Это интересно
- ОКД
- ЗКС
- ИПО
- КНПВ
- Мондиоринг
- Большой ринг
- Французский ринг
- Аджилити
- Фризби
Опрос
Полезные ссылки
РКФ
Все о дрессировке собак
Стрижка собак в Коломне
Поиск по сайту
Политическая история книжные анонсы от Андрея Фурсова. Журнал однако фурсов
Холодный восточный ветер
Политическая история книжные анонсы от Андрея Фурсова
Ольга Четверикова. Измена в Ватикане, или Заговор пап против христианства. М.: Алгоритм, 239 с.
«В настоящее время, — констатирует О. Четверикова, — Россию ускоренными темпами встраивают в западный мировой порядок, осуществляя это на основе обновленной модели отношений, исключающей жесткую конфронтацию и утверждающей «диалог» исключительно по западным правилам игры. Они предполагают тотальную смену наших цивилизационных ориентиров, для чего осуществляется такая перестройка нашего сознания, при которой те силы, что традиционно воплощали собой совершенно чуждые нам нормы и ценности и являются нашими главными противниками, воспринимались бы в качестве союзников и друзей. В сфере военно-политической такая перестройка осуществляется в отношении НАТО, а в религиозно-мировоззренческой — в отношении Ватикана. Поэтому процессы сближения с ними идут параллельно и даже синхронно и должны завершиться такой интеграцией России в западные структуры, при которой она перестанет существовать как самостоятельное целое».
Ватикану в этих планах принадлежит важнейшая роль.
Сегодня он представляет собой церковно-государственную структуру, обладающую уникальными разведывательными, дипломатическими, финансовыми и организационными возможностями, позволяющими ему, прикрываясь деятельностью многочисленных фондов и религиозных ассоциаций, последовательно реализовать свои цели. Работая в тесном союзе с Вашингтоном и применяя ту же тактику «перезагрузки», Ватикан проводит четкий курс на «примирение» с православным Востоком. Однако миссия Святого Престола в отношении России остается неизменной: она нацелена на изменение основ русского духовного строя, на размывание вековых мировоззренческих принципов, сформированных православной верой, и в итоге на поглощение православия католицизмом под властью римского понтифика.
Осуществляя мощную идейную экспансию, давая нравственное обоснование необходимости «мировой политической власти» и добиваясь признания авторитета Ватикана в качестве ведущей религиозной силы в современном мире, папство само в реальности является лишь орудием в руках более мощных транснациональных структур, внедряющих универсальную мировую религию и глобальную этику для всего человечества.
Каким образом произошел отход католицизма от христианского вероучения во второй половине ХХ века, что стоит за папским проектом всемирного управления и каковы реальные планы Ватикана в отношении Православия — об этом рассказывается в данной книге. В ней привлечены ранее неиспользованные зарубежные источники, что позволяет лучше понять уже известные факты и более широко взглянуть на происходящие процессы.
По мнению автора, в основе трансформации католицизма лежат такие факторы, как развитие религиозного плюрализма в Европе, которое привело к эрозии христианского сознания, распространение «потребительской морали», коммерциализация самой религии, прежде всего католицизма и протестантизма, и набирающий силу экуменизм.
Как и протестантизм, католическая церковь не устояла перед давлением модернизма и совершила экуменическую революцию, процесс этот шел сложным путем, и связан он с отношениями Ватикана с фашистской Италией и нацистской Германией (конкордаты 1929 и 1933 годов), с участием Ватикана в переброске 30 тыс. нацистов в Латинскую Америку — операции «Монастырь», «Ватиканский коридор», «Скрепка».
Полностью одобряя действия Германии и ее сателлитов, папа вместе с тем не забывал и об атлантическом направлении своей политики. На протяжении всей войны он поддерживал неофициальные дипломатические отношения с США, большую роль в которых играли его личные связи с президентом Ф. Рузвельтом. Еще будучи госсекретарем Ватикана, будущий Пий XII пользовался определенным влиянием в США, куда он был послан Святым Престолом в 1936 году. Это была вообще первая поездка такого рода в истории Ватикана. Здесь он встретился с президентом Рузвельтом, договорившись о восстановлении представительства США при Святом Престоле (а оно существовало до 1867 года), гостил у президента «Юнайтед Стейтс стил» М. Тейлора, рыцаря Мальтийского ордена, назначенного в начале войны личным представителем Рузвельта при папе.
В 1949 году, с образованием НАТО, папа открыто выступил в поддержку военного блока, объявив в февральской речи «освободительную войну» против социалистических стран справедливым деянием. Пиком политики холодной войны, проводимой католической церковью, явилось принятие Конгрегацией Священной канцелярии в июле 1949 года декрета, осуждающего коммунизм.
После смерти «атлантического папы» Пия XII и прихода к власти Иоанна XXIII (1958–1963) в католицизме происходят самые серьезные изменения со времен Тридентского собора (1545–1563). Они выразились в политике «аджорнаменто» — осовременивании церкви. Главным средством «осовременивания» планировался Второй Ватиканский собор.
Для его подготовки и в целях централизации всех реформистских усилий папа в противовес ортодоксальным Римской курии и Конгрегации по делам веры создал в июне 1960 года Секретариат по христианскому единству, во главе которого был поставлен лидер прогрессистов кардинал Августина Беа (1881–1968), входивший в ближайший круг советников папы.
Беа стал одной из ключевых фигур процесса подготовки к перестройке в церкви. Будучи членом ордена иезуитов, он руководил в свое время иезуитским международным исследовательским центром в Риме, а затем возглавлял папский Григорианский университет. Это был теолог модернистского направления, находившийся под сильным влиянием протестантских идей, но не только их: Беа фигурировал в списке влиятельных масонов, который был составлен агентами контрразведки Ватикана (SР) в ходе расследования, осуществленного по поручению папы Павла VI в 1971 году.
Основными направлениями деятельности группы Беа стали экуменизм, либерализация церкви и расширение контактов с иудаистскими организациями. Представители последних в давлении на Ватикан активно использовали факты его сотрудничества с нацистами. «Со стороны иудаизма, — пишет автор, — речь шла о хорошо продуманной и последовательно реализуемой стратегии, направленной на то, чтобы добиться пересмотра основополагающих положений христианского учения. Ключевой идеей, обосновывающей необходимость ревизии христианства, является положение о том, что оно содержит в себе «учение презрения» в отношении евреев, которое является главной причиной светского антисемитизма нового времени. Данное учение в свою очередь связывается с принципиальным христианским положением о лишении Израиля обетования и благодати, которое иудеи называют «идеей вытеснения Израиля Церковью» и считают самой опасной. Исходя из этого, они утверждают, что холокост надо рассматривать как «кульминацию многовековых гонений именно со стороны христиан» и что политика Гитлера не имела бы успеха, если бы ее фундаментом не послужили те обвинения, которые предъявляли христиане в отношении иудеев».
Формула «учение презрения» (l’enseignement du mépris) с вытекающими из нее выводами была введена французским иудейским историком и писателем Жюлем Исааком (1877–1963), сыгравшим ведущую роль в становлении иудейско-католического «диалога». Основные его идеи были изложены в книгах «Иисус и Израиль» (1946) и «Генезис антисемитизма» (1956), в которых было подвергнуто жесткой критике христианское учение, рассматриваемое как главный источник антисемитизма. И евангелисты, и святые отцы Церкви были представлены им как лжецы и преследователи, полные антиеврейской ненависти, несущие моральную ответственность за Освенцим и холокост.
В июне 1960 года при содействии французского посольства в Риме и лично кардинала Беа Исаак встретился с понтификом, которого пытался убедить в необходимости пересмотра «учения о презрении», передав ему соответствующий меморандум «О необходимости реформы христианского учения относительно Израиля». Эта встреча была важным жестом Иоанна XXIII по отношению к Ассоциации иудео-христианской дружбы, и недаром за несколько месяцев до нее папа приказал упразднить выражения «Помолимся также о вероломных иудеях (pro perfidies Judaeis)» и «Всемогущий, вечный Боже, в милости Своей не отвергающий даже вероломство иудеев», произносимые в богослужении Великой пятницы.
Работа Второго Ватиканского собора завершилась после смерти Иоанна XXIII при его преемнике, которым стал кардинал Джованни Батиста Монтини, один из самых высокопоставленных членов курии, вступивший на папский престол под именем Павла VI (1963–1978). Решение о его избрании было принято за несколько дней до конклава на встрече кардиналов в Вилла Гротаферрата, принадлежавшей известному масону Умберто Ортолани, которого Павел VI в благодарность за его гостеприимство назначил «Рыцарем Его Святейшества». Новый папа был последовательным сторонником «открытой церкви» и полностью продолжал линию Иоанна XXIII на обновление внутрицерковной жизни и продвижение дела экуменизма. Он первым начал ревизию истории католицизма, выступив с просьбой о прощении, обращенной к разделенным братьям в сентябре 1963 года, и потребовав взаимной терпимости. Просьбы о прощении и покаяние в исторических грехах будут звучать из уст Павла VI неоднократно. Между тем на соборе сразу возникла острая дискуссия между консерваторами и либералами, и хотя либералы представляли меньшинство, им удалось занять ведущие позиции и добиться решающего влияния на ход событий. Почему и как это произошло, подробно описал в своей книге «Они предали Его. От либерализма к отступничеству» архиепископ Марсель Лефевр, не принявший решений собора и подвергнувший их глубокой критике.
В декабре 1965 года собор завершил свою работу, приняв 16 документов. «Содержание этих документов означало, что собор явился разделительным рубежом в истории католичества. Продемонстрировав гибкую приспособляемость к миру сему, он изменил саму суть христианского учения, придав ему экуменическую направленность».
Марсель Лефевр определил собор как «смуту» и «либеральный переворот», которому присутствовавшие на нем папы не оказали сопротивления. Он откровенно указывал, что собор, движимый либеральным духом отступничества, «совершил измену, подписав мировое соглашение со всеми врагами Церкви». Лефевр связал либерализацию церкви с деятельностью масонов. Он активно использовал секретные бумаги (переписку) руководителей «Верхней венты» (высшей масонской группы) итальянских карбонариев 1820–1846 годов, попавшие в руки папского правительства и опубликованные Кретино-Жюли в его книге «Римская церковь и революция». Папы приняли решение предать их гласности, чтобы верующие узнали о том заговоре, который готовили тайные общества, и могли бы во всеоружии встретить его возможное осуществление. В документах изложен план и описан механизм самоуничтожения церкви путем захвата в ней руководящих позиций, включая сам папский престол.
Наряду с идейным обновлением в церкви происходили и организационные изменения. В целях претворения в жизнь епископальной коллегиальности в 1965 году был создан новый институт — Синод епископов, наделенный консультативными полномочиями, который при Павле VI собирался пять раз. Однако более важные изменения коснулись скрытого уровня управления Святым Престолом, ставшие отражением нового характера отношений между церковными иерархами и итальянской политической элитой. Речь идет о тесном союзе, который был установлен между Павлом VI и представителями влиятельных итальянских масонских кругов в целях недопущения укрепления в стране позиций левых сил и в первую очередь коммунистов. Главную роль в обеспечении этого союза сыграли спецслужбы Ватикана, Священный альянс (СА) и Sodalitium Pianum (SP).
Разведывательные службы Святого Престола были (и остаются до сих пор) представлены двумя структурами — Священным альянсом (СА) и департаментом папской контрразведки Sodalitium Pianum («Стипендия Пия»). Священный альянс был создан еще в 1566 году по приказанию папы Пия V, а Sodalitium Pianum — в 1909 году при Пие Х. И хотя Ватикан никогда не признавал существование СА и службы контрразведки, с момента своего основания эти неформальные отделения действовали параллельно с политическими органами, преследуя общие с ними цели, но используя иные методы. По признанию некоторых исследователей, они представляют собой одну из лучших и самых эффективных спецслужб в мире.
При Павле VI спецслужбы Ватикана заработали на полную мощь. Во главе СА был поставлен священник Паскуале Макки, ставший личным секретарем и доверенным лицом папы, который установил активное взаимодействие разведывательных органов с масонами. Самым влиятельным из них был банкир Микеле Синдона, которого папа назначил своим советником по финансовым вопросам, а затем поставил во главе Института по делам религии (ИДР), называемого Банком Ватикана. Кроме Синдоны руководителями банка стали Умберто Ортолани, а также Личо Джелли — оба члены ложи «Пропаганда-2» (Р-2), одной из самых могущественных и жестоких тайных неофашистских организаций Италии, ставящей целью уничтожение в стране парламентской демократии. Как указывал французский журналист Пьер Карпи, в ложу входили многие епископы и кардиналы, и она была связана с английской Объединенной ложей. В просочившемся в прессу докладе утверждалось, что «масоны разбили Ватикан на восемь секций, в которых действуют четыре масонские ложи, соблюдающие шотландский ритуал, и что члены этих лож, высокопоставленные чиновники крошечного государства Ватикан, вошли в братство каждый сам по себе и, кажется, не опознают друг друга даже по трем постукиваниям кончиком большого пальца». Что касается Банка Ватикана (ИДР), то наряду с разведывательными органами он принадлежит к числу самых засекреченных папских служб. Основанный в 1887 году, он был реформирован при Пие XII в 1942-м таким образом, чтобы избежать инспекции фашистских властей.
