Архитектурный блог. Журнал православный воин
Православный воин | Архитектурный блог
Красота православной молитвы открылась мне внезапно, но так ярко, и при таких необычных обстоятельствах, что я могу назвать и день и час. Но точное место определить невозможно – примерно 100 километров от Тобрука, на дороге, по которой объезжают прибрежные поселки ливийской Киренаики. Поселки эти находятся под властью «ливийского джамаата Аль-Каиды», поэтому там сильно не жалуют так называемых «повстанцев из Бенгази». Людей, которые шумно радуются, когда их страну бомбят чужие армии из далеких земель. Поэтому, тобрукские таксисты, перевозящие западных журналистов с египетской границы в Бенгази, предпочитают делать большой крюк по пустыне, далеко объезжая крепкое в вере и бескомпромиссное во взглядах побережье. Объезд этот занимает около 300 километров, по идеальной асфальтовой дороге проложенной через пустыню, как по линейке.
Всю дорогу, начиная, пожалуй, с аэроэкспресса в «Шереметьево», меня мучали какие-то тягостные предчувствия. Я раз за разом доставал духовное утешение, которым меня снабдили в Свято-Боголюбовом монастыре – карманный молитвослов вытерся по краям, приобрел вид книжки, к которой обращаются постоянно. Между страничками лежала иконка, на обороте которой, славян- ским полууставом был напечатан 90-й псалом. Я прочел его, буквально сотни раз, проезжая в день тысячи километров по этим безрадостным пескам Северной Африки. Псалом читался странно. Я не понимал текста, слова не складывались в предложения, а предложения в текст. При этом, сердце, опережая разум, подсказывало мне, что рано или поздно, я все-таки познаю его суть. Я пытался заучить псалом наизусть, но моя почти фотографическая память на цитаты, отказывалась запомнить небольшой текст. Взгляд спотыкался на сдвоенных гласных с шипящими между ними. Вместо открытия души для молитвы, думалось о всякой ерунде. Например: когда большевики отменили архаичное окончание аго и яго для причастий в винительном и родительном падежах? В 1918 или в 1919 году? А зачем? Что гремит в нашей машине справа, сзади, где мы здесь будем ремонтироваться, если что случится, и долго ли ехать на верблюдах до Бенгази? Верблюды, действительно, встречались через каждый десяток километров, но их хозяев или погонщиков мы не видели никогда. Возможно, их и не было, и верблюды жили здесь сами по себе, свободные, никем не порабощенные, как после сотворения мира. Небо над пустыней, справа, как-то бы- стро стало чернильно-черным – мы неслись параллельно песчаной буре и через полсотни километров должны были пересечь ее курс в точке, где пустынная дорога резко сворачивает к побережью. Языки этой бури заползали на асфальт, крутили маленькие смерчи, хлестали по машине песчаной крупой. Водитель наш кряхтел обеспокоенно и крутил головой. Ему не хотелось пережидать такой катаклизм в пустыне, но, похоже, что иных вариантов уже не было. Только многочасовое сидение в раскачивающейся от бешеного ветра машине… В духоте, с песком на зубах и без воды…Я вчитался в строки псалма и буквально вздрогнул — «и тма одесную тебе, к тебе же не приближится». Тьма и не приближалась, а просто тянула к нам свои щупальцы. Текст вдруг перестал быть абстрактным, не имеющим отношения к реальности, а потому – непостижимым. И я, совершенно спокойно смотрел, как наш водитель, пришпоривая безжалостно и погоняя машину, «подрезает» грозовой фронт, тянущийся, пожалуй, от самой египетской Александрии. Но, мы успеваем проскочить, я уже видел это, и думал, что по-другому и быть не должно. Уверенность была какая-то каменная, неподъемная и непоколебимая.
Через два дня нас взяли в плен ливийские повстанцы. Мы с коллегой и другом долго искали компаньонов для нашей авантюры. Проанализировав поток информации из повстанческой столицы, мы заметили такую любопытную деталь: никто и никогда ничего не писал о том, что происходит в глубине Киринаики, в песках Ливии, там, где находятся нефтеносные поля. По скупой официальной информации, власть там была в руках повстанцев. Верилось это с большим трудом, особенно после того, как мы буквально напоролись на разведку Каддафи в 180 километрах от Бенгази. Официально, повстанцы контролировали большинство нефтяных месторождений Ливии, под эту непроверенную информацию Бенгази набрал кучу кредитов и безжалостно эксплуатировал всю военную мощь «мирового демократического сообщества». Конечно, никто нам не дал поломать такую многомиллионную игру и за городом Адждаби, как только мы отклонились от привычных журналистских маршрутов, нас сразу же задержали – двух корреспондентов КП и съемочную группу НТВ – пять человек. Несколько часов, под конвоем, нас возили из штаба в штаб и допрашивали. Настоящее беспокойство, зыбкое ощущение надвигающейся беды возникло к третьему часу задержания, когда нами занялся куратор. Молодой араб с «оксфордским» английским, в кевларовом бронежилете и в баллистических, противоосколочных очках. Куратор и погнал наши машины под внушительным конвоем якобы в Бенгази. Так он нам сказал. Но компас в моих часах и солнце показывали, что везут нас все дальше и дальше на юг. Я покопался в своем рюкзаке, достал молитвослов. Иконка с 90-м псалмом, как скользкая рыбка выскочила в мою ладонь из переплета книжечки. Я начал читать, негромко, но так, чтобы слышал мой товарищ, сидящий на переднем сиденьи… Охранник, изможденный негр с канадской автоматической винтовкой, посмотрел на меня с уважением. Я заметил, что он внимательно слушает мой голос. Хотя, конечно, ничего не понимает. Я сам стал понимать всего несколько дней назад… В машине стало как-то тихо, и радио заткнулось само по себе. Или его выключил водитель… Сотни раз замечал, что представители самых-самых диких и озлобленных архаичных народов по-другому воспринимают верующих людей. Кого они не любят и не уважают – неверующих, потому что только наличие Веры отличает нас от животных.
На руках возьму тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою.
Передний джип, пыля нещадно, ушел на обочину. Вся наша компания безоружных и вооруженных по- лезла на апрельское африканское солнышко. Куратор из Оксфорда с кем-то переговаривался по телефону и даже махал руками на невидимого собеседника. Переговоры длились долго, но по их итогам, мы развернулись в обратную сторону и поехали, действительно на Север, а не в иную сторону света. Спустя сутки мы узнали, что этот момент был самым кульминационным. Итальянский дипломат, занимавшийся нашим освобождением объяснил – «труднее всего вас было вытащить от «индейцев», которые задержали вас под Адждаби. Они не сомневались, что вы наемники, которые ехали к Каддафи. Вас везли на юг от Адждаби, у повстанцев там тюрьма в каких-то авиационных ангарах». Уже вернувшись в Россию, мы посмотрели фотографии и видеосъемки из этой тюрьмы. Они случайно попали в интернет. Там даже «воинам Ичкерии» было чему поучиться. А последние строки 90-го псалма объяснили, пожалуй, все происшедшее в этот апрельский день:
Яко на мя упова, и избавлю и покрыю и, яко позна имя мое, воззовет ко мне. И услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его долготой дней исполню его, и явлю ему спасение мое.
orlova.cih.ru
Воин Христов - Православный журнал "Фома"
Иеродиакон Прохор (Андрейчук) решил стать монахом в совсем юном возрасте — ему не было и 16 лет, судьба привела его в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь, единственную обитель, которая не закрывалась в советские годы, где никогда не угасала молитвенная лампада и из века в век сохраняется традиция старчества. В этих записках отец Прохор рассказывает о своем призвании, о тайне монашеского пострига, о жизни в монастыре, об удивительном человеке, с которым ему довелось общаться, — известном старце архимандрите Иоанне (Крестьянкине).Монах — человек, который оставил мир (по-простому, светское общество) для того, чтобы сосредоточиться на служении Богу, чтобы чаще и внимательнее наблюдать за своей душой, бороться со своими греховными наклонностями. У простого человека, мирянина, часто не хватает времени, чтобы остановиться и подумать, а что у него творится внутри? Может, он давно, сам того не замечая, завидует коллеге или его раздражает сосед-хам… На эти грехи многие люди не обращают внимания, ведь куда важнее, кажется, найти работу получше, вовремя накормить детей, посадить кабачки на даче… А уж там, если время останется, и о душе подумать можно. Монах же, отказываясь от семьи, от жизни в обществе, сосредоточен на духовном мире. Кажется, как легко ему живется! Но это не так.
