Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №2 - файл 1.doc. Журнал психоанализ

Европейский Журнал Психоанализа (Evropeyskiy Zhurnal Psihoanaliza)

Европейский Журнал Психоанализа (Evropeyskiy Zhurnal Psihoanaliza)is edited by International Institute of Depth Psychology издательство частного высшего учебного заведения “Международный институт глубинной психологии”(izdatelstvo chastnogo vyisshego uchebnogo zavedeniya “Mezhdunarodnyiy institut glubinnoy psihologii”)

Уважаемые читатели!

 

Перед вами первый номер Европейского Журнала Психоанализа на русском языке. Выход в свет русскоязычной версии журнала, снискавшего популярность среди англоязычных читателей, является важным событием не только для специалистов в области психоанализа и интеллектуалов всего постсоветского пространства, но и для всего психоаналитического сообщества. Ведь именно данное издание может стать форумом для всех, кому интересен психоанализ не только как особая междисциплинарная область знания, но и как уникальный способ видеть различные явления человеческой жизни.

Выход русскоязычной версии – это новая веха в развитии самого журнала, поскольку изначально Европейский Журнал Психоанализа задумывался его создателями как издание, объединяющее не только различные психоаналитические школы, но и их представителей на разных континентах. Это стало реализацией возможности знакомить американских читателей с основными европейскими психоаналитическими тенденциями, а также с тенденциями в других областях: философии, гуманитарных и социальных науках. Именно по этой причине первый выпуск JEP, Журнала Европейского Психоанализа, (как тогда назывался журнал) вышел в Нью-Йоркском издательстве TelosPress. В 2007 г. (начиная с № 25) журнал изменил свое название на EJP (Европейский Журнал Психоанализа), под которым продолжил выходить в издательстве IPOC (Italian Path of Culture) и выпускается вплоть до настоящего времени. Новое название стало более корректным, поскольку журнал призван преодолевать не только географические и лингвистические барьеры, но также и противоречия между психоаналитическими школами. Кроме европейских авторов в журнале часто публикуются статьи авторов из латиноамериканских стран, которые, в отличие от североамериканских коллег, продолжают традиции европейских психоаналитических школ.

Редакционным советом Европейского Журнала Психоанализа является Институт Передовых Исследований в области Психоанализа ISAP (Istituto di Studi Avanzati in Psicoanalisi). Редакционный совет находится в Риме, издательство (IPOC) – в Милане. Европейский Журнал Психоанализа имеет также он-лайн версию, издаваемую PSYCHOMEDIA. Международный Институт Глубинной Психологии получил эксклюзивное право от редакционного совета ISAP на издание русской версии Европейского Журнала Психоанализа и теперь будет публиковаться в Киеве.

Очень важно отметить, что журнал не является официальным органом какой-либо конкретной психоаналитической школы или направления, и предполагает публикацию работ авторов не только различных школ психоанализа, но и других дисциплин. Главным критерием отбора статей для публикации является качество, новизна и актуальность материалов с точки зрения международных дискуссий в психоаналитических, психотерапевтических и других гуманитарных сферах. Как известно, психоанализ актуален не только для клинической практики, но и для политики, социальной сферы и социальных наук, философии, культурологии, искусства. Именно поэтому в Европейском Журнале Психоанализа предоставляется место и для философских, антропологических, литературных и исторических работ.

В первом номере вы сможете ознакомиться со статьями многих известных европейских авторов, таких как Элизабет Рудинеску, Сержио Бенвенуто, а также  именитых авторов из России и Украины, среди которых Виктор Мазин и Александр Черноглазов. В дополнение к оригинальной версии Европейского Журнала Психоанализа мы также публикуем последнее интервью с Жаном Лапланшем, которое он дал за два месяца до смерти.

Особый интерес для русскоязычного читателя также может представлять интервью с главным редактором англоязычной версии журнала Сержио Бенвенуто, в котором детально разворачивается история создания и развития Европейского Журнала Психоанализа  раскрывается его актуальность для психоаналитиков и интеллектуалов современности.

Мы очень надеемся, что полюбившийся европейским и американским читателям журнал найдет своих почитателей на постсоветских просторах.

 

Светлана Уварова

Приветственное слово

Уважаемые авторы и читатели!

 

Представляем вашему вниманию уникальный в своем роде проект, первый в Украине выпуск русскоязычного «Европейского журнала психоанализа», посвященного научным исследованиям о человекознании, философии, психотерапии. Идея этого проекта, направленного на страны постсоветского пространства, родилась во время проведения в мае 2012 года Всемирного психоаналитического конгресса «Политика счастья». Тогда, работая над организацией и проведением этого масштабного мероприятия, мы осознавали важность, и даже, преимущество психоанализа в современном мире.

Немецкий мыслитель Иоганн Вольфганг фон Гёте утверждал, что из всех наук, созданных человеком, самой значимой является наука о нем самом. Сегодня психоанализ становится важнейшим в таких сферах бытия, как поддержка личности в кризисных ситуациях, управление и организация деятельности человека, психологическое консультирование, психологическое сопровождение руководителей, система подбора кадров, аудит организаций, коучинг, консалтинг. В современном обществе, в эпоху рыночных отношений, значение метода психотерапии и психологическое учение, ставящее в центр внимания бессознательные психические процессы и мотивации, – неизмеримо. Человек становится ядром глобальных процессов, происходящих в мире, а значит необходимо изучать человека во всех отношениях, включая многообразие его способностей, интеллектуального потенциала, мотивационно-потребностной сферы, а также готовность, мобильность, способность к глобальным переменам, которые происходят сегодня.

Однако, в современном мире становится все меньше явлений, способных по-настоящему объединить людей. Разобщенность – это поистине недуг нашего времени. Тогда как вопреки всему, мы  должны  стремиться к  диалогу, способному стать  универсальным,  всеохватывающим  способом  существования культуры и человека в культуре. В этой связи, мы пришли к выводу, что такой диалог  может и должен состояться на страницах известного во всем мире издания: между  учеными,  маститыми  и  молодыми,  которые по-настоящему увлечены наукой и не равнодушны к проблемам современного общества. А посему, благодаря договоренности и плодотворному сотрудничеству с бессменным главным редактором «Европейский журнал психоанализа» в Италии, Сержио Бенвенуто – психоаналитиком, исследователем психологии и философии Итальянского Научно-исследовательского совета (C.N.R.) в Институте Когнитивных Наук и Технологий (Рим) – этот журнал появился в Украине.

Для украинских психоаналитиков это поистине важное событие, которое поможет нашим специалистам не только быть в курсе актуальных проблем, интересующих европейских коллег, но также укрепит сотрудничество со специалистами из других стран, способствуя развитию паритетного обмена идеями. Я хочу подчеркнуть, что «Европейский журнал психоанализа» – это престижное издание, которое способствует налаживанию связей и преодолению языкового барьера между психоаналитиками, философами, культурологами разных стран мира. Подбор материалов осуществляется исключительно с точки зрения качества, оригинальности и актуальности в сфере психоанализа и других смежных областях знаний, в особенности философии, гуманитарных и социальных науках.  Редакционный совет его русскоязычной версии, так же будет продолжать традиции журнала, который издается с 1995 года. Критерием отбора статей всегда будет основополагающий принцип, это, прежде всего, хорошие работы! Так же, поскольку журнал является междисциплинарным, мы бы хотели, чтобы некоторые статьи были доступны для прочтения разными специалистами – философами или представителями других гуманитарных наук.

В первом номере русскоязычной версии журнала рассматриваются такие темы как:  перверсии, тело и сущность. Ряд статей посвящены известному итальянскому кинорежиссеру, поэту и писателю Пьеру Паоло Пазолини. В номер включены статьи методологического, теоретического и прикладного содержания. Среди его авторов:  Элизабет Рудинеско, Кристиан Симино, Орэн Гозлан, Рауль Монкайо, Адриан Водовозофф, Виктор Мазин, Жан-Поль Курнье. Авторы статей, размещенных в этом выпуске, затрагивают различные  аспекты  современного  психоанализа,  психологии,  образовательной  практики, излагают и обосновывают свои концепции и теории, описывают результаты проведенных опросов и экспериментов, представляют собственный опыт практической деятельности.

Мне бы хотелось подчеркнуть, что данный журнал издается не только для специалистов, он рассчитан на интеллектуалов современности. Это продукт, который несет в себе общекультурные ценности и посвящен не только клинике, но и нацелен на сферу исследовательской и практической работы.

На страницах журнала каждый найдет то, что ему интересно. Мы приглашаем активных читателей и авторов журнала обмениваться информацией о тех научных мероприятиях и  событиях,  которые  определяют  развитие  науки  и  общества. 

Надеюсь,  что  статьи,  размещенные в данном журнале, сподвигнут наших читателей к новым исследованиям.  Ведь как говорил Гете: «Лучшее счастье мыслящего человека – познать познаваемое и спокойно чтить непознаваемое».

Желаю всем Вам интересных дискуссий, взаимообогащающего обмена мнениями и творческих успехов в работе.                        

Анатолий Толстоухов,

шеф-редактор

 ____________________________________________________________________

СОДЕРЖАНИЕ

Вступительные статьи от редакции

Светлана Уварова

Слово главного редактора………………………………………………………….. ……………6

Сержио Бенвенуто Управление «журналом без души»

(Презентация англоязычной версии EJP) ……………………………………………… ……. 7

ЛАКАН СЕГОДНЯ

Жак Деррида

Во имя любви к Лакану ……………………………………………………………………………………………  36

Андре Грин (беседа с Сержио Бенвенуто)

Против лаканизма………………………………………………………………………………… 70

Филипп Лаку-Лабарт

Об этике и Антигоне …………………………………………………………………………….  93

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Эльвио Фачинелли

На пляже………………………………………………………………………………………………………………. 117

Жан-Франсуа Лиотар (беседа с Сержио Бенвенуто)

Сопротивления………………………………………………………………………………….. 125

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Светлана Уварова

Функциональное бесплодие у женщин:влияние ранних семейных отношений

и социально-культурных факторов …………………………………………………………  138

ПСИХОАНАЛИЗ. ЭСТЕТИКА И ФИЛОСОФИЯ

Марио Перниола

(беседа с Сержио Бенвенуто и Кристианой Чимино) Психоанализ и философия .  151

ПСИХОАНАЛИЗ И ТВОРЧЕСТВО

Виктор Мазин

Времена лени …………………………………………………………………………………….  168

Славой Жижек

Моцарт как критик идеологии постмодернизма…………………………………………. 178

Дискуссии, размышления, обзоры

Алессандро Фига-Таламанка

Являются ли цитаты валютой науки? ……………………………………………………… 193

Сержио Бенвенуто

Обзор книги Э. Лаклао «О причине популизма» …………………………………….. 205

Авторы номера ……………………………………………………………………………………….. 220

Магистратура гуманитарных наук

по психологии (Киев, Украина) ………………………………………………………………….. 224

 

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГЛУБИННОЙ

ПСИХОЛОГИИ (Киев, Украина) ………………………………………………………………..227

КНИГИ И ЖУРНАЛЫ ИЗДАННЫЕ МИГП …………………………………………………………..230

_______________________

 

 

 

 

 

www.journal-psychoanalysis.eu

Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №2 - Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №2

Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №2 (1475.5 kb.)Доступные файлы (1):

1.doc

1476kb.