Со временем операции Банка Ватикана становились все более опасными и начали угрожать уже стабильности экономики и Ватикана, и Италии. Ситуация особенно осложнилась, после того как в 1968 году во главе ИДР был поставлен бывший начальник охраны Павла VI — гражданин США (литовец по отцу) епископ Пол (Казимир) Марцинкус. Он стал ярким воплощением проатлантистской ориентации курии, стремившейся в борьбе против влияния левых сил заручиться надежной поддержкой американских спецслужб. Марцинкус находился под покровительством ЦРУ и был тесно связан с архиепископом Нью-Йорка кардиналом Фрэнсисом Спеллманом, имеющим также связи с ЦРУ.
«После смерти Павла VI новый понтифик Иоанн Павел I начал расследование деятельности ИДР, имея планы реформировать финансовые структуры Ватикана. К 23 сентября 1978 года у него имелись уже почти все материалы следствия по делу Банка Ватикана, собранные Священным альянсом, среди которых был и доклад «ИДР — Банк Ватикана: положение дел, ход дел», принадлежавший к категориям «совершенно секретно» и «понтификальная тайна». Однако в ночь с 28 на 29 сентября Иоанн Павел I внезапно скончался, и хотя в медицинском заключении говорилось о естественной смерти от инфаркта, оставалось много неясных вопросов, связанных с обстоятельствами его ухода. Однако все они остались без ответа, так как материалы расследования получили статус «понтификальной тайны», а Священному альянсу был дан приказ не проводить никакого расследования силами секретных служб Ватикана. Это был один из самых коротких понтификатов, который продлился всего 33 дня».
Значительную роль в католической церкви играет неоорденская структура «Опус Деи» (Opus Dei), созданная в 1928 году испанским священником Хосе Марией Эскрива де Балагером. Это первая секулярная организация, утвержденная указом Пия XII (1947 год). Многие исследователи определяют учение Эскрива как католический вариант кальвинизма. Вместе с тем некоторые еврейские источники указывают на его близость к иудаизму, к талмудической традиции и каббалистической доктрине Tikkun Olam — не случайно одна из книг об этой организации называется Opus Judei.
Орден, который по многим параметрам похож на секту, активно работает с аристократами, интеллектуалами и банкирами, он сыграл большую роль в приходе к власти Войтылы — антисоветского папы Иоанна Павла II.
C утверждением у власти нового понтифика орден поставил задачу добиться для себя статуса персональной прелатуры папы, который позволил бы ему оказывать решающее влияние на политику Ватикана, а также контроля над Банком Ватикана, где заправляла либерально-масонская команда. Стратегия «Опус Деи» была такова: не атакуя непосредственно своих соперников из либерально-масонской группировки и поддерживая папскую линию на укрепление «Солидарности» в Польше, сформировать другой, более мощный финансовый католический полюс, для чего была создана новая финансовая сеть в Швейцарии, главной опорой которой служил банк «Готтардо». Связку ИДР — Амброзиано — масонство должен был заменить новый союз: ИДР — «Готтардо» — «Опус Деи», что угрожало позициям и финансовым интересам значительной группы лиц. Поэтому покушение на папу в мае 1981 года некоторые исследователи рассматривают как результат острой внутренней борьбы за власть между различными фракциями в Ватикане. Сын убитого позже Роберто Кальви также полагает, что покушение на папу было связано с его переориентацией на «Опус Деи».
Главные направления деятельности «Опус Деи», представляющие для руководства Ватикана первостепенное значение, — это, во-первых, обеспечение интеллектуальных разработок стратегического значения и, во-вторых, контроль над финансами.
Что касается первого, то орден призван решать важнейшую идеологическую задачу, заключающуюся в такой перестройке сознания европейских элит, которая обеспечивает полное принятие основных положений того англосаксонского неолиберального проекта, который стал последовательно осуществляться с конца 70-х годов и вошел в свою завершающую стадию в 90-е годы. Идеологические установки ордена, представляющие собой своеобразный симбиоз неолиберализма и религиозного фундаментализма, явились фактически католическим аналогом теории экономической свободы Ф. Хайека и стали основой для разработки соответствующих учебных и исследовательских программ, осуществляемых в контролируемых орденом институтах и образовательных центрах.
На основе неолиберально-религиозных мировоззренческих установок формировалось уже новое поколение европейских политиков, финансистов, экономистов, пришедших на смену старым кадрам в конце ХХ — начале XXI века. Показателем эффективности работы «Опус Деи» стали его успехи во Франции — стране с традиционно светской культурой. Интенсивная инфильтрация опусдеистов началась при президенте Ж. Шираке, совершившем в 1996 году визит в Ватикан, который французские лидеры не посещали с 1959 года. Членами ордена или симпатизирующими ему являлась большая часть министров и советников Ж. Ширака, различных функционеров, работавших и при президенте Н. Саркози. В экономике наиболее значимые фигуры — это главы страховых компаний АКСА и AЖФ, директор фирмы Шнейдер, хозяин Рено и др. Большие симпатии к «Опус Деи» всегда проявлял и ультра-либерал, мондиалист Мишель Камдессю — бывший директор-распорядитель МВФ, после своей отставки пристроенный орденом в понтификальную комиссию «Справедливость и Мир».
Другая главная забота «Опус Деи» — финансовое обеспечение и управление средствами Святого Престола. Благодаря обширной сети фондов и банков орден концентрирует в своих руках крупные суммы, основная часть которых идет от высокопоставленных нумерариев, обязанных завещать в пользу ордена все свое имущество». Ватикан сыграл большую роль в разрушении СССР — это открыто признал даже М. Горбачев. Взаимные интересы Ватикана и Вашингтона стали основой для совместных действий в Восточной Европе, в подготовке которых одну из главных ролей также сыграл «Опус Деи». Орден использовал свои связи с североамериканскими кланами итальянской мафии, а также близкие отношения личного секретаря папы и главы «польской группы», контролирующей понтифика, архиепископа Станислава Дзивича с американскими членами Трехсторонней комиссии (одной из важнейших теневых структур мирового управления), и в первую очередь с З. Бжезинским. Некоторые исследователи, например, испанский священник Лопес Саес, считают, что вопрос о самом приходе Войтылы к власти решался в 70-х годах в Белом доме и в бизнес-кругах США и что именно Бжезинский, тесно связанный с Дзевичем, и кардинал Филадельфии Куроль (также поляк) ввели будущего папу в круг людей, приближенных к власти в Вашингтоне. И тот же З. Бжезинский, регулярно переписывавшийся с понтификом, а также Йозеф Томко, глава отдела пропаганды Ватикана, бывший тогда главой SP, разработали так называемую операцию «Открытая книга», целью которой было наводнить антикоммунистической литературой страны Восточной Европы, Украины и Прибалтику для дестабилизации ситуации в СССР. Координировали эту операцию ЦРУ и Священный альянс через работавших на этих территориях священников.
Польша была решающим звеном противостояния, и именно сюда в 1979 году Иоанн Павел II совершил свой первый восточноевропейский визит, ставший отправной точкой для решительных перемен. После избрания президентом Рональда Рейгана между ним и Иоанном Павлом II установились отношения стратегического значения.
7 июня 1982 года в Ватикане произошла первая встреча между Иоанном Павлом II и Р. Рейганом, в результате которой было заключено соглашение о проведении совместной тайной кампании в Польше в целях разрушения «коммунистической империи». Именно после этой встречи Рейган выступил с программной речью в Лондоне, в которой объявил «крестовый поход» против «империи зла». 1983 год он объявляет «годом Библии», что было подтверждено 18 апреля того же года на встрече папы с членами Трехсторонней комиссии, прибывшими в Ватикан почти в полном составе. А в 1984 году между Ватиканом и Вашингтоном устанавливаются дипломатические отношения, и в США открывается не менее полусотни центров «Опус Деи» (хотя представительство ордена в США существует с 1949 года). Члены ордена появляются в Белом доме, в средних и высших эшелонах Пентагона, и с тех пор до настоящего времени влияние ордена не перестает расти. Роль связного между Белым домом и Священным альянсом исходно осуществлял Бжезинский.
Союз Ватикана с Вашингтоном против СССР в 1980-е годы преследовал те же цели, что и его союз с Гитлером в 1930-е: папы ожидали, что их союзники помогут им в реевангелизации русских, в интеграции России в западную систему на условиях Запада. Речь идет о папском проекте Священной Римской империи. В своем стремлении к общеевропейской и мировой власти Ватикан пошел на беспрецедентное изменение отношения не только к иудаизму, но и к масонству. В 1983 году, совпав с развертыванием общезападного наступления на СССР, в Ватикане был принят новый кодекс канонического права, в котором уже отсутствовал действовавший 200 лет канон 2335, запрещавший католикам под страхом отлучения от церкви пребывание в масонских ложах. Он был заменен каноном 1374, в котором говорится: «тот, кто дает свое имя ассоциации, которая работает против Церкви, будет наказан справедливым наказанием; но тот, кто продвигает или руководит такой ассоциацией, будет наказан интердиктом», то есть масонство не упоминается в качестве конспирологической организации, но и не разъясняется, что такое «ассоциация, работающая против Церкви». За устранение старого канона были многие руководители церкви, обосновывающие это тем, что латинское масонство уже эволюционировало в сторону более слабого антиклерикализма, а церковь — к все большей открытости. Правда, в конце того же года декларация указала, что католикам запрещается членство в масонских организациях. Возможно, предполагает О. Четверикова, «что в изменении позиции сыграл свою роль и скандал, связанный с тем, что в октябре 1983 года итальянский журнал Oggi напечатал в одном из своих номеров фотографию, на которой папа Иоанн Павел II присутствует на масонском банкете: он включен в «братскую цепь» со скрещенными руками, образуемую гостями-масонами вокруг банкетного стола. Этот номер едва не подвергся конфискации.
Иоанн Павел II стал первым понтификом, посетившим лютеранскую церковь в Риме, при нем начался диалог с исламом и участились контакты с православием — с целью его поглощения. Применяя практику криптокатолицизма, Ватикан стремится продавить главное — добиться принятия православным миром идеи о папском примате и, естественно, о непогрешимости папы. Активно работает в этом направлении Константинопольский патриархат. Активен Ватикан на украинском и белорусском направлениях, где проникновение католицизма идет рука об руку с экспансией польской культуры. При всей риторике о необходимости диалога с православием Ватикан ни разу не высказался в защиту православных сербов в Косово; впрочем, чего ожидать от структуры, понтифик которой в 1998 году беатифицировал архиепископа Загребского Алоиза Степинца, отсидевшего 16 лет в тюрьме за антисербские преступления во время мировой войны.
Если от православия Ватикан требует уступок, то в отношениях с иудаизмом сам идет на уступки. Самым показательным жестом Иоанна Павла II стало посещение им 13 апреля 1986 года главной синагоги Рима, которое представляло собой первый визит такого рода за всю историю католицизма. Он имел глубоко символическое значение, поскольку означал, как писал один из иудейских авторов, что «Церковь Христова посредством Иоанна Павла II перемещается в синагогу и раскрывает свою связь с иудаизмом, познавая свою собственную тайну». Здесь состоялась встреча папы и его молитвенное общение с главным раввином Рима доктором Елио Тоафом, что стало открытым нарушением церковных канонов, запрещающих католикам религиозное общение с иудеями. Обратившись к раввинам с речью, озаглавленной «Вы — наши старшие братья», папа отметил необходимость более глубокого признания связи и «общего наследия» между иудеями и христианами, упомянув только один раз об Иисусе из Назарета. Причем только для того, чтобы подчеркнуть, что «Он является сыном вашего народа», ни слова не сказав о том, что «Он есть Сын Божий». После 1993 года из всех официальных документов католицизма стали изыматься любые упоминания об убийстве Христа иудеями, из Библии рекомендовалось исключать все слова Христа против иудеев, вносятся изменения в литургических тексты, которые имеют антииудейскую направленность или составлены в духе «вытеснения».
В соответствии с данными требованиями был обновлен и катехизис католической церкви. Теперь главная вина за страдания Христа в нем возлагается на христиан.
Фактически все это означает, что католицизм переходит к такому прочтению Библии, которое допускается иудаизмом, в то время как учение последнего сохраняется в полной неизменности. О сменщике Войтылы Бенедикте XVI говорят, что едва ли в истории найдется еще один папа, который так глубоко изучил труды древних раввинов и который сделал столько для сближения католиков и иудеев. Именно при Бенедикте XVI чиновниками Ватикана была предпринята попытка де-факто реабилитировать Иуду Искариота. В январе 2006 года глава папского совета по вопросам истории, монсеньор Вальтер Брандмюллер и писатель Виттори Масури — оба близкие друзья Бенедикта XVI — заявили, что образ Иуды стал жертвой «теологической инсинуации», которая послужила затем толчком к появлению и развитию антисемитизма, и что они намерены продвигать в массы идею, что он не был предателем, а лишь исполнял волю Божью, как и остальные участники этой истории. Проект был одобрен самим папой, посчитавшим, что он может оказать серьезную помощь в налаживании отношений между христианами и иудеями. Для продвижения новой трактовки образа Иуды Масури и Брандмюллер впервые организовали совместно с Географическим национальным обществом публикацию найденного в ХХ веке апокрифического текста «Евангелие от Иуды», принадлежащего одной из гностических сект, в соответствии с которым Иуда был единственным, кто понял истинную весть Иисуса Христа и предал Его по Его же просьбе. И хотя в силу разразившегося среди верующих скандала, Ватикан вынужден был выступить против этого текста, брешь была пробита.
По сути, заключает автор, при Иоанне Павле II произошел переход от терпимости религий к религии терпимости; это означает дехристианизацию Запада, утрату христианством значения силы, определяющей нормы поведения и ценности. Религия вытесняется эзотерикой, мистикой, магическими верованиями. При этом происходит политическое укрепление католицизма — Ватикан тесно связан со стратегическими планами США и транснациональных политико-экономических структур.
