую и профессиональную подготовку переселенцев и беженцев. В исследовании участвовали 5 групп испытуемых:

1. Русские немцы-переселенцы, прибывшие из стран СНГ - 120 чел.

2. Лица еврейской национальности, получившие в Германии статус контингентных беженцев - 96 чел.

3. Немцы-переселенцы из Польши - 68 чел.

4. Беженцы из Югославии - 88 чел.

5. Турки, прибывшие в Германию для работы по контракту - 65 человек.

Всего в основной процедуре исследования участвовало 437 чел. Внутри каждой национальной группы выделялись три возрастные группы испытуемых.

При анализе результатов учитывались также пол и семейное положение испытуемых. Основная процедура исследования включала 3 этапа:

1-й этап - начало эмиграции, первые три месяца жизни в Германии. На этом этапе с помощью стандартизированных методик проводилась психологическая диагностика личностного профиля испытуемых, их способности к профессиональным достижениям, а также диагностика речевой компетентности на немецком языке.

Когнитивные репрезентации ситуации эмиграции изучались с помощью полуструктурированного интервью и специально разработанного опросника. Кроме того, по материалам медицинского обследования обобщались статистические данные о состоянии физического и психического здоровья эмигрантов.

На 2-м этапе проводилось изучение испытуемых в период интеграционного процесса. В течение двух лет наблюдались проявления личностных качеств, поведенческие стратегии и состояние здоровья людей.

3-й этап начинался после окончания подготовительного интеграционного курса, осуществлялась повторная диагностика личностного профиля, способности к достижениям и речевой компетентности испытуемых с помощью тех же стандартизированных методик. Изменения в когнитивных репрезентациях ситуации эмиграции выявлялись с помощью письменных скриптов, опросников и интервью.

Таким образом, исследование позволило получить данные о целой совокупности психических феноменов и особенностях их динамики.

Согласно нашей гипотезе, ситуация эмиграции представляет собой сложное, часто опасное испытание для психики человека. Она неоднозначно влияет на его психическое развитие. Мы предполагали, что успешно адаптироваться к новой социальной среде способны испытуемые молодого и раннего зрелого возраста, обладающие хорошим физическим здоровьем и сильным психическим потенциалом, но на людей пожилого возраста и людей с неустойчивой психикой, слабым интеллектуальным потенциалом ситуация эмиграции оказывает разрушающее воздействие, ведет к психическим срывам, фрустрации и различным заболеваниям.

Теоретический контекст. В настоящий период в отечественной психологии под руководством Л.И. Анцыферовой активно развивается теоретическое направление, предполагающее изучение личности в трудных жизненных ситуациях [1]. Ситуация эмиграции рассматривается нами как экстремальная, критическая для человека, требующая от него выработки поведенческих стратегий "совладания" [3]. Нашу гипотезу о влиянии эмиграции на психическое развитие личности определила идея о неоднозначном влиянии на личность трудных жизненных ситуаций [5].

В понимании психологической сущности феномена ситуации мы опирались на подход, разработанный немецкими психологами Г. Томэ и Е. Шотт, ученицей проф. К. Граумана [14, 15]. Преимуществом данного теоретического подхода является его целостность; он требует анализировать проявления личности одновременно в нескольких плоскостях взаимодействия с естественной ситуацией: деятельности, общения, межличностных отношений и др.

Многочисленные исследования западных и американских психологов посвящены изучению отдельных феноменов эмиграции [7, 10]. Например, мотивы эмиграции анализируются группой американских и чешских психологов в совместной работе, опубликованной в журнале "Европейский психолог" [7]. Взаимоотношения между эмигрантами и коренным населением в Германии исследуются группой сотрудников под руководством проф. 3. Егера, разработавшего методику дискурсивного анализа спонтанных речевых выказываний и текста [10]. Интересным примером реализации целостного подхода к изучению личности в ситуации эмиграции может служить работа А. Айха, выполненная в Боннском университете под руководством проф. Фиссенди [6]. Именно эта работа определила теоретический подход и организацию нашего исследования, а также направления анализа полученных результатов. В изучении ситуации эмиграции нами были использованы также идеи, развиваемые проф. Магнуссоном [11].

стр. 27

Теоретические положения нашей работы следующие.

* Человек сталкивается в жизни с конкретными ситуациями, формирует свои представления о них (концепты, конструкты) и развивает поведенческие стратегии, позволяющие ему более или менее успешно ориентироваться в этих ситуациях.

* Анализируя конкретные ситуации следует учитывать их динамику, перспективу влияния на психическое развитие человека.

* Понять поведение человека можно, лишь зная ситуативные условия, в которых он находится.

* Только детальный анализ ситуации позволяет понять ее общие и частные эффекты в психическом развитии личности.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Наши испытуемые изучались в естественной экстремальной ситуации жизни с помощью комплекса стандартизированных и нестандартизированных методик.

Стандартизированные методики: I. Сокращенный личностный опросник (FPI-R), диагностирующий общую удовлетворенность жизнью, ориентацию на достижения, агрессивность, экстра-интра-версию, эмоциональную стабильность-нейротизм и др. [8]; II. Тест речевой компетентности (Ц-тест) проф. У. Ратца [4]; III. Тест способностей к профессиональным достижениям (LPS-Horn), выявляющий показатели общего образования, логического и технического мышления, вербального развития, темпа и точности восприятия, способностей к концентрации и счету [9].

