Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
LJ Magazine. Живой журнал наринэ абгарян
Дневник Наринэ
Куры у Эрминэ ведут себя, как трепетные дореволюционные гимназистки: ходят чуть ли не под ручку, потупив взор, не шумят, перьями не сорят (к гимназисткам, как вы понимаете, перья никакого отношения не имеют). Несутся исправно, два раза в день — утром и вечером. Яйца все как на подбор хорошенькие, чистенькие, хоть сразу на пасхальный стол подавай. Петух — золотисто-пёстрый красавец, в отличие от других сородичей, глотку бестолково не дерёт, а чуть ли не оперные арии выводит. Исполнив с чувством одну арию, слетает с частокола, чтобы поухаживать за какой-нибудь курочкой, и сразу же возвращается обратно — за следующим проникновенным исполнением.
Гуси-индюшки наблюдают эту картину со смешанным чувством одобрения и зависти — кому-то арии, а кому-то — молчаливая опостылевшая возня. Эрминэ, словно учуяв их настроение, выносит миску с зёрнами кукурузы и кидает им угощение щедрыми горстями, восстанавливая справедливость: если кому-то выпало счастье любить, то у других должна быть возможность хотя бы сыто поесть. Покормив птицу, она стоит на веранде, радуясь ласковому солнечному теплу. Во дворе, подхваченные дыханием ветра, раздуваются в паруса крахмальные пододеяльники-наволочки. В прохладном погребе, в специальных бурдюках, дозревает козий сыр — остро-солоноватый, во вкраплениях листочков горного тимьяна. В деревянной квашне доходит опара — сегодня пятница, добрый день, чтобы затеять хлеб. Скоро Эрминэ затопит печь, замесит тесто. К вечеру мир наполнится ароматом свежего домашнего хлеба. Она выставит благословенные караваи на просушку — чтобы ушёл жар, потом уберёт их в большой ларь. Ест Эрминэ мало, если бы не Варужан, хлеба хватало бы надолго. А так приходится каждую неделю печь.
Вот, например, Парсеганц Варужан. Если посмотреть на его хозяйство с какого-нибудь, положим, кудрявого облака, можно подумать, что это и не хозяйство вовсе, а вырытый под строительство дома котлован. Кругом беспорядок и развал: частокол лежит на боку, с крыши осыпается черепица, в каменной печи третий год живёт сварливая и жутко глазливая сорока — если она заведёт свой стрекот, непогоды не миновать. В погребе мирно соседствуют насквозь проросшая прошлогодняя картошка и многодетное паучье семейство. В огороде колосятся сорняки. Груша дюшес, единственное упорно плодоносящее дерево в саду, выродилась в терпкую лесную мелочь — теперь она пригодна только для самогона, притом самого неуважаемого, снисходительно называемого в народе «калошевкой». Куры носят такие лица, что боишься подойти — они если не выклюют печень, то покалечат её точно. Петух смахивает на злого чернявого пирата, орёт целый день с крыши сарая, наоравшись вдоволь, кидается коршуном вниз и давай шумно любить свой гарем. Гуси-индюшки наблюдают эту картину со смешанным чувством одобрения и зависти — кому-то витиеватые утехи, а кому-то — опостылевшая мимолётная возня. Варужан птичьи трагедии игнорирует — высматривает Эрминэ. — Эрмо, а Эрмо! Не оборачиваясь, она бросает на ходу: — Не начинай опять!Он перешагивает через опрокинутый частокол, направляется вразвалочку к ней. — Замуж за меня пойдёшь? — Я с ума ещё не сошла!Он отламывает от свежевыпеченного хлеба хрустящую горбушку. Она выносит на подносе сыр, отварное холодное мясо, аджику. Он жуёт, шумно выдыхая — остро!— Вкусно? — любопытствует она.— Спрашиваешь!— Ешь и уходи. У меня дел невпроворот. — Завтра свататься к тебе приду. Не забудь надеть нарядное исподнее. — Варужан!!!— Аджан!*— Захрмар** тебе, бесстыдник, а не аджан!— Если забор подниму, замуж за меня пойдёшь?— Поднимешь, как же! Пятый день на боку лежит. Он до вечера возится с частоколом, она каждый раз, проходя мимо, фыркает. — Всё равно замуж не пойду!— Да кто тебя спрашивать будет!— Украдёшь что ли?— Зачем украду? Сама напросишься!— Ага, держи карман шире. — Эрмо, а Эрмо. — Цав у дард!***— Умираю с тебя!