Бенедикт XVI был сторонником идей опусдеизма и мирового правительства. Энциклика Caritas in Veritate весьма созвучна положениям документа «Мировое управление: наша ответственность за то, чтобы глобализация стала шансом для всех» (2001). Энциклика подготавливает общественное мнение к «ответственной глобализации» и «моральной экономике». В силу этого «избранный» Бильдербергским клубом на пост президента ЕС в ноябре 2009 года правоверный католик Херман ван Ромпей с полным основанием мог заявить на своей первой пресс-конференции, что 2009 год стал «первым годом глобального управления».
Важное направление финансовой деятельности Ватикана — развитие католической «этики финансов» как легитимизации спекулятивного капитала.
При изучении финансов Ватикана особый интерес представляет рассмотрение деятельности Банка «Сантандер» — главной финансовой группы Испании, первого банка в еврозоне и девятого в мире по рыночной капитализации. «Сантандер» также близок к «Опус Деи» и входит в важнейшую ротшильдовскую структуру — «Интер-Альфа группу», созданную еще в 1971 году, как раз когда в США было отменено золотое обеспечение доллара, что положило начало демонтажу Бреттон-Вудской системы.
«Интер-Альфа группа» представляет собой банковский консорциум, возглавляемый Королевским банком Шотландии (RBS) и объединяющий одиннадцать контролируемых Ротшильдами ведущих европейских банков, среди которых нидерландский ING Bank, французский Société Générale, ирландский AIB, итальянский Intesa Sanpaolo, португальский Banko Espírito Santo, Национальный банк Греции и др. Королевский банк Шотландии, обслуживающий королевскую семью Великобритании, входит также в «Европейский круглый стол по вопросам финансовых услуг» (ЕКСФУ), который в своих отчетах в последние годы активно отстаивает концепцию создания единого надзорного и контрольного органа (The lead supervisor concept) в качестве наиболее продуктивного средства интеграции европейских финансовых рынков. Данный орган должен стать «мегарегулятором» деятельности всех трансграничных финансовых организаций».
«Сантандер» является, похоже, единственным банком, в рамках которого существует отдельное глобальное подразделение, называемое «Университеты Сантандер», отвечающее за реализацию программы сотрудничества с академическими сообществами в различных странах мира (главным образом в Латинской Америке). Впрочем, есть партнеры у банка «Сантандер» и в России — несколько вузов. Деятельность группы «Сантандер» стала уникальным примером инновационного глобально-сетевого проекта, когда частный банк, объединяя вокруг себя ведущие университеты мира, формирует фактически собственную транснациональную образовательную систему («Сантандер-сеть»). Пытаясь осуществить органический синтез ростовщически-спекулятивных и высокоидейных начал, банк «Сантандер» стал, по сути, олицетворением союза бизнеса с продвинутым католицизмом опусдеистского толка. И в этом тоже можно видеть процесс втягивания Ватиканом религиозных организаций в зону влияния наднациональных структур, возводящих свою Вавилонскую башню — новый мировой порядок. Но, добавлю я уже от себя, нужны ли будут в этом мировом порядке католицизм и папа — большой вопрос. И не разлила ли уже «по их поводу» масло Аннушка-История?
www.odnako.org
А.И. Фурсов: Русских будут убирать с их земли
СЕВЕРНАЯ ЕВРАЗИЯ – ГЛАВНЫЙ ПРИЗ XXI ВЕКА
/ Фурсов Андрей Ильич /
Историк, публицист Андрей Фурсов на заседании круглого стола журнала «Свободная мысль» в дискуссии с коллегами по Изборскому клубу отметил, что современный кризис – это не кризис экономики и технологий, это кризис капиталистической системы.
"Современный кризис – это не кризис экономической системы, это кризис капитализма, который исчерпал свои потенции и не может полностью обеспечить сохранение привилегий господствующей верхушки. Нужна новая система, но рано радоваться. Нужно смотреть, кто демонтирует капитализм, в чьих интересах и с какими последствиями для нас", - пояснил Фурсов.
По его словам, главной чертой посткапиталистического общества станет контроль над информационной и психосферой.
В России этот контроль уже проявляется - в виде разрушения образования и фундаментальной науки, иррационализации сознания (начиная от игр-стрелялок, заканчивая фильмами о Гарри Поттере), в замене религии магией, где нет разделения на добро и зло, а значит – все дозволено.
Контроль над психосферой предполагает и сокращение численности населения, уменьшение ресурсов.
России, имеющей в своих границах богатые ресурсами территории, стоит насторожиться."Здесь фактор борьбы за ресурсы будет играть большую роль, чем в феодальной эпохе. Зон неосвоенных ресурсов осталось две – это Сибирь и Южная Африка.
Украинский кризис – это начало борьбы за Евразию, и начало новой мировой войны. Но мы почему-то думаем, что мировая война – это нечто похожее на 1914 г. или 1939 г.Новая мировая война обязательно будет непохожа на остальные, за исключением 30-летней войны.
Это было четыре локальных конфликта, разнесенных на 30 лет. Если сейчас за Сирией и Украиной последуют Азия или Кавказ, или еще какая-то зона вблизи наших границ, то можно смело говорить о начале принципиально новой мировой войны, которая зеркально повторяет вход в капиталистическую эпоху.
Только теперь это будет выход. И понятно, какая сила будет играть [главную] роль в переустройстве современного мира. Поскольку мир становится антилиберальным, лучшего кандидата на создание антилиберального мира, чем правый радикализм или национал-социализм, не найти.
Это та сила, которая будет переустраивать современную схему, аплодировать этому будут и верхи, и низы. Но низы не поймут, что эта система опустит их еще ниже", - добавил Фурсов.
"Нужно помнить, что Северная Евразия – территория России – главный приз 21 века. Нужно быть сильными, чтобы защитить эту зону. Как говорят американские морпехи: "Если ты выглядишь как еда, тебя рано или поздно сожрут", - заключил историк.
Фурсов Андрей Ильич
Советский и российский учёный-историк, обществовед, публицист; организатор науки. Кандидат исторических наук. Заведующий отделом Азии и Африки, член Учёногосовета Института научной информации по общественным наукам.
Автор более 200 научных работ, в том числе девяти монографий.В 2009 году избран академиком Международной академии наук (International Academy of Science).По результатам Интернет-голосования научного сообщества в 2000–2004 и 2005 гг. вошёл в списки «100 ведущих социо-гуманитарных мыслителей России».
Время партий и государств уходит безвозвратно, если уже не ушло.
Впрочем, и в период своего расцвета и те и другие, как правило, были лишь функциями, орудиями или просто фасадами закрытых структур – лож, клубов, обществ и т.п.
В наступающей эпохе ширмы и фасады уже не столь необходимы, как прежде, маски всё чаще сбрасываются, на арену выходят те, которые раньше были в тени.
Однако сколь бы явным ни было присутствие новых и старых закрытых обществ в мире XXI века, им всё равно понадобится внешняя форма.
И наиболее вероятной формой такого рода на весь кризисный период XXI века, по-видимому, станет импероподобные образования.
В соответствии с цикликой мировой истории РФ вместе с миром вступает в военную эпоху, в эпоху войн нового типа – не мировых, не глобальных (как и холодная война), а всемирно-точечных, очаговых.
Главный приз этих войн – Северная Евразия, Россия: ресурсы, пространство, но без людей. То есть без нас.
И ещё начинается эпоха, которая внешне выглядит как возвращение в далёкое прошлое, но на современной технической основе – эпоха футуроархаики с неоимпериями, неоорденами и многим другим, «что и не снилось нашим мудрецам».
Грядёт Очень Серьёзная Игра – на вылет из Истории.
Русских будут убирать с их земли.Фурсов А.И.
ss69100.livejournal.com
А.И. Фурсов - Мир будущего
С середины 1970-х годов идёт демонтаж капитализма. Он как бы “едет” в своё “додемократическое прошлое”, в эпоху “железной пяты” и ост-индских компаний, этих предшественниц нынешних транснациональных корпораций, только более крутых, чем эти последние. Свёртывание прогресса и есть способ создания мировой верхушкой их нового мира.
Для большей части человечества этот “новый мир” обернётся новыми “тёмными веками” — не путать со Средневековьем, стартовавшим в IX в. распадом империи Карла Великого. “Тёмные века” — это время между серединой VI в. (окончательно перестала работать система римских акведуков; 476 г. как конец Римской империи — фальшивая выдумка римских первосвященников, выпячивавших таким образом свою роль) и серединой IX в.
Темновековье — это, действительно, эпоха мрака и крови, в отличие от оболганного деятелями Ренессанса и особенно Просвещения (жуликами типа Вольтера) Средневековья — светлой, вплоть до начала XIV в. эпохи; XIV-XVII вв. — новое темновековье, у которого, впрочем, был столь же зазывный, сколь фальшивый фасад — Ренессанс.
1.2. Есть ли альтернатива западной модели будущего (новым темным векам)?
На данный момент такая альтернатива просматривается плохо. Сейчас главное не дать реализоваться темновековому проекту, а там будет видно. Альтернатива — сопротивление глобальной повестке, т. е. курсу на варварское сокращение населения планеты, разрушение государства (суверенитета), семьи, науки, образования, здравоохранения, последнее, как заметил М. Мур, превращается в здравозахоронение.
1.3 Есть ли возможность вернуться на тот путь развития, по которому планета шла 50-60 лет назад?
— Едва ли. Возвращения и реставрации в истории невозможны. Невозможно повторить уникальную эпоху 1945-1975 гг. — рывок человечества во главе с СССР в будущее, рывок, искусственно прерванный тупой советской номенклатурой и расчётливой верхушкой капиталистического мира. Советская верхушка за этот ситуационный союз расплатилась разрушением СССР.
1.4 Можно ли вернуть людям уверенность в завтрашнем дне, надежду и оптимизм?
— Оптимизм — это состояние души сильных и цельных людей, умеющих не просто менять обстоятельства, но создавать их. Оптимизм - это нелёгкий, но в то же время радостный труд, часто наперекор судьбе. Оптимизм нельзя дать, подарить, вернуть. Он рождается в борьбе. Разумеется, есть биохимическая (генетическая) основа оптимизма, тем не менее, оптимизм — социальная функция здоровых обществ.
Достаточно сравнить советское общество середины 1930-х — середины 1960-х годов (“Нам нет преград на суше и на море”, “Туманность Андромеды” И. Ефремова и многое другое) с советским же обществом 1970-1980-х годов — усталым, циничным, саркастическим и безрадостным. И это при том, что жить в 1970-е годы стало комфортнее, легче и сытнее; страх ушёл, а счастье не наступило. 1960-е годы были кратким мигом надежд, которые не осуществились ни у нас, ни в мире.
1.5 Можно ли поставить прогресс на службу всем людям (или хотя бы большинству)?
— СССР пытался. И лет тридцать у нас это выходило. Значит — можно. Только нужно быть бдительными и помнить сталинское предупреждение о том, что по мере развития социализма классовая борьба обостряется, т. е. налицо угроза перерождения. Так оно и произошло, причём одними из первых переродились определённые сегменты ЦК КПСС и КГБ. Недоработала партийная инквизиция.
1.6 Мечта — черновой набросок будущего. О чем же люди мечтают сегодня?
— Разные люди мечтают о разном. Это зависит от того, на что они ориентированы — на явь, навь или правь. Т. е. либо на мир тёмных и вульгарных страстей (богатство и удовольствие любой ценой для себя лично и в ущерб другим), либо на солидарный труд на основе социальной справедливости и сохранения своей этнокультурной идентичности.
2. Проблема “золотого миллиарда” — самая опасная проблема современности, согласны ли Вы с этим?
Проблема “золотого миллиарда” в том виде, в каком она формулировалась, не является самой опасной, поскольку миллиард этот размывается. В Европе его размывают арабы, турки, курды, африканцы, и их будет всё больше. Такое впечатление, что европейскую часть “золотого миллиарда” списали и спускают в “унитаз истории”, то ли пытаются селективным путём с помощью выходцев с Юга выработать из европейцев новый тип, который не числом, а уменьем станет биться за будущее.
Правда, пока что молодые образованные европейцы эмигрируют в Канаду, Австралию, Новую Зеландию, но не в США, где скоро будет тоже горячо. Ведь там социальные проблемы замешаны на расовых: негры, которых теперь принято называть афроамериканцами, испаноязычные (латинос). Расовый и этнокультурный состав Запада меняется.
Собственно, Запада в привычном смысле уже и нет. Есть постзападное постхристианское общество, стремительно закатывающееся в “лунку Истории”. Какой-то план у тех, кого Б. Дизраэли называл “хозяевами истории”, а писатель О. Маркеев “хозяевами мировой игры”, есть, но, во-первых, похоже, ситуация выходит из-под контроля. Во-вторых, развёртывается борьба внутри мировой правящей элиты (она ведь не едина) за будущее. Вот на этих противоречиях нам и надо сыграть, как это сделал Сталин в 1930-е годы.
2.1 Какое место отведено России и русским (в обобщенном смысле этого слова, т. е. жителям России) по этому плану?
— В исходном плане места для русских и многих других незападных народов, думаю, нет. Но, повторю, план, похоже, ломается. Впрочем, несколько линий глобалисты обрабатывают очень жёстко: разрушение государства, семьи, образования, здравоохранения и науки. Это часть их глобальной повестки.