Объективность, надежность и валидность названных методик подробно обоснованы в руководстве по их использованию.

Нестандартизированные методики:

1. Устное полуструктурированное интервью, включающее следующие вопросы:

- Отвечает ли Ваше настоящее положение в Германии Вашим ожиданиям и надеждам?

- Как часто Вы вспоминаете свою прошлую жизнь в СНГ?

- Насколько Вас удручает разрыв отношений с Вашими друзьями, оставшимися в СНГ?

- В чем состоит, по Вашему мнению, главное отличие Вашей новой ситуации жизни от предыдущей?

- Страдаете ли Вы в Германии от чувства одиночества?

- Поддерживаете ли Вы контакты с другими переселенцами?

- Трудно ли Вам установить контакты с немецким населением?

- Как трудно Вам дается усвоение немецкого языка?

- Что представляет для Вас особую трудность на начальном этапе жизни в Германии?

Ранжируйте по номерам:

- общая ориентация в новой ситуации жизни;

- необходимость установления контактов с новыми людьми;

- необходимость поиска работы;

- необходимость смены профессии;

- финансовые трудности;

- личные, семейные проблемы;

- проблемы своего здоровья;

- дополнительные высказывания.

2. Письменные отчеты, скрипты, отражающие наиболее значимые, по мнению испытуемых, аспекты их актуальной ситуации жизни.

3. Экспертные оценки значимости тематических центраций.

Объективность, надежность и валидность нестандартизированных методик обоснована в нашем исследовании ситуации безработицы в Германии [2].

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Личностный профиль эмигрантов

Данные о личностном профиле испытуемых получены на основании двух опросников, полуструктурированного интервью, индивидуальных бесед и наблюдения. В данной статье представляем анализ лишь наиболее существенных фактов. Индивидуальные беседы и наблюдения в процессе приема беженцев и переселенцев показали, что большинство из них находятся в состоянии сильного душевного смятения и страха, не имеют четких представлений о том, что их ожидает, и сконцентрированы на желании получить жилье и социальное пособие.

Основной причиной эмиграции из стран Восточной Европы является, по высказываниям большинства, необходимость обеспечить своей семье минимум социального благополучия и защищенности. Четких представлений о том, как решать проблемы овладения новым языком, трудоустройства и организации своей жизни в чужой стране испытуемые не имели. Их поведение на начальном этапе полностью регламентировалось требованиями немецких эмигрантских служб. Эмоциональные переживания испытуемых были в основном негативными.

К концу третьего месяца жизни в Германии эмигранты поселялись во временные коммунальные квартиры (нотвонунг), где в одной комнате проживает до 4-6 человек, и начинали получать

стр. 28

Рис. 1. Личностный профиль испытуемого.

денежное пособие. Оно выплачивалось при условии регулярного посещения интеграционных курсов (8 часов учебных занятий в день). В этот период испытуемым предлагался стандартизированный личностный опросник, отражающий особенности их личностного профиля.

Отправной точкой для анализа и сравнения результатов были выбраны данные по группе русских немцев-переселенцев зрелого, социально наиболее активного возраста (от 30 до 45 лет). Ниже дается типичный индивидуальный личностный профиль представителя данной группы, испытуемого В. Миллера, 38 лет (рис. 1). Его личностный профиль показывает, что у испытуемого оптимально выражены черты: неудовлетворенность жизнью, агрессивность, экстравертированность. Слабо выражены: забота о своем здоровье, жалобы на психосоматические расстройства, ориентация на выполнение правил. Показатели остальных личностных черт расположены на шкале в средне- нормативном интервале. Аналогичный профиль имеют 42% испытуемых данной группы. Для других испытуемых характерны существенные индивидуальные различия в профиле, не позволяющие объединять их в какой- либо тип.

Статистически значимые изменения в приведенном профиле через два года проживания в Германии выразились в существенном снижении агрессивности и повышении показателей удовлетворенности жизнью. Значительно повысились показатели ориентации на выполнение правил. Но эти факты еще не отражают общих тенденций. В группе русских немцев-переселенцев зрелого выделенного возраста изменения личностных черт выразились в следующем:

1. Снизились показатели агрессивности, замкнутости, неуверенности в себе, но при этом также существенно снизились показатели ориентации на помощь другим людям;

2. Повысились показатели удовлетворенности жизнью, ориентации на собственные достижения, но при этом существенно "прыгнули" вверх такие черты, как перегруженность внешними требованиями, ощущение себя в постоянном стрессе;

3. Стабильными оказались показатели экстраверсии-интроверсии.

стр. 29

Таблица 1. Личностный профиль в национальных группах

Национальные группы (от 30 до 45 лет)	Оптимально выраженные черты личности	Слабо выраженные черты личности
Русские немцы-переселенцы (68 испыт.)	неудовлетворенность жизнью, агрессивность, экстравертированность	ориентация на выполнение правил общественной жизни в Германии
Евреи (42 испыт.)	ориентация на личные достижения, на взаимопомощь	агрессивность, эмоциональная стабильность
Югославы (40 испыт.)	неудовлетворенность жизнью, скован-ность, неуверенность в себе, жалобы на психосоматические расстройства	ориентация на выполнение правил общественной жизни, ориентация на достижения
Поляки (38 испыт.)	ориентация на личные достижения, экстраверсия, забота о здоровье	ориентация на выполнение правил общественной жизни
Турки (36 испыт.)	ориентация на личные достижения, на взаимопомощь, экстраверсия, повышенная возбудимость	ориентация на выполнение правил общественной жизни, скованность, неуверенность в себе

studfiles.net

Психологический журнал 2000, №5 - Психологический журнал за 2000 г. номер 5.doc

Психологический журнал 2000, №5скачать (212.1 kb.)

