Отец родной. Христианский журнал решение

Актуальные ответы на вопросы о Боге, Библии, любви, жизни

Заблуждение или спасение?Цитаты Гонения на христиан в XXI веке"Мне захотелось побольше узнать об Иисусе"Русский Леонардо"Ткань сердца расстелю Спасителю под ноги..."Смерч тридцатых на ТамбовщинеХристос не изменяется Христиане отстаивают свои праваНадежда и ее вераВ краю непуганых бесовТерапия преследованийРеальность единства: опыт XX векаЧто ты гонишь Меня? Реальность разделения: опыт XII векаБогослов-мученик     

oldreshenie.inprogress.net

#40/2013 - Христианский Журнал «Решение»

Стать безумным ради ХристаМиссия vs комфорт: быть евангельским христианином в РоссииПроповедь через всеобъемлющее служениеХристианин - человек двух мировДуховная и материальная реальность: трудности переводаПобеждать зло добром Благой ВестиДолжны ли христиане принимать активное участие в жизни страны?Бог, мир и церковьЦель — университеты Время ХристаКнягиня-евангелисткаИнвестируя в перемены. Как вера становится преобразующейО диалоге церкви и государстваЧто такое христианское искусство О фотосъемке и проповеди«Человек примерной скромности и больших способностей»«И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»Высокие технологии в постгуманистическом мире     

oldreshenie.inprogress.net

Отец родной - Христианский Журнал «Решение»

— Виктор, — прямо с порога представился вошедший посетитель и протянул руку для приветствия. Жест достаточно редкий для клиентов адвокатской конторы, поскольку в подобных ситуациях, как и при визите к врачу, люди часто испытывают чувство неловкости и не знают, с чего начать. Я пожал ему руку и предложил присесть в кресло. Не успел я спросить о цели визита, как Виктор перехватил инициативу и проговорил: «Отец родной! Я пришел по рекомендации, убедительно прошу, не откажите в помощи, сделайте из меня человека!» Такое неожиданное заявление, наверное, озадачило бы любого.

— Простите, как это «сделайте человека»? А кто тогда передо мной сидит? — сказал я в замешательстве.

— А никто, вроде бы я и человек, а вроде бы меня как и нет! — ответил мой собеседник.

Такое странное начало разговора меня совсем не устраивало, и я попросил Виктора рассказать все по порядку.

Родился он в Москве. Родители развелись, и с раннего возраста Виктора воспитывала мать, которая работала на железной дороге проводником международных сообщений. Ездила в страны так называемого социалистического лагеря. В доме всегда были красивые заграничные вещи. Среди сверстников Виктор выделялся особым модным шиком.

В учебе Виктор особого рвения не проявлял, хотя учителя отмечали у него несомненные способности. В 15 лет Витёк, как его звали во дворе, впервые попробовал со старшими ребятами портвейн, а затем и водку. Окончив восьмилетку, Виктор пошел учиться в ПТУ на электрика. Здесь тоже учился кое-как, часто прогуливал, за драки со сверстниками и хулиганские выходки попадал в милицию, за что был поставлен на учет в комиссии по делам несовершеннолетних.

К тридцати годам Виктор уже имел две судимости. Летом он с лотка торговал фруктами, зимой «отдыхал», бродил по рынку и улицам в поисках с кем бы выпить. Вскоре к алкоголю добавились различные наркосодержащие таблетки, которые Виктор называл колесами. Мать всячески пыталась вразумить сына, но безрезультатно. Однажды Виктор в очередной раз попал под следствие. По пьяной лавочке причинил тяжкие телесные повреждения собутыльнику. Чтобы избежать колонии, решил симулировать психическое расстройство. Проштудировал учебник по судебной психиатрии, заучил симптомы заболеваний и начал «косить» под больного. Эксперты поставили ему диагноз, и вместо колонии Виктора направили в лечебницу закрытого типа.

Пока Виктор был в спецлечебнице, мать через суд признала сына недееспособным и установила над ним опеку в надежде, что, может быть, таким образом ей удастся повлиять на его дальнейшую жизнь. После освобождения Виктора поставили на специальный учет. Теперь он обязан был регулярно отмечаться в милиции. Однако надолго Виктора не хватило, и он снова покатился по наклонной.

Попытки несчастной матери лечить сына в наркологическом диспансере успеха не имели. Фактически Виктор умирал. Ему все чаще приходилось ночевать в подвалах, а иногда и вовсе под забором. Он и сам чувствовал, что так долго не протянет и, если ничего не изменить, жить ему осталось совсем немного.