Во время монашеского пострига начинается страшная борьба с духом лукавым. Произнося обеты, ты бросаешь ему вызов. Встречаешься с ним лицом к лицу. Пик этой брани — три дня, которые новопостриженный монах должен провести, бодрствуя, в храме. Ты собираешь все внутренние, душевные силы, ты должен, как воин Христов, вступить в борьбу с мечом духовным, с молитвой. Есть люди, которые не верят в существование злых духов и объясняют все необычные происшествия рационалистически. Я приведу примеры, а вы делайте выводы. Бывают невероятные случаи, когда монахи не выдерживают и засыпают во время этого монашеского бдения, бодрствования: одного брата никак не могли найти наутро после пострига, оказалось, он лежит замотанный в ковер высоко на хорах. У нас в монастыре однажды было такое: утром открывает пономарь храм, где оставался новопостриженный, а там дым клубится! Что такое? А это монах заснул над аналоем со свечой в руках, и клобук загорелся от свечки! Ну, потушили его, обошлось… еще одному брату все три дня казалось, что в храме играет радио. Конечно, не стоит везде искать мистику, бывают и просто нелепые случайности. Меня постригали вместе с моим другом, послушником Георгием (сейчас он иеромонах Гавриил, благочинный монастыря), прямо перед постригом у меня случился сильнейший приступ аллергии, я выпил кучу таблеток, но они плохо помогали, и обеты я давал совсем охрипшим голосом. Было и другое искушение: мы с братом уже стояли у дверей в храм, их традиционно закрыли перед началом пострига, мы должны были ползти к амвону*, и тут чугунная дверь заходила ходуном, какая-то женщина стучала и орала: «Впустите меня!!! Я голая!» Мой брат по постригу задрожал от страха, начал читать молитву, а я почему-то был абсолютно спокоен. Оказалось, что женщина вышла на пару минут, оставив верхнюю одежду в храме, а тут двери закрыли, и она осталась на холоде без пальто. Ситуация забавная, конечно.
Конечно, постриг — это не только битва. После него ощущаешь себя будто вышедшим из купели, принявшим только что Крещение, очищенным, обновленным, уготованным для Царствия Небесного. Такая благодать!
♦♦♦
Не могу сказать «я решил» — это Господь меня призвал в монастырь. И призывал Он долго, в течение нескольких лет. Как это было? Расскажу два случая. Впервые Он призвал меня в детстве, мне было тогда пять лет. Однажды заболела бабушка, и ей пришлось жить у нас дома. А у бабушки было много церковных книг, и она часто читала мне про Иисуса Христа. Как-то ночью мне приснился сон: я увидел, как Господь плывет по небу с крестом в руках, а от креста исходит такое яркое сияние, что казалось, я ослепну. Я почувствовал к Нему какую-то совершенно особенную любовь и понял: я призван.
Постепенно этот случай забылся, я стал жить как обычный подросток и не думал о каком-то призвании: ходил на дискотеки с друзьями, иногда возвращался домой нетрезвым… А к шестнадцати годам у меня развилась очень сильная аллергия, через каждые два дня меня мучили сильнейшие приступы, в это время моя мама воцерковилась и подолгу молилась за меня, и вот однажды она предложила съездить в Дивеево. Ехать нужно было в выходные, во время дня города, поэтому идея мне не понравилась: какое еще Дивеево, лучше с друзьями погулять! Но мама схитрила: сказала, что это своего рода санаторий с лечебными источниками, где я могу исцелиться от своей хронической болезни. Под воздействием такой рекламы я и поехал. Приехали — а санаторием и не пахнет! Храмы, монашки, бесконечные богослужения… я был просто в шоке. Сперва меня это все очень удручало: день и ночь молитва, и никакой тебе комфортной гостиницы — убогий домик с удобствами на улице (монастырь тогда только-только начал восстанавливаться, и паломников расселяли в частном секторе). Но мама каждый день молилась преподобному Серафиму Саровскому, и сердце мое потихонечку начало оттаивать. Она не читала мне нотаций, не внушала, как прекрасна монастырская жизнь, не заставляла сутками бить поклоны, я сам стал присматриваться, размышлять — и вдруг понял, что в монастырской жизни нет ничего лишнего, ничего суетного, это чистая жизнь, в которой есть только ты и Бог. Когда в день отъезда я подошел приложиться к иконе Божией Матери «Умиление», меня вдруг пронзила мысль: я должен стать монахом.
Мы с мамой вернулись домой, в Волгоград, а через месяц поехали в паломничество в Псково-Печерский монастырь — нам сказали, что там есть старцы, и это единственная обитель в России, которая не закрывалась во время советских гонений. Мы приехали, и я решил остаться здесь навсегда. А мама отправилась к старцу отцу Николаю (Гурьянову), который жил также в Псковской области, на острове Залит. Я попросил ее взять у него как благословение скуфейку (шапочку, которую носят монахи и священнослужители), а батюшка ответил: «Не нужна ему скуфейка, он и так ее уже носит». Это окончательно укрепило меня в решении стать монахом.
♦♦♦
Послушание — это обет, который монах дает при пострижении. Это подчинение своей воли духовнику и настоятелю монастыря. Не отдача своей воли, а подчинение. Разница большая. Кто-то может подумать, раз у монахов нет своей воли и свободы никакой нет, то за что им отвечать на Страшном Суде? Да и вообще, Бог создал человека свободным, почему кто-то отнимает эту свободу? Нельзя сказать, что у монахов не должно быть своей воли — не должно быть своеволия. Иначе чему ты научишься? Непослушный и небрежный ученик вряд ли станет мастером. Свобода выбора остается всегда, и рассудительность тоже должна быть. И когда мы добровольно подчиняемся священноначалию, мы знаем, что предаем себя в руки Самого Господа. Обычный человек, не монах, тоже может быть подчиненным. В светском обществе тоже есть начальники. И каждый волен выбирать: смиряться и выполнять порученное начальством или наперекор поручению пытаться сделать все по-своему.
♦♦♦
Тяжелее всего было приучить себя к постоянному хождению в храм. Монастырские службы достаточно продолжительные, немного монотонные, очень трудно их было выстаивать от начала и до конца каждый день. А легче всего… да ничего легкого в жизни христианина вообще быть не может! Спасение — это тяжелый труд и для монаха, и для мирянина.
♦♦♦
В нашей обители всегда были старцы. Это опытные монахи высокой духовной жизни. Старец в монастыре — это как мама в миру. Всегда можно прийти и поплакаться, ведь в жизни монашеской очень много искушений, скорбей. Когда у монаха случается духовный кризис, одолевают сомнения, как поступить, обиды, тоска и уныние… он бежит к старцу, прося молитв, наставления, хотя бы нескольких теплых слов. Монашеская жизнь — это житейское море, только не снаружи, а внутри обуревающее человека, клокочущее, кипящее. Сердце и ум монаха — это утлый челнок, носящийся на этих волнах… и когда уже совсем теряется надежда на спасение, сердце и ум монах несет к старцу, в тихое пристанище, чтобы под покровом благодати Божией, исходящей от старца, пережить эти часы душевной бури. Сейчас у нас в монастыре два старца — отец Адриан и отец Таврион.
♦♦♦
Самые радостные воспоминания из моей монашеской жизни — это те моменты, когда мы с батюшкой, с отцом Иоанном (Крестьянкиным), гуляли по Святой горке**, читали каноны, акафисты на свежем воздухе под пение птичек, белочки к нам спускались, их можно было покормить из рук. Это были самые-самые радостные, благодатные, неповторимые минуты! Такое спокойствие, такой свет от него исходил! До сих пор помню, как ласково он меня всегда встречал: «Ой, Проша пожаловал!..»