03.12.2011 10:56

содержание

Смотрите также:
• Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №1 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №3 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №1-2 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №4 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №1 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №2 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №4 [ документ ]
• Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №3 [ документ ]
• Билеты с ответами по социальной психологии, экзамены ГАК [ документ ]
• Психоаналитическое направление в психологии [ лабораторная работа ]
• Журнал психиатрии и медицинской психологии 2002, №01 (9) [ документ ]
• Наша психология 2011 №04 (49) апрель [ документ ]

1.doc

Журнал практической психологии и психоанализа 2002, №2 - М.: Институт практической психологии и психоанализа. - 2002, - 193 стр. Главный редактор Ягнюк К.В. Основан в 2000 г. Ежеквартальный научно-практический журнал электронных публикаций.

Образовательная деятельность в ИППиП ведется с 1991 года. Институт является одним из первых учебных заведений, начавших выпуск специалистов по различным направлениям практической психологии: «Психология», «Клиническая психология» (специализация – психологическая коррекция и психотерапия).Содержание.

Специальная тема: Когнитивно-аналитическая терапия.Фокус в краткосрочной интерпретативной психотерапии: дилеммы, ловушки и препятствия как проблемы-мишени.Э. Райл.

Теория объектных отношений и теория деятельности: модель последовательности процедур как возможное связующее звено.Э. Райл.

Модель структуры и развития пограничного расстройства личности.Э. Райл.

Психоанализ, когнитивно-аналитическая терапия, психика и самость.Э. Райл, П. Фонаги.Клиническая практика.

Об использовании командной работы в системной семейной психотерапии.И.Ю. Хамитова, Т.С. Драбкина.Психология развития.

Доэдиповы отношения между отцом и ребенком.Д. Берлингейм.

Проблема эмоциональной привязанности: психоаналитический взгляд.В.В. Старовойтов.Клиническая психология.

Концепции и перспективы исследования пола в клинической психологии.С.Н. Ениколопов, Н.В. Дворянчиков.Персоналии.

Вклад Микаэла Балинта в теорию и метод психоанализа.М. Хоффмайстер.Исследования.

Нарратив в психотерапии: рассказы пациентов о личной истории (часть II).Е.С. Калмыкова, Э. Мергенталер.Страница Журнала практического психолога.

Интервью с Еленой Лопухиной, 16 ноября 2001.С. Кравец, Е. Загряжская.

^

Э. Райл британский психотерапевт, основатель когнитивно-аналитической терапии, президент Ассоциации когнитивно-аналитической терапии

В данной статье рассматривается необходимость фокуса в краткосрочной интерпретативной психотерапии и предлагается новый подход, в котором связанные с проблемами конструкции пациента относительно себя самого и своих отношений с другими обозначаются и выражаются в форме дилемм, ловушек и препятствий. Предполагается, что такие формулировки позволяют пациенту и терапевту разделять предварительные гипотезы относительно целей терапии и предлагают метод измерения их достижения.

Имеет место растущее количество свидетельств тому, что краткосрочная психотерапия, которая использует концепции и методы, имеющие психоаналитические корни, является эффективным методом лечения широкого спектра невротических расстройств, включая некоторые случаи тяжелых нарушений. (Malan, 1976; Sifneos, 1972). Слоэйн (1975), сравнивая методы, основанные на психоанализе с поведенческой терапией, обнаружил, что оба подхода примерно одинаково эффективны. В сравнении с динамическими терапевтами поведенческие терапевты вели себя более активно и были в большей степени сосредоточены целях. Большинство авторов утверждают, что успех в краткосрочной интерпретативной терапии, противопоставляемой психоанализу или долгосрочной терапии, зависит от адекватной мотивации пациента, высокого уровня включенности в терапевтический процесс, активности терапевта и ясного определения фокуса лечения.

Цель данной статьи - предложить способы концептуализации фокуса интерпретативной психотерапии. Принятие жалоб пациента в качестве проблем-мишений приемлемо для бихевиористов и для психиатров-эклектиков, но не удовлетворяет динамического терапевта, который заинтересован также скрытыми процессами, которые пациент, по меньшей мере, изначально, не осознает (Candy et al, 1972). Однако, психоаналитики, так и не решили проблему описания своей работы в своих собственных понятиях. Малан (1976), который широко занимался этим вопросом отметил, что "глубокие" формулировки психоаналитиков как правило весьма субъективны, а поверхностные представляют собой небольшую объяснительную ценность. Изучение ряда историй случаев показала, что в большинстве случаев для определения фокуса терапии использовалась весьма поверхностная психоаналитическая формулировка. Хотя Малан говорит, что наличие фокуса коррелирует с успешным результатом краткосрочной терапии, остается неясным, насколько пациент был согласен с выбранным фокусом, или насколько, на практике, выбранный фокус определял ход терапии. В большинстве случаев, он описывался в таких понятиях, как "исследование эдиповых проблем в переносе" или "работа над проблемами, связанными с зависимостью и агрессией".

Данная статья дает описание гораздо более конкретного метода определения фокуса терапии, которой может быть применен как в клинической практике, так и в исследованиях. Он возник в процессе клинической и исследовательской работы с использованием техники репертуарной решетки (Ryle and Lunghi, 1969, Ryle and Breen, 1972; Ryle and Lipshitz, 1975, 1976a, 1976b; Ryle, 1975) и основывается на убеждении, отстаиваемом и в других работах (Ryle,1978), что необходимые изменения, которые привносит психотерапия, будь она психоаналитической или поведенческой, лучше всего описываются в когнитивных понятиях. Цель метода состоит в том, чтобы определить на понятном пациенту языке те психические конструкции, которые лежат в основе его симптомов, трудностей и неспособности к изменению, а также соотнести лечение и оценку его эффективности с этими конструкциями.

В ходе первых сессий с пациентом в психотерапии, симптомы, болезненные переживания, нежелательное поведение и проблемы в отношениях с другими, которые привели к обращению за помощью, указывают на то, что с точки зрения пациента, является целями лечения. Эти цели могут быть определены с помощью шкал по оценке проблем-мишеней (Battle и др.,1966; Candy и др.,1972), которые затем при повторном измерении могут быть использованы для оценки прогресса в лечении. Однако, динамический терапевт захочет рассмотреть и изменить также убеждения, предположения, фантазии и способы защиты, лежащие в основе проблем пациента. Этот процесс ведет к пересмотру и переопределению проблемы и это новое определение должно обсуждаться с пациентом в приемлемых для него понятиях. Так же как интерпретация не должна слишком опережать его понимание, так же и новое определение должно быть описано на приемлемом для пациента уровне абстракции. На практике, это означает, что терапевт должен быть способен предложить пациенту предварительную формулировку того, что лежит в основании его трудностей. Для пациента это подразумевает связывание воедино новыми способами того, что он сообщил; эти способы должны выявить то, как восприятие и понимание мира пациентом обуславливает и поддерживает его трудности. Главным здесь является то, что в фокусе внимания находится способ восприятия и понимания пациента, что подразумевает тщательное рассмотрение особо релевантных вопросов. В этом смысле фокус терапии представляет собой набор согласованных и неизбежно ограниченных предварительных гипотез, а в случае краткосрочной психотерапии ограниченных также способностью пациента понять то, что предлагает ему терапевт. Эти ограничения определят охват последующей терапевтической работы, но тем не менее изначальный фокус не должен полностью предрешать ход работы.

Описание проблем пациента может быть достигнуто в ходе традиционного, недирективного интервью и будет основываться на рассмотрении как исторического материала, так и ранних проявлений переноса. При этом могут оказаться полезными также совместные интервью с супругом/ой или семьей. Эти формулировки могут расширяться с помощью более целенаправленных расспросов и данных психологического тестирования. В частности, метод репертуарной решетки, может быть полезен в выявлении области затруднений пациента, например, для обнаружения ограниченности потенциальных способов построения отношений с другими (Ryle, 1975; Ryle & Breen, 1972; Ryle and Lipshitz, 1976a).

Новое осуществляемое терапевтом определение проблемы, отражающее те психические процессы, которые привели к проблеме, предоставляет основу для расширения целей терапии, которые теперь включают достижение необходимых когнитивных изменений в тех областях, которые связаны с трудностями пациента. В свою очередь, формулировка этих целей може использоваться для периодической оценки изменения.

Предполагается, что невротические трудности, в частности потеря чувства личной инициативы или самоэффективности, которые являются частью переживаний большинства пациентов (Bandura, 1977), и неспособность пациента к изменению связана с понятиями, с помощью которых он конструирует свой мир, и что эти понятия будет полезным концептуализировать как дилеммы, ловушки и препятствия. Возможность изменения мала, пока пациент считает, что его поступки - это решение дилеммы, пока его взаимодействие с другими переживаются как ловушки, или пока существуют (или кажется, что существуют) препятствия для изменения. Степень осознания этого, как изначальная, так и достигаемая в ходе терапии, будет конечно же различной. Первейшей задачей динамической терапии является расширение такого понимания; как только эти формулировки становятся понятны пациенту, они могут стать одновременно и фокусом терапии и основой для периодического оценивания проблем-мишеней.

www.studmed.ru

Тело как объект психоанализа | Журнал Практической Психологии и Психоанализа

Комментарий: Доклад на конференции "Тело в психоанализе: история и перспектива", Москва, 2016.

Аннотация

В статье представлено развитие понимания тела и его патологии в психоанализе. Прослежена последовательность центральных концепций: теория травмы (теория соблазнения), теория инстинкта, теория объектных отношений и психология самости и то, как интернализация позитивного и травматического опыта отношений стала центральной в понимании тела и его патологии.

Ключевые слова: тело, психоанализ, психосоматика, травма.

Введение

Необходимо помнить о том, что историческая дисциплина «психоанализ» пришла к нам из медицины. Под данным понятием подразумевалась неврологическая и психологическая теория систематизации телесных и душевных (психических) болезней: конверсионного невроза (истерического расстройства). Другая область психоанализа включала в себя представления Фрейда об истерическом страхе («невроз страха»), который он назвал актуальным неврозом. Фрейд считал, что актуальный невроз не связан с невротическим состоянием, возникающим вследствие нерешенных конфликтов в прошлом, а имеет телесное происхождение. Фрейд предположил, что невроз страха является психическим нарушением, вызванным проблемами в сексуальной сфере (неадекватные реакции, отсутствие сексуального удовлетворения). Концепция актуального невроза была представлена Шпайделем в 1993 году в качестве модели психосоматических расстройств, разработанной Фрейдом, поскольку гипотетически, метаболический процесс, предложенный Фрейдом, сегодня можно определить как работу гормонов стресса, которые выполняют связующую роль между психикой и телом. К другой группе психических расстройств, разработанной Фрейдом, относятся психоневрозы, считавшиеся компромиссным решением бессознательного психологического конфликта. Их можно рассмотреть с точки зрения психосоматики, если психический конфликт послужил причиной возникновения телесных болезней. Другие психоневрозы, как например неврозы навязчивых состояний или сексуальные перверсии, а также паранойя, не влияют на физическое здоровье и ограничиваются симптомами психических расстройств.

На сегодняшний день актуальный невроз или невроз страха можно определить как последствие психической травмы, как реакцию на страх вследствие травматического воздействия. Но тогда бессознательное и неосознанные психические конфликты и фантазии не играют никакой роли. Как известно, в истории психоанализа имел место переход от теории психической травмы, провоцирующей развитие психических расстройств, к теории психического конфликта. Фрейд отказался от теории соблазнения в пользу предположения о том, что сексуальные и агрессивные импульсы, возникающие на фоне Эдипова комплекса, находятся в ситуации конфликта с требованиями социальной среды.