Однажды, когда Виктор сидел на скамейке около дома, к нему подсела пожилая женщина из соседнего подъезда. Неожиданно взяв его за локоть, она сказала: «Вить, пора угомониться. Посмотри, сколько горя ты принес матери и окружающим. Сходи в церковь, там тебе помогут». Женщина назвала адрес евангельской церкви, располагавшейся недалеко от дома Виктора.

«Попытка не пытка, — подумал Виктор, — может, одежонку какую дадут. Опять же можно продать и на вырученные деньги купить бутылку».

Именно с такими мыслями направился он в ближайшее воскресенье в церковь. Церковь показалась какой-то необычной — без куполов, икон и запаха ладана. Собравшиеся верующие сидели на лавочках. На самом видном месте возвышалась кафедра, за которую встал вполне обычный человек, без специального облачения, в костюме и галстуке.

«Наверное, это проповедник», — подумал Виктор. Во время проповеди Виктор пытался сосредоточиться, чтобы понять, о чем говорит проповедник, но до его истерзанного алкоголем и наркотиками сознания доходили только отдельные фразы. После проповеди запел хор, затем последовал призыв к молитве. За кафедру снова встал проповедник. К аудитории он обратился со словами: «Ибо так возлюбил Бог мир…» Проникновенно и убедительно проповедующий говорил о разбойнике, оказавшемся на кресте рядом с Христом и в последние минуты жизни покаявшемся в своих грехах и беззакониях. Однако Виктору казалось, что говорили именно о нем, а не о событиях двухтысячелетней давности. Проповедник говорил о жизни и ее смысле, о том, о чем наш герой никогда серьезно не задумывался.

И вдруг Виктора накрыла какая-то удивительная теплая волна. На время он забыл, где находится, его ноги сделались ватными, и, не замечая окружающих людей, он сосредоточенно ловил каждое слово проповедника, боясь пропустить что-то важное для себя. Как будто эти слова относились именно к нему и только к нему одному. Проповедник призвал к покаянию.

Виктор не помнил, как оказался возле кафедры. По его щекам текли слезы. «Господи, прости меня за все грехи мои, прости меня, грешного, каюсь»,  — шептал он дрожащими губами. Проповедник спустился к нему, возложил руку на его голову и помолился. Никогда подобного умиротворенного и одновременно радостно-восторженного чувства в своей жизни Виктор не переживал. Как будто внутри произошел мощный эмоциональный взрыв освобождения от сковывающих оков греха. Он так остро и осязаемо ощутил глубину своей вины и неправоты, что беспомощно опустился на колени и зарыдал в голос…

Виктор пришел в себя, когда его окружили верующие. Кто-то жал ему руку, кто-то говорил слова ободрения и поддержки, а проповедник вручил ему небольшую книжку под названием «Новый Завет», пригласив на очередное богослужение.

На следующее утро Виктор почувствовал, что что-то в нем изменилось. Он ходил по квартире и вспоминал подробности вчерашнего похода в церковь. Затем взял в руки подаренный Новый Завет и, разместившись на диване, начал его читать. Уже давно он не читал никаких книг и, казалось, утратил этот навык вовсе, однако по мере чтения Евангелия у него проснулся интерес к познанию библейского текста, который необъяснимым образом стал усиливаться. 

Целый день не отрываясь он читал. Мать забеспокоилась: не заболел ли? Тихо, буквально крадучись она сзади подходила к сыну, заглядывая через его плечо, пытаясь понять предмет такого неуемного интереса ее непутевого сына. Виктор кратко и неохотно отвечал на ее вопросы, прося мать не мешать ему.

Следующего воскресенья Виктор уже ждал с нетерпением. Вскоре он стал постоянным членом церкви, принял водное крещение, и у него началась новая жизнь. О своих вредных привычках он даже и не вспоминал, как будто их никогда не было.

Трудности новой жизни начались с поиска работы. В конце концов его взяли без официального оформления на полставки в ресторан сантехником, а чуть позже — электриком в соседние автомастерские. Теперь к работе он относился с должным прилежанием, за что начальство его очень ценило.

Мать не верила своему счастью. Ее единственный сын, который причинил ей столько страданий и боли, вдруг взялся за ум. В нем произошли разительные перемены. Он перестал сквернословить, стал аккуратно одеваться, с почтением относиться к ней как к матери. С соседями, которых он раньше не замечал вовсе, стал вежливым, даже как-то подчеркнуто вежливым, называя их при встрече по имени и отчеству.