Поэтому, несмотря ни на какую риторику и ситуационные громкие акции во внешней политике, я поверю в благие намерения только такой власти у нас, которая остановит погром науки, образования и здравоохранения, т. е. поломает глобальную повестку в этих областях. Что это за борьба за суверенитет государства сегодня, если всё идёт так, что завтра некому и нечем (отсутствие здоровых мужиков и мозгов) будет его защищать?
2.2 Какой план можем предложить вместо этого мы?
— Мы — это кто? Народ, олигархи, власть? Чтобы предложить план, нужно иметь стратегию. Чтобы иметь стратегию, нужно иметь идеологию. У нас государство — формально — без- и внеидеологическое, а удел тех, у кого в сегодняшнем мире нет идеологии, а следовательно, своего проекта будущего — пикник на обочине истории в ожидании, что, может быть, хозяева позовут на новый праздник жизни. Не позовут даже служивших им “плохишей”: “Рим предателям не платит”.
Цель у России может быть только одна — выжить и победить в XXI в., сохранив идентичность, население и территорию. Это — программа-минимум. Сделать это можно только путём создания социальной системы, основанной на социальной справедливости, тогда Власть и Родина становятся одним и тем же. Люди могут убивать из-за денег, но умирать из-за денег никто не будет. За Родину — будут, Великая Отечественная война это показала.
Потому-то мы и победили — за нами была справедливая социальная система, чей коллективистски-антикапиталистический характер соответствовал русским архетипам сознания и подсознания и культурно-историческому коду; как говорил Александр Блок, большевизм “есть свойство русской души, а не фракция в Государственной думе”.
XXI век станет временем жесточайшей борьбы за будущее, когда целые государства, этносы, культуры будут нещадно, без сантиментов стираться Ластиком Истории. Отморозки от власти (имя им легион, один пример — посмотрите на лицо X. Клинтон) не остановятся ни перед чем.
В этой борьбе выживут и победят сплочённые социальные системы, спаянные единым ценностным кодом, характеризующиеся минимальной социальной поляризацией и имеющие в себе высокий процент носителей знания, эдакие нации-корпорации. Олигархические системы в этой борьбе не выживут, их участь — стать экономическим удобрением, навозом для сильных; собственно, иного они и не заслуживают. Во второй половине XX в. олигархизировавшиеся структуры власти в СССР дважды блокировали прогресс и жестоко поплатились за это.
В середине 1960-х годов СССР готов был совершить научно-технический рывок в будущее, превратившись из системного антикапитализма в реальный посткапитализм, однако это было в интересах как советской номенклатуры, так и верхушки мирового капиталистического класса. Прорыв был жёстко заблокирован, а взлёт цен на нефть и детант внесли в советские верхи чувство успокоенности и глубокого удовлетворения. У нас нередко брежневские времена вспоминают с умилением — стабильность, уверенность в завтрашнем дне.
И в краткосрочной перспективе так оно и было, однако в среднесрочной (не говоря уже о долгосрочной перспективе, брежневская эпоха была проеданием будущего, временем упущенных исторических возможностей. “Мешковатые старики... боявшиеся собственных жён” (Э. Неизвестный) профукали будущее системы — она умирала в них и посредством них.
И это при том, что в многослойном СССР существовал супермощный научно-технический комплекс, который должен был рвануть в будущее не позже начала 1990-х годов. Однако если порыв 1960-х подсекли детантом и нефтью, то второй — перестройкой и разрушением СССР, в основе которых лежало банальное желание части советской номенклатуры “записаться в буржуинство”.
Остаётся надеяться, что состоявшаяся в самом конце 1980-х годов эвакуация режима была не только финансовой, но и научно-технической. Впрочем, “выстрел из будущего” — это прекрасно, но и самим надо не плошать.
3. Чтобы России (и нам вместе с ней) выжить в сложившейся ситуации, необходимо отбиться от внешней атаки. Известна истина, что, когда собаку бьют палкой, та, чтобы спастись, должна кусать не палку и даже не руку, а горло того, кто держит палку. Для того чтобы найти это горло, нужно очень хорошо представлять себе структуру современного мира, знать силы, действующие в нем и места их обитания.
3.1 Дает ли наука, которую представляете Вы, ответ на эти вопросы?
— Да, даёт. Враг России — глобальные ростовщики и обслуживающие их политики, журналисты, шоу-деятели, причём не только за пределами нашей страны, но и внутри неё. В последнем случае речь идёт о регрессорах, рушащих ценностные, интеллектуальные и технологические основы нашего общества.
Но они всего лишь безликие функции глобальной матрицы, чапековские саламандры, о которых писатель говорил: “Они приходят как тысяча масок без лиц”. Иными словами, главный враг — глобальная матрица, эдакая выросшая до планетарных размеров паучиха Шелоб из “Властелина колец”. Кстати, идею глобальной Матрицы (G-Matrix) как структуры и средства, навязывающей мировому населению определённый образ мышления, выдвинули деятели Римского клуба ещё в 1970 г.
3.2 Есть ли механизм, связывающий научные достижения с практической политикой (или дипломатией, или кто там сегодня решает задачи выживания и власти) в нашей стране?
— Задачи выживания и побед в любой стране должно решать прежде всего руководство страны. Вопрос в том, насколько умело и честно оно это делает, насколько отождествляет себя со своей страной. Наконец, насколько развит у него инстинкт самосохранения, насколько он сильнее хватательного инстинкта и страсти к красивой жизни.
Если последние перевесят, то рано или поздно явится История в виде Шелоб или собственного народа и скажет с нехорошей ухмылкой: “Ты всё пела? Это дело: так поди же, попляши!” И пляска эта скорее всего будет Dance macabre — пляской смерти.
3.3 Есть ли в России силы, способные привести её к спасению?
— Надеюсь, что есть. Но вообще-то спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Как пелось в “Интернационале”: “Никто не даст нам избавленья: / Ни бог, ни царь и ни герой. / Добьёмся мы освобожденья / Своею собственной рукой”. Мы долго раскачиваемся, но быстро ездим. Так что надежда всегда есть.
3.4 Как их найти и сплотить?
— Лучший способ сплочения — общее дело на основе общих ценностей. Но какое общее дело может быть у богача и бедняка, вора и нищего?
3.5 Какую идеологию должна принять Россия в XXI веке?
— Идеологии не висят в магазине на вешалке, они рождаются в кровавых и жестоких кризисах как ответ на вопрос, какое будущее мы хотим для себя, наших детей и внуков. Великие идеологии современности — марксизм, либерализм (умер в 1910-е годы, не путать с тем, что называют так сейчас на Западе и, тем более, в России) и консерватизм родились в Европе в эпоху революций 1789-1848 гг.
3.6 Не пора ли в России создавать военно-духовное сословие?
— Сословия не создаются, они возникают в ходе истории. Думаю, однако, время сословий, как и монархии, прошло — отжили, vixerunt, как сказал бы Цицерон. Тем более в истории России сильной сословной системы, как и аристократии, не было.
3.7 На протяжении последних 400 лет в начале каждого века Россия участвовала в войне, грозящей ей уничтожением:
1610-е годы — Великая смута;
1710-е — Северная война;
1810-е — Отечественная война с Наполеоном;
1910-е — Первая мировая.
3.8. Это случайность или закономерность? Сейчас идут 2010-е.
— Могу привести другой ряд: Ливонская (1558-1583), с Польшей (1654-1667), Семилетняя (1756-1763), Крымская (1853-1856), Великая Отечественная (1941-1945). Их значение не меньше, так что мистики цифр тут нет.
4. “Хозяева истории” строят свои модели общества будущего. В связи с этим возникает ряд вопросов:
4.1 Всякая ли модель, придуманная человеком, сможет функционировать (т. е. быть жизнеспособной)?
— Конечно, не всякая.
4.2 Всякая ли модель будет способна к развитию?
— То же самое.
4.3 Есть ли критерии, позволяющие различать жизнеспособные и нежизнеспособные системы ещё на этапе их моделирования?
— Боюсь, что нет. Мы можем оценивать лишь степень вероятности. Может быть хилая модель, но мир вокруг меняется, и данная модель оказывается наиболее адекватной — это как рецессивная мутация в развитии биосистем. И наоборот: есть сильная, хорошо адаптированная модель, но резко меняется ситуация и условно: динозавры вымирают, а маргинальные “землеройки” захватывают освободившиеся экологические ниши.
4.4 Есть ли методология, позволяющая строить заведомо жизнеспособные системы?
— В стремительно меняющемся мире скорее возможны принципы негативного ряда — т. е. то, чего не следует делать.
4.5 Есть ли своя модель будущего у нас?
— Пока я её не вижу. А вообще модели рождаются в борьбе, в частности — в сопротивлении Злу.
5. Вы неоднократно упоминаете в своих лекциях теорию систем. Но единой для всех теории систем нет, их десятки.
5.1 Какую из них имеете в виду Вы?
— Теория систем — штука универсальная, у неё есть подразделы, например, теория живых (антиэнтропийных) систем, куда входит общество.
5.3. Есть ли сейчас в этой теории систем приложение, описывающее общество?
— Есть различные теории социальных систем, например, теория формаций Маркса, кстати, далеко не худшая. Теории Александра Богданова, Вильфредо Парето.
6. Какова роль авраамических религий в жизни общества?
6.1 Как вы относитесь к работе Л. Н. Толстого “Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении”?
Толстой зафиксировал очевидные вещи — отличие того, о чём, согласно Евангелиям, учил Иисус, от того, что стало Библейским проектом, у истоков которого стоит Павел, в последнем на самом деле много осталось от Савла. Действительно, там, где у Иисуса — любовь, у Павла и церкви — страх; Иисус конфликтовал с властью, Павел и церковь призвали к подчинению им. В схеме Павла много от Ветхого завета — этого “окна уязвимости” христианства.
Не случайно в России в XIX в. Ветхий и Новый завет не печатали под одной обложкой. Что касается различий между мечтой, революци онным порывом, с одной стороны, и организацией, этот порыв утилизующей, то Ф. Достоевский посвятил этому “Легенду о Великом инквизиторе”. Иисус вряд ли додумался бы до инквизиции, иезуитства и догмата о непогрешимости папы.
6.2 Согласны ли Вы с тезисом, что после Христа христианство было переписано фарисеями?
— После Христа христианство было не переписано, а создано; процесс создания длился 150-200 лет (III-IV вв. н. э.), когда был создан корпус литературы и выстроены — по модели Римской империи — иерархия и территориальное устройство. Был разработан Библейский проект, адекватный новой эпохе.
Если до этого в зоне Средиземноморья социальный контроль носил внешний характер, главными были “культура стыда” и внешне-силовой контроль — “египетская модель”, нашедшая максимальное воплощение в Римской империи и римском праве, то изменившиеся условия потребовали более тонких и более глубоких, интериоризированных форм уже не просто социального, но социально-психологического контроля — изнутри. Отсюда — “культура совести”.
Т. е. мир и человек на рубеже I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. настолько усложнились, что одного насилия оказалось мало. Библейский проект — это и есть комбинация внутреннего и внешнего подчинения с приматом первого, причём часть функций внешнего подчинения взяла на себя христианская церковь, поэтому многие социальные движения принимали форму ересей.
К концу XV в. католическая церковь настолько скомпрометировала себя, а ереси настолько расшатали её положение, что ей был брошен вызов со стороны протестантизма.
Будучи ударом по католицизму и противостоя ему (по накалу — вплоть до религиозных войн XVI — первой половины XVII вв., по сравнению с деятелями которых наш Иван Грозный — это пример гуманизма и набожности), протестантизм парадоксальным образом не только ослабил, но временно отчасти укрепил Библейский проект.
Во-первых, он создал его более современную (в плане ориентации на деньги, на успех, на селективную избранность — в этом плане протестантизм есть максимально иудаизированная версия христианства), более жестокую и в то же время более простую форму; во-вторых, стал своеобразным клапаном для исхода недовольных из Pax Catholica, внеся в последний успокоение.
Но ненадолго. Время работало против обеих версий христианства, отколовшихся от ортодоксии (православия). Наступала новая эпоха, для структурного и рефлексивного управления в которой нужно было институционально оформленное рациональное знание — наука. И не случайно в той же Франции развитию такого знания (например, в лице Декарта) способствовали иезуиты.
В XVIII — начале XIX в. Библейский проект, трещавший по швам, пережил ещё одну мутацию: христианская вера была отброшена, и появилась сначала протоидеология в виде проекта британских масонских лож, реализованного главным образом на французской почве, — Просвещение, а затем идеология в трёх её базовых формах: консерватизм, либерализм, марксизм.
Это были уже безрелигиозные, т. е. терминальные формы Библейского проекта, выступавшие одновременно и как средства борьбы, и как формы социального контроля над резко усложнившейся общественной средой. Как когда-то христианские священники отодвинули или уничтожили жречество (на территории Руси — ведическое), так в XVIII-XX ВВ. масоны, идеологи либерализма, марксизма, нацисты обрушились на христианскую церковь. В данном случае весьма уместно вспомнить фразу блаженного Августина о том, что “наказания без вины не бывает”, или: каким судом судите...
Вообще нужно сказать, что исходная сложность христианства, отражающая сложность европейской цивилизации эпохи поздней античности (элементы античности, иудейской и германской традиций), — это одновременно и сила, и слабость. Сложная композиция может быть разобрана на части. Это ислам един — его можно только на куски рубить, а вот христианство чревато неожиданными мутациями. Ведь заметил же Н. А. Бердяев, что христианство чревато католицизмом, католицизм — протестантизмом, а протестантизм — атеизмом (я бы добавил сюда масонство).