Легко распознается дихотомия, которая с самого начала определила психоанализ, и которую следует обозначить как его исходную недостаточность: дихотомия между внешним и внутренним, травмой и конфликтом влечений, дефицитом и конфликтом, асимволическим и символическим. Фрейд придерживался примата динамики конфликта на основании неосознанных стремлений, и на сто лет вперед определил психоаналитическое мышление. Имеется в виду то, что сегодня мы в состоянии рассматривать влияние положительных и отрицательных, в крайней степени травмирующих воздействий на ребенка со стороны родительских образов, используемых в соответствии с жизненной необходимостью, вместе с неосознанной необходимостью защитных реакций, а также с собственными стремлениями, его потребностями в любви и потребностями в автономии. Дихотомия носит искусственный характер, и современная теория объектных отношений интегрирует внешнее и внутреннее, травму и конфликт.

Обратимся, наконец, к физиологии. Наряду с психологией влечений в рамках психоанализа появилась «Эго-психология», в качестве истоков которой можно рассматривать труд Фрейда «Я и Оно» (1923, b). В нем Фрейд излагает концепцию соматического Я. Первое понимание самого себя младенец получает путем установления различия между тактильными ощущениями при прикосновении к собственному телу и тактильными ощущениями при прикосновении к другим предметам. Фрейд описывает первое самовосприятие младенца как восприятие своего тела, прикосновение к которому вызывает двойное тактильное ощущение осязающей, а также осязаемой части тела, в то время как прикосновение к другому объекту дает только ощущение осязающей руки. Одновременно происходит различение самости и объектов внешнего мира. Здесь Фрейд придавал восприятию собственного тела «как внешнего объекта» решающее значение для развития, но не утверждает мысль о том, что при формировании психоаналитической теории необходимо отодвинуть тело полностью на задний план.

Таким образом, в начале процесса образования Я стоит  опыт обретения границы, а именно опыт соматической границы, а также дифференцированный подход при различении собственного тела и психической самости, которая относится как к самости, так и к внешнему миру. Тем не менее, Фрейд был не первым, кто указал на значение границы для образования Я, поскольку Тауск формулирует в 1919 году (рр. 20) следующее: «Таким образом, проекцию собственного тела можно отнести к стадии развития, на которой собственное тело было предметом нахождения объекта». Лихтенберг (1983, рр. 116) поддерживает формулировку Фрейда в отношении первого самовосприятия через осязание одной части тела другой частью тела – процесс, которому он приписывает интегративную функцию: «Соматическая активность расширяет сферу самоотражений, интенсифицируя тот способ переживания, в котором одна часть самости приобретает статус «объекта», в то время как другая часть самости в ситуации умеренно сильного эмоционального напряжения сохраняет действующий статус». Интеграция этих обоих аспектов самости (индуцированного реагирующего и ласкающего) в единое целое, способствует переживанию целостной самости как «места», как «контейнера», в который вмещаются как самость в качестве объекта, так и действующая самость». Таким образом, собственная соматическая самость уже естественным образом берет на себя те функции, которые до сих пор были присущи материнской части диады. Я полагаю, что самодеструктивная соматическая ажитация имеет именно эту подоплеку, переходящую в разряд патологического и содержащую разрушительный гнев.

Что же было до этого первичного дифференцирования самости и тела? Пожалуй, и сегодня можно исходить из того, что в развитии психической самости и соматической самости изначально господствует состояние психофизиологического единства.  При этом мы сталкиваемся с очень старыми представлениями: уже в 1919 году Ференци исходит из понятия «протопсихики», при опоре на которое он понимал истерический соматический синдром  как регрессивное обращение к первобытной «магии жестов», к изначальной символике тела.  Концепция протопсихики используется повсеместно, однако ее создатель Ференци не упоминается нигде. Анна Фрейд (1966, рр. 1960), например, пишет: «У маленьких детей грани между физическими и психическим процессами еще размыты, и все реакции и проявления в истинном смысле слова являются «психосоматическими». В другом месте она пишет: «... единство между телом и духом, существующее в самые ранние годы, при том, что психическое возбуждение отводится по соматическим каналам, проецировалось на более поздние психосоматические манифестации, а также на так называемое соматическое укоренение при истерической болезни» (A. Freud, 1978, рр. 2912). И Бион (1961, цит. по: Gutwinski-Jeggle, 1997, рр. 142) возвращается к этой мысли: «Проментальную систему я представляю себе таким образом, что в ней не дифференцированы соматическое и ментальное... Поскольку на этом уровне соматическое и ментальное не дифференцированы, то становится очевидным, что расстройства, вытекающие из этого, могут равным образом проявляться как в соматической, так и в психической формах» (Bion, 1961, рр. 74). Э. Кафка (Kafka, 1971; Hirsch, 1989 b; 1998) говорит о некоем «гипотетически недиффиренцированном состоянии», о некоей неразрывной психосоме. Малер и соавторы (1982) рассматривают начала дифференцирования самости и объекта в первичном формировании границ самости, за которым следует представление о разделении самости, соматической самости и объекта. Однако в рамках желаемого развития от младенца до ребенка младшего возраста дифференцирование репрезентаций самости и соматической самости вовсе не означает остаточное расщепление, а означает смену интеграции на общее представление о «самости», в котором соматическая самость и психическая самость разделены, по при этом связаны друг с другом. Напрашивается мысль о том, что корни психосоматической патологии можно усмотреть в нарушении развития первичного, т.е. соматического Я, и, соответственно, первичного формирования границ вообще, то есть в отграничении самости от внешних объектов, самости от соматической самости, а также отграничение сомы от аффектов, но в особенности в недостаточной интеграции вышеназванных сфер в когерентную совокупную самость.

Дифференцирование неразрывных психофизиологических состояний Макс Шур (1955) описал как десоматизацию. Десоматизация является процессом восприятия и репрезентации аффектов как психических процессов, которые  под ее влиянием больше не рассматриваются как неразрывные психофизиологические процессы. Десоматизация является процессом символизации. Шур развивал  мысль о том, что в основе психосоматического заболевания лежит ресоматизация  (либо она сопутствует этому заболеванию), т.е., это заболевание обусловлено возвратом аффектов в сферу соматического или протопсихического.  В настоящее время мы понимаем ресоматизацию как отказ функции ресимволизации или как обращение к примитивной символике, которая может содержаться в истерическом и в психосоматическом симптоме. Согласно критическому замечанию Зигфрида Цепфа (1994), Шур, в противоположность этому, понимает десоматизацию как процесс адаптации, который сопровождается процессом развития и  находится под воздействием врожденных «Я-аппаратов», как адаптацию нормального индивидуума (Schur, 1955, рр. 90) к требованию обуздания влечений за счет «среднего ожидаемого окружения» (формулировка Хайнца Хартманна (1939) – специалиста в области Эго-психологии).

Видно, что психология Я также не придавала никакого значения воздействиям совершенно индивидуальных референтных лиц на развитие ребенка. И это при том, что уже Пауль Шильдер (1935) идентифицировал, что образование соматического Я зависит от «достаточно хорошего» (по выражению Винникотта) материнского Я.

Сегодня мы уверены в том, что для удачного развития, которое адекватно противостоит потребностям и соматическим состояниям извне, необходима интуитивная предупредительность опекающего материнского образа. В особенности, Маргарет Малер (Mahler and others, 1975; Mahler, McDevitt, 1982) и ее коллеги  расширили сферу психологии Я анализом  влияния реакций матери  на ребенка. Они описали значение перехода от начальной проприоцепции внутренних соматических стимулов к сенсорной перцепции (в том числе и внешних впечатлений), как начало формирования границ самости в «невербальный» период, сопровождающегося первичным отграничением соматической самости от внешнего окружения (Mahler, McDevitt, 1982, рр. 830). Здесь также рассматривается значение процесса формирования границ за счет достаточно хорошего пограничного опыта; это означает, например: снабдить поверхность тела «хорошими тактильными раздражителями» и стимулировать глубинную чувствительность путем сжатия тела в объятьях матери, а также стимулировать ориентацию за счет двигательных раздражителей путем его укачивания. Согласно выводам ученых, исследовавших младенцев, эти допущения в значительной мере кажутся соответствующими значению стимулирующей материнской доли участия. Подобные действия помогают преодолеть все возникающие состояния напряжения висцерального, интероцептивного и проприоцептивного рода, с которыми младенец сам не в состоянии справиться.

Травматические нарушения в период формирования соматических границ выглядят как пренебрежение необходимой регуляцией невыносимых состояний напряжения извне, или же, как гиперстимуляция, т.е. чрезмерное, неадекватное и идущее вразрез с детскими потребностями воздействие на тело ребенка и его функции. Взаимосвязь между формированием соматической самости и дифференцированием аффектов, а также возрастающей символизацией Э. Кафка (1971, рр. 233) обобщает следующим образом: «Постепенно возникает осознание представления о теле, оно существует отдельно от диффузного психического опыта. За этим следует осознание понимания дифференцированных мыслей и чувств, которые выделены из конкретного соматического опыта. Наконец, появляются мысли и способность различать между различными типами психического опыта, обособленно от соматического опыта». Это определение действует уже в течение 45 лет, поскольку модель теории отражения аффекта, предложенная Фонаги и соавторами (Fonagy and others., 2002), «исходит из того, что младенец вначале замечает только диффузные внутренние соматические сигналы», которые он учится группировать и дифференцировать «благодаря позициям родителей» (Dornes, 2004, рр. 179), т.е. за счет смыслового, символизирующего ответа материнского окружения.

Термин «символизация» обозначает центральный пункт в современной дискуссии на тему «травматизация и соматическая реакция» и, соответственно «соматическое заболевание». У психосоматических больных давно отмечался дефицит аффективности и символического мышления, речь идет о концепциях алекситимии и опертуарного мышления («pensée operatoire»). Суть в том, что тело на примитивном уровне как будто должно взять на себя обычно отсутствующую символическую функцию, и получить в результате этого соматическое нарушение или заболевание, точно так же, как истерия, и приобрести символическое качество.