Однажды Виктор пригласил мать на богослужение, женщина согласилась без лишних слов. Ей давно хотелось больше узнать про евангельскую церковь, которая сотворила с ее сыном такое чудо. Уже первый визит оставил у нее приятное впечатление. Теперь мать и сын стали посещать церковь вместе.

Вскоре Виктор познакомился в церкви с молодой женщиной Татьяной, ей было 35 лет. Она имела опыт неудачного замужества и жила одна. Татьяну не смутило прошлое Виктора. Для себя она открыла в Викторе ответственного человека, с которым можно было связать судьбу.

На этом Виктор закончил свое повествование и, сделав паузу, умоляющим голосом проговорил: «Отец родной, мне нужна ваша помощь. Мы решили с Татьяной расписаться, но по суду я признан недееспособным и не имею на это права. Пожалуйста, помогите, прошу вас. Я хочу иметь семью и быть как все!»

Дослушав Виктора до конца и задав ему несколько вопросов, я попросил, чтобы пришла его мать, которая являлась опекуном. Через два дня я встретился с интеллигентной женщиной Надеждой Андреевной, мамой Виктора. Ей я объяснил, что надо делать в подобной ситуации, и помог составить заявление о признании Виктора дееспособным, которое она уже на следующий день отнесла в районный суд, и мы стали ждать вызова.

Через три недели состоялось судебное заседание. Как и предполагалось, суд назначил по делу судебно-психиатрическую экспертизу, производство которой поручил психиатрам психоневрологического диспансера, где Виктор состоял на учете. Перед экспертизой я много говорил Виктору о правилах поведения перед членами комиссии: о необходимости быть подчеркнуто вежливым, говорить не спеша и обстоятельно, подробно рассказать о настоящей жизни и планах на будущее. Еще я попросил Виктора поменьше говорить о своей вере и Боге. Если спросят предметно, ответить: «Да, верую», но без лишнего фанатизма и подробностей. Спокойно выслушав все мои советы, Виктор заверил, что все будет хорошо и Господь даст ему мудрости сказать правильные слова в трудную минуту.

В назначенный день мы пришли в диспансер. На удивление приехало много специалистов из других районов. Меня это насторожило: не готовится ли неожиданный сюрприз для моего доверителя? Нам определенно это было не нужно. Подойдя к одному из врачей, я поинтересовался: «Почему так много психиатров, и чем это вызвано?» Врач не скрывая ответил, что случай нетипичный, и в рамках методической учебы решили пригласить специалистов из других районов города, а заодно назначенные судом эксперты сделают свое заключение.

Нам предложили ожидать вызова в коридоре, мы сели на скамейку и стали ждать. После выступления врача-докладчика медицинская сестра пригласила Виктора в зал. Несмотря на закрытую дверь, мне было слышно, что происходит внутри помещения. 

Войдя в зал, Виктор громко со всеми поздоровался, как это часто делают евангельские верующие: «Приветствую вас, дорогие братья и сестры, любовью Господа нашего Иисуса Христа». Я обомлел. Я же просил не бравировать своей верой, быть предельно корректным и осторожным в вопросах религии, а он все делает ровно наоборот! Ведь среди врачей-психиатров были и атеисты, которые его искреннюю преданность и любовь к Богу могли расценить совсем иначе. Кроме того, христиане порой как дети всему радуются и могут производить впечатление людей не совсем адекватных. 

Однако у Виктора, видимо, уже по ходу дела созрел свой план. Подробно и без утайки он рассказал о своей жизни до встречи с Богом и после. Когда он закончил свое повествование, со всех сторон посыпались вопросы. Их было много. Я не улавливал мелких деталей разговора, но слышал, что Виктор отвечает уверенно. В подтверждение своей позиции он нередко ссылался на стихи из Священного Писания. Беседа продолжалась часа полтора, затем испытуемого попросили выйти. Началось совещание специалистов за закрытыми дверями. Виктор смотрел на меня и торжественно улыбался. Он был абсолютно уверен в благоприятном для него исходе дела.

Через пятнадцать минут заседание объявили законченным, и двери распахнулись. Я подошел к председательствующему, седовласому худощавому профессору, и поинтересовался результатом совещания. «Заключение будет готово через полторы недели,  — ответил мужчина. — Мы его направим в суд, там все и узнаете. Однако предварительно скажу, что все очень неплохо».

Я понимал, что врач проявляет профессиональную осторожность и деликатность из соображений медицинской тайны, однако данный ответ меня вполне удовлетворил.