С того края забора выводит оперные рулады золотистый петух. С крыши чердака дерёт глотку чернявый. Куры несутся, как подорванные. Сорока великодушно молчит — значит завтра снова будет погожий день. Гуси-индюшки настороженно притихли, наблюдая необъяснимую и прекрасную человеческую любовь. В углу сорочьей печи лежит целое богатство: блескучие фантики, ленточка серебристого серпантина, сломанная серёжка, часы без ремешка, две чайные ложки, осколок бутылки, погремушка, старенькое обручальное кольцо. Если отмыть его от копоти и грязи, можно прочитать почти стёртую гравировку: «Моей Эрминэ». Прабабушка Варужана потеряла это кольцо, когда полоскала в реке бельё. Сорока спустя век нашла и припрятала. Лежит кольцо в куче ненужного хлама, ждёт своего часа. Однажды Эрминэ поставит перед непутёвым женихом условие — хочешь жениться, приведи в порядок хотя бы печь. Варужан побухтит, но за дело возьмётся. Сороку потом с почестями переселят на чердак. Кольцо Варужан будет на мизинце носить: в память о прабабушке и в знак любви к жене.
Вот, например, жизнь. Такая, какой мы хотели бы её видеть. Такая, какой она должна быть. Пусть будет, эли. Пусть. .*Аджан — аюшки**Захрмар — змеиный яд*** Цав у дард — боль и горе.
greenarine.livejournal.com
Про нашу Каринку - Дневник Наринэ
Лет семь назад наша Каринка решила круто изменить свою жизнь. Потому что в очень важном военном министерстве, где она дослужилась до немалой должности, ей сказали, что выше капитана армянская женщина не прыгнет. И что рыпаться дальше не имеет смысла. -Почему?- возмутилась Каринка.-Потому,- последовал исчерпывающий ответ.И теперь, после четырёх лет беззаветной службы ей говорят, что женщине выше капитана не подняться.-Да пошли вы в жофедрон,- плюнула на порог важного военного министерства Каринка и ушла в художники.
Для начала купила себе Фиесту, ровесницу отца-основателя концерна Генри Форда.Такую, знаете, маленькую, двухдверную, по резвости ничем не уступающую черепахе Тортилле машинку. Пробег всего ничего, 38000 километров. Мы сопоставили возраст и состояние Фиесты с пробегом и решили, что спидометр обнуляли как минимум раз двадцать. -Ничего,- махнула рукой Каринка,- зато машина. Разбогатею на батике, куплю себе новую.
И поехала переобувать свою кровиночку. Потому что у кровиночки такие лысые шины, что никакие тормозные колодки её не удерживают. При попытке припарковать она скользит вдоль обочины до какого-нибудь упора и только там счастливо успокаивается.
В магазине Каринку обрадовали известием. Шины к такой машине уже не производят. В ассортименте имеются другие, к новой Фиесте. -Переобувайте в шины новой,- велела Каринка.
Новые шины были машине несколько велики и элегантно подпирали крыло и бампер. Поэтому когда сестра поворачивала или шла на разворот, лязг стоял такой, что закладывало уши всему Еревану. Каждый ереванец знал – едет начинающий предприниматель, художник по росписи по ткани Каринэ Абгарян.
Однажды к нам в гости приехали две замечательные девушки из Москвы. Варя и Маша. Варя была армянкой коренного московского разлива, про родину предков знала три слова – Арарат, Азнавур, Айвазовский. Ехала, таксказать, обогатиться корнями. Маша, девочка из русской семьи, поехала за компанию.Ереванский аэропорт встретил московских девушек неожиданно цивильными интерьерами.-Хохо,- обрадовались девушки,- Европа!На выходе образ Европы был несколько смыт шумной встречающей толпой. Толпа радостно принимала каждого пассажира, расспрашивала имя и по цепочке передавала:-Ашотик Гукасян. Есть встречающие?-Вай, Ашотик-джан,- теряла сознание какая-нибудь впечатлительная тётка и продолжала вещать из глубокого обморока,- вай, свет моих глаз прилетел!
Когда, балансируя на 11 сантиметровых каблуках, из аэропорта выплыли наши грациозные леди, толпа несколько притихла и даже расступилась. В освободившемся проёме девушки увидели Каринку. Обрадованные, полетели, как на свет в конце туннеля."Свет в конце туннеля", не мешкая, загрузила девушек в свою машину, закидала сверху багажом и повезла домой. По возможности стараясь ехать по прямой. Только кто хоть раз бывал в Ереване, тот знает – в городе лишь одна прямая улица. Называется пр. Маштоца, долго стелется по центру, упирается в Матенадаран, а потом резко поворачивает направо. Поворот направо венчается перекрёстком с круговым движением.
Так как девочки посещать с дороги Матенадаран отказались, Каринке ничего не оставалось, как с оглушительным лязгом повернуть направо, а далее крутить петлю на перекрёстке с круговым движением, чтобы проехать вверх, в сторону микрорайона Райком. Варя с Машей тихо ржали под сумками. Армения им определённо начинала нравится.
На следующий день сестра повезла их на Севан. Пугать страшными водоворотами и двухголовыми змеями.По дороге Фиесту обогнал 570-й Лексус. Какие-то подозрительные молодые парни, высунувшись в окна, что-то показывали Каринке руками.Варя с Машей перепугались досмерти.-Только не тормози,- взмолились,- они хотят изнасиловать нас!-Это ещё вопрос кто кого изнасилует!- рявкнула Каринка и стала на ходу со скрипом опускать стекло. Чтобы доходчиво объяснить. Стекло почему-то красиво застряло на полпути. Молодые люди меж тем показывали руками налево и что-то кричали.-Вахмамаджан!- проснулись в Варе армянские корни.- Каринэ, дорогая, газуй! Намекают, что хотят с нами налево пойти.