Мы привыкли отделять соматические симптомы конверсии от  психосоматических симптомов ; первые наделяются символическим содержанием, в то время как у последних символическое содержание отсутствует; различают символическое представление «асимволической реализации соматического», конкретизации, как пишет Маргарет Бергер (2002), которая, помимо этого, предполагает взаимодействие, осцилляцию этих состояний и дискутирует о том, позволяет ли проигрывание соматического состояния для стороннего наблюдателя  (но не для самого носителя симптома)  идентифицировать символическое содержание. Однако эти явления невозможно четко дифференцировать и разделять; речь идет об астме или экземе, которые могут иметь одинаковое символическое качество, или о психогенной боли, которая представляет собой связь с травматической ситуацией и отношение к травмирующему объекту. «Загадочный скачок» от душевного к телесному, вопрос, поставленный Фрейдом (1916/17, рр. 265, и 1926 d, рр. 141), становится актуальным при рассмотрении манифестаций или материализаций (понятие Ференци) психического в теле или посредством его. Фрейд мог задать этот вопрос, поскольку он исходил из относительно зрелого Я, которому противостоит дифференцированное им тело. Ференци рассматривал проблему «загадочного скачка» уже не в столь директивном стиле. Ему было легче погрузиться в мир младенца, в котором он обнаруживал «протосамость», в которой психика и тело являют собой единство, неразделимы в психосоматическом отношении в период, предшествующий дифференциации  самости, тела и внешних объектов. Соматические симптомы, возникшие по мнению Ференци в результате регрессии к такой ступени «магии жестов», когда аффект и соматический симптом сошлись в символическом уравнении. Феликс Дойч также исходил из психосоматического единства, он полагал, что ничто не параллельно, что мы имеем дело лишь с различными точками зрения. Но, пожалуй, было бы слишком просто, отрицать обособленность систем «психика» и «тело» на основании такого мысленного требования единства. Вместе с тем, представление о том, что психическое не просто проецируется на тело, позволяет предположить осциллирующий переход, некий сдвиг между различными репрезентациями (репрезентация самости/тела/объекта). Однако, это представление недостаточно проясняет того, что именно ведет к тому, что «тело мыслит», по выражению Ференци (1985, рр. 43: «Мыслить телом равноценно истерии») и Джойс МакДугалл (1978, рр. 336), а также Бион (цитируется по Meltzer, 1984, рр. 79), или  что оно не лжет, (Бото Шираус 1996, рр. 12: «Тело не лжет»), т.е. что тело, когда начинает говорить, о чем нам известно со времен Фрейда (1895 d, рр. 197), говорит правду. Как возникают сильные боли в тех местах тела, которые когда-то испытали сексуальное насилие,  или воспаления мочевого пузыря, рецидивирующие на протяжении многих десятилетий, по той же причине? Возможно, нам могут помочь нейрофизиологические концепции; если представить лестницу со ступеньками, ведущими от самых простых к все более сложным видам организации неврологической деятельности (Deneke, 1999, рр. 125), то наблюдается резкий переход от процессов, «которым не присущи душевно-духовные качества, к тем, которым это качество присуще» (там же).

Первая символизация аффективных и телесных состояний происходит в рамках контейнирующей функции со стороны опекающего лица. Ранние представления о том, что образование соматического Я зависит от «достаточно хорошего» материнского окружения, подтверждаются новыми концепциями развития символизации и ментализации. Уже МакДугалл (1989) считала необходимым вести достаточно хороший диалог с матерью, чтобы могли символизироваться соматические границы и, в частности, функционирование физиологических отверстий. Представления родителей о том, «какой ментальный опыт приобретает ребенок», очень важны для «основ его собственного прочного чувства» (Dornes, 2004, рр. 179). Эта мысль описана в концепции контейнера Биона (1962), а также дополняется гипотезой Фонаги о том, что таким образом происходит первичная символизация; т.е. мать интерпретирует не только телесное проявление младенца, но также возвращает ребенку пригодную версию, которую он ей сообщил в коммуникации (Winnicott, 1967).

«Если данная зеркальная функция отсутствует или нарушена, то это в результате может отразиться на психической организации, в которой внутренние опыты представлены лишь в очень плохой степени, и, таким образом, нужно обязательно искать другие формы, с помощью которых может быть компенсирован психический опыт. Сюда относится, например, самоповреждающее или агрессивное к другим поведение». (Fonagy, Target, 2000, рр. 965). Я полагаю, что сюда следует отнести также соматические реакции. Главная мысль Фонаги, которая развивает концепцию Биона, заключается в том, что первичная символизация для младенца происходит в соответствующем контейнере матери, которая трансформирует его во внутреннее, как опыт объекта. «Отказ этой функции ведет к отчаянному поиску путей к контейнеру инициированных этим мыслей и интенсивных чувств» (Fonagy, Target, 1995, рр. 294). Ребенок усваивает «психику другого вместе с его искаженным, отсутствующим или негативным образом ребенка, проецируя ее на чувство собственной идентичности. Этот образ затем становится зародышем потенциально прослеживаемого объекта, который присутствует в cамости, но остается чуждым и неассимилируемым». Прослеживающий внутренний объект можно также обозначить как травматичный интроект, который после его диссоциации, соответственно, проецируется на тело. «Если объекты не представляются адекватно как мыслящие и чувствующие существа, то они могут в некоторой степени контролироваться за счет соматических опытов, удерживаться на дистанции или приближаться к ним» (там же, рр. 296). Саморазрушение представляется решением дилеммы: «Освобождение самости от другого путем разрушения другого внутри самости».

Свен Олаф Хоффманн (2004) определяет диссоциативные расстройства, включая истерическое расстройство, соматизацию, посттравматическое стрессовое расстройство, как «разные конечные цели» травматической этиологии неврозов. Я с уверенностью добавлю в данный список самоповреждение, нарушения пищевого поведения, ипохондрию и психосоматические реакции. В этом контексте травма является ранней психологической травмой в связи с отсутствующей или недостаточной материнской заботой и недостаточной символизацией. Данный вид психической травматизации относится к травмам отношений. Психическая травма, вызванная недостаточной материнской заботой, замедляет полноценную интеграцию личности, тем самым, функция диссоциации проявляется в более позднем возрасте. Но мы традиционно привыкли считать, что у подростков со склонностью к нанесению себе телесных повреждений и расстройствами пищевого поведения, психическая травма, связана с ролью отцовской фигуры и вызвана сексуальным насилием в детстве. Вероятным объяснением данного факта, может быть то, что эмоционально депривированные дети предрасположены к развитию психических нарушений. Помимо этого Шенгольд (1979) подробно описал в своих трудах, что разрушение личности как проявление духовной смерти является следствием опыта насилия. Айслер (1968) тоже указывает на появление психических расстройств с нарциссической регрессией по причине насильственного воздействия в раннем возрасте. Детские психические травмы, как в раннем детстве, так и в более позднем возрасте способны нарушить развитие первичного доверия, привязанности и способности к символизации.

Ранняя психическая травма возникает не только из-за недостатка осуществления материнских функций. Ее двумя  составляющими являются воспитание и анализ поведения ребенка наряду с игнорированием его потребностей. По моему мнению, это определенное противоречивое отношение и соответствующее поведение лица, осуществляющего материнскую опеку, могут вести, в частности, к соматическим реакциям, как это неоднократно описывала Джойс Макдугалл (1989) в работах, посвященным психосоматическим реакциям. Также, по моему мнению, это относится и к пациентам со склонностью к нанесению себе телесных повреждений (Hirsch, 1989 a; 1989 b). На мой взгляд, физическая симптоматика, в более широком смысле, включает в себя и одновременно отвергает амбивалентность и амбитендентность, ссылаясь на так называемый материнский объект; я истолковываю это как «двойственность» данной симптоматики. Физическая симптоматика отображает как диаду в раннем возрасте и ее защиту, так и заменитель объекта как торжествующее чувство отделения и автаркии, с которым отвергается материнский объект. Также при расстройствах пищевого поведения, особенно при булимии, проявляется двойственность от действия слияния (приступ обжорства) и абсолютного отторжения самого себя, то есть умерщвление материнского объекта.

«Двойственность» физиологической симптоматики проявляет себя очень ярко в поведении пациентов, когда они и впоследствии проявляют полученное от матери отношение. Фонаги и Тагет (1995, рр. 292) повествуют в своих трудах о пациенте со склонностью нанесения себе телесных повреждений, который родился с физическим недостатком. Его физический недостаток и внешняя привлекательность матери наряду с ее отторжением стали возможной причиной его заниженной самооценки. Также и сама мать являет собой «двойственность»: привлекательная с одной стороны и одновременно отталкивающая. Подобные образы сейчас не редкость, им дано определение «психосоматически видоизмененные матери». Мелитта Шперлинг (1949) в результате исследования ряда детей с такими психосоматическими заболеваниями как, ульцеративный колит, астма, аллергия и т. д., сделала следующий вывод: «матери препятствовали стремлениям ребенка к независимости и отказывались ее признавать, но вновь обращались к ребенку, когда чувствовали свою преданность по отношению к нему или когда заболевали». Шперлинг нашла выражение психосоматической симптоматики в одновременном проявлении преданности матери ребенку с одной стороны и сопротивлению этому чувству с другой стороны. Психоаналитик Сакен (доклад в Тейлоре 1987, рр. 240) описывает типичную «психосоматическую мать» настолько наглядно и резко, что больше нечего добавить: «доминирующая, чрезмерно зацикленная на себе и интрузивная, чрезмерно требовательная, зажатая и подавляющая». Для того чтобы поддерживать симбиотическую взаимосвязь, матери ведут себя или открыто или наоборот, отвергнуто-закрыто, если ее ребенок проявляет инициативу, которая ей не нравится, тогда она не дает развиться этой инициативе и не позволяет ребенку проявить аффективные действия, которые способствуют в незначительной мере автономным стремлениям.

На мой взгляд, соматическая симптоматика – это неудачный выход из блокированной амбивалентности по отношению к материнскому объекту, так как это создает иллюзию в необходимости материнского объекта. С проявлением соматического симптома устанавливается агрессивно-упрямая позиция по отношению к объекту, а с другой стороны, посредством этих действий проявляется симбиоз между физиологическим аспектом и собственным эго.

Матери, подходящие под описание выше, общаются с детьми, отторгая эмоциональные порывы. Точно также и пациенты впоследствии обращаются со своим телом. Закс (1987) описывает порядок действий в отношениях мать-ребенок, который напоминает об отношении «вещи- объекта» в патогенезе сексуальной перверсии (Khan, 1964). Особенно хорошо «двойственность» матерей описана в трудах Пао (1969). Там описывается пример, где мать одного молодого человека, склонного к нанесению себе телесных повреждений, гордится тем, что может успокоить своего ребенка, не вступая при этом с ним в телесный контакт. Я сам наблюдал 2 подобные сцены: «мать положила своего младенца на стол перед собой, из-за того, что зазвонил телефон, при этом, не прерывая кормление грудью. И пока она общалась по телефону, она одновременно, другой рукой писала заметки. Другой пример: мать села на стул, поставила ноги на другой стул, при этом согнула ноги в коленях. Грудной ребенок лежал у нее на бедрах, мать кормила его из бутылочки, при этом, не поддерживая с ним контакта глазами. Она оживленно вела беседу с людьми, которые пришли в гости.

Кафка (1971) подробно описывает поведение матерей, у детей которых наблюдалась гипервозбудимость сначала физическая, а затем и сексуальная. Им было запрещено спонтанное удовлетворение обычных повседневных потребностей организма, (был установлен жесткий график питания и наложены категорические запреты к опорожнению кишечника и мочевого пузыря вне определенного времени). И наоборот, некоторые матери мучили детей клизмами, когда считали это необходимым. Таким образом, наблюдается некая смесь, состоящая из эмпатии к потребностям ребенка и бесцеремонное осуществление своих собственных потребностей и желаний, которые частично связаны с потребностями тела лица, осуществляющего опеку над ребенком.

Необходимо подчеркнуть, что способность символизации в достаточно хороших, можно сказать, в достаточно неамбивалентных отношениях «мать-ребенок» имеет место быть. Выраженная активность матери впитывается ребенком, он начинает идентифицировать себя с ней и перенимать ее способности. В случае отсутствия этой материнской функции образ тела условно становится на место матери, также как и в  случае, если поврежденное тело является  переходным объектом. Тело также может являться целью разрушительной агрессии. А также оно может стать объектом разрушительных действий детей, подвергавшимся игнорированию или жестокому обращению. Как следствие, ребенок начинает дистанцироваться от объектов, несущих угрозу.