А самые тяжелые воспоминания у меня связаны со службой в армии. Армия — это монастырское послушание, все послушники обязательно его проходят. Отец Иоанн говорил: «Ты обязан отдать долг царю земному, чтобы потом ничего тебя не отягощало на службе Царю Небесному». Когда я уезжал служить, старец благословил меня и дал в утешение шоколадку, в самые тяжелые минуты армейской жизни я откусывал от нее по крошечному кусочку, и становилось легче. На целых два года растянул эту шоколадку!

♦♦♦
Отец Иоанн требовал всегда от братии послушания начальству монастыря и любви между собой. Он часто повторял: «Любите друг друга». Он никогда не приказывал, а просто давал советы, как поступить. Никогда своим авторитетом он не давил. Чаще всего он приводил примеры из своей жизни, а не диктовал: «Иди туда и делай то-то». Вот когда он меня в армию провожал, он рассказывал о самых тяжелых моментах своей жизни — как он был в ссылке, в тюрьме. Помню, он рассказал об одном происшествии: когда их этап привезли к лагерю, заключенных погнали через обледеневший мост, половина досок была разрушена, он был похож на решето, нужно было перепрыгивать через дыры, люди срывались вниз, в лоно черной речки, слышны были крики умирающих, останавливаться и замедлять шаг не разрешалось, а конвой с собаками шел по бокам по специальным трапам… У отца Иоанна украли накануне очки, и он ничего не видел перед собой: «Сам не помню, как очутился на другом берегу, — вспоминал он. — Только молитвами святителя Николая Господь меня помиловал!» Это было мне уроком: никогда не стоит унывать и отчаиваться, даже перед лицом смерти.
♦♦♦
Категорически не допускал отец Иоанн ухода из монастыря, однако он до конца жизни молился за тех, кто ушел, чтобы Господь вразумил их и привел обратно. Не только монахов, но и иноков, и даже послушников он не благословлял уходить из обители. Оставивших монашество он приравнивал к самоубийцам и говорил, что они недостойны даже христианского погребения. (Это, кстати, подтверждается 77 правилом Номоканона). Почему к самоубийцам? Но ведь они же убили себя как монахов. Когда человек уходит из общества, дает обеты Богу, одевает черные одежды, обязуется вести совершенно особенный образ жизни, он становится, можно сказать, другой личностью, неслучайно монаху при постриге дается новое имя.
Конечно, ошибки могут быть, некоторые люди, например, уходят в монастырь самочинно, не прислушиваясь к советам духовника, берут на себя непосильный крест. Об этом отец Иоанн очень часто говорит в своих письмах: есть крест истинный, а есть крест самодельный, но, даже избрав самодельный крест монашества, человек должен нести его до конца. «С креста не сходят, с креста снимают», — говорил наш старец.
♦♦♦
Даже после смерти отца Иоанна я продолжаю чувствовать его помощь. Однажды, во время паломничества на Афон, я решил один подняться на его вершину. Я шел очень долго и в какой-то момент понял, что сбился с дороги. Пришла ночь, стало нестерпимо холодно, дул сильный ветер, я бессмысленно плутал среди скал и вдруг осознал, что это конец: дороги нет, кругом пропасть, и я просто замерзну, не дожив до утра, у меня уже начались судороги от переохлаждения. И я в последней надежде закричал в кромешную тьму: «Батюшка, помоги! Не должен я здесь умереть, не готов я умирать!»
Я пытался куда-то идти, ползти из последних сил, и тут увидел храм, обычный храм на склоне горы! Внутри никого не было, видимо, службы там проходили нечасто, в церкви было прохладно, но все же теплее, чем снаружи. Я всю ночь согревался поклонами, чтобы не замерзнуть. А утром, когда взошло солнце, я нашел на одном из склонов свой как кол стоящий заиндевелый рюкзак. Я ужаснулся: это же должно было случиться и со мной! Но по молитвам отца Иоанна я остался жив.

♦♦♦
День в нашем монастыре начинается в 6 часов утра с братского молебна у мощей преподобномученика Корнилия, после этого рядовая братия расходится на хозяйственные послушания, а священноиноки остаются на совершение Божественной Литургии, у нас в монастыре ежедневно совершается две Литургии: одна начинается сразу после братского молебна, другая — в 10 часов специально для паломников, которые приезжают утренним поездом. После ранней Литургии служится водосвятный молебен, панихида. Священноиноки также несут чреду дежурства в Сретенском храме, проводя духовные беседы с паломниками. Завтрак в монастыре по желанию (можно перекусить, попить чайку в маленькой трапезной), а вот на обеде вся братия обязательно должна присутствовать. После обеда у нас читается молитвенное правило, снова все расходятся на послушания, а в 17 часов — вечернее богослужение, потом ужин, вечерние молитвы и сон.
♦♦♦
Свободное время… а есть ли оно вообще у монаха? У нас все построено так, чтобы монахи не были праздными. Наш отец-наместник очень щепетильно относится к этому, и если у кого-то из братии возникает окно между послушаниями, он обязательно его закроет — ну, например, назначит дежурить на монастырских вратах. Я в свободное время очень люблю колоть дрова. Это у меня своего рода хобби. А вообще у нас каждый должен в обязательном порядке участвовать в хозяйственных трудах, каждый день два часа: снег убирать зимой, летом работать на полях, те же дрова колоть, разгружать машины со стройматериалами или продуктами…
♦♦♦
Монастырь — не тюрьма, нас насильно не изолируют от общества. Но лишний раз без дела слоняться по городу неполезно для монаха, ведь он должен молиться, читать духовную литературу, наблюдать за тем, что творится в его душе, трудиться, а в городе ты попадаешь в суету, голова быстро наполняется мусором бесконечной рекламы, которая предлагает тебе сиюминутные призрачные удовольствия: наслаждайся едой, наслаждайся кино, наслаждайся новым шампунем… какой уж тут духовный мир! Поэтому выйти за пределы монастыря нам можно только с разрешения благочинного, за пределы Печор — по благословению наместника, за пределы Псковской епархии — по благословению владыки. Все это для того, чтобы монахи не были праздными и не шатались незнамо где незнамо зачем. Отпускают на лечение, если в монастырском лазарете нет возможности помочь и необходимо лечение в стационаре, в городской больнице. Навестить родственников разрешают, конечно. А насчет паломничества скажу вот что: на Преображение к нам приезжал Патриарх Кирилл, в проповеди он высказал пожелание, чтобы братия нашей святой обители почаще посещала другие монастыри и по возможности передавала им накопленный монашеский опыт, потому что наш монастырь — единственный, где многие века не прерывалась традиция старчества, монашеского делания.♦♦♦
Конечно, в идеале монах не должен общаться со своими родственниками, потому что сразу начинаются бесконечные житейские беседы: кто что кому сказал, у кого новая работа, куда бы вложить накопления… монах ушел от этой суеты, а тут она его настигает… к тому же, когда случится какая-нибудь трудность в монастыре (ну, например, тяжелую работу приходится выполнять с утра до вечера), может возникнуть искушение бросить это все и вернуться домой, к маме, к родным — уж они-то точно поймут…Но на примере наших старцев могу сказать, что у них до конца жизни оставалась связь с родными. Даже будучи монахами, они оказывали родителям посильную помощь. Я думаю, чрезмерного внимания уделять своим родственникам не стоит. В чем может заключаться помощь родственникам? Монах должен часто за них молиться, поминать их пред престолом Божиим.Я иногда общаюсь с родителями. Моя мама приезжает каждый год к нам в обитель на праздник Успения. Отец Тихон, наш наместник, часто спрашивает, как здоровье наших родителей, кстати, сейчас он в отъезде — навещает своего старенького отца, заслуженного протоиерея Николая (Секретарева). Если родители в преклонных годах и их нужно утешить, наместник всегда благословляет нас посетить их.