Варя допустила большую ошибку. При нашей Каринке нельзя произносить слово «газуй». При слове «газуй» в Каринке отключается мозг и просыпается демон скорости. Он заставляет Каринку мчаться вперёд, игнорируя тормоза, в манящие кудлатые дали. Об этом демоне скорости много чего интересного может рассказать Каринкин автоинструктор. Когда заикаться перестанет. А пока он пьёт успокоительное и регулярно посещает логопеда. Варя про демона скорости, конечно же, ничего не знала. Вот и сказала «газуй». А Каринка, услышав запретное слово, переключилась на крайнюю скорость и рванула вперёд.Молодые люди из 570-го Лексуса какое-то время наблюдали, как Фиеста, сверкая пятками, летит бешеной табуреткой по Севанской трассе. На заднем стекле в бинокль можно было разглядеть бледные лица московских девочек.-Налево – это ещё не самое страшное, что может случиться с человеком,- как бы говорили эти лица.
Догнал Лексус Каринку под стрелкой на Красносельск. Обиженная таким беспардонным отношением Фиеста чихала на крутом подъёме и скатывалась вниз. Лексус проехал мимо, остановился у обочины.Из машины вывалились четыре амбала. Обошли Фиесту, молча дотолкали до макушки подъема.-Сестра,- заглянули в щель заклинившего окна,- ты так быстро рванула, что мы не успели спросить, где поворот на Иджеван!-А вон там,- махнула рукой Каринка, с лязгом развернулась и пришпорила в обратном направлении.
Варя и Маша недавно звонили мне, спрашивали, когда лучше ехать в Армению, чтобы тутовки привезти.-Сейчас самый сезон,- напутствовала я.Каринка их с нетерпением ждёт. Готовит поездку в Карабах. Видимо, планирует заодно передвинуть демаркационную линию чуть правее. Километров на пятьсот. Очень важное военное министрество небось кусает себя в локти.Ещё бы, такого диверсанта прозевали!
А Фиесту Каринка продала. Притом как-то неожиданно для себя.Вот как это было.Однажды Каринка ехала в сопровождении полицейской машины домой. Вообще, полиция Каринку любила. Несколько раз тормозила чисто поржать. Однажды вызвалась сопровождать её до дома. Сестра в принципе не возражала. Ехала перед новенькой полицейской Тойотой, старалась не поворачивать, чтобы не доводить до истерики полицейских. И надо же было такому случиться, что именно в этот день от её машины отвалилась какая-то важная запчасть и осталась элегантно лежать на дороге! Истерика с полицейскими приключилась такая, что у одного на почве нервного смеха поднялось давление.
Каринка пожала плечами и поехала в знакомую автомастерскую – приклеивать запчасть обратно. Сдала машину, села курить в тень красноречивой вывески «Жештанчик-Шинамантаж». Мастер поднял автомобиль на подъёмник, начал отковыривать днище. Днище не отковыривалось. Отошёл за подмогой. В эту минуту машина сорвалась с подъёмника и с высоты человеческого роста рухнула вниз.Хозяин автомастерской молча обошёл руины машины, отслюнивал Каринке две тысячи долларов и лакончино сказал:-Извини, сестра.Вот так Каринка неожиданно для себя стала удачливым бизнесменом. Потому что купить старую машину за 1500 и продать за 2000 может только удачливый бизнесмен!
.................................
Дорогие мои друзья! Я тут по уши в запарке, поэтому в ЖоЖо появляюсь редко. Обязуюсь вскорости исправиться. Всё у меня в порядке, просто работы много. С удовольствием сдаю вам журнал главного редактора издательства АСТРЕЛЬ-СПб Александра Прокоповича.Воть: http://editorskoe.livejournal.com/
greenarine.livejournal.com
Моя война - Дневник Наринэ
Я не помню, когда она началась, моя война. Может в тот день, когда двоюродная сестра Лусинэ перестала выходить из подвала. Подвал был единственным местом, где можно было укрыться от бомбёжек. Случись прямое попадание в дом – никому бы не удалось спастись. Но прятаться было негде, и семья моего дяди, заслышав первые взрывы, бежала в подвал. Вдоль стен тянулись большие глиняные карасы, эти карасы помнили прикосновение рук моей Таты. На широких полках дозревал золотистый, прозрачный инжир, дотронься – и он истечёт сладкими тягучими слезами. В углу стояла старая деревянная тахта – широкая, с резной ажурной спинкой, с облупленной на локтях тёмной краской. Лусинэ забиралась с ногами на тахту и сидела, обхватив себя за колени. Иногда беззвучно плакала. Когда снаряды падали совсем близко, дом стонал, как живой. Качался с боку на бок, тяжело вздыхал. Исходил каменной крошкой и пылью. Может в тот день, когда моя Лусинэ навсегда отказалась выходить из подвала, а если её уговаривали хотя бы выглянуть во двор, она начинала синеть, задыхаться и падать в обморок, может именно в тот день и началась моя война?Или в тот день, когда я возвращалась с очередной сессии из Еревана? Десять бесконечно долгих часов по бездорожью – единственное шоссе осталось по ту сторону границы, и огромный Икарус увязал по колено в непролазной грязи узкого горного серпантина. По обочине, опасно нависая гусеницами над бездной, сновал крохотный раздолбанный трактор, тянул на себе наш беспомощный автобус. А потом начался обстрел. Спрятаться было негде, склон, на котором мы застряли, просматривался с той стороны, как на ладони. В ожидании смерти мужчины замерли, заслонив своими спинами женщин и детей. И лишь трактор, не обращая внимания на выстрелы, упрямо тянул тяжеленный Икарус.-Бросай,- кричали ему,- бросай!!!