Прошел еще месяц, нас вызвали в районный суд, заседание было коротким. Исследовав заключение экспертов и материалы дела, суд признал Виктора дееспособным. Отныне наш герой стал полноценным гражданином, или, как он говорил, человеком с правом совершать юридически значимые действия — голосовать на выборах, вступать в брак, официально работать по специальности и т. п.

Жизнь Виктора и его семьи вошла в нормальное русло и сложилась вполне удачно. Жена Татьяна родила ему двух девочек-погодков, которых он очень любит.

С тех пор прошло уже несколько лет. Но каждое воскресенье, несмотря на погоду, дружную семью Виктора можно встретить в церкви. А накануне Рождества всегда раздается звонок, и я вновь слышу в трубке знакомый голос: «Отец родной…»

Вот такая удивительная история.

 

Автор: Анатолий ПчелинцевФото: предоставлено автором; gettyimages.ru

 

oldreshenie.inprogress.net

Изменишься ты — изменится мир

Учение о рождении свыше, принятое во всех евангельских церквах, касается прежде всего внутреннего изменения человека. Однако, придя вместе с Реформацией, предложившей большой проект переустройства мира, это учение сильно изменило общество, в котором оно проповедовалось.

Начнем с истоков. Современник Лютера вольный протестантский мыслитель Каспар Швенкфельд учил о «новом человеке», который обретает духовное рождение в результате личного общения с Богом. Он же создал первые малые группы своих последователей (швенкфельдеров), где люди вместе читали Писание и делились опытом личного покаяния. Лютеранский пастор и мистик Валентин Вайгель, живший во второй половине XVI века, столкнулся с тем, что его паства не знает, к кому обратиться с практическими вопросами духовной жизни: в то время пасторы увлеклись отвлеченными богословскими спорами. И Вайгель в проповедях делился своим опытом: если человек искренне кается, чувствует отвращение к прежней мирской жизни, то в его сердце рождается Христос, и тогда человек уже не может совершать больших грехов. В человеке происходит коренной переворот: «… уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20). Произойти такое рождение свыше, о котором Христос говорил Никодиму, может исключительно по милости Божьей, но проявляется оно в изменившейся жизни человека. (Вайгель недаром опасался, что его сочтут еретиком, — после смерти сочинения пастора были осуждены многими богословами как не соответствующие строгой ортодоксии.)

Похожий опыт переживали философ Якоб Бёме и пастор Иоганн Арндт. Но если Бёме излагал этот опыт на «темном» языке мистики, неприемлемом для лютеранских ортодоксов, то Арндт заключил его в строгие лютеранские рамки. В 1606 году вышла знаменитая книга Арндта «Об истинном христианстве». В этой книге Арндт часто цитировал Вайгеля, не называя его. Именно Арндт подробно и понятно объяснил людям, из чего состоит подлинная христианская жизнь. Сначала происходит покаяние (к нему нас побуждает Бог, но это действие связано и с нашим желанием), человек чувствует отвращение к прежней жизни, к мирской суете и обращается к Богу с искренней просьбой изменить его сердце. Потом, исключительно по воле и милости Божьей, происходит рождение свыше: Бог «рождается» в человеческом сердце, и весь настрой человека по отношению к миру коренным образом меняется. Все добрые дела (Арндт много раз оговаривал, что это только плоды свершившейся перемены, а никак не заслуги) исходят от преображенного сердца, а не по обязанности. Далее человек на протяжении всей жизни «взращивает» Христа в своем сердце, углубляя свои личные отношения с Богом.

Книга Арндта, несмотря на исключительно лютеранскую направленность, стала популярной и в иноконфессиональной среде. Ее любили не только протестанты-нелютеране, но и многие православные: книга впервые была переведена в 1735 году на русский язык епископом Симоном (Тодорским) и вошла в обиход православного чтения. Епископ Тихон Задонский, православный святой и просветитель XVIII века, в одном из своих писем указывал, что сначала нужно читать Библию, затем — Арндта, «а в прочие книги как в гости прогуливаться».

Пастор Филипп Якоб Шпенер, вдохновившись книгой Арндта, а также практикой благочестивых собраний швенкфельдеров и кальвинистской общины Жана Лабади, в 1670 году организовал во Франкфурте-на-Майне малые группы (конвектикулы), где люди, разбирая Библию, делились опытом самонаблюдения и обсуждали, как в конкретных обстоятельствах исполнить волю Божью. Сторонников Шпенера стали называть пиетистами (от слова pietas — «благочестие»). Ранние пиетисты, ставя во главу угла покаяние и рождение свыше, пришли к выводу, что возрожденные христиане есть во многих конфессиях, и поэтому у них было принято читать близкую им по духу литературу голландских и английских кальвинистов.