Иеродиакон Прохор, архимандрит Иоанн (Крестьянкин), монах Моисей в келье старца. 2005 год. Фото из архива иеродиакона Прохора
♦♦♦
Подарки я вообще-то очень люблю! Но в идеале монах не должен их принимать. Есть на это указание в житиях святых. Одному старцу мирянин при посещении монастыря подарил 10 золотых монет, старец не хотел их брать, но паломник настаивал, говоря, что эти деньги можно отдать нуждающимся. Старец взял деньги, но ночью ему приснился сон: он работает на чужом огороде, где очень много колючих сорняков, и вырывать их нестерпимо больно. Изнывая от тяжелого труда, от бесплодных стараний (колючек не становилось меньше), старец взмолился Богу. И Господь ответил: «Раз ты взял плату, будь добр, отработай ее на чужом огороде».У нас, как правило, если кому-то из братии дарят подарки (чаще всего это сладости или рыба), он приносит это на ужин, отдает трапезарю, а трапезарь раздает всем поровну; если дарят духовную книгу, монах, прочитав, передает ее в библиотеку обители. Скажу честно: иногда от человека, которого ты хорошо знаешь, хочется принять подарок и, если подарили, к примеру, икону, обычно она остается в келье и служит молитвенной памятью о дарителе.
♦♦♦
Монахи во все времена призваны быть духовными ориентирами, ведь они строже следят за своей внутренней жизнью, стремятся неукоснительно соблюдать заповеди Божии. Поэтому необразованное монашество — это бич Церкви. Можно вспомнить массу случаев, когда необразованные монахи доводили себя и других людей до раскола. Очень многие сейчас занимаются борьбой с ИНН, с новыми паспортами. Я считаю, что нам нужно не столько ученое монашество, сколько просто образованное. Сложился стереотип, что русский монах безграмотный, зато молится много. А далеко не все русские монахи были необразованными: вспомните Нестора-летописца, Якова Черноризца, например. Преподобномученик Корнилий, известный игумен нашей обители, занимался просвещением финно-угорского народа сету. Отец Иоанн имел академическое образование. У нас в монастыре каждый год проходят образовательные Корнилиевские чтения.
Но валаамский старец схиигумен Лука, подвизавшийся здесь, у нас в обители, говорил: «Я не ученый, я толченый», а преподобная Мария Египетская не имела никакого образования, но могла толковать Священное Писание лучше, чем иные преподаватели Духовных академий. Иногда Господь Сам дает людям знания. Но, так как я не считаю, что я достоин, чтобы на меня сошла благодать Святого Духа, я учусь, получаю знания из книг. У святителя Григория Богослова однажды спросили: «Почему вы так тщательно готовитесь к проповеди? Почему не можете экспромтом сказать?» А он ответил: «Если б на меня сошел Святой Дух в день Пятидесятницы в виде огненных языков, я бы не готовился». Вот если б на меня сошел Святой Дух, я бы тоже не стал поступать в Московскую духовную академию. Да, научная деятельность отвлекает от молитвы, есть такой момент, но если это своего рода послушание, то заниматься ею нужно. При этом молитву не забывая, молитва — это воздух для монаха.
*Так начинается монашеский постриг: послушники, одетые в белые рубахи, на локтях ползут к алтарю, их окружают монахи, закрывая распахнутыми мантиями от посторонних глаз. — Авт.
**Монастырский сад. — Авт.
Фото Юлии ЛИНДЕ
foma.ru
Православный воин – Божий воин
Бог любит добродушный мир, — говорит святитель Московский Филарет, — и Бог же благословляет праведную войну. На земле всегда есть немирные люди, посему нельзя наслаждаться миром без помощи военной. Для охранения мира необходимо, чтобы победитель не дозволял заржаветь своему оружию". Не посему ли Господь — Бог мира и любви — нарицает «Себя Господом воинств?
Oн — (благословенный Господь Бог наш) — научает руки (верных Своих) на ополчение и персты их на брань» (Пс. 14; 31). Он благословил оружие кроткого Авраама, который воевал за освобождение из плена своего племянника Лота; Он повелел народу Своему завоевать землю обетованную, Он помогал и кроткому Давиду на иноплеменников; верою в Него не только древние святые мужи, но и наши предки, наши цари, наши христолюбивые воины-братья побеждали целые царства, защищали святую веру, полагали свои души за Церковь Божию, за братии, за отечество... Так высоко звание воинское! — Так всегда и смотрел на него православный русский человек.
Военная служба, по его убеждению, есть величайший подвиг любви к ближнему, прямое исполнение заповеди Христовой: «больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15; 13). И первый подвижник на поле брани, первейший воин и воевода христолюбивого воинства есть Благочестивейший Государь наш православный, Самодержец Всероссийский. Значит, кто служит верой и правдой царю и Отечеству, кто свято хранит клятву, данную пред Богом при вступлении в звание воинское, тот не людям служит, а Богу Самому, исполняет Его святую заповедь; он готов всегда положить душу за братии своих, за Церковь святую, за царя — отца и Отечество и эта служба послужит ему самому во спасение его души.
Вот почему бывали случаи, что иной, находясь в великой скорби, и желая привлечь на себя милость Божию, давал обещание идти в военную службу, подобно тому, как дают обещание идти в монастырь, или совершить другой какой-либо подвиг Богу угодный, и Бог видимо принимал от него этот обет, избавлял его от скорбей, и благословлял Своею милостию. Вот что рассказывает о себе один воистину христолюбивый воин, поступивший на службу по обещанию. "Я и в службу-то военную попал по особенной милости Божией; ради этой службы, я вот и свет Божий вижу, и радости семейные испытываю. Родитель мой—государственный крестьянин; из трех сыновей его я — самый старший.
На 16-м году моей жизни, Господу угодно было испытать меня: я заболел глазами. Так как у отца моего не было детей старше меня, и во мне имел он уже порядочного помощника, то болезнь моя сильно печалила его. Несмотря на свою бедность, для излечения меня жертвовал он последней трудовой копейкой: я много лечился; но ни домашние, ни аптекарские лекарства не помогали. Обращались мы с молитвой и к Господу, и к Матери Божией и святым угодникам: но и здесь милости не сподобились. С течением времени болезнь глаз моих все более и более усиливалась, и наконец я ослеп. Это последовало ровно через два года от начала моей болезни. Совершенно потеряв зрение, стал я ходить ощупью — и, от непривычки, спотыкался.
Однажды отец мой дрожащим голосом спросил меня:" Андрюша, разве ты ничего не видишь?" Вместо ответа я заплакал, а он не удержался от рыданий. Про чувства матери и говорить нечего: мать скорбела больше всех. — Тяжело было мое положение! Раз в избе оставался я один, чрез несколько минут вошел и отец. Положив руку на мое плечо, он сел подле меня и... задумался. Я не выдержал. "Батюшка, — печально сказал я, — ты все горюешь обо мне? Зачем так? Слепота моя — не от меня и не от тебя. Богу так угодно. Припомни-ка, что священник-то говорил нам на святую Пасху, когда был у нас с образами. Не унывайте, сказал он, чтобы не дойти до ропота на Бога. Мы не знаем и не дано нам знать, почему Господь посылает то или другое несчастье. Конечно, лучше думать, что они посылаются по нашим грехам.
Но почему знать? — Может быть и над вами повторится слово Господа Иисуса, какое произнес Он о семействе евангельского слепца: «ни сей согреши, ни родители его... но да явятся дела Божия на нем» (Ин. 9; 3). Господь у нас тот же. Помнишь ли ты это, батюшка?" — "Так-то так, Андрюша, да как жить-то будем? Братья твои малы, мать от трудов и скорбей сгорбилась. Я, куда ни кинь, все один. Ты — больше не работник. Кажется, и не прокормимся". — "Как я не работник, батюшка? Всего, правда, делать не могу, а что-то нибудь, особенно при доме, авось сделаю; Господь, сказано, умудряет слепцов". — "Нет, Андрюша, какая уже твоя работа! А вот как бы что... Ходил бы ты к слепым и учился бы у них петь стихи. Все чем-нибудь тогда поможешь нам, да и сам не будешь голодать". Я понял тогда всю тяжесть моего положения и всю крайность бедности, снедающей отца моего.