Это одна линия. Католицизм чреват вырождением в неожреческую иерархию. И разве папа римский после принятия догмата о непогрешимости папы — это не верховный жрец неоязыческого по сути культа? А непростые отношения христианства и иудаизма, уже провозглашённого римским первосвященником “старшим братом”? И не является ли “старший брат” Большим Братом? Кто-то скажет: откуда язычество? Христианство — монотеистическая религия.
Но, во-первых, “язычество” — это негативный ярлык, который представители авраамических религий вешают на всё неавраамическое.Во-вторых, иудаисты и мусульмане ставят под сомнение “твёрдую искренность” христиан в монотеизме — Троица, иконы. Так что не всё так просто с христианством, и то, что способствовало его экспансии, может оказаться серьёзной проблемой. Впрочем, кажется, в том же Ватикане хорошо это понимают.
В настоящее время Библейский проект почти на финише, равно как и феномен идеологии; мировые верхушки срочно ищут замену. И уже сегодня кое о чём можно догадаться. С одной стороны, “хозяева мировой игры” лихо крушат образование и науку, уводя первое и вторую в закрытые структуры, стремясь превратить население в вечных подростков, которым культуру заменяют комфорт и чувство глубокого физического удовлетворения.
Приведу только два примера — американское кино и телевидение. В своё время журналист Д. Робинсон в газете “Таймс” написал следующее: “1985 год войдёт в историю как самый мрачный период в американском кино. Именно в этом году Голливуд после почти семидесятилетнего господства в кинопромышленности отбросил всякие претензии на то, чтобы служить здоровому интеллекту взрослого человека”.
А вот что поведала ведущая довольно примитивной передачи о здоровье “Жить здорово” Е. Малышева. В передаче “На ночь глядя” (от 11.02.2016 г.), взахлёб повествуя о своём журналистском обучении вместе с другими восточноевропейцами в США в середине 1990-х годов, она сказала, на кого их учили ориентироваться в своих телепередачах: “Вы должны делать телевидение по простоте изложения для одиннадцатилетних недоразвитых подростков”.
Судя по передаче, она это и делает. Какой контраст с передачами о здоровье советского времени, которые вела, например, умная, интеллигентная, далёкая от самодовольства и воспитанная Э. Белянчикова!
Превращение взрослых людей в недоразвитых подростков, живущих не интеллектом, а гормонально-инстинктивными программами, попросту говоря, дебилизация (этому служат и всевозможные ток-шоу) преследует простую цель: воспитать абсолютно несамостоятельную личность, которую будет легко подключить к глобальной коммуникационной сети в качестве полностью управляемой “клетки”. Творческого, минимально интеллектуального человека в “клетку” электронного мозга, контролируемого неожрецами и техно-магами, не превратишь.
С другой стороны, всё больше средств вкладывается в исследования NBICS — нано-био-инфо-когно-социо. Речь, по-видимому, идёт об установлении дистанционного контроля живущей на плавучих городах или в недоступных сухопутных анклавах элиты над психосферой массы населения. Что-то подсказывает мне: сегодня в виде и под маской дистанционного образования, максимально примитивизирующего само образование, исключающего из него личностное начало (учитель) и дебилизирующего объект обучения, на самом деле отрабатываются методы и формы дистанционного психосоциоконтроля “верхов” над “низами”.
Думаю, однако, эта схема провалится, прежде всего — в России. Борьба с регрессорами требует одну важную вещь: их ни в коем случае нельзя персонализировать, это не личности, а функции, биороботы Матрицы, внешне цивилизованные и порой благообразные орки. Но орк есть орк, т. е. нечто своей воли не имеющее и подгоняемое чужой злой волей.
6.3 Разве христианство это не религия, созданная рабовладельцами для рабов?
— В конечном счёте, если огрублять, спрямлять и определять нечто по социальной функции, то да, — Иисус, ясно, это о другом. Но ведь и Маркс — это одно, а марксизм — это другое, недаром Маркс говорил, что он не марксист.
Интересно, что бы сказал Иисус о творцах системы христианства, не говоря уже о нынешнем состоянии последнего? Думаю, вспомнил бы своё “не мир, но меч...”. Впрочем, “рабовладельцев и рабов” можно поменять на “феодалов” и “крестьян”, “буржуа” и “пролетариев”. Христианская церковь просуществовала в трёх социальных системах — антично-рабовладельческой, феодальной и капиталистической (и даже в системном антикапитализме — СССР — сохранилась, правда, в модифицированном чекистами виде).
6.4 Согласны ли вы с тезисом, что исповедание чужой (пришедшей от другого народа) религии — это духовное порабощение?
— Конечно, согласен. Это духовная диверсия, когда чуждый имплант ин териоризируется, и некая система (этнос, государство) становится почвой для самореализации Чужих. Заёмные боги — это как кредит под очень высокий процент, только отдавать долг приходится не деньгами, а искорёженной исторической судьбой.
6.5 В лекциях Вы говорите: “Ордынский период был самым благоприятным для РПЦ”. Не привело ли принятие Ордой в XIV веке ислама к борьбе на уничтожение?
— Не привело. Православные священники молились в церквях за басурманского царя, благоволившего к ним. А вот как только Орда ушла в небытие, русские властители сразу же взялись за церковь. Первые шаги в этом направлении сделал Иван III, продолжили — круто — Иван IV и — мягко по форме, но жёстко по содержанию — Алексей Михайлович. Ну а Пётр I привёл форму в соответствии с содержанием: патриархия была отменена, вместо этого учредили Синод, де-факто — министерство по делам церкви.
Так что действия большевиков по отношению к церкви, если отвлечься от эксцессов Ленина и Троцкого, а также полутроцкиста Хрущёва, вполне в русле и традиции русской власти. В России со времён оболганного Ивана Грозного церковь всегда была при власти, самодержец был главнее церковных иерархов, которым в случае чего быстро указывали их место.
Поэтому-то церковь и поддержала в 1917 г. февралистов, предвкушая свободу от верховной светской власти. Весьма недальновидно: вскоре большевики им это объяснили. Кстати, в это же время, только намного более зверски (латиноамериканский темперамент), мексиканские революционеры объясняли католическим священникам их историческую неправоту. Беда только, что в обоих случаях — русском и мексиканском — пострадало много ни в чём не повинных простых священников.
6.6 Годится ли нам православие в качестве государственной идеологии?
— Православие не годится в качестве государственной идеологии по нескольким причинам. Во-первых, религия и идеология — принципиально разные формы организации идей; идеология по своей сути есть отрицание религии; совпадение функций в данном случае неважно. Во-вторых, как говорил В. Г. Белинский, русский мужик не религиозен, он суеверен.
Кстати, до середины XVII в., до реформы Алексея — Никона на русском православии лежал сильный отпечаток ведической религии. До этого поворота не было формулы “я — раб божий”, вместо этого — “отрок божий”, т. е. потомок бога. Это типичная формула ведической религии славян, в которой боги — предки людей. В-третьих, в России под православием, как и под монархией, черту подвёл 1917 г. — vixerunt (отжили).
Интересно, что как только после февральского переворота солдатам разрешили не ходить на молебны, более 80% перестали это делать — вот такой “народ-богоносец”. Вообще у нас представление о русском человеке сформировано несколькими писателями, которые русского мужика практически не знали. Это прежде всего Лев Толстой и Фёдор Достоевский, фантазии которых (в одном случае светлые, “дневные”, в другом — больные, “ночные”) мы принимаем за реальность.
Читать-то в этом плане надо прежде всего Н. Лескова, отчасти Г. Успенского и А. Чехова, ещё от меньшей части — И. Бунина. Но это к слову. В-четвёртых, Россия — полирелигиозная страна, я уже не говорю о том, что у нас полно атеистов (вот я, например, атеист).
А то, что бывшие коммунистические начальники со свечкой в церкви стоят, так это у них просто замена партбилета. Был партбилет, теперь вместо него иконка и свечка. Как говорил Аввакум, “ишо вчера был блядин сын, а топерво батюшко”. В-пятых, время религии во всём мире уходит; нынешний взрыв исламизма — явление политическое, это арьергардные бои.
Андрей Фурсов
***Окончание следует.
ss69100.livejournal.com
Политическая история книжные анонсы от Андрея Фурсова
Доллары террора: Соединенные Штаты и исламисты
Р. Лабевьер
LABEVIERE R. LES DOLLARS DE LA TERREUR: LES ETATS-UNIS ET LES ISLAMISTES. – P.: GRASSET, 1999. 439 P.
Книга главного редактора «Международного радио Франции» (RFI) посвящена подъему исламизма в мире в 1990-е годы и той роли, которую играло в этом процессе ЦРУ США. Преследуя краткосрочную цель, пишет Лабевьер, стратеги Пентагона сделали ставку на ислам, не думая о возможных негативных последствиях, наступивших очень скоро: война в Персидском заливе, рассматривавшаяся американцами как полицейская акция, нанесла арабо-мусульманскому миру серь езную травму. Именно с этого времени вооруженный исламизм начал предпринимать попытки освободиться от своего покровителя и обратить оружие против него.
Реализация первой цели началась с «пакта «Куинси», заключенного президентом Ф.Д. Рузвельтом с маликом Саудовской Аравии Абд-уль-Азизом (1902– 1953) 14 февраля 1945 года на борту американского крейсера. Содержание пакта можно разделить на пять блоков. Малик обещал снабжать США нефтью в больших количествах по умеренным ценам (в Саудовской Аравии сосредоточено 26% ее разведанных мировых запасов, и саудовская нефть составляет основу импортируемой США нефти). В обмен президент гарантировал Саудам безоговорочную защиту от любой возможной внешней угрозы.
«Пакт «Куинси» привел к перелому в истории международных отношений. «Вытеснив британское влияние, этот пакт утвердил Соединенные Штаты в качестве доминирующего партнера в ближневосточной игре — в ущерб европейским государствам. Наконец, он узаконил долгосрочную сделку, условия которой будут служить образцом для других соглашений того же типа, особенно в Средней Азии». Заключение пакта 1945 года в конечном счете сделало США и Саудовскую Аравию покровителями исламизма.
Второй целью США было нанесение удара по арабскому национализму. В противовес националистам, прежде всего Насеру, американцы начали поддерживать исламистов. Крупнейшей из таких организаций были «Братья-мусульмане», основанная еще в 1928 году Х. аль-Банной и С. Кутбом. Эти лидеры выступали за воссоединение политики и религии. Стратегия братства включала отказ от сотрудничества со светскими «безбожными» властями и использование «законного насилия». С 1956 года ЦРУ наряду с саудовским маликом Файсалом начало финансировать «Братьев». «Братья-мусульмане» стали «материнской организацией» для большинства современных исламистских движений в мире и постепенно обзавелись связями во многих арабских странах.
Третья цель США, начавших поощрять исламизм, — поражение СССР в Афганистане. Однако в конце ХХ века у Америки появилась еще одна важная задача, решение которой также предполагало использование исламистов. Речь идет о глобализации. Автор проводит параллель между процессом экономической и финансовой глобализации и развитием международного/исламистского терроризма, который тоже меняет свои цели, методы и источники финансирования.
Терроризм является полноценным интегральным элементом экономических и социальных изменений мирового порядка. Геополитические формы, в которые отливается исламистская идеология, обретают экономическую рентабельность, апеллируя к статичным и архаичным порядкам. Герои этой идеологии, выступающие «по совместительству» охранниками завершающейся неолиберальной глобализации, «стали субподрядчиками американского влияния в Средиземноморье, на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и на Дальнем Востоке».
По мнению Лабевьера, «приватизацию» исламистского терроризма и взаимопроникновение экономических программ и военных акций в совершенстве воплощает бывший саудовец миллиардер У. бен Ладен — чистый продукт американских спецслужб. По словам одного дипломата, через транснациональную организацию бен Ладена развивается новый вид терроризма — биржа наемников, управляемая законами рынка, где ислам выступает в качестве лучшего алиби. Ядро этих наемников составляют «афганцы» ЦРУ — наследие холодной войны и одновременно один из фундаментов современной организованной преступности.
Вооруженные и обученные американцами боевики-исламисты (около 10 тыс. арабских добровольцев, из них половина — саудовцы) сыграли важную роль в победе США в Афганистане. Затем они рассеялись по миру, чтобы принять участие в других «священных войнах». В 90-е годы деятельность «афганцев» ощутили многие страны, например, Египет, Босния, Хорватия, Франция.
Бен Ладен пользовался активной поддержкой «Братьев-мусульман», которые, как подчеркивает Лабевьер, имеют связи со спецслужбами не только англосаксонских стран, но Третьего рейха (Четвертого рейха, добавлю я), Китая и др.
Особое внимание Лабевьер уделяет американским спецам (и их структурам) по исламизму. Экспертами по исламизму для Госдепартамента, Совета национальной безопасности и спецслужб выступают разные «фабрики мысли» типа Вашингтонского института или корпорации «Рэнд» и исследовательские центры американских университетов. В их среде существуют две школы. Видным представителем одной из них является Д. Пайпс, рассматривающий исламизм как опасность для свободного мира. Апогея данный подход достиг в книге С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций» (который, правда, пишет о противостоянии Западу не исламизма, а самого ислама).