Доступные файлы (1):

содержание

Психологический журнал за 2000 г. номер 5.doc

Реклама MarketGid: Ю.Я.Голиков. Теоретические основания проблем взаимодействия человека и техники В.В.Знаков. Макиавеллизм: психологическое свойство личности и методика его исследования Е.А.Сергиенко, А.В.Дозорцева. Соотношение восприятия и действия в младенческом возрасте А.В.Юревич. Психология и методология А.А.Леонтьев. Лев Толстой на фоне научной психологии (по поводу статьи Б.С.Братуся) А.В.Маркина, А.X.Пашина, Н.Б.Руманова. Связь ритмов электроэнцефалограммы с когнитивно-личностными особенностями человека С.В.Сафонцева, А.Н.Воронин. Влияние экстраверсии-интроверсии на взаимосвязь интеллекта и креативности А.В.Никонов, Е.В.Беловол. Соотношение формально-динамических свойств индивидуальности и акустических характеристик речи Е.Т.Соколова, С.В.Ильина. Роль эмоционального опыта жертв насилия для самоидентичности женщин, занимающихся проституцией Л.Ф.Бурлачук, В.Н.Духневич. Исследование надежности опросника Р. Кэттелла 16PF Л.И.Вассерман, И.А.Горьковая, Е.Е.Ромицына. Методика "Подростки о родителях" (ПоР): основные этапы апробации русскоязычной версии Е.А.Залученова, О.В.Калинова. Исследование семейных ритуалов в работах М. Морваль Н.А.Логинова. Феномен ученичества: приобщение к научной школе Жан-Клод Брангъе. Беседы с Жаном Пиаже (пятая) В.А.Мединцев. Диалогический подход в психологии музыки И.Е.Задорожнюк, О.Г.Посыпанов, В.В.Спасенников. Первая Всероссийская конференция РПО по экономической психологии В.Т.Кудрявцев. Этнофункциональная психология: прорыв в terra incognita Информация о новых книгах

^

Автор: Ю.Я. Голиков, канд. техн. наук, ст. науч. сотр. ИП РАН, Москва

(c) 2000 г.

Рассматриваются вопросы создания психологических основ проблем взаимодействия человека и техники. В качестве теоретической базы предлагается комплекс общих теоретических позиций изучения техники, общих и специальных познавательных средств методологического анализа субъект-объектных отношений в технике. Обосновывается необходимость согласования познавательных средств и методов описания системных свойств технического объекта с особенностями теоретической и практической деятельности, а также спецификой социальных отношений субъектов-профессионалов при проектировании и эксплуатации техники.

Ключевые слова: сложность техники, профессиональная деятельность, взаимодействие между профессионалами и техникой, соответствие объективной и субъективной сложности.

Анализ исторического развития техники – от простейших орудий ручного труда и автоматизированных систем к системам "человек-машина" и таким сложным объектам, как человеко-машинные системные комплексы и социотехнические системы, выявляет основные тенденции этого процесса: концентрацию материально-технических ресурсов в объектах, широкую автоматизацию управления объектами, интенсификацию взаимодействия техники и природы, углубление социальных последствий функционирования потенциально опасных технологий. Возрастание роли человека и масштабов сферы активности субъекта- профессионала в области техники идет от индивидуальной активности к межличностным взаимодействиям и социальной активности, где уже в полной мере проявляется все многообразие факторов социально-общественных отношений, образа мира, мировоззрения, ценностно-нормативных структур личности.

Анализ проблем взаимодействия человека и техники на этапах создания инженерной психологии в 40-50-х гг. во многом базировался на машиноцентрическом подходе – "от машины (техники) к человеку", в котором последний рассматривался как простое звено системы: этот подход способствовал развитию точных методов в психологии и изучению некоторых характеристик деятельности человека-оператора (времени реакции, скорости переработки информации, параметров передаточной функции).

С развитием отечественных инженерно-психологических исследований – обзор этапов и направлений, теоретико-методологических основ, научных и практических результатов которых представлен в "Психологическом журнале" в статье В.А. Бодрова, посвященной 40-летию отечественной инженерной психологии [3], – все более проявлялась ограниченность машиноцентрического подхода и возникала необходимость создания нового антропоцентрического подхода – "от человека к машине (технике)". Он был разработан в 60-70-х гг. А.Н. Леонтьевым, Б.Ф. Ломовым, Н.Д. Заваловой, В.А. Пономаренко. В соответствии с ним человек-оператор рассматривался не как специфическое звено технической системы, а как субъект труда, осуществляющий сознательную, целенаправленную деятельность, и, таким образом, субъектно-объектное отношение "человек- машина" в системах управления считалось отношением "субъект труда – орудие труда". Главной задачей инженерно-психологических исследований с теоретической позиции данного подхода становится проектирование деятельности человека-оператора.