Вместо ответа я заплакал и склонился на стол, у края которого сидел. Батюшка как умел, стал утешать меня: "Андрюша, Андрюша, дитятко мое! Верно Богу так угодно, чтобы слепые кормились Его именем. И просят-то они во имя Божие и поют... все Божие". — "Правда-то правда, — в волнении заметил я, — но я никак не могу переломить себя, никак не могу принудить себя к нищенству. Лучше день и ночь буду работать, жернова ворочать, нагим ходить и голодом себя морить, но не пойду по окошкам, не стану таскаться по базарам и ярмаркам!" — После такого решительного отказа, родитель мой более не напоминал мне о нищенстве и слепцах. Разговор этот был в конце весны. Прошла весна, прошло лето. Настала осень, а слепота моя была все в одном положении.
Раз (это было в начале октября месяца), батюшка пришел с улицы и, ни с того, ни с сего, с воодушевлением, спросил меня: "А что, Андрюша, если бы Бог открыл тебе зрение, пошел ли бы ты охотой в солдаты? Служба бы твоя сочлась за братьев". — "Не только с охотой, но и с величайшею радостию, — сказал я. — Лучше же служить Государю и отечеству, чем с сумой ходить по окошкам и даром изъедать чужой труд, чужой хлеб. Если бы Господь открыл мне зрение, я ушел бы в этот же набор". — "О, если бы Господь умилосердился на твое обещание и я с радостью благословил бы тебя", — сказал отец. "И я бы", —добавила мать.
Тем вечер и кончился. — Поутру встал я раненько, по обычаю умылся и, ни сколько не думая о вчерашнем разговоре, стал молиться. О радость! О ужас! В глазах моих отразился свет от лучины; я мог приметить даже то место ее, которое объято было пламенем, и горящий конец отличить от негорящего. — "Батюшка! Матушка! — закричал я. — Молитесь вместе со мной. На колена пред Господом! Милосердный, кажется, сжалился надо мной..." Отец и мать бросились на колена, упали ниц на землю, и все мы рыдали. В избе, в эти мгновения, только и слышны были одни молитвенные вопли души: "Господи, помилуй! Господи, помилуй!" — Через неделю я совершенно был здоров, а в начале ноября был уже рекрутом.
Минуло 25 лет моей службы, и ни разу не болели у меня глаза. А между тем под какими бывал я ветрами, в каких живал сырых и гнилых местах, и какой, по временам, переносил зной! В настоящее время я женат, и вот уже в чистой отставке; и честным трудом могу приобретать себе пропитание, никого не отягощая и никому не надоедая. После этого, как же смотреть мне на военную службу, как не на милость Божию ко мне? Видно, служба-то Государю православному, кто бы ни поступил в нее, Богу приятна, и те пред Господом тяжко согрешают, которые уклоняются от службы военной" (Странник, 1864 г.). Так заканчивает свой поучительный рассказ этот почтенный воин. — Счастливы вы, православные наши Христолюбивые воины, если смотрите на свою службу, как на дело Божие, если почитаете ее себе за честь великую, за особую к вам милость Божию! Не забывайте же, что добрый воин царя благочестивейшего должен быть и добрым воином Царя Небесного Иисуса Христа. Любите крепко святую матерь нашу Церковь Православную, исполняйте свято ее святые заповеди, и если Богу угодно будет, чтобы вы положили души свои за Веру Православную, за царя-батюшку, за родную землю русскую, то спокойно идите на смерть: святая Церковь будет просить вам у Царя Небесного венца мученического...

(Из слова святителя Димитрия, митрополита Ростовского)
http://duhovnik.com/node/3470
ataman.online
Как православный воин должен вступать в битву
8 / 22 июля – память св. великомученика Прокопия
С чем же вы пойдете против них? С одним оружием воинским? Но ведь таковое же и у врагов ваших будет, и, следовательно, одно оно еще не обезпечит вам победы. С храбростью? С любовью к Царю и Отечеству? Это хорошо, но ведь такие же чувства могут воодушевлять и врагов ваших. Значит, что-нибудь и еще нужно при выходе на брань. Что же? А вот что: нужно идти на войну не с одним оружием плотским, но и с духовным, оградить себя верой и вооружиться молитвой и упованием. Вот тогда подлинно от войны вашей и успеха ждать можно.
Однажды святому великомученику Прокопию, в то время еще не совсем утвержденному в вере Христовой и шедшему на брань против сарацин, явился кристалловидный Крест, и от него Прокопий услышал глас: «Аз есмь распятый Иисус, Сын Божий». Этим видением Прокопий совершенно утвердился в христианской вере и, вошедши в один из городов (Скифополь), повелел устроить себе из золота и серебра Крест и на нем написать на еврейском языке три имени: вверху «Эммануил», а по сторонам «Михаил» и «Гавриил». Когда крест был сделан и принесен, Прокопий с благоговением облобызал его и затем смело пошел на врагов. Он пришел к Иерусалиму и напал на сарацин, одержал над ними немало побед и пленил многих. Так, живая вера и живое упование на Бога, пред выступлением на брань, принесли и плод не мертвый.
Но это пример не единственный, подобный же находим и в истории нашего Отечества. Раз российскому князю Андрею Боголюбскому надлежало идти на войну против болгар. Как князь, не именем только, но и делом благоверный, он всегда соблюдал правило, чтобы перед воинством его носимы были икона Спасителя и честной Крест и чтобы войско не прежде устремлялось на врага, как изливши теплые молитвы перед сею иконою и облобызав сей Крест. Такая вера князя не тщетна была. Враги Отечества сколько ни усиливались, не могли устоять перед лицом воинства православного; гордость и сила их были сокрушены до того, что едва не все грады их достались победителю. Что знаменитая победа сия была плодом не одного мужества сражавшихся, а паче действием помощи свыше, непреложным для всех доказательством того послужил необыкновенный свет небесный, который во время самой упорной сечи исходил от иконы Спасителя и честного Креста и видим был всеми.
Из всего этого ясно видно, что, выходя на брань, мало надеяться на свою храбрость и силу, а равно недостаточно и того, чтобы воодушевить себя любовью к Царю и Отечеству. Правда, и это все нужно; но главное – необходимо призвать Бога на помощь и на Него Единого возложить всю надежду и упование. Недаром и пословица гласит: «Идешь в битву, молись усердно». Да, сила и храбрость не помогут там, где перестанет помогать Бог. Голиаф и силен, и храбр был, а Давид неопытен и юн; но поелику первый надеялся лишь на свою силу, а второй на помощь Божию, то сей и победил первого, и его же мечом ему голову отсек.
Вот и еще пример победоносной силы веры и молитвы. Раз на иудеев напал Сеннахирим, царь Ассирийский, с огромным войском. Царь Езекия и воины вместе с пророком Исаиею стали молиться. И возопиша, – сказано, – на небо. Что же вышло? И посла Господь ангела, и порази всех мужей храбрых и бранников, и начальников и воевод в полцех царя Ассирийска: и возврати лице его со стыдом на землю его (2 Парал. 32, 20–21). К этому прибавлять нечего. Сами теперь видите, что значат на брани вера и молитва, а потому, выходя на врага, прежде всего старайтесь укрепить в себе веру и усердие к молитве, молитесь день и ночь, и Господь сил покорит врагов под ноги ваши, как бы ни были они сильны и многочисленны. Это дело уже испытанное. Аминь.
Протоиерей Виктор ГУРЬЕВПролог в поучениях. М., 1912.
gazeta-pkrest.livejournal.com
В ожидании грифа | Православие и мир
Самым обсуждаемым решением прошедшего 25 декабря Синода стало постановление о разработке концепции издательской деятельности Русской Православной Церкви и необходимости обязательного рецензирования Издательским Советом (с последующим присвоением грифа «Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви») всех изданий, предназначенных для распространения через систему церковной книготорговли. Смысл и причины этого решения очевидны – в последние 15 лет – эпоху колоссального расцвета издания православной литературы- на книжном рынке появилось огромное множество околоправославной литературы.