Другая школа (Дж. Эспозито, Дж. Энтелис, Г. Фуллер) считает, что исламизм представляет собой нечто вроде «теологии освобождения», с помощью которого ведется законная борьба против автократических и коррумпированных режимов. Представители этого направления ратуют за политический диалог с исламизмом. По мнению Г. Фуллера, исламистские движения не обязательно реакционны — по меньшей мере в политическом смысле: пусть они социально консервативны, но они выражают политические стремления среднего класса и мелкой буржуазии, даже если и пользуются в равной мере поддержкой низших классов (с.188), а потому с исламистами можно и нужно договариваться. Однако, по мнению Лабевьера, не существует разрыва между вооруженной борьбой «исламизма у власти» (стремящегося к власти) и социальной деятельностью «исламизма власти», набирающего силу в средних слоях и толкающего власть мирным путем к исламизации общества («исламизация снизу», по выражению французского исламоведа Ж. Кепеля). И те и другие исламисты строго придерживаются принципа, исходя из которого между мусульманами и неверными не может быть подлинного мира.
Обе американские школы мысли имеют доступ к властям, спецслужбам и лобби. Несмотря на их разногласия, цель у них одна — обеспечить прагматизм и эффективность американской политики. Они способствуют развитию «конфликтов низкой интенсивности» — театров действий по преимуществу вооруженных исламистских группировок. При этом защита прав человека и религиозных меньшинств служат алиби в преследовании экономических и финансовых интересов США, их корпораций или отдельных ведомств.
«Мы уже лет десять являемся свидетелями возникновения американской тайной внешней политики. За коммюнике Государственного департамента вырисовываются внешнеполитические действия, которые определенным образом противоречат позициям, официально объявленным правительством первой державы в мире. Налицо тайные «внешние политики» — именно так, во множественном числе, поскольку интересы разных агентств и частных субподрядчиков не всегда подчиняются одной линии поведения».
Завершая книгу, Лабевьер дает широкую картину «адресов и явок» исламистов во всем мире. Список впечатляет. Это Индонезия, Филиппины, ЮАР, Нигер и даже Латинская Америка. В ЮАР толчком к развитию исламистских движений стало создание шиитскими общинами сил самообороны для противостояния бандам черного населения на племенной основе — этаким криминальным картелям. В Латинской Америке речь должна идти об исламо-латиноамериканском треугольнике на стыке границ Аргентины, Бразилии и Парагвая. Нелегальной торговле здесь способствует близость водопадов Игуасу, который посещают более 40 тыс. туристов в год (что затрудняет контроль властей за прибывающими), и сильная пересеченность местности водными потоками. Поэтому парагвайский город Сьюдаддель-Эсте – латиноамериканская столица подделки и контрабанды оружия и взрывчатки. Через исламо-латиноамериканский треугольник, который служит штаб-квартирой не только латиноамериканских, но и китайских и ближневосточных мафий, проходит 80% колумбийского кокаина.
Центральную роль в отмывании капиталов исламистов играют банки Швейцарии, Люксембурга, Лондона и офшорные зоны. Впрочем, разве лондонский Сити — не крупнейший в мире офшор? Я знаю, кто-то не согласится и скажет: нет, главный — Ватикан. Спорный вопрос. Но для исламистов, думаю, это не имеет значения, и Лабевьер это хорошо показывает.
Кулисы террора
Р. Лабевьер
LABEVIERE R. LES COUL ISSES DE LA TERREUR. P.: GRASSET, 2003. 368 P.
Вторая книга Р. Лабевьера об исламистском терроризме и его связях с англосаксонскими (США, Великобритания) спецслужбами написана после событий 11 сентября 2001 года. По мнению автора, теракт 11 сентября не представляет собой перелома в историческом развитии, а является наглядным проявлением в концентрированном виде перелома, который произошел значительно раньше, у его истока пять составляющих.
1. Конец союза США с суннитским исламизмом против СССР в Афганистане (произошел в ходе первой войны в Персидском заливе, когда американские войска появились на священной для мусульман земле — в Саудовской Аравии).
2. Гибель пятнадцати американских солдат в Могадишо. С нее начался отход ООН от практики военного вмешательства в конфликты с гуманитарными целями, а значит — маргинализация самой ООН ввиду ее неспособности к урегулированию кризисов и сохранению международной стабильности. Следствиями этого стали, в частности, геноцид в Руанде и вмешательство в Косово.
3. Проведенные Пакистаном летом 1998 года ядерные испытания с помощью Северной Кореи.
4. Остановка мирного процесса на Ближнем Востоке в связи с провалом вторых переговоров в Кэмп-Дэвиде и началом второй интифады (сентябрь 2000 года).
5. Негативные последствия глобализации: 826 млн человек в мире хронически недоедают, а 100 тыс. человек умирают каждый день от голода (притом что мировое сельское хозяйство способно прокормить 12 млрд человек). Ситуацию усугубляют неадекватная политика многонациональных компаний в области продовольственных культур и неэквивалентный торговый обмен, выгодный странам Севера. В бедных странах это порождает структурные диспропорции в экономике, фрустрацию и конфликты.
Эти пять резких изменений, если угодно, — переломов начали задавать логику развития мира задолго до теракта 2001 года, последний — лишь проявление объективного исторического процесса.
Лабевьер, писавший свою книгу в самом начале XXI века, весьма скептически относится к «неспособности» США справиться с бен Ладеном, который все время «ускользает». «Уже давно маршрут перемещений бен Ладена напоминает «похищенное письмо» Эдгара Алана По, которое лежит у всех на виду, но которого никто не хочет видеть. В чем причина такой слепоты? В том, что эти перемещения осуществляются по сети исламистских групп, финансируемых с начала 1950-х годов Саудовской Аравией при благосклонном отношении Соединенных Штатов, которые использовали их активистов против Насера, Арафата, Советской армии в Афганистане, а затем, по окончании холодной войны, против Китая в Центральной Азии. С начала 1990-х годов, с распадом СССР, одной из ставок является контроль над богатым нефтью и газом регионом Каспийского моря: возвращается «Большая игра».
Лабевьер подчеркивает: еще в 1990-е годы бен Ладен вмешался в борьбу за власть в Саудовской Аравии: взрывы в казармах Национальной гвардии в 1995 году и на американской военной базе в Хубаре в 1996 году были направлены на ослабление позиций Абдуллы, что было выгодно его сводным братьям из клана Судейри, к которому принадлежит покровитель бен Ладена Турки. Провал берлинских переговоров США с «Талибаном» и послужил Абдулле предлогом для смещения Турки. Этот шаг был предпринят в русле общей политики Абдуллы по саудизации администрации и экономики страны. Турки знал, что Пентагон перешел к подготовке вторжения в Афганистан. Остается тайной, где он был и что делал непосредственно перед терактами 11 сентября.
Автор не исключает, что уже к 2003 году бен Ладена не было в живых; он приводит мнение тогдашнего президента Пакистана Мушаррафа о смерти бен Ладена в 2001 или 2002 году. Много мифов, отмечает Лабевьер, создано и по поводу «Аль-Каиды», которой в книге уделено большое внимание. «Хотя «Аль-Каида» располагает Советом (Маджлисуш-шура) и пятью комитетами (вооруженной борьбы, финансовых ресурсов, юридических дел, религиозных дел и внешних сношений), она не структурирована по пирамидальному и международному образцу, подобно Коминтерну с центральным руководством, и не представляет собой головной части какого-то мирового зеленого оркестра или террористического интернационала. Испытав сильное влияние структуры египетских ≪Братьев-мусульман≫, она приближается скорее к движению, которое более или менее непосредственно объединяет относительно автономные, изолированные, текучие ячейки, находящиеся в процессе постоянной перестройки. Хотя они и придерживаются единой теолого-политической доктрины, различные организации, которые можно отнести к движению бен Ладена, располагают большой свободой маневра и правом инициативы. В конечном счете название ≪Аль-Каида≫ — это скорее общая отсылка, нежели название централизующей структуры≫.
Лабевьер приводит высказывание бывшего председателя Ассоциации арабских банкиров Лондона Дж. Кардуша об арабской финансовой системе: последнюю трудно понять западному человеку, поскольку она не вписывается в его картину мира, пронизанную культурной геометрией. Этой системе присуща поразительная извилистость, а деньги уподобляются свободно текущей воде, не оставляющей следов. К финансовой структуре бин Ладина применима концепция ≪корневища≫ (rhizome) Ж. Делёза и Ф. Гуаттари, которая передает идею аморфности и способности принимать разнообразные формы. В отличие от корня корневище не имеет ни начала, ни конца, это система без центра, иерархии, организующей памяти, любая точка которой может соединиться с любой другой точкой. Именно такую структуру имеет движение бен Ладена, не требующее единого центра. Облегчает функционирование террористической сети процесс глобализации, начало которому положило одностороннее решение Р. Никсона в 1971 году отменить золотой стандарт, что разрушило международный валютный порядок. В конечном счете эта дерегуляция привела к исчезновению границ между законными видами коммерческой и финансовой деятельности и неформальной экономикой.
Ничто больше не препятствует наркокартелям и прочим мафиозным структурам безнаказанно вливать свои колоссальные средства в не поддающийся контролю международный финансовый механизм. Одна из таких структур —организация бен Ладена, которая ввиду своей аморфности представляет собой не ≪табличную систему≫ с горизонтальным расположением составных частей, а ≪систему очередностей (sequences)≫: личную и семейную; банковскую; ассоциативную; сферу мусульманской диаспоры и прямого аферизма. Исламистские группы организуют сбор средств у диаспоры и парафискальную систему обложения законной мелкой торговли, а также традиционных видов преступной деятельности (кражи, мошенничество с кредитными карточками и системами социальной помощи, вооруженные грабежи, угон автомобилей, торговля поддельными документами, проституция, наркоторговля). Тем самым преступность получает идеологическое —если не общественное —оправдание. Благодаря диаспоре и семейной коммерции деловые сети исламистов опутали все побережье Индийского океана.
Как ≪похищенное письмо≫ Э.А. По, секреты финансирования терроризма давно находятся у всех на виду. Рано или поздно расследование установит факт сообщничества между американскими и саудовскими финансовыми кругами в финансировании радикального исламизма и приведет непосредственно к семье Бушей и ее друзьям в политической и нефтяной сфере. Установлено, что давний друг президента Дж. Буша-младшего Дж. Бат руководит в Хьюстоне банком, одним из инвесторов которого был Х. бин Махфуз. Советник последнего С. Барана до декабря 2001 года входил в правление Carlyle Group.
Эта финансовая группа была создана в Вашингтоне в 1987 году, контролирует около 160 обществ в 55 странах, а ежегодная сумма ее сделок составляет около 16 млрд долларов.
Рано или поздно расследование также установит, что решение напасть на Ирак было принято в декабре 2001 —январе 2002 года. При этом, как провидчески заметил Лабевьер, американские имперские амбиции создают опасный прецедент. ≪Если государство-агрессор является в вопросе законности своих действий не только заинтересованной стороной, но и судьей, следует опасаться, что больше не существует ограничений на распространение насилия. В таком случае сведены на нет (balayes) все результаты развития международного права, достигнутые с окончания Второй мировой войны… Превентивная доктрина американских ястребов —это варварский порядок и превращение права сильного в универсальное право≫.
Дискурс бесконечной войны с террором сопровождается изобретением особого языка — новояза, если воспользоваться выражением Дж. Оруэлла. Еще в 1946 году писатель подчеркивал связь между тоталитарной мыслью и извращением языка. 11 сентября привело к возникновению не нового мира, а нового языка, с помощью которого нас пытаются заставить поверить в приход этого мира. Пример оруэлловского новояза —постоянное использование администрацией Буша термина ≪коалиция≫ для оправдания войны в Ираке, в то время как ее ведут только англосаксы —американцы и британцы. Другой пример —≪ограда безопасности≫, как называет Шарон построенную им стену на Западном берегу Иордана.
≪Главная функция новояза —успокаивать. И это удобнее делать с помощью бога, что прекрасно поняли господа Буш и Блэр, которые неустанно его поминают≫.
www.odnako.org
Андрей Фурсов. Тезисы выступления
Глобальный социально-экономический кризис, его причины, параметры, особенности протекания и вероятные сценарии дальнейшего развития
Семинар Школы менеджмента «Бирюч» 25 февраля 2017 года
Критерии прогресса и кризиса, суверенитет и взаимозависимость государств, стратегия выживания или развития России – в выступлении рассмотрены эти и связанные с ними вопросы
Андрей Фурсов – кандидат исторических наук, директор Института системно-стратегического анализа, директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, академик International Academy of Science (Инсбрук, Австрия)
Размышления о кризисе лучше всего начать с критического описания того, что является его зеркальным отражением, – то есть прогресса. Все разговоры о прогрессе, которые ведутся в западной цивилизации на протяжении последних 200 лет, – это разговоры на языке религиозных традиций с линейным временем.
У истории не может быть никаких целей – это религиозная постановка вопроса. Другое дело, что история социальных систем – как и систем биологических, в отличие от процессов развития неживой материи, – имеет антиэнтропийный характер. Следовательно, постановка вопроса об усилении антиэнтропийного потенциала социальных систем вполне возможна. Однако в пространстве линейной логики и линейной телеологии говорить о прогрессе социальных систем всё равно непросто.
Например, в 1820-х годах валовой продукт Китая в два раза превышал валовой продукт Западной Европы. Но разве из этого следует, что Западная Европа с Англией в качестве ядра капиталистической системы начала XIX века была менее прогрессивна, чем Китай? Между тем Китай действительно по валовому продукту превосходил Западную Европу. И то, что сейчас происходит с Китаем и с Индией, – это на самом деле возвращение исторического процесса на те пути, по которым он протекал с древности и до середины или конца XVIII века. Период господства Запада, на самом деле, чрезвычайно короткий.