На основе этого подхода в трудах В.Ф. Рубахина, Г.М. Зараковского, А.А. Крылова, В.М. Ахутина, В.Ф. Венды, А.И. Галактионова, Б.А. Душкова, Б.А. Смирнова, Г.В. Суходольского и других создан ряд концепций автоматизации и инженерно-психологического проектирования систем "человек-машина", адаптации человека и машины, взаимодействия оператора с системами управления и средствами отображения информации. В 80-90-х гг. антропоцентрический подход стал одной из ведущих теоретических позиций и в зарубежных исследованиях Ч. Биллингса, Б. Кантовица, Р. Соркина, Н. Морея, Д. Миллера, А. Суэйна, Г. Йоханнсена, А. Левиса, X. Стассена; в них решение проблем проектирования и

стр. 5

эксплуатации современной техники предлагается с учетом когнитивных процессов операторской деятельности [16, 21, 30, 32, 33, 36].

Возрастающее воздействие научно-технического прогресса на экологические, нравственные, экономические и политические аспекты общественной жизни, а также потенциальная опасность современной технологии для природы и общества сфокусировали внимание на подходах и концепциях социоцентрической направленности, макроэргономики и культуры безопасности – в трудах М. Монмоллена, Дж. Тэро, О. Брауна, Дж. Бендерса, Н. Мешкати, Г. Салвенди, В.Н. Абрамовой, М.И. Бобневой, Г.Е. Журавлева, С.О. Парсонса, Л.Т. Строупа, Ф.Е. Иванова; в их рамках рассматриваются социальные, организационные, управленческие, экономические и личностные факторы функционирования сложных человеко-машинных комплексов и социотехнических систем. В теоретическом плане здесь подчеркивается необходимость постановки новых задач изучения социально-психологических аспектов субъект-объектных отношений в технике, разработки макроэргономических принципов и междисциплинарных методов анализа социотехнической системы, способных оценивать воздействие "макрофакторов", социальных отношений, межличностных и межгрупповых взаимодействий на деятельность операторов [1, 2, 13, 15, 29, 31, 34, 35, 37, 38].

В настоящее время в психологии труда, инженерной психологии и эргономике существует ряд подходов и концепций, предлагающих решения отдельных проблем проектирования и эксплуатации техники, теоретические положения которых могут и сближаться, и быть диаметрально противоположными, если, например, одни из них основаны на антропологических, а другие – на системотехнических представлениях.

Следует заметить, что и в отечественных, и в зарубежных подходах и концепциях в основном акцентируется внимание на деятельности человека-оператора, поэтому за их рамками остаются проблемы роли и взаимоотношений разработчиков и инженерных психологов (а также психологов труда, социальных психологов, эргономистов), принимающих участие в проектировании, создании и эксплуатации техники. Существенной особенностью данных подходов и концепций является абсолютизация одной теоретической позиции для всего многообразия реальных объектов; отсутствие общих вариантов классификации техники затрудняет оценку применимости подходов и концепций для разных классов объектов, проверку адекватности их теоретических оснований, стратегии автоматизации, методов решения проблем проектирования. Все это порождает неопределенность картины объективной реальности в психологии труда, инженерной психологии и эргономике.

Многообразие подходов и концепций, их разнородность, полярность и даже противоречивость показывают, насколько назрели сегодня в психологической науке исследования обобщающего, синтезирующего характера по анализу адекватности методологических позиций, оценке соответствия используемых познавательных средств сущностным свойствам сложных технических объектов, а также изучению взаимовлияния теоретических представлений, мировоззрений, ценностей и установок, отношения к объекту тех профессиональных групп, которые принимают участие в процессе проектирования и эксплуатации техники.

В проводимых нами исследованиях главные задачи проектирования современной и перспективной техники – выбор стратегии автоматизации и оценка роли человека в управлении, распределение функций между профессионалами, обеспечение эффективности, надежности и безопасности функционирования объекта, организация деятельности и социально-личностных отношений профессионалов – решаются целостно, на единой теоретико-методологической базе. Первый этап ее создания – определение теоретических оснований методологических подходов к человеку и технике.

Психологические проблемы проектирования и эксплуатации современной техники взаимосвязаны с развитием всех крупных научно-технических направлений (атомной энергетики, морского, воздушного и наземного транспорта, химических технологий, освоения космоса, автоматизации и роботизации промышленного производства), с новыми областями теоретических исследований (кибернетикой, системологией, теорией принятия решений, искусственным интеллектом, синергетикой). Не менее важны поднимаемые в философии техники проблемы анализа сущности техники, особенностей и закономерностей функционирования, ее связей с природой и обществом, разработки концепций человека, создающего и использующего технику, этические и нравственные аспекты научно-технического прогресса и проблема ответственности за его возможные негативные последствия для природы и общества. Такие аспекты психологических проблем проектирования и эксплуатации техники, как определение типа структурной организации технических систем, оценка системных критериев, признаков и оснований их классификации, описание специфики реальных технических объектов, раскрытие их многомерности, многоуровневости и динамики развития, свойств сложности, неопределенности, потенциальности, являются предметом анализа в системологии, системотехнике,

стр. 6

синергетике. Таким образом, комплекс теоретических оснований методологических подходов к человеку и технике должен отражать как общие теоретические позиции рассмотрения техники и субъект-объектных отношений в ней, так и познавательные средства анализа системно-структурной организации и типологии объектов; он должен концентрироваться на особенностях познавательной и предметно-практической деятельности и социально-личностных отношений субъектов-профессионалов, специфики субъект-объектных отношений в различных классах технических объектов.