Но трактор не сдавался. Отчаянно тарахтя, он пробивался всё вверх и вверх, и люди какое-то время заворожённо наблюдали за ним, а потом пошли следом, и даже дети перестали кричать, а только тихо плакали, да скорбно причитали женщины.Обстрел скоро захлебнулся, потому что озверело заработали наши пушки, прикрывая людей огнём. -На ходу смерть не так страшна,- крикнул нам на прощание тракторист, седой маленький мужичок в засаленном пиджаке и заправленных в кирзовые сапоги мятых штанах, махнул рукой и поехал вниз по серпантину – вызволять из слякотного плена очередной рейсовый автобус. У героев всегда очень простые лица, это только в фильмах они поигрывают мускулами и желваками, спасая мир. У настоящих героев всегда очень простые лица.-Он на этом участке дороги пятые сутки один работает,- рассказывал потом водитель, выруливая на бешеной скорости к водохранилищу,- днюет и ночует на перевале.-Некому его подменить?-Некому. Сменщика на той неделе убило. -На ходу смерть не так страшна,- вспомнил кто-то слова тракториста.-Сменщика как раз на ходу убило,- покачал головой водитель.- Хотя он прав, конечно. Лучше что-то делать, чем смиренно ждать.Может в тот день и началась моя война? В ту унизительную минуту абсолютной беззащитности, когда ты ощущаешь себя живой мишенью, и ничем более. НиЧЕМ более.
Или в тот день, когда бомба угодила в палисадник нашего дома? Была глухая ночь, взрывной волной выбило стёкла, моих спящих сестёр швырнуло на пол, сверху посыпались осколки, в воздухе кружились ошмётки посечённых в хлам пуховых одеял и разом обугленных штор… Гаянэ потом несколько недель не спала ночами и глядела испуганными золотистыми глазами так, что хотелось прижать её к своей груди и никогда не отпускать. Сонечке было всего десять, и я сравнивала себя, десятилетнюю, с ней, и выла от боли, какие мы разные, и какое трудное на её долю выпало детство...
Папы никогда не было дома. А если он приезжал, то укладывался возле порога. Чтобы при первом же вое скорой мчаться в больницу – скорые гудели только в одном случае, когда везли раненых, это было такое негласное правило, чтобы зазывать врачей. Папе часто приходилось уезжать под бомбёжкой. И мы не знали, доехал он благополучно или нет, потому что не дозвониться и не спросить – телефоны молчат.Однажды он подобрал смертельно раненого юношу – тому осколком перебило позвоночник, и он истекал кровью посреди улицы.-Доктор,- простонал он, когда папа загрузил его на заднее сиденье машины,- доктор, я ведь выживу, да? -Мы ещё погуляем на твоей свадьбе,- ответил ему папа.До больницы живым он его не довёз. Страшно напился в тот день, говорил, что спиной почувствовал, как смерть забрала мальчика.Вымытая хлоркой машина целую неделю стояла с распахнутыми дверцами, но тяжёлый запах обожжённой плоти так и не выветрился. Салон пришлось обтягивать новой материей, а потом папа машину продал. Не смог больше на ней ездить.
Я не знаю, когда началась моя война. Помню, что в самый её разгар на дворе стояло позднее лето – жаркое, томно-прекрасное, с низкими гроздями налитых звёзд. Людям такая красота казалась насмешкой. Наблюдать буйство красок, когда твоя жизнь превратилась в муку, особенно тяжко. Война делает людей атеистами или истово верующими. Третьего не дано. Война делает людей хорошими или плохими. Третьего не дано. Война вообще не терпит полутонов и полунамёков. Она ненавидит тебя всей душой, и не требует к себе снисходительного отношения. Нечеловечески сильный и мерзкий противник.