Практически с самого начала пиетизм стал не только религиозным, но и общественным движением, возрождающим импульс ранней Реформации: подлинное покаяние проявляется в том числе в отречении от своего эгоизма и активном, деятельном, практическом служении людям. Возрожденные люди образуют «ячейку» Царства Божия на земле, которое они должны строить здесь и сейчас. Пиетисты организовывали книжные лавки, типографии, аптеки, занимались широкой благотворительной работой — и пользовались покровительством влиятельных людей. По указу прусского короля Фридриха Вильгельма I каждый студент, изучавший богословие, был обязан два года обучаться в Университете Галле, основанном сподвижником Шпенера Августом Франке в 1729 году. Таким образом, пиетизм получил свою кузницу кадров.

Пиетизм оказал огромное влияние на образованных немцев, а через них — и на всю Европу. Пиетистские идеи вдумчивого самоуглубления, опора на внутренний духовный мир и противопоставление его внешнему миру и суете, важность этики и личного выбора были переданы через образование и воспитание крупнейшему немецкому просветителю Готхольду Лессингу и философам Иммануилу Канту и Фридриху Шеллингу. Ранний немецкий романтизм (Фридрих Гёльдерлин и Новалис), без которого не было бы и европейского романтизма, принес из пиетизма, помимо всего прочего, культ чувств, переживаний и представление о четком «двоемирии» (мир обыденный и бездуховный — мир духовный и подлинный).

Пиетисты по-разному отвечали на вопрос, как возрожденным людям строить Царство Божье. Так называемые радикальные пиетисты организовывали общины, где брак не поощрялся, и жили автономно от мира, занимаясь молитвой и работой. Некоторые из таких общин, переехавших из Германии в США, в штаты Айова и Пенсильвания, внесли серьезный вклад в экономическое развитие этих регионов.

Но чаще всего пиетисты активно действовали в обществе, и здесь самый яркий пример — это страны Северной Европы. Приведем только несколько примеров.

В первой половине XVIII века пасторы-пиетисты Йоун Торкельссон и Людвиг Харбо стали активно проповедовать в Исландии по поручению датского церковного начальства (в те времена Исландия входила в состав Дании). Их деятельность была направлена на образование и просвещение: в 1744 году они настояли на том, чтобы до 14 лет (возраст конфирмации) все дети были обучены чтению. Школ было мало, дети в основном учились на дому. Пиетистами была создана сеть школ, прежде всего для низших слоев общества, и эти школы были настолько успешны, что вызвали интерес к официальной церкви у исландцев, принявших Реформацию под сильным иноземным давлением. В исландских пиетистских школах много внимания уделялось тому, чтобы научить детей формулировать понимание предмета и отстаивать свое мнение.

Еще в одной тогдашней провинции Дании, Норвегии, пиетизм привел к национальному подъему. Ханс Нильсен Хауге, крестьянин, ремесленник, впоследствии — успешный предприниматель, в 1796 году пережив рождение свыше, начал пиетистскую проповедь среди крестьян. Основным содержанием проповеди Хауге был призыв соединить молитву и повседневный труд. Писание следовало читать медленно и вдумчиво и стараться к каждому моменту жизни подобрать подходящий отрывок. Эту практику поддерживали брошюры с биографиями успешных последователей Хауге — каждый момент их жизни был своего рода иллюстрацией библейских текстов.

Проповедь Хауге включала призыв к крестьянам, «исконным» норвежцам, объединиться и защитить свои интересы перед «пришельцами» — «невозрожденными» чиновниками и горожанами, которые отличались от них, помимо всего прочего, и языком (образованные люди говорили по-датски). Важно отметить, что Хауге был не только проповедником, но и кем-то вроде бизнес-тренера и спонсора: он давал крестьянам подробные консультации, как начать свое дело, и мог организовать им финансовую помощь из особого фонда, учрежденного его единомышленниками.Зажиточные крестьяне (бонды), вдохновленные Хауге, стали организовывать большие и маленькие кооперативы (причем, по совету Хауге, не только сельскохозяйственные — открывались бумажные фабрики и лесопилки). Так возникла сеть взаимопомощи: все уверовавшие поддерживали друг друга финансами и консультациями. Ряд хаугеанских кооперативов, вдохновляясь идеалами ранней христианской Церкви, делал и свое предприятие общиной: в кооперативы входили семьи работников, включая стариков и инвалидов.