Как определять критерии прогресса? Например, у ацтеков и у майя не было колеса, и в повседневном обиходе они не пользовались железными ножами. Были ли они из-за этого менее развитыми, чем, скажем, европейцы XVI века? Им просто колесо не было нужно, они решали задачи, связанные с вращательным движением, иначе. Или другой вопрос: какая система более прогрессивная – феодальная или капиталистическая? Казалось бы, однозначно капиталистическая. Между тем для основной массы населения капиталистическая эпоха с самого ее начала и до рубежа XIX и XX веков – это социальный ад. И только чуть более века назад ситуация начала выправляться – да и то лишь для ядра капиталистической системы, которое стало решать свои проблемы за счет ограбления периферии: в результате периферия стала жить значительно хуже, чем до капитализма. То есть прогресс ядра был обеспечен регрессом периферии. У нас почему-то всегда, когда говорят о прогрессивности капитализма, представляют себе Швецию, США, Францию. Но ведь Гаити, Нигерия, Эквадор, Индонезия, южная часть Индии – это тоже капиталистическая система. Иными словами, сама постановка вопроса о прогрессивности той или иной социальной системы всегда упирается в вопрос о критериях.
Если взять историю России, то у нас было 4 относительно спокойных – при этом не скажу, что счастливых, – тридцатилетия, когда накапливался социальный жирок. Первое тридцатилетие – это первая треть XVI века, когда почти не было войн, за исключением 1514 года, когда мы потерпели страшное поражение от литовцев, но тем не менее в ту пору была спокойная жизнь, наблюдался экономический рост. Второе тридцатилетие – последняя треть XVII века, то есть время непосредственно перед петровскими преобразованиями. Затем было тридцатилетие замечательного русского царя Николая I, которого оболгали точно так же, как Ивана Грозного и Иосифа Сталина. И наконец, последнее счастливое тридцатилетие – 1955–1985 годы. Но вместе с тем ни одно из этих тридцатилетий не было беспроблемным. В одном проявлялся прогресс, а в другом – регресс. Поэтому я вообще стараюсь не употреблять термин «прогресс». В реальности мы имеем дело с трансгрессом – то есть с прогрессом в одной сфере и для одной группы и с регрессом в другой сфере и для другой группы. В этом отношении у Станислава Ежи Леца есть хороший афоризм: «Считать ли это прогрессом, если людоед научился пользоваться ножом и вилкой?» Можно привести и еще одно высказывание на сей счет – американского социолога Баррингтона Мура-младшего из его книги «Социальные истоки диктатуры и демократии. Роль помещика и крестьянина в создании современного мира». Он писал: «Революции рождаются не столько из победного крика восходящих классов, сколько из предсмертного рева тех слоев, над которыми вот-вот сомкнется волна прогресса».
Теперь о мировом кризисе. Мировая капиталистическая система вступила с 1970-х годов в состояние системного кризиса терминального характера: капитализм свой потенциал исчерпал, и в нем появилось много такого, что противоречит самой капиталистической системе, а самое главное – капитал перестал нуждаться в тех ограничителях, в единстве с которыми он и конституировал капиталистическую систему. Кроме того, капиталистическая система – как в свое время и экстенсивная античная рабовладельческая система – породила на своей периферии огромную массу населения, с которой она просто ничего не может сделать. Отсюда и одна из главных затей Римского клуба – сокращение населения планеты до полутора-двух миллиардов. Именно поэтому сейчас особое значение приобретают разнообразные экологические движения и идеологии, которые представляют собой цельную и последовательно реализуемую программу фактического геноцида.
Так, World Wildlife Fund, по сути, реализует политику, которую можно назвать защитой природы путем расчистки планеты от человека. Человек признается одним из биологических видов, и какой-нибудь паучок на Амазонке имеет, согласно этой доктрине, точно такие же права, как и человек. А принц Филипп, герцог Эдинбургский, – муж британской королевы Елизаветы II, – который долгое время курировал Всемирный фонд дикой природы, откровенно признался, что «хотел бы вернуться на Землю смертоносным вирусом, чтобы раз и навсегда избавить ее от лишнего числа едоков». Сейчас, например, World Wildlife Fund занят сохранением генетического наследия одного каннибальского племени, проживающего на границе между Венесуэлой и Бразилией. Доказывается с привлечением всей мощи современных СМИ, что сохранение жизненного пространства этого племени очень важно для поддержания разнообразия планеты. То есть экологизм как идеология позднекапиталистической элиты – это, если называть вещи своими именами, идеология геноцида большей части населения планеты.
Необходимо отметить новые тенденции в развитии производительных сил позднекапиталистического общества, связанные с изменением соотношения вещественных и невещественных (информационных) факторов производства. Капитал есть овеществленный труд, реализующий себя в качестве самовозрастающей стоимости, тогда как сегодня решающую роль приобретают информационные (нематериальные) факторы производства, которые Маркс в свое время назвал «духовными производительными силами». Следовательно, посткапиталистическая неэгалитарная система, планируемая нынешними «хозяевами истории» (Бенджамин Дизраэли), должна основываться на отчуждении именно нематериальных факторов производства. Она будет стремиться к тому, чтобы сохранить свою монополию на знания – этот главный фактор производства. Что для этого надо сделать? Во-первых, разрушить образование и низвести его до очень низкого уровня. Во-вторых, разрушить науку и сконцентрировать научные исследования в абсолютно закрытых центрах. То есть лишить образование и науку той доступности для широких масс населения, какая еще сохраняется сейчас. Вводится и соответствующая новая система организации науки – когда всё решает политика выдачи или, соответственно, невыдачи грантов.
Совершенно отдельный вопрос – контроль над ресурсами, которых становится всё меньше. Очевидно, что наиболее эффективной силой, способной осуществлять этот контроль, является государство. Но даже полусуверенных государств в мире не так много. Те же Соединенные Штаты не вполне суверенны, потому что после ползучего переворота, который начался убийством Кеннеди и завершился импичментом Никсона, США превратились из государства в преимущественно кластер транснациональных корпораций. Не вполне суверенное государство и Китай. То же самое можно сказать и о нас, хотя нам определенный суверенитет гарантирует обладание ядерным оружием. Евросоюз – это вообще не государство. Но даже частичный суверенитет США, Китая и России мешает окончательному утверждению нового мирового порядка, управляемого крупнейшими корпорациями. Однако в складывающейся геополитической обстановке, когда мир начинает распадаться на макрорегионы и возрастает угроза войны, совсем разрушать государства нельзя. Поэтому здесь нужны какие-то другие варианты.
Вообще у любой нелинейной системы есть три варианта развития. Вертикальный – собственно развитие, горизонтальный – застой, обратный, попятный – деградация. Сейчас – после победы Трампа – можно с уверенностью сказать, что на какой-то весьма продолжительный период времени выбран застойный сценарий. Реиндустриализация Америки, о которой говорит Трамп, – это на самом деле продолжение прежнего курса, только другим способом. Это способ оттянуть решение проблемы, но не решение как таковое. И дело тут не в победе условных «промышленников» над условными «финансистами». Просто стратегически Запад находится сейчас примерно в таком же положении, в каком был Рим со времен Траяна и Адриана, – когда была утрачена стратегическая инициатива и осуществлялся переход от наступления к обороне.
Огромная демографическая масса из Латинской Америки, Африки и с Ближнего Востоке давит на Запад и превращает его в своего рода пост-Запад. Это означает, что сам ход развития западной цивилизации времен капитализма сломлен – и это очень существенно меняет конфигурацию кризиса, который помимо классового приобретает еще и расовый характер. Нас ждет повторение того, что произошло полторы тысячи лет назад: пришли варвары и смели прогнивший античный мир. При этом античный мир внутренне уже был готов к приходу варваров – в нем была мода на варварскую одежду, его видные полководцы были из варваров. То же самое ждет Запад и сейчас. Пройдет еще 10–15 лет, и немецкая армия будет состоять в основном из турок и курдов, а французская – из африканцев и арабов. Арнольд Тойнби в свое время сказал, что Запад погубит союз внешнего и внутреннего пролетариата, подразумевая под пролетариатом, естественно, совсем не то, что этот термин означает в марксизме.
При этом никуда не делись и другие проблемы. Налицо неуклонное падение производительности капитала. Целые зоны перестают быть рентабельными из-за бегства капитала, при этом нет средств и механизмов принудительного воспроизводства ликвидности, потому что государство уходит из этого процесса. И наступает нечто вроде тепловой смерти. Другая нарастающая проблема, как отмечают аналитики, – тотальная административная зарегулированность: управленческий механизм генерирует такой объем нормотворческой информации, который в итоге блокирует каналы обратной связи, управление перестает отвечать на внешние вызовы. Наконец, происходит деградация образования и мышления. «Информационное общество» – в кавычках, естественно, – оказалось неспособным решить проблему адаптации объемов поглощаемой информации к приобретенному на ее основе знанию ввиду ограниченных возможностей человеческого мозга. Это ведет к деградации управленческой элиты. Нельзя не согласиться с теми, кто отмечает: процессы выработки и принятия решений перестают быть адекватными, руководители всех уровней всё глубже погружаются в ту или иную виртуальную версию происходящего, которая со временем начинает всё более кардинально расходиться с реальностью. Отсюда – невозможность выработки альтернативных сценариев. Это происходит во всех странах, в том числе и в России.
Но в России есть и целый ряд других проблем. Приведу лишь такую статистику. Примерно 89 процентов всего национального богатства принадлежит группе из 105 тысяч миллионеров и 96 миллиардеров. При этом износ основных фондов промышленности составляет 53 процента, в добывающей отрасли – 65 процентов, в коммунальной сфере – 70–80 процентов. Доходы населения стремительно падают. И на этом фоне встает задача заретушировать этот неимоверный социальный и вообще бытийный разрыв. Способ здесь один – если говорить о том, чтобы именно заретушировать, а не решить проблему, – усиливать патриотическую риторику. Но патриотизм должен опираться на достижения, однако все наши значимые и знаковые исторические достижения – из советской эпохи. Получается, что капиталистический патриотизм должен апеллировать к достижениям социалистической эпохи, а это нонсенс.
Имеется и целый ряд внешнеполитических проблем. Например, наши отношения с Китаем и с США. Возникает вопрос: это отношения каких режимов? Все три режима – кланово-олигархические, а потому по определению неспособны задать новую мировую повестку развития, а ведь только задающий такую повестку становится подлинным лидером развития, в том числе развития мирового. На основе кланово-олигархического капитализма у России нет будущего. Эти режимы нежизнеспособны, что показали и позднесоветская, и позднесамодержавная эпохи. К тому же всякий раз, когда у режима возникают существенные трудности, олигархи очень быстро откупаются головами главных начальников, как это произошло с Николаем II и в мягкой форме с Горбачевым. Но самый серьезный изъян таких режимов заключается в том, что их как слабое звено и балласт сбрасывают более сильные олигархические режимы в условиях мировых кризисов.
В 2006 году я написал статью «Корпорация-государство». Это понятие не следует путать с корпоративным государством. Корпоративные государства – это Третий рейх и муссолиниевская Италия. В понятии «корпорация-государство» существительное выступает по своей функции в качестве прилагательного. Корпорация-государство функционирует как корпорация, главная задача которого – отсечь от общественного пирога максимальное количество населения данной страны. Это принципиально новая форма государственности. Дальше наступает просто уже отмирание государства. Структурная единица организации корпорации-государства – это клан. Поэтому корпорация-государство является той самой формой, в которой существует олигархический капитализм.
Чтобы выжить, режиму надо иметь массовую поддержку, репрессивный аппарат и готовую идеологию. Однако подобного комплекта у олигархических режимов, как правило, не оказывается под рукой, и им остается плыть по волнам, как об этом блестяще написал в одном из своих романов Олег Маркеев, описывая ельцинскую администрацию: «Новые обитатели здания из шустриков президентской администрации представлялись Максимову нелепыми пингвинами, сдуру залезшими на макушку айсберга. Они могли всласть гадить на нем, составлять свое представление о мире, в котором живут, устанавливать свои законы для прочих обитателей птичьего базара, даже считать, что они прокладывают курс айсбергу. Но он нес их, повинуясь невидимым глубинным течениям. Его миром был океан, который не объять птичьим умом». То есть вывод простой: если играть на мировой арене всерьез, нужно понимать, как устроен мир и как он функционирует. Это – необходимое условие. Достаточным условием является такое изменение (желательно сверху) природы и структуры режима, которое обеспечит единство интересов верхов и низов на основе разделяемых целей и ценностей. Разумеется, это легче декларировать, чем сделать, но кто сказал, что история и борьба за существование в ней – легкий процесс?
Источник: dynamic-of-civilizations.ru
dynamic-of-civilizations.ru
Андрей Фурсов. Тезисы выступления
Глобальный социально-экономический кризис, его причины, параметры, особенности протекания и вероятные сценарии дальнейшего развития
Семинар Школы менеджмента «Бирюч» 25 февраля 2017 года
Критерии прогресса и кризиса, суверенитет и взаимозависимость государств, стратегия выживания или развития России – в выступлении рассмотрены эти и связанные с ними вопросы
Андрей Фурсов – кандидат исторических наук, директор Института системно-стратегического анализа, директор Центра русских исследований Московского гуманитарного университета, академик International Academy of Science (Инсбрук, Австрия)
Размышления о кризисе лучше всего начать с критического описания того, что является его зеркальным отражением, – то есть прогресса. Все разговоры о прогрессе, которые ведутся в западной цивилизации на протяжении последних 200 лет, – это разговоры на языке религиозных традиций с линейным временем.