Я думала, что похоронила войну там, в горах. Но если ты хоть раз заглядывал ей в глаза, она тебя уже не отпустит. Война станет возвращаться к тебе липким мороком во снах, странными видениями, неконтролируемыми приступами страха, беспричинными слезами... И каждый раз, как за спасением, ты будешь убегать в комнату сына, ползать на коленях возле его кровати, кривить в беззвучном плаче рот, целовать его в мягкие кудри, гладить по рукам и шептать: господи, никогда, господи, никогда, господи, больше никогда!
greenarine.livejournal.com
Дневник Наринэ
Этот дом мы прозвали жилищем Хоббита. Он невозможно, непередаваемо прекрасен: крохотный, с кривенько прилаженной верандой и латаной разномастной крышей, с кучей хлама, приваленного живописной горкой к бетонным ступеням, с буйно заросшим садом, и (но!) задорно кудахчущим курятником — восемь пеструшек и серебристый петух, истинный горец, желтоглазый и горбоклювый. Заметив нас, он в два резвых взмаха взлетает на край частокола, кричит оттуда победно и бесспорно, так, что и не возразишь — цух-ру-ху, цух-ру-хууу! — Ишь, — только и нахожу, что ответить ему я.— И не говори! — вторит сестра.Который день грежу жилищем Хоббита. Пристаю к отцу с расспросами.— Пап, узнай, вдруг он продаётся?— Ай бала, какое продаётся? Там мать с сыном живут, ей под сто, ему под восемьдесят, но они кого угодно переживут. И вообще, зачем тебе этот дом, там одни шизофреники.— А я чем хуже?— Балбеска!А вы думали. Конечно балбеска.
Рядом со старым рынком пристроился дом с высоким шушабандом, каждое окошко — образ и подобие неба. Какое-то время завороженно наблюдаем, борясь с искушением сфотографировать — всё одно красоту не передать, а какой смысл множить беспомощное, но потом всё-таки сдаёмся, достаём телефоны. — Это вы меня снимаете? — подаёт голос кругленькая глазастая старушка. — Нет, окна. — Подождите секунду, — она высовывается по пояс, зовёт-надрывается куда-то вниз, — Олинка, а Олинка! Иди сюда, твою развалюху фотографируют. Небось рушится, потому!— Лучше денег бы на ремонт дали! — слышится из погреба недовольное ворчание. — Откуда у них деньги? Худые, как багдадские сироты. Самим небось есть нечего! — старушка подмигивает нам, радуется своей шутке. — Чьи будете?— Пашоянц будем.— Юрика или Лёвика?— Юрика. — Вот таким его помню, — высунувшись в окно чуть ли не в полный рост, она водит по бедру ребром ладони.— Упадёте! — волнуемся мы.— Упадёт она, а как же! — раздаётся из погреба недовольное ворчание.Сплошное "Не горюй".
На обочине торчат ворота. Без забора. Обходим, едва сдерживая смех. То ли деньги кончились, то ли заморачиваться не стали — раз стоят ворота, значит и дураку ясно, что дальше — чужая территория. Навстречу, весело крякая, семенят утята. Женщина, которая вывела их погулять, рассказывает, как они всем гуртом в крохотную лужу полезли. — Чуть не поубивали друг друга! — разводит она руками. — Видно, пора к речке водить.Из-за ворот вылетают три девочки. Бегут к нам что есть мочи.— Нуник тота, выросли уже утята? — кричит та, что отстаёт.Нуник тота упирается кулаками в бока.— Ай ахчи, сколько можно один и тот же вопрос задавать!? Когда последний раз спрашивали? Час назад?— Ага! (хором)— И что? За час вы думаете они успели бы вырасти???Девочки молча гладят утят. Самая маленькая пытается спрятать своего в карман.— Положи откуда взяла, — добродушно одёргивает её Нуник тота и оборачивается к нам, — они думают — мы детьми не были, все ходы-выходы не знаем.Конечно знаем. Потому к утятам не притрагиваемся. А то вдруг нечаянно унесём. Детство-то до сих пор не отпустило. И вряд ли когда-нибудь уже отпустит.
Вспомнила: в луже на заднем дворе нашего дома роились головастики. Нани нам объясняла, что они когда-нибудь превратятся в лягушек и ускачут к реке. «Если кто-то их не выловит и не отправит на тот свет раньше времени», — со значением говорила она, сверля суровым взглядом переносицы моих младших сестёр. Мою переносицу не сверлила, я вчера на веранде с гусеницей переговоры вела. — Наша Наринэ — совсем другая девочка, — озабоченно приговаривала нани и смотрела на меня, как на дурочку. Ну вы поняли.