Во всех смыслах слова благодатный церковный рынок может позволить реализовать по-настоящему большие тиражи: издатели говорят о пятитысячном как о минимальном, однако продается лучше всего нередко не лучшая по качеству литература. Чтобы выживать – поведает вам издатель – приходится издавать разные книги, в том числе и на потребу дня и угоду покупателю. Какими тиражами расходились книжечки против ИНН и с печатью «по благословению старцев» – не снилось и крупным светским книжным сетям. Обычно формирует список закупок для книжной лавки храма кто-то из сотрудников храма, а низкий уровень богословского образования даже среди священников (о необходимости срочного его повышения на прошедшем епархиальном собрании также шла речь), не говоря об обычных сотрудниках, накладывал отпечаток на представленный ассортимент, нередко навязываемый любому приходящему в храм.
Бестселлер многих церковных лавок «Молитвенный щит православного христианина» с молитвой для православной эвтаназии «о больном, которому нет надежды на выздоровление, который мучится и мучит других, чтобы он скорее был призван к Богу», рекомендациями «просить священника читать заклинательные молитвы (отчитка), особенно священников, ведущих подвижническую жизнь» и молитвой о «даре прозорливости». Архиерейской благословение, как оказалось, – липовое.
Журнал «Православный воин», широко предлагаемый в Боголюбском монастыре, открывается неким «Завещанием Сталина» (см. иллюстрацию), а в материале другого номера автор утверждает, что «Сталин был православным человеком и действовал сознательно», третий номер содержит статью «Великое пророчество Сталина», при этом в выпусках журнала нет ни одного и самого краткого рассказа, например, о новомучениках Владимирской епархии.
Не раз мне настойчиво пытались продать книги Юлии Вознесенской как объяснение и толкование Апокалипсиса. Да-да. Не как увлекательную фантастику, представляющую авторское представление о загробной жизни, а именно как благодатное церковное учение.
Десятки таких случаев сделали необходимость упорядочения и контроля очевидной для всех. Система рекомендации к печати, разных система грифов и комплектации с их указанием библиотек и магазинов вполне распространена в учебном и научном книгоиздании, поэтому работа в области выработки соответствующей церковной системы – стратегическое решение.
Помимо качественной экспертизы книг и СМИ, предлагаемых для распространения в церковной сети и исключение возможности профанации Патриаршего благословения есть еще важная не замеченная до сих пор задача. Процедура рецензирования и одобрения книг будет играть дидактическую роль: проблема соблюдения авторских прав в области православного книгоиздания стоит остро. Как показал недавний случай с изданием русского перевода Поллианны (когда православное издательство опубликовало авторский перевод без согласования с правообладателем), нередко дело совсем не в злонамеренности издателя, а в полной неосведомленности о необходимости получать разрешения и оформлять издание юридически. В таких случаях нужна именно консультативная помощь Синодального отдела, который мог бы вовремя, избегая сложных юридических процессов урегулирования, помочь издателю. Хочется надеяться, что и остальные нарушения в области авторского права получится свести к минимуму. Например, переводы текстов святителя Николая Сербского авторства Светланы Луганской публикуются множеством издательств, автор переводов даже не ставится в известность и не может отследить весь поток переизданий, не говоря о том, что никаких отчислений Луганская не получает. Выходит, что человек, подаривший русскому читателю книги свт. Николая Сербского, сегодня не имеет возможности заплатить за срочное и серьезное лечение. При координации изданий в Синодальном отделе, думается, такие проблемы могут быть легко решены.
Как у любого решения, относящегося ко всей системе в целом, у проекта грифов помимо сложнейшей работы по определению принципов их проставления есть и объективная опасность пренебречь интересами отдельных авторов и издательств. Однако собственно механизм работы пока не определен, работа только начинается: «Под номером один в решениях Синода по данному вопросу стоит поручение Издательскому Совету разработать концепцию издательской деятельности. Понятно, что присвоение грифа «Разрешено к печати» или «Одобрено» есть часть концепции, которую еще только предстоит написать. К слову скажу, что и в Синодальном информационном отделе сейчас идет работа по написанию регламента, призванного регулировать присвоение грифа «Рекомендовано к печати» для СМИ», – отметил Владимир Легойда в комментарии порталу «Православие и мир».
Синодальные отделы приступают к работе по написанию концепций, от того, как скоро эти концепции будут написаны, согласованы, исправлены и утверждены, зависят сроки реализации принятых на Синоде решений. Иными словами, это произойдет не завтра и не в ближайшие несколько недель.
О каких проблемах говорят сегодня в блогосфере?
Во-первых, создание ясного и оперативного процесса утверждения и доставки книг, который бы не тормозил процесс издания. При этом литература больших издательств не должна рассматриваться быстрее продукции маленьких издательств.
Вторая и наиболее важная проблема – определение границ церковной литературы. Скажем, Н.В. Гоголь, который, по слову Патриарха Кирилла «В русской художественной литературе … был первым последовательно православным автором, который не только силою таланта, но и образом жизни свидетельствовал о стержневой роли Евангельского слова и Святой Церкви в судьбе каждого», может ли продаваться в храме? Нужен ли ему гриф? Должны ли сказки Андерсена уступить место книжкам про православных ежиков? Очевидно, что наряду с собственно церковным списком изданий, нужно формировать список классической литературы, которая может быть представлена в храмах.
Как будет строиться работа книжных магазинов, будут ли к ним применяться те же правила, или же они получат более широкие полномочия в формировании список литературы? Войдут ли в число одобренных Честертон и Льюис, также зависит от того, насколько продуманными и точными будут положения разрабатываемой концепции.
Будет ли при постановке грифа указываться имя эксперта или он будет строго анонимным?
Будут ли играть роль личные симпатии экспертов к тем или иным книгам?
Все эти вопрос колоссально сложны, требуют детального обсуждения, осмысления, такта. По словам В. Легойды, «Задача, поставленная на Синоде, потребует усилий. Но вполне подлежит решению».
Представляется, что дискуссия о правиле присвоения грифов должны продолжаться, но не по модели выслушивания официальных постановлений и их последующей критики. Мы все можем попробовать разработать и подробно прописать наиболее важные, на наш взгляд, пункты и правила развития, представить свое четкое и конструктивное видение процесса реформирования книгоиздательского дела, выступить с конкретными идеями, которые, несомненно, не останутся без внимания Синодальных комиссий. В таком случае дискуссия действительно будет необходимой и оправданной, а сложные задачи – вполне решаемыми.
Читайте также:
Православный книжный рынок: перспективы
Цензура: историческое расследование
www.pravmir.ru
Путь воина - Православный журнал "Фома"
В конце декабря, когда этот номер уже выйдет из печати, на телеканале «Россия» завершится один из самых громких телепроектов 2008 года — «Имя Россия». Мы надеемся, что победителем его станет Александр Невский, единственный из двенадцати исторических «финалистов», кто был прославлен Русской Церковью в лике святых. Но даже если этого и не произойдет, все равно разговор об Александре Невском нам представляется очень важным и своевременным.Личность святого благоверного князя и его права на звание главного героя России вызывают закономерные споры. Но речь сегодня идет не столько о выборе прошлого, сколько о нашем будущем. И потому в любом случае голосуем мы не за XIII век и даже не за конкретное историческое лицо, а за некий эталон, пример того, как нам следует жить и действовать дальше.Александра Невского часто вспоминают в связи со словами о том, что пришедший на русскую землю с мечом от меча и погибнет. Но это скорее всего заслуга гениального фильма Эйзенштейна, из политических соображений показавшего князя лишь как умелого полководца. Если же говорить о жизни самого Александра Ярославича, то к ней скорее применим другой его афоризм: «Не в силе Бог, а в правде». Эти слова произнес человек неоднозначный, воплотивший в себе много исторических и социальных ролей. Политик и участник междоусобных войн. Гениальный полководец. И в то же время дипломат, принесший в жертву собственное имя ради спасения своей земли: рискнувший на союз с Ордой и заработавший в глазах некоторых современников славу труса и предателя… Все это — Александр Невский, и все это — не самое главное в его жизни. В первую очередь князь Александр был православным христианином, и именно вера определяла всю его жизнь, его поступки и на войне, и в политике.Расхожее мнение гласит, что православные святые непогрешимы в глазах Церкви. Это не так. Напротив, святые как раз тем и важны, что они, как и мы, — живые люди. Они совершают ошибки, но умеют их исправлять и своим примером учат тому же и нас.Князь Александр правил в жестоком средневековом обществе, где христианство не успело впитаться в представления о ценностях цивилизации так глубоко, как в последующие столетия. И это важно помнить любому, кто попытается понять значение благоверного князя для Церкви и для нашей страны. Наверное, лучше всего здесь вспомнить отрывок из его жития, где автор с удивлением повествует об одном из очередных военных столкновений, в котором князь Александр «…разрушил город их до основания, а их самих — одних повесил, других с собою увел, а иных, помиловав, отпустил, ибо был безмерно милостив…».