Хаугеанцы приняли активное участие в революции 1814 года, когда была расторгнута уния с Данией и заключена уния со Швецией, в результате чего Норвегия получила право на собственную конституцию. В 1833 году в парламент (стортинг) была избрана большая группа крестьян во главе с хаугеанцем Габриэлем Уэланном. В 1836 году стортинг под давлением активных хаугеанцев ввел широкое самоуправление — избираемые населением советы и в приходах, и в селах получили почти всю полноту власти.

Еще в одной североевропейской стране, Швеции, в конце XVIII — первой половине XIX века проповедовал пастор-пиетист Генрик Шартау. Шартау была чужда эмоциональная сторона пиетизма, он настаивал на том, чтобы священно­служитель способствовал ясному пониманию прихожанами веры и через это — их покаянию и новому рождению. Особое внимание уделялось «святости профессии» и верности призванию. Вокруг Шартау собралась группа последователей- шартауанцев, которые впоследствии создали среди шведских рабочих пиетистские ячейки, чья основная деятельность заключалась в проповеди этики труда, защите интересов рабочих, распространении среди них просвещения.

В Северной Швеции в первой половине XIX века проповедовал пастор-пиетист, ботаник и антрополог Ларс Леви Лестадиус (1800–1861). Обновление его веры произошло в 1844 году. Во время одной из инспекций в город Оселе он встретил Миллу Клемнетсдоттер Фёлинге, саамку, принадлежавшую к ривайвелистскому движению. Она рассказала Лестадиусу о своем обращении к живой вере, после чего он пережил духовное рождение и прощение грехов. Это стало вдохновляющим фактором в пасторской деятельности Лестадиуса. Он активно противостоял повальному пьянству населения Лапландии, призывал саамов бороться с «драконом ликером» и вести посвященный Богу образ жизни.

Таким образом, идея рождения свыше, которую популяризировал пиетизм, помогала не только личному преображению людей, но и изменению общества в целом. Отметим, что эта идея предполагала, что к покаянию людей нужно приводить мягко и постепенно (для этого и нужно просвещение), а рождение свыше вообще нельзя осуществить своими усилиями — это совершает Сам Бог. Соответственно, для общественной жизни это означало отказ от резких насильственных действий (даже революция 1814 года в Норвегии была практически бескровной, особенно если сравнить ее с другими революциями) и акцент на медленном, терпеливом, последовательном просвещении общества и смягчении нравов. Похоже, этот опыт весьма актуален и для нашей страны.

 

ФОТО: gettyimages.ru

oldreshenie.inprogress.net

Весть - Христианский Журнал «Решение»

Мы живем на планете, на которой люди убили своего Бога. И стараются не вспоминать об этом факте. Вернее, как-то его облагородить и окультурить. Распятие, эта страшная виселица, голова страдальца становятся темой ювелирных украшений, лубочных картинок.  Все это, растиражированное сначала средневековыми художниками, а потом живописцами Ренессанса, причем далеко не всегда гениальными, утратило, как и все растиражированные вещи, свою единичность, конкретность и актуальность. Постепенно история, произошедшая в Иерусалиме, мифологизировалась, перешла в безопасное измерение события, случившегося во время оно, утратила страшную силу несомненности.

Но несмотря на всю работу времени и коллективной психики, мы имеем дело со страшной правдой — мы живем на планете, на которой люди убили своего Творца, пришедшего к ним в человеческом теле. И когда мы ужасаемся по поводу тех преступлений и войн, которые происходят на Земле, мне кажется, стоит об этом помнить и стоит спросить: а чему тут удивляться?

Существует и другая сторона этого перерождения, этой метаморфозы. У Анатоля Франса есть новелла, в которой Понтий Пилат, отошедший от государственных дел и проводящий дни в достатке и благополучии, встречает старого друга, знакомого ему еще по Иерусалиму. Два товарища сидят и, как это бывает между старыми друзьями, вспоминают «славные деньки» своей жизни. А помнишь, какие в Иудее были женщины? А помнишь, какие там были вина? А танцы? А нрав этого народа? А помнишь того-то и того-то? И все это они хорошо помнят, все это свежо у них в памяти — политические интриги, званые обеды, красивые женщины… И потом друг Пилата спрашивает: а помнишь того смутьяна, который в общем-то и виноват не был, но с ним решила свести счеты правящая верхушка? И ты еще хотел, чтобы им насолить, отпустить его на свободу, но что-то такое не заладилось, и тебе пришлось отправить его на крест. Знаешь, говорят, теперь у него много последователей. Нет, говорит Пилат, не помню. В то сумасшедшее время было столько смутьянов и стольких пришлось распять, что я не понимаю, о ком ты говоришь.