Хочу себе дом, как хоббитово жилище. Чтоб увитая виноградом веранда, каменные стены открытой кладки, огород с ладошку — в три жалкие грядки всякой зелени, ну и малинник, чтоб плодоносил до самого хриплого декабря: собрал горсть ягод, сварил кофе, отрезал кусочек гаты, расположился на скамейке, укутавшись в тёплую шаль… На дне ущелья шумит синяя речка, ветер играет со скрипучей створкой окна — захлопнет-опять отворит, в шушабанде отражается стираный-перестираный подол ветхого неба, пора уже латать, а руки всё никак не дойдут. — Построю такой дом, буду жить и работать в своё удовольствие, — говорю Сонечке.— Знатной старухой будешь, — окидывает оценивающим взглядом меня она, — высокая, носастая, в длинном платье, в шерстяных носках. Проснёшься утром, полезешь в телефон — читать отзывы к своему посту, — здесь она переходит на дребезжание, передразнивая древнюю меня, — вуууй, ты посмотри какой коммент этот негодник оставил, пусть моя земля будет на твоей голове, бессовестный! Ага, а этот меня хвалит, сейчас лайкну. Смеёмся — взахлёб. Берд — то благословенное место, где нам позволено быть счастливыми безудержно и навсегда.
greenarine.livejournal.com
Дневник Наринэ
Недавно подружилась с чудесной девочкой Дадушей. Я, конечно, знала, что девочки — это параллельная вселенная. Но чтобы до такой степени! Взять хотя бы сообщения. «Мам если не привизёш мне марожни, я умру», — отправлял мне смску семилетний сын. И буквально следом телефон тренькал категоричным «умыр». Всё, конец. Был человек — и нет его. Не привезли вовремя марожни, получите суровый и безапелляционный «умыр».От Дадуши приходят смски, обильно инкрустированные цветочками, сердечками, воздушными шариками, дельфинами, лошадками, звёздочками, цыплятами и прочими медвежатами. Вытяжку на моей кухне теперь украшают открытки с трогательной клинописью. «Вы лутший мой песатель», — выводит печатными буквами Дадуша, подписывается пронзённым стрелой сердцем, и смотрит круглыми васильковыми глазами.
Мы, закалённые суровыми мальчиковыми буднями мамы, запросто отличающие носителя золотой брони Таху от Копаки-объединителя льда, к такому испытанию нежностью не готовы. Разбуди нас среди ночи, и мы без труда назовём все альтернативные версии Человека-паука, расскажем, кем Алая Ведьма приходится Ртути, и чем отличается инерционный самокат от спортивного. Что мы знаем о сыновней любви? Она прямолинейна, безыскусна и опасна для жизни. Восьмого марта нас балуют чаем из кудрявой петрушки (заварили первое, что попалось под руку), с намерением развлечь вывозят на рыбалку, откуда мы возвращаемся изрешечённые комарами-мутантами, а в день рождения подают вусмерть подгоревшую утку.
«Дарагая мама, ты мне напаминаешь хомосапиенса на коком-то итапе розвития», — нацарапал мне галантно сын-первоклассник. Теперь ему двадцать, и сообщения, которые от него приходят, смахивают на шифровку, где каждый лишний знак — подсказка врагу: «Сынок, купи, пожалуйста, хлеба» — «Хор». «Эмиль, представляешь, нашла ключи. Перерыла всю квартиру, а они, оказывается, лежали в сумке, куда я раз двадцать заглядывала» — «Жиз, бро». Самый многословный ответ пришёл на рассерженное сообщение о балбесе-соседе, который в шесть утра уронил шкаф — решил в прыжке забрать с верхней полки свитер. Ходил потом нарядный, в гипсе. Об этом я и написала отдыхавшему в Калининграде сыну. «Я же говорил, что наш сосед — гуманоид», — ответил он. Я аж прослезилась. В сравнении с его скудословием это практически четыре тома «Войны и мира». Храню как зеницу ока, иногда с умилением перечитываю.
Так вот, о девочках. Прошлым летом тринадцатилетняя племянница Ева вручила мне вышитый платок. Большая уже девочка, практически барышня. Очень красивая. Ростом почти с меня. Украдкой вышивала на платочке мои инициалы, чтоб подарить перед отъездом. Наверное, я была такой же. Сейчас, увы, не вспомню. Мамы мальчиков со временем начинают мыслить мальчиковыми категориями. Потому как унитаз взорвала, помню. А чтобы платочки вышивала — хоть убей не помню. Было или не было? Надо у родителей спросить.
— Представляешь, — частит в трубку Дадуша, — у меня фотосессия. А я себе такой ужасный макияж нарисовала! — Не сомневаюсь, получатся прекрасные снимки, — отвечаю я.— Ды?— Ды.— Тогда ладно, — легко соглашается Дадуша.
Она присылает мне трогательные смски. Новость о проколотых ушах сопровождается десятком смайликов, гусеницей, вылупившимся цыплёнком, кошечкой и новогодней ёлкой. Видно, чтоб я не подумала, что ей было больно. Мне сразу становится душно и стыдно. Когда мне, шестнадцатилетней, прокололи уши, я лежала лицом в подушку и ненавидела весь мир. Страшно подумать, чего бы я понаписала родным и друзьям, будь у меня мобильный телефон. А Дадуша шлёт мне охапки улыбок. — Ты сильнее меня, — признаюсь я ей. Она недоверчиво смеётся. Она ещё не знает, что дети превосходят взрослых во всех качествах, и в первую очередь — в благородстве.