По нынешним меркам — военное преступление, но летописец поражен. Оставлять людей в живых — не в традициях эпохи кровавых междоусобиц, когда князья не глядя убивали даже своих детей, отцов и братьев. И Александр предстает здесь в облике человека, который хоть и был сыном своего времени, но нашел все-таки в себе силы вопреки всему переступить через кровавые порядки эпохи.
Возможно, шаг этот покажется мелким и незначительным. И уж конечно, никакой князь не смог бы вести жизнь, подобную той, что вели преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский. Но в то же время святость благоверного князя Александра со всей его противоречивостью намного ближе к судьбам простых людей, всех нас, живущих обычной жизнью среднестатистического человека и в своем ежедневном житейском мире весьма далеких от чистоты монахов-отшельников.
И поэтому князь Александр Невский — не «совесть нации» и, возможно, не самый светлый и великий человек в русской истории. Но он — пример того, как должны поступать все мы и как нам следует расставлять свои приоритеты. Он учит нас отдавать Орде деньги взамен на жизни людей, но до последнего биться за свободу собственной веры. Учит тому, как в самый неожиданный момент, когда кажется, что ни о каком христианстве не может быть и речи, вдруг вспомнить о Боге. И поступить не как князь и военный, а как святой.
Выиграть битву, выиграть всю свою жизнь. Правдой, а не насилием.
На заставке фрагмент фото: Памятник Александру Невскому, Переславль-Залесский. Фото с сайта tourismpereslavl.ru
foma.ru
Актуальные статьи / О верности Кресту Христову
23.05.2016Протоиерей Александр Шаргунов
23 мая – день убиения воина Евгения Родионова (†1996)
Постоянно обращаясь к памяти новых мучеников и исповедников Российских, мы молимся о том, чтобы Господь даровал Своей Церкви благодать покаяния на той же глубине, на какой явилась праведность ее святых. И мы вспоминаем не только тех, кто принял страдания в годы коммунистических гонений, но и тех, кто пострадал за Христа в наши дни. Мы знаем имена убиенного иеромонаха Нестора, убиенного иеромонаха Василия и других Оптинских иноков, убиенного архимандрита Петра и многих других невинноубиенных православных христиан, среди которых немало священников, монахов, девиц и детей.
Прошло 15 лет со дня убиения нового мученика и исповедника — воина Евгения, принявшего смерть за Христа 23 мая 1996 года, в праздник Вознесения Господня, в селении Бамут в Чечне. День смерти его был в день его рождения, когда ему исполнилось 19 лет. Мы слышали уже о других христианских мучениках чеченского плена — о убиенном протоиерее Анатолии, о трех юных солдатах, распятых в Великую Пятницу несколько лет назад, о других мучениках этой войны. И вот теперь — Евгений Родионов. Вся Россия должна бы увидеть, что это ее национальный герой, и это событие должно быть поставлено посередине Церкви, на свещнице, да светит всем в нашем доме.Что же произошло? О чем рассказал матери Евгения в присутствии представителей ОБСЕ убийца его? Молодым солдатам, захваченным в плен, сказали: «Кто хочет остаться живым, пусть снимет свой нательный крестик и назовет себя мусульманином». Когда Евгений отказался снять свой крестик, его стали жестоко избивать. Потом подвергли издевательствам и пыткам, которые продолжались в течение трех месяцев. Потом — убили, отрубив голову. Могилу его за огромные деньги указали матери сами чеченцы. Мать опознала тело сына по нательному крестику. Поразительно, что даже с мертвого они не сняли крестик — не посмели.
Что такое нательный крестик? Почему так ненавидит его сатана и делает все, чтобы никто его не носил, или носил просто как бессмысленное украшение?
Многие, наверное, слышали рассказ о юном Ленине, о том, как в детстве в приступе ярости в ответ на настойчивые приглашения пойти в церковь он выбежал из дома на снег, сорвал с себя крестик и стал топтать его. То, что произойдет потом с Россией, будет связано с этим эпизодом его биографии. Я помню, как в шестидесятые годы одна молодая женщина испытывала после принятия крещения диавольские нападения. Ночью на нее сквозь сон навалилась такая тяжесть, что она, осознавая присутствие нечистого, не могла пошевелить рукою, чтобы перекреститься. Голос ласковый и гипнотически-повелительный сказал ей: «Сними крестик, ведь он такой маленький». Она уже было послушно потянулась к крестику, но когда коснулась его, пришла в себя, прочла «Отче наш», перекрестилась и услышала, как диавол с тяжким стоном отошел от нее.
Другой молодой человек в те же годы рассказывал, какие искушения он пережил после крещения. Диавол начал внушать ему, что внешнее необязательно, пусть в сердце будет вера: зачем крестик носить на шее, можно сказать, напоказ? Когда он уже был готов снять свой крестик, Господь сказал ему во сне: «Крестик — это колокольчик на шее овцы, чтобы Пастырь мог скорее услышать ее, когда она в беде». Однако и после этого в храм он продолжал ходить крайне редко. Даже на Пасху однажды, вернувшись усталым после командировки, решил не ходить и лег спать. Но среди ночи он внезапно проснулся от обжигающего грудь огня, и когда невольно схватился за то место, откуда огонь исходил, то в руке его оказался нательный крестик, который продолжал жечь руку и все тело охватывал радостным огнем. Он взглянул на часы: было ровно двенадцать. В храмах начинался пасхальный крестный ход. Он вскочил и побежал в ближайшую церковь, и с тех пор жизнь его переменилась.
Мы не знаем, какие духовные переживания были связаны у Евгения с его нательным крестиком. Вполне возможно, что никаких особенных не было. Кроме веры, что это — Крест Христов. С Крестом Христовым в руке изображаются на иконах Христовы мученики.
А что было с теми, кто сняли свои крестики? Диавол никогда не успокоится, пока не завладеет человеком до конца. Им приказали расстреливать своих же пленных, если они хотят сохранить себе жизнь. А потом, после этого, одного из них заставили перед телекамерой отказаться от родной матери, перед всем миром сказать: «У меня нет матери, у меня есть только Аллах».
Любовь Васильевна, мать нового мученика Евгения сказала: «Что может быть тяжелее для матери, чем потеря сына! Но то, что он оказался достойным христианином, утешает меня. Если бы он отрекся от Христа, от православной веры, от России, от матери, я не могла бы это пережить».
Постараемся осмыслить подвиг нового мученика Евгения. Прежде всего, сама картина истязаний пленных многое раскрывает. Не было пытки, физической или нравственной, через которую они не прошли. Если они уступали, их опускали еще ниже. Никто не может представить все ужасы, которым они подвергались. Как рассказывал один молодой человек, переживший чеченский плен: «Вначале они заставляли меня пытать другого. А потом того, другого — меня». Только диавол может додуматься до такого. Заставить людей убивать друг друга по очереди с тем, чтобы разрушить всякую связь между людьми. Мы призваны быть едиными во Христе, а здесь — единство в диаволе. Чтобы никто не верил никому, никто не доверял никому и все боялись друг друга. Чтобы никто не сопротивлялся торжествующему злу — то, чего диавол добивается в сегодняшнем мире. Чтобы человек почувствовал, что он абсолютно один, одинок как диавол, как тот, кто в аду. Чтобы кругом была выжженная пустыня, чтобы люди не знали, куда они идут, чтобы все были охвачены смертельным страхом.