^

При изучении феномена техники в философии техники рассматриваются такие проблемы, как определение сущности, источника происхождения техники, закономерностей ее развития; отношения и взаимосвязи техники и общества, техники и природы; анализ социальных, экономических и социально- психологических условий, риска и последствий научно-технического прогресса; разработка концепции человека, создающего и использующего технику; этические и нравственные проблемы научно-технического прогресса.

Технический объект как средство преобразования природы, как результат познавательной и преобразующей деятельности субъекта в процессе проектирования, создания и эксплуатации техники, находясь во взаимодействии с субъектом, в процессе своего развития непрерывно совершенствуется и усложняется, приобретая новые свойства и формы, усиливая воздействие на социальные отношения. В связи с этим в философии техники доминируют концепции, заявляющие необходимость рассмотрения закономерностей технического развития в первую очередь в связи с исторической эпохой, ее системой социальных отношений и культурой. Тенденция современного этапа – исследование феномена техники, ее специфики и задач в социально-историческом развитии с привлечением все большего количества "внетехнических", социально- культурных факторов.

Наиболее важное место в философии техники сегодня занимают этические и нравственные проблемы научно-технического прогресса как следствие порождения множества новых явлений в обществе под воздействием техники. Масштабы влияния техники и промышленного производства на все стороны общественной жизни требуют изменения традиционных нравственных и социальных ценностей, характера принимаемых социальных и политических решений. Среди этих проблем особо следует отметить проблему ответственности по отношению к природе, самой технике, к человеку. Здесь основное внимание обращено на фигуру инженера, занимающую центральное место в технической деятельности: в проектировании и во всех сферах создания, обслуживания и эксплуатации техники. Деятельность инженера непосредственно связана со всем комплексом проблем техники – не только с научно-техническими, но и с психологическими, социально-политическими, нравственными [25, 26, 28].

В современном анализе субъект-объектных отношений выявляется, что объект как материальное образование, подчиненное собственным законам (независимо от субъекта), играет активную роль, воздействуя на формы практики, а через нее – на процесс познания. Действенность, внутренняя активность объекта резко возрастает вследствие существенной интенсификации функционирования объектной (материально-предметной) стороны в производственно-практической деятельности субъекта. В соответствии с изменением характера этой активности должны меняться формы познания объекта: специфика объекта, каждый новый тип его системной организации по необходимости обусловливает разработку и новых познавательных средств [22].

Сущностные свойства и активность субъекта в субъектно-объектных взаимосвязях детерминируются социальными и нравственными аспектами познавательной деятельности, задающими ее направленность, нормы и оценочные процедуры, отношения к объекту и результатам предметно-практической деятельности. В свою очередь, эти аспекты (как отмечают М.А. Парнюк, В.А. Лекторский, B.C. Швырев) в значительной степени обусловлены социально-политическими и культурными условиями конкретного исторического этапа развития общества, установками, ценностными ориентирами жизни человека в обществе [20, 22, 27].

Анализируя закономерности исторического развития науки, B.C. Степин полагает, что объектами исследований современной, постнеклассической науки становятся системы, характеризующиеся открытостью, вариабельностью поведения и саморазвитием. Среди этих объектов особое место занимают природные "человекоразмерные" комплексы, в которые включен в качестве компонента человек: медико-биологические объекты, объекты экологии, биотехнологии, системы "человек – машина". При изучении сложных объектов постнеклассическая рациональность, исходя из парадигмы нелинейности и самоорганизации, требует акцентирования внимания на свойствах неустойчивости, нестабильности, критических состояний, фазовых переходов, актуальности и потенциальности: полагается необходимым соотнесение знаний о сложном объекте не

стр. 7

только со средствами деятельности, но и с ее ценностно-целевыми структурами [23].

Возрастание сложности создаваемых человеком технических систем, рассматриваемое как одна из закономерностей научно-технического прогресса и неотъемлемая черта современного мира, сделало изучение этого феномена центральной проблемой системных исследований, системологии, системотехники, синергетики, теории управления. В.П. Кузьмин считал, что "именно сложность объектов изучения современной науки выступает как бы фокусом возникающих в ней методологических проблем" [19, с. 161]. И поэтому в познавательных средствах методологического анализа системно-структурной организации и типологии объектов прежде всего следует выделить понятие "сложность объекта".

Во взаимоотношении с понятием "сложность" рассматривается в системных исследованиях и понятие "неопределенность", которое интерпретируется – в работах Дж. Клира, Б.С. Флейшмана, В.Н. Цыгичко, Т.Л. Саати, В.Н. Костюка, А.М. Дорожкина – как неизвестность, недостаточность информации, неоднозначность оценки или выбора, неясность, неполнота, или как актуальная и потенциальная неадекватность знания. Только часть неопределенности может быть преодолена объективными, формальными методами при выработке управляющих решений; во всех сложных областях человеческой практической деятельности всегда имеется неопределенность, которую должен разрешать именно человек в системе управления за счет интуитивно-логических суждений – вследствие недостаточности обычных формальных, количественных средств системного анализа [11, 17, 18].