Заказала сыну внучку. Ты как хочешь, говорю, а первой должна быть девочка. Я подстроюсь, выдюжу, смогу. Закачаю в телефон сердечки и цыплят. Буду покупать воздушные платьица. Плести фигурные косички. Исправлять коряво нанесённый макияж. Научу тому, чему тебя не смогла. Полюблю её так, как себя — ребёнком. Ты ведь знаешь, да? Я разучилась отождествлять себя с той девочкой на фотографиях, которую зовут, как меня. Я отдельно, она отдельно. Подари мне внучку, чтобы она вернула мне — себя.
greenarine.livejournal.com
Наринэ Абгарян - РАЙТХАК
greenarine Наринэ Абгарян. Я начала читать ее, еще когда ни одной книги не было опубликовано, только ЖЖ, где встречались отрывки из "Манюни" и из "Понаехавшей", а также зарисовки к "Людям, которые всегда со мной". Наринэ подкупила меня искренностью, "настоящестью". Она отвечала на все комментарии. Когда один раз она употребила слово "даун" в ругательном смысле и я написала ей с просьбой исправить, она и исправила, и извинилась (в отличие от некоторых других "тысячнегов" в аналогичной ситуации). Приходится иногда читать сетования писателей на то, что не успеешь издать книгу - ее украдут "пираты", что бумага не продается. Лично знаю людей, которые покупали по несколько экземпляров книги Наринэ, чтобы подарить друзьям и близким.Наринэ пишет в своем фэйсбуке обо всем подряд. Если это художественный текст, она публикует его и в ЖЖ, но сейчас отключает здесь комментарии: нет времени. Так вот, возьмем последний художественный отрывок: в ФБ на настоящий момент у него более 2500 лайков, 93 репоста. А рассказ о сыне - свыше 17 000 лайков и свыше 1600 репостов. И это не накрутки. Даже когда Наринэ публикует, скажем, анекдот, стоит открыть комментарии и посмотреть - большая часть их будут составлять благодарности за ее книги.В общем, мой поэтический рассказ о том, как человек не использует специальных стратегий продвижения, но тихонько приходит и занимает место в сердце, подходит к концу, я хотела сделать пост из ее цитат вообще-то ))))Добавлю одно: крайнюю книгу Наринэ ("С неба упали три яблока") авторитетный критик Галина Юзефович сравнивает с творениями Габриэля Гарсиа Маркеса.О книгах для взрослых и книгах для детейВопрос: Для кого сложнее писать — для взрослых или для детей?Ответ: Для взрослых. По крайней мере, мне. Детское — оно живое, родное, совсем рядом, пахнет испачканной шоколадом ладошкой и смешными вопросами. Мне в детской рукописи свободней и спокойней. От неё радость и полёт фантазии.Взрослый текст энергозатратнее, характер у него тяжёлый, неуступчивый. Приходится с ним бороться, подстраивать под себя. И быть постоянно начеку, потому что чуть расслабился — а текст уже увёл тебя в такие дебри, что так просто оттуда не выбраться.Вопрос: Может ли взрослый человек правдиво и достоверно «изобразить» детский язык?Почему нет? Уберите назидательный тон, прекратите сюсюкать — и вы практически уже ребёнок. Ответ: Ведь кто такие взрослые? — Большие дети. Отсюда
О карьереВопрос: В «Манюне» есть эпизод, когда цыганка сообщает Наринэ о том, что в ее жизни будет так, как она захочет, нужно только сильно захотеть. Сбылось ли предсказание?Ответ: Сбылось. Я всю жизнь мечтала быть писателем. Это была тайная, запретная мечта, о которой я никому не говорила. Но однажды я решила воплотить мою мечту в реальность. И всё получилось! Думаю, цыганка сказала очень правильные слова. Человеку всё по плечу, главное, чтобы он очень сильно этого захотел. Отсюда
О вдохновенииМуза — дама капризная. Сегодня она прилетела, а завтра у нее семь пятниц на неделе. Или вообще мигрень. Как женщина я ее понимаю. А как писатель идти у нее на поводу не могу. Поэтому ежедневно по пять часов провожу перед компьютером. Писательский труд — это тяжелая работа. Иногда приходится через не могу. Нельзя же постоянно дергать музу. Она может обидеться и больше не прилетать. Оттуда же
О себе, ко дню рожденияМного: текст полностью скопирован с личной страницы Наринэ в Фэйсбуке.