Тело, в данном случае, выступает здесь в качестве злого, разрушительного материнского объекта, но может также служить и объектом для проявления собственной активности, например, в случае нанесения себе телесных повреждений. Но наряду с этим, можно снова и снова наблюдать, как поврежденное тело может служить и защитой от представляющего угрозу интрузивного материнского объекта,  хотя и преувеличенную, патологически деформированную, причиняющую страдания границам. Похожие явления наблюдает Петер Куттер (1981) при триангуляции – самость, материнский объект и организм с психосоматическим заболеванием, который, в качестве объекта триангуляции, представляет собой защиту по отношению к несущему угрозу материнскому объекту. Мне особенно хочется подчеркнуть эту «двойственность», так как она соответствует модели двойного противоречивого поведения реальной матери, которое очень часто меняется. Эти представления выходят за рамки Эго-психологии, они относятся к психоаналитической теории объектных отношений, которая сегодня представляет основное направление психоанализа. Моя основная идея может быть сформулирована следующим образом: если ослаблена способность к символизации, то тело в данном случае, может выступать для матери и ребенка в качестве символа, заменяя отношения мать-ребенок.

А сейчас я хотел бы отметить один важный момент, проявляющийся при запоздалых реакциях физического тела. Не только модифицированная и символическая фантазия может служить заменой или способствовать коррекции отсутствующего или травмированного материнского объекта, но также и телесные ощущения могут, по крайней мере, в течение какого-то времени давать ощущение материнской заботы. Таким образом, телесные ощущения помогают создавать созданное фантазией присутствие матери. Для меня это является главным аспектом, способствующим пониманию деструктивных физических действий и психосоматических реакций. Поврежденное, зудящее, страдающее от боли или истекающее кровью тело дает эти ощущения, которые должны создавать иллюзию присутствия материнского объекта.

Граница между собственным «Я», физическим телом и внешним объектом отсутствует или является нечеткой. Такие телесные ощущения как боль и «душевная боль», такие аффективные реакции как страх, боль разлуки, грусть или гнев недостаточно дифференцированы, также как и их соответствующие происхождения: внешнее или внутреннее, личностное, телесное или материнский объект. При надлежащем развитии, дифференциация себя как личности в духовном и физическом контексте отделяется от интеграции общего представления своего «Эго», в то время как, соматическое Я и психическое Я одновременно разделены и соединены. Такая интеграция не наблюдается при нарушенном развитии. Последствием является диссоциация себя как личности и своего физического тела, которая вновь проявляет себя в стрессовых ситуациях или может быть использована при регрессии в целях защиты. Трауб Вернер (1990) отмечает, что в состоянии отсутствия аффекта физическое «Я» интегрируется в сферу «Эго» лишь частично. Это разделение ведет к раннему созреванию полного и псевдоавтономно функционирующего Эго. Этот факт отметил в своих трудах Ференци (1933) и так же он тображен в концепции алекситимии. Помимо Трауб Вернер исследовал и физиологическую составляющую, которая подвергалась сильной ярости или становилась объектом  аутодеструктивного всплеска эмоций.

Нанесение себе телесных повреждений определяется в узком смысле термином агрессия, которая направляется на себя самого или на свою личность. Личность наносит вред самой себе или в лучшем случае какой-то части самого себя. Результатом является повреждение тела, характерное для психосоматического заболевания. При этом тело функционирует McDougall, 1978; Bion, цит. по: Meltzer, 1984, рр. 79), оно «думает», именно так обозначил это Ференци (1985). Мой тезис заключается в том, что нанесение самому себе телесных повреждений имеет схожие симптомы и похожую динамику, которая характерна для психосоматических заболеваний. Если это заболевание  рассматривать в совокупности с сопровождающими ее фантазиями, становится понятным механизм возникновения  провоцирующих ситуаций и состояние самой личности на фоне четкой, хронифицированной, психосоматической картины. Наряду с этим я могу только предположить, что при проявлении соматических симптомов, тело содержит опыт объекта и перенимает функции объекта. По моему мнению, легче распознать и лечить динамику нанесения самому себе телесных повреждений травмированным объектом, который представляет собой тело, нежели  исходить из привычных знаний герменевтического метода, который в меньшей степени способен описать психосоматические заболевания.

При работе с пациентом, страдающим от  нанесения себе телесных повреждений в отличие от пациента с хроническим психосоматическим заболеванием, в ситуации сильных аутодеструктивных эмоциональных всплесков в контрпереносе аналитика наблюдается одна из разновидностей телесного контрпереноса. Это либо стремление  аналитика сдерживать пациента с целью успокоить его физически, как мать успокаивает младенца, либо сильные аверсивные реакции, которые напрямую связаны с ситуацией эмоционального дефицита.

С одной стороны, я не встречал пациентов со склонностью нанесения себе телесных повреждений, у которых не наблюдалось бы последовательных симптомов психогенной боли и различных проявлений таких соматических реакций, как например, астма, экзема, а также симптомы конверсии в классическом варианте - паралич, нарушение походки, расстройство чувствительности. А также симптомы страха, депрессии и деперсонализации. Эта группа пациентов, для которой Макдугалл (1989) разработала психодинамическую концепцию «психосоматического» нарушения.  Эта группа пациентов не имела хронических психосоматических заболеваний, но для них были типичны  проблемы с предъявлением своих потребностей, что и приводило к конфликту. У этой группы пациентов отмечалась выраженная представленность категории «алекситимия». Еще одно соответствие замечено в комбинации психосоматических симптомов со склонностью нанесения себе телесных повреждений: так, например, при акне, когда на теле возникают гнойники, которые аутоагрессивны к собственному «Я» пациента. Также Шур (1955) описывает экзематозные царапины как дополнительный аутодеструктивный компонент. Оба образа могут полностью совпадать. Например, психосоматический симптом алопеции (плешивости) при определенных обстоятельствах, невозможно отличить от округлой выщипанной области при трихотилломании.

Характер объекта тела при склонности к нанесению себе телесных повреждений распознается наиболее ясно, чем при хроническом психосоматическом заболевании. Тело - это объект деструктивных действий (Hirsch, 1989 а), с ним обращаются, играя в симптомы. Еще более отчетливо характер проявляется при делегированном синдроме Мюнхгаузена, когда реальная мать, а не ее образ, частично способствует возникновению у ребенка угрожающей жизни болезни. При этом тело ребенка как будто является частью-продолжением ее самой или ее тела.

Общий знаменатель самоповреждения и психосоматической болезни находится в диссоциации тела от личности, посредством которой тело объединяет негативное и угрожающее и не дает разъединиться этой совокупности. На мой взгляд, разница состоит в различном представлении тела. При увеличении спектра символов выражения психосоматическая болезнь входит в примитивную протосимволическую фазу, когда действие тела находится на стадии  формирования переходного  объекта, на этой стадии тело уже приняло так называемую форму младенца. Для упрощения понимания промежуточной области похожей на конверсию психосоматики я ссылаюсь на расширенную конверсионную концепцию Феликса Дойча (1959), в которой он предусмотрительно объединил тело и ранний опыт объекта.

Дери (1978) была проработана проблема символизации замещающих объектов. Эти объекты воспринимали скользящий спектр от протосимвола (доречевой период) в стадии переходного объекта вплоть до более высоких символов. Присоединяясь к мнению философа Сюзанны Лангер (1942) можно подтвердить, что психосоматический симптом наблюдается на уровне презентативного символа, склонность к самоповреждению, нарушению режима питания, истерия близки к дискурсивному символу, который больше подходит к дискурсивной вербализации. По этому поводу велись дискуссии относительно синдрома самоповреждения, чтобы понять, насколько при этом тело выступало в качестве переходного объекта (Hirsch, 1989 б).

Описанные симптомы тела различаются. Динамика травматизации посредством дефицита и гиперстимуляции имеет свой баланс. Возможно, психосоматический симптом развивается вследствие очень ранней, возможно, внутриутробной травмы. В этот период самовыражение тела соответствует кризису начинающегося символизма. И наряду с символом, характерным для травмы, содержит в себе объект-суррогат.

Как Вы уже заметили, история психоанализа представлена в развитии понимания тела и его патологии. Это последовательность центральных концепций: теория травмы («теория соблазнения»), теория инстинкта, психология Я, теория объектных отношений. Так из психоанализа была создана наука отношений, главной темой которой является интернализация позитивного и травматического опыта отношений. Сегодня мы можем понимать тело и его паталогические реакции как символическое выражение раннего, жизненно необходимого, но негативного опыта с материнскими объектами.

The Body as an Object of Psychoanalysis

Annotation

The article presents the development of understanding of the body and its pathology in psychoanalysis. Traced the sequence of the key concepts of the theory of trauma (the seduction theory), the instinct theory, object relations theory and self-psychology and how the internalization of positive and traumatic experience has been central to the understanding of the body and its pathology.

Keywords: body, psychoanalysis, psychosomatics, trauma.

 

psyjournal.ru

Европейский Журнал Психоанализа | МИГП

Уважаемые читатели!

Перед вами первый номер Европейского Журнала Психоанализа на русском языке. Выход в свет русскоязычной версии журнала, снискавшего популярность среди англоязычных читателей, является важным событием не только для специалистов в области психоанализа и интеллектуалов всего постсоветского пространства, но и для всего психоаналитического сообщества. Ведь именно данное издание может стать форумом для всех, кому интересен психоанализ не только как особая междисциплинарная область знания, но и как уникальный способ видеть различные явления человеческой жизни.

Выход русскоязычной версии – это новая веха в развитии самого журнала, поскольку изначально Европейский Журнал Психоанализа задумывался его создателями как издание, объединяющее не только различные психоаналитические школы, но и их представителей на разных континентах. Это стало реализацией возможности знакомить американских читателей с основными европейскими психоаналитическими тенденциями, а также с тенденциями в других областях: философии, гуманитарных и социальных науках. Именно по этой причине первый выпуск JEP, Журнала Европейского Психоанализа, (как тогда назывался журнал) вышел в Нью-Йоркском издательстве TelosPress. В 2007 г. (начиная с № 25) журнал изменил свое название на EJP (Европейский Журнал Психоанализа), под которым продолжил выходить в издательстве IPOC (Italian Path of Culture) и выпускается вплоть до настоящего времени. Новое название стало более корректным, поскольку журнал призван преодолевать не только географические и лингвистические барьеры, но также и противоречия между психоаналитическими школами. Кроме европейских авторов в журнале часто публикуются статьи авторов из латиноамериканских стран, которые, в отличие от североамериканских коллег, продолжают традиции европейских психоаналитических школ.

Редакционным советом Европейского Журнала Психоанализа является Институт Передовых Исследований в области Психоанализа ISAP (Istituto di Studi Avanzati in Psicoanalisi). Редакционный совет находится в Риме, издательство (IPOC) – в Милане. Европейский Журнал Психоанализа имеет также он-лайн версию, издаваемуюPSYCHOMEDIA. Международный Институт Глубинной Психологии получил эксклюзивное право от редакционного совета ISAP на издание русской версии Европейского Журнала Психоанализа и теперь будет публиковаться в Киеве.

Очень важно отметить, что журнал не является официальным органом какой-либо конкретной психоаналитической школы или направления, и предполагает публикацию работ авторов не только различных школ психоанализа, но и других дисциплин. Главным критерием отбора статей для публикации является качество, новизна и актуальность материалов с точки зрения международных дискуссий в психоаналитических, психотерапевтических и других гуманитарных сферах. Как известно, психоанализ актуален не только для клинической практики, но и для политики, социальной сферы и социальных наук, философии, культурологии, искусства. Именно поэтому вЕвропейском Журнале Психоанализапредоставляется место и для философских, антропологических, литературных и исторических работ.