Методологический анализ активности субъектов-профессионалов в отечественной психологии проводился в исследованиях Б.Г. Ананьева, А.А. Бодалева, Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, В.Н. Мясищева, С.Л. Рубинштейна, Б.Ф. Ломова, А.В. Брушлинского, К.А. Абульхановой-Славской, Л.И. Анцыферовой, Е.В. Шороховой, В.Г. Асеева, М.И. Бобневой и др.; при этом проблемы познавательной и предметно-практической деятельности субъекта, социальной детерминации личности, мотивации и ценностных ориентации, социальных норм поведения и деятельности, субъективных отношений личности изучались главным образом в социальном контексте, во всем многообразии его проявлений в системе общественных отношений.

Теоретической позицией, на базе которой предпринимаются усилия по сближению разных научных школ и направлений по изучению взаимосвязи человека с обществом, в последние годы становятся методологический принцип субъекта, субъектно-деятелъностный подход, разработанные С.Л. Рубинштейном и его учениками. В соответствии с этой теоретической позицией "исходной основой для развития социальности, – как отмечает А.В. Брушлинский, – выступает совместная практическая деятельность в единстве со всей психикой человека – общественным и индивидуальным сознанием и бессознательным" [5,с.5].

Изучению сферы профессиональной активности, познавательной и предметно- практической деятельности субъекта посвящены различные направления исследований в психологии труда, инженерной психологии и эргономике. В частности, широкий класс инженерно-психологических исследований был посвящен поиску обобщенных, интегральных показателей и критериев деятельности, которые позволяли бы проводить ее психологический анализ с системных позиций: в них использовались такие понятия, как сложность оперативных задач, психологические факторы сложности деятельности, субъективная сложность деятельности, сложность и неопределенность принятия решений.

При этом В.А. Вавилов, анализируя системные основания оценки сложности оперативных задач, приходит к выводу, что данный полипараметрический критерий представляет собой системное качество и зависит "не столько от интеллектуальной трудности задачи, сколько от сложности объекта и его структуры, профессионального опыта человека и его знаний, структуры и состава средств отображения информации и средств оперативного управления, психического состояния человека и условий его деятельности" [6, с. 46]. В состав психологических факторов сложности оперативных задач В.Ф. Венда, Г.М. Зараковский, В.Д. Магазанник, В.А. Бодров, А.И. Галактионов, В.Н. Янушкин, А.В. Ермилов, В.В. Даниловцев, Дж. Клир, К. Уикенс включают такие параметры, как объем информации для описания и решения задачи, количество операций в алгоритме ее решения, количество логических условий в алгоритме, степень стереотипности алгоритма, количество взаимосвязей между параметрами и органами управления и другие [4, 7, 9, 14, 17, 24].

Значительный объем комплексных исследований в психологии труда и инженерной психологии посвящен изучению психофизиологических механизмов, обеспечивающих регуляцию функциональных состояний оператора в его профессиональной деятельности. В работах В.И. Медведева, Г.М. Зараковского, В.А. Бодрова, Л.С. Хачатурьянца, Л.П. Гримака, Л.Г. Дикой, А.Б. Леоновой, В.В. Семикина, А.В. Махнача и других подчеркивается, что психологические факторы сложности деятельности, а также экстремальные внешние условия, особенно характерные для сложных и опасных видов операторских профессий (летчиков,

стр. 8

космонавтов, подводников), обусловливают возникновение в трудовом процессе неблагоприятных функциональных состояний – психической напряженности, стресса, утомления, которые, в свою очередь, существенно воздействуют на степень успешности и эффективности самой деятельности.

Среди этих работ в своей системно-деятельностной концепции саморегуляции состояния Л.Г. Дикая рассматривает саморегуляцию функционального состояния как специфическую деятельность субъекта, направленную на сохранение текущего состояния, или его преобразование в необходимое состояние для успешного выполнения профессиональной деятельности. Такая теоретическая позиция позволяет исследовать межсистемное взаимодействие профессиональной деятельности и деятельности по саморегуляции состояния "не только в плане взаимовлияния компонентных составляющих их психологических структур, но и в плане взаимосвязи детерминант разного уровня – от социальных и личностных до физиологических, формирующих это взаимодействие" [10, с. 84-85].

Детерминирующая роль социальных и личностных факторов в трудовой деятельности в наибольшей степени отражена в профессиогенетическом подходе, развиваемом в работах А.И. Галактионова, В.А. Вавилова, В.Н. Янушкина, В.А. Бодрова, Е.П. Ермолаевой и направленном на изучение социального и психического формирования личности в процессе ее профессионализации [3, 8, 12]. В профессиональной деятельности, осуществляемой в конкретных общественно-исторических условиях, формируются и совершенствуются не только отдельные профессионально важные качества, знания, навыки и умения операторов, но и происходит становление самой личности профессионала. В итоге – "складывается социально-профессиональный тип личности с определенными ценностными ориентациями, характером, особенностями межгруппового и внутригруппового общения и т.п. В результате опыта профессиональной деятельности в различных условиях физической и социальной среды субъект деятельности приобретает способность адаптации и устойчивости к различным возмущениям внешней среды" [8, с. 21].

^

Завершающим этапом разработки теоретических оснований методологических подходов к человеку и технике являются задачи обобщающего характера по уточнению познавательных средств, раскрывающих особенности активности субъекта и сущностное содержание, специфику и тип системной организации объекта, а также по формированию новых понятий и представлений, обеспечивающих соответствие между субъектом и объектом в их отношениях и отражающих категориальные смыслы и элементы современной постнеклассической науки.