Мученический подвиг Евгения, обстоятельства его смерти заставляют задуматься, во-первых, о том, что накопление зла столь велико в мире, что нам не избежать новых гонений на Церковь. И во-вторых, о том, как мы должны достойно подготовиться к новым испытаниям.
Кто были эти потерявшие человеческий облик чеченские убийцы и малодушно забывшие человеческое достоинство русские предатели? Если бы не «перестройка», все они были бы комсомольцами, как их отцы и деды.
Но в сегодняшнем мире зло достигает еще бóльших глубин. Разве вы не знаете, что через телевидение, через порнографические видеофильмы, через рок-музыку, которая предельно демонична, через компьютерные игры молодежь с детства учат, как пытать и расстреливать других людей? Для многих юношей, вскормленных на этой культуре, кажется нормальным и возможным сделать из пыток развлечение. К одному батюшке подошла в храме женщина и рассказала, что у нее четверо детей, и двое из них — младших — уже связались с сатанинской сектой. Она со слезами просила батюшку помолиться за этих детей, чтобы они вернулись ко Христу. Самое поразительное, рассказывал батюшка, когда он благословил их крестом, это вызвало у них злобную ярость к нему. Как страдает мать! Дети маленькие, а сатана уже крепко держит их в своей власти.
Мы призываемся воспринять подвиг мучеников наших дней как особенный призыв к молодежи, потому что молодежь, как известно, всегда полна страстей, а атмосфера вокруг сегодня губительная. Наши враги хотят погубить всех. Если человек не желает ограничивать себя в чем-либо (а этот принцип внедряется сегодня в массовое сознание во всем мире), где возьмет он силы не уступить сатане без колебаний, когда придет час испытаний?
Мы все воины Христовы. Но скорее как те воины, которые в речах смелы, но еще не нюхали по-настоящему пороха, и дело покажет, каковы они в действительности. Мы иногда, может быть, слишком легко, не задумываясь повторяем слова о том, что в годы гонения явилась не только великая слава новых мучеников Российских, но открылся позор небывалого в истории Церкви отступничества. Человек может пройти через любые пытки и через смерть и спастись. Но отречься от веры, отречься от всего, что является краеугольным камнем души, сказать, что вся моя жизнь сплошная ложь, что я не верю в Христа Бога, не люблю моих родителей, что мне наплевать на мое Отечество и на Церковь, и остаться живым — что делать человеку после этого с его жизнью?
Чтобы стало понятнее, через какие испытания проходил Евгений (еще раз повторим, что его мучили в течение трех месяцев) и другие мученики, приведем свидетельство православного человека, прошедшего через ГУЛАГ и не выдержавшего пыток, а потом покаявшегося. «Самое трудное — не пытки, — сказал он. — Они могут начать пытать вас сегодня, а завтра еще кого-то, и у вас будет время для отдыха. Но они всегда, как бесы, внимательно наблюдают за вами, и хотят любой ценой заставить вас сказать ложь или хулу на Бога. У них нет времени бить вас каждый день с утра до вечера, но они могут заставить вас сказать что-нибудь против вашего друга или против Бога. Когда вас пытают, после часа или двух часов страданий боль начинает стихать. Но после отречения от Бога от одного сознания, что ты предал Бога, боль не прекращается. Духовная боль несравненно мучительнее телесной. Что делать человеку после этого, чтобы не сойти с ума? Только молиться. Без покаянной молитвы невозможно выжить».
Много раз, рассказывал этот человек, у него восставал ропот на Бога: «Если Ты существуешь, почему Ты позволяешь быть всему этому?» Но были моменты, когда милосердие Божие касалось его, и он мог сказать: «Господи, прости меня. Боже, помоги мне». И этого было достаточно, чтобы знать, что Бог есть и что Он не оставляет его Своей любовью. Этот человек говорил, что ему трудно вспоминать о том, что было — не пытки, не палачей, он их простил. Но трудно простить себя, хотя он знал, что Бог никогда не напомнит ему его отступничество.
Между прочим, мать Евгения сказала, что она лично не находит в себе сил простить убийц и молиться за них после всего, что она насмотрелась, когда искала в Чечне своего сына. И только после того, как ей в руки попали известные стихи, переписанные в заточении Великой Княжной Ольгой, в ней начало что-то меняться:
...И у преддверия могилыВложи в уста Твоих рабовНечеловеческие силыМолиться кротко за врагов.
Она стала просить Бога дать ей постигнуть смысл слов Царя-мученика в письме, отправленном из Тобольска Царской дочерью: «Отец просит передать всем, на кого он может иметь влияние, чтобы они не мстили за него, что зло, которое в мире, будет еще сильнее, но не зло победит, а любовь».
Самое существенное, что можно сказать о воине Евгении — он участвовал в страданиях за Христа. Они убили его, потому что он был христианином. Его подвиг — оправдание нашего пребывания в сегодняшнем аду. Все золото мира, вся ложь средств массовой информации, вся военная мощь ненавистников России стоит за войной в Чечне, за тем, что происходит сегодня с нашей Родиной. И он показал, что православная вера сильнее.
«Мученик Твой, Господи, Евгений во страдании своем прият венец нетленный от Тебе, Христа Бога нашего. Имеяй бо крепость Твою, мучителей низложи, сокруши и демонов немощныя дерзости. Того молитвами спаси души наша». Невозможно найти более точных слов, чем этот общий тропарь мученикам, который мы каждый день поем в церкви.
Значение его мученического подвига в том, что он показывает, чтó есть христианское достоинство и чтó есть человеческое достоинство в мире, где поругание Церкви доходит до показа на всю страну богохульного фильма, до публичного кощунства над иконами в центре Москвы и поругания человека в тотальном растлении детей и молодежи. Его подвиг говорит об очень важном для нашего времени — о тайне неразрывного единства целомудрия и мужества, без которого не бывает мученичества. Они били его в грудь, по спине, они отбили ему легкие и почки. Наше тело — инструмент, через который враг хочет достать нашу душу. Ему надо растлить тело, чтобы сделать душу уступчивой злу. Сластолюбцы не могут быть мучениками за Христа, а только возлюбившие чистоту, как свидетельствует жизнь Церкви от святого мученика Вонифатия до преподобномученицы Елизаветы.
Этот подвиг дает сегодня всем желающим возможность увидеть, что существует духовный мир, и что духовный мир важнее, чем материальный. Что душа дороже всего мира. Его мученичеством как бы спадает завеса со всех событий и обнажается суть: он напоминает, что наступают испытания, когда человек не может жить по совести и правде, не может быть просто честным гражданином, воином, верным своей присяге, не может не быть предателем всех, если он не христианин.
Я знаю, человек может стать диаволом; я знаю, что и я могу стать диаволом. Поэтому я должен быть очень осторожным и внимательным к себе. Я должен наблюдать за собой, пресекать всякое, самое малейшее уклонение ко злу, потому что зло, однажды принятое и нераскаянное, неприметно разрастаясь, может заполнить всю душу. Диавол очень хитер. Христос говорит, чтобы мы были готовы отсечь свою руку или ногу, или вырвать глаз, но только не уступить диавольскому соблазну.
Наступают трудные времена для христиан. Но те, кто ищут чистоты и истины, милостью Божией обретают способность к сопротивлению. Бог сократит, сокращает эти времена, и мы должны понять, что духовное сопротивление в сегодняшней России важнее всякого другого.
Мы должны готовиться не к пыткам, не к голоду или чему-нибудь такому. Но мы должны духовно и нравственно готовить себя к тому, чтобы сохранить душу свою и свое лицо, Божий образ в человеке, незамутненными. Мы должны доверять Богу и знать, что Он не оставит Своих. Это не слова, не просто красивые слова — это жизнь, о которой свидетельствуют тысячи новых мучеников и исповедников Российских, новый мученик Евгений и все святые мученики наших дней, и о которой призваны свидетельствовать мы.
23 мая 2011 года
Благодатный Огонь
www.blagogon.ru