И тут писатель уловил любопытный ход психики. Вполне возможно, что Пилату совсем не хочется помнить про невинно убитого с его разрешения человека. Его память вычеркивает из своей копилки этот факт. Потому что, если держать в голове, что мы живем на Земле, где люди убили своего Бога, то ситуация станет не только дискомфортной, она грозит превратиться в страшную.

И поэтому работают методы сдерживания боли. Они работают до степени благополучного забвения самого факта под видом толерантности, под видом уважения к иным верам (вполне справедливого), под видом опровержения этого исторического события наукой (как в СССР) и так далее. Есть вещи, которые помнить нестерпимо. Но от этого они не перестают быть фактом.

Знаете, мы не ходим ночью в лес, потому что нам страшно. Но сегодня мы живем на территории, где гости (мы) убили своего отца (хозяина), и не чувствуем от этого особенного дискомфорта. Почему-то этот факт утратил для нас свою силу.

К чему я это говорю? А вот к чему. Мне интересно, как происходит сегодня свидетельство о Христе. Если вспомнить свидетельство апостолов, они начинают с того, что говорят о Христе, сыне Божием, «которого вы убили». Благая, или Радостная, весть сопряжена с этим непереносимым фактом, который тогда еще не утратил свежести совершенного недавнего чудовищного преступления.

Почему же, проповедуя такого Христа и такого Бога, апостолы не боялись подобной Благой вести? И почему весть об убийстве стала благой?

Давайте еще немного вернемся назад. Кто конкретно участвовал в убийстве? Это — политика (Пилат), это официальные духовные лидеры (Кайафа), это толпа.

Стоит задуматься. Ведь, так или иначе, наша жизнь связана с политикой, с теми или иными представителями церкви, далеко не всегда непогрешимыми (в СССР, например, многие из них имели звание в КГБ), с толпой. И как только мы становимся безликой и безответственной единицей этих «сообществ», мы сразу же вступаем в зону риска. Становимся соучастниками.

Но смерть Бога от рук людей на этот раз оказалась очень необычной смертью. Невероятной смертью. Во-первых, Он простил Своих убийц. Во-вторых, Он воскрес. Более того, Он дал понять, что каждый из людей может воскреснуть вместе с Ним. Каждый из тех, кто был причастен к Его убийству, может стать причастным к жизни вечной. И сила этой вести была столь ошеломительно великой и столь полной жизненной мощи, что превзошла даже страшный факт убийства Бога. Превзошла, но не отменила.

Распятие, писал С. С. Аверинцев, стоит в центре истории. Оно вне времени. И волны от него бегут в два конца истории — в будущее и в прошлое, преображая их смысл и придавая им новое измерение.

Вневременное Распятие не может устареть. Оно всегда — сейчас. И не в качестве ювелирного украшения или очередной сладковатой картинки, которая «не про то», про другое, а во всей своей страшной силе. Но что же делает тогда Радостную весть радостной? А вернее, как я должен развернуться к этой вести для того, чтобы она приняла меня в свою радость? Что для этого мне нужно сделать, если я выбираю открытость этой вести о собственной вечной жизни? Мне нужно сораспяться.

Я сейчас употребляю миллионы раз произнесенные слова и чувствую, что они недостаточно свежи, что они также несут на себе след растиражированности — нечувствие, привычку, машинальное поверхностное согласие.

И поэтому я немного уточню. Что же кроется за этим устаревшим как доисторический монстр и все же таким живым словом «сораспяться»? Что это значит? А вот что. Принять свою ежедневную усталость, свою боль, свое одиночество, которое никого не минует, свою старческую немощь, свои болезни и, наконец, смерть. Принять несовершенство других людей, их неблагодарность, их предательство, принять уродства истории, принять несправедливость мира. Принять свое собственное несовершенство, ограниченность, недостатки. И сделать это во имя того, кого люди убили. Но сделать это не на словах, а поверив, а то и найдя в своей душе глубинный центр Творения, в котором, после крестной жертвы, все эти непримиримые вещи непостижимо начинают истаивать, начинают менять свой смысл, как меняет рисунок ковер, когда его переворачивают с неблаговидной изнанки на лицевую сторону.

К чему я все это говорю? А вот к чему. Человек, который проповедует Благую весть, не пройдя через опыт участия в смерти Бога на кресте, своей причастности к этой смерти (не на словах) и через опыт воскресения вместе с Богом, меня не убеждает. Человек, который говорит о Боге от лица политики, толпы, от лица коллективной духовной общности, не обладает для меня словами истины.