В первом номере вы сможете ознакомиться со статьями многих известных европейских авторов, таких как Элизабет Рудинеску, Сержио Бенвенуто, а также именитых авторов из России и Украины, среди которых Виктор Мазин и Александр Черноглазов. В дополнение к оригинальной версииЕвропейского Журнала Психоанализа мы также публикуем последнее интервью с Жаном Лапланшем, которое он дал за два месяца до смерти.

Особый интерес для русскоязычного читателя также может представлять интервью с главным редактором англоязычной версии журнала Сержио Бенвенуто, в котором детально разворачивается история создания и развития Европейского Журнала Психоанализа раскрывается его актуальность для психоаналитиков и интеллектуалов современности.

Мы очень надеемся, что полюбившийся европейским и американским читателям журнал найдет своих почитателей на постсоветских просторах.

 

Светлана Уварова,

Главный редактор русской версии журнала

 

 

 

Приветственное слово

Уважаемые авторы и читатели!

 

Представляем вашему вниманию уникальный в своем роде проект, первый в Украине выпуск русскоязычного «Европейского журнала психоанализа», посвященного научным исследованиям о человекознании, философии, психотерапии. Идея этого проекта, направленного на страны постсоветского пространства, родилась во время проведения в мае 2012 года Всемирного психоаналитического конгресса «Политика счастья». Тогда, работая над организацией и проведением этого масштабного мероприятия, мы осознавали важность, и даже, преимущество психоанализа в современном мире.

Немецкий мыслитель Иоганн Вольфганг фон Гёте утверждал, что из всех наук, созданных человеком, самой значимой является наука о нем самом. Сегодня психоанализ становится важнейшим в таких сферах бытия, как поддержка личности в кризисных ситуациях, управление и организация деятельности человека, психологическое консультирование, психологическое сопровождение руководителей, система подбора кадров, аудит организаций, коучинг, консалтинг. В современном обществе, в эпоху рыночных отношений, значение метода психотерапии и психологическое учение, ставящее в центр внимания бессознательные психические процессы и мотивации, – неизмеримо. Человек становится ядром глобальных процессов, происходящих в мире, а значит необходимо изучать человека во всех отношениях, включая многообразие его способностей, интеллектуального потенциала, мотивационно-потребностной сферы, а также готовность, мобильность, способность к глобальным переменам, которые происходят сегодня.

Однако, в современном мире становится все меньше явлений, способных по-настоящему объединить людей. Разобщенность – это поистине недуг нашего времени. Тогда как вопреки всему, мы должны стремиться к диалогу, способному стать универсальным, всеохватывающим способом существования культуры и человека в культуре. В этой связи, мы пришли к выводу, что такой диалог может и должен состояться на страницах известного во всем мире издания: между учеными, маститыми и молодыми, которые по-настоящему увлечены наукой и не равнодушны к проблемам современного общества. А посему, благодаря договоренности и плодотворному сотрудничеству с бессменным главным редактором «Европейский журнал психоанализа» в Италии, Сержио Бенвенуто – психоаналитиком, исследователем психологии и философии Итальянского Научно-исследовательского совета (C.N.R.) в Институте Когнитивных Наук и Технологий (Рим) – этот журнал появился в Украине.

Для украинских психоаналитиков это поистине важное событие, которое поможет нашим специалистам не только быть в курсе актуальных проблем, интересующих европейских коллег, но также укрепит сотрудничество со специалистами из других стран, способствуя развитию паритетного обмена идеями. Я хочу подчеркнуть, что «Европейский журнал психоанализа» – это престижное издание, которое способствует налаживанию связей и преодолению языкового барьера между психоаналитиками, философами, культурологами разных стран мира. Подбор материалов осуществляется исключительно с точки зрения качества, оригинальности и актуальности в сфере психоанализа и других смежных областях знаний, в особенности философии, гуманитарных и социальных науках. Редакционный совет его русскоязычной версии, так же будет продолжать традиции журнала, который издается с 1995 года. Критерием отбора статей всегда будет основополагающий принцип, это, прежде всего, хорошие работы! Так же, поскольку журнал является междисциплинарным, мы бы хотели, чтобы некоторые статьи были доступны для прочтения разными специалистами – философами или представителями других гуманитарных наук.

В первом номере русскоязычной версии журнала рассматриваются такие темы как: перверсии, тело и сущность. Ряд статей посвящены известному итальянскому кинорежиссеру, поэту и писателю Пьеру Паоло Пазолини. В номер включены статьи методологического, теоретического и прикладного содержания. Среди его авторов: Элизабет Рудинеско, Кристиан Симино, Орэн Гозлан, Рауль Монкайо, Адриан Водовозофф, Виктор Мазин, Жан-Поль Курнье. Авторы статей, размещенных в этом выпуске, затрагивают различные аспекты современного психоанализа, психологии, образовательной практики, излагают и обосновывают свои концепции и теории, описывают результаты проведенных опросов и экспериментов, представляют собственный опыт практической деятельности.

Мне бы хотелось подчеркнуть, что данный журнал издается не только для специалистов, он рассчитан на интеллектуалов современности. Это продукт, который несет в себе общекультурные ценности и посвящен не только клинике, но и нацелен на сферу исследовательской и практической работы.

На страницах журнала каждый найдет то, что ему интересно. Мы приглашаем активных читателей и авторов журнала обмениваться информацией о тех научных мероприятиях и событиях, которые определяют развитие науки и общества.

Надеюсь, что статьи, размещенные в данном журнале, сподвигнут наших читателей к новым исследованиям. Ведь как говорил Гете: «Лучшее счастье мыслящего человека – познать познаваемое и спокойно чтить непознаваемое».

Желаю всем Вам интересных дискуссий, взаимообогащающего обмена мнениями и творческих успехов в работе.

Анатолий Толстоухов,

шеф-редактор

old.pa.org.ua

Международный психоаналитический журнал № 7

В седьмом номере Международного психоаналитического журнала на русском языке наш читатель встретится с двумя перекликающимися между собой текстами, написанными с разницей в 50 лет. Первый из них — это текст Жака Лакана 1958 года «Психоанализ истинный — и ложный». В этом тексте Лакан изобличает самозванство, коим является для психоаналитика использование могущества речи, тем самым обесценивая концепт, заложенный еще Фрейдом в самом основании психоаналитического акта: «В основе истинного психоанализа всегда лежит отношение человека к речи». Мы бы охотно сказали, что и «ложного» тоже, однако до этой основы ему нет никакого дела; «ложный» психоанализ, скорее, противопоставляет ей концепты, созданные вне поля своего опыта, такие как инстинкт, понимаемый как «естественная сила», или же эмоции, или идеал Я-господина и генитального развития.

Второй текст 2014 года «Бессознательное и говорящее тело» — это текст Жака-Алена Миллера, произнесенный в качестве введения в тему конгресса ВПА в Рио-де-Жанейро.

Автор возвращается к высказыванию Лакана об «отношении человека к речи» и в результате своего тщательного анализа определяет его следующим образом: «Тайна, скорее, состоит в сопряжения речи и тела». Но эта «тайна» ни в коем случае не является последним словом в анализе, ведь задача аналитической работы — зайти по ту сторону этой завесы тайны, чтобы исследовать ее исток, конденсированный Лаканом в одном понятии — наслаждение. Ж.-А. Миллер уточняет: «Наслаждение речи и наслаждение тела». Ядро любого анализа образуется в следующих координатах: каким образом для данного говорящего существа различаются и связываются между собой наслаждение речи, которое струится в образованиях бессознательного, во снах, остротах, оговорках, симптомах, и безмолвное наслаждение тела? Наш читатель без сомнения найдет в предложенных его вниманию текстах несколько ответов на этот вопрос, представленных следующим образом:

— Через понятие переноса, который связывает эти два наслаждения в фигуре психоаналитика;

— Благодаря наиболее актуальной сегодня клинике «ординарного психоза», где изучаются иные возможные способы связывания у такого говорящего тела, для которого ни бессознательное, ни бред не призваны справиться с разобщенностью этих двух захватывающих его наслаждений.

Что касается темы номера «Ординарные психозы», нашему читателю предлагается также обратить внимание на второй выпуск нашего журнала. В рубрике «Не отступая перед психозом» представлены четыре текста, в том числе статья Жака-Алена Миллера «Ординарный психоз задним числом», исследующих этот концепт и его использование в клинике.

И, наконец, в нашей постоянной рубрике Художник, речь в этот раз пойдет о фигуре Петра Павленского, художнике, который через жестокость в своих перформансах позволяет безмолвному наслаждению тела подняться до уровня мятежного крика.

Даниэль Руа,

Уполномоченный Совета Всемирной

Психоаналитической Ассоциации по Восточной Европе

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступление

I. Жак ЛАКАН

Психоанализ истинный — и ложный

II. ЛАКАНОВСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

Жак-Ален МИЛЛЕР. Бессознательное и говорящее тело в XXI веке

III. ОРДИНАРНЫЙ ПСИХОЗ

Эрбе ВАШБЕРЖЕ. От загадочного опыта до элементарного феномена

Жак БОРИ. «Осведомленный благодаря знаку»

Жан-Люк МОНЬЕ. Ординарный психоз: новый клинический подход

Инга МЕТРЕВЕЛИ. Ординарный психоз в клинике замещения

Григорий АРХИПОВ. О вялотекущей шизофрении в СССР

IV. АТЕЛЬЕ — «ЧТО ТАКОЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ ?»

Жак-Ален МИЛЛЕР. Клиника под переносом

Мари-Элен БРУСС. Вступительное слово

Клинические случаи с комментариями. Михаил СТРАХОВ. Девушка с камерой

Александр ФЕДЧУК. Жизнь в сером

V. ОТ СЛУЧАЯ К СЛУЧАЮ

Александр СИЛКИН. Ноль вместо дыры

Константин ЗУБАХИН. Исчезающий объект

VI. ХУДОЖНИК. Петр ПАВЛЕНСКИЙ

Режиналь БЛАНШЕ. Имиджмейкеры

Режиналь БЛАНШЕ. Петр Павленский в апотропеических Афинах

Ирина МАКАРОВА. Паноптикум Павленского. Выход.

psychanalyse.ru

Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №3

Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №3скачать (1285 kb.)

Доступные файлы (1):

содержание

1.doc

Реклама MarketGid: Журнал практической психологии и психоанализа 2000, №3 - М.: Институт практической психологии и психоанализа. - 2000, - 173 стр. Главный редактор Ягнюк К.В. Основан в 2000 г. Ежеквартальный научно-практический журнал электронных публикаций.

Образовательная деятельность в ИППиП ведется с 1991 года. Институт является одним из первых учебных заведений, начавших выпуск специалистов по различным направлениям практической психологии: «Психология», «Клиническая психология» (специализация – психологическая коррекция и психотерапия).Содержание.Теоретические размышления.

Три области бессознательного.Р. Столороу, Д. Атвуд.

К вопросу об инструментах, процессе и "гештальте" аналитического часа.Й.М. Ротман.

Анатомия терапевтического вмешательства: типология техник.К.В. Ягнюк.Мастерская.

Первый контакт в ходе психотерапевтического лечения.Х.Г. Попе.Персоналии.

Политика в психоанализе. Интервью с Хомером Куртисом.Х. Куртис.Школы терапевтической психологии.

Поведенческая терапия.Дж.Т. Вильсон.Проект.

Кодекс этики и практики обучающих тренеров Британской ассоциации консультирования.Прикладная психология.

Психоаналитические аспекты поведения человека в киберпространстве.Н.Н. Алексенко.Записная книжка клинициста.