В наших исследованиях с целью анализа качественных особенностей и свойств технических объектов, их функционирования и развития вводится понятие "объективная сложность" – совокупность отдельных аспектов, каждый из которых является тем или иным фактором, воздействующим на процесс функционирования и организацию управления техническим объектом.

Для достаточно сложного технического объекта – системы "человек – машина" со значительным количеством элементов и блоков, процессы функционирования которых могут происходить в различных условиях (как стационарных, так и нестационарных) – основные трудности у разработчиков при организации автоматизированного управления системой (т.е. ее внутрисистемным взаимодействием) возникают из-за многообразия состояний системы.

Формализация внутрисистемного взаимодействия для стационарных, нормативных условий функционирования объекта и внешней среды может быть не полностью достижимой: из-за большого количества состояний отдельные операции, например, выбор автоматических режимов управления компонентами и системой в целом, разработчикам приходится возлагать на оператора. Они также вынуждены передавать человеку-оператору активное управление объектом в нестационарных, ненормативных условиях функционирования системы и ее взаимодействия с внешней средой, так как для этого необходимы непосредственное наблюдение и конкретное знание этих условий.

Активное участие человека-оператора в управлении приводит к постановке новой задачи – созданию интерфейса, средств взаимодействия с компонентами системы. Психологические исследования операторских функций непосредственного управления достаточно сложными техническими объектами показали, что обеспечение информационного взаимодействия между человеком и техническими средствами должно основываться на инженерно-психологическом проектировании деятельности и, в частности, на результатах анализа особенностей и закономерностей ее динамики, процессов переработки информации и принятия решений, механизмов ее психической регуляции. Так как инженерно- психологическое проектирование операторской деятельности и определение требований к интерфейсам являются

стр. 9

профессиональными задачами специалистов по человеческому фактору – инженерных психологов, эргономистов, психологов труда, – они также должны быть участниками проектирования, создания и эксплуатации данной техники.

Все эти характеристики системно-структурной организации объекта, связанные с его внутрисистемным взаимодействием, – большое количество элементов и блоков, многообразие условий их функционирования и состояний, включение в структуру системы интерфейса между человеком-оператором и ее управляющим и компонентами – обусловливают доминирование в объективной сложности тех ее аспектов, которые можно определить как функциональная сложность, актуальная неопределенность и сложность интерфейса.

Для наиболее сложной современной техники – человеко-машинных системных комплексов, состоящих из некоторого количества отдельных самостоятельных автоматизированных систем, трудности организации управления уже обусловлены особенностями межсистемного взаимодействия. Вследствие многообразия взаимосвязей между системами, неоднозначности и даже непознанности их взаимовлияния, межсистемные взаимодействия характеризуются возможностью возникновения нелинейных и неустойчивых процессов функционирования, а также и непредсказуемых ситуаций. В нормативных условиях функционирования данные объекты представляют собой метасистему с многоуровневой иерархической структурой управления. При их эксплуатации в общем случае ненормативных условий могут актуализироваться потенциальные свойства либо детерминирующего, либо деструктивного характера, вследствие которых объект или сохраняется как метасистема, или распадается на автономно функционирующие системы, или становится системным комплексом.

Формализация межсистемного взаимодействия и, следовательно, автоматизация режимов управления для человеко-машинного системного комплекса допустима только для ограниченной области стандартных расчетных ситуаций (в нормативных условиях функционирования): для ненормативных условий, когда процессы функционирования могут приобретать нелинейный и неустойчивый характер, формализация уже затруднительна. Из-за неполноты моделей управления в случаях нелинейных и неустойчивых процессов функционирования (в ненормативных условиях) разработчики вынуждены возлагать на оператора осуществление управления в области неформализуемых ситуаций.

Так же как и для систем "человек-машина" в условиях актуальной неопределенности, разработчики должны передавать управление человеку- оператору и в случаях возникновения непредсказуемых, непредусмотренных ситуаций межсистемного взаимодействия, потому что только он может непосредственно наблюдать развитие этих ситуаций, т.е. процесс актуализации потенциальных свойств объекта при эксплуатации.

Для осуществления активных функций оператора по непосредственному управлению комплексом в непредсказуемых, непредусмотренных ситуациях необходима разработка новых технических средств, которые позволяли бы оператору решать задачи анализа возникающих ситуаций, моделирования и реализации соответствующих управляющих воздействий по выходу из них. Эта новая проблема требует проектирования специальных экспертных систем, предназначенных для проведения оператором контроля и анализа функционирования систем и комплекса в целом, прогнозирования состояния систем, определения рекомендаций для оператора по управлению системами и комплексом, математическому моделированию функционирования систем и межсистемного взаимодействия в нерасчетных, нестандартных ситуациях.

В процессе разработки таких экспертных систем должны быть уточнены все особенности и закономерности деятельности операторов в нестандартных ситуациях, уровень их профессиональной подготовленности, результаты исследований когнитивных и регулятивных компонентов деятельности, принятия творческих, нестандартных решений, оценки субъективной сложности операторской деятельности. Поэтому для данных объектов специалисты, профессиональными задачами которых являются эти инженерно-психологические проблемы, должны также стать непосредственными участниками их проектирования, создания и эксплуатации – как и в случае с интерфейсом.