О жизненной философииЯ приучила себя благодарить перед сном Бога: «Господи, спасибо тебе за этот день». Иногда благодарность дается с большим трудом, потому что дни бывают разные. Но я упрямо благодарю. И вы знаете, это помогает принимать жизнь такой, какая она есть — разной, но неизменно прекрасной.У армян есть замечательная поговорка: «Делай добро, бросай в воду, добром к тебе вернется». Послушайтесь армян, они плохого не посоветуют. Улыбайтесь, и будет вам счастье. Отсюда
mi-pishem.livejournal.com
Дневник Наринэ
Оставьте летние сорта рыхлой и ветреной капусты овощным оладьям, голубцами и салатам. Для настоящей солёной капусты годится только осенний сорт — хрусткий, плотный, несговорчивый. В Берде его так и называют — для соленья. Раньше осеннюю капусту через горный перевал привозили молокане — крепкие малословные мужики в домотканых косоворотках и заправленных в голенища сапог брюках. Женщин с собой брали редко, не потому, что не положено, а из-за тяжелого ежедневного труда — пока мужчины на выезде, они работают за двоих — и в огороде, и по дому. Только справились с делами, а уже вечер, время ухода за скотиной, нужно её встретить у ворот, умыть, подоить, напоить водой. Пастбище за три версты, потому коров молокане подковывают, иначе стираются копыта.Покончив с торговлей, мужики уезжали, чтобы через неделю привезти знаменитую молоканскую квашеную капусту. Бердцы её брали ровно столько, чтобы хватило до поры, когда подоспеет своя капуста — красная, ядрёная, можно есть так, а можно накрошить в густой деревенский обед, или же салат можно приготовить — нашинковал солёную капусту, полил пахучим подсолнечным маслом, порубил туда полголовки репчатого лука, зелени, какой душа попросит. Добавил зернышки граната, перемешал, отставил, чтобы «надумалась». Отварил картошки, положил себе окорока, налил стопочку потной от погребной стыни кизиловки, поднял глаза к потолку, произнёс с незыблемой уверенностью: «Наверху есть Бог!» Выпил. Заел салатом, выдохнул — хо-ро-шо. Теперь можно с чувством, с расстановкой, не спеша, приступать к еде.
Я расскажу, как солить капусту в городских условиях — путём проб и ошибок наконец приноровилась готовить её так, чтобы она получалась, как говорят бердцы, «законной». Первым делом покупаем крупный, плотный кочан капусты, килограмма на три. Далее берём морковь со свеклой — по килограмму. Два стручка перца чили, большой пучок петрушки (если в рафинированных московских пучках — штук 10 минимум), три головки чеснока, и всенепременно — пачку крупной каменной соли. Чёрный перец горошком, лавровый лист и мелкая соль типа экстра, надеюсь, у вас дома есть. Если нет – прикупаем тоже.
Солить лучше в стеклянной или эмалированной посуде, идеально — в десятилитровом эмалированном ведре. Морковь со свеклой моем, чистим и разрезаем на крупные брусочки. Капусту, удалив верхние листья, тоже разделяем на доли — сначала на четыре части, потом каждую часть вдоль пополам. Получается 8 крупных «арбузных» долек. Чистим чеснок, тщательно моем петрушку. А теперь внимание, начинается арифметика по-бердски. Разделяем петрушку на три части, отставляем в сторону 1/3, а 2/3 собираем в пучок и снова разделяем на три части. В итоге у нас получаются четыре пучка петрушки — один большой, остальные три чуть меньше. Кто рискнет сделать по-другому, к нему, вестимо, явится моя Пра и оттаскает за косы. Чтоб уважал веками заведённый ритуал разделки зелени для солений.
Большой пучок петрушки убираем в сторону. На дно посуды укладываем один из трёх пучков петрушки, кидаем 5-6 горошин черного перца, два лавровых листика, треть зубчиков чеснока, стручок чили (любителям острого можно разрезать его вдоль, семена не удалять), треть моркови, треть свеклы, выкладываем сверху треть капусты. Далее снова в ход идут петрушка, специи, морковь, чили, свекла, чеснок, капуста. А потом третий слой, но уже без чили, если не хотите сгореть заживо. Распределив всё по порядку, сооружаем из большого пучка петрушки веер и накрываем им верхний слой капусты.
Рассол — самое ответственное: на 1 литр холодной воды берём 1 полную столовую ложку крупной каменной соли или 1,3 столовой ложки мелкой. Кто решит заменить каменную соль мелкой, получит на выходе не солёную капусту, а осклизлую массу. Потому строго следуем рецепту. Аккуратно заливаем капусту рассолом — так, чтобы он накрыл её с головой, придавливаем перевернутой тарелкой, закрываем ведро крышкой и оставляем в квартире (пока рано выносить на балкон, иначе солиться будет дольше). На второй день пробуем рассол, если покажется, что соли мало — добавляем мелкой, но капусту не трогаем! На третий день она начинает бродить и пахнуть. Держать ее далее в теплой квартире подобно смерти. Выносим на балкон, ворошим капусту, оставляем ведро на полдня открытым, чтобы дать выйти бродильным газам, накрываем перевернутой тарелкой и обязательно придавливаем гнётом. Капуста солится долго, недели две-три (всё зависит от температуры за окном, чем холодней, тем медленней). На выходе она получается гранатово-красной, сочной, хрусткой и нестерпимо вкусной.
Тата иногда сделает салат из такой капусты, намажет толстый ломоть домашнего хлеба сливочным маслом, усадит меня у окна, кормит и чего-то рассказывает. Я сижу — маленькая, толстая, щекастая, в шерстяных полосатых носках — полоска синяя, полоска жёлтая, полоска фиолетовая, любуюсь морозными завитушками на стекле, сосредоточенно жую. И мне кажется, что так будет всегда.
greenarine.livejournal.com