Правило свободного ассоциирования: коммуникация двойного зажима.Т.Л. Дорпат.Инструментарий.

Апробация проективного теста "Рисунки животных".Д.А. Яковлев.Страница Журнала практического психолога.

Организационное развитие: системный подход.М.А. Иванов, Д.М. Шустерман.

^

Р. Столороу доктор философии, преподаватель, тренинг-аналитик и супервизор Института современного психоанализа (Лос-Анджелес)

Д. Атвуд доктор философии, основатель и преподаватель Института психоаналитических исследований субъективности (Нью-Йорк) В этой главе мы расширим нашу интерсубъективную систему, чтобы пересмотреть краеугольную для всего психоаналитического мышления концепцию, а именно концепцию бессознательных психических процессов.

Предприняв первую попытку сформировать новое концептуальное представление о бессознательном, мы (Atwood & Stolorow, 1984) выделили две формы бессознательного, имеющие большое значение для психоанализа - пререфлексивное (prereflective) бессознательное и более привычное динамическое бессознательное. Обе они отличаются от “предсознательного” Фрейда (1900, 1915) тем, что могут стать осознанными лишь при большом усилии. Термин пререфлексивное бессознательное указывает на то, что опыт формируется посредством организующих принципов, которые действуют вне сознательного контроля человека:

Организующие принципы субъективного мира человека (вне зависимости от того действуют ли они в положительном направлении, способствуя возникновению некоторой определенной структуры знания, или их действие негативно, т.е. препятствует возникновению определенной структуры) сами по себе являются бессознательными. Переживания человека формируются его психологическими структурами, при этом процесс формирования не становится фокусом внимания и осознания. В силу этого, мы охарактеризовали структуру субъективного мира как пререфлексивное бессознательное. Эта форма бессознательного не является продуктом защитной деятельности, даже несмотря на то, что требуется значительное усилие для того, чтобы преодолеть ее. Фактически, сами защиты, действующие вне осознания человека, могут рассматриваться как просто частный случай структурной деятельности, то есть пререфлексивного бессознательного [Atwood & Stolorow, 1984].

Исходя из наших представлений о психологическом развитии, мы изобразили эти пререфлексивные структуры переживания как кристаллизующиеся в эволюционирующем взаимодействии субъективных миров ребенка и заботящихся о нем лиц. Основными примерами являются те организующие принципы, традиционно охватываемые термином суперэго, которые происходят из восприятий ребенком того, что необходимо ему для сохранения связей, являющихся жизненно важными для благополучного существования.

Пересматривая динамическое бессознательное, мы попытались сформулировать его сущность, используя близкие к опыту чувства, не обремененные метапсихологией:

Вытеснение понимается как процесс, использующийся для того, чтобы воспрепятствовать кристаллизации в сознании определенных структур Я и объекта. ... “Динамическое бессознательное” с этой точки зрения включает в себя такой набор структур, которые не допускаются к восприятию сознанием, вследствие их связи с эмоциональным конфликтом и субъективным ощущением опасности. Отдельные воспоминания, фантазии, чувства и другие содержания опыта переживаний вытесняются из-за опасности актуализации этих структур[Atwood & Stolorow, 1984].

Далее мы (Stolorow, Atwood & Brandchaft, 1987) предположили, что психологические явления, традиционно обозначаемые понятием динамическое бессознательное, особым образом происходят из области интерсубъективного взаимодействия, которое Стерн (Stern, 1985) назвал “интераффективность” - совместное регулирование переживаний внутри развивающейся системы. Мы писали:

Особыми интерсубъективными контекстами, где конфликт обретает свою форму, являются такие, в которых центральные аффективные состояния ребенка не могут быть интегрированы вследствие того, что они не могут вызвать созвучную быструю ответную реакцию в осуществляющем заботу окружении. Такие не интегрированные аффективные состояния становятся источником пожизненного внутреннего конфликта, поскольку они переживаются как представляющие опасность не только для сформировавшейся психологической организации человека, но также и для поддержания жизненно необходимых связей. Такие аффективно-диссоциативные защитные действия вовлекаются во взаимодействие, которое в аналитической ситуации воспроизводится в форме сопротивления. ... Именно в защитном отгораживании от центральных аффективных состояний, коренящихся в ранних неудачах интеграции аффекта, можно найти источники того, что традиционно называли “динамическое бессознательное”.

С этой точки зрения динамическое бессознательное должно рассматриваться состоящим не только из вытесненных инстинктивных дериватов влечений, но также из аффективных состояний, которые отторгались в целях защиты вследствие их неспособности вызвать созвучную откликаемость в раннем окружении. Это защитное связывание центральных аффективных состояний, пытающееся не допустить повторной травматизации, является принципиально важным источником сопротивления в психоаналитической терапии, а также в необходимости маскировки, когда такие состояния предстают во снах (Stolorow, 1989).

Смещение от влечений в сторону аффективности как формирующей основы динамического бессознательного - это не просто изменение терминологии. Регуляция эмоционального опыта переживаний является свойством системы “ребенок - заботящееся лицо”, - системы обоюдных влияний. Если динамическое бессознательное мы понимаем как обретающее форму внутри такой системы, тогда становится ясно, что граница между сознанием и бессознательным всегда является продуктом особого интерсубъективного контекста.

Делая фокусом внимания превратности бессознательных психических процессов, психоанализ до сих пор мало что мог сказать об онтогенезе сознания. С нашей точки зрения сознательный опыт переживаний ребенка становится все более артикулированным в результате подтверждающей откликаемости раннего окружения. Эмоциональный опыт ребенка, например, становится более дифференцированным и когнитивно проработанным, благодаря созвучной откликаемости заботящихся лиц в ответ на его эмоциональные состояния и потребности (Socarides & Stolorow, 1984/85). Такая настройка должна, конечно, передаваться в форме, которая согласуется с развертывающимися психологическими возможностями ребенка.

Из этой концепции сознания, становящегося все более артикулированным внутри интерсубъективной системы, следует, что из ситуаций, в которых отсутствует необходимая подтверждающая откликаемость, могут развиться две тесно взаимодействующие формы бессознательного. Когда переживания младенца постоянно не находят ответной реакции или активно отвергаются, тогда ребенок усваивает, что эти аспекты его собственного опыта являются нежелательными или опасными для заботящегося лица. Ради защиты необходимой связи в жертву может приноситься (вытесняться) целый сектор мира переживаний ребенка. Это (как мы предположили) является источником динамического бессознательного. Кроме того, бессознательными могут оставаться и другие аспекты опыта переживаний ребенка и не потому, что они были вытеснены, а потому, что в отсутствие подтверждающего интерсубъективного контекста они просто не могли стать ясными и отчетливыми. В обоих случаях обнаруживается, что граница между сознанием и бессознательным находится в постоянном движении, - как результат откликаемости окружения на различные области опыта ребенка. Мы считаем, что данное концептуальное построение применимо не только к детскому периоду. Оно также может быть перенесено на психоаналитическую ситуацию, в которой проявления сопротивления пациента могут рассматриваться как колебания, которые являются следствием восприятия пациентом того, насколько терапевт восприимчив к его переживаниям. Идея плавающей границы, формирующейся внутри интерсубъективной системы резко отличается от традиционного представления о барьере вытеснения как о фиксированной интрапсихической структуре, - “резкой и окончательной границе” (Freud, 1915), разделяющей содержания сознания и бессознательного.

В довербальный период младенчества артикуляция опыта ребенка достигается, благодаря настройке, передаваемой в процессе сенсомоторного диалога с заботящимися о ребенке лицами (Stern, 1985). На этой самой ранней стадии, вследствие отсутствия настройки или неадекватности ее проявления, берет свое начало бессознательное. В середине второго года ребенок способен использовать символы, что делает возможным вербальное общение. Это важный шаг в развитии сознания, поскольку с этого времени опыт ребенка становится все более артикулированным в результате его преобразования в словесные символы. Стерн (1985) подчеркивает, что символы дают возможность “разделения совместно созданных смыслов личного опыта”. С формированием способности ребенка к символизации символы постепенно достигают положения (наряду с сенсомоторной настройкой) средства подтверждения опыта младенца внутри развивающейся системы. Когда акт артикуляции переживаний ощущается как угроза жизненно важной связи, вытеснение может быть осуществлено путем прерывания процесса преобразования этого опыта в символы. Говоря о развитии сознания применимы такие аспекты фрейдовского описания процесса вытеснения, как “представление, которое не может быть выражено словами ... становится содержимым бессознательного в состоянии вытеснения”.

Подведем итог, мы можем выделить три взаимосвязанные формы бессознательного: (1) пререфлексивное бессознательное - организующий принцип, который бессознательно формирует и тематизирует (thematize) опыт человека; (2) динамическое бессознательное - переживания, которым было отказано в артикуляции вследствие того, что в них ощущалась угроза жизненно важным связям; и (3) неподтвержденное бессознательное - переживания, которые не могут быть артикулированы, потому что они никогда не вызывали необходимой подтверждающей откликаемости окружения. Все три формы бессознательного - мы подчеркиваем - формируются в особых итерсубъективных контекстах.

Мы считаем, что такое близкое к опыту концептуальное представление бессознательного (его различных областей и их источников) дает ясный ответ тем критикам (напр., Kernberg, 1982), которые утверждают, что эмпатически-интроспективная психология субъективного мира может считаться лишь психологией сознания, а также тем теоретикам (напр., Rubinstein, 1976) которые доказывают, что существование бессознательных психических процессов может быть выражено только путем обращения к далеким от непосредственного опыта концепциям, происходящим из нейробиологии. Мы определяем состояние последовательного эмпатического исследования как метод исследования принципов, бессознательно организующих опыт. Делая акцент на исследовательской деятельности аналитика, это определение обеспечивает противоядие для основанных на контрпереносе ошибок в проявлении аналитической эмпатии, которые смешивают ее с требованием буквального и конкретного удовлетворения Я-объектных устремлений и архаических надежд пациента.

С нашей точки зрения способ терапевтического действия психоаналитического лечения различен в каждой из трех описанных нами областей бессознательного. Психоанализ прежде всего является методом освещения пререфлексивного бессознательного, и этой цели он достигает путем исследования способов, которыми пациент бессознательно паттернизует (patterned) свой опыт. Аналитик исследует то, как эти паттерны проявляются в аналитических взаимоотношениях, прослеживает их связь с ранее сформированными в ходе развитии смыслами и инвариантными темами. Такой анализ с позиций внутренней субъективной системы отсчета пациента, наряду с совместно обусловливающим влиянием аналитика на организацию опыта пациента, никогда не выпускаемого из поля зрения облегчают контакт и развитие способности пациента к самосознанию и постепенно помещают аналитика в позицию понимающего свидетеля, в отношениях с которым должна произойти аккомодация прежде неизменных организующих принципов пациента, побуждая его к синтезу альтернативных способов переживания себя и других.

Динамическое бессознательное трансформируется преимущественно путем анализа сопротивления - то есть исследования ожиданий и страхов пациента, проявляющихся в переносе. Если пациент переносит свои центральные аффективные состояния и развитийные нужды (longings) на аналитика, есть опасность, что он может столкнуться с той же самой травматогенной неотликаемостью, которая будет лишь повторением прошлого опыта. Такой анализ, принимающий во внимание то, как пациент воспринимает аналитика, придает аналитической границе качество постепенно расширяющейся зоны безопасности, внутри которой до этого запретные области опыта пациента могут быть проявлены и интегрированы.