У истории не может быть никаких целей – это религиозная постановка вопроса. Другое дело, что история социальных систем – как и систем биологических, в отличие от процессов развития неживой материи, – имеет антиэнтропийный характер. Следовательно, постановка вопроса об усилении антиэнтропийного потенциала социальных систем вполне возможна. Однако в пространстве линейной логики и линейной телеологии говорить о прогрессе социальных систем всё равно непросто.
Например, в 1820-х годах валовой продукт Китая в два раза превышал валовой продукт Западной Европы. Но разве из этого следует, что Западная Европа с Англией в качестве ядра капиталистической системы начала XIX века была менее прогрессивна, чем Китай? Между тем Китай действительно по валовому продукту превосходил Западную Европу. И то, что сейчас происходит с Китаем и с Индией, – это на самом деле возвращение исторического процесса на те пути, по которым он протекал с древности и до середины или конца XVIII века. Период господства Запада, на самом деле, чрезвычайно короткий.
Как определять критерии прогресса? Например, у ацтеков и у майя не было колеса, и в повседневном обиходе они не пользовались железными ножами. Были ли они из-за этого менее развитыми, чем, скажем, европейцы XVI века? Им просто колесо не было нужно, они решали задачи, связанные с вращательным движением, иначе. Или другой вопрос: какая система более прогрессивная – феодальная или капиталистическая? Казалось бы, однозначно капиталистическая. Между тем для основной массы населения капиталистическая эпоха с самого ее начала и до рубежа XIX и XX веков – это социальный ад. И только чуть более века назад ситуация начала выправляться – да и то лишь для ядра капиталистической системы, которое стало решать свои проблемы за счет ограбления периферии: в результате периферия стала жить значительно хуже, чем до капитализма. То есть прогресс ядра был обеспечен регрессом периферии. У нас почему-то всегда, когда говорят о прогрессивности капитализма, представляют себе Швецию, США, Францию. Но ведь Гаити, Нигерия, Эквадор, Индонезия, южная часть Индии – это тоже капиталистическая система. Иными словами, сама постановка вопроса о прогрессивности той или иной социальной системы всегда упирается в вопрос о критериях.
Если взять историю России, то у нас было 4 относительно спокойных – при этом не скажу, что счастливых, – тридцатилетия, когда накапливался социальный жирок. Первое тридцатилетие – это первая треть XVI века, когда почти не было войн, за исключением 1514 года, когда мы потерпели страшное поражение от литовцев, но тем не менее в ту пору была спокойная жизнь, наблюдался экономический рост. Второе тридцатилетие – последняя треть XVII века, то есть время непосредственно перед петровскими преобразованиями. Затем было тридцатилетие замечательного русского царя Николая I, которого оболгали точно так же, как Ивана Грозного и Иосифа Сталина. И наконец, последнее счастливое тридцатилетие – 1955–1985 годы. Но вместе с тем ни одно из этих тридцатилетий не было беспроблемным. В одном проявлялся прогресс, а в другом – регресс. Поэтому я вообще стараюсь не употреблять термин «прогресс». В реальности мы имеем дело с трансгрессом – то есть с прогрессом в одной сфере и для одной группы и с регрессом в другой сфере и для другой группы. В этом отношении у Станислава Ежи Леца есть хороший афоризм: «Считать ли это прогрессом, если людоед научился пользоваться ножом и вилкой?» Можно привести и еще одно высказывание на сей счет – американского социолога Баррингтона Мура-младшего из его книги «Социальные истоки диктатуры и демократии. Роль помещика и крестьянина в создании современного мира». Он писал: «Революции рождаются не столько из победного крика восходящих классов, сколько из предсмертного рева тех слоев, над которыми вот-вот сомкнется волна прогресса».
Теперь о мировом кризисе. Мировая капиталистическая система вступила с 1970-х годов в состояние системного кризиса терминального характера: капитализм свой потенциал исчерпал, и в нем появилось много такого, что противоречит самой капиталистической системе, а самое главное – капитал перестал нуждаться в тех ограничителях, в единстве с которыми он и конституировал капиталистическую систему. Кроме того, капиталистическая система – как в свое время и экстенсивная античная рабовладельческая система – породила на своей периферии огромную массу населения, с которой она просто ничего не может сделать. Отсюда и одна из главных затей Римского клуба – сокращение населения планеты до полутора-двух миллиардов. Именно поэтому сейчас особое значение приобретают разнообразные экологические движения и идеологии, которые представляют собой цельную и последовательно реализуемую программу фактического геноцида.
Так, World Wildlife Fund, по сути, реализует политику, которую можно назвать защитой природы путем расчистки планеты от человека. Человек признается одним из биологических видов, и какой-нибудь паучок на Амазонке имеет, согласно этой доктрине, точно такие же права, как и человек. А принц Филипп, герцог Эдинбургский, – муж британской королевы Елизаветы II, – который долгое время курировал Всемирный фонд дикой природы, откровенно признался, что «хотел бы вернуться на Землю смертоносным вирусом, чтобы раз и навсегда избавить ее от лишнего числа едоков». Сейчас, например, World Wildlife Fund занят сохранением генетического наследия одного каннибальского племени, проживающего на границе между Венесуэлой и Бразилией. Доказывается с привлечением всей мощи современных СМИ, что сохранение жизненного пространства этого племени очень важно для поддержания разнообразия планеты. То есть экологизм как идеология позднекапиталистической элиты – это, если называть вещи своими именами, идеология геноцида большей части населения планеты.
Необходимо отметить новые тенденции в развитии производительных сил позднекапиталистического общества, связанные с изменением соотношения вещественных и невещественных (информационных) факторов производства. Капитал есть овеществленный труд, реализующий себя в качестве самовозрастающей стоимости, тогда как сегодня решающую роль приобретают информационные (нематериальные) факторы производства, которые Маркс в свое время назвал «духовными производительными силами». Следовательно, посткапиталистическая неэгалитарная система, планируемая нынешними «хозяевами истории» (Бенджамин Дизраэли), должна основываться на отчуждении именно нематериальных факторов производства. Она будет стремиться к тому, чтобы сохранить свою монополию на знания – этот главный фактор производства. Что для этого надо сделать? Во-первых, разрушить образование и низвести его до очень низкого уровня. Во-вторых, разрушить науку и сконцентрировать научные исследования в абсолютно закрытых центрах. То есть лишить образование и науку той доступности для широких масс населения, какая еще сохраняется сейчас. Вводится и соответствующая новая система организации науки – когда всё решает политика выдачи или, соответственно, невыдачи грантов.
Совершенно отдельный вопрос – контроль над ресурсами, которых становится всё меньше. Очевидно, что наиболее эффективной силой, способной осуществлять этот контроль, является государство. Но даже полусуверенных государств в мире не так много. Те же Соединенные Штаты не вполне суверенны, потому что после ползучего переворота, который начался убийством Кеннеди и завершился импичментом Никсона, США превратились из государства в преимущественно кластер транснациональных корпораций. Не вполне суверенное государство и Китай. То же самое можно сказать и о нас, хотя нам определенный суверенитет гарантирует обладание ядерным оружием. Евросоюз – это вообще не государство. Но даже частичный суверенитет США, Китая и России мешает окончательному утверждению нового мирового порядка, управляемого крупнейшими корпорациями. Однако в складывающейся геополитической обстановке, когда мир начинает распадаться на макрорегионы и возрастает угроза войны, совсем разрушать государства нельзя. Поэтому здесь нужны какие-то другие варианты.
Вообще у любой нелинейной системы есть три варианта развития. Вертикальный – собственно развитие, горизонтальный – застой, обратный, попятный – деградация. Сейчас – после победы Трампа – можно с уверенностью сказать, что на какой-то весьма продолжительный период времени выбран застойный сценарий. Реиндустриализация Америки, о которой говорит Трамп, – это на самом деле продолжение прежнего курса, только другим способом. Это способ оттянуть решение проблемы, но не решение как таковое. И дело тут не в победе условных «промышленников» над условными «финансистами». Просто стратегически Запад находится сейчас примерно в таком же положении, в каком был Рим со времен Траяна и Адриана, – когда была утрачена стратегическая инициатива и осуществлялся переход от наступления к обороне.
Огромная демографическая масса из Латинской Америки, Африки и с Ближнего Востоке давит на Запад и превращает его в своего рода пост-Запад. Это означает, что сам ход развития западной цивилизации времен капитализма сломлен – и это очень существенно меняет конфигурацию кризиса, который помимо классового приобретает еще и расовый характер. Нас ждет повторение того, что произошло полторы тысячи лет назад: пришли варвары и смели прогнивший античный мир. При этом античный мир внутренне уже был готов к приходу варваров – в нем была мода на варварскую одежду, его видные полководцы были из варваров. То же самое ждет Запад и сейчас. Пройдет еще 10–15 лет, и немецкая армия будет состоять в основном из турок и курдов, а французская – из африканцев и арабов. Арнольд Тойнби в свое время сказал, что Запад погубит союз внешнего и внутреннего пролетариата, подразумевая под пролетариатом, естественно, совсем не то, что этот термин означает в марксизме.
При этом никуда не делись и другие проблемы. Налицо неуклонное падение производительности капитала. Целые зоны перестают быть рентабельными из-за бегства капитала, при этом нет средств и механизмов принудительного воспроизводства ликвидности, потому что государство уходит из этого процесса. И наступает нечто вроде тепловой смерти. Другая нарастающая проблема, как отмечают аналитики, – тотальная административная зарегулированность: управленческий механизм генерирует такой объем нормотворческой информации, который в итоге блокирует каналы обратной связи, управление перестает отвечать на внешние вызовы. Наконец, происходит деградация образования и мышления. «Информационное общество» – в кавычках, естественно, – оказалось неспособным решить проблему адаптации объемов поглощаемой информации к приобретенному на ее основе знанию ввиду ограниченных возможностей человеческого мозга. Это ведет к деградации управленческой элиты. Нельзя не согласиться с теми, кто отмечает: процессы выработки и принятия решений перестают быть адекватными, руководители всех уровней всё глубже погружаются в ту или иную виртуальную версию происходящего, которая со временем начинает всё более кардинально расходиться с реальностью. Отсюда – невозможность выработки альтернативных сценариев. Это происходит во всех странах, в том числе и в России.
Но в России есть и целый ряд других проблем. Приведу лишь такую статистику. Примерно 89 процентов всего национального богатства принадлежит группе из 105 тысяч миллионеров и 96 миллиардеров. При этом износ основных фондов промышленности составляет 53 процента, в добывающей отрасли – 65 процентов, в коммунальной сфере – 70–80 процентов. Доходы населения стремительно падают. И на этом фоне встает задача заретушировать этот неимоверный социальный и вообще бытийный разрыв. Способ здесь один – если говорить о том, чтобы именно заретушировать, а не решить проблему, – усиливать патриотическую риторику. Но патриотизм должен опираться на достижения, однако все наши значимые и знаковые исторические достижения – из советской эпохи. Получается, что капиталистический патриотизм должен апеллировать к достижениям социалистической эпохи, а это нонсенс.
Имеется и целый ряд внешнеполитических проблем. Например, наши отношения с Китаем и с США. Возникает вопрос: это отношения каких режимов? Все три режима – кланово-олигархические, а потому по определению неспособны задать новую мировую повестку развития, а ведь только задающий такую повестку становится подлинным лидером развития, в том числе развития мирового. На основе кланово-олигархического капитализма у России нет будущего. Эти режимы нежизнеспособны, что показали и позднесоветская, и позднесамодержавная эпохи. К тому же всякий раз, когда у режима возникают существенные трудности, олигархи очень быстро откупаются головами главных начальников, как это произошло с Николаем II и в мягкой форме с Горбачевым. Но самый серьезный изъян таких режимов заключается в том, что их как слабое звено и балласт сбрасывают более сильные олигархические режимы в условиях мировых кризисов.
В 2006 году я написал статью «Корпорация-государство». Это понятие не следует путать с корпоративным государством. Корпоративные государства – это Третий рейх и муссолиниевская Италия. В понятии «корпорация-государство» существительное выступает по своей функции в качестве прилагательного. Корпорация-государство функционирует как корпорация, главная задача которого – отсечь от общественного пирога максимальное количество населения данной страны. Это принципиально новая форма государственности. Дальше наступает просто уже отмирание государства. Структурная единица организации корпорации-государства – это клан. Поэтому корпорация-государство является той самой формой, в которой существует олигархический капитализм.
Чтобы выжить, режиму надо иметь массовую поддержку, репрессивный аппарат и готовую идеологию. Однако подобного комплекта у олигархических режимов, как правило, не оказывается под рукой, и им остается плыть по волнам, как об этом блестяще написал в одном из своих романов Олег Маркеев, описывая ельцинскую администрацию: «Новые обитатели здания из шустриков президентской администрации представлялись Максимову нелепыми пингвинами, сдуру залезшими на макушку айсберга. Они могли всласть гадить на нем, составлять свое представление о мире, в котором живут, устанавливать свои законы для прочих обитателей птичьего базара, даже считать, что они прокладывают курс айсбергу. Но он нес их, повинуясь невидимым глубинным течениям. Его миром был океан, который не объять птичьим умом». То есть вывод простой: если играть на мировой арене всерьез, нужно понимать, как устроен мир и как он функционирует. Это – необходимое условие. Достаточным условием является такое изменение (желательно сверху) природы и структуры режима, которое обеспечит единство интересов верхов и низов на основе разделяемых целей и ценностей. Разумеется, это легче декларировать, чем сделать, но кто сказал, что история и борьба за существование в ней – легкий процесс?
Источник: dynamic-of-civilizations.ru
dynamic-of-civilizations.ru