А кто обладает?

Моя бабушка, которая украдкой ходила в церковь, несмотря на то что могла иметь из-за этого большие неприятности, и которая украдкой крестила меня, когда я шел на экзамен. Я смеялся над ней, но не забыл ее веры. Верующие ребята из группы художников, с которыми я работал на стройке, и один из них познакомил меня с отцом Леонидом, пришедшим — о чудо! — к нам на леса в разгар эпохи атеизма в рясе и после короткого разговора помогшим мне покреститься без документов. Александр Мень, молитва которого спасла мне жизнь, погибший на дороге в церковь. Григорий Померанц, обретший и углубивший веру в Бога на фронте, на зоне, пишущий об этом «в стол» в коммунистической послевоенной Москве, его жена — Зинаида Миркина, прошедшая свой опыт креста и воскресения и свидетельствующая об этом в стихах и на лекциях по сей день. И еще великое множество людей — и знаменитых, и никому не известных, как, например, те монахини, что приезжали из-за границы в СССР, узнавали о нуждающихся многодетных семьях, шли туда, убирали, варили обед, покупали продукты, стирали и при этом не произносили ни одного слова.

Если все вышесказанное суммировать, то вот к какому выводу можно прийти. Благая весть сегодня, как и вчера, может быть либо поучением, либо свидетельством. Поучением — это когда человек, пусть даже из самых искренних побуждений (а это лучший случай), проповедует Христа исходя из чужих слов, не пережив внутреннего опыта Распятия и Воскресения, а если и пережив, то как один из мифологических фактов или почти что государственных праздников.

Сюда же относится проповедь человека, говорящего слова так, как его научили в академии или в другом подготовительном учреждении. Поучение — вещь неплохая, но сердец не зажигает. Свидетельства такого рода — пусть даже поданные с небывалой помпой, с телеэкрана или с епископской кафедры, — остаются идеологией, а не свидетельством. А идеология — будь она партийная, коммерческая или христианская — все равно остается идеологией, делом поверхностным и «слишком человеческим».

В словах же, идущих изнутри, из глубины глубин, в словах человека, пережившего опыт сораспятия и воскресения, таится непостижимая сверхъестественная сила, обладающая даром зажигать во внимательном слушателе в ответ такой же сверхъестественный огонь веры.

Космическая история, превышающая масштабы целой вселенной, оказывается способна произойти внутри одинокого человеческого сердца. Более того, только там она и способна произойти. Все остальное — внешнее. Все остальное — мир, где Бога убили и продолжают убивать.

Проповедь, донесение Благой вести — это сверхъестественное дело в мире естественных дел. И если говорящий ориентируется на этот мир, то никакого огня он не зажжет. В лучшем случае он передаст информацию по поводу истории, случившейся некогда в Иудее, про которую человек естественного мира, на глазах которого она произошла, более того, участником которой он был, предпочитает, по версии Анатоля Франса, не вспоминать. И так будет удобнее для всех в мире естественном. И такова вероятность веры во Христа в этом мире политиков, толп, духовных идеологов.

Но есть и был опыт людей, которые доросли из распятия Бога до воскресения Бога и проделали этот путь муки и радости вместе с Ним. Они-то несли и несут тот свет, о котором сказано, что он во тьме светит и что тьма его не объяла.    

 

Автор: Андрей Суздальцев Фото: gettyimages.ru

oldreshenie.inprogress.net

#36/2012 - Христианский Журнал «Решение»

Ощущение Божьей любвиВ чем смысл Христианства?Место встречиВ фокусе христианстваХристианство и культура«Вера, ищущая понимания»Правила навигацииЧерез книгу — к ГосподуТекст как пространство ВстречиВ христианстве ищи ХристаОстается лишь сказать: «Слава Богу!»Христианами не рождаютсяХрам Соломона«Теория малых дел стала для меня основополагающей»Если дом наш разграблен и пустХристианство через кинообъектив Жемчуг Господа моегоНачните с простых вещей     

oldreshenie.inprogress.net

---

Смотрите также

• 
  Журнал энергетическое право
• 
  Cre retail журнал
• 
  Pin up журналы
• 
  Бурьяк живой журнал
• 
  Сценка журнал украли
• 
  Читать журнал птюч
• 
  Северяне журнал салехард
• 
  Журнал пространство экономики
• 
  Журнал агро 21
• 
  Гутен таг журнал
• 
  Аптечный совет журнал