Отмеченные свойства системно-структурной организации объекта, в основном связанные с межсистемным взаимодействием, – а это многообразие взаимосвязей между системами, неоднозначность и неопознанность их взаимовлияния, возможность возникновения нелинейных и неустойчивых процессов функционирования систем, высокая вероятность актуализации непредвиденных ситуаций (в том числе деструктивного характера), приводящих к разрушению управления комплексом в целом, включение в состав комплекса экспертной системы – определяют существенную роль в объективной сложности таких аспектов, как сложность управления, потенциальная неопределенность и сложность экспертной системы.

Взаимосвязь данных аспектов – а также и аспектов объективной сложности для менее сложной техники (конструкционно-технологической

стр. 10

Таблица 1. Взаимосвязь аспектов объективной сложности и основных задач проектирования, создания и эксплуатации объектов

N	Аспект объективной сложности	Определение аспекта	Основные задачи проектирования, создания и эксплуатации объекта
1	Конструкционно-технологическая сложность элементов и блоков	Конструкционно-технологическое несовершенство элементов и блоков	Организация взаимосвязей между элементами и блоками; обеспечение надежности, безопасности и эффективности их функционирования
2	Структурная сложность	Трудности организации управления основными элементами и блоками	Формальное описание и автоматизация управления основными элементами и блоками системы
3	Сложность природы функционирования элементов и блоков	Трудности формализации физико-химических процессов функционирования системы	Организация управления процессами функционирования второстепенных элементов и блоков
4	Эргономическая сложность рабочего места оператора	Степень несоответствия эргономическим требованиям к конструкции, органам управления и средствам отображения информации	Включение оператора в контур управления объектом; разработка рабочего места оператора
5	Функциональная сложность	Трудности организации управления внутрисистемными взаимодействиями компонентов системы	Формальное описание и автоматизация управления внутрисистемными взаимодействиями компонентов системы
6	Актуальная неопределенность	Степень несоответствия между моделями управления и объективной реальностью	Организация управления в нестационарных, ненормативных условиях функционирования и взаимодействия системы с внешней средой
7	Сложность интерфейса	Степень несоответствия параметров функционирования интерфейса инженерно-психологическому проекту деятельности оператора	Активное участие оператора в управлении; разработка интерфейса, средств информационного взаимодействия оператора с управляющими компонентами системы
8	Сложность управления	Трудности организации управления межсистемными взаимодействиями в комплексе	Формальное описание и автоматизация управления межсистемными взаимодействиями в комплексе
9	Потенциальная неопределенность	Степень возможной неадекватности картины объективной реальности и моделей управления для непредсказуемых ситуаций	Организация управления в нерасчетных, непредсказуемых ситуациях межсистемного взаимодействия в комплексе
10	Сложность экспертной системы	Степень неадекватности, неполноты базы данных, психологических методов анализа и проектирования операторской деятельности в нестандартных ситуациях, математических средств моделирования	Разработка специальных средств анализа, моделирования и реализации управления в нерасчетных, непредсказуемых ситуациях межсистемного взаимодействия

сложности элементов и блоков, структурной сложности, сложности природы функционирования элементов и блоков, эргономической сложности рабочего места оператора) – с основными задачами проектирования, создания и эксплуатации объектов отображена в табл. 1.

Принимая во внимание необходимость соответствия познавательных средств описания как субъектной стороны, так и объектной стороны в их отношениях, в данном исследовании для определения существенных качественных особенностей и свойств субъекта выбрано понятие "субъективная сложность активности профессионала".

Так же, как и в случае объективной сложности техники, в первом приближении будем представлять субъективную сложность активности профессионала как совокупность отдельных аспектов, каждый из которых является тем или иным фактором, воздействующим на деятельность, межличностные взаимодействия и отношения к техническому объекту, другим профессионалам и обществу.

Для определения этих аспектов – исходя из общих представлений об активности субъекта, его поведении и деятельности, субъективных отношениях личности, межличностных взаимодействий, социальной детерминации личности в системе общественных отношений – в пространстве активности субъекта будем выделять три главные области или сферы: сферу индивидуальной активности и отношений личности к техническому объекту, к труду; сферу межличностных взаимодействий и групповых отношений – отношений субъектов профессиональных групп, принимающих участие в проектировании, создании и эксплуатации технического объекта, друг с другом; сферу социальной активности субъектов и их отношений с социальной средой и обществом.

В индивидуальной сфере активности субъекта каждый вид профессиональной деятельности предъявляет свои специфические требования к индивидуально- личностным характеристикам, способностям, профессионально важным качествам и уровню подготовленности к деятельности, отношению профессионала к техническому объекту и своему труду. Можно полагать, что в индивидуальной сфере активности профессионала в субъективной сложности проявляются такие

стр. 11

Скачать файл (212.1 kb.)

gendocs.ru

---

Смотрите также

• 
  Вестник финансового мониторинга журнал
• 
  Диалог искусств журнал сайт
• 
  Кгму электронный кафедральный журнал
• 
  Чешское фото журнал ревю
• 
  Журнал elegant crochet lace
• 
  Бизнес со смыслом журнал
• 
  Журнал экспорт вооружений 2017
• 
  Мотивы русского искусства журнал
• 
  Мотивы русского искусства журнал
• 
  Журнал видеофиксации транснефть образец
• 
  Выставочное общество сецессион журнал