Аналитическое внимание к неподтвержденному бессознательному, возможно, вносит свой вклад во всякий анализ, однако, особенно важным оно является в терапии пациентов, страдающих в результате серьезных развитийных крушений артикуляции перцептивного и аффективного опыта. Это пациенты часто подвержены фрагментированным, дезорганизованным или психосоматическим состояниям. У этих пациентов обширные области раннего опыта не нашли подтверждающей откликаемости со стороны заботящихся лиц и, следовательно, их восприятия остались неопределенными и ненадежными, легко подверженными суждениям других, а аффекты переживаются ими скорее как диффузные телесные состояния, нежели как символически переработанные чувства. В этих случаях установка на исследование и настройка аналитика на внутренние переживания, всегда с перспективы пациента, способствует артикуляции и консолидации субъективной реальности пациента, кристаллизации его чувственного опыта, созданию более высоких уровней организации и укреплению веры пациента в их валидность. Мы утверждаем, что закладываемая тем самым основа самоощущения и Я-объектной функции имеет жизненно важное значение, поэтому ее появление в анализе мы обозначаем специальным термином - очерчивающий Я Я-объектный перенос (self-delineating self-object transference) (Stolorow et al., 1992).

Теперь давайте обратимся к наглядной аналогии, оказавшейся для нас полезной при обсуждении этих идей среди студентов и коллег. Мы не ставим здесь целью введение новой топографической модели психики, завершающейся неопределенными пространственными метафорами, наша цель скорее высветить некоторые взаимосвязи между тремя формами бессознательного по мере их формирования в ходе развития. Представим себе здание в несколько этажей с подвалом, расположенным ниже поверхности земли. Сознание соответствует здесь тем частям здания, которые находятся выше уровня земли; более высокие этажи представляют те области осознавания, в которых человек достигает сравнительно большего развития и интеграции. Динамическое бессознательное представлено подвальным этажом строения, находящимся ниже поверхности земли и вне поля зрения. Здесь находятся те содержания, которые вне сознательного контроля, вследствие их связи с непереносимым конфликтом и субъективным ощущением опасности. Пререфлексивное бессознательное не имеет конкретного представления на этой картине, однако, скорее всего оно соответствует чертежу архитектора, определяющему проект, согласно которому строится здание. Чертеж можно понимать как набор организующих принципов, который определяют форму (паттерн) отношений между различными частями здания. Пререфлексивные структуры опыта - это не конкретные субъективные содержания, они скорее представляют собой принципы, организующие эти содержания в характерные паттерны. Неподтвержденное бессознательное выступает в нашей аналогии в виде кирпичей, пиломатериалов и прочих неиспользованных материалов, брошенных лежать вокруг здания и в подвале, - материалов, которые не стали частью строения, хотя и могли бы. Эти различные предметы представляют собой переживания, которые никогда не были артикулированы и интегрированы в структуру сознания, и которые, следовательно, остаются в значительной степени бессознательными, по крайней мере до тех пор пока продолжает отсутствовать необходимое подтверждение.

Скачать файл (1285 kb.)

gendocs.ru

Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №1-2 - Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №1-2

Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №1-2скачать (1748.5 kb.)

Доступные файлы (1):

содержание

1.doc

Реклама MarketGid: Журнал практической психологии и психоанализа 2001, №1-2 - М.: Институт практической психологии и психоанализа. - 2001, - 245 стр. Главный редактор Ягнюк К.В. Основан в 2000 г. Ежеквартальный научно-практический журнал электронных публикаций.

Образовательная деятельность в ИППиП ведется с 1991 года. Институт является одним из первых учебных заведений, начавших выпуск специалистов по различным направлениям практической психологии: «Психология», «Клиническая психология» (специализация – психологическая коррекция и психотерапия).Содержание.Вступительное слово главного редактора.

Вступительное слово ректора Института практической психологии и психоанализа.

Психодиагностика в практической психологии: проблемы и перспективы (полемические заметки).Т.В. Барлас.

О понятии "психологический синдром".А.Л. Венгер.

Клинический метод в психологическом консультировании детей.Н.И. Гуткина.

Сессия Карла Роджерса с Глорией: анализ вербальных вмешательств.К.В. Ягнюк.

Шубка для амебы: история терапевтического случая.Е.А. Пуртова.

Семейные мифы в практике системной семейной психотерапии.А.Я. Варга.

Семейная психотерапия: информация для пользователя.А.В. Черников.

"Маленький Ганс" как случай семейной терапии.М.Ю. Арутюнян.

Формирование фантазии: точка зрения детского аналитика.С. Даулинг.

Четыре задачи горя.В.Ю. Сидорова.

Консультирование людей в дистрессе: психосоциальная реабилитация пострадавших от травматических переживаний в результате войны.Р. Джармен.

Когда травма поражает душу: стыд, расщепление и душевная боль.Б. Килборн.

Эдип и Нарцисс: к вопросу о комплементарности конфликта и дефицита.В.А. Зимин.

Клиническое рассмотрение пограничного пациента.М. Пордер.

Анализ в кредит: уступка реальности или бегство от реальности? Е.С. Калмыкова.

Концепция терапевтического альянса: расширение границ.Х. Куртис.

Сновидения в психотерапии.Ш. Роут.Некоторые замечания о психоанализе, языке и переводе.Г. Голдсмит.

Динамические группы в обучении психотерапии: поле без флажков.Е.А. Пуртова, Н.Ю. Трепалина.

Роль практики в обучении практических психологов.Н.М. Манухина, Ф.И. Хайт.

Танцевально-двигательная терапия: тело как зеркало души.И.В. Бирюкова.

Суицидология в России - немного истории.Е.М. Вроно.

Новости психоаналитической жизни.М.В. Ромашкевич.

Психоанализ в России.С. Каруш.

^ Уважаемый читатель,

Перед Вами первый в этом году номер Журнала практической психологии и психоанализа1). Этот выпуск начинает второй год издания нашего журнала, с чем я хотел бы всех нас поздравить. Ваши отклики и рост посещаемости сайта журнала говорят о том, что журнал востребован, что он обрел своего читателя. Прошедший год был годом становления журнала и мы надеемся, что наступивший год станет годом его дальнейшего развития.

Данный номера журнала посвящен весьма знаменательному для нас событию - 10-летнему юбилею Института практической психологии и психоанализа. Вот уже десять лет как существует данное учебное заведение. В течение этого периода Институт разрабатывает динамически-ориентированную концепцию обучения и реализует учебные программы по профессиональной психологии, готовя специалистов в области психологического консультирования, психоаналитической терапии и семейной терапии.

В этом выпуске журнала Вы найдете статьи преподавателей Института практической психологии и психоанализа. Поскольку преподаватели Института - это специалисты, которые активно практикуют в той или иной области психологической или клинической практики, большая часть работ посвящена именно практическим аспектам работы психолога, психолога-консультанта или психотерапевта.

В этом номере Вы также найдете статьи зарубежных авторов. Среди них работа Развиты Джармен - английского психолога, которая на протяжении вот уже 7 лет преподает в Институте гуманистическое консультирование, а также статьи Хомера Куртиса, Гарри Голдсмита, Шелдона Роса, Скотта Даулинга, Бенжамина Килборна и Майкла Пордера - преподавателей программы по психоаналитической психотерапии, реализуемой Американской Психоаналитической Ассоциацией в нашем Институте в Москве, а также в Санкт-Петербурге. Эта программа продолжается уже третий год. Пользуясь случаем я хотел бы от лица участников этой программы выразить благодарность нашим учителям за их ценный вклад в наше профессиональное развитие, а также за предоставление статей для данного выпуска.

^

1) Одновременно с электронной версией содержание этого номера опубликовано в специальном выпуске Журнала практического психолога (2001. № 1-2). ^ Психотерапия в России профессия новая. Когда мы говорим о психотерапии мы имеем в виду область современных теоретических знаний и практических подходов, а также профессиональные стандарты и этику, которые развивались в западных странах в течение всего 20 века. Мировая психотерапия пришла в Россию относительно недавно - 15-20 лет тому назад.

То поколение психологов и врачей, которое работает сейчас в области психотерапии, хорошо помнит как это движение начиналось. В Россию приезжало большое количество специалистов, представляющих самые разные направления современной психотерапии. Теперь, ретроспективно оценивая ситуацию, можно сказать, что для России это был этап накопления "психотерапевтического капитала". С тех пор пройден большой путь, основные направления психотерапии прижились на российской почве и продолжают развиваться в рамках различных институтов, центров, профессиональных сообществ.

Справедливости ради следует отметить, что ни одна государственная структура, имеющая отношение к вопросам обучения и практики психотерапии в должной мере не отреагировала на это массовое движение профессионалов. И до сих пор психотерапия занимает достаточно ограниченное место в рамках государственных учебных программ по психологии, медицине и социальной работе.

В 1991 году, откликаясь на уже сформировавшийся к тому времени социальный запрос на новую профессию психолога-консультанта и психотерапевта, была создана Академическая школа профессиональной психологии. В отличие от государственных учебных заведений при построении собственной учебной программы мы стремились опираться на мировые стандарты обучения психотерапии.

С самого начала мы столкнулись с определенными сложностями. Стоял вопрос: "Как и что преподавать?" В первые годы существования АШПП, в трудные годы становления, проблема выделения общего основания в различных психотерапевтических подходах и их интеграции решалась в основном самими студентами, которые пытались соединить то, что они получали из курсов по гуманистической психотерапии, психодраме, аналитической психологии Юнга, психоанализу, гештальттерапии и др.

Постепенно мы пришли к пониманию, что перед учебным заведением, дающим базовую подготовку по психологическому консультированию и психотерапии, задача состоит в том, чтобы обучить теории и практике психотерапии, а вовсе не в том чтобы дать поверхностное знакомство с десятком, другим психотерапевтических школ. Постепенно мы стали отходить от позиции эклектизма, стремясь обучать скорее базисным навыкам и методам психотерапии.

В 1997 году на базе АШПП был создан Институт практической психологии и психоанализа. Новое название учебного заведения отчасти отражает наше тяготение к психоаналитическому подходу, дающему, на наш взгляд, наиболее основательное и целостное представление о структуре внутреннего мира человека. Философия динамического подхода - это взгляд на личность с точки зрения развития, как его нормальных, так и аномальных аспектов. В основании психодинамической точки зрения лежит постулат о том, что ни одно психическое событие не может быть полностью объяснено без отсылки к истокам внутреннего конфликта и его последующей трансформации.

Помимо психодинамического подхода студенты достаточно основательно изучают системную семейную психотерапию и психодраму - наиболее эффективные методы работы с семьей и группой. Два эти подхода являются важными составляющими динамически-ориентированной интегративной учебной программы нашего Института.

В заключение от лица всех авторов я хотела бы выразить благодарность главному редактору Журнала практического психолога Александру Лидерсу за предоставленную возможность издания юбилейного выпуска с работами преподавателей Института практической психологии и психоанализа.

Спиркина Е.А. - кандидат психологических наук,Ректор Института практической психологии и психоанализа

Скачать файл (1748.5 kb.)

gendocs.ru

---

Смотрите также

• 
  Журнал звездочка
• 
  Журнал winx
• 
  Журнал фарм
• 
  Персонаж журнал
• 
  Журнал претензий
• 
  Журнал рукописный
• 
  Политехнический журнал
• 
  Алфавитный журнал
• 
  Западники журнал
• 
  Журнал порт
• 
  Журнал эксплорер